Главная » Алфавитный каталог авторов » Л » Избранные статьи

Л. И. Лавров

Избранные статьи:

• К попытке чтения майкопской надписи (PDF; 550 Кб)
  (Советская этнография. 1967. № 2. С. 203−205.)
• Абазины (1940 г.)
• Абазины (1960 г.)
• Абазины (историко-этнографический очерк)
• Абазины в творчестве Лермонтова
• Вопросы происхождения народов Северо-Западного Кавказа
• Классовое расслоение и племенное деление абазин в XVIII и XIX веках
• "Обезы" русских летописей
• О происхождении народов Северо-Западного Кавказа
• О пути вторжения киммерийцев в Переднюю Азию
• Формы жилища у народов Северо-Западного Кавказа до середины XVIII века

Абазины (1940 г.)

До последнего времени история, этнография и язык абазин не изучались. Большая работа о языке абазин, написанная профессором А.Н. Генко, до сих пор не напечатана. Можно смело сказать, что труды профессора Г.П. Сердюченко, опубликованные в самое последнее время, впервые открыли научному миру особенности абазинского языка, имеющего среди языков СССР самую сложную фонетику. Ему же принадлежит заслуга составления первого обзора древнейших судеб этого народа.
Автор этих строк задался целью собрать и систематизировать исторические сведения об абазинах. Использованные литературные богатства библиотек центральных научных учреждений страны и материал, собранный во время поездок по Черкесии (в 1936, 1937, 1939 и 1940 гг.), уже сейчас дает возможность высказать некоторые соображения:
1. Среди археологических памятников Черкесии большой интерес представляет пятиэтажная боевая башня Кайдух, стоящая около аула Инжич-Чукун. Постройка ее относится ко времени до монгольского нашествия, т.е. до XIII века. Конструкция ее, как и предания с нею связанные, подтверждают давность ее возникновения. Боевые бани широко распространены по Северному Кавказу (Дагестан, Чечено-Ингушетия, Осетия, Балкария, есть и в Карачае), но Кайдух есть самая западная из них. Обследование остальных памятников старины, как и реставрация самой башни, могло бы быть делом чести областных организаций.
2. Абазинский народ несколько столетий тому назад был гораздо многочисленне, чем теперь. Можно утверждать, что такие адыгские племена, как бжедуги, шапсуги, абадзехи и махоши, еще в XV-XVI веках говорили на абазинском языке, а позже под влиянием кабардинцев и некоторых других племен постепенно восприняли адыгейский язык. Выселение горцев в Турцию в 1860-х годах, предпринятое царским правительством, еще более уменьшило численность абазин.
3. Абазины переселились не из Абхазии и не в конце XVII века, как утверждали некоторые писатели, а с Черноморского побережья на северо-запад от Абхазии (то есть район Адлера, Сочи, Вордане, Головинки), и это впервые произошло гораздо раньше XVII века, примерно в XIV-XV веках.
4. Основные две ветви абазинского народа - Шкароуа и Тапанта - до середины XIX века не представляли единого политического целого. Тапантовцы имели сравнительно развитое феодальное устройство (население делилось на рабов, крепостных, полузависимых крестьян, дворян, первостепенных дворян и князей) и состояли из шести отдельных княжеств, иногда дробившихся на более мелкие части; в XVII и XVIII веках они платили дань кабардинским князьям. Шкаровцы делились на общества: мысыл рипш, баг, баракай, чегрей, там, кизилбек и ряд мелких обществ на Черноморском побережье. У шкаровцев феодальные отношения были менее развиты и население делилось не на семь (как у тапантовцев), а на 4-5 основных сословий. Пережитки родового строя, древние языческие верования и сравнительно большая свобода населения (не знавшего ига своих и кабардинских князей) - характерные черты быта шкваровцев до середины XIX века.

- 20 -

Классовая борьба абазинских крестьян и рабов против своих и кабардинских князей середины XIX века носила весьма напряженный характер и выливалась в массовые побеги крестьян и рабов, разгромы княжеских домов и вооруженные столкновения. С середины XIX века классовая борьба абазинских крестьян не затихла, но с этого времени она была направлена против князей и дворян, кулаков, купцов и царской администрации. Так продолжалось до Великой Октябрьской социалистической революции.

Красная Черкесия.
Черкесск, 1940. № 190.

- 21 -

(Печатается по изданию: Л. И. Лавров. Избранные труды по культуре абазин, адыгов, карачаевцев, балкарцев. Нальчик, 2009 г. С. 20-21.)
_____________________________

Абазины (1960 г.)

(глава из книги "Народы Кавказа")

Абазины — небольшой народ, проживающий в основном в Карачаево-Черкесской автономной области. Самоназвание — абаза. Под этим же именем они известны и своим соседям, за исключением абхазов, которые называют их ашвы. Общая численность абазин в СССР — 20 тыс. (по переписи 1959 г.). Большое число абазин переселилось в 1862—1864 гг. в Турцию, где они смешались с переселенцами из Абхазии и Адыгеи. Занимаемая абазинами территория расположена в верховьях Большого и Малого Зеленчуков, Кубани и Кумы. Абазины населяют 16 селений: Апсуа, Мало-Абазинское, Абаза-Хабль, Ново-Кувинское, Старо-Кувинское, Тапанта, Абазакт, Псыж, Поауча-Дахе, Карапаго, Эльбурган, Кубина, Инджикчукун, Койдан, Красно-Восточное и Кзыл-Погун (1). Кроме того, абазины проживают в ряде ногайских и черкесских селений, а также в восточной части Адыгейской автономной области. Абазинский язык принадлежит к адыго-абхазской ветви кавказских языков. Он близок к абхазскому, но в то же время содержит многие элементы, свойственные кабардинскому. В фонетическом отношении абазинский язык —один из наиболее сложных языков СССР. Он распадается на два диалекта: тапанта и шкарауа. Кроме родного языка, почти все абазины владеют кабардинским и русским. Современные абазины — потомки древнего разноязычного населения той части Черноморского побережья, которая расположена на северо-запад от нынешней Абхазии и частично в сопредельных районах Абхазии. Процесс слияния живших по соседству древних племен санигов, абазгов и апсилов в один абхазский народ (I тысячелетие н. э.) захватил и предков абазин. Однако недостаточная прочность связей с Абхазией помешала абазинам полностью слиться с абхазами. В течение XIV—XVI вв. предки современных абазин переселились с Черноморского побережья (примерно с территории, расположенной между Туапсе и р. Бзыбь) на Северный Кавказ (2). До середины XIX в. абазин-
--------------------------------------
1 Свои нынешние названия абазинские населенные пункты получили в советское время вместо прежних названий, происходивших в большей части от княжеских фамилий. Так, бывшее сел. Шахгиреевское стало называться Апсуа («Абхазы»), Егибоковское — Абазакт («Абазинское селение»), Клычевское — Псауча-Дахе («Красивая жизнь»), Бибердовское — Эльбурган (название местности), Лоовско-Зеленчукское — Инджикчукун («Малый Зеленчук»), Лоовское-Кубанское — Кубина («Кубань»), Лоовско-Кумское — Красно-Восточное.
2 Некоторые абазинские племена продолжали, однако, оставаться на Черноморском побережье до 1864 г.

232

ский дарод делился на две племенные группы: тапанта и шкарауа, каждая пз которых состояла из ряда мелких племен. Тапанта известны среди адыгейцев под именем басхяг; ногайцы называют их алты-кесек абаза, т. е. шестидольная абаза (от старинного деления тапанта на шесть племен). Отдельные племена тапантовцеов именовались по фамилиям своих князей: лоовцы, бибердовцы, дударуковцы, клычевцы, кячевцы и джантемировцы. Шкарауа также делились на шесть племен: мысылбай, кызылбек, чагрей, баг, баракай и там. Часть абазин из группы шкарауа после Кавказской войны эмигрировала в Турцию. В настоящее время племенного деления не существует. Сохранились лишь воспоминания о нем.

Основные занятия до середины XIX в.

