Абхазская интернет-библиотека Apsnyteka

Владимир Эрлих

Об авторе

Эрлих Владимир Роальдович
(род. 26. 02. 1961 г.)
Окончил в 1986 г. Исторический факультет Московского государственного университета им М.В.Ломоносова. С 1985 г. по н/в работает в  Государственном Музее искусств Народов Востока. Заведующий сектором археологии Кавказа. Доктор исторических наук (2005 г.). Засл. работник культуры РФ, член экспертных и диссертационных советов – ГМИНВ, МГУ, ВАК, РГНФ. Кандидатская диссертация - 1992 – Институт археологии РАН, "Вооружение и конское снаряжение в культуре населения Закубанья в скифское время". Докторская диссертация – 2005 - Институт археологии РАН, «Северо-Западный Кавказ в начале железного века. Протомеотская группа памятников». Автор более 170 работ по археологии Кавказа эпохи поздней бронзы и раннего железного века.
(Источник: http://www.kavkazoved.info.
Фото: http://www.kolhida.ru.)

В. Р. Эрлих

Cтатьи:


Меотское святилище в Абхазии

Связи Северо-Западного Предкавказья с территорией современной Абхазии прослеживаются с эпохи ранней бронзы. В эпоху Средней Бронзы мегалитическая культура одновременно была распространена на южных и северных склонах Западного Кавказа. Эти связи не прерывались и позже. Определенное влияние Восточное Причерноморье и в частности район Бзыбьской Абхазии оказали на формирование меотской культуры Северо-Западного Кавказа в период перехода от эпохи бронзы к раннему железному веку в VIII в. до н.э.

В настоящей статье пойдет речь об интересном феномене - находке конских ритуальных захоронений с уздой кубанского облика на поселении в районе порта г. Очамчири в Южной Абхазии, соотносимого большинством исследователей с Гюэносом, греческим полисом, впервые упомянутым у Псевдо-Скилака (81).

Исследование этого поселения, расположенного в районе Очамчирского порта, на левом берегу реки Джикумур (Чаникуара), начатые в 1935-1936 гг. археологами Л.Н. Соловьевым, М.М. Иващенко и Б.А.Куфтиным выявило три основных слоя: энеолит-ранняя бронза, античность и средневековье .

Начиная с 1977 года, работы проводились на восточном холме (№3) этого поселения под руководством М.Б. Барамидзе (1977) и С.М. Шамба (1981, 1984, 1985 гг.). Здесь слой энеолита-ранней бронзы отсутствовал. Нижний (античный) слой этого холма отнесен С.М. Шамба, посвятившему этим исследованиям специальную работу, к VI- началу IV вв. до н.э. В IV веке до н.э. поселение прекращает свое существование. Жизнь на этом холме возобновляется лишь на рубеже V и VI в. н.э., когда здесь была построена христианская церковь .

Позднейшими комплексами слоя античного времени Гюэноса автор считает погребения конских черепов с уздой .

Первый комплекс был выявлен здесь раскопками М.Б. Барамидзе в 1977 г., а семь других исследованиями С.М. Шамба Из них три комплекса были открыты в 1984 г. на раскопе № 2. Еще четыре комплекса, состоящих из конских черепов и узды, найдены в 1985 г. при исследовании раннехристианской церкви, на глубине 40-50 см. от уровня ее пола . Как указывает С.М. Шамба, все находки конских черепов, совершенные в разные годы происходят с одного участка поселения . Опишем их подробнее.

Комплекс, открытый экспедицией М.Б. Барамидзе в 1977 был найден в третьем слое небольшого (площадью 5х5 м) раскопа, на глубине около 70 см. от современной поверхности. Судя по описанию исследователя и его соавторов , а также фотографии вещей из этого комплекса, сделанной В.Г. Петренко в тогдашнем музее в Новом Афоне и любезно нам ею предоставленной, в этот комплекс входили следующие предметы.

1. Фрагменты (центральная железных) петельчатых удил (рис. 1, 1).

2. Два фрагмента биметаллических псалия с остатками железных стержней и бронзовыми окончаниями в виде головок хищника (рис. 1, 2,3).

3. Бронзовый плоский наносник в виде головки оленя с закинутыми назад рогами (рис. 1,4).

Комплексы 1984 г. были открыты С.М.Шамба на раскопе N 2 (размером 10х10 м) на глубине 65-90 см .

Комплекс 1. Состоял из сильно истлевшего черепа лошади. В состав узды входили следующие уздечные принадлежности.


Рис. 2. Гюэнос. Уздечные наборы из раскопок С.М.Шамба 1984 г. 1-3 - лошадь 1; 4-6 - лошадь 2; 7-9 - лошадь 3. 4- бронза и железо, остальное - бронза.

1. Два бронзовых двудырчатых прямых псалия с ребристой поверхностью (рис.2, 2).

2. Налобник в виде плоской пластины с расширяющимися краями. Лицевая сторона украшена в нижней части гравированным изображением головы хищника (волка), в обрамлении передних лап. В средней части пластины находятся симметричные изображения птичьих головок. Край пластины украшен гравированным точечным орнаментом в виде кружков и насечек (бегущая волюта) (рис.2, 1).

3. Две бронзовых бляхи с округлым щитком и петлей на обороте, у одной бляхи петля обломана (рис. 2, 3).

Комплекс 2 залегал в 90 см к востоку от комплекса 1. Здесь вместе с плохо сохранившимися железными удилами найдены следующие детали конской узды.

1. Два (биметаллических?) S-овидных псалия с окончаниями в виде головок хищника (рис. 2, 4).

2. Три округлые бляшки-розетки с петлей на обороте (рис. 2, 5).

3. Плоский наносник в виде птичьего крыла, окончание которого оформлено в виде головки хищной птицы (рис. 2, 6).

В комплекс 3, обнаруженный в соседнем квадрате этого раскопа, входили, помимо плохо сохранившихся железных удил, следующие вещи.

1. Парные симметричные Г-образные бронзовые псалии с пластиной в виде стилизованной головы оленя в профиль, рога которого оформлены в виде головок хищных птиц (рис. 2,8,9).

2. Бронзовый ажурный налобник в виде стилизованных антитетических головок оленя с рогами (рис. 2, 7).

Рис. 3. Гюэнос. Уздечные наборы из раскопок С.М.Шамба 1985 г. 1-3 - лошадь 1; 4-6 - лошадь 2,6 - бронза и железо; остальное - бронза.

Комплексы 1985 г.
Еще четыре комплекса конской узды С.М. Шамба нашел в 1985 г. на раскопе N 1 при доисследовании раннесредневековой церкви. Как указывает автор, они находились на глубине 40-50 см от уровня пола церкви. Одно из конских захоронений (N 3) было обнаружено за пределами храма, три других найдены при исследовании средней части наоса на площади около 4 м?. Все эти комплексы состояли из плохо сохранившихся конских черепов и уздечных наборов .

Комплекс 1 включал следующие детали.

1. Пара железных петельчатых удил со "строгими" шипастыми насадками.

2. Пара Г-образных двудырчатых псалиев с пластиной в виде лапы хищника. Длина псалиев 12 и 12,3 см (рис. З, 2,3).

3. Бронзовый гравированный налобник в виде припавшего на передние лапы хищника с неестественно закинутыми на спину задними ногами. Весь контур фигуры образует S-овидную схему. Спина животного, шея и пасть окаймлены гравированными полосами насечек - "ребриком" (рис. 3, 1).

Во второй комплекс узды этого раскопа входили следующие детали.

1. Фрагменты железных петельчатых удил с шипастыми насадками.

2. Двудырчатые парные Г-образные псалии. Их пластины представляют собой симметричные головы оленей с рогами, имеющими три отростка оканчивающимися головками хищных птиц. Длина псалиев 10,5 см (рис. 3, 5,6).

3. Фрагментированный налобник представляющий собой антитетичную композицию - хищник против другого зверя (копытного?). Если левая фигура хищника имеет широко раскрытую пасть, то у правой противостоящей фрагментированной фигуры - пасть заостренная. У последнего животного имеется длинная "слезница", доходящая до шеи, которая обычно изображается у копытных. Очевидно, здесь изображается одна из модификации сцены "терзания". В нижней части налобника соблюдена симметрия. Здесь имеются гравированные изображения двух пар симметричных по горизонтали птичьих головок (рис. 3, 4).

В уздечный комплект № 3 этого раскопа входили следующие предметы.

1. Пара двудырчатых Г-образных псалиев с пластиной, схематично передающей голову оленя, с симметричными рогами, заканчивающимися головками хищной птицы (рис. 4, 2,3).

2. Подпрямоугольный ажурный налобник высотой около 25 см и шириной 5 см (рис. 4, 1).

Комплекс 4 этого раскопа состоял из двух предметов - псалия и налобника.

Псалий однотипен Г-образному двудырчатому псалию с пластиной в виде головы оленя с симметричными рогами из комплекса 3 этого раскопа (рис 4, 4).

Ажурный, несколько фрагментированный налобник этого комплекса, представляет собой схематично переданную головку оленя с многоярусными рогами (рис. 4, 5).

Таким образом, на городище Гюэнос в разное время было встречено 8 конских черепов с уздой или уздечных комплектов.

Прежде всего, бросается в глаза близость бронзовых изделий из Гюэноса, особенно выполненных в зверином стиле - к прикубанским. Большинству их присущи характернейшие черты свойственные кубанскому звериному стилю: это ажурность, сочетание зооморфной и растительной орнаментации, распространение многочисленных стилизаций оленьих рогов, геральдических и антитетических композиций .

