Спартак Жидков
Статьи:
Что представляет собой на сегодняшний день Республика Абхазия? История борьбы за независимость, обстоятельства, при которых республика получила признание, известны достаточно широко. Но при этом в окружающем мире, в том числе на Кавказе, очень немного знают о повседневной жизни Абхазии, о том, что занимает умы абхазского общества, что волнует простого человека, каковы перспективы развития этой молодой республики.
Интерес к Абхазии проявляют многие журналисты и международные организации. Но, как правило, по-настоящему их интересует какая-нибудь одна сторона внутриабхазской жизни, которую они рассматривают при ярком свете, в то время как все прочее остается в тени. Грузинская пропаганда (по существу, довольно незатейливая и почти неопасная для абхазов), следуя собственным стереотипам, именует Абхазию, вместе с Южной Осетией, «оккупированной частью территории Грузии». Эта формулировка вполне удовлетворяет ту немалую часть мирового сообщества, которому неинтересно само население Абхазии, а важно исключительно восстановление «территориальной целостности» Грузии, Азербайджана и некоторых бывших союзных республик.
Другие беспристрастные наблюдатели (надо сказать, что такие уже в большинстве) стараются вникнуть в подробности общественной жизни республики, однако немногим это удается - чаще всего им просто не хватает времени и информации. Есть ли в Абхазии свобода прессы, демократические механизмы? Сохраняет ли Абхазия по-прежнему свое единство перед лицом внешней угрозы? Насколько самостоятелен ее внешнеполитический курс? На эти вопросы нельзя ответить навскидку. Да, официальная точка зрения дает на них положительный ответ. Однако, чтобы узнать, в чем заключается внутренняя сила этой маленькой республики, следует изучить детали.
Много лет после окончания войны Республике Абхазия приходилось выживать в необычных условиях. С одной стороны, мирного соглашения с Грузией подписано не было, имело место лишь прекращение огня; с другой - за двадцать послевоенных лет в Абхазии мало-помалу выросло новое поколение, не видевшее войны, так как конфликты 1998, 2001 и 2008 годов в Гальском районе и Кодорском ущелье не затрагивали большую часть республики. Абхазия жила в состоянии «ни войны, ни мира» почти два десятилетия, и к такому положению привыкло большинство населения.
Повседневная жизнь граждан республики была довольно своеобразной. С одной стороны, примерно за полгода после окончания войны (с середины осени 1993 до весны 1994 гг.) восстановились почти все коммунальные службы, было вновь налажено снабжение продуктами даже самых отдаленных селений, телезрители получили возможность смотреть главные российские каналы. Граница с Россией, за исключением периода действий санкций СНГ (1995-1999 гг.), в целом оставалась открытой. Правда, жителям Абхазии из года в год приходилось стоять в длинных очередях на таможне, зато от граждан непризнанного государства не требовались визы на въезд, бюрократические процедуры не были слишком обременительными, а после приема в российское гражданство подавляющего большинства жителей Абхазии (в первой половине 2000-х гг.) последние почувствовали себя уверенно и на российской территории. Показательно, что признание независимости Абхазии (и, соответственно, легитимности абхазских паспортов - недавно официально подтверждено положение о безвизовых поездках между Россией и Абхазией) почти никак не сказалось на пересечении российско-абхазской границы: у жителей Абхазии уже созданы все условия для поездок в РФ. Поскольку каждый житель Абхазии, получая российское гражданство, оказывался в статусе гражданина, проживающего за границей, то каждый получал именно заграничные паспорта. Таким образом, абхазы сегодня могут спокойно перемещаться по всему миру. Однако большинству вполне хватает России, связи с которой для Сухума имеют определяющее значение: контакты с турецкими бизнесменами, при всем их постоянстве, никогда не имели и десятой доли той важности, которую дает союз с Россией.
Тем не менее, независимая Абхазия за годы непризнанности привыкла выживать именно за счет внутренних ресурсов. Цель была очевидна - в случае нового полномасштабного конфликта, при любом развитии событий Абхазия должна быть готова выжить, опираясь на собственные силы. Именно в военном отношении Абхазия стремится быть самодостаточной страной, ибо способность в одиночку противостоять Грузии – основа ее самостоятельности на внешнеполитической арене. Другими словами, Абхазия стремится быть для Российской Федерации полноценным союзником, а не подопечным придатком-микрогосударством, и это вполне достижимая задача.
Разумеется, абхазское руководство делало и будет делать все, чтобы военный союз с Россией защищал страну от участи Цхинвала-2008, от внезапного нападения превосходящих сил. Абхазия может выстоять в войне с Грузией и в одиночку, но за это придется заплатить слишком высокую цену – новое опустошение, подрыв экономики, тяжелые человеческие потери. Нет сомнений в техническом и численном превосходстве грузинской армии, однако способность абхазских вооруженных сил к сопротивлению в сложной местности, к использованию рельефа, к сочетанию современной войны и партизанской тактики по-прежнему высока. Неслучайно Грузия, уже обладая хорошо обученной армией, не решилась напасть на Абхазию ни в 1998 году, когда абхазы громили диверсионные группировки в Гальском районе, ни в 2001 году, когда бои в Кодорском ущелье на время создали прямую угрозу самой абхазской столице. Грузинская сторона знала, что начать войну с Абхазией будет легко, но завершить – совсем непросто. Не случайно и то, что Михаил Саакашвили, при всей его воинственной риторике, ни разу не сделал серьезной попытки прощупать оборону абхазов за первые пять лет своего правления. Сегодня же для Грузии бесперспективно любое разжигание конфликта с абхазами, хотя отдельные диверсионные акты в Гальском районе, в зоне грузино-абхазской границы случаются и сейчас.
Тем не менее, перспектива возобновления войны все эти годы оказывала влияние на состояние абхазской экономики. С одной стороны, значительная доля расходной части бюджета выделялась на армию и прочие силовые структуры; с другой - что еще важнее - в условиях постоянной военной угрозы абхазы не имели стимула к полноценному восстановлению своей экономики. По этой причине жизнь в городах и селах республики много лет оставалась на том уровне, который был достигнут в 1994 г. Удивительно быстро возродив те службы и структуры, без которых невозможна нормальная жизнедеятельность, абхазы этим и ограничились. Большинство граждан - как абхазов, так и армян, русских, мингрелов - понимали, что новая война, вполне возможно, снова затронет всю территорию Абхазии, а раз так, то нет смысла с большими затратами возрождать инфраструктуру. На внедрение новых технологий средств вообще не имелось, а многие объекты советского периода уже успели устареть. Свою роль сыграл и тот факт, что Абхазия была и остается курортной республикой, и основой доходов как государства, так и немалой части рядовых граждан является туризм. Без стабильности туризм возможен (и он развивался по восходящей - даже в годы обострений конфликта с Грузией сотни тысяч туристов из РФ посещали Абхазию), но больших дивидендов ждать не приходится.
По этой причине долгие годы после войны в большинстве затронутых боями населенных пунктов Абхазии (начиная с Сухума) разрушенные здания возвышались рядом с жилыми домами, и никого такая картина не шокировала. Развалины постепенно сносили (в последние годы – особенно интенсивно), но на пустырях далеко не всегда начиналось строительство. Тем не менее, все ценные земельные участки в Абхазии уже имеют своих владельцев. Правительство (да и общество) Абхазии долгое время было обеспокоено тем, как не допустить земельной спекуляции во время будущего экономического подъема.
В том, что этот подъем настанет в обозримом будущем, не сомневается подавляющее большинство населения. Ресурсы Абхазии, несмотря на скромные размеры республики, многообразны и в некотором роде неисчерпаемы. Не так важна добыча полезных ископаемых (в советское время здесь добывался уголь высокого качества, сегодня на шельфе ведутся поиски нефти, действует и мраморный карьер), сколько умелое пользование дарами природы. Сто лет назад главной статьей экспорта был табак, затем к нему добавились цитрусовые и чай; абхазские виноградники - в запустении, однако возродить их никто не мешает. Но и почти любая другая сельскохозяйственная культура в Абхазии, на исключительно плодородной земле, может выращиваться легко и приносить обильные урожаи. Среди абхазских экономистов очень популярны планы специфического бизнеса: выращивание на экспорт лекарственных растений, экзотических плодов типа киви; наконец - в условиях повсеместного распространения генномодифицированных овощей и фруктов - специализация на «чистых» продуктах.
Говоря об абхазском туризме, следует иметь в виду туристов самых различных типов - от обычных курортников, загорающих на пляжах, до паломников в Новоафонский храм и спортсменов-альпинистов и спелеологов (абхазские пещеры велики и еще очень мало изучены). Наконец, гидроресурсы являются неиссякающим источником энергии: неслучайно в самые тяжелые годы Абхазия не только имела свое электричество (даже в те годы, когда в Тбилиси свет подавался в дома по четыре часа в сутки), но и несколько раз оказывала помощь российским городам - Адлеру и Сочи. Правда, из-за крайнего износа электросетей в Абхазии до последнего времени были нормой постоянные отключения света в зимнее время, которые приводили к тому, что даже в центре столицы обесточивались то целые кварталы, то отдельные дома и квартиры, да и сейчас эта проблема решена далеко не полностью. Но это все-таки были аварии, а не отключения электричества по графику.
Сложность в том, что большинство экономических проектов (в частности, в области сельского хозяйства) до настоящего времени не оправдали возлагавшихся на них надежд: нельзя добиться резкого скачка без комплексного возрождения всех сфер жизни. Правда, свобода частного предпринимательства дает кое-какие плоды. Наглядный пример – подъем благосостояния Гагры, которая (вместе с районом) в последнее время сильно опередила остальную республику по уровню жизни. Это произошло опять-таки за счет туристического бума: одной только близости к российской границе оказалось достаточно для того, чтобы значительная часть населения вовлеклась в обслуживание курортников. Гагра стала примером для всей республики.
Богатые ресурсы вместе с ростом финансово-экономического сотрудничества с РФ позволяют Абхазии в обозримом будущем надеяться на реальный экономический взлет. В то же время привычка к выживанию за счет собственных возможностей стала причиной того, что мировой экономический кризис этих лет на Абхазии почти не отразился. Уровень жизни в республике мало-помалу повысился, особенно в последние несколько лет.
Важнейшей проблемой (по мнению большинства) можно считать сегодня не тяжелое состояние экономики, а социальное расслоение, которое неуклонно возрастало и прежде, но с наступлением XXI столетия стало особенно заметным. Сразу после окончания грузино-абхазской войны значительная часть населения в республике – не только бюджетники, но и граждане, занимавшиеся мелким бизнесом – с большим трудом сводила концы с концами. Однако разницу между богатыми и бедными сглаживала и общая неустроенность быта, и та подчеркнутая скромность, которой следовали даже абхазские нувориши. Экстравагантные траты, вызывающая роскошь в Абхазии не привились: только представители криминала могли расходовать деньги на что попало, но и они не стремились привлекать к себе внимание окружающих. В этих условиях патриархальный уклад жизни вполне позволял малоимущим сохранять достоинство. Офисы чиновников даже самого высшего звена были обставлены весьма скромно, ремонтировались не часто, а служебные автомобили чаще всего представляли из себя белые «Волги» ГАЗ-3102. На периферии служебные кабинеты в учреждениях зимой часто обогревались теми же дровяными печками, которые могли позволить себе и самые бедные жители.
В 2000-х годах картина изменилась. Магазины с дорогими товарами, вереницы современных «джипов» на улицах города нередко вызывают раздражение у основной массы народа. Именно этим недовольством и объясняется то, почему абхазская оппозиция имеет устойчивую прослойку сторонников, в то время как прочие ее лозунги, направленные против союза с Российской Федерацией, мягко говоря, малопривлекательны для подавляющего большинства населения. Несмотря на то, что полномочия президента Республики Абхазия, согласно действующей конституции, весьма высоки, демократия в стране не является отвлеченным понятием. Высокая степень политизации народа - залог того, что большинство электората делает свой выбор осознанно. Покупка голосов избирателей, которая практикуется и во многих более развитых странах мира, в Абхазии вызывала резкое отторжение и не привилась. Достигнуто это ценой, которую апологеты единства народа считали очень высокой и едва ли не фатальной - разделением общества на хаджимбистов и багапшистов, превращением политической борьбы в повседневную реальность.
Однако самые рассудительные абхазские политики (примечательно - из всех политических лагерей) полагают, что, по большому счету, речь идет о постепенном превращении Абхазии в нормальное демократическое государство с двухпартийной системой. В том, что нельзя десятилетиями жить в условиях «военной демократии», абхазы убедились на примере президентской избирательной кампании 2004 года, которая продемонстрировала способность народа сделать выбор и его отстоять. Именно благодаря появлению двух соперничающих партий установился строгий контроль за честностью голосования (который поразил и российских, и западных наблюдателей во время президентских выборов 2009 г.). Абхазские избиратели всех национальностей и всех политических убеждений могут быть недовольны правительством, но (по крайней мере, сегодня) они знают, что избран будет именно тот кандидат, за которого проголосует большинство.
Эта реальность не влияет отрицательно ни на обороноспособность Абхазии, ни тем более на верность избранному курсу на независимость. Любая партия и даже маленькая группа политиков, которая попыталась бы выдвинуть идею возвращения в лоно Грузии, обречена на полное непонимание. Абхазия слишком сильно привыкла к независимости, слишком давно перестала считать себя частью соседнего государства, чтобы всерьез обсуждать эту тему: она давно вынесена за скобки любых политических реалий. Иногда абхазские политики в пылу спора приписывают своим противникам планы сближения с Грузией в ущерб России, но это всего лишь риторика.
Свобода слова в Абхазии тоже велика - в республике за полтора послевоенных десятилетия случались довольно острые конфликты между властью и журналистами, и все же ни одна газета не была закрыта по суду, ни один журналист не был устранен физически. Ни одна партия в Абхазии не может существовать, не имея поддержки среди населения. В этом и заключается особенность современной политической жизни Абхазии, на первый взгляд обнадеживающая недоброжелателей республики: очень высокая политическая активность, довольно напряженная внутренняя борьба. Включиться в нее в Абхазии может каждый политически грамотный гражданин: никому не запрещено пробовать свои силы. И все же большинство жителей республики понимает: в этом смысле Абхазия еще только в начале пути.
Сухум, специально для kavkazoved.info.
__________________________________________
В том, чью сторону примет армянская община Абхазии в грузино-абхазской войне 1992-1993 гг., в самой республике никто не сомневался. Хотя посторонние комментаторы 19 лет назад не были в чем-то уверены и строили различные догадки. Надо вспомнить, что в начале 1990-х гг. в Тбилиси активно пропагандировалась идея "Кавказского дома", причем союзным республикам Закавказья - Грузии, Армении и Азербайджану - противопоставляли и Россию, и республики Северного Кавказа. В массовое сознание пытались внедрить идею о том, что абхазы-мусульмане враждебны и грузинам, и армянам, а раз так, то последним следовало бы объединиться в совместной борьбе.
Но армяне, жившие в Абхазии, сделали свой выбор без колебаний. Они видели, что режим, установившийся в независимой Грузии, враждебен праву народов на самоопределение, что абхазский народ (на две трети христианский) не подвержен религиозному фанатизму. Именно в независимом абхазском государстве амшенские армяне увидели гарантию сохранения своих прав и своей самобытности. По этой причине появление в абхазской армии Армянского батальона не стало сенсацией. На первый взгляд может показаться, что Армянский батальон имени Баграмяна был создан относительно поздно - лишь к середине войны, в феврале 1993 года. Тому были свои объективные причины.
Грузинская армия, вошедшая в Абхазию 14 августа 1992 года, в течение пяти дней заняла четыре города из шести и большую часть республики - исключение составили территории с преобладанием абхазского населения. Под грузинской властью в первые полтора месяца оказались практически все сельские районы, населенные армянами, города Гагра, Сухум и Гульрипш, где они составляли значительную часть жителей. По этой причине (хотя амшенские армяне участвовали в абхазском сопротивлении буквально с первого дня войны) они вначале уступали численно добровольцам с Северного Кавказа и других регионов Российской Федерации.
Надо заметить, что в этот период не существовало и абхазской армии как таковой (она была создана лишь 11 октября 1992 года). На востоке республики первоначально формировались отряды самообороны, защищавшие отдельные села и придерживавшиеся партизанской тактики - лишь немного позже они стали называться Восточным фронтом. Точно так же и армянский отряд как самостоятельная единица появился именно в виде партизанского формирования. Первыми за оружие взялись гагринские армяне. Сопротивляться было чему - с первых дней войны в Гагре начались грабежи и насилия, которые не в последнюю очередь затронули именно армянское население.
