Проф. Г. Соселия
Вопреки исторической правде
Наряду с многими ценными трудами, посвященными исследованию истории Грузии, к сожалению, иногда появляются и такие, которые, вопреки исторической правде и материалистическому пониманию процесса общественного развития, толкуют исторические явления с буржуазно-националистических позиций. К числу подобных произведений, по нашему мнению, следует отнести объемистую (около 1.000 страниц) книгу Павле Ингороква «Гиорги Мерчуле», выпущенную в 1955 году издательством «Сабчота мцерали».*).
________________
*) Павле Ингороква. «Гиорги Мерчуле». Очерк по истории литературы, культуры и государственной жизни древней Грузии. На грузинском языке. Тираж 10.000 экз. Редактор — проф. В. Дондуа.
В первой части книги автор пытается дать, в связи с произведением Г. Мерчуле «Жизнь Григория Хандзтийского», историю раннефеодальной Грузии. Вторая часть книги посвящена литературному наследию Г. Мерчуле в гимнографической поэзии и вообще грузинской поэзии V—XI вв. Говоря о книге П. Ингороква, мы имеем в виду её первую часть, составляющую более половины книги. Что же касается второй ее части, то она, по нашему мнению, написана удовлетворитель-но и представляет определенную ценность.
П. Ингороква — один из видных писателей в Грузии: его перу принадлежат интересные исследования по руставелологии и другим актуальным проблемам истории грузинской литературы: он приобрел известность, в особенности, как источниковед. Это тем более вызывает досаду за ту порочность и антинаучность взглядов, которые нашли свое отражение в первой части его книги «Гиорги Мерчуле». Создается впечатление, что автор не только далек от материалистического понимания процесса общественного развития, но что он не знаком, кажется, и с элементарными, общеизвестными процессами истории феодального мира или, что не лучше, преднамеренно их игнорирует.
В газетной статье нет возможности останавливаться подробно на всех положениях, высказанных автором рецензируемой книги. Поэтому мы остановимся лишь на некоторых из них.
По мнению П. Ингороква, в грузинской исторической литературе (в том числе в трудах акад. Ив. Джавахишвили) история раннефеодальной Грузии представлена «совершенно неправильно», почему ему — П. Ингороква — приходится-де «восстанавливать магистральные линии основных моментов» этой истерии (стр. 31, 110—111, 191, 265 и др.).
Какие же это «магистральные линии основных моментов» истории раннефеодальной Грузии, которые приходится восстанавливать П. Ингороква?
Оказывается, «единое цельное», монолитное грузинское государство существовало, как утверждает П. Ингороква, еще с ранней античной эпохи. В VI в. н. э. грузинская государственность, в результате происков внешних врагов, была ликвидирована. Возрождается это былое единое государство у грузин в VIII в., а в IX—X вв. завершается «консолидацией» всех частей Грузии, с «единой грузинской культурой» и, конечно, подразумевается — с общностью экономической жизни (стр. 29, 30, 53, 103, 220-221, 295 и др.). Это «консолидированное», «единое цельное», монолитнее государство П. Ингороква считает, совершенно последовательно, «национальным государством» грузин, с «национальной идеологией», с «национальной политикой» и т. д. и т. п. (стр. 29, 30, 32, 33, 37, 53, 69, 112, 113 и др.).
Это совершенно неправильно. И. В. Сталин указывал, что до второй половины XIX в. в Грузии имело место лишь «.эфемерное и случайное» объединение отдельных ее частей, «в лучшем случае захватывающее лишь поверхностно-административную сферу» (Соч., т. 2, стр. 295).
Академик Ив. Джавахишвили, опираясь па неоспоримые исторические данные, показал, что Грузия не представляла единого, монолитного государства даже и в период ее высшего экономического и политического расцвета (XI—XII вв.), что упоминание в это время в источниках «царств» является отражением жизни, когда каждое «царство» внутри объединенной Грузии продолжало жить своей жизнью, когда «государственный строй покоился на принципе сохранения местной и общинной самобытности». («История грузинского права», кн. II, в. 2, стр. 115)
В то время как все это общеизвестно и бесспорно, П. Ингороква пытается утверждать, что «грузинское государственное объединение, созданное при Арчиле (в 744—759 гг. Г. С.), как выясняется, «не было эфемерным» (подчеркнуто мною. Г. С.), «во главе власти Грузии» в это время стоял последний великий представитель древней династии Горгасалов Арчил II и т. д. (стр. 32).
