Главная » Алфавитный каталог авторов » Д » Черноморская кордонная, Черноморская береговая линии и правый фланг Кавказа перед восточною войной в 1853 г.

Н. Дьячков-Тарасов

Черноморская кордонная, Черноморская береговая линии и правый фланг Кавказа перед Восточною войною в 1853 г.

Кубанский сборник, 1904, т. 10

Скачать работу "Черноморская кордонная, Черноморская береговая линии..." в формате PDF (12,2 Mб)

(Материал взят с сайта: http://mountaindreams.ru.)


HTML-версия:

Черноморская кордонная, Черноморская береговая линии и правый фланг Кавказа перед Восточною войною в 1853 году

Военно-исторический очерк. (Материалами для этой статьи послужили: 1) Сказания старожилов на линиях; 2) рассказы Натухайцев, проживающих в Суворовско-Черкесском ауле; 3) Собранные мною сведения во время войны на Западном Кавказе в течении 1860 г. в земле Шапсугов, а в 1861-1865 гг. в земле Абадзехов. Все эти сведения дополнены и проверены: из "описания Черкесии", составленного Ксаверио Главани, французским консулом в Крыму и первым врачем Хана 20 января 1724 г. Из записок полковника Хан Гирея, бжедуга родом, помещенных в "Русском Вестнике" за 1844 и 1846 гг. и газете "Кавказ" за 1846-1847 гг. Из сочинений генерала Потто и дел архива Штаба Кавказского военного округа за 1853 г. по части генерального штаба, за №№ 4, 6, 20, 30, 40, 42, 45 и 74.)

Приступая к описанию военных событий в 1853 году на территории нынешней Кубанской области, нахожу необходимым познакомить читателя с тем горским населением, с которым Черноморским казакам и войскам на береговой линии и правом фланге приходилось воевать в течение нескольких десятков лет.

От левого берега р. Кубани, начиная с верховья р. Урупа до устья Кубани, в долинах и горной полосе проживали горские племена, известные нам по летописи Нестора, под именем "Косогов", а впоследствии известных под наименованием "Адиге"; кроме того, в этом же пространстве, в верховьях p.p. Зеленчука, Урупа, Большой и Малой Лабы жили горцы Абазинского происхождения, говорившие не на языке Адиге, а на Абазинском; последние племена еще с 20 гг. прошлого столетия считались мирными.

Непокорные же горцы племени Адиге жили:

1) Натухайцы - от устья р. Кубани до р. Бакана, в низовьях называемой Адагум; часть Натухайцев жила на южном склоне гор по pp. Сукко и Дюрсо. [244]

2) Шапсуги — к востоку от Натухайцев, по p.p. Шепш, Иль и Афипс. Часть Шапсугов жила на южном склоне гор по р. Мокопсе.

3) Бжедуги — соседи Шапсугов с востока, жили до Псекупс; Бжедуги разделялись на два племени; одно из них под названием "Черченей", жило в сказанной местности, а другое племя, под названием "Хамишь, жило в верховьях р. Белой, выше общества горцев "Дахо".

4) Абадзехи, или "Абедзах" жили от р. Псекупс до рр. Фарса и Ходза; это племя разделялось на следующие общества: Махошь, Темиргой, Егерукай, Бесленей, Баракай и Абедзах.

Абазинское племя делилось тоже на общества; Абазины, кроме ниже поименованных, как сказано, считались мирными, а проживавшие между верховьями Большой и Малой Лабы и в верховьях pp. Ходзь, Башилбай, Там, Кизилбек, Шах-гирей и Баг были не мирные.

5) Убыхи жили на южном склоне Кавказских гор; племя это отличалось своим наречием от Адиге и Абазин. Многие были уверены, что Убыхи Абазинского происхождения, но лингвист на Кавказе, покойный генерал Услар, хорошо знавший Абазинское наречие, убедился, что язык Убыхов не имел сходства с Абазинским и во многом отличался от Адиге, а потому Убыхов можно считать особым племенем среди Кавказских горцев.

Самое густое население Убыхов было по р. Шахе.

6) Джигеты, народ Абазинского племени, жили на востоке от Убыхов, в приморской полосе по p.p. Бегерепста и Гагрипш.

7) На север от Джигетов и на северо-восток, в горной местности, преимущественно между верховьями pp. Псоу и Бзыбью жили племена, тоже Абазинского происхождения — Псху и Ахчипсху, или Медовей.

По имеющимся официальным сведениям, собранным по распоряжению князя Паскевича в 1830 году всего перечисленного выше населения горцев было до 1 700,000 и, будтобы, эти горцы могли выставить до 250,000 вооруженных людей. Цифры эти, по словам старожилов, преувеличены; в [245] описываемый 1853 год горцы могли выставить хороших воинов до 20,000 человек от всех племен; это показание старожилов Кавказа можно подтвердить имеющимися сведениями. В 1859 году начальник правого крыла генерал Филипсон заключил в урочище Каменный мост (В верховьях р. Белой перед Даховским ущельем моста там в это время никакого не было, а там р. Белая течет в узком русле, среди отвесных скалистых берегов. В этом месте до 1862 г. бывали "мегкеме", у горцев — народное собрание) с предводителем Абадзехов договор, по которому войска не должны были переходить р. Белую (Сагуашь), а Абадзехи прекратить военные действия; по этому договору жившие по рр. Ходзу, Губсу, Псефиру и Фарсу, так называвшиеся "верхние Абадзехи": Махошевцы, Егерухаевцы и Баракаевцы делались мирными, как жившие по правому берегу р. Белой, где могли быть русские войска и укрепления. В октябре 1861 года в Бозе почивающий Император Александр II, при посещении Кавказа, прибыл в верхне-Абадзехский отряд, стоявший тогда у ур. Мамрюк-огой, вблизи нынешней ст. Царской. Находя договор Филипсона не соответствующим достоинству России, Государь приказал вызвать из за Белой Абадзехских старшин в лагерь отряда. 20 октября собрались старшины не только от Абадзехов, но и прочих горских племен северного склона гор. Собравшемуся народу Его Величество лично обявил, чтобы он выселялся на плоскость на указанные места, а предгория и горы будут заняты нашими станицами и укреплениями. Горцы попросили дать им время для обсуждения всенародно (С Абадзехскими старшинами приезжали несколько почетных стариков в древне-горском вооружении в кольчатых панцирях с очень кривыми саблями, с луками и стрелами в колчанах за спиною; лица государевой свиты пораскупили у этих стариков их вооружение и панцыри, заплатив большие деньги. Интереснее всего были стрелы с четырех гранными стальными наконечниками-остриями). Дан был месячный срок. Горцы не согласились. 20 ноября верхне-Абадзехский отряд, усиленный частями войск из расформированного Мало-Лабинского отряда, перешел р. Белую у Ханского брода, вблизи укр. Белореченского и с этого числа снова открылись военные действия с обеих сторон. С открытием военных действий верхние Абадзехи, сочувствуя землякам по левой стороне Белой, стали поодиночке уходить за Белую, а в начале марта 1862 г. поголовно бежали. Верхне-Абадзехский отряд, впоследствии, с апреля - [246] Даховский, получил приказание от графа Евдокимова в письме начальнику отряда от 12 марта, немедленно начать преследование убегавших; с 14 по 20 марта отряд на пространстве между правым берегом р. Белой и низовьями рр. Фарса и Ходза, преследуя убегавших, уничтожил массу аулов отбивая ежедневно сотни рогатого скота и овец. Верхние Абадзехи спасая свои семьи, не защищали своего имущества. Бегство за Белую верхних Абадзехов сильно подкрепило боевые силы непокорных. В конце апреля занятие нами общества "Дахо", в верховьях Белой, считавшегося горцами вообще недоступным, очень встревожило не только Абадзехов, но и Убыхов. Последние хорошо сознавали, что обществу Хамишки не задержать Даховского отряда, а, с занятием ущелья в Хамишки, в руках наших был бы и перевал у горы Фишт в долину Шахе. — Едва этот перевал сделался доступным, как к начальнику отряда полковнику Гейману стали через лазутчиков доходить вести, что прибывшая к Абадзехам депутация от Убыхов, во главе с князьями их Берзек, уговаривает народ собраться поголовно и действовать, как против отрядов Даховского и Псекупского, так, в особенности, на пути сообщения отрядов с линиею и на лежащие в тылу их станицы(На землях убежавших верхних Абадзехов с апреля 1862 г. по вышеупомянутым рекам было основано несколько станиц, вошедших в состав вновь тогда сформированного 24 конного полка Кубанского казачьего войска).

В конце мая стало известным, что Убыхи успели в своем домогательстве, что Абадзехи готовятся к нападениям, что к ним прибыло с Берзеками более 500 человек конных Убыхов. Вести эти скоро подтвердились на деле: с высот Гуфабго, над левым берегом р. Белой, был открыт орудийный огонь из двух орудий по лагерю Даховского отряда, возводившего тогда укрепление вокруг вновь основанной Даховской станицы и переведенного туда на стоянку 3-го Кавказского линейного батальона и разрабатывавшего дорогу в Даховском ущельи в долину Белой у Каменного моста. Редкий снаряд из горских орудий долетал до лагеря; после двух-дневной стрельбы с высот по лагерю громадная партия конных и пеших спустилась к берегу разлившейся тогда Белой и открыла меткий огонь по [247] лагерю, скоро снеся несколько палаток. Бывший в числе артилерии отряда взвод батарейных орудий, под командою поручика Никофораки (Ныне генерала, Ставропольского губернатора), стал отвечать на огонь горцев.

Атаковывать партию не было возможности; переходу припятствовало полноводие в Белой. Лазутчики дали знать, что в партии все годное к бою население от р. Белой до Псекупса, что всего в партии тысяч семь народу, считая Убыхов и Медовей (Псхувцев). На пятый день партия исчезла, через неделю в отряд было сообщено, что ст. Псеменская на р. Большой Лабе у входа в Тамовское ущелье сожжена горцами, после разграбления и увода пленных в горы. 6-го июня громадная партия горцев, тысяч до трех, напала в ущельи Жешуко на обоз Даховского отряда, шедший в ст. Царскую за продовольствием для отряда; бывшая в партии Убыхская молодежь, желая показать себя перед союзниками горцами, славно дралась; — до 300 человек конных бросились в атаку на 2-ю роту Севастопольского полка, под командою поручика Лапицкого, бывшую в правой цепи; шагов за 400 они понеслись на роту, резерв ее успел подбежать к цепи, она и резерв осыпали пулями горцев, многие из них повалились с лошадей, но остальные добрались до роты, пошла схватка; Лапицкий получил 6 ран пулями и 12 шашками; увлеченные боем конные и пешие горцы не заметили прибежавших из ариергарда охотничью команду и 1 и 4 стрелковые роты Кабардинского полка. Охотничья команда, под начальством штаб-капитана Василия Щелкачева (Ныне полковник в отставке), забежала в тыл горцам, а стрелковые роты ударили во фланг; тут произошла бойня горцев: бой этот сразу отучил горцев нападать на колонны отряда, не смотря на свою многочисленность. Из этого описания сбора сил горцев для защиты своей свободы видно, что они, кроме Шапсугов и Натухайцев, могли выставлять до 10 тысяч, а все вообще племена до,15 maximum до 20000 вполне годных для боя людей а не до 200000, как значится в официальных данных 1830 года.

Все непокорные горцы считались магометанами, но в действительности у них выше всякой религии были [248] народные обычаи наследованные от предков; религия их была смесью язычества с магометанством, даже с небольшой примесью христианства (Во время военных действий в 1860 г. в земле Шапсугов я лично видел в день св. Троицы украшенные ветвями сакли в ауле на р. Афипс, — аул был взят и сожжен. Старожилы в г. Екатеринодаре мне говорили, что у Шапсугов считается молодечеством в день св. Крещения на лошади кидаться в реку, а дни св. Пасхи считаются праздниками. Троица 1860 г. памятна мне еще и потому, что мне в этот день в первый раз пришлось видеть Черноморских пластунов в деле с нами, пластуны были под командою сотника Левченко, убитого тогда пулею в голову. Я любовался над их выносливостью и удалью), которое когда то существовало среди горских племен во времена владычества Генуэзцев по берегy Черного моря и, вероятнее всего, в эпоху существования Тмутараканского русского княжества, - из исторических сведений известно, что во время существования этого княжества там имелись прекрасные церкви и даже существовала епархия, управляемая епископами. Тмутараканские князья брали дань с "Косогов"; князь Ростислав Владимирович первый заставил Косогов в 1006 году платить ему дань, а в 1022 году Мстислав Владимирович Храбрый "ходил на Косогов войною", смирил их и заставил платить снова дань и даже по его требованию выставлять воинов в его дружины; в 1026 году, когда возникла вражда между этим князем и Киевским Ярославом, Косоги были в войске Мстислава и в битве с Ярославом при местечке Листвень Ярослав был разбит и, по свидетельству самого Мстислава, дружиина Косогов очень способствовала его победе. В то время Pyccкиe князья, вследствие влияния на них духовенства, старались об укоренении христианства среди своих подданных, а потому можно допускать предположение, что Косоги, находясь в зависимости от Тмутараканских князей, исполняли желание их и принимали христианство. Французский генеральный консул при Крымских ханах Ксаверио Главани, итальянец родом, в изданном им описании "Черкесии" 20 ноября 1724 года, сказал, что в земле черкесов он видел несколько прекрасных, но уже запущенных церквей и кладбища "где на могилах встречались кресты, но с латинскими надписями". Находясь с издавна с жившими в береговой полосе греками в торговых только сношениях, горцы не могли позаимствовать от них новую религию; - "не обманешь,не продашь" — торговый принцип греков, — [249] плохое пособие при распространежи среди народа новой для него религии.

Впоследствии горцы, находясь в подчинении турок и Крымских ханов, которым платили живую подать рабами и рабынями в особенности, называвшуюся анблык, стали постепенно усвоивать магометанство, но оно не могло вкорениться вследствие плохого развития их мул. Упомянутый Ксаверио Главани сообщил в своем сочинении следующее о религии горцев: "о религии их я не могу ничего сказать, так как у них верование смешанное, они чтут Субботу, Воскресенье и Пятницу; празднуют Пасху с христианами и байрам с турками, утверждая, что все хорошо; в обществе христиан они не соблюдают никаких постов, находясь-же с турками выдают себя за турок, - так поступают и со всеми другими религиями".

Полковник Хан-гирей, Бжедуг родом, писавший о горцах в 1846 и 1847 гг., следовательно через 120 лет после Главани, сообщил: "Бжедуги, как и все низовые горцы, по вере магометане, остались во всем язычниками, т. е. придерживались унаследованному от предков.

Местное магометанское духовенство, если бы даже было и более развито, не могло иметь большого влияния на народ собственно потому, что духовное сословие не пользовалось почетом у горцев; — "высшие сословия, писал Хан-гирей, считали для себя унизительным поступление в духовные". В 1853 году горцы имели такую религию, какую описали Главани и Хан-гирей; кадии их только и были немного знакомы с двумя книгами магометанских законов: "Садр Шериэ", "Дурер" и "Казихан"; первая книга законов написана в первые века появления магометанства неизвестным арабом: вторая — Дурер, современником Тамерлана муллою Хасрова, а третья неизвестно кем и когда.

Горцы разделялись на сословия; высшие состояли из "пши" и "уорк" — князей и дворян; лиц этих сословий было не мало, а во время зависимости племен Адиге от Крымских Ханов число их стало увеличиваться. — Ханы имели массу наложниц, детей от них они отправляли на Кавказ для воспитания и преимущественно лицам высших сословий, этим [250] поддерживалась связь с горцами и влияние на Адиге. Горцы этих детей называли султанами, как и самих ханов; выросши эти султаны делались влиятельными людьми, имели собственную стражу, а при вызде их сопровождались не менее как 50 всадниками. Эти султаны из Крыма средств к жизни не получали, а жили роскошно на счет горского населения; потомки султанов пользовались такими же привилегиями до начала 1820 годов.

Самое многочисленное сословие у горцев называлось "тльфекотль" — свободный хлебопашец; cocловиe это находилось в подчинении "пши", владельцев аулов. Тльфекотли были свободный народ, имвший, по обычаю, право свободного перехода от подчинения одного князя к другому; владельцы аулов обязаны были, если хотели держать этот народ в подчинении, защищать всех и каждого из тльфекотль, при несчастии помогать им, а иначе — тльфекотль уходил в другой аул, т. е. поступал в подчинение другого князя. За покровительство князей, тльфекотли, по обычаю, должны были вносить владельцам аулов, т. е. князьям: после уборки хлебов 8 мер зерна; при разделах в семьях — быка, или корову, при выдаче замуж дочерей — пару быков.

За проступки взыскивался штраф в пользу князя; — телесного наказания у горцев не было.

Самое низшее сословие "пшитль" было крепостное, у князей их было не более семи, десяти семей. Пшитли служили прислугою и рабочими у князей, но имели, по обычаю, свою недвижимую собственность. Пшитли были и у первостепенных дворян (Горские дворяне были двух разрядов: первокласные, их было немного, пользовались княжескими правами, а второклассные особых прав не имели и зависили от князей, даже служили при них в качестве почетной стражи; из этих дворян выбирались носители значков при сборе партий, а народ выбирал из них судей.).

Турки, имея в Анапе сильный гарнизон, считали себя владетелями горцев, в сущности номинальными; они всегда, к своему вреду, поддерживали не массу народа, а только высшие сословия, расчитывая через них управлять массою, но князьям не было расчета поддерживать в народе власть турок в ущерб своей, - они не только не заботились о турках даже избегали случаев побывать в Анапе, где [251] проживали представители турецкой власти, даже с презрением глядели на них. Полковник Хан-Гирей сказал: "для горца высшего сословия всегда удивительное было видеть кого либо из пашей в Анапе на коне, или идущего; он с издавна привык их видеть сидящими всегда на ковре, с поджатыми ногами и длинным чубуком во рту".

Но князья в начале прошлого столетия воспользовались поддержкою турок; они постепенно стали заводить при себе постоянную почетную стражу, называвшуюся "биеколь".

Эта стража, пользуясь покровительство князей, сделалась впоследствии грабителями низших сословий; она стала захватывать скот, красть людей для продажи в Турцию выдумывала на тльфекотлей разные небылицы, обвиняя их в проступках, чтобы подвергнуть лишний раз штрафу

Такое положение дел в жизни горцев продолжалось до 1826 года, когда турки, не сделав для себя ничего хорошего, оказали высшим сословиям Натухайцев, Шапсугов и Бжедугам медвежью услугу; — в этом году в разгоравшееся восстание греков вступилась дипломатическим путем Россия в пользу греков; турки в отплату за вмешательство захотели взволновать горцев, чтобы своими враждебными действиями не отделять с Кавказа войска в Азиатскую Турцию, а напротив пополнять их извнутри.

Сознавая, что власть их среди горцев номинальна только, турки приняли меры к упрочению ее; они начали с того, что усилили гарнизон в Анапе, но не низамом, регулярными войсками, а разным сбродом из жителей Азиатской части своей; а командующим войсками в Анапе был назначен Трапезондский вали Хаджи Хасан паша, хотя очень пожилой человек, но энергичный.

Горцы, кроме князей, управлялись и выборными из тльфекотль старшинами, главными обязанностями которых были; приведение в исполнение решений судов и посредничество при возникавших недоразумениях и спорах между лицами низших сословий с высшими. Хотя горцы считались магометанами, но ставили свои обычаи выше указаний Корана и других священных книг с мусульманскими законами, а потому они не судились кадиями, духовными судьями, как [252] все магометане по шариату, а выбирали в судьи лиц из второстепенных дворян, которые при разборе дел в суде руководствовались унаследованными обычаями, а не сводом законов, изложенных в книгах Садр-Шериэ, Дурер, Беззазия и Каззихан; при вступлении в должность судьи не клялись пред Кораном, а в присутствии почетных лиц произносили краткую присягу: "обязуемся судить по внушению от Бога и справедливости". Очень редко тяжущиеся оставались недовольными решением своих судов.

Хасан-паша, получивиший при назначении в Анапу права сераскира, по вступлении в должность, предпринял поездку по краю. В этой поездке, при знакомстве с горцами, он убедился, что для возможного подчинена их следует прежде всего сделать из них лучших, не по названию только, магометан, а лучшим средством для этой цели было: введение между горцами суда по шapиaтy с кадиями, с отменою выбора судей; самыми подходящими для этого людьми были кадии из турок, а не из горских мулл, плохо знакомых с священными книгами законов.

Для исполнения плана Хасан-паша предпринял вторую поездку по краю. резко изменять или уничтожать народные обычаи, установившиеся веками — щекотливое и часто опасное дело, а потому паша и встретил резкое сопротивление со стороны горцев.

С конвоем до 500 человек Хасан-паша поехал сначала к Натухайцам; горцы эти, как жившие вблизи Анапы и более других ведшие с турками и греками в Анапе меновую торговлю, приняли реформу, не вполне сознавая разницу, но Шапсуги, пользуясь многочисленностью, наотрез отказались от введения кадиев; Хасан-паша приказал конвою арестовать некоторых из толпы Шапсугов, но те, а за ними и вся толпа стала в оборонительное положение, а народу собралось много. Не надеясь на стойкость своего конвоя, Хасан-паша простил виновных, решив наказать Шапсугов при получении из Турции поддержки войсками о чем и послал просьбу в Константинополь.

Бжедуги спокойно выслушали Хасан-пашу и согласились на введение кадиев, а сами думали: "вводи кого хочешь, а мы [253] не отстанем от обычая отцов, только скорее уезжай". Как сам паша, так и ездившие с ним духовные лица из турок, старались разъяснять Бжедугам указания Корана и других священных книг в отношении судов, и в этих разъяснениях между прочим высказали, что по Корану магометане не могут быть подвластными и рабами у магометан же, что даже рабы по истечении 8 лет должны быть свободными людьми.

Превышение власти князьями, проделки их биеколь уже ранее волновали Бжедугских тльфекотлей, а после слов паши и кадиев они стали собираться на тайные заседания, чтобы обсудить, как им отделаться от подчинения князьям и от ненавистных биеколь. Собрание данного общества у горцев называлось "зефиси". Обсудив все на тайных совещаниях, тльфекотли открыто на "зефиси" провозгласили себя "ххур" — свободными людьми. За убийство князя полагалась смертная казнь, а тльфекотли на этих заседаниях и вследствие неприязненных уже к ним отношений высших сословий, порешили изменить это правило и почетные из них лица обявляли народу: "тльфекотль, убивший лицо высшего сословия, потеряет только свой заряд.