Ответ последовал очень скоро. В оккупированном грузинами Гагрском районе около десятка армянских мужчин собрались в отряд под названием "Гай фидаин" ("Армянский фидаин"); возглавили его Вагаршак Косян - будущий командир Армянского батальона - и его брат Ашот, которому позже было присвоено звание Героя Абхазии. Уничтожив небольшой грузинский отряд из шести человек, они захватили оружие и начали партизанские действия. Этот эпизод сегодня мало освещен в официальной истории войны, но именно с него ведет свое происхождение самостоятельное армянское подразделение.
После того как 2 октября абхазские отряды взяли Гагру и заставили отрезанную грузинскую группировку в беспорядке бежать на российскую территорию, армянское население Гагры получило возможность вступать в абхазские войска. Наряду с гагринцами большую роль сыграли также эшерские и гумистинские армяне (жители той части Сухумского района, которая осталась под властью абхазского правительства). Немало армянских бойцов самообороны до конца войны сражалось в абхазских отрядах - как на западном, Гумистинском, так и на Восточном фронтах.
Но идея создания Армянского батальона становилась логичной по мере того, как армянское население все активней вовлекалось в боевые действия. Спустя некоторое время армянские бойцы по численности уже не уступали добровольцам-казакам и северокавказцам. А так как в абхазской армии вполне естественным было формирование отрядов по национальному признаку, то и лидеры армянской общины Абхазии пришли к такому же плану. Инициатива принадлежала бойцам-армянам, идейное оформление взял на себя Альберт Топольян - политический лидер армянской общины Абхазии в период войны за независимость.
Официально 4-й отдельный мотострелковый батальон имени Баграмяна был создан накануне мартовской битвы 1993 года. Это был период, когда война вступила в затяжную стадию. В это время линии фронтов надолго стабилизировались, и главным пунктом, обладание которым решало судьбу войны, стал город Сухум. Грузинская армия закрепилась на реке Гумиста, и этот фронт разделил Абхазию пополам. Западную половину республики контролировали абхазы, восточную (за исключением большого анклава в Очамчирском районе) - грузины. И с политической, и с военно-стратегической точки зрения удержание абхазской столицы превратилось для грузинского правительства в идею-фикс. Грузинская армия удерживала левый берег реки Гумиста, опираясь на возвышающиеся над Сухумом горы - Ахбюк, Яштух, Бирцха и Апианда. Две попытки абхазской армии прорвать грузинскую оборону - в ноябре 1992 и в январе 1993 гг. - оказались неудачными.
В марте 1993 года абхазское командование запланировало третью, более обширную, чем прежде, наступательную операцию. Сражение началось 15 марта и продолжалось четыре дня. Абхазская армия перешла реку под прикрытием артиллерии по обоим крупным автомобильным мостам - Верхнему и Нижнему, намереваясь выйти на окраины Сухума и выбить из города грузинскую армию, как раньше из Гагры. К востоку от Гумисты, за исключением реки Кодор, у грузинской армии не было ни одного значительного водного рубежа, на котором она могла бы закрепиться и остановить противника. А это означало, что от битвы за столицу зависит исход всей войны.
Фактически к моменту начала наступления на Сухум батальон имени Баграмяна еще находился в стадии формирования. Армяне воевали в составе отдельных абхазских частей, но в целом на центральном участке Гумистинского фронта между Верхним и Нижним мостами действовало очень много армянских бойцов. Позже, с марта 1993 года, этот участок был доверен двум батальонам - Армянскому (имени Баграмяна) и Сухумскому (2-му мотострелковому, его командиром был Сергей Матосян). В Армянском батальоне насчитывалось 450 человек. Это была крупная боевая единица - во второй половине грузино-абхазской войны армяне уже составляли в армии Республики Абхазия вторую по численности группу, опередив даже кабардинцев, казаков и чеченцев. Батальон имени Баграмяна не был исключительно армянским по национальному составу - в него, в частности, входили также абхазы и кабардинцы. Следует добавить, что ближе к концу войны начал формироваться и Второй армянский батальон; командовал им Геворк Маркарян. Его численность была не такой большой (160 человек), но показателен неуклонный рост числа армян в рядах абхазской армии.
Мартовская битва 1993 года оказалась неудачной для абхазов: сыграла свою роль нехватка боевого опыта. Оборонительные доты, построенные грузинами за месяцы войны, были слишком многочисленными и хорошо укрепленными. Подавить огневые точки противника не удалось, и прорвавшиеся далеко вперед абхазские подразделения в решающий момент оказались без поддержки. Грузины частично окружили, а частично заставили отступить авангард абхазской армии, которая при отходе понесла большие потери от перекрестного огня. Много абхазских бойцов погибло, немало попало в плен, где часть из них тоже была уничтожена. Самые ощутимые потери армянских солдат пришлись на Афоно-Эшерский батальон, где армян было больше всего. После мартовской битвы Армянский батальон окончательно сформировался как отдельное устойчивое подразделение.
Реваншем за мартовскую битву стала июльская. Это было четвертое наступление на Сухум, начавшееся 2 июля 1993 года. На сей раз абхазское командование разработало план поэтапного штурма города: взятие важных стратегических высот на восточном берегу реки Гумиста, создание плацдарма к северу от города и только затем - массированная атака на столицу республики. На этот раз операция была успешной, но июльские бои оказались самыми ожесточенными за всю войну. Армяне в этом сражении прославились штурмом почти неприступной высоты - горы Цугуровка, укрепленной по всем правилам современной войны; ее склоны были буквально нашпигованы минами. Галуст Трапизонян - командир третьей роты Армянского батальона - потерял в этом сражении ногу, но до конца, лежа на носилках, продолжал руководить боем. Битва за Цугуровку помогла абхазам окончательно утвердить контроль над ключевой высотой - горой Ахбюк.
27 июля 1993 года в Сочи было подписано перемирие, по которому Грузия согласилась вывести войска из Абхазии. Это была самая серьезная уступка, за которую абхазы согласились оставить восточную половину республики под властью грузинских формирований из местных жителей - фактически под гражданской властью Грузии. Однако перемирие не было соблюдено: грузинская сторона несколько раз срывала график вывода войск, немалая часть грузинской боевой техники и грузинских солдат осталась на абхазской территории. 11 сентября 1993 года абхазы сделали последнее предупреждение, а 16 сентября возобновили боевые действия. Армянский батальон снова принял самое активное участие в последней - двухнедельной - битве за Сухум. На этот раз армия Республики Абхазия наступала на город и по мосту - через реку Гумиста, и прямо с высот, оставшихся в руках абхазов во время перемирия.
Одна рота Армянского батальона перешла мост, две другие спускались с гор в направлении армянского села Яштуха. 24 сентября 1993 года абхазы вышли к вокзалу - узловому пункту, бывшему одной из главных целей мартовского наступления. Начался штурм городских кварталов. Соединившись, армянские подразделения 25 - 27 сентября двинулись вглубь города - прямо из села Яштуха и в обход, по улице Чанба вдоль реки Беслетка. Именно армяне первыми вышли к зданию Совмина, ставшему символом власти над столицей. Армянские бойцы взяли здесь 25 пленных. После того как Совмин был взят и сгорел в пожаре, грузинская армия в Сухуме прекратила сопротивление.
Войска Шеварднадзе бежали на восток, но отдельные грузинские отряды продолжали обороняться; абхазам пришлось выдержать несколько сражений во время дальнейшего наступления. Абхазское командование, развернув наступление на главном направлении, поручило батальону Вагаршака Косяна занять армянские села Гульрипшского района, и он отправил по разным направлениям отдельные роты и взводы, которые в кратчайший срок освободили все населенные пункты, где жили армяне. Снова собравшись в селе Пшап под Гульрипшем, Армянский батальон двинулся дальше - к реке Ингур.
После победы над грузинской армией военно-стратегическое положение Абхазии было следующим. Абхазы разгромили и изгнали правительственную армию Грузии, которая в беспорядке бежала по морю, через леса и высокогорное Кодорское ущелье, побросав большую часть оружия и военной техники. Грузины вынуждены были отступить до самого Кутаиси, поскольку свергнутый президент Звиад Гамсахурдия поднял мятеж в Мегрелии и 2 октября 1993 года начал наступление с целью свержения Эдуарда Шеварднадзе. Абхазы де-факто заключили союз со звиадистами, хотя последние недавно (еще в сентябре 1993 года) принимали участие в боевых действиях против них. Но абхазы не доверяли новым союзникам и на реке Ингур держали значительную группировку войск.
Армянскому батальону вновь был доверен ответственный участок границы - 22 дня он простоял в селе Ганмухури, расположенном в устье Ингура, на абхазской (т.е. западной) стороне. Административно это село не входило в состав Абхазской АССР; позднее, став независимой республикой, абхазы отказались от контроля над Ганмухури, но пока что они предпочитали удерживать всю линию реки Ингур, не зная, чего ждать от новых союзников.
Звиадисты не предали абхазов, однако вскоре они были разгромлены. Грузинская армия в значительной степени утратила боеспособность и ограничивалась обстрелами ингурской границы, но главная опасность сохранялась в тылу. Верхняя и средняя части Кодора оставались под контролем грузин и сванов - самого воинственного из грузинских субэтносов. Сваны еще владели селом Лата, окруженным почти неприступными горами; подступить к нему можно было только через два автомобильных туннеля, защищавшихся сильными грузинскими отрядами. Кодорское ущелье административно входило в Гульрипшский район Абхазии. Армяне после войны составляли здесь до половины населения, и, естественно, что именно батальону имени Баграмяна было в итоге поручено защищать Гульрипш - в случае контрнаступления из ущелья. Батальон пополнился местными армянами, которые во время войны немало натерпелись от террора грузинских и сванских боевиков. Правда, боевым опытом сухумские и гульрипшские армяне, особенно на первых порах, уступали гагринцам, составлявшим костяк Армянского батальона. Однако боевой дух был высок, абхазы без колебаний доверили армянам этот участок - по сути, самый рискованный разумеется, абхазский министр обороны - кабардинец Султан Сосналиев - осуществлял общее руководство. В конце октября 1993 года президент Абхазии Владислав Ардзинба отдал приказ о взятии под контроль Кодорского ущелья. Однако выполнение этого приказа затянулось. Абхазская армия продвигалась в горы медленно, занимая село за селом, иногда отступая и вновь возвращаясь на прежние рубежи. С ноября 1993 года местом дислокации Армянского батальона стало горное село Цебельда к северо-востоку от Гульрипша.
Лишь после тяжелой зимы, в марте 1994 года, началась операция по взятию села Лата. Фактически действовали две группировки: основной удар - лобовой атакой - наносили отряды, наступавшие от Цебельды вдоль правого берега реки Кодор, здесь воевал и Армянский батальон совместно с другими подразделениями абхазской армии. Со стороны Очамчиры им оказал поддержку большой абхазский отряд, вышедший из села Аймара и переваливший через Панайский хребет. Эта одновременная атака с двух направлений - через два туннеля и через высокие горы - позволила взять казавшуюся неприступной Лату за один день и почти без потерь. В Армянском батальоне убитых не было; после взятия Латы грузины были оттеснены в верховье реки Кодор - эту часть ущелья они удерживали еще четырнадцать лет.
Владислав Ардзинба так и не отдал приказа о штурме верхней части Кодорского ущелья, желая избежать тяжелых потерь. Соглашение о вводе миротворческих сил в зону грузино-абхазского противостояния - на реку Ингур и в Кодорское ущелье - было подписано 14 мая 1994 года, но до размещения миротворцев (в середине лета) столкновения продолжались. Армянский батальон на этом заключительном этапе противостояния (с 22 апреля) возглавил еще один известный армянский военачальник - Сергей Матосян. Он был единственным армянином, который в течение всей войны командовал абхазскими отрядами (в частности, 2-м мотострелковым батальоном 1-й бригады на Гумистинском фронте). На этом последнем этапе (до 20 июля 1994 года) батальону имени Баграмяна пришлось несколько раз вступать в серьезные бои.
Самой опасной была попытка наступления, предпринятая грузинами 24 - 25 мая, когда они после массированной артиллерийской подготовки попытались захватить Армянский батальон врасплох, осуществив обходной маневр через село Квабчара, по горным хребтам. Однако они были обнаружены и после упорного контактного боя отброшены назад в горы. Потери Армянского батальона составили на этот раз 6 человек убитыми и 11 ранеными. После этого боя местные сванские формирования уже ни разу не смогли создать реальной опасности для республики.
Фактически до прихода в ущелье миротворцев многие гульрипшские армяне по очереди поднимались в горы и несли боевое дежурство. После прихода российских частей личный состав батальона имени Баграмяна сдал оружие, резервисты разошлись по домам, но история батальона не закончилась. Каждый раз, когда Абхазии угрожало новое вторжение, бойцы Армянского батальона собирались вместе и становились на защиту республики. Армянский батальон как боевая единица принимал участие в кампаниях 1998, 2001 и 2008 гг., особенно активную роль он сыграл в 2001 году, когда снова потребовалось защищать Гульрипшский район - на этот раз от формирований чеченского боевика Руслана Гелаева.
Трудно установить точное число армян, воевавших в обоих армянских батальонах в 1992-1993 гг. (было немало людей, которые вступали в батальон позже), но можно с уверенностью сказать, что принимало участие в боевых действиях не менее тысячи представителей армянской общины. Двадцать армян получили высшую воинскую награду - звание Героя Абхазии, больше двухсот погибли во время войны. Армянская община внесла весомый вклад в борьбу за независимость Республики Абхазия. Армянам, живущим в Абхазии, есть что вспомнить и есть чем гордиться.
(Перепечатывается с сайта: http://www.regnum.ru/.)
___________________________________________________
Республика Абхазия сегодня живет той жизнью, к которой привыкла за последние полтора десятилетия. После окончания грузино-абхазской войны 1992 - 1993 гг. страна много лет оставалась в ожидании. Люди свыклись с тем, что каждый следующий год может снова стать военным. Никто не знал, что принесет республике завтрашний день, и все жители Абхазии на всякий случай готовились к любому развитию событий. От этой привычки население еще не избавилось. Сегодня мало сказать, что Абхазия является государством, признанным одной из сильнейших мировых держав, что она защищена двусторонним договором, по которому российская армия обязуется охранять ее безопасность на суше, на море и с воздуха. Главное то, что после событий августа 2008 года Россия приняла на себя ответственность и за политическое, и за экономическое будущее Абхазии и Южной Осетии. Авторитет Москвы, поручившейся за них на международной арене, теперь тоже в какой-то степени зависит от дальнейшего развития двух маленьких республик у своих южных границ.
Из всех бывших советских автономий, вынужденных бороться за свою независимость после распада СССР, Абхазия выделялась несколькими особенностями. Во-первых, по сравнению с Приднестровьем, Южной Осетией и Нагорным Карабахом республика обладала самыми большими ресурсами, чем отчасти и объясняется такое упорное стремление Тбилиси вновь поставить Абхазию под свой контроль. Во-вторых, Абхазия была и остается многонациональным государством: четыре основные этнические общины - абхазы, армяне, русские, мегрелы - и сегодня являются таковыми.
За последние двадцать лет Абхазия пережила четыре военные кампании, неравноценные по продолжительности и последствиям, но сходные по числу бойцов, задействованных с абхазской стороны. Война 1992 - 1993 годов была полномасштабной войной за независимость, очень схожей с карабахской. Ее особенностью было то, что за пять первых дней военных действий, 14 - 19 августа 1992 года, большая часть республики была взята под контроль грузинской армией. Два города из шести, большая часть побережья, стратегически важные горные перевалы сразу же оказались в руках грузинской стороны, и лишь два островка - Гудаута и Ткварчели - остались под контролем народного ополчения, почти не имевшего боевого опыта, очень слабо вооруженного. Но за несколько месяцев из него выросла полноценная абхазская армия.
Причин, обусловивших победу Абхазии в войне 1992 - 1993 гг., было несколько. Умелая политика первого руководителя - Владислава Ардзинба, который смог за несколько предвоенных лет создать сильнейшую коалицию из народов Северного Кавказа, казачества Юга России, добровольцев из разных стран бывшего СССР, сумевшую сперва остановить, а потом и разгромить грузинскую армию; эта же политика сплотила большинство национальных общин Абхазии - славяне, армяне, греки и даже часть грузин (преимущественно мегрелы) объединились против формирований Госсовета Грузии. Рыхлый и слабый грузинский контингент очень сильно поспособствовал союзу всех задействованных в конфликте наций, терроризируя грабежами и насилиями местное население (не так давно бывший грузинский командующий Георгий Каркарашвили официально признал, что террор против армянского населения Абхазии в 1992 году сыграл немалую роль в окончательном объединении армян с абхазами). Наконец, свою роль сыграла и борьба за власть между главой грузинского Госсовета Эдуардом Шеварднадзе и свергнутым президентом Звиадом Гамсахурдия. Четыре восстания в Западной Грузии, которые в 1992 - 1993 годах подняли одно за другим сторонники последнего, расшатали власть Шеварднадзе, а в октябре 1993 года едва не привели к его свержению. Четвертое восстание звиадистов (август - ноябрь 1993 года) отрезало воевавшую в Абхазии грузинскую армию от собственно Грузии, и абхазы сумели использовать эту ситуацию к своей выгоде.
