Главная » Алфавитный каталог авторов » В » Памятники села Герзеул

Памятники села Герзеул

Книга "Памятники села Герзеул" впервые была опубликована в 1980 году издательством "Алашара", Сухуми.

432

Предисловие

Поселок Герзеул расположен в пяти километрах к востоку от центра села Мерхеул. Дорога к поселку отходит от 10-го километра Военно-Сухумской дороги и затем полого поднимается вдоль подошвы Герзеульского хребта. Между этим хребтом и лежащей к северо-востоку горой Апианча тянется с запада на восток от реки Мачары до Кодора впадина, называемая Герзеульским проходом. Длина прохода более 7 км.
«Селение Герзеул, — писал известный краевед-археолог М. М. Иващенко, — принадлежит к Мерхеульскому сельскому обществу. Расположено оно по северному склону невысокого Герзеульского хребта, который небольшим ущельем отделяется от горы Апианчи. Ныне Герзеул, или Арзеул, как его называют местные жители, ничем не замечателен, но в начале прошлого века, при первом появлении в Абхазии русских, он был известен как крупный торговый центр, куда свозились контрабандные товары, получаемые морем из Турции. В то время через Герзеул шла дорога, которая через гору Апианчу вела в сел. Мрамбу и далее через Цабал и Дал к верховьям рек Кодора и Чхалты и к перевалам на Сев. Кавказ и в Сванию. Надо полагать, что той же дорогой пользовались и в древности» [27, 1].
Происхождение названия Герзеул до конца не выяснено. По мнению топонимиста Г. 3. Шакирбай, это название связано с именем рода Гурзовых, имевшиx когда-то свой «аул», т. е. поселок, в центральной части прохода. Известный этнограф Ш. Д. Инал-ипа полагает, что наименования этого типа (Мерхеул, Арсаул и др.) на территории центральной Абхазии следует связывать с группой древних названий, оканчивающихся на -ал (Цабал, Дал, Ходжал, Амткял и др.) и характерных для территории исторической Апсилии [30, 378]. В этом случае Герзеул (Грзал) имеет достаточно древнюю историю.
Герзеульский хребет сложен конгломератами — сцементированной галькой, покрывавшей дно моря, плескавшегося над этими местами в третичном периоде. Южный склон хребта сильно изрезан многочисленными узкими ущельицами, где берет начало большая часть речушек, впадающих в море между Мачарой и Кодором. Северный склон этого хребта круто падает вниз, препятствуя проходу из впадины в сторону моря напрямую. Почти так же

433

круты и склоны Апианчи, сложенной известняками, которые образовались из морского ила в верхнемеловом и раннетретичном периодах. В средней, наиболее возвышенной части прохода, Герзеульский хребет и Апианча соединены невысокой водораздельной грядой, носящей, по данным И. Е. Адзинба, название Цвафыркыра, т. е. «место подачи деревянных крюков», что, вероятно, связано с крутизной местных троп.
Вдоль прохода, особенно в западной и центральной его частях, обнажаются мергели, поверх которых лежат пласты глинистых сланцев и глин. Склоны гор покрыты дубовыми и грабовыми лесами. Низинная же часть прохода в основном заросла ольхою, перемежающейся с одичавшими плодовыми деревьями. Здесь часты сильные ветры, вызванные тягой между двумя ущельями и незащищенностью прохода в широтном направлении.
Места эти чрезвычайно живописны. В самом начале прохода в реку Мачару впадают два небольших притока, с двух сторон берущих начало у подошвы Герзеульского хребта и огибающих его вершину, на которой расположена крепость. В ущельях этих притоков имеются живописные водопады, узкие скалистые каньоны, совершенно еще нетронутые уголки буйных зарослей. Тропы, проложенные вдоль гребня Герзеульского хребта и по склону Апианчи, дают возможность путнику любоваться панорамами предгорий и гор вплоть до вершин Главного Кавказского хребта. Очень красиво и в восточной части прохода, где сначала происходит быстрая смена близко расположенных пейзажей, а затем с высоты хорошо просматриваются крупнейшая река Абхазии Кодор, уходящие за ней вдаль склоны Панавского хребта и просторы Колхидской низменности.
Для человека, хорошо знающего дорогу, путь от Мачары до Кодора не представляет никаких трудностей. Пологий трехкилометровый подъем, затем такой же спуск без резких перепадов высот занимают не более 2-3-х часов спокойного целеустремленного хода. Гораздо больше потребуется времени для основательного знакомства с достопримечательностями этих мест. Цель этой небольшой книжки — рассказать об исторических памятниках Герзеула и его окрестностей, помочь всем желающим в познании интересного прошлого одного из замечательных уголков Абхазии.

434

Из истории поиска

Ни одно подлинно научное открытие не осуществляется в одиночку, а лишь в тесном содружестве и благодарной преемственности.
Клио

Первые сведения о памятниках в районе Герзеульского прохода принадлежат В. И. Чернявскому, который упомянул о существовании семи башен Келасурской стены, замыкавших ущелье р. Мачары [44, 18]. Девять башен в этом месте насчитала в 1886 г. П. С. Уварова [43, 34]. Затем об этих башнях упоминали В. И. Стражев [39, 158] и М. М. Иващенко [26, 65; 29, 92]. Л Н. Соловьев отметил семь башен по правому берегу Мачары и одну на правом берегу р. Кодора [38, 37]. И. Е. Адзинба в последнем пункте увидел две башни [1, 107]. Келасурская или Великая абхазская стена в связи с Герзеульским проходом упоминается также в работах В. П. Пачулиа [35, 44; 36, 125 и др.], О. X. Бгажба [7, 13], Т. Берадзе [9, 71], М. М. Гунба [22]. В июле 1966 г. экспедицией Абхазского совета Грузинского общества охраны памятников культуры в составе В. П. Пачулиа (руководитель), Ю. Н. Воронова, В. С. Орелкина, А. С. Четверухина, А. Д. Эпштейн и И. Ф. Шаманиди были произведены обмеры и описание трассы стены от Мачары до Кодора, где башни и другие ее оборонительные сооружения были зафиксированы лишь у берегов этих рек [13, I—14, рис. 4, 2; 14, 115—116, рис. 2, 5; 3, 1].
П. С. Уварова в своем дневнике, помимо башен Келасурской стены, отметила, что «в стороне от Мачарского ущелья... местный житель, Рейман, производил раскопки и открыл могилы с признаком сожжения» [42, 103]. По всей вероятности речь шла о могильнике у Герзеульской крепости [19, 12], относящимся к памятникам теперь знаменитой цебельдинской культуры, представление о которой сложилось в научном мире только в конце 50—70-х годах текущего столетия благодаря работам М. М. Трапша, Г. К. Шамбы, Ю. Н. Воронова и М. М. Гунбы. Памятники этой культуры в рассматриваемом районе в настоящее время известны двух пунктах — у известкового завода у начала Пацхирского (Ольгинского) ущелья и на обширной поляне напротив входа в Герзеульскую крепость.

435

О могильнике у завода стало известно в начале 60-х годов, когда здесь при расширении известкового карьера было обнаружено до двух десятков погребений IV—VII вв. с обрядом трупоположения и трупосожжения в урнах — больших двуручных сосудах и пифосах. Впервые могильник этот упомянут 3. В. Анчабадзе [3, 219]. Обряд погребения и найденные здесь железные топоры и мечи описаны М. М. Трапшем [40, 124, 145, 148; 41, 66—167]. О железных наконечниках копий, бронзовых пряжках и фибулах из этого могильника упоминает Г. К. Шамба [45, 42, 48, 60, 74, 77; 46], топоры отсюда — М. М. Гунба [23, 84]. Сведения о могильнике и связанных с ним железном оружии, бронзовых и серебряных предметах, о керамике приводятся в «Археологической карте Абхазии» [11, 15] и других работах Ю. Н. Воронова [19, 41].
Второй могильник характеризуется женским кремационным захоронением III в. н. э., доследованным Ю. Н. Вороновым в 1966 г. [11, 59, табл. XL, 34, 35; XLIII, 32; XLIV, 1, 27; 13, 12; 19, 41, рис. 42, 2, 3; 44, 3, 4; 45, 13], и отдельными находками, указывающими на длительный период использования этой территории под кладбище (с VI в. до н. э. по X в. н. э.), и собранными при совместных экскурсиях Ю. Н. Воронова с известными советскими археологами А. И. Тереножкиным, В. А. Ильинской, И. С. Каменецким и М. П. Абрамовой в 1969 и 1971 гг. [13, 12, рис. 4, 23].
В 1926 г. вблизи крепости и могильника был найден и почти весь разошелся по рукам крупный клад серебряных монет, чеканенных в Кесарии Каппадокийской в I—II вв. н.э. М. М. Иващенко удалось собрать сведения о 469 монетах [27] из этого клада, который затем многократно привлекал внимание исследователей — о нем писали А. Н. Зограф [24; 25, № 179], Е. А. Пахомов [33, № 179], В. В. Кропоткин [31, № 1577], К. В. Голенко [21, 65—66, 94—100, табл. 1—3], Г. К. Бокучава [10, 13—14], М. М. Трапш [40, 210—211], Ю. Н. Воронов [11, 59, 69 13, 12; 19, 87—89, рис. 28, 2—9]. Г. К. Шамба [45, 75], М. К. Хотелашвили и др.
Особое место занимают исследования Герзеульской крепости. Впервые о ней упоминает М. М. Иващенко в 1927 г. [28, 11]. Первое описание крепости было сделано в 1963 г. В. П. Пачулиа, который отметил здесь две башни, древнюю церковь и колодец, а на территории села зафиксировал следы водопровода из керамических труб [34; 35, 44, фото на стр. 41; 36,88; 37]. В 1964 г. В. П. Пачулиа осматривал крепость вместе с писателем Константином Симоновым. С 1962 г на памятнике проводил разведки Ю. Н. Воронов, которому принадлежат первый план крепости, опубликованный позднее В. П. Пачулиа [36, рис. 34], и другие сведения о характере построек и культурных напластований [11, 59, табл. XI, 7 XXVII, 30, 33—35, 40; XLV, 3; 12, 140—141; 13, 11; 19, 29, 30, рис. 3 и др.]. В марте 1965 г. крепость была описана и обфотографирована А. С. Вознюком. В 1972 г. крепость была осмотрена Л. Н. Соловьевым и О. X. Бгажба.
Систематические раскопки в крепости были начаты экспедицией Абхазского института языка, литературы и истории им. Д. И. Гулиа АН Грузинской ССР

436

в июле — августе 1973 г, под руководством О. X. Бгажба и при участии студентов Воронежского государственного университета — Г. Постнова, В. Крупника и др. Были частично раскопаны средневековый храм и погребения при нем [47]. Материалы этих раскопок позднее частично опубликовал в своей книге о средневековом ремесле в Абхазии О. X. Бгажба [8, 37, табл. I—IV]. В 1976 г. раскопки в крепости были продолжены. На этот раз были объединены усилия двух экспедиций Абхазского института — Герзеульской (руководитель О. X. Бгажба) и Цебельдинской (руководитель Ю. Н. Воронов), в результате чего удалось не только откопать храм, но и выявить в толще платформы под ним огромную раннесредневековую цистерну, исследовать две башни, еще одну цистерну, ворота, произвести разведки в окрестностях [4, 463—464]. В этих раскопках приняли активное участие С. 3. и Г. 3. Лакоба, В. А. и Г. А. Логиновы. А. С. Четверухин, группа краеведов из СФТИ — В.А. Юшин, М И. Залдастанишвили, С. Г. Новичков, С. С. Гришутин, Ю. Г. Рубанов, работник Сухумского аэропорта В. Молодцов и другие, осуществившие часть земляных работ на общественных началах, безвозмездно.
Из других эпизодов, связанных с историей изучения памятников Герзеульского прохода, считаем нужным отметить следующие. В 1967, 1970, 1976 и 1978 гг. на территории Герзеульского могильника Ю. Н. Воронов и С. 3. Лакоба проводили сбор кремневых орудий. Там же Ю. Н. Вороновым (1966 и 1977 гг.) и А. С. Четверухиным (1966 гг.) были зафиксированы и частично доследованы остатки поселения бронзового века. В 1966 г. В. А. Юшин, А С. Вознюк и Ю. Н. Воронов обследовали грот у с. Тех [1—8]. В том же году Ю. Н. Воронов зафиксировал грот и следы поселений античного и средневекового времени в урочище Духан, впервые описал Герзеульскую пещеру.
В 1973 г. О. X. Бгажба и Ю. Н. Воронов выявили поселение античного времени у дороги в начале Герзеульского хребта. В сентябре 1977 г. Ю. Н. Воронов прошел траверсом Герзеульский хребет, зафиксировав в ряде пунктов остатки разновременных поселений, совместно с В. А. Юшиным произвел замер трассы древнего водопровода.
Рекогносцировочный обход всего Герзеульского прохода был осуществлен также авторами и художником А. А. Судаковым в сентябре 1978 г. Рисунки для настоящей работы выполнены Ю. Н. Вороновым, фотографии — В Б. Левинтасом.
Как видно из сказанного, древности Герзеульского прохода обратили на себя пристальное внимание исследователей совсем недавно. Понадобилось несколько лет целенаправленного поиска, который позволил стереть еще одно белое пятно на археологической карте Абхазии. Перед авторами стояла трудная задача в одной небольшой книжке дать полный свод сведений об архитектурных и археологических памятниках Герзеульского микрорайона, сделать их достоянием науки и широкого читателя. Насколько это удалось, судить не нам.

