М. Л. Кулова
Статьи:
К проблеме этнической и межконфессиональной толерантности у народов современной Абхазии
В статье предлагаются основные выводы из исследования истории и особенностей формирования этнической и межконфессиональный толерантности у абхазов и других народов современной Абхазии.
Ключевые слова: Абхазское княжество, абхазское население, конфессиональность, переселенческая политика, план заселения, толерантность, синкретизм.
Работа представлена кафедрой отечественной истории Карачаево-Черкесского государственного университета им. У. Д. Алиева. Научный руководитель – доктор исторических наук, профессор Г. В. Смыр.
M. Kulova
ON ETHNIC AND INTER-CONFESSIONAL TOLERANCE AMONG THE NATIONS OF MODERN ABKHAZIA
The paper presents the main conclusions of the research on the history and features of forming of ethnic and inter-confessional tolerance among the Abkhazians and other nations of modern Abkhazia.
Key words: Principality of Abkhazia, Abkhazian population, confessionality, emigrant policy, settlement plan, tolerance, syncretism.
В литературе по истории Абхазии указывается, что до начала 1860-х гг. Абхазия состояла почти исключительно из коренного абхазского населения, среди которого были последователи традиционной (автохтонной) религии, раннего (до раскола) и православного христианства по Абхазской епархии, которая являлась органической частью Константинопольского патриаршего престола, и ислама суннитского толка. После вступления в 1810 г. Абхазского княжества под политическое покровительство Российской империи среди части абхазов было восстановлено православное христианство по послереформенной русской церкви.
Все эти конфессии абхазов по конечному результату проявлялись не только в форме языческо-христианско-мусульманского синкретизма и в рамках традиционной абхазской культуры и единства в развитии этнической самобытности и национально-государственных интересов, толерантности, но и межконфессионального согласия. А Российская империя, конечно с учетом значительности влияния и роли автономного Абхазского княжества и владетеля Михаила Чачба-Шервашидзе на народы Северного Кавказа, до начала
1860-х гг. проявляла своеобразную веротерпимость, хотя поощряла морально-правовыми и материальными льготами переход мусульман в православное христианство. Однако после завершения Кавказской войны в мае 1864 г. Россия начала вести по отношению к Абхазии и ее аборигенам-абхазам политику «особо свирепую» (В. А. Гурко-Кряжин) [3, с. 11] и «кнута» (С. З. Лакоба) [4, с. 84].
Так, например, в июне 1864 г. Россия упразднила автономное Абхазское княжество. Абхазия была переименована в Сухумский военный отдел (с 1883 г. Сухумский округ) Российской империи. Царь Александр II одобрил представленный наместником на Кавказе Михаилом Романовым план заселения казаками территории от устья Кубани до Ингура. Последний владетель Абхазии Михаил Чачба-Шервашидзе был арестован в ноябре 1864 г. и выслан в Воронеж, где и скончался в апреле 1866 г. Восстание возмутившихся абхазов в селе Лыхны (до 20 тыс. человек) подавлено военной силой, а сын последнего владетельного князя Абхазии Михаила Чачба-Шервашидзе князь Георгий Чачба-Шервашидзе был выслан в войска Оренбургского военного округа. Более того, после лыхненского 1866 г. восстания абхазов на Абхазию обрушилась волна репрессий. Часть руководителей движения была казнена, многие видные абхазы высланы в Центральную Россию и Сибирь. Абхазское население полностью покинуло Дальское ущелье и Цебельду.
Активная высылка повстанцев во внутренние губернии Российской империи происходила и в 1877–1880 гг. Репрессивная колониальная политика привела к новой мощной волне насильственного переселения абхазов в Турцию.
В результате всех этих событий, особенно после трагических событий 1877 г., известных в народе под названием «большое махаджирство», – вынужденное переселение (до 50 тыс.) абхазов в Турцию, в полностью безлюдной центральной Абхазии от р. Кодор до р. Псырцха и в других местах, основали свои села армяне, болгары, греки, немцы, русские, эстонцы и др., а масса безземельных крестьян Западной Грузии обосновалась в Центральной Абхазии, в селах Мерхеул (1879), Беслетка (1881 г.), Акапа (1882 г.), Келасур, Пшап (1883 г.) и др. Позже благодаря усилиям меньшевистского правительства Грузии грузинские поселения появились в Гагре, Гумисте (около Сухума), а также в горных селах Псху и Цабал.
Массового размаха переселенческая поли тика достигла и по плану правительства ССР Грузии и ЦК КП Грузии.
В результате Абхазия стала многонациональной. Об этом свидетельствует следующая динамика национального состава населения Абхазии по данным переписи с 1886 по 1989 г. (в тыс. чел.) (табл. 1).
Вместе с превращением Абхазии в пестрый в этническом отношении регион Кавказа она (Абхазия) стала и многоконфессиональной. Резко изменилась не только этнодемографическая ситуация, но и религиозно-конфессиональная тоже. Каждый народ (армяне, греки грузины, мегрелы, немцы, русские, сваны, эстонцы и др.) продолжал верить в религию своих предков и по церкви (мечети) своего этноса.
