Я. З. Ахмадов, В. Х. Акаев
Гумба Г. Д. Нахи: вопросы этнокультурной истории (I тысячелетие до н.э.) / науч. ред. Т. А. Ачугба. Сухум, 2016. 544 с.
Опубликовано: Известия вузов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 2016 г. № 4. С. 95-98.
Скачать рецензию "Гумба Г. Д. Нахи: вопросы этнокультурной истории (I тысячелетие до н.э.)" в формате PDF (1,53 Мб)
HTML-версия:
Еще в XVIII в. в одной из работ немецкого философа Христиана Гарве (1742–1798 гг.) отмечались коренные недостатки современной ему историографии: «Первый недостаток тот, что у нас мало обширных исторических сочинений, обнимающих значительный период времени, которые были бы написаны умными людьми и крупными учеными». Также крупным просчетом европейской историографии, согласно мыслителям уже ХIХ в., считалось стремление делить народы на «исторические» и «неисторические» в связи с присутствием или отсутствием у них в прошлом письменной исторической традиции[1].
В этом плане подлинно академическая монография Г. Гумбы относится к числу немногих на сегодня «обширных исторических сочинений» и по-существу продолжает лучшие традиции кавказских и российских историков, посвящавших десятилетия своей жизни изучению разнообразных этнических процессов на территории больших регионов на протяжении исторически долгого времени. Здесь достаточно назвать буквально несколько имен[2].
Тематически рецензируемое исследование посвящено историческим судьбам нахского этномассива на огромном географическом пространстве. Монография Г. Гумбы охватывает Северную Месопотамию, Малую Азию, Закавказье и Северный Кавказ. В историческом плане изучается этнокультурная история нахских племен и народов, расселившихся в указанных регионах, начиная с глубокой древности. Большое место занимают вопросы взаимоотношений древних нахов с другими этносами и государствами по всему периметру расположения нахского этномассива.
Все дело в том, что при таком подходе приходит понимание того, что, помимо отдельных «озарений» по нахской проблематике ряда ученых прошлого и современности[3], история целого этномира, соединявшего тысячелетиями по существу всю Переднюю Азию, Кавказ и Восточную Европу, оставалась практически не только неисследованной, но даже необозначенной. Бесписьменные нахи, чьим природным ареалом обитания являлись преимущественно горы, именно в течение первого тыс. до н.э. и в начале новой эры еще не успели размыться под напором новых культур, государств и народов. Они, как выясняется, сыграли позже для многих народов Кавказа известную роль исторического субстрата.
Наряду с ограниченными письменными источниками (главным образом античными, армянскими и грузинскими), автором широко и разумно использованы лингвистические данные и топонимическая номенклатура.При этом автор справедливо отмечает: «Нахский язык – один из древнейших языков мира. Вместе с абхазским, адыгским и дагестанскими языками он образует единую кавказскую (или т.н. северокавказскую) языковую семью. Абхазов, адыгов, нахов и дагестанцев объединяют общее происхождение, генеалогическое родство языков, близость материальной и духовной культуры». Вместе с тем Г. Гумба полагает, что рассмотрение «вопросов ранних этапов истории нахских народов было… неполным без учета переднеазиатских связей нахов и привлечения хуррито-урартских материалов». В силу этого процесс выявления происхождения отдельных нахских племенных групп привел автора «к необходимости рассмотрения нахско-переднеазиатских или, точнее, нахско-хуррито-урартских этнокультурных связей и их конкретизации на фоне общей этноязыковой ситуации Кавказа и Передней Азии»[4].
Примечательно, что исследователем при решении своих задач использована практически вся база известной на сегодня историографии вопроса во всей ее многоаспектности и богатстве. Включая специальные труды по источниковедению, исторической географии, археологии, языкознанию и, в т.ч., на языке оригинала (древнеармянский и древнегрузинский).