437

Однако, как представляется, подобные «биографии» должно иметь каждое село нашей республики. Такие работы будут способствовать благородному делу выявления, изучения, охраны и популяризации памятников материальной и духовной культуры древней и средневековой Абхазии.

438

На берегах Мачары

Страшно смотреть на вершины гор, окутанные седыми облаками. Страшно взглянуть и на бездонный обрыв, по которому все время змейкой извивается река Маджарка... И как не любоваться такими дивными картинами!
К. Д. Мачавариани

Позади осталось село Мерхеул — мы только что пересекли очередной мост через р. Мачару и двигаемся в сторону Пацхирского или Ольгинского ущелья. Впереди полнеба закрыли горы — слева от ущелья Агыш, справа — Апианча. Рядом с дорогой появились руины древней башни, за ней еще и еще. Две стены этой башни давно рухнули, две другие — еще сопротивляются давлению шоссе и обвивающим их корням инжира.
Не исключено, что именно здесь остановила когда-то коня П. С. Уварова и сделала в своем путевом дневнике запись: «На широкой поляне вдоль реки, заросшей колючкой, папоротником, ежевикой и пр., возвышается группа из девяти древних башен..., сложенных из кругляков и так сильно и густо обвитых кустарником и плющем, что, несмотря на цалды и топоры, мы только с трудом могли пробраться до одной из них, чтобы изучить ее форму и конструкцию; башня оказалась четвероугольною с закругленными углами и, в связи с остальными, служила, вероятно, в былое время для защиты окружающей местности» [43, 34]. Теперь к башням подойти не очень сложно. Часть их свободно торчит посреди поля, другие, хотя и скрыты в глубине приусадебных участков колхозников, но вполне доступны — в одной башне сарайчик, в другой — винный погреб.
Башни и стена, их соединяющая, сложены из подручного материала — взятого из реки булыжника. В панцире стен использован крупный булыжник без всяких следов обработки. Ряды в кладке не соблюдались — поверхность стен представляет собой беспорядочное скопление разнокалиберных выпуклин. При возведении укреплений использован грязно-белый раствор низкого качества. Помимо извести, в нем присутствуют не слишком обильные примеси

439

речного песка и гравия. Раствор применяли экономно — в толще стен попадаются пустоты, что пагубно сказалось на прочности сооружения. Как правило, башни имеют очень неглубокий фундамент, а часто обходятся и без него. Размеры башен в плане, как правило, не совпадают: башня № 50 — 7,5x7,5 м; башня № 51— 9x8,5 м; башня № 52 — 8,5x8 м; башня № 53 — 8x7,5 м; башня № 56 — 8,5x8,5 м; башня № 57 — 9x8,5 м и башня № 58 — 9x8,5 м. Высота их составляет 4-6 м. Стены изнутри отвесны, снаружи немного сужаются вверх; толщина их у подошвы — 1,5-2 м, вверху — около 1 м. Слегка пирамидальная форма способствовала большей устойчивости башен, чем встроенных между ними промежуточных участков стены. В каждую башню вел вход, облицованный деревянными брусьями и запиравшийся на бревенчатый засов, пазы от которого можно увидеть в некоторых постройках. Башни имели два этажа. Междуэтажное перекрытие было деревянным, оно держалось на массивных балках, упиравшихся в специальные углубления в стенах. С этажа на этаж попадали по приставной деревянной лестнице. Верхний край башенных стен обычно представляет собой узкую заглаженную раствором плоскость без следов зубцов, которые обычно характеризуют более древние оборонительные сооружения. Крыша в башнях, судя по всему, была не сплошной, образуя навесы вдоль стен [13, 13].
Между шоссе и входом в ущелье башни и стена образуют слегка изогнутую линию, длиной всего в 670 м, т. е. расстояние между соседними башнями составляет в среднем меньше 70 м. Известный советский этнограф-кавказовед Л. И. Лавров, знакомившийся с этим участком Келасурской стены осенью 1978 г., подчеркнул, что такое размещение башен может свидетельствовать о применении в период их использования ранних форм огнестрельного оружия. Об этом же говорит и форма бойниц, хорошо сохранившихся на участках стены восточнее Кодора [36, 126].
Вопрос об ориентации стены на этом ее участке решается легко. Основное значение при этом нужно придавать входным проемам — каждому понятно что в башни их защитники должны были входить со стороны защищаемой стеной пространства. В нашем случае все входы обращены на юго-запад, а стена, соединяющая башни, прикрывает дверные проемы с севера. Следовательно, защищаемое стеной пространство располагалось к югу и юго-западу от нее. О том, что этот участок стены предназначался для отражения нападений со стороны ущелья и лежащей за ним Цебельдинской долины, говорит башня № 59, которая предназначалась для переброски линии обороны на левый берег Мачары и увода ее к подошве Апианчи и далее к ущелью р. Кодор. Еще в 30-х годах XIX столетия знаменитым французским ученым и путешественником Ф. Дюбуа-де-Монперэ было отмечено, что цебельдинцы издавна представляли угрозу для прибрежного населения. Это и побудило строителей стены обратить особое внимание на укрепление этого наиболее удобного

440

выхода из Цебельды на побережье. Другая задача рассматриваемой оборонительной линии — охрана древней подгорной дороги, спускавшейся через Герзеульский проход к Мачаре, и брода через последнюю.
Тактическое значение рассматриваемой оборонительной линии на первый взгляд не было велико. Башни здесь возведены почти на самом берегу реки, разливы которой могли иногда препятствовать переброске к стене подкреплений и боевых припасов. В связи с этим Л. Н. Соловьев справедливо отмечал, что «трудно было выбрать более невыгодную позицию с протекающей сзади рекой» [38, 27]. Замыкающая линию башня (№ 58) построена у самой воды и настолько близко к скале, что в нее могут попадать соскальзывающие сверху камни. Тем более эту башню было легко обстреливать сверху врагам. И все же раннюю свою задачу — соединить с максимальной экономией сил и средств естественные препятствия (скалы, обрывы, ущелья и пр.) на пути вторжений со стороны гор — древние строители выполнили с большим искусством.
К сожалению, специальных раскопок Келасурской стены ни на этом, ни на других ее участках пока не проводилось. В 1966 г. на месте незадолго до того разрушенной башни (№ 49), к западу от вышеописанной башни № 50, были найдены остатки зарытого в землю пифоса позднесредневекового облика с грубым расчесом поверхности. Тогда же у башни № 59, на левом берегу Мачары, было подобрано несколько обломков глиняной посуды, отнесенной к «турецкому» времени. Шурфовка в двух башнях (№№ 47 и 53) выявила до 2 м завала стен (№ 47) и речных наносов (№ 53), под которыми на поверхности целика зафиксированы тонкий (0,1 м) слой пожарища и редкие обломки пифосов и кувшинов, датированных также поздним средневековьем.
В отношении даты и обстоятельств постройки Келасурской стены уже полтора столетия ведутся оживленные дебаты. Почти столетие господствовала точка зрения Ф. Дюбуа-де-Монперэ, считавшего, что эта стена была возведена древними греками задолго до рубежа новой эры. Затем М. М. Иващенко датировал стену VI веком, связав ее со строительной деятельностью византийцев. Эта дата с незначительными вариациями разделяется большинством исследователей [1, 152; 2, 53, 22, 150; 26, 86; 30, 243; 35, 36; 36, 125; 38, 88; 41, 149 и др.]. В последнее время сделаны попытки связать памятник со строительной деятельностью Левана Дадиани в XVII в. [9, 73; 14, 121 и др.].
У шоссе, выше описанных башен, в самом начале каньона Мачары, высится корпус Мерхеульского известкового завода. Над ним белеет рваное углубление карьера, где добывают известняк. В начале 60-х годов на месте этого карьера находилась небольшая (20x30 м) ровная площадка, при разрушении которой уничтожено свыше двадцати погребений с обрядом сожжения и трупоположения. В захоронениях присутствовал богатый инвентарь, от которого сохранились два меча, пять наконечников копий, два топора, один наконечник стрелы — всё оружие из железа, обломки четырех бронзовых фибул-засгежек,

441

бронзовые браслет, бляха-застежка, скоба и двуспиральный завиток, серебряные фибула и подвеска с сердоликом в оправе, три бусины, обломки кухонных горшков и краснолаковой чаши.
Из двух мечей, обнаруженных на этом могильнике, один оказался двухлезвийным (длина его 71 см). Близкие формы оружия хорошо известны по материалам из раскопок в соседней Цебельде, где выявлен богатый набор вооружения апсилов, использовавшегося в IV—VII вв. н. э. Совсем недавно среди происходящих оттуда мечей первого типа О. X. Бгажба выделил серию изделий из дамасской стали. До недавнего времени, согласно сводке А. Антейна, миру было известно 28 экземпляров дамасских мечей римского времени, причем на территории Советского Союза — ни одного. Теперь устанавливается, что почти каждый из двухлезвийных мечей рассматриваемого типа, найденных в Абхазии, может оказаться изготовленным из дамасской стали. О преимуществе дамасских мечей над простыми железными говорить не приходится. Как свидетельствуют древние источники, римляне в войне с галлами были вооружены мечами из дамасской стали, в то время как последние — простыми железными мечами. Во время битвы мечи галлов при ударе сразу гнулись. Хороший меч ценился на вес золота и мог служить нескольким поколениям. Мечи из дамасской стали были важным предметом торговли, часто они продавались в страны, весьма удаленные от центров их производства. Судя по имеющимся данным, в III—VI вв. н. э. мечи из дамасской стали были еще очень редкими. В VII—VIII вв. — расцвет их бытования, а в XI в. они почти полностью исчезли.
Изучение одного из дамасских мечей, происходящих из Абхазии, произведенное О. X. Бгажба в лаборатории естественно-научных методов Института археологии АН СССР при консультации заведующего лабораторией проф. Б. А. Колчина и научного сотрудника Л. Хомутовой, показало, что его основа сварена из 6 перемежающихся стальных и железных полос. Железные полосы под микроскопом демонстрируют мелкое зерно, что свидетельствует об очень высоком качестве ковки. Стальные полосы изготовлены из высокоуглеродистой стали; сварочные швы исключительно тонкие и чистые. Рисунок на клинке напоминает собой букет, созданный сочетанием сваренных и скрученных белых (железных) и темных (стальных) полос. Это четвертый по имеющейся типологии и самый сложный вид узора, который встречается на самых ранних римских так называемых «нидамских» мечах III в. н. э.
Весь клинок меча целиком из дамасской стали никогда не делался. Дамасский узор обнаруживается на клинках в той их части, где проходит дол, и идет полосой вдоль клинка. При изготовлении же режущей части меча дамасская сталь не применялась — лезвия, приваренные к основе, лишь закалены. Таким образом достигалось сочетание твердости режущей части с вязкостью основы меча, что было важным и необходимым атрибутом оружия подобного рода.

