Главная » Алфавитный каталог авторов » Е » Адыгские просветители об общественном строе народов Северо-Западного Кавказа в конце XVIII - первой половине XIX вв.

Е. Н. Ефименко

Адыгские просветители об общественном строе народов Северо-Западного Кавказа в конце XVIII - первой половине XIX вв.

ADYGHES ENLIGHTENERS’ VIEWS ABOUT POLITICAL SYSTEM OF THE PEOPLES OF THE NORTH-WESTERN CAUCASUS AT THE END OF THE 18TH – THE FIRST HALF OF THE 19TH CENTURIES

E. N. Yefimenko

Данная статья посвящена изучению политического устройства народов Северо-Западного Кавказа в конце XVІІІ – первой половине XІX вв. в освещении представителей адыгейской интеллигенции. Автором систематизированы взгляды адыгских просветителей Султана Хан-Гирея и Султана Адыль-Гирея, раскрыты роль и значение национальных лидеров в процессе централизации Черкессии, изучена эволюция политического строя абадзехов, шапсугов и натухайцев в направлении сословно-представительной монархии.

The paper is dedicated to the analysis of political system of the North-Western Caucasus peoples at the end of the 18th – the first half of the 19th centuries as it was depicted by the representatives of Adyghe intelligentsia. The points of view of Adyghe enlighteners, such as S. Khan-Ghyrey and Sultan Adyl-Ghyrey are systematized. The role and signifi cance of national leaders in the process of Circassia’s centralization is exposed. The evolution of political system of the Abadzekhs, the Shapsugs and the Natukhais towards social estate-representative monarchy is studied.

Ключевые слова:
социально-экономическое развитие, орудия труда, хозяйство, общественный строй, народы Северо-Западного Кавказа, политическое устройство, адыги, просветители, национальные лидеры, централизация, сословно-представительная монархия, разделение труда, торговля, субэтнические группы, уклад.

Key Words:
Social and economic development; instruments of labour; economy; social order; peoples of the North-Western Caucasus; political system; the Adyghes; enlighteners; national leaders; centralization; social estate-representative monarchy; differentiation of labour; trade; subethnic groups; lifestyle.


Адыгские просветители уделяли пристальное внимание изучению вопросов социально-экономического развития народов Северо-Западного Кавказа: адыгов, абазин и убыхов. При этом они, учитывая близость, а подчас и тождественность общественного строя этих народов, преимущественно описывали занятия и политическое развитие наиболее многочисленного из них народа – адыгов. О схожести нравов и обычаев адыгов и абазин писал еще в 1836 г. С. Хан-Гирей следующим образом: «Абадзинцы здесь поименованных колен трудолюбивы, занимаются с прилежанием скотоводством и, говоря вообще, совсем освоились с черкесами: одежда и образ жизни совершенно те же, как у черкес; обычаи и даже нравы они более приняли черкесские, нежели сохранили собственные, и черкесский язык сделался у них всюду общим» [1]. А. Г. Кешев также отмечал близость обычаев и нравов адыгов и абазин. Говоря о XIX в., известный специалист по адыгскому просветительству Р. Х. Хашхожева подчеркивает: «К тому времени слияние аба-

41

зин с адыгами – в образе жизни, обычаях, культуре, – было столь тесным, что их этническое разграничение представлялось таким, как Кешев, бессмысленным» [2]. Большинство убыхов также владело адыгским языком и их культура и быт не имели существенных отличий от культуры и быта адыгов [3]. Как справедливо пишут адыгские просветители, адыги занимали на Северном Кавказе обширную территорию. Хан-Гирей отмечал: «Черкесские земли… простираются в длину слишком на 600 верст, начиная от устья Кубани вверх по этой реке, а потом по Куме, Малке и Тереку до границ Малой Кабарды, которые простирались прежде до самого слияния реки Сунжи с рекою Тереком. Ширина различна и заключается от вышеупомянутых рек на полдень по долинам и по скатам гор в разных кривизнах, имеющих от 20 до 100 верст расстояния, составляя таким образом длинную узкую полосу, которая, начиная от восточного угла, образуемого слиянием Сунжи с Тереком, то расширяется, то опять стесняется, следуя на запад вниз по Кубани до берегов Черного моря. Черкесские земли граничат к северу с землью черноморских казаков и кавказскою областью; к западу с Черным морем; к востоку с землями, занимаемыми аксаевскими кумыками, Брагунскую деревнею и чеченцами; к югу с землями кистов, осетинцев, балкарцев и абхазцев, неопределенною чертою» [4]. На Северо-Западном Кавказе адыги населяли земли от берега Черного моря на западе до р. Уруп на востоке. Мнение С. Хан-Гирея подтверждается и другими источниками [5]. На Черноморском побережье Кавказа они занимали территории от устья р. Кубани до р. Шахе, за которой жили убыхи, на юге [6].
По словам просветителей, западные адыги подразделялись на племена (точнее – субэтнические группы), наиболее значительными среди которых в первой половине XIX в. являлись натухайцы, шапсуги, абадзехи, бжедуги, хатукаевцы, темиргоевцы, егерухаевцы, адемиевцы, мамхеговцы, бесленевцы и беглые кабардинцы [7]. При этом, как верно писал С. Адыль-Гирей, «все эти народы, без всякого сомнения, одного происхождения и принадлежат к древнейшим обитателям Кавказа» [8].
Противоречивы мнения просветителей по вопросу о численности адыгов в конце XVIII – первой половине XIX вв. Хан-Гирей считал, что численность адыгов, абазин и ногайцев составляла в это время чуть более 250 тыс. человек [9]. Эти данные являются неверными, слишком заниженными. Другой просветитель, Султан Адыль-Гирей, писал, что адыги, абазины, ногайцы и карачаевцы насчитывали вместе до 430 тыс. человек [10]. Другие источники XIX столетия также содержат чрезвычайно противоречивые сведения о численности адыгов. Русский офицер Г. В. Новицкий в 1830 г. исчислял население Западной Черкесии в 1 млн 82 тыс. 200 человек, а Ф. Ф. Торнау – в 500 тыс. человек [11]. Немецкий путешественник К. Кох приводил цифру 575 тыс. 500 человек, считая также и кабардинцев, а Т. Лапинский, проживший в Черкесии около трех лет, насчитывал в ней более полутора миллионов человек [12]. Если Новицкий, например, определял численность натухайцев в 240 тыс. человек, то Вревский утверждал, что их было 60 тысяч, а по данным наказного атамана Черноморского казачьего войска Г. И. Филипсона, их насчитывалось всего 20 тыс. душ мужского пола [13] и т. д.
Противоречивы также цифры, приводимые современными исследователями. Авторы историко-этнографического очерка «Адыги» считают, что численность адыгов составляла «по примерному подсчету до 1 млн человек» [14]. В «Очерках истории Адыгеи» отмечается, что в конце 50-х гг. XIX в. число адыгов равнялось цифре 505 тыс. 90 человек и «эти данные более близки к действительности, чем

