Георгий Анчабадзе
Статьи:
В этнических конфликтах, как правило, присутствует историческая тема как важная составляющая часть. Противоборствующие стороны стараются исторически обосновать справедливость своих требований и при этом затрагивают проблемы как непосредственно касающиеся генезиса и развития этнополитического противостояния, так и имеющие к ним весьма отдаленное отношение.
Так каждый конфликт имеет длительную предысторию, которая нередко насчитывает десятки, а то и сотни лет, когда между народами или народом и государством с другой этнической основой накоплялись противоречия, происходили столкновения, приводившие к формированию устойчивой межэтнической розни. Факты этого противостояния, освещаемые с диаметрально противоположных позиций, служат основными материалами в информационной борьбе. В таких случаях вольное обращение с историей и вольная интерпретация исторических фактов - весьма характерное явление. Примечательно также, что со стороны некоторых историков, участвующих в информационном противоборстве, наблюдаются попытки удревнить конфликт, искать его истоки и проявления в таких отдаленных исторических периодах, когда объективно не существовало реальных условий для развития этнического противостояния.
Другой круг вопросов, также вызывающий ожесточенную полемику - это проблема этнической принадлежности древнего населения спорных территорий. Конфликтующие стороны стремятся таким путем доказать свои эксклюзивные права на спорные земли, хотя известно, что представители международных организаций, для которых, в первую очередь, предназначается эта информация (на этапе, когда конфликт уже становится предметом внимания ООН и ОБСЕ) мало интересуются проблемами далёкого прошлого. Нам представляется, что "историзм" такого рода особенно характерен для постсоциалистических обществ (бывшего СССР, Югославии и др.), где до недавнего времени вся общественная активность находилась под жёстким идеологическим контролем и лишь в вопросах древней и средневековой истории (т.е. до эпохи возникновения марксизма) допускалась относительная свобода мысли. В таких условиях национально-патриотические идеи находили выражение премущественно в историографии, а также в искусстве и литературных произведениях на исторические темы. Интеллектуальные элиты народов Советского Союза, лишенные своей государственности и возможности открыто обсуждать и решать национальные задачи, в поисках "народного духа" обращались к истории, что закономерно приводило к ее некоторой мифологизации. Этот момент, пожалуй, особенно заметен на Кавказе, народы которого прошли многовековый исторический путь и где привязанность к родной земле проявляется во всём многообразии духовной жизни. Поэтому на Кавказе для общественного мнения самым действенным аргументом в территориальном споре между народами является не государственная принадлежность спорных земель или современный состав их населения, а ответ на вопрос: какой этнос проживал тут изначально?
Историческая составляющая этнических конфликтов - основной предмет информационной борьбы на ранних стадиях межнационального напряжения, пока собственно конфликт еще находится в латентном состоянии и сохраняет определенную остроту даже в тех случаях, когда противостояние переходит в открытое военно-политическое противоборство.
Грузино-абхазский конфликт в этом отношении можно назвать классическим. Его историческая составляющая настолько чётко выделяется из общего контура, что неискушенному наблюдателю может показаться его основной причиной. Тем более, что исторические проблемы в 50-х-70-х годах несколько раз служили в Абхазии катализатором для небывалых в СССР межнациональных кризисов. В настоящий момент на фоне произошедших военно-политических событий историческая тема, естественно, отошла на задний план. Она далеко уже не играет той роли в формировании общественно-политического климата, как 10-12 лет тому назад. Частично это вызвано и фактическим отделением Абхазии от Грузии, в результате которого между ними прекратился широкий информационный обмен. Сегодня, можно сказать, общественность Абхазии уже не в курсе того, что пишут в Тбилиси, и наоборот. Тем не менее интерес к полемическим вопросам истории Абхазии достаточно велик. Главным предметом этого политизированного научного спора по-прежнему остаётся вопрос этнической характеристики древнего населения Абхазии. Споры ведутся также вокруг этнополитической характеристики Абхазского царства - феодального государства в Западной Грузии VIII-X вв. Мнения грузинских и абхазских ученых по этим вопросам становятся всё более противоречивыми. Надо полагать, что их позиции не станут ближе до тех пор, пока в отношениях между грузинами и абхазами сохраняется конфликтная ситуация. Между тем, когда грузино-абхазские взаимоотношения еще не носили такой напряженный характер, исторические проблемы не вызывали столь острую реакцию. Выводы грузинских и абхазских ученых часто совпадали. Грузинские специалисты вносили большой вклад в дело изучения языка и истории абхазов. Далее мы предлагаем краткий историографический обзор; рассмотрим основные теории, существующие в научной литературе относительно этнической принадлежности древнего населения Абхазии и происхождения абхазского народа. Размер статьи а также ее характер, не позволяют широко комментировать ту или иную теорию, хотя автор, разумеется, оставляет за собой право в отдельных случаях высказывать своё суждение.
* * *
Проблема происхождения народов является одним из самых сложных вопросов исторической науки. Для его решения необходимо использовать данные разных научных дисциплин: истории, археологии, этнографии, языкознания, антропологии, фольклористики и др.
Важным обстоятельством, которое необходимо учитывать при решении вопроса о происхождении абхазов, является их генетическая принадлежность к кавказской ("палеокавказской") этнической семье, подразделяющейся на три основные ветви: западную, или абхазо-адыгскую (абхазы, абазины, адыгейцы, черкесы, кабардинцы); восточную, или нахско-дагестанскую (чеченцы, ингуши, аварцы, лакцы, даргинцы, лезгины и др.) и южную, или картвельскую, в которую входят грузины - народ, состоящий из трех основных субэтнических групп: карты, мегрело-чаны и сваны.
Представители кавказской этно-лингвистической семьи являются древнейшими обитателями Кавказа (отсюда и название "палеокавказские"). Впрочем, здесь следует отметить, что некоторые языковеды отрицают генетическое родство между картвельскими языками, с одной стороны, и языками абхазо-адыгской и нахско-дагестанской групп, объединяя две последние в единую севернокавказскую семью. Таким образом, по мнению этих авторов, на Кавказе в настоящий момент представлены две коренные, но не родственные между собой семьи языков - картвельская и севернокавказская1. Эта мысль, в частности, проводится в новом учебном пособии "История Абхазии" (1993 г.), однако нам кажется, что пока рано окончательно отбрасывать теорию об этническом родстве всех палеокавказцев. Совершенно прав акад. И.Джавахишвили, указывая, что это родство подтверждается не только лингвистическими, но и самыми разнообразными историческими материалами.
Вопрос о раннем этногенезе абхазского народа не раз ставился в специальной литературе XIX - первой пол. XX в. Одной из распространенных в прошлом теорий происхождения абхазов являлась т.н. эфиопско-египетская теория, согласно которой древние колхи и вместе с ними предки абхазов переселились на Кавказ из Северо-Восточной Африки (Б.Нибур, П.Услар, Д.Гулиа и др.).
Другая теория выводила абхазов с Северного Кавказа. Причем, по мнению одних авторов, это якобы произошло еще в античную эпоху (М.Кисслинг, А.Сванидзе и др.), а по мнению других - лишь в период позднего средневековья (А.Дьячков-Тарасов).
Третья миграционная теория происхождения абхазов выводит их предков из Малой Азии и непосредственно примыкающих к ней районов юго-западного Закавказья (А.Глейе, Н.Марр и др.). Ниже увидим, что предположения о древних связях абхазо-адыгов с Малой Азией вовсе не лишены научной обоснованности.
Наконец, существует также гипотеза, согласно которой абхазо-адыгские племена в далёком прошлом пришли из Малой Азии в западное Закавказье, откуда переселились на Северный Кавказ, и лишь в первых веках н.э. предки абхазов снова вернулись в Закавказье и заняли территорию современной Абхазии (И.Джавахишвили)2.
Против миграционных теорий высказался ряд ученых, которые настаивали на автохтонности предков абхазского народа (А.Фадеев, Б.Куфтин и др.).
С 1920-х гг. изучение истории Абхазии принимает более систематический характер. Прежде всего тут следует назвать книгу основоположника абхазской литературы и ученого Д.Гулиа "История Абхазии" (1925 г.), являющейся первой попыткой монографического исследования истории Абхазии с древнейших времен по X в. н.э. Общеизвестны также заслуги акад. Н.Марра в абхазоведении. Но на подлинно научную, прочную основу изучение истории Абхазии и абхазского этноса поставили в своих фундаментальных работах выдающиеся грузинские историки И.Джавахишвили и особенно С. Джанашиа.
Еще П.Услар в XIX в., а затем некоторые другие специалисты (А.Глейе, А.Грен), обратили внимание на то, что определенные топонимические реалии из юго-восточного Причерноморья объясняются из абхазо-адыгских языков. Дальнейшие работы по исследованию древней и современной топонимии Западной Грузии, западнокартвельских языков (мегрело-чанского и сванского), а также других историко-филологических источников привели ученых к мысли о том, что некогда значительную часть территории Западной Грузии и прилегающих к ней областей Малой Азии занимали абхазо-адыгские племена (И.Джавахишвили, Н.Марр, С.Джанашиа, А.Чикобава, А.Ушаков и др.). В советской и грузинской историографии эта теория была широко распространена до конца 80-х гг. (И.Дьяконов, О.Джапаридзе и др.).
Сказанное, разумеется, не означает, что этнический состав населения юго-восточного и восточного Причерноморья в древности не менялся. В тесном соседстве с абхазо-адыгами проживали картвельские племена. По мнению С.Джанашиа, картвелы, в частности, мегрело-чанские этнические элементы, в определенный период занимали также и Абхазию, и воспоминания об этом сохранились в абхазском фольклоре в виде мифа о карликах-ацанах - древних насельниках горной Абхазии. И.Джавахиш-вили, как отмечалось, также полагал, что предки абхазов какое-то время концентрировались на Северном Кавказе и вернулись обратно лишь на рубеже н.э.
Вышеприведенные мнения ученых до середины XX в. не выходили, как и положено, за рамки сугубо академической сферы несмотря на то, что уже некоторое время подспудно накоплялись противоречия в грузино-абхазских взаимоотношениях. К сожалению, резкий перелом в этом отношении наступил в середине XX в. Вопросы истории Абхазии за короткий срок политизировались; стали предметом митинговых страстей и "кухонного" разбирательства. Связано это явление, не в последнюю очередь, с именем грузинского ученого П.Ингороква.
* * *
П.Ингороква, литературовед по своей основной специальности, в начале 50-х гг. выпустил объемистый труд "Георгий Мерчуле - грузинский писатель X в"., в котором выдвинул новую концепцию происхождения абхазов, перечёркивающую фактически всё, что было написано до него на эту тему. Содержание этой теории сводится к тому, что якобы исторические абхазы, хорошо известные по греко-римским, византийским, грузинским, армянским и другим источникам, этнически были грузинами, а современные абхазы - потомки адыгских племен, захвативших во второй половине XVII в. северо-западную часть Грузии - Абхазию. Пришельцы якобы вытеснили или ассимилировали коренных обитателей края - грузин, но при этом восприняли их имя3.
Чтобы понять, каким это было ударом для национального самоощущения абхазов, необходимо знать морально-политическую обстановку, царившую тогда в автономной республике.
В 40-х начале 50-х годов (до смерти Сталина) в Абхазии в административном порядке проводилась грубая политика грузинизации. В 1946 г. были закрыты абхазские школы, и по всем предметам ввели преподавание на грузинском языке, которого многие абхазские дети не знали, оставшись, таким образом, вне школы. В результате целенаправленной переселенческой политики, а также стихийного наплыва населения из других регионов Грузии и Советского Союза удельный вес абхазов среди населения Абхазии к 50-ым годам упал до 15 процентов. (в 1926 г. абхазы еще составляли 27.8 процента населения республики). Активно проводилась грузинизация топонимии Абхазии. Абхазов вытесняли из руководящих органов. Наметились необоснованные попытки объявления абхазского языка одним из картвельских языков. Д.Гулиа заставили отречься от его книги "История Абхазии". От имени писателя была издана брошюра, в которой проводится мысль о том, что "абхазы, собственно, те же грузины".
