Евгения Рафальская (Захарова; Турская)
СТИХИ
СУХУМСКИЕ СОНЕТЫ
I
То ярче разгорается маяк,
То вновь тускнеет. Ветер дышит с юга.
И пароход спокойно и упруго
Мыс огибает, раздвигая мрак.
И вдруг – огни! Залива черный лак
Обвили, охватили полукругом
Навстречу ожидающим фелюгам
Шлют трубы гулкий гуд и дымный стяг.
Им отвечают дальние ущелья,
И с берега несется первый шум,
Приветствующий наше новоселье.
Спускают трап. Матросы вскрыли трюм.
Огни дрожат, сплетаясь в ожерелье –
И по горе спускается Сухум.
II
Здесь сердце – как ребенок в колыбели.
Вся в листьях виноградная лоза,
И ново-вспаханная полоса.
Как черный шрам в пышно-зеленом теле.
Но боль земли так радостна в апреле:
Пусть плачут неба синие глаза,
Когда лиловым ливнем льет гроза
Благословенье в рыхлые постели.
И дышат кукурузные поля.
Весь день горячим и прозрачным паром
Туманы мимолетные стеля.
И вечно молодым и вечно-старым,
Встает Кавказ. И вновь поет чинарам
Из каждого весеннего стебля.
СЕНТЯБРЬ
В том сентябре вода ленивей,
Синей и тяжелей была,
И медлили вдали в заливе
Два белых парусных крыла.
А с гор кидалися с разбегу
Потоком – золото и медь,
Чтобы осенним рыжим снегом
У самой сини умереть.
И день был голубей опала,
И неподвижно тяжела,
К седым камням вода припала,
Огромной глыбою стекла.
И вдаль звала светло и четко,
Ее прозрачная тоска
Туда, где парусные лодки,
И песни турка рыбака,
А тут последний мох зеленый,
Взбирающийся уступ;
И горечь счастьем опаленных
Осенних отпылавших губ.
(Опубликовано: Перевал: Сборник / Под ред. А. Веселого, В. Казина, А. Макарова, В. Наседкина. М.: Гиз., [1925]. Сб. 2. С. 132-134. Подпись: Е. Турская.)
Скачать стихи Е. Турской из сборника 2 "Перевал" в формате PDF (917 Кб)
КОНСЕРВАТОРИЯ СЛОВА
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Е. Б. РАФАЛЬСКОЙ О ВЫСШЕМ ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННОМ ИНСТИТУТЕ ИМЕНИ В. Я. БРЮСОВА
(предисловие, публикация и примечания А. Л. Евстигнеевой)
Фрагменты
Немало интересных сведений по истории ВЛХИ содержат мемуары, хранящиеся в архивах. Вниманию читателей предлагается отрывок из воспоминаний выпускницы Института имени Брюсова Е. Б. Рафальской, в котором рассказы о преподавателях, студентах и гостях этого учебного заведения перемежаются с бытовыми зарисовками, данными об организации его работы.
Евгения Борисовна Рафальская (1897 – не ранее 1985) родилась в Саратове, по собственному определению мемуаристки, в «типичной интеллигентной семье». Ее отец, Борис Николаевич Захаров, талантливый адвокат и разносторонне образованный человек, окончил два университета. Московский и Одесский. Он участвовал в студенческом движении и событиях 1905-1907 годов. В 1930-е годы был репрессирован и погиб в лагере. Мать, Евгения Васильевна Владимирова, выпускница Петербургского медицинского института, занималась педагогической деятельностью. Умерла от туберкулеза в 1912 году. Получив образование на Бестужевских, а также на Ростовских Высших женских курсах и во ВЛХИ, Е. Б. Рафальская долгие годы работала в издательствах, редакциях журналов и газет, занималась журналистикой.
Свои воспоминания она писала в конце 70-х-начале 80-х годов. Мысль о мемуарах возникла у Рафальской во время одной из встреч с Ю. В. Трифоновым. Дело в том, что Евгения Борисовна приходилась внучатой племянницей легендарному русскому революционеру Герману Александровичу Лопатину (1845–1918) и, узнав, что Трифонов собирается писать о нем, предложила воспользоваться ее рассказом о родственнике. Трифонов слушал Рафальскую с большим интересом, а вскоре настоятельно посоветовал изложить на бумаге то, что она помнила о Г. А. Лопатине.
Евгения Борисовна последовала совету. Первоначально она обратилась исключительно к наименее известному периоду биографии двоюродного деда - времени после его освобождения из Шлиссельбургской крепости (именно тогда состоялась их первая встреча), но в дальнейшем расширила круг повествования и описала запомнившиеся рассказы Лопатина, беседы с ним, бытовые подробности его жизни. Кроме того, мемуаристка коснулась судеб других родственников и наконец перешла к воспоминаниям о собственной жизни.