Сужая хронологические и стилистические рамки поиска, можно сказать, что вещи, найденные в Гюэносе, характерны для прикубанских изделий стиля курганов Елизаветинской, выделенных Е.А.Переводчиковой . Искусствоведческую характеристику этому стилю недавно удачно дала Е.Ф.Королькова. "Стиль этих художественных изделий отличается обобщенностью образов, сложными текучими ритмами и плавностью контуров, подчеркнутую зачастую характерным рубчатым кантом; плоскостностью и графичностью решения; вытянутостью пропорций и декоративностью :стилизованных изображений:, обилием дополнительных звериных мотивов,: сочетанием признаков разных животных в едином образе:, зооморфными завершениями отростков рогов" .

Попробуем же рассмотреть хронологию и культурную атрибуцию встреченных здесь предметов.

Удила.

Судя по описанию авторов раскопок удила встреченные в этих уздечных комплектах однотипны - это железные петельчатые удила со "строгими" крестовидными насадками, чрезвычайно характерные для этого времени во всем скифском мире. В Закубанье подобный тип удил появляется еще в VII в., до н.э., а крестовидные насадки появляются уже V в. до н.э. (11 - Ульский курган).

Все псалии встреченные при конских жертвоприношениях - двудырчатые, которые появляются в скифском мире еще в VI в. до н.э.

Биметаллические псалии, имеющие железную центральную часть и бронзовые приливы в виде головок животного, встречены в комплексе, раскопанным М. Барамидзе, а также в комплексе 2 1984 г. Во всех случаях они имелии приливы в виде головок хищника.

В скифо-савроматском мире биметаллические псалии достаточно редки. Наиболее ранние железные псалии с бронзовыми зооморфными окончаниями встречены в могильнике Пятимары I на территории савроматов и относятся к V в. до н.э., есть они и в 6-ом Филипповском кургане . Биметаллические псалии также найдены в комплексах IV вв до н.э. на Среднем и Нижнем Дону (Дуровка, к.9, Шолоховский курган, погребение 2, кургана 4 (1967 г.) в г.Ростов-на-Дону) .

Однако наибольшее число находок биметаллических псалиев нам известно в Прикубанье.

С-овидные и S-овидные биметаллические псалии обнаружены в неопубликованных до сих пор в Говердовских курганах 6 и 7 возле Майкопа, являвшимися, скорее всего, святилищами с конскими жертвоприношениями .

Известны подобные псалии и в недавно открытом грунтовом могильнике у хутора Прикубанского , еще один псалий из не установленного прикубанского памятника хранится в Краснодрском государственном историко-археологическом музее-заповеднике .

Большое количество биметаллических псалиев дало исследование святилищ некрополя II-го Тенгинского городища. В кургане I, исследованном в 2000 г. встречено не менее четырех пар биметаллических псалиев , еще две пары найдены при исследовании кургана 2 в 2001 г.

Наиболее близкие аналогии бронзовым приливам с головками пантер из комплекса в Гюэносе 1977 г. мы находим у биметаллического псалия, найденного кургане 19 у ст.Воронежской (рис. 5,9) . Близки также псалии из 1-го Тенгинского кургана, где помимо головок пантер, второй конец оканчивался конским копытом (рис.5,11). Еще одна пара псалиев, выполненная в точной такой же схеме происходит из ст.Гурийской (раскопки Н.В. Веселовского в 1914 г.) и ныне хранится в Государственном Эрмитаже . По видимому, к фрагменту биметаллического псалия можно отнести и головку пантеры, обнаруженную нами в фондах Краснодарского государственного музея заповеднике. На втулке этого предмета имелись следы железа .

Украшение бронзовыми приливами железных псалиев парадных уздечек вполне объясняется тем, что ярко начищенная бронза блестела на солнце и издалека выглядела как золото.

Прямые двудырчатые бронзовые псалии, встреченные в Гюэносе в комплексе 1 (1984 г.) получает широкое распространение во всем скифском мире к IV в до н.э.

В Прикубанье короткие прямые бронзовые псалии встречены в 1-ом Семибратнем кургане и в кургане 30 могильника Начерзий, датирующихся IV веком до н.э. . Рифление у прямых двудырчатых псалиев, очевидно, являет поздним признаком. Оно встречено в лесостепных курганах Среднего Дона (Русская Тростянка курганы 13 и 17) и Днепровскго Правобережья (Бобрица, курган 63), датирующихся IV-началом III в. до н.э .

Интересны Г-образные псалии с ажурной пластиной. Все они (за исключением псалиев в виде лапы) имеют односторонние гравированные изображения, что характерно для прикубанских изделий стиля круга Елизаветинской. В целом все эти пластины и изображения на них мы можем разделить на три варианта.

1) Голова оленя в профиль с симметричными рогами (комплекс 2 - 1984 г. и комплексы 3 и 4 - 1985 г.). Если у первого комплекта голова оленя видна достаточно отчетливо, гравировкой переданы глаз и ухо животного, то у псалиев двух других комплектов, голова животного дана схематично.

Пластина псалия с головой оленя в профиль с симметричными многоярусными рогами, происходящая из Елизаветинских курганов неоднократно публиковалась (рис. 5, 3). Симметричные рога оленя, однако с головкой обращенной в фас встречены на гравированной пластине псалия из Кужорского кургана . Кроме того, эта же или близкая композиция известна и на серии кубанских наверший IV в. с односторонними изображениями из Анап-кургана и на двух найденных в 2001 г. навершиях из кургана № 2 некрополя II Тенгинского городища (рис. 5, 6).

Второй вариант изображений на пластине - голова оленя в профиль с ассиметричными рогами, имеющими три отростка, встречена на пластине из второго комплекса 1985 г. Весьма близко этой композиции изображение на пластинах псалиев из могильника у хутора Прикубанский .

На парных пластинах этих псалиев имеются зеркальные изображения в виде головы оленя с тремя асимметричными отростками рогов, боковые заканчиваются головками хищных птиц, а центральная - головой хищника (рис. 5, 4).

Близкие композиции - рога оленя в виде трех или четырех асимметричных отростков, происходят из Краснодарского музея, Кужорской и из Елизаветинской . Из кургана 3 Семибратней группы происходят пластины в виде асимметричных оленьих рогов, заканчивающихся головами не трех, а четырех хищных птиц . Еще одна более сложная асимметричная композиция имеется на навершии с головой оленя из Тенгинского кургана N 2 (рис. 5,8). Встречаются пластины в виде головы оленя с тремя отростками рогов и на псалиях из Абхазии - это Алексеевское ущелье и устье р. Келасури .

Вариант 3. Пластина с тремя отростками рогов, которая одновременно является и головой оленя (лося) и лапой хищника (хищной птицы). Полная аналогия подобным псалиям имеется в Елизаветинских курганах 1913 и 1917 гг . С.М. Шамба справедливо указал на встреченные в Абхазии в устье Келасури и Алексеевском ущелье близкие изображения на пластинах псалиев, изображавших лапы птиц .

Налобники.

Из комплекса 1 1985 г. происходит налобник в виде хищника - пантеры, припавшей на передние лапы. С.М. Шамба справедливо привел в качестве аналогии ему налобник из кургана-святилища № 2 возле аула Уляп (рис. 6, 2) . Следует отметить, что эта схема - хищник, с закинутой на спину задней лапой, не столь редка. Из кургана № 2 у ст.Тенгинской происходят два налобника - пантеры, выполненные в этой же схеме (рис.6, 3,4). Большая пантера покрыта гравировкой близкой гравировке на налобниках-пантерах из Гюэноса и Уляпа. Кроме того, налобники в виде хищника припавшего на лапы, но без закинутой на спину задней ноги происходит из Краснодарского музея ("крылатый хищник" по Е.А.Переводчиковой) (рис. 6, 5) .

Ажурный налобник из комплекса 3 1984 г. в виде схематически переданных антитетических головок оленя с рогами заканчивающимися стилизованными головками хищных птиц (рис. 7, 1) находит почти полную аналогию с прикубанскими налобниками из станицы Гурийской, (раскопки Н.В.Веселовского в 1914 г.), хранящейся в Государственном Эрмитаже (рис.7,2) и из могильника Лебеди III (рис. 7, 4) . Еще один ажурный, выполненный в этой же схеме, налобник происходит из грунтового могильника у хутора Прикубанского (рис. 7,5) . Несколько фрагментов таких же налобников налобников происходит из коллекции Елизаветинских курганов и хранится в Государственном Эрмитаже .

Налобник в виде схематично переданной головки оленя с многоярусными вертикальными рогами (рис. 7,1).

Он происходит из четвертого комплекса 1985 г. Подобную композицию - очевидно являющуюся прототипом данной мы встречаем в наиболее позднем кургане 3 группы Семибратних курганов, который относится уже к IV в. до н.э (рис. 7, 10). Почти полная аналогия налобнику из Гюэноса найдена нами во втором Тенгинском кургане в 2001 г. (рис. 7,9).

Подпрямоугольный ажурный налобник, входящий в комплект коня 3 1985г (рис 7, 6) . С.М. Шамба справедливо привел ближайшую ему аналогию - подпрямоугольные ажурные налобники из кургана Уляпского кургана 5 (рис. 7, 7) . Однако следует отметить, что налобник из Гюэноса, более схематизирован, орнаментален, птичьи головы, хорошо заметные на уляпских налобниках, на нем - уже не различимы. Вероятно, художник, воспроизводящий его, уже не старался подчеркнуть те зооморфные образы, из которых изначально состояла данная композиция.