Известно, что И. В. Сталин эфемерный характер объединения грузинских княжеств связывал с экономической раздробленностью Грузии. Из утверждения же П. Ингороква о том, что в VIII в. грузинское государственное объединение являлось далеко не эфемерным, вытекает, что в это время в Грузии не было экономической раздробленности, а существовала общность экономической жизни.
Таким образам, по мнению П. Ингороква, уже в VIII в. существовало «единое цельное» грузинское государство с «единой грузинской культурой», в условиях общности экономической жизни (язык, конечно, единый — грузинский). Выходит, что налицо общность территории, языка, культуры и экономической жизни, инчче говоря, налицо грузинская нация... в VIII веке!
Поправка к истории, как видим, существенная. Но есть ли для такой поправки у автора какое-либо основание? Никаких данных, кроме голословного заявления автора на этот счет, в книге мы не находим.
Утверждение П. Ингороква, что грузинская нация и единое грузинское государство существуют уже с VIII в., нас особенно не удивляет; это в известной мере не ново: подобное утверждение является развитием взгляда, данного в учебнике истории Грузии, о том, что «многовековый процесс становления грузинской нации» начался еще в «глубокой древности» — с первых же дней появления грузин (даже их предков) на исторической арене — с родо-племенных связей («История Грузии», т. 1, под ред. С. Джанашиа, 1950. Стр. 6—8).
Вызывает удивление другое. Занимаясь, как автор любит выражаться, «прецизным анализом» исторических явлений, «восстанавливая магистральные линии основных моментов» истории феодализма в Грузии, П. Ингороква обходит, более того, замазывает одно очень важное историческое явление. Мы имеем в виду не классовую борьбу; в источниках она дана часто в таком завуалированном виде, что автор книги «Гиорги Мерчуле» мог ее и не заметить. Но есть такое явление, которое должен заметить не только такой знаток источников, каким является П. Ингороква, но и каждый, хоть немного изучавший историю. Это — борьба феодалов (включая царя) между собой, борьба, имевшая место, как известно, не только в одной Грузии. На 544 страницах первой части книги, посвященных истории феодализма в Грузии VIII—XI вв., о борьбе феодалов не сказано ни слова. Что, это не относится к теме книги? Но ведь процесс «объединения Грузии», проходящий в ней «магистральной линией», не что иное, как результат этой борьбы! Как же можно было обойти это важное обстоятельство?
Но это было бы еще полбеды. Автор не только умалчивает о борьбе между грузинскими феодалами, о том, что они веками вели между собой нескончаемые разорительные войны, часто натравливали при этом друг на друга внешних врагов, а представляет дело совсем наоборот. П. Ингороква уверяет читателя, что грузинские феодалы вовсе не враждовали друг с другом, не нападали друг на друга, не захватывали друг у друга владений. Если в источниках говорится, например, о захвате одним феодалом владения другого феодала (а об этом и других приме-рах войн между феодалами в источниках мы встречаемся на каждом шагу), то это, по П. Ингороква, видите ли, вовсе не захват, как это понималось до сих пор, а... освобождение. Так, например, указание источника о том, что Абхазский эристав Леон II (VIII в.), собравшись с силами и отказавшись от повиновения Византии, «захватил» Егриси, нужно понимать далеко не так, что Леон действительно захватил Егриси, как это принято понимать в историографии, а следует якобы толковать в том смысле, что Леон «освободил: Егриси «от господства византийцев» (стр. 115—117, 217). Бесчисленные примеры захвата феодалами друг у друг территорий в книге сводятся всецело к такому «освобождению». (См. еще, напр., стр. 49). Весь процесс объединения Грузии, по П. Ингороква, это — результат такого освобождения отдельных частей Грузии феодалами, якобы беззаветно служившими лишь «одной цели» — возрождению национального единства грузинского народа, восстановлению его «единой цельной» государственной организаци (стр. 29—34, 54 и др.).