442

В том, что дамасские мечи получили широкое распространение на территории Абхазии нет ничего неожиданного. Здесь находились такие крупные военные базы Рима, а затем Византии, как Себастополис, Питиунт, Зиганис и др., где размещались когорты — воинские подразделения римских легионеров. Эти когорты обслуживали различные ремесленники, в том числе и оружейники, которые передавали свой опыт и выходцам из местных древнеабхазских племен апсилов и абасгов, имевших на вооружении дамасские мечи. Последние могли попасть в местную культурно-этническую среду и как трофеи, и в результате обмена. Дамасские мечи, вероятно, широко использовались во византийско-персидских войн в VI в., в которые были втянуты и предки современных абхазов.
Второй меч из рассматриваемого могильника принадлежит к типу однолезвийных. Длина его 58 см. Совершенно аналогичный цебельдинский меч, датируемый VI—VII вв., недавно исследовал О. X. Бгажба в той же упомянутой выше лаборатории. Для анализа с клинка было взято два клинообразных шлифа — у острия и ручки. В первом случае клинок оказался сваренным из пяти железных полос, во втором этот признак отсутствовал. Такая разница выдает стремление древних оружейников сделать рубящую часть клинка более прочной, а прилегающую к рукояти — более вязкой, что предохраняло меч от поломки во время боя. Той же цели служил и широкий дол, проходящий с одной стороны вблизи спинки клинка, облегчая вместе с тем его вес. Очень тонкие и чистые сварочные швы свидетельствуют о сноровке ремесленников, имевших четкое представление о режиме температур, необходимых для многослойной сварки. Для улучшения боевого качества меча был использован также древний способ цементации, придающий клинку сталистую поверхность. Способ этот заключался в том, что лезвие предварительно обсыпалось порошком из рогов и нагревалось затем до определенной температуры. В результате сгорания органических веществ выделялся углерод, который, диффундируя (проникая) в железо, превращает его в сталь. Те места, которые цементировать не предполагалось, перед нагревом обмазывались глиной. Следовательно и более поздние, однолезвийные мечи древней Абхазии обладали
такими ценными качествами, как упругость и вязкость клинка, твердость лезвия, что свидетельствует о высокой культуре железообрабатывающего ремесла у древних апсилов.
Очень интересны и наконечники копий — одно из них имеет широкое листовидное острие, характерное для вооружения апсилов в III—IV вв., у остальных перо пламевидной формы, что типично для заключительного этапа цебельдинской культуры (VII в.). К тому же периоду относятся наконечник стелы и железный топор с молоточковидным обухом.
Особняком стоит массивный топор с длинной тульей и широким лезвием. Первый на Западном Кавказе топор такой формы был найден в Цебельде бота-

443

ником Ю. Н. Вороновым в 1915 г. Топоры этого типа получили позднее в литературе название «цебельдинских» по месту их первоначального обнаружения. Из Цебельды и ближайших ее окрестностей известно ныне более 70 таких топоров, а по всему Восточному Причерноморью — около 150, причем это число постоянно растет. В погребениях эти топоры обычно находят у левого, реже у правого плеча в комплексе с двумя наконечниками копий. Сочетание топора с мечом в одном захоронении крайне редко, что позволяет предполагать существование у древних цебельдинцев специализированных воинских подразделений, топороносцев и меченосцев.
Топоры рассматриваемой формы появляются в Восточном Причерноморье в почти завершенном своем виде на сравнительно позднем этапе развития местной материальной культуры и не имеют здесь своих прототипов. Ни один из исследователей не смог выявить эти топоры в комплексах древнее IV века. Известный абхазский археолог М. М. Трапш подчеркивал, что «более ранняя дата бытования таких топоров в Цебельде пока не устанавливается» [40, 148]. В то же время большинство комплексов с такими топорами датируется VI в.
В течение IV—VII вв. эти топоры в окрестностях Цебельды претерпевают определенную эволюцию. Экземпляр из нашей коллекции относится к ранним образцам, датируемым второй половиной IV — первой половиной V в. и характеризующимся небольшим срезом на нижнем угле лезвия, овально-прямоугольным проухом с плоской тыльной частью и удлиненной тульей. Металлографический анализ цебельдинских топоров позволил установить разнообразие технологических приемов апсилийских кузнецов, изготавливавших свое оружие из высококачественных железа и стали с использованием приемов цементации, закалки и многослойной сварки.
Еще Б. А. Куфтин обратил внимание на сходство формы цебельдинских топоров с топорами позднеримского времени из Германии и Богемии. Очень близки к рассматриваемой форме и топоры франков — так называемые франциски, имевшие также распространение в IV—VI вв. К сходным чертам относится общий контур этих изделий, свисающая лопасть со срезом на нижнем угле, некоторая вислообушность, овально-прямоугольный обух и др. Особенно примечательно, что длина рукояти цебельдинских топоров, с абсолютной точностью засвидетельствованная В. С. Орелкиным на рисунках жертвенного камня на горе Гуарап (Абхазский хребет), полностью совпадает с длиной рукоятей топоров из франкских могил. Эти топоры франки использовали в качестве метательного оружия. По сообщению крупнейшего византийского историка VI в. Прокопия Кессарийского, у этих топоров «железо было крепким, ... деревянная же ручка очень короткой. При первом же натиске по данному знаку они обычно бросают во врагов эти секиры, разбивая их щиты, и убивают их самих». Существуют специальные исследования по выявлению поражающей способности францисков в броске. И. Вернером, например, устано-

444

влено, что брошенный соответствующим способом (во вращении) этот топор образовывал «опасные зоны» для головы противника через каждые четыре метра своего полета. Применение боевых топоров в качестве метательного оружия засвидетельствовано у славян вплоть до XII—XIII вв. — например, новгородцы метали топоры в Липецкой битве.
Рассмотренные «цебельдинские» топоры использовались в первую очередь в военных целях как универсальный инструмент во время похода и боя. Применялись они, несомненно, и в хозяйственной деятельности. Внешнее и функциональное соответствие апсилийских и франкских топоров той же эпохи, а также интересный факт распространения сходных форм топоров по обширной территории вдоль границ Римской империи от Кавказа до Бельгии позволяет предполагать в основе формирования цебельдинских топоров те же закономерности, которые обусловили общность и многих других изделий на варварской периферии позднеримского и ранневизантийского мира (умбоны для щитов, поясные наборы, украшения, уздечки и др.). Не исключено, что прототипом рассмотренных топоров являлся римский боевой топор, изображение которого сохранилось на знаменитой колонне Траяна в Риме (II в.) и который отличается от наших топоров лишь большей симметричностью лезвия.
Бронзовые и серебряные фибулы из погребений у известкового завода относятся к тому типу украшений, который характеризовал апсилийскую культуру на рубеже VI—VII вв. (по схеме А. К. Амброза и Ю. Н. Воронова). Подобные фибулы найдены в последнее время не только в погребениях апсилов, но и в культурном слое в крепости Цибилиум, где они твердо (с помощью иранской монеты начала VI в.) были датированы периодом после 550 г. н. э., когда эту крепость заняли персы. К поздним находкам относится и бронзовый браслет, концы которого украшены насечкой. Подвеска же с сердоликом гораздо древнее — ее аналоги встречаются в комплексах III—IV вв. [40, 218, табл. XVII].
Бусы представлены двумя экземплярами из янтаря и одной трехчастной стеклянной бусиной с внутренней металлической прокладкой серебристого цвета. Украшения последнего типа пользовались большим спросом в античную эпоху. Древнейшие их экземпляры, датированные IV в. до н. э., найдены в Египте, откуда способ их производства позднее был заимствован многими ремесленными центрами Средиземноморья. Способ этот сводился к следующему: кусочек металлической (золотой или серебряной) фольги, толщиной до 0,0001 мм, наносился на стеклянную трубочку-основу, на которой закреплялся с помощью какого-то растительного клея. Затем изделие подогревалось до температуры 600-800° и поверх размягченного стекла, соединенного с металлом, наливалось расплавленное стекло, которое образовывало наружную оболочку толщиной в 0,5-1 мм. Рваные закраины нашей бусины относят ее к позднеримскому времени (II—III вв. н. э.). Столь же ранней смотрится и бронзовая двуспиральная подвеска — подобные изделия в Цебельде с течением вре-

445

мени увеличиваются в размере, давая наиболее крупные формы в V—VI вв. Назначение круглой выпуклой бляхи с поперечной планкой на обороте, петлей сверху и выпуклой розеткой в центре, как и скобы на двух гвоздиках, пока не ясно. Аналоги ее известны в Болгарии.
Мы познакомились очень кратко с памятниками, отражающими историю наиболее западной окраины Герзеульского прохода. Теперь наш путь идет на восток, на левый берег Мачары, где зеленеют сады села Герзеул.

446

От Мачары до Герзеула

Заметны еще поныне следы древней... дороги.
И. А. Владимиров

Следы древней дороги от брода через Мачару вдоль небольшого ее левого притока полого поднимаются вверх, сворачивая постепенно к востоку. Затем дорога переходит на гребень, идущий параллельно известковому кряжу, увенчанному руинами Герзеульской крепости. Слева, внизу, на дне небольшого ущелья, остается очень красивый водопадик, тонкой серебристой струйкой устремляющийся в небольшой котлован с 10-метровой высоты.
Где-то здесь осенью 1926 г. на участке крестьянина Начкебия найден знаменитый клад серебряных монет. Свыше 500 кружочков с ликами римских императоров покоилось в небольшом кувшинчике, рядом с которым лежали различные предметы из бронзы и золота. Клад и вещи немедленно разошлись по рукам. М. М. Иващенко удалось с трудом уговорить сельчан показать ему хоть часть найденного. Среди 469 просмотренных монет были определены золотое подражание статеру фракийского правителя Лисимаха, один серебряный динарий первого римского императора Августа. Остальные монеты трех номиналов (220 дидрахм, 169 драхм и 78 триоболов) принадлежали к продукции монетного двора города Кесарии Каппадокийской. Один экземпляр был чеканен в период правления императора Нерона (54—68 гг.), 30 — при императоре Веспасиане (69—79 г.), 9 — при Домициане (81 — 96 гг.), 22 — при Нерве (96—98 гг.), 165 — при Траяне (98—117 гг.), 90 — при Адриане (117—138 гг.), 63 — при Антонине Пие (138—161 гг.), 28 — при Люции Вере (161—169 гг.), 59 — при Антонине Пие и Марке Аврелии (161—180 гг.). Тогда М. М. Иващенко удалось выпросить для Сухумского музея 107 монет, обломки бронзового треножника и подставки для светильника, два золотых лепестка от венка. Позже, уже после публикации основной части клада, М. М. Иващенко достал еще 8 монет, которые передал в Государственный музей Грузии. Одна из этих монет относилась ко времени правления Домициана (91—92 гг.), одна — Нервы (98 г.), три — Траяна (112—117 гг.), одна — Адриана (121—122 гг.), одна — Антонина Пия (139 г.) и одна —