Налобник с антитетической сценой терзания происходит из комплекса 2 1885 г (рис. 6, 7). Как уже отмечалось выше, симметрия здесь соблюдена лишь для нижней части изделия. Часть предмета утрачена. Насколько мы можем судить, что здесь противопоставлены хищник и копытное. К этой же мысли пришел и автор публикации. В целом антитетические композиции являются одной из характерных черт стиля круга Елизаветинской. В качестве примера мы можем привезти композицию из двух хищников на налобнике из Кужорской (рис.6, 9) . Интересно, что на этом налобнике, как и на налобнике из Гюэноса в композицию включены гравированные изображения головок хищных птиц в средней части. Сложная антитетическая композиция с вертикальной осевой симметрией, изображающая хищников, в пастях которых находятся головы оленей, имеется на пластинах псалиев из Елизаветинской (курган 1917 г.), неоднократно воспроизводилась в печатных изданиях (рис. 6, 8).

Налобник, в виде двух трапеций из первого комплекса узды 1984 г. полных аналогий не находит. Однако по сообщению Л.К.Галаниной налобники подобной формы имеются в Елизаветинских курганах. Две симметричные гравированные птичьи головки на этом налобнике напоминают симметричные птичьи головки на налобниках с антитетической композицией из Прикубанья, о которых мы писали выше. Полные аналогии изображению передней части хищника в фас в нижней части налобника нам пока не известны.

Рис. 4. Гюэнос. Уздечные наборы из раскопок С.М.Шамба 1985 г. 1-3 - лошадь 3; 4,5 - лошадь 4. Все бронза.

Наносники.

Представлены в двух уздечных наборах: в комплексе открытым М. Барамидзе и втором комплексе 1984 г., открытым С.М. Шамба. Все их можно отнести к типу плоских наносников. На наносном ремне они устанавливались вертикальном положении при помощи узелков или двух пронизей. Для IV в. до н.э. плоские наносники более характерны для Прикубанья и Закубанья, в то время как в Степи и Лесостепи юга Восточной Европы преобладали наносники со скульптурными изображениями животных.

Следует отметить, что полные аналогии наносникам из Гюэноса нам не известны. Однако имеющиеся на них изображения мы можем отнести с полным правом к графическому стилю круга изделий из Елизаветинской. В них имеются все те черты прикубанского звериного стиля IV в. до н.э., о которых мы писали выше. В первом случае наносник несет изображение головки оленя с закинутыми назад рогами. Близкая композиция, однако, выполненная в другой манере встречена на наноснике из Краснодарского музея . У овального глаза оленя заметна четко выраженная изогнутая линия - "слезница", направленная вниз, которая по мнению Е.Ф. Корольковой является характерным признаком прикубанского стиля круга Елизаветинской .

Второй наносник совмещает изображения крыла и головки хищной птицы. Здесь также присутствуют все признаки этого стиля: многократное (по крайней мере трехкратное) повторение образа головки хищной птицы, витиеватость, чрезмерная стилизованность, одновременное совмещение двух зооморфных образов в одном изделии.

Уздечные бляхи из конских уздечек Гюэноса - двух типов.

Это бронзовые бляхи с округлым щитком и петлей на обороте, встреченные в комплексе 1 1984 г., - наиболее распространенные в скифское время. Бляшки этого типа широко распространены в Закубанье, где они известны с конца 6 века . Использовались они и в Украинской Лесостепи и у савроматов .

Бляшка- розетка с петлей на обороте, происходит из комплекса 2 1984 г. Близкие бляшки имеются в уляпских курганах.

Оценивая в целом комплексы из Гюэноса, мы заметим, что все конские захоронения произведены здесь единовременно "примерно на одном горизонте" . Весь приведенный нами круг аналогий датируется в пределах IV века до н.э. В Прикубанье, подобные вещи встречены в курганах, хорошо датируемых античными импортами - Уляпских и Тенгинских. Уляпские курганы датируются в пределах первой половины IV в до н.э. , в то время как курганы 1 и 2 некрополя II Тенгинского городища по ряду имеющихся здесь импортных вещей (сетчатых лекифов, терракотовых золоченых медальонов) относятся уже ко второй половине IV в. до н.э. Если в некоторых курганах Уляпа еще встречаются вещи, выполненные в зверином стиле круга Семибратних курганов , то вещи из Тенгинских курганов можно отнести к расцвету стиля круга Елизаветинских курганов. К этому же времени, скорее всего, мы можем отнести и уздечные принадлежности из Гюэноса, датировав их временем близким к середине-второй половине IV в. до н.э. Значительное количество предметов, выполненных в прикубанском звериного стиле, а также единая стилистическая выдержанность всех конских гарнитуров, не оставляет сомнения в том, что все эти наборы целиком были вывезены из Прикубанья.

Перейдем же обрядовой стороне самого контекста их находок. Как указывает исследователь, конские черепа на городище, не смотря на то, что были найдены на разных раскопах, находились близко друг от друга в одной части городища, на площади около 300 квадратных метров . За все годы исследования обнаружено 8 конских наборов. Несомненно, что их было больше: вероятно, часть их не найдена из-за не полной исследованности, часть же нарушена позднейшими перестройками (сооружением церкви).

Все эти захоронения конских черепов безусловно имели ритуальное значение. К этому же заключению приходит и сам исследователь городища . Поскольку весь набор находок чисто кубанский мы можем предположить, что мы имеем дело с остатками святилища подобного распространенным в этой время в Прикубанье святилищам с конскими жертвоприношениями.

В Закубанье традиция конских ритуальных жертвоприношений прослеживается еще с протомеотского времени. В могильнике Пшиш VIII-VII вв до н.э. (степная группа протомеотских памятников) встречены ритуальные захоронения коней, состоящих из черепов и остатков конечностей (шкуры) .

В период расцвета меотской культуры (IV в. до н.э.) мы можем выделить четыре основных вида меотских святилищ .

Рис. 5. Изделия в зверином стиле круга курганов у ст.Елизаветинской. 1,2, 10 - Гюэнос; 3,6 - Елизаветинская; 4 - Семибратние курганы, к.3; 5 - х. Прикубанский; 7, 11 - ст.Тенгинская, к.2; 8 - Анап-курган; 9 - ст.Воронежская, к. 19; 12 - ст.Тенгинская. к.1.

1. Скопление жертвенных вещей, костей животных без какой-либо деревянной конструкции под небольшой насыпью. Какая либо система в их расположении не прослеживается (Уляп, к. 4, Воронежские курганы 17 и 18). В кургане 4 Уляпа прослеживаются и остатки человеческих жертвоприношений.

Истоки подобных святилищ мы можем находить как в протомеотских жертвенниках типа Ленинхабля , так и ритуальных комплексах Ястребовского и Холмского могильников .

2. 2. Конские жертвоприношения (целые костяки, черепа коней или только уздечка (конь pars pro toto) без деревянной конструкции и определенной системы под небольшой насыпью (Говердовские курганы 6,7,9; к.14 Уляпа). Скорей всего этот ритуал восходит к конским жертвоприношениям на протомеотских могильниках - (Пшиш I).

3. 3. Жертвоприношения совершаются в определенной системе, конские костяки или черепа лошадей выкладываются по кругу или полукольцом вокруг жертвенника (Уляп к.9, к 8, курган 19 у ст.Воронежской, Кужорский курган?). Вероятнее всего, этот вид святилища находит свои истоки в ритуальных комплексах раннескифского времени Келермесского могильника. Это доисследованные экспедицией Эрмитажа келермесские курганы 23, 29 (предположительно курганы Д.Г.Шульца) (Галанина Л.К., 1997, с.72) .

4. 4. Деревянные конструкции - шатры или полушатры (Уляп, курганы 2 и 5; Начерзий курган 30; Ульский к.1 1898 и 10 1982 г, Тенгинские курганы 1 и 2). Деревянные конструкции этих святилищ - "шатры" или "полушатры", оградки, вероятно, восходят к известным на территории меотской культуры конструкциям над погребальным сооружениям предскифского и раннескифского времени: курган Уашхиту I, I-ый Разменный курган у ст. Костромской.

Рис.6. Изделия в зверином стиле круга курганов у ст.Елизаветинской. 1,7 - Гюэнос; 2- Уляп, к. 2; 3,4 - - Тенгинская, к. 2; 5,6 - Краснодарский музей; 8 - ст.Елизаветинская; 9 - ст.Кужорская.

Однако называть все эти группы типами нельзя, сочетание признаков внутри них неустойчиво. Имеются некоторые общие признаки и у святилищ, отнесенных нами к разным группам. Тем не менее, для большинства этих групп меотских святилищ характерны конские жертвоприношения.

К сожалению, отсутствие в монографии С.М. Шамба общего плана раскопов на городище Гюэнос не позволяет нам проследить систему в конских захоронениях. Мы можем лишь предполагать, что она была. Как указывает автор, все черепа коней найдены на площади около 300 м?. Можно предположить, что черепа лежали по кругу диаметром около 5 м. Аналогичная ситуация прослежена в кургане 1 Тенгинского могильника и в кургане 2 Уляпа, где черепа коней выкладывались вокруг площадки диаметром 4-6 м .

Исходя из этого, мы можем утверждать, что на городище Гюэнос во второй половине IV в. до н.э. совершались конские жертвоприношения по меотскому обряду сопровождаемые уздой, изготовленной в Прикубанье.

Немаловажен и тот факт, что на восточном холме, единственном наиболее полно исследованном, "жизнь античного поселения, столь бурно начатая внезапно прекращается" именно ко времени совершения этих жертвоприношений. Наиболее поздние находки из античного слоя городища датируются V-началом IV века до н.э. Новое обживание этого места, как указывает исследователь, произошло лишь в эпоху раннего средневековья, на рубеже V-VI вв. н.э .