Это постановление уже было угрозою князьям и дворянам; те, сознавая, что они, по своей малочисленности, не могут бороться с массою народа и боясь содействия ему со стороны Абадзехов (уже более десяти лет назад отделывавшихся от своих князей и дворян и образовавших по обществам республики, управляемые выборными старшинами), послали к ним депутацию с просьбою не вмешиваться в их распрю: Абадзехи дали слово. Хасан паша и кадии, бывшие на стороне князей, не могли им пока оказать помощи, — из Константинополя было отказано в присылке подкрепления,а Хасан паша, не имея возможности действовать энергичнее, сослался на старость и нездоровье и просил увольнения; просьба его была уважена, а новому начальнику в Анапе, в ожидании войны с Россиею, уже не было времени заботиться об укоренении магометанства среди горских племен.

Продолжая опасаться враждебных действий со стороны низших сословий, Бжедугские князья секретно вступили в [254] сношения c Pуccкими властями в Екатеринодаре, встретили с их стороны полную поддержку, обещание, в случае междоусобия, двинуть на помощь отряд воиск. Тльфекотли и пшитли узнали о намерении русских начальников и стали сдержаннее, но власть высших сословий уже не восстановлялась, а перешла, как и у Абадзехов, к выбираемым всенародно старшинам.

Вслед за Бжедугами, Шапсуги, а потом и Натухайцы отвергли подчиненность низших сословий князьям и первостепенным дворянам; с этого же времени приставка "гирей" к побочным потомкам Крымских ханов - султанам стала пустым звуком.

Таким-то путем Турки поспособствовали и остальным племенам горцев обратиться в республики с выборными старшинами во главе подобно тому, что уже было у всех Абадзехов, а распря между Бжедугами повела к тому, что они (речь идет о нижних Бжедугах, живших от хребта Пшаф севернее в долинах, а верхние Бжедуги — Хамиши покорились 1 октября 1863 г. вместе с Абадзехами) с 1827 года сделались как бы полумирными; — они, под разными предлогами отказывались принимать участие при сборе партии в других обществах для действий против нас и если молодежь их иногда увлекалась, то это позволялось ради только того, чтобы соседние с востока Абадзехи, а с запада Шапсуги окончательно не сочли бы их преданными нам, изменниками в общем деле — борьбы с нами.

Если в 1847 — 1848 году Абадзехи признали над собою главенство выходца из Дагестана Магомет-Эмина, то только в военном отношении, — он был главнокомандующим, но не повелителем, все важные для народа мероприятия, даже обсуждения действии против нас, решались на мегкемэ — при собрании старшин и почетных людей, что далее подтвердится при описании военных действий.

По свидетельству многих лиц, в том числе Главани и Хан-гирея, горцы были вообще вежливы, способны, знали много ремесл; Главани сообщил о способностях горцев следующее: "если горцу приходилось видеть какое либо изделие, невиданное им прежде, то, осмотрев его, он делал подобное". Денежных знаков у горцев не было, торговля была меновая. [255]

По обычаю можно было иметь только одну жену, но допускалось иметь наложниц; но дети от них не признавались законными; затворничества жен у них не было.

Главною заботою женщин было иметь стройность, тонкую талию; для получения этого молодые девицы обшивали свой стан — богатые сафьяном, а бедные бараньею кожею; франтовства не было, приходилось рядиться только в выменяное у армян; большая часть женщин имели ожерелья преимущественно из турецких монет.

Франтовство мужчин состояло в отделке оружия, седел и сбруи серебром; богатые джигиты позволяли себе носить из красного сукна шаровары с галунным лампасом. Оружием горцы дорожили, в особенности старым; у них существовала поговорка: "смерть джигита в бою — плач в его доме, а потеря его оружия - плачь в целом обществе". Лучшими ружьями считались "Крым" т. е. вывезенные из Крыма и франкские стволы; на этих стволах попадались вырезанные имена мастеров латинскими буквами. Из шашек славились "Волчек" и "Мухор"; на первых был изображен тонкими чертами бегущий волк, а на вторых были изображения в виде печати (мухор) с Арабскими надписями. Орудий было, по показанию одних 8, а других — 12; всею артиллериею в описываемое время у горцев заведывал беглый фейерверкер, урядник из ст. Вознесенской, Колосов.

II.

Служба и жизнь войск на заладном Кавказе.

Военные действия войск на Черноморской кордонной линии, Черноморском побережье и на правом фланге имели между собою тесную связь: — собирается партия напасть на станицы правого фланга, — Черноморские казаки, для отвлечения части сил неприятеля, вторгаются за Кубань; угрожает неприятель Черномории — войска с правого фланга и Черноморской береговой линии вторгаются в глубь неприятельского края, а такие действия наших войск заставляли горцев разделять свои силы, а через это предполагавшиееся нападения не были такими смелыми и энергичными, как были [256] предположены. Кроме того, Черноморцы, вследствие небольшого числа войск на правом фланге, нередко ходили туда для усиления гарнизонов или отрядов; так в январе 1853 года 1-я Черноморская конная батарея была на Лабинской линии, имея свою штаб-квартиру в ст. Чамлыкской; другая казачья батарея была в укр. Алексевском под кр. Анапою.

Длинная Черноморская кордонная линия от поста Мало-лагерного, вблизи ст. Воронежской, шла по р. Кубани до ее устья, вблизи ст. Таманской и защищалась Черноморскими казаками, имевшими все три рода войск. Линия состояла из ряда укрепленных постов и небольших редутов под названием "батареек". Укрепления эти занимались местами конными, местами пешими казаками. Штабы конных полков в первой половине 1853 г. были: 1-го, 4-го и 7-го в ст. Полтавской, 2-го на Великолагерном посту, 3-го на Константиновском, 5-го и 8-го в г. Екатеринодаре, 6-го и 9-го в ст. Уманской, 10-го на Смоляном посту, 11-го на Екатерининском и 12-го на Копыльском.

Пешие батальоны имели штаб квартиры: 1-й и 2-й в укр. Абин, 3-й в Алексеевском у Анапы (временно), 4-й в укр. Георгие-Афипском, 5-й и 8-й в г. Екатеринодаре, 6-й и 9-й в ст. Уманской, 7-й в Ольгинском; артиллерия в то время не имела постоянных квартир: батареи то и дело передвигались с места на место, но их более всего было в Екатеринодаре и на постах Ольгинском и Копыльском.

Служба и жизнь на постах и батарейках Черноморской кордонной линии, сравнительно с другими линиями, были самыми тяжелыми и полные опасностями, — климат вредный, болота по р. Кубани, под названием "плавни, порождали опасные лихорадки, даже с корчами. Черноморские казаки на этой линии, в буквальном смысле, не имели покоя, — предприимчивый враг, живший вблизи, ухитрялся разными своеобразными способами переправляться через Кубань для грабежей; с началом весны из плавней появлялись тучи комаров, по вечерам и ночам единственным спасением не опухать от их укусов было "курево", - казаки зажигали навоз [257] и сидели под ветром, обдаваемые дымом, там и ложились спать. Офицеры спали в офицерском отделении при казармах, с густыми пологами над кроватями, плотно ими охваченными, а растворенные летом окна плотно закрывались кисеею; чем делалось теплее, тем более появлялось разных жалящих насекомых, из которых особенно надоедали казакам и их лошадям слепни-овода.

И такая тяжелая жизнь на постах, в сравнении с жизнью на батарейках и в секретах, на тропах к Кубани, можно сказать, была удобною; — трудно описать, что приходилось испытывать Черноморцам летом, вернее в течениe 7 месяцев по батарейкам и секретам, на постах от комаров и прочих кровопийц можно было по ночам хотя немного спасаться куревом, можно было, покамест "курило" запалить люльку, вздремнуть, а на батарейках и этого удобства и роскоши не было; батарейки были около переправ через Кубань, на них надобно было соблюдать тишину и быть крайне осторожными, чтобы ловко переправлявшиеся горцы, часто рыскавшие вблизи, не подкрались бы и не положили пулею на месте неосторожного, освещенного куревом или искрами от трубки; — курево освещало бы внутренность батарейки, а меткий выстрел прекращал бы жизнь освещаемых. Но самая тяжелая служба была в секретах по тропам к Кубани; там гнездились уже комары, которые с сумерек до восхода солнца клубами вертелись над всем живым и истязали его; там надобно было быть не только зорким, но и неподвижным, чтобы себя охранить и не предостеречь шумом врага — горцы прокрадывались как рыси на добычу. Можно представить, каково было положение в секретах казаков, лежавших пластами! Вот в этих то пикетах и выработались те легендарные герои — Черноморские пластуны, которые и в войне 1853-1856 гг. с отлично обученными войсками союзников французов, англичан и итальянцев прославились; кто из любознательных людей не знаег, какие подвиги совершены Черноморцами при осаде Севастополя? Кто не знает, как эти казаки, являясь неожиданно то здесь, то там, наводили страх даже на пресловутых Французских зуавов?! Чем морознее, лютее была [258] зима, тем зорче и осторожнее надобно было нести службу на кордонной линии. Кубань замерзала, везде были готовые переправы для шаек и партий горцев, тогда еще нужно было делать и осмотр окрест лежащей местности: нет ли по снегу сакмы, следов горских коней. Только закаленная всякими невзгодами натура черноморца, потомка славных запорожцев, да беззаветное отношение к точному исполнению службы Царю и отечеству, могли не только исправно, но и отлично исполнять такую тяжелую службу! С июля по октябрь начинали свирепствовать по линии лихорадки, — в лазареты отправляли только тех, кто, истощенный лихорадкою, не мог уже стоять на ногах, а если бы отправлять в лазареты всех лихорадочных, то посты и батарейки опустели-бы. При этом надобно иметь в виду, что тогда хина была очень дорога и для сокращения казенных расходов, для лечения от лихорадки в лазареты присылали pulvisabsentiae (небольшая часть хины, смешанная с перетертою полынью).

Служба и жизнь войск на правом фланге были легче и удобнее,-- климат там несравненно здоровее. Летом и там частенько были тревоги, а при прорыве больших партий на линию линейным казакам не редко приходилось гоняться за ними до полнейшего истомления коней, а пехоте и артиллерии до изнеможения. Там, вне станиц. было немного постов. Они были преимущественно по почтовым трактам; для охраны людей, работающих в поле и проезжих ежедневно рано утром из станиц, высылались разъезды для осмотра окрестностей, а, по осмотре, ставились денные пикеты на местах, откуда удобнее было наблюдать за появлением неприятеля. Зимою же там горцы избегали нападать, их тогда легко было выслеживать по снежной сакме; там от преследования не так легко было спасаться, как на Черноморской линии, где уходить в плавни и леса по Кубани было близко и скрываться в зарослях по ней, а на правом фланге передовые станицы были частью по Кубани, по Лабе и Урупу; при открытии партии, погони за ними нередко были долгие, на десятки верст. В то время казаки имея лучших лошадей, чем теперь, — одна Черномория снабжала всю артиллерию и обозы пехоты в войсках, расположеных [259] на нынешней территории Кубанской области своими добрыми коями, а на ярмарках в ст. Прочноокопской, Лабинской и г. Ставрополе всегда можно было найти сотни отличных скакунов и при том выносливых лошадей кабардинской и абазинской пород; лошади заводов Атажукина, Дударукова, Безарукова, Лоова и Трамма славились красотою и выносливостью. Земли были плодородные, жить было не дорого, а тогда Черноморцам и Линейцам приходилось работать в поле с винтовкою, ружьем за плечами, и все таки тогда казаки жили богаче чем теперь, а от того, что меньше пили, дисциплина была серьезнее; наплыв разного люда в станицы под названием "иногородных", сильно способствовал падению нравственности и трудолюбия между казаками. Войска правого фланга состояли из двух полков 19 пехотной дивизии — Ставропольская и Кубанского, пяти казачьих бригад Кавказского линейного казачьего войска, пяти Кавказских линейных батальонов, 19 артиллерийской бригады и трех рот подвижной крепостной артиллерии; кроме того, к этим войскам был прикомандирован Донской № 15 полковника Ягодина полк, стоявший в Прочноокопском укреплении.

Войска на Черноморской береговой линии в нынешних пределах Кубанской области и Черноморской губернии состояли из 8 Черноморских линейных батальонов, расположенных от Анапы до поста Адлер, Донского № 29 войскового старшины Номиконова полка в поселке Витязевом, вблизи кр. Анапы, батальона и батареи от Черноморских казаков, горной батареи и двух - крепостной подвижной и Анапского горского полуэскадрона, сформированная из мирных Натухайцев, а частью Кабардинцев.

Служба и жизнь на береговой линии были не красны: там, кроме кр. Анапы, свирепствовала летом малярия; в пять лет менялся состав нижних чинов в батальонах, вазванный маляриею. Укрепления по этой линий, вследствие низости к берегу моря горных отрогов, пересеченной местности и зарослей, имели между собою единственное сообщение - морем; сообщение производилось на военных судах и баркасах Азовской гребной фпотилии. Летом сообщение бывало исправное, но осенью и зимою от частых, непогод [260] и бурь на море, гарнизоны иногда по целым месяцам не получали почти даже необходимых съестных припасов. Урепления эти служили еще "не столь отдаленным меcтoм" ссылки для провинившихся офицеров в других частях Poccии и Кавказа; про офицеров там существовала поговорка: "кто из них не сойдет с круга от пьянства, или не женится под пьяную руку на первой попавшейся женщине, без справки о ее поведении и происхождение, тот с железным характером".

III.

Военные действия в означенных частях Западного Кавказа в 1853 году.

С ноября месяца 1852 г. к горцам западного Кавказа и в особенности к предводителю Абадзехов Магомет-Эмину стали приезжать довольно часто из Турции эмиссары, подговаривавшие горцев, от имени султана, к энергическим дйствиям против нас. В том же месяц в земли Натухайцев у устья р. Сукко высадились трое турок с подарками султана Магомет-Эмину; всеми этими посланцами руководил в Турциии Мустафа паша, служивший там по дипломатической части. Натухайцы встретили гостей с почетом и проводили их до Шапсугов; слух о посланцах султана разнесся по горам, о миссии этой стали ходить преувеличенные рассказы, в особенности о подарках султана и его обещаниях. рассказы эти дошли до командующего войсками на Кавказской линии и Черномории, от которого последовали предписания и. д. атамана Черноморского казачьего войска полковнику Кухаренко и начальнику правого фланга генерал-майору Евдокимову усилить по возможности передовые линии. Начало декабря прошло благополучно, но с половины месяца то и дело на линиях стали появляться смелые шайки горцев, прорывавшихся даже до станиц; нападения начали шапсуги, а за ними и прочие горцы. К половине января 1853 года нападения участились. Чтобы предупредить дальнейшие нападения и заставить горцев позаботиться о собственной безопасности, полковник Кухаренко решил напасть [261] на них, сделав распоряжение о секретном сборе войск к посту Ольгинскому, где был мост через Кубань. Казаки по ночам приходили на пост и их всего к 24 января собралось: 3 1/2 пеших батальона, 6 сотен, при 10 орудиях. Приехав вечером на пост, Кухаренко в полночь с этим отрядом Черноморцев перейдя по мосту Кубань, остановился, чтобы выделить из отряда отдельную колоннну для нападения на намеченный пункт с двух сторон. Решено было разорить два аула в урочище Мазим-ху. Отделенная колона из 6 рот пеших, трех сотен конных при 4 орудиях, была поручена полковнику Крыжановскому. По рассказам проводников из мирных горцев полковнику Кухаренко, в Мазим-ху было два аула, один при входе в небольшое ущелье, а другой недалеко от него за небольшим лесом, разделявшим пашни аулов; с западной стороны ущелья, против заднего аула, были небольшие высоты, покрытые лесом.

На основании этих сведений Кухаренко решил не только сжечь оба аула, но и нанести потерю жителям их; для достижения цели, он указал Крыжановскому идти лесом прямо в Мазим-ху и атаковать первый аул, а, по взятии его, продвинуться к леску между аулами; с своею же колонною Кухаренко двинулся правее, чистыми местами к перелеску, на высоте у второго аула; путь этот был длиннее пути наступления Крыжановского, а потому Кухаренко двинулся первым. Едва начинало светать, а колонны уже подошли к цели экспедиции; Крыжановский, подойдя к первому аулу, распределил свои пешие силы поровну, для атаки аула с двух сторон, а в резерве и прикрытии артиллерии остались сотни конных казаков. Артиллерия, когда пешие казаки пошли в обход аула, тихо подалась вперед снявшись с передков в 300 саженях от аула; поднявшийся в ауле лай собак был заглушен залпом орудий, потом другим; выбегавшие из саклей горцы попадали под огонь орудий, бивших в середину его; спасаясь, горцы с своими семьями попадали под ружейный огонь обходных колонн, перешедших в быстрое наступление к аулу, который и заняли. Жители заднего аула, услышав впереди выстрелы [262] поскорее вооружились и кинулись на помощь соседям, но, пробежав уже промежуточный между аулами лесок, остановились увидя безотрадную картину у соседей, которые, спасаясь бежали им на встречу. В это то время загремели выстрелы у второго аула, — ужас объял прибежавших и подбегавших горцев, оставалось одно — скорее спасаться а ближний лес на лево. Крыжановский, по занятии аула, приказал зажигать его, а когда раздались пушечные выстрелы у Кухаренко, двинулся вперед к перелеску, обстреливая его артиллериею. Когда выстрелы в отряде Кухаренко стали приближаться, Крыжановский всею колонною двинулся в перелесок и погнал оттуда горцев на колонну Кухаренко. Неприятель стал разбегаться в рассыпную; колонны соединились за перелеском, оба аула пылали. Колонна полковника Кухаренко, поднявшись в лесок над вторым аулом, была остановлена для небольшого отдыха и выжидания атаки Крыжановского; когда у последнего участился огонь. Кухаренко, расчитывая, что жители заднего аула уже, вероятно, побежали на тревогу в передний аул, в буквальном смысле обрушился с высоты на лежащий пред ним аул; — Черноморцы с гиком, криком и визгом, ворвались в аул; обезумевшие от страха старики, женщины и дети спасались куда попало, попадая не редко под казачьи пули: разогнав неприятеля, казаки, похозяйничав по-своему в ауле, стали поджигать его; когда аул запылал, Кухаренко двинулся на встречу Крыжановскому, неприятель разбжался, пора была отступать. Соединившиеся колонны тронулись на дорогу по пути наступления Кухаренко, по чистым местам. Пушечные выстрелы встревожили окрестное население горцев; толпы их стали сбегаться к месту боя, но отряд уже вытягивался на чистые места, бой загорелся в ариергарде, но не надолго; — отряд уже миновал удобные для горцев места боя, а на чистых местах они избегали драться, боясь атаки кавалерии отряд пошел на р. Куннипсе, а оттуда уже шла совершенно безопасная дорога к Ольгинскому посту. В аулах казаки насчитали 17 тел убитых ими горцев; в обоих аулах отбито казаками 529 штук рогатого скота, а в казачьих торбах была еще кое-какая живность, - у этого курица у того индейка; [263] конные казаки тоже успели кое-что взять в торока. Потеря казаков состояла из 11 человек раненых, убитых не было. Кухаренко, по прибытии на пост, предположил, что сбежавшиеся на тревогу горцы, видя oтcтупление отряда за Кубань, успокоятся и разойдутся по аулам, решил еще раз побывать за Кубанью. Дав отряду 26-го отдых на посту, он в ночь на 27-е число пошел со вcем отрядом, через мост и, перейдя его, повернул вверх по реке вдоль плавней, а потом повернул к р. Иль, где по сведениям лазутчиков, было несколько Шапсугских хуторов. Погода стояла морозная, а потому отряд шел довольно быстро. Перед рассветом отряд приблизился к хуторам, кутанам; их было два; сотни тотчас же окружили первый хутор он тотчас же запылал, а за ним и другой. Пикеты горцев, стоявшие вблизи хуторов вверх по Илю подняли тревогу Кухаренко, сжегши хутора, стал отступать. Собравшиеся из соседних аулов горцы стали преследовать отряд, в цепях перестрелка стала разгораться; горцы, надеясь на подкрепление от земляков с р. Хабль, стали настойчиво преследовать ариергард. Кухаренко направил в ариергард всe свои 10 орудий, огонь которых скоро охладил пыл Шапсугов; больших подкреплений не подошло и горцы стали понемногу отставать; к вечеру отряд пришел на Ольгинский пост, потеряв за день 16 человек ранеными.

Командир Кавказского корпуса Князь Воронцов, получая часто донесения о набегах на наши линии горцев, узнав о предусмотрительных движениях полковника Кухаренко 25 и 27 января, в приказ по корпусу от 26 февраля за № 32, изъявляя свое удовольствие, выразил искреннюю благодарность полковнику Кухаренко и особо отличившимся в этих делах - полковнику Крыжановскому, подполковникам Гусарову, Жилинскому и Беднягину; состоящим при исп. долж. Наказного Атамана капитанам: Клингеру и Худобашеву; строевым чинам: есаулам Попко, Отрешко и Нарежному; сотникам: Вербицкому, Корсуну и Литевскому; состоящему при штабе Черноморского войска инженер — поручику Клейсту. Всем казакам, участвовавшим в делах, то-же объявлена благодарность. [264]

На Кубанской и Лабинской линиях тревоги тоже стали очень частыми. Мелкие партии прорывались тайком, по ночам, к станицам и вблизи их брали в плен; командующий войсками, тоже, как и испр. должн. наказного атамана Черноморского войска, нашел, что только наши наступательные действия и могут остановить набеги разгулявшихся черкес, предложил полковнику Кухаренко и генералу Евдокимову поскорее начать вторжения к горцам, пользуясь холодною зимою, когда леса не одеты и дороги сухи.

Распоряжение командующего войсками в исполнение привели первыми Черноморцы; по распоряжению и. д. атамана полковника Кухаренко, на Ольгинском посту, под командою полковника Крыжановского. К 3 февраля собралось: 629 пеших и 265 конных Черноморцев. Взяв с поста 2 легких орудия, Крыжановский с этим отрядом вечером двинулся за Кубань к р. Хабль, где у Чахпухского леса ютились горцы по хуторам. Пред рассветом отряд был у леса , где в тишине расположился на отдых. Когда стало расветать, отряд поднялся, и, быстро пройдя полосу леса, за которой были хутора по ручьям, впадающим в Хабль, внезапно появился среди хуторов. Неожиданное в этой глуши нападение сначала смутило горцев, они старались спасать только свои семьи, пешиe казаки выбивали горцев из саклей, а конные, отбивая скот, сгоняли его в одно стадо. К полудню уже пылало 17 хуторов. На тревогу горцы сбегались со всех сторон, и, не решаясь нападать на казаков по открытым местам у хуторов, решили схватиться с казаками в Чахпухском лесу, при их отступлении к Кубани: но Крыжановский уже предвидел, что Шапсуги наверное встретят его в этом лесу, стянув в одну колонну отряд, повернул его влево и пошел прямо к Кубанским плавням и, оставя Чахпухский лес левее, пошел через пашни. Бывшие вблизи горцы заметили хитрость казаков, дали знать о ней засевшим в лесу: кучки горцев со всех сторон бросились за отрядом, но по принятому Крыжановским направлению не было больших на большое растояние лесов, а только перелески, да кусты. Перелески при подходе отряда, обстреливались из орудий, а потом их занимали цепи, а по [265] кустам горцы не рисковали приближаться, боясь быть отрезанными конными казаками. Хотя преследование отряда продолжалось долго, но оно не было настойчивым, смелым, а это поспособствовало тому, что слабый отряд. забравшийся вглубь неприятельского края, отделался небольшою потерею: — отряд потерял 1 казака убитым и 7 ранеными. На хуторах было отбито и приведено на Ольгинский пост 110 штук рогатого скота, да пешие казаки, выбивая горцев из саклей успели поживиться кое какою движимостью из саклей и курами.