Древнейшим видом хозяйственной деятельности абазин была охота. Об этом свидетельствует широкое распространение и яркость культа охотничьего божества в прошлом. Еще на рубеже XVIII и XIX вв. видную роль в абазинском экспорте занимали меха. Не менее древним занятием было собирание меда диких пчел, позже развившееся в пчеловодство. Мед

233

и воск принадлежали к числу наиболее важных продуктов, поступавших на внешний рынок в XIX в. В 1812 г. абазины добились согласия царской администрации приобретать казенную соль в обмен (за неимением денег) на мед и воск из расчета 1 пуд меда за 4 пуда соли и 1 пуд воска за 10 пудов соли. Однако эти древние виды занятий задолго до XIX в. стали подсобными отраслями хозяйства, уступив первенство отгонному скотоводству, которое сохранило свое значение вплоть до Октябрьской революции. Разводили овец, коз, коров, буйволов, лошадей и ослов. До принятия ислама широко было распространено свиноводство. Занимались также птицеводством. Земледелие в качестве подсобного занятия укоренилось у абазин столь же давно, как и скотоводство. Главными сельскохозяйственными культурами были просо, рожь, а также тыква и другие овощи. Из проса приготовлялись крутая каша (быста), заменявшая хлеб, а также печеный на сковороде хлеб (мгял). Ржаной хлеб — чаква (чЫхъва) стали выпекать гораздо позже. Кукуруза появилась лишь в XVIII в., а пшеница и картофель культивируются только со второй половины XIX в. Хотя и существует сообщение о том, что кумские тапантовцы в начале XIX в. продавали свой хлеб в городе, но, очевидно, сбыт хлеба на сторону мог иметь чисто эпизодический характер, так как обычно его не хватало. У всех абазийских племен под пашни отводилась лишь небольшая площадь земли и само земледелие находилось на низком уровне. Земля вспахивалась тяжелым деревянным плугом (к1ватан) с железным лемехом; этот плуг должны были тащить четыре пары быков. Борона (жжеага) из веток, связанных наподобие метлы, не столько боронила, сколько подметала. Урожай проса снимался серпом (хщрып), а рожь и сено — прямой обоюдоострой косой (тшбыг). Скошенные рожь и сено сгребались вилами (хъвынч1вы). О примитивности земледельческой техники можно судить и по тому, что у абазин не было даже такого архаического орудия молотьбы, как молотильная доска, в прошлом широ ко распространенная на Кавказе. Молотьба производилась с помощью быков, которых гоняли по кругу, и они ногами вытаптывали из колосьев зерна. Веяли при помощи деревянной лопаты (чвыргъва), а мололи на ручной мельнице (луы). Для проса существовали деревянные просорушки (хърыг1вра). Никаких удобрений или искусственного орошения абазины не знали. Подсобную роль играли у абазин производство бурок, войлоков, грубого сукна и выделка кож. Все это существовало в качестве домашних промыслов, предназначенных преимущественно для удовлетворения собственных потребностей, а также потребностей феодальной знати, и лишь изредка часть продукции поступала на рыжж. Единственным занятием, поддявшимся до положения настоящего ремесла, было кузнечное дело. Кузнецы изготовляли косы, серпы, лемехи, ножи, иногда — оружие. Профессия кузнеца была окружена большим почетом, а кузница служила даже объектом религиозного поклонения. Меновые отношения уже давно стали подтачивать натуральный характер абазинского хозяйства. В конце XVIII — первой половине XIX в. предметами сбыта на внешний рынок являлись рабы, скот, шерсть, бурки, грубое сукно, кожи, меха, масло, мед, воск, щетина и свиные кожи. Покупателями абазинских товаров были соседние кавказские народы. Предметами ввоза служили преимущественно железо, оружие, соль и дешевые ткани. Существовал и внутренний обмен между горскими абазинскими племенами и племенами, обитавшими на плоскости (равнине). Горцы снабжали жителей равнины фруктами и медом в обмен

234

на хлеб, соль и рабов. Стоимость товаров приравнивалась к стоимости быков и рабов. Абазины не имели еще в то время своих торговцев, роль которых играли турки, горские евреи и, в особенности, армяне. Однако социально-экономическое расслоение в абазинском обществе ощущалось достаточно резко. В то время как князья Лоовы, Трамовы и другие имели тысячи лошадей и другого скота, многие крестьяне были вовсе безлошадными и выходили на войну пешими.

Общественные и семейные отношения

Разделение абазин на сословно-классовые группы произошло еще до их переселения на Северный Кавказ. Это подтверждается сословной терминологией: названия абазинских сословий в подавляющем большинстве совпадают с абхазскими или же напоминают их. Как бы то ни было, но к XIX в. среди абазин уже существовало четкое классовое разделение. Феодальные отношения, хотя они и не полностью вытеснили родовые порядки, были уже господствующими. Существовало сложное сословное деление с четко очерченными правами и обязанностями каждого сословия. Самым бесправным было положение раба — унавы (увнаувы), т. е. «домашнего человека». Унавы не имел права обладать собственностью; все, что было у него и на нем, принадлежало хозяину, как и сам унавы. Унавы происходили из военнопленных. Рабыня (псаз) постоянно находилась при своей госпоже; на ней лежала вся женская работа в доме. Если господин сажал раба на землю и тот обзаводился некоторым собственным имуществом, то его именовали лыгом. Лыг по сравнению с унавы пользовался некоторыми правами. Так, унавы можно было продавать без семьи, а лыга лишь вместе с его семьей. Лыг имел собственные средства производства, которыми он обрабатывал хозяйское поле. По существу лыг соответствовал крепостному. Собранный лыгом урожай делился следующим образом: часть шла на семена, часть — на прокормление в будущем году табунщиков, пчельников и пр., часть — для приема гостей владельца лыга и, наконец, часть (десятина) — отдавалась в пользу духовенства. Остаток делился поровну между всеми членами семейства владельца (вместе с его рабами и рабынями) и семьей самого лыга. После стрижки овец лыг должен был отдать своему владельцу всю шерсть с баранов, овечью шерсть на одну бурку, лучшую белую шерсть на одну черкеску, а оставшаяся делилась между лыгом и его господином опять-таки по числу членов их семейств. Если лыгу удавалось что-либо заработать на стороне, то он отдавал половину своего заработка хозяину, а если при этом лыг пользовался каким-нибудь принадлежащим ему инструментом, то отдавал две трети. При выдаче дочери замуж лыг получал лишь одну пятнадцатую часть калыма, остальное брал себе его владелец. Получивший освобождение лыг переходил в сословие агатов или вольноотпущенников. Азат оставался в феодальной зависимости, но имел право перехода от одного владельца к другому и мог иметь собственных лыгов и унавы. Потомков вольноотпущенника называли азатыж (азатыжв — «старый азат»). Так как феодальные отношения у абазин не успели достичь полного развития, то самым крупным по численности сословием было лично свободное крестьянство — тлякошао (тлакъвашеауа) или акавы. Но процесс шел в сторону закабаления тлякошао. Они обязаны были принимать участие в полевых работах «своей знати», поставлять ей определенную долю продовольствия, шерсти, дров и т. п. На низшей ступени класса феодалов стояли агмыста (аг1мыста). Это была мелкая знать, составлявшая свиту и вооруженную дружину князей и так называемых агмыстаду. У них были свои рабы и крепостные, трудом

235

которых они и жили. Агмыста пользовались правом свободного перехода от одного князя или агмыстаду к другому. Рангом выше были агмыстаду, т. е. большие агмыста. Они возглавляли отдельные селения, в которых не было князей, имели собственную дружину из агмыста и ничем, кроме внешнего почтения, не были обязаны князьям. Высшим сословием абазинского общества были князья — ахы (ах1ы), возглавлявшие отдельные племена. Дети от брака князя с женщиной из нижестоящего сословия не считались князьями, но составляли как бы особую прослойку. Когда кабардинские и бесленеевские князья подчинили себе ряд абазинских племен (около XVI в.), то князья последних были уравнены в правах не с князьями своих покорителей, а с нижестоящим сословием тлекотлешей. Как у большинства других народов Северного Кавказа, у абазин сохранялись аталычество, куначество, кровная месть и т. д. К XIX в. господствующей формой семьи была малая семья, но встречались и большие семьи. Семейные отношения носили патриархальный характер, хотя в абазинском быту сохранялись и отдельные пережитки матриархата (например, почетная роль на свадьбах дяди по матери). Хозяйством руководил старший по возрасту мужчина — глава семьи. Обычай требовал беспрекословного подчинения старшему. Ему не только нельзя было противоречить, но даже высказывать свое мнение прежде, чем будет высказано мнение старшего. В его присутствии нельзя было сидеть и т. д. Женщина была полностью устранена от участия в общественных делах. Ей запрещалось прекословить мужу, отцу, брату, родителем мужа,

236

есть за одним столом с мужчинами, переходить дорогу мужчине, хотя бы мальчику. Обычай умыкания невесты, калым, многоженство — все это свидетельства униженного положения женщины. Переселившись на Северный Кавказ, абазины вошли в соприкосновение с ногайцами, исповедовавшими ислам (суннитского толка), который постепенно стал проникать и к абазинам. Сначала его восприняла знать, потом остальной народ. Неизвестно точно, когда ислам стал господствующей религией абазин, но предположительно это произошло в XVII·— XVIII вв. Вместе с тем у абазин сохранялись пережитки первобытных верований и обрядов, аналогичные доисламским религиозным верованиям адыгских народов Северного Кавказа и абхазов.

