Мусҭафа Быҭәба / Мустафа Бутба
Кавказ иазку агәалашәарақәа / Воспоминания о Кавказе
Ҭырқәтәыла аҭоурыхть хеидкыла аҭыжьымҭа
Анкара - 1990 ш.
Аԥсышәала / На абхазском языке
Аиҭага / Перевод: Октаи Чкотуа / Октай Чкотуа
Аҟәа / Сухум, 2009
Скачать книгу "Кавказ иазку агәалашәарақәа" в формате PDF (1,37 Мб)
________________________________
Ниже приводится русский перевод фрагмента книги М. Бутба.
ВОСПОМИНАНИЯ О КАВКАЗЕ
Летом 1920 года, в Абхазии побывал Бутба Мустафа Шаханович. Его отец, выходец из Дала, был в числе изгнанников 1867 года. С 1867 г. по 1877 г. родители Мустафы жили в Болгарии, в р-не г. Плевна. После окончания войны в 1878 г. они были поселены в р-не г. Ески-Шехир. М. Бутба является автором абхазского букваря (1919 г.). Одно время он был директором «черкесской школы» в Стамбуле. Являлся одним из активных членов «Северо-Кавказского благотворительного общества». В 1920 г. с февраля по август месяц он, совместно с Исмаилом Беркуком, автором книги «История Кавказа» (шапсуг), Азизом Мкер-ипа (абаза) совершил семимесячное путешествие по Кавказу: побывал в Чечне, Дагестане, Грузии, свое путешествие он завершил в Абхазии. Его тетради, чудом сохранившиеся, были изданы в прекрасно оформленной книге «Турецким историческим обществом» в Анкаре. Вот что он пишет сам в предисловии:
«Мое путешествие на Кавказе было мучительным и опасным, но для меня остается удивительным. Условия же поездки были таковы, что возможностей для ежедневных записей я не имел. Для того, чтобы сохранить все то, что осталось в моей памяти и в маленькой записной книжке, я через 13 лет переписал, т.к. счел для себя возможным ознакомить с записями тех, кто придет после меня.
Поэтому эти записи не являются ни романом, ни тем более описанием путешествия. Это только дневниковые записи. Быть может, когда-нибудь появится некто, кого будут интересовать события на Кавказе в это время, и эти записи еще могут показаться интересными».
Материал, опубликованный в книге, сегодня действительно представляет уникальный интерес. Чувствуется, что автор его был широко образованным и очень наблюдателен. Здесь мы представим читателю записи М. Бутба о пребывании его в Абхазии. К сожалению, последняя глава о пребывании в Сухуме или не включена составителями в книгу, или автор не дописал ее. Но тем не менее, мы вместе с ним переносимся в Абхазию 1920 года, оккупированную тогда грузинскими меньшивиками. Дадим слово автору:
_________________
Из Тифлиса я отправился в Абхазию вместе с Каб Левой.
- Отправимся через 1-2 дня, я завершу свои дела, ты не спеши, отправимся вдоль берега Черного моря, увидим Мегрелию, Самурзакан, - сказал он мне.
Но мы задержались на неделю.
16 августа 1920 г.
Мы сели в поезд, направляющийся в сторону Абхазии. Прибыли на вокзал Шерай, в получасе от Поти. Кругом стояли большие тенистые деревья. Отсюда мы могли отправиться только на машине или дилижансе. Мой спутник выбрал дилижанс. Из-за смутного времени было опасно отправляться на машине. В дилижансе нас сопровождало два жандарма, для охраны.
Мы прибыли в мегрельское село Ирита, оно большое, красивое и ухоженное: по сравнению с бедными аулами Дагестана, это село представляет ухоженный благоустроенный поселок, напоминающий город. Здесь мы наняли фаэтон на резиновых колесах. Отправились мы в семь часов утра, а когда приблизились к Ингуру, уже начало темнеть. Мы уже не могли переправиться на другой берег Ингура. Видно было, что неспокойно. Мы прибыли в небольшое мегрельское село, расположенное поблизости. Переночевать было негде, кроме как в духане, но и там не было места. Когда я спросил попутчика, - нельзя ли переночевать где-нибудь в селе, - тот ответил, что у мегрелов нет обычая принимать гостей, и у нас один выход: заплатить здесь, в духане, за ночлег и переночевать.
Так как мы не могли вовремя переправиться, то вынуждены были остаться на границе Мегрелии. Мой спутник взял постельные принадлежности у хозяина духана, но они были в таком состоянии, что я предпочел все же просто скоротать ночь, просидев до утра. И все же я приготовил себе неплохую постель, в третий раз за время своего путешествия я постелил бурку на столе и завернулся в нее, а дорожную сумку положил себе под голову и таким образом хорошо отдохнул до утра. Посмотрим, сколько мне еще предстоит спать на столе. Спать на столе - это гарантия от насекомых. Проснулись в шесть утра. Легко перекусив и выпив по рюмке водки, мы сели в дилижанс и когда прибыли к Ингуру, было уже 8 часов. Паром стоял готовый к отплытию, на него мы перетащили дилижанс и так переправились на другой берег Ингура. Это река является не только рубежом между Мегрелией и Абхазией, но и представляет границу растительного мира. Здесь, в Абхазии, природа еще более роскошная, я был поражен ее красотой, наверное, и потому еще, что здесь моя родина, мой отцовский очаг. Все кругом покрыто буйной растительностью, фруктовыми деревьями, словно я был в лесу, засаженном прекрасными цветами.
После переправы через Ингур мы ехали по Самурзакану - это часть Абхазии. Это был пограничный район, за который постоянно воевали абхазы и мегрелы. Проживающие здесь две трети абхазов знают свой язык и не омегрелились. Самурзаканцы, кого я встречал, с гордостью подчеркивали, что они абхазы. Это доказывает и история, но со временем абхазы могут потерять братьев самурзаканцев. Грузины и мегрелы делают все возможное для того, чтобы ассимилировать абхазов Самурзакана. Покойный Мет Иззет-паша* (* X. Мет Иззет-паша Чунатыкуа (1876-1922), шапсуг, один из лидеров Кавказской диаспоры, генерал, профессор.) в своем труде «Кадим Кавкасия», в главе «Горький Сухум» пишет, что в Самурзакане проживает 3 тысячи грузин и 40 тысяч абхазов.
