Абхазская интернет-библиотека Apsnyteka

Андре Жид

Об авторе

Жид Андре Поль Гийом
(22 ноября 1869, Париж — 19 февраля 1951, там же)
Французский писатель, прозаик, драматург и эссеист, оказавший значительное влияние не только на французскую литературу XX века, но и на умонастроения нескольких поколений французов. Лауреат Нобелевской премии по литературе (1947). Летом 1936 года Жид посетил Советский Союз; всё оказалось не так, как представлялось ему по восторженным отзывам многочисленных паломников. Своими впечатлениями он поделился в опубликованном в конце того же года очерке «Возвращение из СССР» (фр. Retour de l’URSS), в котором отметил отсутствие свободы мысли, жёсткий контроль за литературой и общественной жизнью, некоторые пугающие черты нового советского человека; наряду с этим в очерке было немало тёплых слов по адресу простых советских людей, восхищения самоотверженностью строек, нашла своё отражение и широко распространённая в те годы на Западе идеализация Сталина. Но даже такая осторожная критика вызвала недовольство «друзей СССР», в том числе Ромена Роллана и Лиона Фейхтвангера, написавшего в противовес Жиду книгу «Москва. 1937». Жид ответил критикам гораздо более резким в отношении сталинского режима очерком «Поправки к моему „Возвращению из СССР“» (фр. Retouches à mon Retour de l'U.R.S.S), изданным в 1937 году. «Я просветился, — писал он, — уже после того, как была написана книга об СССР. Ситрайн, Троцкий, Мерсье, Ивон, Виктор Серж, Легей, Рудольф и многие другие снабдили меня документами. То, что я в них нашёл и о чём только смутно догадывался, подтвердило и усилило мои выводы. Пришло время для Коммунистической партии Франции открыть глаза, чтобы перестали ей лгать. Или, если сказать по-другому, чтобы трудящиеся поняли, что коммунисты их обманывают так же, как их самих обманывает Москва». Имя писателя попало в СССР под запрет, его книги не издавались вплоть до «перестройки».
(Источник текста и фото: Википедия.)

Андре Жид

Возвращение из СССР

(Фрагменты)

Из главы II

В окрестностях Сухуми мы побывали в образцовом колхозе. Ему шесть лет. Первое время едва сводил концы с концами, теперь — один из самых процветающих, его называют «миллионером». Всюду виден достаток. Колхоз занимает очень большую площадь. Климат благоприятный, все растет быстро.
Деревянные дома, приподнятые над землей на сваях, прекрасны и живописны, окружены большими фруктовыми садами, между деревьями цветы, овощи. В прошлом году колхоз получил большие прибыли, что позволило иметь значительные накопления, поднять до шестнадцати рублей выплату за трудодень. Как образовалась такая цифра? Точно так же, как если бы колхоз был сельскохозяйственным капиталистическим предприятием и доход распределялся бы поровну между акционерами. Ибо остается непреложным факт: в СССР нет больше эксплуатации большинства меньшинством. Это громадное достижение. «Здесь у нас нет больше акционеров. Сами рабочие (имеются в виду рабочие колхоза, разумеется) распределяют между собой доходы, без каких-либо отчислений государству».[5] Это было бы прекрасно, если бы не было других — бедных колхозов, которым не удается сводить концы с концами. Потому что, если я правильно понял, колхозы полностью автономны и между ними нет никакой взаимопомощи. Возможно, я ошибся? Хотелось бы ошибиться.[6]
Я был в домах многих колхозников этого процветающего колхоза…[7] Мне хотелось бы выразить странное и грустное впечатление, которое производит «интерьер» в их домах: впечатление абсолютной безликости. В каждом доме та же грубая мебель, тот же портрет Сталина — и больше ничего. Ни одного предмета, ни одной вещи, которые указывали бы на личность хозяина. Взаимозаменяемые жилища. До такой степени, что колхозники (которые тоже кажутся взаимозаменяемыми) могли бы перебраться из одного дома в другой и не заметить этого.[8] Конечно, таким способом легче достигнуть счастья. Как мне говорили, радости у них тоже общие. Своя комната у человека только для сна. А все самое для него интересное в жизни переместилось в клуб, в «парк культуры», в места собраний. Чего желать лучшего? Всеобщее счастье достигается обезличиванием каждого. Счастье всех достигается за счет счастья каждого. Будьте как все, чтобы быть счастливым.
_______________________________

[5] По крайней мере, мне так много раз говорили. Но все непроверенные «данные» кажутся мне подозрительными так же, как и поступающие из колоний. Я с трудом верю в привилегию этого колхоза, освобожденного от выплаты 7 процентов годового дохода, обязательной для всех других колхозов, не считая индивидуального налога от 35 до 39 рублей с человека.

[6] В приложении помещены некоторые более точные сведения. Я располагаю многими другими. Но я не силен в цифрах и в экономических вопросах не считаю себя достаточно компетентным. Кроме того, хотя эти сведения были получены мной самим, поручиться за их точность я не могу. Опыт, приобретенный в колониях, научил меня не доверять «данным». И наконец, самое главное — по этим вопросам уже высказывались специалисты, и я не буду к этому возвращаться.