Бурная деятельность представителей грузинского духовенства в Абхазии, где коренному абхазскому населению навязывались непонятное богослужение и грузинский язык, а многие абхазские фамилии мегрельскими священниками записывались на грузинский лад, не дала желаемого результата. Абхазы как не были последователями православного христианства по грузинской церкви, так и не стали.
Даже в советское время, когда были закрыты более 140 церквей, куда ходили абхазские и русскоязычные верующие, а их священники, в основном русские и абхазы, репрессированы, на всей территории Абхазской АССР действовали лишь шесть грузинских церквей, абхазские православные христиане по русской церкви не ходили в церковь, соблюдали скрытно кое-какие обряды и праздники.
Динамика национального состава населения Абхазии по данным переписи с 1886 по 1989 г. (тыс. чел.)
Таблица 1
«Между тем с конца XIX в. царское правительство в отношении, абхазов стало проводить новую политику. Политика “кнута”, столь характерная для периода 1810–1880 гг., сменилась политикой “пряника”» [4, с. 84]. Власти пришли к заключению, что вместо планируемой в Абхазии русской колонизации произошло массовое грузинское заселение, представители которого быстро прибирали к рукам экономические рычаги в крае. Переселенцы из Грузии владели землей на правах арендаторов в основном около Сухума и в Самурзаканском участке, быстро заселяли места вблизи дорог, различные приморские пункты, связанные с оживленной торговлей.
В целях «охранения Сухумского округа» от грузинских переселенцев проводники официальной политики незадолго до революции
1905 г. ужесточили меры против наплыва в него менгрельцев, которые «порабощают край в экономическом отношении».
Вдохновители колониальной доктрины, встречая в лице переселенцев-грузин барьер на пути распространения своего влияния в Абхазии, выработали для них «особые правила»: ограничили возможности проживания в Сухуме, Гудауте, Очамчыре и усложнили процедуру приобретения земельной собственности. Но ограничительные административно-полицейские меры не принесли ожидаемых результатов.
С одной стороны, в конце 1890-х гг. – начале XX в. поток переселенцев из Западной Грузии не прекращался.
Немалую опасность укреплению русского присутствия имперская Россия усматривала в бурной деятельности грузинской церкви, пытавшейся распространить свое влияние на абхазское население. В связи с этим решением Синода в 1892 г. была основана Комиссия по переводу богослужебных книг на абхазский язык. Активное участие в ее работе принимала группа абхазских священников и учителей.
В 1907 г. прошли торжественные богослужения на абхазском языке в древних Лыхненском и Моквском соборах. В связи с такой ситуацией еще в 1901 г. епископ Сухумский представил в петербургский Синод проект выделения его епархии из Грузинского экзархата.
Однако Русско-японская война (1904–1905 гг.) и разразившаяся революция помешали осуществлению этого уже решенного вопроса. Проект выделения епархии в самостоятельную ставился неоднократно – в 1907–1908 гг. и 1912–1915 гг. Очевидно, что такая самостоятельность епархии обособила бы и Сухумский округ, оградив его от грузинского влияния. Первый шаг в этих целях был сделан принцем А. П. Ольденбургским, который отстроил в Гагре прекрасную климатическую инстанцию (1901–1903 гг.). Его стараниями в 1904 г. Гагра и ее окрестности были выделены из состава Сухумского округа и присоединены (от р. Бзыбь) к Черно морской губернии. Позднее, в феврале 1914 г., перед наместником кавказским был поднят вопрос о преобразовании Сухумского округа в самостоятельную губернию. Первая мировая война вновь помешала осуществить эту реформу.
Не удивительно, что вслед за Февральской революцией в России в Сухуме в мае 1917 г. на съезде духовенства и выборных мирян абхазского православного населения был решен вопрос об автокефалии Абхазской церкви. Съезд обратился к Синоду и российскому Временному правительству, однако провозглашенная автокефалия Абхазской церкви не получила дальнейшего оформления.
Использованные и учтенные факты и явления в истории превращения Абхазии в один из самых многонациональных и многоконфессиональных регионов позволяют заключить следующее.
Первое. Между коренными абхазами и поселенными русскими и грузинскими властями народами не зафиксированы межнациональные и межконфессиональные конфликты. Все народы Абхазии проявляли взаимную толерантность и веротерпимость.
Второе. Независимо от национальности и исповедуемой религии рядовые граждане всегда были едины в решении главных исторических и культурных проблем Абхазии.
Третье. Именно единство абхазского, армянского, греческого, русского, значительной части грузинского населения Абхазии облегчило установление советской власти в крае 4 марта 1921 г. Утверждение советской власти
воспринималось народами Абхазии как избавление от репрессий и вмешательства Грузинской Республики.