В связи с этим можно было бы предположить, что внезапное запустение городища Гюэнос, и связано с появлением здесь конных отрядов из Прикубанья, которые, разрушив поселение, и совершили здесь жертвоприношения.

Следует отметить, что встреча прикубанских вещей, относящихся к середине-второй половине IV в. до н.э. в Гюэносе, не уникальна для Абхазии. Псалии и налобник, выполненные в "елизаветинском" стиле найдены в Алексеевском ущелье и в устье реки Келасур .

Рис. 7. Конские налобники в зверином стиле. 1,6,8 - Гюэнос; 2 - ст. Гурийская; 3 - х.Прикубанский; 4- м-к Лебеди; 5 - Краснодарский музей; 7 - Уляп, к. 5; 9 - Тенгинская. к. 2; 10 - Семибратние курганы, к. 3.

Узда, прикубанского облика происходит из разрушенных комплексов у Агудзеры .

В Абхазии встречаются меотские мечи, характерные для Прикубанья этого времени (Гуадиху, Сухумская гора, Алексеевское ущелье) Если раньше встреча этих предметов объяснялась присутствием "в районе Диоскуриады : значительной скифской этнической прослойки , то сейчас, достаточно четко можно локализовать происхождение всех этих вещей в Прикубанье. Да и само жертвоприношение конских черепов с уздой кубанского типа в Абхазии не уникально. Во всяком случае, в на юго-восточной окраине Сухуми на послелении Ахул-абаа в 1975 г. Ю.Н.Вороновом была открыта яма с двумя конскими черепами и уздой находящей целый ряд аналогий в курганах Прикубанья IV в. до н.э.

Встреченная в контексте городища Гюэнос, конская упряжь из Прикубанья, скорее всего, свидетельствует об отнюдь не мирном проникновении воинского контингента из этого региона в Закавказье во второй половине IV в до н.э. Тем не менее, само признание этого факта ставит следующий ряд вопросов.

- Какова причина этих походов?

- Какими путями эти воинские отряды достигали из Прикубанья столь отдаленных уголков Закавказья? Использовались ли при этом перевальные пути или существовала дорога вдоль берега Черного моря?

- Связаны ли эти походы с поступлением в Прикубанье и Предкавказье во второй половине IV в до н.э. импортных изделий из Малой Азии (украшений из золоченой терракоты, малоазийской керамики) ?

На все эти вопросы еще предстоит ответить.

-------------------------------------------------

(Опубликовано в: Вестник древней истории.)

(Перепечатывается с сайта: http://www.kolhida.ru.)


Местные и импортные традиции в воинской паноплии Абхазии в античное время

Более 30 лет прошло после выхода статьи Ю.Н. Воронова, посвященной вооружению древнеабхазских племен в VI-I вв. до н.э. [Воронов, 1975]. В ней в чрезвычайно концентрированном виде был представлен полный свод вооружения и конского снаряжения античного времени, обнаруженного на территории Абхазии. Эта работа остается актуальной и по сию пору, так как материал возрос весьма незначительно. Тем не менее, нам бы хотелось в настоящем докладе рассмотреть этот материал под несколько другим углом зрения, в плане выделения культурных традиций происхождения определенных видов воинской паноплии. В ней мы сейчас можем наблюдать местные, общескифские, меотские и греческие традиции.

К местным типам мы можем отнести все типы железных боевых топоров, встреченных на территории Абхазии, которые имеют происхождение от бронзовых топоров колхидской культуры и собственную линию развития. Эта мощная закавказская традиция оказала воздействие и на происхождение железных боевых топоров в протомеотских-, раннемеотских и раннескифских памятниках. К местной колхидской традиции восходят и железных наконечники копий. Особенно показателен в этом плане клад из с.Нижняя Эшера VIII в. до н.э. в котором встречены как бронзовые, так железные наконечники копий.

К местным типам можно отнести и ряд изогнутых однолезвийных кинжалов встреченных в Бамборах, на Эшерском городище, Нижней Эшере и могильнике Джантух [Воронов, 1975, рис. 5, 27-29; Шамба, 1980, таб. LX, 8; Шамба, 1984,с. 81, рис. 29, 1,2]. Из наступательного вооружения, безусловно, местного производства являются железные двулопастные втульчатые наконечники стрел, подражающие бронзовым скифским типам, происходящие из п.5 могильника Куланурхва и элитного комплекса в Нижней Эшере (Кутышха), открытого в 2005 г. [Трапш, 1970, с. 153, таб.V, 6-9; Шамба и др., 2006]. В целом, использование лука и стрел в античное время для данной территории не характерно. Здесь пока не встречены и меотские трехлопастные железные наконечники стрел, получаемые при помощи штампа.

В конском снаряжении к местной закавказской-переднеазиатской традиции восходят бронзовые и железные удила с жесткоскрепленными псалиями, обнаруженные в погребении 7/8 могильника Красный Маяк, в погребении 1977 г. на Эшерском городище и с холма Верещагина (находка 2005 г.). Бронзовые удила, обнаруженные в сопровождающем конском погребении 8 Красномаяцкого могильника имеют трехпетельчатые неподвижноскрепленные удила "закавказского" облика с шипастыми грызлами. В Закавказье к этой схеме удил наиболее близки одни из четырех пар удил из погребения 5 могильника Саирхе в Имеретии, датирующиеся по античным импортам второй половиной V в. до н.э. [Надирадзе, 1990]. О том, что "закавказские" жесткоскрепленные удила доживают до середины V в. до н.э., свидетельствует и находка подобных удил, однако не трехпетельчатых, а трехдырчатых, в комплексе погребения из Итхвиси Чиатурского района вместе с киликом группы Хаймон и чернолаковой вазочкой [Гагошидзе, 1968, с.45, Таб. II, 15, Таб.III, 9,10). В то же время эшерские железные жесткоскрепленные удила из погребения 1977 г. и холма Верещагина (2005 г.) не имеют полных аналогий, но выполнены в духе местной традиции. Скорее всего, к местной, но имеющей более широкое общекавказское распространение традиции можно отнести и встречающиеся в конских погребениях Абхазии бронзовые колокольчики. Подобные орнаментированные колокольчики имеют широкую дату бытования от конца VII-VI вв. до н.э. (Абано, п.6; Нартан, курганы 13, 15, 17, 18) до первой половины IV в. до н.э. (Уляп, курган 5) [Нуцубидзе, 1978, табл.24, 7; Батчаев, 1985, таб., 35, 12; таб.39, 1-4; таб.43, 25; таб.45, 36; Сокровища:,1985, с.90, 91, кат.230, рис.45]. По хронологическим разработкам А.Ю. Скакова, в памятниках колхидской культуры подобные колокольчики встречаются в пределах VI в. до н.э. (возможно вторая половина VII в. до н.э.) - первая половина V в. до н.э. [Скаков, 2002, с. 225, 226]. Не уникальны орнаментированные бронзовые колокольчики и в Центральной Абхазии. Они встречены в Красномаяцком могильнике, в могильнике Шубара-2, в погребении у с. В.Яштхуа [Трапш, 1969, с.186, таб. ХХII, 5; Шамба, 2000, Табл.68А, 48; Квирквелия, 1978, таб. 28]. В то же время, бронзовые колокольчики с изображением орла известны исключительно в Закавказье (два из них в Абхазии) - Красный маяк, п.8, Сухумская гора, Брильский могильник (Трапш, 1969, с. 186, табл.XXII, рис. 5; Каландадзе, 1954, рис.23; Pircchalava, 2001, p.86, pl.IV, 5).

К общескифским типам в древнеабхазской паноплии мы относим многочисленные мечи и кинжалы "скифского" облика, встречающиеся здесь в погребениях раннеантичного времени [Воронов, 1975, с.223, 2-13; Шамба, 2000, табл.42,Б; 65, 4;66, 1,2]. Появление здесь традиции использования "акинака", очевидно следует связать со скифскими походами. Однако нельзя забывать, и тот факт, что большинство исследователей сейчас склоняются к северокавказской "версии" происхождения этого вида вооружения. Отметим также, что он получает широкое распространение в меотской культуре, где часто встречается в погребениях рядовых воинов. Найденные в Абхазии "акинаки" имеют, чаще всего архаические черты - "почковидное" или "бабочковидное" перекрестие и желобчатую рукоять. В то же время можно уверенно говорить о местном производстве этого оружия, поскольку здесь встречаются акинаки с сегментовидными навершиями с загнутыми вниз концами, не известные к северу от Кавказского хребта (Сухуми, Сухумская гора, Бамбора, Тамыш) [Воронов, 1975, с.223, 9, 8, 11; Шамба, 2000, таб.65, 4]. Возможно, в этих рукоятях следует видеть продолжение традиции изогнутых "якоревидных" (по выражению Г.К.Шамба) рукоятей бронзовых кинжалов доантичного времени, происходящих из Абгархука, Анухвы, Эшерского городища и других памятников [Шамба, 1984, с.54, рис.18а, 1; Лукин, 1941, с.56, рис.6; Шамба, 2000, с. 253, таб.30, 3].

Немногочисленные бронзовые втульчатые стрелы, обнаруженные на территории Абхазии, безусловно, можно отнести к скифской традиции. Они обнаружены в могильниках Куланурхва и Красный маяк, происхождение ряда наконечников стрел, хранившихся в АбГосмузее - неизвестно [Воронов, 1975, с.220, рис. 2, 1-7; 13-24]. Не смотря на то, что втульчатые скифские стрелы известны на широком пространстве Евразии вплоть до Пиренейского полуострова, мы все же можем предполагать, что встреченные в Абхазии бронзовые стрелы являются собственно скифским импортом.

