Главная » Алфавитный каталог авторов » В » Н. Г. Волкова, Г. А. Сергеева. Трагические страницы кавказоведения: А.Н. Генко

Н. Г. Волкова, Г. А. Сергеева

Трагические страницы кавказоведения: А.Н. Генко

Анатолий Несторович Генко не принадлежит к числу забытых имен в истории науки. О нем писали в 60, 70, 80-е годы, однако в предшествующий период, начиная с 1941 г. — года трагической смерти Генко, имя Анатолия Несторовича в отечественной историографии не упоминалось, а труды ученого были преданы забвению. Из научного наследия А.Н.Генко в 1955 г., т.е. через 21 год после завершения (1934 г.), была опубликована только монография «Абазинский язык»1. Выдающийся русский востоковед В.Ф.Минорский в письме кавказоведу Л.И.Лаврову от 16 октября 1956 г. высоко оценил эту работу2. В свою очередь, Л.И.Лавров писал: «Чрезвычайно порадовался, что вышла грамматика абазинского языка Генко — превосходного ученого и терпеливого искателя... Такая работа, как Генко, драгоценна, чтобы показать, что в Союзе производится не только сырье и полуфабрикаты, как (кое-где на Западе) стараются думать»3.
Не без влияния А.Н.Генко в 30-е годы Л.И.Лавров занялся этнографией абазин. Впоследствии именно Л.И.Лавров впервые после многолетнего умолчания имени выдающегося ученого опубликовал специальную статью об Анатолии Несторовиче4.
Статья Л.И.Лаврова стала одним из первых прорывов в процессе восстановления забытых имен отечественных ученых, вычеркнутых из истории в силу трагических событий нашей истории. Однако в 70-х годах еще не обо всем можно было говорить открыто. Во всяком случае, период жизни А.Н.Генко, связанный с его двумя арестами, их влиянием на его судьбу и творчество, наконец, гибель Генко в статье Л.И.Лаврова уместились в одной строке: «Умер... от голода в декабре 1941 г. в блокированном Ленинграде». Немногим более об этих фактах было сказано в другой статье о А.Н.Генко, подготовленной к 90-летию со дня рождения ученого5. Публикация специальной статьи о втором аресте Генко, осуществленная его дочерью Галиной Анатольевной Генко6, стала первой вехой на пути раскрытия правды этого периода жизни ученого, еще одним штрихом в понимании реального положения отечественной науки и ученых во времена сталинских репрессий.