Работа увлекла автора, постепенно записки разрослись в два солидных тома. Рафальская называла себя «современницей великих катаклизмов XX века». Действительно, судьба часто забрасывала ее туда, где события исторического значения были особенно ощутимы. Так, начало первой мировой войны застало Евгению Борисовну в Берлине; годы революции и гражданской войны она провела в Ростове-на-Дону, потом в Новочеркасске, столице Войска Донского в период формирования Белой армии; накануне прихода к власти Гитлера жила и работала в Германии, и т. д. Ее жизненный путь пересекался с судьбами политических и общественных деятелей, ученых, деятелей литературы и искусства. На страницах воспоминаний мелькают фамилии С. Орджоникидзе, Л. Берия, Н. Лакобы, Л. Зильбера, А. Толстого, Ю. Крымова, Н. Евреинова, М. Шагинян, А. Коонен, Ф. Шаляпина, Ю. Завадского, С. Копельмана и др.
(Текст отрывка из воспоминаний Е. Б. Рафальской публикуется по машинописи с авторской правкой, хранящейся в РГАЛИ (Ф. 1329. Oп. 2. Ед. хр. 15. Л. 142–157).)
ИНСТИТУТ ИМЕНИ БРЮСОВА
Осенью 1923 года я приехала в Москву. Со всех концов страны сюда съезжались люди, до того разъединенные гражданской войной и разрухой. Здесь был эпицентр революции, здесь писались первые страницы новой истории, здесь были концы и начала. Людям казалось, что здесь они лучше поймут происходящее, здесь причастятся новой жизни. А молодежь, естественно, устремилась в вузы, тогда это слово образовалось впервые.
На московских улицах встречались люди, давно потерявшие друг друга из виду, тут подстерегали самые неожиданные встречи, пересекались судьбы людей.
Кого только я не нашла в Москве! И гимназических подруг, и петроградских друзей, и всевозможных родственников. Тут уже были и Секретевы, и Кравинский, и Толокновы. 1 Была тут и подруга детства – Таня Марецкая. У нее я и остановилась. Она жила в большом доме на Петровских линиях, где вместе с матерью Александрой Захаровной занимала одну большую комнату в коммунальной квартире. К тому времени Таня уже была женой академика Ивана Гавриловича Александрова, 2 автора проекта Днепростроя. В составлении этого проекта Таня ему помогала, собирая сведения о разливах Днепра за полвека. Александров уже разошелся со своей прежней женой, но продолжал жить с ней на одной квартире; и они с Таней не знали, как разрешить жилищную проблему, тем более что работа и борьба за осуществление проекта отнимали все время и внимание. Ведь у проекта на первых порах было много противников.
1923 год – разгар НЭП'а. Конечно, это новое направление советской политики было ощутимо и на окраинах. В Новочеркасске увеличилось количество частных перевозок у нас в отряде, 3 открывались новые магазины и рестораны и в Новочеркасске, и в Ростове. В Сухуме возобновились торговые операции, совершаемые разными дельцами - по большей части все теми же, что и в царское время. В основном это была торговля табаком. Но только в Москве резко бросились в глаза уродливые формы НЭП'а: вызывающе нарядные женщины, драгоценные камни, лихачи под сетками, дорогие рестораны – и все это на фоне в общем-то убогого быта и нужды. Была безработица, и зачастую труженики еле-еле сводили концы с концами. Тогда впервые проводилась девальвация, постепенно миллионы заменялись «червонцами», и это тоже осложняло хозяйственную жизнь жителей.
В Москве я впервые в жизни столкнулась с жилищной проблемой. Город уже тогда был перенаселен. А я в нем плохо ориентировалась. Даже не знала, что такое «жилтоварищество», не знала, как получить желанную «жилплощадь» (и слово-то впервые услыхала!). Ведь в Новочеркасске было изобилие – даже не комнат, а целых домов! А в Сухуме жила у отца, в том самом доме, где выросла и где продолжала жить семья.
И вместе с тем медлить было нельзя, на хлопоты не оставалось времени, надо было поступать в вуз, чтобы не опоздать к началу учебного года.
В те времена девушки непролетарского происхождения повязывали голову красной косынкой, надевали старенькое платье, тапочки на босу ногу и шли держать экзамен в вуз. Я же приехала с юга, где мы не знали никакой мимикрии, где люди всегда стремились хорошо одеваться. И я вырядилась во все лучшее, что у меня было: синий, хорошо сшитый костюм, белую шапочку и новые туфли. И в таком виде предстала перед приемной комиссией. Ей было достаточно одного взгляда, чтобы определить: «Такие, как вы, нам не нужны!» Я совершенно растерялась, впервые в жизни столкнувшись с таким наивным и поверхностным «классовым подходом». Ведь я происходила из революционной семьи, начала работать с первых дней прихода Советской власти на Дон, три года прослужила в Красной Армии – и никогда не считала себя неполноценной в социальном отношении.