42

сведения, собранные Новицким» [15]. Для определения численности общего населения адыгов в первой половине XIX в. В. К. Гарданов в качестве максимальной приводит цифру 500 тысяч [16]. В рецензии на монографию В. К. Гарданова другой известный исследователь, Т. Х. Кумыков, напротив, утверждает, что «…цифра 500–600 тыс. как минимум более близка к действительным размерам населения Черкесии первой половины XIX в., чем предложенная В. К. Гарадновым цифра 500 тыс. как максимум» [17]. Исследователь из Иллинойского университета (США) Н. Люксенбург количество адыгов определяет в 700 тыс. человек [18]. М. В. Покровский полагал, что их численность к середине XIX в. была примерно 700 – 750 тыс. человек [19].
По нашему мнению, численность адыгов в первой половине XIX в. составляла цифру от 1 млн до 1,5 млн человек.
Анализируя экономическое развитие народов Северо-Западного Кавказа, просветители обратили внимание на важную роль земледелия в народном хозяйстве. По словам С. Хан-Гирея, «три рода пшеницы, жито или рожь, ячмень и три рода проса – суть главнейшие хлеба, из числа которых просо есть продукт столько же необходимый в Черкесии, как пшеница и рожь в других странах» [20] Другой выдающийся адыгский просветитель, Ш. Б. Ногмов, подчеркивал: «Адыге издревле занимались хлебопашеством и сеяли просо, ячмень, полбу, кукурузу и огородные овощи: лук, чеснок, редьку, свеклу и пр.; на нашем языке есть названия всех хлебов, исключая сарачинского пшена. Хозяин не мог располагать сжатым и убранным хлебом до совершения установанной для сего мотивы. По совершении же ее, из нового хлеба приготовлялся обед, на который созывались ближайшие родственники» [21].
С. Хан-Гирей писал в 1836 г.: «Жители равнин пашут землю плугом, сделанным наподобие украинского, в который впрягают обыкновенно четыре пары волов, которыми управляют три человека. Посеянные зерна боронуют бороною… Жители же ущелий и гор, не имеющих привольных долин для хлебопашества, имеют другого рода плуг, а именно малый и запрягаемый в одну пару волов» [22].
Пшеницу адыги косили обычно серпами или косами и молотили ее с помощью доски с положенным на нее грузом, впрягая в эту молотилку быков или лошадей, как это делается в Грузии и Ширване. При этом адыгские орудия труда «по простоте устройства, по легкости своей и в особенности по качеству производимой работы», являлись, по мнению авторитетного специалиста, «лучшими и целесообразными орудиями, наиболее применимыми при местных условиях» [23].
Основными системами земледелия, существовавшими у адыгов, были подсечная, переложно-залежная, а также чередование культур. Применяли они и удобрение, орошение, устраивали террасные поля. По словам С. Хан-Гирея, из горных адыгов более всего занимались хлебопашеством натухайцы [24]. Наряду с хлебопашеством адыги занимались также огородничеством. Касаясь этой отрасли земледелия, просветитель XIX в. Хан-Гирей отмечал, что у каждого порядочного хозяина имелся огород возле дома [25]. Выращивали лук, тыкву, фасоль, свеклу, капусту, чеснок, огурцы, морковь, редьку, арбузы и дыни, петрушку и красный перец. Кроме того, есть сведения о разведении табака.
На Черноморском побережье развивалось шелководство. Важную роль имело разведение лесов. Адыги бережно относились к ним, широко практиковали посадку деревьев. Лес был важнейшей статьей черкесского экспорта.
На Черноморском побережье Черкесии процветало садоводство. Просветители обращали внимание на обилие плодовых деревьев в этом районе.

