Тэбу де Мариньи
Путешествие в Черкессию
Написано шевалье Тетбу де Мариньи, консулом Его Величества Короля Нидерландов в Одессе.
Три путешествия в Черное море, к берегам Черкессии: включая описание портов и важностей их торговли, с очерками манер, обычаев, религии и т. п. черкесов.
Перевод с англ.: Корсаков Р.О.
СПб: ИД «Невские берега», 2015.
124 с.
Перевод с издания:
Шевалье Тетбу де Мариньи, консул Его Величества Короля Нидерландов в Одессе. Путешествие в Черкессию. Три путешествия в Черное море, к берегам Черкессии: включая описание портов и важностей их торговли, с очерками манер, обычаев, религии и т. п. черкесов.
Лондон: Типография В. Кловз и сын, Стамфорд стрит. Лондон: Джон Мюррей, Альбемарле стрит, MCCCDXXXVII
Скачать книгу "Путешествие в Черкессию" в формате PDF (1,48 Мб)
(Материал взят с сайта: http://www.rulit.me/.)
_____________
HTML-версия издания 1974 г. (Нальчик):
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЧЕРКЕСИЮ
VOYAGES FAITS SUR LA COTE DE CIRCASSIE EN 1818
Путешествие в Черкесию в 1818 году
Общий взгляд на страну в то время
Черкесские народы населяют сегодня всю страну, расположенную между 43-м и 45-м градусами северной широты и 35-м и 45-м градусами восточной долготы (по парижскому меридиану). На севере она ограничена Кубанью и Тереком, которые отделяют ее от земель казаков-черноморцев и гребенцов; на востоке она граничит с Дагестаном; на юге — с Имеретией, Мингрелией и Грузией; наконец, на западе она выходит к Черному морю. Кажется, она была известна под именем Тур-ан, или Таур-ан, что должно означать «страна гор» на языке халдеев и финикийцев...
Мы в Европе знали эти народы под общим именем Circassiens. Русские называют их черкесы; некоторые предполагают, что это имя татарское, поскольку Tsher означает «дорога» и Kes «отрезать», что дает имени черкесов значение «отрезающие путь». Осетины и мингрелы называют черкесов «кезехи» или «казахи», что напоминает об употреблявшемся византийскими историками названии «Казахия».
Интересно, что черкесы сами себя называют только «адыги» (Adigheu); мы не находим следов этого имени в том, что оставили нам историки древности. Народности, проживающие за Кубанью и до самых высоких вершин Кавказа, а также те, кто занимает побережье, принадлежат к трем различным нациям: черкесам, абазам и татарам; я думаю, что между Кубанью и Сухум-Кале есть только абазы; их имя можно обнаружить в названии древних «Аббаса», а имя черкесов должно, вероятно, происходить от «керкеты»; возможно, натухайцы (Natoukhaitsi) берут [293] свое происхождение от ахейцев. Аппиан из Александрии утверждает, что эти последние были греками, которых, когда они возвращались после Троянской войны, забросило бурей в Понт-Эвксинский, где им пришлось много вынести из-за варваров; они послали некоторые из своих кораблей на родину-мать, где их встретили очень плохо и прогнали, что их привело в такой гнев, что они переняли обычай скифов и стали умерщвлять всех чужестранцев, которые приставали к их берегам. Сначала они приносили всех в жертву без различия, потом стали выбирать самых прекрасных и, наконец, еще позже жертвы стали выбирать жребием. Натухаи, которые являются одним из абазинских племен, живут к западу от шапсугов (Chapsoukhe), их территория простирается вдоль Кубани с запада на восток на восемь лье до ручья Кудака, на юге они примыкают к Большой Абазе, которая начинается за Пшадой у натухайцев, а на левом берегу Кубани обосновались татары, или черкесы, бывшие обитатели Таманского острова, который они покинули после занятия Крыма русскими; им дают название «островитян», среди них есть несколько крымских султанов.
Господин Клапрот оценивает население Кавказского побережья в 2 375 487 душ ( в том числе:)
Черкесы — 51 130 семей...
Черкесы представляют собой в настоящее время удивительную картину свободного населения, которое остается неизменно в состоянии почти варварском, хотя окружены они более цивилизованными нациями. Они рассеяны вплоть до самых высоких вершин, разделены на народности с различными наименованиями и образуют целый ряд феодальных республик, которые возглавляют несколько князей. Только турки, со времени завоевания Восточной империи, имели с ними торговые отношения; и не сделав попытки завоевать их, удовлетворились обладанием крепостью Анапа на северной оконечности побережья, в восьми лье от устья Кубани, которая служит границей с Россией; они устроили там рынок для торговли с черкесами, у которых они приобретают девочек и мальчиков, некоторое количество зерна, воск, мед, бычьи шкуры, пушнину и т. д. в обмен на товары, ежегодно присылаемые из Константинополя и Анатолии. Эта торговля, которая приносит черкесам чуму и лишает их детей, неизбежно порождает заметное падение численности их населения. Крайняя любовь к независимости, воинственность, которую ничто не может укротить, делают их опасными для их соседей. Привыкшие с самого нежного возраста к суровой закалке тела, к пользованию оружием и управлению лошадью, они не знают другой славы, кроме победы над врагом, и другого позора, кроме отступления перед неприятелем; поэтому их видят нарушающими границы и нападающими на своих соседей, опустошающими их земли, крадущими их скот, забирающими в плен тех, кто избежал смерти. Даже море не является [294] препятствием для их разбойничьих набегов: на своих утлых барках они зачастую захватывают суда, подходящие к их берегам. Однако обычай, который остается неизвестным большинству людей и который существует у некоторых других варварских народов, должен рассеять опасения путешественника, если он хочет посетить их страну. Он состоит в том, чтобы выбрать себе хозяина, именуемого «кунак» (Konak), и достаточно знать его имя, чтобы обеспечить себе его защиту. С этого момента этот человек по отношению к своим компатриотам становится гарантом всех действий своего протеже, которому он оказывает знаки самого высокого гостеприимства и которого он ограждает от любого оскорбления; несмотря на свойственный им разбойничий дух, эти люди восприимчивы и отзывчивы на дружбу; это заметно особенно у натухаев, которые насчитывают 5350 семей и являются союзниками шапсугов, своих соседей, известных своей храбростью и насчитывающих до 10 тысяч семей.
Дневник моего путешествия
...Когда мы сошли на берег (в Геленджике. — Прим. перев.), черкесы окружили нас и, казалось, с нетерпением ждали услышать от нас имя нашего кунака; это должно было служить или залогом нашей свободы, или знаком к нашему порабощению; я сообщил им, что мы — люди князя Мехмет Индар-Оглы; они протянули нам руки и поздравили со счастливым прибытием.
...Их судно, так же как и все те, что я видел ранее, было плоскодонным, без киля, обшивка была прикреплена к очень тонкому каркасу судна гвоздями и нагелями из дерева. На носу возвышалось изображение головы животного, определить которое было бы весьма затруднительно, однако черкесы утверждают, что это была голова козла. Не было ли это сохранившимся на долгие годы воспоминанием о голове барана, изображение которой украшало нос греческого судна, приведшего в эти края Фрикса? Весла на их судах очень короткие, прикреплены к уключинам необыкновенной длины, и имеют поперечные перекладины для рук гребца. Они пользовались рулем и маленьким квадратным парусом. Многие из этих барок достаточно велики, чтобы вместить до шестидесяти человек; именно на таких барках они нападают иногда на невооруженные торговые суда, захватывая их врасплох на небольшом расстоянии от их берегов. Древние называли эти барки черкесов «камара».
Чтобы добраться до берега, я сел в барку вассалов Индар-Оглы, которые скандировали нараспев «арираша», своего рода рефрен, который черкесские гребцы исполняют на два голоса, сопровождая их движением своих весел, причем сила гребка зависит от тона рефрена; к этому скандированию они добавляют [295] комичные гримасы, что является одним из главных качеств хорошего гребца.
....Мы подошли по одной из тропинок, которые пересекают лес в различных направлениях, к жилищу, состоящему из четырех хижин, окруженных деревьями, и вошли в ближайшее помещение, предназначенное для гостей; оно состояло из одной комнаты, обмазанной глиной снаружи и внутри; в глубине комнаты имелся большой очаг наподобие татарского и с обеих его сторон нечто вроде соф, покрытых циновками. Стены украшали седла, уздечки и оружие...
....В восемь часов утра мы сошли на берег, куда нас пригласили; там мы встретили третьего сына Индар-Оглы, который заехал в Геленджик, узнав о нашем прибытии. Молодой князь по имени Касполет обращал на себя внимание приятной внешностью; мягкие черты лица предрасполагали в его пользу; он был высок, хорошо сложен и тонок в талии, как и все черкесы. Его одеяние, похожее на то, что я видел до этого, не имело ничего отличительного. Он был одет в широкие штаны из полотна, сужающиеся у колена, сюртук или тунику, которая служила также и рубашкой и была покрыта сверху одеждой такого же покроя из серого сукна, имевшей на груди с каждой стороны кармашки из сафьяна, служившие для хранения патронов; на ногах у него были длинные носки из серой шерсти без подошв, завязанные под коленями широкими завязками из фетра, туфли из сафьяна, очень закрытые, без подметок; на голове — колпак из бараньего меха. Его оружие состояло из ружья с маленьким округлым прикладом, висевшее на ремне в шерстяном чехле, очень широкого кинжала, пистолета, отделанного серебром, и сабли с рукояткой из того же металла, без щитка, изогнутой в форме ножа и вложенной в расшитые ножны, сделанные из нескольких кусков сафьяна разного цвета.
Предметами роскоши у черкесов считается прекрасное оружие, за которым они следят с величайшим тщанием; они обривают себе голову, но немногие делают это так же, как турки, и чуб на макушке у них куда больше. Старики сбривают себе бороду, а молодежь только подстригает бороду ножницами таким образом, что большая ее часть остается, чтобы подчеркивать их мужество. Они все носят более или менее длинные усы.