В эту же серию мы можем отнести те предметы конского снаряжения, чья связь со скифским миром и привозной характер несомненны - это уздечный набор из п.4 могильника Куланурхва и резной клык из Эшерского погребения [Трапш, 1970, с.160, рис.6,8; Шамба, 1983]. Что касается последней детали конской уздечки, то традиция украшения оголовья лошади резными клыками кабана продолжает развиваться на местной почве и под влиянием меотского искусства, о чем свидетельствует находка резного клыка IV в до н.э. в слое Эшерского городища [Эрлих, Шамба, 2005, с. 169, рис. 2,1.

Меотская традиция в воинской паноплии достаточно явно начинает проявляться с конца V в. до н.э. в оружие и конском снаряжении. В наступательном вооружении к меотской традиции мы можем отнести меотские мечи без перекрестия, которые встречены в Гуадиху (п.1, 8), на Сухумской горе, Алексеевском ущелье, погребениях раннеэлинистического времени из Нижней Эшеры, Агудзеры и Ахул-Абаа (1940 г.) [Трапш, 1969, с.250, таб.XXXIII, 1,2; Воронов, 1975, рис.5, 15, 19-22, 25; Шамба, 1972, с.110, табл.I, 19; Воронов, 1979, табл.26,18; Шамба, 2000, табл.82, А]. Меотский меч проникает вглубь Восточного Причерноморья, где он встречен в элитных воинских погребениях раннеэлинистического времени в Вани (погребение 9) и Даблагоми (погребение под черепичным перекрытием) [Вани I, рис.174; Толордава, 1977, рис.1].

Впервые мечи "синдо-меотского типа" были выделены К.Ф.Смирновым, который предполагал их происхождение от закавказских кинжалов [Смирнов, 1980, с.38-45]. На материалах меотских памятников Закубанья мы постарались доказать, что это местная прикубанская категория оружия, происходящая от мечей скифского облика [Эрлих, 1991]. Выделяется ряд переходных форм, наиболее выразительным из которых является меотский меч из Уляпского могильника (к.7, п.18) в верхней части которого гравировкой нанесено изображение "бабочковидного" перекрестия скифского меча [Лесков и др.2005, с.119, рис.56, 3]. Встреченные в Абхазии меотские мечи относятся к разным подотделам и типам меотских мечей с брусковидным навершием (отдел I), нашей классификации [Эрлих, 1991, с. 77-82], которые находятся в хронологических пределах конец V-начало III вв. до н.э. На основании этого мы можем предполагать, что в военном деле Древней Абхазии шли процессы аналогичные происходящим в меотской археологической культуре, которые вызвали к жизни более простой в изготовлении и более длинный меч, предназначенный для ведения боя с коня.

Изменения, происходящие в конском снаряжении в это же время, также связаны с меотской культурой. На смену местной традиции удил с жесткоскрепленными псалиями приходят уздечные наборы, явно имеющие свое происхождение в Прикубанье. Это железные петельчатые удила с крестовидными "строгими" насадками, которые в IV в. до н.э. широко представлены в памятниках Юга России. В Абхазии они встречены в районе р.Хипста, у Агудзеры, в конском погребении на поселении Ахул-Абаа, на городище Гюэнос [Воронов, 1975, рис.9, 4-6; 11, 1-5; Воронов, 1991, с.231, рис. 6 1,9]. Фрагмент подобных удил обнаружен и на поселении Гюэнос (раскопки М.Б.Барамидзе, 1977 г.) [Эрлих, 2004, с. 159, рис.1, 1]. Встреченные с этими удилами псалии бронзовые, S-овидной и Г-образной формы, также имеют множественные аналогии в меотской культуре IV в. до н.э. Особенно это показательно для Г-образных псалиев с лопастями, выполненными в "елизоветинском" стиле прикубанского зооморфного искусства. Такие псалии происходят из Алексеевского ущелья, устья р.Келасури, Гюэноса [Воронов, 1975, с.228 рис.9, 3, 15,16; с.230, рис.10, 11, 12; Шамба С.М., 1988, Таб. ХIХ, 8,9; XX, 2, 3; XXI, 2,3; XXII, 2,3,5]. Помимо псалиев прикубанское происхождение имеют многочисленные налобники, наносники и бляхи, встреченные вместе с конскими жертвоприношениями Гюэноса и Ахул-Абаа, и в других пунктах [Эрлих, 2004, с. 172]. Вероятно, часть их была произведена непосредственно в Прикубанье, однако, не исключается и местное производство уздечных принадлежностей в духе кубанских художественных традиций [Эрлих, Шамба, 2006]. В отличие от меотских мечей, случаи встречи деталей уздечных принадлежностей прикубанских типов к юго-востоку от Абхазии нам не известны.

Греческая традиция.

Греческая традиция в воинской паноплии наиболее ярко проявилась в защитном вооружении. Это щиты, шлемы и панцири.

Щиты. На территории Абхазии встречено два щита греческого производства, один относит к архаическому времени, другой - к раннеэллинистическому. Из погребения 7 могильника Красный Маяк происходит щит с бронзовой пластиной в виде орла. Первоначально Ю.Н. Воронов вслед за Б.Б. Пиотровским отнес этот предмет к кругу скифских, датируя его первой половиной-серединой VI в. до н.э. В то же время он приводит и греческие параллели подобных щитов, известные по вазописи [Воронов, 1975, с.229]. Однако, уже в конце 80-х годов он отнес этот щит к произведениям восточно-греческих мастерских второй половины VI в. до н.э. [Воронов, 1981, с.338-339]. Г.Р. Цецхладзе (1997) и Г.Т. Квирквелия (2002) аргументировали это предположение, приведя ближайшие аналогии - щит VI в. до н.э. с острова Самос и находку в Олимпии 1938/1938 г.[Цецхладзе, 1997, с.107-108; Квирквелия, 2002, с.36]. Отметим, что подобные щиты с изображением орла начинают встречаться в греческой вазописи начиная с седьмого века, например на протокоринфской вазе с изображением трех конных воинов [Greenhalg, 1973, p.101, fig.53b] Известны изображения этих щитов в течение VI в до н.э. и на посуде аттического и "халкидского" производства [Greenhalg, 1973, p.112, fig.56; р. 140, fig.75]. Таким образом, сам по себе щит может быть датирован в пределах VI в. до н.э.

Части округлого греческого щита диаметром около 80 см. раннеэллинистической эпохи обнаружены в погребении 1940 г. на поселении Ахул-Абаа. От него сохранились остатки бронзовой обивки с остатками плетенки и центральная часть [Воронов, 1979, табл.26, 2-6]. Как верно указал Ю.Н.Воронов, ближайшей аналогией этому щиту является греческий щит из Курджипского кургана, датированный Л.К.Галаниной третьей четвертью IV в. до н.э. [Там же, с. 34; Галанина, 1980, с.98,99, №№ 69, 70].

Шлемы. К раннеантичному времени относятся четыре однотипных греческих шлема из района Нижней Эшеры - район Эшерского городища; восточный склон холма Верещагина находка 1971 г.; Холм Верещагина, участок Маркосяна находка 1978 г.; Холм Верещагина, участок Тулумджана, находка 2000 г.[Воронов, 1969, с. 50, № 90, табл. ХLVI, 10; Шамба, 2000, с.110-111, рис. 71, 6-9; Шамба, 1980а, с.82, рис.2; Джопуа, Шенкао, 2003, с. 15, табл.9, рис.1]. Эти шлемы имеют короткий треугольный наносник и массивный назатыльник. У них отсутствуют ушные вырезы и имеются съемные и очевидно легко отгибаемые нащечники-науши подтрапецевидной формы, прикрывающие уши, крепящиеся при помощи отверстий к назатыльнику и нижней части шлема. По наиболее разработанной схеме греческих шлемов Г.Пфулга [Pfulg, 1988, S.138, Abb.2] эти шлемы можно отнести к группе халкидских открытых неглубоких шлемов, которые также называют аттическими, поскольку именно они изображались в аттической вазописи. Однако эшерские шлемы имеют существенное отличие - у них отсутствуют ушные вырезы, а нащечник также прикрывает и уши. Близок эшерским халкидский шлем на голове молодого воина из восточной группы скульптур с фронтона храма Афины Афайи на о. Эгина (490 г. до н.э.), хранящейся в глиптотеке Мюнхена, у которого отсутствуют ушные вырезы. В то же время нащечник на этом скульптурном шлеме изначально был и ухо он не мог закрывать. Таким образом, шлем из Эгины также не может быть полной аналогией эшерской серии. Можно предположить, что мы имеем дело с какой-то особой серией шлемов, связанных с ранними халкидскими шлемами, вероятно восточно-греческого производства, не отраженными в вазописи. Дважды с этими шлемами встречены акинаки, что говорит о том, что они, скорее всего, датируются не позже второй половины V в. до н.э.

Остальные греческие шлемы из Абхазии относятся уже к более позднему времени. IV в. до н.э. датируются комплексные находки халкидских шлемов в Ахул-Абаа, встреченные вместе с поножами [Воронов, 1991, с.227, рис.2; с.228, рис.3]. Шлем, происходящий с территории самого Эшерского городища с завитками бегущей волны, имитирующими пряди волос [Воронов, 1975, рис. 6, 1-3], можно сопоставить с халкидскими северо-греческими шлемами из Британского музея и Олимпии, где также изображены пряди, переданные, однако, линией "ов". Они встречены на шлемах с округлыми или "серповидными" нащечниками и относятся к типу II [Pfulg, S.140, Аbb. 5,6; S.431, cat.44].