Последователь славного атамана Сысоева, полковник Кухаренко находил, что следует воспользоваться морозною зимою и снова побеспокоить Шапсугов, заставить их позаботиться о собственной охране, а не нападать на нашу линию; но предполагая, что Шапсуги могут быть уже на стороже, мало того, могут быть поддержаны и Натухайцами, пришел к заключению, что для успеха предприятия необходимо развлечь силы неприятеля. Для достижения этой цели и. д. атамана Черноморцев вошел в сношение с начальником Черноморской береговой линии вице-адмиралом Серебряковым. Изложив ему необходимость нападения на горцев, Кухаренко просил его произвести из Новороссийска наступление к pp. Адагуму и Абину. Серебряков вполне разделил мнение Кухаренко и в особенности потому, что Натухайцы частенько стали беспокоить береговую линию, преимущественно около кр. Анапы, форта раевского и вблизи Новороссийска. Изъявляя согласие на производство движения к Натухайцам, Серебряков сообщил, что он в ночь на 11-е февраля пойдет на р. Бакан (В низовьях р. Адагум), оттуда спуститься вниз и пойдет к р. Абину, где 12 и 13 будет жечь хутора, а 14 отступит в Новороссийск.

Заручившись поддержкою вице-адмирала Серебрякова полковник Кухаренко стянул в укрепление Георгие-Афипское 6 рот пеших и 2 сотни конных Черноморцев 6 легких орудий и 2 ракетных станка; прибыв в укрепление 10-го числа, он в ночь на 11 число двинулся к аулу Наджуко-хабль на р. Супс. На рассвете отряд тихо прибдижался [266] к аулу. Чтобы отвлечь часть жителей аула в другую сторону полковник Кухаренко направил бывшую в отряде команду пластунов из 12 человек в обход аула, приказав ей, чтобы она, прокравшись кустами мимо аула, залегла бы с противоположной его стороны и открыла бы пальбу по ближайшим саклям, а при атаке аула отрядом отбежала бы назад и пробралась к отряду, дабы не попасть под свой пушечный огонь.

Пластуны скрылись в кустах, а отряд, сохраняя полнейшую тишину, шагах в 400 от ближайших саклей, ожидал обхода аула пластунами. Ветерок был со стороны аула и собаки в нем не почуяли непрошенных гостей.

Пластуны не замеченными пробрались за аул и через кусты стали подползать к нему; приблизившись, они рассмотрели, что ближайшие к ним две сакли из срубов прочные, в которых хорошо защищаться и укрываться от выстрелов; на кратком совете пластуны решили, что им нужно занять эти сакли, где будет безопаснее чем в кустах. разделившись поровну, пластуны, встреченные собаками, ворвались в сакли и там при свете от топившихся бухаров, — (каминов) без выстрелов, — кинжалами и прикладами штуцеров, покончили с хозяевами саклей, и, заслонив чем попало выбитые двери, приготовились к защите; разбуженные неистовым лаем собак, горцы с оружием стали выбегать из своих саклей, ближние к пластунам были ими встречены пальбою из дверей, аул зашумел; в сакли, где укрылись пластуны уже полетели пули, но в это время с другой стороны аула послышались гик, визг, крик и, наконец, грохот орудий. Жители аула расстерялись, в нем поднялся вой и плач; часть горцев бросилась спасать свои семьи, а более удалые из них побежали на встречу атакующему отряду, прекратя бой с пластунами в саклях; а пластуны, заметив, что неприятель бросился в другую сторону, выскочили из саклей в кусты; хотя им вслед и было пущено несколько пуль, но никто ими не был задет; добежав до гущи кустов, пластуны, от беготни едва переводя дух, тихо пробирались к другой стороне аула - к своим прислушивались к гулу подававшихся [267] вперед выстрелов, и благополучно присоединились к отряду. Не смотря на свое опасное положение в саклях, а в особенности при выходе из них, пластуны не упускали случая кое-что прихватить с собою из саклей для домашнего обихода и на закуску.

Шапсуги скоро поняли, что казаки в двух саклях только ради обмана их; направив семьи за р. Супс, горцы у аула завязали бой, но скоро были выбиты из аула пешими казаками и огнем всех 6-ти орудий; едва аул был занят отрядом, как горцы повторили нападение из ближних кустов, но казачьи цепи, прикрываясь саклями, легко отбили нападение, а два орудия, подъехавши к краю аула, открыли огонь за р. Супс по опушке леса, где виднелись люди, убежавшие из аула. Орудийные выстрелы распростроняли тревогу среди населения по Супсу и его притокам; к Наджуко-хабль стали сбегаться горцы со всех сторон, перестрелка стала разгораться.

Было уже 6 часов утра, шла горячая перестрелка у аула. В это время ясно послышались с запада пушечные выстрелы. Полковник Кухаренко приказал своей артиллерии участит пальбу по кустам вблизи аула и по опушке леса за р. Супсом. Адмирал Серебряков, услышав частую пальбу у Кухаренко, тоже усилил артиллерийский огонь для привлечения к себе Натухайцев.

До 9 часов утра в обоих отрядах шла орудийная пальба, а в цепях — ружейная, а с этого времени последняя у Кухаренко стала стихать. Шапсуги, не надеясь уже выбить из аула казаков, порешили энергично преследовать их при отступлении из аула. Пользуясь ослаблением перестрелки, Кухаренко приказал зажигать аул конным казакам. К двум часам дня аул весь пылал. Началось отступление по направлению к р. Афипсу через пахатные поля горцев; от проводников отряда Кухаренко узнал, что в верстах пяти от Наджуко-хабля на правом берегу р. Афипса есть большая поляна, что по дороге туда — большею частью пашни и кусты. Находя это направлен более удобным для отступления, а большую поляну безопасною стоянкою от внезапного нападения, и. д. атамана повел отряд по описанному направлению. [268]

Между пашнями и аулом были кусты на протяжении около версты; едва отряд подошел к этим кустам, как оттуда посыпались пули; выдвинутые в авангард четыре орудия стали обстреливать кусты, цепи быстро их заняли и отpяд втянулся в них: перед выходом на чистыя места горцы, обстреливаемые орудийным огнем, стали отставать, а на пашнях не решались преследовать, хотя и получили подкрепление из окрестных аулов и хуторов.

Стоянка на поляне у правого берега р. Афипс вполне была безопасна; горцы чрезвычайно редко решались нападать на наши войска на открытых местах, где их толпы представляли хорошую цель для пушечного и ружейного огня и для атак кавалерии. Отряд переночевал спокойно, казаки сытно поужинали отбитою в ауле разного рода живностью и рогатым скотом.

На следующий день полковник Кухаренко налегке произвел поиск вверх по Афипсу, на юг от поляны, не углубляясь далеко в леса; на Афипсе и впадающих в нее ручьях было сожжено несколько хуторов, но уже брошенных горцами, в ночь убравшимися с семьями и своим добром в гущу лесов.

Перестрелка в этот день была слабою. На третий день полковник Кухаренко на рассвете выступил прямо на cеввер: местность была малозаросшая; отдохнув в Георгие-Афипском укреплении, отряд перед вечером был уже за Кубанью — дома.

Потеря отряда за эти три дня состояла из одного убитого и двадцати одного раненного казака.

Вице-адмирал Серебряков вышел, как прежде сообщил и. д. атамана, из Новороссийска с вечера на 11-е февраля с отрядом: из 6 Черноморских линейных батальонов, с 80 матросами с военного судна, стоявшего в Цемесской, Новороссийской бухте, с 1 1/2 сотнями Донских казаков № 29 полка и Анапским горским полуэскадроном при 3 легких и 8 горных орудиях.

К рассветy отряд был уже у верховья р. Бакан. Здесь у реки был оставлен весь обоз под прикрытием рот пехоты, а остальные войска, после [269] непродолжительного отдыха, двинулись вниз по реке по правому берегу. Пройдя версты три, отряд перешел реку и направился к замеченным кавалерией за леском хуторам горцев. Натухайцы считая себя в этой трущобе безопасным, не выставляли на ночь караулов; пехота, пробежав лесок неожидано для горцев показалась у хуторов. Жители бросились спасаться по близ лежащим балкам с густою растительностью.

Легкие орудия, по приказанию Серебрякова, открыли огонь по балкам и возвышенностям, куда скрывались Натухайцы и где показывались из соседних жилых мест. Отряд до четырех часов дня, двигаясь по левой стороне р. Бакан уничтожал жилые места горцев, а в 4 часа поворотил назад и, пройдя реку, вернулся по прежнему пути на место расположения обоза.

Пушечные выстрелы в продолжении дня были как бы вызовом горцев на бой; к утру 12 числа уже собралась большая партия Натухайцев, расположившаяся в зарослях у р. Бакан, верстах в 4-х ниже расположения отряда, вблизи дороги вниз по этой реке. Серебряков же решил в этот день двинуться по направлению к р. Абину и распространить тревогу среди Шапсугов, поселения которых начинались за лесом Сетуазе. Шапсуги тоже уже сбегались на тревогу и когда отряд вступил на дорогу через лес, в цепях его тотчас же открылась частая перестрелка; все 8 горных орудий придвинутые к целям, открыли частый огонь картечью; пройдя лес Сетуазе, Серебряков поворотил к р. Абину; все жилые места и встречаемые леса по пути сжигались отрядом. Доносившийся гул выстрелов из орудий с р. Афипса и был причиною такого смелого вторжения Серебрякова вглубь земли Шапсугов: для Серебрякова было ясно, что отряд Кухаренко сильно развлек силы Шапсугов.

Собравшаяся партия Натухайцев, поджидавшая отряд у р. Бакана, от своих дозорных узнала, что отряд пошел в другую сторону-на восток, а доносившийся гул выстрелов у леса Сатуазе вполне подтвердил полученные сведения от пикетов. Натухайцам еще со вчерашнего дня было известно, что вагенбург отряда расположился в [270] верховьях Бакана, почему они тут же порешили воспользоваться отсутствием отряда и напасть на обоз. Вице-адмирал Серебряков, предполагая, что орудийные выстрелы во весь день 11 числа, распространившие тревогу по окрестностям, наверное заставили Натухайцев собраться в большом числе, они легко могли напасть на вагенбург, — решил усилить перед выступлением прикрытие, для чего и отделил три роты, а, благодаря этому, прикрытие уже состояло из 8 рот с одним легким орудием. Вагенбург был расположен на открытом, командующим местностью бугре.

Осторожно, тихо подкрадывалась партия, более 300 человек, по зарослям вблизи реки, но пикеты с бугра заметили ее: тотчас же к угрожаемому месту были придвинуты резервы; когда горцы на расстояний до 150 шагов показались на чистом месте, две роты дали по ним залп: подъехавшее орудие пустило картечью; толпы горцев отбежали в балку, подхватив своих убитых и раненых. Натухайцы, предводимые своим знаменитым храбрецом Джарым-Шаган-гиреем снова повторили натиск, но снова были отбиты и с большею потерею, чем при первом нападении . После второй атаки, горцы отошли в балки и более уже не беспокоили вагенбурга.

У р. Абина отряд Серебрякова встретил поселения горцев; все встречаемое на пути отряда уничтожалось огнем. В четыре часа отряд повернул назад и пошел в обход леса Сетуазе, где засевшая партия, подкрепленная нападавшими на вагенбург, притаясь, ожидала отряд. Когда Серебряков уже подходил к р. Бакану, притаившаяся партия пустилась в догонку за отрядом; в ариергарде загорелась жаркая перестрелка, но огонь всех 10 орудий сдержал натиск неприятеля, который в наступающие уже сумерки стал отставать.

13 числа вагенбург отряда под прикрытием пяти рот, но без артиллерии, был направлен в Новороссийск, а остальные войска, снабженные продовольствием на два дня, двинулись с Серебряковым снова к р. Абину, к верховьям ручьев между рр. Баканом и Абином, где, по сведениям от лазутчиков, было много хуторов Шапсугов. Хотя [271] местность по пути наступления отряда местами были очень пересеченною и заросшею, но отряд шедший налегке, имел с собою только две троечных повозки для могущих быть убитых и раненных быстро проходил неудобные места, а горцы не энергично вступали в бой вследствие своей малочисленности; большая часть способного к бою населения еще спасала по лесным трущобам свои семьи и имущество. Вот почему отряд спустился к Абину и расположился на ночлег на поляне у левого берега реки.

Подвижность за эти дни отряда стала сильно беспокоить не только Шапсугов, но и Натухайцев; большая часть партии последних пошла за Бакан, чтобы из ближних поселений к реке уводить семьи в дальние, туда же отгонять и скот. 14-го рано утром отряд повернул к р. Бакану. Когда дозорные горцы убедились в направлении отряда к этой реке, немедленно дали знать партии Шапсугов, ожидавшей отряд в лесу за Абином, верстах в трех от места ночлега отряда; конные тотчас же кинулись в догонку за отрядом; скоро догнали его и в цепях пошла перестрелка. По переходе Бакана, к Шапсугам присоединилась и отставшаяся часть партии Натухайцев. Сначала горцы смело вступили в бой, но Серебряков приказал перестать экономничать в артиллерийских снарядах, а потому артиллерия стала быстро облегчать свои зарядные ящики. Усиленный огонь пушек останавливал напор горцев, они стали осторожно преследовать, а при осторожном преследовании неприятель не нанесет особого вреда, что и произошло в Новороссийском отряде. Не смотря на то, что отряд за эти дни углублялся не раз в местности среди густого вражеского населения потеря у него была не большая: ранено два офицера и девятнадцать нижних чинов, убитых не было; в вагенбурге было восемь раненных нижних чинов.

На правом фланге нападения мелких шаек на Лабинскую линию усилились; командующий войсками на Кавказской линии и Черномории в секретном письме от 6 февраля, на имя начальника правого фланга, ссобщил, что по полученным из гор достоверным сведениям, главари шаек, [272] нападающих на наши линии преимущественно из Егерукаевцев и что аул их на р. Уль, между pp. Фарсом и Гиагой Аслан Шукой, — гнездо всех затей против нас. На основании этих данных в письме этом было предложено генерал-майopy Евдокимову "примерно наказать жителей этого аула, который совершенно уничтожить".

Для исполнения этого распоряжения Евдокимову пришлось многое хорошо обсудить: поселения горцев по Улю были почти недоступны с Лабы; там были знаменитые в летописях о Кавказе Махошевские леса по р. Фарсу и за ним к р. Гиаге; местность была населена самыми удалыми из Абадзехских обществ Егерукаевцами и Махошевцами, ближайшими соседями к станицам по Лабе, в нападениях и грабежах на которые жители этих обществ с молоду развивали удаль свою. Старожилы на Верхне-Кубанской, Лабинской и Урупской линиях до сих пор рассказывают о молодечестве и смелости шаек из этих обществ. Более удобным пунктом для наступления к Улю был от р. Белой, от Белореченского укрепления; - но этот пункт был тем не выгоден, что в этом месте горцы скорее всего могли заметить скопление войск и приготовиться к обороне, собравшись в большие партии. Оставалось одно: секретно собрать войска в Белореченское. Евдокимов разослал секретные предписания начальникам частей войск о сборе и движений с таким расчетом времени, чтобы части войск двигались только по ночам; сбор казаков был назначен в ст. Лабинской, а пехота была под рукою в Майкопе, где, кроме Кубанского егерского полка, был еще 2-й батальон Тенгинского пехотного полка, пришедший из Владикавказа в 1852 г. на усиление войск правого фланга. Войска стали стягиваться к указанным местам, а сам Евдокимов оставался в укр. Прочноокопском. Войска, согласно маршрутов собрались в Белореченское ночью 15 февраля, а в полночь приехал туда сам генерал Евдокимов. В этот день войска отъехали, а начальники отдельных частей были ознакомлены с предстоящею целью движения. Всего в Белореченском было собрано: 6-ть батальонов пехоты, 18 сотен линейных и 6 донских казаков, при десяти пеших [273] и четырех конных орудиях; при казачьих сотнях находилось 22 ракетных станка (Боевые ракеты были при конных казачьих частях во время Кавказской войны. Действие их было полезно против конных горцев, а их было большинство. Ракеты своим сильным шипением при полетах пугали лошадей, которые как бешенные, бросались по сторонам, а при разрыве чугунной головки ракеты, осколками ее поражались всадники и лошади.).

В 11 часов ночи на 16 февраля отряд, сохраняя полную тишину, выступил из укрепления; прейдя р. Гиагу повернул к Аслан-шукаю на р. Уль. Перед светом войска были в трех верстах от аула. Во время короткого привала Евдокимов разделил отряд на колонны; вперед выдвинута была колонна из 8 сотен казаков; начальство над нею было поручено командиру Донского № 15 полка полковнику Ягодину, которому было приказано обскакать аул и, выехавши на противоположную его сторону, перехватывать всех, кто побежит из аула, а при атаке его пехотою, ворваться в аул.

Вторая колонна, из 6 сотен казаков, была поручена войсковому старшине барону Фелькерзаму; колонне этой указано было ворваться в чистую от зарослей лощину, левее аула, уничтожить там хутора и охранять доступы к аулу из этой лощины. По два батальона пехоты были назначены для заслона доступов к аулу справа и слева, чтобы не допускать подхода извне по лесным зарослям подкреплений в аул, а заросли местами были вблизи аула, а в особенности с правой стороны. Остальные два батальона, четыре сотни казаков и вся артиллерия были назначены для атаки аула. Колонны тронулись по назначению, только войска для атаки аула остались на месте, пока ушедшие пройдут к указанным местам; минуть через 20 тронулись вперед, назначенные в атаку, предводимые самим генералом Евдокимовым. До аула этим войскам через кусты нужно было пройти еще около полверсты, как впереди, по направленно к колоннам Ягодина, послышалось несколько ружейных выстрелов, а вслед затем раздались выстрелы и в боковых пехотных колоннах. Атакующие войска бегом были направлены в аул, а артиллерия пошла рысью, — цепь пехоты раздалась и артиллерия не доежая шагов 500 [274] аула, обдала его снарядами, потом, приблизительно в 200 шагах, ударила картечью по горцам выбегавшим из саклей на тревогу. Евдокимов приказал артиллерии дать последний залп и пустил на штурм батальоны, а с флангов их пошли казаки. Аул Аслан-шукай оказался большим и огороженным двумя рядами плетней, но не с засыпанной их серединою. Передние роты ворвались в аул через плетни, а бывшие в резерве быстро сломали загородки для себя и проезда казаков; пехота вела атаку в середину аула, а казаки кинулись вдоль плетней с права и слева. Егерукаевцы славно дрались, уступая саклю за саклей, но охваченные с флангов, постепенно стали отступать, а в это время в тылу их с края аула пошла жаркая перестрелка. Поняв, что они атакованы с тыла, Аслан-шукайцы стали отбегать к краям аула, но и там нарывались на сотни их штурмующей колонны. Тут снова завязался бой, но не надолго: горцы были разбиты и пошли куда попало в рассыпную: пехота выбила их из саклей, нагнав на казаков и тут пошла нещадная рубка беспокойных соседей Лабинской линии, попавших как бы в ловушку: кинутся к плетням — натыкаются на казаков, бросятся назад — тоже казаки Ягодинова, а цепи двух батальонов не позволяют им не только где-либо укрыться, а даже и остановиться. Не смотря на такое критическое положение, горцы не сдавались и гибли. Аул в буквальном смысле был очищен от неприятеля, но только не бежавшего, а перебитого.

Колонна Фелькерзама уже приближалась к ущелью, куда была направлена, сохраняя при движении возможную тишину, когда раздались у Аслан-шукая орудийные выстрелы; терять времени уже было нельзя, — сотни понеслись по ущелью к хуторам; наехавшиe казаки стали рубить горцев с просонья выбегавших из саклей на тревогу; по мере очишения от жителей хуторов, их поджигали, а скот сгоняли в общее стадо. Колонна эта возвратилась к 9 часам в Аслан-шукай, приведя с собою большое стадо рогатого скота. Со взятием аула дело не кончилось, — в цепях направо и налево от аула шла живая перестрелка с толпами горцев, прибежавших и прискакавших на выручку Аслан-шукаевцев. [275]

Пользуясь зарослями, в особенности у правой цепи, горцы несколько уже раз с гиком бросались на цепи, но были отбиваемы; с занятием аула пехота, бывшая у аула и в ауле, была направлена на подержу частей в цепях, с нею пошла и артиллерия, которая, вабрав удобные позиции, стала обстреливать заросли, направляя снаряды во фланг неприятеля. Сильный огонь орудий умерил пыл горцев: пользуясь этим, пехота стала отступать к аулу; для артиллерии тогда открылось более широкое пространство для обстрела, она участила огонь; хотя дравшиеся с отрядом Егерукаевцы и Махошевцы славились своею удалью, но видя аул прочно занятым, воизбежание напрасной потери, стали останавливаться у опушек леса и кустов, а потому перестрелка в цепях постепенно затихла.

Сильные перестрелки в обеих цепях и энергичные там действия горцев показали генералу Евдокимову, что неприятель уже собрался в большие силы. Отступление к Белореченскому в тот же день наверное было бы сопряжено с большею потерею в людях, при движении между p.p. Уль и Гиагою по зарослям; провиант - сухари был взят на три дня, отбитого скота было много, а потому Евдокимов решил остаться у Аслан-шукая и действовать сообразно обстоятельствам; более всего он надеялся на стоявшие тогда морозы, когда горцы неохотно выжидают движения наших отрядов, и на то еще, что остановка такого большого отряда на ночлег могла подать горцам мысль, что отряд может двинуться вперед и им нужно позаботиться о защите других аулов.