43

Культивировались адыгами яблоня, груша, айва, слива, персик, черешня, инжир, хурма, виноград. Имелись груши и яблони скороспелых сортов. Адыги обладали искусством прививки деревьев, сады окружали всеобщим вниманием, заботой и обрабатывали повсеместно хорошо.
Большое место в народном хозяйстве у адыгов в первой половине XIX в. занимало скотоводство. Просветители сообщают, что адыги разводили лошадей, крупный и мелкий рогатый скот и буйволов [26]. Современники обращали внимание на многочисленность скота, который в Черкесии был мерилом богатства отдельных семей. Разведение скота давало адыгу еду, тяговую силу и материалы для изготовления одежды и обуви. Об этом писал Хан-Гирей: «Вообще рогатый скот необходим в жизни черкеса как для мяса и молока, так равно и для работы; также из кожи… делают поселяне обувь, и наездники сбрую конскую…» [27].
Система скотоводства у адыгов была отгонная. Весной и осенью скот кормили на равнинах на пастбищах, летом перегоняли его в горы, а зимой содержали в специальных стоянках. Заготавливали запасы сена для кормления скота. Преимущественно разводился мелкий рогатый скот: овцеводство было ведущей отраслью. С. Хан-Гирей писал об овце: «Это доброе животное чрезвычайно полезно черкесу: из овечьей кожи делает он шубу, единственную свою защиту от стужи, а из волны ткется сукно. Баранье мясо предпочитается мясу всех других животных; оно даже некоторым образом как бы почитается между ими, так сказать, за особо благородную пищу» [28]. Адыги уделяли разведению скота много времени и забот и выработали рациональные приемы его выращивания. В хозяйстве адыгов немалую роль играло коневодство. Ими были выведены местные породы лошадей: шолох, бачкан и другие. По наблюдению Г. И. Филипсона, служившего в 30 – 40-е гг. XIX в. в рядах российских войск на Кавказе, у горцев были «знаменитые конские заводы: Шолок, Трам, Есени, Лоо, Бечкан» [29]. Каждый завод клеймил лошадей своим особым тавром и за применение фальшивого тавра виновные подвергались строгим наказаниям.
Адыги с любовью относились к лошадям и тщательно о них заботились. «Черкес, какого бы звания он ни был, – указывал Хан-Гирей, – скорее сам согласится быть голоден, чем лошадь свою допустит до этого» [30]. До пяти лет лошадей никогда не использовали, они паслись в табунах и оседлывали их лишь после достижения необходимого роста и возраста. Громкую славу имел белый конь завода Трам. Лошадей в Черкесии употребляли тогда лишь для верховой езды. К середине XIX в., вследствие развертывания Кавказской войны, произошел упадок коневодства на Северо-Западном Кавказе.
Наиболее важным, после земледелия и скотоводства, занятием адыгов являлось пчеловодство. Его развитию благоприятствовало наличие большого числа медоносных растений. Выдающийся адыгский просветитель С. Хан-Гирей подчеркивал: «Во всех племенах Черкесии более или менее занимаются пчеловодством. В иных же местах имеют весьма значительные пчельники, которые приносят владельцам чрезвычайно много пользы: кроме употребления в домашней жизни, мед и воск с большею выгодою ими продаются. Для домашнего же употребления мед составляет главнейшее лакомство. Из воску делают свечи и клеенки» [31]. Говоря об экономическом развитии адыгов, другой просветитель, Б. Б. Шарданов, писал: «По берегам Черного моря, Кубани, Терека, Аргуни и других рек зеленели роскошные фруктовые сады; на обильных полях Северного Кавказа паслись бесчисленные стада рогатого скота и табуны лошадей, во всех аулах жители занимались пчеловодством;
44

черкесский народ в этот период отличался трудолюбием, почему соседние племена называли его не иначе, как адиге-лежако, т. е. трудолюбивый черкес» [32].
Известное значение в хозяйстве адыгов и других народов Черкесии также имела охота. Они охотились на медведей, волков, оленей, лис, зайцев и других зверей [33]. Вывоз пушнины занимал большое место во внешней торговле. Меньшее значение имело рыболовство, которому в конце XVIII – первой половине XIX вв. уделяли мало внимания.
Согласно трудам адыгских просветителей, у горцев Северо-Западного Кавказа были развиты домашние промыслы и ремесла. Домашние промыслы были направлены на изготовление предметов главным образом для внутренних потребностей семьи. Адыгский просветитель С. Сиюхов отмечал, что «черкесы занимались ремеслами: кузнечным, плотничным, шорным; считалось очень благородным занятием искусство по отделке золота и серебра. Черкесы добывали железо, готовили порох, варили мыло, выделывали сукна, бурки, кожи» [34]. Ремесленники работали на заказ, развивалась профессиональная специализация. Просветители указывали на высокое мастерство адыгских ювелиров, изделия которых покупались охотно за пределами страны. Хан-Гирей писал: «Серебряные изделия достойны удивления по прочности и чистоте отделке. Чернь и позолота, с величайшим искусством на них наводимые, превосходны в полном смысле слова, и, что важнее всего, эта чернь и позолота почти не сходят» [34]. С этим высказыванием перекликаются слова поляка Т. Лапинского про адыгских мастеров: «Золотые и серебряные украшения, вызывающие восхищение европейского любителя оружия, изготовляются с большим терпением и старанием посредством скудных инструментов» [35]. Большую славу завоевали себе и адыгские мастера-оружейники. Развивалось производство пороха. Одной из составных частей экономического организма горского общества являлась торговля. В конце XVIII – первой половине XIX вв. ввиду господства натурального хозяйства внутренняя торговля народов Северо-Западного Кавказа получила незначительное развитие. Весьма слабым было общественное разделение труда. Отсутствовала у горцев собственная денежная система. Не было в Черкесии регулярно действующих рынков и ярмарок.
Внешняя же торговля, в отличие от внутренней, была весьма развита. Горцы поддерживали в первой половине XIX в. довольно оживленные торговые связи с Османской империей и Россией, а также со странами Европы и Ближнего Востока. Изучению внешней торговли адыгов и других народов Северо-Западного Кавказа посвятил ряд страниц своего капитального труда «Записки о Черкесии» С. Хан-Гирей. По его словам, в другие страны вывозили кожи и меха, мед, воск, масло и невольников. Последних для продажи туркам привозили в Анапу и Суджук-Кале [36]. Слова Хан-Гирея подтверждаются другими источниками XIX в.
«Порты Анатолии от Батума до Синопа, – отмечалось в одном из документов русской кавказской администрации, – имеют с давних времен торговые связи с восточными берегами Черного моря. Торговля сия, как самая выгоднейшая, обратила все капиталы анатолийского купечества» [37]. В первой четверти XIX в. турецкая торговля с горцами Кавказа достигла значительного развития.
Из одной лишь Новороссийской бухты, по сведениям С. Пушкарева, отплывало во времена османского господства ежегодно до 120 больших кораблей, везших местные продукты в Турцию [38]. Большое место в этой торговле занимал вывоз невольников.