....По дороге мой переводчик рассказал, что у черкесов нет определенных часов для приема пищи и что они едят, когда почувствуют голод, но только кусок хлеба или просяной лепешки. Во время своих путешествий или набегов против соседей им на целый день хватает небольшого количества кислого теста. Эту пищу, которую называют «комил» (Komil), они держат в кожаном мешочке, притороченном к седлу; подобное воздержание прекращается по случаю приезда чужестранцев и в дни праздников: тогда они едят обильно, вкусно и в любое время.
При входе в дом черкесы отдают слугам все свое оружие, [296] которое тут же развешивается на стенах рядом с оружием хозяина, и оставляют при себе только кинжал, с которым не расстаются никогда. Из уважения к нам они оставались все время на ногах; если бы нас не было, все сидели бы, за исключением хозяина дома. Нам предложили вымыть руки, и сразу же после этого был сервирован обед на восьми маленьких круглых столиках, фута полтора в диаметре, которые с большой скоростью сменяли друг друга. На первом были сладкие и молочные блюда; на втором нечто вроде круглого пирога из просяного теста, посреди которого красовалось прекрасное рагу из курятины, приправленное большим количеством красного перца; я мало ел его, потому что было жарко и нам не хватало вилок; просяное тесто служило нам вместо хлеба. Далее шли соленое мясо, которое едят с медом, пилав, яйца и т. д.; по окончании обеда нам снова предложили вымыть руки.
Для черкеса постыдно есть быстрее иностранца; потому наш хозяин, молодой князь и его остальные друзья не принимали участия в обеде, они лишь ели наш десерт по мере того, как его выносили во двор.
Мы принесли с собой платки и иголки, чтобы приподнести их в качестве подарка хозяйке дома; но так как она не появилась вовсе, я их передал через моего переводчика, который поблагодарил ее и ее мужа за оказанный нам прием.
Мы салютовали князю при его отъезде тремя пушечными выстрелами. Он направлялся, как и другие молодые черкесы, в окрестности Суджук-Кале, где находился, его отец, чтобы продемонстрировать ловкость в беге и скачках, которые в обычае по случаю годовщины похорон.
Поминки состоят обычно из молитв на могиле умершего и в большой трапезе для присутствующих. Несколько кусков ткани в руке быстрого всадника служат наградой самым ловким всадникам, которые на своих лошадях пытаются догнать этого всадника и отнять у него приз за скорость; различные упражнения такого рода завершают празднества.
Прекрасный пол здесь, хотя ему и предназначается самая трудовая жизнь, далеко не осужден, как, например, у турок, на вечное затворничество. Особенно девушки допускаются на все празднества, которые они оживляют своей игривостью, и их общество является одним из лучших способов отдохновения для мужчин, с которыми девушки общаются с величайшей непринужденностью.
Как только молодой человек делает свой выбор, он должен договориться о цене за девушку с ее отцом; выкуп состоит чаще всего из кольчуги, сабель, ружей, лошадей и нескольких быков. Когда сделка достигнута, молодой человек является, чтобы ее увезти, в компании со своим другом, который сажает девушку на круп своей лошади, позади себя. Все трое они галопом пускаются к жилищу одного из своих приятелей. Кум представляет [297] там девушку, которую устраивают в комнате, предназначенной для супругов; там она в одиночестве терпеливо ждет свое будущее, поддерживая огонь в очаге, который им заменяет свечи. Только после того, как все в доме заснут, приятель идет в лес за женихом, чтобы привести его к невесте. Прежде чем отдаться божественным радостям, которые их объединят, молодой супруг разрезает кинжалом корсет, который его супруга носит с пяти или шести лет; он сделан из сафьяна и снабжен двумя деревянными планками, которые накладываются на груди и из-за сильного давления мешают грудям развиваться; поскольку эта часть тела рассматривается как атрибут материнства, считается постыдным для молодой девушки показывать его присутствие. Корсет также очень тесно сжимает бюст от ключиц до живота веревкой, которая проходит через маленькие кожаные петли; часто для этой цели служат серебряные крючки, они его носят на себе даже ночью и снимают его только тогда, когда он износится, чтобы заменить его другим, не менее тесным. Таким образом получается, что черкешенка в день замужества имеет такую же талию, что была у нее в возрасте шести лет.
Никакая другая церемония, кроме увеселений, не служит для того, чтобы узаконить брак. На следующий день, на рассвете, муж покидает свою молодую жену, которая займет особый дом, который муж строит для нее при своем жилище, и где он ее будет видеть только по ночам, или же под строжайшей тайной, так как появление на публике вместе с супругой считается постыдным. Если муж богат, он сразу же уплачивает тестю стоимость, о которой они договорились; в противном случае это делается постепенно, и проходит иногда несколько лет, прежде чем цена будет выплачена полностью.
Обычай не видеть жен проистекает не из презрения черкесов к прекрасному полу; я думаю, наоборот, он изначально возник с целью продлить царство любви между супругами путем создания тех же трудностей, которые испытывают любовники, жаждущие друг друга, и благодаря которым их иллюзии сохраняются столь долго....
Черкесы делятся на три класса: первый — это класс князей, которых рассматривают как высших должностных лиц страны, и чье имущество зависит от числа вассалов, родственников и союзников, которых они могут собрать для участия в набегах, или же для защиты от набегов своих соседей. Их дочери довольно часто передают княжеское достоинство своим супругам, но полученный таким путем титул ниже завоеванного ратными подвигами.
Будучи мало в чем отличными от остальной части , нации, они не испытывают стремления подчинить ее себе. Молодой князь, способный продемонстрировать в боях всю гордость, присущую его рангу, решится сесть в присутствии старика только с разрешения последнего. Единственная их прерогатива состоит [298] в праве дележа захваченной добычи и в получении пошлины с судов, заходящих в их края в коммерческих целях. Одна половина принадлежит им, а другая распределяется между теми, кто их сопровождает в военных походах, или теми, кто в данной местности зависит от них и кого иностранцы избирают для создания рынка для обмена товарами.
Различаюся два вида князей — «хануки» (Khanouks), которые не играют существенной роли, и «пши» (Pchis).
Второй класс составляют дворяне, и некоторые из них становятся очень могущественными благодаря союзам с многочисленными семействами; они являются оруженосцами князя и носят титул «ворков» (Vorks) или «уздени» (Uzdenes); так же, как и князья, они имеют право носить туфли красного цвета.
Вассалы, приблизительно такие же, какие существовали в Европе во времена феодализма, живут от отца к сыну в зависимости у князя, ноля которого они обрабатывают в мирное время и которого они защищают на войне. Каждый из них имеет землю и скот, и князь на них не имеет никаких прав; князь не имеет также никаких прав на самого вассала, ни па его семью, причем вассал, если он недоволен своим князем, волен уйти и выбрать себе другого. Только в качестве меры наказания князь может продать своего вассала, и в этом случае дело должно быть разобрано на собрании. Их называют «тфлокотхлами» (Tflokothles).
Представители этих трех классов мало чем отличаются друг от друга в одежде и домашнем быту; даже можно сказать, что между ними царит полное равенство.
К этим трем можно прибавить еще и четвертый класс рабов, захваченных во время набегов, которых они продают туркам или сохраняют при себе, их дети все обычно становятся вассалами...
Все иностранцы, попадающие им в руки и не имеющие кунака, пополняют ряды рабов; относятся к ним гуманно.
Трудно понять, как эти народы, сами имеющие рабов и считающие свободу первым из благ, могут решиться продавать своих детей; отец имеет такое право по отношению к детям; брат — к сестре, если у них нет родителей; муж также продает свою жену, уличенную в супружеской неверности. Зачастую это бывает единственным пожеланием девушки, если она красива и если она уверена в том, что ей удастся занять место в турецком гареме, что они предпочитают своему существованию в Черкесии. Не так редко они возвращаются на родину, получив свободу; то, что они рассказывают потом о радостях в этих тюрьмах сладострастья, и вид подарков, которые они оттуда привозят, убеждают многих других, которые просят, чтобы и их тоже продали. Однако очень редко своих детей продают князья.
....Черкес, которого я взял с собой, чуть не свалился в море, забираясь по трапу на борт; но, к счастью, я своевременно [299] ухватил его. Господин Тауш поздравил меня с этим и сообщил мне, что если бы он утонул, мне пришлось бы уплатить его стоимость его родственникам, которые, без сомнения, принудили бы меня к этому. Мое удивление по поводу столь странного образа мыслей побудили его рассказать мне несколько анекдотов относительно тех принципов, на которых строится у черкесов судебная процедура и которые приводятся как примеры величайшей справедливости.
Два черкеса вместе владели участком земли с росшим на нем деревом, с которого один из совладельцев содрал кору; затем, какое-то время спустя этот совладелец уступил своему товарищу свою часть земли, чтобы перебраться на жительство в другой район; дерево засохло, и хозяин, чтобы убрать его, поджег. Пока дерево горело, другой человек, который подошел, чтобы прикурить свою трубку, был убит рухнувшим деревом. Семья погибшего набросилась на владельца участка, требуя, чтобы он уплатил его стоимость как виновник смерти их родственника. Обычай неизменен, и, казалось, собственнику участка нечего было ему противопоставить; однако, созвав собрание, он заявил, что, так как он бы не поджег дерево, если бы оно не высохло, если бы бывший совладелец участка не содрал с него кору, то штраф должен быть уплачен не им, а бывшим компаньоном. Все собрание аплодировало ему и вынесло решение в его пользу.
Князь, увидев козла на своем поле, приказал своему вассалу прогнать его; тот, сломав козлу ногу камнем, забинтовал ее куском материи. Животное, по возвращении к хозяину, подошло слишком близко к очагу, в результате чего повязка загорелась. Почувствовав боль, козел с испугу бросился в пшеничное поле па приусадебном участке дома своего хозяина; поле вскоре превратилось в пепелище. Дело разбиралось, и князь, который отдал приказ прогнать козла, был обязан возместить весь ущерб.