Разумеется, в этих противоправных действиях нельзя обвинять грузинский народ, подавляющая часть которого даже не ведала тогда, что творилось в Абхазии (да и сегодня тоже далеко не все знают об этом). Не обоснованы также попытки провести прямую линию между бериевцами, орудовавшими в Абхазии в конце 30-х -начале 50-х гг., и деятелями грузинского национального движения рубежа XIX-XX вв. в лице Я. Гогебашвили и других, призывавших грузин переселяться в Абхазию, опустевшую в результате махаджирства 1870-х годов, как это иногда делается в информационных материалах абхазской стороны.
Политика, проводившаяся в Абхазии, формировалась в Москве. В 30-х- 40-х годах в СССР многие малочисленные народы подвергались жесткой дискриминации по этническому признаку, вплоть до депортации с исторической родины или формального интегрирования в другие, более крупные этносы. Может быть, "Отец Народов" считал эту меру первым шагом на пути к будущему слиянию всего населения Союза в единую советскую нацию? Но всё же не следует забывать, что ущемление прав абхазов проводилось руками грузинских партийных функционеров и под флагом грузинизации. Открытое и громкое признание этого факта помогло бы грузинской стороне еще раз морально дистанцироваться от проводников кремлевской политики, лучше понять причины некоторых последующих явлений.
Таким образом, книга Ингороква (публикация ее отдельных частей началась в 1949 г., а целиком весь том вышел в 54-ом) как бы отнимала у абхазов историческое прошлое. Это был своего рода "историографический" удар по народу, переживающему один из самых критических моментов своей истории и особенно болезненный от того, что противопоставить этому удару, фактически, было нечего. Несмотря на уже проделанную определенную работу по изучению древней и средневековой истории Абхазии, еще не существовало монографических исследований или обобщающих трудов на современном научном уровне, посвященных этим важнейшим периодам истории Абхазии.
Думается, что если бы книга Ингороква вышла в свет в другое, более спокойное время, она стала бы лишь предметом научного разбирательства, и сегодня мало кто помнил бы о ней, как не помнят уже биографию Шота Руставели, сочиненную П.Ингороква, или "прочитанные" им с помощью грузинского языка письмена древних хеттов. Но в тот злополучный период эта публикация стала для абхазов последней каплей, и их возмущение стало принимать неадекватные формы. Теория Ингороква превратилась в предмет нагнетания страстей.
Грузинскую научную и творческую интеллигенцию тоже волновал этот вопрос. Отношение к работе Ингороква было неоднозначным. В это время уже не было в живых И.Джавахишвили и С.Джанашиа, которым может быть удалось бы своим огромным авторитетом вернуть всё на круги своя, другие же историки (Н.Бердзенишвили, В.Дондуа) хоть и пытались как-то повлиять на Ингороква, не смогли ничего добиться. Вообще большинство кавказоведов - историки, этнографы, лингвисты - понимали, что новая теория в корне неверна, и она может негативно отразиться на грузино-абхазских взаимоотношениях. Зато теория Ингороква была с энтузиазмом подхвачена другой группой интеллигенции; среди них были и видные ученые, однако неспециалисты в области абхазоведения, а также многие писатели (?!). Для них П.Ингороква стал истинным национальным деятелем.
На точку зрения этих лиц не повлияло и то, что в печати появились негативные рецензии на "Георгия Мерчуле", написанные специалистами - грузинами и абхазами - Н.Бердзенишвили, К.Ломтатидзе, З.Анчабадзе, Х.Бгажба и др., в которых основные положения Ингороква, касающиеся истории Абхазии, подвергались глубокой и всесторонней критике. Более того, в глазах своих поклонников Ингороква приобрел ореол мученика, которого наказывали за его патриотическую позицию. При этом обвиняли грузинских историков, которые якобы под давлением властей не поддержали новую теорию. Однако совершенно прав проф. Н.Ломоури, который в своей книге "Симон Каухчишвили" пишет по этому поводу: "Грузинские историки не поддержали Павле Ингороква не потому, что испытывали давление каких-то сил, а потому, что невозможно было его поддержать с позиции научной объективности".
Хотя грузинская историография уже в 50-е гг. в принципе отвергла теорию П.Ингороква, вопросы истории Абхазии и, в частности, проблемы этнической характеристики его древнего населения стали предметом определенной напряженности в грузино-абхазских взаимоотношениях. Не случайно в массовых выступлениях абхазов в 1967 и 1978 гг. четко прослеживается "историографическая" тема.
* * *
С конца 50-х годов начинается новый этап в разработке проблем истории древней и средневековой Абхазии. В 1959 г. была опубликована монография З.Анчабадзе "Из истории средневековой Абхазии (VI-XVII вв.)" - первая фундаментальная работа, в которой доказывается автохтонность абхазского народа, изучены вопросы образования абхазской феодальной народности и проблемы этнического состояния абхазского народа в средние века. Спустья несколько лет вышла другая книга того же автора "История и культура древней Абхазии", где также впервые в историографии были обобщены "материалы разнообразных источников и достижения смежных исторических наук по истории и культуре Абхазии с древнейших времен до V в н.э. В работе особое внимание уделяется вопросам происхождения древнеабхазских племен, обосновывается глубокая древность абхазского этноса на территории исторической Абхазии" (А.Куправа). Важным вкладом в развитие абхазоведения явилась книга Ш.Инал-ипа "Абхазы (историко-этнографические очерки)", вышедшая первым изданием в 1960 г. Национальные научные кадры (М.Трапш, К.Шакрыл, Х.Бгажба и др.,) плодотворно работали также в археологии, языкознании и других смежных дисциплинах, изучающих происхождение абхазского народа, его древнюю и средневековую историю.
В собственно грузинской историографии от конца 50-х до второй пол. 80-х гг. специальной разработке вопросов истории Абхазии уделялось меньше внимания. Отдельные проблемы истории автономной республики рассматривались тут в общих работах по истории Грузии.
Грузинские и абхазские ученые в целом сходилось в том, что абхазо-адыгские и картвельские племена с древнейших времен заселяли западную часть Кавказа и прилегающие районы Малой Азии, что не исключало в те или иные периоды передвижение отдельных племен как с юга на север, так и в обратном направлении (З.Анчабадзе, О.Джапаридзе, Г.Меликишвили, Ш.Инал-ипа, Р.Гордезиани, Г.Гиоргадзе и др.). Споры (разумеется в академической форме) велись в основном по вопросам этнической характеристики отдельных племенных коллективов, а также времени и условий формирования абхазской народности.
Территория современной Абхазии во второй половине I тыс.до н.э. входила в состав большой политико-географической области, известной в античных источниках как "Колхида", а всё ее население обозначалось общим именем "колхи", по названию ведущей народности. Однако необходимо уточнить, что эти термины использовались древними авторами в двояковом значении. В узком (этническом) значении под колхами подразумевались предки современных мегрелов, которые с позднеантичной эпохи выступают уже под именем "лазов". Территория их расселения локализуется на Колхидской низменности с центром в долине р.Риони. В широком же значении, когда под Колхидой подразумевалась обширная страна, раскинувшаяся по побережью примерно от Питиунта (Пицунда) до Трапезунта, а в глубине - до Главного Кавказского хребта, Колхида понималась как географическая единица, объединяющая ряд племен, среди которых кроме собственно колхов были и другие картвельские группы, а также, по всей видимости, и некартвельские племена, в частности, абхазо-адыгские (Г.Меликишвили, Н.Ломоури и др.). Поэтому при выяснении этнической принадлежности того или иного колхидского "племени" никогда не следует упускать из виду двоякий смысл термина "колхи" и безоговорочно зачислять в ряд собственно колхов всякую этническую единицу, о которой античный писатель сказал, что она является "колхским племенем" (З.Анчабадзе).
В последних веках до н.э. на территории Абхазии и прилегающих к ней землях античные источники называют ряд этноплеменных объединений, однако сведения об этих группах населения настолько скудны и расплывчаты, что сказать что-нибудь определенное об их языковой принадлежности невозможно. Поэтому не правы те авторы, которые пытаются скопом причислить их всех к картвельской (грузинской) или абхазской этнической среде.
В первых веках н.э. на побережьи исторической Колхиды появляются новые этнические названия - лазы, апсилы, абазги и саниги, образовывавшие раннегосударственные объединения, зависимые от Римской империи. Исходя из данных Арриана (II в.), лазы локализуются по берегам Фазиса (Риони) примерно до Ингури на севере; далее к северо-западу проживали апсилы; затем абазги до г.Севастополя (Сухуми), находившегося уже в землях санигов; владения последних распространялись до р.Ахеунт (Шахе?).
Границы этих этнополитических объединений не были постоянными. В III-IV вв. в связи с усилением лазов апсилы теряют территорию современного Гальского и частично Очамчирского районов, но в свою очередь вместе с абазгами оттесняют санигов за р.Бзыбь.
Таким образом, к середине I тыс.н.э. в современных границах Абхазии с юга на север проживали следующие "территориалные племена" или раннефеодальные народности: часть лазов (примерно, до р.Галидзга), апсилы (от Галидзги до Гумисты), абазги (от Гумисты, примерно, до Гагры) и, далее, саниги. В VI в. появляются также сообщения о горном племени миси-миян, которых большинство исследователей локализует в верхней части Кодорского ущелья, выше апсилов.
По вопросу этнической принадлежности лазов в науке существует однозначное мнение, что они являлись племенем мегрело-чанской ветви картвельской общности, прямыми предками современных мегрелов.
Относительно апсилов и абазгов вначале также не было разногласий. Еще Н.Марр, И.Джавахишвили, С.Джанашиа и другие ученые в первой половине XX в. единогласно признавали их племенами абхазо-адыгского этнического корня. Можно было только спорить, исконно они проживали на побережье Абхазии или спустились с гор в I-II вв. н.э. В начале 50-х гг. П.Ингороква попытался объявить их картвелами, но его не поддержали не только специалисты-абхазы, но и большинство грузин. В дальнейшем в грузинской историографии вплоть до начала 90-х гг. не было серьезных попыток пересмотреть эту точку зрения. Действительно, как свидетельствует вся последующая история, апсилы и абазги находились в прямой генетической связи с абхазским народом. К терминам "апсил" и "абазг" восходят самоназвания современных абхазов и абазин - "апсуа" и "абаза", являющиеся фонетическими вариантами одного и того же этнонима с общим корнем "пс"- "бз".
В грузинских письменных источниках синонимом термина "апсил" выступает "абшил", а "абазга" - "абхаз". К VIII в. усилившееся княжество абазгов (абхазов) абсорбировало соседние мелкие народности - санигов, апсилов, мисимиян, распространив на них свое имя. Отныне в исторических источниках объединенная страна именуется Абхазией, а ее население - абхазами из-за ведущей политической роли абхазов (абазгов). Однако в основу формирования единого языка абхазской народности лег, очевидно, апсильский диалект. В пользу этого предположения говорит то обстоятельство, что имя апсилов стало самоназванием абхазской народности - "апсуа".
Сложнее обстоит дело с этнической идентификацией санигов и мисимиян, довольно рано исчезнувших с исторической арены. Письменные источники по этому поводу не сообщают, практически, ничего такого, что помогло бы с уверенностью решить эту проблему, поэтому ученые оперируют в основном результатами фонетического анализа этнонимов и некоторыми другими косвенными доказательствами.