Могли ли враждовать друг с другог грузинские феодалы, движимые таким патриотическим долгом, священным чувством любви к родине? — Нет, — уверяет нас автор «Гиорги Мерчуле», — их тянуло лишь к союзу, к дружбе, к объединению. Грузинские феодалы заключают лишь союзы, объединяются, добровольно «входят» в одну государственную организацию (стр. 47, 49—50, 71 и др.). В книге отмечен лишь один случай, когда грузинские феодалы изменяют этому своему долгу: царя Ашота I убивают нигалийцы. Но это, объясняет автор книги, дело рук арабов, подкупивших убийц (стр. 69). Выходит, что убить грузинского царя, пролить кровь грузина мог лишь грузин, подкупленный иноземным золотом, что, по П. Ингороква, конечно, является случаем исключительно редким, далеко выходящим из рамок обычных для феодалов Грузии взаимоотношений.
Так представлены в книге П. Ингороква «магистральные линии основных моментов» истории феодальной Грузии, таковы основные взгляды ее автора. Спрашивается: какими данными располагает П. Ингороква для обоснования своих столь оригинальных взглядов?
Метод, доказательства у автора явно ненаучный. Приведем несколько примеров.
Желая доказать, что в IX—X вв., еще до того, пока «Грузия объединилась в одну государственную единицу, укрепилось культурное единство грузинского народа», П. Ингороква приводит место из произведения Г. Мерчуле, которое, по его мнению, представляет «классическую для своей эпохи формулу единства Грузии»: «Картли — обширная страна, в которой церковную службу совершают и все молитвы творят на грузинском языке». (Курсив наш. — Г. С.). Отсюда П. Ингороква делает, как ему кажется, бесспорный вывод: говоря о Картли, Г. Мерчуле имеет в виду всю Грузию, включая и Западную Грузию (Абхазское царство), так как церковная служба и здесь (в Западной Грузии) совершалась на грузинском языке (стр. 220—221, 244, 295). В этой формуле П. Ингороква видит отражение «магистральной линии политической идеологии грузинского царства», «политико-идеологическую государственную концепцию» IX—X вв., по которой грузинское царство представляло одно цельное государство (стр. 112—113).
Но, во-первых, как можно говорить о политико-идеологической государственной концепции по одному совершенно случайному выражению в одном агиографическом произведении? Как можно утверждать, что в таком случайном выражении дана «классическая для своей эпохи формула»?! Ведь кроме этого одного выражения в ту эпоху нет буквально ничего, что могло бы сказать об «единстве Грузии»! Понятие «Картли» в эту эпоху, как хорошо известно и П. Ингороква (стр. 221 и др.), ни в коем случае не обнимало всю Грузию.
Во-вторых, нет никакого основания утверждать, что понятие «Картли» у Г. Мерчуле включает в себя и Западную Грузию (Абхазское царство). Г. Мерчуле вовсе не ставит своей целью определение границ Картли; его слова: «Картли — страна, где церковную службу совершают на грузинском языке», вовсе не говорят о том, что все те места, где церковную службу совершают на грузинском языке, представляют Картли. Достаточно привести одно место из произведения Г. Мерчуле, чтобы понять всю неправильность заключения П. Ингороква. Григорий Хандзтийский, оплакивая Ашота I, говорит: «О, могущественный и славный царь мой, крепость церквей и ограда христиан»!.. («Житие Григория Хандзтийского», на грузинском языке, 1949, стр. 45). Следуя логике П. Ингороква, нужно заключить, что Ашот I являлся крепостью всех церквей и оградой всех христиан — во всем мире, тогда как Григорий Хандзтийский мог иметь в виду церкви и христиан лишь в Картли (крепостью и оградой всего христианства считался в то время, как известно, византийский император).
Важно указать также на то, что Г. Мерчуле в своем произведении упоминает Картли, кроме приведенного П. Ингороква случая, не менее одиннадцати раз, но нигде Картли со всей Грузией не отождествляет, не имеет в виду и Западную Грузию. Более того, понятие «Картли» не обнимает у него всегда и всю Восточную Грузию (например, то место, где подвизался Григорий Хандзтийский).
Как же после этого можно утверждать, что понятие «Картли» у Г. Мерчуле «включает всю Грузию и, тем более, делать отсюда вывод о наличии в то время политико-идеологической концепции единства грузинской государственности?!