Предположения генерала вполне подтвердились. Не смотря на многочисленность горцев день, вечер и ночь прошли для отряда спокойно. Пользуясь уходом горцев, Евдокимов на рассвете, под прикрытием шести сотен казаков, отправил назад обоз и раненных кружным путем через чистые места; для обоза по этому направлению опасно было пройти первые от отряда версты четыре по лесным зарослям, а далее шли уже неудобные для горцев места — чистые. Близость отряда и отсутствие горцев ночью, гарантировали движение обоза и повозок с раненными; вагенбург благополучно прошел лес. [276]

Было уже светло: по направлению от дороги, по которой шел обоз по прежнему было тихо. С аванпостов видели только небольшие кучки горцев; этот момент и выбрал генерал Евдокимов для отступления. Зажегши Аслан-шукай отряд двинулся; при вступлении в лес в цепях завязалась перестрелка, но слабая; отряд шел на легке: приказано было ускорить движение; отступление по зарослям верст на 7 было пройдено с незначительною перестрелкою, а далее, хотя и попадались перелески, но их можно было обхватывать, а горцы, видя массу казаков, не рисковали занимать их, боясь быть выбитыми оттуда пехотою на чистые места под удары казаков.

Потеря отряда была не малая за оба дня; убито: 1 обер-офицер и 11 нижних чинов; ранено: 5 обер-офицеров и 106 нижних чинов. Две трети потери пришлось на долю 2-го батальона Тенгинского полка (2-й батальон Тенгинского полка, стоявшего в кр. Владикавказ, временно был на правом фланге; он был прислан на усиление войск этого фланга в январе 1853 года. Батальон был под командою полковника Кемферта, бывшего потом, в 1859 г. помощником командующего войсками левого крыла графа Евдокимова) и 3-го батальона Кубанского. Князь Воронцов, командир отдельного Кавказского корпуса, получив об этом деле донесение, остался очень доволен и изъявил свою признательность генерал-мaйopy Евдокимову и полковникам Ягодину, Кемферту и Пулло (Приказ по корпусу от 5 марта 1853 г. за № 37).

К весне подъем духа у горцев, благодаря пропаганде из Турции, вообще усилился по всему пространству нынешних Кубанской области и Черноморской губернии; даже в спокойном до этого времени Карачае появились "беспокойные головы", что не мало тревожило Кавказское начальство, но проишествие в Карачае 27 марта показало, что там можно быть спокойным за массу населения; проишествие это таково: в этот день у левого берега р. Марух, где паслись стада овец нескольких карачаевцев, пастухи заметили шайку каких-то подозрительных вооруженных всадников, издали осматривающих стада; опасаясь грабежа пастухи послали одного из товарищей конным дать знать о появлений [277] шайки; посланный поспешил с этим известием к старшине Аслан-беку Крымшамхалову (Правильнее - Крымшамхалову, но Карачаевцы произносят не шамхал, а "шацхал" - так Арслан-бек и значится в официальном донесении о деле 27 марта, объявленнном в приказе по корпусу 4 мая 1853 г. за № 82).

Этот старшина немедленно разослал гонцов для вызова желающих преследовать подозрительную шайку; на зов прискакало 25 человек в непродолжительное время. Старшина, опасаясь нападения шайки на стадо, решил не ожидать других, а отправиться с явившимся, следую указанию пастухов; погоня открыла за Марухом шайку, которая тоже заметив Карачаевцев, поскакала на запад к заросшей и пересеченной местности. Карачаевцы не жалели коней, стали наседать: шайка пошла в рассыпную. но преследующим удалось отрезать часть и загнать ее в балку. Карачаевцы заняли доступы в балку с обеих сторон и открыли огонь по скрывавшимся в ней хищникам, в числе 7 человек; когда двое из шайки были убиты, остальные не видя спасенья, сдались; вся шайка состояла из Тамовцев (Горцы Абазинского племени, жившие в верховьях р. Большой Лабы — в Тамовском ущелье, преимущественно у подножия гор Калшир).

Пленные были сданы Карачаевскому приставу, а трофеи из оружия от 7 человек и лошади, по приказанию пристава, отданы были Карачаевцам.

Князь Воронцов оценил дйствия Карачаевцев: старшина и все участники были щедро вознаграждены (О подвиге Карачаевцев и наградах за него объявлено в приказе по отдельноиу Кавказскому корпусу от 4 мая 1853 г. № 82) в пример другим.

Князя Воронцова этот случай порадовал потому, что после него непокорные Тамовцы и их соседи-родичи по племени Кызилбековцы и Шахгиреевцы наверное стали открытыми врагами Карачаевцев, которым после этого случая наше покровительство стало необходимостью.

Река Кубань у бывшего тогда поста Копыл, ныне ст. Славянская, разделяется на два рукава: один, текущий на свер, называется р. Протокою, впадающею в Азовское море, а другой, направляющийся на запад, р. Кубань: у поста [278] Копыл от протоки отделяется рукав, текущий на запад и впадающий верстах в 5 в Кубань; рукав этот носит название Кара-Кубань, черная Кубань.

Такое разделение течения Кубани образовало в углу, между главным течением и Протокою, остров, в то время зароставший частью мелколесьем (Я потому, описывая течение Каракубани, употребляю прошедшее время, что в настоящее время, вследствии обработки там земель, нет уже тех зарослей и болот, которые тогда составляли тяжкое наказание для гарнизона поста), а частью камышами; сообщение по этому острову было доступно только знающим хорошо тропинки по нем, — там по зарослям были непроходимые болота.

Остров этот сиздавна служил приютом для мелких, иногда и больших шаек горцев, внезапно нападавших из-за Каракубани на жителей и их стада в Черноморье. Населения Шапсугов были близки, их хутора начинались близко за Кубанью, а по притокам ее с южной стороны были и большие аулы; удобная вблизи острова переправа через Кубань-Псебедах была в руках горцев; вот почему Копыльский пост был опасным местом; гарнизон его. сравнительно с другими постами на Черноморской кордонной линии, был в увеличенном размере, а климат был ужасный — малярия свирепствовала там, стоявшие в гарнизоне казаки сильно болели, начиная с мая и кончая октябрем. Важность занятия этого острова, как важного стратегического пункта для возможного прекращения нечаянных нападений из него, вполне оценил генерал Ермолов; он, основываясь на Кучук-Кайнарджинском трактате, в 1822 году хотел занять этот остров; тогда границею было бы главное течение Кубани, согласно трактата; но наша дипломатия на отрез отказала Ермолову, ссылаясь на то, что Турция наверное сочтет занятие острова за нарушение трактата! (См. сочинение генерала Потто, том II, выпуск IV) (Вероятнее всего, что отказ последовал в виду того, чтобы русский народ не узнал ошибки своей дипломатии в 1774 г.).

Как можно теперь судить, Кавказское военное начальство и Черноморцы твердо знали границы Poccии по Кучук-Кайнарджинскому трактату и уступчивость нашей дипломатии, [279] а потому представлена и. д. наказного Атаман Черноморского казачьего войска полковника Кухаренко о необходимости занятия острова, "вследствие усиливающихся прорывов шаек Шапсугов, начиная с начала сего года, 1853", было вполне одобрено и князь Воронцов не нашел нужным сообщать в Петербург о разрешении своем на занятие Кара Кубанского острова и о перенесении Копыльского поста за Каракубань.

Горцы дорожили островом, очень важным для них пунктом в нападениях и надежным укрытием при преследовании их казаками; боясь внезапного появления на острове русских, они постоянно держали там сильные караулы, в особенности на удобных тропах к Кубани; если Шапсуги и соседи их Натухайцы хорошо знали удобные по острову тропы, то Черноморские пластуны знали их не хуже: они изучили их в своих похождениях в секреты с Копыльского поста. Полковник Кухаренко давно знал, что пластунами хорошо изучен остров; на знании то их этой малодоступной местности он и основывал успех в деле при занятии местности на острове; но Кухаренко также было хорошо известно, что Шапсуги зорко оберегают остров и горячо будут его защищать, а потому для занятия его нужны были хорошие силы, а ими и. д. Атамана не располагал в то тревожное время, было опасно обессиливать гарнизоны постов, чтобы собрать к Копылу нужные силы. На основании таких данных, и. д. наказного Атамана попросил командующего войсками на Кавказской линии и Черномории о сношении с начальником Черноморской береговой линии, чтобы он оказал содействие к отвлечении сил горцев во время предположенного занятия острова Каракубани. Вице-адмирал Серебряков отвечал, что исполнит желание о развлечении сил горцев и просил сообщить точно время, когда двинуть отряд из Новороссийска. Кухаренко сообщил Серебрякову, что отряд соберется на Копыльском посту в ночь с 26 на 27 марта, а 27 он двинется за Каракубань, при этом Кухаренко просил сделать движение по направлению к переправе Псебедах.

В ночь 26 марта на посту собрались: 4 батальона пеших [280] казаков, 6 сотен конных, 4 полевых орудия и 4 ракетных станка. Отряд из Новороссийска, в составе 5 рот пехоты, 5 сотен Донских казаков с 4 орудиями, вышел рано утоом 26 марта и двинулся через Неберджанское ущелье к р. Адагуму (Р. Бакан в низовьях называется р. Адагум). В этот день отряд имел незначительную перестрелку, горцы не успели собраться, но к утру 27 числа число неприятеля значительно увеличилось; отряд тихо стал подаваться вперед, открыв огонь из всех четырех орудий; толпы горцев продолжали увеличиваться, но в это время в отряде уже послышался гул от орудийных выстрелов со стороны р. Кубани. Исполняя свое назначение, отряд, хотя медленно, но подвигался вперед, продолжая стрелять из орудий, даже в одиночных горцев, показывавшихся даже на чистых местах; когда отряд подходил к р. Адагуму, в нем уже ясно слышались частые орудийные выстрелы из отряда Кухаренко. Считая задачу выполненною, Новороссийский отряд остановился у Адагума, по прежнему продолжая орудийный огонь. Сильный пушечный огонь за Псебедахом показал горцам, что pyccкиe, вероятно, уже на острове, который защищают только пикетные. Предугадывая, что pyccкиe могут совсем занять остров вплоть до Псебедаха, горцы тотчас же порешили оставить на месте небольшую партию, а массе отправляться на Псебедах. Это решение горцев повело к тому, что в Новороссийском отряде к десяти часам перестрелка совсем затихла; оставшаяся партия, видя, что отряд остановился на месте, тоже отправилась к Псебедаху, оставя против отряда только посты по дорогам, вернее по тропам, среди густых кустарников и камышей. В 12 часов дня Новороссийский отряд стал отступать, не преследуемый, а только провожаемый пикетными. За оба дня в отряде было только двое раненых.

На Копыльском посту Кухаренко был готов с отрядом к движению еще до рассвета; он с нетерпением ожидал приближения из-за Кубани орудийных выстрелов. С рассветом послышался гул, сделавшийся к 6 часам [281] явственным и сильным, — это время и выбрано было для наступления. Пластуны, вооруженные нарезными дальнобойными Люттихскими 7 1/2 линейными штуцерами, залегли у переправы и не позволяли горским пикетным приближаться; переправа была совершена быстро. Каракубанский остров в восточной части был более сух, чем в западной которую подъем воды в Каракубани, заливали несколько ее рукавов с южной стороны; от него большая часть острова была сплошное болото, густо заросшее кустами и камышами полковник решил занять на первый раз эту, более удобную, восточную часть до переправы Псебедах. Приходилось занять версты три шириною и на этом пространстве покрепче удобные проходы. Занявши цепями нужное пространство впереди, Кухаренко, по указанию пластунов, начал выбирать места для возведения небольших временных укреплений, величаемых Черноморцами "батарейками". Судя по перестрелке в цепях, можно, было определить, что горцы еще не успели собраться в большую партию, а потому Кухаренко все свободные силы расставил на избранных местах для возведении кое-каких укреплений, ожидая с часу на час нападения из-за Кубани; на работу были взяты и конные казаки; они затем и были взяты, чтобы увеличить число рабочих рук; из орудий запрещено было стрелять до особого приказания, чтобы не оповещать за Кубань о прибытии отряда на остров, но уже через час, вследствие увеличивавшегося огня горцев в цепях, Кухаренко приказал обстреливать из орудий заросли, откуда более всего раздавалось выстрелов неприятеля. Кухаренко, не отдыхая, носился от одной работы к другой, следя за ходом их, а казаки, в виду предстоящего дела, усердно работали, зная по долговременному опыту, что из этих завалов им удобнее и безопаснее можно будет встретить ожидаемого врага.

Для обеспечения своего правого фланга с западной стороны острова где среди сплошных болот кое-где были проходимые места, Кухаренко направил постоянного и надежного своего сподвижника, с двумя пешими ротами и одною спешенною сотнею казаков, полковника Крыжановского, придав ему и одно орудие. Крыжановский, заняв позицию, [282] тотчас же приступил к устройству засеки и очистке около нее зарослей. Перестрелка в южной части острова все более и более разгоралась. Крыжановский, по заложении засеки, спешил возможно далее очистить около нее заросли; едва было очищено шагов на 100, как бывшие в секрете пластуны дали знать о приближении неприятеля. Крыжановский, созвав свои силы в засеку, решил подпустить к ней горцев поближе и открыть огонь, когда их побольше соберется; орудие же, уже заряженное картечью было от глаз неприятеля прикрыто мелким хворостом. Горцы скоро появились; казаки в засеке притаились: только пластуны, всего человек 11, отстреливались из своих штуцеров; шум в зарослях стал увеличиваться и толпа горцев, человек до двухсот, показалась в опушке кустов и открыла беглый огонь по сидевшим в засеке; в ответ из засеки полетела картечь и два залпа пеших казаков; такой страшный огонь ошеломил горцев; они рассыпались по зарослям и, боясь приблизиться, повели снова горячую перестрелку; так продолжалось около часу, а потом толпы горцев сразу значительно увеличились и они стали то в одном, то в другом месте выбегать, стараясь забраться в тыл, но выгода в расположении сражавшихся была на стороне казаков; они лежали за плотно прибитым хворостом, пули горцев частью попадали в хворост и там вязли, а то летели через головы, а неприятель при своих движениях был весь на виду и подвергался не только ружейному, но и пушечному огню.

Полковник Кухаренко, слыша сильную перестрелку у Крыжановского, послал туда две сотни; как только эти сотни показались за засекою, горцы прекратили свои вылазки из зарослей; пошла безвредная перестрелка издали, совершенно прекратившаяся часов около четырех вечера, когда колонна Крыжановского отступала к главным силам. Полковником Кухаренко "батарейки" были заложены в десяти местах; к 12 часам дня они настолько были готовы, что могли уже служить надежным укрытием для гарнизонов в них; до этого времени, и даже позднее, хотя горцы вели с цепями сильную перестрелку, но можно было судить, что их еще не особенно много, но к двум часам дня огонь [283]

горцев стал распространяться по всей линии занчтой Кухаренко; работы тотчас были прекращены, цепи отведены назад, при поддержке их огня артиллериею, и возведенные укрепленьица были надежно заняты.

Толпы горцев, показавшиеся в опушках зарослей, перешли в наступление и смело стали кидаться на те батарейки, которые были недалеко от зарослей; в два часа дня пошел бой по всей линии, но нигде горцы не имели успеха-только к пяти часам вечера неприятель, понеся потери при своих нападениях, стал отходить за Кубань.

Ночь прошла спокойно. 28 марта отряд занялся очисткою местности от зарослей в тылу батареек и полковник Кухаренко заложил там два редута, в которые и перешла большая часть гарнизона Копыльского поста, который окончательно тогда не был упразднен, а гарнизон его служил резервом для новых редутов, еще не имевших даже сносных помещений для гарнизонов (Редуты эти получили название Новокопыльский пост).

В реляции, донесении своем о занятии важного стратегического пункта для Черноморцев - Кара-Кубанского острова, и. д. наказного Атамана "счел долгом поименовать особо отличившихся в деле 27 марта — полковника Крыжановского, есаулов: Зиньковского, Пиденко, Гриву, Герко и Садилу, сотника Скляревского и хорунжих: Помозана и Волкодава" в неоднократных отбитых нападениях горцев при возведении укреплений на острове (Потеря в отряде состояла из 11 раненых казаков, убитых не было).

Помещение в реляциях особенно отличившихся неминуемо влекло к получению незаурядной награды, не смотря на ухищрения штабных, лиц преимущественно "не нюхавших пороху", но позволявших себе критически относиться к представлениям военных начальников к наградам их подчиненных.

Не буду говорить уже о мелких чинах, приведу распространенный тогда в обществе рассказ, как относился к представлениям о наградах "за отличие в делах против неприятеля" и сам командовавший войсками на [284] Кавказской линии и Черномории генерал от кавалерии Завадовский, Черноморец родом. При наградных листах от частей войск бывших в деле, прилагался "список представляемых по достоинству"; в списки эти представляемые н наградам вносились по старшинству чинов, а №№ им в особой графе ставились рукою начальника части, по достоинству списки эти служили на тот случай, что если бы пришлось уменьшать число представляемых, то из него, по справедливости, исключались большие №№. А Завадовский, по общему отзыву, не особенно стеснялся с справедливостью: когда ему докладывали представления, он брал "списки по достоинству, и зажмурив глаза, водил по списку пальцем, приговаривая: "везе, не везе". На ком палец останавливался при "не везе", того он вычеркивал из представления, но "фазанов" он обходил своею причудою, они у него всегда "везе"; фазанами назывались приезжавшие в отряды "за отличием": лица эти принадлежали к штабным крупных начальников или к тем из сынов Марса, которые имели влиятельных бабушек и тетушек (Название фазан не правильно, — фазаны птицы оседлые, а приезжавших, за отличием осенью и весною, когда начинались и продолжались до лета походы, правильнее было назвать вальдшнепами, но строевые офицеры назвали их фазанами потому, что вследствие всевозможных неудобств в осенних и зимних походах, благодаря дороговизне, ходили в потертых сюртуках, а то и в полушубке, а приезжавшие были одеты с иголочки, с белыми кантами на одежде, с серебрянными эксельбантами и с завитыми усами). Отличие их состояло обыкновенно в том, что приезжавшие за отличием, пробыв с недельку в отряде, хорошо ели у начальников отрядов, еще лучше пили и, для очищения совести, присутствовали издали при ежедневных перестрелках, разъезжая на казачьей лошади из конвоя начальника отряда; такие лица обязательно попадали в наградные листы; они то потом и являлись судьями о наградах строевым офицерам. Воспоминание о пережитом увлекло меня; возвращаюсь к постепенному по месяцам описанию событий 1853 г.

Начало апреля прошло на обеих линиях довольно спокойно, — вероятно горцы были заняты полевыми работами яровых хлебов. Бжедуги, как выше сказано, держались спокойно; сделаться окончательно мирными, оставаясь на тех же местах за Кубанью, - между Абадзехами с востока и [285] Шапсугами с запада. было опасно, — признание, нашей власти повело бы к ограблению их воинственными соседями; вот почему Бжедугам приходилось играть двойственную роль: молодежь их не редко участвовало в партиях собиравшихся у соседей, а и. д. Атамана имел лучших лазутчиков из Бжедугов и через них знал виятельных лиц среди этого племени и от этих лиц иногда получал важные сведения о затеях среди непокорных горцев. Абадзехи и Шапсуги подозревали Бжедугов в двуличии и не любили их.

Магомет-Эмин, под влиянием наветов из Турции задумывал летом большие операции против нас, хотел услужить Турции и повыше поставить себя в глазах ее; его муртазаки (Почетная стража из вполне преданных людей и фанатиков; — муртазаки подобие мюридам Шамиля) уже разъезжали по горским обществам, подбивая их энергичнее действовать, и внушая, что только единодушные действия всех племен спасут от постепенного наступления на них русских. Власть Магомет-Эмина над Абадзехами была ограниченная советом старшин, а Шапсуги и Натухайцы, случалось, что и совсем не признавали ее; Магомет-Эмину нужно было очень осторожно вести себя в отношении этих двух племен, чтобы не потерять и слабого своего влияния на них, а его планы могли осуществиться только при единодушных действиях всех племен. О поведении Бжедугов Магомет-Эмин знал, и знал о нерасположении к ним их соседей; сведения, получаемыя от муртазаков, показывали, что он может надеяться на хорошую поддержку в своих затеях со стороны Шапсугов и Натухайцев. Дабы показать горцам, что за двоедушное поведение в таком важном для всех деле, как защита родной земли, должно следовать наказание, решил напасть на Бжедугов и хорошенько пограбить их. Затею эту как Абадзехи, так и Шапсуги вполне разделили. На совещании приняли во внимание, что русские, узнав о нападении, наверное помогут Бжедугам не только из города, так горцы называли Екатеринодар, но и из Суджук-кале, Новороссийска пойдут войска, чтобы отвлекать силы напавших; вот [286] почему на этом совещании порешили, чтобы партия из Шапсугов и Натухайцев в условленное время приняла бы меры к задержанию отряда из Новороссийска, а Магомет Эмин, предполагая собрать большую партию, принял на себя движение за Псекупс и выставку заслона против отряда из города, да и часть Шапсугов должна была помогать при появлении отряда на выручку Бжедугов. Заговор вели так секретно, что Бжедуги и не подозревали грозящей им опасности.

Хотя о намерении Магомет-Эмина, было неизвестно как и. д. Атамана, так и начальнику 1-го отделения Черноморской береговой линии генерал-майору Дебу, но было известно, что в горах что-то затевается, а потому в обеих линиях предпринимались меры предосторожности.

Чтобы отвлечь внимание русских со стороны Кубани, Шапсуги, по совету Магомет-Эмина, должны были почаще беспокоить береговую линию; горской молодежи это было на руку, она стала скоро собираться и к 29 апреля в Неберджайском ущелье ее много собралось из Шапсугов и Натухайцев: в партии было 4 значка, следовательно она была не менее 400 человек партия задумала отбить в Новороссийске скот.

Вследствие тревожных сведений из гор, в Новороссийске были осторожны, — жители не отходили далеко, а скот пасли вблизи под выстрелами с батарей; его не выгоняли рано и задолго до сумерек угоняли назад. Дозорные из партии сообщили, что трудно отбить скот, — слишком близко он к укреплению, а там есть казаки. Боясь попасть под артиллериский огонь, вожаки партии решились броситься на скот, а молодежи хотелось подраться и вот партия без всякого смысла показалась на хребте Марткотх облегающем Новороссийск с севера: зная, что ее там не оставят в покое, партия заняла позицию на подъеме дороги на хребет и принялась загораживать ее чем попало.