Достоверно известно, что в древности абхазы из Северной Абхазии переселились в Самурзакан.
Когда мы переправились через Ингур, мой спутник сказал:
- Теперь ты на родине. Ты здесь уже не чужой и не гость - это ты увидишь.
Первую остановку в Самурзакане мы сделали в селе Гал.
Хозяин дома приготовил обед. Нас встретили очень тепло. Все случилось так, как сказал мой спутник. После того, как мы перешли границу с Мегрелией, нас встречали с теплотой и гостеприимством. Я извиняюсь, что не помню имя хозяина, но прекрасно запомнил Маан Миху, разделившего с нами гостеприимство хозяина. Миха приглашал нас к себе на ужин, он очень упрашивал нас, но т. к. я был уставший и поэтому не мог оставаться, а к тому же у меня было очень мало времени, мне нужно было побывать в Сухуме, а затем вернуться в Турцию.
Хозяин наш накрыл очень богатый и обильный стол, где было также и вино. Вначале мы пили вино малыми стаканами, затем большими чайными, а потом еще большими стаканами. Выпили много, потом пошли разговоры о судьбе Абхазии, грудущей свободе, и хозяева пожелали мне от всей души вернуться с семьей на старую родину. Я также отвечал, как положено.
В полдень, когда жара, трудно пить, но они, абхазы, привыкли к этому. Я тоже выпил один-два тоста. Вино было прекрасное. Сидя за столом в компании, я вспомнил присказку-выражение, которую слышал в детстве.
Когда к нам приходил сосед, ему шутя говорили: «Как ты сидишь, словно прибыл из Самурзакана!» Одно время прибывшие из Самурзакана считали себя высокими гостями. Сейчас я являюсь гостем Самурзакана, прибывшим издалека. И если я буду вести себя так, как это мне положено. Аллах, аллах! Какая разная культура у народов, которых разделяет небольшая река. С правой стороны Ингура - Самурзакань, слева - Мегрелия.
Мы не смогли найти на левом берегу места, где переночевать, кроме духана, а здесь, на правом берегу, все двери домов открыты. Мы были в омегрелившемся абхазском селе, но как здесь абхазы тепло и искренне говорят об абхазах, живущих в Турции. Несчастная Апсны!
После обеда нам рассказали о нынешнем состоянии Абхазии и поведении грузин в Абхазии, но я не отвечал на вопросы, а больше слушал.
Мы отправились из Самурзакана в Азгуер. Когда стемнело, у Азгуера нас встретили трое жандармов. Здесь опасное место. Пользуясь анархией, грузинские и мегрельские бандиты грабят в этом месте и исчезают, поэтому путников сопровождает стража до следующего безопасного места. Пожелав нам счастливого пути, они попрощались с нами.
Самурзакань и Абжуа разделяет небольшая река. Справа Абжуа. Абжуа, в переводе с абхазского, означает находящаяся меж дух рек. В Колхиде и в Абхазии все реки впадают параллельно в Черное море. Название этой реки не помню.
Вспомнил - Азгуер - в переводе с абхазского означает быстротекущая. У этой речки нас встретил стражник.
Если со временем я смогу составить более подробное описание о моем путешествии, то все это опишу более детально.
Ейлыр - ныха
Мой спутник сказал: «Мы подъезжаем к Ейлыр-ныха». Я вспомнил свое детство, сколько раз я с захватывающим интересом, волнуясь, слушал древние поверья и сказки, и сейчас, услышав название Ейлыр-ныха, я никогда не забуду своего волнения.
И поэтому я не мог отказаться от возможности увидеть Ейлыр-ныха. Наши матери, когда проклинали, говорили: «Да поразит тебя Илорская святыня!» В детстве мы не видели ее, но очень боялись этих слов. Что за сила, какая мощь там сокрыта!
Я попросил друга осмотреть церковь. Он, обрадовавшись, согласился.
«Аныха» - по-абхазски означает «святыня», «клятва». Пожилые абхазы и сегодня поднимаются на высокие холмы, где под сенью деревьев стоят большие церкви, и перед деревьями приносят клятву. Священное место абхазы называют аныха, шапсуги - асына. Эти обычаи идут от друидизма.
Друидизм - поклонение природе и почитание ее людьми - как религия существовал на Кавказе и, в частности, в Абхазии раньше, чем христианство.
В Абхазии много огромных, многовековых деревьев, больших лесов; наши предки говорили: «Афы усааит!» - «Да ударит тебя молния!» Молния часто бьет по вековым деревьям, и она поражала людей с оружием, отдыхавших в тени деревьев - вот откуда идут эти слова.
Сегодня уйдут мой страх и боязнь, которые я получил в детстве из-за друидских поверий, сегодня я увижу святыню - аныха, оставлю свой страх и успокою свое волнение и трепет. Мы свернули на дилижансе в большой лес, по которому шла извилистая дорога, и поднялись на холм. Перед собой мы увидели на зеленом дворике небольшое здание с крестом - я понял, что это небольшая церковь. Я не так представлял это, полное таинства место, долгие годы занимавшее меня; я думал, что это будет какое-то необыкновенное, таинственное место, но перед моим взором предстал небольшой христианский храм.
Когда мы вошли во двор церкви, там на зеленой траве расположилась группа людей, среди которых был и священник, они вели беседу. Мы вышли из дилижанса. Мой спутник представил меня: «Это наш брат из Турции - Бутба Мустафа». Все сразу поднялись на ноги и, окружив меня, приветствовали со словами «Добро пожаловать!» и начали расспрашивать об абхазцах-сородичах, проживающих в Анатолии. Я отвечал на многочисленные вопросы. Они предложили мне осмотреть церковь, я с удовольствием согласился. Священник, подойдя впереди нас, открыл дверь церкви. Как только мы вошли вовнутрь, там увидели копилку для пожертвований. Я положил туда все оставшиеся у меня российские деньги, я не буду виновен, если эти деньги в дальнейшем не будут иметь хода. Мой спутник поцеловал икону Христа, стоявшую на возвышении. Я до этого стеснялся спросить его, кто он по вере (христианин или мусульманин), но теперь было ясно, какой веры был Лева. Проблем по этому вопросу не было. Мне показали церковные древности. Я тоже отнесся ко веему с большим уважением.
Мне снова пришли на память стихи Зия-паши:
«Человеку присуща верность.