Другой пример. Стараясь доказать, что Иберия в эпоху Ашота I и его преемников не находилась в вассальных отношениях с Византией, а что эти отношения между ними представляли якобы «лишь только политический союз, а не вассалитет», П. Ингороква просто подделывает содержание буллы византийского императора Романа I, который прямо указывает, что города (крепости), занятые арабами, в случае, если они будут захвачены иберийским куропалатом даже без помощи византийцев, «не должны перейти в его окончательное управление и господство». П. Ингороква, излагая своими словами буллу Романа I, пишет, что тот дает согласие на то, чтобы иберийцы присоединили к себе указанные города «не только в том случае, когда одни они сумеют забрать их, но и в том случае, когда грузины овладеют этими городами с помошью византийских войск» (стр. 65.)
П. Ингороква не постеснялся прибегнуть к подделке исторического документа, считая, видимо, что такой поступок оправдывается целью — снять «пятно» вассала с предков.
Лингвистический экскурс (метод редукции и т. п.) занимает в книге немало места. Многие свои оригинальные положения автор обосновывает именно «законами фонетики», в использовании которых он далеко не отходит от Н. Марра, в руках которого эти законы, как известно, обретали способность связывать друг с другом любые слова (и любые языки). Именно с помощью такого порочного лингвистического метода можно связать друг с другом, как это делает П. Ингороква, например, «ариан—Картли» или Карт-и и библейское «Ур-Кашд» (стр. 82), или «мосхи» и «абхази» (стр. 137 и дальше).
Для спасения своих оригинальных положений П. Ингороква хватается за всякую соломинку. Так, например, сведения Л. Мровели по «вопросам Кавказской этнологии», об этнических связях кавказских народов он объявляет «историческим показанием, имеющим решающее значение» (стр. 130—131). Но ведь известно, что Л. Мровели рассказывает сказочную историю о появлении кавказских народов, связывая их происхождение с ветхозаветным Ноем.
В книге П. Ингороква объявляется заблуждением существующее до сих пор мнение, что некоторые южные провинции Восточной Грузии в прошлом были связаны с Арменией (гл.гл. V, VI). Автор подвергает пересмотру установившийся в
грузинской историографии, в частности в трудах акад. Ив. Джавахишвили, взгляд на прошлое южной Колхиды — страны чанов-лазов.
Далее автор книги «делает целое открытие» по вопросу происхождения абхазцев. Не трудно понять, чего будут стоить такие «открытия», как будут «обоснованы» столь «оригинальные» взгляды П. Ингороква, если он пользуется уже известным читателям методом доказательств.
Об абхазцах мы читаем самые невероятные вещи.
Абхазцы, как таковые, объявляются просто несуществующими: те, кто называются абхазцами, оказывается — «грузины по своему происхождению и языку», грузинское племя мосхи или месхи (стр. 116, 129, 137 и др.).
Для обоснования своего столь оригинального взгляда автор книги прибегает к обычному для него «прецизному анализу» исторических фактов и явлений. Л. Мровели, указывает он, рисует «полную картину этнически-племенного состава Кавказа своей эпохи», а абхазцев «отдельно не упоминает», т. е., как видно, не считает их отдельной от грузин этнической единицей, их он считает грузинским племенем». Это сведение Л. Мровели, уверяет читателей П. Ингороква, «нужно считать историческим показанием, имеющим решающее значение (стр. 131).
Одно то, что П. Ингороква опирается на такой «аргумент», как вышеуказанное сведение Л. Мровели, уже говорит о сомнительной ценности вообще его доводов. Как можно считать «историческим показанием, имеющим решающее значение» об этническом родстве народов Кавказа сведение летописца, который в основу этого родства кладет ветхозаветный миф происхождения народов от потомков Ноя, а о родстве народов Кавказа рассказывает невероятно сказочные вещи?!
Но даже если Л. Мровели абхазцев отдельно от грузин не упоминает, значит ли это, что он абхазцев считает грузинами? Ведь Л. Мровели, как это отмечает П. Ингороква, и егрисцев упоминает отдельно от картвелов. Следуя логике П. Ингороква, нужно заключить, что Л. Мровели егрисцев грузинами не считает. Ясно, что упоминание Л. Мровели какого-либо народа отдельно или в группе других народов ничего не доказывает еще об этническом характере этого народа.