Хозяйственные и социальные сдвиги в пореформенный период

Крестьянская реформа 1867 г. способствовала более быстрому разрушению устоев натурального хозяйства абазин. Значительно вырос обмен, центром которого период стала станица Баталпашинская, где два раза в год (23 апреля и 1 сентября) устраивались ярмарки. Не меньшее значение для кумских абазин приобрел Кисловодск. Скупщики скота и шерсти, коробейники с красным товаром сделались обычным явлением на сельских улицах. Многие из них открывали лавки в абазинских селениях. Табунное коневодство все более делалось преимуществом обеспеченных землею князей и поднимавшегося кулачества. Просо, прежде основная земледельческая культура, стало вытесняться кукурузой. Получил распространение картофель. В богатых хозяйствах начали разводить на приусадебных участках фруктовые сады. Расширилось изготовление для продажи бурок, полстей, башлыков, шуб, седел, ремней. Домашние промыслы приобретали товарный характер. Однако в хозяйственной технике абазин появление ростков капитализма не сделало переворота. До установления Советской власти она в основном оставалась примитивной. Прогресс сказался в замене лишь некоторых допотопных орудий труда новыми. Так, старая обоюдоострая коса заменилась русской, то же щроизошло с серпом и рядом других мелких орудий. Железный плуг, косилки, веялки, конные грабли были редким явлением, встречавшимся лишь в помещичьих и кулацких хозяйствах. Двухколесная арба (со сплошными, т. е. без спиц, колесами), запряженная волами, сменилась четырехколесной повозкой, заимствованной у казаков. Запрягались уже не волы, а лошади (прещде лошадей держали только для верховой езды). Лошадь стала и основным рабочим скотом. В пореформенный период князья и агмыста оставались господствующим слоем населения. Царское правительство закрепило за ними большие участки земли на правах частной собственности. Наряду с частновладельческими существовали общинные земли. Последними пользовались крестьяне, прибегая к периодическим (каждые три — пять лет) переделам пашен и сенокосов. Пастбища находились в (коллективном пользовании, но помещики и кулаки старались их захватить. Частновладельческие земли являлись источником эксплуатации крестьянства. Князья, агмыста и поднимавшееся кулачество на кабальных условиях сдавали участки земли в аренду, а также обрабатывали их с помощью батраков, получавших за это ничтожную плату. Князья и агмыста были не только крупными землевладельцами, но и самыми богатыми скотоводами. Перед первой мировой войной абазинским агмыстаду Лафишевым был основан крупный конский завод в Кабарде, насчитывавший 3 тыс. голов. Царское правительство не только сохранило экономическое господство феодальной знати, но фактически оставило за ней и административные функции. Достаточно сказать, что сельскими старшинами почти везде были князья или агмыстаду. Это давало им возможность всецело держать крестьян в своих руках. Неудивительно, что вплоть до Октябрьской

237

революции большинство крестьян, приходя по делам к князю, не смело· переступить порог его дома. Абазинское кулачество умело использовало старинный обычай трудовой взаимопомощи, превращая его в средство эксплуатации окрестного· населения. Крестьянину, имевшему мало скота, было невыгодно отрываться от дома и на целое лето уходить на горные пастбища. Поэтому такой крестьянин вынужден был присоединять своих овец к стаду кулака на условиях, которые назывались ортак. Это значило,, что по окончании пастбищного сезона весь принятый скот, вместе с приплодом, делился пополам между хозяином скота и владельцем стада. Абазинский народ страдал не только от угнетения своих эксплуататоров, но и от колониального режима, установленного царским правительством. Отсутствие у абазин промышленного пролетариата и неразвитость классового самосознания сельской бедноты мешали развитию организованного революционного движения. Классовая борьба в абазинской деревне выражалась главные образом в земельных и других имущественных спорах и нередко принимала форму вооруженных нападений на помещиков, кулаков, торговцев и представителей власти. Культурный уровень народа был очень низок. Своей письменности абазины не имели, не было даже попытки ее создать. Медицинское обслуживание практически отсутствовало, так как на все абазинские селения имелся лишь один фельдшерский пункт (в сел. Эльбурган). Князья и царская администрация были заинтересованы в сохранении культурной отсталости трудящихся и поддерживали ее.

Современное хозяйство

После Великой Октябрьской социалистической революции началось возрождение абазинского народа. В его хозяйстве, быту и культуре произошли такие огромные изменения, каких не знал народ в течение всей предшествующей истории. Октябрьская революция и коллективизация сельского хозяйства уничтожили все формы эксплуатации. На смену мелкому крестьянскому хозяйству с его примитивным и скудным инвентарем пришли крупные коллективные хозяйства, располагающие самыми совершенными сельскохозяйственными машинами. В ряде мест применяется искусственное орошение. Основной отраслью производства абазинских колхозов является земледелие зернового направления. Колхозное крестьянство из года в год расширяет посевную площадь, повышает урожайность и осваивает новые сельскохозяйственные культуры. Осуществляется посадка фруктовых садов и ягодников, широкое внедрение овощей. Большое место в хозяйстве занимает животноводство. Разводят овец, лошадей и крупный рогатый скот. Овцы и часть лошадей на лето перегоняются на альпийские пастбища Северного Кавказа. Созданы хорошо оборудованные фермы, ветеринарные учреждения и т. д. Проводится улучшение пород скота. Неуклонно увеличивается продуктивность животноводства. Значительное развитие получило также птицеводство, особенно в последние годы. Абазинское колхозное село располагает квалифицированными кадрами специалистов сельского хозяйства. Так, сел. Псыж Прикубанского района к 1957 г. воспитало 28 трактористов и комбайнеров, 17 агротехников, руководителей колхозов и животноводческих ферм, 4 ветеринарных и 9 счехных работников. На созданных в годы Советской власти в Карачаево-Черкесии промышленных предприятиях наряду с русскими, карачаевцами, черкесами заняты абазинские рабочие, число которых из года в год растет. Много абазин работает, кроме того, на предприятиях промкооперации. Большое значение для хозяйственной жизни абазин имело открытие регулярного сообщения по железной дороге Черкесск — Невинномысск

238

(теперь продолжена до ст. Джегутинской), которая связала абазинскую территорию с основной железнодорожной магистралью Северного Кавказа. После Великой Отечественной войны, наряду с восстановлением этой дороги, разрушенной немецко-фашистскими оккупантами, построена < новая железнодорожная линия, связавшая Черкесск с южными районами области. Все абазинские селения в настоящее время связаны между собою и соседними пунктами хорошими дорогами. Широко используется автотранспорт.