Тринадцать месяцев войны за независимость привели к разорению Абхазии, запустению городов на востоке, особенно Ткварчели (совр. Ткуарчал), Гульрипша (совр. Гулрыпш) и Очамчиры. Абхазское население (частично также русское и армянское) переместилось оттуда в города на побережье - Сухум, Гагру, Пицунду. Западная часть республики была меньше затронута военными действиями, здесь сохранилась инфраструктура, почти все коммунальные службы возобновили работу вскоре после окончания войны. Два документа, подписанных через полгода после победы - Заявление о мерах по политическому урегулированию (4 апреля 1994 года) и Соглашение о вводе российских миротворческих сил (14 мая 1994 года) - стали юридической базой, определявшей статус и военно-политическое положение республики на протяжении почти полутора десятилетий (1994 - 2008 гг.) Российские миротворцы служили буфером, разделявшим войска двух противоборствующих государств, между которыми не было заключено мирного договора, которые фактически остались в состоянии войны (и остаются до сих пор.)
Миротворческие подразделения контролировали Гальский район Абхазии, в котором по-прежнему сохранялось грузинское (мегрельское) население, а стало быть, власть абхазов над этим районом не была устойчивой. В годы правления Шеварднадзе у восточной границы Абхазии почти легально действовали грузинские диверсионные формирования - «Белый легион» и «Лесные братья», которые совершали рейды и набеги вглубь Абхазии и временами почти полностью выводили Гальский район из-под абхазского контроля. В конце 1990-х гг. над многими селами в Гальском районе были подняты грузинские флаги, абхазская милиция подвергалась постоянным нападениям, что порождало бесконечные конфликты с местным населением, а это еще больше расшатывало власть абхазов над данной полоской земли, в советские времена представлявшую собой едва ли не самую богатую часть Абхазии.
В мае 1998 года абхазы провели короткую, но успешную шестидневную кампанию против наводнивших Гальский район грузинских формирований, не встречая противодействия со стороны российских миротворцев (чьи базы к этому времени были почти блокированы диверсионными группами и окружены грузинскими укрепрайонами). Все диверсанты и значительная часть населения ушли за пограничную реку Ингур в Западную Грузию. С этого времени контроль абхазов над восточной границей был восстановлен; почти все ушедшие в Грузию местные жители постепенно вернулись.
Грузины взяли реванш через три года. После того, как Республика Ичкерия была разгромлена российской армией, многие вооруженные сторонники Аслана Масхадова отступили на грузинскую территорию. Очевидно, Тбилиси выставил условием их пребывания на грузинской земле участие в действиях против абхазов. Осенью 2001 года ичкерийский полевой командир Руслан Гелаев с сильным отрядом вторгся в Кодорское ущелье на северо-востоке Абхазии, остающееся под контролем Грузии, и с боями дошел почти до самого моря. Абхазам потребовалось мобилизовать почти такие же силы, как во время войны за независимость, чтобы отразить нападение чеченцев. Потери абхазской армии были невелики, но морально-психологический ущерб - довольно тяжелым. В это время абхазский президент Владислав Ардзинба уже был тяжело болен, и против политиков, де-факто правивших республикой от его имени, резко усилилось недовольство. Результатом стала победа на выборах в парламент (в феврале - марте 2002 года) оппозиционных сил, прежде всего движения «Амцахара» («Родовые огни»), объединившего вокруг себя подавляющее большинство ветеранов войны за независимость 1992 - 93 гг.
Начало 2000-х гг. было для Абхазии периодом тяжелого социально-политического кризиса. За первые послевоенные годы республика, по сути, оставалась в том же состоянии, что и сразу после изгнания грузинской армии. Хотя Абхазия могла обеспечивать себя продуктами первой необходимости (в первую очередь за счет экспорта в Турцию древесины и лома цветных металлов), а обладание Ингурской ГЭС позволяло подавать в дома электричество, страна фактически лежала в руинах, и не делалось почти никаких попыток для того, чтобы исправить ситуацию. Положение усугублялось многими внешними факторами: прежде всего необходимостью содержать постоянно готовую к бою армию, а также блокадой, которая была фактически введена ельцинской Россией в декабре 1994 года и узаконена санкциями СНГ, наложенными на республику в январе 1996 года. Несколько лет мужское население Абхазии от 16 до 60 лет было «невыездным»; огромные урожаи цитрусовых пропадали зря. Многие российские структуры, особенно силовые, не проявляли особого рвения и были бы не против смягчить блокаду, но грузинская дипломатия бдительно следила за тем, чтобы санкции против Абхазии выполнялись.
В то же время внутри самой Абхазии с каждым годом не ослабевали, а в определенные периоды даже усиливались негативные тенденции: преступность, наркомания и коррупция. Жители Абхазии не испытывали ностальгию по советским временам, ибо это был период, когда все блага в ущерб другим национальностям доставались в первую очередь грузинской общине. Но они желали хотя бы того уровня порядка, который был наведен в Приднестровье или Нагорном Карабахе. Абхазская общественность с каждым годом все больше возмущалась неспособностью руководства справиться с преступностью, отказаться от клановости при подборе кадров. Положение усугублялось национальными конфликтами, социальной незащищенностью самых уязвимых слоев - пенсионеров, инвалидов, просто одиноких людей, подвергавшихся нападениям грабителей и бандитов.
В сентябре 1999 года Владимир Путин, став российским премьером, немедленно свел санкции против Абхазии к нулю, а с первых месяцев своего президентства стал прилагать все усилия, чтобы выправить российско-абхазские отношения. Однако экономическое положение Абхазии не улучшилось. Российская гуманитарная и иная помощь часто не доходила до нуждавшихся в ней людей, экономика застыла на том уровне, на каком осталась после войны. Почти все предприятия стояли, добыча полезных ископаемых велась медленными и примитивными способами, курортные объекты были задействованы не в полную меру. Даже в центре Сухума повсюду возвышались развалины, заросшие кустарниками, а некоторые окраины столицы представляли собой большую помойку. Единственным городом, который начал оживать после открытия российско-абхазской границы, была Гагра, где большинство бизнесменов, так или иначе связанных с курортной сферой, смогли найти применение своим капиталам. В остальном же возрождение Абхазии шло крайне медленными темпами, и чем дальше, тем больше население обвиняло в этом правительство республики.
Напряжение достигло пика в период болезни президента Владислава Ардзинба (2000 - 2004 гг.). Его огромный авторитет и дипломатические заслуги на международной арене долгое время примиряли народ Абхазии со всеми отрицательными явлениями. Однако после того, как президент перестал не только выступать публично, но и появляться на экране, у населения возникли сомнения в том, правит ли он страной или от его имени управляют другие люди. Рост социального расслоения, а также продолжающееся ухудшение экономического положения (на фоне явного потепления отношений с Россией, так что теперь разруху нельзя было объяснять чужими санкциями) вызвали неуклонный рост недовольства в народе. В период между 2002 - 2004 гг. в оппозицию перешли многие бывшие сподвижники Владислава Ардзинба - известные политики, заслуженные полевые командиры. Несколько лет кресло президента фактически пустовало, администрация президента функционировала «по инерции», полномочия руководителя перешли к премьер-министрам - сначала к Анри Джергения (2001 - 2002 гг.), а затем - к Раулю Хаджимба (2003 - 2004 гг.); первый был родственником, второй - односельчанином президента.
Лидерам оппозиции (Александр Анкваб, Станислав Лакоба, Леонид Лакербая) еще в 1990-х гг. в законодательном порядке были созданы препятствия, мешавшие им баллотироваться на пост президента на выборах 2004 года. Однако радикальная «гражданская» оппозиция, ветераны грузино-абхазской войны из движения «Амцахара» и просто недовольные объединились вокруг лидера из старого поколения. Таким кандидатом стал 1-й секретарь Очамчирского райкома Сергей Багапш. Опытный политик, хороший хозяйственник, он сперва не рассматривался как возможный лидер оппозиции, однако в итоге оказался более популярен, чем его соперники. Причинами стали склонность Багапша к компромиссам, умеренность и взвешенность в отношениях с разными политическими силами и, наконец, отсутствие национализма - даже брак с грузинкой, которым его всячески попрекали конкуренты, стал, по сути, показателем терпимости, в то время как сторонники Хаджимба сделали ставку на ура-патриотизм и почти открыто выказывали пренебрежение к представителям других этнических общин, прежде всего армянской и русской.
Результатом стала совершенно неожиданная победа Багапша на выборах в первом же туре (3 октября 2004 года). Располагая административным ресурсом, поддержкой Москвы (которая долгие годы доверяла Владиславу Ардзинба и перенесла это доверие и на партию Рауля Хаджимба, ставшего кандидатом от власти), правящая группировка потерпела поражение, с которым долго не хотела мириться. Несколько месяцев противостояния (октябрь 2004 - январь 2005 гг.), доходившего до вооруженных стычек, привели к соглашению о разделе власти (6 декабря 2004 года) между хаджимбистами и багапшистами, по которому ключевые посты делились между ними в соотношении 40:60. Это соглашение было узаконено новыми выборами, прошедшими в январе 2005 года. На них Сергей Багапш был избран президентом, Рауль Хаджимба - вице-президентом; избранный ранее вице-президентом Александр Анкваб получил пост премьера. Соглашением были недовольны обе стороны, но оно стало основой для паритета, который сохранялся следующие пять лет, до проведения новых президентских выборов.
Главным событием президентского срока Багапша стало признание независимости со стороны четырех субъектов мирового сообщества (России, Никарагуа, Венесуэлы, Науру), а также предшествовавшая признанию короткая (по сути, однодневная) военная кампания, в результате чего абхазы взяли под контроль последний участок своей республики, над которым не имели власти. На этот раз российская армия открыто оказала Абхазии помощь, и нападение Михаила Саакашвили на Цхинвал сыграло на руку абхазам. Присутствие российских войск стало гарантией безопасности республики - как надеются в Абхазии, на десятилетия вперед.
Политическая ситуация в республике в этот период почти полностью отражала в застывшем виде ту систему, которая сложилась в 2004 - 2005 гг. Политические деятели по-прежнему делились на хаджимбистов и багапшистов, причем последние явно доминировали и пользовались доверием большинства населения. Это показали и выборы в парламент весной 2007 года (оппозиция получила 7 из 35 голосов в парламенте), и особенно президентские выборы, состоявшиеся 12 декабря 2009 года. На них против Сергея Багапша выдвинулись Рауль Хаджимба, а также родственник президента Заур Ардзинба и независимый бизнесмен Беслан Бутба. Багапш получил 61% голосов (против 51% в 2004-м), и хотя его успех оппозиция объясняла использованием административного ресурса, в республике не наблюдалось всенародного недовольства. Это позволяло президенту без особых опасений проводить свою политику. Однако перед Абхазией по-прежнему стоит множество проблем - экономических, социальных, политических. Какой будет обстановка в республике в ближайшие годы - вопрос сложный. Подробнее об этом уместно будет рассказать в следующих публикациях.
Сухум, специально для kavkazoved.info.
_____________________________________________________
Абхазское царство объединилось с Грузинским (Картвельским) в 978 году – это общеизвестный факт. В Х веке единое царство династии Багратидов со столицей в Кутаиси еще называлось Абхазским. В XII – XIII вв. грузинский элемент в царстве Багратидов уже преобладает – это неоспоримо. Название «Абхазское царство» в этот последний отрезок времени используется историками и дипломатами соседних стран уже «по инерции». Но до сих пор остается весьма актуальным вопрос о рубеже, на котором Абхазское царство превратилось в Грузинское царство.
Вопрос важен даже с точки зрения современной политики, поскольку и сегодня грузинские ученые нередко ставят под сомнение господство абхазского этноса в Абхазском царстве VIII – X вв., т.е. от Леона II Великого и до Баграта III. Грузинская наука считала, что отсутствие четкой даты перехода власти (от абхазов к грузинам) является косвенным доказательством того, что такой смены могло и вообще не быть, что древние абхазы – грузинское племя, коренным образом отличающееся от современных абхазов. Отсюда делались выводы о совместном существовании на территории древней и средневековой Абхазии и предков современных абхазов, и предков грузин, и во всяком случае утверждалось, что создание великого Абхазского царства, охватывавшего всю Западную Грузию, а в Х веке еще и Картли с частью Кахети – не заслуга абхазской нации.
Таким образом, разрешение этого научного спора – чрезвычайно важная задача. Абхазы, как известно, не стремятся приписать себе подвиги Давида Строителя и могущество царицы Тамары; тем важнее отграничить период, до которого сильнейшее кавказское государство того времени заслуженно носило название Абхазского, от периода, когда грузины становятся господствующей нацией, а абхазы – одним из подчиненных народов.
Но такой даты пока нельзя найти ни в одном из источников, доступных современной науке. Даже сомнительных сведений, которые могли бы быть очищены от искажений методом исторической критики, не имеется – ни на Кавказе, ни в соседних странах. Значит ли это, что загадка неразрешима? Возможно. Однако в нашем распоряжении имеется богатый набор сведений, который позволяет решить эту проблему. Анализ геополитической ситуации на Кавказе XI века дает шанс вычислить приблизительную дату «этнического переворота».
Прежде всего примем как данность, что смена власти (переход господства от абхазов к грузинам) не сопровождалась потрясениями наподобие гражданской войны. Такие события были бы обязательно отмечены если не в самом царстве Багратидов, то у соседей. Стало быть, отражение переворота следует искать в одном из заговоров, которые были нередки в царстве Багратидов XI – XII вв. Таким можно считать заговор Алды и царевича Дмитрия, примерно датируемый 1032 г.
Прежде чем углубляться в подробности, надо рассмотреть основные события тех десятилетий с политической точки зрения.
В Х веке в Западном Закавказье существует обширное, сильное и устойчивое Абхазское царство со столицей в Кутаиси; здесь правят потомки Леона Великого. К югу от него усиливается Картвельское царство (Тао-Кларджети), в котором изначально преобладают грузины. Абхазское царство, Тао-Кларджети и Кахети ведут между собой постоянную борьбу за самое слабое княжество – Картли, лежащее на стыке их владений: они вступают в союзы друг с другом, ссорятся и снова объединяются; в их борьбу вмешиваются осетины с севера и армяне с юга.
В 961 г. в Тао-Кларджети приходит к власти Давид III, носивший титул «царь царей» и «куропалат» («старший в роду»), самый активный и предприимчивый из правителей Тао. Его правление проходит в беспрерывных войнах и политических интригах: его главная цель, которую он добился к концу жизни – объединить грузинские и абхазские земли под властью своего троюродного племянника и приемного сына, Баграта III. Но до этого пока далеко: в Абхазии правит своя династия.
В 967 г. в Абхазском царстве начинается борьба за престолонаследие, в ходе которой Леон III и Дмитрий III умирают бездетными, а Феодосия III свергают вельможи и отправляют его в Тао, к Давиду III куропалату. В 978 г. Давид возводит на престол в Кутаиси Баграта III, принадлежащего по матери к абхазской династии. Происхождение от двух царских линий дает Баграту право претендовать в будущем на оба государства. Пока что, впрочем, государство Тао остается сильнейшим в регионе, а Давид III – фактическим опекуном молодого абхазского царя. Оба государя царствуют в мире и союзе: Баграт правит Абхазией, Западной Грузией и княжеством Картли, Давид расширяет свои владения на юг, захватывает армянские земли, вмешивается в гражданскую войну в Византийской империи.
В 988 г. политическое единство дает трещину: Давид заподозрил Баграта в покушении на свою жизнь. Давид начинает войну с отцом Баграта, но абхазский царь, распустив свое войско, является к Давиду в одиночку, для выяснения отношений. Давид верит племяннику, наказывает клеветников, союз возрождается. В 1001 г. Давид III, умирая, завещает свои владения Баграту. В 1008 г. Баграт получает по наследству и остальную часть Тао-Кларджети – владения своего родного отца, Гургена II.
Таким образом, уже в 988 г. возникает конфликт между абхазским царем и правителем Тао. Причиной традиционно считаются интриги клдекарского эристави Рати Багваши, но вполне возможно, что в основе лежали противоречия между абхазскими и картвельскими феодалами. На этот раз родственные чувства оказались выше политического соперничества.