Один охотник выстрелил в лисицу, которая, убегая, вспугнула стадо гусей; взлетевшие с шумом и гоготом гуси вспугнули лошадь, которая сбросила и убила седока. Родственники умершего вызвали на суд старейшин хозяина лошади, который легко оправдался, объяснив мотивы, по которым он одолжил свою норовистую лошадь; тогда в суд вызвали хозяина гусей, который в свою очередь отделался счастливо, доказав, что причиной несчастья является охотник, и суд присудил охотника к выплате возмещения.
Почти все дела разбираются в том же роде национальными собраниями, происходящими в лесу под председательством князей и в соответствии с кодексом древних обычаев, ставших для этого народа священными законами.
Эти законы бывают иногда замечательно справедливыми в отношении представителей одной народности или их союзников; но эти принципы совершенно забываются, когда речь заходит [300] об иноплеменниках, с которыми никто не связан никакими соглашениями; тогда в действие вступают иные принципы и нормы, абсолютно изменяющие представления о справедливости.
Кроме этих соглашений о союзе, которые существуют между семьями внутри одной народности, есть также соглашения, призванные создавать известный баланс сил в их стране в целом и препятствующие возвышению какой-либо преобладающей силы. Каждое племя стремится усилиться за счет союза с другим племенем. Клятва, произносимая по этому случаю соответствующими представителями, налагает на племена обязательство ни в чем не вредить друг другу, быть взаимно справедливыми при урегулировании споров между отдельными членами племен и во всем оказывать друг другу помощь. Личность, посягающая на этот договор, подвергается за это суровому штрафу, а в случае рецидива ее продают туркам как клятвопреступника и нарушителя общественного спокойствия.
Воинственный дух черкесов, их разобщенность, их презрение к мирному труду и их бедность превратили воровство в единственное средство поддержания существования либо путем прямого получения необходимых им предметов, либо путем получения средств платежа за то, что им поставляют турки. Воровство в такой чести, что худшим оскорблением, которое девушка может нанести юноше, это заявить ему, что он не сумел украсть даже коровы. Хотя союзные соглашения запрещают воровство друг у друга, они далеко не всегда твердо соблюдаются теми, кто их заключает, за исключением, однако, захвата людей, что имеет место только между врагами. Обычные кражи, совершенные с ловкостью, вызывают всеобщее восхищение, и гарантировать от них могут только индивидуальные соглашения или узы родства или гостеприимства. Незадачливый вор наказывается, на первый раз, возвращением украденного и возмещением в семикратном размере его стоимости; кроме того, налагается штраф в объеме девяти голов крупного рогатого скота в качестве удовлетворения чести пострадавшего, и все это выплачивается за любую раскрытую кражу, будь украдена хоть курица.
Убийство карается подобным же образом, однако соотносительно с обстоятельствами, которые ему сопутствовали, и в зависимости от личности убитого. Старейшины сочетают должности судьи и посредника при определении суммы, которая должна быть выплачена родственникам убитого. В сумму штрафа входят скот, пушнина, рабы, оружие и другие предметы; подобную сумму штрафа убийца редко в состоянии собрать без помощи своих близких и друзей.
Наконец, черкесские законы осуждают как бесчестье убийство родителей и противоестественный грех.
....Вечером, направляясь с господином Таушем к одному черкесу, который накануне давал в нашу честь обед, мы видели приезд трех не местных жителей, которых принимали с [301] великими почестями. Это были «ататлыки» (Ataluk) сыновей Индар-Оглы. Аталык означает кормилец.
Очень редко бывает, чтобы мальчик получал воспитание под родительским кровом; право воспитывать его предоставляется первому мужчине, который появляется в доме; если их является одновременно несколько, специальные арбитры решают вопрос о том, поскольку времени каждый из них будет заниматься воспитанием ребенка. Аталык уносит новорожденного (иногда это делается под секретом), поручает его кормилице, и как только ребенок начинает обходиться без ее забот, начинается его воспитание. Оно состоит из всякого рода упражнений для тела, чтобы сделать его сильным и ловким; из обучения верховой езде, борьбе, стрельбе из лука, ружья, пистолета и т. д.; ребенка обучают искусству руководить набегом, ловкости в кражах и умению переносить голод и усталость; стараются также развить в них красноречие и способность к рассуждению, с тем чтобы они могли иметь влияние на собраниях. Подобное воспитание напоминает нам героические времена Греции, и оно пользовалось таким признанием, что татарские ханы древности посылали своих детей в Черкесию, на выучку к аталыкам. Возвращение молодого человека в отчий дом отмечается большим праздником, на который приглашаются все родственники и куда с большими почестями привозят аталыка. Возвращается аталык к себе домой нагруженный подарками и пользуется с этого момента в семье своего воспитанника той степенью родственного отношения, которое сохраняется навечно и не может быть ничем нарушено.
Начиная с того торжественного дня обычай, запрещающий отцу видеться с сыном и даже слышать о нем, теряет свою силу, и отец может свободно проявлять свою родительскую привязанность.
Возвратившись на берег, мы обнаружили поле, где находилось кладбище, на удалении друг от друга виднелись могилы, в изголовьях которых, по турецкому обычаю, были положены камни. Два маленьких деревянных надгробья грубой постройки возвышались над останками двух князей, а в небольшом отдалении было видно несколько коновязей для тех, кто прибывал для участия в похоронах или для поминок по усопшему.
Кажется, все церемонии, принятые по случаю смерти черкеса, ограничиваются несколькими песнопениями в его честь и надгробным словом, произносимым над его гробом. Тело умершего полностью обворачивается в белое полотно и опускается в могилу, над ним делается нечто вроде свода из ветвей, который затем засыпается землей. В течение целого года постель покойного и его оружие сохраняются с самой религиозной заботливостью на том самом месте, где они находились при его жизни. Его родственники и его друзья, которые время от времени [302] посещают могилу, должны рыдать и бить себя в грудь. Вдова покойного также показывает знаки самого безутешного горя.
....Мехмет Индар-Оглы является главой одного из двух семейств, которые с отдаленных времен играют руководящую роль среди народности натухаев. Это семейство называется «шупакуа» (Soupakoua) и делится на тридцать три ветви; ветвь, к которой принадлежит Индар-Оглы, называется «кириакин» (Kiriakine) и в качестве отличительного знака использует «Т», похожее на русское «т»; этот знак используется для маркировки лошадей из их табунов. Эти обозначения, которые русские называют «тавро», выжигаются на бедре лошади каленым железом. У черкесов и татар они играют роль геральдических знаков. У Индар-Оглы я видел его на рукоятке одной из принадлежавших ему сабель.
...Эти дискуссии (на собрании. — Прим. перев.) выглядели весьма курьезно в глазах европейца, привыкшего видеть власть в виде внушительного аппарата, занимающего обширные помещения; здесь местом заседаний ассамблей служит лес, и князь находится посреди кружка людей, внимательно слушающих его речь и молча ждущих своей очереди, чтобы высказаться. Ни возраст, ни ранг не влияют на этот выбор: он падает на того, кто среди своих соотечественников выделяется доблестью и талантом красноречия...
...Этот князь (Мехмет Индар-Оглы. — Прим. перев.) принимал живейшее участие в том, что касалось нас, и наши дела доставляли ему множество хлопот; святость, с которой он относился к законам гостеприимства, преисполнили меня восхищением; нет сомнения в том, что любой из членов семьи Индар-Оглы, любой из его вассалов не поколебались бы отдать за нас свои жизни. И иностранец, даже если он виновен, находит в лице своего кунака защитника, который никогда не отдаст его на расправу своим соотечественникам...
....Черкесы не имеют никакого представления о письменности; некоторые периоды их истории освещены в песнях и нескольких старых преданиях, большинство из которых носит сказочный характер. В своих деловых отношениях они полагаются только на свидетелей или клятву, приносимую на различных амулетах, что у них является вполне достаточным, чтобы обеспечить скрупулезное соблюдение обязательств, которые они берут на себя. Поскольку" у них отношения развиты слабо, редко возникает необходимость что-либо кому-либо сообщить иным путем, кроме как в беседе; если же такая необходимость возникает, используется нарочный. Грамотными являются лишь небольшое число турок, обосновавшихся в Анапе или во внутренних районах, страны. Однако создается впечатление, что черкесы чувствуют, что алфавит им необходим....
....К вечеру мы рискнули совершить прогулку в священный [303] лес, находившийся неподалеку от берега моря. Грубо сколоченный крест, верхняя часть которого сделана в форме трилистника, освящает это место религиозного культа; здесь никто не решится не только срубить дерево, но даже дотронуться до предметов, развешанных на деревьях. Знак христианства достался им в наследство от их предков; сами же они не знают, что он означает; единственное, что им рассказывали турки, так это что один великий пророк должен был быть убит во время купания, к окну подлетели ангелы и сделали ему знак, что таким образом он мог бы спастись; тогда, дотронувшись рукою до лба, он им сказал, что его голова слишком велика, чтобы пройти через окно; однако ангелы ответили, что нет, и тогда он им показал по порядку на свой живот и на свои плечи, которые считал препятствием для своего избавления, что именно от этих знаков и происходит наш крест. Черкесы собираются вокруг этого креста несколько раз в году по случаю торжественных праздников.
Культ черкесов — это машинальное соблюдение смеси из языческих и христианских обрядов, лишившихся их истинного содержания в силу давности и незнания. Мне кажется, что нет ничего достоверного в том, в какую эпоху христианство было занесено на Кавказ и кто были первые проповедники христианства среди этих языческих народов. Существует распространенное мнение о том, что это были крестоносцы, спасавшиеся от невзгод после похода в Святую землю... (Далее автор предлагает еще несколько версий относительно первых проповедников, обращавших кавказские народы в христианство. — Прим. перев.).