45

Описания очевидцев воссоздают сцены работорговли, показывают процесс продажи женщин купцам на Кавказском берегу. Русский офицер Ф. Ф. Торнау был свидетелем продажи невольницы туркам. По его рассказу, покупатели сначала осматривали продаваемую женщину и, определив с помощью жребия, кто из них ее купит, стали торговаться с горцами – хозяевами «живого товара». Между покупателями и продавцами беспрерывно сновал посредник, «уговаривая ту и другую сторону согласиться на предлагаемые условия». Уплатив две лошади и два вьюка бумажных материй, турки приобрели желаемый «товар» [39]. По словам Н. Каменева, мать прощалась с проданной дочерью, «держа ее за руки и мотая три раза головой в разные стороны, что исполняла и дочь; затем опускались головы на противоположные плечи и лились ручьи слез…» [40]. Взрослые девушки осматривались покупателями с соблюдением строжайших правил деликатности, девочек же до 9 лет купец осматривал бесцеремонно, «брал руки, ноги, ворочал их, угадывая стоимость ребенка в период его развития…». При покупке рабынь присутствовали свидетели и муллами за вознаграждение составлялись купчая – «дефтер» [41]. В Туапсе француз А. Фонвилль побывал в одной из хижин на берегу Черного моря, где обычно содержались купленные османами рабыни в ожидании судна, которое отвезет их во владения султана. Он следующим образом обрисовывал пребывание невольниц в этих лачугах: «Внутренность хижин была очень оригинальна, невольницы сидели в них на корточках, вокруг огней, и когда посетитель приближался к ним, они поспешно вставали, кланялись, и, потупив глаза в землю, оставались неподвижными, в ожидании обращения к ним с речью» [42].
Весьма трудно определить общее количество невольников, ежегодно вывозившихся с северо-восточного побережья Черного моря в Османскую империю в течении первой половины XIX в. Данные подобного рода никем систематически не фиксировались. С. М. Броневский считал, что с Черноморского побережья вывозилось ежегодно от двух до трех тысяч невольников [43]. Русский дипломатический представитель в Османской империи А. П. Бутенев полагал, что цифра ежегодного вывоза невольников из Черкесии составляла четыре тысячи человек [44].
Такой осведомленный автор, как Л. Я. Люлье, длительное время проживший среди адыгов, писал, что в среднем в эпоху османского владычества в Анапу ежегодно прибывало от 40 до 50 судов из Турции, причем каждое судно увозило до 40 человек рабов [45]. Отсюда, можно подсчитать, что из Анапы, являвшейся главным центром внешней торговли Западной Черкесии, ежегодно вывозилось от 1 тыс. 600 до 2 тыс. невольников и невольниц. Прибавив к этому число рабов, вывозившихся через другие пункты адыгейского побережья, можно весьма приблизительно принять цифру ежегодного вывоза невольников в три тысячи человек. В дальнейшем количество вывозимого «живого товара» снизилось, ибо на этот процесс существенно повлияла борьба России против работорговли на Северо-Западном Кавказе. Число вывозимых невольников изменялось также в зависимости от роста или падения спроса на рабов в Турции и от колебаний экономической и политической конъюнктуры.
Социальный состав вывозимых невольников был разнообразен. Основную их массу составляли унауты и пшитли. Бывали и случаи, когда попадали в неволю представители свободных сословий горского общества. В феодальной Черкесии мало кто мог считать себя в полной безопасности от внезапного нападения и пленения. Цены рабов определялись в зависимости от целей, для которых они предназначались, а также от пола, возраста, красоты, стройности, способностей, физической