Свой взгляд о том, что абхазцы — грузинское племя, П. Ингороква старается обосновать тем, что на территории нынешней Абхазии в античную эпоху и средние века жили, указывает он, грузинские племена. Для того, чтобы это последнее доказать, он предпринимает длинный лингвистический экскурс, пытаясь показать связь географических названий территории Абхазии с «грузинским языковым миром», умалчивая при этом о такой связи с абхазским языком.
Не вдаваясь в подробности лингвистических мудрствований автора, согласимся с ним, что такая связь существует и, следовательно, на территории Абхазии в прошлом жили грузинские племена. Что же это может сказать в пользу II. Ингороква? Почему на территории Абхазии вместе с абхазцами, этнически отличными от грузин, не могли жить и грузинские племена или одно какое-либо грузинское племя? Ведь хорошо известно, что в античную эпоху на этой территории жили десятки этнически различных народов. Страбон, например, говоря о Диоскуриаде (месте нынешнего Сухуми), указывает, что здесь собираются 70 народностей, говорящих на разных языках («География», XI, 2, 16).
То, что на территории Абхазии вместе с абхазами жили и грузины и что об этом остались следы в географических названиях, не может служить доказательством того, что абхазцы — грузинское племя.
П. Ингороква делает упор на следующее: «основная» («собственно») Абхазия в античную эпоху была населена, утверждает он, грузинским племенем «мосхи» (месхи). Начиная с V в. до н. э. до I в. н. э. в античных источниках, отмечает П. Ингороква, упоминаются лишь «мосхи» и только потом вместо них появляется упоминание «абасгов» (абхазов); т. е., — поясняет автор, — «абасгами» (абхазами) стали называться «мосхи». «То обстоятельство, что название абхазского племени было «мосхи» (мосохи), оно же «месхи», уже само собой делает ясным, что абхазцы принадлежат к группе грузинских племен», — заключает П. Ингороква (стр. 129, 137, 140).
Если и согласиться с тем, что «основную» («собственно») Абхазию в античную эпоху населяли действительно мосхи, можно ли отсюда сделать вывод, что абхазцы — мосхи? Ведь сделать такой вывод, значит стать на позицию марровского отрицания всякой миграции. Мало ли кто мог в отдаленном прошлом населять то место, где мы сейчас живем. Ведь имело же место движение народов! Как же можно отождествлять народы лишь в силу того, что они в разное время занимали одну и ту же территорию?!
Но дело не только в этом: утверждение о том, что «основную» («собственно») Абхазию в античную эпоху населяли мосхи, вовсе не соответствует действительности. П. Ингороква и в данном случае прибегает к обычному своему приему: искажает, выражаясь мягко, данные источников, на которые он ссылается.
Из трех античных писателей, данными которых пользуется П. Ингароква, двое (Геланик Митиленский и Палефат Абидосский) не дают о мосхах таких сведений, которые позволили бы сделать какое-нибудь определенное заключение о месте их жительства, а сведения о мосхах, сообщаемые третьим писателем — Страбоном, дают основание считать утверждение П. Ингороква далеко не правильным.
Страбон указывает, что «страна мосхов» находится выше рек Фазиса и Кира (Риона и Куры); здесь имеется святилище Левкотеи (XI, 2, 17). «Область мосхов, в которой находится вышеупомянутое святилище, делится на три части, из коих одной владеют колхи, другою — иберы, третьей — армяне» (XI, 2, 18), т. е. эта область мосхов находится между Колхидой, Иберией и Арменией. Кроме того, Страбон не раз говорит о «Мосхийских горах», имея в виду центральную часть цепи Малого Кавказа, т. е. то место, где он предполагает страну мосхов.
Таким образом, по Страбону, мосхи населяют далеко не Абхазию. Источник, на который ссылается П. Ингороква, говорит не в его пользу, а против него.