* * *

Анатолий Несторович Генко родился 4 ноября 1896 г. в Петербурге. Его отец Нестор Карлович Генко (1839 — 1904), дворянин, известный ученый-лесовод и практик, немало сделал для развития лесного дела в России. Член Императорского Лесного института, член Лесного общества, автор статей в «Лесном журнале», в «Известиях Лесного общества», «Известиях Лесного института», он исследовал леса многих губерний Российской империи — Виленской, Гродненской (Беловежская пуща), Воронежской (Шипов лес), Калужской, Оренбургской, Тифлисской и др.
По мнению современников, он «выделялся выдающимися знаниями»7. Один из братьев А.Н.Генко — Нестор Несторович Генко — был этнограф-краевед и в 20-е годы работал в городах Хвалынске Саратовской губернии, Темир-Хан-Шуре в Дагестане, в Череповце, где состоял членом Череповецкого губернского бюро краеведения8.
Закончив гимназию, А.Н.Генко в 1914 г. поступил в Петроградский университет. Здесь он одновременно прослушал курс лекций на двух факультетах — восточных языков (кафедра армяно-грузинской словесности) и историко-филологическом (кафедра классической словесности)9. Это был сложный, во многом трагический период в истории России — первая мировая война, Октябрьская революция, гражданская война. Коренные изменения (во многом негативные) происходили в сознании людей, в социальной, экономической, духовной сферах жизни тогдашнего российского общества. Изменения охватили науку, высшие учебные заведения. В то же время в эти годы появилось много новых учебных заведений и научно-исследовательских институтов, создавались новые учебные программы, интенсивно развивалась наука на периферии. В Ленинградском университете усилиями Н.Я.Марра значительно расширилась учебная программа по кавказоведению. На кафедре армяно-грузинской словесности были введены новые курсы: горские языки Кавказа, мегрельский язык, сравнительная яфетическая грамматика, древности Ани и др. Новое направление в гуманитарных науках — культура и языки горского Кавказа — несомненно повлияло на научные интересы и ориентации А.Н.Генко, первоначально изучавшего армянский и грузинский языки, но все более втягивавшегося в горский мир Кавказа. Начало было положено изучением абхазского языка и фольклора.
Трудовая деятельность А.Н.Генко началась в студенческие годы. После окончания Университета он служил переводчиком в Главном управлении кораблестроения и при Политотделе 7-й армии, помощником секретаря газеты «Северная коммуна», преподавал в 29-й Петроградской единой трудовой школе.
С 1921 г. А.Н.Генко — научный сотрудник в НИИ сравнительного изучения литератур и языков Запада и Востока при Петроградском университете, где он работал в секции яфетического языкознания вместе с Н.Я.Марром, Н.С.Державиным, К.Д.Дондуа, В.И.Абаевым и др. В стенах этого института А.Н.Генко и В.И.Абаев трудились над составлением «Осетино-черкесского словаря». А.Н.Генко был также научным сотрудником РАИМК10, Кавказского института археологии и истории РАН в Тбилиси (КИАИ), Яфетидологического (Яфетического) института РАН11, который объединял учеников и последователей Н.Я.Марра — И.А.Орбели, В.В.Струве, А.Ф.Розенберга, Л.В.Щербу, И.И.Зарубина, А.А.Бокарева, А.Н.Генко, К.Д.Дондуа, В.И.Абаева (он еще учился в Университете); из Москвы на заседания приезжал лингвист и этнограф Н.Ф.Яковлев.
В 20-е годы А.Н.Генко многократно выступает на научных заседаниях Яфетидологического института с докладами. В течение 1922 — 1925 гг. им были представлены доклады по широкой тематике: «По поводу гомеровских выражений в связи с проблемой средиземноморской культуры», «К вопросу о языковом скрещении (два случая с греческим языком)»12, «О соотношении яфетического и индоевропейского языкознания, преимущественно о их расхождениях», «О новом труде М.Церетели по кавказским языкам», «О новых трудах по кавказским языкам», «Яфетидологические заметки: лидийское palmus; ликийское qа»13, «К вопросу о литературе по финно-германским и финно-кельтским взаимоотношениям», «По вопросу о скрещениях (К докладу И.И.Зарубина)», «О рецензии М.Церетели на книгу Ф.А.Брауна "Die Urbevцlkerung Europas und die Herkunft der Germanen"», «Свидетельство Геродота о колхах», «К фонетике южнодагестанских языков».
В эти же годы А.Н.Генко работал в Институте живых восточных языков, основанном в 1920 г. С 1925 г. в институте были организованы так называемые семинарии. В «Яфетическом семинарии», включавшем три группы — западнокавказскую, волжскую и североазиатскую, занимался Генко, входивший также в Президиум семинариев. Председателем Президиума был Н.Я.Марр, членами — Б.Я.Владимирцов, А.Н.Самойлович, А.Н.Генко14.
Однако основным местом работы А.Н.Генко стал Азиатский музей РАН — один из главных центров востоковедения и кавказоведения, где в 1924 г. он начал работать в Отделе Кавказа и Христианского Востока. Здесь Генко последовательно занимал должности научного сотрудника, ученого хранителя, заведующего Кавказским кабинетом (ранее Отдел Кавказа и Христианского Востока). С 1930 г. на базе Азиатского музея был образован Институт востоковедения АН СССР, в структуре которого имелся Кавказский кабинет. Именно в Азиатском музее, а затем в Институте востоковедения осуществлялись основные кавказоведческие исследования Генко. Здесь он работал над богатейшим собранием кавказских рукописей (Азиатский архив), отсюда выезжал в длительные экспедиции на Кавказ. В 1936 г. в Институте этнографии АН СССР был образован Кабинет Кавказа, заведовать которым был приглашен А.Н.Генко. Однако его пребывание в институте было недолгим. Приближался трагический для Генко 1938 год.
В 30-е годы политическая ситуация в стране все более осложнялась. Укреплялась тоталитарная государственная система, во все сферы общественной жизни внедрялись определенные идеологические установки, осуществлялась жесткая цензура. Массовые репрессии, происходившие в СССР в этот период, затронули разные слои советского общества, в том числе интеллигенцию, что оказало самое негативное влияние на развитие отечественной науки, искусства, литературы. Данный период отмечен разгромом целых «школ» в исторической науке («дело» выдающегося историка С.Ф.Платонова, разгром «школы» М.Н.Покровского), арестами и ссылкой академиков С.Ф.Платонова, Н.П.Лихачева, Е.В.Тарле, М.К.Любавского, чл.-кор. Ю.В.Готье, историков среднего и младшего поколения — С.Н.Чернова, С.В.Бахрушина и многих других. «Всех перечислить невозможно, — горько замечает В.Б.Кобрин в своих воспоминаниях. — Это был настоящий погром»15. Специально организовывались гонения, увольнения с работы учеников этих историков. Из Саратовского университета по обвинению в шовинизме был уволен и вскоре арестован проф. С.Н.Чернов. Из того же университета была уволена только что начавшая там работать ученица С.Н.Чернова, в дальнейшем известный кавказовед Е.Н.Кушева. Причина увольнения, говорила нам сама Екатерина Николаевна, в том, что «она не отказалась от своих учителей».
Подобная ситуация начала обостряться уже с середины 20-х годов. Наука в СССР все ощутимее испытывала прессинг тоталитарного режима. Историков, этнографов заставляли «чистить» буржуазную науку, «разоблачать кулацкую идеализацию старины»; этнография, по мысли некоторых новоявленных ученыхмарксистов, вместе с другими общественными науками должна была «схватиться с врагами марксизма на международном фронте». Такими призывами пестрят журналы тех десятилетий. Постоянно устраивались персональные проработки видных представителей отечественной этнографии. Их систематически обвиняли (в частности, на страницах журнала «Советская этнография») в отсутствии классового подхода, в нежелании увязывать задачи этнографии с целями социалистического строительства, в великодержавном шовинизме (местных ученых — в буржуазном национализме). Широко употреблялись в публичных и печатных выступлениях расхожие в те годы ярлыки: «правый оппортунизм», «буржуазно-кулацкий национализм» и т. п. Такой дискредитации подверглись П.Ф.Преображенский, Д.К.Зеленин, Е.Г.Кагаров, В.Г.Богораз-Тан, М.О.Косвен, Г.А.Кокиев. С.И.Руденко, возглавлявший в начале 30-х годов Отдел этнографии в Русском музее, был подвергнут специальной «критической проработке».
Г.Ф.Чурсина, известного кавказоведа, обвиняли в отсутствии классового подхода16. Специально назначенные по распоряжению высших партийных властей комиссии осуществляли тотальную цензуру научной литературы. «Вредная» с точки зрения комиссии литература изымалась из библиотечных фондов и фактически становилась недоступной для читателя.
Такие акции осуществлялись не только в Москве и Ленинграде, но и в большинстве городов страны, в том числе на Кавказе.
В научных учреждениях, в музеях проводились «чистки», в результате которых изгонялись профессиональные работники, заменявшиеся, как правило, непрофессионалами, обычно из рабочей среды, совершенно неподготовленными к выполнению данной работы17. Насильственно внедрялись определенные «идеологические установки», спускавшиеся «сверху» и постоянно менявшиеся. Административным путем закрывались многие научные центры, возникшие сразу после Октябрьской революции.
В 1936 — 1938 гг. репрессии в СССР достигли апогея. В 1938 г.
с группой востоковедов был арестован А.Н.Генко. Ему предъявлялось обвинение в антисоветской пропаганде и шовинизме.
Генко находился в тюрьме около двух лет. Ничего не подписав по предъявленному обвинению (несмотря на пытки), он был освобожден. Многие годы спустя Л.И.Лавров, вспоминая ученого, всегда с неизменным восхищением его мужеством, говорил: «Этот хрупкий интеллигент не был сломлен. И они вынуждены были его выпустить». Л.И.Лавров постоянно отмечал силу духа Генко, его стойкость и принципиальность в науке, в жизни, что проявлялось, в частности, в отношениях А.Н.Генко с акад. Н.Я.Марром, его учителем.
А.Н.Генко высоко ценил Н.Я.Марра как крупнейшего ученого. Но когда дело касалось научных принципов, определенных позиций, взглядов на некоторые проблемы, Генко неизменно отстаивал свою точку зрения. Важную роль в их отношениях, видимо, сыграл отход А.Н.Генко к 1930 г. от яфетической теории Марра, от ее безоговорочного признания и распространения применительно к огромной территории и многим народам.
О взаимоотношениях Марра и Генко можно судить по воспоминаниям некоторых ленинградских ученых и немногим сохранившимся письмам А.Н.Генко. О.М.Фрейденберг, ученица Н.Я.Марра, в своих воспоминаниях пишет: «Генко был лингвистом и учился у Марра, который имел в то время (до 1920 г. — Авт.) репутацию научного чудака. Мефистофельский ум Генко любил все острое, парадоксальное, антипопулярное; Генко с большим увлечением (он был умен, образован и талантлив) предавался "яфетидологии"... охотно спорил с Жебелевым и, видимо, рад был, что он единственный и любимый ученик Марра...
Генко, действительно, был преданным учеником Марра до той поры, как возле его непризнанного, гонимого в научной среде учителя не появился другой адепт... Мещанинов»18.
Но дело было не столько в Мещанинове, сколько в отношении Генко к новым теоретическим взглядам Марра. Взгляды эти постепенно менялись. Если теоретические позиции Анатолия Несторовича формировались под влиянием Марра и Генко первоначально отдал дань яфетической теории своего учителя, то впоследствии, как вспоминает Л.И.Лавров, Генко во многом отошел от этой теории и вообще «никогда не разделял крайних взглядов своего учителя». А.Н.Генко не пользовался четырехэлементным анализом, который предложил Марр, и «не поверил в учение последнего о так называемом стадиальном развитии языков»19.
Некоторые сложности во взаимоотношениях Марра и Генко возникли в связи с работой над абхазской письменностью, что отмечает А.Н.Генко в своих письмах из Абхазии, адресованных востоковеду А.Ф.Розенбергу. 19 июня 1928 г. А.Н.Генко пишет последнему, что, приехав в Сухум, он попал «в крайне двусмысленное положение — именно абхазские деятели просвещения атаковали меня по части реформы абхазского шрифта, предложенного Ник. Як-чем. Не имея никакой возможности, без ущерба для своего намеченного предприятия, совсем уклониться от этого дела, я должен был давать им разные советы, которые клонились к изменению системы Н.Я. Опасаюсь взрыва ярости по своему адресу, но делать абсолютно нечего»20.
В 20-е годы во многом изменился и сам Марр, что отмечалось многими его учениками и соратниками. Об этом, в частности, пишет И.А.Орбели. «Если вы увидите, что человек ругает марровские элементы и по языку не различает Марра до 1922 г. и после 1922 г., это значит, что он один из тех, которые говорили, что "элементы" идеальны, а все остальное языкознание надо бросить в печку. К этому заключению я пришел потому, что работы Марра и по языку, и по филологии, и по археологии Кавказа за время до 1922 г. — Марра, не омраченного "новым учением о языке", — мне знакомы, и я их высоко ценю... Одной из священных обязанностей наших востоковедов, филологов, лингвистов является размежевание того Марра, который стоял на почве глубочайшего, углубленнейшего исследования в вопросах языка и в вопросах культуры, от того Марра, которого сделали своим знаменем люди, которым это было легче, чем изучать языки. Сделали своим знаменем для того, чтобы затоптать потом это знамя в грязь»21.
В 1933 г. А.Н.Генко отмечает большие изменения в отношении к нему Н.Я.Марра, о чем он пишет тому же А.Ф.Розенбергу в письме от 29 сентября 1933 г. из Баталпашинска (ныне г. Черкесск). «Хотел видеть в Тифлисе Н.Я.Марра, но мне это не удалось, так как он пребывал длительно в Аббас Тумане. Если не ошибаюсь, я стал в его глазах настолько далеким от яфетидов, что уже могу рассчитывать на простое деловое внимание, на что отчасти и рассчитываю»22.
Однако Н.Я.Марр, несмотря на сложные взаимоотношения с А.Н.Генко во многом в силу разных научных позиций (что особенно проявилось в конце 20-х — начале 30-х годов), высоко ценил Генко как ученого. Он выделял работу Генко по кубинскому диалекту, называя этот диалект «вновь открытым» третьим наречием лезгинского языка. Представляя 28 ноября 1928 г. эту статью на заседании Академии наук по Отделению гуманитарных наук на предмет ее публикации в «Известиях» АН, Марр подчеркнул, что это «вновь открытое наречие... лезгинского языка, тщательно составленное А.Н.Генко по лично собранным материалам и имеющимся в литературе данным. Работа представляет большую актуальность»23. На заседании было «положено напечатать» ее в «Известиях» Отделения гуманитарных наук.
Н.Я.Марр представлял к публикации и другие работы А.Н.Генко, в том числе «Абхазские тексты». В отношении этой работы также было принято решение о публикации ее в «Материалах по яфетическому языкознанию»24. Неоднократно Н.Я.Марр ссылался в своих трудах на статьи А.Н.Генко. Так, в работе «О кавказской версии Библии в грузинских палимпсестных фрагментах»25 Марр упоминает идеи и использует материалы из ранней статьи Генко «По поводу работы проф. И.А.Джавахишвили, касающейся грузинских палимпсестов с библейскими текстами»26.
После своего освобождения в 1939 г. А.Н.Генко продолжал работать в Институте востоковедения. Однако 2 сентября 1941 г.
Генко был вновь арестован. Здесь обратимся к публикации дочери ученого Г.А.Генко. Значение этой публикации особенно велико, поскольку архивы КГБ и в настоящее время фактически недоступны исследователям, и лишь родственники репрессированных имеют право ознакомиться со следственным делом.
Арестованному Генко были предъявлены обвинения в антисоветской деятельности, в клеветнических измышлениях о мероприятиях, проводимых ВКП(б) и советским правительством, о действиях органов НКВД (ст. 58 — 10, 11 УК). В деле имеется допрос свидетеля обвинения Б. «Генко, возвращаясь из поездок по глухим местам Кавказа, — заявлял этот "свидетель", — рассказывал о "бедственном положении", в котором находится их население вследствие притеснения со стороны сов[етской] власти и бесчисленных произвольных арестов... Уже до ареста был настроен антисоветски, утверждал, что в Сов[етском] Союзе наука не может свободно развиваться, будучи связана с политикой.
Колхозный строй, по его словам, привел горцев Кавказа к полному разорению, в результате чего они непременно голодают.
Нац[иональная] политика сов[етской] власти создала, по его словам, невыносимое положение для малых народов, страдавших от великодержавного шовинизма грузин и азербайджанцев. Чрезвычайно резко отзывался о грузинской общественности, которая, по его словам, ненавидит все русское, но при этом сама не способна к государственному строительству». При очной ставке свидетеля обвинения и Генко последний заявил, что антисоветской агитацией никогда не занимался и виновным себя в предъявленных обвинениях не признает. В ответ на очередной вопрос следователя о разнице в позициях Б. и Генко последний ответил: «Моя позиция исходила из принципиальности, которая казалась мне правильной в данный момент, в каждом данном вопросе, независимо от тех трудностей, которые возникают». В деле имеются также протоколы допросов еще пяти свидетелей, в том числе востоковеда, арабиста, проф. ЛГУ В.И.Беляева, зам. директора Института этнографии АН СССР С.М.Абрамзона и др.
Все эти лица отзывались о Генко как о выдающемся ученом, об антисоветских настроениях которого им ничего не известно.
А.Н.Генко содержался в одиночной камере внутренней тюрьмы УНКВД. Скончался 25 декабря 1941 г. в больничном изоляторе той же тюрьмы. Диагноз — сильное истощение, заболевание сердца в форме грудной жабы. Место захоронения неизвестно.
В 1954 г. реабилитирован, как и многие тысячи невинно погибших27.