Быт

До середины XIX в. абазины жили в селениях, не имевших улиц и представлявших собой группу дворов, в беспорядке разбросанных иногда на значительном расстоянии один от другого, но огороженных общим забором. Известно описание абазинского селения Хаджи-Атажука-Абукова в конце 50-х годов XIX в. Селение это было ограждено плетневым забором высотой более 2 м, непроницаемым для глаза и имевшим бойницы. Вне ограды находилась кунацкая. До сих пор во многих абазинских селениях сохранились особые названия для отдельных групп кварталов. В большинстве случаев за этими названиями скрываются остатки прежних селений, существовавших до 60-х годов прошлого века в разных местах Закубанья, а потом слившиеся в более крупные. Старый абазинский дом, построенный из переплетенного между столбами хвороста, обмазанный глиной и крытый соломой, состоял из одной или двух комнат. Очаг с плетеным и обмазанным глиной дымоходом, надочажная цепь с котлом, глиняное или деревянное ложе с войлоками или подушками, развешанные по стенам меха, циновки, одежда и оружие, а под самой крышей пучки кукурузы — такова была внутренняя обстановка жилья абазинского крестьянина. К этому надо прибавить, что дом не имел окон, если не считать маленького отверстия в стене, затянутого буйволиным пузырем. Свет проникал через дверь, которая для этого почти всегда оставалась полуоткрытой. Тревожная жизнь в условиях постоянных войн, когда приходилось много раз переселяться с места на место, часто вынуждала абазин совсем не строить дома и жить в наскоро сложенных шалашах. Во второй половине XIX — начале XX в. в связи с общими сдвигами в хозяйстве абазин, а также под влиянием соседей — казаков, изменилось и их жилище. Двухкомнатные дома стали превращаться в трехкомнатные, появились отсутствовавшие раньше потолки, стала применяться побелка стен. Однако эти новшества коснулись в первую очередь зажиточной части населения. Представители знати и кулачества, подражая богатым казакам, ставили в доме плиту, а старинный очаг, ранее находившийся у внутренней стенки дома, которая разделяла его на две половины, переместился к внешней стене, выходящей во двор. Это произошло потому, что на очаге стали только готовить пищу, а для отопления пользовались печью. Однако коренная перестройка абазинских жилищ произошла лишь в советское время. Современное абазинское колхозное жилище — это благоустроенный дом такого же типа, как у черкесов и других соседних народов. Во внутренней обстановке преобладает мебель городского образца. Электрическое освещение заменило жировые светильники и керосиновые лампы. Изменился весь облик селений. Наряду с новыми домами колхозников и общественными хозяйственными постройками, построены просторные, светлые здания для культурно-просветительных, медицинских и других учреждений. В сел. Красно-Восточное, например, до революции было три мечети, но ни одной школы. Сейчас здесь построены три школы, клуб, изба-читальня, библиотека, больница, родильный дом, электростанция,

239

240


большой магазин. Аналогичную картину можно наблюдать также в других селениях. Возникли и совершенно новые поселения. Еще в конце 20-х годов от крупных селений для освоения переданных народу бывших частновладельческих земель отпочковались дочерние населенные пункты. Так, из сел. Кувинского выделилось Ново-Кувинское, из Инджикчукуна — Мало-Абазинское, из Эльбургана — Таланта и Абаза-Хабль, из Кубины — Карапаго, из Красно-Восточного — Койдан и позже Кзыл-Погун (3). Уходят в прошлое религиозные предрассудки. Сложилась новая, советская семья, свободная от пережитков феодально-патриархальных нравов. Женщина стала юридически и фактически равноправной с мужчиной на производстве, в общественной и семейной жизни.

Культура

До революции почти все абазинское население было неграмотным. Самыми образованными людьми считались муллы. Первое русское оджжлассное училище (ов сел. Бибердовском) было открыто только в 1879 г. К началу XX в. их стало пять. Но это не могло, конечно, удовлетворить потребность абазин в образовании. В школах учились только мальчики и почти исключительно дети богатых. После Великой Октябрьской революции культура абазинского народа стала бурно развиваться. В 1932 г. была создана абазинская письменность, в 1939 г. переведенная с латинской на русскую основу. В 1934 г. на страницах местной черкесской газеты появились первые заметки на абазинском языке. В 1938 г. вышел первый номер абазинской газеты «Черкес пъапщъ («Красная Черкесия»). Полностью ликвидирована неграмотность. Во ъсех абазинских селениях имеются школы, в которых до пятого класса преподавание ведется на родном языке. Приступлено к перестройке народного образования в соответствии с последними решениями Партии и Правительства. Созданы школы-интернаты. Многие абазины обучаются в различных институтах, техникумах и ремесленных училищах нашей страны. Появилась не существовавшая до ре-
-------------------------------------
3 В статье не рассматриваются одежда и пища абазин, которые не отличаются от черкесских. См. главу «Кабардинцы и черкесы».

241

волюции абазинская интеллигенция. Среди учителей Карачаево-Черкесии уже в 1940 г. было 75 абазин. В 1953 г. их стало 109, в 1959 г. — 167 (из них 84 женщины). В одном только сел. Красно-Восточном в 1959 г. работало 34 абазинских учителя, большинство из среды местных колхозников. Нет ни одного абазинского населенного пункта, где не было бы культурно-просветительного учреждения: клуба, библиотеки, избы-читальни и т. д. В большинстве селений имеются стационарные киноустановки. Во· многих домах появились радиоприемники. На протяжении веков создавалось народное искусство абазин. Особенно богат и разнообразен фольклор: сказания о богатырях (нартах), сказки, анекдоты о Ходже Насреддине и т. д. Сохранились и образцы старинной абазинской песенной поэзии (в настоящее время песни исполняются на кабардинском языке). В сел. Псыж записано содержание забытой абазинской песни, сложенной в конце XIX в., о красавице Собакине — простой девушке, осмелившейся отвергнуть любовь князя. Существует воспоминание о культовой песне в честь божества кузнечного ремесла, исполнявшейся у постели больного. Фольклорная экспедиция Черкесского научно-исследовательского института, работавшая в 1940 г., зарегистрировала в сел. Эльбурган три абазинские песни. Очень любимы народом танцы, которые исполняются под аккомпанемент самого распространенного сейчас музыкального инструмента — гармоники, заимствованной у русских. Можно встретить в абазинских селениях и старинные музыкальные инструменты: мыш1къвабыз (род балалайки), анду (подобие арфы), к1ыжк1ыж (дудка) и пхарч1акъ (деревянная трещотка). Народное изобразительное искусство развивалось как прикладное: орнаментация отдельных элементов национальной одежды (женских бешметов и головных уборов, мужских и женских чувяк), кисетов, сумочек для женских безделушек, седел, оружия. Характер орнамента не отличал абазин от соседних горских народов. От мусульманского периода остались многочисленные надгробные .памятники с художественно выполненным растительным орнаментом. Значительным достижением абазинской советской культуры является создание национальной литературы. Ее зачинателем был поэт, прозаик и драматург Татлустан Табутав. Он же являлся одним из участников создания национальной письменности и автором первых учебников абазинского языка. На абазинском языке пишут поэты Кали Джегутанов, Бекмурза Тхайцухов, Пасарби Цеков, писатель Хамид Жиров и др. Абазинская литература еще очень молода, но она быстро крепнет, ибо в нашей стране всем народам — большим и малым — открыты широчайшие перспективы культурного развития.

242

Литература

Басария С. Абазинский аул в Мало-Карачаевском округе. Сухум-Кале, 1923.
Генко А. Н. Абазинский язык. М., 1955.
Лавров Л. И. Абазины. Историко-этнографический очерк. Кавк. этногр. сб., 1. Тр. Ин-та этногр. АН СССР (новая серия), т. XXVI, 1955.
Табулов Г. 3. Абазинские загадки и пословицы. Тр. Черкесск, научн.-иссл. ин-та истории, языка и литературы, вып. 2. Черкесск, 1954.

