Главная » Алфавитный каталог авторов » П » Гагры

Петр Павленко

Гагры

Как огрызок розово-белого гранита, лежат, погруженные в зелень лесов и лазурь моря, Гагры.
Тысячелетия назад также томилась у этих молчаливых гор расцвеченная белыми тогами патрицианских вилл и резными парусами финикиян кокетливая Нитика — владения богини Эос, откуда выезжал каждое утро на своей золотой колеснице лучезарный Гелиос.
Здесь, по преданиям, Беллерофонт сражался с равными по силе мужам амазонками. Здесь бороздил море на своем корабле «Арго» божественный Язон.
Здесь полчища Рамзеса-Сезостриса, воины Митридата и генуэзские наемники огнем и мечом утверждали господство своих гербов и из тысячелетия в тысячелетие записывали на земле «Страны Души» — Абхазии — неумирающие легенды о себе.
Оставляем на совести покойного Мордовцева весь этот букет имен, любовно собранный им в «Прометеевом потомстве», — откуда мы щедрой рукой и черпали наиболее благозвучные, — вокруг имени Абхазии.
Давно уже умерла Нитика. Где-то наспех воспетая Эсхилом и мимоходом отмеченная Гомером в девственных дебрях его сказаний.
И вот Гагры, как древний огрызок скал, изъеденный временем и морем, лежат на месте суровых укреплений Митридата и тихих пристанищ избалованной римской знати.
Горное шоссе из Сухума, кружащее в лесах, только у Бзыби бросает ваш автомобиль к самому берегу моря и мимо легкомысленных построек Новых Гагр мчит вас снова в полосу леса, сгрудившегося на узкой полоске земли между морем и скалами.
Еще далеко в горах — вы в чарующей власти леса.
Леса Абхазии — ботанический сад чудака-миллионера, возымевшего каприз представить в своем саду флору всех растительных поясов и зон, вырастившего, вопреки всем законам климатологии, пихту бок о бок с вечно-зеленым самшитом и рододендронами, ель — рядом с лавровишней, тис — с каштаном и липой. Все это в зарослях азалии, лиан и винограда.
Как частность, виноград здесь суровый и неприхотливый кочевник.
Он воспитывается на стволах и кронах деревьев, достигает колоссальной высоты, разбрасывается на два-три дерева, его ветви переплетаются гибкими косами, и листья его очень часто свешиваются с деревьев вниз вместе с благовонными гроздями цветов каприфолии. Виноград здесь не лечат, не подрезывают, виноградных садов нет и в помине. В этом благословенном климате виноградная лоза кормит человека, предоставленная самой себе.
Леса, горы, изредка попадаются одинокие хижины, затем снова молчаливое лесное безлюдье, солнечный проблеск у Бзыби до Новых Гагр, и вот вы снова в лесу — в благоухающем уюте старых Гагр.
Услужливый путеводитель готов подсказать вам несколько сведений о Гагринском парке, бамбуковых рощах, фонтанах, развалинах.
Не верьте!
Это все тот же причудливый абхазский лес, правда, несколько приубранный, как вышедший на люди горец, который перевернул левой стороной вверх башлык и вытер травой запылившееся лицо.
Фонтанов и бамбуковых рощ, по правде говоря, уже нет.
Есть развалины, почтительно связываемые с именем Митридата Понтийского.
Но в остальном — ничего нового.
Ничего, что бы можно было рассматривать вне величественной картины лесной поэмы Абхазии.
Кое-где по аллеям чья-то корыстная рука наметила фундаменты для будущих беседок и киосков.
Шоссе вяжет петлю за петлей — все вверх и вверх, по безлюдным аллеям, мимо пальм и глициний, к крышам единственно заметных в зелени построек — причудливому из папье-маше санаторию и серому, каменному б[ывшему] дворцу б[ывшего] принца Ольденбургского.
Отсюда во всю ширь развертывается резная полоса моря.
Море у Гагр спокойно и блестяще, как поверхность стекла.
Горы крутым полумесяцем охватывают этот лиловеющий от их гигантских теней блестящий осколок, делая его похожим на лагуну, и вдавливают его в песчаный берег, в самые аллеи парка, в откосы прибрежного шоссе.
Из замысловатых фигурных окон дворца и санатория видно, как в крутом и темном вареве моря застыли и не колышатся скромные потомки «Арго» — низкобортные фелюги и седые гребные баркасы.
Море, скалы, веера цветущих пальм, кремовые кроны японского клена — и ни одного обывательского домика, ни одного будничного голоса.
Нужно спуститься по шоссе к самому берегу моря, пройти ларчик приземистой крепости, замкнувшей в сером браслете своих стен исполком, почту, партком, гостиницу и древнюю церковку, — чтобы увидеть белые ларьки и деревянные лавочки гагринского базара.
За ними высится недостроенный железнодорожный мост и с двух сторон мохнатого ущелья глядят недочерченные овалы тоннелей будущей Черноморской дороги.
В глуби ущелья, за занавесью скал, узенькая цепочка грязно-серых, деревянных и из папье-маше домиков. Это и есть трудовые Гагры.
Вообще, говоря о Гаграх, нужно начать описание сс слов Библии: «В начале бе принц, и бог бе принц»...
После пышных своей таинственностью Язонов и Сезострисов, Гомеров и Эсхилов, коварная рука истории вплела в летопись Гагр и имя принца-лавочника Ольденбургского.   
Это он разбросал вдоль берега ленивые аллеи парка, построил гостиницы и дворцы, перенес из Швейцарии санаторий из папье-маше, наметил будущие курзалы и рестораны, игорные дома и уютные беседки для богатой и падкой на мелкие удовольствия своей аристократической знати.
Это он отодвинул в смрадный проход узкого и сырого ущелья домики тружеников, переслоив их даже там свиными фермами, мастерскими и службами.
Он же корыстной рукой одел дикие прибрежные скалы приятными для глаз лестницами и отметил беседками, обязательными для всякого приличного, дорогого, рассчитанного на здоровую публику курорта.
«В начале бе принц», и его сердце — сердце старого ростовщика — волновали широкие прибыльные замыслы: создать из Гагр всероссийский картежный дом, русское Монте-Карло.
Недаром, видно, на осуществление этого замысла царское правительство бросило семнадцать миллионов рублей, как говорят, народных денег.
Но после принца побывала в Гаграх революция.
Скоропалительно выветрились за границу, вместе с принцем и его челядью, мечты о картежных домах, и из затейливых гостиниц съехали предусмотрительные, дальновидные дамы, мечтавшие обосноваться в Гаграх и основательно и уютно. Турманами вылетели питерские пижоны, вертевшиеся вокруг принца и его пивных и картежных прожектов, и Гагры с головой окунулись в революцию, чтобы выйти из нее иными, чем были.