Оставшись единственным наследником, Баграт III в 1010 г. присоединяет к своим владениям Кахети и Эрети, объединив под своим скипетром всю Грузию. Вне власти абхазского царя – только Тбилисский эмират, опирающийся на поддержку многочисленных мусульманских союзников. «Собирание» грузинских земель практически завершено, но в связи с этим неизбежно возникает новая проблема: абхазский этнос становится в новом государстве абсолютным меньшинством. Потеря абхазами гегемонии в царстве Багратидов – лишь вопрос времени.
Однако события могут развиваться по двум путям: если цари из династии Багратидов будут продолжать завоевания, преобладание грузинского элемента неизбежно; если же новые земли будут утрачены, абхазы по-прежнему будут составлять значительную часть населения царства и смогут долго сохранять свое положение.
На первых порах после смерти Баграта III (1014 г.) кажется, что события разворачиваются по второму сценарию. Сын Баграта – Георгий I (1014 – 1027) в начале царствования теряет Кахети и Эрети. Исконные владения Багратидов – Тао-Кларджети – отнимает после упорной войны один из сильнейших императоров Византии, Василий II Болгаробойца. По миру 1023 г. Георгий I вернул византийцам Тао и другие спорные области и даже отправил своего сына Баграта заложником в Константинополь. Таким образом, почти все пробретения Баграта III на время потеряны, и преобладающее положение абхазов, вероятно, сохраняется.
Но в 1025 г. умер император Василий II; его брат и преемник Константин VIII, «дряхлый самодур, сменил дельных, способных сотрудников Василия на льстецов и кутил».[1] Начинается деградация Византии, которая продолжается все последующие десятилетия.
В 1027 г. Георгия I на престоле Абхазского царства сменяет его сын, вернувшийся из Константинополя – Баграт IV (1027 – 1072). Он окажется способнее и удачливее отца, все его правление пройдет в борьбе за укрепление центральной власти, а первый же год его царствования будет исключительно удачным – феодалы Тао сами восстали против Византии и отдались под власть Баграта IV.
В 1028 г. византийцы вторглись во владения Баграта, который с трудом, но отразил императорские войска. Византийцы заключили мир, по которому Баграт IV женился на племяннице Романа III – Елене и, породнившись таким образом с императорской династией, удержал за собой спорные территории.
Итак, в 20-х гг. XI века вопрос о престолонаследии и конфликт с Византией благополучно разрешены. Баграт IV начинает решать две главные политические задачи – обуздание непослушных феодалов и борьбу за присоединение восточных областей: Кахети, Эрети и Тбилисского эмирата.
И вот тут случается, казалось бы, заурядное происшествие, но весьма примечательное в свете последующих событий. Заурядное – потому что на первый взгляд кажется только звеном в цепочке многочисленных актов феодальных междоусобиц; примечательное – потому что последствия его изменяют политическую карту Кавказа и, судя по всему, этнический баланс внутри государства Багратидов.
Около 1032 г. часть азнауров устроила заговор против Баграта IV с целью посадить на трон его сводного брата Дмитрия – сына Георгия I от второго брака с осетинской царевной Алдой. Дмитрий жил вместе с матерью в Анакопии, древней столице Абхазского царства. Когда заговор провалился, Дмитрий бежал в Византию, а крепость Анакопию сдал византийцам. Вместе с Анакопией под контроль византийцев перешла и значительная часть Абхазии, которая оставалась под властью Константинополя до 1073 г.[2]
Это как будто незначительное происшествие – неудавшийся династический заговор – обращает на себя внимание как обстоятельствами, так и следствиями.
Царевич Дмитрий живет в Анакопии. Почему именно там? Как известно, любимой резиденцией Баграта III была Бедия, которую он предпочитал расположенному в глубине грузинских земель Кутаиси; здесь он построил храм, здесь находился его двор. Но его сын и внук, Георгий I и Баграт IV, живут уже в Кутаиси. Не логично ли будет предположить, что с расширением границ государства абхазам становится труднее удерживать под своим контролем отдаленную столицу? Но в таких случаях нация, потерявшая гегемонию в государстве, старается обзавестись принцем из правящей династии, которому можно верить, который в случае воцарения сумеет защитить интересы людей, среди которых он вырос или во всяком случае долго жил. История правления Баграта IV показывает, что этот государственный деятель уже не видел себя в другой роли, кроме царя объединенной Грузии. Нельзя отрицать версии, по которой намерение сменить Баграта IV его младшим братом, сыном осетинки – это последняя попытка реванша, предпринятая абхазами. Можно также с изрядной долей уверенности считать, что главную роль в заговоре играла именно Алда, поскольку Дмитрий на тот момент был еще малолетним; Алда тоже жила в Абхазии – видимо, здесь она чувствовала себя увереннее, чем в Кутаиси.
Сразу после неудавшегося переворота Дмитрий сдает крепость византийцам и сам удаляется в Византию. Провернуть подобную операцию не так уж легко. Во всяком случае, можно предположить, что византийцы как минимум знали о готовящемся заговоре и что византийские корабли с запасом «греческого огня» и отрядом воинов, способных защитить союзников и помочь партии царевича Дмитрия удержать Анакопию, находились где-нибудь поблизости от побережья Абхазии.
Но под власть Византии переходит не только Анакопия, а большая часть Абхазии. Это не могло быть следствием завоевания. Два грузинских царя только что с успехом отразили несколько вторжений сухопутной армии Византии, удержали за собой большую часть Тао-Кларджети. Разве не труднее было бы теперь византийскому десанту захватить Абхазию, отнять ее у энергичного воинственного Баграта IV, высадившись с моря прямо в центре черноморского побережья Кавказа? В предыдущие века абхазы и в одиночку не раз успешно отражали нападения византийцев; теперь же, в 1032 году, Абхазия является составной частью царства Багратидов, и захватить ее силой очень непросто. Притом надо заметить, что новый император, Роман III Аргир, еще более слабая личность, чем Константин VIII, не блистал военными подвигами и не стремился к внешней экспансии; зачем бы Византии понадобилось рисковать затяжным конфликтом на Кавказе? Еще добавим, что Баграт IV являлся зятем византийского императора; в Константинополе должны были три раза подумать, прежде чем военным путем отнимать у него приморскую провинцию.
Стало быть, и крепость Анакопия и значительная часть Абхазии добровольно ушли «под руку» византийского императора. Причем желание абхазов было, очевидно, настолько очевидным и единодушным, что Византия просто не могла отказаться от такого выгодного предложения. А причина, побудившая абхазов к этому решению, очевидна: они чувствовали, что утратили свои прежние права и больше не имеют возможности оказывать влияния на политику Кутаиси. Иными словами, это и есть рубеж, после которого Абхазское царство можно называть Грузинским. В 1032 г. с некоторыми вариациями случилось то же, что повторилось спустя 900 лет, в 1931 г.: абхазы лишились заранее оговоренного и закрепленного за ними статуса.
И абхазы в XI веке поступили так же, как их потомки в конце ХХ столетии: вышли из состава Грузинского государства и передались под власть соседней великой державы, справедливо полагая, что в этом случае им будет легче сохранить за собой право самим решать свою судьбу.
Хроника последующих лет говорит в пользу такой версии. В 1046 г. Баграт IV подвел свою армию под стены Анакопии, осада могла бы окончиться успешно, но в это время в Тбилиси умер эмир Джафар ибн Али. Баграт перебросил армию на восток, захватил Тбилиси, но потерял его из-за нового мятежа клдекарского эристави. Взять Анакопию Баграту не удалось ни в тот раз, ни после. Что касается Алды, то она в конце концов вернулась в Осетию вместе со своим внуком Давидом; так была основана ветвь осетинских Багратидов, из которого происходил Давид Сослан, второй муж царицы Тамары.
Анакопия оставалась под властью Византии до смерти Баграта IV, и казалось, что его сыну Георгию II (1072 – 1089), который вошел в историю как слабый царь, одолеваемый множеством недоброжелателей, не под силу вновь подчинить Абхазию. Но Грузии помогла сама судьба. В середине XI века мусульманские страны Востока были завоеваны войсками турок-сельджуков, которые в 1060-х гг. напали на страны Кавказа и на Византию. Сельджуки были гораздо сильнее всех мусульманских владетелей, с которыми приходилось иметь дело и византийцам, и грузинам на протяжении предыдущих веков. Турки нахлынули на Ближний Восток, в 1071 г. выиграли знаменитую битву при Манцикерте, а за последующие десять лет завоевали почти всю Малую Азию – восточную половину Византийской империи.
Понятно, что в такой ситуации императоры Константинополя не держались за изолированное, отрезанное морем от основной массы византийских земель владение на кавказском побережье. В то время, когда прорвавшиеся через Армению и Курдистан сельджуки занимали область за областью на востоке современной Турции – как оказалось, занимали навсегда, – византийцы радовались любой отсрочке и любому союзнику, который мог хотя бы ненадолго отвлечь на себя неотвратимое продвижение турок. Поэтому в 1073 или 1074 гг. византийцы сдали грузинам сильную крепость Карс в Тао-Кларджети и Анакопию вместе с Абхазией. Как видно, абхазы не оказали сопротивления грузинам. Можно также предположить, что сорок лет, которые абхазы провели вне власти Кутаиси, побудили Багратидов осторожно вести себя в Абхазии, тем более, что с востока наступал неприятель, могущество которого внушало опасение всем окружающим.
«Диди туркоба» («великая туретчина») состоялась в 1080 г. Это было первое сильнейшее опустошение турками Грузии, и его следствием стало временное подчинение Грузии сельджукам. Георгию II пришлось предоставить туркменским скотоводам лучшие земли Картли и Кахети. Грузинское население массами уходило из Восточной в Западную Грузию, за Лихский хребет. Этот процесс можно считать заключительным звеном той цепочки событий, которая привела к превращению Абхазского царства в Грузинское. Увеличение грузинского населения в Западной Грузии могло окончательно изменить баланс сил в пользу грузин и сделать восстановление роли абхазов в царстве Багратидов невозможным.
Это не значит, что после капитуляции Анакопии в 1074 г. абхазы переходят на роль подчиненного народа. Разрозненные сведения об абхазах при Давиде Строителе и его наследниках, абхазское имя сына Тамары свидетельствуют о почетной роли, которую абхазы продолжали играть в составе многонациональной державы, построенной на прочном фундаменте Абхазского царства. Однако если мы примем события, связанные с неудавшейся попыткой переворота Алды и Дмитрия, за условную дату превращения Абхазского царства в Грузинское, мы разрешим несколько давних загадок. В частности: как долго после династической унии 978 г. абхазы сохраняли преобладающее влияние в Кутаиси; что стало причиной временного перехода Абхазии под власть Византии в XI веке; и, разумеется, главное – можно ли с уверенностью считать Абхазское царство VIII – Х вв. именно абхазским. Последнее доказывается именно тем фактом, что абхазы в 1032 г. предпочли византийскую власть грузинской, потеряв прежнее положение в построенном ими государстве.
Примечания
[1] Л.Н.Гумилев, «Древняя Русь и Великая степь».
[2] З.В.Анчабадзе. «Очерки истории средневековой Абхазии».
(Перепечатывается с сайта: http://www.hrono.ru/.)
____________________________________________________
Часть I
В последние десятилетия гумилевская теория пассионарности приобретает все большую популярность как в России, так и за ее пределами.
Научные труды Льва Гумилева легли в основу неоевразийства, одной из самых популярных геополитических концепций современной России. История многих народов успешно сочетается с теорией пассионарности. Разумеется, она в конце концов может оказаться ошибочной. Но вероятнее всего, в итоге мы будем наблюдать синтез гумилевских идей и других глобальных концепций.
Надо заметить, что сам Гумилев уделял не очень много внимания Кавказу. Он считал, что история большинства народов Кавказа (в особенности с северной стороны Кавказского хребта) недостаточно хорошо освещена источниками, поэтому для иллюстрации своей теории предпочитал историю других народов. Однако сейчас у нас есть возможность сопоставить гумилевскую концепцию с историей Абхазии: рано или поздно это будет сделано сторонними исследователями, а они могут не учесть некоторые специфические стороны нашей исторической науки.
Если изложить концепцию пассионарности Гумилева в нескольких фразах, то суть ее в следующем: каждая нация на протяжении 1200 – 1500 лет проходит свой жизненный цикл, после которого либо погибает (ее ассмилируют другие народы), либо обновляется пассионарным толчком или в результате контактов с другими народами (метисация). В течение указанного периода нация переживает несколько примерно равных по времени стадий развития, причем начало процесса характеризуется резким всплеском активности, подъемом творческих сил, завоеванием новых территорий или по крайней мере обретением независимости. Такой неожиданный выброс неизвестно откуда взявшейся энергии часто бывает необъяснимым. Историки с трудом находят объяснения причинам внезапного начала походов викингов в VIII веке; грандиозной экспансии арабов-мусульман из небольшой по населению и бедной ресурсами Аравийской пустыни; одновременного возвышения нескольких наций на одной линии, проходящей через три континента – русских, литовцев, турок-османов и эфиопов. Почему так происходит? Сам автор теории этногенеза не считал себя вправе дать исчерпывающее объяснение и выдвинул гипотезу, согласно которой причиной могут быть излучения из космоса, вызывающие появление на определенной территории (полосе шириной 200-400 км, разной длины и направленности) более активных людей – пассионариев, способных к активной политической жизни, к творчеству, к самопожертвованию во имя отвлеченного идеала. В обычной жизни такие люди тоже появляются в любом обществе: образцом пассионарного человека был Владислав Ардзинба, первый президент Абхазии. Суть в том, что в народе, находящемся в фазе подъема, процент таких личностей на порядок выше.
Отдельно взятые результаты деятельности пассионарных людей могут быть как позитивными, так и негативными, но плоды их усилий в целом почти всегда одинаковы: они способствуют возвышению нации, ее консолидации. Первый бурный выброс пассионарной энергии приводит или к созданию новой, более совершенной политической организации (Римская республика и архаическая Греция в VIII – VI вв. до н.э.), или к основанию великой державы (готы, франки, арабы, тибетцы, монголы и т.д.), или к перемене культурной доминанты, смене религии, обычаев, моральных норм (христиане и евреи I в. н.э., мусульмане VII в. н.э.). Этот период Гумилев назвал фазой подъема.
В истории каждой нации, согласно Гумилеву, можно проследить периоды, соответствующие т.н. фазам этногенеза. Каждая фаза длится около 300 лет. Фаза подъема – рост числа пассионариев – сменяется акматической фазой, или фазой перегрева. В этот период число пассионариев возрастает настолько, что энергии нации хватает и на внешнюю экспансию, и на «выяснение отношений» внутри этноса. Таким было «смутное время» в России, когда внешние завоевания сочетались с потрясениями опричнины и борьбой за русский престол, или эпоха династии Тан в Китае – неслыханный расцвет культуры и территориальное расширение в сочетании с восстаниями, переворотами и гражданскими войнами.
Третья фаза – это фаза надлома, когда численность пассионариев резко падает, не в последнюю очередь за счет гибели большого числа активных людей в десятилетия акматической фазы, и тогда наступает период временного ослабления, дезорганизации. Иногда происходит распад нации («раскол этнического поля»), но чаще всего она возрождается, и наступает четвертая фаза – инерционная («золотая осень»). Это и есть тот период, который обычно считается эпохой расцвета. В него укладывается и «золотой век» Римской империи (II в. н.э.), и эпоха Киевской Руси, и даже процветание современной Европы, которой многие философы современного мира предсказывают постепенное угасание из-за исчезновения творческих сил. Это предсказание не касается Соединенных Штатов, которые представляют собой нацию сложного происхождения, объединенную «американским образом жизни»: Америка – это сплав пассионарности многих наций. Вообще, с точки зрения Гумилева, активная метисация – фактор, который может обновить нацию, приходящую в упадок.
Если же развитие этноса происходит своим чередом, наступает пятая фаза – фаза обскурации. В этот период число пассионариев окончательно снижается, наступают тяжелые времена (гибель Римской империи, падение Византии, завоевание Китая маньчжурами и т.д.) Если нация не погибает, она переходит в фазу гомеостаза – такими застали завоеватели американских индейцев: храбрых, благородных, честных, но не стремящихся к развитию общества и заимствованию американской науки и техники.
Чаще всего, однако, происходит обновление этноса и превращение его в другой, с новыми традициями. Показательно, что от античных времен во всем Средиземноморье остались всего два народа – греки и евреи; остальные исчезли и родились новые.
В истории Абхазии есть период, когда рост активности четко прослеживается во всех источниках: это трехсотлетний период VI – VIII вв., в который состоялось не только создание Абхазского царства Леона Великого, но и – вполне вероятно – окончательная консолидация самого абхазского народа. На смену абасгам и апсилам приходят абхазы, и этот процесс как нельзя лучше подтверждается теорией этногенеза, согласно которой рождение нации предполагает резкую смену идеологии и государственного порядка.