К защитному вооружению можно отнести две пары бронзовых поножей IV в до н.э. встреченных в двух погребениях в урочище Ахул-Абаа , а также комбинированный панцирь VI в. до н.э. состоящий из нагрудника и панцирных пластин из Кутышха.

В наступательном вооружении с греческой традицией связаны однолезвийные майхайры, которые обнаружены в погребениях IV в. до н.э. (иногда в одном комплексе с длинными меотскими мечами): Гуадиху, Эшерское погребение (1968 г.), Ахул-Абаа (п.1979 г.) [Воронов, 1975, рис.5, 26; Шамба, 1972, с.110, табл.I, 16; Воронов, 1991, с.230, рис.5, 16].

Литература

1. Батчаев В.М. Древности предскифского и скифского периодов. // Археологические исследования на новостройках Кабардино-Балкарии в 1972-1979 гг. II. Нальчик: "Эльбрус", 1985, с.7-115.
2. Вани I. Археологические раскопки 1947-1969. Известия АИЯЛИ, вып.I- Тбилиси: "Мецниереба", 1972. - 284 C., Илл.
3. Воронов Ю.Н. Археологическая карта Абхазии. Сухуми: "Алашара". 1969. 88 С.Табл.
4. Воронов Ю.Н. Вооружение древнеабхазских племен в VI-I вв. до н.э. // Скифский мир - Киев, - "Наукова думка", 1975, С.218-234.
5. Воронов Ю.Н. Ахул-Абаа - поселение античного времени в окрестностях Сухуми. //Материалы по археологии Абхазии. Тбилиси: "Мецниереба", 1979. - C. 32-36, Табл.
6. Воронов Ю.Н. Новые материалы античной эпохи из окрестностей Диоскуриады // СА, - 1991, № 1- С.225-234.
7. Гагошидзе Ю. Погребение из Ихтвиси // Вестник Государственного музея Грузии, вып.25-В, 1968.
8. Галанина Л.К. Курждипский курган. Л.: "Искусство".128 С.
9. Джопуа А.И., Шенкао К.Н. Древнее поселение в селе Эшера (Холм Верещагина). // Абхазоведение. Вып.II. Сухум: "Алашара". 2003. С.3-17.
10. Каландадзе А.Н. Археологические памятники Сухумской горы. Сухуми: "Алашара". 1954. - С.
11. Квирквелия Г.Т. Обкладка гоплитского щита с изображением орла из Колхиды //Международные отношения в бассейне Черного моря в древности и средние века. Материалы Х международной научной конференции. Ростов-на-Дону. 2002. С.35-41.
12. Лесков А.М., Беглова Е.А., Ксенофонтова И.В., Эрлих В.Р. Меоты Закубанья в середине VI - начале III века до н.э. Некрополи у аула Уляп. Погребальные комплексы. М.: "Наука", 2005 г. - 192 С.
13. Лукин А.Л. Материалы по археологии Бзыбской Абхазии // Труды Отдела истории первобытной культуры.
14. Надирадзе Д. Археологические памятники Саирхе. // Причерноморье в VII-V вв. до н.э. Материалы 5-го Международного симпозиума по древней истории Причерноморья. Тбилиси: "Мецниереба", 1990. -С.242-251.
15. Нуцубидзе А.А. Археологические раскопки в сел. Абано // Вопросы археологии Грузии, вып.1. - Тбилиси: "Мецниереба", 1978- С.61-78.
16. Скаков А.Ю. К вопросу о хронологии Красномаяцкого могильника // Боспорский феномен. Погребальные памятники и святилища. Материалы международной конференции. Вып. 2. Спб.: Издательство Гос.Эрмитажа.-С.220-232.
17. Смирнов К.Ф. О мечах синдо-меотского типа // КСИА, вып.162. М. С.38-45.
18. Сокровища курганов Адыгеи. Каталог выставки. М., "Советский художник", 1985, 152 С., илл.
19. Толордава В.А. Погребение с черепичным перекрытием из Даблагоми. // КСИА, Вып. 151. М. С.48-54.
20. Трапш М.М. Древний Сухуми.// Труды, Т.-II. Сухуми: "Алашара". 1970. - 373 C.
21. Трапш М.М. Памятники эпохи бронзы и раннего железа в Абхазии. //Труды. Т.I. - Сухуми: "Алашара". 1970. - 210 C.
22. Цецхладзе Г.Р. Греческое проникновение в Восточное Причерноморье: некоторые итоги изучения. // Вестник древней истории. 1997, № 2. С.100-115.
23. Шамба Г.К. Об одном раннеэллинистическом захоронении представителя древнеабхазской знати из с.Эшера. // Известия АИЯЛИ, вып.I- Тбилиси: "Мецниереба", 1972. - C. 98-112.
24. Шамба Г.К. Эшерское городище. - Тбилиси: "Мецниереба", 1980.- 68 с., табл.
25. Шамба, 1980: Шамба Г.К. Древности Эшера (на абх.яз). Сухуми: "Алашара". 1980а. .
26. Шамба Г.К. Погребение VI в. до н.э. близ Сухуми. // КСИА, вып. 174. М. - С.33-37.
27. Шамба Г.К. Раскопки древних памятников Абхазии. Сухуми: "Алашара", 1984. -100 с., илл.
28. Шамба Г.К. Абхазия в первом тысячелетии до н.э. Сухум: "Алашара". 2000. - 312 с.
29. Шамба Г.К., Эрлих В.Р., Джопуа А.И., Ксенофонтова И.В. Элитные архаические воинские комплексы из Центральной Абхазии. // 24 "Крупновские чтения" по археологии Северного Кавказа. Тезисы докладов. Нальчик: OOO "Институт археологии Кавказа", 2006. - С.199-202.
30. Шамба С.М. Гюэнос-I. Тбилиси: "Мецниереба", 1988. - 135 C.
31. Эрлих В.Р. Меотские мечи. // Древности Северного Кавказа и Причерноморья М.: Государственный музей Востока. С. 77-99.
32. Эрлих В.Р. Меотское святилище в Абхазии // Вестник древней истории, 2004, № 1. - С.158-172.
33. Эрлих В.Р., Шамба Г.К. К вопросу о влиянии прикубанского искусства на звериный стиль Центральной Абхазии// Материалы и исследования по археологии Кубани. Вып.5. Краснодар: Кубанский государственный университет. - С. 164-171.
34. Pircchalava M. On the dating of some burials with Scythian type inventory from Georgia. // Dziebany, Suppl.2, 2001- C.51-52.
35. Pfulg H. Chalkidishe Helme // Antike Helme. Monographien des RGZM. Bd.14. Mainz: Verlag des Romisch-Germanichen Zentralmuseums. 1988. S.137-150.

----------------------------------------


(Перепечатывается с сайта: http://www.djeguako.ru.)

 


Связи Бзыбской Абхазии с протомеотскими памятниками

Широко известно, что Главный Кавказский хребет и его отроги никогда не являлись существенным препятствием культурным контактам. То же самое можно сказать и о Западной его части. В эпоху Средней Бронзы мегалитическая культура одновременно была распространена на южных и северных склонах Кавказских гор. Эти связи не прерывались и позже.

В настоящем докладе пойдет речь о том влиянии, которое оказало Восточное Причерноморье и в частности район Бзыбской Абхазии на формирование меотской культуры Северо-Западного Кавказа в период перехода от эпохи бронзы к раннему железному веку.

Выделенные в 50-60-е годы XX века Н.В.Анфимовым, после открытия в равнинном Закубанье Николаевского и Кубанского могильников, в настоящее время памятники "протомеотов" насчитывают около 30 могильников, включающих более 400 погребальных комплексов, а также более 10 бытовых памятников, протянувшихся в Закубанье от берегов Черного моря на западе до среднего течения Кубани на востоке.

По-видимому, термин "протомеотская" культура, которым пользуются сейчас многие исследователи, не вполне правомерен. Слишком велики различия между отдельными локальными вариантами этих памятников. Скорее всего, здесь имеет место некое новообразование - археологическая культура в период своего формирования. Поэтому мы предпочитаем пользоваться термином "протомеотская группа" памятников. Ее развитие, взаимодействие различных ее компонентов и привело в конечном итоге к формированию меотской археологической культуры .

В настоящее время весь массив памятников "протомеотов" распадается на три локальных варианта: приморско-абинский, центральный (степной) и предгорный. Несмотря на определеннее сходство в погребальном обряде (грунтовые погребения, сочетающие вытянутые и скорченные трупоположения), эти локальные варианты различаются, как и своим генезисом, так и системой связей.

Для предгорного варианта, о котором пойдет речь в настоящем докладе, в ранний период характерны связи с Восточным Причерноморьем, в частности с Колхидской культурой.