447

Люция Вера (161—169 гг.). Исчерпывающую публикацию 59 монет, которые ему удалось осмотреть в музеях в 1963 г., сделал К. В. Голенко [21, 94—100). Согласно же сводке Г. К. Бокучава [10, 13—14], в Абхазском государственном музее в 1964 г. имелось 87 герзеульских монет.
Монеты Герзеульского клада несут на себе значительную информационную нагрузку. На их лицевой стороне прекрасно сохранились портреты императоров в лавровых венках и надписи вокруг («императорские легенды»), передающие их имена и титулы, на оборотной стороне можно видеть изображения различных богов и другие сюжеты. На монетах Домициана изображена богиня Афина в шлеме, которая держит в правой вытянутой руке сову, а левой — опирается на копье. На другой монете того же императора — изображение палицы Геракла. На оборотной стороне монет Нервы изображена Свобода — женская фигура в характерном одеянии и с соответствующими атрибутами в руках (жезл и др.). Особенно богаты такими сюжетами монеты Траяна — на одной видим гору Аргей, на вершине которой стоит обнаженная фигура в короне, с жезлом и сферой в руках, на другой — две руки, соединенные в рукопожатии, между которыми помещен украшенный лентами значок легиона, на третьей — обнаженная фигура Аполлона, который держит в правой руке лавровую ветвь, а в левой — лук и стрелу, на четвертой — богиня Тихе в венце и соответствующем одеянии, которая стоит, опираясь правой рукой на корабельный руль, а в левой держит рог изобилия, на пятой — идущая богиня Ника с венком в правой протянутой руке и с пальмовой ветвью, положенной на плечо, в левой руке, на шестой — гора Аргей с обнаженной фигурой на ее вершине, на седьмой — палица Геракла. На монетах Адриана присутствуют палица, богиня Ника, гора Аргей с обнаженной фигурой или с тремя звездочками, сидящая богиня Тихе в соответствующем одеянии и головном уборе, держащая в левой руке рог изобилия, а правой опирающаяся на руль. На обороте монет Антонина Пия присутствует гора Аргей с обнаженной фигурой. Аналогичное изображение украшает монету и Люция Вера.
Всякий монетный клад, по определению известного советского нумизмата А. Н. Зографа, представляет собой «значительную денежную сумму... — определенный капитал путешествующего торговца, походную кассу военного отряда, сбережения какого-либо горожанина и пр., зарытую ее обладателем в каком-либо вместилище (горшке, металлическом сосуде, мешке и т. д.) в землю с целью уберечь ее от хищных взоров путевых разбойников-грабителей или неприятелей, разоряющих страну. Если владельцу за смертью или отъездом не удается по миновании опасности вновь выкопать свое сокровище, то оно остается в земле и выкапывается в наше время при вспашке почвы, при земляных работах, при археологических раскопках» [24, 106]. А. Н. Зографом дата зарытия Герзеульского клада определена в пределах 161—182 гг. н.э.. примерно 168 г. «В этом году, — писал А. Н. Зограф, — по-видимому, произошли

448

нения на Кавказе, сопровождавшиеся, между прочим, убийством царя эниохов — племени, обитавшего в современной Абхазии. В ходе этих волнений и вызванных ими военных действий римского наместника Каппадокии Марция Вера вполне естественно зарытие клада» [24, 106].
Герзеульский клад монет, несомненно, отражает какой-то очень важный эпизод во взаимоотношениях Апсилии — этого известного древнеабхазского политического образования с Римской империей. В момент зарытая клада приморская часть Апсилии, как и всей Колхиды, входила в состав римской провинции Каппадокии. Ближайшей к Герзеулу римской крепостью был Себастополис, располагавшийся на берегах Сухумской бухты. От Себастополиса к Гегзеулу шел важный путь, который как раз вблизи места находки клада раздваивался — одна его ветвь шла в Цебельду и дальше к перевалам на Северный Кавказ, другая — направлялась в сторону Центральной Колхиды, к району нынешнего Сурамского перевала. У развилки этих важнейших дорог несомненно должен был находиться какой-то населенный пункт, где могли останавливаться путники на ночь — от Себастополиса до Герзеула как раз один, дневной переход для путешествующих пешком или на лошадях с грузом. Кесарийская серебряная монета в этот период служила не только удовлетворению денежных потребностей почти всей римской Малой Азии и прибрежных районов Восточного Причерноморья. Судя по находкам в погребениях апсилов в Цебельде, эта монета пользовалась большим спросом и у местных племен, особенно, вероятно, у их родовых старейшин и вождей. Уже в начале II века во главе Апсилии стоял базилевс (царь-военачальник) с римским именем Юлиан, который принял знаки царской власти от императора Траяна. Как обычно бывало, помимо знаков власти, местные правители регулярно получали от римских императоров крупные денежные суммы в обмен за лояльность, поддержку торговцам, участие в обороне подступов к римским укреплениям на побережье. Не исключено, что очередная такая сумма была отправлена апсилийскому правителю в конце 60-х годов II в. Посланец императора, застигнутый врасплох грабителями, успел закопать в землю монеты и другие подарки (золотой венок и проч.), а затем он и его спутники были перебиты. Подобная ситуация вблизи этих мест возникла и в VI веке, когда посланник Юстиниана Сотерих привез деньги для раздачи северо-кавказским племенам и остановился в Бухлоонс (совр. Пахулан №) — одном из населенных пунктов соседней с Апсилией Мисиминии. Византийский историк Агафий следующим образом описывает дальнейшие события: «Сотерих... когда настала ночь, беззаботно лег спать, не расставив никаких караулов. Равным образом его сыновья, спутники, домашняя прислуга и рабы, следовавшие за ним, все они более беззаботно, чем следовало..., предались сну. Между тем мисимияне, не стерпев полученного оскорбления, вооружились, набросились на них и, ворвавшись в помещение, где почивал военачальник, немедленно перебили спав-

449

ших рабов. Когда, естественно, поднялся сильный крик и шум, сознание беды дошло до Сотериха и прочих, которые там находились. Когда они со страхом соскочили со своих постелей, еще отягченные и расслабленные сном, то совершенно не могли защищаться. У одних запутанные шкурами ноги препятствовали движению. Другие же, бросившись за мечами, чтобы принять участие в беспорядочной схватке, беспомощно метались впотьмах, не зная, что делать, и наталкивались на стены, позабыв, где положили оружие. Некоторые, отчаявшись в обрушившемся на них бедствии, ничего и не предпринимали, а только звали один другого и издавали жалобные вопли, не зная, что предпринять. Когда они находились в таком состоянии, ворвавшиеся варвары изрубили и самого Сотериха и его детей и всех прочих; разве только кто случайно ускользнул через заднюю дверь или другим способом. Когда преступники это сделали, они ограбили поверженных и все имущество, которое те привезли с собою, и сверх того императорскую казну...» (Agath., III, 16). А было у Сотериха в этой казне 28 тысяч золотых монет — во времена Юстиниана I Империя платила своим союзникам-соседям значительно больше чем во II веке!
Еще один небольшой спуск, затем подъем и мы, легко преодолев полуторакилометровый путь от брода через Мачару, оказываемся на довольно широкой поляне, где когда-то находился Герзеульский могильник античной эпохи. В течение последнего столетия площадь эта интенсивно распахивалась и перекапывалась, в результате чего почва была смыта до мергелей, а вместе с ней было разрушено и большинство захоронений и других следов былой человеческой жизни.
Взгляд привычно скользит по неровной поверхности склона, выхватывая то обломок керамики, то замшелый булыжник, то почерневшую кость. Таким способом в разные годы была собрана на поляне довольно выразительная коллекция кремневых отщепов и пластин, указывающих на заселенность этих мест с эпохи среднего палеолита — около 50 тысяч лет назад здесь бродили охотники в поисках дичи, изготовляли из кремня орудия. На спуске к Большому Герзеульскому ручью, который протекает по ущелью, отсекающему кряж крепостью от Апианчи, хорошо видны остатки поселения более позднего времени — по размытому дождями склону вразброс лежат обломки каменных орудий и грубой лепной посуды. Между двумя канавами на небольшом возвышении удалось на площади в три квадратных метра и на глубину до 0,2-0,4 расчистить ножом небольшой участок древнего жилища. Закраина сосуда орнаментом из ряда треугольных вдавлений, донышко лепного горшочка, несколько обломков керамических стенок с глубоким расчесом поверхности, рубилообразные каменные орудия, пластинка из кремня — таков полный перечень сделанных здесь находок. Раньше здесь был найден край сосуда с петлевидной ручкой, в верхней части которой налеплены два кружочка. III тысячелетие до н. э.— такова пока наиболее вероятная дата этого поселения.
Длинный железный нож изогнутой формы и обломок бронзового браслета с

450

весловидным концом, подобранные на поверхности почвы, свидетельствуют о существовании здесь в VI—V вв. до н. э., скорее всего, могильника. Близкие ножи известны из красномаяцкого и других раннеантичных могильников Абхазии. Такая форма ножей сложилась в раннежелезную эпоху на территории Урарту, откуда распространилась по всему Закавказью.
О том, что могильник здесь существовал и в позднеантичную эпоху, говорят не только случайные находки (бронзовые браслет с сетчатой орнаментацией и спорная цепочка), но и одно почти целиком сохранившееся женское кремационное захоронение в урне — небольшом красноглиняном кувшинчике, от которого сохранилась лишь донная часть. Среди пережженных костей найдены две бронзовые одночленные фибулы-застежки, украшенные обмоткой с завитками, два бронзовых браслета — концы одного украшены головками змей, бронзовые височная подвеска и кольцевидная серьга, железный нож, кремень для добывания огня, бусины — 2 синих стеклянных, 5 гагатовых, 3 янтарных, 3 пастовых — черная, красная и белая. Погребение датировано второй половиной III в. н. э. [20, 187]. Серия захоронений без инвентаря, совершенных по христианскому обряду, составляет верхний горизонт могильника [19,41].
В погребениях начала и середины I тысячелетия н. э. на территории Абхазии очень часты находки гагатовых (гешировых) и янтарных бус. Гагат — это минерал органического происхождения, образованный отложениями хвойной древесины в морском иле. Он встречается отдельными кусками в горных породах либо в пластах бурого угля, смолистой разновидностью которого и является гагат. Его часто также называют геширом — это кавказское название широко распространилось благодаря тому, что на Кавказе находятся крупнейшие его месторождения. В окрестностях Кутаиси, например, до сих пор в заболоченных местах, покрытых ольховым и каштановым лесом, известны карьеры по разработке гагата. Выделка изделий из него была долгой, но не сложной. Главной заботой древних мастеров было сохранение в гагате необходимой влажности, без чего он быстро трескался и рассыпался. Зато этот материал легко режется, сверлится и полируется. Изделия из него весьма привлекательны своим глубоким черным тоном.
Минералом органического происхождения является и янтарь. Это ископаемая смола хвойных деревьев третичного периода. В античный период янтарь широко использовали для всевозможных поделок, им облицовывали внутренние помещения парадных зданий, украшали мебель. Уже древние авторы отмечали такие свойства янтаря, как особенность расцветки, способность наэлектризовываться от трения и притягивать мелкие предметы, лекарственные свойства, горючесть, вероятность включения разнообразных насекомых. Знаменитый римский географ и историк Плиний Секунд, погибший при извержении Везувия в 79 г. н. э., писал, что янтарь «в роскоши чтят столь высоко и что сделанное из него изображение человеческое, сколь бы мало оно ни было,

451

превосходит ценою живого и здорового человека». Геологически выделена Балтийско-Днепровская янтароносная провинция, с территории которой и поступал в основном янтарь в мастерские Средиземноморья и Причерноморья, откуда уже готовые изделия расходились то всему античному миру и его периферии.
От могильника хорошо обозреваем склон Апианчи. Видно, как тропа, только что исчезнув в ущелье, снова вьется уже по противоположной его стороне, а затем раздваивается. Левое ее ответвление уходит через заросли самшита и осыпи, мимо небольшого карстового озерца и водопада вниз к ущелью Мачары. Главная же тропа устремляется вверх мимо родника и покинутых садов. Метров 160 крутого подъема и перед нами зеленая лужайка, где в траве краснеют обломки средневековых сосудов.
Рядом, в зарослях на крутом склоне, прячется вход в Герзеульскую пещеру, впервые обследованную нами в 1966 г. Ширина входа до 4 м, но потолок низок — всего полтора метра. За порогом ступень, за ней вторая — можно выпрямиться. Еще дальше — 9-метровый обрыв. Здесь в вестибюле пещеры, как рассказывают местные жители, в нише, лет сорок назад стояла каменная «икона» — плита с изображением креста, которая затем упала в провал. Основной ход ведет вправо, где раздваивается. Правая ветвь тянется метров 15 горизонтально, потом уходит резко вниз и заканчивается тупиком. Левое ответвление представляет собой наклонную трубу, заканчивающуюся 2-метровым обрывом и дном основной шахты. Оно завалено обломками известняка, упавшими сверху. По стенам стекает вода, кое-где прицепился мох. Вправо уходит щель — по ней ползком преодолеваем метров 10 и выходим на карниз над 4-метровым обрывом. За ним небольшой, очень уютный грот, украшенный сталактитами. В углу мы увидели небольшое отверстие, из которого тянуло холодом. Позже известный краевед и спелеолог В. Юшин расширил это отверстие в надежде найти за ним большую пещеру. Однако наградой за труды оказался дополнительный ход метров на 50, заканчивающийся на этот раз пробным тупиком.