Известно, что при византийском императоре Юстиниане I (527 – 565) абасги низложили своих царей и избрали князей. Это был не просто переворот, а политическая реформа. Особо подчеркивается, что при царях в Абасгии практиковалась продажа мальчиков-евнухов в рабство в другие страны; теперь это было официально запрещено. То, что раньше, казалось нормой, теперь вызывало всеобщее отвращение. Примерно в то же время в современной Абхазии утверждается христианство. Инициатива приписывается тому же Юстиниану, однако крещение Абхазии могло произойти и добровольно – подобно тому, как в 301 г. приняла христианство Армения. Показательно, что прежде абхазские племена от этого шага уклонялись или были просто равнодушны. Смена идеологии одновременно с преобразованием государственной системы – два важных признака, характеризующие вступление в фазу подъема (пусковой момент этногенеза). Есть и третий признак – начало активной борьбы за независимость.
Нередко случается, что в фазе подъема обретение независимости происходит быстро и даже с малыми затратами сил, но бывает и так, что активизация не означает скорого успеха. Подобно тому, как в России между Куликовской битвой (1380 г.) и освобождением от татарской зависимости (1480 г.) прошел целый век, так и абхазам понадобилось время, чтобы выйти из-под контроля Византии. Времени потребовалось больше, поскольку Византия в этот период переживала период расцвета, абхазам же потребовалось освободиться из-под власти как самой Византии, так и царства Лазики. Но активизация абхазов четко проявилась еще в середине VI в. – восстания Скепарны, правителя Абасгии, который призвал на помощь персов и аланов. Византийцы высадили десант, разбили абасгов в Трахейской битве – около современной Гагры. Абхазия была снова подчинена, но с этого времени упоминания об абхазах встречаются в различных источниках: они принимают участия в походах императора Ираклия против персов в начале VI в. (причем уход лазов и абасгов из византийского войска поставил на грань провала всю кампанию), в начале VIII в. отражают арабское вторжение, а в начале IX в. участвуют в восстании Фомы Славянина (мятеж с участием разных национальностей, который потряс всю империю и едва не сверг Аморийскую династию). Кроме того, со времени Юстиниана основной опорой византийской власти в Западном Закавказье становится именно Абхазия, крепость Севастополис (Сухум) превращается в главный форпост Византии. Видимо, эта активность – лишь внешнее проявление фазы подъема. Итогом же стало объединение Западного Закавказья под властью Леона II и почти одновременно – создание независимого Абхазского царства в конце VIII в.
Итак, трехсотлетняя фаза подъема для абхазского этноса завершилась исключительно благополучно – созданием независимого государства, включающего в себя обширные территории. Вслед за ней наступает такая же по длине акматическая фаза – время, когда энергии пассионарного народа хватает не только на внешнюю экспансию, но и на внутренние усобицы. Подтверждают ли это факты абхазской истории? Пожалуй, да.
Если мы примем за фазу перегрева отрезок IX – XI вв., то видим, насколько успешно абхазы проводили свою внешнюю политику. Дмитрий II (825 – 861) отразил два больших похода византийских войск на Абхазию (в 830-х и 840-х гг.), причем во второй раз потери византийцев составили 40 тыс. чел. Дмитрию не удалось победить только арабского полководца Буга Тюрка (853 г.), но после ухода арабов с Кавказа абхазы оказались сильнейшим этносом в регионе. Небольших ресурсов Абхазии хватало не только на устойчивое господство над Западным Закавказьем, но также на успешную борьбу за Картли, походы в Кахети и Эрети – на восточную окраину современной Грузии и даже на территорию Азербайджана. В X столетии, при Георгии II и Леоне III, Абхазия пребывала на вершине могущества. Но вот начались внутренние войны. Они выражались в форме борьбы за трон, но как известно, причиной войны за престолонаследие редко бывают амбиции отдельно взятых царей или принцев из правящей династии: за каждым обычно стоит сильная группировка со своими интересами и политическими целями. Так что и полосу гражданских войн в 60-х – 70-х гг. Х в. можно считать проявлением избыточной пассионарности, важнейшего признака акматической фазы.
Приход к власти Баграта III, перемещение центра тяжести Абхазского царства на восток при последующих царях династии Багратидов, а главное – фактический раздел Абхазского царства в XI в. могут трактоваться по-разному. Можно даже предположить, что переход части Абхазии под византийскую власть в 1032 г. – это следствие борьбы между партиями абхазских феодалов, часть которых решила связать свое будущее с Византией, а часть – остаться верными потомкам Баграта III. Так или иначе, поражение Византии от сельджуков привело к сдаче Анакопии грузинскому царю Георгию II. Теперь Абхазия оказалась под властью династии Багратидов, и вряд ли могла играть доминирующую роль в новом государстве. Эта дата – около 1100 г. – примерно совпадает с концом акматической фазы, переходу к фазе надлома.
Можно предположить, что кризис для абхазского этноса тянулся около двухсот лет. Это период между 1100 – 1300 гг., когда Абхазия находится под властью грузинских царей, а об абхазских владетельных князьях, в отличие от предыдущих столетий, имеются только обрывочные сведения. Вероятнее всего, абхазы растратили свою пассионарность на создание огромного по меркам Закавказья государства, и теперь им потребовалось время, чтобы восстановить свои силы. Абхазия, не затронутая ни вторжением Хулагу-хана, ни походами Тимура, спокойно живет своей жизнью. Абхазы даже позволяют утвердиться в городах на побережье предприимчивым генуэзцам, проникшим в Черное море в XIII в. Войны с княжеством Самегрело тоже неудачны для абхазов: в конце описываемого периода Георгий I Дадиани победил войско Чачба и оттеснил их в Западную Абхазию, вплоть до Анакопии. Таким образом, период надлома для абхазов был одним из тяжелейших периодов в их истории, но вслед за этом открылось «второе дыхание» – началась инерционная фаза. Ее можно условно датировать 1300 – 1700 гг., или XIV – XVII вв.
В XIV в. абхазы начинают активно бороться с войсками Дадиани, тесня их на восток. В 1414 г. в войне с абхазами погиб Мамиа II Дадиани, абхазы отодвинули границу Самегрело до Кодора. Возвращение Абжуйской Абхазии затянулось до XVII в. – главным образом по той причине, что княжество Самегрело переживало расцвет своих сил и управлялось энергичными правителями; возможно, эту территорию в свое время тоже затронул пассионарный толчок. Но уже в 1455 г. абхазы захватили генуэзские фактории, восстановив контроль над своим побережьем. Этот новый подъем абхазского народа прекрасно сообразуется с теорией этногенеза, хотя временные рамки в данном случае следует несколько расширить (на четыре века вместо трех, что, впрочем, часто делал и сам Гумилев).
В XVII в. абхазы выигрывают многовековую войну. Княжество Самегрело уничтожено, Бедия из царской и княжеской столицы окончательно становится маленьким городком на окраине Абхазии. Под власть абхазов окончательно переходят все побережье до Ингура и Кодорское ущелье. Князья, пришедшие с Северного Кавказа, органично вписываются в абхазскую знать, их приближенные вливаются в состав абхазской нации. Но в 1702 г. мегрелы и имеретинцы останавливают наступление князей Чачба, и вслед за этим Абхазия снова вступает в полосу кризиса. Наступает пятая фаза – фаза обскурации.
В фазе обскурации энергия этноса снижается до такой степени, что многие удары извне могут оказаться гибельными, в отличие от периода подъема, в котором даже опустошительные нашествия не могут поколебать общего устремления к развитию и экспансии. Нельзя утверждать, что первым признаком фазы обскурации стало разделение Абхазии на уделы в конце XVII в. – обособление Малой Абхазии, Абжуйской Абхазии, Самырзакана и горных княжеств. Но это не противоречит теории этногенеза и последующим событиям, когда в первой трети XVIII в. абхазы начали терпеть поражения от турок. Несмотря на то, что в этот период Османская империя ослабела, турки сумели укрепить свое господство над абхазским побережьем. Это показывает, что Абхазия в этот период ослабла еще больше.
Вступлением в неудачную фазу этногенеза можно объяснить тяжелые бедствия, через которые абхазской нации пришлось пройти в XVIII – XIX вв. Этому не противоречит и временное возвышение Абхазии под властью Келешбея Чачба, поскольку таланты и энергия отдельных пассионарных людей – разумеется, имеющих в своем окружении группу таких же пассионариев – способны на время изменить ход истории. Келешбей жил и действовал на рубеже XVIII – XIX вв., в обстановке борьбы между двумя сверхдержавами – Российской и Османской империями. В этот период турки теряли контроль над Закавказьем, а русские еще только перевалили через Кавказский хребет. В обстановке геополитического вакуума Абхазское княжество могло либо впасть в анархию – при слабом правителе, либо усилиться по отношению к соседям: так и случилось в правление Келешбея. Однако характерно, что после его смерти Абхазия не удержала свой статус сильного княжества, оказавшись ареной борьбы между пророссийской и протурецкой партиями.
Кавказская война стала причиной исхода значительной части абхазов, причем многие из них уходили под власть Турции добровольно; с точки зрения теории пассионарности этот процесс имеет свое определение: «раскол этнического поля». В опасные для развития этноса фазы этногенеза – надлома или обскурации – нация может разделиться по политическим, религиозным или другим мотивам: так раскололся европейский мир между католиками и протестантами в эпоху Реформации, и раскол был преодолен лишь столетия спустя. Для абхазов внешний удар стал, таким образом, толчком к такому же процессу, что привело к созданию двух субэтносов внутри одной нации – говорящих на одном языке, сохраняющих свои обычаи, память о прошлом и схожий менталитет, но живущих на разных территориях и испытавших на себе культурное влияние разных народов – русского, турецкого, арабского. Подобно тому, как европейцы в эпоху Просвещения преодолели религиозные разногласия и снова ощутили себя единым целым по отношению к остальному миру, так и абхазы стремятся восстановить свое единство, нарушенное во время фазы обскурации.
Когда закончилась фаза обскурации? Было бы соблазнительно объяснить все сегодняшние неурядицы именно пребыванием абхазского этноса в затянувшейся фазе обскурации, но этому противоречат события, свидетелями которым стали последние поколения. Прежде всего, уже в начале ХХ века абхазы стали проявлять стремление к восстановлению независимости, добившись победы над грузинами в 1921 г., над ними же в 1993 г. и провозгласив полную независимость в 1999 г. Таким образом, активность абхазов как нации резко возрастает, и этот факт может быть истолкован двояко. Либо абхазы вступили в мемориальную фазу – последнюю, завершающую фазу этногенеза, в которой уже нет преобладания пассионариев, но остается национальная гордость и сохранение культурных традиций; далее следует консервация развития – т.н. гомеостаз. Либо абхазы вступают в следующий виток этногенеза, за которым следует возрождение и новый период процветания народа.
Часть II
Если абхазский народ сегодня находится на пороге новой фазы этногенеза, то его ожидает прекрасное будущее, причем в самое ближайшее время. Однако если гумилевская теория верна и точка отсчета выбрана правильна, то надо быть готовым и к последствиям, которые не всегда могут восприниматься как благо. Дело в том, что вступление в новый цикл характеризуется появлением новых стереотипов поведения, новых культурных традиций, даже отказом от старых обычаев. Кое-что из перечисленного мы сегодня и наблюдаем. Это не значит, что в случае обновления народа новым пассионарным толчком (а нельзя исключать, что этот процесс уже начался, и даже не одно десятилетие назад) абхазы станут совершенно новой нацией. Наоборот, соблюдение абхазских традиций, сохранение национального менталитета дает возможность перекинуть «мостик» между прошлым и будущим. В то же время надо обратить внимание на то, что на Земле сегодня немного народов, чья история простирается более чем на полтора тысячелетия в прошлое. Современные греки сильно отличаются от античных эллинов; русские и по языку, и по складу характера далеки от русичей эпохи Киевской Руси. Исключение составляют китайцы – за счет особенностей своей письменности: хотя современные и древние китайцы – два разных народа, но поскольку смысловое содержание иероглифов никогда не менялось, современные китайцы понимают древние тексты буквально, без того дрейфа понятий, который неизбежен для языков с традиционной письменностью.
Добавим к этому, что начало новой фазы этногенеза часто сопровождается внутренними конфликтами, разрывом поколений, иногда взаимным непониманием. Это не удивительно, а объясняется тем, что рост пассионарности порождает культурные, идеологические поиски, часто – заимствование чужих обычаев при сохранении своих. Пример – Римская республика, где легко воспринимали все греческое, или Япония, которая в ХХ веке сознательно приняла и усвоила американский образ жизни, не утратив своей самобытности. Современная Абхазия – это европеизированная Абхазия, заимствовавшая новации сперва через русских, а сегодня и со всего мира, напрямую. Скорее всего, в XXI веке этот процесс будет продолжаться, и насколько глубоким он станет – можно только догадываться.
Если с точки зрения теории пассионарности можно в общих чертах предсказать развитие истории Абхазии, то в такой же степени есть возможность предвидеть и будущее Грузии.
Подъем грузинского этноса, судя по всему, произошел несколько позже, чем активизация абхазов. Следовательно, грузины сегодня находятся в более ранней фазе этногенеза. Скорее всего, мы наблюдаем инерционную фазу – «золотую осень».
Вероятно также, что период существования древних царств на территории Грузии – государств Иверия и Эгриси – относится к эпохе другого цикла этногенеза, завершившегося еще до образования Абхазского царства. С точки зрения теории этногенеза, правление Вахтанга Горгасала и период борьбы иверов за независимость от иранцев – это не начало молодой Грузии, а конец древней эпохи, расцвет которой приходится на античные времена; начало ее падает, возможно, еще на VII в. до н.э., когда возникло Колхидское царство. Но это вопрос для дискуссий (как, впрочем, и все сказанное в данной статье), а мы попробуем сопоставить даты грузинской истории с теорией Гумилева, дабы объяснить некоторые спорные факты.
После долгого периода борьбы против персов, часто в союзе с Византией (V – VII вв., возможно, относящихся к инерционной фазе предыдущего цикла), грузины без сопротивления покоряются арабам (654 г.) Несколько столетий Грузия подчинена чужой власти – арабы без труда гасят любое сопротивление – и даже после распада Арабского халифата вырисовывается печальная картина: Грузия раздроблена на несколько царств (Картли, Кахети, Тао, Эрети). По сути созданию собственного государства картвелы обязаны соседним народам. Основателем Картвельского царства был Ашот I Багратуни (начало IX в.), и еще несколько поколений правители картвелов носили наряду с грузинскими и армянские имена. Абхазское же царство стало костяком Грузинского – той самой державы, которая известна под именем государства Багратидов. Этот период (середина или 2-я половина Х в.) может считаться пусковым моментом этногенеза для грузинской нации: активизация грузинского этноса позволила ему сначала перехватить инициативу у абхазов и отнять у них власть в Абхазском царстве, а затем и построить сильнейшую на Кавказе державу.
Надо заметить, что Грузинское царство эпохи своего расцвета строилось не только силами одного картвельского этноса. Давид Строитель выиграл свою главную битву против мусульман с помощью кипчакской орды и даже небольшого отряда рыцарей из Западной Европы; могущество же царицы Тамары вряд ли было бы столь впечатляющим без опоры на армянских магнатов – братьев Иванэ и Закарэ, имевших обширные владения в армянских землях и занимавших высокие посты при тбилисском дворе. Держава Тамары была многонациональной империей, и надо полагать, что и абхазы играли в ней роль, соответствующую своему статусу. Но это – задача для будущих исследователей.
Период подъема у грузин – это, приблизительно, три столетия между 950 – 1250 гг. В эти века грузины, хотя и не без неудач, шли от победы к победе. На их могущество не влияло ни поражение христианского союзника – Византии, ни появление сильных мусульманских соседей – Сельджуков, Ильдегизидов и хорезмийцев. Но почему это поступательное развитие внезапно сменилось тяжелыми поражениями в XIII столетии? Теория этногенеза дает объяснение и на этот вопрос. Дело в том, что в момент, когда этническая система переходит из одной фазы в другую, она очень уязвима, и если в такой период нация подвергается агрессии извне, последствия могут быть катастрофическими. Так погибли в борьбе с Римом пассионарные даки, так из-за религиозных войн распался Арабский халифат. Это явление Гумилев называл «смещением». Для Грузии таким внешним ударом, на время прервавшим ее развитие, стало вторжение в 1225 г. хорезмийцев, побежденных Чингисханом. Последний представитель хорезмийской династии, Джелал ад-Дин, соединив остатки армии из разрушенной державы, избрал целью атаки христианскую Грузию, рассчитывая получить добычу, объединить мусульман лозунгом мести за грузинские набеги и превратить Закавказье в базу для борьбы с монголами. Столкновение двух могущественных сил стало причиной крайнего истощения обеих сторон. Джелал ад-Дин разрушил Грузинское царство, расколовшееся на две части, сам же не смог противостоять монголам, которые и воспользовались плодами его побед над грузинами. Изможденные войной с хорезмийцами, грузины без сопротивления сдались монгольским военачальникам. Немного позже они накопили сил и подняли два восстания (1259 и 1260 гг.), но закончились они плачевно. Мало того, через Кавказский хребет перевалили осетины и заняли территорию, на которой сегодня располагается Южная Осетия. Упадок мог показаться необратимым, но у грузин появились новые силы. Видимо, за счет начала новой фазы этногенеза – фазы перегрева.