И самое главное, именно единство и толерантность абхазов и других народов Абхазии способствовали тому, что «в сохранившихся островках абхазского мира этническая традиция продолжала свое полнокровное функционирование» [1, с. 9]. Более того, абхазы, правда с большими потерями, в том числе своей государственности, Абхазского царства (VII– X вв.), Абхазского автономного владения в составе России (1810–1864 гг.), ССР Абхазии (1921–1931 гг.), несмотря на насильственно-принудительное выселение значительного большинства населения (75%) в Турцию во второй половине XIX в. [3, с. 41], на непрерывную с 1860-х гг. и до распада СССР бурную деятельность грузинского духовенства, агрессивной политики правительства Грузии мрачного
и кровавого периода сталинизма и тяжкие последствия рекомендации Сталина ассимилировать абхазов на месте, планы (1941–1942 гг. и 1949–1951 гг.) Л. П. Берии по депортации из Абхазии в Сибирь всего абхазского населения [5, с. 88–108], других исторических катаклизмов, дожили до 90-х гг. XX в.
В заключение заметим, что сегодня в поиске народом Республики Абхазии собственной национально-государственной идентичности, достойного места в сообществе народов и государств задействованы все факторы: геополитический, хозяйственно-экономический, национально-культурный. Свое место среди них занимает и религиозный фактор. Постоянно возрастает роль этнической и межконфессиональной толерантности в формировании общественного сознания, что оказывает существенное воздействие на ход политических событий.
Список литературы
- Анчабадзе Ю. Д. Введение // Абхазы / отв. ред. Ю. Д. Анчабадзе, Ю. Г. Аргун; ИЭА им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН; АИГИ им Д. И. Гулия АН Абхазии. М.: Наука, 2007. С. 7–11.
- Ачугба Т. А., Хашба А. А. Этнодемографическая характеристика и география расселения // Абхазы / отв. ред. Ю. Д. Анчабадзе, Ю. Г. Аргун; ИЭА им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН; АИГИ им Д. И. Гулия АН Абхазии. М.: Наука, 2007. С. 48–56.
- Ачугба Т. А. Этническая история абхазов XIX–XX вв. (этнополитические и миграционные аспекты): автореф. дис. … д-ра ист. наук. Сухум, 2008. 46 с.
- Гурко-Кряжин В. А. Абхазия. М.: Научная ассоциация востоковедения при ЦИК СССР, 1926. 24 с.
- Лакоба С. З. Абхазия в XIX – начале XX в. // Абхазы / отв. ред. Ю. Д. Анчабадзе, Ю. Г. Аргун; ИЭА им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН; АИГИ им. Д. И. Гулия АН Абхазии. М.: Наука, 2007. С. 73–88.
- Чирикба С. Советская Абхазия в 1921 – начале 1991г. // Абхазы / отв. ред. Ю. Д. Анчабадзе, Ю. Г. Аргун; ИЭА им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН; АИГИ им. Д. И. Гулия АН Абхазии. М.: Наука, 2007. С. 88–108.
References
- Anchabadze Yu. D. Vvedeniye // Abkhazy / otv. red. Yu. D. Anchabadze, Yu. G. Argun; IEA im. N. N. MiklukhoMaklaya RAN; AIGI im D. I. Guliya AN Abkhazii. M.: Nauka, 2007. S. 7–11.
- Achugba T. A., Khashba A. A. Etnodemograficheskaya kharakteristika i geografiya rasseleniya // Abkhazy / otv. red. Yu. D. Anchabadze, Yu. G. Argun; IEA im. N. N. Miklukho-Maklaya RAN; AIGI im D. I. Guliya AN Abkhazii. M.: Nauka, 2007. S. 48–56.
- Achugba T. A. Etnicheskaya istoriya abkhazov XIX–XX vv. (etnopoliticheskiye i migratsionnye aspekty): avtoref. dis. … d-ra ist. nauk. Sukhum, 2008. 46 s.
- Gurko-Kryazhin V. A. Abkhaziya. M.: Nauchnaya assotsiatsiya vostokovedeniya pri TsIK SSSR, 1926. 24 s.
- Lakoba S. Z. Abkhaziya v XIX – nachale XX v. // Abkhazy / otv. red. Yu. D. Anchabadze, Yu. G. Argun; IEA im. N. N. Miklukho-Maklaya RAN; AIGI im. D. I. Guliya AN Abkhazii. M.: Nauka, 2007. S. 73–88.
- Chirikba S. Sovetskaya Abkhaziya v 1921 – nachale 1991g. // Abkhazy / otv. red. Yu. D. Anchabadze, Yu. G. Argun; IEA im. N. N. Miklukho-Maklaya RAN; AIGI im. D. I. Guliya AN Abkhazii. M.: Nauka, 2007. S. 88–108.
(Источник: http://www.lib.herzen.spb.ru.)
___________________________________
Своеобразие проявления толерантности в многоконфессиональной культуре абхазов
В статье предлагаются основные выводы из исследования толерантности и многоконфессиональности в этнической культуре системы абхазского этноса Апсуара-абхазство.
Ключевые слова: абхазский этхос, Апсуара-абхазство, православие, раннее христианство, религиозная толерантность, терпение.