452

Герзеульская крепость

Место, где находятся эти башни, мне показали издали от греческой школы, но из-за сумерек... не смог осмотреть.
М. М. Иващенко

К западу от могильника хорошо виден подъем к крепости — узкий известняковый гребень, вдоль которого идет тропа, выбитая тысячами ног в течение многих столетий. Когда-то здесь шли строители, солдаты, богомольцы, в последние годы участились посещения археологов, теперь здесь часто можно видеть и туристов. Дорога полого поднимается через заросли самшита и боярышника, уходит в сень дубов, граба и орешника. Справа и слева ее ограждают крутые склоны и обрывы. Известняки лежат почти вертикальными пластами; на гладкой их поверхности выступают панцири ископаемых «ежей» и других животных, населявших миллионы лет назад плескавшийся здесь океан. Вот пробежала юркая зеленая ящерица, а чуть поодаль в расщелине затаилась, свернувшись кольцом, кавказская гадюка — единственная ядовитая змея в Абхазии.
Наконец путь преграждают руины башни, стены которой сохранились до высоты 5 метров. Сложены они из ломаных, слабо обработанных мелких блоков известняка на прочном серовато-белом известковом растворе с довольно обильной примесью мелкого гравия и песка. Ряды в кладке в основном выдержаны, а на уровне порога наружного входа в башню проходит пояс кирпича, положенного в один ряд. Вход этот приподнят над уровнем скалы метра на полтора, так что попасть в него было возможно только по приставной лестнице. Внутренность башни была целиком на глубину до 2 метров заполнена обломками камня, кирпича, раствора и земли, поверх которых выросли вековые деревья. Чтобы разобраться, в конструкции башни, узнать, что оставили на ее полу древние строители и гарнизон крепости, пришлось вручную очистить ее внутреннее пространство. Сначала были срублены деревья и выкорчеваны пни. Вспоминается очень характерный случай. Как раз в момент корчёвки самого большого пня, вместе с корнями и землей на них весившего не

453

менее 120-150 килограммов, когда силы наши иссякали, на башню поднялся атлетического сложения мужчина и сочным голосом представился: «Мухарбек Камбулатович Есиев, доктор технических наук, профессор МВТУ имени Баумана». Он потеснил рабочих к краю башни и умело, с захватывающей радостью впился ломом под корни пня, раскачал его, затем, отбросив лом обнял громаду руками, напрягся и... на глазах изумленной публики пень оторвался от земли и рухнул в обрыв. Таких добровольных, затем много расспрашивавших помощников перевидали мы немало.
Раскопки в башне позволили установить интересные особенности ее конструкции, а также выявили много материалов, рассказывающих об истории крепости. Как выяснилось, башня (ее наружный размер 7x7 м) заключала в себе два смежных помещения, разделенных стеной с дверным проемом. Оба помещения имели одинаковые размеры — 1,6 х 3,35 м. Еще одна дверь выводила из башни на внутренний крепостной двор. Таким образом, в башне имелось три последовательных входа одинаковых размеров (ширина —1,15 м; высота — 1,8 м). Все они были перекрыты в свое время кирпичными арками; остатки одной из них хорошо видны на внутренних дверях. Оба помещения имели каменный потолок, поверх которого находилась боевая площадка, огражденная барьером с зубцами. Высокий порог внешнего входа был выложен кирпичом. В примыкавшем к нему помещении вдоль южной и западной стен сохранился узкий цокольный выступ, на который, вероятно, опирался деревянный пол. Средняя дверь имела очень низкий порог, у внутренней двери он отсутствовал — здесь на этот уровень выходит скала.
В завале строительного мусора (горизонт накоплений «А») были найдены в большом количестве квадратные (28 х 28x5 см) и прямоугольные (30x1x4 см) кирпичи от дверных арок, обломки черепицы, уникальный керамический желоб — слив, служивший, по-видимому, для отвода дождевой воды с боевой площадки башни. В слое «Б» (мощность его 0,1-0,2 м), образованном накоплениями последнего периода жизни крепости, найдены массивные венчики больших хозяйственных сосудов — пифосов, один из них покрыт отверстиями, способствовавшими более равномерному обжигу изделия, на другом треугольное вдавление — знак мастера. Пифосы близких форм широко использовались в развитом и позднем средневековье (XII—XVII вв.). Найденные здесь же кухонные горшки были характерны в основном уже в позднем средневековье (XIV—XVII вв.). Таковы и обломки кувшинов — ручка с наколкой и крач широкого вертикального венчика. На позднюю дату, вероятно, указывает и отсутствие поливной посуды, обычной для памятников Абхазии XI—XIV вв. Из других находок интересны цилиндрическое керамическое пряслице и гранитные ядра. Ниже лежавший горизонт «В», (мощность — до 0,3 м) представлял собой смесь земли с песком, гравием и известью без единого черепка посуды — надо полагать, что он накопился в период, когда крепость была заб-

454

рошена и дождевые потоки намывали в башню всякий мусор. Горизонт «Г» (мощность — 0,1-0,2 м) состоял в основном из золы и мелких угольков. Наиболее достоверное объяснение этому обстоятельству — сильный пожар, во время которого выгорели пол и двери. К пожару привело скорее всего неудачное для защитников крепости сражение, после которого жизнь в ней долго не возобновлялась. Под слоем пожарища снова оказались накопления культурного слоя (горизонт «Д», мощностью до 0,2 м) с большим числом обломков керамики. Здесь пифосы отсутствовали, зато набор кухонной и столовой посуды оказался более богатым. Горшки, вазочки, миски, сковороды и другая посуда по своему облику перекликаются с раннесредневековыми материалами (VIII—X вв.) из других районов Абхазии. Интересен обломок закраины сосуда из зеленоватого прозрачного стекла с ирризованной поверхностью. Здесь же попадались обломки песчаниковых плиток со следами использования, кости животных, главным образом мелкого рогатого скота, Ниже выделена небольшая прослойка («Е») накоплений строительного мусора, лежавшего поверх приставших к скале («Ж») кусков и капель раствора, указывающих на то, что перед началом строительства скала была полностью очищена от земли.
В задачу этой башни входила охрана подступов к главным крепостным воротам, которые мы обнаружили в 25 метрах к северо-западу Взаимное расположение башни и защищаемых ею ворот было обусловлено тем строительным принципом, о котором писал еще известный античный архитектор I в. до н. э. Витрувий: «Главным же образом следует заботиться о том, чтобы подход к стене при нападении был нелегким, для чего обводить его по краю кручи с таким расчетом, чтобы дороги к воротам вели не прямо, а слева. Ибо раз это будет сделано так, то нападающие окажутся обращенными к стене правым боком, неприкрытым щитом». Так и здесь. Врагу сначала надо было подойти по узкому гребню к башне, а затем пройти по столь же узкой тропе между обрывом и стеной, откуда сыпались стрелы, копья и камни, к воротам. Если все же враг добирался до ворот и пытался их сломать, открывалась внешняя дверь башни и в тыл штурмующим ворота выскакивал отряд защитников.
Ворота Герзеульской крепости отличаются простотой и совершенством. Ширина их проема, перекрытого сверху кирпичной аркой, снаружи составляла 1,6 м при вероятной высоте 1,8 м. Изнутри ворота имели форму коридора, шириной до 2,6 м, при длине свыше 5 метров. Полотно ворот замыкалось с помощью бруса, скользившего в толще стены. Очень близкой конструкции ворота выявлены и при раскопках Цибилиума и Археополя, которые датируются временем от второй половины IV до первой половины VI в. За входом в глубине коридора скала круто поднимается вверх. Строители высекли в ней три ступени. При расчистке ворот на поверхности скалы был найден кусок железной обивки с беспорядочными мелкими отверстиями треугольной формы, которые, возможно, оставлены стрелами. Здесь же было найдено покрытое

455

наколкой полое дно «жаровни», подобные которой были известны вплоть до позднего средневековья. Обломки горшков, ваза, ручки и бок кувшина с налепным рантом могут быть отнесены к раннему средневековью.
Крепость протянулась в длину почти на полкилометра — длина северной линии стен до 480 м. Ширина же огражденного стенами пространства не превышает 50 м. С севера оборонительная линия идет почти все время по гребню горы, с юга она немного спускается вниз, охватывая часть склона. Толщина стен — 1,8-2 м. Судить же об их высоте трудно, т. к. нигде они не сохранились выше 4-5 м. Можно полагать, что поверх стены шла боевая платформа с зубчатым барьером. Почти всюду, особенно на северной стене, виден однорядный, а иногда и двухрядный кирпичный пояс. Кирпич квадратный, того же типа, что и в башне. На его лицевой поверхности часто видны выдавленные пальцем до обжига перекрещивающиеся диагональные полосы. Они способствовали лучшему сцеплению в кладке стен и арок известкового раствора с кирпичом. Этот прием был широко известен в раннесредневековом зодчестве. По склонам горы ниже стен попадаются обломки древней глиняной посуды, но их намного меньше, чем под стенами крепостей соседней Цебельды. На территории Герзеульской крепости выявлено несколько интересных сооружений, в основном расположенных вдоль северной стены, рядом с которой идет и современная тропа.
В 70 м от привратной башни можно осмотреть цистерну № 1, которая занимает впадину между двумя скальными выступами. Внутренний ее размер 3,1x4 м, при толщине стен свыше 1,5 м. Цистерна разделена на две части выступами (0,9x0,7 м), которые служили опорой для арки; последняя, как и. вероятно, весь свод, была сооружена из прямоугольного (36x28x4 см) и квадратного (29x29x5 см) кирпича. Внутренняя поверхность каменных стен цистерны покрыта толстым (до 2 см) слоем штукатурки, поверхность которой заглажена местами до блеска. Кое-где заметна цемянка — известь с толченой керамикой, характерная для позднеримских и византийских построек. Емкость цистерны до 25 кубометров воды. При расчистке в ней не оказалось ничего, кроме строительного мусора. Кирпича хотя у строителей и было достаточно, все же раствору придавалось большое значение — его прослойки между кирпичами толще, чем они сами. На кирпичах часты отпечатки козьих копы г. собачьих лап, различные рисунки и знаки — на одном нанесен пальцем круг с девятью лучами, расходящимися из центра, на другом — нацарапаны какие-то буквы, на третьем — свастика и, возможно, крест. Найденные вне крепостной стены на склоне вблизи цистерны обломки венчиков пифосов, дно горшка с пористыми стенками и пряслице можно датировать VII—VIII вв. Не исключено, что в момент строительства крепости здесь уже существовало какое-то поселение.
Еще выше, примерно в 100 м от первой цистерны, выявлена вторая, гораздо большая по размерам. Эта цистерна оказалась скрытой в толще огромной