Рассматриваемая монография Г. Гумбы состоит из 10 глав, развернутой библиографии, указателя географических и этнических наименований и авторских карт (что представляет собой отдельную ценность).
Причем первая глава «Нахские племена Центрального Кавказа (I тыс. до н.э.) представляется нам ключевой. Сюжеты и положения этой главы, постепенно все дополняясь и расширяясь, как бы «разматываются» в последующих главах. Подобная архитектоника исследования порождает иной раз повторяемость, но в целом усиливает раскрытие темы.
Вследствие того, что «Ашхарацуйца» (письменная Армянская география V– VII вв.) содержит первое письменное итоговое упоминание о древних нахах и картину расселения горских и кочевых народов в античное время, автор начинает свое исследование именно с указанного труда. И здесь нас ждут первые открытия.Так, анализ важнейшего этнонима «нахчематы/нахчематианк/ нахаматеаны» (в разных переводах) такого важного труда, как «Ашхарацуйца», приводит Г. Гумбу к убеждению, что помещение древними армянскими авторами нахаматеанов не на Северном Кавказе, а в Приазовье, а то и в устье Дона является результатом смещения заданной еще античными авторами системы географических координат. Когда она приводится в соответствие с реальными южными границами Азиатской Сарматии, то все становится на свои места. Нахаматеаны и сопутствуюшие ему другие этнотопонимы «укладываются» на горных склонах Кавказа от Приэльбрусья до Андийского хребта[5].
Ссылаясь на тексты Армянской географии, Страбона и Птолемея, автор уверенно показывает в первой главе и то, что во второй половине I тыс. до н.э. нахские племена присутствуют не только на Северном Кавказе, но и в Закавказье. Причем не только на территории исторической Картли и Кахети, что было достаточно известно, но и в Имерети, где они граничили со сванами и абхазами. Таким образом, граница «Азиатской Сарматии» античных трудов с отрогов Северного Кавказа переносится в Закавказье по линии проходящих параллельно Главному Кавказскому хребту Эгрисского и Рачинского хребтов, а затем и восточнее – по левобережью Куры до впадения Алазани. Это делает понятной и логичной границу, проведенную античными авторами между миром варваров (Азиатской Сарматии) и земледельческими нахо-кобанскими племенами Кавказа[6].
Пожалуй, впервые именно Г.Д. Гумбой внесена ясность в расположение известных дарьяльских укреплений – «ворот цилкан» (крепость Дарубал, Кавказские ворота), расположенных в районе Жинвала, и Сарматских (позже Аланских) ворот, расположенных у северного выхода Терека из Кавказских гор[7].
В современную историографию автор рассматриваемого труда также вносит ясность с вопросом границ собственно Картли (Картлийского царства), иранского марзпанства Картли-Варджан (с включением горских земель Закавказья) и кустака Капкох-Кавказ (четверти Сасанидской империи), в которую входили земли Великой Армении, Албании, Картлии и земли горцев-«кавкасиан»[8]. Единственно, на наш взгляд, интерпретация сообщения Птолемея о «санареях» Закавказья, которых Гумба сопоставляет с нахами-цанарами раннего средневековья, нуждается в специальном обосновании. Птолемеевские «санареи», толкуемые, кстати, выдающимся иранистом О.Н. Трубачевым как «старые арии», в различных переводах читаются как располагающиеся либо севернее, либо юго-восточнее закавказской Албании[9].
Следующий источник, тщательное исследование которого на основе последних достижений кавказоведения, проделано А.Д. Гумбой, представляет собой великий труд Леонтия Мровели (ХI в.) «Жизнь картлийских царей». Автор убедительно показывает, что труд грузинского писателя «фиксирует итог сложных этнических и политических процессов, происходивших на протяжении многих столетий, и отражает этнополитическую ситуацию, сложившуюся в районах Центрального и Восточного Кавказа в раннем средневековье»[10].