Из Новроссийска как партия, так и ее работа были хорошо видны. Генерал Дебу приказал ударить тревогу: войска быстро собрались. Дебу назначил для наступления на Маркотх 2 1/2 батальона пехоты, 6 полевых орудий и 2 [287] сотни Донских казаков; постоянные тревоги вызвали усиление там войск: по ходатайству начальника линии в Новороссийск были перевезены на военных судах две роты Балаклавского греческого батальона; роты эти, в числе прочих войск, и были назначены для атаки Марткотха. Рядовые греки служили посмешищем для наших солдат, в особенности для бойких Черноморских матросов; они при встрече с греками, вместо приветствия, вытягивали руку и растопырив пальцы, кричали: "пенде, "пиндос!".

По просьбе, по словам старожилов, капитана греческой роты Стамати, Дебу послал в авангард и роту Балаклавцев, но перед атакою сильно обстрелял позицию горцев артиллерийским огнем; под действием этого огня "пиндосы" пошли в атаку на завал и, к общему удивлению, смело и бойко. Горцы, растроенные артиллерийским огнем, не выдержали атаки трех рот и бежали вниз в ущелье; артиллерия поспешила на перевал и успела на прощанье с горцами послать им в догонку несколько гранат. Из гор по прежнему получались тревожные слухи: нужно было в укреп. Абинское отправлять боевые припасы; опасаясь за такой важный транспорт, и. д. наказного Атамана Черноморского казачьего войска назначил, 16 мая, сильную колонну в прикрытие этого транспорта; в состав колонны, под командою полковника Бабыча, вошли: 6 батальонов пеших и 4 сотни конных казаков, при 14 пеших орудиях и 2 ракетных станках.

Идя в Абинское, колонна соблюдала все предосторожности и, хотя кое-где горцы, пользуясь зарослями, заводили перестрелку, но слабую; заметно было, что горцы не в сборе, а перестрелки заводят только дозорные и жители ближайших к дороге поселений.

На обратном пути, 20-го числа, повозки из под боевых запасов и продовольственных были нагружены лесом, заговленным в Абинском; обоз двигался тихо, день был довольно жаркий, душный, горцы не показались и люди в цепях, утомленные жарою, шли вяло, не зорко наблюдая окрестностями; при переправе через р. Хабль на левую цепь мгновенно бросилась партия, более 200 человек, прорвала [288] цепь и подбежала к фурам; резервы цепи бросились на горцев, те отбежали, и усиленные прибывшими, бросились снова, но Бабыч уже несся из ариергарда с двумя сотнями: партия, атакованная с фронта пешими, а с левого фланга конными казаками, быстро стала отбегать в заросли, Но Бабыч часть ее успел отрезать и произошла мгновенная схватка 30 тел неприятеля остались на месте: на месте атаки Бабыча 20 и при атаке цепи 10; в этот момент артиллерия успела заехать и обдала гущу кустов. куда отбежали горцы, разными снарядами и участила огонь; понеся сильную потерю, горцы скрылись в лесу. С нашей стороны было 12 раненых казаков, убитых было 2. Наказание Бжедугов было отложено на время. Магомет-Эмин, по открытии сообщения с южным склоном гор, счел необходимым побывать у Убыхов и просить их поэнергичнее открыть наступательные действия по береговой линии, дабы оттуда, pyccкиe, как подвергающиеся нападениям, не могли бы оказывать содействие войскам на той стороне гор. Влиятельные лица среди Убыхов из фамилии Берзек и старшины (Между Убыхскими старшинами особенно выделялись влиянием в народе и предприимчивоятью хаджи Керендук Догомуков, Эльбуза Хапапх и Измаил Баракай-Зефш) вполне согласились с Магомет-Эмином. тем более, что эмисары из Турции, еще с ранней весны, от имени султана подбивали Убыхов почаще нападать на наши береговые укрепления.

В половине мая Магомет-Эмин вернулся на р. Пшеху и немедленно приступил к сбору сил для нападения на Бжедугов; партия, напавшая 20 числа на колонну Бабыча из Шапсугов и Натухайцев, была в сборе для поддержки предприятия Магомет-Эмина при движении русских на защиту Бжедугов.

22 мая Бжедуги узнали, что Магомет-Эмин секретно приехал в аул Вочепши на правом берегу р. Псекупса, и, что на р. Пшиш собирается большая партия. Приезд предводителя Абадзехов на границу Бжедугов сильно обеспокоил их: они знали нерасположение к себе Магомет-Эмина, а полученное, вслед за первым известием, второе, [289] что им следует ожидать нападения, побудило их немедленно просить у начальства "в городе" помощи и защиты. По аулам начался выгон скота в чащи лесов, мужчины приготовлялись к защите, а женщины собирали на арбы ценное имущество, чтобы при опасности скрыться в укромных местах; в город поехало несколько старшин и почетных лиц, которые, хотя заочно, но были известны русскому начальству: к стороне р. Псекупса были высланы сильные пикеты.

Посланцы явились прямо к и. д. Атамана. Придавая большое значение обращению к нему полумирных горцев полковник Кухаренко, не принадлежавший к военным кунктаторам, не смотря на грозное известие и неимение под рукою должного числа войск, в виду появления Магомет-Эмина с большою партиею вблизи р. Кубани, решил, для поддержания в горах престижа русской власти, двинуться на встречу врагу. К ночи собрались все войска назначенные в поход, часть их пришла с ближайших кордонов; всего было готово к выступлению: 7 батальонов пеших и 8 сотен конных казаков при 10 пеших легких орудиях и 2 конных.

Из распросов проводников Бжедугов о дороге к ур. Кесхаук, где вблизи был аул Вочепши, и свойстве той местности, полковник Кухаренко пришел к заключению, что представляется возможность развлечь силы неприятеля, чем обезпечивалось отступление из-за р. Псекупса по лесистой местности между этою рекою и р. Дысш; из показаний посланцев и еще прибывших в город Бжедугов с известием о сборе партии к аулу Вочепши и о том, что к ней пристают жители низовий между Псекупсом и Пшишем, Кухаренко нашел, что направление особой колонны в эти низовья прекрасно подходит к его замыслу; — полоса осталась беззащитною и легко достижимая вследствие нахождения там больших полян, и местность эта не далеко от Вочепши, верстах в пяти, следовательно обе колонны, в случае надобности, могут поддержать одна другую, двигаясь по правому берегу р. Псекупса. Полковник Кухаренко поэтому разделил свои силы так: в колонну, долженствующую действовать [290] в низовьях Псекупса, он отделил 9 рот пеших и 2 сотни конных казаков с двумя конными орудиями, поручив эту колонну подполковнику Рашпилю, а с прочими войсками решил идти навстречу Магомет-Эмину в Вочепши. Оба отряда вместе, когда смерклось, выступили из Екатеринодара за Кубань и пошли по дороге на Псекупс; у слияния р Дзысша с Псекупсом отряд разделился на колонны; Рашпиль с своею колонною пошел через р. Дзысшь лесом на р Псекупс, а и. д. наказного Атамана, отправляя Рашпиля приказал ему не открывать без особой надобности артиллерийского огня, если не встретит большой партии, а когда в верхней колонне разгорится артиллерийская пальба, то-чтобы он тогда открыл возможно частую пальбу, не жалея снарядов и начал бы отступление за Псекупс по той же дороге, по которой наступал, и, перейдя Дзысшь, стал бы на поляне ожидать подхода верхней колонны.

Кухаренко продолжал движение вверх по Дзысшу, как по более удобной дороге; поровнявшись с Вочепши, колонна свернула влево и, пройдя частью по чистому месту, вошла в лес и, сохраняя возможную тишину, подошла к Псекупсу; по дороге к колонне то-и-дело приставали дозорные Бжедугов, сообщая полковнику Кухаренко свои наблюдения, а у Псекупса к колонне присоединилось сразу несколько десятков дозорных Бжедугов, которые сообщили, что партия большая, часть ее в ауле, а другая на востоке от него в лесу, верстах в трех. Рассвет наступал. Полковник Кухаренко воспользовался тишиною в ауле и все шесть сотень казаков направил на переправу, а за ними двинул артиллерию, сопровождаемую пешими казаками. Бжедуги, ведущие войска, отлично знали перекаты в Псекупс; переправа совершилась скоро. В Вочепши раздалось несколько ружейных выстрелов; выбегавшие горцы были поражены неожиданным появлением казаков, но не на долго, — масса их стала скрываться за передними саклями для встречи атаки на аул, но Кухаренко и не думал вести атаку аула, находя что она напрасно повлечет за собою потерю: при атаке он сам мог быть атакован с фланга и деже с тыла другою частью партии бывшей вблизи в лесу за [291] аулом. Кухаренко, напротив, решил заставить горцев самих повести на него атаку. Осмотрев местность у аула, Кухаренко, сообразно ее положению, и задуманного плана, занял перед аулом две позиции, на пушечный выстрел от аула, поделив отряд пополам; одну колонну поручил полковнику Крыжановскому, а над другой ринял начальство сам. На обеих позициях был кустарник; Кухаренко приказал рубить его и устраивать из него прикрытие, горцы ожидая атаки, дали возможность казакам нарубить хворосту и обложить свою позицию.

Магомет-Эмин был в ауле; видя, что казаки не только не нападают, а, стоя на месте, укрепляются, решил сам напасть, надясь на многочисленность; между тем артиллерия отряда, по занятии удобной для себя позиции, открыла редкий огонь по аулу гранатами. Этот огонь еще более поспособствовал переходу горцев в наступление; они поняли, что казаки, нанося им потерю, остаются безнаказанными.

Воодушевляемые Магомет Эмином и старшинами, Абадзехи, выскочив из-за саклей, с гиком побежали на колонну Кухаренко; толпы эти были встречены пушечным огнем, а вблизи ружейным и пушечным; вся горская ватага пошла назад в рассыпную, таща своих убитых и раненых в аул; вслед за этою атакою из аула опять показались горцы и в рассыпную двинулись на Крыжановского, а слева показалась масса конных, намереваясь напасть на эту колонну с тыла, но в тылу стояли ноготове все шесть сотен; конные толпы подались к аулу, а оттуда, спешившись, подбегали к атакующим Крыжановского. Вся партия была близко подпущена и обдана картечью и частым ружейным огнем, да таким, что и не горцам. а более стойким он был бы страшным. И эта партия отбежала в рассыпную и залегла вблизи в складках местности; только несколько десятков джигитов ограничивались пальбою по лежавшим за хворостом казакам. Горячий бой прекратился только на время; — снова пред аулом партия стала группиромться: все десять орудий открыли частый огонь, но партия стала поддавться не вперед, а к Псекупсу, следовательно на путь отступления отряда, но в это время с низовий реки [292] послышались пушечные выстрелы, постепенно учащавшиеся; толпы повернули опять к аулу, а гул с низовий Псекупса все становился чаще и чаще.

Из засек стали видеть, что толпы начали разбиваться на кучки; прошло минут двадцать и казаки из засек увидели, что сначала одиночные, а потом и группами пешими и конными горцы стали уходить из аула вниз по реке; наконец показались толпы и со значками, направляясь тоже туда. Ясно было видно, что много неприятеля подается к отряду Рашпиля; этою раздробленностью сил горцев и воспользовался и. д. Атамана. Он приказал Крыжановскому начать отступление и скорее занимать, по переправе, опушку леса между Псекупсом и Дзысшем.

Под прикрытием колонны Кухаренко, Крыжановский без всякой помехи перешел Псекупс; Кухаренко сначала переправил под прикрытием двух рот и двух сотен свою артиллерию, а потом, с незначительною перестрелкою, перешел реку с остальными войсками.

При проходе леса завязалась перестрелка, но незначительная. Перейдя Дзысшь, Кухаренко, выйдя на чистые места, отправил на соединение с Рашпилем и для его поддержки три сотни, а сам продолжал движение на условленный с Рашпилем пункт. К вечеру отряды соединились; — у Кухаренко было 6 раненых казаков, а у Рашпиля 1.

По соединении, отряды стали на бивуак. Кухаренко решил ночевать в ожидании известий, что делают и что думают предпринять горцы. — Бжедуги обещали подробно извещать его обо всем. Колонна Рашпиля была открыта утром только тогда, когда обе его сотни были уже за Псекупсом и понеслись на бывшее вблизи стадо овец. Перейдя реку, Рашпиль выставил на поляне, выше переправы, заслон из трех рот с обеими орудиями, а с остальными войсками двинулся по направлению р. Пчас, к видневшимся хуторам двигавшиеся в авангарде сотни не встречали у хуторов сопротивления; захватывая скот и прочую живность, сакли поджигали; остававшиеся в них жители, не сопротивляясь, разбегались куда кто попал; казаки могли, но не брали их в плен. Опасаясь далеко заходить и слыша пушечную пальбу [293] у Вочепши, Рашпиль повернул назад; пройдя от Псекупса на юго-восток верст пять, сжег по этому пути несколько хуторов, в которых было захваченр казаками 120 голов рогатого скота и несколько сот овец, пасшихся по полянам.

Когда артиллерийский огонь у Вочепши усилился, орудия Рашпиля, согласно его приказаний, тоже открыли огонь, а так как неприятель виднелся только по-одиночке, то стреля и в одиночных; при открытии огня Рашпиль с обеими сотнями пошел назад на рысях и, подъехав к орудиям приказал учащать огонь; казакам пришлось это на руку они не скупились на снаряды, "ушкваривали в азиятив, то на билой, то на сирой шкапах". Как только роты подошли, Рашпиль, не прерывая пушечного огня, стал отступать за Псекупс; в лесу между Псекупсом и Дзисшем у него завязалась перестрелка в цепях, но отряд скоро вышел на чистые места, а орудия снова участили огонь уже по показывавшимся кучкам горцев; выйдя на дорогу, Рашпиль остановился на позиции ожидать полковника Кухаренко; к вечеру отряды соединились.

Высшее начальство в Тифлисе осталось очень довольно этим движением полковника Кухаренко, придавая ему важное политическое значение. Князь Воронцов в приказе своем (Приказ по отдельному Кавказскому корпусу от 5 июня 1853 г. за № 135), описывая это событие, выразил особенную благодарность полковникам Кухаренко и Крыжановскому, подполковникам Рашпилю и Коржевскому; войсковым старшинам Головинскому, Волкодаву и Голубу; есаулам Отрешко и Рубашевскому, и сотникам Бурсаку, Коржевскому и Какунько: также была князем изъявлена особая благодарность состоящим при и. д. наказного Атамана генерального штаба капитану Казанскому и командирам артиллерийских дивизионов в отряде; капитанам Осипову и Неверовскому. Нижним чинам — "спасибо" и 12 крестов знаков отличия военного ордена св. Георгия (На paссвете 24 числа, когда отряд Кухаренко стоял у р. Дзысша на бивуаке, к нему прибыли несколько старшин и почетных лиц из Бжедугов и сообщили о происходившем в Вочепши; — после двух неудачных аттак на позиции казаков Магомет-Эмин, по соглашению с старшинами Абадзехов, решил оставить часть партии в Вочепши, а с большею частью занять лес между Псекупсом и Дзысшем и там наброситься на отряд с трех сторон; все разделили это мнение и уже стали приводить в исполнение, но пальба из пушек около Пчаса все изменила, — жители оттуда и рр. Марте и Пшиша стали просить об отпуске для защиты своих поселений; Магомет-Эмин не соглашался, но просьба народа была поддержана старшинами и Магомет-Эмин уступил и рассерженный уехал на Горячие воды, куда за ним поехали старшины, а большая часть партии разошлась по домам. Это известие порешило вопрос об отступлении домой; с рассветом Кухаренко начал отступление). [294]

Своевременное и удачное движение полковника Кухаренко принесло важный результат, — Бжедуги вполне оценили его и с этого времени они были полумирными только потому, что жили за Кубанью; даже в трудную пору, во время Восточной войны, когда Черноморская кордонная линия была обессилена отправлением в Крым нескольких пеших батальонов казаков, когда горцы, по снятии укреплений Черноморской береговой линии, хорошо знали, что мы обессилены и принуждены держаться в оборонительном положении, Бжедуги остались к нам такими же расположенными, какими были тогда, когда мы располагали всем для наступательных во всякое время года действий за Кубанью.

И. д. Атамана полковник Кухаренко, произведенный в генерал-майоры "за примерную распорядительность в военных дйствиях по охране Черноморской кордонной линии", продолжал зорко наблюдать за действиями и задумываемыми горцами предприятиями, придерживаясь, на основании прежде происходившего в Черномории, правила: для уменьшения набегов горцев, по мере надобности, вторгаться к ним и тем заставлять их более заботиться о собственной безопасности, чем о набегах на линию. Действительно, прежде происходившее на линии служило подтверждением; события показывали, что успехи в делах Черноморцев и безопасность на линии во многом зависели от того, каков был у них атаман; напр. при энергичном атамане Бурсаке Черноморцы неоднократно отличались в делах с горцами и при движениях за Кубань с лихвою отплачивали Шапсугам и Натухайцам за их набеги; при Бурсаке горцы, после его движений за Кубань, делались на долго спокойными и очень осторожными, а при атамане Матвееве, назначенном в 1817 году, горцы, не беспокоимые с линии, возобновили свои набеги и, не преследуемые за это, стали дерзко, смело нападать; казаки были недовольны вялостью Матвеева и это недовольство дошло до того, что означали, не стесняясь, говорить: "Матюха розвишав оба уха". [295] Главнокомандующий на Кавказе, генерал А. П.Ермолов, чтобы скорее остановить смелые набеги горцев, заменил Матвеева генерал-майором Донского войска Власовым (Власов был назначен заведующим всеми казачьими полками, расположенными по р. Кубани, от ее верховий до Тамани), в 1821 году: на Власова Ермолов возложил защиту не только Черноморской, но и Кубанской линий, и он везде управлялся, умея выбирать и отличать способных офицеров и подбирать из них помощников себе в трудном делe. Так, сидевшие по постам при Матвееве без дела полковники Безкровныи, Белый, Вербицкий, Скакун, Табанец, Стороженко, Дубонос, Журавль и есаул Залеский на Черноморской линии и полковник Перекрестов на Кубанской в том-же 1821-м году сделались грозою для горцев; Власов с этими своими сподвижниками не только быстро прекратил набеги горцев (Сказания о Власове до сих пор существуют между казаками. Приведу одно из них: осенью 1821 г. громадная партия горцев, переправясь через р. Кубань и Каракубань вблизи Копыльского поста, ворвалась на линию и бросилась к Петровскому посту, вблизи нынешней ст. Анастасиевской, чтобы отбивать скот у жителей станиц и на хуторах; при появлении вблизи поста партии, оттуда дали вестовой пушечный выстрел и гарнизон его из двух сотен сделал вылазку, но наткнувшись на 1500 человек стал отступать; к несчастью горцев. Власов в это время возвращался с верховий Кубани и был вблизи Копыла; услышав пушечный выстрел, Власов быстро переправился через р. Протоку и, взяв с поста всех конных казаков, которых с конвоем Власова набралось до трех сотен, помчался к Петровскому; с поста заметили приближение Власова и снова пошли в наступление; Власов с лучшими из ездоков сразу врезался в кучу горцев, казаки лихо пошли в атаку, передние горцы живо были смяты и вся масса горцев, вероятно опасаясь прибытия еще новых подкреплений к казакам, быстро повернула назад к заветному Каракубанскому острову, где провела часть ночи; горские лошади были быстрее Черноморских, но последние были несравненно сильнее и при дальних скачках брали верх над горскими. Власов решил, что во что бы ни стало, отрезать горцев от Кубани; хотя горцы обогнали сотни, но у Каракубани казаки поналегли на своих коней и отрезали партию от реки; горцы решились спасаться в камышах на топкой местности "калаус", но в попыхах не попали на проезд, а в топкие места; лошади стали увязать; задние, теснимые казаками, давили передних; завязшую в болоте толпу казаки истребляли. Многим там поживились казаки; даже теперь там иногда находят остатки оружия и снаряжения горцев), но вторжением за Кубань к Шапсугам он довел их до такого положения, что Шапсуги еще с этого года были бы такими-же спокойными соседями, как и Бжедуги, но неуместное вмешательство в переговоры с Шапсугами дипломатического агента, состоявшего при Ермолове, Де-Скасси. испортило большое и важное для нас дело, и только потому, что наша дипломатия, с своею прямолинейною политикою, сочла всякие политические переговоры с закубанцами -жителями нарушением верхозных там прав Турции, а из данных главы первой этой статьи видно, что горцы никогда не признавали над собою верховных прав Турции. [296]

Вот на основании этих то данных генерал Кухаренко и вел до по защите своей родной земли - Черноморья.

Чтобы Шапсуги не помешали полевым работам на линии в прикубанских станицах и "не палылии бы сина у поли" и. д. Атамана решил сам беспокоить горцев, а тут кстати пришло сообщение ему от начальника отделения Черноморской береговой линии генерал-майора Вагнера о сбоpе Убыхов в партии; опасаясь, как бы к Убыхам не подошли подкрепления с северной стороны гор и не помешали бы войскам заниматься покосами, Вагнер просил о вторжении казаков за Кубань, чтобы распространить там тревогу.

Налеты казаков за Кубань входили в военный план Кухаренко; он решил сразу побеспокоить как Шапсугов, так и Натухайцев, направив удар на границу их р. Адагум. Для цели был избран аул Сохок, расположенный на правом берегу Адагума за р. Пшец, или Пшециз, перед лесом, через который шла дорога к полянам по правому берегу Адагума; аул этот как бы замыкал доступ с севера на эти поляны.

Сделано было секретное распоряжение о сборе казаков по ночам к Новокопыльскому посту на Каракубанском острове; там образовался отдельный отряд из семи рот пеших и четырех сотен конных казаков при четырех легких орудиях; отряд был поручен полковнику Бабычу. Успех отряда зависел от скрытности движения; Бабыч принял для этого все меры. К Сохоку, по словам проводников, вело две дороги; одна прямая через грязные, покрытые камышем и кустами места, это была ближняя верст 18; а другая от р. Пшеца поворачивала на запад и выходила к Кубани к первой дороге у самого берега реки, но была более открытою от зарослей и верст на пять длиннее первой; Бабыч, надеясь на скрытность движения по зарослям и приняв во внимание, что лошади у казаков и в артиллерии свежие и, надеясь на выносливость казаков, решился [297] идти к Сохоку по первой дороге, а отступить по второй, как сухой и более удобной для отступления при сборе горцев. Упомянутые войска собрались на посту к 24 июня; в эту ночь Бабыч тихо переправился за Кубань и двинулся к р. Пшецу, к мосту через нее вблизи аула Сохок; к мосту подошли еще до рассвета, но мост оказался разобранным, река топкою, пришлось устраивать переправу. В шагах 300 от бывшего моста виднелся лесок; Бабыч отправил в него две роты набирать материал для гати топких мест реки; роты захватили в леске все, что впопыхах попадалось под руку; кое-как сделали гать и отряд перешел Пшец. От реки перед аулом были кусты, аул был на поляне а за нею чернел лес по Адагуму.

