Главная » Алфавитный каталог авторов » М » Кавказские предания о великанах, прикованных к горам

Всеволод Миллер

Кавказские предания о великанах, прикованных к горам

Журнал Министерства народного просвещения. СПб. 1883, №1. Ч. 225. С. 100-116.

Скачать в формате PDF (1,02 Mб)


HTML-версия:

Кавказские предания о великанах, прикованных к горам

Известно, что развязка трагической судьбы титана Прометея происходит, по представлению древних, где-то в Азии, и по видимому на Кавказе. Позднейшие мифографы Аполлодор и Гигин прямо называют Кавказский хребет местом, где Прометей был прикован к скале. Но и более древний автор, Эсхил, в известной трагедии «Скованный Прометей» указывает, хотя несколько глухо, на места Азии, соседние с скифами и сарматами. Олицетворение силы (Kpaxos), в диалоге с Гефестом, открывает трагедию словами: «мы пришли к отдаленному пределу земли, к скифскому пути, в недоступную пустыню». В этой глуши должен Гефест приковать Прометея к скале. В дальнейшем ходе трагедии хор оплакивает судьбу узника в следующих словах, которые содержат в себе указание на местность:

Все племена, что обитают
На лоне Азии священной,
С тобой скорбят, с тобой страдают
В твоей судьбе многоплачевной.
И девы Колхиды бесстрашные в битвах,
И скифов народ, что на крайнем пределе
Земли обитает, у вод Мэотийских,
И племя сарматов, любимцев Арея,
Живущее в граде высоком в воротах
Кавказа, та грозная рать, коей любо
Стучать заостренными копьями шумно.(1)

