И. Мысовский
От Нальчика до Сухума. (Через Эльбрус, Теберду и по Военно-Сухумской дороге)
С предисловием И. В. Крыленко
Москва: Издание Р. О. Т., 1928
Негативы В. Л. Семеновского, П. Ф. Рюмшина, В. В. Александрова, В. Я. Михайлова
Предисловие
Предлагаемая брошюра представляет собою описание интересного путешествия по Северному Кавказу, организованного Российским Обществом Туристов летом 1927 года.
Путешественники прошли сплошь всю долину реки Баксана (по Верхней Балкарии), перевалили через хребет под самым Эльбрусом, спустились затем в долину реки Теберды и оттуда по Военно-Сухумской дороге еще раз перевалили через Кавказский хребет к Сухуму.
Живо написанная брошюра в достаточной степени полно передает впечатления, которые пришлось пережить нашим туристам. Конечно, для тех, кто бывал на Кавказе, эти описания не смогут передать в полной мере и полной силе то, что приходится переживать самому, когда бродишь по ледяным полям и снежным перевалам. Но для того, чтобы поднять интерес к такого рода прогулкам, чтобы сагитировать новичков, толкнуть других к организации таких прогулок и вовлечь в них еще более широкие массы, – брошюра дает достаточно, и в этом ее главное положительное качество.
Считая не только в высокой степени желательным, но прямо-таки необходимым в максимальной степени развить горный туризм, как необходимую отрасль разумного спорта, развлечения и отдыха, которая больше, чем какая-либо другая, дает человеку в смысле его физической и психической закалки, мы горячо приветствуем эту брошюру, как метод печатной пропаганды этого рода туризма.
В настоящем году автор идет во главе довольно большой туристской группы на высоты горного Памира, этой в гораздо меньшей степени исследованной, чем наш Кавказ, области, тем не менее не уступающей Кавказу по высоте своих горных хребтов и по красоте своих горных видов.
Нужно полагать, что результаты этого путешествия будут изданы автором такой же брошюрой, посвященной Памиру, который еще только ждет в громаднейшей своей части своих исследователей и своих туристов.
Н. Крыленко
I
Суета московской жизни окончилась...
Поезд медленно, как бы набирая сил, отходит от вокзала и затем плавно несется в темноту летней ночи.
Начинаются дорожные заботы: о вещах, кипятке и всем прочем. Мелькают одна за другой станции и полустанки. С каждым часом мы придвигаемся все ближе и ближе к югу.
В пролете вагонного окошка бегут леса, кустарники и болота, затем кружится степь, огромная, вся в прямоугольниках подсолнуха и скошенной пшеницы. Воронежские села с белыми мазанками сменяются донскими и кубанскими станицами, густо заросшими акацией. После Армавира начинают показываться горы: Верблюдка, Кинжал, Бештау.
Благодаря разнообразию впечатлений путь до Нальчика не кажется утомительным. За разговорами и хорошей книгой время идет незаметно.
II.
Город Нальчик совсем еще недавно был только курортом. Теперь это – центр Кабардино-Балкарской автономной области. Все лучшие здания города заняты учреждениями и с раннего утра здесь бьется пульс новой жизни. Улицы прямые, с белыми оштукатуренными домиками по сторонам. От дождей всюду лужи. Неторопливое движение и людей и лошадей. От солнечного ли это зноя, или от того, что уличная жизнь еще сохраняет свой прежний, туго идущий за современностью, темп. Восточная часть города заканчивается парком, откуда прекрасный вид на ущелье с блестящей внизу полоской горного потока.
В Экскурсбюро и Исполкоме нам дают все необходимые сведения об условиях дальнейшего путешествия. В последние дни в горах прошли сильные ливни, поэтому дороги испорчены, а в верхнем течении Баксана снесены мосты. В некоторых местах проехать почти невозможно.
Мы нанимаем линейки и на другой день рано утром: отправляемся в путь.
В восточной части неба густые облака, по направлению нашего пути – голубой просвет. Похоже на то, что дождя не будет. Облака постепенно начинают рассеиваться и за лесистым хребтом показываются снежные вершины. Перед нами ровная, с небольшой покатостью, равнина. Дорога идет по каменистому грунту, поэтому ехать не тяжело. По сторонам дороги неубранные поля кукурузы и картофеля.
Обгоняем подводы, груженные мешками и ящиками. Это везут из города муку и товары. Очень характерно, немного подавшись вперед, едут верхом кабардинцы: голова повязана башлыком, а с плеч всадника до хвоста лошади спускается бурка с остро торчащими на плечах углами. На фоне изломанной линии гор эти всадники напоминают хорошо знакомые картины Кавказа по литературе и живописи.
Нас обгоняет старик, молодцевато сидящий на своей маленькой лошадке. С ним рядом, сын или внук, повязанный пионерским галстуком. Старик придерживает свою лошадь и задает нам несколько вопросов: он принял нас за комиссию по земельным делам.
После переезда по железному мосту через поток Шалушку дорога идет по насыпи, и, видно, поддерживается местным населением. Вообще проведение и ремонт дорог является первоочередной задачей этого края. Сообщение между аулами и селениями, расположенными на значительном расстоянии друг от друга, совершенно невозможно без хороших дорог. От этого зависит их культурное и хозяйственное развитие. Значение удобных путей сообщения прекрасно понимают в Нальчике и недаром разрешение всех других задач ставится здесь в зависимость от успешности работ в этом направлении.
Подъезжаем к Баксану у селения с тем же названием. Здесь река течет по довольно широкой долине и имеет голубовато-молочный цвет воды, свидетельствующий о ледниковом ее происхождении. Как все горные реки, Баксан имеет сильное течение и, размывая берега, постоянно меняет свое русло. Всюду видны наносные островки аллювия, успевающие в некоторых местах даже покрываться растительностью.
Вскоре за селением начинаются покатые горные склоны с волнистыми, мягкими очертаниями. В нижней их части разбиты пахотные участки.
Кызбурун, Заюковское... Каждое из этих селений тянется на 3–4 километра. Проезжать по их узким, кривым и к тому же очень грязным улицам, особенно трудно.
Ближе к Гунделену долина несколько суживается и невысокие по сторонам горы с выступами розового известняка дают место обширной котловине, покрытой сочной луговой травой.
В треугольнике, образуемом слиянием Гунделена с Баксаном сохранились два могильника конусообразной формы, сложенные из камней. Могильники имеют сравнительно недавнее происхождение (начало XIX века) и сооружены на месте погребения кабардинских князей.
Немного выше по течению Баксана на небольшой каменистой площадке, огибаемой течением реки с трех сторон, находится сыроваренный завод. Завод состоит в ведении Земельного Отдела Кабардино-Балкарской области.
III
Сразу же по выезде из завода дорога вступает в узкое ущелье, ограниченное с правой стороны отвесными скалами из голубого и розового сланца. Глубоко внизу, в выдолбленном коридоре, бешено мчится Баксан. Горло ущелья напоминает гигантские ворота, образовавшиеся от размыва поперечного хребта течением реки. Для того, чтобы напором воды пробить такую щель, потребовалось не одно тысячелетие. Вообще долина Баксана (Баксан в переводе на русский язык значит: Посмотри сам) – одна из самых красивых долин северного склона Кавказского хребта. На всем своем протяжении она состоит из чередующихся последовательных сужений и расширений. Широкие места долины хранят в себе остатки галечных наслоений и были когда-то покрыты громадными озерами. Накопляясь от стаивания льдов, вода естественно искала себе дальнейшего выхода и, размывая на пути своего стекания каменные преграды, неслась дальше к плоскости.
Проехав узкую часть ущелья, мы довольно долго едем по озерной котловине, покрытой на склонах правого берега реки густыми зарослями лиственных и хвойных пород. По сторонам дороги прекрасные луга, пестрящие разнообразными цветами. На верхних частях склонов видны обнажения каменных уступов с очень оригинальными очертаниями. Особенно живописный вид открывается в том месте, где к левому берегу Баксана примыкает небольшой и дикий хребет Алмалы-Кая. Среди скал видны зеленые лужайки альпийских трав, а самые скалы торчат зубцами необыкновенно причудливых форм. Хребет заканчивается остроугольной верхушкой, носящей оригинальное название «Бабушкины зубы». Действительно, утес этот напоминает три неправильной формы больших зуба на громадной по своим размерам гранитной челюсти. На склонах видны пещеры, образовавшиеся от размыва озерных вод, и горизонтальные пласты песчаника с характерными террасами.
Дальше, после узкого ущелья, тянется огромная долина, почти лишенная на боковых склонах всякой растительности. Дно этой долины разбито на отдельные участки пахотной земли, на которых произрастает кукуруза, картофель и даже овес. Участки эти искусственно орошаются водой, проведенной по канавам (арыкам), и принадлежат жителям находящегося здесь же селения Былым. Селение расположено в небольшом ущелье, на возвышенности, и, благодаря полному отсутствию древесных насаждений, среди общего мрачного пейзажа, производит безотрадное впечатление.
После переезда через Чертов мост хорошо видны снежные вершины Донгуз-оруна. (В русском переводе значит «Свиной баз» – место, куда загоняют свиней). Вершины освещены солнцем и ярко блестят.
Встречаются балкарцы и предупреждают, что впереди возле Челмаса размыта дорога и проехать невозможно.
Подъезжаем. Дорога действительно загорожена громадными камнями, а бурный поток шумит на скате. Кажется совершенно невероятным, чтобы такой небольшой поток мог нанести из ущелья валуны в рост человека. От бывшего здесь раньше моста не осталось никаких признаков. На пригорке аул того же названия – Челмас. Возчики осматривают берега и решают прокладывать дорогу несколько выше. Из аула приходят балкарцы. Совместными усилиями при помощи двух железных ломов сворачиваем несколько крупных камней, и эта работа отнимает 3 часа времени.
Во время работы разговоры о политике и, главным образом, – будет ли война. Этот вопрос волнует здесь каждого, благодаря отсутствию газет сюда долетают отрывочные слухи, преувеличенные и совершенно неправдоподобные.