Вместе с тем Г. Гумба дает, пожалуй, на сегодня самый полный критический разбор произведения Л. Мровели в той его части, где речь идет об участии дзурдзуков/дурзуков в образовании первого картлийского государства на рубеже IV–III в. до н.э. Продолжая высказанные автором новые научные доводы, можно предположить, что соотношение дзурзукского (нахского) мира Закавказья и скромного картлийского государственного образования вокруг Мцхеты было примерно таким, каким в позднем средневековье было положение Элисуйского султанства и Джаро-Белоканского союза обществ, когда первое являлось вассалом крестьянского полиса-государства[11].
Оттого-то и произошло выступление дзурдзуков на Картлию в III в. до н.э., когда приглашенный картлийской знатью персидский выходец царь Мирван попытался изменить старую систему взаимоотношений с горским миром. Об этом и многом другом автор говорит не только в первой главе, но и в главе 10-й[12].
Отметим также, что заявленная Г.Д. Гумбой в первой главе тема племенных названий древних и раннесредневековых нахов, весьма актуальна. Нельзя не согласиться с тем положением, что огромный, по масштабам Кавказа, нахский мир давал по географическому периметру своего расположения, в зависимости от языковой принадлежности соседей и исторической ситуации, большой разброс. Те же, например, дзурдзуки, кавкасианы, цанары, малхи/махли, мушки/мосхи, диаухи, цаны, махелоны, гугары, хоны, бунтурки. Были также, помимо общих названий, и частные, связанные с отдельными ущельями или районами – двалы, туски/туши, гудамакары, пхови (пшавы), нахчой, хевсуры, кистинцы, маьлхи и т.д. Все это развернуто отображено в III–IV главах монографии на основе сравнительно-сопоставительного изучения наличных источников и литературы под углом серьезного критического анализа и ревизии.
Большим достоинством работы можно считать попытку своеобразного «возвращения» нахским народам исторического прошлого в т.н. «скифо-сармато-аланскую» эпоху, целенаправленно предпринятую Г. Гумбой в главе VII – «Нахи и скифы», а также в главе IX – «Нахское государственное объединение на рубеже IV–III вв.». Дело еще и в том, что автор, изучив на основе огромного пласта фактического материала не только расселение, но и археологические памятники нахского мира, хозяйство, торговлю, общественные отношения, пришел к выводу, что нашествию варварских пастушеских племен с севера (скифов, сарматов, алан, гуннов и хазаров) было противопоставлено серьезное организованное сопротивление на большом пространстве вплоть до строительства некоей оборонительной линии. Все это требовало, на взгляд автора, и некоей организации.
Потому Г.Д. Гумба полагает, что в пределах районов Центрального Кавказа (по автору, это территория от Андийского хребта до истоков Большой Лабы в западной части Приэльбрусья) на обоих склонах Кавказского хребта и на севере, включая Ставропольскую возвышенность, по крайней мере к середине I тысячелетия до н.э., образовалось нахское раннегосударственное объединение (главы VI,VIII,IX). Считая данное соображение по целому ряду причин небесспорным, мы вместе с тем не можем не согласиться с Г.Д. Гумбой в нескольких пунктах. Так, к примеру, автор абсолютно прав, называя целый ряд северокавказских городищ и поселений кобанского времени, городами. А это уже серьезная предпосылка к крупным объединениям.
Так, один из авторов данной рецензии еще в 2001 г. косвенно упрекал выдающегося российского археолога В.И. Козенкову за излишнюю осторожность в вопросе определения Сержень-Юртовского городища на р. Хулхилау (Чечня) городом. Между тем «Сержень-Юртовское поселение, … предстает перед нами как относительно крупный производственный и культовый центр Чечни эпохи поздней бронзы. Наличие мостовых, храма, крупных мастерских (предназначенных отнюдь не для нужд одного поселка) говорит и об определенной степени самоорганизации общества, о наличии системы управления и регулирования (встречающейся и в ранних городах Древнего Востока)»[13].