46

силы и состояния здоровья [46].
Что касается ввоза в Черкесию, С. Хан-Гирей писал, что горцы приобретали у иностранцев соль, порох, свинец, различные ткани и сукна, посуду и утварь [47]. Он также показал значение для народов Северо-Западного Кавказа развития их торгово-экономических связей с Россией.
Большинство адыгских просветителей считало, что у адыгов и других народов Северо-Западного Кавказа в конце XVIII – первой половине XIX вв. господствовали феодальные отношения. Измаил Атажукин вполне определенно писал о феодализме у адыгов [48]. Четко и обоснованно говорил об адыгском феодализме А.-Г. Кешев: «…было бы… крайне ошибочно определять уровень их [черкесов] политического и общественного развития меркою первобытного, младенческого общества. Черкесы занимали в период своего падения, относительно социального устройства и двигающего всей их жизнью духа, почти то самое положение, какое народы Западной Европы пережили в эпоху федализма» [49].
В отличие от Измаила Атажукина и А.-Г. Кешева другой просветитель, С. Адыль-Гирей, отмечал в 1860 г.: «В настоящее время черкесские племена представляют самую низкую ступень общественного развития. Они сохранили устройство первобытных человеческих обществ, распадаясь, как и первые, на отдельные семейства» [50]. Однако имеющийся в нашем распоряжении документальный материал позволяет со всей определенностью констатировать, что в конце XVIII – первой половине XIX вв. у адыгов, абазин и убыхов господствовали феодальные отношения. Вместе с тем у них в общественном строе сохранялись в пережиточной форме некоторые черты родовых отношений. Своеобразие адыгского феодализма проявлялось в том, что в Западной Черкесии в первой половине XIX в. оформилось два типа феодальных обществ. В этой связи просветители отмечали, что по характеру своего общественно-политического строя адыгские субэтнические группы делились на два больших подразделения – «аристократическое» и «демократическое». К «аристократическому» относились бесленеевцы, темиргоевцы, бжедуги, хатукаевцы, махошевцы, егерухаевцы, адемиевцы, жанеевцы и кабардинцы. «Демократическую» группу составляли абадзехи, шапсуги и натухайцы [51]. Различие между этими подразделениями адыгских субэтнических групп в политической сфере заключалось в том, что у «аристократических» субэтносов сохранялось княжеское управление, в то время как у абадзехов, шапсугов и натухайцев власть феодальной аристократии была свергнута в результате демократического переворота конца XVIII в. Классическую характеристику двух больших групп адыгских субэтносов дал адыгский просветитель первой половины XIX в. С. Хан-Гирей. «Аристократические» субэтнические группы он обозначал термином «колена, зависящие от власти князей», а «демократические» именовал как «племена, имеющие народное правление» [52]. В адыгском обществе господствовала феодальная собственность на землю, которая, правда, юридически закреплена не была. У «аристократических» субэтносов существовала княжеская и дворянская собственность на землю. У «демократических» адыгских субэтнических групп княжеской собственности на землю не было, но сохранялось дворянское землевладение. У обеих групп субэтносов сохранялось общинное землевладение, удельный вес которого постепенно уменьшался.
Весьма своеобразным явлением было то, что у абадзехов, шапсугов и натухайцев интенсивно развивалась мелкокрестьянская собственность на землю. Вообще, развитие частной земельной собственности достигло больших успехов именно у «демократических» субэтнических групп. Л. Я. Люлье подчеркивал: «Невозможно

47

определить, на каком основании совершился раздел земель, подвергшихся раздроблению на малые участки. Право владения определено, или лучше сказать, укреплено за владельцами несомненно, и переход наследства из рода в род бесспорный» [53]. Адыгский просветитель С. Сиюхов относил убыхов и абазин к «демократическим» племенам [54].
Труды просветителей наряду с материалами обычного права горцев являются ценным источником для изучения прав и обязанностей классов и сословий западнокавказского феодального общества.
На высшей ступени феодальной лестницы у адыгских «аристократических» субэтнических групп находились князья (пши). Они обладали различными политическими и экономическими привилегиями, занимали особо почетное положение в обществе. Ш. Б. Ногмов писал: «Звание князя почиталось столь священным для адыгов, что всякий подданный считался обязанным для защиты владельца жертвовать не только имуществом, но и жизнью. Князья издревне назывались покровителями и защитниками народа, каждый из них имел более или менее зависящих от него подвластных» [55]. В своде адатов закубанских адыгов, составленном в 1845 г. А. Кучеровым, записано: «Князь пользуется совершенною свободою и ни от кого не зависим. Жители аулов, которые находятся под покровительством его, признают… над собою власть его и он пользуется особенным и отличным уважением, не только простого народа, но всех низших дворян и духовенства; он почитается владельцем покровительствуемых им аулов и земель им принадлежащих, обязан оные оберегать и защищать…» [56].
Пши у адыгов ни при каких обстоятельствах не мог быть лишен своего княжеского достоинства. Строго соблюдалось равенство брака, и княжеское звание можно было получить только по праву рождения. Пши вступали в брак лишь между собой. На народных собраниях князьям отводились первые места, их мнение прежде всего принималось во внимание. Князья имели право на суд равных и, как гласят нормы обычного права, «поступки и действия князей, противные принятым правилам общежития, разбираются только князьями и первостепенными дворянами…» [57]. В походе князя сопровождали его вассалы – дворяне, составлявшие княжескую дружину.
Политическая власть князей в значительной степени обеспечивалась их исключительными экономическими правами и привилегиями. Пши обладали крепостными крестьянами, которых нещадно эксплуатировали. Князья могли привлекать к работам по своему хозяйству и свободных крестьян – тфокотлей. Труд последних использовался при пахоте, уборке урожая, кошении сена и заготовке дров. По народным обычаям, пши имели право на лучшие участки земли под хлебопашество и сенокос. Они могли также брать у тфокотлей подвластных аулов скот, оружие и все, что понравится. Нередко князья и дворяне занимались набегами. Недаром просветитель А.-Г. Кешев в своем известном произведении «На холме» указывал, что крестьяне «питают неодолимое отвращение к сословию праздных, занятых одними лошадьми и оружием дворян» [58].
Воля князей являлась законом для подвластного населения. «Звание князя было столь священно в понятиях горцев, – писал с некоторым преувеличением Т. Хаджимуков, – что каждый из них нравственно обязывался защищать своего владельца, жертвуя не только своим имуществом, но и самою жизнью» [59]. Князья взыскивали с подвластного населения различные штрафы [60], служившие дополнительным источником их обогащения. Пши взимали пошлины с купцов за право