Так, например, санигов объявляли сванами (Н.Марр, И.Орбели, С.Каухчишвили, Д.Гулиа, Г.Меликишвили, Д.Мусхелишвили и др.), мегрело-чанами (С.Джанашиа, П.Ингороква, Н.Ломоури и др.), либо связывали с абхазским племенем садзов, обитавшим до 1864 г. на территории древней Санигии (А.Дьячков-Тарасов, З.Анчабадзе, Ш.Инал-ипа, М.Гунба и др.). Как видим, исследователи-грузины склонны видеть в санигах картвельское племя (сванское либо мегрело-чанское), а абхазы (за исключением Д.Гулиа) - абхазское.
Слабой стороной позиции сторонников картвелоязычности санигов является отсутствие у них единого мнения в вопросе племенной принадлежности санигов - они были сваны или мегрело-чаны? Без окончательного решения этого вопроса нельзя с уверенностью говорить о принадлежности санигов к картвелоязычному миру.
В последние годы М.Инадзе, как бы сглаживая это противоречие, выдвинула предположение, будто в восточной части княжества санигов проживали сванские, а в западной части - мегрело-чанские племена. Хотя эта точка зрения уже нашла поддержку среди грузинских историков (Н.Ломоури), нам она кажется недостаточно аргументированной.
Кроме того, М.Инадзе, оспаривая мнение об идентичности санигов и садзов, отмечает, что сторонники этого мнения "упускают из виду, что в специальной литературе и источниках садзы на вышеуказанной территории упоминаются лишь с позднего средневековья - XVII в."
На это можно сказать следующее:
1) неупоминание в источниках той или иной этнической единицы отнюдь не означает, что ее не было на рассматриваемой территории, тем более, если эта территория, как Гагра-Сочинский сектор - район расселения садзов, сравнительно редко попадала в поле зрения древних и средневековых авторов;
2) тем не менее, мы полагаем, что садзы под этим именем зафиксированы у черноморского побережья гораздо раньше XVII века, в частности, упоминаемые Стефаном Византийским (VI в.) "сазы, племя (живущее) вдоль Понта", по всей видимости, позднейшие садзы, входившие. вероятно, в объединение санигов;
3) садзы наряду с другими западноабхазскими племенами выступают в грузинских летописях при описании событий XIII-XVIII вв. под собирательным именем "джики", поэтому в русских документах XIX в. под влиянием грузинской формы для обозначения садзов появляется термин "джикеты".
Спорным является также вопрос об этнической принадлежности мисимиян. Грузинские историки в основном доказывают, что мисимияне - одно из сванских племен (С.Каухчишвили и др.), а абхазы (Ш.Инал-ипа и др.) скорее видят в мисимиянах племя абхазского этнического корня, особенно близкое апсилам.
Не вдаваясь в подробности аргументации той или другой стороны отметим, что вопрос этот не может считаться окончательно решенным, хотя присутствие сванских этнических элементов в юго-восточной горной части Абхазии в I тысячелетии н.э. представляется вполне возможным. Что же касается дальнейшей этнической судьбы мисимиян, то в процессе консолидации абхазской феодальной народности они вошли в ее состав и явились непосредственными предками цабало-дальской ветви абхазов, обитавшей на землях исторической Мисиминии до второй пол. XIX века (З. Анчабадзе).
* * *
Как было сказано, грузинская историография второй половины 50-х и начала 60-х гг. в целом отвергла теорию Ингороква об этническом характере смены населения в феодальной Абхазии, но тезис о миграции абхазо-адыгов с Северного Кавказа остался. Дело представляется таким образом, будто "древние" абхазы в языковом отношении мало отличались от "современных", но в культурно-политическом плане были органической частью феодальной Грузии. Автор этой концепции акад.Н.Бердзенишвили убедительно сформулировал свои мысли о месте и роли средневековых абхазов в грузинском феодальном мире, особо подчеркнув, что в строительстве грузинского государства с ролью абхазов может сравниться роль далеко не каждого грузинского племени. Затем, по мнению Н.Бердзенишвили, в результате хронического упадка, который наступил в Грузии в эпоху монгольского господства (XIII в.), и особенно после распада единого Грузинского царства (XV в.) сложились условия для переселения горских племен из Закубанья в Абхазию. Ученый считал, что переселение происходило отдельными волнами с XIII по XVII-XVIII вв. Ввиду того, что в этническом плане мигрировашие в Абхазию племена мало отличались от основной части местного населения, легко произошло их смешение и консолидация, причем привнесенные горцами незрелые социально-политические институты (ранний феодализм с сильными пережитками общинно-родовых отношений), хозяйственный тип (скотоводство) и религиозные верования (язычество), способствовали культурной деградации Абхазии и ее частичному отрыву от более передовой грузинской феодально-христианской культуры.
Разделяя мнение Н.Бердзенишвили о характере грузино-абхазских взаимоотношений в феодальную эпоху, нам трудно согласиться со второй частью его концепции, где он объясняет состояние позднесредневековой Абхазии массовой иммиграцией горского населения. Здесь, на наш взглад, есть ряд недоказанных и спорных положений. Ученый часто руководствуется аналогиями из других частей Грузии, в то время как в Абхазии, фактически, дело обстояло иначе. Тезис о частых переселениях с Северного Кавказа не находит подтверждения в письменных источниках. Миграции с севера на юг и в обратном направлении имели место, как и во многих других частях Грузии и Кавказа, но в Абхазии XIII-XVIII вв. явно превалировал процесс оттока населения с юга на север, т.е. из Абхазии на Северный Кавказ, нашедший свое отражение в разнообразных исторических источниках, в том числе и письменных (сообщения авторов XVII-XVIII вв. Эвлия Челеби, Главани, Пейсонеля, Гюльденштедта, Рейнегса, Палласа). Это переселение положило начало утверждению на северных склонах Кавказского хребта представителей абхазской этнической общности, которая впоследствии сформировалась в самостоятельный абазинский народ.
Трудно согласиться также с мнением, будто в XVII в. абхазы занимались в основном экстенсивным скотоводством, а не земледелием, что якобы указывает на их недавнее переселение с гор. Как установлено в специальной литературе, в XVII-XVIII вв. основными видами занятий населения Абхазии были земледелие, скотоводство, охота, пчеловодство и разные формы ремесел (Н.Антелава). Примечательно, что термин "анхаю", обозначавший основную категорию крестьян в феодальной Абхазии, переводится как "земледелец" (Г.Дзидзария).
Что касается архаических религиозных верований и этнографических реалий, засвидетельствованных в Абхазии XVII-XIX вв., то у них находятся определенные параллели в исторической Колхиде и древней Малой Азии. Поэтому нужно полагать, что они искони сохранялись здесь, а не были привнесены извне в относительно недавнем прошлом.
Между прочим, Н.Бердзенишвили одной из главных причин слабости христианства в Абхазии считает незнание основной массой местного населения языков, на которых осуществлялось церковное богослужение (греческий, затем - грузинский), Поэтому, полагал ученый, народ воспринимал христианство по-своему, "по-язычески". Это прекрасно объясняет устойчивость традиционных верований абхазов и, то почему после распада единого грузинского государства, когда, практически, исчезли исходившие из его центра православно-культурные импульсы, христианство, глубоко не укоренившееся в Абхазии, стало быстро сдавать свои позиции возрождавшимся традиционным культам, а позже и исламу.
Таким образом, можно утверждать, что социально-экономический и культурный упадок Абхазии, наступивший после XIII столетия, в целом, вызван теми же известными причинами (не считая некоторых местных особенностей), которые послужили причиной упадка феодальной Грузии. Поэтому нет повода искать объяснение происходившему в Абхазии широкой иммиграцией родственных элементов с Северного Кавказа.
* * *
С 1989 г. этнополитический конфликт в Абхазии вспыхнул с небывалой силой. В развернувшемся информационном противоборстве идеологи обеих сторон постоянно ссылались на историю и исторические права. Сообразно политической коньюнктуре появилось много "любителей", пишущих на исторические темы. В борьбу включилась и часть профессиональных историков, в том числе и такие, которые до этого не занимались конкретно Абхазией. В Грузии, например, никогда еще столько людей не работало одновременно в области абхазоведения, как работает в настоящее время (90-е гг.). Всё это приводит к большому разнобою в мнениях и радикализму в спорных вопросах истории.
Главный информационный удар абхазы нанесли во время событий конца XIX - середины XX в., когда происходило формирование конфликтогенной ситуации в грузино-абхазских взаимоотношениях. Эта эпоха характеризуется значительным ростом численности грузинского населения Абхазии (при этом дело представлялось таким образом, будто до этого грузин там никогда не было) и коммунистическими репрессиями 20-40-х годов.
Грузины тоже писали на эти темы, но главным образом их ответ вылился в пересмотр устоявшихся взглядов на этническую характеристику населения античной и средневековой Абхазии, что в значительной мере сопровождалось реанимацией теории Ингороква.
На данном этапе в подходах к этнической истории абхазов в грузинской историографии обозначились две линии: первая полностью базируется на идейном наследии Ингороква, отрицающем присутствие абхазо-адыгского этнического массива на территории Абхазии вплоть до нового времени. Этой линии придерживается подавляющее большинство непрофессионалов, занявшихся решением исторических проблем, а также часть историков и языковедов. В целом позиции этих авторов очень схожи между собой. Абхазов они считают общностью, сформировавшейся на Северном Кавказе и 200-300 лет назад переселившейся на территорию Грузии. Поэтому, заявляют сторонники этой концепции, потомки этих переселенцев не могут считаться здесь аборигенным этносом. Ввиду своей недвусмысленности и легкодоступности это мнение сейчас широко распространено среди населения Грузии.
Большая часть современных грузинских историков, однако, придерживается концепции, получившей в публицистике название "теория двуаборигенности". Это означает, что ее стороники признают на территории Абхазии два автохтонных этноса - грузинский и абхазский. В целом эта концепция повторяет основные положения, сформулированные в своё время Н.Бердзенишвили, но его последователи на данном этапе больше стараются писать о превалировании картвельских этнических элементов на территории Абхазии с древнейших времен и ищут новые данные, долженствующие показать массовость миграций с Северного Кавказа. Об особой роли же абхазов в строительстве средневекового грузинского государства, о которой писал Н.Бердзенишвили, сегодня, практически, не говорится (хотя это положение никто не опровергал), как и об их активном участии в культурной циркуляции феодальной Грузии (С.Джанашиа). Пожалуй, единственный грузинский автор, который в наше время пишет об этом,- это работающий в Москве историк Г.Цулая.
Сторонники "двуаборигенности" не подвергают сомнению присутствие картвельских племен на территории Абхазии с глубокой древности, что же касается абхазо-адыгских элементов, то для них такая возможность допускается гипотетически (М.Лордкипанидзе, Н.Ломоури, М.Барамидзе и др.). Правда, у некоторых авторов опять встречается тезис о родстве абхазо-адыгов с древними хаттами, что само собой подразумевает факт распространения племен западнокавказской этнической группы в конце каменного и начале бронзового века в южном направлении, вплоть до Северной Анатолии (О.Джапаридзе, Г.Гиоргадзе).
Некоторые историки утверждают, что на территории Абхазии в I тыс.-до н.э. не было абхазоязычных племен (Д.Мусхелишвили и др.), но апсилов и абазгов, известных в письменных источниках с вв. н.э., большинство ведущих грузинских специалистов причисляет к абхазо-адыгской этнической ветви, правда, с некоторой долей сомнения. Более категоричен в этом вопросе Н.Ломоури, который пишет: "Еще Ив.Джавахишвили и С.Джанашиа не сомневались, что апсилы и абазги - предки средневековых и современных абхазов, ныне же это не может вызывать сомнений, это - единственная научная точка зрения".
Высказано также мнение, что генетически с "современными" абхазами связаны только апсилы, а абазги (абхазы) первоначально были западнокартвельким племенем (Т.Гамкрелидзе).
Остальных "племен" Абхазии I тыс.н.э. - санигов и мисимиян - грузинская историография считает несомненно картвельскими. Только у М. Инадзе высказана мысль, что мисимияне могли быть сванско-апсильским объединением (при преобладающей роли сванского компонента), возникшем на стыке двух этнических массивов.