* * *

А.Н.Генко считал себя лингвистом. И действительно, его лингвистические познания были феноменальны. Он владел армянским, грузинским, азербайджанским, абхазским, адыгейским, кабардинским, черкесским, абазинским, убыхским, чеченским, ингушским, бацбийским, лезгинским, табасаранским, рутульским, цахурским, хиналугским, удинским, арабским (он свободно переводил арабские источники), прекрасно знал турецкий, персидский, западноевропейские языки — немецкий, английский, французский, а также древнегреческий и латынь. «Кавказовед широкого диапазона, востоковед и классик по образованию... — пишет кавказовед Р.Р.Орбели, — Генко подошел к изучению Кавказа от изучения классического мира и к специальному исследованию северокавказских языков — от филологических исследований памятников письменности Грузии и Армении».
Вслед за первой публикацией в 1923 г. «К вопросу о языковом скрещении (два случая с греческим языком)» Генко опубликовал две работы, посвященные памятникам древнегрузинской письменности, — «Грузинская версия "Хосро и Ширин" Хосро Дехлеви» и «Оксфордский фрагмент древнегрузинской версии Иеремии». Последнее исследование особенно высоко ценилось специалистами — гебраистами и грузиноведами28.
Изучая проблемы лингвистики, истории и этнографии Кавказа, А.Н.Генко прежде всего стал одним из первых исследователей горских народов этого региона, которые до 20-х годов нечасто были предметом специальных исследований. Но в 20-е годы интерес к горским народам Кавказа возрос. В известной мере это было связано с необходимостью создания для горских народов письменности. В Москве в 1920 г. при Московской секции РАИМК был организован Комитет по изучению языков и этнических культур народностей Востока (назывался Северокавказским из-за преимущественного внимания к этому региону).
В Комитете работали Н.Ф.Яковлев, Л.И.Жирков, Е.М.Шиллинг, А.С.Башкиров, Н.Б.Бакланов и др., т. е. специалисты главным образом по языкам и культуре горских народов Кавказа.
В 1926 г. Комитет получил новый статус и стал именоваться НИИ этнических и национальных культур народов Востока.
Директором был назначен Н.Я.Марр. Кавказская тематика (особенно по горским народам) была широко представлена в научной деятельности института. Лингвистикой, историей и этнографией горцев занимались Н.Ф.Яковлев, Л.И.Жирков, Е.М.Шиллинг, А.С.Башкиров, Б.А.Куфтин, Б.В.Миллер, Е.Г.Пчелина, Г.А.Кокиев и др. В Ленинграде такую же тематику (помимо А.Н.Генко) разрабатывали Н.Я.Марр, Ф.В.Мегрелидзе, С.Н.Замятин и еще ряд ученых. Вокруг Генко образовалась группа из его учеников и последователей, изучавших языки, историю и этнографию горских народов. К началу 30-х годов Л.И.Лавров начал заниматься этнографией абазин и адыговшапсугов. Горские языки Кавказа изучали молодые абхазские ученые, ученики А.Н.Генко — Виктор Кукба и Арсений Хашба.
Первым была написана, в частности, статья «Профессор Н.Ф.Яковлев и профессор А.Н.Генко как исследователи горских языков Кавказа». А.Хашба подготовил работу «Проблема изучения горских языков Кавказа». Обе статьи не опубликованы, а их авторы в 30-е годы были репрессированы29.
А.Н.Генко можно считать пионером во многих областях научного кавказоведения; некоторые его исследования поистине новаторские и поднимают неизученные пласты лингвистики, этнографии и истории народов Кавказа30. Он — первый исследователь абазин, убыхов, хиналугцев, цахур. Несомненно важным является открытие им цахурской средневековой письменности. Анализируя труд арабского географа XIII в. Закарийа альКазвини, ученый пришел к выводу о наличии у цахур в средние века своей письменности, основанной на так называемом аджамском алфавите арабского языка. «Мы имеем, — отмечал А.Н.Генко, — факт существования местной письменности, и эта письменность является цахурской. Мы имеем произведения, которые были переведены на цахурский язык»31. Открытие Генко трудно переоценить. Оно в корне меняет наши представления о распространении грамотности в средневековом Дагестане.
Годы, проведенные Генко в стенах Петроградского университета, общение с такими выдающимися учеными, как Бартольд, Марр, Крачковский, и многими другими дали ему широкую востоковедную подготовку. Его лингвистические труды отличаются глубоким историческим подходом, сугубо, казалось бы, лингвистические вопросы исследуются в тесной связи с историкоэтнографическим материалом. В то же время в своих исторических трудах Генко широко использовал лингвистические материалы, служившие важнейшим источником для исторических реконструкций. Ярким примером подобных исследований являются его работы «О языке убыхов», «Из культурного прошлого ингушей», «Арабский язык и кавказоведение», которые будут рассмотрены ниже.
А.Н.Генко был сторонником комплексного изучения исторических проблем и исследовал культуру народов Кавказа в самом широком понимании этого слова. Его в равной мере интересовали и широкие основополагающие проблемы — фольклор, народные верования, роль мировых религий (ислама и христианства) в истории Кавказа, и более узкие, конкретные — природа обычая аталычества, названия плуга в кавказских языках, характер классовой борьбы в Дигории в XVIII в., новации в общественном быту и песенном творчестве народов Кавказа, средневековый город Татартуп и др.
Первым в этнографической науке А.Н.Генко обратил внимание на некоторые аспекты многоязычия, рассмотрев его на кавказских материалах. Он предложил классификацию местных бесписьменных языков, основываясь на их общественных функциях: многоаульные, аульные, семейные32. Данная классификация и в целом проблема кавказского многоязычия в дальнейшем разрабатывалась на дагестанских материалах Л.И.Лавровым.
Исследуя такой элемент материальной культуры, как кавказский плуг, Генко определил в нем общее и локальное, выявил ареалы его распространения. В статье, посвященной кавказскому плугу у абхазов и адыгов, привлечены главным образом «материалы из неопубликованных личных записей автора», использован обширный, в том числе авторский, материал по восточнокавказским языкам, включая дагестанские, удинский, хиналугский. В этой статье Генко обнаруживает огромный диапазон владения лингвистическим материалом, приводит соответствующую терминологию из всех кавказских языков, а также арабского и персидского, тесно увязывает лингвистические данные с историко-этнографическими. Весьма критически оценивает Генко материалы немецкого лингвиста Р.Эркерта. «Что же касается северокавказской терминологии, то тут сведения Эркерта способны создать ложное представление и о самом существенном — географическом распространении плуга как орудия сельскохозяйственной обработки земли»33.
В связи с изучением лезгинского языка А.Н.Генко заинтересовался музыкальным фольклором этого народа. Описав существующие среди лезгин Азербайджана музыкальные инструменты и традиции народного исполнительства — народные певцы ашэк приглашались на свадьбы, праздники, народные гулянья, — Генко обратил внимание на постепенное исчезновение лезгинского музыкального фольклора. Певцы чаще пели по-азербайджански и даже на фарси, чем по-лезгински, хотя согласно народной традиции певец должен был иметь хороший голос и уметь исполнять разноязычные песни. А.Н.Генко зафиксировал у лезгин особый вид музыкального творчества — короткие произведения типа частушек, которые исполняли только женщины. Мужчины их знали, но, по обычаю, не могли их петь. Исполняли частушки во время коллективных работ на так называемых jif iejar (азерб., букв. «ночные огни», т. е. вечеринки), в которых участвовали одни женщины, весной в поле, во время праздников34.