Каковы бы ни были истоки появления христианства в Черкесии, можно предположить, что его успехи среди народа, не знающего письменности, не были достаточно прочными для того, чтобы избежать возвращения к примитивным верованиям жителей и смешения христианства с ними с того времени, когда этот народ оказался лишен связей с грузинскими властителями и христианами в Крыму. Со времени завоеваний Магомета II татары и турки стали проповедовать среди черкесов магометанство: среди богатых семей есть много обращенных в эту религию, и магометанство, вне сомнения, добивается значительных успехов, поскольку культы черкесов не имеют достаточно глубоких корней, чтобы противостоять давлению со стороны религии, привнесенной господствующим народом. Однако и магометанство в состоянии лишь усугубить религиозные сомнения большинства этих дикарей и сумбур их религиозных представлений.
Во время своих путешествий я обратил внимание на то, что черкесы-магометане весьма равнодушны к своей религии. Я видел, как сыновья и дочери князя Мехмета между собой смеялись над церемониями, принятыми во время молитв, а часто вообще забывали о самих молитвах. Вид маленького крестика, висевшего на шее у одной дамы, как-то сопровождавшей меня в [304] путешествии в Черкесию, доставил большое удовольствие этой семье (Мехмет Индар-Оглы. — Прим. перев.), которая сказала, что у черкесов тоже есть такие крестики. И наконец, те же, кто исповедуют магометанство, отправляют также и религиозные культы своей страны...
....Черкесы признают верховное существо и несколько небесных сил рангом пониже; они верят в бессмертие души и иной мир, где с каждым обращаются в соответствии с его услугами; но, мало беспокоясь об этом будущем, они думают главным образом о преходящих благах.
Мерисса или Мереим, называемая божьей матерью, является покровительницей пчел. Черкесы утверждают, что удар грома однажды уничтожил всех пчел, кроме одной, которую спасла в своем рукаве святая и которая затем воспроизвела весь их род. Праздник в ее честь справляется в сентябре, в этот день все угощают друг друга блюдами и напитками, сделанными из меда. Нет ничего необычного в том, что в стране, где мед является одним из основных продуктов питания, насекомому, которое его производит, дали покровительницу...
Сеозерес был большим путешественником, ему были подчинены ветры и воды. Он особенно в почитании у тех, кто проживает на морском побережье. Ствол сухого грушевого дерева, на котором остаются только обрубки сучьев, олицетворяет его; в каждой семье есть этот ствол, который держат во дворе дома; никто не дотрагивается до него, кроме дня праздника в его честь, который бывает весной; в этот день его опускают в воду, отмывают, насаживают на верхушку головку сыра и украшают маленькими свечками по числу собравшихся в доме гостей. Когда его так украсят, несколько человек берут его, чтобы с церемониями внести в дом, остальные встречают его на пороге дома и поздравляют со счастливым прибытием. Его прибытию предшествуют жертвоприношение и приготовления к большому пиршеству. Едят и пьют в течение трех дней, а в промежутках просят Сеозереса защитить от разрушений, приносимых водой и ветрами. По окончании праздника делят между гостями головку сыра и другие кушанья, дерево выносят из дома; все общество провожает его, желает ему счастливого путешествия, а затем его забывают до следующего года. Он также считается покровителем стад, и у него есть два брата.
Тлебсе, король, покровитель кузнецов. В день его праздника в его честь совершают возлияния над лемехом и над топором.
Наохаче, Схуска, Иемише и Месте — это прочие святые или полубоги, каждому из которых также посвящен особый день.
Черкесы почитают с большим благоговением трех сестер, которые ведают гармонией в доме, согласием между соседями, а также покрывают путника своими защитными крылами. Тот, кто меняет жилище, приносят им жертву по прибытии в свое новое жилище, то же самое при отъезде делает путешественник. [305]
Отношения между тремя сестрами — богинями карающими и ангелами-хранителями — являются новым свидетельством смешения верований, которое составляет религию у черкесов.
В конце октября они поминают мертвых; в это время воспоминаний они обращают свои молитвы, каждая семья в отдельности, к небесным силам с тем, чтобы те не оставляли усопших без своих забот в их вечном пристанище.
У черкесов совсем нет бога грома и молний, но было бы ошибкой полагать, что у них его вообще никогда не было. Гром и молния у них в большой почитании; они говорят, что это ангел, который ударяет того, кого избрало благословение Создателя; тело убитого молнией хоронят с большой торжественностью и, оплакивая погибшего, его родственники в то же время поздравляют себя с той почетной честью, которая выпала на долю их семьи. Этот народ толпами выходит из домов, заслышав грохот, который производит этот ангел на своем небесном пути, а если его какое-то время не слышно, они совершают публичные молитвы, прося, чтобы он вновь навестил их. Его милостям они приписывают дожди, которые орошают их поля, и свежесть и прохладу, которые они приносят во время летней жары.
Новый год, который бывает у них почти в то же время, что и у нас, и начало полевых работ, которое за ним следует, также отмечаются двухдневным праздником; но самым торжественным праздником является Пасха; церемонии, которыми сопровождается этот праздник, а также время, в течение которого он отмечается, не могут оставить никакого сомнения в его происхождении. С начала марта они воздерживаются от употребления в пищу яиц, прекращают давать взаймы или одалживать, брать или отдавать какие-либо вещи; не берут даже огня у своих соседей. Праздник начинается в конце марта месяца, и обычай, предписывающий быть в этот день у себя дома, делает праздник довольно скучным, если все начинают его отмечать в один и тот же день. Поэтому каждый район выбирает свой особый день. Из главного дома начало праздника возвещают рано утром пальбой из оружия; соседи сбегаются на шум, и все направляются в священный лес, чтобы начать торжества обычными религиозными обрядами; однако количество жертв, которые приносятся, пропорционально числу приглашенных, к этому добавляются все яйца, которые сохранились за время своеобразного поста, соблюдавшегося в течение марта. Праздник заканчивается стрельбой из ружей; мишенью служит яйцо, а призом для победителей — шкуры жертвенных животных.
Право адресовать всевышнему пожелания и просьбу нации принадлежит наиболее старым и достойным. В Черкесии священнослужители отнюдь не представляют собой какой-то обособленной касты: в молодости они проливают кровь в боях, да и [306] в старости, при появлении неприятеля, они вновь берутся за оружие. Они совершают богослужение с непокрытой головой, облаченные в «бурку»; стоя перед крестом, они начинают службу с искупительной жертвы в виде барана или козла; в особо торжественных случаях в качестве жертвы приносится бык, и прежде чем его убить, старец с помощью одной из маленьких свечей, прикрепленных у основания креста, выжигает на его шкуре место, куда должен быть нанесен удар, а на голову животного льют бузу. За старцем почтительно выстраиваются несколько молодых людей, главным образом из числа рабов, которые держат в руках чаши с этим напитком и куски пресного хлеба, начиненного внутри сыром. После принесения жертвы старец берет чашу с напитком и хлебец, чтобы сделать приношение всевышнему, благословляет их одновременно и передает их самому старейшему из присутствующих, который их потребляет. Молодые люди передают священнослужителю очередные кубок и хлебец, которыми он делает приношение Мериссе и передает затем следующему старейшине. Та же самая церемония повторяется в честь каждого из божеств, которому адресуются молитвы; закончив эти церемонии, священнослужитель по своему усмотрению назначает день нового собрания, которое обычно бывает один раз в неделю: в субботу, воскресенье, понедельник или вторник, но никогда в остальные три дня недели. Священнослужитель сообщает также, какие вещи или предметы были потеряны или найдены, однако сообщения о находках бывают крайне редко, так как черкесы предпочитают сохранять их за собой. Наконец, мясо жертвенного животного идет на угощение, к чему каждая семья добавляет принесенную с собой пищу; все это обыкновенно сопровождается танцами, играми и соревнованиями; голова жертвенного животного насаживается на ветку дерева или на шест невдалеке от креста и посвящается Создателю; шкура животного предназначается священнослужителю.
Внимательно изучая характер этих церемоний, нельзя не узнать языческие обряды и слабые представления о христианских таинствах, которые, будучи перемешаны друг с другом, образуют своеобразный религиозный культ, продукт невежества этих народов. Помимо этих еженедельных торжеств они, как я уже говорил выше, отмечают в определенные дни праздники, посвященные божествам более низкого ранга. Весьма необычно видеть тех из жителей, кто исповедует магометанство, демонстрирующими самое высокое почтение к этим празднествам и принимающими в них самое активное участие.
....Я уже говорил выше, что черкес может видеть свою жену только ночью; если они встречаются днем случайно, они незамедлительно поворачивают в разные стороны. Этот обычай, столь удобный для разного рода амурных историй, легко, как мне подумалось, может сделать женщину мишенью для всяческих соблазнителей, и я поэтому поинтересовался, чем рискует [307] соблазнитель в случае обнаружения его проступка. Для любовника риск ограничивается соответствующей суммой штрафа на нанесенное мужу оскорбление; муж не решается посягнуть на жизнь своего соперника, поскольку в таком случае он будет обязан заплатить за убийство штраф его родственникам. Жен же в качестве наказания бьют или продают; бывают иногда такие свирепые мужья, которые отрезают своим женам носы или уши, но немногие из мужей решаются на подобные крайности, так как они при этом рискуют штрафом, который может потребовать семья жены, и в зависимости от обстоятельств, этот штраф может оказаться довольно таки значительным.