И помогает правильно мыслящим святой Аллах!»
В этом храме хранились еще более древние и более ценные святыни, но ключ, где они хранились, был у попа, он должен был явиться через час, но мы не могли столько ждать. Попрощавшись с каждым, мы отправились в путь.
В Самурзакане и на побережье Абжуа очень мало говорят по-абхазски. Несмотря на то, что они абхазы, языка не знают, но считают себя абхазами. Со временем они забудут, что они абхазы.
В старину в Абхазии в каждой абхазской семье был раб мегрел. Махаджиры-абхазы, проживающие в Батуме и в его окрестностях, говорят на родном языке. Махаджирство очень изменило обстановку в Абхазии, многие абхазы растворились среди грузин и мегрелов.
Я не знаю, какую тактику противопоставляют этой ассимиляторской политике абхазы-христиане.
У жизни свои строгие законы, и они берут свое. Дай Бог, чтобы для нашего народа появилась такая возможность и социальные отношения, чтобы остановить этот процесс, иначе через 50 лет произойдет полная ассимиляция.
17 августа. Уачамчыра
Уачамчыра была летней резиденцией абхазских владетельных князей. Берег Черного Моря защищен от северных холодных ветров. Климат похож на океанский. Городок небольшой, с мягким приятным климатом. В старину Уачамчира славилась самшитом. Пираты в темноте, на судах, тайно приставали к берегу, скрываясь в густом самшите, и захватывали в плен юношей и девушек, увозили и продавали их купцам в рабство. В настоящее время в Уачамчырах нет самшита, как нет и работорговли.
Древние источники сообщают, что финикийцы приплывали к берегам Кавказа, занимаясь там работорговлей.
Немного остановимся на работорговле. На побережье Черного моря проживают лазы, грузины, мегрелы, абхазы, немного севернее черкесы. Черкесам, за то, что они проживают севернее, неправильно приписывают, будто бы они занимались работорговлей. Ни один черкес никогда не продаст кого-либо из своей семьи или своих детей. Продавали обычно рабов или захваченных в плен, как я говорил выше, приходили морем и захватывали в плен. Чаще это были русские мужики, взятые в плен. Поскольку они продавались с Кавказа, хотя они и не были черкесами, их называли «черкесы». Если говорить истину, это были проживавшие на Кавказе русские, мегрелы и грузины.
После переселения в Турцию, перенося неимоверные лишения на новых местах, некоторые черкесы вынуждены были продавать в рабство своих людей, но таких случаев не так много, и это было лишь рабское сословие, чистокровные черкесы никогда на попадали в эту категорию.
Сегодня этот позорный обычай совершенно прекращен, после реформ Танзимата, когда вали Дунайского вилайета был покойный Мидхат-паша. И все разговоры о работорговле черкесов были прекращены.
В Уачамчыру мы прибыли в полночь. Сразу же остановились в доме моего друга Каб Левы. Нас встретили его мать, брат и сестра. Он представил меня: - Это мой брат, друг, абхаз из Турции - Бутба.
Все по отдельности обнимали меня, как самого близкого родственника, от всей души и сердца.
Ночью я отдохнул на очень чистой постели, на диване, в комнате. Я не хотел утруждать хозяев приготовлением ужина, т.к. уже было поздно. Обычаи гостеприимства у этого народа очень красивы. И поэтому у этого народа (абхазов) нет нищих, как и нет очень богатых. Вот почему большевизм не смог прижиться на Кавказе, и поэтому здесь, в Абхазии, ни у кого не был разбит нос. Богатые люди до прихода большевиков раздали свои земли людям, и по этой причине здесь не было кровопролития.
Утром я поднялся рано. Поздоровавшись с хозяевами, вышел в город. Я не хотел особенно беспокоить этих почтенных хозяев и поэтому хотел подыскать себе место в гостинице, и затем встретиться с Маан Михой.
Первого, кого я встретил, был Дадащ Маршьан. Когда я отправлялся на Северный Кавказ, мы встретились с ним в Тифлисе и познакомились. После этого я встречался с младшим братом Дадаща, который был полковником русской армии. Когда начался большевизм, он сумел добраться до Тифлиса. Он проживал в гостинице, ожидая дальнейшего развития и окончания событий. По возвращении я слышал, что он был убит большевиками.
Дадащ пригласил меня на обед. За нами был прислан дилижанс, в это время принесли бурдюк и поставили у наших ног. Я спросил, что это.
Дадащ засмеялся: - Как тебя можно отпустить в Турцию, прежде чем ты не попробуешь вино. Это вино мы будем пить за обедом.
Я сказал спасибо, но в душе подумал, что придется гореть дважды. С одной стороны, августовская жара, с другой - вино из черного винограда. Я оказался меж двух огней. Такой как я, непривычный к вину, не сможет выдержать этого. Но я должен примириться с обстоятельствами. Был накрыт изысканный черкесский стол: мамалыга, сыр, курятина, вино. К вечеру я захотел вернуться в город, но хозяин стал категорически возражать, и я остался ночевать в его доме. Дадащ был не семейный, но у него была дочь, и он держал русского слугу. Кроме них он никого не имел. - До отъезда в Сухум ты будешь оставаться здесь, - сказал он.
Я также согласился, больше у меня не было выхода. На следующий день я выяснил, что в Уачамчырах не было гостиницы, где я смог бы остановиться. Из-за войны, имевшиеся там один-два отеля были закрыты.
Я очень обязан этому чистому и благородному хозяину за его теплое гостеприимство.
Днем я спускался в город, где в обед и под вечер слегка перекусывал в разных духанах, а к вечеру возвращался в дом Дадаща и там спокойно отдыхал в отведенной мне комнате. От дома до центра города и кофеен было далеко, но эти прогулки оставляли у меня в душе приятное впечатление. В день я иногда совершал две-три-четыре прогулки по широкому шоссе вдоль берега моря от дома Дадаща. В одиночестве для меня это было скорее спортивным развлечением.
18 августа 1920 г.
Я проводил время, созерцая абхазские горы, покрытые вечными снегами, и бездонную глубь моря. «В близлежащем селе будут поминки - годовщина, и мы отправимся туда», - сказали мне. Это горестное событие, но мне захотелось побывать там. Я поблагодарил Дадаща за приглашение. Дадащ отправился за фаэтоном, но он не нашел фаэтона, и я не смог поехать. Я не особенно желал ехать, но не могу не сказать, что мне было неприятно, что я не мог увидеть обряд поминок.