* * *

Наиболее близки А. Н. Генко были проблемы этнической истории. Тяга к ним отразилась уже в первой печатной научной работе, появившейся в 1923 г., — «К вопросу о языковом скрещении (два случая с греческим языком)». Генко на языковом материале рассматривает вопрос этногенетических связей халдеев с древним населением Дагестана, локализацию некоторых народов Северного Кавказа в древнейшие эпохи. Ученый приходит к выводу, что тогда эти народы расселялись значительно южнее нынешней территории их обитания. В 1924 г. Генко опубликовал еще две работы по вопросам этнической истории народов Кавказа. Это «Лидийское palmys» и «Ликийское qа».
В них автор вновь поднимает вопрос об этногенетической связи древнейшего населения Малой Азии и Кавказа. И в дальнейшем Генко всегда сохранял живой интерес к древнейшим эпохам этнической истории Кавказа, что отразилось, в частности, в цикле его лекций по истории Урарту и античному периоду истории Кавказа, которые он читал в Ленинградском университете в 20-е годы.
Не меньший интерес в творчестве А.Н.Генко вызывал средневековый период этнической истории Кавказа. В цикле работ этой тематики следует назвать «О языке убыхов», «Из культурного прошлого ингушей», «Арабский язык и кавказоведение», «О средневековом городе Татартуп», «О вновь открытой письменности средневекового Азербайджана» (две последние не опубликованы).
В статье «О языке убыхов» А.Н.Генко впервые использовал и обобщил историко-этнографические и лингвистические материалы по убыхам — народе, исчезнувшем с этнической карты Кавказа в 1864 г. в результате поголовного выселения его в Турцию. Это прежде всего сведения турецкого путешественника середины XVII в. Эвлия Челеби, в труде которого Генко выявил самые ранние свидетельства убыхского языка — языка жителей общества Садша (район современного Сочи). В своей статье Генко предложил интересную и вполне убедительную гипотезу этногенетического родства убыхов с брухами, народом, известным из труда византийского автора VI в. Прокопия Кесарийского. Здесь же Генко высказал предположение, что приморские убыхи — это абазины (садзы), утратившие свой язык в результате интенсивных процессов ассимиляции, которые происходили в Восточном Причерноморье. А.Н.Генко высказал также предположение о миграциях абазин на северные склоны Кавказского хребта до XVII в. Впоследствии данная гипотеза получила новые подтверждения (Л.И.Лавров, Е.П.Алексеева). Статья Генко «О языке убыхов» важна также и в методическом плане. Генко ставит вопрос о принципах идентификации древних и поздних этнонимов, о возможности соотнесения древних этнонимов с современными этносами35.
Его лингвистические и историко-этнографические исследования абазинского народа обобщены в уже упоминавшейся монографии «Абазинский язык», значение которой выходит далеко за рамки лингвистической проблемы, заявленной в названии. Насыщенная ценнейшим материалом, эта работа до сих пор является первым и во многом уникальным исследованием не только языка, но и истории и этнографии абазин. В сущности вся первая глава монографии — «Общие сведения об абазинах и абазинском языке» — посвящена вопросам этнической истории этого народа, которые изучаются автором на основе собранных им полевых этнографических и лингвистических материалов. Это и расселение абазин, и их численность, абазинская этнонимия и топонимия, сведения об историческом прошлом абазин, их этногенетические связи, история возникновения отдельных селений. Опираясь на свои материалы, Генко делает вывод о самостоятельности абазинского языка и «выделении его из всей массы абазинских наречий», к которым он относил также абхазский и убыхский языки. В результате исследования абхазов, абазин и убыхов А.Н.Генко высказал важную мысль об этнокультурном глубинном единстве названных народов, которые он объединял в единую этническую общность «абаза». «Термин абадза, или абаза, очень давнего происхождения... и имеет собирательное значение: так назывались представителями черкесских племен все племена абхазские (в самом широком смысле, включая сюда и...
убыхов), объединявшиеся общностью языка и культуры и жившие к югу от черкесов, главным образом в горных долинах Причерноморья... На основе этого-то черкесского термина "абаза"...
с XVIII в. упрочился русский термин "абазин"»36. Так что с конца 20-х — начала 30-х годов можно говорить о начале изучения абхазов, абазин и убыхов в этнокультурном единстве, понимая под этим широкий круг проблем их языков, истории и этнографии. Всеми этими вопросами основательно занимался А.Н.Генко.
Изучая ингушский язык, Генко обратился к истории и этнографии этого народа. Результатом его исследований стала статья «Из культурного прошлого ингушей», в которой рассмотрена этническая, социальная и культурная история этого народа в контексте этнической истории других народов Кавказа, прежде всего этнически родственных им чеченцев и бацбийцев, а также соседних кабардинцев и осетин37. Сам А.Н.Генко говорил, вспоминает Л.И.Лавров, что это была попытка широкого использования данных языка для реконструкции истории народа, о котором почти нет известий в письменных источниках38. Один из важнейших выводов работы Генко заключается в определении времени и исходной области миграций бацбийцев в горную Грузию. Исходя из исторических и лингвистических данных, Генко убедительно доказывает, что это была Ингушетия. Другой важный, также новый вывод касался древнейшей этнической территории нахских народов, которая, по мнению Генко, включала часть современной горной Тушетии. Отметим, что данная гипотеза в дальнейшем нашла подтверждение в трудах современных ученых, в том числе этнографов и лингвистов (Ф.Г.Утургаидзе, Т.А.Очиаури, Н.Г.Волковой). Этнической историей бацбийцев А.Н.Генко занимался и в другой своей работе39.
Через четыре года после публикации статья А.Н.Генко «Из культурного прошлого ингушей» послужила объектом резкой критики со стороны В.И.Абаева и В.Д.Дондуа. Главный вывод авторов рецензии состоит в том, что статья Генко отрицает ингушскую культуру (!)40. Такой вывод кажется более чем странным. Ведь работа А.Н.Генко — первое специальное исследование, посвященное ингушской культуре, основанное на широкой языковой базе (прежде всего с привлечением данных ингушского языка) и материалах письменных и этнографических источников, часть которых впервые вводилась в научный оборот (например, дневник Штедера). Рецензия на работу А.Н.Генко «Из культурного прошлого ингушей» до сих пор не была известна исследователям, занимавшимся творческим наследием ученого.
К этнической истории народов Восточного Кавказа А.Н.Генко вновь обратился позднее. 30 августа 1940 г. на расширенном заседании Института истории Азербайджанского филиала АН СССР он выступил с докладом «О вновь открытой письменности средневекового Азербайджана». В нем Генко анализирует факты этнической истории народов, населявших в раннее средневековье территорию Кавказской Албании. Исследование распространенных на территории Кавказской Албании (в пределах Северного Азербайджана и Южного Дагестана) девяти горских языков — лезгинского, аварского (Джаро-Белаканские вольные общества), цахурского, рутульского, удинского, хиналугского, крызского, будугского, хапутлинского — дало ученому возможность обосновать несколько интересных гипотез.
Одна из них — об этногенетической связи небольшого кавказоязычного народа, живущего в горном Азербайджане, — хапутлинцев с древними албанами. Поддерживая общепринятую точку зрения об этногенетическом родстве современных удин с древними албанами, Генко, однако, не считал первых единственными «этническими наследниками албан». «Я должен возразить против такого увлечения удинами, — отмечал он. — Удин изучать нужно, но не следует забывать, что в том же районе в количестве не меньшем, а большем, чем удины, и южнее, чем удины, и ближе к историческому центру древней Албании находится другой яфетический народ — хапутлинцы»41. При этом Генко высказал также гипотезу о связи хапутлинцев со средневековым народом хэран (hеран), известном в армянских и грузинских источниках, и определил область расселения хапутлинцев42.
Изучение этнической и социально-политической истории народов Дагестана и Чечни первой половины XIX в. невозможно без таких работ Генко, как «Арабская карта Чечни эпохи Шамиля» и «Арабские письма Шамиля в Северо-Осетии».
Публикуя арабскую карту Чечни43, А.Н.Генко сопроводил ее подробным комментарием, включающим чеченские географические названия, приведенные в арабском и русском написании.
На карте показана резиденция имама Шамиля в селе Ведено, обнесенная оградой. Здесь имелись мечеть «имама Шамиля и его муридов (мюридов), минарет, жилище Шамиля, кельи муридов и отдельная келья Джамаладдина, шейха Дагестана». К некоторым названиям А.Н.Генко дал исторические пояснения, как, например, к названию селения Джавад-хан (в русских источниках Джантемир-юрт), названного по имени известного сподвижника Шамиля, шубутского наиба Джавад-хана (скончался в начале 1840-х годов). Генко определил авторство карты, которая была составлена чеченским наибом Хаджи Юсуфом Сафаровым, «организатором ряда ответственнейших отраслей военно-административного устройства имамата». «Он выступает перед нами, — пишет далее Генко, — и как дипломат, и как инженер, и как законодатель. Но он же известен нам и в качестве картографа».
А.Н.Генко приводит биографические данные Хаджи Юсуфа Сафарова. В детстве с отцом он попал в Турцию, затем жил в Египте, знал арабский, турецкий и до десятка горскокавказских языков, изучал военное и инженерное дело. В 1840 г. вернулся в Чечню, был оклеветан окружением Шамиля, сослан в горное селение Тинди в Северо-Западном Дагестане, откуда бежал в крепость Грозную к русским, где вскоре умер44.
Статья «Арабские письма Шамиля в Северо-Осетии» была написана А.Н.Генко в соавторстве с акад. И.Ю.Крачковским45.
Фотографические снимки пяти арабских писем Шамиля, хранившихся в Северо-Осетинском музее в г. Орджоникидзе (ныне Владикавказ), были присланы выпускником Ленинградского университета З.К.Мальсаговым. В начале 30-х годов он был директором Чечено-Ингушского НИИ истории, языка и литературы в Грозном (скончался 21 мая 1935 г.). Свою публикацию авторы посвятили его памяти.
Издание текста и перевод с арабского с некоторыми замечаниями были осуществлены Крачковским. «Реальный комментарий к ним был подготовлен А.Н.Генко и потребовал, — пишет Крачковский, — ряда специальных и кропотливых изысканий».
А.Н.Генко приводит историческую справку о политической ситуации в Дагестане и Чечне в 1852 г. (год, к которому относится большинство публикуемых писем), локализует географические пункты, упоминаемые в письмах, сообщает неизвестные сведения о сподвижниках Шамиля. Один из них — качкалыковский наиб Бата Шамурзаев, принадлежащий к числу самых образованных и энергичных лиц из ближайшего окружения Шамиля.
С изменой Баты Шамурзаева русские связывали успешные военные действия князя Барятинского против Шамиля в 1852 г. Два из опубликованных писем адресованы другому известному соратнику Шамиля — шатоевскому наибу Батуко, о котором Генко сообщает новые сведения. В комментариях приведены также материалы об одном из самых крупных обществ Чечни Шубуде (Шубут, Шатой) — его территории, местоположении, числе воинов и т. п.
Рассмотренные выше работы отражали одно из направлений исследовательских интересов А.Н.Генко, связанных с ролью арабского языка и культуры в истории Кавказа. Анализируя исторический процесс взаимодействия народов региона с арабским миром, ученый писал в одном из своих исследований, что мусульманство, как ни одна другая религия, разрушило «все устои старого доисламского Кавказа... Мусульманский Кавказ потерял или почти потерял во многих отношениях свое лицо»46.
В то же время арабский язык и культура, по мнению Анатолия Несторовича, оказали огромное влияние на культуру и языки многих народов Кавказа, прежде всего Восточного. «Высокий уровень интереса к арабскому языку в среде дагестанской интеллигенции, первые заметные проявления которого в Северном Дагестане восходят, судя по скудным сведениям наших источников, к XVII в. и стоят в связи с военными и политическими предприятиями турок в конце XVI — начале XVII в. на территории Восточного Кавказа, держался вплоть до начала XX в.»47.
Арабский язык, как считал Генко, был распространен в качестве языка дипломатической переписки в некоторых районах Кавказа. Генко подчеркивает необходимость усиления внимания к изучению роли арабского языка на Кавказе, в связи с чем он акцентирует три важных момента. Первый — преподавание восточных языков, второй — деятельность переводчиков, третий — необходимость издания документов арабской письменности Кавказа непременно в оригинале, а не только в русском переводе.
Ученый критикует широко принятую практику публикации подлинных документов арабского письма на Кавказе лишь в русском переводе без оригинала48.
Прекрасно зная этот язык, Анатолий Несторович плодотворно занимался переводами арабских исторических источников.
Так, им был переведен известный труд Закарийа аль-Казвини (XIII в.). Важное направление исследований А.Н.Генко составляли историко-этнографические и филологические комментарии к переводам арабских источников. Им был подготовлен, например, комментарий к переводу арабоязычной хроники, написанной в Дагестане в середине XIX в. местным ученым Мухаммадом Тахиром Карахским. По воспоминаниям И.Ю.Крачковского, А.Н.Генко составил к рукописи «особый указатель с идентификацией всех географических и племенных названий в их троякой передаче — арабской, местной кавказской на различных языках и русской как официальной, так и ходовой. Смерть не позволила довести работу до печати, и рукопись этого крайне важного пособия после блокады Ленинграда не была найдена»49.
Одна из блестящих работ А.Н.Генко — «Арабский язык и кавказоведение» — основана на материалах арабских источников (в переводах автора)50. Здесь, как и во многих других работах, он стал первооткрывателем, обратив внимание на арабский этнический элемент на Восточном Кавказе, его роль в этнической и культурной истории местного населения, на этнокультурное влияние последнего на мигрантов-арабов, которые со временем ассимилировались в местной этнической среде. Генко рассмотрел вопрос об участии арабов в этнической истории некоторых народов Южного Дагестана, воссоздал историческую географию расселения арабских мигрантов в Дагестане эпохи арабских походов, наметил этапы исламизации населения Дагестана, отметив этнокультурное влияние арабов на местное население. «Существенно важной для изучения связанных с Кавказом арабских материалов» назвал эту статью акад. И.Ю.Крачковский. «Автор дает суммарную, но продуманную характеристику всех основных категорий арабских источников, связанных в той или иной мере с Кавказом. В некоторых случаях он подвергает углубленному анализу отдельные свидетельства, в комментарии которых голос кавказоведа, близко знакомого не только с книжной литературой, но и с современным положением упоминаемых районов, приобретает исключительное значение. Статья в целом представляет очень важное и богатое содержанием введение в особую, достаточно сложную область арабистики, которая именно для нашего Союза получила за последние десятилетия исключительное значение»51.
Исследования А.Н.Генко в области арабистики высоко ценились специалистами. И.Ю.Крачковский писал, что годы Великой Отечественной войны «болезненно коснулись арабистики утратой в некоторых сопредельных областях. Особенно это надо сказать о кавказоведе А.Н.Генко, умершем в декабре 1941 г. За последние годы он уделял большое внимание арабским источникам по новой истории Кавказа и дал ряд изданий с очень основательным комментарием, равно как и вдумчивую программную статью об этих источниках, которая может служить руководящей нитью в дальнейших их изысканиях»52.