Георгий Блистательный, известный как освободитель Грузии от монголов, добился этой цели вполне мирным путем – став фаворитом и советником монгольского эмира Чобана. Грузия быстро возродилась и в XIV веке снова процветала, в ее состав входили не только Абхазия, но и некоторые страны на Северном Кавказе. Энергии акматической фазы хватило на все. Этим же можно объяснить удивительное по упорству сопротивление, которое грузины оказали Тамерлану – хромому Тимуру, который потратил на войну с Грузией больше времени, чем на любую другую страну, опустошил ее многократно, и все-таки не смог установить над ней твердого контроля: сразу же после смерти Тимура грузины снова отложились и закончили войну походом на Тебриз. При этом подчинение не угрожало грузинам ни истреблением, ни ассимиляцией – в самом начале войны грузинский царь Баграт V договорился с победителем, приняв ислам (формально, как это делали грузинские цари в последующие века, под властью Сефевидов) и признав верховную власть Тимура. Но грузины предпочли довести свою страну до полного разорения, лишь бы не подчиняться врагу, и даже в этом состоянии нашли возможности для войны. Мало того, в XV в. Грузия снова пережила расцвет, так что царя Александра I (1412 – 1442) назвали даже Великим – такого имени не удостоился ни один из его предшественников. Откуда грузины взяли силы после стольких нашествий?
Мало того, распад Грузии в 1462 – 1466 гг., после которого она уже не собиралась воедино вплоть до образования Грузинской ССР, тоже может объясняться не слабостью, а избытком пассионариев в каждой грузинской провинции – Имерети, Самцхе, Кахети и Картли. Стремление этих людей к лидерству и активным действиям и могло стать причиной создания на месте одного большого царства нескольких маленьких, но воинственных.
Фазу перегрева грузинского этноса следует, вероятно, продлить до 1600 г., включив в него весь XVI век. В этот период три грузинских царства – Имерети, Картли и Кахети – активно сопротивляются туркам и иранцам, долгое время сохраняя независимость; даже подчинившись мусульманам, они сохраняют самоуправление. Но затем снова наступают тяжелые времена. Фазу надлома можно датировать 1600 – 1750 или 1600 – 1800 гг. В это время грузины терпят поражения и полностью подчиняются Турции и Ирану, а их восстания оканчиваются неудачами. Царь Симон, много лет боровшийся против турок, вынужден был вступить в союз с Ираном, а прославленный грузинской историографией Георгий Саакадзе, по сути, выступал против Ирана как союзник турок. Многократные поражения сломили могущество грузин, истощили их энергию. Из-под их власти давно вышли армянские земли, в XVIII веке княжества на черноморском побережье стали фактически независимыми, из-за Кавказского хребта в Имерети делали набеги черкесы и лезгины. Картли и Кахети с трудом, но все же объединил в 1762 г. царь Ираклий II; однако и это царство было сломлено одним сильным ударом – походом Ага-Мохаммед-хана в 1795 г. После поражения в Крцанисской битве грузины отдались под власть России. Как ни переживали они потерю национальной независимости, подчинение спасло их от новых нашествий, открыло новые горизонты для грузинской культуры, а для грузинского дворянства – еще и возможность сделать карьеру в Санкт-Петербурге. Надо заметить, что знаменитый полководец Багратион не был первым грузином, прославившимся на чужой службе: еще в XVIII веке был известен иранский полководец Ростом-мирза, и он был не один. Эти сведения – косвенный признак нового роста пассионарного напряжения, вступления Грузии в инерционную фазу – «золотую осень».
Два столетия грузинская нация жила под властью России, наслаждаясь миром и скорбя по утраченной независимости. Но нельзя не признать, что инерционная фаза была временем расцвета грузинской культуры, и что грузины сумели добиться весьма почетной роли в созданном русскими государстве. Наконец, к концу ХХ столетия грузинская нация накопила достаточно сил, чтобы выйти из-под русской власти, и в 1991 г. Грузия посчитала себя самодостаточной для независимого существования. Однако сегодняшнее процветание Грузии, если мы примем теорию этногенеза – это не что иное, как «золотая осень», за которой следует фаза обскурации. Чем она закончится для Грузии – неизвестно, но поражение в абхазской войне по причине отсутствия пассионарности – первый сигнал об опасности, которая подстерегает грузинский этнос. Если же сегодня абхазский этнос вступает в новую фазу подъема, ему не придется опасаться конечной победы грузин.
Абхазы
Накануне пассионарного толчка:
Власть двух царей (двоецарствие). Подчинение Лазике и Византии. Продажа в рабство детей-евнухов. О войсках абасгов и апсилов в других странах не упоминается. Непринятие христианства.
Подъем (500 – 800 гг.)
Крещение Абхазии (523 г.) Низложение царей и запрещение торговли детьми. Трахейская битва (551 г.) Усиление абхазских племен, их участие в походах Ираклия и восстании Фомы Славянина. Формирование единой абхазской нации. Переход к Абасгии роли оплота византийского господства. Отражение арабов. Создание державы Леона II Великого. Обретение независимости.
Перегрев (800 – 1100 гг.)
Отражение всех нападений с запада (византийцы) и с востока (Саджиды). Подчинение Картли и Джавахети. Борьба за покорение Кахети, экспансия в Зихию. Успешное господство над картвелами, внутренние усобицы. От Баграта III до заговора Алды (978 – 1032) – превращение Абхазского царства в Абхазо-Грузинское. Переход части абхазов к византийцам. Победа картвелов, падение Анакопии (1073 или 1074).
Надлом (1100 – 1300 гг.)
Подчинение грузинам. Раздробленность Абхазии. Генуэзцы на побережье. Поражения абхазов от князей Дадиани, смещение западной границы проживания абхазов на запад.
Инерционная фаза (1300 – 1700 гг.)
Объединение абхазов вокруг династии Чачба. Усиление Абхазского княжества. Войны с Дадиани, вытеснение генуэзцев. Тяжелая война с Леваном II и победа над ним. Опустошение Мингрелии, завоевание Самурзакано. Распространение власти Чачба до Ингура.
Фаза обскурации (1700 – 1900 гг.)
Распад государства Чачба на уделы. Поражения от имеретинцев и турок. Неудачная попытка освободиться от турок с помощью России. Восстание против русских и поражение от них. Раскол этнического поля, уход непримиримых в Османскую империю – махаджирство. Заселение Абхазии грузинами, греками, русскими, армянами.
Мемориальная фаза (с 1900 г.)
Борьба за независимость, главным образом мирными методами. Победы над грузинами (1921 и 1993 гг.) – с помощью извне. Частичная утрата этнокультурной доминанты и обретение новой. Восстановление независимого государства. Сохранение традиций, обычаев и языческой религии.
Грузины
Накануне пассионарного толчка:
Раздробленность, подчинение арабам, византийцам, армянам, абхазам. Багратиды – армянская династия.
Подъем (950 – 1250 гг.)
Усиление, захват власти в Абхазском царстве. Отвоевание Тбилиси. Создание державы Давида Строителя и Тамары, гегемония Грузинского царства в Закавказье.
Смещение (1225)
Вторжение хорезмийцев, опустошение Грузии, подчинение монголам (без сопротивления).
Перегрев (1250 – 1600 гг.)
Восстания против монголов, одновременно – борьба за трон, анархия, приход осетин из-за Кавказского хребта. Георгий Блистательный. Сопротивление Тимуру, возрождение государства и его разрыв между воинственными субэтносами (1466 г.) Сопротивление Османам и Сефевидам.
Надлом (1600 – 1750 гг.)
Ослабление, подчинение Турции и Ирану (Марткопская и Марабдинская битвы). Упадок, набеги лезгин, неудача Ираклия II в борьбе за объединение. Потеря самостоятельности.
Инерционная фаза (1750 – около 2050 гг.)
Начало медленного возрождения под властью России. Возвышение грузин за пределами Грузии (Ростом-мирза, Багратион, Сталин и т.д.) Удачное сосуществование с Россией в рамках империи Романовых и Советского Союза. Колонизация Абхазии. Расцвет культуры. Завоевание независимости (1991 г.).
(Перепечатывается с сайта: http://www.ainar-media.ru.)
____________________________________________________
Мой абхазский друг увлекается спелеологией. В Абхазии осталось еще много неисследованных пещер. Они уходят в глубь земли на многие сотни метров, они тянутся на многие километры под горными хребтами. Здесь есть подземные озера и реки, текущие в каменных берегах. В мире вечной темноты, в лабиринте водных каналов живут странные животные – черные сверчки, белые слепые рыбы. Высокие своды, низкие коридоры, леса сталактитов, сталагмитов и сталагнатов – здесь можно путешествовать долгие месяцы. Трудно даже поверить, что еще сорок лет назад никто не знал о Новоафонской пещере. О ней бы долго никто и не узнал, если бы мальчик, лазавший по горе, не провалился в дырку. Выбрался, позвал взрослых – и открылся громадный подземный город. Теперь это одна из главных статей курортных доходов республики. В прошлом году мой друг нырял с аквалангом в подземное озеро. Техника была новейшая, доставленная прямо из Москвы. Специалисты уверяли, что никаких сюрпризов нет и быть не может – но сильно ошиблись. Мой друг понял это, когда погрузился в ледяную воду; он еще не успел прийти в себя, как что-то разладилось в подводном костюме. Вода под страшным давлением хлынула в уши. Лопнули барабанные перепонки. Среднее ухо наполнилось водой, и моментально отказал вестибулярный аппарат. «Голова страшно закружилась – у меня было такое ощущение, что я попал в водоворот. Мне сразу показалось, что вода вокруг забурлила, а сам я завертелся вокруг своей оси. Куда плыть и что вообще делать – я не имел представления. Вокруг только черная бездна. Можно было найти обратную дорогу по тросу, но в тот момент я даже не соображал, как его нащупать».
Он принял единственно верное решение: не стал искать обратную дорогу, а перестал плыть и опустился на дно подземного озера. На подводные камни, куда никогда не ступала нога человека и даже зверя. В толще черной воды ничего не было видно, поврежденные уши не слышали. Он приходил в себя минут десять, пока организм не приспособился к повреждениям. Головокружение постепенно прошло, и он нащупал трос. Поднялся к поверхности и на ощупь выбрался на берег. Почему произошла авария, так и не выяснили – да, в сущности, это не было важно. Испытание было признано не очень удачным. Барабанные перепонки зажили, и месяца через два слух восстановился. Правда, доктора предупредили: в следующий раз шансов на выздоровление будет меньше. Но в Абхазии последние пятнадцать лет, после начала конфликта с Грузией, рискует каждый, даже когда просто сидит в кофейне на набережной. Так что изучение пещер – занятие сравнительно неопасное.
…У старшего брата моего друга увлечения совсем другие. Он – кадровый военный, преподаватель Академии бронетанковых войск в Москве. Абхазец, он выглядит как настоящий русский полковник. Спокойный, уравновешенный, немногословный. Из тех офицеров, на которых во время социальных потрясений обращаются все надежды.
Женщинам он говорит: «пожалуйста», а мужчинам – «отжался».
Он был командующим полка внутренних войск – единственной боеспособной силы в Абхазии накануне грузиноабхазской войны. Сейчас о нем вспоминают мало. Войну выиграли другие. Матерые волки, они начинали партизанскими командирами, заканчивали войну генералами. Это в те годы появилась шутка, что полковник – это младшее офицерское звание в абхазской армии. А он так и остался полковником, который немножко покомандовал абхазским ополчением в самом начале войны. Никаких подвигов, никаких громких побед. Да еще и то самое решение, доверенное ему судьбой, подпортило ему репутацию. Таких не превозносят, таким не дают ответственных постов. Это традиционно для любого государства – от великой державы, нашпигованной ядерными ракетами, до крошечной мандариновой республики, чье население могло бы разместиться на пятидесятой доле Москвы.
* * *
А он дважды руководил битвой с главной армией противника. В первый раз отражал атаку превосходящих сил, во второй раз руководил отступлением. Не самая выгодная роль для командира. В первый раз – в августе 1992 года, когда грузинская армия с артиллерией и бронетехникой вошла в Абхазию и в первый же день заняла столицу. Соотношение сил – сто тысяч против пяти миллионов. Ноль единиц бронетехники и несколько сотен охотничьих ружей против десятков танков и сотен артиллерийских стволов у наступающей стороны. Полное господство врага на море, полное господство его же в воздухе. Никаких укреплений, никаких оборонительных рубежей подготовлено не было – да и как их можно подготовить, если до последнего мирного дня в республике вперемешку жили абхазы и грузины? Но на реке Гумиста, что сразу за окраиной Сухума впадает в Черное море, абхазы пытаются создать линию обороны. Шансы есть, надо только дождаться подкреплений. Добровольцы уже двинулись с Северного Кавказа, они идут из казачьих районов – с Кубани, с Дона. Достать оружие тоже можно. Только что рухнул Советский Союз, по всей России пилится, делится и списывается советское имущество – кто уследит в этом хаосе за продажей лишней сотни снарядов, тысячи «калашниковых», пары-тройки единиц бронетехники? Скоро, скоро они будут доставлены, пройдет еще несколько дней, несколько недель, и повстанческая республика уже не будет беззащитной. Но времени нет совсем, противник рядом. По счастью, кроме охотничьих ружей, нашлось еще немного оружия, современного, грозного – противотанковые мины. Настоящие, хорошие мины: ими можно остановить неуязвимую танковую лавину. Но кто знает, как обращаться с ними? Крестьянские парни и мирные горожане сумеют разобраться, как стрелять из автомата, но никто не учил их управляться с противотанковой техникой. Они еще пока не знают, что мины нужно заводить какими-то ключами, что стоять сзади гранатометчика в момент выстрела так же опасно, как и прямо перед ним, что не каждый выстрел из ПТУРСа для танка смертелен – в него надо стрелять со знанием дела, как из лука в индийского слона. По счастью, враждебная сторона тоже не имеет большого опыта и не блещет изобретательностью. Танки идут по трассе, солдаты едут на автобусах, как туристическая группа. Они вообще-то пришли не воевать, а занять Абхазию гарнизонами, разобраться с теми, на кого покажут, а потом отдохнуть под августовским солнцем, вволю накупаться в теплом море. Таких можно поймать в ловушку, с такими можно сражаться. Полковник из Академии бронетанковых войск приказывает заминировать дороги там, где должны проехать грузинские танки, двигаясь на запад. Дороги здесь узкие, вьются среди густых зарослей сочной тропической зелени. Что за кустами справа, что слева – разобрать нельзя. Достаточно грузинским командирам отступить от самого простого плана войны – и их танки сквозь кустарник, ломая молодые деревца, выползут в тыл абхазам и поедут дальше. Но грузины не верят, что война будет серьезной, не хотят думать, что она продлится много месяцев, что придется сражаться в снегу метровой толщины, в бушующих штормовых волнах, в развалинах многоэтажных домов. Танки и бронетранспортеры едут прямо вперед и подрываются один за другим – один, второй, третий, наконец десятый. Огромная армия спешно откатывается назад, грузины роют окопы на берегу реки, которую так и не сумели перейти, отделяя ими чужую территорию от своей. Теперь линия раздела проходит поперек республики, а расположенный прямо в ее центре Сухум – прифронтовой город. Полковник остановил противника, но это еще не победа. Победа – это изгнание вражеской армии, а до этого еще очень далеко.