С революцией, как мы уже сказали, чреватые легкой выручкой прожекты о всероссийском игорном доме легко и без боли для Гагр были изжиты.
Правда, от этого несколькими домами стало меньше в Гаграх.
Правда, еще не достроены многие здания. Захирели беседки, повысыхали — к большому удовольствию д-ра Рухадзе, заведывающего малярийной станцией, — пруды — очаги малярии, — заглохли пышные фонтаны.
Правда, трудно стало теперь Новым Гаграм — осиному гнезду лавочников, выросшему в дни, располагавшие к крупным заработкам и небольшой разборчивости в средствах.
Может быть, трудновато теперь даже серым домикам в ущелье, где бывшие принцевы служилые люди перебиваются с воды на хлеб, грузят время от времени табак на пароходы и лениво балуются в тихих гагринских духанах ароматным кислым винцом в промежутках между грошевой получкой на каменоломне и перспективой крупного загадочного заработка в будущем.
Но на тенистые улички Гагр уже каплет новая жизнь.
В принцевых дворцах и смешном (из папье-маше) санатории появились новые люди.
Они вымели вместе с сором из запущенных зал имя принца-лавочника и развернули в прекрасных солнечных покоях починочные мастерские здоровья.
Бронзовые сочные тела их густо поблескивали за длинным столом двухсветной столовой...

1924 г.

(Печатается по изданию: Абхазия в русской литературе. - Сух., 1982. С. 223-227.)

(OCR - Абхазская интернет-библиотека.)