Глоссарий

Агмыста — мелкие феодалы у абазин
Агмыстаду — букв. большие агмыста; феодальная знать у абазин
Ахы — абазинские князья
Лаг, Лыг — домашний раб у абазин и дагестанских народов
Псаз — рабыня у абазин
Тлякошао, Акавы — категория незакрепощенных крестьян у абазин
Унавы — домашний раб у абазин

(Народы Кавказа. Этнографические очерки. Под общей редакцией С. Толстова. Издательство Академии наук СССР. Москва - 1960. В 2 т. Том 1. С. 232-243.)
____________________________________

Абазины (историко-этнографический очерк)

I. Введение

Абазинский народ принадлежит к числу тех народов, этнография и история которых еще не написаны. Отсутствие специальных работ об абазинах не может быть объяснено их якобы небольшой численностью. Общее число абазин гораздо больше, чем таких широко известных народов, как чукчи, гиляки, коряки, шорцы, лопари и др., многим из которых посвящены капитальные труды по истории, языку, этнографии и фольклору. Если же учесть, что до 60-х гг. XIX в. абазин было примерно втрое больше, чем теперь, а также и то, что многие из существующих ныне или существовавших в прошлом черкесских племен еще несколько столетий тому назад говорили на абазинском языке и, таким образом, входили в состав абазинского народа, то станет ясным, что без тщательного изучения истории абазин нельзя построить действительную историю Западного Кавказа.
Занимаемая абазинами территория находится в предгорьях Большого Кавказского хребта, по верховьям рек Большой и Малый Зеленчук, Кубань и Кума. В настоящее время абазины живут в 13 селениях в Черкесской автономной области Ставропольского края и в двух селениях в окрестностях г. Кисловодска. Селения эти следующие: Апсуа, Мало-Абазинское, Абаза-Хабль, Ново-Кувинское, Старо-Кувинское, Тапанта, Абазакт, Псыж, Псаучья-Дахе, Кара-Паго, Эльбурган, Кубина, Инджикчкун, Койдан и Красно-Восточное (два последних - около г. Кисловодска). Кроме того, абазины проживают в ряде ногайских и кабардинских селений, а также разбросаны по восточной половине Адыгейской автономной области Краснодарского края.
Абазинский язык принадлежит к абхазо-адыгейской группе иберийско-кавказских языков. Он близок к абхазскому, но содержит много элементов, свойственных кабардинскому. В фонетическом отношении абазинский язык - один из наиболее сложных языков СССР. Он распадается на два диалекта: тапанта и шкарауа. Диалект шкарауа состоит из двух говоров: на одном из них говорит население сел. Апсуа, а на другом - жители селений Старо- и Ново-Кувинское. Среднее место между обоими абазинскими диалектами занимает говор сел. Абазакт. Тапантский диалект также состоит из двух говоров («поднаречий»): кубино-эльбурганского (на котором говорят в селениях: Инджикчкун. Псаучья-Дахе, Кубина, Эльбурган, Кара-Паго, Тапанта, Абаза-Хабль и Мало-Абазинском) и псыж-красновосточного (на котором говорят в Псыже, Красно-Восточном и Койдане)(1).
Сами себя абазины называют «абаза». Под этим же именем они известны и своим соседям-горцам, за исключением абхазов, которые называют их «ашвы». Сообщение К.В. Ломтатидзе о том, что абазины, или, как она выражается, «живущие на Северном Кавказе абхазские племена», будто бы «себя называют также «апсуа», т.е. абхазец»(2), - не соответствует действительности.
Этнографически абазины близки к кабардинцам. В антропологическом отношении абазины не отличаются существенно от соседних черкесов.
Общая численность абазин в СССР, по данным переписи 1926 года, - 13 825 человек, в том числе мужчин 7136 и женщин 6689. Число лиц, считающих родным языком

- 123 -

абазинский, - 13 057, русский - 3, прочие (преимущественно кабардинский) - 761. В 1926 г. городского населения среди абазин числилось 84 человека(3), в настоящее время - гораздо больше. Из общего числа абазин на территории Черкесской автономной области проживало 10 993 человека(4). Следует заметить, что общая цифра абазин в СССР на самом деле была выше показанной в переписи, так как многие заведомо неверно причислили себя к кабардинцам и адыгейцам. Правдоподобнее принять цифру около 20 тыс.
Настоящая работа составлена на основании письменных источников, рассеянных по различным изданиям и не преследовавших цели освещения собственно абазинской истории, а также на основании неопубликованных материалов, собранных автором во время его научных командировок в Черкесскую автономную область в 1937-1940 гг. Кроме того, автор использовал некоторые неопубликованные этнографические материалы ныне покойного А.Н. Генко.

II. Следы первобытно-общинного строя

Абазины, как и все народы земного шара, в свое время прошли через эпоху первобытно-общинного строя. Несмотря на позднейшие феодальные и капиталистические наслоения, пережитки этого строя в быту еще недавно были значительны. Плохая изученность абазинского быта лишает нас возможности дать более полный очерк пережитков первобытно-общинных отношений у абазин. Поэтому мы ограничиваемся упоминанием только небольшого числа сюда относящихся примеров.
История не зафиксировала в прошлом абазин отсутствия частной собственности и наличия коллективного производства и потребления, но такие факты, как широко практикуемая трудовая взаимопомощь родственников и (позже появившаяся) взаимопомощь односельчан (при постройке дома, срочном выполнении сельскохозяйственных работ и пр.), участие всех родственников в уплате «цены крови» за убийство или ранение, совершенное одним из сородичей, как и обязанность кровной мести за убийство или ранение сородича, падавшая на всю родню, - представляют собою яркие пережитки первобытно-общинного строя. Кровная месть, сейчас уже отошедшая в область преданий, в XIX в. была важным явлением общественной жизни абазин.
Каждый абазинский род до последнего времени имел свою особую тамгу, которой клеймил принадлежавший членам рода скот, которую изображали на памятниках, на могилах сородичей и т.д. Эта тамга («дамгъа») в свое время играла также роль герба или печати. Интересно, что хотя родовая собственность на скот давно уже исчезла и скот находился в собственности отдельных семейств, тем не менее лошадей по традиции клеймили общей родовой тамгой.
Абазинские тамги по своей форме напоминают тамги соседних народов Северо-Западного Кавказа. В ряде случаев имеется полное совпадение форм. Когда из одной абазинской фамилии образовывались две, то одна из них, добавляя какую-либо деталь к старой тамге, создавала новую. Иногда по поводу разделения тамги возникали споры. Например, у князей Лоовых, Клычевых и Джантемировых, в старину считавшихся родственниками, была общая тамга в виде простого круга. Позже Лоовы и Джантемировы договорились, что в целях устранения путаницы одни из них будут клеймить тамгой правую ляжку лошади, а другие левую; но Клычевы продолжали клеймить своих лошадей так же, как Лоовы, вследствие чего между ними происходили недоразумения. Иногда зависимые от феодалов крестьяне, получив свободу и не имея до этого собственной тамги, получали право клеймить свой скот тамгой своего бывшего владельца; так, Цековы пользовались тамгой Лоовых. Иногда некоторые фамилии присваивали чужую тамгу, пользовавшуюся почему-либо особой славой. Например, тамгу князей Бибердо-

- 124 -

вых, после смерти последних представителей этого рода, присвоили их «амыстаду» (средняя знать) Макяровы.
Пережитком первобытно-общинного строя в среде абазин было наличие в ряде случаев родовой собственности на летние (горные) пастбища, а также обычай раздачи родственникам одежды умершего. Обычай гостеприимства, требующий ничего не жалеть для гостя, мог возникнуть в эпоху, когда еще отсутствовала частная собственность и каждый, отдавшийся под покровительство того или иного рода, мог рассчитывать на пищу и защиту.
Из истории абазин нам неизвестны случаи совместного проживания целого рода. Но соседское проживание родственников встречается и поныне. Например, фамилия Цековых в 1940 г. состояла из 62 хозяйств, из которых 60 находились в Инджикчкуне, а два в Мало-Абазинском, образовавшемся несколько лет тому назад как отселок Инджикчкуна; таким образом, еще в первые годы советской власти вся фамилия Цековых проживала исключительно в одном селении.
Абазинский быт сохранил следы деления рода на патронимии и большие семьи. Из пережитков матриархата в абазинском быту можно указать хотя бы на особо почетную роль на свадьбах дяди по матери. Он считался более близким родственником, чем родня по отцу. Матриархатом, или, вернее, эпохой, переходной от матриархата к патриархату, М.О. Косвен датирует существовавший на Кавказе обычай аталычества. Собранные нами материалы показывают, что этот обычай был широко распространен также и у абазин. Аталычество заключалось в отдаче детей на воспитание в чужую семью. Воспитатель («аталыкъ») брал к себе маленького ребенка и воспитывал его до юношеских лет, после чего торжественно вручал родителям. Воспитанник («къвыпха») делался как бы сыном своих воспитателей, в результате чего между двумя родами (а не только семьями) устанавливались родственные отношения, шедшие так далеко, что браки между этими родами запрещались.
В XIX - начале XX вв. обычай аталычества служил способом приобретения в лице родителей воспитанника влиятельного покровителя. Для привилегированных же слоев абазинского общества, отдававших своих детей на воспитание, этот обычай служил способом приобретения, в лице семьи аталыка, преданных людей среди крестьянства.
Гораздо больше сохранилось следов от патриархата. Сюда относится в первую очередь обычай беспрекословного повиновения старшему мужчине и оказывание ему внешних почестей. Руководство хозяйством принадлежало старшему летами мужчине, в присутствии старшего нельзя было сидеть, нельзя было высказывать своего мнения, пока не выскажется старший, нельзя было противоречить старшему и т.д. Еще в XIX в. власть дяди, отца, мужа, старшего брата была почти безграничной.
Раньше каждый род возглавлялся старейшиной. Мы не застаем уже такого положения у абазин, но, кажется, именно это имел в виду С.М. Броневский, автор начала XIX в., когда писал об абазинском племени кизилбеков: «Каждый род управляется своими старшинами», сообщая то же о другом абазинском племени - баракаев: «Каждый род имеет своего старшину»(5).
Униженное положение женщины в прошлом достаточно иллюстрируется такими фактами, как полное устранение женщины от вмешательства в общественные дела, запрещение прекословить мужу, отцу, брату, родителям мужа, запрещение есть за одним столом с мужчинами, запрещение переходить дорогу мужчине (хотя бы мальчику), как обычай умыкания невесты, приобретения невесты за особую плату (калым) и т.д.