Также мы не можем отрицать наличия в истории человечества бесписьменных государственных образований, в т.ч. и в горных районах, хотя понимаем, что такой союз не мог быть долог и основывался исключительно на необходимости ведения борьбы с общенациональным бедствием – например, длительным нашествием тех же кочевников. Создать же государство как систему, отражающую некое классовое расслоение, и как некий аппарат насилия в условиях гор и высоко рискованного хозяйства было практически невозможно. Объективных законов логистики и синергетики никто не отменял.Тем более, что зримым высшим достижением традиционного общества горцев стало не государство, а массовое образование т.н. вольных обществ (полисов, политий) и их союзов (см. М.А. Агларова)[14].
Северокавказские ученые суммировали научные достижения упомянутого профессора М.А. Агларова примерно так: древние общинно-родовые формы горцев, «пережив качественно новые изменения в отношениях собственности, поднялись на уровень самоуправляемых политических образований («республики», «вольные общества», суперсоюзов и федераций «вольных обществ» и т.д.) и в таком качестве встали вровень с «феодальными образованиями». …Самоуправляемая гражданская община (полис) – одно из самых высоких достижений социального и политического развития… [горский полис был] основан на частной собственности на землю при коллективном владении территориями…» и т.д.[15]
В целом, рассматриваемое нами исследование известного абхазского и северокавказского историка Гурама Гумбы не просто заполнит существующую лакуну в кавказоведении, но и поднимет такой огромный пласт вопросов, после решения которых история горских народов, безусловно, станет качественно иной. Там, где еще порой по сей день господствуют досадные стереотипы, голый нарратив, «война памяти» и скороспелые «истории-хотелки», необходимо уступить место научным подходам и конкретным знаниям, которые проверяются в рамках научной методологии.
Пройдет еще немало времени, пока историческая наука Кавказа по достоинству оценит и впитает все то новое, что внесено Г.Д. Гумбой как в фактическую, так и в методическую составляющую истории кавказского мира в античное и раннесредневековое время. И не важно, что какие-то выводы автора подлинно академической монографии представляются промежуточными, неокончательными, а то и сугубо гипотетическими. Самое главное, рассмотренный текст высвобождает исследователя-кавказоведа от массы устоявшихся стереотипов и порождает в каждом, даже через несогласие, некое новое направление мыслей и подходов.
Ведь до Г.Д. Гумбы казалось, что научное кавказоведение «заклинило» на одних и тех же текстах источников и авторитетных соображений, представлялось, что научная мысль относительно древней и раннесредневековой истории горских народов идет, к сожалению, по некоему замкнутому кругу. И вот, благодаря данному труду, обнаружилось, что мы все в целом еще и не начинали собственно настоящей работы! Теперь нам всем предстоит стать участниками того, что в научном мире Западной Европы ХХ в. получило название «ревизионизм». Отметим, что лично для нас ревизионист в науке – это исследователь, который пытается по-новому осмыслить проблемы на основе более глубокого прочтения исторических документов и свидетельств, подвергая при этом ревизии (пересмотру) устоявшиеся или господствующие взгляды.
* Научн. ред. Т.А. Ачугба / Академия наук Абхазии. Абхазский институт гуманитарных исследований им. Д.И. Гулиа. Абгосиздат. Сухум, 2016. – 544 с.
____________________________________________
[1] Колер И., Ранке И., Ратцель Ф. (Введение Г. Гельмольта). История человечества. Доисторический период. СПб., 2003. С. 6-8.