Полная тишина в ауле показывала, что горцы даже не подозревают опасности; благодаря южному ветерку и собаки не слышали незванных гостей. Бабыч воспользовался такими благоприятными обстоятельствами и решил захватить этот небольшой аул целиком: в конце кустов, перед аулом, он отделил три роты и две сотни казаков, приказав им как можно скорее, но соблюдая тишину, обойти аул с запада и отрезать его от леса, а с остальными войсками развернулся перед аулом так, что бегство из него везде можно было отрезать.

Обходная колонна была обнаружена неистовым лаем собак; терять время было опасно и обе сотни понеслись на рысях к южной стороне аула, преследуемыя стаею собак; роты бежали за сотнями. Визг, гам, беготня раздались в ауле, а вслед затем оттуда раздались выстрелы по пешим казакам; женщины с детьми бросились к лесу, но, встретив развернувшиеся сотни, кинулись к Адагуму, но там была цепь казаков; десяток-другой горцев бросались с отчаянием на казаков, но получили отпор; все население аула скрылось в нем, а оттуда из крайних саклей был открыт огонь по цепи казаков.

Такое положение продолжалось недолго полный рассвет открыл Шапсугов и их безвыходное положение.

Бабычу времени нельзя было упускать, оно мог быть атакованным большими силами не только Шапсугов, но и [298] Натухайцев; чтобы порешить скорее все, он приказал своему переводчику выехать вперед и предложить жителям аула сдачу.

Переводчик, тихо подаваясь и махая папахою, во весь голос вызывал для переговоров жителей; те услышали и несколько человек вышло из саклей. Переводчик, указывая на орудия, внушительно направленные на аул, и на оцепление его войсками, предложил им сдаться, доказывая, что сдачею спасут себя, семьи и имущество, a pyccкиe не пошлют их в Сибирь и никогда не будут брать в солдаты (Враги русских постоянно внушали всем горцам Кавказа, что с покорением их русские начнут их брать в солдаты и заставят работать дороги, строить крепости и т.п., кормить будут свиным салом; горцы безусловно верили сказке, а эта вера и побудила их отказаться от предложения Государя в 1861 году. В октябре, именно 18 числа, в Бозе почивающий Император Александр II прибыл в Верхне-Абадзехский отряд, стоявший в верховьи р. Фюнтер, в уроч. Манрюк-Огой, вблизи ст. Царской. 10 числа в отряд прибыли старшины непокорных горских обществ; им Его Величеством, в присутствии генералов: и. д. клавнокомандующего кн. Орбелиани, графа Евдокимова и свиты: графа Адлерберга, кн. Долгорукова, графа Ланберта, полковников Рылеева, лейб-медика Енохина, было объявлено, чтобы все горцы выселялись на плоскость, а если не хотят, то могут переселиться в Турцию; на размышление дан был месячный срок. Горцы ни за что не соглашались; одна из главных причин отказа: быть солдатами). Жители попросили время на совещание; переводчик от имени начальника предупредил их, чтобы скорее оканчивали совет, а то орудия начнут пальбу по аулу. Переводчик отъехал на дальний ружейный выстрел и стал ждать ответа, жители не медлили, — несколько человек пожилых вышли из аула, подзывая переводчика: тот приблизился. Шапсуги изявляли согласие на сдачу, но чтобы им была обещана полная безопасность, охрана имущества и полное обезпечение их жен и детей от всяких оскорблений.

Бабыч дал слово, но чтобы скорее выходили. Горцы поспешили в аул, и с позиции войск скоро заметили, что жители аула действительно спешать выезжать из него с своим скудным имуществом; когда арбы, пешие и конные подъехали к позиции, Бабыч приказал горцам снимать оружие; угрюмые, но послушные, Шапсуги, окруженные двумя ротами, сдавали оружие; женщины, как сидевшие на арбах, так и шедшие за ними, выли и причитали, но мужчины старались прекращать эти возгласы. Всех пленных оказалось 146 душ.

Артиллерия, арбы и пленные, под прикрытием трех рот и двух сотен, тотчас же были направлены на р. Пшец, а остальные войска стали стягиваться в общую колонну, поджегши Сохок. [299]

Ко времени отступления отряда горцы уже собрались из ближайших поселений и заняли лес за аулом и на Пшеце. Едва головные части, прикрывавшие артиллерию и обоз с пленными, перешли гать, как из лесу, откуда утром брали материал для гати, раздался заплп; закипела перестрелка. Прискакавший на выстрелы Бабыч видя, что дорога по избранному пути отступления проходит на близком расстоянии от занятого горцами леса, невольно вынужден был открыть свое присутствие Шапсугам и далеко живущим от Сохока; — он приказал переезжавшей гать артиллерии выезжать на позицию против леса и посильнее обстреливать ее; благодаря назначенным к арбам рабочим, обоз был переправлен скоро и без поломок.

Все четыре орудия, под прикрьтем арьергарда, открыли огонь по лесу; гранаты и ядра заставили находившихся в лесу прятаться от них; перестрелка ослабела, но не надолго; орудийные выстрелы вблизи Адагума подняли на ноги тамошнее население, спешившее на Пшец, но и Бабыч спешил пройти поскорее густые заросли из кустов и камыша, где неприятель, зная тропинки, мог заседать. Артиллерия взяла орудие на отвозы и для выстрелов только поворачивала их.

Преследование отряда продолжалось верст на шесть от Пшеца и остановилось там, где от дороги пошли небольшие заросли из камыша, где преследующие подвергались огню уже по прицелу, а не наугад.

К вечеру отряд был у Кубани, а ночью переправился. Казаки потеряли 1 убитым и 7 раненными.

На Новокопыльском посту казаки приютили горцев. Даже принесли им хворосту и камыша для приготовлена пищи из кур и баранов, у кого они были, а бедным давали, что могли из своих скудных запасов.

IV.

Крепость Анапа: военные действия вблизи ее. Общее наступательное движение горцев против наших линий: поход Магомет-Эмина в Карачай: нападение Убыхов и Шапсугов на yкpеп. Тенгинснское; штурм Натухайцами и Шапсугами укр. Гостагаевского; геройкая защита его гарнизона.

На всей Черноморской береговой линии Анапа была самым сильным укрепленным пунктом не только в фортификационном отношении, но и по силе гарнизона и вооружению; на батареях ее было более ста крепостных орудий и, кроме того, две роты подвижной крепостной артиллерии; в гарнизоне ее было всегда не менее 4 Черноморских линейных батальонов, а нередко и более; в ней стоял и регулярный Анапский горский полуэскадрон, сформированный из Кабардинцев и мирных горцев; но это еще не все: в 2 1/2 верстах от крепости в описываемое время в Алексеевском редуте стояли две роты из Черноморских линейных батальонов и конная батарея Черноморского казачьего войска, а в 5 верстах в станице Николаевской, ныне Анапская — батальон пехоты и дивизион легких орудий подвижной крепостной артиллерии, а в 12 верстах в сел. Витязевом — Донской конный № 29 полк.

По силе своих укреплений Анапа была недоступным пунктом для горцев, имевшим очень мало артиллерии, а по силе своего гарнизона и вблизи расположенных войск можно было предполагать, что Анапа снабжена войсками не только для обороны, но и для наступательных действий, по-крайней мере, таких, которые бы держали недалеко жившее не мирное население горцев в страхе за свое существование и заставляли бы его сидеть смирнее и заботиться более всего о самозащите.

Но начальство в крепости, после дятельных начальников войск Раевского и Вельяминова, не понукаемое, спокойно сидело, как прежде сидели там Турецкие паши; да и чего ему там не доставало; для приручения, так сказать Натухайцев, с разрешения князя Воронцова, по пятницам [301] допускалась вблизи крепости сатовка, меновая торговля (По пятницам на время сатовки, из крепости выходил батальон пехотя за крепостные "Русские", ворота и становился на позицию для охраны покупателей от всяких покушений горцев; перед заходом солнца горцы уходили в горы "Санисам", а батальон возвращался в крепость) горцы приносили свои сельские произведения и живность; променивали грекам торговцам на мануфактурные товары приносимые, а чины гарнизона покупали за деньги, платя только звонкою монетою; кредитные билеты были не в ходу у горцев; променивалось и продавалось все дешево, кроме того, малоазийские греки контрабандным путем доставляли из Typции табак, ликеры и т.п. товары; климат в Анапе здоровый, не смотря на отсутствие растительности, там нет сильной жары, благодаря постоянным ветрам; жилось и жили так, что если бы сами Натухайцы не производили вблизи крепостей нападений, не заставляли гарнизон просыпаться, то весь его состав позабыл бы, что существует Кавказская война. Такая неподвижность войск поощряла Натухайцев, живших частью за хребтом Семисам по рр. Хандерею и Сукко, верстах в 7 и немного далее, в береговой полосе, поросшей лесами и в пересеченной местности; Натухайцы "шалили" до такой степени, что даже сообщение с Алексеевским редутом рано утром и перед вечером было опасно для одиночных людей, а сообщение с сел. Витязевым у кр. Гостагай и фортом Раевским всегда производилось под сильным прикрытием и орудием.

Выход из войск гарнизона колонн на тревогу в окрестностях, не редко с просонья, производился своеобразно, ради очищения совести: услышали тревогу, выслали помощь, а если она запоздала, то мы, начальство, не виноваты.

Из последующего описания тревог в окрестностях Анапы читатель узнает, что начальство ее гарнизона отличалось странною сообразительностью в военном деле.

19 февраля, перед светом, постоянные и надежные лазутчики Анапского коменданта полковника Миронова — Натухайцы Шумай Хупш-Цхабо и Хусеин-Хупш, имевшие родичей в полуэскадроне, прискакали к крепости; дежурный по караулам лично знавший их, впустил: лица эти сообщили коменданту, что на восточном склоне горы Султанской [302] собралась партия человек в 300. Оповестив об этом сообщении начальников частей в гарнизоне, комендант распорядился, чтобы за "русские" вороты, в восточном фасе крепости, вышла рота пехоты и приехали бы 50 всадников из полуэскадрона.

Вышедшие за ворота войска комендант остановил и, не смотря на категорическое показание хорошо известных ему упомянутых лазутчиков о появлении партии в пункте, откуда она могла напасть по своему составу на скот, жителей и на его прикрытие у сел. Суворовского, или у ст. Николаевской, — удержал роту и всадников на месте и стал ожидать, где окажется тревога, туда и направить эту помощь. Местность вблизи Анапы была известна всем и каждому, а Миронову, как располагавшему войсками, в особенности, но выходило иначе: вместо того, чтобы, по получении такого сообщения, немедленно направить поддержку, и в более сильном составе, на центральный пункт между Витязевским и Николаевской к высотам Уцокутан, вблизи которых по балкам горцы уже неоднократно скрывались и оттуда внезапно производили нападения на сказанные пункты, или выслать резерв, по крайней мере, к бывшему Нашебугскому редуту, откуда не далеко р. Куматарь, в ущелье которого, горцы, при преследовании, нередко скрывались, а главное — важному пункту потому, что от Анапы до места редута, версты 4 1/2, дорога шла по рыхлому песку, всегда тяжелая для пешего, а от редута уже песку не было и дорога была твердая (при всей ретивости пехоты, она могла идти до редута только медленным маршем) - в Витязево и Николаевскую были посланы с записками расторопные из всадников.

Прошло около часа, и нигде не слышно вестового пушечного выстрела, а Миронов с резервом все стоит у ворот; но вот на востоке стало проясняться, виден уже туман над лиманом у Алексеевского редута, а выстрела все не слышно; восток стал краснеть и, наконец, послышался гул от пушечного выстрела из Витязевой. Только тогда Миронов приказал этому маленькому резерву "спешить" в Витязево; неприятель уже там, а резерву нужно еще пройти 12 верст, из них 4 по дюнам! [303]

Такие распоряжения некоторые начальники называли сбережением сил солдат; чего дескать, даром гонять людей; а такая гоньба, как посылка поддержки Мироновым, считалась сбережением сил "солдат": чего дескать даром гонять людей; мало того, что при таких поддержках люди страшно изнурялись, а еще посылка такого слабого по численности резерва, когда силы неприятеля далеко не были известны, а определены горцем глазомерно, могли подвергнуть эту горсть истреблению или большой потере. Резерв пошел, но пошел в одной колоне, — 50 всадников при такой численности неприятеля не могли скакать вперед в Витязево, они только освещали местность впереди роты и с правого ее фланга; в таком положении колонна эта шла к кургану вблизи Витязево, под названием "сильная батарея". Пехота шла к дороге, а всадники, пройдя мимо Нашебургского редута, поднялись на бугры вправо и ехали по вершинам; поровнявшись с пепелищем бывшего аула Натухайцев, "Джеметэ", разоренного Черноморскими казаками еще в 1829 г. при осаде и взятии Анапы князем Меньшиковым, всадники заметили ехавших вдали людей; сначала не разобрали кто они, но потом оказалось, что ехали Донские казаки; выстрелов нигде не было слышно, а по направлению казаков на Витязево можно было предполагать что тревога окончилась, неприятель скрылся, а потому рота продолжала движение уже ниже, а всадники подались вперед к казакам. У сигнального кургана войска из Аналы соединились с Донцами, остановившимися там для отдыха, с своими убитыми и раненными; оттуда Донцы пошли в Витязево, а пришедшие возвратились в Анапу. А у Витязевого произошло вот что: нарочный из Анапы горец, не жалея своего коня, приехал туда на рассвете с запискою Миронова; оттуда тотчас-же была двинута сотня к сигнальному кургану, откуда можно видеть балки по северной стороне высот Оцокутана, а для осмотра местности к востоку от Витязевого, по направлению к горе Султанской, был послан другой разъезд из 40 казаков, под командою хорунжего Широкова; к этому разъезду добровольно присоединялось четыре человека греков-поселян из старинного селения Харламова (Греки из малой Азии; из них и образовалось все селение). [304]

Расстояние между разъездами было около трех верст, так как тот и другой поднимались на возвышенности, то и видели друг друга. Поднявшись на курган, сотня заметила в версте от себя в балке толпу горцев; командир ее есаул Намиконов сию-же минуту дал знать об этом в Витязево, а с сотнею пустился за партией, которая стала подаваться назад к Оцокутану. Широков заметил быстрое движение вперед Намиконова, взял вправо и, поднявшись на вал тоже заметил вдали горцев и понесся вперед с целью отрезать партию от дороги к Султанской понесся по прямому направлению через балки и в одной из них наехал на водомоину с отвесными берегами; водомоина была так широка, что лошади не могли перепрыгивать через нее; казаки скакали развернутым фронтом; перед водомоиной они, чтобы где либо переехать ее, в торопях разделились, но половина пошла вниз за несшимся впереди Широковым, а половина взяла влево, выше, где уже было русло; с этою половиною скакали и греки. Эта часть казаков, объехав водомоину, выскочила на следующий подем, а за ним, за его вершиною, лежало на готове человек 70 горцев, имевших лошадей тут-же у подошвы. Наскочившие на них казаки были встречены залпом; передние казаки были перебиты; горцы вскочив на лошадей, бросились в шашки; урядник, бывший с этою кучкою, был убит; старшина Харламов посоветовал отделиться и отстреливаться; горцы бросились в шашки; произошла свалка. Широков, услышав залп, тотчас же поворотил влево и через несколько минут уже был в тылу горцев и смело ударил на них; пошли в ход шашки и пики: Натухайцы не выдержали лихого удара; оставляя своих убитых, пошли назад в рассыпную; Широков, раненный шашкою в левую руку, смело кинулся в преследование; Намиконов уже был близко, а сзади высот показались уже две сотни из Витязевого. Горцы преследуемые Намиконовым. тоже заметили показавшаяся сотни и боясь быть отрезанными, круто поворотили вправо к высотам у правого берега Кумарь; казаки насели, горбоносые дончаки стали брать верх над горскими лошадьми и у дороги из Анапы в Гостагаевское укрепление хвост партии [305] был отрезан: 7 тел осталось на месте, но горцы уже успели убраться до ровного места на высотах и скрылись в лесистой балке, выходящей к р. Куматырь.

Всего казаками найдено было от места схватки Широкова до сказанной дороги 13 тел горцев и переловлено 10 их лошадей: между найденными телами оказался труп известного натухайского наездника Джарыма Шаган-гирея, он пал в схватке с Широковым.

Над второю партией начальствовал старшина Тогуз Керзек, попавший под удар Намиконова и потерявший 7 тел, что считалось позором, но и с нашей стороны была не малая потеря: убито 13 казаков, из числа наехавших на засаду горцев разъезда Широкова и при стычке его с этою партиею, а ранено: 1 офицер, хорунжий Широков, 10 казаков и один из греков: кроме того, без вести пропал грек охотник. Лазутчики передавали Миронову, что в обеих партиях ранено 60 человек. Лазутчики дополнили свои сведния тем, что целью горцев был захват скота у греков: часть партии должна была напасть на прикрытие, а меньшая, скрытая, кинуться на стадо. Товарищи по шайке убитого Джарым-гирея и родственники других, павших 19 февраля, решили отомстить за своих, подбивали молодежь участвовать в предприятии; задумано было ими устроить засаду из массы, а для наведения на нее казаков избрали доброконных джигитов, которые, кинувшись на стадо греков, поближе подпустили-бы погоню за собою и, будто-бы, спасаясь от нее, навели бы на партию.

В крепости узнали об этой затее, а 1-го марта уже положительно знали, что партия в сборе и что цель ее — нападение на Витязево. Командиры частей доложили коменданту, что следует, в виду положительных известий о сборе и намерений партии предупредить нападение, заняв в ночь удобный пункт вблизи Витязевого. Доводы эти были так убедительны, в особенности командира горского полуэскадрона мaйopa милиции Абдрахманова, хорошо знавшего местность вблизи Анапы, что Миронов решил даже лично выступить для встречи горцев; в ночь выступила колонна из батальона пехоты, горского полуэскадрона и с двумя орудиями. Дойдя до сигнального кургана, колонна, по [306] указанию Абдрахманова, свернула на право и, пройдя версты три, остановилась у кургана с восточной стороны Витязева: оттуда местность понижалась к подножию Султанской горы, а вблизи на право, на юг, шли балки к Учокугану. На кургане был положен секрет из всадников полуэскадрона, а отряд расположился за курганом. До рассвета оставалось еще более часу; люди, лежа, отдыхали; едва стало рассветать, как из секрета дали знать, что от Султанской слышен топот лошадей, но еще нельзя разобрать, велика-ли партия; тотчас-же батальон был подвинут вперед; рота осталась при орудиях, подвезенных поближе к вершине, а остальные три заняли верхи покатостей с кургана, вернее отделеного на восточных возвышенностях от Витязевого возвышения, от которого с севера и юга шли балки. Вслед затем всадники дали знать, что партия, вероятно, разделилась, что часть ее идет, должно быть, на вершину высоты, а часть повернула в обход с южной стороны; орудия зарядили картечью, секреты были отозваны. Прошло несколько минут, у вершины высоты стали показываться силуэты конных людей, тихо ехавших на расстоянии шагов двухсот от орудий; артиллеристы не выдержали, оба орудия дали залп, а рота повторила; вся колонна вскочила на ноги для встречи врага, но враг не заблагорассудил встречаться: ошеломленный залпами и, сознавая, что если у русских орудия, то следовательно их много, горцы понеслись назад, спасаяс во мгле; орудия быстро поставили на передки и направились на вершину, а оттуда, более по конскому топоту, чем по прицелу, был открыт огонь в догонку горцев. На выстрелы из Витязевого прискакали три сотни донцов; колонна, простояв на месте до 8 часов утра, пошла в Витязево на отдых, а донцы остались для освещения местности: но горцев и след простыл. Не во время данные залпы принесли мало толку, — на месте осталось только 11 тел и несколько трупов лошадей. К вечеру колонна вернулась в Анапу.

Можно было предположить, что турки были уверены в предстоящей войне с Россиею, а иначе они не вели-бы так усердно пропаганды между горцами, щедро снабжая их порохом и свинцом, не смотря на усиленное крейсерство у [307] Кавкаpских берегов; хотя случалось, что крейсер, не обращая внимания на крик с кочермы: "одна вера", пускал кочерму ко дну, но жадность к наживе слишком велика у выродившихся потомков Фемистоклов и Периклов; гибель одного не пугала другого, да и прибрежные малоазийские турки были хорошими моряками и зачастую проскальзали на берег, не стесняясь, при опасности, входит в устье какой- либо реченки, или прямо направляться на дюны. Населению турки обещали "золотые горы", а Магомет-Эмину и звание "сераскира"; руководителем пропаганды был приятель Магомет-Эмина Мустафа-паша (Сведения о деятельности Мустафы-паши извлечены из дел архива Кавказского военного округа за 1853 г. под № 40, 41 и 45 и за 1855 г. за № 17 - "по генеральному штабу". Интересна его проделка в последнем году, изложенная в донесениях командиру корпуса Муравьеву, начальника левого фланга генерала Вревского, от 16 июня 1855 г. за № 1510 и 9 июля за № 1673; - там сообщается о присылке с депутациею Шамиля плана кампании для выгона русских за р. Терек, с помощью турок, которые с горцами двинутся из брошенной русскими Анапы и дойдут до Владикавказа).

Эмиссары турок были везде по Кавказу; деятельность их не осталась бесследною даже в Карачае, жители которого и прежде втихомолку вели меновую торговлю с непокорными горцами, в особенности с обществами Абазинского племени, как ближайшими соседами. И в Карачае стали кое-где поговаривать о непризнании русской власти, утратившей свою силу от действия турок.

Магомет Эмин знал, что происходит в Карачае и вообразил, что появление его там даст крутой оборот делу: нерешительность, oпaceниe многих пропадет, в особенности если он с большею партиею появится в Карачае и оттуда с нею и соединившимися с ним приверженцами из Карачаевцев сделает набег на какую- либо из ближайших станиц.

Лезгин Магомет Эмин никогда не отличался большою предусмотрительностью и всегда в крупных предприятиях, начиная с похода на г. Ставрополь до предприятия на Карачай, во многом действовал неосмотрительно, не принял серьезных мер к развлечению сил правого фланга. С половины июня соумышленники Магомет Эмина на народных сходах стали проводить мысль о движении в Карачай, а к 5 июля, по распоряжению Магомет-Эмина, горцы собрались в [308] ур. Каменный мост на р. Белой, там где она выходит из теснины Даховского общества. На правом берегу реки большая поляна, на которой во времена Магомет-Эмина собирался народ, т. е. старшины и почетные лица на мегкемэ (народное собрание). Прибывший туда предводитель с своими муртазаками, предложил поход на Карачай, а оттуда с Карачаевцами на станицы,-так он был уверен в успехе дела. Народ, знакомый ранее с объявленным предложением, согласился, уверенный, что все предусмотрено и в надежде на хорошую добычу, после чего начались сборы. На самом деле Магомет-Эмин, по своему воображению, предусмотрел только посылку с Каменного моста депутаций к Шапсугам, Натухайцам и Убыхам, чтобы и они приготовлялись действовать решительнее и помогли-бы великому делу нападением на наши линии, а о главном, о развлечении сил правого фланга, не подумал и тем позволил Евдокимову в минуты опасности располагать массою казаков, следовательно совершать быстрые движения на угрожаемые неприятелем пункты.