-125 -

III. Исторические судьбы абазин до середины XVIII в.

Вопрос о происхождении абазин рассмотрен автором в специальной работе(6). Здесь изложены содержащиеся в этой работе выводы.
Современные абазины - потомки разноязычного населения той части Черноморского побережья, которая расположена на северо-запад от нынешней Абхазии и частично в сопредельной части Абхазии. Процесс слияния санигов, абазгов и апсилов в один абхазский народ (вторая половина I тысячелетия н.э.) увлек за собою и предков абазин, которые при этом также подверглись абхазизации. Абхазский язык успел вытеснить мелкие местные языки. Правда, недостаточная прочность связей с Абхазией помешала абазинам полностью слиться с абхазами. Исследовательница абхазского и абазинского языков К.В. Ломтатидзе хотя и считает оба эти языка диалектами одного языка, но в то же время признает, что между тапантским диалектом у абазин и собственно абхазским языком расхождения существовали еще в ту далекую эпоху, когда предки тапантовцев жили по соседству с предками современных абхазов(7). Но процесс абхазизации абазин не успел завершиться. Распространение абхазского языка на северо-запад и вытеснение им существовавших там мелких языков уже в первые века II тысячелетия н.э. столкнулись с распространением черкесского языка, происходившим в обратном направлении. Причиной этого явилось усиление черкесских племен, ставшее особенно заметным после разгрома алан татарами в XIII в. В результате многие мелкие племена приморской и высокогорной части Северо-Западного Кавказа вместо абазинских диалектов стали пользоваться диалектами черкесского языка. Есть сведения о том, что лингвистическая граница между черкесами и абазинами в первой половине XVI в. проходила недалеко от устья Кубани. В первой половине XVII в. эта граница отступила к району нынешнего г. Туапсе, а в XIX в. она проходила уже около нынешнего г. Сочи. Следует отметить, что расширение лингвистических границ Черкесии не сопровождалось соответствующим передвижением ее населения. Анализ источников приводит к выводу, что это было не вытеснение абазин черкесами, а вытеснение абазинского языка черкесским языком.
В течение XIV—XVI вв. предки современных абазин совершили переселение на Северный Кавказ с Черноморского побережья, примерно с пространства между Туапсе и р. Бзыбь. При этом, хотя переселилась значительная часть абазин, на Черноморском побережье до 1864 г. продолжали оставаться некоторые абазинские племена. История абазинского народа до XX в. представляет собою повесть о непрерывном уменьшении некогда большого и сильного кавказского народа. Сокращаясь численно, абазины сыграли выдающуюся роль в формировании черкесских племен, так как значительная часть абазин влилась в состав черкесов.
Переселению абазин на северокавказские предгорья предшествовал отход кабардинцев на восток от бассейна Кубани. Это могло случиться в результате вооруженного давления абазин на кабардинцев. Во всяком случае, сохранившиеся у обоих этих народов предания говорят о былой силе абазин. И. Дебу, основываясь на таких преданиях и говоря о времени переселения абазин на Северный Кавказ, писал, что «река Кубань разделяла тогда абазинцев от кабардинского народа, уступающего им во многолюдстве и богатстве, не занимающегося по их примеру земледелием». Далее И. Дебу говорил о «силе и многочислии» абазин и о том, что «часто происходящие взаимные (с кабардинцами. - Л.Л.) ссоры всегда оканчивались в пользу абазинцев»(8). Одно из кабардинских преданий, посвященное древнему народному герою Андемыркану, рассказывает, как последний отдался под покровительство тапантовского князя (Басхаг-пши), который только и мог защитить Андемыркана перед князьями Кабарды. «В те времена большим почетом

- 126 -

пользовался Басхаг-пши, мало того, все другие пши (князья. - Л.Л.) его боялись», - говорит это предание(9). По словам кабардинского историка Шора Бекмурзина Ногмова, составившего свой труд на основе кабардинских преданий, во времена князя Инала (XV в.) большим почетом пользовались два абазинских князя - Аше и Шаше, причем «говорят, что первая жена Инала была дочь славного абазинского князя Ашева»(10). Ногмов утверждал, что и в более поздние времена, когда на Кабарду обрушился шамхал тарковский, кабардинцы прибегали «под защиту абазинцев и других племен»".
Относительное могущество абазин было, однако, непродолжительным. Вскоре после переселения они, как утверждают абазинские и кабардинские предания, попали в зависимость от кабардинских и бесленеевских князей. Некоторые авторы, основываясь на преданиях, изображают это событие в виде добровольной сделки: абазины заняли принадлежавшую черкесам землю и за это платили дань. Так утверждают К. Главани, С. Броневский, Л. Люлье и А. Берже. Другие авторы считают это событие результатом насилия (П. Бутков, И. Дебу, Ш. Ногмов, анонимный автор статьи «Горские племена, живущие за Кубанью», П. Лопатинский).
Дебу передает некоторые в его время еще сохранявшиеся в памяти стариков подробности подчинения абазин. Он пишет, что после поселения абазин на Северном Кавказе кабардинские князья сперва «не смели отважиться на явную с ними вражду... употребили хитрость и заключили торжественный между обоими народами союз. Потом, ознакомясь короче, породнились с ними... Несогласие владельцев алтыкисейцов (тапантовцев.—Л.Л.) и башилбаев (абазинского племени мысылбаев. - Л.Л.) произвело вражду между сими единоплеменными народами, отчего произошли в храбрых оных семействах жестокие и кровопролитные сшибки, ослабившие их силы». Кабардинские князья, помогавшие тапантовцам, избраны были посредниками и остановили кровопролитие, но «не для прочного их примирения, а единственно опасаясь, чтоб оно не произошло без их посредничества. Придерживаясь и засим предположенного намерения, они обманывали по очереди оба народа, увеличивая несогласие... и тем самым произвели между сими... новый и непримиримый разрыв... Неограниченное самовластие и взаимная независимость абазинских князей, владевших над своими подданными без всяких установленных законов, подали кабардинцам (т.е. кабардинским князьям. - Л.Л.) повод пользоваться выгодою семейственных своих с абазинцами связей и... вооружив одного владельца против другого, принуждали... нападать на слабого врасплох, грабить его имение, сжигать домы, угонять скот, уводить подвластных, забирать жен и детей.... Подвластные абазинских владельцев... терпящие от такого несогласия крайнее разорение, начали искать защиты у башилбаев, к которым по большей части перебежали... От такого переселения... весьма ослабели». Под тем предлогом, что земля, на которой поселились абазины, в прежние времена принадлежала кабардинцам, князья последних стали требовать от абазин с каждого двора по одному барану. «Абазинские владельцы, будучи., ослаблены... принуждены были платить им требуемую дань. После сей удачи... они (кабардинские князья. - Л.Л.) заставили слабейших из владельцев войти к ним в подданство и из равных по родоначалию признать себя их узденями» (вассалами. - Л.Л.)(12).
По кабардинскому преданию, записанному Ногмовым, покорение абазин совершил кн. Хатожуко Мисостов(13), а по другому преданию, записанному в середине XVIII в., абазины были покорены князьями Чегенука и Кази, жившими в начале XVII в.(14). В этой связи небезынтересно свидетельство московских послов, которые в 1639 г. ехали в Грузию через кабардинскую землю. Они сообщают, что старшего кабардинского князя Алегуки в ту пору дома не оказалось: «Алегуки в Кабарде не было, а был в Абазах». На 27-й