И так, если здесь и нет ясного указания на место заключения Прометея, то во всяком случае, по Эсхилу, его соседями были жители Колхиды (с юга), жители побережья Азовского моря и Кавказских гор (с севера). В более раннем изложении мифа у Гезиода не находим и таких указаний на местность. В Феогонии (ст. 522) говорится только, что Зевс привязал Прометея оковами к столбу, к середине его (так что Прометей висел между небом и землею).
Так упорно державшееся убеждение греков, что Прометей был прикован где-то на Кавказе, должно необходимо иметь какое- нибудь основание. Трудно думать, что только каприз воображения перенес в Азию, на Кавказ, древнего национального бога, в честь которого в Афинах ежегодно устраивались бега с факелами, и которого миф, связанный с ранними успехами эллинов в культуре был настолько популярен, что послужил сюжетом знаменитой трилогии Эсхила. Причина приурочения Прометея к Кавказу должна быть та, что эти места, по мнению греков, были как-нибудь связаны с его мифом. Действительно, еще до сих пор в некоторых местах Кавказа ходят предания о каком-то богатыре или великане, прикованном Богом к вершине горы. Мы рассмотрим ряд таких преданий в географическом порядке, двигаясь с севера на юг, и затем возвратимся к вопросу о причинах связи греческого мифа с Кавказом.
У кабардинцев до сих пор ходит предание о великане на горе Эльбрус. На вершине ее есть громадный шарообразный камень, на котором сидит старик с длинною до ног бородой, все его тело обросло седыми волосами, ногти на ногах и руках длинные и похожи на орлиные когти, красные глаза горят, как раскаленные угли. На шее, посредине тела, на руках и ногах тяжелая цепь, которою прикован он с незапамятных времен. Он прежде был близок к великому Тха (Богу) за свое благочестие, но когда думал свергнуть его и стать выше, то погиб в борьбе и прикован к скале на вечные времена. Немногие его видели, потому что доступ к нему сопряжен с большими опасностями; никто не мог видеть его два раза: «кто пытался этого достигнуть - погибал»(2). Старик находится большей частью в оцепенении, но когда пробуждается, то, прежде всего, обращается к сторожам: «Растет ли на земле камыш и родятся ли ягнята?», - спрашивает он. «Камыш растет и ягнята родятся», - отвечают ему сторожа. Великан приходит в бешенство, зная, что будет томиться до тех пор, пока земля не перестанет производить камыш и ягнят. С отчаяния он рвет на себе оковы, и тогда земля дрожит от его движений, цепи его производят гром и молнию, тяжелое дыхание - порывы урагана, стоны - подземный гул, а слезы его - та бурная река, которая с неистовством выбивается из подножья Эльбруса(3).
И так, подобно Прометею, черкесский великан терпит наказание от Бога, против которого он восстал.
Осетинское предание, которое нам привелось лично записать на Кавказе от старика осетина Таймураза Хетагурова из нартского общества, называет великана по имени и рассказывает случай, когда его видел один осетин. Привожу это предание в близком переводе:
Амиран - так звали богатыря - был насильник, и Богу в этом обида показалась. Поэтому Бог его хитростью поймал и велел запереть в пещеру. Один охотник сбился с пути и Бог его привел как раз к двери Амирановой пещеры. У пещеры была медная дверь; Бог ее отворил. Охотник вошел и видит: сидит Амиран и смотрит на него глазами величиной с бычьи хомуты(4). Охотник с испуга отшатнулся назад. «Не бойся, мое солнце, меня, я Амиран и связан божьим проклятием!», - сказал великан. Когда мальчик уверился (в своей безопасности) он сказал: «Какого ты рода, что ты за чудо, и что ты здесь делаешь?» «Я Амиран из рода Дарезанов(5), я был насильник, не давал покоя людям на земле, спорил с божьими дзаурами (ангелами, духами) и даже Бога самого ни во что ставил. Вот он развернулся надо мною и сюда меня пригнал, и здесь я стою привязанным. Если ты подашь мне перевязь моего меча, я тебе великое добро сделаю». Охотник схватился за перевязь его меча (лежавшего, вероятно, в стороне) тянет, тянет, но напрасно. «Будь милостив ко мне, не могу! Что я могу сделать?», - говорит охотник. «Привяжи одно предплечье к перевязи меча», - говорит Амиран, - «а другое предплечие протяни ко мне». Охотник сделал это. Амиран потянул и члены охотника затрещали. «Будь милостив ко мне, не вырви у меня душу!», - сказал мальчик. Амиран сжалился над ним и выпустил его. «Ступай», сказал он, - «и принеси мне вашу (домашнюю) цепь, унеси ее, не говоря ни слова и, когда побежишь, не смотри назад, а нето дверь моей пещеры захлопнется». Охотник исполнил приказание, схватил цепь и унес ее, не говоря ни слова. Но вслед за ним бросились родные и вся деревня: «Что за сумасшедший! Куда несет он цепь?», - кричали они. Мальчик пустился бежать, и уже ему мало оставалось до пещеры; но видно Богу не было угодно и мальчик посмотрел назад. Медная дверь пещеры захлопнулась и Амиран там остался на веки(6).