Мой спутник сегодня не появлялся. Возможно, он не хотел брать на себя обязанности хозяина. Потратив 200 р. из своих денег, я хорошо пообедал.
Для меня будет трагедией, если пригласивший меня в Сухум председатель Совета Маан Миха не прибудет вовремя, т. к. я должен выяснить время моего отбытия обратно. Мои дорожные деньги истрачены на три четверти. Я боюсь попасть в трудное положение. Но бояться нечего, т. к. то, что должно случиться, произошло. Я прибыл в Абхазию. Завершить мое путешествие мой необходимый долг.
19 августа 1920 г.
Сегодня меня на обед пригласили Маршьаны. Было очень жарко. Жара и вино совершенно обессилили меня. Но надо соблюдать обычаи, абхазы без вина не садятся за стол. Большое спасибо им за оказанное гостеприимство.
Вечером я отправился к старому священнику - абхазу из рода Маан. Мне было очень приятно, что я побывал у него и познакомился с ним. Мы обнялись, очень тепло поздоровались. Он горячо и искренне любит свой народ. Два его сына были офицерами царской армии. Когда случилась революция, они были в числе эмигрантов, прибывших в Стамбул. Старший через один-два дня уехал во Францию. Младшего звали Астамур, он остался с женой в Стамбуле. Астамур был кутила, игрок, но, несмотря на это, его супруга, очень благородная и воспитанная, уважала и любила его. Они три месяца гостили у меня в Стамбуле, затем уехали на Мадагаскар.
Вечером меня пригласили в компанию, я там пробыл до трех часов ночи. После трех, очень усталый и нервный, я лег отдыхать в своей спальне.
20 августа 1920 г.
В 10 часов утра мы отправились по абхазским селам - Миха, я, итальянец и русский. В 4 часа дня прибыли в Куарчал (Ткуарчал), расположенный в котловине и окруженный со всех сторон высокими горами. Разбросанные на большом расстоянии одноэтажные дома напоминают виллы. Все окружающее напоминало изумруд. Дворы очень чистые, коровники находятся позади жилых домов. Навоз, который собирается, не бросается в глаза, т. к. он собран позади дома. Несмотря на то, что они (абхазы) христиане, абхазские обычаи, нравы, язык, аламыс сохранены в неприкосновенности. Но все же христианство внесло определенные изменения в их жизнь.
В честь нас хозяин зарезал овцу. Я не чувствовал себя чужим, так как абхазские обычаи, которые я наблюдал в детстве, если не все, но были соблюдены. Также я не чувствовал себя чужим в чеченских аулах. Братьям, прибывшим из Анатолии, был оказан не совсем теплый прием (десант абхазов из Турции - Р. Г.), но, тем не менее, они благословили то время, когда их братья смогут вернуться из Турции. После обеда молодежь помолилась перед крестом. Старики благословили по-абхазски: «Всевышний! Сохрани и благослови Абхазию!»
21 августа
Сегодня Миха с итальянским инженером — представителем компании и с русским инженером отправились осматривать рудные пласты.
Грузины хотят эти полезные ископаемые абхазской земли прибрать к своим рукам. Жители села, абхазы, с болью в сердце сказали мне, что грузины и слышать не хотят крик их души. Там, где залежи угля, выбиваются из недр земли и теплые, целебные, минеральные воды.
Для лечения, сюда, в Куарчал, прибывают много людей. Этот источник очень полезен для здоровья. Миша пригласил меня, но я отказался. У меня не было времени, чтобы осматривать залежи и источники. Моим намерением было посещение и изучение социального положения абхазских сел, и по завершении этого вернуться обратно.
Абхазские села утопают в зелени, дома и усадьбы расположены на большом расстоянии и скрыты от взгляда густой зеленью, не то что села кавказцев в Анатолии, Чечне, по Тереку, расположенные поблизости друг от друга; но на Западном Кавказе, в Абхазии невозможно осмотреть сразу один-два дома. Дом абхаза стоит посреди его хозяйства и земли.
Абхазия вся покрыта лесами. Дома укрываются в зелени деревьев и кукурузных плантаций, более ничего в глаза не бросается. Усадьбы, расположенные друг от друга, и чем больше хозяйство, нива - тем на большем расстоянии они находятся друг от друга. И так как дома находятся на большом расстоянии друг от друга, то соседский дом ты не увидишь из окна ближайшего дома. И поэтому кажется, что человек живет не в селе, а в лесу - так расположено его (абхаза) хозяйство, и поэтому переносишься в эпоху средневековья. Это вызывает в душе поэтический настрой, но вместе с тем, если поселения были бы расположены близко, то из этого можно было извлечь много пользы. Жить на далеком расстоянии не лучший удел.
Абхазские села в районе Бурсы и Измита в основном сокрыты лесом. Когда я объезжал эти села в Турции, то никак не мог понять, почему они поселились именно здесь, в лесах, на гористых возвышенных местностях, тогда как Анатолия покрыта равнинами. После путешествия по Абхазии я осознал эту непонятную тогда для меня загадку. Когда махаджиры переселились в Турцию, они стали расселяться на местах, напоминающих оставленную родину. Так как места расселения абхазов в Турции очень похожи на родные, то тяготы первоначальной жизни на новых местах были для них относительно не столь тяжелыми. Иначе они перенесли бы те трудности и испытали бы ту тяжелую судьбу, которые выпали черкесам, переселившимся в Аравии и на равнинах Коньи.
Умерший Сулейман Назиф так писал об этих черкесах, что «у них кладбища создавались раньше, чем деревни». Они перенесли тогда много тягот и страданий из-за непривычного климата. Об этом с глубокой болью, очень трогательно и искренне написал книгу Сулейман Назиф.
Сейчас я сделаю отступление и поговорю о своем селе, где я родился. Оно находится возле Ески-Шехира и называется Аапынар. Это первая железнодорожная остановка на пути от Ески-Шехира к Анкаре. Мое детство и юность прошли как в Ески-Шехире, так и в Аапынаре. Все это я очень хорошо помню.