48

торговли в своих владениях.
Наряду с князьями, в состав господствующего класса феодалов входили султаны (хануко) и дворяне (уорки). Причем последние подразделялись на ряд степеней. Дворяне первой степени именовались тлекотлешами и деженуго. Как и князья, они считались владетельными феодалами. Тлекотлеш владел собственным аулом. В его подчинении были низшие дворяне. У «аристократических» субэтнических групп тлекотлеши и деженуго считали князя своим сюзерным, ходили с ним на войну, были «великими вассалами» князя [61].
Второстепенные дворяне (пши-уорки и беслен-уорки) и дворяне третьей степени (уорки-шаутлугусы) также несли службу своему сюзерену. Если большинство дворян служило князю, то значительная часть уорков-шаутлугусов подчинялась тлекотлешам и деженуго. От своего сюзерена дворяне получали определенное имущество (так называемый уорк-тын). По своему положению дворянам третьей степени было близко сословие пшекеу, которые часто выступали в роли телохранителей князя. Это сословие пополнялось за счет отпущенных на волю крестьян. У шапсугов и абадзехов князья отсутствовали. В «демократических» субэтносах присутствовало три степени дворянства: тлекотлеши, уоркишхи и уоркишаутлугусы. Вместе с тем политические права шапсугских, абадзехских и натухайских дворян были сильно урезаны в результате демократического переворота конца XVIII – начала XIX веков.
Крестьянство представляли, согласно трудам просветителей, незакрепощенные непосредственные производители (тфокотли), вольноотпущенники (азаты), крепостные крестьяне (пшитли и оги). Тфокотли были юридически свободными лицами. Однако у «аристократических» субэтнических групп личная свобода тфокотлей сочеталась с их экономическим и политическим подчинением феодалам. По адатам, в течение трех дней в году, а иногда и более, владетельный феодал мог привлечь тфокотля к работе в своем хозяйстве. «Простой свободный народ», как именуется эта категория крестьян в источниках, нес и другие повинности: в случае раздела имущества феодалу отдавалось столько волов, сколько вновь образовалось тфокотльских семейств; при выдаче дочери замуж тфокотль платил владельцу пару волов, а по окончании сбора урожая – 8 мер проса [62]. Из сказанного следует, что при использовании труда тфокотля имели место отработочная и продуктовая ренты. Ограничивалось право перехода от одного владельца к другому. У «демократических» субэтнических групп, как писал С. Хан-Гирей, большинство тфокотлей представляло собой самостоятельных домохозяев, независимых от знати [63]. Другой просветитель, С. Сиюхов, также отмечал, что сословие тфокотлей «являлось ядром черкесского народа и самым производительным его элементом. На нем держалось хозяйство и все благосостояние края, как на главной трудовой массе народа. Положение третьего сословия не у всех племен было одинаковое. Свободный народ пользовался по своему усмотрению, землею, лесом и другими произведениями в местах своего жительства, а также свободой наравне с сословиями дворян и духовенством. Так было у племен, не имевших князей» [64].
К тфокотлям были близки по своему правовому положению вольноотпущенники – азаты. Они освобождались по воле владельца, по выкупу или по доказательству, что их незаконно закрепостили. Часто азаты шли в ряды служителей мусульманского культа [65].
Наиболее эксплуатируемой категорией крепостного крестьянства являлись в