Армавирские армяне, как всем известно, во время Кавказской войны играли двуличную роль, наживая деньги всеми путями; зная хорошо нapeчиe Адыге, нося костюм и вооружение горцев, они вели с ними выгодную для себя меновую торговлю, променивая на скот плохого качества ярких цветов ситцы и кубовый кумач: они наживали по 150 — 200%. Делалось это хотя секретно, но наши власти знали их проделки, знали даже, что армяне осмеливаются променивать в горы даже порох и свинец. Генерал Евдокимов отлично знал о сношении армян с горцами, а армяне знали мнение о себе Евдокимова и старались, заглаживая свою деятельность, подслуживаться Евдокимову, жившему по соседству в Прочном окопе, сообщая ему разные сведения о горцах.

Через армян Евдокимов узнал о пропаганде тypoк о намерении горцев действовать большими партиями на наши линии. По сообщению Евдокимова командующему войсками о намерениях горцев, войска правого фланга были усиливаемы; из Черноморского войска прибыли: батальон [309] пеших казаков, ставший в станице Некрасовской, и конная батарея, поставленная в ст Чамлыкской, даже придвинуты войска из Ставрополя, шедшие, (две роты 1-го Кавказского линейного батальона) в первый и последний поход до переформирования.

В начале июля Евдокимов получил сведения о замысле Магомет-Эмина на Карачай. Предполагая, что горцы наверное попробуют отвлекать его и войска в другие стороны, генерал Евдокимов немедленно приступил к сформированию небольших отрядов для ограждения Лабинской и Кубанской линий(Кубанская линия, входившая в район правого фланга, находилась вблизи ст. Воронежской и простиралась до верховий Кубани к укр. Каменномостскому); первый отряд, под начальством подполковника Попандопулло, был поставлен в ст. Петропавловской, для защиты Нижнелабинской линии.

Второй отряд, под начальством подполковника Войцицкого, расположился в ст. Чамлыкской, для охраны Верхнебаканской линии, а третий отряд поближе к Карачаю, в Невинномысской, под начальством генерал-майора Васмунда; при движении горцев в Карачай, к этому отряду были присоединены войска, пришедшие из Кисловодска под командою полковника барона Унгерн-Штемберга.

Сам же Евдокимов выехал в ст. Вознесенскую, куда им было направлено три батальона пехоты, двадцать шесть сотен казаков Кавказского линейного казачьего войска, шесть конных и четыре пеших орудия и две сотни милиции, куда входили и добровольно служившие армавирские армяне. Главною заботою Евдокимова было своевременно поддержать большею частью преданных нам Карачаевцев, не дозволить горцам грабить несочувствовавших им. Он был убежден, что его своевременное появление там не только удержит всех Карачаевцев от каких либо враждебных против нас действй, но и вынудит партии, вследствиe ее многочисленности, подраться с отрядом на подходящей местности, и Евдокимов о бое с партией не беспокоился, полагаясь на свои войска; в таких случаях генерал Евдокимов, как и другие дельные Кавказские генералы, рассуждали подобно предводителю Вестготов Аллариху, [310] который осадив Рим, предложил гражданам его тяжелые условия сдачи и когда римляне ответили, что, если условия не будут смягчены, они поголовно будут защищаться, то Алларих выслушав, сказал: чем "гуще трава тем удобнее косить". Так зная по опыту, что чем партия была многочисленна тем более было бестолковщины в ее действиях, Евдокимов даже желал, чтобы горцы попробовали напасть на него. Как не спешил Евдокимов со сбором войск к Вознесенской, но по прибытии туда, узнал, что Абадзехи еще 16 числа, собравшись в обществе Дахо, двинулись оттуда через высоты Кун на Ходзь и, спустившись к малой Лабе у устья Шахгиреевского ущелья, прошли на большую Лабу, и, что партия эта усиленная Шахгиреевцами и Тамовцами (Абазинами) уже у р. Кефра.

Евдокимов немедленно выступил 20-го же числа; на привале, 21-го числа, у р.Тегень ему сообщили, что вся пapтия, до 7000 человек, стоит на отдыхе между р.р. Бежгоном и Кефаром, а завтра двинется к р. Марух. На рассвете 22-го числа отряд встретили несколько Карачаевцев из почетных жителей, сообщивших Евдокимову, что между народом благоразумная партия взяла верх, восстания не будет, а народ спешит собираться, боясь грабежа от своих непрошенных избавителей от русской власти. Вполне полагаясь на такие благоприятные сведения от лиц, заслуживающих доверия, Евдокимов решил спешить за партиею. Отправив назад Карачаевцев и приказав им собираться в партию у Маруха, на пути движения Магомет-Эмина, обнадежил их, что быстро двинется вслед за неприятелем, он, оставив пехоту с 6-ю орудиями, приказал ей спешить к Маруху, а сам с 24 сотнями и милициею и с 4 конными орудиями двинулся немедленно к Маруху.

Перед светом, 23-го числа, к Евдокимову снова прискакали Карачаевцы и сказали, что Магомет Эмин узнал через изменников, что Карачаевцы встретят его оружием-что народ не желает изменять русским и что последние идут в большом числе по его следам, что все это обеспокоило горцев и старшины, опасаясь попасть между врагов, посоветывали Магомет-Эмину поскорее отступить, [311] так как предприятие, при таких условиях не удастся и народ напрасно может понести потерю в людях, предводитель согласился с этим здравым мнением, но, чтобы чем нибудь ознаменовать свой поход, предлодил напасть на оставшуюся теперь без войск ст Вознесенскую и по разорению ее быстро двинуться за Лабу на р. Белую и внезапно взять укр. Белореченское, где находился большой склад патронов и пороху. Старшины и почетные Абадзехи изъявили полное согласие и вся масса быстро отступила к верховьям р. Урупа, чтобы оттуда перевалиться на р. Чамлык.

Послав полусотню милиции на встречу пехоте отряда с приказанием повернуть назад и идти к Вознесенской, Евдокимов, пользуясь знанием милиционерами дорог в этой пересеченной местности, поворотил к угрожаемой станице и двинулся быстрым ходом, а по удобным местам даже рысью. День 23 июля был жаркий, люди и лошади истомлялись, надобно было спешить: чтобы дать лошадям какой нибудь отдых, сотни время от времени спешивались и, ведя лошадей в поводьях, все таки двигались вперед; к вечеру удалось добраться до р. Чамлыка; выехав на сравнительно ровные места вблизи реки, Евдокимов уже в сумерки решил, верстах в 8 от станицы Вознесенской дать привал колонне, на реке, а в полночь войти в станицу. Отряд прошел за этот день около 90 верст! Лошади так устали и намяли ноги, что еле ступали, подходя к Чамлыку. Впереди, в версте расстояния от казаков, шла милищя; она первая и подходила к реке, поднимаясь на возвышеннось правого ее берега. При спуске к реке милиционеры в буквальном смысле наткнулись на горцев: от неожиданной встречи обе стороны оторопели, но вот со стороны партии грянули выстрелы, а милиционеры, отвечая на огонь, быстро подались назад, частью даже бросая своих замученных лошадей. Выстрелы оживили кавалерийскую колонну; обеспечив фланги, сотни двинулись вперед, над спуском к Чамлыку уже никого не было, все горцы подались вверх по реке. Измученные кони казаков не были годны для преследования неприятеля: его можно было преследовать только из орудий и ракетных станков, что и [312] делалось по хвосту партии, а больше для того, чтобы пушечными выстрелами оповестить Вознесенскую и Владимировскую станицы о появлении неприятеля и близости отряда.

Как потом выяснилось, у Чамлыка было только около двух тысяч доброконных горцев с Магомет-Эмином, а остальная партия шла выше прямо к Лабе.

Евдокомов в полночь пошел в станицу, не решаясь с измученными казаками переходить Лабу.

Партии же собрались на другой день на Псефире, а на третий, на рассвете, появились перед Белореченским, но гаринизон был на стороже; — с батарей полетели гранаты, а на брустферах засверкали штыки. Здесь Абадзехов взяло раздумье: не лучше-ли по добру по здорову убираться домой; так и сделали; тем и окончился бескровный для обеих сторон поход на Карачай.

Прочиe не покорные горцы, в силу данных обещаний, тоже собирались в партии, более или менее одновременно с Абадзехами, для энергических действий против нас. Убыхи и Шапсуги затевали брать даже наши небольшие укрепления по береговой линии, надеясь там поживиться боевыми припасами, а там действительно всегда этих запасов было более, чем съестных; горцы хорошо знали об этом. Партия из этих племен собралась в толпу более 800 человек и задумала взять укрепление Тенгинское у устья р. Шапсуго. Укрепление это с стратегическою целью было возведено не по берегу моря, а в ущельи; для свободного сообщения с берегом, был вблизи устья реки построен прочный деревянный блокгауз, снабженный орудием, а в гарнизон его вступало рота из укрепления, еженедельно сменяясь.

20 июля партия показалась вблизи укрепления. Не решаясь броситься на штурм, видя готовность гарнизона к защите, горцы порешили утомить бодрость его и тогда броситься на штурм.

Этот проект и стали приводить в исполнение. Большая часть партии держалась около укрепления, ведя перестрелку с рассвета до поздней ночи, усиливая ее в обеденное и вечернее время, чтобы не давать гарнизону спокойно поесть, а по ночам подкрадывалась то с одной, то с [313] стороны и, давши залп, гикала, будто бы, двигаясь штурмовать: вообще вели себя так, что гарнизон по целым суткам должен был находиться на стороже; тоже, но в меньшем размере, проделывали у блокгауза: там по малочисленности гарнизона все стояли в постоянной готовности к бою.

За день до появления горцев, воинский начальник укрепления подполковник Подгурский получил от начальника II-го отделения черноморской береговой линии сообщение о сбоpе большой партии и указания о принятии мер против возможного нападения горцев.

Служба в блокгаузе требовала особой бдительности, горцы частенько появлялись в виду его, люди за неделю утомлялись, а потому Подгурский послал туда на смену свежую роту, снабдив ее запасными комплектами патронов и отослав с нею запасный зарядный ящик для орудия; за день в укреплении были приняты все меры к лучшей защите.

Вот почему горцы и нашли гарнизон вполне готовым и осторожным.

21 и 22 июля горцы продолжали свои действия, а 23, оставя у укрепления часть, партия отрезала сообщение с блокгаузом, заняв и даже укрепив дорогу к нему, а большая часть расположилась вблизи блокгауза, заведя с ним жаркую перестрелку. Кремневые ружья у гарнизона били ближе винтовок горцев, которые и пользовались превосхосдством своего оружия и били по амбразурам и на выстрел из орудия в особенности усиливали огонь, надеясь перебить прислугу. Так продолжалось до полудня. У укрепления шла также оживленная перестрелка; в полдень огонь горцев стал стихать, но толпы вблизи блокгауза стали увеличиваться, а потом он скрылись по зарослям. В два часа дня горцы появились двумя массами от Шапсуго справа и с бугра слева, обе партии смело бежали на блокгауз: у многих из них были большие связки хворосту, поддоженные с одного конца; напор был так смел и быстр, что некоторые успели подбежать шагов на двадцать и бросали горевшие звязки к блокгаузу, но ближе поджигателям не удалось [314] приблизиться к стенам; гарнизон встретил атакующих дружным огнем, а орудие ударило картечью.

Отбитые горцы не далеко отбежали; часть отхлынула к Шапсуго, а часть залегла у берега за дюнами и смытыми местами и снова пошла пальба по блокгаузу.

В это время бриг "Эндимион" шел в крейсеру вблизи берегов; на "Эндимионе" услышали пушечные выстрелы. Черноморские моряки отлично знали море у Кавказских берегов; командир брига капитан-лейтенант Есаков тотчас поворотил к Тенгинскому.

Вблизи берега с "Эндимиона" в подзорные трубы отлично рассмотрели, что делалось у блокгауза; орудия были откреплены, парусность увеличина и бриг понесся к блокгаузу, держась на усть Шапсуго.

Увлеченные пальбою по блакгаузу горцы не заметили брига, подошедшего уже на ближний пушечный выстрел. Залп по ним из орудий брига произвел панику в партии. Частый огонь моряков вынудил горцев быстро скрыться по зарослям на Шапсуго, но с брига зорко следили за ними и били туда, где горцы думали укрыться; скрываясь от пальбы с брига, горцы попадали под верный выстрел орудия из блокгауза. Из укрепления, при звуке пальбы с брига и бегства горцев за Шапсуго, сделали вылазку к блокгаузу, но горцев уже не встретили. В блокгаузе было 12 раненных; с брига, по удалении горцев, пришел баркас; раненые были взяты для доставки в Новороссийск, но бриг держался вблизи до утра следующего дня, когда все убедились, что горцы ушли домой. Более 20 тел было оставлено горцами, вблизи блокгауза и Шапсуго.

Натухайцы с Шапсугами — соседями собирались медленнее; только к 23 июля они собрались у нижнего течения р. Бакана, на р. Адагуме.

24 число прошло в совещаниях; сначала предполагали напасть на Черноморие. Очень уж соблазняли горцев большие стада отличного скота у черноморцев, но недавние похождения мелких партий нигде не удавались; зорки и осторожны были черноморцы на постах и батарейках; наконец было решено напасть на укр. Гастагай; оно было [315] под рукою - при неудаче нечего было опасаться преследования — леса и заросли были близки, а поживиться и там было чем, в особенности порохом; кроме того, цель была и та, что туда из Витязевого на тревогу поедут казаки, а их можно будет хорошо побить, когда они с Султановских высот спустятся к р. Гастагаю; малое количество гарнизона в Гастагае горцам было известно, нужно было только получше замаскировать предприятие; старшины и вожаки в партии порешили распустить ложный слух, что они пойдут на Николаевскую станицу. К 25-му партия еще увеличилась, прибыли люди из дальних аулов.

О сборе Шапсугов и Натухайцев давно было известно, на линиях предпринимались меры предосторожности, заботились о том и в 1-м Отделении Черноморской береговой линии, но руководители ее были замечательно плохие стратеги; — гарнизоны в Анапе и Раевском форте, в ст. Николаевской и редуте Алексеевском были увеличены, а об укр. Гастагай, расположенное в буквальном смысле в неприятельской земле, позабыли: а оно было в 25 верстах от Анапы и в 12 от Витязевого в теснине р. Гастагай, а от форта Раевского верстах в 30; дорога туда, пролегая по гористой и лесистой местности, везде была удобная для нападении неприятеля, поэтому, посылая оттуда подкреплениe в Гастагай, нужно было назначить сильную колонну, а в форте был небольшой гарнизон, следовательно Гастагаевское могло быть поддержано только из Анапы, но там не об этом думали.

Укр. Гастагай было в долине реки того же имени; долина эта ограничивалась высотами со всех сторон и выкатами, покрытыми лесом. Дорога из Анапы и Витязевого до перевала через Султанские высоты шла по чистым местам, изредка покрытом кустарником, но со спуска дорога обрамлялась с севера кустами, а с юга мелколесьем, которое ходило к дороге, пересекаемой небольшими оврагами, поросшими кустами; вблизи же укрепления с с севера были густые кусты, а с юга уже хороший лес по северным склонам высот. Укрепление замыкало долину рек, скорее не долину, а котловину, в конце которой на восток, горы [316] находились уже вблизи. Подступы были удобные. В полдень 25-го числа в Анапе было получено известие от лазутчиков, что партия не только в сборе вблизи р. Псебепса, но что цепь ее нападения на ст. Николаевскую. Пошла суета, при которой о Гостагае все позабыли окончательно. В Николаевской, в 5 верстах от Анапы, кроме местных казаков, стояли три роты пехоты и дивизион подвижной крепостной артиллерии; в 2-х верстах от этой станицы, в Алексевском редуте, стояли две роты пехоты и конная батарея Черноморского казачьего войска; в Анапе — пять батальонов пехоты, полуэскадроны и масса артиллерии, в том числе две роты подвижной крепостной. По получении такого извстия Алексеевский редут еще был усилен двумя ротами. Таким образом, большие силы из всех родов оружия были сосредоточены вблизи Анапы на пяти верстах. А укр. Гастогай было далеко в глуши; вблизи его по рр. Псебепсу и другим мелким жило неприятельское население и гарнизон его в таком месте, благодаря стратегическим упущениям генерал-майора Дебу и полковника Миронова, был до смешного мал, хотя было кем усилить его в это тревожное время, но об этой необходимости никто не думал; вот состав гарнизона укр. Гастогай к 26 июля 1853 года: воинский начальник ( В мелких береговых укреплениях воинские начальники были на правах комендантов, им подчинялись чины гарнизона, даже старшие в чинах) поручик Вояковский; 1-я рота черноморского линейного № 1-го батальона, под командою капитана Анкудинова со субалтерн офицерами: поручиком Буличем, подпоручиком Кульбицким и прапорщиками: Цепринским и Цекава, в составе, унтер-офицеров 22, музыкантов 2 и рядовых 225, из них 12 человек больных. На батареях было: заведывающий прапорщик Соколов, 4 фейерверкера и 24 канонира. В укреплении были лазарет, которым заведывал штаб-лекарь, коллежский ассесор Яновицкий, провиантский магазин, смотрителем которого был подпоручик Муравлев и небольшая церковь, где священнодействовал иеромонах отец Наум, глубокоуважаемый всем гарнизоном. К укреплению примыкал небольшой форштадт, одна сторона [317] которого была ограждена только частоколом, сообщение между ними было свободным.

В Гастогае так же, как и в Анапе, были допущены вблизи укрепления, под выстрелами батарей, сатовки, благодаря которым гарнизон имел сносную пищу и молочные продукты.

Воинский начальник Войковский, человек развитой, отданный в солдаты с третьего курса медицинского факультета; интересуясь бытом горцев, заводил с нимм через переводчика разговоры во время сатовок, даже приобрел между ними кунаков, которых нередко угощал водкой и закускою. Ласковое обращение воинского начальника расположило к нему горцев, а кунаки не редко предостерегали Вояковского о замыслах своей молодежи против гарнизона и его скудного стада коров.

Поздним вечером 25 числа к укреплению подехало двое горцев, лица которых были прикрыты башлыками; подъехавшие просили вызвать воинского начальника. Караульный унтер-офицер послал к Вояковскому доложить о npиезжих. Хотя лица приезжих были хорошо прикрыты, но Вояковский по голосам узнал, что приезжие его кунаки. Ворота отворили, приезжие тихо сообщили, что они с Псебепса. где в сборе громадная партия, которая, вероятно, уже близко: она хочет взять Гастогай и может этою же ночью напасть, почему нужно быть очень осторожными. Всадники тотчас уехали.

Гарнизон тихо был поставлен в ружье и распределен по фасам; с форштатда велено было выходить в укрепление, чтобы не мешать защите его: ружья от больных были розданы провиантской команде и некоторым лазаретным служителям. Все население стало на ноги, — подпоручик Муравлев, с своею охотничьею двустволкою, стал в ряды задников; отец Наум с крестом обходил фасы, благославляя защитников их и подкрепляя их напоминанием святости присяги, и о том что русские никогда не давались при осадах. Живая, теплая речь отца Наума производила хорошее впечатление на солдат, а полное хладнокоовие и веселость начальников привились и к солдатам, все стали с нетерпением ожидать неприятеля. Лекарь Яновицкий, имея только одного федьдшера, приготовлял все для [318] перевязок: пришедшая вместе с семьями солдат г-жа Булич изъявила желание оказать посильную помощь при будущих перевязках, имея о них кое какие понятия. Яновицкий обрадовался неожиданной помощи, поспешил снабдить г. Булич медикаментами и перевязочным материалом и предложил ей, придав в помощь еще и фельдшера, занять место у лазарета, а сам остался среди защитников чтобы подавать на месте помощь тяжело раненным; при нем остались и два лазаретных служителя.

Когда капитан Анкудинов раздавап ружья от больных, к нему с просьбою о выдаче ружья обратился его деньщик Никита Бабуренко, "неладно скроенный, но крепко сшитый", отличавшийся большою силою и замечательною флегматичностью. Бабуренко служил, благодаря своей неуклюжести, предметом насмешек всей роты. Когда ему не дали "ружо" он, пользуясь отсутствием капитана, снял с его брички окованную железом оглоблю и пошел к батарее с этим оригинальным оружием; все, видя этого воина, покатывались со смеху. Не обращая внимания на насмешки товарищей, Никита уселся у батарей и стал тоже ждать "невиру азията"; ждал, ждал, да и заснул.

Для подноса патронов и зарядов Вояковский обратился с просьбою к семьям солдат, бабы и детишки-подростки изъявили полное желание и к батареям начался поднос этими лицами боевых припасов; чем ближе был рассвет, тем зорче и бдительнее был гарнизон. Но вот с северного фаса в предрасстветной мгле заметили, что растущие шагах в 200 кусты, как будто движутся; присмотрелись, и догодались, что это горцы подкрадываются кучками. Грянуло туда орудие. заряженное картечью. Все перекристились; отец Наум, стоя на батарее, осенял крестом защитников.