* * *

Одной из главных проблем кавказоведения, постоянно исследуемой А.Н.Генко, было источниковедение. Широкое знание западноевропейской и восточной литературы, владение многими языками, постоянная работа в архивохранилищах послужили надежным основанием для его глубинных изысканий в этой области исторической науки. Из наиболее ранних это уже упоминавшаяся работа «Оксфордский фрагмент древнегрузинской версии Иеремии», а также статья «По поводу работы проф. И.А.Джавахишвили, касающейся грузинских палимпсестов с библейскими текстами».
Известен еще один источниковедческий труд А.Н.Генко, к сожалению не опубликованный, — это курс лекций по источниковедению Кавказа, который он читал в ряде университетов Союза в 20 — 30-е годы. О масштабах этого труда в какой-то мере можно судить по письму А.Н.Генко (от 26.12.1934 г.) к известному историку, кавказоведу М.А.Полиевктову, работавшему в те годы в Тбилиси. Письмо было написано в связи с рецензированием Анатолием Несторовичем монографии М.А.Полиевктова «Европейские путешественники по Кавказу XIII — XVIII вв.» (Тбилиси, 1935)53. Даже это одно письмо свидетельствует о поразительном владении А.Н.Генко материалом, о его энциклопедических знаниях. «Совершенно очевидна, — пишет он, — крайняя неполнота как списка самих путешественников, так и той основной литературы, которая подлежала бы использованию».
А.Н.Генко дополняет список представленных в монографии Полиевктова источников работами европейских путешественников, многие из которых в те годы были еще неизвестны в отечественном источниковедении. Среди них немецкий врач Дрешер (XVII в.), швед Бреннер (конец XVII в.), немцы на русской службе — Штедер и Штелин (XVIII в.). Сам Генко широко использовал «Дневник» Штедера (в своих переводах) в работе «Из культурного прошлого ингушей». В сущности это был первый перевод «Дневника» на русский язык54. Рекомендуемый Полиевктову список источников Генко дополняет еще несколькими трудами: молдаванина Кантемира (XVIII в.), дневником анонимного спутника Адама Олеария (XVII в.), дневником майора Татарова (XVIII в.) и др.
Из литературы, неполно используемой Полиевктовым, Генко отмечает прежде всего «новейший сводный труд по путешествиям в России В.А.Кордта, изданный в 1926 г. и во многом пополняющий и исправляющий Аделунга» (последний — один из главных источников в труде Полиевктова). «Плохо, чтобы не сказать совсем не учтена, — пишет далее ученый, — богатая картографическая литература (см. работы Норденшельда, Кордта, Л.С.Берга и др.)»55.
Письмо-рецензия А.Н.Генко представляет особый интерес, поскольку большинство приводимых фактов открывает новые страницы истории отечественного кавказоведения. Так, о Бреннере Анатолий Несторович пишет, что тот был на Кавказе в 1697 г., затем находился в составе шведского посольства в Персию и на обратном пути на родину в 1700 г. был задержан в России, где провел 22 года. После чего вернулся в Швецию, где умер в 1734 г. «Чрезвычайно важен, — продолжает Генко о Бреннере, — для истории изучения в Европе армянской и грузинской истории... меня лично интересовал уже давно в качестве осведомителя известного Штраленберга по языкам Дагестана».
И далее: «Оценка Бреннера (как лингвиста) дана мною в книге по лезгинской диалектологии, написанной более года тому назад (т. е. в 1933 г. — Авт.) по заказу Института языка и мышления Ак. наук, но, увы, пока не напечатанной»56.
В своем достаточно критическом отзыве Генко привлек неизвестные рукописные материалы, как, например, дневник спутника Адама Олеария. В письме ученый приводит обширную библиографию специальной исторической и картографической литературы по Кавказу, необходимой, по его мнению, для широкого исторического комментария и правильного понимания многих изучаемых вопросов. Рецензируя труд М.А.Полиевктова, А.Н.Генко не просто называет путешественников, их труды, дополнительную литературу о них, различные связанные с их деятельностью публикации, но и сопровождает эти сведения интересными комментариями, критически оценивает источники, обнаруживая при этом знание западноевропейской (немецкой, английской, французской, шведской, на латинском языке) и русской литературы. По существу письмо А.Н.Генко М.А.Полиевктову (помимо официальной краткой рецензии) — интереснейший историографический экскурс в историю мирового кавказоведения.
Труды западноевропейских путешественников он постоянно использовал в своих работах (причем переводил их сам). На сведениях Штедера во многом основывались его выводы не только в статье «Из культурного прошлого ингушей», но и в других исследованиях. «Чрезвычайно интересные данные его (Штедера. — Авт.) о классовой борьбе в Дигории в 1781 г., — пишет Анатолий Несторович в письме к М.А.Полиевктову, — служили предметом моих (не напечатанных) докладов в Ак[адемии] наук».
Подготовляя одну из своих работ, А.Н.Генко целиком перевел с немецкого труд академика Гамеля (Hammel) «Описание путешествия на Кавказ, предпринятого в 1628 г. по приказанию царя Михаила Федоровича для отыскания серебряной руды. Составлено из подлинных документов и читано на заседании Имп. Ак[адемии] наук 10 июня 1829 г. академиком, статским советником Гамелем по случаю отправления ученой экспедиции на Кавказ» (СПб., 1829). Эта работа, основанная на оригинальных документах, содержала сведения о путешествии «рудознатцев», немцев на русской службе Фрича и Герольда. Оба были на службе у царя Михаила Федоровича Романова и прибыли в Москву в августе 1627 г. Задачей их путешествия на Северный Кавказ были разведки рудных залежей. Они прибыли в «Кабардинскую землицу Та-абаста» (так в документе), однако, по мнению Генко, под этим именем «скрывались Садонские рудники» в Северной Осетии57. К сожалению, до сих пор и перевод труда Гамеля остался неопубликованным.
Заключая свое письмо-рецензию Полиевктову, Генко пишет: «К сожалению... я не в состоянии пока что в степени большей послужить своим ответом Вам и Вашему труду, выход в свет которого искренне приветствую и значительный труд, затраченный на собирание разрозненных материалов, думаю, могу оценить по достоинству в полной мере, поскольку сам занимался почти аналогичной работой довольно много»58.
У А.Н.Генко были и другие источниковедческие работы, не опубликованные к настоящему времени и, видимо, не сохранившиеся, в частности перевод рукописного дневника путешествия Олеария из Персии в русскую крепость на Северном Кавказе Терки (1638 г.). Генко принадлежит также честь открытия двух ценных рукописных источников по Кавказу первой половины XIX в.: третьей части труда С.М.Броневского «Новейшие географические и исторические известия о Кавказе» (она была найдена в архиве Азиатского музея в анонимной рукописи по Кавказу, более ста лет этот труд считался утерянным), а также подлинной рукописи кабардинской грамматики историка и просветителя Шоры Бекмурзы Ногмова59.
А.Н.Генко занимался и общими проблемами этнографической науки. Следует напомнить, в частности, забытую статью «Кавказоведение», в которой впервые в отечественной науке сформулировано само понятие «кавказоведение», намечены основные этапы его исторического развития. Генко обращался и к изучению деятельности отдельных ученых. 13 января 1935 г. на заседании, посвященном годовщине со дня смерти Н.Я.Марра, Анатолий Несторович выступил с докладом «Марр — создатель кавказской филологии». В 1933 г. в энциклопедии им была опубликована статья о русском востоковеде и кавказоведе первой половины XIX в. А.Шёгрене60. Генко вообще активно сотрудничал с энциклопедией. Для публикации в ней (помимо названных) им было подготовлено 11 статей по кавказским языкам и этнографии кавказских народов. Среди них статья «Национальная письменность на языках Северного Кавказа». Видимо, арест 1938 г. не позволил издать эти, как и многие другие, работы ученого61.