Другое сходное осетинское предание изложено г. Н. Дункель-Веллингом в статье под заглавием: «Осетинская легенда о Прометее». В примечании автор говорит: «Легенда эта слышана мною в Раче, в сел. Уцерго. Она также существует у осетин Мамисонского ущелья и подтверждается некоторыми другими рассказами»(7). К сожалению, в изложении автора легенда получила сильную фельетонную окраску. На счет этой окраски нужно отнести некоторые детали, слишком близко напоминающие греческого Прометея, мысль о котором несомненно водила пером автора. Нет, конечно, основания сомневаться в завязке легенды, в том, что некий пастух Бессо Симонишвили заблудился в горах близ Эльборуса, попал в незнакомую, глухую местность и услышал голос из расселины. Но можно сильно сомневаться в том, чтобы он увидел в расселине то, что его заставляет видеть автор: «Прямо против света, к громадному камню был прикован толстыми цепями красивый полунагой юноша. Прекрасные голубые глаза его выражали отчаяние, а от стонов и рыданий дрожал воздух темной пещеры; шелковистые золотые кудри в беспорядке лежали тучей на широких плечах, с которых висели обрывки пурпурной мантии, испещренной золотыми узорами; напряженные мускулы лица, рук и груди доказывали сверхъестественные усилия вырваться из цепей, а глаза, горящие отчаянием и злобою, выражали муки, которые терпел этот странный узник. Придя в себя от испуга, оправившись от удивления, Бессо увидел, что весь пол пещеры был усыпан монетами, золотыми и серебряными слитками,
оружием и драгоценными вещами, а в стене, против той скалы, к которой был прикован несчастный, был ввинчен обрывок толстой железной цепи, схватить конец которой напрасно старался бедный узник»... Жаль, что ради посредственной картинки, автору вздумалось так размалевать осетинского великана. К чему понадобилось сделать его юношей красавцем, с шелковистыми золотыми кудрями, с прекрасными голубыми глазами и одеть его пурпурной мантией? Конечно, ничего подобного не слышал автор от осетин и ничего подобного нет в других кавказских преданиях того же рода. Хорошо еще, что эти предания, записанные более научным образом, дают нам возможность проверить рачскую легенду в изложении г. Дункель-Веллинга. Нам приходится отбросить из нее и большую часть романтического разговора, завязывающегося между Бессо и узником, причем последний восклицает точно на сцене в мелодраме: «Духи злобы! Неужели века адских мучений недостаточны для искупления моего проступка?» Далее нужно отбросить и коршуна, по уверению узника, грызущего (sic) его внутренности. Можно оставить лишь сущность легенды, заключающуюся в том, что Бессо должен был подать узнику обрывок цепи, но он оказался слишком короток. Тогда узник просит Бессо сковать из старого железа цепь, прикрепить ее к обрывку и подать конец ему. Тогда он легко разорвет свои оковы. Бессо соглашается исполнить просьбу узника. Он возвращается в аул и собирает всякое старое железо, чтобы перековать его в цепь. Но односельцы, подозревая, что он нашел клад в горах, следят за ним, когда он понес цепи к пещере. Бессо уже видит издали грот, но вдруг скала с отверстием грота пошатнулась и повалилась в бездну. Бессо вскрикнул и упал без чувств на землю.
От осетин перейдем к ближайшим их соседям на юг, к грузинам. Подобно осетинам, они называют эльборусского узника Амираном. Он заключен на Ялбузе по слову Божью с незапамятных времен. Железная цепь, к которой он прикован, так крепка, что никакие силы не в состоянии ее разорвать сразу. Вместе с Амираном находится в пещере собака, которая без устали лижет оковы своего господина. Она давно бы их разлизала, если бы грузинские кузнецы ежегодно, в утро страстного четверга, не ударяли три раза о наковальню. От этих ударов цепь приобретает прежнюю крепость, и Амирану суждено освободиться от оков только в день второго пришествия(8). Отметим в этом предании новую подробность - пса, лижущего оковы узника, и обрядовые удары по наковальне в великий четверг. В другом варианте того же предания, сообщаемом г. Эминым(9) рассказывается о прикованном Амиране, что в великий пяток из недр земли выходит кузнец, сильно ударяет по утонченной цепи Амирана и она получает прежнюю толщину. Затем кузнец исчезает до следующего года. К тому же циклу относится имеретинское предание, сообщенное нам в Тифлисе князем В.С. Микеладзе. В Нижней Имеретии (Кутаисск. губ.) существует общераспространенная легенда о богатыре-узнике Рокапи, прикованном цепями к громадному чугунному столбу. Исполин силится вытащить этот столб из земли. Но с 14-го на 15-е августа (ночь эта в Имеретии известна под именем ночи ведьм), когда Рокапи делает последние усилия и близок к цели, прилетает маленькая птичка, которая садится на столб. Узник ударяет в это время громадным молотом по столбу, чтобы убить птичку, но напрасно: птичка улетает невредима, а столб вновь вбивается глубоко в землю. Таким образом, уничтожаются потребовавшие целого года усилия прикованного богатыря. К этому добавляют, что если Рокапи когда-нибудь удастся освободиться, то настанет конец миру.
Обязательности Г.Н. Потанина обязаны мы двумя следующими вариантами - грузинским и абхазским. Первый, сообщенный г. Демуриа со слов грузина Аслана Геловани, рассказывает подробности о том, за что был Амиран наказан Богом. Амиран был крестьянин Божий и потрму обладал неимоверною силою. Раз он воткнул в землю длинную палку и каждому из прохожих приказывал тащить ее из земли: кто не мог вытащить - отвечал головой. Палка была так глу-боко всажена, что никто не был в силах ее вытащить, и Амиран убивал всех беспощадно. Вот Бог принимает вид старца, сходит с неба и проходит мимо того места, где воткнута палка Амирана. Амиран кричит старцу вслед: «Погоди, вынь палку, а не то, - убью!» Бог отвечает: «Где мне старцу, вытащить палку!» Но безжалостный Амиран, как раненый лев, бросается на старика. Тот быстро одним пальцем вытаскивает палку и налагает на Амирана проклятие. Создав на горе стеклянный дом, Бог наложил на Амирана оковы, заключил его в дом и положил неподалеку от него его меч. Ворота дома отворялись раз через каждые сто лет. У Амирана была маленькая собака, которая ежедневно лизала цепь, и