M. L. Kulova
PECULIARITY OF TOLERANCE IN MULTICULTURE OF THE ABKHAZIANS
The paper introduces key conclusions made from the study of tolerance and multiconfessional character of ethnic culture of the Apsuara-Abhazstvo Abkhaz ethos.
Key words: Abkhazian ethos, Apsuara-Abhazstvo, Orthodoxy, early Christianity, religious tolerance, patience.
С 80-х гг. XX в. в научной литературе и СМИ все больше и больше эксплуатируется термин латинского происхождения «толерантность» (в переводе на русский язык «терпение»). Последнее в академическом словаре русского языка толкуется как «способность мириться с кем-, чем-либо, относиться снисходительно к кому-, чему-либо; терпимое отношение» [1]. До перевода на русский язык, как и полагалось (заимствованные слова не переводятся), о слове «толерантность» писали: «Книжное. Устаревшее» [2]. Более того, в 14-ом издании «Словаря иностранных слов» вообще нет данного слова [3]. Только в «Современном словаре иностранных слов» и в «Новом словаре иностранных слов» термин «толерантность» толкуется как «терпимость к чужим мнениям, верованиям, идеям и поведению» [4], «терпимость, снисходительность к кому, чему-либо» [5]. Появились толкования «толерантности» в энциклопедических, англо-русских и в других словарях. Встречаются схожие толкования, например, как «терпимость к чужим мнениям, верованиям, поведению» [6], «терпимое и снисходительное отношение к чужим мнениям, верованиям, поведению, обычаям, культуре, чувствам, идеям» [7], «терпимость, снисходительность к чужим мнениям, верованиям, поведению, обычаям, культуре, чувствам, идеям, один из основных демократических принципов, неразрывно связанных с концепциями плюрализма, свободы и прав человека… важный признак общей и политической культуры» [8] и т.д.
Недовольные такими и подобными толкованиями авторы – В.Е. Владыкин, Ю.О. Голубева и другие – пишут верно и открыто: «Причем априори, практически во всех случаях, толерантность переводится почти безоговорочно как благо, нечто желаемое, чему всем надо учиться и обязательно стремиться, хотя уже перевод этого “широкого” заграничного слова вовсе не так прост (“терпение”, “терпимость” уже несут в себе элемент страдательности)» [9]. Известно и то, что «терпимая оценка других идентичностей подвергает опасности собственную идентичность» [10].
Более того, «толерантность в абстрактном виде, как некий рафинированный социальный продукт или явление, конечно же, не существует. Она проявляется в конкретных историко-культурных обстоятельствах, отношениях, целевых установках, выступая как система комплексных компромиссов, тактической и стратегиче-
ской гибкости, адаптации к имеющимся условиям и т.д.» [11].
Соглашаясь с мнениями цитированных исследователей, заметим, что в каждой эпохе, у разных народов, в разных регионах толерантность как необходимая понимается и проявляется по-разному. Поэтому невозможно и не нужно (даже для армян и абхазов – первых христиан среди народов бывшего СССР) возвращаться к терпимости по Новому Завету: «… не противиться злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую…»; «Любите врагов ваших, благословляете проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гоняющих вас…» [12].
В литературе и СМИ, где толерантность толкуется как «терпение» и «терпимость», даже не исходя из более точного перевода с английского «относительная терпимость» или то, «что может быть терпимым, сносным, удовлетворительным» [13], говоря словами широко известного этнолога М.Н. Губогло, «господствут хаос и неразбериха… много неясного между предложенными разными авторами определениями и действительностью…» [14]. Это касается и международных документов, при всем уважении к которым «нельзя не усомниться в некой терминологической ущербности их текстов» [15]. Прав М.Н. Губогло и в том, что «понятия не должны вытекать из индуктивного определения, основанного на кабинетной игре в дефиниции» [16]. Вместе с тем в научных исследованиях и справочной литературе немало ценных определений и взглядов на толерантность, раскрывающих ее различные аспекты. К таким можно отнести, например, следующие определения и толкования широко известного ученого-кавказоведа Б.Х. Бгажнокова: «Скромность и толерантность (терпимость, снисходительность) – моральные ценности общечеловеческого характера. Однако эксплекативная модель этих чувств своеобразна у разных народов и разных сословий внутри одного этноса. Акты поведения, нескромные с точки зрения представителей одного этноса, могут иметь совершенно противоположное значение в системе ценностей другого. Это общеизвестно и не требует доказательства» [17].
«Толерантность – антипод импульсивности, способность не раздражаясь, не гневаясь оценивать и переносить неприятные, недружелюбные, порой оскорбительные воздействия, … мужество самой высокой пробы: способность победить в гневе свой язык, … не имеет ничего общего с равнодушием, слабостью духа или позорным смирением…[18]. «Толерантность – сплав уважения и самоуважения, проявление развитой умственной культуры и высокой требовательности к себе. Как общее выражение терпимости, снисходительности, такта, она ничего общего не имеет с лестью и рабской покорностью, с равнодушным спокойствием и леностью ума… Это выражение социального порядка, дисциплины и самодисциплины, механизм социального торможения этнически и юридически неприемлемых реакций…» [19].