Теорию "двуаборогенности" резко критикуют современные последователи Ингороква, считающие, как было сказано, абхазов пришлым народом. Отвергают эту теорию и абхазские ученые, которые исходят из полярно противоположных позиций. В современной абхазской историографии считается, что этническая граница между абхазами и картвелами до начала II тыс. н.э. проходила по р.Ингури, затем отступила к северу, в связи с переходом Цхумской (Сухумской) области под власть мегрельских князей Дадиани, хотя на юге "на протяжении нескольких столетий" оставались "значительные абхазоязычные крестьянские общины" (откуда это известно? - Г.А.). К концу XVII в. абхазы отвоевали земли до Ингури, и этническая граница на этой реке была восстановлена, "приобретя одновременно государственно-политический статус" ("История Абхазии", 1993 г.).
Большинство современных грузинских авторов, говоря о древней и средневековой Абхазии, пишут о массовых переселениях абхазо-адыгских племен с Северного Кавказа. Причем, если по мнению последователей Ингороква это происходило в XVI-XIX вв., то сторонники второй линии говорят о переселениях в I тыс.до н.э. и в первой половине I тыс.н.э., затем - о перманентных миграциях в XIII-XVIII вв. Современные абхазы рассматриваются этими авторами как прямые потомки этих переселенцев, смешавшихся с местным грузинским и грузинизированным населением. Вначале основной массой мигрантов считались представители адыгских племен, но в последнее время больше пишут об абазинах, как наиболее близких абхазам в этническом отношении. (Протоабхазо-адыгская общность распалась, как считают, в конце III - первой половине II тыс. до н.э., поэтому, абхазы не могут быть потомками средневековых адыгов).
Выше мы отмечали, что в XIII-XVIII вв. превалировал процесс оттока населения из Абхазии на Северный Кавказ. Ничего не сообшают о миграциях с севера в конце I тыс. до.н.э. или в первых веках н.э.и античные источники. Если бы в позднее средневековье действительно имело место из-за Кавказского хребта масштабное вторжение несколькими волнами, в корне изменившее историческое развитие Абхазии, ее этнический, социально-культурный и хозяйственный тип, то это не осталось бы вне поля зрения многочисленных грузинских письменных источников или иностранных авторов, посещавших страну в этот период.
Что же касается абазин, то начиная от европейских путешественников XVIII в., в кавказоведении прочно утвердилось мнение, что они - выходцы из Абхазии и прилегающих к ней с северо-запада земель черноморского побережья, исторически также являющегося частью Абхазии (К.Главани, М.Пейсонель, И.Гюльденштедт, Я.Потоцкий, П.Бутков, С.Броневский, Ф.Торнау, Л.Люлье, А.Берже, Н.Каменев, Е.Вейденбаум, Е.Фелицын, Г.Мерцбахер, Н.Бартольд, П.Ковалевский, Ф.Красильников, С.Басария, Н.Яковлев, Л.Лавров, К.Ломтатидзе, А.Генко, Е.Алексеева, Е.Данилова и др.). Это мнение опирается на сообщения письменных исторических источников, прямо указывающих, что абазины происходят из Абхазии; на вполне чётких языковых и топонимических данных, свидетельствующих о том же; и на абазинские предания, называющие конкретные области исторической Абхазии как места первоначального обитания отдельных абазинских групп.
Недаром акад.С.Джанашиа, замечательный знаток Северо-Западного Кавказа, называл абазин "захребетными абхазами".
* * *
В грузинском национальном движении одновременно с резким обострением ситуации в Абхазии в 1989 г. возникло мнение, будто граждане, именующие себя абхазами, делятся на коренных "абхазов" (т.е.грузин) и пришлых "апсуйцев" (от "апсуа", самоназвания абхазов). Излишне доказывать, что это абсолютно неверно. Тем не менее мысль о том, что "абхаз" и "апсуа" по своему содержанию не тождественные понятия, проникла в грузинскую прессу и даже в научную литературу. Сегодня некоторые авторы сознательно избегают употребления этнонима "абхаз", заменяя его словом "апсуа". Тем самым "апсуйцы" как бы отсекаются от исторических абхазов4. Это новое явление - прямой результат того разброда мнений по кардинальным вопросам истории Абхазии, который царит сегодня в информационном пространстве Грузии.
В связи с этим хотелось бы отметить, что не существует никаких данных, указывающих на то, что когда - либо раньше в Грузии термины "абхаз" и "апсуа" противопоставлялись друг другу или абхазы считались пришлым народом. В древнегрузинских летописях нет даже намёка на это. Образованной части грузинского общества XIX - нач.XX в. было известно, что "абхаз" и "апсуа" - синонимичные понятия. Можно привести ряд примеров. Сошлемся, в частности, на известного историка и языковеда, одного из основоположников современной грузинской этнографии М.Джанашвили, который в начале XX в. писал: "Абхазы сами себя называют "абс", свою страну - "Абсне" (абх. "Апсны" - Г.А.). В указанный период грузины считали абхазов отдельным, хотя и родственным себе, народом. Общепринятым было мнение, что абхазы испокон веков проживают в своей стране. Характерны слова выдающегося поэта, общественного и государственного деятелья Григола Орбелиани (1804-1883), который, отстаивая интересы абхазского народа во время колонизации Абхазии, проводимой российским правительством, писал: "Казна лишала земли тот народ, который здесь проживал со времен Ноя". Это короткое, но ёмкое замечание прекрасно выражает мнение одного из лидеров грузинской дворянской интеллигенции XIX в. по интересующему нас вопросу.
* * *
Ввиду того, что исторические проблемы - "тревожная" тема в этнических конфликтах, возникает желание вообще обходить их в ходе работы неформальной дипломатии. Однако полностью табуизировать этот вопрос невозможно, так как мифологизированная история играет огромную роль в противостояниях подобного рода, вызывает жгучий интерес среди самых широких слоев населения. Упорное замалчивание конфликтогенных вопросов не способствует их исчезновению. Разумеется, следует избегать исторических диспутов, но при необходимости участники народно-дипломатического процесса должны быть готовы сказать веское слово. Поэтому им нужно иметь правильное представление об основных моментах истории. Достичь этого можно знакомясь с апробированной литературой, обобщающими трудами авторитетных ученых. Кроме того, можно проводить лекции-беседы по спорным вопросам истории. Вооружившись знаниями, легче разрешать сложные ситуации. Например, многих людей, находящихся под влиянием теории Ингороква, часто поражает, что известнейшие историки Грузии придерживались иных взглядов относительно происхождения абхазского народа. Особенно большим авторитетом пользуется у грузин имя И. Джавахишвили. Привлечение его высказываний может значительно изменить ситуацию; да и для многих абхазов окажется внове, что мнения виднейших грузинских историков во многом совпадают с позицией известных абхазских учёных. При этом нужно подчёркивать, что исторические данные не могут служить единственным критерием для определения политического статуса территорий в настоящее время, а также, то что все жители страны, независимо от того, относятся они к автохтонной этнической группе или пришлой, равны перед законом и имеют одинаковые гражданские права.
Примечания
1. На Кавказе, кроме собственно кавказских языков, как известно, давно распространены также индоевропейские и тюркские языки.
2. До 30-х гг. XX в. миграционные теории широко были распространены в исторической науке, так что противоречивые взгляды о передвижениях абхазских племен отнюдь не исключительное явление. Например, прародина грузин мыслилась историками где-то на юге, в Передней Азии. Этой концепции придерживался поначалу и И.Джавахишвили, однако впоследствии он изменил мнение и допустил возможность прихода картвельских племен на территорию современной Грузии с совершенно противоположного направления. "Не явились ли они в Закавказье с севера так же, как абхазские племена, именно этим путем, по-видимому, появившиеся в Закавказье" - писал учёный.
3. Интересно, что П.Ингороква далеко не всегда придерживался такого мнения об историческом прошлом абхазского народа. Вот что он писал в 1918 г.: "Абхазы с грузинами связаны многовековой культурной общностью. Абхазы изначала входили в грузинскую государственную единицу, и абхазское племя несмотря на свою малочисленность имеет большие заслуги перед историей Грузии; из Абхазии началось государственное возрождение Грузии (отражением чего является титулатура грузинских царей, которая начиналась так: "царь абхазов и картвелов"), даже грузинская династия была наполовину абхазской, абхазы дали стране не одного и не двух выдающихся личностей (в византийских источниках известен грузинский философ Иоани, абхазец по племени), короче - двадцативековая история Грузии одновременно является и историей Абхазии".
Фраза "даже грузинская династия была наполовину абхазской" ясно указывает, что Игнороква тогда не считал исторических абхазов грузинами.
4. Из грузинских историков против этой тенденции активно выступает Н.Ломоури.
Литература
1. Антелава Н.Г. Очерки по истории Абхазии XVII-XVIII веков. Сухуми, 1949.
2. Анчабадзе З.В. Вопросы истории Абхазии в книге П.Ингороква "Георгий Мерчуле - грузинский писатель X века". - "Труды Абхазского института языка, литературы и истории им.Д.И.Гулии АН ГССР", XXVII. Сухуми, 1956.
3. Анчабадзе З.В. Из истории средневековой Абхазии (VI-XVII вв.). Сухуми, 1959.
4. Анчабадзе З.В. История и культура древней Абхазии. М., 1964.
5. Анчабадзе З.В. Очерки этнической истории абхазского народа. Сухуми. 1976.
6. Барамидзе М.В. Некоторые проблемы археологии Западного Кавказа в тыс.до н.э. - "Разыскания по истории Абхазии/Грузия". Тб., 1999.
7. Бгажба Х.С. Некоторые вопросы этнонимики и топонимики Абхазии. - "Труды Абхазского института языка, литератури и истории им.Д.И.Гулии АН ГССР", XXVII. Сухуми, 1956.
8. Бердзенишвили Н.А. По поводу книги П.Ингороква "Георгий Мерчуле". -"Мнатоби", литературно-художественный и общественно-политический журнал. 1956. № 12 (На груз.яз.).
9. Бердзенишвили Н.А. Об Абхазии. "Н.Бердзенишвили. Вопросы истории Грузии", т.Ш. Тб., 1966 (на груз.яз.).
10. Бердзенишвили Н.А. [Замечания об историческом развитии Абхазии]13 -"Н.Бердзенишвили. Вопросы истории Грузии". Тб., 1990 (на груз.яз.).
11. Гамкрелидзе Т.В. Из истории племенных названий древней Колхиды (К историко-этимологическим взаимоотношениям этнонимов "абхаз-абазг" и "абаза"-"апсуа"). - "Известия АН Грузии. Серия истории, этнографии и истории искусства". 1991. № 2 (на груз.яз.).
12. Гиоргадзе Г.Г. Страна тысячи божеств. Тб., 1988 (на груз.яз.).
13. Гиоргадзе Г.Г. Неиндоевропейские этнические группы (хатты, каски) в древней Анатолии по хеттским клинописным текстам. - "Разыскания по истории Абхазии/Грузия". Тб., 1999.
14. Гордезиани Р.В. Кавказ и проблемы древнейших средиземноморских языковых и культурных взаимоотношений. Тб., 1975.
15. Гулиа Д.И. История Абхазии, т.1, Тифлис, 1925.
16. Гунба М.М. Западная Грузия и Византия в VI-VIII вв. Сухуми, 1962.
17. Делба М. К вопросу изучения языка и истории абхазов. Сухуми, 1952.
18. Джавахишвили И.А. Основные историко-этнологические проблемы истории Грузии, Кавказа и Ближнего Востока древнейшей эпохи. - "Вестник древней истории", 1939, №4.
19. Джавахишвили И.А. История грузинского народа, книга первая. Четвертое издание. Тб., 1951 (на груз.яз.).
20. Джанашвили М.Г. История Грузии, т.1, Тифлис, 1906.