...Проделав около трех лье, мы спешились у Индар-Оглы, который вместе с сыном Ногаем вышел нас встречать к воротам своего двора и проводил нас в гостевое помещение, где стены были украшены саблями, кинжалами, луками, стрелами, пистолетами, ружьями, шлемами и большим числом кольчуг. При входе с нас также было снято оружие, после чего нас усадили. Сыновья князя, а также прочие черкесы оставались на ногах. После непродолжительных разговоров нам принесли воду, чтобы мы вымыли руки, и вскоре был сервирован обед на пятнадцати маленьких столиках, которые сменяли один другой по мере того, как мы пробовали находившиеся на них блюда. Я обедал вместе со штурманом и нашими двумя комиссионерами, которых я просил сесть за наш стол, хотя это противоречит черкесским обычаям, так как они считались принадлежащими к дому Индар-Оглы. Я просил их передать князю, насколько я сожалею, что не могу кушать за одним столом вместе с ним; он мне отвечал, что этого требует церемониал, но что он надеется, что я вскоре буду включен в число членов его семьи, и тогда он получит возможность обращаться со мной с большей свободой. Я просил его поверить в чувство дружбы, которую он мне внушал, и считать меня с этого момента за его собственного сына. Затем мы выпили за здоровье друг друга несколько стаканов водки, и он дал знак, чтобы нам начали подавать обед.
Во второй половине дня я попросил у него разрешения пойти засвидетельствовать уважение его супруге; такое разрешение было дано, а пока она готовилась нас принять, мы обошли жилище Индар-Оглы, которое выстроено в том же духе, что и виденные уже мною, оно состояло из двенадцати домиков, сделанных из плетеных прутьев, обмазанных глиной и крытых камышом. В домике никогда не бывает больше одной комнаты, и служат в качестве жилых помещений для семьи князя, дворян и вассалов, прислуживающих семье князя. Это жилище окружено довольно редким палисадом и расположено у основания живописного холма в излучине речки, берега который покрывают фруктовые сады и посадки льна и кукурузы. Позади домиков имеется густой лесок, где прячут женщин, детей и скот во время набегов враждебно настроенных племен в эти края. [308]
Внутри ограды каждого жилища производится все, что необходимо для его обитателей. В частности, женщины там заняты тем, что делают из светлой пряжи сукно, напоминающее фланель; бурки, седельные подушки, полотно, одежду, обувь, галуны, ножны для сабель, чехлы для ружей и пистолетов. Как и в произведении Гомера, черкесские княжны вовсе не освобождены от этих работ; наоборот, для них славой является выделиться, опередить в своем искусстве других. Мужчины занимаются плотничеством, налаживают ружья, льют пули, делают довольно неплохой порох, а также дубят весьма несовершенным образом кожи, прокатывая их между двумя кусками древесины. Кузнечное дело и обработка серебряных и золотых изделий являются единственными профессиями, которыми занимаются небольшое число ремесленников; первые выковывают ножи, топоры и гвозди; большая часть наконечников для стрел и прекрасных кинжалов, которыми они пользуются, делается далеко проживающей народностью кумыков. Серебряных дел мастера украшают оружие, рожки для пороха, пояса и т. п. Трудно представить себе степень совершенства этой работы, красоту и правильность рисунков, наносимых на металле чернью с помощью кислоты. Обычно турки поставляют черкесам дула ружей и пистолетов и лезвия сабель, которые черкесы затем налаживают на свой манер. Я видел много оружия производства европейских мастеров, между прочим, много венецианских и генуэзских сабель, кроме тех, что приходят к ним по торговым путям, причем у них есть старинное оружие, большинство из них найдены в могилах, и легко можно определить время их службы, если видишь, что их ширина зачастую уменьшилась на одну треть. Шлемы, кольчуги и луки приходят к черкесам из Персии и Константинополя; они покупают их мало, и те, что у них имеются, переходят от отца к сыну и являются одним из главных предметов наследства. Их количество, я думаю, можно оценивать в двадцать тысяч единиц.
Приблизительно через час нас провели к княгине. Господин Тауш, за которым я следовал, сказал мне, чтобы я повторял все, что будет делать он, чтобы не нарушить церемониал общения с прекрасным полом. При нашем появлении все женщины встали; мы проследовали один за другим вдоль противоположной стены твердым, но медленным шагом, опустив в знак уважения на всю длину рукава нашей одежды. Мы приветствовали их, со значительным видом приложив правую руку к головному убору. Как только мы сели, женщины семьи Индар-Оглы вновь заняли свои места на софе, в то время как с десяток женщин из их свиты остались стоять на ногах. Княгиня-мать в возрасте около пятидесяти лет производила впечатление красотой и особенно одухотворенностью лица. На ней было длинное платье, открытое спереди и застегнутое от груди до пояса, похожее на [309] верхнюю одежду (Турецкое платье, открытое спереди, наподобие капота у наших дам) турецких женщин. На ней были также широкие «шальвары» (charvar) (Верхние штаны) из полосатой ткани и на голове большое белое покрывало, скрывавшее часть корпуса. Под платком ее волосы почти не были видны.
Юные жены князей или оруженосцев весьма изобретательны по части причесок: они носят под покрывалом красную ермолку, украшенную спереди маленькой лентой из черного сафьяна и серебряными кнопками, которая очень им идет; из-под шапочки спадают их волосы, заплетенные в длинные косички. Бюст дочерей Индар-Оглы был исключительно сжат, и их верхнее платье было снизу доверху застегнуто серебряными пряжками. На поясе старшей дочери висело множество брелоков из того же металла; форма их головного убора была не слишком изящной, они были сделаны из шести суконных полосок разного цвета, сшитых в форме долек дыни, и несколько галунов были приделаны так, чтобы закрыть швы. Девушки более низкого происхождения носили просто круглые и одноцветные шапочки. Две юных княжны, не слишком красивые, но с приятными лицами, звались: старшая — Гваша, младшая — Чапсин. Я забыл значение этих двух имен; имена, которые дают новорожденным, имеют одно значение; я видел двух женщин, одну из которых звали «львиный взор», а другую «талия лани».
....Черкесы нисколько не стесняются попросить то, что им нравится, и было бы смешно им отказывать, так как любой имеет полное право попросить у них то, что у них есть.
Этот обычай, который иногда в условиях нищеты, лени и жадности вырождается в нечто вроде попрошайничества, рассматривается черкесами как дружеские подношения, как обмен сувенирами между двумя лицами, которые будут служить им приятными напоминаниями друг о друге; естественно, что при общении с иностранцами к этому примешивается расчет, поскольку те могут предложить им больше таких предметов, которых у черкесов не хватает. Во время моих двух путешествий я постоянно подвергался осаде толпы людей, которые набивались ко мне в друзья, чтобы получить вследствие этого право требовать от меня подарков; в конце концов я остался без большей части моего багажа и мебели в моей каюте на шхуне.
После этих рассказов меня непременно станут спрашивать о том впечатлении, которое произвели на меня черкешенки, которых я видел. Если бы я попытался судить о их красоте, столь расхваливаемой восточной красоте, сразу же по прибытии в их страну, мне было бы затруднительно сделать это беспристрастно, поскольку на меня влияли бы европейские представления об этом предмете; также и мое пылкое воображение при виде страны, с которой связано так много романтических представлений, [310] могло ввести меня в заблуждение; но, привыкнув к их именам, имея время изучить их, я могу уверить европеек, что они им ни в чем не уступают.
Черкешенки из племени натухайцев имеют овальное лицо, черты их лица обычно крупные; глаза у них чаще всего черные, красивы; они осознают это в полной мере и считают глаза своим самым сильным оружием; брови у них красивого рисунка, и черкешенки, чтобы сделать их менее густыми, выщипывают. Их бюст, который, как я уже говорил, лишен у девушек своего основного украшения, чрезвычайно тонкий и гибкий, зато у многих женщин нижняя часть корпуса очень большая, что почитается за большую красоту на Востоке и что мне показалось уродством у некоторых из них. Тем из женщин, кто пропорционально сложен, нельзя отказать в благородстве в осанке и в большой привлекательности. К тому же их костюм, особенно у замужних женщин, очень красив. Но, чтобы восхищаться ими, их нужно видеть только вписанными в интерьер их дома, так как когда они выходят из своего дома, их медленная походка и ленивый вид, налагающий отпечаток на все их движения, поражают взгляд европейца, привыкшего к живости и элегантности наших дам. Даже их длинные волосы, которые так приятно видеть разбросанными по груди и плечам черкешенки, это покрывало, которым они драпируются с тем искусством, что свойственно желающему понравиться прекрасному полу во всех странах, даже, наконец, их платье, которое, сжимая вначале их талию, затем разделяется и открывает шальвары, которые также не лишены привлекательности, — все это вдруг превращается в смешные п. стесняющие атрибуты, когда черкешенка покидает свою софу. Они в целом не лишены ума; у них живое воображение, они способны на большие чувства, они любят славу, и у них вызывает гордость слава их мужей, добытая в боях.
....Как только мы поднялись на борт, я поспешил поинтересоваться у м-ль Е. (спутница Т. де Мариньи по путешествию. - Прим. перев.) относительно деталей черкесского быта. Она рассказала мне, что княжны встретили ее на берегу и, подав ей руки, прижали ее затем к своей груди; ...бессчетное число жителей, чье любопытство было возбуждено ее появлением, окружили ее и проводили до повозки, запряженной двумя быками, куда она была помещена вместе с двумя дочерьми нашего кунака и еще одной молодой княжной из племени шапсугов; другие женщины сопровождали их пешком. По пути их встречали многие семьи и выражали свое удовольствие видеть их.
Жена Индар-Оглы вышла встречать ее на некотором расстоянии от дома в сопровождении всех своих вассалов. После общепринятых церемоний ее провели в гостевой дом. Вскоре после ее прибытия последовал обед, сервированный на двенадцати маленьких столиках. Княжны, которые постились по случаю [311] рамазана (Очень строгий пост у мусульман), занимались во время обеда тем, что резали мясо и хлеб, чтобы делать из них бутерброды. После обеда ей принесли воды, чтобы вымыть руки, а затем ей вымыли ноги, что является знаком большого расположения. Остальная часть дня была посвящена тому, что м-ль Е. развлекали играми и танцами. Индар-Оглы, возвратившийся вечером, был рад видеть, в каких дружеских отношениях она была с его семьей, и просил ее считать свой дом как ее собственным. Ей понравились их обычаи, которые она успела узнать. Ее хотели сделать похожей целиком на черкешенку, и был отдан приказ сшить для нее черкесский костюм, над которым работали всю ночь.