* * *
Река Гумиста делит Абхазию почти пополам, в нижнем течении она такая же, как и другие абхазские речки – бурная, каменистая, холодная. Поросшие густым лесом округлые горы, словно гигантские мшистые валуны, возвышаются над ней, загромождая небо. Только два моста соединяют два берега – Верхний и Нижний, в километре друг от друга; противники не разрушают их, не взрывают, ведь никто не знает, кому они в конце концов достанутся. Эта река была раньше известна только специалистам – вода в ней была мировым эталоном чистоты: здесь не строили заводов, сюда не сбрасывали отходы. Теперь она упоминается во всех международных новостях как линия фронта. Грузины не смогли прорвать этот фронт, теперь не могут и абхазы. Накопить побольше сил, перейти на другой берег и взять Сухум – задача почти невыполнимая. К абхазам пришли подкрепления – почти все народы Северного Кавказа, волонтеры со всех уголков России. Оружие тоже нашлось, хотя у грузин его больше. Но перейти реку не удается: первый штурм состоялся в ноябре, второй – в январе, и оба были отбиты. Грузины уже не думают о победе, не рассчитывают перейти реку там, где несколько месяцев назад их остановили почти безоружные ополченцы, но свой берег они укрепили хорошо. Повсюду бетонные доты, окопы, каждый разбитый дом превращен в убежище. На зиму в Абхазии не опадают листья, из любого куста самого храброго бойца легко скосит автоматная очередь. Каждый раз, пытаясь перейти Гумисту, абхазы теряют десятки солдат – пока лишь десятки, масштаб войны еще невелик. Но потери растут с каждым месяцем, а противник силен, уверен в себе. Абхазы готовят третью операцию, на этот раз воодушевления больше: – мы приобрели опыт, мы научились сражаться, у нас появился флот, а враг устал от долгой суровой зимы. Сибиряк этой зимы и не почувствовал бы, но кавказцы давно не видели таких сугробов и таких морозов. Вот и сейчас еще холодно, но это даже хорошо. Вражеские солдаты насиделись в окопах, они измучены морозами, если первая атака будет удачна, у противника не выдержат нервы. Если удастся перейти реку, грузинская армия побежит. Наступление назначено на 14 марта – спустя ровно семь месяцев после начала войны, после вероломного нападения на мирную, спящую республику. Накануне боя принимает присягу армянский батальон: армяне и прежде воевали за абхазов поодиночке, теперь они собираются в большой национальный отряд. Они слышат, что на грузинской стороне армян грабят, убивают, отнимают у них дома; армяне надеются, что после победы с абхазами жить будет лучше, чем с грузинами. Армянский батальон пойдет одним из первых; рядом пойдут испытанные в бою группы ополченцев, пойдут и чеченцы под зелеными знаменами, а рядом с ними – казаки с Дона и добровольцы из Турции. Невозможно устоять перед таким ударом. И не смогут языческие боги, которым до сих пор приносят в Абхазии жертвы, остаться равнодушными и не помочь своим детям. Бой начинается. Первая атака удачна: Верхний мост пройден, грузины разбиты и бегут. Укрепленные блиндажи не взяты, огневые точки не подавлены, но это неважно: вперед, вперед, в Сухум! Скоро будут видны многоэтажные дома западной окраины; каждый абхазец знает эти места, в родном городе будет легче сражаться. Надо зацепиться за городские кварталы и уже не разжимать челюсти: сколько бы ни было танков и гаубиц у грузин, они не смогут остановить наступление. Правда, огонь не стихает, наоборот, грузин как будто становится больше. Но надо идти вперед: скоро Седой Лис вызовет подкрепления, скоро грузинская армия получит снаряды, подтянет войска, отправленные недавно в тыл, против партизан. Надо успеть, прорваться далеко вглубь Сухума, надо захватить вокзал – ключ ко всему городу. До него уже близко. Полковник не командует наступлением, а лишь руководит одной из боевых групп. Он выполнил боевую задачу, он вывел свой отряд на заданные рубежи, но чувствует неладное: огневые точки не подавлены, линия грузинских блинаджей отсекла абхазский авангард, зашедший между ними, как когда-то шведы под Полтавой между русскими редутами. Второй эшелон абхазской армии уже не может прорваться на подмогу, а значит – передовые части попали в огненное кольцо. Грузины, засевшие в дотах, будут сражаться до последнего: если их не спасут свои – впереди гибель или плен. А если продержаться до подхода грузинской армии – поражение абхазов неизбежно. День кончается, наступает темнота, и все абхазские командиры, каждый по-своему, понимают: битву выиграть не удалось. Расчет оказался неверен: у абхазов слишком мало артиллерии, слишком мало техники. Получить подкрепления можно, но грузины уже не бегут, они остановились, они стягивают силы. Можно бросить новые силы в последний бой, как в мясорубку; но можно принять другое решение, о котором пока еще не решаются говорить. Отступать – это значит признать напрасными все потери этого дня и этой ночи; отступать придется по мосту, под ураганным огнем. И все же отступить еще можно – потом придется просто бежать. Полковник возвращается в тыл, в самый главный штаб. Здесь собралось руководство республики, здесь и командиры, вернувшиеся с линии огня. Каждый поставил на карту свою репутацию, каждый отвечает за исход битвы перед людьми. Абхазия – маленькая страна, от народа не спрячешься за экраном телевизора, не скроешься за дверцами лимузина.
– Что будем делать?
– Отступать.
– Отступать нельзя, в четвертый раз никто не пойдет через Гумисту.
– Проиграем бой.
– Что посоветуешь? – это вопрос полковнику, хотя его мнение уже известно – но никто не хочет согласиться с этим мнением.
– Очень трудно трахнуть бабу посреди площади – слишком много советчиков, – отвечает полковник. – Сейчас вам нужны не советы, а решение.
– Говори, мы примем твое решение.
– Надо отводить войска.
Решение принято. Абхазская армия начинает отступать. Ее авангард уже окружен, но есть возможность увести главные силы, можно прорваться между грузинскими дотами и уйти на свой берег. Приказ есть, хотя многие бойцы возмущены и просто не желают ему подчиняться. Боец армии непризнанной республики – это не солдафон, слепо выполняющий любую команду: у него всегда есть свое мнение. Зачем отступать, когда большая часть пути уже пройдена? И не просто пройдена – она усыпана трупами. Ведь мы уже вступили в город, а кто знает – удастся ли в следующий раз застать грузин врасплох? Надо сражаться до конца, удача любит смелых, а новое наступление будет еще труднее: с каждой битвой гибнет все больше солдат, с каждой неудачей все меньше решимости. Оставить позиции, завоеванные с таким трудом – не предательство ли это? И почему бойцы должны подчиняться решению, принятому в тылу, в штабе? Может быть, и это очередная ошибка – что тогда? Но грузины удерживают позиции, они тоже полны решимости. Семь месяцев назад они ехали сюда, чтобы сорвать абхазский флаг со здания бывшего обкома, а потом пить, веселиться и радоваться. Теперь они знают, что идет самая жестокая война из всех, какие видела Абхазия за последние сто пятьдесят лет, что их главная ставка в этой войне – право их соплеменников жить на Золотом берегу. Они знают, что если абхазы с союзниками войдут в столицу, десятки тысяч грузин будут драться за места в автобусах и на катерах, чтобы бежать из города, бросив дома и все имущество. Они еще не знают, что в октябре, всего через полгода, сотням и тысячам сухумчан придется уходить через ледяное ущелье, продуваемое всеми ветрами, в летней одежде по снегу, без еды и без огня. Но грузинские солдаты понимают, что не должны впустить абхазов в город, который считают своим, и они не бегут. Победить абхазы не смогут – смогут только измотать свои и вражеские силы. Но из Тбилиси придут подкрепления, а абхазы уже исчерпали свои резервы. Еще можно выиграть битву, но есть риск проиграть всю войну.
Через четыре дня после начала первой атаки абхазская армия отходит на западный берег реки. Самое тяжелое поражение и вместе с тем самый тяжкий позор – не удалось выменять пленных, обменивать их не на кого. Потом, полгода спустя, после взятия Сухума, их найдут захороненными в общей могиле. Но пока что их матери верят, что сыновья в плену, просят сделать все возможное, чтобы освободить их. Абхазские командиры считают свои потери: сотни бойцов легли в землю, а линия фронта не изменилась ни на сантиметр. Полковнику больше не поручали ни одной боевой операции. О его приказе вспоминали как о роковой неизбежности: вот если бы… А тем временем внутри Грузии разгорается политическая борьба, а потом и гражданская война. Проходит несколько месяцев, и снова абхазская армия идет на штурм. С четвертой попытки удается захватить господствующие высоты, которыми пренебрегали в марте. И только пятая попытка завершается победой. Правота полковника подтвердилась, когда для него это уже не имело значения. Грузинская армия бежала из Абхазии, рассыпавшись по дороге. Многие годы на самом высоком уровне ведущие политики пытались урегулировать конфликт. Абхазский вопрос решался в Вашингтоне и Брюсселе, в Москве и Нью-Йорке, на встречах лидеров ядерных держав. Никто бы не вспомнил об Абхазии, если бы в августе 1992 года грузинская армия не была остановлена у маленькой реки. Однако человек, слегка подкорректировавший ход истории, не стал героем в своей стране. Он остался жить и работать в России, иногда скромно и незаметно приезжает в родную республику. Там его вспоминают иногда во время какой-нибудь шумной политической кампании. Не называя имен, приводят как пример отсутствия патриотизма некий приказ об отступлении, отданный в разгар победоносного движения на Сухум. Вот если бы… Редко кто возразит. Ведь эта битва была уже давно, в Абхазии и в Грузии выросло целое поколение, не видевшее войны. И как доказать, кто был прав, кто виноват пятнадцать лет назад? Нередко приказ об отступлении оказывается самым верным решением. Но всегда остается самым трудным.
(Опубликовано: Словесность 2009. Альманах. Книга 3. - М.: "Библиотека газеты "МОЛ", № 1 (53), 2009.)
___________________________________________________
Владислав Ардзинба умер – и в абхазской летописи закрылась, может быть, самая яркая страница. Нет больше человека, который основал Республику Абхазия. Когда уходит из жизни строитель государства, заканчивается романтический период в истории этого государства. Это время тяжелой борьбы, но и первых побед, и первого глотка свободы. Сколько бы ни было трудностей, неудач, потрясений и недопонимания, первое впечатление всегда – самое сильное.
Ардзинба в годы своего расцвета и был тем первым впечатлением, которое ожидало человека, впервые посещавшего республику. Гости, въезжавшие в Абхазию, в общем-то знали, что они встретят: красивое море, прекрасную природу, экзотические фрукты и колоритное население. Но практически никто не ожидал, что здесь, в маленькой республике у подножья Кавказа, главой государства может быть лидер такого уровня. Владислав Ардзинба был не просто руководителем мирового образца, который не уступал своим политическим мастерством и умением ориентироваться в сложной обстановке любому президенту США, Франции, России или Японии, правившему одновременно с ним. Он не просто поднялся из незаметного, скромного положения к вершине власти. Он сам строил те структуры, ту систему, которая воплотила двухвековую мечту абхазов о возрождении самостоятельного государства. И сегодня Абхазия пришла к тому, что обещал своему народу Ардзинба двадцать лет назад – к независимости, поверить в которую в те годы было можно, но реально представить себе – почти нельзя.
Он вышел победителем из войны и провозгласил независимость республики – но и тогда не утратил ни простоты, ни доверительного тона; он обращался с окружающими как с равными, и был понятен всем и каждому. Я помню сессию парламента в октябре 1995 года, на которой Ардзинба выступал с длинной речью. В те месяцы непризнанная, разоренная республика была окружена кольцом недоброжелательства со всех сторон: Россия установила блокаду, в Грузии готовились к войне, Турция не пускала в свои порты абхазские корабли, командиры миротворцев жертвовали карьерой, отказываясь выполнять приказы, следствием которых был бы переход грузинских войск через ингурскую границу. Ардзинба точно и ясно изложил обстановку, дал острые, полные сарказма комментарии к каждому выпаду враждебных Абхазии политиков, в разгар речи вдруг на минуту прервался со словами: «Счас! Пиджак сниму!» – вернулся уже в рубашке и продолжал говорить, обращаясь к депутатам не как президент к парламенту, а как первый среди равных, ждущих от него совета. На следующий день в санатории РВСН старый русский военный, судя по всему – высокого звания, умудренный опытом и считающий свое ведомство образцом для подражания, с удивлением и уважением заметил, слушая разговоры о вчерашнем выступлении Ардзинба: «А у вас президент – умный!» Чувствовалось, что это уважение в его сознании отныне распространяется и на всю республику, и на весь народ.
Этот эпизод лишь в малой мере отражает то необыкновенное впечатление, которое Владислав Ардзинба произвел во время своей знаменитой речи 1 июня 1989 года, на Первом съезде народных депутатов в Москве. О сущности грузино-абхазского конфликта почти никто из советских граждан не знал, в первую очередь потому, что просто не имел права знать – об этом не писали газеты, не говорило радио. Выйти на трибуну и рассказать за десять минут обо всех абхазских проблемах было само по себе сложнейшей задачей. Но Ардзинба в тот день добился гораздо большего: его ораторское искусство, умение держаться на публике, безупречные манеры и главное – смелое, независимое поведение показали, что с нацией, которую представляет такой человек, можно и нужно считаться. И этой же речью за один день были завоеваны симпатии всей Абхазии. Еще полтора года прошло до декабря 1990 года, когда Владислав Ардзинба был избран главой Абхазии, но с того дня вся логика событий вела к этому шагу.
Сегодня Абхазия потеряла не только человека, которого любила и которым восхищалась. Ардзинба был единственным человеком, которого воспринимали не только как президента – он в самом деле был даже не отцом нации, но отцом народа. Его любили и на него надеялись представители всех национальностей. Ему отдавали должное даже непримиримые противники. И было за что его уважать, было чем восхищаться.
Владислав Ардзинба принадлежал к когорте людей, которые возвысились исключительно благодаря своим талантам. Такие политики, каким был он, востребованы исключительно в те годы и десятилетия, когда рушатся государства и создаются новые, когда каждая нация, попавшая в водоворот разрушений и войны, со всей быстротой ищет лидера, способного возглавить борьбу и вывести народ из тяжелого положения. Приход Ардзинба к власти по советским масштабам был почти молниеносным: ни выслуги лет, ни долгого продвижения по служебной лестнице – ему это было не нужно, может быть, даже вредно. Ардзинба был человеком действия. Долгая служба в государственных органах могла бы ограничить его кругозор, уничтожить ту решительность, благодаря которой он боролся и побеждал, с которой принимал решения в самых трудных ситуациях.
А обстановка вокруг Абхазии менялась с такой скоростью, что каждый год приходилось вырабатывать новую политику, новые методы борьбы, новый стиль поведения. В 1989 году Ардзинба был народным депутатом от Абхазии, и ему следовало не только разбираться в хитросплетениях парламентской политики, но и следить за обстановкой в самой Абхазии, которой грозило первое нашествие. В июле 1989 года, всего через полтора месяца после своего первого триумфа, Ардзинба добился ввода в Абхазию внутренних войск СССР и тем спас республику от резни и участи Ферганы и Нагорного Карабаха. Возглавил же он Абхазию через сорок дней после прихода к власти в Тбилиси Звиада Гамсахурдия, после чего Грузия неудержимо шла к независимости, отделению от Советского Союза. Отколоть Абхазию от Грузии, превратить ее в независимый субъект международной политики было необходимо – и почти недостижимо.
Ардзинба умел заключить договор с непримиримым противником и умел заставить его этот договор соблюдать – так было во время парламентского противостояния абхазских и грузинских депутатов в 1991 – 1992 гг. А затем, в августе 1992 года, надо было за несколько дней перевести республику на военные рельсы – наладить управление двумя островками, двумя очагами сопротивления, которые остались не затопленными нашествием враждебной армии. И Ардзинба в первый же день принял на себя роль военного вождя.
До сорока пяти лет он не участвовал в политике. А затем сразу оказался на линии противостояния мировых коалиций. В такой обстановке надо было не только знать дела абхазские и дела кавказские – требовалось разбираться в мировой политике, знать, каковы интересы каждой из великих держав: насколько они угрожают Абхазии и насколько они выгодны Абхазии. Человек, не знающий всех тонкостей, уготовил бы Абхазии судьбу Сербской Крайны, за неделю стертой с лица земли вражеской армией. Ардзинба пришел в политику из коридоров Института востоковедения – совсем не идеальная сфера подготовки для человека, выигравшего войну в соотношении сто тысяч на пять миллионов.
Ардзинба умел привлекать к союзу и людей, и нации, и государства. Доверие к лидеру – не последний аргумент в ситуации, когда в первые дни грузино-абхазской войны абхазы позвали на помощь добровольцев с Северного Кавказа, из России и из многих других стран. Многие добровольцы не знали об Абхазии почти ничего, было немало таких, кто прибыл в республику в первый раз. Немало значило, под чьим командованием соберутся добровольцы из разных стран и разных народов. Владиславу Ардзинба поверили все.