Оказывается, что о многих вопросах, которые известны в городе каждому пионеру, здесь не имеют никакого понятия.
Чтобы запечатлеть работу по расчистке дороги, решаем сделать фотоснимок. В ауле об этом становится известно и через некоторое время приходят оттуда девушки в праздничных нарядах. Они специально оделись, чтобы сняться. На них длинные, узко стянутые выше талии платья, в которых лиф и юбка составляют одно целое. Головы покрыты яркими шелковыми платками или же небольшими парчовыми тюрбанами. Волосы спускаются сзади одной или двумя косами. Грудь не развита совершенно. Объясняется это тем, что чуть ли не с детства девушки носят сафьяновый корсет. Обычай, напоминающий по своей дикости китайские предрассудки с уродованием женских ног.
В этом ауле балкарцы живут не плохо. В жилищах чистота, имеется мебель и, что особенно бросается в глаза, так это обилие одеял и подушек. Русским языком владеют плохо, а дети не знают его совсем. Балкарцы относятся к нам чрезвычайно радушно. Старый горский обычай – относиться с уважением к гостю, здесь еще сохранился. Особым вниманием пользуются наши непромокаемые плащи, эмалированная посуда и единственный бинокль Цейса. Вполне понятно эти вещи здесь редки и совершенно необходимы. Бинокль переходит из рук в руки. Им можно разыскать заблудившихся баранов, или коров на горных склонах, если они уйдут далеко от пастуха, или же издали узнать, кто едет по дороге. Поэтому каждый балкарец с завистью смотрит на эти предметы и справляется о цене. А когда мы называем цену, он некоторое время соображает, сколько нужно продать для этого баранов, а затем с безнадежным видом произносит:
«Дорого... не можна купить»...
Наконец спуск расчищен. Возчики распрягают лошадей, на руках переводят линейки, а затем все мы вместе переносим вещи.
О том, что едут какие-то люди из Москвы, да еще сами прокладывают себе дорогу, впереди нас было известно в каждом селении и ауле. Здесь всякая новость передается устным порядком со скоростью телеграфа.
Начинает темнеть; мы въезжаем в Урусбиево. Название прежнее, теперь селение называется «Верхний Баксан». Род князей Урусбиевых вымер, новому поколению не нужна память о нем.
У моста мы встретили несколько человек местных жителей и очень быстро при их содействии нам было предоставлено помещение для ночлега.
IV
Селение Верхний Баксан расположено на весьма живописном и выгодном месте, как раз в узле слияния Кыртыка и Адыр-су с Баксаном. Отсюда расходятся пути: в Сванетию (через Местийский перевал), Карачай и на Кисловодск.
Это – последнее большое селение на нашем пути по направлению к Эльбрусу. Жители – исключительно балкарцы. Главным занятием их является скотоводство, а также изготовление грубых кавказских сукон и бурок. Скот здесь разводится преимущественно рогатый.
Как велики роль и значение скота в хозяйстве балкарца, об этом можно судить хотя бы по тому обстоятельству, что с ним связаны все народные сказания, былины и песни. Разведению скота способствует доступность горных пастбищ, покрытых чрезвычайно питательной альпийской травой. Ткацким промыслом заняты преимущественно женщины, которые отличаются редким трудолюбием.
Нас знакомят с жилищами (уюи) балкарцев–бедняков. Жилища старые, некоторым более 100 лет. Сложены из огромных, потемневших от времени, бревен.
Внутри темно и грязно. Свет проходит через широкую дымовую трубу от очага. Из трубы сверху спускается цепь (сынджыр), которая имеет на конце крюк для подвешивания над огнем чайника, кастрюли, или просто кусков мяса. Усаживаясь вокруг костра, разведенного в небольшом углублении, семья проводит здесь за работой почти все свое время.
Обстановки никакой нет, за исключением деревянной кровати, или скамеек. Вдоль стены прикрепляется широкая полка (джийгыч), на которой складываются одеяла, подушки и одежда.
В некоторых жилищах имеется отдельная комната для гостей (кунацкая), в которой более уютно и во всяком случае более чисто.
Единственное общественное место в селении, это – клуб. Он помещается в огромном сарае, когда-то выстроенном для ночевки скота. Теперь в нем стоит несколько скамеек, а у передней стены устроена сцена. На толстой подпорке для крыши портрет Ленина. Полное отсутствие газет, литературы и вообще всего, что привыкаешь видеть в рабочих клубах и избах-читальнях.
Спрашиваем: бывают ли спектакли, беседы, кинопередвижки...
Наш провожатый невысокого мнения о культурных запросах жителей.
Бывают доклады и спектакли, но очень редко. Посещает их только молодежь.
После полумрака в этом клубе-сарае солнечный свет на улице кажется особенно ярким.
На скамейках в тени сидят старики и лениво беседуют о своих делах.
Пересекая селение на две части, с шумом несется из бокового ущелья горный поток Кыртык.
Выше по течению Баксана, куда мы отправляемся, колесный путь испорчен. Поэтому мы нанимаем здесь проводника и несколько ишаков под вьюки.
Выходим в полдень. С утра в Исполкоме происходит собрание по вопросам, связанным с исправлением дорог, благодаря чему наш проводник задерживается. В этих работах принимает участие все мужское население в порядке общественной повинности.
По выходе из селения вскоре же попадаем на старое русло реки, а затем перебираемся через изгороди, так как дорога оказывается совершенно смытой.
Долина Баксана постепенно превращается в ущелье, река имеет здесь более сильное падение, скаты гор – густую древесную растительность.
После перехода через горный поток Ирик начинается высокоствольный сосновый лес.
На небольшой поляне среди сосен, напротив ущелья Адыл-су, строится санаторий. Отсюда вверх по ущелью виден огромный снежный массив Бжедуха, выпукло выделяющийся на темно-синем, цвета индиго, небе. Благодаря особой прозрачности горного воздуха, он кажется значительно ближе, чем в действительности.
Зелень леса в сочетании с блестяще-белой поверхностью снежных вершин производит необыкновенно сильное впечатление. Величие этой картины, полной резких световых контрастов, воспринимается сильно и глубоко.
Из ущелья слегка дует свежий ветерок и вливает какую-то особенную бодрость во все поры организма.
Дорога отсюда идет снова лесом и имеет небольшой подъем.
Начинаются сумерки и, так как на юге ночь спускается довольно быстро, мы решаем в ближайшем же коше сделать остановку.
Наш проводник Махмуд едет на лошади вперед, чтобы приготовить нам место для ночлега.
В полной темноте подходим к кошу. Называется Кой-Сюрюльген. На русском языке это значит: баранов угнал.
Оказывается, что это название имеет свой исторический смысл. Пришли когда-то из-за гор сванеты и угнали всех баранов из коша. Балкарцы вообще отзываются о сванетах далеко не лестно. Сказывается старая вражда, которая сохранилась еще с тех времен, когда горские племена вели упорную борьбу между собою.
Кош имеет несколько строений, сделанных так же, как и большинство балкарских жилищ, из толстых бревен.
Нам приготовлено лучшее помещение во всем коше.
После первого дня пешего перехода и естественной от этого усталости нас неожиданно поражает красота внутреннего убранства. Ярким пламенем горят дрова в очаге, стены завешаны красными коврами. При свете пылающих в очаге бревен ковры особенно ярко выделяются своими красками.
Трудно как-то поверить, что это мрачное и убогое снаружи жилище оказывается внутри таким необычным. Нам кажется, что мы попали в какой-то сказочный мир. Теплота от очага, несколько чашек айрана (Айран – особым способом приготовленное кислое молоко), любезно предложенного нам хозяевами и впечатления пройденного пути – отделили нас на огромное расстояние от обычной городской жизни.
V
Утро против ожидания оказывается очень хорошим. Над нами синее, безоблачное небо. Солнце поднимается из-за гор только к 7 часам. К нашему жилью собираются почти все жители этого коша. По-русски никто не говорит, поэтому все объяснения происходят через нашего проводника Махмуда.
Хозяйке дома, в котором мы провели ночь, очень понравилась наша эмалированная кастрюля. Она долго ее разглядывает и с любовью гладит выпуклые эмалированные бока. Не можем ли мы эту кастрюлю ей уступить? Как жаль, что впереди у нас дорога в самой примитивной обстановке и мы не можем этой женщине доставить удовольствие.
Ишаки навьючены. Мы выходим, сопровождаемые всякими добрыми пожеланиями на непонятном нам языке.
Снова начинается лес. Сосны, березы, пихты. Некоторые из них свалены и лежат поперек тропы. Вокруг густые заросли папоротника, дикой малины и других растений северной флоры. Много земляники и белых грибов.
Горные ручьи все время преграждают нам путь и со звоном стекают по ущелью. Дорога заметно поднимается все выше и выше, мы находимся на уровне моря около 2.000 метров.
Просвечиваясь сквозь листву деревьев, блестит своими снежными пятнами и ледниками хребет Донгуз-Оруна. Его крутые склоны, изрезанные в разных направлениях морщинистыми складками, производят впечатление полной недоступности.
Лес редеет, и тропинка выводит к открытому месту, на котором возвышается громадный пласт лавы, покрытый наносным слоем измельченных в порошок мягких горных пород. Эта лава, по-видимому, сохранилась еще с тех пор, когда Эльбрус был действующим вулканом. С течением времени от дождевой воды образовались вымоины и на дне их вместе с лавой видны громадные куски кристаллического сланца и гранита.
К 18 часам дня мы приходим к ветеринарной будке – Б. Азау. Это – небольшое деревянное здание в 2 комнаты, в котором помещаются ветеринар и пастухи. Справа громадный каменный утес, впереди – широкая долина, в конце которой начинается подъем на Кругозор. (Кругозором называется скалистый выступ на южном склоне Эльбруса, откуда хорошо виден хребет Большого Кавказа).
В будке нам освобождают одну комнату. В ней всегда останавливаются туристы перед восхождением на Эльбрус: на окнах, дверях и стенах фамилии и даты.