21. Джанашия С.Н. Тубал-Табал, Тибарен, Ибер. - "С.Джанашиа. Труды", III, Тб., 1959 (на груз.яз., рус.резюме).
22. Джанашиа С.Н. Черкесский (адыгейский) элемент в топонимке Грузии. -"С.Джанашиа. Труды", III, Тб., 1959 (на груз.яз., рус.резюме).
23. Джанашиа С.Н. Экспедиция в Адыгейскую Автономную область "С.Джана-шиа. Труды", ГУ, Тб., 1968 (на груз.яз.).
24. Джанашиа С.Н. [Абхазия в составе Колхидского царства и Лазики. Образование "Абхазского царства"]. - "Известия АН Грузии. Серия истории, этнографии и истории искусства. 1991. № 2.
25. Джапаридзе О.М. К этнической истории грузинских племен по данным археологии. Тб., 1976. (на груз.яз.).
26. Джапаридзе О.М. На заре этнокультурной истории Кавказа. Тб., 1989.
27. Джапаридзе О.М. К этнокультурной ситуации Северо-Западного Закавказья в эпоху камия и раннего металла. - "Разыскания по истории Абхазии/Грузия". Тб., 1999.
28. Дзидзария Г.А. Народное хозяйство и социальные отношения в Абхазии в XIX веке. Сухуми, 1959.
29. Инадзе М.П. Вопросы этнополитической истории древней Абхазии. - "Известия АН Грузии. Серия истории, этнографии и истории искусства". 1992, №№ 1,2 (на груз.яз.).
30. Инадзе М.П. Древнее население Абхазии. - "Мнатоби", 1992, № 2. (на груз.-яз.)
31. Инадзе М.П. Вопросы этнополитической истории древней Абхазии. - "Разыскания по истории Абхазии/Грузия". Тб., 1999.
32. Инал-ипа Ш.Д. Об этногенезе древнеабхазских племен. - "VII международный конгресс антропологических и этнографических наук". М., 1964.
33. Инал-ипа Ш.Д. Абхазы (Историко-этнографические очерки). Сухуми, 1965.
34. Инал-ипа Ш.Д. Вопросы этно-культурной истории абхазов, Сухуми, 1976.
35. Ингороква П.И. Георгий Мерчуле - грузинский писатель X в. Тб., 1954 (на груз.яз.).
36. Ингороква П.И. О границах территории Грузии. Тб., 1990 (на груз.яз.).
37. История Абхазии. Учебное пособие. Гудаута, 1993.
38. Каухчишвили С.Г. Племя мисимиан. - "Труды Тбилисского гос.университе-та", т.1, Тифлис, 1936.
39. Куправа А.Э. Историографический обзор. - "З.Анчабадзе, Г.Дзидзария, А.Куправа, История Абхазии". Учебное пособие. Сухуми. 1986.
40. Лавров Л.И. "Обезы" русских летописей. - "Советская этнография". 1946, №4.
41. Лавров Л.И. О происхождении народов Северо-Западного Кавказа. - "Сборник статей по истории Кабарды", вып.3. 1954.
42. Лавров Л.И. Абазины (Историко-этнографический очерк). - "Кавказский этнографический сборник", 1, М., 1955.
43. Ломоури Н.Ю. Симон Каухчишвили. Тб., 1996 (на груз.яз.).
44. Ломоури Н.Ю. Абхазия в античную и раннесредневековую эпохи. Тб., 1997.
45. Ломоури Н.Ю. Из этнокультурной истории древней Абхазии. Тб., 1998 (на груз.яз.).
46. Ломоури Н.Ю. Абхазия в позднеантичную и раннесредневековую эпохи. -"Разыскания по истории Абхазии/Грузия". Тб., 1999.
47. Ломтатидзе К.В. Ашхарский диалект и его место среди других абхазско-абазинских диалектов. Тб., 1954 (нв груз.яз.).
48. Ломтатидзе К.В. О некоторых вопросах этнической принадлежности и размещения абхазов (По поводу работы П.Ингороква "Георгий Мерчуле"). - "Мнатоби", литературно-художественный и общественно-политический журнал. 1956, №12 (на груз.яз.).
49. Марр Н.Я. О языке и истории абхазов. М.-Л. 1938.
50. Меликишвили Г.А. К истории древней Грузии. Тб., 1959.
51. Лордкипанидзе М.Д. Абхазы и Абхазия. Тб., 1990.
52. Мусхелишвили Д.Л. Основные вопросы исторической географии Грузии, 1, Тб., 1977 (на груз.яз.).
53. Мусхелишвили Д.А. Исторический статус Абхазии в грузинской государственности. - "Разыскания по истории Абхазии/Грузия". Тб., 1999.
54. Цулая Г.В. Абхазия и абхазы в контексте истории Грузии (Домонгольский период). М., 1995.
55. Чикобава А.С. Картвельские языки, их исторический состав и древний лингвистический облик. - "иберийско-Кавказское языкознание", II. Тб., 1948.
56. Шакрыл К.С. К вопросу об этногенезе абхазо-адыгских народов. - "Ученые записки Адыгейского научно-исследовательского института, IV. Краснодар, 1965.
(Опубликовано: Аспекты грузино-абхазского конфликта. Выпуск 2. Ирвайн, 2000.)
(Материал взят с сайта: http://www.socsci.uci.edu.)
_________________________________________
На современном этапе грузино-абхазских взаимоотношений, спустя семь лет после окончания ожесточенной войны, оставившей глубокий след в психологии противостоящих сообществ, позиции сторон в вопросе о государственном статусе Абхазии остаются спорными и диаметрально противоположными. Так, если официальная грузинская точка зрения непременно видит будущую Абхазию в составе Грузии, как одну из ее автономных единиц, то абхазская сторона давно уже в одностороннем порядке провозгласила независимость и ее официальные представители отказываются рассматривать вопрос статуса, объявляя его окончательно решенным. Такая полярность мнений фактически завела переговорный процесс в тупик, выход из которого без существенного сближения позиций сторон затянется надолго, ибо в обозримом будущем признания мировым сообществом односторонне провозглашенной независимости Абхазии ожидать нельзя.
Что же касается Грузии, то хоть она и пользуется дипломатической поддержкой ведущих государств мира, однако не имеет действенных механизмов для реального обеспечения своей территориальной целостности в рамках международно признанных границ. Бесконечное затягивание переговорного процесса в такой ситуации не только продлевает мучительное состояние «ни войны, ни мира», но и отрицательно влияет на перспективы окончательного и мирного урегулирования конфликта, ставит под вопрос возвращение беженцев в Абхазию, севернее Гальского района.
В отличие от официальных позиций, на неправительственном уровне можно услышать и предложения о возможности создания союзного государства, состоящего, соответственно, из двух равноправных субъектов – Грузии и Абхазии. В частности, еще до абхазо-грузинской войны это предлагали видные абхазские общественные и политические деятели З.Ачба, Т.Шамба, а в последнее время модель «общего» государства обсуждали В.Чирикба, Н.Акаба, Д.Бердзенишвили, И.Хаиндрава, П.Закареишвили и другие представители Абхазии и Грузии.
Такое «широкое» федерирование имеет как на абхазской, так и на грузинской стороне немало противников, которые полагают, что общее государство не будет жизнеспособным. Эти опасения большей частью диктуются страхом и взаимным недоверием, возникшими в результате войны 1992-1993 годов и предшествующих событий. Так, абхазы опасаются, что гораздо более многочисленные грузины станут доминировать в объединении и низведут до нуля суверенитет Абхазии, вместе с гарантиями безопасности для абхазского народа. Грузины же, со своей стороны, полагают, что двуединое государство принесет только юридическое закрепление независимого положения Абхазии, после чего она на вполне законных основаниях выйдет из союза. Кроме того, высказываются опасения, что в суверенной Абхазии должным образом не будут обеспечены права грузинской общины.
Как видим, перспектива общей государственности у многих рождает серьезные и часто взаимоисключающие сомнения. Это вполне объяснимо при том психологическом настрое, в каком оказались грузины и абхазы в результате продолжающегося годами военно-политического противостояния. Однако к решению такого стержневого вопроса, как определение статуса, надо подходить трезво, шире смотря на проблему и скрупулезно взвешивая все аргументы «за» и «против». Это очень трудно в настоящий момент, пока в общественных настроениях господствуют негативные стереотипы, сложившиеся в результате конфликта. Поэтому, чтобы сдвинуть процесс полномасштабного урегулирования с мертвой точки, нужно сначала главные усилия направить на преодоление поствоенного синдрома в мышлении — убрать психологические барьеры, мешающие трансформации общественного мнения, приступить к восстановлению доверия между двумя народами1.
Результатом систематической работы в этом направлении станет снижение уровня враждебности в отношениях сторон, что даст политикам возможность найти взаимоприемлемые решения по спорным вопросам. В вопросе политического статуса, в частности, таким решением может быть именно двуединое государство. Что это будет – федерация, конфедерация или нечто среднее – предмет особых переговоров после достижения сторонами принципиального согласия, итог которых должен быть договорно закреплен под международные гарантии. Возможно, эта модель сегодня не вызывает особого энтузиазма у большинства грузин и абхазов, но если вдуматься, такое решение проблемы может стать реальным компромиссом по статусу, без нарушения единого политического пространства Грузии-Абхазии или территориальной целостности последней.
Опасения каждой из сторон, что в результате федеративного/конфедеративного союза она будет обманута, вызваны, как указывалось, стойким недоверием, царящим между грузинами и абхазами, которое сохраняется благодаря продолжающейся информационно-психологической войне и угрозе новой вспышки насилия. Те грузины, которые считают, что Абхазия, получив право свободного выбора, постарается немедленно «выскользнуть» из общего государства, видимо, собираются вечно удерживать ее силой, что совершенно нереально. С другой стороны, абхазы, думающие, что численное превосходство грузин обязательно обернется в ущерб их интересам, по-видимому, не полностью учитывают те механизмы защиты, которые можно будет заложить в союзный договор в целях обеспечения интересов меньшинства.
В настоящей статье мне хочется тоже обратиться к прошлому и показать, что общее грузино-абхазское государство (с известными оговорками, разумеется, ибо нельзя напрямую сравнивать современное положение вещей с реалиями феодальной эпохи) существовало в средние века и сыграло значительную роль во всей последующей истории обоих народов. Обращение к исторической теме я считаю необходимым еще и потому, что в грузино-абхазском конфликте она все еще играет определенную роль и участники информационного противоборства как с одной, так и с другой стороны, апеллируют к ней, часто пытаясь при этом переписать историю заново. За последнее десятилетие, на фоне эскалации конфликта, этот процесс привел к резкой поляризации мнений в трактовке всех кардинальных вопросов истории Абхазии и грузино-абхазских взаимоотношений. В частности, некоторые абхазские авторы в своих последних работах сводят исторические связи между абхазами и грузинами до минимума, грузинские же наоборот — рассматривают Абхазию как одну из рядовых провинций Грузии, фактически, игнорируя роль абхазского народа как субъекта исторического процесса (я уже не говорю о сторонниках ненаучной теории П. Ингороква, отрицающей присутствие абхазского этноса на территории Абхазии до XVII в. н.э.). Общее, что характеризует авторов, представляющих полярно противоположные позиции — это попытки затушевать позитивные моменты в истории абхазо-грузинских взаимоотношений.
Кроме того, я полагаю, предлагаемый материал должен представлять интерес и для конфликтологов, занятых изучением грузино-абхазского конфликта. Поскольку для углубленного исследования проблемы нужно иметь представление о вопросах, которые, хоть и не связаны непосредственно с предметом исследования, но связаны с этнополитическими взаимоотношениями в целом и часто используются участниками конфликта в информационном противоборстве.