Абхазия не сумела бы выстоять под натиском многократно превосходящих сил, если бы у абхазов не появились неожиданные друзья, а у грузин – такие же неожиданные враги. И это сделала дипломатия Владислава Ардзинба. А ему противостоял в этой борьбе не уступающий способностями руководитель – один из самых искусных на Кавказе политиков, экс-министр иностранных дел ядерной сверхдержавы. Но Ардзинба победил. Эта война останется в истории Абхазии не просто как героическая защита независимости. Она заслуживает того, чтобы войти в историю как классический пример борьбы и победы в неравных условиях, как образец дипломатического искусства, как пример использования всех имеющихся ресурсов. И эта война всегда будет связана с памятью об Ардзинба. Мало-помалу забудутся подробности, исчезнут воспоминания, историю войны новые поколения станут воспринимать как текст из учебника – а много ли помнит человек из того, что читал в школе об истории, даже истории своей Родины? Но о самом Ардзинба всегда будут вспоминать как о человеке, который освободил свою страну.
Потом было несколько лет блокады, голода, были холодные зимы и каждый год – боевые тревоги, угрозы военного нападения. Если бы в те годы исчезла симпатия к президенту, если бы народ не верил безоговорочно в способности и волю к победе человека, который выиграл почти безнадежную войну, – республика не устояла бы. Социального взрыва, который казался неизбежным, все-таки не произошло. Люди ждали от него новых успехов, нового чуда.
Личные качества лидера в случае с Владиславом Ардзинба имели преобладающее значение. Он был уникален. Его способности были разносторонними: в Абхазии множество деятелей, но каждого из них он мог бы заменить лично на высоком посту. Его же самого в годы расцвета его таланта заменить не удалось бы никому. Не случайно авторитетные, заслуженные, пользующиеся доверием лидеры сами отошли в тень, чтобы освободить ему дорогу. Вот классическое определение гения: «Он похож на всех, а на него никто». Таким Ардзинба впервые появился перед своим народом, таким останется в памяти.
После войны он долго вел дипломатическую борьбу за выживание республики. Подобных трудностей Абхазия, скорее всего, еще долго не увидит в комплекте: военная угроза и экономические санкции, диверсии и террористические акции. И все-таки Ардзинба находил возможность обороняться и переходить в наступление. В 1997 году он нейтрализовал грузинские претензии на расширение мандата миротворцев, предложив создать смешанный трехсторонний контингент в Гальском районе, – грузинская сторона, взвесив все «за» и «против», сама отказалась от своей идеи и больше к ней не возвращалась. В 1998 году он нашел способ выиграть войну на Ингуре, формально не нарушая мира. Он не спешил принимать судьбоносные решения, семь раз отмерял, прежде чем отрезать, и только в 1999 году провел референдум о независимости Абхазии, хотя фактически она являлась таковой уже давно.
Ардзинба всегда хотел быть единственным лидером, непререкаемым авторитетом, и это ему удавалось. Не все и не всегда были им довольны даже в период расцвета его политической карьеры. Но народ ни разу не выказал недовольства до начала его болезни, пока президент был в состоянии держать в руках кормило. И даже в первые годы его болезни кредит доверия был далеко не исчерпан. Многие ждали его выздоровления, его возвращения к управлению. И только когда президент исчез с экранов и перестал появляться публично, зародились сомнения в том, правит ли он страной сам. Но и после этого народ позволил ему оставаться президентом до истечения его полномочий. Даже противники проявили уважение к нему и считались с его интересами.
Им восхищались за то, что он был необыкновенным, непохожим на всех. Вероятнее всего, и те претензии к нему, которые имели место в годы его правления, и те конфликты, которые возникали иной раз между ним и обществом, и те обиды, которые высказывались в его адрес – как со стороны соратников, так и со стороны народа, – имели основой похожие чувства. Все так привыкли, что президент Абхазии – необычный, одаренный всеми талантами, вызывающий восхищение, поражающий своими победами, исключительный человек. И требования к нему тоже были завышенными.
Мы полагали, что политик, который превосходит всех окружающих, должен быть безупречен во всем. А значит, обеспечить нам всем справедливость, покой и достойную жизнь он тоже обязан. Ведь если ему столько удалось сделать на международной арене – разве не может он исправить и внутренние неурядицы? Когда же этого не происходило, мы испытывали разочарование. И год за годом он становился все более одиноким в своем президентском дворце.
А ему было трудно разъяснить сразу всем, насколько тонкими отношениями связаны все части государственного механизма, сколько интересов сталкивается возле его капитанского мостика. Рассказывать о том, какие проблемы его одолевают, он мало кому решался. Не доверял старым соратникам, не привлекал к себе новых союзников. И постепенно росло непонимание. Но теперь оно в прошлом. Мучительные годы его болезни стерли из памяти людей все ошибки и неудачи, а останутся победы, которые он одержал. Судьба отвела ему всего десять лет для лидерства, борьбы и успеха. Но за эти десять лет он совершил много великих – без преувеличения, великих дел.
Сегодня, когда основателя государства больше нет, мы все в той или иной степени оценили масштаб его личности. Можно сказать с полной уверенностью: пройдет не одно десятилетие, пока во главе Абхазии опять встанет человек таких же способностей, как Владислав Ардзинба.
(Перепечатывается с сайта: http://www.ainar-media.ru.)
_______________________________________________________
9-15 января 2011 года в Южном Судане состоялся референдум о независимости: 98% населения высказалось за отделение от государства Судан, уже 55 лет являющегося субъектом международного права. Итоги референдума признал и президент Судана – Омар аль-Башир, несмотря на сильное недовольство в суданской столице, Хартуме. 7 февраля президент США Барак Обама объявил о намерении Вашингтона официально признать новое государство – предположительно в июле 2011 года.
Эти события последних недель, ставшие для мировой общественности второстепенными на фоне революций в Тунисе и Египте, на самом деле могут иметь (и, скорее всего, будут иметь) последствия глобального масштаба. Признание независимости Южного Судана той самой великой державой, которая претендует на мировую гегемонию и поддерживает принцип территориальной целостности, может означать переворот в системе международного права. Переворот, который в немалой степени может облегчить положение Абхазии и Южной Осетии, открыть новые возможности для наших дипломатов.
Как известно, двадцать лет назад, в начале 1990-х гг. на карте мира в считанные годы появилось множество новых государств, которые довольно быстро были признаны мировым сообществом. Однако затем этот процесс застопорился. Нашей республике, ставшей независимой де-факто в это же время – в 1992 году, – долгое время отказывали в праве на признание, исходя из принципа территориальной целостности Грузии. Дело в том, что право на обретение независимости (как правило, тоже не сразу) признавалось за теми республиками, которые имели статус союзных. И СССР, и Югославия, и Чехословакия формально являлись союзными либо федеративными государствами. Чехословакия была федерацией двух равноправных союзных республик – Чехии и Словакии; Югославия – социалистической федеративной республикой из шести субъектов (даже языки субъектообразующих наций – сербскохорватский, словенский и македонский – официально считались равноправными). Советский Союз также составляли союзные суверенные республики (Украинская и Белорусская ССР даже обладали членством в ООН отдельно от СССР). Поэтому с точки зрения международного права расчленение этих трех стран и появление на их месте двадцати трех новых было оправданным и законным. Автономным же образованиям (республикам, краям, областям) в праве решать свою судьбу было отказано, несмотря на то, что некоторые автономные республики, как Абхазия, в свое время тоже имели статус союзных.
Даже отделение Эритреи от Эфиопии, также легко признанной мировым сообществом (эритрейцам пришлось тридцать лет воевать за независимость, но признание последовало вскоре после победы), тоже имело юридическое обоснование: Эритрея, бывшая итальянская колония, присоединенная в 1952 году к Эфиопии, получила особый статус. (Ликвидация эритрейской автономии эфиопским императором в 1962 году и послужила причиной к восстанию эритрейцев). Признание независимости Восточного Тимора от Индонезии также имело свое юридические обоснование: прежде Индонезия была колонией Нидерландов, а Восточный Тимор – Португалии. Хотя отделиться от Индонезии в разное время пытались многие нации (можно вспомнить хотя бы долгую повстанческую войну на острове Сулавеси), добился права на признание только Восточный Тимор. Этому правилу и в других случаях следовали международные эксперты, когда рассматривали возможность предоставления независимости той или иной территориальной единице: они вспоминали, существовала ли какая-либо граница, которая признавалась в свое время евро-американским сообществом, можно ли ее узаконить, отделив ею одно государство от другого.
Теперь, после референдума в Южном Судане, пришло время подвести итоги и разобраться: что же осталось от принципа территориальной целостности в мировой дипломатической практике?
Дело в том, что Южный Судан никогда не имел ни автономии, ни статуса союзной или федеративной республики, ни вообще какого-либо статуса, и даже четкой границы, отделяющей его от остального Судана, до сих пор нет. Разница была этно-конфессиональной: Северный Судан – арабы-мусульмане (сунниты), Южный Судан – негры (католики, частично протестанты). Даже признание независимости Косово (в Югославии имевшего статус «социалистического автономного края» в составе Сербии) имело больше обоснований. Тем не менее признание Косово явилось новым прорывом в вопросе о праве народов на самоопределение. Он стал прецедентом, позволившим Москве в 2008 году признать не только Абхазию, но и Южную Осетию, обладавшую в советские времена лишь статусом автономной области. Не исключено, что российская дипломатия так долго не решалась на признание обеих республик именно потому, что не имела повода именно к признанию Южной Осетии, тогда как Абхазия, бывшая союзной республикой на момент создания СССР (1922 г.), давно уже этим правом обладала.
Как бы то ни было, признание Южного Судана Вашингтоном (а в основе этого акта, безусловно, не лежат одни только личные симпатии афроамериканца Барака Обамы) означает переход к новой системе ценностей в мировом масштабе. Надо полагать, Соединенные Штаты не исключают глобального передела мира в XXI веке, который может породить появление десятков, а то и целых сотен новых государств во всем мире. Если даже Вашингтон не планирует поддержать этот процесс, а только смиряется с неизбежностью в данном конкретном случае – в ближайшие годы и десятилетия неминуем новый «парад суверенитетов», и у каждого народа, стремящегося к независимости, найдется союзник в виде великой или по крайней мере региональной державы, которая станет адвокатом его интересов и защитником его независимости.
Что означает признание Южного Судана в масштабах Африки? Оно означает прежде всего отказ от принципа нерушимости границ, которые проводились колонизаторами при разделе этого континента. Надо заметить, что в ХХ веке переделы границ в Африке были уникальным явлением: эти границы застыли в том виде, в котором проводились 100 – 150 лет назад европейскими дипломатами в Лондоне, Париже, Берлине и других европейских столицах. Если в Латинской Америке исправления границ все же случались (Парагвай победил Боливию и в 1935 году отнял у нее спорные нефтяные районы; Перу, воспользовавшись второй мировой войной, в 1941 – 1942 гг. отхватило у соседнего Эквадора едва ли не большую часть территории), то в Африке колониальные границы оставались нерушимыми. Это объяснялось своими причинами и имело свои последствия – большей частью негативные.
До XIX века великие европейские державы почти не предпринимали больших завоеваний за морями. Исключение составляла лишь Испания, имевшая обширные колонии в Южной и Центральной Америке (они, однако, восстали и обрели независимость еще во времена наполеоновских войн). Европейские колонизаторы в Африке и Азии ограничивались в основном торговлей (от пряностей до рабов). Для этого не требовался контроль над большими пространствами суши. Выгоднее было удерживать важные пункты, почти исключительно на океанских берегах, где сходились торговые пути (Аден, Кейптаун, Бомбей, Сингапур, Макао и т.д.) Но когда начался промышленный бум, колониальные захваты получили теоретическое обоснование. Сторонники завоеваний указывали, что колонии могут стать не только источником вывоза ценного сырья, но и рынком сбыта товаров, позволят выселить туда избыточное население и решить таким образом проблему безработицы.
Однако даже в разгар завоеваний (в конце XIX – начале ХХ вв.) самые агрессивные колониальные державы (Англия, Франция, Германия, Нидерланды, Бельгия) не раз сомневались, выгодным ли делом они занимаются. В самой успешной из них – Великобритании – весь XIX век шла борьба между сторонниками имперской политики (во главе ее стоял Дизраэли) и приверженцами идеи «Малой Англии» (ее возглавлял Гладстон): последние считали, что большие владения Англии не нужны, и что расходы на содержание колониальных армий и администрации, на строительство крепостей и подавление мятежей перекрывают все доходы от заморских территорий. Противники расширения британских владений имелись даже в британском министерстве по делам колоний. Их правота стала окончательно ясна к середине ХХ столетия.
Европейцы убедились, что столетиями удерживать в повиновении массы африканского и азиатского населения невозможно. Само завоевание проходило без особого напряжения сил, особенно в Африке, где разрозненные племена, враждующие между собой, продававшие в рабство европейцам представителей своей расы и даже своей нации, почти не пытались объединиться. Любое сопротивление гасилось маленькими отрядами вымуштрованных белых солдат с огнестрельным оружием. Англичане разработали еще и систему вербовки сипаев – солдат-индийцев, которые составляли большую часть колониальных войск; сипаи вели для англичан войны и подавляли восстания в других колониях. С военной точки зрения европейцы легко справились с задачей, но политическое господство крепким не было. Подавить национальное сопротивление, если оно разворачивалось всерьез, никому не удавалось – ни французам в Алжире и Вьетнаме, ни португальцам в Анголе и Мозамбике. Большая часть колоний получила независимость без вооруженной борьбы. Полвека назад стало ясно, что колониальное господство оказалось лишь небольшим эпизодом в истории. Зато возникли новые проблемы, не менее серьезные.
И в Африке, и на других континентах новые государства, появившиеся либо в результате раздела одной большой колонии (например, Французской Экваториальной Африки), или после предоставления независимости этой колонии целиком (Конго, Индонезия) включали в себя множество разных народов и племен. Некоторые из этих народов и племен говорили на совершенно разных языках и не имели никакого позитивного опыта совместной жизни. Кое-где, как в Индонезии, их объединяла общая религия, в других странах не было даже этого. Ломать границы было нельзя, зато бороться за власть внутри этих границ, в принципе, не возбранялось. В результате многие большие страны стали ареной борьбы соперничающих этносов за доминирование в государстве, за пост президента, за власть над столицей и т.д. Во многих африканских и некоторых азиатских государствах (Ирак, Афганистан, Мьянма и т.д.) гражданская война и сегодня идет полным ходом. Альтернативой, как правило, становится правление какого-либо сильного лидера, часто сочетающееся с военной диктатурой. Но опирается диктатор, как правило, на выходцев из своего племени, и после его смерти или свержения борьба за гегемонию начинается заново.
Судя по всему, признание Южного Судана есть косвенное признание того факта, что по таким правилам мировое сообщество дальше жить не может. Что лишь создание множества национальных государств, пусть даже очень бедных ресурсами или людьми, может прекратить перманентные гражданские войны во всех странах света, начиная с Европы (Босния, Косово).
Эта новая практика может исключить принцип территориальной целостности из числа первостепенных. Впрочем, этот принцип сам по себе не является чем-то вечным. Еще сто лет назад передел границ считался естественным правом победителя. Он был главной целью первой мировой войны, да и после второй у стран-агрессоров была конфискована солидная часть территории. Лишь после 1945 года страны-победительницы пришли к выводу, что до бесконечности отнимать друг у друга земли – в условиях, когда уже появилось ядерное оружие – просто опасно. Впервые понятие о территориальной целостности было сформулировано в п.4 ст.2 Устава ООН. Однако по сути этот принцип нарушался каждое десятилетие, и действовал постольку, поскольку не противоречил интересам всех великих держав. Это помогало поддерживать равновесие во время «холодной войны». Это давало возможность ограничить процесс дробления до бесконечности, поскольку многие нации еще не успели доказать делом способность поддерживать стабильность своими силами.
Сказанное выше касается и Южного Судана. В настоящее время в этой стране полным ходом продолжаются столкновения между южносуданской армией и формированиями мятежного генерала Атора, который не смог стать губернатором штата Джонглей; количество погибших исчисляется десятками. А ведь остается еще проблема демаркации границы с Северным Суданом, строительства новой столицы Южного Судана взамен мало пригодной к этому статусу Джубы, и еще много вопросов предстоит решить. Но такой ценой приходится платить за независимость, добытую оружием. Южному Судану пришлось выдержать две войны – за автономию (в 1955-1972 гг.) и за полную независимость (в 1983 – 2004 гг.), которые привели к голоду, хаосу и разрухе. Тем не менее страна получит международное признание, а раз так – станет первым субъектом международного права, завоевавшим независимость по новым правилам. Этот прецедент может иметь последствия в любом регионе мира и объективно должен помочь новым государствам, начиная с Республики Абхазия, в борьбе за официальное признание всем мировым сообществом.
(2011 г.)
(Перепечатывается с сайта: http://www.hrono.ru/.)
_________________________________________________________