* * *

Большим вкладом в этнографическое кавказоведение являются полевые материалы А.Н.Генко, собиравшиеся в 20 — 30-х годах во многих районах Кавказа — Адыгее, Черкесии, Кабарде, Абхазии, Дагестане, Азербайджане, Грузии. Именно полевые данные чаще всего были основной источниковедческой базой его трудов62.
С 1923 г. ученый неоднократно выезжал в Абхазию. Много времени в этих экспедициях А.Н.Генко посвящал практической деятельности, связанной с реформой абхазского языка, он читал также лекции, доклады, встречался с абхазской интеллигенцией.
Летом 1925 г. Археолого-этнографическая экспедиция Этнографического отдела Русского музея под руководством А.А.Миллера совместно с РАИМК проводила экспедиционные работы в Адыгее. А.Н.Генко в составе экспедиции собирал материалы по адыгейскому языку, впоследствии использованные им в занятиях со студентами63.
В 1926 г. Анатолий Несторович осуществил экспедицию в Земо Алвани в Восточной Грузии, где живут бацбийцы — давние выходцы с Северного Кавказа, вайнахи по происхождению, переселившиеся в горы Тушетии, видимо, до XVI в., а позднее спустившиеся на равнину Алвани. Здесь он изучал бацбийский язык, который постепенно исчезает в результате ассимиляции бацбийцев местным грузинским населением (тушинами). Занимаясь ингушами, Генко, естественно, не мог не заинтересоваться бацбийцами, в прошлом составлявшими часть ингушского этноса. Материалы по бацбийскому языку остались неопубликованными и хранятся в Архиве ИВ РАН.
В 1927 г. А.Н.Генко провел длительную экспедицию в Северный Азербайджан. Здесь он собирал материалы по кубинскому диалекту лезгинского языка, который, по существу, был им открыт64. Еще ранее, в 1925 — 1926 гг. он нашел сведения по ахтынскому диалекту этого же языка. В азербайджанской экспедиции Генко занялся языком и этнографией малочисленного (одноаульного) народа Кавказа — хиналугцами. Все лето этого года Анатолий Несторович находился в экспедиции в высокогорном селении Хиналуг (Хыналыг) в Северном Азербайджане. Судьба хиналугцев аналогична судьбе бацбийцев. Хиналугцы также интенсивно ассимилируются, их язык вытесняется азербайджанским, традиционная культура заменяется азербайджанской. Однако, как и у бацбийцев, родной (хиналугский) язык еще сохраняется в качестве бытового языка и выполняет функцию языка семейного общения. Вне дома на хиналугском языке общаются в основном женщины и дети, тогда как мужчины вне семьи говорят между собой чаще всего на азербайджанском языке, который является для них также языком межнационального общения в пределах Азербайджана.
По окончании экспедиционной работы в Азербайджане А.Н.Генко выступил в Кавказском историко-археологическом институте в Тифлисе и охарактеризовал собранные им лингвистические и этнографические материалы. Основываясь на полученных данных, ученый высказал предположение, что хиналугский язык «ближе всего стоит к удинскому». Материалы по хиналугцам, как и многие другие, также до сих пор не опубликованы и хранятся в архиве ИВ РАН.
В 1928 г. А.Н.Генко снова едет в Абхазию, где кроме Сухуми работает в течение двух месяцев (июнь, июль) в семи населенных пунктах. В Сухуми Генко был привлечен к работе комиссии по реформе абхазского алфавита. В связи с этой работой им были прочитаны два доклада — «О существующих абхазских алфавитах» и «О принципах лингвистического анализа звуковой системы языка». Из Сухуми Генко выехал в Гальский и Кодорский уезды Абхазской республики, где при участии абхазских студентов Виктора Кукбы и Арсения Хашбы проводил работу по собиранию материалов для абхазской грамматики и словаря, а также памятников абхазского народного творчества. В Очамчире, центре Кодорского уезда, ученый прочел лекцию на учительских курсах «Очередные задачи изучения абхазского языка и народной литературы». В Бзыбском уезде Генко продолжил поиск материалов по народной литературе и языку.
Вернувшись в Сухуми, он сделал доклад в Абхазской академии языка и литературы о результатах лингвистической части своей работы в Абхазии. Им было зафиксировано более 100 различных фольклорных текстов и собраны материалы для абхазской грамматики и словаря, что составило около десяти тысяч карточек. Некоторые итоги экспедиции 1928 г. были опубликованы (например, статья «Абхазский вокализм», см. примеч. 62).
Статья же, посвященная взаимоотношениям абхазского и абазинского языков, была опубликована лишь в 1957 г.
В 1929 г. А.Н.Генко предпринимает экспедицию в Черкесию, где занимается в основном абазинами, работая, как он пишет А.Ф.Розенбергу, «у своих тапанта»; затем снова едет в Абхазию.
В 1930 г. А.Н.Генко вновь в Абхазии. В 1933 г. в течение четырех месяцев он работает в Южном Дагестане у рутульцев и цахур, в 1934 г. экспедиционные работы проходят в Табасарани65.
Его экспедиционные поездки по Кавказу длились месяцами, проходили в сложных условиях бездорожья и неустроенного быта. О трудностях своих долгих путешествий он нередко писал А.Ф.Розенбергу, известному востоковеду-иранисту, сотруднику Азиатского музея. В одном из писем А.Н.Генко отмечает: «...полагаю вернуться достаточно потрепанным своими авантюрными верховыми переездами...» (из Абхазии, июнь 1928 г.).
В другом письме (1933 г.) он пишет: «Пятнадцать дней понадобилось нам, чтобы добраться до рутульцев. Испробовали все средства передвижения, ехали в поезде, на грузовике вместе с керосиновыми бочками, в телеге, верхом и ходили пешком. Нас поливал дождь, на перевале падал большими хлопьями снег и потом палило жгучее солнце». И далее приписка жены Генко, этнографа-кавказоведа Лидии Борисовны Панек, которая участвовала в экспедиции: «Анатолий работает с семи утра до 10 вечера» (Рутул, июнь 1933 г.). Но сетуя иной раз на трудности, А.Н.Генко в одном из своих писем тому же А.Ф.Розенбергу замечает: «Утешаюсь сознанием, что делал все от меня зависевшее для скорейшего и успешнейшего достижения своих целей, т. е., конечно, ad majorem gloriam scientiae»66.
А.Н.Генко обладал огромной работоспособностью. Месяцами собирая в трудных экспедиционных условиях материалы, он находил время и возможности для написания научных статей.
Если он не выезжал зимой в «поле», то это время было наиболее плодотворным для творчества. В письме А.Ф.Розенбергу от 14 сентября 1927 г. он пишет, что за зиму написал несколько статей. «Одну написал и сдал уже в ДАН, две близятся к концу и наберется, если пороху в настроениях хватит, еще несколько»67.

* * *

Многие годы А.Н.Генко занимался преподавательской деятельностью в высших учебных заведениях. В университетах Ленинграда, Москвы, Ростова-на-Дону начиная с 1923 г. он читал специально подготовленный им курс по источниковедению Кавказа. К сожалению, эта ценнейшая рукопись до сих пор не найдена и, вероятнее всего, утеряна. Судить об этой работе можно лишь по вышеприведенному письму А.Н.Генко М.А.Полиевктову. Но даже эти краткие высказывания показывают огромный диапазон источниковедческих исследований ученого. В подготовленном курсе им были использованы труды на английском, немецком, французском, латыни, арабском, персидском, турецком и других языках. Широко привлекались также картографические материалы. Утрата рукописи такого масштаба — потеря невосполнимая. В настоящее время мы не имеем подобного труда, а создание его под силу лишь специалисту такого диапазона, как А.Н.Генко. В вузах Генко читал также курс «Введение в этнографию Кавказа» (1940 г.); рукопись этого труда хранится в Архиве ИВ РАН.
Долгое время А.Н.Генко преподавал на кафедре кавказской филологии этнолого-лингвистического отделения факультета общественных наук (создан в 1919 г. на базе объединенных факультетов восточных языков, историко-филологического и юридического) Ленинградского университета. В 20 — 30-е годы на кафедре кавказской филологии (помимо А.Н.Генко) работали Н.Я.Марр, Е.М.Бокарев, Р.М.Шаумян, К.Д.Дондуа. Л.И.Лавров читал спецкурс по этнографии. А.Н.Генко преподавал также на этнографическом отделении географического факультета ЛГУ.
Л.И.Лавров, бывший студентом этого отделения в 1930 г., вспоминал: «Летом все студенты, как обычно, разъезжались на полевую практику. Я попросился в горы Черноморского побережья Кавказа к адыгейскому племени шапсугов, чтобы изучить пережитки их доисламских верований. Мой выбор определялся двумя причинами. Во-первых, при интересе к прошлому адыгейцев важно было познакомиться с шапсугами, которые одни избегли поголовного выселения с гор в 60-х годах XIX в. после окончания Кавказской войны. Во-вторых, трудно было не поддаться влиянию своих профессоров, особенно Г.Ф.Чурсина, А.Н.Генко и В.Г.Богораз-Тана, прививавших нам вкус к исследованию народных верований, отражающих мышление первобытного человека»68.
Обширна была и научно-организационная деятельность А.Н.Генко. Он стоял у истоков Кабинета Кавказа Института этнографии АН СССР (ныне Институт этнологии и антропологии РАН), и его роль в организации кавказоведческих исследований этого Института велика. 16 марта 1936 г., возглавив Кабинет Кавказа, он подает в дирекцию Института этнографии доклад о состоянии и планах Кабинета на предстоящие годы, одновременно составляет план научно-исследовательской работы Северокавказского сектора Кавказского кабинета им. Н.Я.Марра в ИВАНе. В этом же году ученый выступил в журнале «Советская этнография» с программной статьей, в которой сформулировал основные направления отечественного кавказоведения. Главной задачей общеметодического характера он считал решительный переход «от методов простого собирательства, бесконечного нагромождения фактов... к научному социологическому анализу общественной структуры народов Кавказа, выяснению последовательных этапов в развитии семьи, рода, племенной и раннегосударственной (феодальной) организации этих народов...». Он считал необходимым усиление «источниковедческой, библиографической и в особой мере лингвистической работы по кавказским материалам». К числу очередных задач кавказоведческих исследований А.Н.Генко отнес изучение этнического состава населения Кавказа, социального строя (особенно горских народов), создание монографических, исчерпывающих работ по народам Кавказа, а также полного свода по этнографии всех кавказских народов.
В своей статье Анатолий Несторович затронул и другие важные вопросы развития отечественного кавказоведения. Подводя итоги, он сформулировал некоторые практические предложения.
В основном они сводились к следующему: 1) необходима выработка единого плана этнографического изучения Кавказа; 2) надо восстановить, а где не было ранее, создать этнографическую специализацию в вузах. «Систематическая подготовка специалистов по кавказской этнографии — предпосылка выполнимости упомянутого единого плана в изучении Кавказа в скольконибудь обозримый срок», — писал в связи с этим А.Н.Генко; 3) необходимо периодичное издание специальных сборников по этнографии Кавказа69.
С первых дней создания в Институте этнографии Кабинета Кавказа началась интенсивная работа по осуществлению поставленных А.Н.Генко задач. Ближайшими помощниками Анатолия Несторовича и первыми научными сотрудниками Кабинета стали Л.Б.Панек, занимавшаяся этнографией горцев Грузии и народов Южного Дагестана, и Л.И.Лавров, ученик и последователь Генко, в те годы изучавший этнографию народов Северного Кавказа — абазин, адыгейцев, убыхов, балкарцев. В Кабинете Кавказа Генко начал заниматься подготовкой переиздания трудов М.М.Ковалевского, которые предполагалось выпустить двумя томами. В связи с началом этой работы были подготовлены статьи — «М.Ковалевский. Биография» М.О.Косвена, «М.Ковалевский — исследователь Кавказа» А.Н.Генко, «М.М.Ковалевский — исследователь родового быта народов Западного Кавказа» Е.Г.Кагарова70.
К сожалению, деятельность А.Н.Генко в Институте этнографии в качестве заведующего Кабинетом Кавказа была кратковременной. В 1937 г. он уже там не работал, в 1938 г. был арестован и после своего освобождения продолжил научную деятельность только в ИВАНе. Однако, несмотря на уход Генко из Института этнографии, его связи с этнографической наукой не прерывались. Уже не будучи сотрудником этого Института, А.Н. Генко нередко участвовал в его заседаниях.
Отзывы А.Н.Генко охватывали весьма широкий круг научных проблем — от кавказских, тюркских, осетинского языков до этнического картографирования, источниковедения и этнической истории. Все отзывы Анатолия Несторовича отражают его широкие связи с исследователями не только Ленинграда (здесь, в частности, он рецензировал две работы Лаврова — монографию «Убыхи», которая до настоящего времени не опубликована, и статью «Старые верования и религиозный спиритуализм у черкесов», а также «Этнические карты Кавказа», составленные в Институте этнографии), но и Москвы и всего Кавказа. По сохранившимся в архиве А.Н.Генко рукописям известен ряд его отзывов: «О трудах акад. В.Ф.Миллера» (1933 г.), «Осетино-руссконемецкий словарь В.Ф.Миллера под редакцией А.А.Фреймана» (1936 г.), «Матриархат в Осетии» К.Д.Кулова (1935 г.), «О литературных и научных трудах Т.М.Борукаева» (1936 г.), «О научной деятельности С.В.Тер-Аветисяна» (1937 г.), «Диалекты балкарского языка в их отношениях к карачаево-балкарскому языку» А.М.Аппаева, «К истории проникновения христианства и ислама к кабардинцам» А.Тамая (1941 г.) и др.
В Москве еще в 20-х — начале 30-х годов Генко читал кавказоведческие спецкурсы, рецензировал работы кавказской тематики. Один такой отзыв сохранился в Архиве ИВ РАН — на две карты, составленные известными кавказоведами Л.И.Жирковым и Н.Ф.Яковлевым, — «Карта национальностей Кавказа» и «Национально-топографическая карта» (1935 г.)71.
Важная сторона его научной и научно-практической деятельности была связана с национально-культурным строительством на Кавказе. Как член Всесоюзного центрального комитета нового алфавита при Президиуме Совета национальностей ЦИК СССР он занимался созданием алфавитов для бесписьменных языков Кавказа. Членами ВЦК нового алфавита были также кавказоведы Н.Ф.Яковлев, Л.И.Жирков. На латинской основе А.Н.Генко разработал цахурскую письменность, которая практически применялась в 1935 — 1936 гг.72. Он принимал также участие в создании лезгинской, табасаранской и абхазской письменности. Не только научное, но и практическое значение имели подготовленные им словари и грамматики абазинского, абхазского, лезгинского, табасаранского, цахурского, рутульского, хиналугского языков, материалы и тексты к ингушскому, чеченскому, бацбийскому, кабардинскому словарям.
В 1924 —1926 гг. А.Н.Генко поддерживал научный кружок студентов-горцев, организованный в те годы в Ленинграде. Теснейшие связи у Генко были с кавказскими учеными, он составляет научные планы многих кавказских институтов, переписывается с Дагестанским НИИ национальных культур по поводу памятников албанской письменности в Дагестане.
А.Н.Генко — постоянный участник научных форумов. В 1924 г.
он вместе с Н.Я.Марром и К.Д.Дондуа принимал участие в Первом съезде деятелей по краеведению Черноморского побережья и Западного Кавказа, проходившем в Сухуми. На нем А.Н.Генко (тогда научный сотрудник РАИМК) выступил с двумя докладами: «Свидетельство Геродота о колхах в свете античной и новой этнографии» и «Из истории доисторической этнографии», специально подготовленными для Абхазии73. В 1926 г. А.Н.Генко — участник Первого Всесоюзного тюркологического съезда в Баку. Среди участвовавших в съезде были Р.Я.Ачарян, В.В.Бартольд, И.Н.Бороздин, Л.И.Жирков, Ю.Мессарош, А.А.Миллер, С.Ф.Ольденбург, С.И.Руденко, Г.Ф.Чурсин и др. А.Н.Генко выступил с докладом «Об отношении турецких языков к яфетическим языкам», в котором он определил типы языкового родства — генетическое, субстратное и родство, возникающее в результате заимствований. Говоря о яфетических языках, Генко подчеркнул, что «у нас есть все данные полагать, что яфетические языки были распространены на территории Передней Азии значительно к югу от Кавказа и, быть может, даже гораздо дальше». На востоке, в направлении Средней Азии ареал яфетических языков, по мнению Генко, был также значителен74.