456

искусственной платформы, возведенной из грубообработанных мелких квадров известняка, перемежающихся в облицовке с трехрядными и двухрядными кирпичными поясами. Водоем имеет крестообразную в плане форму и состоит из основной прямоугольной камеры, размером в плане 2,6x5,1 м и высотой до 3,7 м, и двух боковых камер, углубленных на полтора метра в стены первой. Ширина их до 2,3 м, а высота — почти 2 м. В целом внутреннее пространство цистерны слегка ассиметрично. Своды ее сложены из квадратного (30x30x4 см) и прямоугольного (30x15x4 см) кирпича, причем в основании арок использованы особо массивные керамиды темного обжига (33 х 23x8 см). Поверхность пола, стен и сводов покрыта толстым (до 2 см) слоем штукатурки, затертой местами до блеска. Здесь также отмечено использование цемянки. Цистерна могла вместить до 50 кубометров воды.
Платформа имеет ассиметричную форму: длина ее по восточной стене — 21 м, по западной — 16,5 м, ширина же всюду одинакова — 8,6 м. Платформа состоит из двух частей — в южной находится цистерна, северная же, более короткая, не исследована. В стенах южной части платформы проходят многорядные кирпичные пояса, а в северной постройке они отсутствуют. Зато в ее стене видны три каких-то отверстия. Поверх южной части платформы одновременно с нею было построено здание, от которого сохранились частично две стены — восточная и северная. В наружной кладке первой видны три двухрядных кирпичных пояса. В северной стене было два входных проема, разъединенных простенком с тремя трехрядными сквозными кирпичными поясами. Стены были дважды штукатурены, причем поверхность наружной штукатурки была закопчена. Крыша этого здания, вероятно, выполняла функцию площадки для сбора дождевых вод. Платформа и здание были возведены одновременно с оборонительными стенами крепости — юго-восточный угол платформы сложен с ними вперевязку. В северо-западном углу платформа образует нишу между двумя стенами (в южной хорошо видны двухрядный и трехрядный кирпичные пояса), тогда же заложенную бутом. Изнутри стены здания были покрыты штукатуркой, местами образующей два слоя.
В оборонительных стенах и других постройках Герзеульской крепости широко использовались кирпичные пояса в один, два и три слоя. Стены, в которых применялась такая конструкция, представляли собой фактически чередование слоев камня и кирпичей, т. е. были сложены так называемой смешанной кладкой (opus mixtum). Это вид конструкции стен зародился и затем широко использовался в римском строительстве императорского времени, затем он широко применялся в раннесредневековых постройках Византийской империи. Оттуда он пришел и в Колхиду, где пользовался исключительной популярностью в IV—VII вв. Кирпичные слои смешанной кладки предназначались для выравнивания осадки стен и для укрепления всей конструкции. Они в Герзеульской крепости, как и повсюду, имеют гораздо меньшую высоту,

457

чем слои камня, которые несли основную нагрузку. Наблюдениями над числом кирпичных рядов в таких поясах занимались многие исследователи (П. Лемерль, С. П. Бобчев, В. А. Леквинадзе). Им удалось установить и подтвердить многими примерами, что число кирпичных слоев в поясах увеличивалось с течением времени, а с VII века, помимо построек с шестьюрядными и семьюрядными кирпичными поясами, вновь появляются сооружения, в которых число кирпичных рядов уменьшается и перестает подчиняться какой-либо закономерности. Думается, что и Герзеульская крепость в этом отношении являет хороший пример. Находки в башнях и цистернах крепости древнее VIII—IX вв. не обнаружены.
Вместе с тем, если наиболее поздним в Абхазии и, по-видимому, во всем Восточном Причерноморье, оборонительным сооружением со смешанной кладкой была Анакопия (20 —30-е годы VII в.), то теперь пальма первенства как будто переходит к Герзеульской крепости, продвигая существование соответствующих традиций, вероятно, почти на целое столетие вперед.
До завершения раскопок думали, что на месте второй цистерны находился лишь «раннехристианский» храм. Храм действительно здесь был, но он оказался сравнительно поздним — не ранее XI—XII вв., а может быть, и XIV в. Крепость была давно покинута, все заросло лесом, здание над платформой, разрушилось (вероятно, рухнули его западная и южная стены), когда сюда снова пришли строители. Возможно, они думали, что здесь прежде уже был храм; не исключено, однако, и то, что их просто привлекали древние руины как своим выгодным («поближе к богу») расположением, так и обилием строительного материала. Во всяком случае они использовали восточную и северную стены древней постройки, а западную и южную возвели заново, но не на древнем фундаменте, а сдвинув их к центру платформы. В результате наиболее тяжелая, алтарная часть церкви оказалась прямо над сводом цистерны. В северной стене строители храма заложили один из входных проемов и сузили второй. В углах и в средней части боковых стен они возвели многоступенчатые пилястры, на которые опирались арки, поддерживавшие свод. Нижняя часть пилястров была сложена из известняковых столбиков, выше был использован речной туф. Последний материал лежал также в основе арок перекрытия, им были сужены двери в церковь. Вдоль стен появилось широкое каменное сидение. Раствор, на котором было построено здание церкви, оставлял желать лучшего — это довольно рыхлая известково-глинистая масса светло-коричневого цвета. Не удивительно поэтому, что, несмотря на то, что платформа и связанная с нею постройка сохранились со времени основания церкви почти в неизменном виде, от храма мало что осталось. Можно отметить и еще одну небрежность строителей храма — ориентировка его не учитывает важный принцип: алтарная часть, как правило, должна быть направлена на восток. Герзеульский же храм, как и платформа, ориентирован на юг.

458

Интерьер церкви украшала известняковая алтарная преграда, разновременные обломки которой были обнаружены при разборке завала цистерны — это часть колонн, блоки с рельефными изображениями арок, двойных и тройных столбиков, фрагмент мраморной плиты, сильно оббитая плита с изображением равноконечного креста в круге и рамке. В отличие от остальных деталей преграды, последняя плита была явно во вторичном использовании — ее поверхность сильно испачкана раствором. Под ним сохранились следы красной краски, когда-то покрывавшей углубления между концами креста. На торце этой плиты оказались остатки какого-то процарапанного изображения.
Как только церковь была построена, при ней возникло кладбище. Прежде всего, конечно, внимание средневековых герзеульцев должна была привлечь цистерна — превосходный готовый склеп! Примечательно, однако, что ни одного целого скелета мы в ней не нашли. Здесь было захоронено, судя по количеству черепов, не менее 12 человек. Их кости в беспорядке были сосредоточены в северо-западной части головной камеры, а также в ее северной нише. В южной же нише был найден один мало потревоженный скелет ребенка, с которым лежали две берцовых кости взрослого человека. Такое странное отношение к своим покойникам со стороны сородичей-христиан очень нас удивило. Создается впечатление, что уже порядком (но не до конца — позвоночники, например, в ряде случаев еще сохраняли последовательность позвонков) расчлененные скелеты сбрасывались во тьму цистерны через люк в ее потолке. Там же были найдены обломки закраин двух горшков, миски, стенки пифоса, лежавшие вместе с костями на поверхности 20—30-сантиметрового слоя наносов песка и извести, покрывавших пол цистерны.
Остатки расчлененных захоронений найдены также восточнее храма в заполнении между стеной крепости и платформой. С этими костями были погребены многочисленные обломки лощеных сосудиков и найденный здесь раньше бронзовый нательный крест. Один целый костяк был обнаружен в упомянутой выше нише в северо-западном углу платформы. У черепа слева стоял кувшинчик с отломанной ручкой и двумя отверстиями на вертикальном венчике для подвешивания на веревочке. Кувшинчик изготовлен из хорошо отмученной глины светло-серого обжига с лощением. Здесь же найдена медная шаровидная прорезная подвеска с петлей. Помимо этого скелета в нише оказались остатки по меньшей мере еще трех захоронений, которым, по-видимому, принадлежали три других целых кувшинчика, найденных здесь же. Один — изготовленный из хорошо отмученной глины, был разрисован светло-бурой краской поверх лощения, два других—изготовлены из более грубой глины красного обжига. Один целый скелет и несколько разрозненных без инвентаря обнаружены у северной стены храма снаружи.
Интересное захоронение мы обнаружили и внутри церкви, в склепе, занимающем ее северо-восточный угол. В склепе оказалась небольшая (150x50 см)

459

гробница, обложенная камнем. В нее был буквально втиснут скелет рослого мужчины — плечи его упирались в стенку гробницы, череп лежал на груди, ноги были согнуты. Важно также отметить, что левая его рука при захоронении была уже оторвана в локте — соответствующая часть лучевых костей лежала на плече, а кости пальцев обнаружены у пояса. Здесь же у западной стенки гробницы найдена груда костей, по-видимому, женщины, а ее череп был брошен на тазовые кости мужчины. Надо полагать, что это ей первоначально принадлежала могила. На поверхности скалы, которая служит полом гробницы, подобрана маленькая голубая стеклянная шаровидная бусинка.
Заключительный момент истории храма представляется весьма драматичным. Свод цистерны, наконец, не выдержал тяжести алтарной части храма и провалился. С грохотом посыпались вниз каменные блоки с резьбою, куски стен и крыши. В завале найдены стеклянная бутылочка — бальзамарий, половина мельничного жернова, кровельная плоская и гнутая черепица, кусок тонкой водопроводной трубы, кусочек янтаря, обломки плоских (оконных?) стеклышек. И несомненно, весть о случившемся далеко разнеслась по округе, место это было объявлено проклятым. И с того страшного дня вплоть до середины нынешнего столетия здесь бывали лишь охотники.
А территория крепости тянется отсюда к северу еще почти на 300 м. Рядом с описанной платформой ниже по склону видна какая-то подпорная стена, дальше по хребту заметны остатки еще нескольких каменных фундаментов. Вблизи второй башни, замыкающей крепость с севера, исследована еще одна (третья по счету) цистерна — узкая камера со слегка закругленными углами, углубленная в расщелину скалы на 6 метров. Стенки цистерны выложены смешанной кладкой из камня и кирпича, поверх которых нанесен толстый слой цемянки. Емкость этого резервуара — 18 кубометров. В заполнении обнаружены обломки кирпичей, черепицы, водопроводных труб, керамических сосудов (кувшины, горшки, фрагмент амфоры) и стекла, пращевые камни и каменный оселок, датируемые VIII—X вв. Строители крепости прекрасно понимали, что известняковый гребень, где они работали и где должен был потом жить и сражаться многочисленный гарнизон, не может нигде сам задержать воду, а до родников и рек здесь слишком далеко. Поэтому мудрые инженеры не поленились соорудить в Герзеуле уникальный комплекс цистерн для сбора и хранения воды, равных которому на Западном Кавказе неизвестно.
И вот, наконец, вторая и последняя, так называемая «дозорная» башня Герзеульской крепости. Ее внутреннее помещение не очень велико (3,96x3,3 м). В отличие от первой башни она, вероятно, не имела каменного свода, во всяком случае завал камней и раствора оказался в ней всего полутораметровой толщины. Дверной проем метровой ширины имел когда-то кирпичную арку. В северной стене обнаружено большое, почти метровой ширины окно, когда-то также перекрытое кирпичной аркой. При разборке завала внутри башни найдены

460

кирпичи (34x26x4 см), а на поверхности скалы обломок жернова и несколько фрагментов кухонной посуды. Поверх тонкого, культурного слоя обнаружены следы пожара — толстая прослойка золы и угольков, после чего башня уже не использовалась.
Через окно в башне сквозь просветы в ветвях дуба и реликтовой сосны можно любоваться видом на Пацхирское (Ольгинское) ущелье и открывающуюся за ним Цебельдинскую долину. Далеко внизу слышен шум замечательно красивого Герзеульского водопада, который иногда называют жемчужным. На запад взору открывается широкая панорама на холмистые предгорья и долину Мачары. Еще дальше хорошо видна Анакопия. Не исключено, что когда строилась Герзеульская крепость, Анакопия уже играла важную роль центра большой области, и это тоже было учтено строителями.