Главный из обычаев, который не понравился м-ль Е., была обязанность женщины вставать при появлении любого мужчины или любой более пожилой женщины, будь она даже из числа прислуги; мужчины поступают точно так же в отношении обоих полов; сесть можно только после того, как лицо, ради которого все поднялись, дает об этом знак словом «тизе» («садись»). Эти люди никогда не пренебрегают этим обычаем, и даже в семье они остаются ревностными приверженцами этого неудобного обычая.
Час, указанный Кораном для ужина, был возвещен для всего жилища выстрелом из ружья, произведенным по приказу князя. М-ль Е. хотела поужинать вместе с молодыми княжнами, но обманулась в своих ожиданиях. Черкесская семья никогда не собирается за столом; отец и мать ужинают отдельно, так же как и дети, которые разделяются в зависимости от пола и возраста и отправляются съесть свою порцию в уединенном месте. Мудрая Тамара, старая рабыня-турчанка, которой было поручено повсюду сопровождать м-ль Е. и делать все, чтобы ей было приятно, председательствовала за ужином и приготовила для нее роскошную постель, украшенную дорогостоящим покрывалом. Эту женщину в молодости любил Индар-Оглы, купивший ее за большую цену по причине ее красоты. Впоследствии она заслужила титул домоуправительницы и пользовалась большим уважением всей семьи. Гваша пришла разделить ложе с м-ль Е. и бодрствовала всю ночь, чтобы ничто не беспокоило ее сон.
На следующий день м-ль Е. облачили в черкесские одежды, и княгиня-мать по этому случаю сделала ей несколько подарков в обмен на те, что были вручены ей; подарки состояли из серебряных застежек и гарнитура из пуговичек, которыми украшают переднюю часть головного убора замужних женщин.
...Как я уже говорил, в некоторых случаях воровство запрещается, особенно когда два князя дают друг другу обещание, клятву взаимно уважать имущество друг друга. Наш кунак, основываясь на вере в силу такого договора, заключенного с одним из князей шапсугов, направил к нему одного из своих [312] вассалов с кое-какими поручениями. Шапсуг, в нарушение своих обязательств, сделал того своим рабом. Через несколько дней брат этого князя проезжал неподалеку от жилища Индар-Оглы, где трудился один человек, который, сделав вид, что ему ничего не известно, пригласил его в свой дом, где связал. Новость об этом скоро распространилась, с одной и с другой стороны направлялись представители, которым, однако, так и не удалось примирить двух князей, и дело приняло такой оборот, что, казалось, могло кончиться столкновением...
Князь, который приехал нас навестить, вынужден был вернуться к себе раньше, чем обычно, потому что шапсуги вооружались и грозили его жилищу...
В полдень один человек прибыл сообщить, что все вассалы Индар-Оглы собрались, чтобы защитить его от шапсугов, которые приближались к его жилищу. Я весьма сожалею о том, что подобный случай не был предусмотрен в данных мне инструкциях, так как я хотел бы прийти на помощь нашему достойному кунаку. Я не решался поступить таким образом, с тем чтобы не вызывать сомнений относительно того, что подобные малые войны используются Россией для того, чтобы привлекать на свою сторону какого-либо из враждующих между собой черкесских князей...
Утром у нас была ложная тревога, тем более неприятная, что наши переводчики отсутствовали и на борту не было никого, кто знал бы черкесский....
Господин Тауш, который присутствовал при атаке шапсугов, сообщил, что они, общим числом в 200 человек, отступили, не начав боя, и решили передать дело на рассмотрение национальной ассамблеи. Все их конфликты обычно заканчиваются таким образом, хотя начинаются они самым воинственным образом. Дворяне и вассалы вооружаются под крики человека, которому поручено распространять новости о продвижении противника, что он делает, носясь на полном скаку по всей округе, и они выходят из своих жилищ, чтобы собраться вокруг дома князя, который их возглавляет; но в тот самый момент, когда обе стороны, казалось бы, готовы начать жестокую битву, выступают нейтральные лица, готовые стать посредниками в их тяжбе, и все кончается несколькими выстрелами в воздух из ружей или пистолетов с одной или с-другой стороны. Только походы против удаленных народностей, когда во имя успеха предприятия объединяются несколько князей, бывают кровопролитными. Единственная неприятность, которой обернулось это столкновение, было уничтожение поля со льном, засеянным княжной Гвашей; она была этим очень огорчена и с трудом согласилась на то, что отец не стал настаивать на компенсации за этот ущерб.
...Перед своим отъездом я просил господина Тауша порыться в маленьких курганах, которые встречаются в разных уголках долины, и особенно по соседству со священным лесом, [313] который я посещал. Черкесы считают, что это могилы какой-то великой нации, проживавшей до них в этих краях...
...Восхищение, которое я испытывал по отношению к этой стране, заставило меня задуматься о том, как мне здесь устроиться и добиться доверия ее обитателей, чтобы они видели во мне одного из своих. Дружба, которую мне оказывали некоторые из князей, была, по моему убеждению, недостаточной для того, чтобы предпринять то, что я хотел; мне нужна была мощная поддержка, и прежде всего мне нужно было, став членом их общества, рассеять те подозрения, которые еще могли иметься на мой счет. Я узнал, что существует обычай, отвечающий моим желаниям и дающий мне возможность стать приемным членом черкесской семьи. Церемония приема состоит в том, чтобы на какое-то время губами дотронуться до груди женщины; с этого момента она и ее муж становятся аталыками, которые включают чужестранца в число своих законных детей. Так как это требует вручения семье известных подарков, а я в тот момент не был в состоянии их сделать, я отложил осуществление этого проекта до следующего путешествия. Натурализованный таким образом иностранец, если он хочет обосноваться в Черкесии, не встретит никаких трудностей с женитьбой и окажется вдруг союзником множества семей, так как ответвления родства там весьма обширны и накладываемые этим обязательства — преследовать одни и те же интересы — дают ему силу и уважение, которое было бы трудно получить без этого средства.
...Мы ненадолго задержались у одного больного черкеса, которого хотел навестить мой друг. Меня удивил производившийся там шум. Молодые люди и дети развлекались самыми различными и самыми шумными играми, в то время как лекарь, сидевший с важным видом подле больного, лишь изредка произносил одно-два слова. Его место свято; никто не занимает его, пока он отсутствует; тот, кто сделает попытку осквернить его, должен будет заплатить лекарю значительную сумму. Они врачуют больных с помощью целебных трав и амулетов; что касается некоторых видов горячки, они весьма верят в целебную силу некоторых старинных могил и развалин античных монументов, куда они отправляют больных на несколько ночей. Во время моего первого путешествия в Геленджик один черкес попросил у меня лекарство или какую-нибудь молитву, чтобы помочь своему отцу, которого в течение долгого времени мучила болезнь, однако название ее мне он толком объяснить не мог. Поскольку на борту у меня не было никакого лекарства, я решился дать ему молитву, которая вредной ему быть не могла, а, напротив, вполне удовлетворила. Вручена она ему была со всей докторальной важностью и принята была этим человеком с должной почтительностью, он даже не знал, как выразить мне свою признательность. По возвращении из Крыма я и думать позабыл об этом забавном приключении, когда мне о нем [314] напомнил тот же человек, принесший мне в качестве дара яйца и сыр от своего родителя, который совершенно поправился. Хотя я и был крайне этим удивлен, я счел себя в праве позволить себе еще немного шарлатанства и заявил ему, что был заранее уверен в таком исходе.
В отношении раненого церемония здесь несколько иная. При нем не должно быть никакого оружия, на пороге его дома ставится миска с водой, куда опускают яйцо, а сбоку кладут лемех от плуга; прежде чем войти к нему, кончиками пальцев нужно трижды постучать сверху и, окунув пальцы в воду, брызнуть в сторону комнаты. Молодые люди и девушки играют, поют песни в честь раненого и развлекаются также тем, то стараются надкусить круглый пирог, подвешенный к потолку на веревочке.
Этот обычай производить шум в комнате больного можно видеть и у других, более цивилизованных, чей черкесы, народов, которые надеются таким путем изгнать злых духов.
...После обеда князь пригласил меня навестить свое семейство. Пока я там был, жена Ногая скрылась через окно, чтобы не встретить своего мужа, о приходе которого было сообщено. Создается такое впечатление, что черкесы избегают всего того, что напоминает им о их привязанностях и удовольствиях; поступать иначе у них считается признаком человеческой слабости; у них даже считается неучтивым говорить о детях, особенно о маленьких. Я поставил в неудобное положение Ногая, показав ему на одного из его сыновей, мальчишку лет четырех, который, мне показалось, проявлял задатки такого же характера, что и у его отца. Только с возрастом они освобождаются от этого стоицизма, и старик, утвердивший свою храбрость в молодости, может свободно проявлять свою сентиментальность в кругу семьи; Индар-Оглы виделся с женой и ласкал своих детей.
...Княжны сделали все, чтобы сделать еще более трудным наше расставание; проявляя тысячи знаков внимания, старались предугадать все, что могло бы доставить нам удовольствие. Я присутствовал при исполнении танцев в сопровождении своего рода скрипки с тремя струнами; они были в азиатском духе, довольно грустные, но маловыразительные; па танцев состояли из маленьких прыжков, лишенных грациозности; их исполнение весьма затруднительно, потому что ноги почти постоянно обращены носками внутрь. Другие их инструменты напоминали флажолет и баскский тамбурин. Их песни не более веселы, чем танцы, хотя некоторые мелодии весьма приятны на слух. Их песни совершенно не рифмованы и по своему содержанию призваны прославлять достоинства и осуждать дурные поступки; в них обычно караются порочные люди. Они спели в моем присутствии несколько песен, и среди них одну, представляющую собой жалобу юноши, которого хотели изгнать из родных краев за то, что он один вернулся из похода против русских, где погибли все его [315] соратники. Это было лишним подтверждением того, что в истории этих народов постоянно видишь черты, напоминающие героические времена античной Греции.