Эти верные заключения Б.Х. Бгажноков сделал почти совершенно независимо от литературы о толерантности, доверительности и солидарности. Среди сравнительно общеключевых толкований можно выделить философское понимание толерантности как «качества, характеризующего отношение к другому человеку как к равно-достойной личности и выражающегося в сознательном подавлении чувства неприятия, вызванного всем тем, что знаменует в другом иное (внешность, манера речи, вкусы, образ жизни, убеждения и т.п.). Толерантность предполагает настроенность на понимание и диалог с другим, признание и уважение его права на отличие» [20]. Как «термин современной философии... [она означает] воздержание от употребления силы для предотвращения отклонений во мнениях, верованиях, поведении другого человека или группы людей» [21]. А по мнению Р.Р. Валитовой, «как важный элемент культуры общения толерантность признается сегодня необходимым условием общественного единения людей различных верований, культурных традиций, политических убеждений» [22].
В целом, существует значительное количество ценных работ о толерантности, особенно созданных после распада СССР, однако остаются недостаточно исследованными или вовсе не затронутыми многие аспекты, например, межкультовые и vежконфессиональные взаимоотношения у конкретного (одного) этноса. Между тем, исследование традиционных религиозных верований и культов, отражающих специфику духовной культуры отдельного этноса, представляется актуальным и целесообразным, вытекающим из необходимости изучения закономерностей развития предшествовавших культурных форм в сравнении и во взаимосвязи с политическим и социально-экономическим состоянием современного общества.
Кроме того, в современном мире, в том числе в бывших республиках СССР, роль религиозного фактора значительно возросла, обнаруживая все больший потенциал воздействия не только на собственно религиозные, но и на этнополитические процессы в обществе, межличностные и межэтнические взаимоотношения, традиционные формы и опыт проявления толерантности. Теоретико-практическое значение еще и в том, что «нетерпимое отношение людей друг к другу на почве религиозного предпочтения и национальной принадлежности сегодня характерно для многих стран мира, поэтому становится актуальной проблема формирования гуманизма и толерантности в обществе» [23].
В этом аспекте, по словам выдающегося отечественного кавказоведа Г.Ф. Чурсина, сохранившиеся в абхазской культуре «пережитки пройденных ступеней кульnурного развития представляют драгоценный материал для истории культуры не только народов Кавказа, но и всего человеческого общества» [24]. Абхазовед, профессор из США Пола Гарб также считает, что в абхазской культуре, особенно в обычаях воспитания, «много поучительного» [25].
Как заметил и академик Российской АН В.А. Тишков, традиционная культура абхазов «вносит свой уникальный и неповторимый вклад в этнокультурное разнообразие человечества» [26]. Исследователь многоконфессиональности абхазов доктор исторических наук А.Б. Крылов также считает, что изучение абхазкой культуры имеет теоретическое и практическое значение, религиозно-толерантная культура почитания святилищной силы, Аныха, «представляет огромный интерес с точки зрения мирового религиоведения» [27]. По верной оценке и других современных этнологов, например Ю.Д. Анчабадзе, серьезные, глубокие, объективные исследования истории и культуры абхазского народа, «действительно, могут принести немалую пользу» [28].
Добавим к сказанному, что изучение опыта толерантной культуры абхазов представляется особо актуальным в свете того неоспоримого факта, что и сегодня абхазская «земля является лучшим живым примером того, что этнические учения всех религий по природе своей не враждебны друг другу» [29], а внутрикультовые и межконфессиональные проблемы «связаны с догматическими, организационными, имущественными и другими противоречиями. Часто эти проблемы схожи с проблемами любой другой организации – вопросы о лидерстве, распределении финансов и т.п.» [30]. Оно может оказать существенную помощь в разработке способов предупреждения и урегулирования религиозных конфликтов, преодоления межконфессиональной розни и напряженности в обществе, воспитания толерантности у молодежи Республики Абхазия, Российской Федерации и других многоконфессиональных стран. Об этом свидетельствуют результаты исследования, отраженные в соответствующих главах и параграфах нашей кандидатской диссертации «Толерантность и многоконфессиональность в этнической культуре абхазов: традиции и современность». Достоверность этих результатов обеспечена четким определением проблем, применением комплекса этнологических и других исторических и религиоведческих методов.
Синкретный характер феномена религиозной культуры абхазов формировался и развивался в системе Апсуара-абхазство – нравственно-морального и духовно-религиозного кодекса чести и чистоты абхаза и человека вообще. Обусловленный устойчивыми традициями толерантности, мирный и поступательный процесс распространения в регионе различных автохтонных (языческих), христианских, исламских и других религий обеспечил их сплетение в сознании абхазов в единый гармоничный комплекс. Проявлялось это не только в форме синкретизма – главнейшего признака религиозной толерантности в рамках традиционной системы абхазской культуры Апсуара (абхазского этхоса) – собранных и саккумулированных в течение веков и тысячелетий благородных обычаев и традиции, пронизанных человечностью, но и в рамках важнейших основ светской (не религиозной) толерантности единства в развитии этнической самобытности, понимания открытых, полуоткрытых и закрытых национально-государственных интересов и внутриэтнического согласия.