49

Черкесии пшитли. Будучи лично зависимыми, они выполняли в пользу феодала работы в поле и господском доме. Хозяева по своему усмотрению распоряжались временем и трудом пшитля. Крепостные крестьяне получали меньшую часть собранного ими урожая. Вместе с тем пшитль обладал определенными, хотя и ограниченными, имущественными и личными правами. Он мог иметь семью, вел свое хозяйство, обладал имуществом. За разные проступки пшитль мог быть продан господином. Итак, эксплуатация пшитлей осуществлялась в форме отработочной и продуктовой ренты. В статье просветителя С. Адыль-Гирея «Об отношениях крестьян к владельцам у черкесов» дается перечень повинностей крестьян по отношению к феодалам [66]. Другим разрядом крепостных крестьян были оги. Они обладали более полными личными и имущественными правами, чем пшитли. «Все имущество ога, – пишет Н. Ф. Дубровин, – составляло его неотъемлемую собственность; даже и в том случае, когда, за нерадение или преступление, обращался в пшитля, он не лишался права на имущество, и владелец не имел права вмешиваться или распоряжаться его собственностью» [67]. В отличие от пшитлей, оги жили отдельными дворами вне господской усадьбы, имея свое собственное хозяйство. В основе эксплуатации огов лежала продуктовая рента, была у них также отработочная повинность. В конце XVIII – первой половине XIX вв. у западных адыгов сохранялось рабство в качестве черты уклада черкесского феодального общества. Оно, по-существу, носило домашний характер.
Домашними рабами являлись унауты, наиболее низшая категория населения у адыгов. В источниках они называются обычно безобрядными или безадатными, ибо на них не распространялись нормы адата. Унауты не имели ни личных, ни имущественных прав, закон не защищал их. Все свободные жители могли владеть рабами. Несмотря на то, что труд унаутов не являлся основой производства, он играл значительную роль в хозяйстве адыгских феодалов. Рабы занимались главным образом домашними работами. Вместе с тем их использовали и для участия в полевых работах и уходе за скотом.
Кроме общей характеристики социальной структуры у народов СевероЗападного Кавказа, адыгские просветители проанализировали особенности социальных отношений у отдельных субэтнических групп. Так, Т. Хаджимуков охарактеризовал социальную структуру бжедугского общества, а С. Хан-Гирей привел яркую картину социального развития у шапсугов и бжедугов [68]. Итак, согласно трудам адыгских просветителей, у народов Северо-Западного Кавказа в конце XVIII – первой половине XIX вв. были довольно развиты земледелие и скотоводство. Слабо распространена была внутренняя торговля, зато внешняя приобрела большой размах. Общественный строй характеризовался господством феодальных отношений.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Хан-Гирей С. Записки о Черкессии. Нальчик, 1978. С. 219.
2. Хашхожева Р. Х. К вопросу об этнической принадлежности Адиль-Гирея Кешева // Хашхожева Р. Х. Избранные статьи. Нальчик, 2004. С. 76.
3. Лавров Л. И. Этнографический очерк убыхов // Ученые записки Адыгейского научноисследовательского института языка, литературы и истории. Майкоп, 1968. Т. 8. С. 6, 24.
4. Хан-Гирей С. Указ. соч. С. 47 – 48.
5. Бламберг И. Ф. Историческое, топографическое, статистическое, этнографическое и военное описание Кавказа // Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII – XIX вв. Нальчик, 1974. С. 355; Lapinski Th. Die Bergvцlker des Kaukasus und ihr Freiheitskampt gegen die Russen. Hamburg, 1863. Bd. 1. S. 37; Фелицын Е. Д. Черкесы – адыге и

50

западно-кавказские горцы. Екатеринодар, 1884. С. 1.
6. ГАКК (Гос. арх. Краснодарского края). Ф. 260. Оп. 1 Д. 37. Л. 30; Wagner M. Der Kaukasus und das Land der Kosaken in den jahren 1843 bis 1846. Dresden – Leipzig, 1848. Bd. 1. S. 3 – 4.
7. Хан-Гирей С. Указ. соч. С. 149 – 150; Адыль-Гирей. Черкесы // Избранные произведения адыгских просветителей. Нальчик, 1980. С. 63.
8. Адыль-Гирей С. Указ. соч. С. 49.
9. Хан-Гирей С. Указ. соч. С. 85 – 86.
10. Адыль-Гирей С. Указ. соч. С. 66.
11. Новицкий Г. В. Топографическое описание северной покатости Кавказского хребта от крепости Анапы до истока реки Кубани: записка штабс-капитана Новицкого, составлена 15 сентября 1830 г.; Фелицын Е. Д. Указ. соч. С. 13; Торнау Ф. Ф. Воспоминания кавказского офицера. М., 1864. Ч. 1: 1835 год. С. 116.
12. Koch K. Reise durch Russland nach dem kaukasischen Jsthmus in der jaren 1836, 1837 und 1838. Stuttgart – Tьbingen, 1842. Bd. 1. S. 336; Лапинский Т. Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских / пер. В. К. Гарданова. Нальчик, 1995. С. 17.
13. РГВИА (Рос. гос. военно-исторический архив). Ф. ВУА. Д. 19 256. Л. 6-об; Записка наказного атамана войска Черноморского, ген.-м. Филипсона, о земле натухайцев, от 4 октября 1856 г. // Акты, собранные Кавказской Археографической комиссией / под ред. А. П. Берже: в 12 т. Тифлис, 1866 – 1904 гг. Т. 12. С. 700.
14. Аутлев М., Зевакин Е., Хоретлев А. Адыги: ист.-этногр. очерк. Майкоп, 1957. С. 15.
15. Очерки истории Адыгеи. Майкоп, 1957. Т. 1. С. 154.
16. Гарданов В. К. Общественный строй адыгских народов. М., 1967. С. 43.
17. Кумыков Т. Х. Общественный строй адыгских народов в XVIII – первой половине XIX вв. // Ученые зап. Кабард.-Балк. гос. ун-та. Сер.: Историко-филологическая. – Нальчик, 1971. – Вып. 43 – С. 31 – 32.
18. Lьxenburg N. England und die Ursprьnge der Tscherkessenkreige // Jahrbьcher fьr Geschichte Osteuropas. – 1965. – Bd. 13. – S. 184.
19. Покровский М. В. Адыгейские племена в конце XVIII – первой половине XIX вв. // Кавк. этногр. сб. – М., 1958. – Вып. 2. – С. 23.
20. Хан-Гирей С. Указ. соч. С. 59.
21. Ногмов Ш. Б. История адыхейского народа, составленная по преданиям кабардинцев. Нальчик, 1994. С. 71. 22. Хан-Гирей С. Указ. соч. С. 256 – 257.
23. Серебряков И. Сельскохозяйственные условия Северо-Западного Кавказа // Зап. Кавк. о-ва сельс. хоз-ва. – Тифлис, 1867. – № 1 – 2. – С.12.
24. Хан-Гирей С. Указ. соч. С. 257.
25. Там же. С. 258.
26. Там же. С. 61.
27. Там же. С. 258.
28.Там же. С. 259.
29. Филипсон Г. И. Воспоминания. М., 1885. С. 103.
30. Хан-Гирей С. Указ. соч. С. 263.
31. Там же. С. 263.
32. Шарданов Б. Б. Забытый народ // Деятели адыгской культуры дооктябрьского периода: избр. произведения. Нальчик, 1991. С. 69.
33. Хан-Гирей С. Указ. соч. С. 264.
34. Сиюхов С. Черкесы – Адыге. (Историко-бытовой набросок) // Деятели адыгской культуры дооктябрьского периода. С. 261.
35. Хан-Гирей. Указ. соч. С. 266.
36. Lapinski Th. Die Bergkцlker des Kaukasus und ihr Freiheitskampf gegen die Russen. Hamburg, 1863. B. 1. S. 52.
37. Хан-Гирей. Указ. соч. С. 268.
38. ГАКК. Ф. 260. Оп. 1. Д. 10. Л. 1.
39. Пушкарев С. Обзор торговли Новороссийска // Кавказ. – 1849. – № 9.
40. Торнау Ф. Ф. Воспоминания кавказского офицера 1835, 36, 37 и 38 года. М., 1864. Ч. 2. С. 49.
41. Каменев Н. Бассейн Псекупса // Кубан. войсковые ведомости. – 1867. – № 28.
42. Там же.