Всю вторую половину дня идет мелкий дождь. Тем не менее нам удается пройти к началу ледника Б. Азау. В узкой котловине лежит громадный пласт льда полукруглой формы, из-под которого вырывается и бурлит поток, являющийся началом Баксана. Пласт имеет несколько метров высоты и представляет сплошную массу настоящего глетчерного льда грязно-зеленого цвета. В двух-трех местах выступают слои чистого льда, содержащие в себе большое количество пузырьков воздуха.
Внизу под пластом несколько продушин, размытых подледниковой водой.
Отсюда, постепенно повышаясь, ледник тянется на расстоянии 5 км к главному массиву Эльбруса.
Устье ледника окружено голыми скалами и осыпями темного шифера и лавы. Полное отсутствие растительности. Невдалеке слева, с отвесного утеса бросается вниз громадный водопад.
Дождевые тучи висят низко, почти касаясь верхней части ледяного обрыва. Слышатся совсем близко разряды грозы. Один раз огненный шар даже блеснул у наших ног. Стало жутко. И невольно где-то в глубине сознания мелькнула мысль о бессилии человека.
К вечеру к ветеринарной будке спускается с гор стадо коз и баранов. Коз доят два пастуха. Каждый из них ловит козу за задние ноги, обхватывает ее обеими руками и затем выдавливает из вымени молоко. Молоко собирается в деревянные ведра.
Никакого помещения, где бы стадо могло укрыться от непогоды, нет. Оно остается на всю ночь под открытым небом.
Когда мы начинаем устраиваться на ночлег, на крыльцо выходит старик – пастух, расстилает на полу бурку и долго молится.
Тишина. Сквозь просветы туч, одна за другой начинают показываться звезды.
VI.
Восхождение на вершину Эльбруса не входило в нашу задачу. Поэтому мы не захватили с собой из Москвы альпийского снаряжения. А подниматься по снежным и фирновым полям Эльбруса, не имея хотя бы кошек (Кошками называется металлическое приспособление, с острыми шипами, прикрепляемое к подошве сапога) почти невозможно.
Нам предстояло взойти лишь на Кругозор и, если будет хорошая погода, подняться по фирновому полю.
На наше счастье на небе ни одного облачка. Рано утром после небольшого завтрака, мы выходим из ветеринарной будки. На траве сильная роса.
Пересекаем долину, а затем начинаем постепенно подниматься в гору. Тропа обозначена ясно. Кое-где на камнях сохранились красные буквы КГО (Кавказское Горное Общество). После небольшого подъема выходим на каменистую площадку, разделяемую вдоль потоком из ледника М. Азау. На его берегах и по ложу нагромождены куски лавы и обломки кавказского гранита.
Сворачиваем направо, и по крутому травянистому склону продолжаем дальнейший подъем. Встречаются громадные каменные глыбы. Растут мелкие незабудки, тюльпаны, колокольчики. Вокруг густая трава.
Тропа вьется до самого Кругозора, куда мы приходим через 2 часа, считая с момента выхода из ветеринарной будки.
Кругозор представляет из себя скалистый утес. На нем сохранился фундамент бывшего когда-то здесь строения для остановки на ночлег туристов. Рядом метеорологическая будка, поставленная в 1925 году.
Отсюда открывается величественный вид на вершены так называемых абхазских альп, центральную часть хребта и отходящие от него отроги с высочайшими обледенелыми пиками. На всем расстоянии, куда достигает глаз, простирается цепь огромных снежных вершин, разделенных отходящими от них в разных направлениях глубокими котловинами и ущельями.
Какая страшная сила потребовалась для того, чтобы выдвинуть из недр земли этих великанов!
Внизу от Кругозора с одной стороны ледяной, поток Б. Азау, а с другой – ущелье Баксана, имеющее структуру огромного ледникового корыта. Курчавые темно-зеленые верхушки берез и сосен, постепенно снижающиеся в ущелье, придают всей картине в целом особенную яркость и как бы подчеркивают величие и красоту этого первобытного мира.
На северо-запад от Кругозора виден Эльбрус. Но отсюда он не поражает своей грандиозностью.
В самом конце огромного, уходящего вперед снежного поля, вершины его возвышаются небольшими холмами, напоминающими два тупых рога.
Легенды первобытных народов о божественных свойствах Эльбруса и связанное с этим представление о его недоступности никак не соответствуют тому впечатлению, какое производит Эльбрус от Кругозора. Путь к его вершинам кажется простым и доступным.
В настоящее время эти легенды сохранились только в литературе и давно опровергнуты целым рядом удачных восхождений русских и иностранных альпинистов.
Первыми восходителями считаются члены Английского Горного Клуба – Фрешфильд, Мур и Текер, которые поднялись в 1868 г. на восточную вершину. После них на обеих вершинах побывали многие путешественники, даже не имеющие прямого отношения к альпинизму.
Самым интересным в смысле многочисленности участников считается восхождений в августе 1925 г. объединенной экспедиции: Кавказского Горного О-ва и Географического О-ва Грузии, в составе 19 человек. Благодаря ненастной погоде экспедиция вынуждена была задержаться на «Приюте одиннадцати» в течение 3 дней и только на четвертый день достигла вершины.
Главными условиями для успешности восхождений на Эльбрус принято считать: хорошую погоду и способность организма не подвергаться приступам горной болезни.
Обычно на высоте 4 – 4½ км чувствуется ощущение тяжести во всем теле и небольшой шум в ушах. Путь начинает казаться однообразным и скучным. Прилив крови к кожным покровам и подавленное состояние духа – первые признаки разреженности воздуха и низкого давления атмосферы.
Для того, чтобы достигнуть вершины, необходимо последнюю ночь перед восхождением провести как можно выше. Таким местом для последней ночевки альпинисты считают приют одиннадцати и восхождение большею частью начинают от Кругозора.
В 30 метрах от метеорологической будки находится ледник М. Азау. Край его возвышается над поверхностью скал почти отвесно.
Помогая друг другу, мы взбираемся по ледяному откосу и вступаем в область вечного льда и снега. Пологое фирновое поле имеет шероховатую поверхность, изрезанную многочисленными трещинами различной ширины. Края трещин овальной формы. Там, где трещины расходятся до 1 метра и больше, видны ледяные их стены прозрачно-голубого цвета. Внизу текут ручьи. Отдаленное их журчание доносится из глубины, откуда по временам вырываются резкие порывы холодного воздуха. Наклонившись над краем трещины, ощущаешь невольный страх, как-будто находишься над бездной. Обходя трещины в наиболее опасных местах, мы постепенно поднимаемся по направлению к восточной вершине Эльбруса. Подъем не труден, нет даже особой надобности в альпенштоках, так как площадь фирна возвышается слегка покатыми, идущими одна за другой террасами. Прямые лучи солнца обжигают лицо и руки, поверхность льда и снега блестит тысячами искр. Оглядываясь назад, мы замечаем, как постепенно раздвигается панорама гор, и картина их становится все более величественной.
Вдали над цепью гор одиноко возвышается остроконечная Ушба, дальше Шхара, Дых-тау и едва заметный в дымке Казбек.
Здесь за линией вечного снега нет никаких признаков органической «жизни. Лишь в одном месте нам попался лежащий на льду труп какой-то птицы. Оставленная ли это добыча орла, или жертва перелета. Как известно, некоторые особи птиц избирают для своих перелетов весной и осенью не только побережья морей, но и хребет Кавказа.
Во время снежных метелей, обессиленные, они падают на ледники и погибают. Большая их часть сваливается в трещины, или же закрывается снегом. Только единичные экземпляры случайно остаются на поверхности и вследствие низкой температуры лежат довольно долго.
Мы продолжаем подъем в течение 5 часов.
Скалистый остров «Приюта одиннадцати» кажется совсем близким. Кажется, что достаточно пересечь еще одну террасу и мы достигнем, наконец, его скал, так обманчивым является расстояние на горных высотах.
С юго-запада надвигается большая туча. Возникают серьезные опасения, что эта туча в лучшем случае закроет нас сплошным туманом, и мы можем потерять ориентировку. Или же может пойти снег и возвращаться по трещинам станет рискованным. Мы решаем идти обратно.
Спуск совершается очень легко. Небольшая остановка на Кругозоре и затем основательный отдых на его склоне. Все ущелье как-то сразу закрывается сплошным туманом.
К вечеру мы возвращаемся к месту своего ночлега.
VII
Для перехода через перевал Хотю-Тау мы делаем серьезные приготовления. Проводник берет себе помощника и лишнего ишака под вьюки.
Выступаем до восхода солнца. До верхней каменистой площадки повторяем путь предыдущего дня. Затем поднимаемся на лавовый уступ, с которого нам предстоит спуститься к моренам Б. Азау. Спуск очень трудный. Покатая, затвердевшая поверхность с крутым уклоном из мелких крупинок лавы. Высота не менее 300 метров.
Ишаки долго топчутся на одном месте и не желают идти. Сводить лошадь по такому крутому скату совершенно невозможно и ее оставляют вверху.
Поддерживая вьюки, проводники с большим трудом сводят ишаков. Все время им угрожает опасность скатиться вниз кубарем.
Переход через морену потребовал также не мало усилий. Остро торчащие камни, нагроможденные к тому же в большом беспорядке, сильно затрудняли движение нашего каравана. Ишаки осторожно, как бы раздумывая над каждым своим шагом, ступают с камня на камень и очень медленно подвигаются вперед.
Наконец мы выбираемся на ледник, поверхность которого представляется отлогой и довольно ровной. Ледник тянется, как большая застывшая река зеленовато серого цвета, ограниченная на берегах моренными осколками, нагроможденными в некоторых местах высотою до 20 метров. Когда смотришь вниз по течению ледника, поверхность его производит впечатление застывших морских волн.
Ширина ледника 300 – 350 метров. Кругом скалы и осыпи, кое-где торчат своими острыми зубцами гранитные утесы. Там, где Азау подходит к своему истоку, он образует ледопад, состоящий из ледяных скал и гротов. (Суточное движение Б. Азау определено в 0,02 метра).