Своеобразие проявления толерантности в многоконфессиональной культуре абхазов объясняется не только общими для всех народов, но и особенными факторами, среди которых приближение реальной угрозы физической гибели, потеря этнической самостийности своего государства и родной Апсны (Абхазии).
Самое главное здесь то, что абхазы – последователи разных конфессий – свои светские и религиозные взгляды, чувства и действия максимально сближали и синкретизировали, подчиняли (и подчиняют) религиозные потребности нормам и формам этнокультурной системы Апсуара-абхазство, национально государственным интересам. Они (абхазы) всегда проявляли силу владения собой, чувствами и действиями, сдержанность во времени, умение обойти острую ситуацию, разумность – искусство находится среди инонациональных и иноконфессиональных людей и быть с ними в удовлетворительных, а то и в хороших отношениях, чувство меры и элементарное терпение.
Не случайно инонациональные авторы, имея ввиду толерантность и воспитанность абхазов, свидетельствуют, что они (абхазы): «… с хорошими задатками и противники зла» (Минай Медичи, конец XVIII – начало XIX вв.) [31]; «У них немало умственных способностей и душевных сил… Чисто французская вежливость и предупредительность» (Г.А. Рыбинский, 1894–1895 гг.) [32]; «Из таких людей должны были прежде всего выходить древние пустынники, столбники и подвижники» (П.С. Уварова, 1887 г.) [33]; «Послушный, терпеливый и воинствующий народ, привыкший к умеренности и к перенесению величайших трудов и лишений… Замечательный по хорошей нравственности и во всех отношениях лучший из народов, населяющих край Черноморской береговой линии» (адмирал Л.М. Серебряков, 1865 г.) [34]; «… Отличный народ, дарованный, тонкий, изящный, – французы Кавказа… Народ этот благородный, чудный, вежливый» (Евгений Марков, 1915 г.) [35]; «Здешние абхазцы, как мужчины, так и женщины, народ здоровый, умный, энергичный и способный воспринимать культуру» (В.А. Разевиг, начало XX в.) [36]; «… Могли бы позавидовать видавшие виды дипломаты из Лиги Наций» (академик С.Н. Джанашиа) [37]; «У абхазов нет креста на груди, но он никогда не решится убить человека и произвести над ним издевательство… В своей нравственности абхазцы гораздо выше стояли многих других племен» (грузинский историк и просветитель К.Д. Мачавариани, начало XX в.) [38]; «… Знающие число неисчислимых звезд, знающие число песчинок на берегу моря и на морском дне… Словом своим сращивающие кости у самой маленькой птички… умеющие примирить огонь и воду…» (Л.Д. Троцкий, 1924 г.) [39]; «Противнику дают высказаться до конца, а возражают с изысканной корректностью, которой мог бы позавидовать любой лорд. Они очень солидарны и дисциплинированы, все вопросы решают необычайно быстро» (З. Рихтер, 1923 г.) [40]; «Мирный, трудолюбивый народ, со всем своеобразием абхазской жизни… Несмотря на бедность своего существования, жизнерадостный, внимательный к бедствиям соседа» (Н.С. Тихонов, 1963 г.) [41]; «До сих пор многие кавказцы, желая сделать самый большой комплимент чьи-либо манерам, говорят, что этот человек “воспитан как абхаз”» (современный профессор из США Пола Гарб) [42]. Таких высказываний сотни. Они подтверждают высокий уровень своеобразной толерантной культуры абхазов в общении и отношениях с другими.
Остаются в силе слова Д.И. Гулиа о том, что абхазский народ «благороден сердцем, мужествен, прост в выражении сильных чувств и отвечает добром на добро, он не утратил своих прошлых доблестей» [43]. И сегодня в основе толерантности традиционно автохтонных (языческих), христианских, исламских и других верований и культов у абхазов лежит Апсуара-абхазство, «то особенное и неповторимое, что выделяет религиозную культуру и мировосприятие абхазского народа» [44].
Кстати, участник 28-го конгресса (г. Банголор, Индия, 1993 г.) Международной ассоциации за религиозную свободу (основана в Бостоне, США, в 1900 г., имеет своих представителей в ЮНЕСКО и ООН) сотрудник Института географии РАН А.Н. Криндач в своем выступлении впервые верно заметил: «Рассуждения об отдельных богах охоты, лесов, гор, кузни – это не просто упрощение, а в корне неверное толкование религиозного мировосприятия абхазов, в основе которого – монотеизм» [45]. В связи с таким серьезным утверждением А.Н. Криндач добавил следующее объяснение.