* * *

В сравнительно небольшой статье невозможно достаточно полно рассмотреть все аспекты научной деятельности А.Н.Генко, которая несомненно представляет одну из ярких страниц отечественного кавказоведения.
Труды известного ученого по-новому раскрыли проблемы этнической, социальной и культурной истории народов Кавказа.
В отечественной историографии 20-х — начала 40-х годов XX в. А.Н. Генко стал одним из пионеров этногенетических исследований. Велика его роль в организации кавказоведческих работ. В своей программной статье «Задача этнографического изучения Кавказа» Анатолий Несторович отметил важность специального изучения на кавказских материалах социального и семейного быта, материальной культуры.
Благодаря трудам А.Н.Генко окончательно сформировалось и получило импульс для дальнейшего развития новое, важное направление в кавказоведении — изучение горских народов.
В данной статье ученый предстает главным образом как этнограф. Однако, как было отмечено, его лингвистические исследования также увенчались многими достижениями: это открытие кубинского диалекта лезгинского языка, выявление диалектов в табасаранском языке, первые исследования абазинского, адыгейского, кабардинского, черкесского, хиналугского языков, изучение абхазского, чеченского, ингушского, бацбийского, рутульского, цахурского языков75. Блестящий лингвист, он в своих работах вышел далеко за рамки чисто лингвистических исследований, дал пример великолепного использования языковых данных для историко-этнографического анализа, а историко-этнографических материалов — для углубленного понимания культуры народа, в том числе языка. Свой вклад А.Н.Генко внес и в изучение кавказского фольклора76.
Но адекватная оценка творческого наследия А.Н. Генко, воссоздание его научной биографии представляются важными не только как восстановление исторической справедливости в отношении одного из выдающихся представителей отечественного кавказоведения. Предпринятое исследование дает возможность более отчетливо понять эпоху 20-х — начала 40-х годов XX в., во многом трагическую, когда жил и работал А.Н.Генко. Уникальная творческая атмосфера, царившая в 20—30-х годах в институтах, университетах, несмотря на тяжелую политическую ситуацию в стране, все более усиливавшийся идеологический прессинг и цензуру, а скорее вопреки всему этому, взрастила А.Н.Генко и целую плеяду отечественных кавказоведов. Огромная роль в этом несомненно принадлежит таким гигантам в науке, как В.В.Бартольд, Н.Я.Марр, И.Ю.Крачковский. Благодаря изучению биографии и научной деятельности Анатолия Несторовича Генко, одного из ярких деятелей отечественной науки, появляется возможность осознать глубинные процессы, происходившие в ней, объективно оценить положительные и негативные стороны различных явлений той эпохи.