Поэты посвящают свои песни также тому, чтобы увековечить воспоминания о самых замечательных событиях. Эти песни можно использовать для того, чтобы попытаться проникнуть сквозь плотную завесу, которая скрывает историю кавказских народов. Мне хотелось получить перевод одной из этих маленьких поэм, но, несмотря на все старания господина Тауша, который знал несколько их, я был лишен этого удовольствия. Он перевел мне одну песню несколько иного рода, чья оригинальность заставляет меня поместить ее здесь. Я знал князя Джамбулета, о котором идет речь в песне: это был человек, известный своей храбростью; он умер во время эпидемии чумы 1816 года.
«На перекрестке дорог Пака (Что означает «курносая») приказала поставить коновязь, чтобы было где привязать лошадей всадникам, которые приезжали полюбоваться ее несравненной красотой.
Ворираша, ворира ма Пака!
Науруз-оку — Давлет-Мурза начинает танец, Бацеше-оку присоединяется к нему; наконец, появляется Ранде — Мелиш-оку.
Ворираша, ворира ма Пака!
Кудесник Хас-оглы, с нетвердой походкой, — Хаут-оглы Гаун-оку, Бацеше, Гатхе Калабат мудрый, который во всем устанавливает порядок.
Ворираша, ворира ма Пака!
Какова цель этого шумного сборища? Это все та же прекрасная Пака, которая привлекает тех, кто считается ее любовником, так как все они не могут им быть.
Ворираша, ворира ма Пака!
На перекрестке появляется ее брат Джамбулет, он вынимает свою саблю и убивает всех тех из ее любовников, кто позволил себе плохо говорить о его сестре Паке.
Ворираша, ворира ма Пака!
Их огонь постепенно затухает и узы, которые соединяли их с Пакой, рвутся, и Пака остается целомудренной. Она выходит замуж за князя из племени бжедухов.
Ворираша, ворира ма Пака! [316]
...Я решил воспользоваться оставшимся до отплытия временем, чтобы навестить священный лес и совершить религиозную церемонию, которую я задумал уже давно. Существует обычай, что черкес, который ведет торговлю в этих краях, который возвращается из успешного набега, или который берет на себя какой-либо обет, делает приношения кресту; в этих целях к кресту или к поддерживающему его дереву прикрепляются предназначенные для этого предметы. Ни один житель не решается их тронуть, и их могут украсть только враги, которые совершают набеги в эти края; хотя они исповедуют ту же религию, они не соблюдают святость этого места и грабят все, что там находят. Церемония приношения обычно сопровождается пиршеством, на деревьях развешивают головы животных, убитых по этому случаю. Различные дела, которыми я был занят во время нашего пребывания в этих местах, помешали мне осуществить это благое намерение с той пышностью, как мне хотелось бы; пришлось ограничиться тем, что вместе с м-ль Е., частью экипажа, несколькими дворянами и нашими комиссионерами мы пришли, чтобы прикрепить к кресту несколько кусков материи; первой подала пример м-ль Е., за ней последовали и мы, остальные. У черкесов, которых мы не предупреждали о цели нашей прогулки, это зрелище вызвало такую радость и восторг, что их трудно описать; они с силой жали нам руки и обещали повсюду рассказать о нашей набожности и о том почитании, которые мы оказали их религии. Наше возвращение к старому князю вылилось в своего рода триумф.
Путешествие на побережье Черкесии, совершенное в 1823 и 1824 гг.
...Ежедневно в Анапу прибывает приблизительно до пятисот черкесов, которые на маленьких повозках, а чаще всего на спине собственной лошади привозят различные продукты для обмена на предметы, в которых они испытывают нужду. Нужно иметь привычку к такого рода сделкам и, особенно, редкостное терпение, чтобы иметь с ними дело, потому что большинство этих горцев привозит с собой слишком мало товаров: например, пару заячьих шкурок, маленький сыр и меру ячменя; каждый из них хочет за это получить не меньше дюжины мелких предметов, которые ему нужны и ради которых ему придется обойти не менее тридцати мест, чтобы заполучить их в Анапе. Я частенько видел подобные торги, которые длились по целым дням, в течение которых черкес никогда не упускает возможности описать охоту на зайца; корову, которая дает молоко, из которого делается сыр; свое поле, тяготы труда на нем, семена, урожаи и прочая. Бесполезно говорить после этого, что иностранцы вынуждены предпочесть торговать в Анапе через посредство [317] турок, которым оставлена почетная миссия иметь дело непосредственно с черкесами.
Вне зависимости от того, как протекает каждодневная коммерческая деятельность, в определенные моменты торговля заметно оживляется благодаря прибытию больших транспортов с товарами из внутренних районов, которых турки называют «кервен» (караван); караваны приходят в апреле, августе и октябре. Первый, от калмыков, привозит много шкур быков, коров, буйволов, зайцев, а также сала и воска. Наибольший размах торговля приобретает чаще всего весной. Турки тоже не ограничиваются тем, что ожидают в крепости прибытия черкесов; они отправляются в горы, где закупают товары и делают из них небольшие склады у своих кунаков.
...Иногда между турками и черкесами происходят бурные ссоры, угрожающие спокойствию Анапы и даже ее торговым делам; зачастую причиной для этого служат события, которые у цивилизованных народов взволновали бы самое большее жителей данного квартала; вот пример: артиллеристы гарнизона злоупотребили доверием одного черкеса, изнасиловав его жену; целый ряд районов поклялись за это отомстить и заявили Паше, что они будут нападать на всех турок до тех пор, пока за это глубочайшее оскорбление не будет уплачено соответствующее вознаграждение; они добавили также, что война их нисколько не пугает, и что если у турок есть крепость, то у них есть горы. Паша засадил виновника в тюрьму вплоть до объявления приговора, который должен возложить на него штраф в виде оружия, тканей и скота.
...Господин Тауш совершил зимой путешествие в страну абазехов, известную европейцам под названием Абазии, она показалась ему более богатой, чем страна натухайцев, и он уверял меня, что иностранец, имеющий рекомендации Индар-Ку, будет встречен там очень хорошо. У жителей этой страны свой особый язык, который господин Тауш едва понимал; они говорили ему, что у них имеется несколько старинных строений, пользующихся славой святых мест, и что в этих зданиях хранятся священные книги, фигурки и орнаменты большой ценности. Они служат убежищем для преступников, где их никто не решается тронуть. Несомненно, это церкви, о существовании которых у абазов известно, что свидетельствует о пребывании среди них христиан; кажется, античная история там также оставила свои ценные следы в виде барельефов, статуй, подписей, останков фриз и колонн...
В своем первом «Путешествии в Черкесию» я рассказывал о нескольких горных вершинах, знаменитых своей формой и исторгающимися из их недр вредоносными испарениями. Во время своего путешествия господин Тауш слышал рассказы о том, что есть очень высокая гора, возможно Эльбрус, на вершине которой имеется ужасающий провал, откуда иногда слышится [318] звон цепей и стоны. Абазехи рассказывают, что один человек из их народности утверждал, что он спускался туда и обнаружил там гиганта, прикованного к скалам, который сказал ему: «О ты, житель земли, пришедший меня навестить, что там делается наверху? зеленеет ли по-прежнему трава? царит ли мир в семьях? преданы ли жены своим мужьям? подчиняются ли дочери матерям? сыновья отцам?» Черкес отвечал, что да, и тогда гигант сказал: «Хорошо, мне еще долго остается пробыть здесь».
Эта сказка имеет определенное отношение к легенде о Прометее, и мне приятно было обнаружить следы именно в той стране, куда его помещали античные поэты, что свидетельствует о том, что эта легендарная личность должна иметь исторические корни, свет на которые, не исключено, можно пролить, внимательно изучив горные вершины Кавказа.
...1 июня черкесы прибыли снова требовать удовлетворения за оскорбление, которое артиллеристы нанесли их женщинам; жители Анапы были этим весьма обеспокоены и предложили 1200 пиастров, или виновного для продажи, но на этом дело не кончилось...
Путешествие в Редут-Кале, Трапезонт, Пшаду и Анапу
...Между жилищем Индар-Ку и берегом речки имеется несколько строений, которые я осмотрел; их всего шесть, и они показались весьма старинными; каждое из них выстроено из пяти каменных плит, четыре из которых составлены в форме параллелограмма, и пятая сверху, в виде перекрытия, выступающего над вертикальными гранями. Эти оригинальные сооружения имеют двенадцать футов в длину и девять в ширину; поскольку они вросли в землю, их подлинную высоту определить было невозможно. Камни имеют в «толщину четырнадцать дюймов; плита, представляющая собой фасад, отступает на аршин в глубину, образуя таким образом нечто вроде открытого вестибюля. В том же камне, в его нижней части, имеется круглое отверстие, диаметром самое большее три фута.
Черкесы рассказывают, что эти своеобразные монументы были построены «гигантами» с целью укрывать от непогоды малорослое племя людей, у которых не хватало сил для того, чтоб построить себе жилище; для верховой езды эти люди использовали зайцев. Таково сказочное предание, но я думаю, что эти монументы, до сих пор хорошо сохранившиеся, служили могилами какому-то народу, населявшему Кавказ в давно минувшие времена...
...Я зарисовал... амбар для зерна, очень любопытный благодаря устройству, которым он снабжен, чтобы мешать крысам и другим грызунам проникать туда. С этой целью он поставлен на столбы высотой в три — четыре фута, имеющие сверху [319] широкие плоские камни, образующие своего рода карниз, недостаточно широкий для того, чтобы кто-либо из грызунов мог перебраться со столба на этот карниз и затем в амбар.
Новый священный лес был сделан в этой части долины с тех пор как обитатели ее перессорились с жителями на другом берегу речки; в их распоряжении остался старый лес, где в 1818 году я делал приношение черкесским богам. Я был очень удивлен, увидев там вместо креста сооружение, напоминавшее по форме виселицу, которую черкесы наряду с крестом используют в качестве знака своей религии.