- 127 -

день пребывания послов во владениях Алегуки он «прислал из Абазы... узденя своего Уранбу»(15). Можно предположить, что длительное нахождение кабардинского князя Алегуки в абазинской земле не было военным набегом. Скорее это была поездка сюзерена к своим вассалам. Очень может быть, что и Уранбий, названный здесь узденем Алегуки, был одним из абазинских князей.
Не одни кабардинские князья взимали с абазин дань. То же делали и князья бесленеев. В чем же выражалась зависимость абазин от соседних князей? В нашем распоряжении имеются очень скудные источники, но из них все же видно, что кабардинские князья требовали ежегодно по одному барану с каждого двора. В начале XIX в. вместо барана абазинский двор стал платить 1 рубль серебром. Кроме того, абазины были обязаны содержать у себя на всем готовом представителей от кабардинских князей(16). «Они, - писал в начале XIX в. Клапрот, - подчинены князьям Кабарды и повинуются ниже стоящим их агасирам (? - Л.Л.). Каждый из последних имеет право брать у абазина не только скот для стола, но также его жену для половых сношений, которую он снова возвращает через несколько дней»(17). Тот же Клапрот сообщает, что «если абазины обворуют кабардинского князя или лицо, связанное с ним узами гостеприимства, то обязаны возвратить похищенное имущество, и князь, кроме того, берет с них штраф в три раба мужского или женского пола; но если убьют лицо, связанное с ним узами гостеприимства, то он берет девять рабов»(18). В одном из абазинских преданий рассказывается, что кабардинские князья Касаевы с помощью абазинских князей Лоовых грабили предков нынешних инджикчкунцев: «Лоовским крестьянам касаевцы не разрешали носить белый холст. Белый холст - принадлежность княжеского рода. У лоовских крестьян касаевцы забирали скот; мясо ел князь, а кости давали беднякам»(19).
Нет сомнения, что кабардинские и бесленеевские князья смогли навязать свою власть абазинам лишь после длительной вооруженной борьбы. То была эпоха постоянных столкновений между племенами и набегов одних племен на другие. Захваты скота, домашнего имущества и рабов были основными причинами межплеменных и межродовых войн. Борьба кабардинских князей за дань в XVI в. отражала новую, более высокую стадию в развитии мелких обществ Северного Кавказа, еще недостаточно освободившихся от скорлупы родового строя. Но и установление зависимости от Кабарды не устраняло прежних столкновений, вызванных желанием захвата рабов и скота.
О частых столкновениях свидетельствуют предания. Ногмов рассказывает, как абазины под предводительством кн. Оздемира боролись против кн. Инала. На стороне Инала были хегачи (черкесское племя), которые были разбиты Оздемиром. На стороне Оздемира были абазехи. Инал разбил Оздемира с абазинами и абазехами, и сам Оздемир был убит(20). По абазехскому преданию, Оздемир был абазин, переселившийся из Абазии в урочище Хамыши; потомство же Оздемира, смешавшись с черкесами, будто бы и положило начало абазехскому племени(21). Когда, по словам Ногмова, после смерти Инала среди черкесов вспыхнула междоусобица и «князь Идар, сын Кирмиша, внук Инала», с закубанскими черкесами явился в Кабарду и вступил в бой с кабардинцами около Кызбуруна, то в числе пришедших с Идаром были и «абазинские пешие толпы»(22). Но когда при сыновьях Идара на Кабарду было совершено нашествие дагестанцев, то абазины помогали кабардинцам отстоять свою независимость. Абазинская пехота под командою кн. Лоова участвовала в разгроме дагестанцев(23).
Много преданий сохранилось о войнах абазин-тапантовцев, тамовцев и кизилбековцев - против горцев, занимавших верховья Кубани. Рассказывают даже, что последние

- 128 -

в свое время должны были покинуть Архыз и переселиться на Джегуту из-за постоянных нападений кизилбековцев(24). Сохранились сказания о набеге абазин с кн. Клычевым на асадзуаское (джикетское) селение Кушары(25) и о разорении асадзуасцами абазинского селения Лахе-Ду(26).
Кабардинская песня о Каирбеке Тотлостанове рассказывает о набеге тамовцев на какое-то, очевидно абазехское, селение в верховьях р. Белой(27). В памяти абазехов сохранились сказания о столкновении их с абазинскими племенами - чегреями, баракаями и баговцами(28). Существуют предания о нападении ногайцев на абазин-тамовцев(29) и о набегах абазин на ногайцев.
Обратимся к письменным свидетельствам о северокавказских абазинах.
В Наказе Роману Пивову, отправленному из Москвы в Польшу в 1559 г., говорится, что в числе послов от кавказских народов «у государя нашего на Москве живут «абеслинские князи»(30). Е.Н. Кушева приняла их за князей черкесского племени бесленеев(31). Но правдоподобнее в слове «абеслинцы» видеть основу «абаз» (старорусское «обез») и считать его названием абазы, т.е. абазин, а не бесленеев. Приведенный документ позволяет заключить, что абазины (или часть их) в 50-х гг. XVI в. вошли в прямые сношения с Русью Ивана Грозного и добровольно приняли ее покровительство.
Е.Н. Кушева не права, думая, что черкесский князь Дударук Езбозлуков, приезжавший в Москву в 1552 г., принадлежал к абазинской княжеской фамилии Дударуковых(32). Из того, что сообщает об этом князе сама же Е.Н. Кушева, видно, что «Дударук» было не фамильное, а личное имя одного конкретного человека. Личное имя «Дударук» и «Дудар» встречалось на Северном Кавказе у ряда племен.
Вступление части абазин в русское подданство во второй половине XVI в. подтверждается наказом, данным в 1600 г. московскому послу в Англию, Г.Н. Микулину. Там сказано, что если в Лондоне зайдет речь о «государствах», находящихся в подданстве у московского царя, то в числе разных северокавказских народов Микулин должен назвать «абазу»(33).
В родословной кабардинских князей, составленной в XVII в. и доведенной до событий, совпадающих по времени со смертью царя Федора Ивановича (1598 г.), говорится, что у князя Мастрюка был «3-й сын Кайтука мурза - бездетен, утонул на Кубане реке, как в добычу ездил под абазинцов»(34). Мастрюк был родным братом Марии Темрюковны, жены Ивана Грозного. Гибель Кайтуки могла произойти в конце XVI в. Этот документ служит первым достоверным свидетельством пребывания абазин на Северном Кавказе. В то же время данный эпизод можно, кажется, отнести к периоду борьбы кабардинских князей за право взимать дань с абазинского народа.
Установление зависимости тапантовцев от кабардинсках князей предположительно может быть отнесено к первой половине XVII в. Турецкий путешественник Эвлия-Челеби, проехавший в 1641 г. по Черноморскому побережью Кавказа и несколько позже по Северному Кавказу, пишет, что «к горным племенам абхазским (абазинским. - Л.Л.) принадлежат: Псху... Ахчисы... Беслеб 7500 человек, народ храбрый; Мункел-лебе 30 000 человек; «Убыхи 1000; Чаграй 800 слабых мужей; Ала-Корейш 500 человек; Чичакорес 3000; Мача 2000; Панчареш 400. Эти 10 буйных племен никогда не смешиваются с прибрежными абхазцами»(35). А.Н. Генко, исправляя ошибки переводчика, читает эти племена так: ахчипсоу, башильбай (т.е. мысылбай), микельрипш, убыхи, багрипш (т.е. баг), гагрипш, ясхрипш, медозюе (т.е. мдавеи) и т.д.(36). Если из приведенного отрывка еще не видно, что во время Эвлия-Челеби абазины-тапантовцы и шкаравцы уже обитали на Северном Кавказе, то в другом месте он определенно указывает на пребывание аба-