к великому четвергу цепь готова была разорваться; но утром на рассвете этого дня кузнецы ударили по наковальне молотами, и цепь снова становилась целою. Однажды мимо Амиранова дома, в то время когда ворота были отворены, проходили крестьяне, и увидя Амирана пустились с испуга бежать. Тогда Амиран зовет их к себе, говоря, что он так же, как и они, создан Богом. Крестьяне, поразмыслив, вернулись; Амиран принял их ласково, осведомился о их житье-бытье и спросил их: «Что это вы запрягаете восемь пар волов в какую-то палочку и ходите по полю?» «Это плуг», - отвечают крестьяне, - им мы пашем землю и добываем хлеб». Амиран просит у них хлеба, и взяв кусок, сильно жмет его рукою; из хлеба потекла кровь. Потом он берет свой хлеб, данный ему Богом, и при давлении из хлеба потекло молоко. Когда крестьяне собрались домой, Амиран попросил одного из них принести ему бичевую (которая употребляется для запрягания волов в плуги) и сказал, чтобы, возвращаясь обратно к стеклян-ному дому, крестьянин не оглядывался назад; в противном случае ворота затворятся. Крестьянин, достав бичевую, идет к Амирану; но жена его идет за ним и просит сказать ей, куда и зачем он идет. Своим приставанием она надоедает ему до того, что он, рассердившись, обращается назад и прогоняет ее домой. Вот приходит он к тому месту, где был Амиран, но не находит его: Амиран исчез неведомо куда. Теперь эту гору, которая находится в Джавахетии, называют горой Амирана. Впрочем, горою Амирана называют также и Эльборус, и Арарат.
Заметим, что в этот вариант об Амиране вошли черты из других кавказских преданий о великанах. Параллель давлению хлеба находится, например, в наших Осетинских Этюдах (ч.1, отд.Ш №1 и отд.1 №12).
Абхазский вариант, также сообщенный Г.Н. Потанину г. Демуриа, содержит в себе ту подробность, что Амиран был прикован Богом к Эльборусу в верховьях речки Хадзильги (?). При Амиране его пегас (рашь), который грызет его цепи. Когда цепь становится уже весьма тонкою, стоящая тут женщина в черной одежде прикасается к ней палкою, и цепь становится целою. Амиран был воспитан абхазцем из рода Цицибаевых. Цицибаевы пошли однажды вверх по реке Хадзильги, чтобы посетить Амирана, но не могли дойти до него: они только слышали его голос. Он спросил их: «Растет ли у вас папоротник (гвимра)?» «Ничего нет обильнее папоротника», отвечал Цицибаев. «Это несчастие, сказал Амиран; - «а есть ли у вас рыжеволосые люди?» «Есть». «И это несчастие; а есть ли у вас виноградные лозы, перекинутые над тропинками?» «Есть». «И это несчастие». Говорят, Амирану последнее неприятно, потому что люди, проходя под лозами, должны наклоняться и как бы невольно чрез это кланяются Богу.
Обрядовые удары кузнецов существуют и у армян, причем приводятся в связи с армянским Прометеем - Артаваздом. Моисей Хоренский в своей истории Армении сохранил любопытное предание, почерпнутое из народных уст. Рассказав о смерти и погребении Армянского царя Арташеса, современника императора Адриана, он прибавляет(10): О нем гохтенские певцы поют так: «Во время смерти Арташеса, много было пролито крови по обычаю язычников; огорчился Артавазд (его сын) и говорит к тени отца: «Ты ушел, отец, и унес с собою всю нашу землю; как же мне царствовать над развалинами?» За это Арташес проклял его, говоря: «Если ты пойдешь на охоту на свободный Масис(11), тебя захватят духи(12), повлекут на свободный Масис, там останешься и света не увидишь более». Старухи рассказывают про него, - продолжает Моисей Хоренский, - «что две собаки беспрестанно грызут его цепи, и он силится выйти и положить конец миру, но что от звука ударов молота кузнецов снова оковы укрепляются. По этому самому даже и в наше время многие из кузнецов, следуя легенде, ударяют (молотом) о наковальню, чтобы укрепились, как говорят, цепи Артавазда... Другие говорят, что при рождении приключилось с ним несчастие, и полагают, что женщины из рода Аждахака заколдовали его; почему и Арташес долго и жестоко пытал их. Это самое так повествуют певцы в легенде: «Дракониды украли младенца Артавазда и дэва положили на его место».
Ученый переводчик замечает, что между персидскими армянами, поселившимися в Джульфе, предместий Испагании, до сих пор существует следующий обряд у кузнецов: в субботу вечером, перед тем, как запирать кузницу, кузнец с молотом подходит к наковальне и со всего размаху три раза ударяет по ней(13).
О распространении сказаний того же цикла у армян свидетельствуют другие варианты, приводимые г. Эминым. Одна легенда называет прикованного великана Шидаром, сыном Артавазда. «Жил был царь Армянский, по имени Артавазд. У него был сын помешанный по имени Шидар. Артавазд, умирая, не передал царства Шидару, так как он был сумасшедший. По этой причине пошла смута по нашей земле и немало было разорений. Раз Шидар садится на коня, приказывает трубить в трубы и возвестить, что он желает царствовать, сам же с избранными всадниками отправляется на охоту. И только что въехал он на речной мост, нечистый дух тотчас потряс его, и он упал в реку и исчез. И всадники распустили слух, что боги Шидара схватили его и заключили в черную гору, в старший Масис, наложив на него оковы. Две собаки - одна белая, другая черная - непрестанно лижут цепи Шидара. К концу года цепи эти делаются тонки, как волос. Если они порвутся, Шидар выйдет и уничтожит нашу землю. Для предотвращения этого, кудесники постановили, чтобы в исходе года, в первый день месяца навасарда, все ковачи, какой бы работой ни были заняты, ударяли три раза по наковальне, дабы оковы Шидара, дошедшие до тонины волоса, толстели и кричали: «иначе выйдет Шидар и уничтожит нашу землю».