«Тау» в форме буквы «Т» иногда замещает крест, и, как мне говорили, постепенно, со временем к нему и другим знакам добавляются недостающие детали, чтобы превратиться затем в крест; знак без нескольких деталей служит свидетельством древности. Комиссионеры не смогли мне рассказать ничего удовлетворительного об этих особенностях, да и черкесы, сопровождавшие нас, казалось, знали об этом не больше. Неопределенность, которая царит в религиозных представлениях этих народов, с каждым днем все более увеличивается, и последние остатки христианства, которые вскоре совсем исчезнут, уступят место религии Магомета, уже сейчас делающей и без того слишком быстрые успехи.
...Беседуя на религиозные темы, я узнал название дней недели по-черкесски.
1. Понедельник — Плёпё (Pleupeu) — «начало»
2. Вторник — Губткхе (Goubtkhe) — «косарь»
3. Среда — Перезкеси (Perezkesi) — «малый пост»
4. Четверг — Меафек (Meafeuk) — «посредине»
5. Пятница — Перезкекуше (Perezkekouche) — «большой пост»
6. Суббота — Мефезеакеа (Mefezeakeua) — «единственный день»
7. Воскресенье — Тхаумаф (T'haoumaf) — «день бога» Воскресенье черкесы празднуют так же, как и мы. Довольно забавны названья среды и пятницы — «малый» и «большой пост», хотя черкесы их вовсе не соблюдают, а также то, что их названия имеют отношение к «параскеви», что по-гречески означает «подготовка», т. е. название пятницы, потому что евреи в этот день готовились праздновать следующий день.
Путешествие в Анапу в 1824 году
Уже давно возникли другие меновые рынки, которые были учреждены казаками-черноморцами на правом берегу Кубани, под специальной инспекцией их «атамана» (вождя казаков); их всего восемь, а именно:
1. Талызин. 2. Кара-Кубань. 3. Великолагерной.
Расположены напротив народности шапсугов, которые после того, как избавились от своих князей, чья власть стала [320] тиранической, теперь управляются старейшинами и дворянами; наиболее известны из них сейчас Атулла-лазе, (Atoullah-laze), Хаут-Берзетче (Khaoute-Berzetche), Цакемуко (Tsakemouko) и Читагойе (Tchitagoje). Абазехи спускаются со своих гор и привозят на эти три меновых рынка много пушнины, воска, меда, каштанов, различные фрукты и особенно прекрасную древесину — дубовую и липовую; они уплачивают шапсугам натурой за право прохода через их земли.
4. Екатеринодар.
Напротив народности бжедухов (Bzedoukhe), которой управляет князь Алкасс (Alkasse) и его брат Мехмет-Магам-Черей (Mehmete-Maghame-Tcherei): Алкасс — семидесятилетний старик, который в дар от Екатерины II получил саблю.
5. Малолагерной.
Напротив народности киркинеев ((Kirkinei) под управлением князя Пшекуи-Могу-Корков (Pchekoui-Moghou-Korkov) и дворянина Дударука (Doudarouke), который является вождем одного района.
6. Редутской. 7. Усть-Лабинской.
При слиянии Кубани и Лабы, истоки которой находятся в горах Кавказа, напротив народности темиргоев (Demirghoi), которая признает в качестве своих сеньоров князя Тау-Султана-Бейзруке (Thau-Soultane-Beizrouke) и его брата Джанбулат-Айтека (Dzanboulate-Aitek). Их отец был убит несколько лет назад в бою, где он выступал на стороне русских против абазинцев. Тау-Султан довольно миролюбивый князь, он склонен держаться стороны России, в то время как Джанбулат не перестает нападать на ее владения.
8. Константиновской.
Напротив народности хатукаев (Khatoukai), подчиненной князю Джан-Гери-Аслан-Гери, (Dzan-Gerei-Aslane-Gerei).
За исключением шапсугов, все эти народности платят своим князьям десятину, чтобы иметь право вести торговлю с черноморцами.
Соль является единственным предметом, который меновые рынки предлагают черкесам. Казаки получают соль из соляных озер, которых у них много на Бугазе и на берегу Азовского моря; они ничего не платят правительству за ее добычу; добычей соли может заниматься любой. В стране ее продают от 15 до 20 копеек за пуд; на меновом рынке стоимость соли установлена атаманом в 50 копеек за пуд.
Прибыльной торговлей с черкесами занимаются также армяне из окрестностей Таганрога, но они не ограничиваются меновыми рынками, а пересекают Кубань и везут в горы разнообразные товары, большинство из которых русского производства; они их обменивают на черкесские продукты, которые они затем перевозят в Ростов, Нахичевань, Таганрог и т. д.; другие [321] армяне, проживающие на Кавказе, также имеют право импортировать их в Россию.
Разумеется, возможно использовать эту торговлю для установления дружеских отношений между русскими и народностями Кавказа. Меня уверяли, что, несмотря на ее плохую организацию и отсутствие достаточных способностей у казаков, ее обмен уже достигает миллиона рублей. Та торговля, которую ведут армяне, должна быть приблизительно того же объема; к тому же казаки-черноморцы не упоминают в своих отчетах различные ценные товары, которые они получают от кавказцев, такие, как меха медведей, волков, лис, куниц, каменных куниц, диких котов, тигров и т. д.; абазехи продают им также много каштанов.
...В течение июля в Анапе состоялись две ассамблеи черкесских князей, и паша Сеид-Ахмет (турецкий командующий крепостью Анапа. — Прим. перев.) совершил поездку в глубь страны на расстояние 8 лье от крепости. Он старался выполнить важную миссию — добиться, чтобы народности, живущие вблизи от Кубани, принесли присягу на верность султану и подчинение турецким законам; чтобы достичь этой цели, он льстил попеременно наиболее преданным Порте князьям и вассалам тех князей, которые вовсе не хотели иностранного ига; он поэтому поддерживал жалобы вассалов против злоупотреблений властью со стороны их сеньоров, говоря им, что князья — бездельники, проводящие все время в седле и пользующиеся плодами их труда. Именно Сеид-Ахмету приписывают падение власти князей-шапсугов. Этому паше удалось добиться принятия присяги кабардинцами (Kabartai) абазехами и бжедухами, и во время моего пребывания в Анапе он назначил турка для управления ими; это событие с помпой было сообщено обитателям Анапы, собравшимся у него 2 августа...
(Пер. А. И. Петрова. Перевод осуществлен с третьего издания).
Текст воспроизведен по изданию: Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII-XIX вв. Эльбрус. Нальчик. 1974
© текст - Гарданов В. К., Петров А. И. 1974
© сетевая версия - Thietmar. 2010
© OCR - Анцокъо. 2010
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Эльбрус. 1974
Мариньи Жак-Виктор-Эдуард Тэбу де
(1793—1852 гг.)
Жак-Виктор-Эдуард Тэбу де Мариньи принадлежал к французской аристократической семье, сильно пострадавшей во время Великой французской революции. В 1809 г. он переехал на Юг России и поступил на русскую службу, которая главным образом протекала на Черноморском побережье Кавказа.
В 1813 г. Тэбу де Мариньи был в Анапе, в 1818 г. участвовал в экспедиции к берегам Черкесии. Это позволило Тэбу де Мариньи близко ознакомиться с причерноморскими племенами адыгов — шапсугами и натухайцами. Большую помощь ему в этом оказал на первых порах Скасси. В конце апреля 1818 г. Тэбу де Мариньи вместе с Скасси отплыл на специально построенном легком судне «Черкессия» из Алушты в Геленджик, куда прибыл 2 мая. Здесь его судно простояло до 16 мая, а затем он отплыл к устью реки Пшады, откуда в конце мая возвратился в Крым. (Керчь). Через месяц Тэбу де Мариньи снова повторил этот рейс: 1 июля он был в Геленджике, 11 июля — в устьях Пшада, 22 июля — вернулся в Крым (Феодосия).
Подобно Скасси, Тэбу де Мариньи пытался установить дружественные отношения с натухайцами и шапсугами путем развития с ними торговли и обмена. В этом его поддерживал тогдашний херсонский военный губернатор и одесский градоначальник граф Ланжерон. Однако эти планы встретили противодействие со стороны кавказских военных властей, что, по-видимому, заставило Тэбу де Мариньи оставить русскую службу.
В 1821 г. Тэбу де Мариньи стал нидерландским вице-консулом портов Черного моря; в 1823 — 1824 гг. по заданию нидерландского правительства он, объезжая берега Черного моря, снова несколько раз посетил Черкесию. В 1830 г. становится нидерландским консулом в Одессе, где оставался до конца своей жизни.
Тэбу де Мариньи был активным членом Одесского общества истории и древностей, входил в состав издательского комитета этого общества. Свои путешествия в Черкесию Тэбу де Мариньи впервые описал в книге, изданной на французском языке в 1821 г. в Брюсселе (Путешествие 1818 г.), которая была затем переиздана (с включением описания путешествия 1823 — 1824 гг.) Клапротом с его примечаниями во II томе «Путешествия в астраханские и кавказские степи» Яна Потоцкого (Париж, 1829 г.). Третье издание (также на французском языке) с описанием путешествий [292] 1818 и 1823 — 1824 гг. вышло в 1839 г. (Одесса и Симферополь); четвертое издание (на английском языке) — в 1837 г. (Лондон).
Дневники путешествий Тэбу де Мариньи содержат разнообразный материал по этнографии причерноморских адыгов, ценность которого определяется главным образом тем, что он основан на непосредственных личных впечатлениях автора. Хотя Тэбу де Мариньи совершал свои путешествия преимущественно с коммерческими и политическими целями, он уделял большое внимание не только хозяйственному и общественно-политическому строю черкесов, но и их общественному и семейному быту, религиозным верованиями и духовной культуре. По всем этим вопросам читатель его дневников найдет по большей части свежий и оригинальный материал.
(Перепечатывается с сайта: http://www.vostlit.info.)