51

43. Фонвилль А. Последний год войны Черкесии за независимость: 1863 – 1864 гг.: из записок участника -иностранца. Краснодар, 1927. С. 27 – 28.
44. Броневский С. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. М., 1823. Ч. 1. С. 315.
45. Записка А. П. Бутенева главному командиру Черноморского флота и портов М. П. Лазареву от 9 июля 1837 г. // Арх. князя Воронцова. М., 1893. Кн. 39. С. 287.
46. Л. Я. О торговле с горскими племенами Кавказа на северо-восточном берегу Черного моря // Закавк. вестн. – 1848. – № 14; Wagner M. Op. Cit. Bd. 1. S. 28; АВПРИ (Арх. внешней политики Рос. империи). Ф. СПб. «Главный архив II-4», 1838 г. Д. 6. Л. 36.
47. Пейсонель М. Исследование торговли на черкесско-абхазском берегу Черного моря в 1750 – 1762 гг. Краснодар, 1927. С. 13.
48. Хан-Гирей. Указ. соч. С. 268.
49. Нагоев М. Б. Вопрос о социальной структуре феодализма в трудах адыгских общественных деятелей первой половины XIX в. // Развитие феодальных отношений у народов Северного Кавказа. Махачкала, 1988. С. 96.
50. Кешев А.-Г. Характер адыгских песен // Избранные произведения адыгских просветителей. Нальчик, 1980. С. 127.
51. Адыль-Гирей. Указ. соч. С. 54.
52. Сиюхов С. Избранное. Нальчик, 1997. С. 320.
53. Хан-Гирей. Указ. соч. С. 85 – 86.
54. Люлье Л. Я. Черкесия: ист.-этногр. ст. Краснодар, 1927. С. 23.
55. Сиюхов С. Указ. соч. С. 320.
56. Ногмов Ш. Б. История адыхейского народа… С. 74.
57. Леонтович Ф. И. Адаты кавказских горцев // Материалы по обычному праву Сев. и Вост. Кавказа. – Одесса, 1882. – Вып. 1. – С. 120.
58. Там. же. С. 126.
59. Кешев А.-Г. На холме // Шаги к рассвету. Адыгские писатели – просветители XIX века: избр. произведения. Краснодар, 1986. С. 224.
60. Народы Западного Кавказа: по неизданным запискам природного бжедуга князя Хаджимукова // Деятели адыгской культуры дооктябрьского периода: избр. произведения. Нальчик, 1991. С. 45 – 46.
61. Хан-Гирей С. Князь Пшьской Аходягоко // Шаги к рассвету. С. 175.
62. Хан-Гирей С. Указ. соч. С. 119.
63. Избранные произведения Хан-Гирея. Нальчик, 1974. С. 305.
64. Хан Гирей. Записки о Черкесии. – С. 123.
65. Сиюхов С. Черкесы – Адыге. С. 239.
66. Хан-Гирей С. Записки о Черкесии. С. 125.
67. Адыль-Гирей С. Об отношениях крестьян к владельцам у черкесов: выписка из заметок // Избранные произведения адыгских просветителей. Нальчик, 1980. С. 34 – 37.
68. Дубровин Н. Черкесы (Адыге). Краснодар, 1927. С. 130.
69. Народы Западного Кавказа.С. 45 – 47; Хан-Гирей С. Беслыний Аббат //Хан-Гирей С. Черкесские предания. Нальчик, 1989. С. 199 – 200; Хан-Гирей С. Князь Пшьской Аходягоко // Там же. С. 258 – 261.

52


(Опубликовано: Научно-теоретический журнал «Научные проблемы гуманитарных исследований» Выпуск 2 – 2010 г. Пятигорск, 2010. C. 41-52.)

(Материал взят с сайта: http://www.npgi.ru)