Бурною волною бросились горцы на северный фас. визжа и гикая и, как расходившаяся волна, ударясь о гранитную набережную, вздымаясь, отливает назад, обдавая набережную только верхушками зыби, так было и в Гастогае; встреченные залпом картечью и ружейным огнем с обеих по фасу батарей, горцы массою подались назад; только часть передовых подсаживая друг друга, ворвалась на батарею: [319] произошла рукопашная ( вскочило человек 30 на батарею). Выстрел из орудий разбудил Бабуренку, он вскочил и с оглоблею на плече кинулся вправо к брусвету; в этот момент горцы показались на нем; прямл против Никиты вскочил горец высокого роста с обнаженною шашкою и хотел спрыгнуть, но Никита преобразился, кинулся вперед: оглобля в его руках, описав в воздухе полукруг ударилась о горца, он свалился к ногам Никиты, который поспешил еще ткнуть его своим оружием в грудь - кости горца захрустели, но крика не было; таков был первый удар Гастагаевского Никиты. Расправившись с первым, Бабуренко бросил оглоблю, схватил ружье упавшего около него тяжело раненного солдата и кинулся к орудию, где была свалка; и там ему еще удалось всадить штык по самою "душку" в грудь первого встречного горца. Вскочившие на батарею горцы частью были перебиты, а частью напором защитником отброшены в ров. Орудия укрепления безостановочно били их; едва успевали "пробанивать". Стало на батареях недоставать воды; вездесущий Вояковский, перебегавший с резервом в 30 человек с места на место, где горцы более энергично нападали, снова обратился к солдатским женам, чтобы подносили воды на батареи; те быстро принялись за дело, не смотря на сильный свист пуль горцев. Едва был отбит первый штурм, как повторился второй, — снова на северный и на другой, восточный, фасы. И этот штурм был отбит. Горцы, кидаясь на штурм, открывали сильный ружейный огонь, осыпая бруствер и батареи пулями. В оба штурма у защитников была уже сравнительно с численностью их, большая потеря; выбыло из строя уже более 30 человек; убитых было только двое, легко раненные сами отходили к лазарету, а упавших от ран, после перевязки, солдатки относили в лазарет, а убитых к церковной паперти. Во время второго штурма пули от залпа горцев, перелетевшие через бруствер, попали в черепичную крышу лазарета, — куски побитой черепицы осыпали помошниц г-жи Булич, они струсили и разбежались в стороны, бросая и раненых, но и тут г-жа Булич нашлась: она громкостала смеяться над струсившими и те скоро пришли в себя и тоже стали смеяться [320] над своею трусостью; благое дело снова закипело у г-жи Булич.

Стало рассветать: уже прошло более часа со времени появления горцев; заметно было, что они поняли свою ошибку, бросаясь на штурм массою на одну точку, подставляя сeбя, как мишень, под ружейные и картечные выстрелы, они понесли через это громадную потерю. Неприятель стал занимать воможно удобные для себя позиции вокруг всего укрепления. Вояковский приказал усиливать огонь на батареях; он хорошо знал, что горцы не выдерживают этого огня, да и самый усиленный огонь должен был показывать, как Анапе так и Витязеву, что около укрепления идет сильный бой, что ему крайне необходима помощь.

Рассыпавшись вокруг укрепления, горцы завели перестрелку издали и более толковые из них, когда развиднелось, открыли слабую сторону укрепления — палисад. Толпа в несколько сот человек, подбежав к складе местности впереди себя, залегла и открыла сильную стрельбу против этого места, а человек 30 из нее бросились к палисаду, некоторые из них имели в руках пучки травы и хворосту. К несчастью для защитников, в этом месте укреплении оказалась очень плохою фланговая оборона. Хотя часть горцев, кинувшаяся к палисаду, и была перебита, но большая часть добежала, залегла под стену и через это попала в мертвое пространство от пушечного и ружейного огня; чтобы отбить этих смельчаков от палисада, нужно было высовываться с ближнего бруствера, или за палисад.Унтер-офицер и несколько рядовых попробывали высунуться, но тотчас-же были перераненны выстрелами из партии, подерживающей своим частым огнем бывших у палисада. У Вояковского в резерве при нем осталось, после пополнения потери от двух штурмов 12 человек; он с ними бросился к палисаду; к нему пристал с своею двустволкою подпоручик Муравлев. Отец Наум, утешавший раненых у лазарета, увидя бегущего с резервом Вояковского, подбежал к нему и, узнав в чем дело, подался вперед и, подняв над головую крест, обратился к резерву:

"Христолюбивые воины! не дадим разорить нашу святыню церковь, защитим грудью жен и детей. [321] Господь не оставит нас!". Все бегом подбежали к полисаду; подпоручик Муравлев, видя в чем беда, приказал подсадить себя на среднюю скрепу палисада, перегнулся на него и, на расстоянии шагов 40, выстрелил из обоих стволов картечью по сидевшим под полисадом, частью подкапывавшим его, а частью поджигавшим; 30 картечек перепятнали многих; боясь такого повторения, горцы отскочили от палисада и попали под фланговый огонь с бруствера и осыпанные пулями, отбежали к партии. Страшная опасность миновала.

Не нанося с дальнего расстояния потерь гарнизону и подвергаясь самим усиленному пушечному огню, наносившему гранатами потерю, и, вероятно, опасаясь скорого прибытия подкрепления из Анапы и Витязевого, горцы занялись отвозом своих раненных и убитых; перестрелка с их стороны стала стихать и скоро из укрепления заметили, что неприятель отступает к северо-востоку на высоты. Укрепление с востока было закрыто высокими горами; показавшееся из за них солнце осветило в Гастагаевском чудную картину: стоявшего на площади перед церковью у анолоя в облачении отца Наума, с певчими из солдат и детей подростков, служившего благодарственный молебен: и гимн "Тебе Бога, хвалим" заменил пальбу, стрельбу и крики; видны были: коленопреклоненный гарнизон в боевой амуниции, лекарь Яновицкий, подававший помощь тяжело раненному, г-жа Булич с ее помощницами, 8 убитых солдат на церковной паперти и, как трофеи, трупы горцев. лежавших во рвах и вблизи укрепления.

В 6 часов завиднелись вдали на дороге казаки из Витязевого; причина запоздания их такова: горцы перед нападением на Гастагаевское выслали верст за пять от него заслон на дорогу, туда, где она окаймлялась с одной стороны лесом, с другой кустами по ложбине; в заслоне было тысячи человек. Из Витязевого по первым же выстрелам у Гастагаевского выехало туда три сотни; ехавший в авангарде взвод у р. Гастагая был встречен, ружейными выстрелами горского заслона; подъехавшие сотни хотели пробиться, но из заслона были встречены пальбою, что [322] нечего было и думать пробиваться через такую массу неприятеля, не рискуя потерять много раненных. Казаки отступили на позицию у Султанской высоты, чтобы ожидать подкрепление из Анапы. Когда стало светло, казаки заметили уход заслона; снялись с позиции и стали подвигаться за заслоном, скоро свернувшим на высоты к северу от дороги, тогда сотни уже прямо пошли на Гастагаевское.

Измученный гарнизон был заменен казаками на вcеx постах укрепления, где еще не были уврены, что горцы не повторят нападения.

К пяти часам вечера подошло подкрепление из Анапы и... только из двух рот! Миронову так крепко засело в голову, что целью нападения неприятеля служит ст. Николаевская, что, когда послышался гул орудий из Гастагаевского, никакие доводы не могли убедить его, что горцы всею массою атаковали это укрепление, что нужно скорее выслать помощь туда; Миронов счел это нападение только за отвлечение сил из Анапы в противоположную сторону.

Из полученных прежде из разных источников сведений в Анапе знали, что сбор у горцев большой, боле 6000 человек; на основании этих сведений, в помощь атакованному пункту следовало послать, если была возможность, сильную колонну из всех родов оружия и кавалерии хотя бы на столько, чтобы освещать местность по пути колонны; из Анапы была полная возможность послать такую колонну, чтобы она, по своей численности, могла действительно дойти, не будучи задержана на пути неприятелем, или даже истребленною им; это правило и старое кавказское: "быстро идти на выстрелы", были не для Миронова; когда гул от пушечной пальбы в Гастагае на рассвете сливался, когда в Анапе нельзя уже было слышать отдельных выстрелов, Миронов назначил туда помощь только из двух рот, даже без кавалерии. Ему и в голову не приходило, что эта горсть, в сравнении с силами неприятеля, могла быть истреблена у Гастагая на глазах гарнизона и оказать на него подавляющее впечатление; мало того, если во время движения этих рот Гастагай будет взят, то роты наверное будут истреблены, вооруженные только плохими кремневыми [323] ружьями, во всем уступавшими винтовкам горцев. Но и эта поддержка была послана только тогда, когда развиднелось, т.е. спустя около 2 часов после начала тревог в Гастагае, а ротам надобно было пройти более 25 верст в июльскую жару. Выступившие роты шли бойко только до Султанской высоты, а оттуда, у заросшей местности, должны были идти со всеми предосторожностями против внезапного нападения из лесков, балок и т. п. закрытий.

Потеря гарнизона состояла из 47 человек.

27 числа, когда убедились, что в окрестностях неприятеля нет, было преступлено к очищению рвов укрепления, там найдено 78 трупов горцев, а вокруг его по кустам и балочкам более 200; пришедшие роты занялись копанием больших ям для погребения этих трупов.

Государь Император Николай 1-й щедро наградил за военные доблести гарнизон Гастагаевского: Вояковский получил орден Св. Георгия 4 ст. и следующий чин; все офицеры награды — не в очередь, в том числе Муравлев и Яновицкий, оба по ордену Владимира 4 ст.. иеромонах Наум золотой наперстный крест на Георгиевской ленте, г-же Булич была пожалована пожизненная пенсия в размере жалованья ее мужа, по 457 руб. в год, и из Кабинета Его Величества ценный браслет, помощницы ее получили денежные награды.

V.

Происшествия на Лабинской линии и Черноморской береговой за то же время. Положение Черноморской кордонной линии и Правого фланга перед обявлением Восточной войны.

Для возможной полноты нашего очерка, считаем необходимым описать более выдающиеся события в прочих укреплениях Черноморской береговой линии и на р. Лабе: описание их за 1853 год дает понятие, что делалось там ранее этого года и после него до снятия укреплений в 1854 г. и до покорения западного Кавказа в 1864 году. [324]

7 го февраля из укр. Новотроицкого утром вышла рота прикрывать рабочих, посланных для рубки дров гарнизону. С рабочими было несколько повозок. Партия yбыхов подкралась и бросилась частью к прикрытию, а частью, чтобы отбить лошадей из обоза. Рота отбила нападение но запас дров бросила; в перестрелке рота потеряла 1 убитым и 4 раненных.

17-го февраля с батареи Кабардинского укрепления заметили партию, подкрадывавшуюся к порционному скоту вблизи берега моря.

Выстрел гранатою по партии заставил ее отказаться от этого намерения; партия, отбегая по берегу, увидела отделившихся от стада трех быков; отрезав их, погнала по берегу; большая часть горцев после откртия партии уже скрылась, а по берегу осталось человек 20; они то и захватили трех быков. Кавалерии в укреплений не было; в погоню побежала рота и был спущен баркас Азовской гребной флотилии; — берег моря, где горцы гнали быков, был обрывист, была только прибрежная тропа по камням и песку; нужно было пробраться версты две, чтобы возможно было свернуть в ложбину и по ней взобраться на подъем; вот почему, кроме роты, бегущей за горцами, и был послан баркас, который мог под парусом опередить горцев. Азовские казаки, под командою офицера, в числе 12 человек пользуясь попутным ветром, поставив парус, скоро догнали пробиравшихся по берегу хищников; на этих баркасах были фальконеты; казаки, поровнявшись с горцами, открыли из своей пушки по ним огонь. Попавши между казаками с моря и бегущею следом пехотою, горцы, полезли на обрывы, оставя быков.

Начальник II-го Отделения береговой линии генерал-майор Вагнер, зная, что по линии в конце июня приступят к покосам и что в горах - сбор горцев, в особенности недалеко от Головинского форта, попросил генерал-майора Кухаренко произвести движение за Кубань, чтобы отвлечь Шапсугов от присоединения к родичам на южном склоне гор. 23 июля Вагнер, посадив на военную [325] шхуну роту пехоты из укреп. Вильяминовского, отплыл в форт Гоповинский, а 24 числа (В этот день Черноморские казаки сделали вторжение за Кубань на аул Сохок у р. Пшеца.) с пятью ротами и тремя легкими орудиями, пошел из форта к месту покоса со всеми перевозочными средствами форта.

К трем часам дня поляна была выкошена, траву стали нагружать на повозки, ее нельзя было оставлять на ночь, горцы уничтожили бы.

К пяти часам повозки стали выезжать на дорогу по левому берегу р. Шахэ, со стороны которой стоял пикет из 70 человек, под командою поручика Дове (Бывший впоследствии командиром Кубанского пехотного полка, стоявшего в Майкопе, ныне ген.-майор в отставке.).

Убыхи подкрались по зарослям у Шахэ; когда колонна выезжая, растянулась, бросились на пикет Дове, который встретил атакующих сильным огнем, а бывший вблизи Вагнер тотчас же двинул на поддержку роту. В то же время Убыхи бросились на ариергард, где были две роты с орудием, и стали наседать. Вагнер усилил его ротою с орудием. Ариергард вел майор Винников, приобревший опытность в Кавказской войне, служа в Чечне в Куринском полку; он, видя подходящую роту с орудием, тотчас же воспользовался складками местности и повел "перекатное отступление", с которым Убыхи еще не ознакомились; Винников остановил роту, положил ее по балочке на пути отступления. Сам же стал шибче отступать. Убыхи стали преследовать; поравнявшись с положенною ротою, apиeргард побежал. Убыхи за ним и набежали на роту в балке, а она была готова к встрече, люди приподнялись и с колена, на растояний шагов 70, дали залп. Убыхи озадаченные им, сначала отхлынули назад, но скоро оправились и бросились за ротою, отбегавшею после залпа; желая ее догнать, Убыхи увлеклись, а Винников уже успел заложить другую роту на пути отбегавшей: и тут Убыхи попали под новый залп, да еще и под огонь двух орудий. Такая встречa отбила охоту нападать и Убыхи стали ограничиваться [326] cтрельбою уже издали, но оба орудия стали стрелять чаще и чаще, огонь их совсем заставил остановиться. Потеря в колонне заключалась в 4 убитых и 16 раненых, а у горцев, по полученным Вагнером сведениям, из 470 человек было 80 человек потери.

Князь Воронцов, в приказе (Приказ по Кавказскому корпусу от 20 июля 1853 г. за № 144) о деле на реке Шахэ объявил свою особенную признательность Вагнеру, Винникову и Довэ.

14 октября у укреп. Святого Духа партия горцев бросилась на лошадей и скот, пасшийся вблизи укрепления; прикрытие стада, поддержанное двумя ротами из гарнизона, отбило нападение 5 сотенной партии, потеряв двух убитыми и одного раненым.

22 октября из укреп. Гагры была отправлена колонна за дровами; партия из Убыхов и Джигетов напала в лесу на колонну, которая вынуждена была оставить заготовку дров, привезя только те, которыя были нарублены до нападения горцев; в колонне раненно было 8 нижних чинов.

Без толку прогулявшаяся в Карачай горская молодежь захотела, пошалить на р. Лабе; — 31 июля партия в 300 человек притаилась в зарослях у Лабы, вблизи ст. Некрасовской, с целью напасть на станичное стадо и, по захвате его, угнать за Лабу, где по лесу, не опасаясь преследования, можно было пробраться во свояси. На беду горцев, в это время в Некрасовской был сравнительно сильный гарнизон, состоявший из двух рот 1-го пешего батальона Черноморского казачьего войска и трех сотен 2-го Лабинского казачьего полка, при двух конных орудиях Черноморского войска из батареи их, временно расположенной в ст. Чамлыкской. Генерал Евдокимов, опасаясь, чтобы Абадзехи, бывшие в сборе, за неудачу в Карачае не вздумали бы громить Лабинскую линию, усилил гарнизоны по ней.

С рассветом пастухи погнали из станицы стадо к водопою на реке, где между кустами были полянки с травою, а разъезд из станицы для осмотра местности поехал ранее вверх по реке. [327]

Когда стадо приблизилось к pеке партия бывшая ниже, бросилась к стаду, отбила его от дороги на станицу и погнала к переправе; разъезд увидел нападение, поворотил назад и открыл перестрелку; горцы, спеша к переправе, не смотря на многочисленность свою не атаковали более и более приближавшихся к стаду Лабинцев. Командующий гарнизоном в станице командир 2-го Лабинского полка подполковник Котляров тотчас же по тревоге двинулся со всеми войсками в погоню. Прикрыв артиллерию полусотнею, он с прочими казаками пустился в погоню - на третьей версте казаки стали догонять партию, которая отделив человек до 50-ти гнать стадо, обернулась против Котлярова и открыла с коней стрельбу, но Котляров скомандывал в шашки, казаки дружно понеслись и врезались в партию, но не сразу смяли ее, — горцы тоже взялись за шашки; произошла пятиминутная рубка, но часть Лабинцев заскочила во фланг главной толпе горцев и тоже бросилась в шашки; не выдержали хищники налетов казаков и пошли в рассыпную к Лабе.

Конный взвод артиллерии, зная, что за ним еще две роты казаков, несся тоже на рысях и подехал, когда Абадзехи, не выдержавши атаки Котлярова, пошли кучками к Лабе; заняв позицию, взвод открыл огонь по кустам, куда более всего стремились горцы, стараясь укрываться и поскорее спасаться за Лабу. Казаки перехватили скот; полсотни было отряжено гнать стадо назад, а с остальными и артиллериею Котляров продолжал преследовать до леса на левом берегу реки. Горцы на месте первой рубки с казаками оставили 12 тел, а общая их потеря была более 40 человек; казаки тоже понесли не малую потерю: у них было 5 убитых и 19 раненых.

9-го августа за р. Белою была в сборе партия более 400 человек, решившаяся отбить стадо у жителей ст. Лабинской. Партия ночью прошла к Лабе, переплавилась и скрылась в балке, вблизи дороги в ст. Владимирскую.

По всей вероятности горцы хорошо знали, куда громадное стадо станицы выгоняется на пастьбу. Вышедшее стадо прямо пошло на них, горцы подпустили его в упор, убили [328] бывших впереди двух пастухов и, сев на лошадей, погнали стадо к перекату на Лабе, верстах в пяти выше Лабинской.

В этой станице была штаб-квартира начальника Лабинской линии и 1-го Лабинского казачьего полка, а потому в ней всегда стояло не менее трех сотен казаков и дивизион артиллерии, а в это лето, по случаю сбора партий горцев, в станице гарнизон был усилен двумя ротами Кубанского егерского полка и двумя сотнями казаков.

Не смотря на то, что по заведенному порядку, дежурная сотня сделала разъезд в окрестностях станицы, притаившиеся в балке горцы не были открыты; надобно полагать, что разъезды более всего обращали внимание на заросли у Лабы, а не на открытые места в стороны к Чамлыкской, Владимирской и Зассовской.

На тревогу начальник линии, полковник Войцицкий, под своею командою, двинулся с всеми пятью сотнями, ротою пехоты и дивизионом пешей артиллерии; прикрыв последнюю ротою, Войцицкий с казаками поскакал по следам горцев, которые, заметя погоню, стали поворачивать стадо к Лабе, куда повернула и погоня, которая заметила, что горцы разделились, часть подгоняла стадо к реке, а часть группировалась у берега.

Дабы не дать возможности горцам свободно перегонять скот через Лабу, Войцицкий, еще не доезжая главных сил горцев, направил через реку на перерез стаду две сотни под командою Есаула Кульгавова. Артиллеристы, как водилось во время Кавказской войны, всегда были убеждены, что их свои нигде не выдадут, всегда во время выручат и твердо знали, что поддержка их огнем хороша только во время, когда враг близко, а потому никогда не жалели при тревогах лошадей, даже гоня их во всю мочь за кавалерию, а казачья артиллерия отличалась быстротою и ловкостью; так случилось и 9 августа; дивизион, посадив прислугу на орудия и ящики, спешил за кавалерию и прибыл во время: снявшись с передков, открыл анфиладный огонь по видневшимся у Лабы горцам; пушечный огонь окончательно [329] лишил горцев бодрости, - масса их столкнулась с казаками, не выдержала их натиска, кинулась в Лабу; ложе реки каменисто, течение быстрое, вследствие чего, как ни спешили Абадзехи, но казаки догнали их и убивали.

Громадное стадо широко раскинулось при переправе и крайне затрудняло переправу, а это дало возможность Есаулу Кульгавову раньше горцев переправиться через реку, — сотни его, переехав реку, помчались вверх по ней перехватить у левого берега стадо, что им и удалось; прикрывавшая стадо часть партии, видя впереди себя за Лабою сотни, бросила стадо и спешила опередить казаков, чтобы поскорее скрыться вверх по реке, где по зарослям их трудно было преследовать; передние спаслись, но подгонявшие стадо попали под выстрелы казаков и большею частью были перебиты у переправы; оставив полусотню сгонять и прикрывать скот, Кульгавов с 1 1/2 сотнями подался вперед и ему, как тогда говорилось, "удалось пощипать" и главные силы неприятеля, спасавшиеся от натиска Вайцицкого. Поражение партии было полное, более 100 трупов горцев найдено было у Лабы и в самой реке. Потеря Лабинцев заключалась в одном убитом и 11 раненых; в том числе был и сам Кульгавов, раненый пулею.

Неудачи горцев у аула Вочепши, при движений в Карачай и громадные потери у Головинского и у Гастагаевского, поражение у Лабинской, вероятно, были причиною, что они к осени притихли, редко появлялись у наших линий. С объявлением Турции войны стали получаться вновь тревожные известия из гор о намерениях неприятеля нападать на линии. Снова пришлось войскам напрягать силы для отпора неприятеля, но достигшая в горы весть о поражении Турецкого флота при Синопе сильно охладила пыль горцев, они вполне сознали, что все обещания эмиссаров из Турции теперь не исполнимы и порешили выжидать более благоприятного времени; Генералы Евдокимов и Кухаренко стали получать успокоительные известия и казаки получать возможность побывать дома, поглядеть, что делается в их семьях, которых они не видели с с апреля месяца, а [330] многие и ранее с февраля. Но командующему войсками на Кавказской линии и Черномории сделались известными вмешательство Франции и Англии в нашу распрю с Турцией; он счел необходимым объехать Черноморскую и Кубанскую линии и на месте ознакомиться с мерами, предпринятыми Генералами Евдокимовым и Кухаренко (Тяжелая горькая участь постигла осенью 1861 года этого храброго дельного Черноморца: — проездом в Ставрополь, он Кубанской линии был взят в плен вместе с зятем своим подполковником Иогансоном, шайкой Абадзехов. Старику Кухаренко пришлось на захваченной горцами почтовой лошади скакать без седла до р. Курджипса; подорванное по службе здоровье его не выдержало этого бедствия, — Кухаренко умер в плену в ауле Кай-хабль, который после этого был, в буквальном смысле, стерт с лица земли Даховским отрядом, под командою полковника Геймана, впоследствии генерал-лейтенанта). Довольный всем, он возвратился в г. Ставрополь.

25 марта 1903 г.

г. Анапа

----------------------------------------------------

Текст воспроизведен по изданию: Черноморская кордонная, Черноморская береговая линии и правый фланг Кавказа в 1853 году // Кубанский сборник, Том 10. 1904

© текст - Дьячков-Тарасов Н. 1904
© сетевая версия - Тhietmar. 2009
© OCR - Анцокъо. 2009
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Кубанский сборник. 1904

(Перепечатывается с сайта: http://www.vostlit.info.)