Между турецкими армянами ходит подобное предание, приуроченное к местности Вана. На востоке от Ванской крепости виднеется небольшой горный хребет с тремя вершинами, из которых средняя называется дверью Мхера. Она представляет собою гладко обтесанную скалу, имеющую вид двери, на которую сверху падает каплями какая-то черная влага. Легенда гласит, что там за дверью, по божьему повелению, заключен Мхер со своим конем... За тою дверью находится колесо, приводящее землю с небом во вращательное движение. Мхер, не отводя глаз от колеса, пристально смотрит на него. Когда колесо остановится, Мхер получит избавление, выйдет и разорит мир.
Армянское сказание представляет любопытный пример наслоения древних эпических мотивов на историческое имя, и сам Моисей Хоренский, указывая на свои источники, облегчает нам работу. По его свидетельству, смерть проклятого отцом Артавазда произошла так: «Несколько дней спустя после восшествия на престол Артавазд, во время переезда через мост города Арташата, чтобы идти на охоту на кабанов и онагров, внезапно впал в помешательство, и в этом состоянии долго носился на коне без цели, пока наконец упал в глубокую пропасть и пропал без следу».
Этой странною и таинственною смертью царя воспользовалась народная фантазия и переплела события знакомыми мотивами прежних мифических преданий. Артавазд отожествился с персидским Зохаком (у Фирдуси) или древне-иранским змеем Аждахака, упоминаемым в Авесте. Известный древний миф борьбы национального героя или бога со змеем, духом тьмы и зла, принимает у Иранцев политическую окраску: змей переходит в личность тирана, и от гнета этого тирана освобождает Иран какой-нибудь национальный богатырь. На эту работу народной фантазии указывает сам Моисей Хоренский, приводя народное предание, что Артавазд был околдован женщинами из рода Аждахака; он был подменен еще младенцем: «Дракониды украли младенца Артавазда и дэва положили на его место». Таким образом, для народа Артавазд стал уже дэвом, из рода Аждахака, первоначально змея, а затем Медийского царя, национального врага Ирана и Армении. Этому Аждахаку, врагу Кира и его армянского современника и друга Тиграна, Моисей Хоренский посвящает несколько глав (I кн. главы XXIV - XXIX включ.), в которых некоторые исторические черты переплетены ирано-армянскими народными мифами. Для нас любопытно только двойственное предание о смерти Аждахака: по одному преданию, Аждахак был убит в бою Тиграном. По другому, парсийскому пре-данию, занесенному в виде дополнения к 1-й книге, «какой-то Руден (очевидно Феридун Шахнаме и Орайтаона Зендавесты) связывает Аждахака цепями, уводит на гору, называемую Дэмбавендом (Демавенд)... ведет Бюраспа (собств. имя Аждахака - Авесгийск. Вае- varaspa) в пещеру горы, заключает его в оковы и сам становится скалою у входа пещеры. Устрашенный Бюрасп повинуется своим оковам и не смеет выйти и опустошать землю»(14).
Таким образом, уже из материала, доставляемого Моисеем Хоренским, можно вынести тождество предания о заключении Артавазда на Арарате (Масисе) с иранским преданием о заключении Аждахака на Демавенд; но мы все-таки рассмотрим иранские предания на основании иранских источников, потому что найдем в них указание на повод к эпическому отождествлению Артавазда с Аждахаком.
Вот сущность истории Зохака у Фирдуси (X в.). После Тахмураса (в Зендавесте Тахмоурупа) на престол Персии вступил сын его Джемшид (в Зендавесте Иима-хшайто). Он царствовал 700 лет, ему подчинялась вселенная, повиновались дивы и пери. Он был царем- строителем, введшим культуру к персам; он научил их изготовлять оружие, шить одежды, разделил подданных на сословия, строил здания и корабли. Так протекли триста лет, в течение которых люди не знали смерти, не имели понятия о труде (sic) и повелевали дивами, как рабами. Но счастье подействовало неблагоприятно на царя: он стал надменен и требовал себе поклонения. Тогда божественная благодать оставила его.
В это время в земле Тази (в Аравии) царствовал благочестивый царь Мердас, имевший сыном Дохака или Зохака, прозванного также Пейвераспом (владетелем 10.000 коней). Однажды к Зохаку явился Иблис (Ариман) и внушил ему желание овладеть престолом. В саду была выкопана глубокая яма, сверху покрытая соломой. Туда по неосторожности упал старик отец, и Дохак овладел престолом чрез отцеубийство. (Отметим здесь, что и Артавазд дурно относится к своему отцу и подвергает его проклятию. Быть может, это было одним из поводов к перенесению на Артавазда и других черт мифа о Дохаке). Иблис, приняв образ красивого юноши, вступил поваром на службу Зохака и стал кормить его мясом, а до того времени люди вкушали только растительную пищу. В награду за службу, Иблис просил позволения царя поцеловать его в плечи. От поцелуя духа тьмы на плечах царя выросло по черной змее. Таким образом, в легенде человек-царь постепенно возвращается к своему первообразу - змею. Зохак ищет средство отделаться от змей, велит их срезать, но они снова вырастают. Тогда явился Иблис в виде врача и советовал Зохаку кормить змей человеческим мозгом, чтобы их успокоить. Этим он думал обезлюдить мир.