Первое. Много путаницы и трудностей создали исследователи вопросов истории и этнографии абхазов, которые недостаточно знали или умышленно игнорировали абхазский язык – самый достоверный источник для исследования любых вопросов культуры и быта абхазов. Способствовали утверждению путаницы и знатоки абхазского языка, широко известные абхазоведы Д.И. Гулиа, Ш.Д. Инал-ипа, Х.С. Бгажба и др. Они подгоняли свои работы под авторитет П.К. Услара, Н.Я. Марра, Н.С. Джанашиа и прочих, которые в свое время абхазские термины «ахылапшю», «Ан-цара», «ацва», «хуы» перевели на русский язык как «бог», «мать», «много», «доля» вместо «смотритель, покровитель», «создание, творение», «кожа, шкура, кора» и «его доля пищи, его порция». В результате получилось, в частности, будто «у абхазов богов до тридцати, которым они и приносят жертвы» [46], «недостатка в богах абхазы не испытывали, их было, может быть, даже больше, чем самих абхазов» [47].
Второе. У абхазов многочисленные покровители, смотрители и правители взаимопочтительно и взаимнопризнательно относились друг к другу, не вмешивались в функции и решения. Все самостоятельно запрашивали советы у верховного бога Анцва. А последний, т.е. Анцва, толерантно, не навязывая, сообщал свое решение, предпочтение нижестоящим в иерархии.
Если говорить о толерантности и разнице между абхазами христианами и мусульманами, то она, опять таки бесподобно, невелика и проявляется (помимо самоиндефикации) только в немногих обрядах. Для характеристики особенного и неповторимого религиозной культуры и мировосприятия абхазов следует заметить: они верят не разумом, а душой и сердцем, мыслят себя в органическом единстве со всем своим народом и природой, а уж затем как отдельную личность.
Все распространенные среди абхазов традиционно автохтонные, древнехристианские, православные, исламские и другие верования и культы формировали также и толерантное сознание о том, что «все религии по сути своей одинаковы и все религии нужно уважать…» [48], поддерживали и продолжают поддерживать доброжелательность к людям всех национальностей, уважительное отношение ко всем религиозным убеждениям, самоконтроль психоэмоционального состояния.
Лексическим аналогом толерантности в абхазском языке является «ауаюра» – человечность; она понимается как проявление наилучших черт человечности в возникшей неприятности или конфликтной ситуации, терпение во времени, до взвешивания возможностей принятия решения как лучше, без лишних эмоций.
Кстати, слово «человек» – «ауаюы» – в абхазском языке состоит из двух основ: «ауа» (родной, родственный, родственник) и «юы» (такой, походить, быть похожим, подобный). Оно, как верно толкует абхазский этнограф Р.Г. Читашева, «понимается однозначно “такой, как родной, родственный” (а вполне возможно, что наши первопредки его понимали в значении “такой как я”)».
Отсюда и начинается общенациональное понятие этики абхазов «Ауаю Дуаюуп»: «Человек есть человек, то есть Человек – Личность не национальна, а поэтому уважительное, достойное как к самому себе, отношение к любому входит в обязательные, эталонные нормы этикета Апсуара. И в сложнейшей ситуации ни один нормальный абхаз не делает исключения из понятия Человек – Личность – “Ауаюы дуаюуп”» [49]. Исходя из всеабхазского понятия «Ауаюы Дуаюуп», толерантность у абхазов означает все отношения и формы проявления этого отношения к себе и к окружающей физической и духовной среде.
Таким образом, абхазская культура общения и отношения, существенным элементом которой является «ауаюра» (толерантность) – это простота и скромность, предпочтение качества количеству, сакрализованные обычаи гостеприимства и взаимной поддержки, сдержанность и врожденный такт в общении, наконец, безусловное уважение к обычаям других народов. Способность «впитывать» и усваивать все новое дополняется у абхазов высокоразвитым национальным самосознанием.
Примечания
1. Словарь русского языка: в 4 т. Изд. 3-е, стер. М.: Рус. яз., 1988. Т. IV. С. 359.
2. Розенталь Д.Э., Теленкова М.А. Словарь трудностей русского языка: ок. 30 000 слов. М.: Изд-во «Рус. яз.», 1976. С. 598.
3. Словарь иностранных слов. 14-е изд., испр. М.: Изд-во «Рус. яз.», 1987. 608 с.
4. Современный словарь иностранных слов. Около 20000 слов. 3-е изд. М.: Рус.яз., 2000. С. 610.
5. Новый словарь иностранных слов: более 60 000 слов и выражений / Под ред. В.В. Арамчика. М.: АСТ; Минск.: Хорвест, 2005. С. 980.
6. Советский энциклопедический словарь. Гл. ред. А.М. Прохоров. Изд. 4-е, испр. и доп. М.: СЭ, 1989. С. 1352.
7. Садохин А.П. Этнология: учеб. слов. М.: Гардарики, 2002. С. 147.
8. Хоруженко К.М. Культурология: энцикл. слов.: 2 550 слов. статей. Ростов-н/Д: Феникс, 1997. С. 488.
Научно-теоретический журнал «Научные проблемы гуманитарных исследований» Выпуск 11 (2) – 2009 г. 81
9. Владыкин В.Е. О пределах толерантности // IV Конгресс этнографов и антропологов России. Нальчик, 20 – 23 сент. 2001 г.: тез. докл. М., 2001. С. 111.