Разливы реки Порсук сделали землю, где я родился, еще более благодатной. С юга в долине реки Порсук возвышаются три сопки. На одной жили абхазы, на другой кабардинцы, а на третьей карачаевцы. Между этими возвышенностями лежало шоссе, ведущее в Анкару. На Западной окраине нашего села, откуда начиналось карачаевское село, со стороны Ески-Шехира, в абхазском селе Аапынар находился чешме (фонтан), он существует и поныне. Один знатный ага, желая сделать добро, построил это чешме, и здесь для отдыха останавливались путники и караваны. На этой возвышенности, с восточной стороны стоял наш дом. Все путники проходили мимо нашего дома.
Я вспоминаю, сколько раз мы покупали коз и овец, которых гнали мимо нашего дома. Помню, как одну овцу купили за три куруша (это очень дешево). В нашем селе было около ста дворов. Все три села, о которых я говорил, соперничали друг с другом в делах и работе. И поэтому благосостояние нашего села было на должном уровне, жили хорошо; когда видишь в каком количестве скот - лошади, овцы и др. - возвращаются с пастбища, то по этому судишь о благосостоянии села. В этом селе, насчитывавшем около ста дворов и утопавшем в зелени, на равнине устраивались состязания в метании диска, борьбе; танцы юношей и девушек. Во время танцев устраивали марафон. В особом почете был футбол, иногда играли в игру, напоминающую английский и американский хоккей, держа в руках согнутые палки и погоняя небольшой мяч. На свадьбы собиралось очень много людей, и они выглядели очень торжественно и красиво. Устраивались скачки, поднимали на полном скаку с земли платок; проводили состязания всадников по перетягиванию освежеванной козьей шкуры (Аџьмацәа аимакра - Р. Г.). Подвешивали на расстоянии яйцо, и меткие стрелки старались поразить цель, что вызывало волнение и азарт у зрителей. В ста домах было до двухсот молодых юношей. Село жило счастливой жизнью. Никто не курил и не пил вино. Юноши были статные, высокие и красивые - это сразу бросалось в глаза, они были подобны богатырям. Девушки являли собой символ красоты и здоровья. После того, как мы переселились сюда из Плевны, жизнь у нас в селе протекала именно таким образом. Через 10-15 лет после описываемых событий жизнь нашего села изменилась в противоположную сторону. Началась эпидемия холеры, малярии, и многие жители села были унесены этими болезнями. Оставшиеся в живых переселились в высокогорные места Боздаг и Доманыч. Те, кто остался, выглядели очень худыми, бледными, пожелтевшими, от прежней счастливой жизни ничего не осталось. Когда я сравниваю прежнюю и нынешнюю жизнь нашего села, то перед моими глазами стоит грань между жизнью и смертью.
Возможно, что причиной этого были беспрестанные войны, но я думаю, что виною всему малярия. В произошедшей трагедии виновны те, кто расселил их там, т. к. они были непривычны к этим местам. Я хочу сказать, что расселение изгнанников на местах, к которым они непривычны, для них означает смерть. Поскольку условия этой местности были непривычны для них, то сегодня в этом селе проживает 20-25 семей, все они испытывают тяготы и трудности жизни, подобно тем кавказцам, что живут на голых пустынных землях Анатолии.
Вечером мы остановились в поселке Казан, с. Куарчал. Это село называется Атыша-ду, что в переводе означает «Большая пропасть». Это действительно так, с севера и северо-запада высокие горы окружают село, и там находится глубокая пропасть, но она вся покрыта густой зеленью и не похожа на голые пропасти Дагестана, и привлекает взор.
Вечером я хотел отдохнуть на постеленной мне чистой постели, но рядом были похороны, и плач женщин не дал мне спокойно уснуть. В комнате, где я отдыхал, висели иконы Иисуса и девы Марии. Я чувствовал себя в этом доме фанатиком фетишизма.
На следующий день Миша с друзьями отправился в Куарчал. Я совместно с родственниками Миши отправился к принцу Чачба Зорбеку. Род Чачба - владетельский, знатнейший род в Абхазии. Грузины этот род называют Шервашидзе, что означает потомки Ширвана.
Тыша-ду
В полдень прибыли к дому Зорбека. Дом его, для предохранения от сырости, стоял на высоких столбах. Когда я вошел во внутрь, то был поражен, т. к. внутри этого дома была самая современная (модерн) обстановка. Его пожилая мать была настоящей княгиней из рода Маршьан. После того, как она приветствовала нас словами «Добро пожаловать!», княгиня расспросила о моей семье. Несмотря на то, что она была христианка, в ее словах было очень заметно расположение к исламу. Но ее замечания по поводу священного ислама немного покоробили меня. Эти слова были сказаны не для того, чтобы сделать мне приятное, а шли от ее сердца. Россия насильственно охристианила их. Нужен небольшой толчок, чтобы они вышли на правильный путь.
Я очень тревожусь, чтобы у оставшихся в Абхазии, не знаю насколько точно, но вполне достоверно, из ста тысяч абхазов - половина из них мусульмане, половина христиане, чтобы на этой почве не было разногласий и трений. Нынешнее разделение религий не мешает в загсе, но в дальнейшем конфессиальное различие может привести к разделению народа на партии, подобно тому, как в Индии. Даже если Абхазия и их родина, то разъединение по религиозному признаку не сохранит Абхазию.
Был приготовлен очень чистый (скоромный) стол. Обед состоял из мамалыги, сыра, меда. Только я с большим аппетитом приступил к еде, как раздался плач, и пища застряла у меня в горле. Несколько месяцев назад умер брат хозяина, а сейчас прибыла его кормилица на могилу и стала оплакивать молочного сына. Не выдержав ее искреннего плача, мать умершего присоединилась к ней, соседи также начали оплакивать умершего. К вечеру они прекратили плач, и я слегка перевел дух.
На ночь меня уложили в очень чистую постель, и я хорошо отдохнул. На ужине, по обычаю, присутствовали соседи. Мы, беседуя на разные темы, приятно провели время. Вначале беседа шла о дальцах и цабальцах (Дал-Цабал), ушедших в изгнание. Эти две области, до выселения, были густо заселены абхазами. В настоящее время там абхазов не осталось. На этих прекрасных, оставленных абхазами, райских местах поселились армяне, греки и грузины. Присутствовавший здесь старик был свидетелем исхода абхазов. Он с горечью рассказывал, как опустели эти прекрасные места. Ушедшие в Турцию абхазы думали, что на мусульманской земле благоденствие, а умершие сразу попадают в рай. «Кто хочет пасти свиней - пусть остается здесь, кто хочет жить свободным и счастливым, пусть уходит в Турцию», - оповещали глашатаи. Глаза рассказчика при этом были залиты слезами. Из-за такой пропаганды мы оставили наши древние земли - менах, медивар, грекам и армянам.