Вследствие возмущения иранцы отложились от Джемшида и провозгласили царем Зохака. Джемшид бежит, скрывается в течение ста лет, наконец, попадается во власть Зохака, который велит распилить его надвое пилою. Зохак царствует 1000 лет, совершая бесчисленные злодейства: ежедневно приносятся в жертву его змеям два человека. Между тем из рода Джемшидова родится Феридун, будущий убийца Зохака. Отец его, Абтин, был убит Зохаком, но мать - Фиранек - спасает младенца в лесу, где его кормит чудесная корова Пурмаиэ. Затем мать с ребенком удаляется в Гиндустан к горе Альбурзу, и отдает сына на воспитание пустыннику. Вслед затем Зохак приходит в лес и убивает Пурмаиэ. На 16-м году Феридун сходит с Альбурза и спрашивает мать о своем отце. Фиранек рассказывает ему, что он происходит от царственного рода Тахмураса, что их преследует Зохак, убийца отца его Абтина. Феридун клянется отомстить Зохаку. Обстоятельства благоприятствуют его намерению. Семнадцать сыновей испаганского кузнеца Каве были съедены змеями Зохака; у Каве хотят отнять 18-го сына. Отец призывает народ к восстанию и вместо знамени прикрепляет к древку копья свой кожаный передник. Так произошло государственное знамя Ирана. Около Каве собираются многочисленные дружины и кузнец вызывает Феридуна быть их предводителем. Феридун является вооруженным булавой с изображением коровьей головы (в воспоминание Пурмаиэ) и выступает против Зохака(15). После ряда похождений, наконец, Феридун поражает Зохака булавой, но по приказанию ангела Сероша не убивает его, а везет к горе Демавенду. Здесь приковали Зохака к скале в глубокой пещере, где он время от времени выражает свое бешенство землетрясениями(16).
В заключение приведем любопытное свидетельство путешественника Морьера о местных преданиях у Демавенда(17). «В городе Демавенде, у подошвы соименной ему горы, замечаются развалины, носящие название замка Зохакова, и 31-го августа бывает праздник в память низвержения тирана. В этот день все жители, как из города, так и всего Демавендского округа, собираются и предаются общему веселью; они разъезжают верхом на конях и лошаках; окрестность оглашается радостными криками, а вечером город и все дома освещаются. Местное предание говорит, что юноша решился убить Зохака, который жил у вершины Демавенда и ежедневно приносил по два человека на пожрание находившимся на его плечах змеям; в случае успеха предприятия, герой обещал зажечь огонь на ближайшей вершине. Умертвив Зохака, он на самом деле развел условленный огонь, в память чего и бывает ежегодное освещение... Равно существует поверье, что скованный Зохак живет в подземной горной пещере и причиняет землетрясения, часто случающиеся в этой стране».
Припоминая теперь все вышеприведенные азиатские сказания - черкесские, осетинские, грузинские, армянские и иранские - мы замечаем, что личность, за которою мы начали следить, как за великаном, прикованным божеством к скале, мало-помалу превращается в змея, а в божестве, приковавшем его, обнаруживается широко распространенный во всех народных сказаниях тип бога или богатыря змееборца. Таким образом, мы имеем возможность разбить все эти легенды на две группы: в первую войдут многочисленные легенды о змее, заключенном богом или богатырем под какой-нибудь горой; во вторую - легенды о великане, прикованном к скале в какой- нибудь горной пещере. Последовательное обращение древнего змея, иранского Ажидахака (ведийского Ahi), в царя Аждахака и затем в царя Зохака наглядно показывает, что сказания первой группы древнее сказаний второй. Но в истории народных сказаний происходит редко такое явление, чтобы новый вид сказания вполне вытеснил прежний; напротив, обыкновенно прежний продолжает по местам существовать одновременно с новым и переходные формы часто не сохраняются. Так, у древних греков, развивших сказание о Прометее, сохранилось и сказание, которое мы отнесли к первой группе - сказание о Тифоне. Аналогия между последним и Прометеем была ясна и для Эсхила; в трагедии «Скованный Прометей» (стр. 347 и след.) он влагает в уста олицетворенного Океана, утешающего Прометея, Рассказ о Тифоне: «Я видел землерожденного Тифона, некогда жившего в Киликийских пещерах, и сжалился над воинственным чудовищем, стоглавым, подвергавшим насилию других; он воевал против богов, изрыгая смерть из страшных зевов; из глаз его сверкала горгонская молния и, казалось, он овладеет могуществом Зевса; но настигла его бдительная стрела Зевса, стремительная молния, изрыгающая пламя; громкие вопли выбила она из него; в самое сердце пораженный, опален он был молнией, и оглушенный громом утратил он силы. А ныне немощное, отверженное тело его лежит у морских теснин под подножием Этны; на вершине же кует расплавленную массу Гефест; но оттуда некогда вырвутся потоки огня, пожирая дикими челюстями обширные посевы плодовитой Сицилии...
Конечно, мы не станем рассматривать Прометея таким, каким его впоследствии сделала фантазия греческих поэтов-философов, то в этом благодетеле и заступнике человеческого рода трудно открыть змеиное происхождение. Но нужно вспомнить некоторые черты, сохранившиеся в культе и местных преданиях, и тогда это родство станет уже значительно яснее. Прометей принадлежит к породе титанов, этих врагов олимпийским богам, наравне с Бриаревсом, Атлантом и другими. Как Тифон - олицетворение земного огня, заключенного в недрах огнедышащих гор, так и Прометей носит эпитет огненосного бога (о тшрсророс; veoq) и приносит огонь с неба на землю, хотя огонь, принесенный им, уже стал символом культуры, а не истребления, как стихийный огонь Тифона-Дахаки. В честь Прометея, древнего бога огня, в Афинах ежегодно устраиваются бега с зажженными факелами, причем победителем остается тот, кто первый со своим факелом достигает цели(18).