В том году впервые была расчищена свалка на берегу Москвы-реки, и на том месте была открыта сельскохозяйственная выставка [4]. Здесь были представлены все республики. Каждая показывала в своем павильоне, что она производит, какими природными ресурсами она богата. Был на выставке и абхазский павильон. Он выходил на один из прудов Нескучного сада. В нем демонстрировали табаки, изделия из самшита и бамбука, заготовки из цитрусовых, в частности давно теперь забытое варенье из цитронов, орехи, фрукты – вот, в основном, все, чем тогда могла похвалиться Абхазия.
Надо сказать, что в Москву я ехала с поездом, в котором отправлялась на эту выставку очередная группа абхазцев. В большинстве это были жители самых далеких и глухих горных селений. За пределами родных гор все было им новым и чужим. Они никогда не видели железной дороги и автомобилей. В поезде их возмущало, что разносят чай, которого они не пили, им не хватало мамалыги и вина. В столице они были растеряны и испуганы движением и суетой.
В Москве тогда учился один из организаторов Советской власти в Абхазии – Ефрем Эшба [5]. Он всячески опекал своих земляков, старался показать им что возможно. В частности, закупил билеты на всю группу в Большой театр на «Бахчисарайский фонтан». Его очень интересовала реакция его подопечных на представление. Я тоже была в театре и сидела рядом с Эшбой. В антрактах он переговаривался с земляками, а потом с юмором рассказывал, что они [были] шокированы слишком легким нарядом балерин, и поэтому спектакль им не нравится. А сам Эшба сказал: «Не правда ли, эти балерины похожи на пушкинские стихи – такие же легкие и изящные!»
Местом встреч сухумской колонии был абхазский павильон на выставке. Директором павильона был мой хороший приятель Николай Сергеевич Заклинский, и я себя там чувствовала как дома. Сюда я и пришла, удрученная приемом, какой мне оказали в МГУ. Мой рассказ слышал и нарком просвещения Абхазии Чанба [6]. Он, знавший мою семью, моего отца как участника революции 1905 года, возмутился: «Какое безобразие! Завтра я сам пойду с вами в приемную комиссию!»
На следующий день мы вступили в здание на Моховой: впереди Чанба в щегольской черкеске и я, сзади два его телохранителя в черных черкесках с красными башлыками, картинно приколотыми к плечам, в сапогах-чулках. При виде этого живописного зрелища приемная комиссия растерялась, и мне сказали: «Ну хорошо, приходите держать экзамен!»
<…> В те же годы организовалась группа «Перевал». Руководил ею критик Воронский. Группа издавала альманах «Перевал». Там печатались произведения многих наших студентов, в том числе напечатали и мои стихи, после чего я стала членом этой группы [29].
ПРИМЕЧАНИЯ
[4] Всероссийская сельскохозяйственная и кустарно-промышленная выставка открылась 19 августа 1923 года на очищенном от городской свалки мусора, благоустроенном и озелененном берегу Москвы-реки. Здесь было построено 225 павильонов. Через пять лет эта местность с живописным ландшафтом стала первым в СССР «парком культуры и отдыха», который сначала был назван Центральным, а с 1922 года получил имя М. Горького. К его территории присоединили парк бывшей Голицынской больницы и старый Нескучный сад, разбитый еще в 1826 году (именно здесь, как свидетельствует Рафальская, находился абхазский павильон выставки), а затем прилегающую часть Воробьевых гор.
[5] Эшба Ефрем Алексеевич (1893–1939) – советский государственный и партийный деятель, член РСДРП(б) с 1914 года, участник борьбы за Советскую власть на Кавказе, занимал ряд высоких должностей в партийном аппарате: возглавлял Сухумский окружком РСДРП(б) (1917) и Абхазский ЦИК (1921), был секретарем ЦК КП(б) Грузии (1922–1924), а позже членом ВЦИК и ЦИК СССР. Необоснованно репрессирован, реабилитирован посмертно.
[6] Чанба Самсон Яковлевич (1886–1937) – абхазский советский писатель, государственный деятель, член РКП(б)с 1921 года; нарком просвещения Абхазии (1921–1925, 1930–1932), член ЦИК СССР, председатель ЦИК Абхазской АССР (1925–1930); автор драматических произведений с историко-революционными сюжетами, повести «Сейдык» о колхозном строительстве, ряда новелл. Необоснованно репрессирован, реабилитирован посмертно.
[29] «Перевал» (1924–1928) – литературно-художественный альманах; вышло всего шесть номеров. В сборнике печатались студенты ВЛХИ М. Светлов, А. Веселый, М. Голодный, А. Ясный и др. Видимо, речь идет о стихотворениях Рафальской «Сухумские сонеты» и «Сентябрь», опубликованных во втором выпуске «Перевала» в 1924 году (С. 132–134) под псевдонимом Евг. Турская.
(Источник: http://www.literary.ru/literary.ru/.)