Греки никого не пускают в Дал и Цабал. Если кто-нибудь из абхазов отправлялся туда, то они (греки) убивали его.
Сегодня меня прибыл проведать один старик. Он очень долго и много рассказывал о грузинах. О том, как они забрали у крестьян табак, не выплатив ничего, и тому подобные вещи, о том, что абхазы очень озлоблены против грузин; он говорил об этом с большой горечью и болью. Я очень расстроился, но что я мог поделать.
Названия месяцев на абхазском (со слов этого старика):
Январь иамуар
февраль перуал
март март
апрель арпил, мес хучы
май маз ду
июнь куркуа
июль нанхва
август ацвыбра
сентябрь апцара
октябрь ?
ноябрь гергоба
декабрь кирса
Некоторые названия из латинского, но мне кажется, что старик не все точно знает. Так как он не знает название октября на абхазском, а также и латинского названия, я не смог записать название этого месяца. Несчастный народ! Они знают названия на грузинском и мегрельском, а на своем родном языке не знают! Какое это несчастье, какое тяжелое положение! К сожалению, я сегодня не помню его имени. На обед был приглашен гостивший гражданин Турции из Самсуна, молодой абхаз. Он гостил здесь, у своих родственников. «Когда ты прибыл и как?» - спросил я его. - «Опасаясь интервентов, я покинул Турцию, да и среди армян есть у меня враги, как я слышал, они захваченных в плен передают интервентам, я из Трабзона прибыл в Батум, а оттуда добрался до Сухума». - Я тоже не желал много расспрашивать, к тому же он был болен. Я дал ему часть лекарств, что были у меня. - Если хочешь, мы отправимся в Сухум, а оттуда найдем дорогу на Стамбул, - сказал я ему. Но он не согласился. Несмотря на то, что здесь (в Абхазии) было очень трудно и сложно, я заметил, что он не особенно хочет возвращаться, и я, в связи с этим, не особенно настаивал. Когда мы остались наедине, он вытащил спрятанные часы и хотел подарить их мне, но я не взял их. Может, в дальнейшем у него могут возникнуть трудности, и тогда эти часы пригодятся ему, - подумал я и не взял их, сделав вид, что не расслышал его.
23 августа 1920 г.
Возвращение в Уачамчыру
Времени по старому шесть. Прибыл всадник с запасной лошадью для меня. Его прислал Миша и поручил всаднику проводить меня до Уачамчыр. Гости и хозяева попрощались со мной, и мы с проводником тронулись в путь. Через некоторое время мы встретили Мишу с четырьмя друзьями. Они ожидали нас вблизи дороги, в доме одного абхаза. Они поступили правильно, подождав меня здесь, иначе нам пришлось бы пробираться через густой лес, переправляться через реки и ручьи, преодолевать подъемы и спуски. Из-за того, что лес был густой и ветви порой достигали земли, мне приходилось очень часто нагибаться, да так часто, что разболелась спина. Чтобы не испытывать всех этих трудностей, они прислали проводника, решив, что так будет лучше, если они подождут меня у дороги. Пять всадников и еще двое, всего семеро, по вечерней прохладе направились в Уачамчыру. Правда, в окрестностях Сухума путешествовать очень трудно, задыхаешься от жары, проблемы с питьевой водой. Рядом протекали реки и ручьи, но боязнь заразиться малярией или тифом останавливали меня. Все источники были открыты, и скот оттуда пил воду. Будучи в Атыша-ду, несмотря на то, что я гость, я не стесняясь спрашивал: «Покажите, откуда вы взяли воду». Посмотрев источник (в Атыша- ду), я только тогда выпил оттуда воду. Это была прекрасная питьевая вода из ручья, струившегося со скалы, и внизу он был специально огорожен, чтобы не заходил скот. Из таких источников можно спокойно пить воду, но по дороге источники не огорожены, и ими опасно пользоваться. Из-за того, что эта проблема не разрешена, было много случаев заболевания тифом и малярией, подумал я.
С шутками и смехом, мы, семеро всадников, направлялись в Уачамчыру. Вечером, когда прохладно, путешествовать приятно. Наш путь пролегал мимо одного села. Мы говорим село, не вспоминайте пахнущие кизяком дома и села Анатолии. Здесь села расположены в лесу, дома в них напоминают одноэтажные виллы. Хозяин одного из домов, расположенных у дороги, встретил нас со словами: «Так поздно мы не позволим пройти мимо нас, оставайтесь на ночь у меня». Что бы мы не говорили, он не отпустил нас. Чистый, зеленый двор, ухоженный сад - мы въехали в аккуратно прибранный зеленый двор, где нас пригласили в чисто прибранную, новую комнату. «Вы отправитесь на рассвете, пока не встанет солнце и не будет жарко, а пока отдыхайте здесь», - сказали хозяева. Подошли соседи. Нас собралось человек 10-15. Мы провели очень приятное время в беседе и разговорах. Езда верхом по свежему воздуху вызывает аппетит. Было время вечерней молитвы. Но разговоров об ужине не было. Я понял, что по абхазским обычаям зарезали овцу, и мы ожидаем пока все не будет готово. Если бы меня спросили, я предпочел бы немного абысты, молока и кислого молока, взамен хозяйского барашка и курицы. Но что поделаешь? Таковы обычаи. Спустя час нас пригласили. «Куда мы пойдем и каков будет ужин?» - подумал я, и был поражен, когда увидел стол, накрытый человек на двадцать. Стол был накрыт белоснежной скатертью и полотенцами, с вилками; изысканные абхазские вина украшали стол. Я был изумлен, когда в простом селе, среди кавказских гор увидел такой современный стол. Я не мог понять - это русская или христианская культура, мысленно я проводил сравнение с нашими селами, и я скажу открыто, мне стало стыдно за наши села. Пригласить поздно вечером, не ожидая нас, семерых гостей, да еще человек десять односельчан, накрыть стол человек на двадцать, не то что у нас в селе, но и среднесостоятельный человек в городе не сможет сделать подобное. Женщин за столом не было. Хозяин был христианин, но он твердо придерживался старинных обычаев, ничего современного. Очень хорошо были приготовлены мясные блюда, все запивалось изысканным вином. За столом много шутили, смеялись, очень тепло и весело провели время.