Но, кроме Страбона, есть и другие античные писатели, которые опровергают утверждение П. Ингороква о месте жительства мосхов (которых, кстати, он не упоминает). Например, Гай Плиний Секунд (23—79 гг. н. э.) в своей «Естественной истории» указывает, что река Фазис (Рион) «берет начало во владениях мосхов» (VI, 13), земли мосхов лежат у верховья Кира (Куры) (VI, 29). Корн. Тацит (55—117 гг. н. з.) в «Анналах» пишет, что мосхи «сделали набег на захолустья Армении» (XIII, 37). Ясно, что с «собственно» Абхазии мосхи сделать такой набег не могли.
И, наконец, для обоснования своего утверждения о том, что абхазцы не кто иные, как мосхи (месхи), П. Ингороква особенное значение придает происхождению термина «абхази». Термин «абасги» — «абхази», по его мнению, возник в силу законов фонетики из племенного названия «мосхи». П. Ингороква пускается опять в свои линг-вистические мудрствования для того, чтобы показать, как в силу фонетических законов происходит этот процесс (стр. 137—140).
Но если даже мы оставим в стороне то, что П. Ингороква в данном случае прибегает к приемам Н. Марра, которому, как известно, законы фонетики позволяли совершать над словами чудовищные операции, подвергать их, так сказать, алхимическим превращениям, и допустим, что законы фонетики позволяют произвести «абхази» из «мосхи», что первое, в силу законов фонетики, возникло из второго, даже и при всем этом естественно возникает вопрос: когда это могло произойти? Процесс, без сомнения, должен был быть длительный. Это подчеркивает между прочим и сам П. Ингороква, указывая, что термин «абасги» — «абхази» входит в употребление значительно позднее «употребления в источниках термина «мосхи» (стр. 137).
Но, вот что забыл учесть ученый языковед: племенные названия «мосхи» и «абасги» — «абаски» («абхази») в источниках встречаются одновременно, параллельно.
Так, например, о «мосхах» говорит, как это выше указано, в своих «Анналах» К. Тацит; это — в начале II в. н. э.
(«Анналы» написаны около 117г.). Во второй половине II в. н. э., «мосх» (мосхои) упоминается у Элия Геродиана («Об общей просодии», VIII, 225, 23). В это же время в тех же античных источниках мы встречаем племенное название «абаски», «абасги», «абасгский народ». Так, например, Флавий Арриан, который в 134 г. объездил восточное побережье Черного моря, лично знал «абасков», о которых он говорит, как о народе, еще раньше обитавшем
на территории нынешней Абхазии (См. «Объезд Эвксинского понта»). Об «абасгском народе» говорит и Элий Геродиан. Важно это последнее: один и тот же автор (Э. Геродиан) в одной и той же работе («Об общей просодии») говорит и об «абасгском народе» (VI, 141, 8) и о «мосхах» (VIII, 225, 23).
Когда и как «мосхи» могли превратиться в «абасги» — «абаски» — «абхази»?
Лишь умалчивая об этих фактах и вдобавок по-марровски используя законы фонетики, П. Ингороква мог из «мосхи» вывести «абхази».
Важно заметить, что П. Ингороква ничего не приводит для обоснования своего утверждения, что абхазцы — грузины «и по языку». Да и что можно сказать для обоснования этого? Что общего можно найти между абхазским и грузинским языками? Разве лишь то, что естественно для языков таких народов, которые сотнями и тысячами лет жили вместе, объединенные в одну политическую организацию, рука об руку отстаивали свою независимость!
Теория П. Ингороква о происхождении абхазцев от грузинского племени мосхов явно антинаучна. Да и кому и для чего нужна эта, с позволения сказать, «теория»? Неужели кто-нибудь думает, что различие в этническом происхождении может помешать народам дружно жить в братской семье, совместными усилиями строить свою жизнь, строить коммунистическое общество? Общее между абхазским и грузинским народами, созданное и укрепленное тысячелетиями совместной жизни, настолько велико, что автора книги «Гиорги Мерчуле» может совершенно не беспокоить их различие в этническом происхождении.
Заканчивая краткий обзор книги «Гиорги Мерчуле», нужно прямо сказать, что выпуск ее в свет является серьезной ошибкой издательства «Сабчота мцерали».
(Опубликовано: Советская Абхазия, 18 декабря 1955 г. № 247. С. 2-4.)
(OCR - Абхазская интернет-библиотека.)