Путь по леднику никаких трудностей не представляет. Шероховатая поверхность льда дает возможность не скользить и двигаться совершенно свободно.
По поверхности ледника стекают ручьи, но они не имеют большого протяжения и вскоре же исчезают в трещинах, или ледниковых колодцах. То обстоятельство, что эти ручьи текут по льду, а не по земле, как все мы привыкли видеть, производит какое-то странное впечатление
Большинство трещин имеет очень незначительный разрыв, поэтому переход по ним не опасен. Направление главным образом поперечное, что объясняется поступательным движением ледника по неровной поверхности его ложа.
Останавливаясь на краю трещин, мы слышим шум подледной реки и водопадов. Дно ледника не видно, стены ледяных ущелий имеют косое направление и неправильную волнистую форму.
На нашем пути встретилось несколько очень глубоких колодцев, наполненных до краев прозрачной водой, куда мы, желая измерить глубину, стремительным толчком загоняли палки. Проходило несколько секунд и они возвращались обратно, не достигнув дна. Образование таких колодцев обгоняется весьма просто. Текущие по поверхности ледника ручьи, встречая на своем пути скважины, размывают их и постепенно врезываются в лед все глубже и глубже. Получается, таким образом, вертикальный столб воды, достигающий в некоторых случаях до ледникового дна.
День был прекрасный, солнце ярко светило на синем небе и нам не хотелось отсюда уходить. Так много здесь было оригинальных явлений природы, которые большинство из нас видело в первый раз.
У меня был с собою обыкновенный термометр Реомюра. Я привязал его на верхний конец палки и время от времени наблюдал за показаниями ртути. Странное явление: термометр в течение того часа, пока мы переходили ледник, показывал разные температуры – от 10° до 15° выше 0. Это было в 9 часов утра.
Вначале я думал, что эти скачки происходят от каких-либо моих неосторожных движений или же по той причине, что стеклянная трубка термометра поворачивается на теневую, или солнечную сторону. Я устранил все возможные случайности. Но термометр продолжал по-прежнему давать на разных участках пути различные показания. Оставалось одно: мы попадали в отдельные воздушные течения, имеющие неодинаковую температуру.
Пройдя ледник, мы снова стали подниматься по крупным остроугольным камням его правого берега. Для ишаков этот подъем по прямому направлению оказался совершенно невозможным и для них довольно долго пришлось отыскивать более сносное место для подъема.
На высоком каменистом выступе, откуда открывается вид на восточную вершину Эльбруса, мы делаем привал. Внизу справа ледник Чипер-Азау. Его округлые края спускаются на широкую низменность вогнутой формы, на которой среди сплошного каменистого поля видны отдельные островки с тундровой растительностью.
У места нашей остановки мы находим бледные незабудки, тюльпаны с ярко-оранжевой окраской и эдельвейсы. Здесь же журчит ручей, вытекающий прямо из-под скалы.
Дальше сначала нетрудный подъем в западном направлении, а затем необходимо преодолеть довольно высокую и крутую гору, покрытую мелкими, ползущими под ногами осколками. Снизу кажется, что, взобравшись на эту гору, мы должны сразу же очутиться на перевале. Ничего подобного. После сделанного с большим трудом подъема мы вынуждены снова карабкаться на еще более высокий каменистый утес, увенчанный на верхушке снеговым пятном. Этот утес мы взяли с большим трудом. Трудности усугублялись в значительной степени также и разреженностью воздуха. Приходилось делать остановки через каждые 10–15 шагов.
Окончив этот подъем, мы вышли на скалистый гребень, возле которого сразу же начиналось громадное снежное поле, имеющее покатость по направлению к подножью вершин Эльбруса. Снег лежал яркий от солнца, весь в бугорках, и напоминал своею поверхностью море, покрытое рябью.
Это и был перевал Хотю-Тау.
Было два часа дня. Проводники повели ишаков по направлению ледника Уллу-Кама. Но не успели ишаки сделать несколько шагов, как стали проваливаться по самое брюхо. От солнца снег успел подтаять и сделался мягким. Очень долго возились проводники, чтобы продолжать путь, но это становилось совершенно безнадежным. Делались попытки поискать пласты более твердого снега, но безуспешно.
После долгих усилий, убедившись, что пройти невозможно, проводники заявили нам, что необходимо дождаться вечера, а может быть и провести здесь ночь, пока снег не подмерзнет. Выхода другого как будто бы нет, но оставаться на ночь на этом скалистом утесе, где нет ни одной травинки, без костра и без теплой одежды у большинства из нас – рискованное дело.
Решаем во что бы то ни стало двигаться дальше.
Чтобы протоптать дорогу ишакам, мы все один за другим гуськом, идем вперед. Но это опять-таки не помогает. Ишаков хотя и ведут за нами по протоптанной дорожке, но они безнадежно проваливаются.
Проводники предлагают последнее средство, развьючить ишаков и самим нести вещи. Ничего другого не остается; мы снимаем с ишаков все вещи, распределяем их между; собою поровну и продолжаем идти дальше. Правда, проваливаемся по колени мы сами, но все-таки, хотя и медленно, подвигаемся вперед. Ишаки остаются у края снежного поля.
Трудность этого перехода особенно осложнялась тем обстоятельством, что почти все мы были в ботинках; после перехода по острым камням на них образовались дыры, а от сырого снега начали отваливаться подметки. Останавливаться даже для минутного отдыха было нельзя. Сразу же начинали коченеть ноги. Поэтому несмотря на усталость приходилось идти быстро.
Уже солнце начинает прятаться за скалистый зубчатый гребень на западе. По снежной равнине протягиваются синие тени. Чувствуется резкая перемена температуры. Последние солнечные блики горят на верхушках Эльбруса, который рельефно выделяется на глубокой синеве неба.
Наконец снег окончен, мы стоим у каменного выступа, из-за которого по глубокому ущелью уже ползет ночь.
Проводники возвращаются за ишаками и, когда начинает темнеть, их приводят. Такой способ перехода был действительно единственным при создавшихся условиях.
Мы расположились на скалистом гребне, возвышающимся мысом над крутым, почти отвесным скатом. Продолжать дальнейший путь было невозможно. Начинала быстро спускаться ночь, а в темноте можно легко свалиться где-нибудь с кручи. К тому же мы сильно устали и после такого тяжелого дня отдых был совершенно необходим. Те обстоятельства, которые удерживали нас от ночевки на предыдущем гребне, нас особенно не смущали: перед нами не было выбора.
Стали устраиваться на ночлег. На узком пространстве торчит несколько громадных камней, между которыми небольшие площадки земли. Вместе может расположиться не более двух-трех человек. Костра развести нельзя, так как ни мха, ни сучьев здесь нет. С одной стороны снег, с другой – темная пропасть.
Становится холодно; мы надеваем на себя буквально всю одежду, которая имелась в запасе. На ноги натягивается по несколько пар чулок с прокладкой газетной бумаги. А затем, используя все остальные вещи для защиты от холода, мы располагаемся в разных местах.
Тихо. Ветра нет. Над нами темно-синее звездное небо. Светит луна. И звезды и луна кажутся отсюда такими близким. А напротив – громада Эльбрус с двумя вершинами, тоже близкий, подавляющий своим величием.
Редко, кому приходится провести ночь в такой необычайной обстановке, да еще на высоте около 4.000 метров.
Но все настроение отравляет холод. Двое из нас не имеют никаких теплых вещей, стоят, прислонившись к камням и буквально дрожат от холода. Остальным приходится спать тоже немного.
Слышится гул от падения льдов или снега. Вокруг такое необыкновенное величие природы, а мы страдаем от холода и от усталости. И не можем их преодолеть.
VIII
Постепенно бледнеет небо, исчезают звезды. Начинается рассвет. Синеватые краски снежных вершин приобретают розовый оттенок, и очертания изломанной линии хребта становятся все более и более рельефными. Остроконечные пики тянутся вдаль на бесконечном пространстве.
Вершины Эльбруса становятся выпуклыми и как бы оживают. По краю снежной линии протягивается золотисто-розовая полоска, которая очень быстро растет и распространяется по правой стороне обеих конусов. Снег на вершинах начинает искриться и горит ярким, дрожащим светом, Эта картина при утреннем свете кажется настолько новой, что мы, несмотря на усталость, остаемся здесь некоторое время. Вполне понятно: чтобы видеть Эльбрус при восходе солнца даже на значительном расстоянии, люди преодолевают целый ряд трудностей и неудобств.
А мы имеем возможность при отличной погоде видеть не только его вершины, но и всю восточную половину главного хребта.
Наши вещи и одежда покрыты инеем. Снятые, на ночь ботинки промерзли и сделались, как деревянные. Ишаки голодали всю ночь и стоят, понурив головы.
Быстро собираем и связываем вещи, вьючим ишаков и начинаем спуск. Склон очень крутой и поэтому двигаемся медленно. Идем сначала по камням, а затем по травянистому скату, на котором узкими уступами ясно обозначены тропинки, пересекающие его в горизонтальном направлении.
Вид отсюда на открывающееся впереди ущелье отличается особой дикостью. Обнаженные мрачные скалы спускаются террасами с трех сторон и образуют обширный каменный цирк. Скалы изрезаны трещинами и ложбинами.
Слева виден большой, по-видимому, перворазрядный ледник. Верхняя часть его более полога, чем нижняя. Боковые морены продолжаются ниже конца ледника и оставленное; ими ложе свидетельствует о недавнем его отступании. К боковому его выступу примыкает еще один висячий ледник, соединяющийся с первым узкой перемычкой. От этих ледников стекают серебристыми струйками ручьи. Соединяясь в одно русло, они образуют поток, обозначенный на карте под названием Уллу–Озень. Этот поток мчится по уступам по широкому руслу, заваленному крупными камнями.
После спуска мы продолжаем путь по его правому берегу. По сторонам пустынные откосы скал, у подножья которых растут дикие травы, низкорослые самшиты и рододендры. Тропа обозначена ясно; нужно думать, что сюда доходят пастухи со своими стадами.