[2] См.: Дьяконов И. М. Accиpo-вавилонские источники по истории Урарту // Вестник древней истории. № 2 (АВИИУ I), 1951; № 3 (АВИИУ II)1953; Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии. 1959; Джавахишвили А. И. История грузинского народа. Т. 1-4 (на груз. яз.), Тбилиси 1908–1949); Тревер К.В. Очерки по истории и культуре Кавказской Албании. М., 1959; Гамрекели В.Н. Двалы и Двалетия в I–XV в. в н. э. Тбилиси, 1961; Крупнов Е. И. Древнейшая история Северного Кавказа; Бартольд В.В. Место прикаспийских областей в истории мусульманского мира. М., 1963; Минорский В.Ф. История Ширванаи Дербента X–XI веков. М., 1963; Гадло А.В. Этническая история Северного Кавказа IV–X вв. Л., 1979; Его же: Этническая история Северного Кавказа X–XIII вв. СПб., 1994; Новосельцев А.П. Генезис феодализма в странах Закавказья. М.,1980; Его же: Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. М., 1990; Кузнецов В.А. Очерки истории алан. Орджоникидзе, 1992 и др.
[3] См.: Туманов К.М. О доисторическом языке Закавказья. Тифлис, 1913; Марр Н.Я. К истории передвижения яфетических народов с юга на север Кавказа // Известия Академии наук. № 6. 1916; Карст Иосиф. Начало Средиземноморья. Доисторические средиземноморские народы, их происхождение, расселение и родство. Этнолингвистические исследования. Гейдельберг, 1931 (на нем.яз.); Дешериев Ю. Д. Сравнительно-историческая грамматика нахских языков и проблемы происхождения и исторического развития горских кавказских народов. Грозный, 1963; Дьяконов И. М. Хуррито-урартский и восточно-кавказские языки // Древний Восток. Вып.3. Ереван, 1978; Старостин С.А. Гипотеза о генетических связях сино-тибетских языков с енисейскими и северокавказскими // Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока. Ч.4. М.,1984; Милитарев А. Ю., Старостин С. А. Общая афразийско-севернокавказская культурная лексика. Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока. Ч.4. М.,1984; Чокаев К.З.Нахские языки. Грозный, 1993; Джамирзаев С.М. Древняя история чеченцев-нохчий (К древней истории нахских племен III-I тысячелетия до новой эры) /Изд. 2-е, испр. и доп/ Грозный, 2009; Сигаури И.М. Очерки истории и государственного устройства чеченцев с древнейших времен. М., 1997; и др.
[4] Гумба Г.Д. Нахи: вопросы этнокультурной истории (I тысячелетие до н.э.). Сухум, 2016. С. 7-8.
[5] Там же, С. 17-24
[6] Гумба Г. Указ. соч. С. 30-35
[7] Там же. С. 36-39
[8] Гумба Г.Д. Указ. соч. С. 40-41.
[9] См.: Латышев В.В. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе. Т.1. СПб., 1890. С. 239; Птолемей Клавдий. Руководство по географии // Античная география. Книга для чтения / Сост. М.С. Боднарский. М., 1953. С. 281-323. (I книга в переводе К.С. Апта; фрагменты из III книги в переводе В.В. Латышева); Трубачев О.Н. INDOARICA в Северном Причерноморье. Реконструкция реликтов языка. М., 1999. С. 269-270.
[10] Гумба Г.Д. Указ. соч. С. 55.
[11] Петрушевский И.П. Джаро-Белоканские вольные общества в первой трети XIX столетия. Махачкала, 1993.
[12] Гумба Г. Указ. соч. С. 356-370.
[13] Ахмадов Я.З. История Чечни с древнейших времен до конца XVIII века. М., 2001. С. 99.
[14] См., к примеру: Агларов М.А. Сельская община в Нагорном Дагестане в XVII – начале XIX в. (Исследование взаимоотношения форм хозяйства, социальных структур и этноса). М.: Наука, 1988.
[15] Магомедханов М.М.. Профессор Мамайхан Агларович Агларов. Личность и творчество.(К 80-летию со дня рождения) // Вестник Института истории, археологии и этнографии. № 1. 2015. С. 176.
(Источник текста: http://j-vaynah.ru/.)