10. Голубева Ю.О. Игра как фактор формирования толерантности в культуре // Там же. С. 111.
11. Владыкин В.Е. Указ. соч. С. 111.
12. Новый завет. Гл. 5. Стих 38. С. 5; Там же. Стих 44. С. 5.
13. Новый мировой словарь американского языка Вебстера. Кливленд – Нью-Йорк, 1968. С. 1532.
14. Губогло М.Н. Идентификация идентичности: этносоциологические очерки. М.: Наука, 2003. С. 646.
15. Там же. С. 702.
16. Там же. С. 646.
17. Бгажноков Б.Х. Адыгский этикет. Нальчик: Эльбрус, 1978. С. 27.
18. Бгажноков Б.Х. Адыгская этика. Нальчик: Эльфа, 1999. С. 65, 66, 67.
19. Бгажноков Б.Х. Основания гуманистической этнологии. М.: РУДН, 2003. С. 247.
20. Валитова Р.Р. Толерантность // Новая философская энциклопедия: в 4 т. М.: Мысль, 2001. Т. IV. С. 75 – 76.
21. Хомяков М.Б. Толерантность // Современный философский словарь / Под общ. ред. д-ра филол. наук, проф. В.Е. Каперова. М.: Акад. проект, 2004. С. 76.
22. Валитова Р.Р. Указ. соч. С. 76.
23. Состамайнен Т. Толерантность в многоконфессиональном обществе // Наука и религия: ежемес. науч.-попул. журн. – М., 2006. – № 5. – С. 48.
24. Чурсин Г.Ф. Материалы по этнографии Абхазии. Сухум, 1957. С. 4.
25. Гарб П. Долгожители. М.: Прогресс, 1986. С. 62.
26. Тишков В.А., Чешко С.В. Предисловие // Абхазы. М.: Наука, 2007. С. 5.
27. Крылов А.Б. Постсоветская Абхазия (Традиции. Религии. Люди.) М.,1999. С. 6.
28. Анчабадзе Ю.Д. Введение // Абхазы. С.10.
29. Шамба Т.М., Непрошин А.Ю. Абхазия: правовые основы государственности и суверенитета. М., 2005. С. 16.
30. Чакветадзе Г.В. Роль религии в общественно-политической жизни и духовной культуре современной Абхазии // Изв. РГПУ им. А.И. Герцена: в 2 ч.: Аспирантские тетради. Ч. 1: Общественные и гуманитарные науки. СПБ, 2008. № 28 (63). С. 390.
31. Медичи М. История Понта // Советс. этнография. – М., 1950. – № 2. – С. 173.
32. Рыбинский Г.А. Сухумский округ. Абхазия в сельскохозяйственном отношении. Тифлис, 1884. С. 12.
33. Уварова П.С. Путевые заметки. М.: тип. А.И. Мамантова, 1887. С. 831 (326(3)).
34. Серебряков Л.М. Дорога из Сухума к Кубани через Главный Кавказский хребет // Морской сборник. – СПб., 1865. – № 6 (июнь). – С. 124.
35. Марков Е. Очерки Кавказа: картины кавказской жизни, природы и истории. Изд. 3-е. СПб., 1915. С. 302.
36. Разевиг В.А. В дебрях Абхазии // Труды общества земледелия при императорском Санкт-Петербургском университете. СПб., 1906. Т. I. С. 64.
37. Инал-ипа Ш.Д. Очерки об абхазском этикете. Сухум: Алашара, 1984. С. 46.
38. Мачавариани К.Д. Описательный путеводитель по городу Сухуму и Сухумскому округу с историко-этнографическим очерком Абхазии. Сухум, 1913. С. 321 – 322.
39. Гуажба А. Обычное право как возможный источник методов народной дипломатии // Роль народной дипломатии в миротворческом процессе. Сочи, 1999. С. 68.
40. Там же. С. 72.
41. Абхазия в русской литературе. Сухум: Алашара, 1982. С. 268.
42. Гарб П. Указ. соч. С. 67.
43. Абхазия в русской литературе. С. 292.
44. Криндач А.Н. Абхазия и абхазы: уникальная религиозная культура в постсоветском геополитическом пространстве // Эхо Абхазии. – Сухум, 1995. – № 16 (28). – С. 4.
45. Там же.
46. Патейпа Н.С. Знахари и гадальщицы // Сотрудник Закавказской миссии: журн. Сухумс. епархии. – Сухум, 1916. – №16. – С. 140.
47. Инал-ипа Ш.Д. Абхазы: историко-этнографические очерки. Сухум: Алашара, 1965. С. 562.
48. Состомайнен Т. Указ. соч. С. 48.
49. Читашева Р.Г. Апсуара как основа нравственности и нравственного воспитания абхазов. Гагра, 1995.
(Опубликовано в: Научные проблемы гуманитарных исследований. Выпуск 11 (2). Пятигорск, 2009.)
(Источник: http://www.npgi.ru.)