461

От Герзеула до Кодора

В тревоге столетия морщили лбы,
И время седое брело еле-еле.
И горы громоздкие, встав на дыбы,
В просторы раскинувшиеся смотрели...
Киазым Агумаа

Покидаем крепость и останавливаемся в центре села Герзеул, где расположены школа, магазин и автостоянка. Здесь, рядом со школой и был найден древний водопровод, о котором писал В. П. Пачулиа. Позже нам удалось проследить его линию на протяжении почти 1200 м. Начинался он от родника у подножья Герзеульского хребта. По словам местного жителя Акакия Берия, родник когда-то был выложен камнем и над ним в скале стояла каменная доска с «греческой» надписью. Отсюда водопровод, многократно обнаруживавший себя при распашке, шел вниз по левому берегу ручья. Линия водопровода от родника до школы была почти идеально прямой. Затем она сворачивала немного вправо, при выходе же на поляну, где был могильник, сворачивала влево. По рассказам старожилов, раньше трубы находили у подошвы холма, в начале подъема на крепость.
Сложен этот водопровод из довольно тонких керамических труб, входивших одна в другую и залитых по всей линии известковым раствором. Поскольку обломки таких же труб найдены в завале цистерны № 3 в крепости, можно думать, что водопровод был построен одновременно с нею. Допустить мысль, что водопровод шел прямо в крепость, трудно, т. к. из-за довольно крутого подъема и значительной разницы высот трубы выдержать такой нагрузки не могли. На это обстоятельство нам указывал в связи с рассматриваемым водопроводом и академик Б. Б. Пиотровский. Можно полагать, что водопровод был проведен к подножию скалы, по которой тянется тропа в крепость. Отсюда вереницы водоносов поднимали воду наверх, наполняя ею иссякавшие запасы в цистернах.

462

С поляны, где заканчивается водопровод, хорошо обозревается западная часть Герзеульского хребта, по вершинам которого разбросаны разновременные памятники. У поворота дороги, ведущей к поселку, в самом начале хребта нами собраны обломки древней посуды. Их можно связывать с поселением, которое располагалось в V—VI вв. до н. э. на вершине, господствующей над дорогой. В километре выше следы еще одного поселения того же времени — по склонам разбросаны черепки пифосов, кувшинов, горшков... На самой высокой точке этой части хребта, напротив крепости, находилось небольшое поселение или, возможно, сторожевой пост раннесредневекового времени — там подобрана ручка кувшина с наколами. Эта вершина отделена от продолжения хребта довольно глубоким ущельем. Влево отсюда стекает Малый Герзеульский ручей, вправо уходит один из ручьев в сторону Агудзеры. Преодолеть этот участок крайне сложно. Несколько часов пробирались мы через густые заросли, соскальзывали по осыпям, карабкались по скалам, прежде чем преодолели менее километра по прямой.
Далее Герзеульский хребет по всему гребню совершенно чист в археологическом отношении. Лишь в его середине на пирамидальной вершине, над урочищем Цвафыркыра, мы собрали несколько обломков красноглиняных сосудов, покрытых волнистым орнаментом. Отсюда тропа спускается круто вниз, еще 20 минут и мы — в урочище. Сюда же ведет и грунтовая дорога от центра поселка Герзеул. В средние века в Цвафыркыре было несколько крестьянских усадеб, о чем свидетельствуют обломки грубых пифосов и другой посуды, разбросанные по пашне. К Кодору теперь можно попасть двумя путями, Один из них — это прямая дорога, связываемая с именем генерала Геймана и построенная в скальном склоне горы Апианчи. Другой путь — древняя тропа, которая спускается вниз, в ущелье, и пролегает через густой ольховый лес, местами заболоченный, и пересекает ручей, относящийся к бассейну Кодора. За ним поляна, ореховые деревья, увитые виноградом, яблони, фундаменты заброшенных еще совсем недавно домов, легкий подъем. И вот мы на перевале, за которым расположено урочище Духан.
Слева от перевала крутой скальный склон Апианчи, справа небольшой массив конгломератных холмов, где удалось подобрать несколько черепков средневековой посуды. Спускаемся вниз и выходим на обширную известковую осыпь, из-под которой выбивается превосходный родник. Над ним слева чернеет отверстие грота. Высота входа до 10 м, ширина — 11 м, глубина полости — 16 м. Пол в передней части образован мощным слоем щебенки. Не исключено, что в глубокой древности его могли использовать под жилье или временную стоянку — в гроте сухо и безветренно.
Тропа от родника поднимается еще на один маленький перевальчик, на котором, как и справа на вершине холма, собраны обломки посуды античного и средневекового облика. Отсюда хорошо виден и слышен Кодор — до него мень-

463

ше километра. Дорога от урочища Духан плавно спускается вниз по распадку, в нижней части которого мощный сель перемешал глину, камни и деревья. Здесь же минеральный источник окрасил в ржавый цвет камни.
Справа заканчивается крутой склон, к которому подходит сильно разрушенная булыжниковая стена, смыкающаяся с прямоугольной башней. Дальше уже на самом берегу Кодора высится еще одна башня, на которой означена цифра 62. Эти башни в свое время хорошо описал И. Е. Адзинба. Предоставим ему слово: «Далее линия стены ... направляется к Кодору..., пересекает реку у села Наа, у самого верхнего парома, где многоводный Кодор с шумом и ревом выбивается из горных теснин. На правом берегу реки Кодор, у подошвы горы Апианча, стоят две башни. Здесь сходятся два пути, идущих один — по правому берегу реки через горный кряж Апианч, Техский хребет, Авирадзара, Богаз в Цебельду, и другой — по узкому ущелью вдоль подошвы горы Апианча (свостока на запад) через Цвафыркыра... Эти две башни, находящиеся на расстоянии 80 м друг от друга, очевидно, закрывали указанную дорогу, проходящую между скалой и башнями в этом месте» [1, 107]. Как и вдоль Мачары, входы в башни ведут со стороны моря, а враг ожидался из глубины ущелья.
В нескольких сотнях метров севернее башен Келасурской стены, в обрыве к Кодору, находился большой грот, разрушенный недавно при строительстве дороги. В 1966 г. удалось провести его предварительное обследование. Первым поднялся, используя заранее вбитые в расщелины скалы крюки, отважный Виктор Юшин. Он закрепил лестницу на двадцатиметровой высоте. Защелкнуты карабины на грудной обвязке, страховочная веревка натянута, внизу ревет и пенится Кодор — так поднимались остальные. Перед взором открылось большое помещение площадью более 220 кв. м. Слегка почерневший от дыма былых костров потолок взметнулся на 10-метровую высоту. У края обрыва к Кодору когда-то проходила стена, от которой сохранились фундаменты и один кусок, длиной в 4 м, высотой 1,5 м и шириной 0,7 м, сложенный из необработанных известняковых глыб на известковом растворе с примесью в нем обломков керамики.
Слегка наклонный пол грота был покрыт метровым слоем культурных отложений. Разведочный шурф позволил выявить довольно много обломков горшков, кувшинов и мисок, датированных ориентировочно XI—XIV вв. Кроме того, была найдена раковина мидии. В центре помещения стояла небольшая каменная платформа, сложенная насухо из камня. Высота ее до 1 м, ширина около 2 м. Судя по всему, с внешним миром грот сообщался с помощью узкого карниза, позже частично обвалившегося, и системы деревянных переносных мостиков.
На этом мы завершаем свое путешествие по окрестностям села Герзеул.

464

* * *

Много интересных сведений скопилось в результате проведенных в последние годы исследований в поселке Герзеул и в его окрестностях. Широко поставленные разведки и стационарные раскопки позволяют говорить о многих сторонах славной истории этих мест. Одним из наиболее крупных фактов этой истории нужно считать постройку Герзеульской крепости, которая в свою очередь является отражением каких-то очень важных событий, пережитых не только данным микрорайоном, но и, по-видимому, всей Абхазией.
Как уже отмечалось, Герзеульская крепость находится на перекрещении двух важнейших древних путей Абхазии — дороги через Цебельду и Клухорский перевал (современная Военно-Сухумская дорога) и подгорной дороги, тянувшейся от Анакопии в сторону Кутаиси и дальше к перевалам Сурамского хребта.
В отношении значения первого пути через Цебельду написано немало. Особенной известностью он пользовался в конце поздней античности и в раннем средневековье, когда его называли «Даринский путь» или «Путь через Апсилию». Этой дорогой, в частности, воспользовался во второй половине VI в. византийский посол Зимарх, когда возвращался из Средней Азии и из страха перед персами не смог пройти по расположенному восточнее Мисимиянскому пути. Той же дорогой воспользовался и будущий византийский император Лев Исавр, когда предпринял свой вояж в Аланию в начале VIII века.
Достаточно известен и второй, подгорный путь на территории Абхазии, подробно описанный еще И. Е. Адзинбой. Преимущества этого пути, позволяющие легко и быстро обойти лабиринты предгорий и болотистые низины приморской низменности, были неоценимы в далеком прошлом, когда не существовало капитальных дорог. Особое значение этот путь получил также в раннем средневековье. По нему прошел в VI в. в Апсилию и Абасгию иранский полководец Набед, с войском которого сюда пришли боевые слоны. Этой же дорогой воспользовались арабы в VIII веке. В последующие столетия эта дорога связывала важнейшие центры Абхазского царства от Кутаиси до Анакопии, и потому, вероятно, еще в XI в. в грузинских летописях она называется «Абхазский путь».
Герзеульская крепость, судя по всем материалам, в ней добытым, появилась в VIII в. или незадолго до арабского нашествия, или, что пока нам представляется более обоснованным, сразу же после отступления Мурвана Кру. Во всех случаях Герзеульская крепость должна была служить важной преградой на дальних подступах к Анакопии, с которой, повторяем, вероятно, не случайно она имела зрительную связь.
Продолжение и расширение исследований в Герзеуле, в том числе и в крепости, неизбежно обогатят новыми интересными материалами наши знания о Герзеуле — маленьком поселке с большой историей.

465

Литература о памятниках Герзеульского прохода

1. Адзинба И. Е. Архитектурные памятники Абхазии. Сухуми, 1958.
2. Анчабадзе 3. В. Из истории средневековой Абхазии (V—XVII вв.). Сухуми. 1959.
3. Анчабадзе 3. В. История и культура древней Абхазии. М., 1964.
4. Бгажба О. X., Воронов Ю. Н., Лакоба С. 3. Раскопки в Герзеульской крепости. — «Археологические открытия 1976 года». М., 1977.
5. Бгажба О. X. Герзеульская археологическая экспедиция. «Амцабз», 1. Сухуми. 1977.
6. Бгажба О. X. История изучения средневековых памятников Абхазии.— «Материалы по археологии Абхазии». Тбилиси, 1967.
7. Бгажба О. X. Материальная культура средневековой Абхазии (VI—XVIII вв.). — Автореф. канд. дисс. М., 1972.
8. Бгажба О. X. Очерки по ремеслу средневековой Абхазии (VIII—XIV кв.). Сухуми, 1977.
9. Берадзе Т. Вахушти Багратиони и вопросы исторической географии Одиши. «Сборник по исторической географии Грузии», IV. Тбилиси, 1971.
10. Бокучава Г. К. Несколько замечаний по поводу публикации М. М. Иващенко о Герзеульском кладе монет Кесарии Каппадокийской. — «Тезисы докладов научной сессии АГМ». Сухуми, 1964.
11. Воронов Ю. Н. Археологическая карта Абхазии. Сухуми, 1969.
12. Воронов Ю. Н. В мире архитектурных памятников Абхазии. М., 1978.
13. Воронов Ю. Н. Древности Военно-Сухумской дороги. Сухуми, 1977.
14. Воронов Ю. Н. Келасурская стена. — «Советская Археология», 2. М., 1973.
15. Воронов Ю. Н. Материалы к туристскому освоению Военно-Сухумской дороги. — «Вопросы развития туризма». Сухуми, 1973.
16. Воронов Ю. Н. По Герзеульским тропам. — «Советская Абхазия», 4 сентября 1970.
17. Воронов Ю. Н. Разведочные работы в Абхазской АССР. «Археологические открытия 1971 г». М., 1972.
18. Воронов Ю. Н. Там, где жили предки. — «Советская Абхазия», 22 июня 1966.
19. Воронов Ю. Н. Тайна Цебельдинской долины. М., 1975.
20. Воронов Ю. Н., Юшин В. А. Ранний горизонт в могильниках Цебельдинской культуры (II—IV вв. н. э.). «Советская Археология», 1. М., 1979.
21. Голенко К. В. Денежное обращение Колхиды в римское время. Л., 1964.