* * *
Абхазские и западнокартвельские (западногрузинские)2 этнические группы с глубокой древности входили в состав различных местных государственных образований. В данном случае особый интерес для нас представляет т.н. Абхазское царство, сложившееся в конце VIII в. н.э. и вскоре охватившее территорию всей современной Западной Грузии с Абхазией, вплоть до устья р. Кубани. В создании этого государства раннефеодальное абхазское княжество сыграло ведущую роль, а абхазский князь Леон II, объединивший в борьбе против иноземных захватчиков абхазские и картвельские племена, проживавшие западнее Лихских гор, принял титул «царя абхазов» (груз. мепе абхазта). В дальнейшем его потомки («Леониды»3 ) продолжали править под этим титулом, хотя среди подданных абхазских царей было больше картвелов, нежели собственно абхазов. Из-за происхождения правящей династии Абхазского царства и роли абхазов в его образовании, Западную Грузию с конца VIII в. стали преимущественно именовать Абхазией, о чем свидетельствуют как грузинские, так и иноязычные (византийские, армянские, арабские и др.) письменные источники. Абхазский язык в средние века не имел письменности4, следовательно, нет и древних письменных памятников на этом языке, но устные предания абхазов сохранили глухие воспоминания об абхазских царях – апсха, что переводится как «владыка абхазов». Вероятно, так именовались еще предшественники Леона II, правители древнеабхазского княжества (византийские и грузинские источники называют их, соответственно, на греческий и грузинский лад – «архонтами» и «эриставами»). Но начиная c Леона, возглавившего независимое, довольно значительное по кавказским масштабам объединение, титул апсха стал восприниматься как царский. Во всяком случае, выбор новыми правителями Западной Грузии титула «царь абхазов» должен означать, что они представляли свое государство правопреемником абхазского княжества. На это указывает и грузинский источник XI в. – «Диван абхазских царей», о котором речь пойдет ниже.
Вместе с тем, необходимо отметить, что с самого начала своего возникновения Абхазское царство вступило в общую систему грузинских политических образований. Причина этого явления крылась не только в тесной геополитической связи Абхазии с Западной Грузией, но и в составе населения Абхазского царства, в котором картвельский элемент составлял значительное большинство. Кроме того, по сравнению с Абхазией, центральные области Западной Грузии были более развитыми в социально-экономическом и культурном отношениях. В частности, грузинский (восточнокартвельский) язык, распространенный к тому времени на значительной части современной Западной Грузии и единственный в регионе, обладавший своей письменностью, постепенно получает всеобщее распространение в Абхазском царстве в качестве основного языка богослужения, письменности и культуры, вытеснив греческий, который в этом отношении доминировал здесь до IX-X веков. Абхазские цари, заинтересованные в сокращении византийского влияния, способствовали этому процессу. Тем более, что для большей части населения царства грузинский язык был более доступным, нежели греческий, абсолютно чуждый по своему строю и лексике кавказским языкам5 .
Одним из проявлений общегрузинской политики абхазских царей уже при Леона II было избрание столицей государства города Кутаиси – географического центра Западной Грузии и, надо полагать, города преимущественно грузиноязычной культуры.
Как отмечалось, в период Абхазского царства расширяется значение термина «Абхазия», который обозначает уже всю Западную Грузию. Соответственно с этим, новое понятие приобретает и термин «абхазы», который стал обозначать и все разнородное население Абхазского царства.
Вместе с тем, термины «Абхазия» и «абхазы» сохранили и свое первоначальное значение — собственно Абхазия и абхазская народность6 .
В начале IX в. Абхазское царство активно включается в борьбу между образовавшимися на территории Закавказья феодальными государствами.
В этой борьбе абхазские цари овладели значительной частью Восточной и некоторыми областями Южной Грузии, что фактически вело к объединению страны. Таким образом, объединительная политика абхазских царей объективно способствовала собиранию значительной части грузинских земель вокруг единого центра и консолидации картвельских племен, а также этнических групп, тяготевших к картвелам в культурно-политическом отношении, в грузинскую феодальную народность.
Распространение грузинского языка на территории современной Западной Грузии, ускорило процесс сближения местных картвельских групп (эгров, сванов) с картлийцами. Не случайно в середине X в. (вершина могущества Абхазского царства) грузинский автор Георгий Мерчуле выдвинул формулу, которая свидетельствовала о возникновении нового понимания термина «Картли», которым он означал не только Восточную Грузию, но и Западную, не исключая территорию собственно Абхазии. «Картли называется обширная страна, – писал Мерчуле, – в которой церковную службу совершают и все молитвы творят на грузинском языке»7 .
В связи с этим расширяется и значение термина «грузин» (картвели), который распространяется не только на родственные западнокартвельские группы, но и на всех тех православных христиан на Кавказе, кто слушал богослужение на грузинском языке. Такое понимание термина «грузин» вовсе не исключало этническую индивидуальность того или иного «грузина» по вере, но негрузина по своей национальной принадлежности – скажем, абхаза, осетина, албанца (ранца), лека и др. Таким образом, термин картвели в X в. наряду с этнополитическим, получил также культурно-политическое значение. Вскоре после этого появляется и термин Сакартвело (страна картвелов), а хороним Картли стал обозначать уже только одну из областей Восточной Грузии.
Как видим, Абхазское царство было создано при ведущей роли Абхазского княжества, но поскольку картвелы составляли большую часть его населения и политика государства в силу исторически сложившихся обстоятельств была общегрузинской, то и абхазы, которые обитали на своей исконной территории, также являлись активными проводниками этой политики и ближайшими союзниками картвелов. Власть Леонидов в одинаковой степени опиралась как на собственно абхазов, так и на картвелов Западной Грузии. Таким образом, Абхазское царство в равной мере принадлежит истории как абхазского, так и грузинского народов. Оно сыграло огромную роль в их истории. Чего стоит, например, только факт национальной консолидации западнокартвельских этно-языковых групп с восточными картвелами в единую грузинскую общность, которая в основном произошла во время существования Абхазского царства, на его территории и в значительной степени благодаря целенаправленной политике его правящих кругов.
Дальше мы увидим, что Абхазское царство явилось также тем ядром, вокруг которого сложилось единое грузинское государство.
* * *
В конце 60-х гг. X в. между представителями дома Леонидов началась кровавая борьба за престол, в результате которой царствующая семья, фактически, пресеклась по мужской линии. Абхазия потеряла гегемонию в борьбе за объединение Грузии, которая перешла к таойскому (Южная Грузия) царю Давиду III Куропалату, из династии Багратионов8. Давид Куропалат при поддержке влиятельных феодальных кругов Абхазского царства выдвинул на абхазский престол своего приемного сына Баграта, происходившего из другой ветви рода Багратионов, владевшей титулом «царь картвелов» (картвелта мепе). В 978 году юный Баграт взошел на престол абхазских царей. За время своего долгого правления (до 1014 г.) он сумел распространить свою власть на большую часть феодальной Грузии и вошел в историю, как ее первый объединитель – Баграт III Великий.
Следует отметить, что на абхазский престол Баграт вступил в качестве наследника абхазских царей – Леонидов. Легитимность ему давало происхождение его матери, царицы Гурандухт, дочери могущественого абхазского царя Георгия II и сестры последнего царя из рода Леонидов — Феодосия Выжженный Глаз. Этот момент специально оттеняется в одном из актов Баграта III, т. н. «Диване абхазских царей», который составлен между 1008 и 1014 годами и, по определению С.Н.Джанашиа, «представляет собой нечто вроде исторического меморандума, в котором Баграт III подчеркнул свою связь с абхазской династией и свои наследственные права»9 . В «Диване» перечислены 22 правителя Абхазии, начиная от Аноса и кончая Багратом III. Леон II значится в списке одиннадцатым. Интересно, что все правители, в том числе и предшественники Леона – абхазские «архонты» – названы царями. Видимо, потому, что по-абхазски все они титуловались апсха (термин, который по своей семантике вначале, может, и не был полностью равнозначен грузинскому мепе (царь), но с VIII в. приобрел этот смысловой оттенок). В конце документа, где список правителей доходит до Баграта, сказано: «И после сих царей, по воле Бога, я, Баграт Багратониани (Багратиони – Г.А.), сын блаженной памяти Гургена и сын дочери Георгия, царя абхазов, завладел страной Абхазией, материнским своим наследством, и сколько лет я проживу в своем царствовании, то ведает Бог»10.
Как видим, Баграт III счел необходимым подчеркнуть свое происхождение от деда — отца матери, Георгия Абхазского, а не другого деда, «царя картвелов» Баграта Регуени, титулом которого, кстати, к моменту составления документа он также пользовался. К моменту составления “Дивана” Баграт III практически уже был всегрузинским царем, и его стремление четко показать свою связь с Леонидами можно объяснить тем, что Грузией он владел в первую очередь как царь Абхазии (имеется в виду «Абхазия» в широком смысле).
В историографии существует мнение, что история Абхазского царства кончается в 978 г. с восшествием на его престол Баграта III, после чего начинается история государства «Грузия» («Сакартвело»). Однако исторические источники не дают повода для столь однозначной трактовки. «Вырастание» единого грузинского государства из Абхазского (Западногрузинского) царства было не единовременным актом. Это был долгий процесс, который начался при Баграте Великом и завершился только при царе Давиде IV Строителе (1089-1125), после перенесения столицы Грузии из Кутаиси в Тбилиси11 . Нет оснований полагать, что правящие круги Абхазского царства, посадившие Баграта III на трон, собирались тем самым создавать новое государство. Скорее они пытались возродить могущество «Абхазии», которая еще относительно недавно лидировала в Грузии, но в результате междоусобных войн пришла в упадок. («Пошли неурядицы по всей стране, и изменились законы и распорядки, установленные первыми царями.
Видя все это, были все вельможи страны той в большой печали» – говорится об этом в летописи12.) Вероятно, абхазские и западногрузинские феодалы готовились во главе с молодым и энергичным царем продолжить борьбу за первенство в Закавказье, что объективно вело к объединению Грузии. Акад. Г.А.Меликишвили даже допускает, что избранием Баграта на абхазский трон правящие круги Абхазского царства рассчитывали «присоединить к Абхазии... часть владений Багратионов в Южной Грузии (в Тао), которая полагалась Баграту по наследству по отцовской линии»13.
Действительно, укрепившись на абхазском престоле Баграт начал присоединять (силой оружия или по праву наследcтва) к своему государству другие грузинские земли. При этом, он продолжал именоваться царем абхазов, ибо Абхазское царство являлось тем политическим организмом, вокруг которого происходило собирание грузинских земель. Во второй половине своего правления Баграт III, присоединивший к своим владениям большую часть наследственных земель Багратионов, берет себе также титул своих предков по отцовской линии – «царь картвелов» и, таким образом, именуется уже как «Царь абхазов и картвелов»14. Однако главная составляющая титула – его первая часть, и поэтому в сокращенном виде Баграт по-прежнему именуются просто «абхазским царем». Например, грузинская надпись на монете Баграта III гласит: «Христе, возвеличь Баграта, царя абхазов»15.
Ближайшие преемники Баграта в исторических источниках (грузинских, византийских, армянских, арабских и др.) также упоминаются главным образом под именем абхазских царей. В их титулатуре, которая удлиняется и усложняется по мере расширения государства, составляющая «царь абхазов» стоит непременно на первом месте. Это не было простой данью традиции. В объединительных войнах конца Х-XI в. именно исконная территория Абхазского царства (Западная Грузия с Абхазией) являлась главной опорой царской власти, и именно она поставляла военные силы («Внутреннее войско»), составлявшие основу царского войска.
Собирание грузинских земель абхазскими царями из династии Багратионов, очевидно, воспринималось современниками как расширение Абхазского царства. Поэтому в XI-XIII вв. еще больше расширяется значение терминов «Абхазия» и «абхазы». В этот период они уже употреблялись в трех смыслах, которые обозначали: 1) собственно Абхазию и абхазскую народность16; 2) Западную Грузию и ее обитателей (включая этническую Абхазию); 3) всю Грузию и ее население в целом (в последнем смысле в Грузии обычно употреблялись термины Сакартвело и картвели17.) Распространение терминов «Абхазия» и «абхазы» на всю Грузию и ее население являлось, в конечном итоге, отражением той выдающейся роли, которую сыграло Абхазское царство в борьбе за объединение феодальной Грузии18.