Родство Прометея с Тифоном видно далее и в роли Гефеста при борьбе Зевса с тем и другим. Гефест, этот олимпийский кузнец, устроил свою кузницу над трупом Тифона; он же, по повелению Зевса, как это видно из начала трагедии Эсхила, приковывает Прометея к скале. Отметим азиатскую параллель Гефесту в личности ведийского Kavya usana, сопровождающего Индру в бою его с змеем Ahi и выковывающего ему Перун, и иранского, испаганского кузнеца Каве, поднявшего знамя восстания против Зохака. Память об этом кузнеце-змееборце (ср. русскую легенду о Кузьме и Демьяне и Борисе и Глебе) сохраняется в обрядовых ударах испаганских и армянских кузнецов по наковальне, с целью укрепить оковы скованного великана-змея. Эти удары раздаются не только на востоке, но и на западе в Германии, что свидетельствует о глубокой древности обряда. Так, в некоторых местностях в Тироле вечером накануне праздников кузнецы ударяют три раза по наковальне, чтобы прикрепить цепи Луцифера, который иначе может вырваться наружу и перевернуть мир. В других местах, например, в Вильдшёнау, место Луцифера заступает волк, сидящий на тройной железной цепи за девятью железными дверями. В Вальдкирхен, в нижней Баварии, последний оставляющий кузницу кузнец ударяет раз по наковальне, чтобы черт не мог перепилить своей цепи. Он пилит постоянно, так что ко дню св. Иакова (25 июля) цепь становится тонка, как нитка. Но в этот день, если исполняется обряд, цепь снова утолщается(19). Перенесение роли древнего змея на диявола находим, по свидетельству Гана, и у албанцев. По их сказаниям, черт прикован огромною цепью к скале. Он гложет цепи в течение целого года, и к великой субботе звенья ее так тонки, как бобовые листья; но в Светлое воскресенье приходит Спаситель и приковывает диавола новою цепью(20).
К переходному типу между змеем и человеком принадлежит скандинавский Локи, которого связь с древне-арийским змеем указана Маннгардтом(21), и сходство с греческим Прометеем развито Ганом(22). Подобно Тифону и Прометею, Локи, за смерть Бальдура, прикован Тором в пещере над тремя утесами. Над головою его боги прикрепили ядовитого змея, которого яд постоянно каплет узнику на лицо. Жена Локи Sigyn держит над капающим ядом таз, но когда он переполняется, то несколько капель падают на Локи, и он корчится так сильно, что сотрясает всю землю. От этого происходят землетрясения.
Другую группу легенд, в которых змей заменен уже великаном, представляют, кроме греческого, сказания черкесское, осетинское, абхазское и грузинское об Амиране. К этой группе относится множество немецких сказаний о древних царях Карле Великом, Барбароссе, спящих глубоким сном в недрах какой-нибудь горы. Эти славные национальные короли, которым суждено проснуться в отдаленном будущем, когда мир переменится, и воспрянуть к новой деятельности. Так в Кифгэйзере до сих пор сидит Фридрих Барбаросса и будет сидеть там до страшного суда. Когда он выйдет, то повесит щит свой на сухое дерево, которое немедленно распустится и зазеленеет. Тогда наступят лучшие времена.
Как кабардинский эльборусский узник спрашивает своих сторожей: родятся ли еще ягнята и растет ли камыш на земле, так немецкий император, пробуждаясь по временам от сна, спрашивает: летают ли еще вороны вокруг горы? На утвердительный ответ он говорит: «Видно, еще мне спать сто лет!»(23).
В заключение возвращаемся к поставленному нами вопросу об отношении греческого Прометея к кавказскому, и ответ на этот вопрос вытекает сам собою из ряда рассмотренных родственных сказаний. Греки, подобно другим арийским народам, вынесли из Азии широко распространенный чуть ли не у всех народов миф о борьбе бога света с змеем, о победе первого над вторым и о заключении змея под гору. Последняя форма сказания развилась особенно у народов, знакомых с волканами. Затем у греков же были представления о нисшествии земного огня с неба, причем божество, принесшее людям огонь, в течение времени, при смене древних верований новыми и прежних богов новыми типами (Олимпийцами), становится, таким образом, соперником новому миродержцу Зевсу и переходит в разряд титанов, бунтовщиков, приравниваясь вследствие этого к древнему змею. Понятно, что этого древнего бога огня, при новом порядке вещей, должна постигнуть судьба древнего змея, и прежний миф наслояется на другое лицо. Как соперник Зевса, Прометей так же должен быть прикован к скале, как был некогда скован Тифон, соперник того же Зевса.
Такова канва типа Прометея, хотя, конечно, эта канва еще не может объяснить нам всех художественных узоров, выведенных по ней артистическою и философскою мыслью греков. Работа грека покажется нам особенно высока, если мы сравним тип Прометея, как он изображен Эсхилом, с разными чудищами Востока - Зохаком, Амираном, Рокапи, Шидаром, Мхером, которые, несомненно, однако представляют его ближайшую родню. Греки перенесли место наказания своего героя на Кавказ. Но едва ли это объясняется азиатским происхождением Прометея. Нам кажется вероятнее, что географическая подробность, которой притом нет у Гезиода, явилась позднее, когда миф уже сложился, и объясняется тем, что вследствие сношений с Кавказом греки могли услышать там предания о прикованном к скале великане и увидеть в последнем своего Прометея. Мы знаем, например, что они же заставляли путешествовать своего Геракла по всем известным землям, едва только находили в туземных преданиях черты, напоминавшие им их национального полубога. Вспомним также, что армянское предание о прекрасном царе Аре попало в сочинения Плутона. Все это может подтвердить наше объяснение локализации Прометея на Кавказе.