Предгорный вариант протомеотских памятников представлен такими известными могильниками: Ясенова Поляна (Колосовский), Фарс/Клады и Кочипэ, а также поселениями - Гуамский грот (протомеотские слои) и Курждипс. Эти памятники были открыты в районе р. Белой и ее притоков, к югу от г. Майкопа. Для этого варианта характерны бескурганные могильники, как правило, с присутствием камня в заполнении, и иногда с каменной наброской. Курганы появляются лишь на позднем этапе (могильники Клады, Хаджох). В могильнике Фарс/Клады также встречена серия погребений, впущенных в курганы эпохи бронзы. Все погребения - одиночные, ориентировка погребений - неустойчива, однако преобладает северо-западная - могильник Кочипэ (северный - протомеотский участок); и юго-западная - могильник Фарс. Поза погребенного имеет в некоторой степени корреляцию с инвентарным набором. Среди вытянутых погребений преобладают воинские и с мужским инвентарем, и наоборот женский инвентарь коррелируется со скорченной позой. Скорченные погребения совершены, как правило, на левом боку. Богатством инвентаря выделяются погребения всадников. В аристократическом могильнике Фарс их процент достаточно высок - около 40%. Здесь преобладает обряд помещения целого костяка лошади в могилу, шкура встречается реже. В погребениях, достаточно устойчив керамический набор - это черпаки и корчаги. Другие формы - горшки, миски - менее характерны, а для могильника Фарс/Клады - единичны. Среди оружия преобладают наконечники копий. Топоры-молотки (бронзовые и железные), а также кинжалы, в погребениях встречаются редко. Узда достаточно устойчива - это однокольчатые, треугольноконечные и двукольчатые удила и исключительно петельчатые типы бронзовых псалиев.

Материалы предгорных протомеотских могильников дают серию находок, связанных с южными склонами Западного Кавказа, на которых мы остановимся подробнее.

Бронзовые наконечники копий с разомкнутой кованой втулкой. Они происходят из погребения 9 и 35 могильника Фарс и имеют характерный признак - разомкнутую кованую втулку, в верхней части переходящую в центральное ребро пера (рис.3,4). Основная же масса протомеотских наконечников копий имеет цельнолитые втулки.

Втулка наконечника копья из погребения 9 украшена прочеканенным орнаментом, состоящим из трех ярусов, которые в свою очередь состоят из чередующихся поясков сетки и равнобедренных треугольников. Оба наконечника были встречены в наиболее богатых всаднических погребениях могильника.

Кованые бронзовые копья редки для Северо-Западного Предкавказья. А.А. Иессен указал в своей сводке прикубанских наконечников эпохи средней - поздней бронзы лишь на четыре экземпляра - два из станицы Андрюковской ("колхидского" типа по Иессену), из Каменномосткого (Хаджоха), и из района Туапсе . Подобные наконечники копий более характерны для Закавказья и в частности для Колхидской культуры. В Закавказье наконечники с кованными разомкнутыми втулками известны еще с эпохи средней бронзы. Много их и в Абхазии. Например, в комплексе из Анухвы встречены пять целых и несколько фрагментов подобных наконечников копий . Один наконечник имел гравированное изображение на втулке. Находки подобных наконечников копий обнаружены еще в ряде мест: в погребении в пос. Новый Афон, в кладе из Лухвано, в Приморском, Кюр-Дере, Эшере, в Красномаяцком могильнике . Зонная орнаментация втулки наконечника копья из погребения 9 могильника Фарс сопоставима с гравированным украшением втулок бронзовых наконечников копий Закавказья и Колхиды. Из разрушенного погребения в Эшере происходит наконечник копья со втулкой, украшенной двумя фризами из треугольников и горизонтальных поясков, между которыми имеется гравированное изображение двух животных (рис. 2) . Близкая аналогия орнаменту на втулке наконечника копья из погребения 9 имеется в Красномаяцком могильнике. Он также состоит из трех гравированных зонных фризов из треугольников и поясков (рис.1). Таким образом, кованые бронзовые наконечники копий из относительно ранних комплексов 35 и 9 могильника Фарс мы, скорее всего, можем связывать с закавказским влиянием. Вероятнее всего, они являлись прямым импортом из Абхазии. Еще А.А. Иессен указал на относительную древность наконечников копий с разомкнутыми коваными втулками по отношению к цельнолитым в районе Прикубанского очага металлообработки . Находки подобных наконечников копий в ранних погребениях могильника Фарс указывает также на их относительную древность по отношению к цельнолитым наконечникам.

Конская бляха конической формы. Большая бляха в виде конуса с небольшой петелькой внутри (рис. 9) . Она была обнаружена в погребении 14 могильника Фарс. Все аналогии этой бляхе происходят с территории Абхазии. Две бляхи этого типа имелись в разрушенном комплексе у с.Анухва (рис. 5,6) , еще две - найдены среди вещей из размытых морем погребений в Кюр-Дере (рис. 7,8) . В каталоге 1985 г. "Сокровища курганов Адыгеи" эта бляха была названа умбоном . Форма этих блях действительно напоминает урартские конические умбоны щитов . Однако у блях внутри имеется петля и нет отверстий по краю, которые есть у умбонов. Мы не исключаем того, что в колхидской культуре эта форма была заимствована у урартских умбонов, однако употреблялась она как конский налобник Коническую бляху из могильника Фарс следует рассматривать как прямой импорт из района Бзыбской Абхазии.

Фибулы.

Встречены в комплексе п. 38 могильника Фарс. Две дуговидные фибулы имеют небольшое расширение дужки к центру. Края дуги оформлены кольцевидными выступами- "припухлостями", пружина иглы закручена в один оборот. Дуги фибул украшены чеканным орнаментом в виде "косых насечек" (рис. 10) . По классификации кавказских дуговидных фибул их можно отнести ко второму типу . В.И. Козенкова также относит эти украшения во второй тип своей классификации. Однако западнокобанские фибулы отличаются несколько более сильным расширением дужки . Тем не менее, по форме и орнаментации нашим фибулам очень близка фибула из склепа 1928 г. в Гижгиде. Близкие нашим фибулы встречены в Абхазии в могильнике Джантух (Ткварчели) (рис. 11-3) и Красномаяцком могильнике Близость западнокобанских фибул абхазским отмечала и В.И. Козенкова, предположив возможность переселения в Абхазию каких-то групп населения из ареала западного варианта кобанской культуры . Однако мы можем предположить, что, скорее всего, возможна и прямо противоположная схема. Учитывая относительную немногочисленность этих фибул в ареале западнокобанской группы памятников на фоне фибул первого типа, можно предположить их заимствование из Восточного Причерноморья. Решению этой проблемы может послужить уточнение хронологии абхазских фибул. Время попадания на Кавказ фибул второго типа В.И. Козенкова относит, к IX-VIII в. до н.э. , а Ю.Н. Воронов к концу VIII в до н.э. . Оба автора видят прототипы этих фибул среди застежек материковой и островной Греции и Средиземноморья. Можно отметить, что участок могильника Фарс, из которого происходит погребение 37, содержит погребения ранней хронологической группы, и относится к первой половине VIII в. до н.э. В могильник Фарс эти фибулы также могли попасть в ряду с другими импортами из Восточного Причерноморья.

Следует отметить, что в ареале потомеотских памятников дуговидные фибулы редки. Единственную аналогию мы можем привести из разрушенных погребений могильника Сукко под Анапой

Молоточковидное "навершие". К разряду культовых вещей можно отнести "молоточковидное" навершие из погребения 36 могильника Фарс (рис. 17). В нем имеется сквозное продольное отверстие, проходящее через овальную втулку, в верхней части втулки имеется поперечное отверстие для шпенька. Внутри сохранились остатки тлена либо окалины. Несомненно, что эта деталь насаживалась на деревянный либо железный стержень. Втулка декорирована гравированными дугообразными линиями . Аналогии подобным навершиям известны в Абхазии на поселении Холм Верещагина (рис. 17), в погребении 20 могильника Гуадиху (рис.15) и погребении 64 Красномаяцкого (рис. 16) . Навершия из Гуадиху и Красномояцкого могильников декорированы: в одном случае гравированными волютами, в другом - рельефными. Схожий предмет был также найден в Эшерских кромлехах (рис.14). Однако он не имел, продольного отверстия, а лишь сквозное поперечное, служившие для подвешивания . Интересно, что во всех случаях эти навершия были найдены без металлических, стержней. Очевидно стержень, на который крепился этот предмет, был деревянным. Г.К. Шамба связывал происхождение подобных предметов с "молоточковидными" булавками Кавказа периода средней бронзы. Однако большой хронологический разрыв и отсутствие промежуточных форм пока не позволяет видеть прямую преемственность между молоточковидными булавками и абхазскими молоточковидными навершиями, тем не менее имеющуюся хронологическую лакуну можно восполнить "двурогими" кавказскими булавками, например, из Тли.

Всех их роднит несомненная культовая роль этих предметов, являющихся по выражению В.Я. Кияшко применительно к молоточковидным булавкам, "фетишами могучей, но не известной нам языческой веры" . Параллели подобным "рогатым" жезлам-фетишам чрезвычайно широки как хронологически, так и территориально. В ближневосточной глиптике подобные предметы имеются в изображениях культовых и мифологических сцен, как например, на печати из Ирака, где подобный предмет держит в руках жрица в сцене прощания с умершим . В вышедшей совсем недавно статье Е.Е.Фиалко и Ю.В. Болтрика собрана большая серия "двурожковых вилочек" степной Скифии IV в. до н.э. близких по форме и размерам абхазским молоточковидным навершиям, большинство которых также имеет продольное сквозное отверстие для вставления деревянного стержня. Этим изделиям авторы приписывают культовое значение .

Таким образом, находка молоточковидного навершия в могильнике Фарс, с одной стороны свидельствует о наличии прямых контактов предгорных протомеотских памятников с районом Бзыбской Абхазии, с другой об определенной близости религиозных представлений населения этих двух областей Западного Кавказа, поскольку заимствуется предмет культа.