[7] Во многих других колхозах речь вообще не идет об индивидуальных жилищах. Люди спят в общих спальнях, живут в общежитиях.

[8] Эта деперсонализация позволяет также предположить, что люди, которые спят в общих спальнях, страдают от промискуитета, невозможности уединиться, меньше, чем они страдали бы, сохраняя индивидуальность. Но сама эта, всеобщая в СССР, тенденция к утрате личностного начала — может ли она рассматриваться как прогресс? Что касается меня, я не могу в это верить.


Из главы III

Если я расхваливал отель в Сочи, то что сказать об отеле «Синоп», недалеко от Сухуми? Он гораздо более высокого класса и в состоянии выдержать сравнение с самыми лучшими, самыми красивыми, самыми комфортабельными заграничными бальнеологическими отелями. Прекрасный парк сохранился еще с дореволюционных времен, но здание построено совсем недавно. Удобная планировка, в каждом номере терраса и ванная комната. Мебель подобрана с отличным вкусом. Кухня — превосходная, из лучших в СССР. Отель «Синоп» — одно из тех мест на земле, где человек себя чувствует почти чуть ли не в раю.
Рядом с отелем совхоз, снабжающий его провизией. Восхищают образцовая конюшня, образцовый хлев, образцовый свинарник и в особенности современная гигантская птицеферма. У каждой курицы на лапе кольцо с индивидуальным номером. Кладка яиц тщательно регистрируется, у каждой курицы для этой цели свой индивидуальный бокс, где ее запирают и выпускают только после того, как она снесется. (И мне затруднительно объяснить, почему яйца, которые нам подают в отеле, — не самые лучшие.) Добавлю, что попасть в эти места можно только после того, как вы вытрете подошвы о специальный коврик, пропитанный дезинфицирующим раствором. Скот рядом проходит свободно — что поделаешь!
Перейдя ручей, за которым начинается территория совхоза, вы увидите ряд лачуг. Комнату два на два с половиной метра снимают вчетвером, по два рубля с человека в месяц. Обед в совхозной столовой стоит два рубля — роскошь, которую не может себе позволить человек, зарабатывающий 75 рублей в месяц. Кроме хлеба рабочие вынуждены довольствоваться сушеной рыбой.
Неравенство в зарплате возражений не вызывает. Согласен, это необходимо. Но есть другие способы сгладить различия в жизненном уровне. Однако есть опасения, что неравенство не только не устранится, а станет ощутимее. Боюсь, как бы не сформировалась вскоре новая разновидность сытой рабочей буржуазии (и следовательно, консервативной, как ни крути), похожей на нашу мелкую буржуазию.


Из главы IV

На нефтеперегонном заводе в окрестностях Сухуми, где все кажется таким замечательным: столовая, рабочее общежитие, клуб (что касается самого завода, я в этом ничего не понимаю, а просто верю, что он достоин восхищения), мы остановились перед «стенной» газетой, вывешенной, по обыкновению, в клубе. У нас не было времени читать все заметки, но в рубрике «Красная помощь», где должны быть сообщения из-за границы, нас удивило отсутствие какого-либо намека на Испанию — в последние дни известия оттуда вызывали беспокойство. Мы не стали скрывать грустного удивления. Минута смущения, нас благодарят за замечание — оно будет обязательно учтено.
Тот же вечер, банкет. Обычные многочисленные тосты. Когда уже было выпито за всех гостей и хозяев, поднимается Джеф Ласт и по-русски предлагает поднять бокалы за победу Красного фронта в Испании. Бурные аплодисменты, но, как нам показалось, не без легкого замешательства. И сразу, как бы в ответ, — тост за Сталина. В свою очередь, я предлагаю тост за политических заключенных в Германии, Венгрии, Югославии… На этот раз аплодируют искренно, чокаются, выпивают. И тотчас опять — тост за Сталина. Нам становится понятным, что по отношению к жертвам фашизма в Германии и повсюду — все знают, какую следует занимать позицию. Что же касается событий и борьбы в Испании, все, как один, ждут указаний «Правды», которая по этому поводу еще не высказалась. Пока не станет известно, что следует думать на этот счет, никто не хочет рисковать. И только спустя несколько дней (мы были уже в Севастополе) мощная волна сочувствия и симпатии, родившаяся на Красной площади, отозвалась в прессе, и тогда же повсюду началась подписка в поддержку правительственных войск в Испании.


(Публикуется по изданию: Андре Жид. Подземелья Ватикана. Фальшивомонетчики. Возвращение из СССР. Москва: Московский рабочий, 1990 г.)

Некоммерческое распространение материалов приветствуется; при перепечатке и цитировании текстов указывайте, пожалуйста, источник:
Абхазская интернет-библиотека, с гиперссылкой.

© Дизайн и оформление сайта – Алексей&Галина (Apsnyteka)

Яндекс.Метрика