--------------------------------------

Примечания:

1 Эсхил. Скованный Прометей. Стр. 410-424. Стихотворное переложение принадлежит профессору В. Г. Зубкову.
2 Газета Кавказ 1846 г. N9 35, стр. 140, статья Султан-хана-Гирея: Мифология черкесских народов.
3 Профессор горного института И.В. Мушкетов сообщил нам из личного наблюдения, что западная вершина Эльбруса, если смотреть не нее с востока, с ледника Азау, сильно напоминает своим очертанием профиль исполинской человеческой фигуры.
4 Деревянные обручи, надеваемые на шею быкам.
5 Семья богатырей, часто являющаяся в нартских (богатырских) сказаниях.
6 См. наши Осетинские этюды, стр. 68 и след.
7 Газета Кавказ 1859 г., № 20.
8 Дубровин, История войны и владычества русских на Кавказе, т. 1, кн. 2, стр. 159.
9 Н. Эмин, Моисей Хоренский и древний эпос армянский. Москва 1881 г. стр. 78.
10 История Армении Моисея Хоренского, пер. Н.Эмина, гл. 62, стр. 130.
11 Масис - гора Арарат.
12 Кадж на древнейшем языке армян значило дух, по мнению г. Эмина
13 Н. Эмин, Моисей Хоренский и древний эпос армянский, стр. 76 и след.
14 См. перевод г. Эмина, стр. 72.
15 Услуга Каве была щедро вознаграждена Феридуном: он сделал его начальником части войска и его потомки составляют знатнейший род в Персии.
16 Spiegel, Eran. Alterthumskunde, I, p. 530-549; Зиновьев, Эпические сказания Ирана, стр. 53, след.
17 Morier, Second joumney, p. 357; приведено у Зиновьева, стр. 60.
18 Pausan. I, 30.
19 См. другие подробности у Mannhardt, Germanische Mythen, p. 87.
20 Alban. Studien, I, 156.
21 О. c., pp. 84 и след.
22 Sagwissenschafiliche Studien, pp. 140 и след.
23 Grimm, Deutsche Sagen, № 23, 28.

-----------------------------

Опубликовано: Журнал Министерства народного просвещения. СПб. 1883, №1. Ч. 225. С. 100-116. 

(Печатается по изданию: Абхазия и абхазы в российской периодике.../ Сост. Р. Агуажба, Т. Ачугба. Кн. 2. С. 83-98.)