Ближе к утру соседи разошлись, мы тоже прилегли отдохнуть на диванах. Но вино и обильная еда не давали уснуть. В конце концов, вино и обильная пища сделали свое, разморили нас, и мы уснули. Когда я проснулся, начало светать. Быстро поднявшись, оделся и вышел на софу, выходившую в сад. Полной грудью вдохнул чистый утренний воздух в этом прекрасном райском месте, где жили свободно мои предки.
Мои друзья встали чуть позже меня. Легко позавтракав, мы отправились в путь. Проехав через небольшой лес, где дорогу окаймляли деревья, мы вскоре прибыли в Уачамчыру.
Сопровождавшие нас проводники, двое молодых абхазов, взяв под уздцы коней, на которых мы путешествовали с Мишей, отправились обратно. Я немного отдохнул в своей комнате у Миши. Но на душе у меня была тревога, если закончатся мои деньги, то я буду подобен солдату, попавшему в плен. Эта мысль на давала мне покоя. 22 дня я уже нахожусь в Абхазии. У меня осталось 8 тысяч рублей. Если придется уехать, не увидев столицу Абхазии - Сухум, правительство, то это будет очень неправильно, но у меня не хватает ни времени, ни денег. Все сроки поджимают. В школе я взял отпуск на два месяца, а уже истекает 9-й месяц. Когда я вспоминаю об этом, то мне кажется, что меня исключили из школы. Если так будет продолжаться, то 15 лет моей учебы просто пропадут. Что случилось, то случилось, не стоит об этом переживать. Но у меня проблема с деньгами, они кончаются, это для меня первоочередная проблема. Хотя я отдыхал в комнате у Миши, но от этих мыслей у меня на душе было не совсем приятно.
Было жарко, 35 градусов, и мои тревоги не давали мне покоя, я попросил у Миши разрешения выйти на воздух и пошел на берег моря. Разделся и искупался в море. После этого направился в кофейню. Взяв скамейку, уселся под тенистым деревом и обдумал, как мне удобнее и скорее возвратиться в Стамбул. Пока я сидел, строя планы, мне принесли ключи от моей квартиры. Теперь мне ничего не оставалось, как пойти к себе в комнату и отдохнуть. Взяв ключи, я направился в комнату, которую мне приготовил Дадащбей. Раздевшись, я прилег на диван. Морское купание расслабило меня и вызвало дремоту... Я с большим удовольствием заснул и хорошо отдохнул.
Утром встал рано. Не дожидаясь завтрака, вышел на воздух и направился прямо в город. Я сел в кофейне под деревом, огороженным сетью, и стал смотреть на море, ветер стал еще свирепее, огромные волны с силой бились о берег. Пока море не успокоится, в путь отправляться не следует, что касается дел, то придется подождать.
В кофейне я познакомился со стариком-лазом, по имени Хасан, мы очень долго беседовали. Лаз Хасан на абхазском языке говорил очень чисто, с истинным абхазским акцентом. Беседа шла на абхазском и произвела на меня сильное действие. Когда он говорил об Абхазии, ее нынешнем положении, его глаза покрывались слезами. Идущая из глубины души его глубокая и искренняя любовь к Абхазии изливались в воспоминаниях и выражала тоску и печаль, он рассказывал старинные героические предания. - В то время, раньше, - говорил он, - здесь говорили только на абхазском, не было слышно другого языка, кроме абхазского. И кроме абхазов здесь никого не было. Он трогательно, со слезами рассказывал древние абхазские старинные предания и легенды. В конце Хасан расплакался и меня тоже расстроил.
В это время подошел дядя Махмуда Маршьан, окончившего Галатасарайский лицей, гостивший у своих сородичей. Он спросил о Махмуде, передал ему привет. Но это были непростые вопросы. Видно было, что он переживал и скучал по родственникам. Он подробно расспрашивал о своих родственниках в мельчайших подробностях, как они живут, каково экономическое положение, на кого похожи внешне и когда слышал приятные его сердцу ответы, заливался слезами.
24 августа 1920 г.
Сегодня я сообщил Мише, что хочу возвратиться в Стамбул, но он принял это очень неодобрительно. Миша понял причину моих тревог. Денег мне хватало, но это были грузинские деньги. Каждый день, когда я рассчитывался за завтрак, курс этих денег падал, чем ниже курс этих денег, тем ближе большевики приближались к Тифлису. Когда большевики возьмут Тифлис, эти деньги превратятся в ничто, поэтому я хотел заранее отправиться в путь. Миша обещал мне дать гарантии и рассеял мои тревоги, ничего страшного не произойдет, сказал он, чем успокоил меня. Я в большом долгу перед этим благородным и чистым человеком за то, что он успокоил и обнадежил меня. Он сообщил мне, что в Сухуме меня ждут главы правительства и что я буду глубоко неправ, если уеду не встретившись с ними. Когда мы были в Куарчале, то приезжал проведать и пригласить меня к себе в село мой однофамилец Шахин Бутба. Но у него не было времени ждать меня в Уачамчырах, и он вернулся в Сухум. Теперь наш долг прибыть в Сухум и проведать его, - сказал мне Миша. Когда финансовая проблема, которая более всего не давала мне покоя, была разрешена, мне уже ничего не мешало отправиться в Сухум и проведать мой народ и родственников. Поэтому я спокойно поужинал, а ночью хорошо отдохнул.
Дорога. Путешествие в Тамыш
Тамыш, село расположенное между Уачамчырой и Сухумом. Гостиницы, кофейни, лавки, широкие улицы напоминают город. В 5 часов утра мы выехали из Уачамчыры на машине. Было прохладно, воздух был наполнен ароматом, ближе к обеду мы прибыли в красавец Сухум. Утренний завтрак мы сделали в Тамыше. Мамалыга, сыр, жареная курица. Мы с большим удовольствием позавтракали. До сегодняшнего дня я ощущаю приятный вкус этой пищи.
Сухум - Кале
Дорога из Тамыша в Сухум-Кале была очень живописна, виды были очень красивы. Большие санатории, построенные русскими, фруктовые сады, деревья - их видами можно было любоваться беспрестанно. Со всех сторон дорогу окружали леса и сады, словом, все было покрыто зеленью.