На расстоянии 5–6 км от спуска делаем остановку и разводим костер.
Итак, мы находимся в Карачае. Первый человек, которого мы здесь встречаем, это – пастух, спустившийся с ближайшего склона. Он подходит к нам и с проводниками заводит беседу. Балкарцы и карачаевцы имеют общий язык (тюркского происхождения), но и кроме языка, как мы узнаем в дальнейшем, у них есть много общих черт: в костюмах, обстановке, семейном быту и т. д.
Недалеко от места нашего привала находится первый кош в этом ущелье. Он расположен в довольно широкой долине, в том месте, где соединяются потоки Уллу-Кам (Уллу-Кам в русском переводе значит «Большое Ущелье»), и Уллу-Озень. В коше всего 4–5 строений, старых и внешне весьма неприглядных. На общем фоне окружающей природы эти жилища пастухов кажутся особенно жалкими. Вид их невольно вызывает сравнение с красотой общего пейзажа, сравнение, говорящее не в пользу человека.
От коша через боковое ущелье виден склон западной вершины Эльбруса. Склон возвышается в виде скалистого барьера с острыми зубцами. Барьер этот, несколько напоминающий Кремлевскую стену, является краем одного из второстепенных кратеров Эльбруса. Отсюда начинается подъем к леднику Уллу-Кама.
Дальше дорога становится лучше. Можно ехать на арбах. Коши расположены один за другим. В долине на склонах – густая трава, а выше – лес и оголенные, с розовым оттенком, скалы. С каждой верстой нашего пути ландшафт меняется и поражает своим разнообразием. Бурный Уллу-Кам стремительно несется по порожистому, заметно понижающемуся руслу, образуя водопады и водовороты на изгибах. Вдали красивые очертания гор, замыкающих ущелье. Всюду сосны, березы, ольха, орешник. Встречается шиповник с ярко красными цветами и разнообразные породы лютиков. Необыкновенное богатство красок и очертаний.
С боковых ущелий открываются виды на снежные вершины и серебристые ленты потоков, спадающих с горных высот. Особенно красиво выделяется на синем фоне неба вершина горы Хуршо.
Недалеко от устья Узун-Кола, в том месте где дорога идет сосновым лесом, Уллу-Кам производит особенно сильное впечатление. Сжатый отвесными скалами, в некоторых местах шириною не более метра, он с шумом проталкивается вперед, разбрасывая сверкающие на солнце брызги. Там, где скалы дали трещины, над потоком нависли громадные камни, готовые свалиться вниз каждую минуту. Один такой камень, целая скала, оторвавшаяся от соседних высот, повис над потоком и представляет естественный мост через Уллу-Кам. Хвойный лес покрывает склоны до самых вершин.
Прямо по ущелью виден главный хребет с его ледниками. От продолжительного пешего пути мы начинаем чувствовать усталость. И хотя в этот день мы решили придти в Хурзук, но ясно, что мы туда не доберемся. У встречных карачаевцев спрашиваем, сколько осталось верст, но они дают самые разноречивые сведения.
Начинает накрапывать дождик. Склоны гор затягиваются тучами; они ползут по верхушкам деревьев в виде оседающего тумана.
Кончается лес и мы выходим на широкую долину, носящую название «Актюби», в конце которой видны постройки, нечто, вроде хутора. Река здесь течет плавно, по плоскости, с весьма незначительным уклоном. На предгорьях видны низкорослые березы и сосны, но их очень мало и дальше они исчезают совсем.
Мы подходим к довольно длинному строению, огороженному забором из тонких жердей, и просим предоставить нам место для ночлега. После довольно продолжительных переговоров наших проводников с хозяевами нам, наконец, уступают одну комнату. Здесь живут три брата, карачаевцы, со своими семьями. Строение низкое, под земляной крышей, поросшей травой. На крыше возвышается несколько дымовых труб, таких же широких, конусом, как и у балкарцев. По переднему фасаду крыша несколько выступает и образует род навеса, подпертого столбами. Комнаты расположены одна возле другой, в один ряд, отчего все строение имеет вид сильно вытянутой постройки. Оказывается, такой тип строений у карачаевцев является обычным. По мере увеличения семьи постепенно пристраиваются жилые помещения рядом друг к другу. В комнатах почти полное отсутствие обстановки и единственное утешение, это – очаг с горящими в нем дровами, что создает особенный уют, заставляющий забывать о всех других неудобствах.
IX
На другой день мне пришлось пройти в Хурзук пешком и просить в Исполкоме содействия предоставить нам транспортные средства. Я нанял три тачанки от Актюби до Учкулана, и этот путь, расстоянием около 10 км мы сделали в 3 часа. Дорога очень тяжелая. Низкие песчаные берега размыты быстрым течением, и в некоторых местах образовались болота, которые пришлось переезжать вброд. Всюду на пути крупные камни и тачанки делают крен то в одну, то в другую сторону.
Здесь на лужайках в большом количестве попадаются суслики. Луга и склоны гор изрыты их норами. Много лет карачаевцы ведут с ними упорную борьбу, но пока не могут избавиться. Это настоящий бич для посевов, не хуже саранчи. Своими острыми зубами суслик действует, как ножницами и съедает стебли до самого корня. Благодаря обилию этого зверька в Уллу-Камской долине, карачаевцы не могут сеять хлебных культур, и земля остается без обработки.
Хурзук расположен, главным образом, по правому возвышенному берегу Уллу-Кама и тянется на расстоянии не менее 5 км. С внешней стороны Хурзук производит неблагоприятное впечатление. Узкие, кривые улицы с непролазной грязью. Жилища построены так же небрежно, как и в кошах, из толстых, окоренных бревен. Кое-где виднеются небольшие домики под железной крышей, такого же типа, как в казачьих станицах Северного Кавказа. Во дворах растут фруктовые деревья, преимущественно яблони и сливы. Но их немного.
На склонах гор, возвышающихся с обеих сторон над селением, совершенно нет леса. Жители говорят, что когда-то здесь был большой лес, но он давным-давно вырублен. Поэтому долина в окрестностях Хурзука и Учкулана имеет очень непривлекательный вид. Голые, серые склоны изборождены вымоинами и лишены травяной растительности. В некоторых местах виднеются лишь мелкие колючки-однолетки и чахлый горно-степной кустарник. Ничем не защищенные, перемежающиеся слои песчаника и известняка, легко подвергаются выветриванию и от этого образуются осыпи. Всюду у подножий склонов видны наносные дельты, образуемые дождевыми потоками, на которых расположены постройки и даже огороды (сабаны.)
Об особенном достатке населения говорить не приходится. Основное занятие жителей так же, как и у балкарцев, скотоводство. Скот находится почти круглый год в кошах. В огородах садят картофель, хлеб покупается на стороне, в казачьих станицах. Поэтому все экономические интересы карачаевцев направлены на север, вниз по Кубани. Здесь сбывается скот, отсюда же они привозят хлеб и все городские товары. Лучшие пути сообщения проходят в направлении Баталпашинска и Кисловодска. Этому способствуют не только постоянные деловые связи, но и топографические особенности данного района. Вполне понятно, что общение с казачеством на экономической почве влекло за собою в прошлом и усвоение его идеологии.
Растянутый по Уллу-Камской долине Хурзук последними своими строениями и огородами подходит почти вплотную к Учкулану. Их разделяет деревянный мост. Ниже моста Уллу-Кам соединяется с Учкуланом и текущая дальше река получает название Кубани
Поднявшись после переезда через мост на небольшой бугор, мы въезжаем в старую столицу большого Карачая-Учкулан. (Карачай был присоединен к России в 1828 г. 20 октября 1928 г. исполняется ровно 100 лет, как русские войска вступили в ворота Карачая).
В треугольнике, образуемом Уллу-Камом и потоком Учкулана находятся: больница, школа, Исполком. Все здания отштукатурены известкой и имеют вполне городской вид. Селение расположено на обширной покатой плоскости, образовавшейся из наносных мягких пород. Селение разбито на отдельные группы жилищ, которые носят название кварталов. Каждый квартал в прежние времена был населен представителями одной и той же фамилии. В данное время эта обособленность потеряла всякий свой смысл и значение. В школе, предоставленной нам для ночлега, оборудована на летнее время детская площадка. Сюда по утрам приходит детвора для занятий. Дети больше русские, карачаевцы считают эти занятия для своих детей излишней роскошью. В этом далеком от культурных центров углу новые идеи пока прививаются очень туго. Руководительница занятий с детьми рассказывает нам о достигнутых успехах и о трудностях работы. Это дело здесь новое и протекает пока не совсем успешно.
X
Из Учкулана мы выходим на другой день рано утром. После перехода через мост начинаем подниматься в гору. Хорошая тропа и нетрудный подъем. Нам предстоит перевалить через Эпчик-Доутский, – это расстояние определяется в 12 км.
Хозяин ишаков, он же проводник, старик-карачаевец Кукай. Он интересуется целью нашего путешествия и уверен, что мы за это получаем деньги. В его сознании совершенно не укладывается, чтобы мы проделывали этот путь по своей доброй воле и за свой счет. Как бы желая поймать меня на слове, он несколько раз спрашивает об этом, прикидывает, сколько мы должны истратить, и как было бы хорошо, если бы ему на эти деньги купить лошадей, одежду и даже построить дом. Когда я узнаю, в какой нищете он живет и какое значение имеет не только для него, но и для многих жителей Учкулана каждый рубль, мне становится понятным это его недоверие.
Дорога идет поворотами, постепенно повышаясь. На средине подъема кош. По словам Кукая вся эта гора была раньше покрыта густым сосновым лесом, теперь от него нет никаких признаков. Кукай вообще очень словоохотлив. Он расспрашивает о Москве и о новой жизни. Просит разъяснить разницу между большевиками и комсомольцами.