466

22. Гунба М. М. Келасурская стена. — «Известия Абхазского института», VI. Тбилиси, 1976.
23. Гунба М. М. Новые памятники Цебельдинской культуры. Тбилиси, 1978.
24. Зограф А. Н. Античные монеты. — «Материалы и исследования по археологии СССР», № 16. М., 1951.
24а. Зограф А. Н. Несколько добавочных замечаний по поводу Герзеульского клада.
— «Известия Государственной академии истории материальной культуры», VII, ЮМ., 1931.
25 Зограф А. Н. Распространение находок античных монет на Кавказе. — «Труды отдела нумизматики Гос. Эрмитажа», 1 Л., 1945.
26 Иващенко М. М. Великая Абхазская стена. — «Известия Абхазского научного общества», IV. Сухуми, 1926.
27 Иващенко М. М. Герзеульский клад монет Кесарии Каппадокийской. — «Известия Государственной академии истории материальной культуры, VII, 10. М., 1931.
28 Иващенко М. М. Дополнительный отчет о поездке в сел. Апианчское, Юрьевское, Герзеул Сухумского уезда. — «Центральный Гос. архив Абхазской АССР», ф. 391, д. 75.
29 Иващенко М. М. О направлении Келасурской стены, т. «Известия Абхазского научного общества», IV. Сухуми, 1926.
30 Инал-ипа Ш. Д. Страницы исторической этнографии абхазов. Сухуми, 1976.
31. Кропоткин В. В. Клады римских монет на территории СССР. — «Свод археологических источников», Г4-4. М., 1964.
32. Леквинадзе В. А. О постройках Юстиниана в Западной Грузии. — «Византийский временник», 34. М., 1973.
33 Пахомов С. А. Клады Азербайджана и других республик и краев Кавказа, вып. II — «Труды ИИЯК Аз. ФАЙ», 1, II (41). Баку, 1938.
34 Пачулиа В. П. В краю золотого руна (исторические места и памятники Абхазии). М., 1964.
35 Пачулиа В. П. В краю золотого руна. М., 1968.
36 Пачулиа В. П. Исторические памятники Абхазии, их значение и охрана. М., 1968.
37 Пачулиа В. П. По древней, но вечно молодой Абхазии. Сухуми, 1969.
38 Соловьев Л. Н. Древние оборонительные рубежи феодальной эпохи на Черноморском побережье Западной Грузии (Гагрская крепость, Иверская гора, Келасурская стена). Сухуми, 1940 (рукопись) — Архив АбИЯЛИ, № 344.
39. Стражев В. И. Руинная Абхазия. — «Известия Абхазского научного общества», 1. Сухуми, 1925.
40. Трапш М. М. Культура Цебельдинских некрополей. — Труды, т. III. Тбилиси, 1972.
41. Трапш М. М. Материалы по археологии средневековой Абхазии.— Труды, т. IV. Сухуми, 1975.
42. Уварова П. С. Кавказ (Абхазия, Аджария, Шавшетия, Посховский участок).— Путевые заметки, II. М., 1891.
43. Уварова П. С. Христианские памятники Кавказа. «Материалы, по археологии Кавказа», IV. М., 1894.

467

44. Чернявский В. И. Записка о памятниках Западного Закавказья, исследование которых наиболее настоятельно.— Труды V Арх. съезда. Протоколы Подготовительного комитета. М., 1882.
45. Шамба Г. К. Ахаччарху — древний могильник нагорной Абхазии. Сухуми, 1970.
46. Шамба Г. К. Население нагорной Абхазии в позднеантичнуго эпоху. — Автореф. канд. дисс. Тбилиси, 1966.
47. Шервашидзе Л. А., Бгажба О. X., Бжания В. В., Шамба Г. К., Цвинария И. И. Археологические исследования в Абхазии. — «Археологические открытия 1973 г.». М., 1974.

468

Рисунки

Описание рисунков

Рис.1. Герзеульская крепость в системе важнейших древних путей Абхазии.

Рис. 2. Схема размещения памятников вдоль Герзеульского прохода (1 — каменный век, 2 — бронзовый век, 3 — VI—I вв. до н. э., 4 — I—VII вв. н. э., 5 —VIII—X вв., 6 —XI—XVII вв., 7 —древние тропы, 8 — современные дороги); планы и профили гротов у с. Тех (2) и в урочище Духан (3).

Рис. 3. Кремневые отщепы (1, 2, 6, 8, 10), пластины (3—5, 7) и точильный камень (10) со стоянки у Герзеульской крепости.

Рис. 4. Поселение бронзового века у Герзеульской крепости. План и разрез (1), керамические (2—6), каменные (7, 8, 10, 11) и кремневое (9) изделия.

Рис. 5. Обломки глиняных изделий из поселений античного (1—9, 11—14) и средневекового (10, 16) времени, найденные на повороте Герзеульской дороги (1—9), на вершинах Герзеульского хребта (14—16) и в урочище Духан (10—13).

Рис. 6. Инвентарь кремационного захоронения III в. н. э. (1—20) и случайные находки с территории могильника у Герзеульской крепости. План погребения (1), бронзовые фибулы (2, 3), браслеты (8, 9, 23, 24), подвеска (6), серьга (10), цепочка (22), железные ножи (5, 21, 25) кремень (4), бусы из стекловидной пасты черного (12), красного (26) и белого (10) цвета, из янтаря (13, 14, 17), гешира (11, 15, 16, 18, 19) и синего стекла (20, 27).

Рис. 7. Серебряные монеты из Герзеульского клада. Чекан императоров Домициана (1, 2), Нервы (3), Траяна (4—12), Адриана (13—17), Антонина Пия (18) и Луция Вера (19).

Рис. 8. Могильнику известкового завода. Фибулы (1—5), подвески (6,8), скоба (7), бляха (9), наконечник стрелы (10), браслет (11), бусы (12—14), блюдо (15). 1— 6 — серебро; 2—5, 7—9, 11 —бронза; 10 —железо; 12 —стекло с серебристой прокладкой; 13,14—янтарь; 15 — красный лак.

469

Рис. 9. Материалы из могильника у известкового завода (1,2 — мечи); 3— 6 — наконечники копий; 7, 8 — топоры), из поселения у Герзеульской крепости (9—11) и со склонов под стенами крепости (12—17).

Рис. 10. Герзеульская крепость. План (1), деталь кладки стены (2), схема трассы водопровода (3) и звено водопроводной трубы (4).

Рис. 11. Герзеульская крепость. Ворота (1) и воротная часть крепости (2), обломок железной оббивки из ворот (3).

Рис. 12. Герзеульская крепость. Воротная башня.

Рис. 13. Герзеульская крепость. Воротная башня. Керамические (2—12, 14— 18), стеклянные (13) и каменные (1) изделия из нижнего культурного слоя. Терочник (1), горшки (2, 4—7, 9, 11), ваза (3). кувшины (8, 10, 12, 14—18).

Рис. 14. Герзеульская крепость. Воротная башня. Керамические (1—13,15) и каменные (14) изделия. Сковорода (1), миски (2, 3), горшки (4—7, 9, 10) и кувшины 8, 11 — 13), точильный камень (14).

Рис. 15. Герзеульская крепость. Воротная башня. Керамические (1—10, 12— 14) и каменные (11) изделия. Пифосы (I, 2), горшки (3, 4, 6, 12, 14); пряслице (5), кувшины (7, 9, 10, 13), миски (8), гранитное ядро (11).

Рис. 16. Герзеульская крепость. Керамические изделия из ворот (1), из верхнего слоя воротной башни (2), со склонов крепостного холма (3— 12) и с могильного поля (13—15). Вазы (1), кувшины (2, 7—11, 13), горшки (3—6, 14, 15), чаши (12).

Рис. 17. Герзеульская крепость. Керамические изделия из ворот (4, 5, 7—10), из цистерны № 2 (1—3) и со склонов крепостного холма (6, 11). Горшки (1, 3, 4, 6), миска (2), ваза (5), кувшины (7—11).

Рис. 18. Герзеульская крепость. Цистерна № I (1) и находки на склонах крепостного холма (2—5). Венчики пифосов (2, 3), дно горшка (4) и пряслице (5).

Рис. 19. Герзеульская крепость. План цистерны № 2.

Рис. 20. Герзеульская крепость. Разрез цистерны № 2 (вид с запада).

Рис. 21. Герзеульская крепость. План храма и захоронений поверх цистерны №2.

Рис. 22. Герзеульская крепость. Разрез храма поверх цистерны №2.

Рис. 23. Герзеульская крепость. Разрез цистерны №2 (1) и храма поверх нее (2) (вид с юго-востока).

Рис. 24. Герзеульская крепость. Кирпичи (1—9, 11, 12), плоская (10) и гнутая (13—16) черепица из воротной башни (1,2), из стен (3—5), сводов (6. 7) и перекрытия (10, 13—16) цистерны № 2, из свода цистерны № 1(8. 9, 12) и из оборонительной стены (11).

Рис. 25. Герзеульская крепость. Кирпич (1), черепица (2—15) и слив 16) из цистерны № 1 (1), цистерны № 2 (2—9) и воротной башни (15, 16).

470

Рис. 26. Герзеульская крепость. План захоронений в цистерне № 2(1).

Рис. 27. Герзеульская крепость. Керамика (1—11), стеклянный бальзамарий (12) и бронзовая подвеска (13) из погребений в нише платформы (1— 4, 13) у северо-восточной стены (5—11) и из завала цистерны (12).

Рис. 28. Герзеульская крепость. Известняковые (1, 3—10) и мраморная (2) архитектурные детали из завала цистерны № 2.

Рис. 29. Герзеульская крепость. Известняковые архитектурные детали из завала цистерны № 2.

Рис. 30. Герзеульская крепость. Архитектурные детали из известняка (1—5) и известнякового туфа (6—12) из завала цистерны № 2.

Рис. 31. Герзеульская крепость. Архитектурные детали из известнякового туфа (1, 2), жернов (3), камень с изображением креста (4), обломки кирпичей с знаками мастеров (5—7), медный крест (8) из завала (1— 4) и у северной стены (5—8) цистерны № 2.

Рис. 32. Герзеульская крепость. Дозорная башня. План и разрез (1), обломки керамических изделий (3—5), жернов (6), кирпичи (7—12), цистерна № 3 (2) и находки из нее — кувшины (13, 14), оселок (15), обломки стекла (16), водопроводной трубы (17) и кирпича (18).

Рис. 33. Келасурская стена — линия стены на берегах Мачары (1), планы башен № 47 (2) и № 53 (3), керамика из башни № 47 (4—9), разрезы накоплений в башне № 47 (10 — А — завал, Б—кострище и керамика, В — глина, Г — скала) и № 53 (11 шурф 1): А — наносная глина, Б — щебенка, В — глина и щебенка, Г — кострище, Д — глина-целик; 12 (шурф 2); А — щебенка, Б — щебенка с песком, В — завал стен, Г — глина, щебенка и песок, Д — кострище, Е — глина-целик).

471