Как сообщают древние источники, народ, живший здесь, поклонялся природе. Я полностью с этим согласен. Как не поклоняться столь красивой природе. Моя любовь к деревьям перешла ко мне от предков. Если я не вижу деревьев в течении суток, то считаю себя подобным заключенному. Народы южного Кавказа исповедовали друидизм. Древние египтяне поклонялись солнцу. В одном случае высокие деревья, устремленные к небу, в другом - господство горячего, знойного солнца.
Разве не таким образом поклонялись звездам в Вавилоне и Ниневии? Не идет ли от души поклонение звездам, сияющим посреди чистого, южного неба.
К обеду, проезжая через эту прекрасную, подобную раю природу, мы прибыли в Сухум. Я подумал, что нахожусь на острове Бююк Ада (место отдыха, близ Стамбула). Повсюду расположены в геометрическом порядке красивые дачи, очень изящные одно-двухэтажные дома. Широкая набережная с южной стороны украшает Сухум, придает ему современный вид. Кавказские горы поднимаются подобно стене и защищают древнюю столицу абхазов от холодных ветров, и, благодаря им, зима в городе теплая. Французский писатель писал о Сухуме, что это «Кавказская Ницца». И в этом он прав. Какое несчастье, раньше в Сухуме говорили на турецком и абхазском языках, ныне повсюду звучит только мегрельская речь. Этот старинный абхазский город стал мегрельским. В Сухуме на сегодняшний день очень мало абхазов. В основном живут мегрелы и грузины. Если на рейде стоят суда, то встретишь одного-двух турок. Старинное название Сухума - Себастополь, имеется еще одно название - Диоскурия. Во времена могущества османов Сухум-Кале, расположенный на берегу Черного моря, в красивой земле Абасков-Абхазов-Абаза, был базой, и тогда Сухум- Кале был широко известен.
Превосходный банкет
Как только мы прибыли в Сухум, Миша устроил меня в лучший отель. «Ты немного отдохни, а затем я организую встречу с твоими близкими», - с этими словами он оставил меня.
Швейцар провел меня в однокомнатный номер, который был просторен и чист. Окна с восточной стороны выходили на море, и глаза мои устремились в безграничную даль. Отель выходил на улицу, через окно было видно, кто проходил и приходил. Я снял сапоги и прилег на диван. Хотелось отдохнуть до обеда, но что оставалось до обеда, всего лишь один час...
Сказ о Гунибе
Следуя по спирали дороги, мы взбираемся на гору Гуниб. Мы проклинаем шоссе, по которому мы едем, ибо эта дорога является памятью кровавого и отравленного ядом русского владычества. Журчащие вокруг нас ручьи представляются нам текущими слезами плачущих матерей и сирот, а отголоски журчащих вод кажутся несмолкающими еще стенаниями матерей. Умолкнувшие и заснувшие голоса вдруг оживились, и передо мной предстали горькие события героических 1859 и1864 годов и скорбные отзвуки этих лет.
Под впечатлением этих мыслей я всю дорогу переживал события прошлого с их стенаниями и кровавыми последствиями. И думал я вот о чем:
Гуниб, Гоцатль и Ахчип... Эти три места являются гробницей, в которой погребены надежды на независимость кавказцев. Кавказцы полегли, погибли в этих местах, чтобы лечь в могилу, не расставаясь с мечтами о независимости, и будучи независимыми, они бросались с тоской и скорбью в объятия всякой возможной смерти. Матери и отцы встречали смерть вместе, в обнимку со своими детьми, и ни одна семья, ни один род не захотели расстаться с мечтами о независимости.. .
Следуя с этими мыслями по дороге, я вблизи увидел аул Гуниб, где происходила последняя битва и решающая схватка. Перед моим взором опустились все занавесы, скрывавшие события 60-летней давности. И ожили сцены той последней битвы. Я мысленно видел, как горцы, вооруженные ружьями, саблями, клинками или же камнями и палками в руках, бросались на врагов. Как они бились с врагами до последнего зуба и ногтя, как падали под убийственным огнем иноземцев, как пылали яростным и ненавидящим огнем очи гунибцев, гоцатлинцев, ахчипсовцев, как ненавидяще они смотрели в лица врагов, как окидывали любящими взорами горы и небеса и как навсегда закрывались их полные слез глаза... Все происходило перед моим взором, как горестная панорама.
Эти сцены прошлого так явно оживились в моем воображении, что я стал видеть Гуниб не теперешний, а тот, кровавый и горестный, и сам словно был участником тех минувших событий. Поэтому я перестал воспринимать слова, обращенные ко мне моими спутниками, и не видел и не слышал людей, которые вышли приветствовать нас.
Вдруг я увидел на краю дороги высеченную на скале надпись «Ширванская рота». Надпись говорила о том, что здесь проходил Ширванский полк. Я весь задрожал, как будто в мое сердце вонзился отравленный кинжал. Пока я переживал эту горечь, мы въехали через ворота в крепость. Когда я пришел в себя от грохота орудий, стрелявших в нашу честь, я увидел большую толпу радостно встречавших нас людей. Однако я был в таком состояний, что ничего толком не воспринимал. Из моих глаз полились горячие слезы. Народ понял мое состояние, и мне были оказаны самые высокие почести.
Встретились, поплакали, расстались...
Мы находились во дворце Александра II, который был построен на земле, пропитанной кровью и наполненной костями тысяч бойцов, павших за свободу. Это тот самый Александр II, который дал в 1864 (1861) г. волю русскому народу и в тоже время издал приказ об уничтожении и изгнании несчастного и поверженного народа Священного Кавказа!
И этот человек считался среди русских и во всем мире свободолюбивым императором!
Таковым представляет его западное свободолюбие, таковым противоречивым и непонятным! И могут ли свободолюбивые быть такими лживыми и жестокими!
Мустафа Бутбай. «Воспоминания о Кавказе». Анкара. 1990, с. 102-122. Перевод с турецкого Куджба Акына и Гуажба Р. «Сказ о Гунибе» в переводе академика 3. М. Буниятова.
(Печатается по изданию: Абхазия - документы и материалы (1917-1921 гг.). - Сухум, 2009. С. 317-337.)
(OCR - Абхазская интернет-библиотека.)