* * *
Единое грузинское государство достигло апогея своего могущества во второй половине XII и первой четверти XIII в. Центр этой многонациональной державы с 1122 г. находился в Восточной Грузии (в Тбилиси), а территория охватывала почти все Закавказье, но память о том, что формирование государства начиналось с Абхазии, четко сохранялась. Грузинские цари, гордо именовавшие себя государями всего Запада и Востока и повелителями семи царств, считали, что исконный их удел — Абхазское царство. Например, в 20-х годах XIII в. анонимный царский летописец, описывая положение дел в государстве Багратионов, замечает: «Древнее царство их, Абхазия, пребывало в спокойствии»19. Тенденция к сохранению традиций, идущих от Абхазского царства, проявляется в придворной обрядности всегрузинских царей. Так, их пышный титул по-прежнему начинался словами «царь абхазов...», почивших государей хоронили в монастырях Западной Грузии, а торжественное венчание на царство нового монарха (возложение венца и опоясывание мечом) являлось опять-таки прерогативой духовных и светских феодалов Западной Грузии (Абхазии). При этом, следует отметить, что ведущую политическую роль в государстве они уже не играли.
Что касается собственно абхазов, в период расцвета грузинской феодальной монархии они играли существенную роль в этом многонациональном государстве. Ни одно важное государственное мероприятие не проводилось без участия представителей Абхазии. Так, абхазы активно участвовали во всех внешних войнах, которые вела в то время феодальная Грузия, присутствовали на придворных церемониях государственной важности. В источниках имеются об этом конкретные указания.
Одним из свидетельств заметной роли абхазов в Грузинском царстве и, возможно, отголоском родственной связи династии Багратионов с Абхазией (через Леонидов), является тот факт, что единственный сын и наследник знаменитой грузинской царицы Тамар, Георгий, был наречен при рождении вторым, абхазским именем – Лаша, которое, по словам летописца, переводится с языка апсаров как «светоч вселенной» (солнце)20. Под «языком апсаров» летописец имеет в виду абхазский язык (по-абхазски лаша означает «светлый», «светоч»). Георгий-Лаша царствовал в Грузии в 1213-1223 гг.
Собственно Абхазия в Грузинском царстве составляла две военно-административные единицы (эриставства). Эти округа пользовались высокой степенью внутренней самостоятельности, а феодальная верхушка общества была местного, абхазского происхождения. В эпоху единого царства, и позднее, абхазская знать, составляя в социально-политическом плане одно целое с грузинским феодальным классом, пользуясь грузинским языком в качестве языка письменности, государственного делопроизводства и церковного богослужения, в то же время сохраняла этнокультурные черты, связывающие ее с абхазским этносом. Это хорошо видно из материалов XVII-XIX вв., и нет оснований предполагать, что в средние века дело обстояло иначе. В частности, известные нам имена абхазских феодалов XIXVII вв. большей частью нехарактерны для грузин. Например: Отаго (Адиагу?), Дардын (Дадын?), Рабиа, Сетеман, Сустар, Сарек, Зегнак, Зупуар и др. Интересно также, что в тех редких сообщениях грузинских источников, где речь идет о конкретных представителях абхазской знати, действующих в неабхазской среде, кроме имени и фамилии встречается также определение – «абхаз», подчеркивающее этническую принадлежность данного лица. Например, полководец сельджукского султана Малой Азии — Дардын Шервашидзе-Абхаз (XIII в.) или приближенный восточногрузинского царя Ростома — Георгий Анчабадзе-Абхаз (XVII в.). Приходится писать об этом потому, что в некоторых публикациях с грузинской стороны настойчиво проводится мысль, будто господствующее сословие Абхазии было полностью грузинизированным или даже этнически грузинским, что не соответствует действительности21.
Другая крайность видна в абхазских публикациях последнего времени. Тут есть тенденция представить историю абхазо-грузинских отношений, как перманентное противостояние отчужденных сообществ. Например, М. Гунба считает, что в XI-XIII вв. Абхазия была полностью зависимой от Грузии страной и освободилась от нее в результате постоянной борьбы за свободу и этническую независимость22.
Однако весь массив исторических источников однозначно показывает, что ни в указанный период, ни позднее, вплоть до начала XX века, в грузино-абхазских взаимоотношениях не было моментов противостояния на этнической почве. В эпоху единого царства Абхазия была не зависимой от Грузии страной, а органической частью государства, одной из опор ее центральной власти. Образование Абхазского княжества (вначале вассального, а затем независимого) во главе с династией Шервашидзе (Чачба), произошло не в результате борьбы абхазского, или какого-либо другого народа, за этническое освобождение, а вследствие феодального распада единого грузинского государства (XV в.). При этом главную роль сыграл феодальный партикуляризм грузинских князей. Войны между Абхазским княжеством и западногрузинскими государствами (особенно Мегрельским княжеством и Имеретинским царством) в XV-XVIII вв. были вызваны не этнической рознью, а столкновениями феодальных интересов господствующих элит. Это видно уже из природы этих войн, носивших преимущественно коалиционный характер, причем Абхазия чаще выступала то в союзе с Мегрелией против Имеретии, то вместе с Имеретией против Мегрелии. Реже, но бывало и так, что Имеретия с Мегрелией объединялись против Абхазского княжества.
Грузинские и абхазские авторы, усматривающие этническое противоборство в этих столкновениях, механически переносят современную политическую атмосферу в средние века, хотя, как известно, национализм в сегодняшнем понимании относительно недавнее явление в истории человечества. Этим авторам представляется, что во времена единого грузинского царства, абхазы (как этническая единица) находились в зависимости от грузин (грузинского народа). Однако в многонациональном Грузинском царстве, являвшемся, разумеется, картвельским государством в культурнополитическом отношении, не было верховенства одного этноса над другим. Господствующий феодальный класс здесь по своей этнической принадлежности состоял из грузин, а также из социально интегрированной с грузинским дворянством знати абхазов, курдов, армян, албанцев (ранцев), кыпчаков и др. Податные, непривилегированные, слои населения составляли те же этнические грузины, абхазы, армяне, албанцы и т.д. В истории Грузинского царства нет фактов этнической дискриминации, что впрочем характерно для большинства феодальных государств. Только в начале XIII в. известны попытки обратить в православие армяно-григориан, но это было вызвано конфессиональным, а не этническим моментом.
Тем более не могло быть грузино-абхазской этнической розни в период единого царства, ибо абхазы, как видим, издавна сотрудничали с грузинами в государственном строительстве, пользовались полной автономией на своей исконной территории и достойным положением при царском дворе. Грузинское государство, как правопреемник Абхазского царства, должно было восприниматься ими (естественно, вместе с картвелами), как свое собственное государство. На это указывает ряд косвенных данных. Например, абхазы, как отмечалось, вместе с западнокартвельским населением составляли в период объединительных войн конца Х-XI в. главную опору династии Багратионов, в отличие от феодалов Восточной Грузии, не раз выступавших с оружием в руках против центральной власти (как до этого боролись они с гегемонией Леонидов), или таойских дворян, порой склонявшихся к Византийской империи.
В периоды сельджукских нашествий конца XI в. или монгольского завоевания в XIII в., когда единое Грузинское царство буквально находилось на краю гибели, абхазы, которым непосредственно не угрожали набеги кочевников, не только не делали попыток выйти из его состава, но и активно помогали грузинам в борьбе с внешними врагами. Например, летописец XIV в., описывая заговор грузинской знати с целью свержения власти монголов в 1247 г., в числе активных заговорщиков упоминает и «далеко живущих абхазов»23.
То, что единое государство XI-XIII вв. воспринималось абхазами как продолжение абхазского царства, можно заключить также из того, что в цикле сказаний об апсха прототипами некоторых «абхазских царей» выступают явно всегрузинские государи, в частности Давид Строитель («апсха Даут») и царица Тамар («Дадупал Тамар»)24. Как видно, правителей единого царства, которые по-грузински именовались «царями абхазов» (мепе абхазта), абхазы на своем языке продолжали называть апсха («владыка абхазов»), также как и их предшественников, царей из династии Леонидов.
* * *
Как видим, абхазы сыграли значительную роль в истории Грузии, строительстве ее феодальной государственности, расцвет которой принято называть «золотым веком» Грузии. Но целью настоящей статьи не является стремление доказать кому-нибудь, что грузино-абхазские взаимоотношения в перспективе обязательно должны строиться по апробированным в раннем или классическом средневековье схемам. Сегодня уже налицо другие факторы, способные внести серьезные коррективы в наши расклады.
Однако полагаю, что при проектировании будущих отношений, нужно помнить и об этой стороне исторических связей. Примечательно, что после начала открытого конфликта (конец 1980-х гг.), ученые, активно представляющие соперничающие лагери, как правило, обходят стороной вышеизложенные моменты грузино-абхазских взаимоотношений, хотя в информационной борьбе часто обращаются к периоду VIII-XIII веков – одному из важнейших периодов в истории обоих народов.
Примечания
1. Подробнее см.: Г. Анчабадзе. Преодолевая поствоенный синдром // АбхазияГрузия. Препятствия на пути к миру. Сухум, 2000. С.13-15.
2. К началу VIII в. н.э. племена картвельского корня еще не были консолидированы в одно этническое образование. Существовали две развитые для того времени народности, имевшие длительный опыт государственности; это – картлийская, или восточнокартвельская народность (собственно картвелы), и эгрисская, или западнокартвельская народность. Кроме того, преимущественно в горных областях проживали картвельские племенные группы (сваны, чаны и др.), находившиеся на стадии разложения родового строя и пока еще сравнительно мало вовлеченные в процессы этнической консолидации с другими родственными группами. Что же касается слияния отдельных групп эгров (эгрисцев) с собственно картвелами, то в некоторых областях современной Западной Грузии этот процесс протекал уже довольно интенсивно.
3. В научной литературе этот абхазский династический род иногда именуют также «Аносидами», по имени ее основателя, князя Аноса (VI в. ?).
4. Некоторые грузинские авторы в последнее время считают отсутствие у абхазов древней письменной традиции на родном языке достаточным основанием для отрицания исторического существования абхазской государственности. Однако можно привести немало примеров, когда возникновение государств у народов предшествовало созданию письменности. Так, письменность у грузин и армян, как известно, появилась в V в. н.э., тогда как грузинская государственность существует по крайней мере с IV в. до н.э., а армянские государства добились независимости в 189 г. до н.э. Тут нелишне напомнить, что известный грузинский историк акад. С.
Джанашиа относил появление первых государственных образований у предков современных абхазов к II в. н.э. [С.Н.Джанашиа. История Грузии с древнейших времен до XIII века (конспект) // Он же. Труды, II. Тбилиси, 1952. С.419. (На груз. яз.)].
5. См.: З.В. Анчабадзе. Из истории средневековой Абхазии (VI-XVII вв.). Сухуми, 1959. С.144-159.
6. Существует концепция, согласно которой процесс образования абхазской феодальной народности завершился в основном в VIII в. (З.В.Анчабадзе. Указ.соч. С.62-70). Абхазские ученые придерживаются этого мнения, но некоторые грузинские ученые во главе с акад. Н. Бердзенишвили его оспаривают. По мнению этого автора, в Закавказье сформировались только грузинская и армянская феодальные народности и даже такая относительно развитая этническая общность как эгрисская, не оказалась готовой к этому (Н.А.Бердзенишвили. Вопросы истории Грузии. Тбилиси, 1990. С.591). Однако, на наш взгляд, «неготовность» эгров недостаточный повод для отрицания абхазской феодальной народности, находившейся на подъеме в VIII в., когда со страниц письменных источников исчезают названия мелких этнополитических единиц – Апсилии, Мисиминии, Санигии, и вся их территория, вместе с землей абазгов, или абхазов, — ведущей политической силы в регионе, — получает название «Абхазии», а ее население –«абхазов». После этого, вплоть до второй половины XIX в., на территории известной в исторических источниках как «Абхазия» (а в научной литературе по периоду VIII-XIII вв. как «собственно Абхазия») основную часть населения составляли абхазы, делившиеся на ряд субэтнических групп.