Чем выше мы поднимаемся, тем грандиознее сзади нас открываются перспективы. С вершины Эпчика необыкновенно величественный, прямо-таки подавляющий своей красотою вид. Обширная котловина представляет собою узел пяти ущелий: Махара, Учкулана, Уллу-Кама, Хурзука и Кубани. Внизу своеобразный по расположению своих кварталов Учкулан, напоминающий огромную шахматную доску. А над всем этим возвышается белым шатром западная вершина Эльбруса. На другой же стороне, в Доутском ущелье, картина, напоминающая хаос сотворения мира, как это изображается художниками. Внизу плывет широкая облачная река, закрывшая до краев все ущелье, а выше – неподвижные клочки облаков, с розовыми краями от солнца, зацепившиеся за каменные утесы вершин. Кажется, что скалы повисли над бездной. Извилистая белая лента потока Ак-су прорезает противоположный утес и исчезает в тумане.
Постепенно облака рассеиваются, перед нами громадное ущелье, совершенно отличное по своему колориту от Учкуланской долины. На склонах очень много сосны, живописно чередующейся с зелеными лугами и серыми каменистыми выступами.
С левой стороны Ак-су видны небольшие пятна выходов светлой горной породы. Это – мрамор. Пласты его тянутся поперек всего хребта, разделяющего долины Доута и Теберды.
XI
За Доутом по обеим сторонам потока Кунделе-су склоны покрыты горно-степной растительностью. Справа от тропинки, по которой мы поднимаемся на Эпчик-Тебердинский, выветрившиеся породы песчаника с очень оригинальными очертаниями. Местами есть осыпи.
Подъем, благодаря некоторой уже привычке к восхождениям, совершается без особого труда.
С перевала должен быть хорошо виден Эльбрус, но на этот раз он закрыт облаками. На западной стороне – ущелья Гаралы-Кола, Теберды, Мухи и вершины хребта, отделяющего Аксаут от Маруха. Очень хорошо видна Хати-Пара ( Попова гора).
Спуск начинается по глинистым породам, смешанным с осколками щебня, а затем по травянистому склону.
Дальше растительность сразу изменяется. Мы вступаем в полосу леса. Здесь большое разнообразие лиственных пород: осина, береза, черемуха, орешник и разные виды ив. Попадаются единичные экземпляры ели и пихты.
Местность резко понижается и дает богатое разнообразие ландшафта. По дну суживающегося конусом ущелья мчится по порогам пенистый Эпчик-су.
Мы вступаем в долину Джемагата. На левом его берегу железистый источник Нарзана. Он стекает из цинковой трубки с сечением 8 сантиметров, которая помещена над бетонированной площадкой с углублением в виде прямоугольника.
Рядом небольшое помещение, оборудованное примитивными приспособлениями для укупорки бутылок. Нарзан вывозится и имеет местное распространение. На вкус он несколько отличается от Кисловодского, в нем больше содержится углекислоты. Сюда постоянно устраиваются экскурсии из Теберды. Приезжают на линейках, но в большинстве случаев идут пешком.
На этот раз у Нарзана большое оживление. Мы встречаем даже несколько знакомых москвичей.
Начиная от места впадения в Джемагат потока Ак-Тюбе, дно ущелья расширяется; на большой поляне густая и высокая луговая трава.
Существует довольно распространенное мнение, что в этом месте был когда-то аул Джемат, известный по Лермонтовской поэме Хаджи-Абрек:
Велик, богат аул Джемат,
Он никому не платит дани:
Его стена – ручной булат,
Его мечеть – на поле брани.
Но это неправильно. Поэма Лермонтова взята из жизни лезгин, которые никогда здесь не имели аула.
От устья Джемагата по направлению к Теберде дорога проходит по лугу, покрытому ровной, как бы подстриженной травой, представляющей по чистоте цвета редкое явление. Кажется, что по земле разостлан широкий ковер, ярко-зеленый, с отливом изумруда.
Внизу шумит и пенится прекрасная Теберда.
XII
Десять дней почти первобытных условий путешествия до Теберды заставили забыть все культурные привычки и дали хороший отдых нервам. Постоянная смена впечатлений от разнообразия окружающей природы и непрерывное движение вперед, с остановками только на ночлегах, исключали всякую возможность вспомнить о Москве, о службе и даже о семье. Все это как будто перестало существовать.
И когда в Теберде мы увидели московские газеты и получили «до востребования» от родных письма, создавалось впечатление, что мы снова вернулись к старому, уже позабытому миру.
Теберда – совсем еще молодой курорт, насчитывающий всего лишь 30 лет своего существования. Если же принять во внимание, что срок этот исчисляется со дня постройки здесь первой дачи и исключить годы гражданской войны, когда о посещении курорта не могло быть и речи, то срок этот нужно значительно сократить.
Курорт расположен в обширной долине, покрытой внизу и на склонах окружающих гор самой разнообразной растительностью. Очень много пихт и бука, достигающих толщины в 3 – 4 обхвата. Идеально чистый воздух и умеренный климат.
Но главное богатство Теберды для туристов заключается в ее окрестностях. На расстоянии всего несколько километров среди диких высот находятся редкие по красоте голубые озера (Бадукские и Муруджу), ледники Алибек и Аманаус, долина Мухи и Азгека.
Недостаток Тебердинского курорта заключается в его неблагоустроенности. Нет гостиниц, очень плохо налажено с продовольствием, отсутствуют культурные развлечения.
Единственным местом для остановки туристов является школьное здание, которое приспосабливается для этой цели на летний сезон Экскурсбазой Наркомпроса. Здесь центр, через который проходят все экскурсанты, направляющиеся по Военно-Сухумской дороге. Текучий состав людского потока, объединяемого одними общими интересами, придает этому месту свою особую физиономию.
Мы прожили здесь два дня. А затем двинулись дальше.
При выезде из Теберды встретили Председателя Исполкома, который только что получил сообщение об ограблении двух экскурсий на Клухорском перевале. Подробности ему не известны, но распоряжение об охране перевала уже сделано. Нам не стоит беспокоиться.
Тем не менее настроение было испорчено. Мысль невольно возвращается к этому событию.
Дорога идет по правому берегу Теберды в густом сосновом лесу. Очень много деревьев поражено особого рода грибком, свисающим с ветвей длинными прядями. Это – лишай-бородач.
От постоянных дождей этого лета дорога изрядно испорчена. Кроме того, в течение последних лет, дорога вообще не ремонтировалась: всюду ямы, камни и выступающие из земли корни. Приходится все время вставать с линеек и идти пешком.
Минуем поток Уллу-Муруджу, спадающий очень круто по камням и затем, проехав несколько километров, подъезжаем к тому месту, где Коначхыр сливается с Тебердой.
Впереди видна верхушка Аманауса и остроконечный пик Белала-Кая. Слева в Теберду впадает Хутый. Шум сходящихся здесь потоков настолько силен, что приходится говорить очень громко, иначе ничего не слышно. Дикий, типично кавказский ландшафт.
Дальше отсюда ущелье Коначхыра суживается. Подъем крут и колесный путь проложен зигзагами. Над самым берегом нависают огромные скалы кавказского гранита. Далеко внизу бьется о камни поток. На поворотах открываются прекрасные виды на ущелье Коначхыра. Громадные камни преграждают течение, они покрыты старыми, потемневшими мхами и кустарником.
На большой поляне, как раз на середине пути от Теберды до Клухорского перевала, делаем привал. Обгорелые пни, куски бумаги, яичная скорлупа – верные признаки постоянных остановок здесь экскурсий. В этом месте Коначхыр течет более спокойно. Крутой противоположный берег покрыт зубцами остроконечных пихт.
Потом дорога снова идет лесом. После выезда из леса долина значительно расширяется и представляет из себя дно когда-то бывшего здесь огромного моренного озера, от которого осталась лишь небольшая его часть – Туманлы-Кель, прижатая к северному берегу. Впереди заснеженные вершины Кавказского хребта. Среди них красиво–возвышается неприступная Чотча, названная так по имени охотника-карачаевца, который когда-то забрался на ее пик и погиб при обратном спуске.
Оставив лошадей внизу, недалеко от озера, поднимаемся на зигзаг Военно-Сухумской дороги, по которому и приходим к подножью перевала.
Здесь нечто вроде лагеря. Стоят четыре палатки, отдельно устроена кухня. (Место остановки экскурсий на северной стороне от перевала называется «Северной палаткой» Наркомпроса.
В связи с ограблением очередная экскурсия Наркомпроса задержана. Собралось в общем немало людей, у всех на языке злободневная тема об ограблении.
Мы нанимаем проводника Шугая, который считается здесь лучшим. Имеет стаж в этом деле 25 лет. Здоровый, широкоплечий мужчина с спокойным, слегка насмешливым выражением черных орлиных глаз. Он дает нам гарантию, что мы пройдем благополучно. Его знают все сванеты и нас не тронут. Пользуясь этим случаем, он назначает за свой труд повышенную плату. Ему же мы поручаем достать барашка и зажарить шашлык.
Располагаемся в отдельной палатке. От хорошего ужина, да вдобавок еще бутылки коньяку настроение поднимается. Поем песни, шутим и болтаем до поздней ночи.
Из-за вершин Бу-Ульгена (Бу-Ульген в русском переводе значит – «Олень убит») показывается луна. При ее свете картина окружающей природы приобретает какой-то волшебный характер. На темно-синем небе зубцы черных со снежными пятнами скал. Кругом сосны и пихты, отбрасывающие темные густые, тени. Из ущелья доносится шум горного потока.
XIII
Накануне мы решили выступить из Северной палатки в 3 часа утра. Но ишак нашего проводника ушел куда-то в горы и его розыски задержали нас довольно долго.
Наконец вещи связаны (под вьюками одна лошадь и один ишак) и мы начинаем подъем на Клухорский перевал.
Идем по так называемой старой карачаевской тропе, или иначе – турецкой. Подъем особых трудностей не представляет. С левой стороны проложена Военно-Сухумская дорога, идущая зигзагами; она тянется на расстоянии 13 км и в верхней своей части выдолблена в отвесных скалах. Отсюда на каждом повороте открываются каждый раз новые виды на всю долину Коначхыра и противоположный хребет Бу-Ульгена. При восходе солнца, когда краски неба и гор меняются каждое мгновение, вид отсюда особенно красив.