Примечания

1  Абазинский язык. Грамматический очерк наречия тапата. М., 1955. Книга эта вышла в свет, когда уже появились по той же теме работы лингвистов Г. П. Сердюченко и К. В. Ломтатидзе, «причем в работе Г. П. Сердюченко оказались материалы и соображения А. Н. Генко, — пишет Л. И. Лавров, — без соответствующих ссылок... В 1949 г., — пишет он далее, — это было зафиксировано в акте экспертной комиссии в составе проф. Чемоданова, Е. А. Бокарева и автора настоящей статьи, сверившей докторскую диссертацию Г. П. Сердюченко с рукописью тогда уже покойного А. Н. Генко». См.: Лавров Л. И. Памяти А. Н. Генко. — Кавказский этнографический сборник. V. М., 1972, с. 216.
2  Большинство писем из личного архива Л. И. Лаврова, по-видимому, не сохранились. Среди них письма выдающихся востоковедов и кавказоведов — Н. Я. Марра, В. Ф. Минорского, Е. Н. Кушевой и многих других. Краткая характеристика писем В. Ф. Минорского Л. И. Лаврову, адресованных последнему в 1956 — 1965 гг., дана Л. И. Лавровым в докладе: Из писем В. Ф. Минорского. — Краткое содержание докладов Среднеазиатско-Кавказских чтений. Май 1978 г.
Л., 1978, с. 23 — 24.
3  Лавров Л. И. Памяти А. Н. Генко, с. 216.
4  Там же. В опубликованной в 1960 г. статье Р. Р. Орбели «Деятельность Кавказского Кабинета Института востоковедения после 1917 г.» (Ученые записки Института востоковедения. Т. XXV. М., 1960) есть немало теплых строк о Генко.
Генко упомянут также во введении к специально подготовленному тому «Советское востоковедение» (Т. III. Л., 1945). В предисловии к этой работе акад. И. Ю. Крачковский писал: «Настоящий том... навсегда останется памятником гордости и скорби для ленинградских востоковедов — гордости, потому что он был закончен работой и набором в суровые дни осажденного осенью 1941 г.
Ленинграда, скорби, потому что из восемнадцати авторов, участников его, восьми уже нет в нашей среде. На Ленинградском фронте погиб A. M. Барабанов, тяжкой зимы не вынесли А. Н. Генко, П. П. Иванов, А. И. Пономарев, Б. Т. Руденко» (с. 3).
5  Арутюнов С. А., Волкова Н. Г., Сергеева Г. А. Вклад А. Н. Генко в этнографическое изучение Кавказа. — СЭ. 1987, № 3.
6  Генко Г. А. Дело № 3433 — 41 на Генко Анатолия Несторовича. — Уроки гнева и любви. Сборник воспоминаний. СПб., 1992.
7  Морозов Г. Ф. Нестор Карлович Генко. СПб., 1904.
8  Н. Н. Генко [некролог]. — Этнография. 1926, № 1, с. 322.
9  Лавров Л. И. Памяти А. Н. Генко, с. 213.
10  В 1917 г., после Февральской революции, при Российской Академии наук была образована Комиссия по изучению племенного состава населения России и сопредельных стран (КИПС), в 1919 г. создана Российская Академия истории материальной культуры (РАИМК, с 1936 г. — ГАИМК), деятельность которой, как и КИПС, возглавлял академик Н.Я.Марр.
11  Основан в 1921 г. Н. Я. Марром (в обиходе Институт яфетических изысканий). В 30-е годы — Институт языка и мышления им. акад. Н. Я. Марра АН СССР.
12  Генко А. Н. К вопросу о языковом скрещении. — Яфетический сборник (далее — ЯС), II. Пг., 1923.
13  См.: Доклады Академии наук. Серия В. (Далее — ДАН). 1924. Июль — сентябрь, октябрь — декабрь.
14  Справочные сведения по Петроградскому институту живых восточных языков. Л., 1924; ЯС. I. Пг., 1922; II. Пг., 1923; III. Л., 1925; IV. Л., 1926.
15  Кобрин В. Б. Кому ты опасен, историк? М., 1992, с. 144.
16  Волкова Н. Г. Становление советского кавказоведения: традиции и эпоха (1917 г. — 1930-е годы). — Страницы отечественного кавказоведения. М., 1992, с. 21.
17  ГАРФ, ф. 2307, оп. 17, д. 46, л. 1, 2.
18  Фрейденберг О. М. Воспоминания о Н. Я. Марре. — Восток — Запад. Исследования, переводы, публикации. М., 1988, с. 198.
19  Лавров Л. И. Памяти А. Н. Генко, с. 217.
20  ПФ АРАН, ф. 850, оп. 3, д. 34, л. 4.
21  Орбели И. А. Воспоминания студенческих лет. — Юзбашян К. Н. Академик Иосиф Абгарович Орбели. М., 1986, с. 160 — 161.
22  ПФ АРАН, ф. 850, оп. 3, д. 34, л. 11 об.
23  Известия АН. Л., 1928, № 8 — 9 (VII сер. Отд. гуманитарных наук), с. 566.
24  Там же, с. 552.
25  Тексты и разыскания по кавказской филологии. Л., 1923. Т. I, с. 63.
26  Там же.
27  Генко Г. А. Дело № 3433 — 41 на Генко Анатолия Несторовича, с. 61, 65, 68, 69.
28  ДАН. Серия В. 1924, июль — сентябрь; ЯС. II. Пг., 1923; Записки Коллегии востоковедов. Т. I. Л., 1925; Орбели P. P. Деятельность Кавказского кабинета..., с. 73.
29  ГАРФ, ф. 4655, оп. 1, д. 288, л. 84; Архив А. Н. Генко, хранится в Архиве СПб. филиала ИВ РАН.
30  Лавров Л. И. Памяти А. Н. Генко, с. 217.
31  Архив Института истории АН Республики Азербайджан, ф. 1, оп. 2, д. 1024.
32  Генко А. Н. Литературные языки Южного Дагестана. — Революция и письменность. Сб. 2. М., 1936.
33  Генко А. Н. О названии плуга в северокавказских языках. — ДАН. 1930, № 7, с. 129 — 130.
34  Генко А. Н. Несколько образцов южнодагестанского словесного творчества. — Восточные записки. Т. I. Л., 1927, с. 185.
35  Генко А. Н. О языке убыхов. — Известия АН СССР. Сер. VII. Л., 1928, № 3.
36  Генко А. Н. Абазинский язык, с. 7 — 8.
37  Генко А. Н. Из культурного прошлого ингушей. — Записки коллегии востоковедов. Т. V. Л., 1930.
38  Лавров Л. И. Памяти А. Н. Генко, с. 219.
39  Генко А. Н. Из области чеченской диалектологии. — Языки Северного Кавказа и Дагестана. I. M. — Л., 1935.
40  Дондуа В., Абаев В. [Рец. на:] Генко А.Н. Из культурного прошлого ингушей. — Язык и мышление. Т. II. Л., 1934.
41  Архив Института истории АН Республики Азербайджан, ф. 1, оп. 2, д. 1024.
42  Генко А. Н. Сообщение о результатах поездки в Хиналуг. — Бюллетень Кавказского историко-археологического института в Тифлисе. Тифлис, 1928, № 1 — 3; Об изучении хиналугского языка. Материалы проф. Генко. — Власть труда. 1927, № 170; он же. Сообщение о результатах поездки в Хиналуг. Отчет научного сотрудника AM (Азиатского музея. — Авт.) А. Н. Генко о летней экспедиции на Кавказ. — Известия АН СССР. Сер. VII. Л., 1928, № 8 — 10, с. 570.
43  Генко А. Н. Арабская карта Чечни эпохи Шамиля. — Записки Института востоковедения АН СССР. Л., 1931, II, 1.
44  Там же.
45  Крачковский И. Ю., Генко А. Н. Арабские письма Шамиля в Северо-Осетии. — Советское востоковедение. М. — Л., 1945, с. 111.
46  Генко А. Н. Несколько образцов южнодагестанского словесного творчества, с. 182.
47  Крачковский И. Ю., Генко А. Н. Арабские письма Шамиля в Северо-Осетии, с. 57.
48  Там же, с. 58.
49  Крачковский И. Ю. Избранные сочинения. Т. V, М. — Л., 1958, с. 183.
50  Генко А. Н. Арабский язык и кавказоведение. — Труды второй сессии Ассоциации арабистов. М. — Л., 1941.
51  Крачковский И. Ю. Избранные сочинения. Т. V, с. 183.
52  Там же, с. 171.
53  Центральный государственный исторический архив Грузии (далее — ЦГИА Грузии), ф. 1505, оп. 1, д. 120.
54  «Дневник» Штедера на русском языке полностью не опубликован. В 1940 г.
Г. А. Кокиевым была издана только часть «Дневника», посвященная осетинам.
В отношении дневника Штедера Генко в письме к Полиевктову замечает, что над его переводом с комментариями в настоящее время работает «моя ученица, научный сотрудник Ин-та востоковедения К. А. Ракитина». Судьба этой работы неизвестна. К настоящему времени она не опубликована.
55  ЦГИА Грузии, ф. 1505, оп. 1, д. 120, л. 270.
56  Там же, л. 272 об., 273.
57  Там же, л. 275.
58  Там же, л. 274 об., 275.
59  Орбели P. P. Деятельность Кавказского кабинета..., с. 72; Лавров Л. И. Памяти А. Н. Генко, с. 215.
60  Кавказоведение. — БСЭ. Т. 30. М., 1937; Шегрен. — БСЭ. Т. 62. М., 1933.
61  ПФ АРАН, ф. 850, оп. 3, д. 34, л. 2, 3 об.
62  Большая часть трудов А. Н. Генко, основанных на полевых материалах автора, его полевые записи не опубликованы и хранятся в Архиве СПб. филиала ИВ РАН. Это рукопись абхазо-русского словаря с предисловием, абхазо-русский аналитический словарь (карточки). Из абхазских материалов А. Н. Генко опубликовано лишь две работы: «Абхазский вокализм» (Известия АН СССР. 1928, № 17. Сер. VII. Отд. гуманитарных наук) и «Фонетические взаимоотношения абхазского и абазинского языков» (Труды Абхазского института языка, литературы и истории. Т. XXVIII. Сухуми, 1957), последняя была издана почти через два десятилетия после смерти А. Н. Генко.
В Архиве СПб. филиала ИВ РАН хранятся также материалы Генко по адыгским языкам, в том числе картотека южночеркесского словаря, словарная картотека бацбийского (цова-тушинского) языка, материалы по лезгинскому языку, картотека лезгинско-русского словаря, введение и предисловие к этому словарю, тексты и переводы, правленая корректура словаря (1938 г.). Эта работа не была опубликована, видимо, в связи с арестом Генко. В архиве хранятся также материалы по хиналугскому языку, в том числе тексты с переводами. Материалы по абазинам содержат блокноты полевых записей, тетради с текстами и тексты с переводами, проект абазинской орфографии, различные материалы по вопросам абазинской письменности. Материалы по рутульскому языку включают тексты с переводами, полевые записи, наброски рутульской грамматики, рутульско-русский словарь. Материалы по цахурскому языку содержат полевые записи, цахурско-русский словарь (картотека), цахурский алфавит (рукопись), отчет о работе Рутуло-цахурского отряда Дагестанской экспедиции (1933 г.).
В Архиве СПб. филиала ИВ РАН имеются также материалы по лакскому и табасаранскому языкам. Последние включают тексты, материалы для табасаранско-русского словаря, отчеты Табасаранской экспедиции (лето 1934 г.), полевые записи. Часть материалов по табасаранскому языку хранится в Дагестане, в Махачкале, в архиве Института истории, языка и литературы Дагестанского научного центра АН РАН. Это две рукописи — «Табасаранско-русский диалектологический словарь» и «Очерки табасаранской диалектологии».
63  Отчет общества изучения Адыгейской автономной области за 1925 г.
Краснодар, 1926, с. 5; Лавров Л. И. Памяти А. Н. Генко, с. 215.
64  Генко А. Н. Материалы по лезгинской диалектологии. Кубинское наречие. — Известия АН СССР. 1929, № 4 (Сер. VII. Отд. гуманитарных наук); Ахтынские тексты. — ДАН. В. 1926, март — апрель; Материалы по лезгинской диалектологии. Ахтынское наречие (рукопись).
132 65  ПФ АРАН, ф. 850, оп. 3, д. 34, л. 10; АРАН, ф. 142, оп. 1, д. 2, л. 4, 57.
66  ПФ АРАН, ф. 850, оп. 3, д. 34, л. 2 — 3, 7, 10.
67  Там же, л. 7 — 10.
68  Лавров Л. И. Этнография Кавказа. Л., 1982, с. 19.
69  Генко А. Н. Задача этнографического изучения Кавказа.— СЭ. 1936, № 4 — 5.
70  Хроника. — СЭ. 1936, № 4 — 5.
71  АРАН, ф. 142, оп. 1, д. 2, л. 4, 57.
72  Генко А. Н. Цахурский (цахский) алфавит. Баку, 1934; Орбели P. P. Деятельность Кавказского кабинета, с. 73.
73  Абхазское научное общество. Бюллетень распорядительного комитета Первого съезда деятелей по краеведению Черноморского побережья и Западного Кавказа, № 3. Сухум, 1924, с. 26; АРАН, ф. 142, оп. 1, д. 2, л. 28 — 29.
74  Генко А. Н. Об отношении турецких языков к яфетическим языкам. — Первый Всесоюзный тюркологический съезд. 28.11. — 5.III.1926 г. Стенографический отчет. Баку, 1926, с. 118 — 123.
75  Помимо упомянутых выше многочисленных лингвистических работ А. Н. Генко, следует упомянуть также большую статью «Кабардинский язык», опубликованную в БСЭ (Т. 30, 1937 г.).
76  Почти все фольклорные материалы, собранные А. Н. Генко в экспедициях, до сих пор не опубликованы. Издана лишь одна табасаранская сказка. См.: Лев и Заяц. Пер. с табасаранского. Зап. и пер. А. Генко. — Сказки народов Востока.
М. — Л., 1938.

(Опубликовано: Репрессированные этнографы. Вып. 1. М.: Вост. лит., 2002.)

(Материал взят с сайта: http://www.ihst.ru.)