7. Георгий Мерчуле. Житие Григола Ханцтели // Грузинская классическая литература, т.I. Тбилиси, 1987. С.591. (На груз. яз.)
8. Багратионы – древний грузинский княжеский род, принявший царский титул ок. 888 г. Владения Багратионов в IX-сер.X в. охватывали в основном историческую Южную Грузию и ряд соседних земель.
9. С.Н. Джанашиа. О времени и условиях возникновения Абхазского царства // Он же. Труды, II. С. 325.
10. Э. Такайшвили. Так называемая История Абхазии царя Баграта // Древняя Грузия, т. II, раздел 3. Тифлис, 1913. С.46-47. (На груз. яз.)
11. В «промежуточний» период от 978 г. до начала XII в., пока столица царства находилась в Кутаиси, и не был завершен процесс политического объединения Грузии, государство Багратионов можно условно называть по титулатуре монархов – царством абхазов и картвелов.
12. Матиане Картлиса (Перевод, введение и примечания М.Д. Лордкипанидзе). Тбилиси, 1976. С. 39.
13. Г.А. Меликишвили. Политическое объединение феодальной Грузии и некоторые вопросы развития феодальных отношений в Грузии. Тбилиси, 1973. С. 135.
14. В данном случае термины «абхазы» и «картвелы» носят политическую, а не этническую окраску, подразумевая соответственно жителей Абхазского царства и владений «царей картвелов».
15. Е.А. Пахомов. Монеты Грузии. Тбилиси, 1970. С.56.
16. Только в одном случае, видимо, с целью особо подчеркнуть, что речь идет о собственно абхазах, их языке, абхазы названы в грузинской летописи «апсарами» (от апсуа – самоназвания абхазов).
17. В указанный период термин картвели также имел три значения: 1) картлиец; 2) «карт», или представитель одной из территориально-племенных групп, говорящих на грузинском языке (картлийцы, кахи, месхи, аргветцы и др.); 3) «картвели» в конфессионально-политическом смысле, или житель Грузинского царства, последователь грузинского православия (в эту группу входила вся паства грузинской церкви, включая, западнокартвельские племена – эгров и сванов, а также абхазов, осетин, двалов, православных армян, албанцев, вайнахов, леков и др.). Есть основание полагать, что в XI-XIII вв. вышеперечисленные народности воспринимались в этническом плане равноудаленными от «картов» [См.: К.Кекелидзе. Классификация народов и вопросы географического порядка в древнегрузинской литературе // Труды Тбилисского гос. Университета, VII. 1938. С.4,12 (На груз.яз.)].
18. З.В. Анчабадзе. Указ.соч. С. 177.
19. Картлис Цховреба, т. I. Издание С. Каухчишвили. Тбилиси, 1955. С.369. (На груз.яз.)
20. Картлис Цховреба, т. II. Издание С. Каухчишвили. Тбилиси, 1959. С. 58. (На груз.яз.)
21. См., например: Т. Мибчуани. Цари и князья Абхазии. Тбилиси, 1997. С. 6, 32 и др. (На груз. яз.)
22. М.М. Гунба. Абхазия во II тысячелетии нашей эры ( XI-XIII вв.). Сухум. С. 5, 6.
2.3 Картлис Цховреба, т.II. С.215.
24. Ш.Д.Инал-Ипа. Страницы исторической этнографии абхазов. Сухуми, 1971. С. 238-240. «Дадупал» – от груз. дедопали (царица).
(Опубликовано: Аспекты грузино-абхазского конфликта. Выпуск 5. Ирвайн, 2001.)
(Материал взят с сайта: http://www.socsci.uci.edu.)
__________________________________________
Вторая абхазская династия, правившая страной вплоть до 1864 года – это род князей Шервашидзе (груз. Шарвашидзе; абх. Чачба, Ачачба). Представители этой фамилии уже в XII веке занимали высокую должность цхумских эриставов, в военно-административном подчинении которых находилась почти вся Абхазия. Первое упоминание об этом содержится в грузинском летописном своде «Картлис Цховреба», где при описании событий середины 1180-х годов, среди эриставов, утвержденных на своих должностях знаменитой царицей Тамар, упомянут и Отаго (Дотагод) Шарвашисдзе, эристав цхумский.
Древние фамильные документы рода Шервашидзе не сохранились и поэтому трудно установить истоки его происхождения, но дошедшие до нас устные предания считают этот владетельный род пришлым в Абхазии. При этом обычно подчеркивается восточное происхождение фамилии Шервашидзе-Чачба. Так, один из первых исследователей истории Абхазии А.Н.Дьячков-Тарасов пишет: «Один абхазец говорил мне, что Шираз – родина Шервашидзе, – отсюда-де и прозвище их по-абхазски “Шиарасиа” (Сравни: Sarrasiа (Шаррасиа), так именуются Шервашидзевы в итальянских источниках XVII в. – Г.А.). Хотя эта версия, по-видимому, возникла из-за внешнего сходства терминов «Шираз» и «Шиарасиа», в ней привлекает внимание восточный «адрес» происхождения абхазского владетельного рода.
Другое предание возводит род Шервашидзе к принцу из дома ширваншахов (абх. «Шах-Шаруан»), правившим в стране Ширван, на западном берегу Каспийского моря. Действительно, встречающееся в грузинских средневековых памятниках родовое имя Шарвашисдзе (такова ранняя форма этой фамилии) буквально означает «сын ширваншаха» (груз. шарваша+дзе). Ширванское государство в XII – начале XIII века было тесно связано с Грузией (ширваншахи находились в вассальной зависимости от грузинских царей). Поэтому, наличие такого имени у одного из известных феодальных родов Грузинского царства не может быть случайным и указывает на связь абхазских правителей с ширванским домом. (Обращает на себя внимание также тот факт, что в родословной Шервашидзевых в
XVIII-XIX вв. повторяется мужское имя «Ширван».)
Некоторые авторы (М.Броссе, А.Н.Дьячков-Тарасов, Д.И.Гулиа) прямо пишут о происхождении Шервашидзе от ширваншахов. Эта же версия представлена в самой значительной досоветской русской энциклопедии Брокгауза–Ефрона. Фактически, с известной долей осторожности, к ней склоняется и З.В.Анчабадзе, в монографии которого – «Из истории средневековой Абхазии» – вопрос происхождения феодального рода Шервашидзе (Чачба) впервые стал предметом специального изучения. Однако существуют и другие мнения о происхождении Шервашидзевых.
Акад. Н.А.Бердзенишвили высказал предположение, что фамилию Шервашидзе (в частности, абхазскую ее форму – Чачба) можно увязать с именем предводителя абхазского ополчения Куабулел-Отаго Тчатчас-дзе, который упоминается в грузинской летописи под 1045 год. К версии чисто абхазского происхождения рода Шервашидзе склонялся историк К.Д.Кудрявцев. Основываясь на фонетическом сходстве фамильных имен Чачба и Гечба (княжеский род у садзов) он допускал возможность происхождения рода Чачба-Шервашидзе от Гечбовых.
Этому же автору принадлежит и другое мнение о происхождении князей Шервашидзе. В частности, он считал возможным, что фамилия Чачба (Шервашидзе) является генетически родственной княжескому роду Ачба (Анчабадзе) и они оба происходят от разных линий абхазской царской династии, правившей с конца VIII в. по 978 год.
По мнению З.В.Анчабадзе, «положение о чисто абхазском происхождении рода Шервашидзе может подвергнуто сомнению по следующим соображениям. Грузинские формы абхазских дворянско-княжеских фамилий, как правило, непосредственно исходят от соответствующих абхазских фамилий. Примеры: Маршания – Амаршан, Иналишвили – Иналипа, Анчабадзе – Ачба, Дзяпшишвили – Дзяпшипа, Маргания – Маан и т.д. Что касается фамилии Шервашидзе, то она составляет исключение из этого правила. Абхазская форма этой фамилии (Ачачба-Чачба) ничего общего не имеет с грузинской ее формой – Шарвашидзе. Зато она кажется тесно связанной с фамильным наименованием Ачба: Ачба – Ачачба» Далее З.В.Анчабадзе, ссылаясь на сообщение одного из авторов XIX века, в котором говорится, что по утверждениям абхазов, Ачба на старом их языке значит «князь», а Чачба – «над князем князь», пишет: «Исходя из этого, народное представление о «Чачба» как «князь над князем» может быть объяснено следующим образом. Родовое имя Ачба, поскольку представители этого рода (по народному преданию) главенствовали в Абхазии, могло со временем приобрести смысл титула, соответствующего званию «владетеля». Такого рода примеры известны из истории феодальной Грузии: фамилия мегрельских мтаваров Дадиани осмысливалась как титул – «дадиан» (ср. выражение исторического источника: «Умер дадиан Манучар и вместо него дадианом стал сын его Леван»); то же самое произошло и с фамильным именем Гуриели. Вполне допустимо, что и в Абхазии фамильное наименование Ачба могло подобным же образом осмысливаться как титул владетеля («князя»).
Если первого Шервашидзе правителем Абхазии назначил Давид Строитель, как думает большинство авторов, то это событие, скорее всего, могло иметь место или в начале 1121 года, когда после набега на Ширван царь отправился в Абхазию и, дойдя до Пицунды, по сообщению летописца: «управился делами тамошними: достойных милости – наградил, а провинившихся – захватил и наказал»; или же в 1124 году, после занятия Давидом всего Ширвана (к последней дате склоняется К.Д.Кудрявцев). Возможно в 1120-1121 гг. в Абхазии произошло выступление части феодалов во главе с местным правителем против политики централизации, осуществляемой Давидом IV. Подавив выступление, царь сместил древний правящий род, тысячами «нитей» связанный с местным дворянством, и назначил эриставом представителя ширванского дома, человека не менее знатного, но выходца из прикаспийского края и, посему, не имеющего прочных связей с феодальной знатью Абхазии, и Западного Кавказа в целом. Новый эристав, не имеющий опоры в местном обществе, был бы целиком зависим от царя.
Кроме того, привлекая к себе на службу ширванскую знать, Давид мог преследовать цель еще более укрепить свое влияние в Ширване. Такая задача стала бы особенно актуальной после присоединения Ширвана к Грузинскому царству (1124).
Таким образом, теория о происхождении рода Шервашидзе от ширванской династии выглядит довольно достоверной. После утверждения в Абхазии Шервашидзевы приняли православную веру и скоро обабхазились в этническом отношении, что выразилось, в частности, также в появлении у них местной фамилии – Чачба (Ачачба). Поэтому не случайно, что уже второй представитель этого рода, упоминающийся в исторической хронике, прямо именуется «абхазом».
Речь идет о Дардине Шервашидзе, главнокомандующем армией сельджукско-турецкого султана Кей-Хюсрева II в битве с монголами в 1243 году. Как сообщает грузинский историк XIV века: «[Султан] поставил во главе войска Шарвашисдзе, по имени Дардина, абхаза, крепко державшегося [православной] веры, и весьма возвеличенного султаном из-за его доблести». Однако в ожесточенном сражении сельджукские войска потерпели поражение. «И был убит прославленный Шарвашисдзе Дардин, абхаз, их полководец». Возможно, что имя полководца – «Дардин» – грузинская транскрипция старинного абхазского имени «Дадын».
(Материал, опубликованный в газете "Абхазский меридиан", взят с сайта: http://www.fes.ge.)
________________________________________