На половине подъема турецкая тропа проходит по ровному небольшому углублению, покрытому болотной растительностью. Дождевая вода здесь застаивается благодаря каменистому грунту. Слышится шум Клухора, стекающего из озера по камням сплошными водопадами. За ним в юго-восточном направлении виден острый гребень с вершиной Хокель, под которой залегают два широких ледника.
Затем тропа поднимается по крутому склону, заваленному большими глыбами камней. Небольшое усилие – и перед нами Клухорское озеро. Оно лежит в глубокой котловине окруженное с севера и востока почти отвесными гранитными скалами. Вода в озере при солнечном освещении бирюзового цвета и поразительной прозрачности. В том месте, где озеро покрыто тенью от восточного склона, вода кажется темно-синей. Создается впечатление, что озеро имеет две части, по составу воды совершенно различные друг от друга. Постепенно, по мере того, как тень от склона становится короче, темно-синяя его часть отходит к берегу, и все озеро представляется огромным куском бирюзы, брошенным среди диких, недоступных скал.
Мы обходим озеро с правой стороны по склону, покрытому обледенелым снегом. Здесь как раз произошло ограбление два дня тому назад.
Когда экскурсия, состоявшая из 24 человек, в большинстве мужчин, подошла к этому месту, из-за скал вышли два бандита и потребовали отдать им все деньги. У мужчин было оружие – 8 револьверов и даже как говорят, ручная бомба. Но никто не стрелял. Из боязни что будет обыск, оружие было попрятано в снегу и в камнях. Эту трусость потом объясняли нежеланием вступать в перестрелку, в результате которой могли быть жертвы.
Пользуясь такой пассивностью, бандиты отобрали деньги и некоторые ценности, а затем таким же способом ограбили вторую экскурсию, которая шла следом.
Так или иначе, но этот случай произвел большую сенсацию и о ней много потом говорили во всех населенных местах этого района.
Мы шли под впечатлением рассказов о подробностях нападения и от этого настроение было подавленным. За нами часом позже двигалась экскурсия Наркомпроса.
Переход по обледенелому склону был далеко не легким. Ишак поскользнулся и пополз вниз. Проводник стал спускаться за ним и также не мог удержаться на покатой поверхности. Лошадь, подкованная на все четыре копыта, едва удерживалась на месте. С большим трудом проводник провел скатившегося к озеру ишака на перевал и затем возвратился за лошадью, которая прошла по прямому пути сравнительно благополучно.
После того, как мы миновали снег и стали спускаться с перевала, проводник вдруг остановился и, всматриваясь вдаль по ущелью, заявил нам, что там он видит две подозрительные фигуры, вероятно, разбойников. Долго мы напрягали свое зрение, чтобы найти на этом довольно значительном расстоянии два силуэта, каждый величиною буквально со спичку. Они довольно странно двигались то в одну, то в другую сторону. Опытные, зоркие глаза проводника вряд ли ошибаются, пастухам здесь делать нечего да они и не станут ходить таким образом.
Мы решили ждать, что будет дальше. Кстати следом за нами двигается большая группа экскурсантов, и если мы пойдем с ними вместе, будет не так страшно.
Единственный бывший у нас бинокль Цейса запрятан на случай ограбления далеко в сумах и мы жалеем, что лишены возможности рассмотреть эти фигуры получше. Ждем. Обмениваемся своими предположениями. Здесь среди величия окружающей природы не хочется как-то думать об опасности от человека. Едва ощущаемый страх скользит лишь по поверхности сознания и не пускает глубоких корней.
Вид отсюда на южную сторону по ущелью своеобразно красив, но недостаточно обширен. Огромная, продолговатая котловина ограничена крутыми темно-серыми склонами, лишенными всякой растительности, и упирается впереди в боковой отрог, там, где река Клыч сворачивает вправо.
В стороне от нас большой скалистый утес; мы слышим оттуда голоса. Два человека, один с винтовкой за плечами, другой с биноклем, показываются наверху утеса, затем скрываются.
Мы окружены разбойниками, в этом нет никакого сомнения.
После первого замешательства решаем послать к ним парламентеров, чтобы договориться и может быть достигнуть соглашения о размере выкупа.
Двое из нашей компании поднимаются наверх. Оказывается, что это стража. Уже сделано распоряжение об охране перевала, и они выполняют свое задание.
Кто же те двое, которые ходят там внизу, в ущелье. Стражники говорят, что это пастухи. В бинокль видно, что возле них пасется стадо.
Не совсем уверенные в этом мы продолжаем спуск, кстати, очень крутой. Спуск приводит на обширную котловину, напоминающую дно огромного водоема.
Подходим ближе. Оказывается, что, люди принятые нами за бандитов, заведующие Северной и Южной палатками Наркомпроса. Они вооружены, и вышли на разведку. Становится сразу легче на душе. Мы в безопасности.
Тропинка идет среди камней, остро торчащих своими углами. Многочисленные ручьи и водопады, спадающие сверху из-под ледников и снеговых пятен, собираются в один поток, который в одном месте прорезал глубокое и очень узкое ущелье.
У Нахарского перевала опять ложная тревога. Здесь поставлена охрана человек 5–6. Когда передние из нашей группы показались из-за скал на дороге, стражники подумали, что это разбойники, и спрятались за большим камнем, чтобы поймать, как говорится, живьем. Мы же в свою очередь решили, что это бандиты, и также насторожились.
Недоразумение вскоре выяснилось. Местные власти действительно приняли все меры, чтобы ограбления в дальнейшем не повторялись.
После перехода через поток Нахарку, который спадает со скалы в небольшое углубление на подобие вазы и разбивается на тысячи брызг, тропинка поднимается круто вверх и дорога дальше идет по зигзагу. Здесь начинается густая растительность, сначала кустарники, затем настоящий лес. Дорога имеет небольшой уклон и тянется на сравнительно большой высоте по ущелью Клыча.
От крутых скатов ущелья отходит целый ряд хребтов, расположенных один за другим. Снег виден не только на склонах боковых впадин, но даже в двух местах он навис в виде моста над речкой.
Пройдя высокий скалистый склон, по которому струится, разбиваясь на ручейки, неизвестный ледниковый поток, мы приходим к так называемой Южной палатке, расположенной на небольшой покатой поляне, на самом солнцепеке. Здесь небольшая остановка и затем мы снова продолжаем свой путь.
Сразу же после палатки, у двух громадных пихт, дорога по зигзагу обрывается, и мы сползаем по очень крутой тропинке. Представляется невероятным, чтобы по такому спуску могла пройти лошадь, да еще вдобавок с вьюком. Но она нисколько не отстает от Шугая, который тянет ее за повод, подгоняя идущего впереди осла, навьюченного ничуть не меньше. Слышится характерное причмокивание нашего проводника и возгласы: «коч...коч...коч».
Растительный мир здесь необыкновенно богат по своему разнообразию. Хвойные породы становятся реже, но зато какое обилие бука, вяза, орешника. Густо сплетаясь своими ветвями, они образуют над дорогой сплошную зеленую стену. Не мало растет здесь и чисто южных пород: лавровишня, остролист, дикие олеандры.
Чувствуется значительная перемена воздуха, который становится здесь более теплым и влажным.
Оказалось достаточным только полдня перехода, чтобы сразу же очутиться в совершенно другом климате. Такая резкая перемена в атмосфере и растительности.
Ниже, на расстоянии, примерно, 5 км от Южной палатки находится водопад, который срывается со скалы широкой, пенистой массой и представляет собою необыкновенно красивую картину. В этом месте как бы естественная граница двух различных горных пород: гранита и сланца, которые здесь особенно рельефно выступают наружу.
Проводник требует от нас, чтобы мы шли молча, так как на этом участке пути бывали будто бы нападения даже в мирное время. Для большей убедительности он показывает на холм, сложенный из камней, – могилу ограбленных и затем убитых путников.
Весь этот день мы вообще идем под страхом смерти. Но торопимся еще и потому, что ближе Генсвижа никаких селений нет, а к ночи мы решили добраться до Ажар.
После перехода через мост, у Белой Казармы, совершенно не встречается ни сосен, ни пихт. Здесь исключительно лиственные породы. Громадный тенистый лес, по которому проложена широкая колесная колея – Военно-Сухумская дорога.
В течение двух с лишним часов мы находимся в зеленом полумраке. Клен, ясень и дуб достигают здесь больших размеров и, сплетаясь своими верхушками, совершенно закрывают небо. Со всех сторон несется щебет и пение многочисленных лесных птиц.
Нет никого встречных. Безлюдная, необитаемая местность. Невольно пробуждается чувство одиночества, какое обыкновенно наводит отсутствие всяких признаков человеческого существования. Там, где кругом одни лишь скалы и льды, безлюдье как-то само собою понятно. Но здесь, среди великолепной южной растительности сознание не мирится с этой пустотой. Становится как-то обидно, что где-то ведется жестокая борьба за каждый клочок голой земли, тогда как здесь огромные пространства, обладающие самыми разнообразными природными богатствами, остаются незаселенными.
Солнце уже начинало прятаться за горы, когда мы пришли в Генсвиж. У небольшой лавчонки выпили вина, чтобы отогнать усталость, и все-таки решили идти дальше. Останавливаться здесь на ночлег и разбивать завтрашний день не было смысла. Тем более до Ажар оставалось немного.
Быстро стемнело. Высоко вверху зажглись яркие звезды южного неба. По сторонам дороги между ветками кустов и деревьев замелькали летающие светлячки, во множестве населяющие опушки закавказских лесов. Они в своем полете то вспыхивали голубоватыми огоньками, то исчезали и вновь вспыхивали без конца, придавая окружающей картине особое очарование.
Наконец Ажары. Бесконечно долгим казалось нам расстояние, пока мы шли по его темным, тихим улицам. Не было слышно даже лая собак, какой всегда бывает в русских селениях.