Топорики -скипетры. Бронзовые топоры - легкие секиры из района Майкопа (рис. 20) и Каменномстского с грибовидным обушком (рис.21), приведенные А.А. Иессеном в работе 1951 г. , сейчас также можно связать с протомеотской группой памятников. Подобный топорик происходит из разрушенного погребения могильника Кочипэ (рис. 23), близкую аналогию ему из ст.Абадзехской привел Н.Г. Ловпаче (рис.24) . Еще один топорик, являющийся аналогией секире из Кочипэ, недавно найден в окрестностях станицы Шапсугской близь Абинска (рис.22) . Близость формы легкого колхидского топорика из Эшеры, (рис.19) на которую указал А.А. Иессеном в качестве аналогии, говорит о возможном колхидском источнике самой формы такой секиры . В то же время грибовидный обушок этих топоров, имеющийся в том числе и на известном скипетре из Фарса, вероятно, связан со степным влиянием, идущим от топоров типа сабатиновки-нуоа, в свою очередь восходящим к трансильванским бронзам . В данном случае мы можем говорить не о прямом импорте из Закавказья, а лишь о культурном влиянии.

Древнейшая сталь.

Еще один и, наверное, важнейший сюжет характеризующий связи протомеотов с южными склонами Западного Кавказа, это древнейший черный металл предгорного варианта протомеотской группы памятников. Н.Н.Тереховой в Лаборатории Сектора металлографии Института археологии РАН было изучено 14 изделий (наконечников копий и ножей) из могильника Фарс/Клады первой половины VIII в. до н.э. . Обобщая результаты этих анализов, можно сказать, что мастера, их изготовившие, прекрасно владели приемами пластической обработки черного металла, умели определять по цвету каления необходимую для оптимальных результатов ковочную температуру. Для формовки сложно-профилированных изделий применялись обжимники и штампы. Таковые, например, использовались для выведения ребра жесткости на пере копий (погр.31, 33). Ясно, что подобная практика была приобретена в результате длительного опыта именно кузнецами по черному металлу, а не бронзолитейщиками, для которых этой задачи не стояло, поскольку любую сложную форму предмета они могли получить отливкой.

За исключением наконечника дротика из погребения 27, все проанализированные предметы были изготовлены с использованием стали. Это либо цельностальные изделия (нож из погребения 31, наконечники копий из погр.2,6, 9, 13, 22), либо стальной слой покрывает поверхность изделия (нож из погребения 9, наконечники копий 31,33). Часть стальных изделий была подвергнута термической обработке - мягкой закалке, что свидетельствует уже о следующем шаге в искусстве обработки черного металла.

Близок к фарсовским изделиям и кинжал случайно найденный у хутора Чернышев. Клинок его откован из железа. Лезвия готового изделия подверглись цементации с последующей мягкой закалкой. Рукоять отлита из высокооловянистой (Sn -18-22%) бронзы.

Технологические приемы, используемые при изготовлении стальных изделий (сквозная и односторонняя цементация, мягкая закалка) могильника Фарс находят соответствия как на Центральном Кавказе (Тлийский могильник), так и в Закавказье - Самтавро, Бешташени, клад из Уде, Эшерские кромлехи.

Следует отметить, что дискуссионным до сего дня остается время распространения черного металла и начала железного века в Закавказье, дата его распространения колеблется от конца III тыс. до Урартской эпохи. Ряд исследователей (Б.Б.Пиотровский, А.А.Мартиросян, Р.Плейнер, Ю.Ю.Воронов, О.Х.Бгажба и др.) предполагают, что в Закавказье железо распространилось под непосредственным влиянием древневосточных цивилизаций, и на первоначальном этапе сюда ввозили готовые изделия.

В то же время Д.Форбс, Б.А.Куфтин, Р.М.Абрамишвили, Д.А. Хахутайшвили, Г.Е.Арешян и др. считали Южное Закавказье самостоятельным древнейшим очагом металлобработки.

Хронология древнейших железных изделий Закавказья, как и существующие хронологические схемы грузинских древностей весьма спорны . Даже сторонники теории самостоятельного зарождения железной металлообработки расходятся в датах: XIV в. до н.э. (Р.М. Абрамишвили) или XII в. до н.э. (Г.Е. Арешян). Исследования, проведенные грузинскими металловедами древнейших вещей из черного металла показали, что они были уже преднамеренно науглероженными, что сразу говорит о высокой степени развития металлообработки. Науглероживанию подвергались как заготовки для ковки, так и готовые изделия.

Однако развитая технологическая схема древнейших закавказских стальных вещей в сочетаний с теми фактами, что они принадлежат оружию и их относительная редкость по отношению бронзовым предметам свидетельствуют не в пользу того, что Закавказье можно считать первичным очагом металлообработки. Следуя схеме Энтони Снодграсса перехода к железному веку, в Закавказье пока отсутствует древнейшая стадия использования железа в виде украшений, выделенная для Восточного Средиземноморья.

Следует заметить, что металлографическое изучение древнейших железных изделий из Западного Закавказья (Колхиды), проведенное О.Х. Бгажбой также показывает, что металлообработка железа появилась здесь также сразу в развитом своем виде. Из 64 металлографических исследованных изделий предантичного периода VIII-VI вв. до н.э. подавляющее большинство было изготовлено из стали, полученной с помощью различных способов цементации. Только 3% изделий были выполнены из чистого железа. Обращает на себя внимание факт широкого применения термообработки (21% изделий) . Очень похожую технологическую картину мы наблюдаем и для могильника Фарс. Можно уверенно говорить, что железо было выполнено высококвалифицированными мастерами, хорошо знавшими свойства черных металлов и умевшими подбирать адекватные способы их обработки. Следует отметить, что технологические приемы, о которых идет речь достаточно трудоемки - так для получения науглероженного слоя толщиной в 5 мм, необходимо было выдерживать предмет в восстановительной среде при нагревании в течении 9 часов при температуре 910° . Эта технологическая традиция достаточно ярко контрастирует с древнейшим с черным металлом степной части Восточной Европы, где преднамеренное получение стали и ее тепловая обработка полностью отсутствует до скифского времени . Таким образом, мы можем констатировать, что появление высококачественных стальных изделий в ранних могилах некрополя Фарс свидетельствует об их импорте из Закавказья. Это могли быть как полосовые заготовки, так и целые стальные вещи. Не исключаем мы и возможность присутствия квалифицированных закавказских мастеров, которые могли находиться в предгорьях Северо-западного Кавказа и обслуживать протомеотское вождество. Учитывая то обстоятельство, что здесь же имеются бронзовые предметы, происходящие из района Бьзыбской Абхазии, мы можем предполагать, что именно этот регион мог быть центром импорта высококачественной стали.

Следует также отметить относительную бедность северных склонов Западного Кавказа высококачественными железными рудами (гематита и магнетита) в сравнении южными. Интересно, что в Западную Черкессию в период позднего средневековья железо ввозилось. Французский дипломат Карл Пайсонель (1727-1790) указывал на то, что одной из статей импорта Черкессии являлось железо в брусках (полосах).

Историк Северо-Западного Кавказа М.В.Покровский, отмечал, что железо и сталь закубанцам в кусках и изделиях (но не в виде оружия) российским правительством ввозилось на Северо-западный Кавказ по весьма ограниченной квоте по особому письменному разрешению командующего кордонной линией.

В то же время в соседней Абхазии выделяется рудная область, в которой отмечается множество железорудных проявлений. На Санчарском хребте обнаружено месторождение железных руд в 7 пунктах, которое как указывал О.Х. Бгажба, было известно с древнейшего времени. Р.М. Абрамишвили говорит в своей работе о месторождении железа по рекам Бзыбь, Галидзга, Кодор. В этих местах обнаружены следы плавки железных руд и шлаки . По данным О.Х. Бгажба всего в Абхазии известно 77 различных выходов железной руды (гематит, красный и бурый железняки), а также имеются прочие свидетельства древнего производства железа (шлаки, ступочные камни и т.д) .

Единственным препятствием в нашей гипотезе об импорте древнейшей стали на Северо-западный Кавказ из Абхазии, пока еще является очень незначительное количество проанализированных древнейших изделий из черного металла, происходящих из Бзыбьской Абхазии. Тем не менее, технологические приемы поверхностной цементации (образования на поверхности сталистого слоя у рабочей части предмета), о которых мы писали выше, обнаружены у ножа и наконечника копья из Эшерских кромлехов. Очевидно, что рассвет абхазской археологии еще впереди и надежно датированные комплексы с древнейшими стальными изделиями здесь еще появятся.

Таким образом, мы можем утверждать, что связи с колхидской культурой, а конкретно с районом Бзыбской Абхазии, которые прослеживаются на материалах предгорных протомеотских памятников первой половины VIII в до н.э., сыграли важную роль в переходе к раннему железному веку на Северо-Западном Кавказе и формировании меотской культуры. Эти связи и не прекращаются и в эпоху раннего железа, чему также имеются яркие свидетельства, однако это уже выходит за рамки нашего доклада.

Рисунки

Подписи к рисункам
1, 16. Красномяцкий могильник ; 2- гравировка на втулке наконечника копья из Эшеры; 3, 4, 9, 10, 18 - могильник Фарс/Клады; 5, 6 - Анухва; 7,8 - Кюр-Дере; 11-13 Джантух (Ткварчели); 14 - Эшерские кромлехи; 15 - Гуадиху; 17 - холм Верещагина; 19 - Эшера; 20 - Майкоп; 21 - Каменномоский (Хаджох); 22 - Абинск; 23 - Кочипэ; 24 - Абадзехская.

--------------------------------------------

(Перепечатывается с сайта: http://www.kolhida.ru.)

Некоммерческое распространение материалов приветствуется; при перепечатке и цитировании текстов указывайте, пожалуйста, источник:
Абхазская интернет-библиотека, с гиперссылкой.

© Дизайн и оформление сайта – Алексей&Галина (Apsnyteka)

Яндекс.Метрика