В полной темноте находим базу, кое-как ужинаем и заваливаемся спать.
В этот день мы сделали 42 километра.
XIV
С раннего утра в открытые окна врываются яркие лучи солнца. Они заливают светом всю комнату и не дают спать. Но и без этого сон становится уже излишним. Усталость предыдущего дня почти не чувствуется, для этого оказалось достаточным всего лишь несколько часов хорошего отдыха.
В горных путешествиях, благодаря особому свойству воздуха, отдых вообще отнимает не много времени. Той изнурительной слабости, которая ощущается в городах даже от небольших сравнительно прогулок, здесь не бывает.
Школьное здание, в котором мы провели ночь, оказывается расположенным на обширном участке, густо заросшем травой и дикой малиной. Здесь же невдалеке стоит церквушка, выстроенная в свое время Новым Афоном для распространения православия в этом районе.
К изгороди двора привязаны оседланные лошади. Недалеко от них сидят на траве абхазцы. Это – хозяева лошадей, заключившие контракт с базой на обслуживание экскурсантов, которые обычно едут отсюда верхом до Лат. Заработок в течение лета дает им возможность сделать необходимые запасы на зиму и привести в порядок хозяйство, кстати сказать, довольно незначительное по своим размерам. Посевных участков в этом районе не много, нет и хороших пастбищ. Склоны гор заняты сплошь лесом.
Лошадь для абхазца – единственное богатство и недаром он бережет ее дороже всего на свете. Предоставляя лошадей для экскурсантов, абхазцы обычно идут сзади пешком и только в редких случаях поручают обратный привод лошади своим односельчанам. Поэтому вслед за экскурсией всегда двигается группа пеших абхазцев.
Селение Ажары расположено на косогоре и все утопает в зелени. Построек почти не видно. Здесь много яблонь, груш и ореха. Вместо заборов – частокол, густо обвитый диким хмелем и колючей ожиной. Когда проезжаешь селение, трудно определить его границы, так тесно оно примыкает к окружающему лесу, составляя с ним по характеру растительности как бы одно целое.
Мы долго торговались с абхазцами о цене. Они плохо понимают по-русски, поэтому считают себя вправе отказываться от того, что несколькими минутами раньше было условлено.
Наконец, вьюки привязаны, мы – в седлах. Медленно спускаемся по косогору. Но не успеваем выехать из селения, как небо закрывается густыми тучами и идет сильный дождь. Дорога мигом покрывается текущими ручьями, а затем сплошным мутным потоком. Чтобы не вымокнуть, мы вынуждены спрятаться под деревьями.
Тучи проносит ветром. Засинело небо, выглянуло солнце и все вокруг заискрилось от мелких водяных капель на листьях и на траве. Лошади шлепают копытами по лужам и идут хорошо.
У Чхалты открывается вид на весьма оригинальную продольную долину, по которой прыгает и пенится довольно широкий и шумный поток, берущий начало из ледников Марухского перевала. Освещенная полуденным солнцем, долина эта, замыкающаяся красным отвесным пиком, невольно останавливает на себе внимание.
Дорога идет по густо заросшей, холмистой местности и в некоторых местах спускается почти к самой реке. На каждом повороте открываются новые виды, особенно красивые вниз по течению Кодора.
Мы въезжаем в селение Латы. Оно окружено густым лесом, мало доступным на левом берегу. Здесь по словам местных жителей водятся дикие кабаны и медведи, которых привлекает обилие каштанов и ореха. Попадаются волки и рысь. Вообще окрестности Лат хорошее место для охотника.
Селение разделяются на две части быстрым и многоводным во время дождей ручьем Аргуни, что значит – свинцовая вода. Название это объясняется тем, что в верховьях ручья имеются залежи серебряно – свинцовых руд, которыми абхазцы пользовались еще в период первоначального заселения ими этой местности.
На каждом шагу здесь приходится поражаться, как щедро одарена природой долина реки Кодора.
XV
От Лат дорога поднимается заметно в гору по склону известкового кряжа. Вокруг кустарники, колючие, перевитые густою сеткой зелени с гирляндами мелких красных цветов.
На противоположном берегу реки широкие сенокосные участки и табачные плантации. В огородах ровными рядами стоят ульи. Здесь в окрестностях большое количество медоносных деревьев: липа, каштан, клен, дикая яблоня, кизил и целый ряд других пород, цветущих весною и летом.
Мы приближаемся к Багатским скалам. Это – самое красивое место по ущелью Кодора. Скалы состоят из белого известняка и возвышаются над рекой в виде отвесной стены. Вдоль по ее середине высечена узкая дорожка, на которой не могут разойтись две встречные подводы. Внизу на большой глубине шумит Кодор. Слышен своеобразный гул от перекатываемых течением камней.
Лошади идут возле самой стены и, когда смотришь издали, они кажутся маленькими, почти игрушечными. Яркое солнце нагрело камни и от них пышет теплом, как от печи.
С каждым шагом мы все ближе и ближе спускаемся к морю. Постепенно раздвигается горизонт. Впереди волнистая линия горных отрогов. На их покатых боках видны еще в некоторых местах лесные заросли, но их немного. После тесных ущелий, что остались там позади, вся эта местность производит впечатление широты и простора.
В том месте, где русло Кодора сдавливается высокими каменистыми берегами, дорога отходит вправо и, постепенно понижаясь, приводит к Амткелу.
Это селение расположено как бы в широком желобе и тянется далеко вверх по течению реки. Здесь много виноградников и фруктовых садов.
На пригорке, под большим ореховым деревом, мы останавливаемся для отдыха. Здесь после пустынных мест, сразу как-то чувствуется жизнь. Едут подводы. Абхазцы, имеретины, русские...
Сидя на арбе, запряженной буйволами, какой-то горец выводит тягучий, однообразный мотив.
XVI
Отсюда до самого Сухума проложено шоссе. Белой лентой вьется оно крутыми поворотами по холмистой местности.
Линейки большие, просторные, с парусиновыми балдахинами. Там, где дорога идет в гору, кучер хлещет кнутом по лошадям и кричит на них во все горло. В каждой линейке помещается 8 человек, девятый сидит рядом с кучером на козлах. Немудрено, что тащить такой груз на подъемах представляет большие трудности.
Селения чередуются одно за другим. В той стороне, где находится море, возвышаются покатые склоны горных отрогов. В одном месте они раздвигаются и в конусе, сливаясь с белесым, насыщенном испарениями, небом, виден большой кусок моря. Отсюда по прямой линии не более 30 км.
Хочется поскорее быть там. Преодолеть это незначительное теперь расстояние как можно быстрее. Но дорога идет все время изгибами и от этого движение кажется особенно медленным.
Спускаясь по широкому, покатому нагорью, мы въезжаем в Цебельду. Это – дачное местечко для жителей Сухума, отличающееся, благодаря своему высокому положению над уровнем моря, умеренным и здоровым климатом.
Здесь в окрестностях немало провалов и сталактитовых пещер, которые образовались от действия подземных сил. Недаром абхазцы назвали это место Цабал, что в переводе означает: провалы. На базаре – лавки, столовые, пекарни. Вывески на русском и абхазском языках. От солнечного зноя все как-то притихло, медленны движения, отрывисты и ленивы разговоры. Благодаря какой-то заминке с доставкой муки, хлеба нет совершенно. Зато громадное количество фрукт. Крупные, покрытые пушком персики и сизые сливы.
Базарная площадь в Цебельде не только торговый, но и деловой центр. Здесь находятся почта и Исполком, отсюда набирают возчики пассажиров для дальнейшего следования в Сухум.
Дорога за Цебельдой, благодаря усиленному движению при отсутствии ремонта, превратилась в сплошные выбоины и ухабы, лошади едва везут пустую линейку. Приходится некоторое время идти пешком.
Вся окружающая местность покрыта кустарником и низкорослыми лиственными породами. Особенно в большом количестве растет кизил и мелкий кавказский орех.
По дороге все время встречаются подводы, направляющиеся из Сухума в Цебельду.
Ниже, среди холмистой местности, селение Ольгинское, с разбросанными постройками и широкой проезжей улицей, пересекаемой небольшой горной речкой. Лошади порядочно устали и здесь поневоле приходится делать остановку.
Затем шоссе вступает в ущелье реки Маджарки. Ущелье глубокое, ограниченное с правой стороны почти отвесными известковыми скалами, вдоль которых карнизом проложена дорога. Ущелье образует во многих местах изгибы, открывая впереди необыкновенно красивые места, изменяющиеся по своим очертаниям на каждом повороте. С белых скал спускается гирляндами плющ и висит дикий хмель. Выше – лепится на уступах кустарник. Напротив, на противоположном берегу реки, поднимается по склонам густой лес.
Обилие здесь растительности вполне понятное явление: воздух отличается большой влажностью при сравнительно высокой температуре.
Глубоко внизу течет прозрачно-белая Маджарка. Омытые водою известковые берега блестят на солнце и производят впечатление только что выпавшего снега.
Дорога по ущелью тянется на довольно значительном протяжении, но вследствие своего разнообразия, нисколько не утомляет.
Затем шоссе спускается в низкую долину, с покатыми склонами, на которых разделаны плантации табака, винограда и кукурузы. Всюду среди зелени виднеются дачи. По сторонам шоссе разнообразные породы чисто южных деревьев, некоторые из них заплетены густой сеткой буйного ломоноса. Встречаются саговые пальмы.
Далеко ли остались снежные вершины, а мы уже находимся среди субтропической растительности.
Все ближе и ближе море...
Последнее небольшое мингрельское селение Мерхеули. Отсюда дорога расходится по побережью в противоположные стороны.
Мы едем вдоль берега моря. Сквозь листву растущих у дороги деревьев видна его безграничная, голубая поверхность. Заходящее солнце спускается за горы, со стороны моря тянет теплый, ласковый ветерок.
И как-то не верится, что путь окончен, что позади осталась полная глубоких впечатлений, с интересом прочитанная, страница жизни.
(Перепечатывается с сайта: http://geolmarshrut.ru/.)