- 129 -

зинских племен мысылбаев, дударуковцев и бибердовцев в бассейне Кубани. Таким образом, к середине XVII в. на Северном Кавказе уже обитали не только тапантовцы, но и шкаравские племена (все или некоторые). Во времена Эвлия-Челеби дударуковцы совершали частые нападения на иноплеменников, а сами подчинялись кабардинским князьям. В их стране, рассказывает Эвлия-Челеби, хотя и устраиваются ежегодно ярмарки, но население не имеет денег и обходится без них.
В 70-х гг. XVI в. в земле дударуковцев семь лет зимовал турецкий отряд под командой Уздмор-оглы Осман-паши. Этот отряд был послан султаном Мурадом III против подвластных Персии восточнокавказских феодалов. Заметим, что сообщение Эвлия-Челеби о пребывании турок среди дударуковцев может быть отнесено к самому началу Турецко-персидской войны 1576-1590 гг., которую действительно вел султан Мурад III. Если свидетельство Эвлия-Челеби об этом событии достоверно (а в пользу достоверности говорит то, что еще во времена Эвлия-Челеби у дударуковцев хранились деньги Мурада III с датой 1578 г.; деньги эти попали к населению от турок из отряда Осман-паши), то это доказывает, что дударуковцы в 70-х гг. XVI в. уже жили на Северном Кавказе. В противном случае, т.е. если бы дударуковцы обитали на побережье Черного моря, то турецкому войску, отправлявшемуся против персидских владений на Кавказе, не к чему было долго задерживаться на берегу Черного моря. Посетив бибердовцев («Беберд-кадж», где «кадж» - черкесское слово «къвадж», означающее «соление»), Эвлия-Челеби говорит, что на них часто совершает нападение шамхал тарковский, или, как он говорит, «дагестанский шах». Чтобы избавиться от этих набегов, один из бибердовских князей выплачивал дань шамхалу. Вообще же все бибердовцы были разделены между четырьмя князьями, из которых два находились в зависимости от князей Кабарды, а два - «от султанов горной страны», возможно, от того же шамхала тарковского. Кроме того, все бибердовцы считались подчиненными крымского хана, которому также платили дань и по требованию которого выставляли от себя ополчение. Следует заметить, что указание Эвлия-Челеби на деление бибердовцев на четыре части, возможно, должно относиться вообще ко всей тапанте; в таком случае оно свидетельствует о том, что более позднего деления тапанты на пять княжеских владений, а потом на шесть, в середине XVII в. еще не существовало(37).
Следующее по времени упоминание об абазинах относится к началу XVIII в. (около 1724 г.). Ксаверио Главани, описывая черкесские племена с запада на восток, после рассказа о бесленеевцах сообщает: «За ними находится округ, называемый Бескессек Абаза; жители его переселились из Абазы и отдались под покровительство черкесов. Они управляются черкесским беем, но по языку и просхождению они абазы. Название Бескессек Абаза значит пять поселений, а именно: первое называется Дударух и имеет 200 жилищ; второе Лауказе - 200 жилищ; третье - Биберди - 120 жилищ; четвертое - Кимлик - 60 жилищ; пятое - Трам - 40 жилищ. За этим округом ближе к Каспийскому морю находится округ Бесслибай, имеющий бея и 200 жилищ. Последний округ в восточном направлении называется Кабарта»(38). В другом месте Главани упоминает еще округ Эбаги-Бараки, который «зависит от бессени и имеет 200 жилищ»(39). Названные здесь Дударук, Лауказе, Биберди, Кимлик, Трам и Бесслибай есть земли дударукаев, лоовцев (от черкесского «Лэвкъвэжэ» - округ Лоо), бибердовцев, клычевцев, трамовцев и мысылбаев. Что же касается названия округа Эбаги-Бараки, то это ошибочно соединенные названия двух шкаравских племен - баг и баракай, которые, как видим, уже в начале XVIII в. были подчинены князьям бесленеев («бессени»); о подчинении мысылбаев Главани ничего не знает.

130

М. Пейсонель, сведения которого относятся к 1750-1762 гг., упоминает среди черкесских племен лоовцев, бибердовцев, дударуковцев, «сейди», чегреев, баракаев, баговцев и «алтыкесек-абаза». Последние - это вообще тапантовцы, а под «сеидами», как показал еще Е. Фелицын, Пейсонель имел в виду мысылбаев, которых возглавляли князья Сидовы. «Шесть абазинских племен, - прибавляет Пейсонель, - давно уже утвердились в Черкесии»(40).
Начиная с середины XVIII в. количество исторических известий об абазинах непрерывно увеличивается. Детальный разбор их мы опускаем, так как изложение истории абазин не входит в задачи настоящей работы. Отметим кратко только главнейшие события жизни этого народа с первой половины XVIII в. по середину XIX в.
Географическое положение Северного Кавказа предопределяло неизбежную политическую зависимость его от государственных образований на Восточно-Европейской равнине. Тот, кто владел низовьями Волги и Дона, неизбежно становился организующей политической силой на Северном Кавказе. С падением Астрахани и с казачьей колонизацией Дона, т.е. с XVI в., такой организующей силой стало Русское государство. Но только в XVIII в. Россия смогла активизировать свое проникновение на Кавказ. Здесь она встретилась с сопротивлением Турции, которая претендовала на Кавказ и объявила горцев своими подданными. Это не соответствовало фактическому положению, так как горцы (в том числе и абазины) жили совершенно независимо от турецких властей и не признавали этого подданства. С одной стороны, стратегические, экономические и политические интересы России делали жизненно необходимым присоединение Кавказа, а с другой - и горцы в силу объективных своих интересов рано или поздно должны были связать свою судьбу с судьбой великого северного соседа. Только таким путем мелкие обособленные племена, запертые в ущельях верховий рек, могли надеяться изжить свою изолированность и войти в жизненно необходимое для них экономическое общение с населением степной полосы Северного Кавказа и Восточной Европы.
Абазины, особенно тапантовцы, тяготились своей зависимостью от кабардинских князей и искали случая с помощью России освободиться от этого ига. Но для русского правительства абазинский вопрос в XVIII в. и в начале XIX в. был составной, подчиненной частью другого, более крупного в то время вопроса — кабардинского. Только учитывая это, мы сможем понять разное отношение русского правительства к абазинам в различные периоды.
Тапантовцы кочевали не только в верховьях р. Кумы, но и по обоим берегам Кубани, что было источником многих дипломатических споров между Россией и Турцией. Дело в том, что по Белградскому миру 1739 г. Турция отказалась от притязаний на Кабарду, которая с этого времени была объявлена независимой. Границей турецких владений объявлялась р. Кубань. В силу этого тапантовцы оказались пограничным народом с неясным формальным подданством. В 1753 г. турецкое правительство сделало русскому послу в Стамбуле официальное представление по поводу тапантовцев, которых оно стремилось рассматривать как своих подданных. Но дипломаты императрицы Елизаветы доказывали туркам, что тапантовцы, как издавна подвластные кабардинским князьям, не могут считаться турецкими подданными(41).
В 1774 г. между Россией и Турцией был подписан Кучук-Кайнарджийский мир, по которому Кабарда была признана входящей в состав России.
Проживавшая на русской территории большая часть таланты 1802 г. вошла вместе с ногайцами в состав особого приставства. В 1809 г. русское правительство официально объявило о том, что кабардинские князья лишаются прав на взимание дани с абазинского населения.

- 131 -

Нужно сказать, что фактическое освобождение абазин от этой дани русское правительство на деле уже осуществило ранее.
В течение первой половины и в середине XIX в. история абазин была тесно связана с событиями так называемой Кавказской войны. Тапанта и часть шкарауа участвовали в военных действиях на стороне России; другая же часть шкарауа была использована агентами мюридизма для борьбы против России.
Еще в конце XVIII в. Турция приступила к деятельному насаждению мюридизма на Кавказе. В XIX в. в этом же направлении действовала Англия. Особенно активизировалась пропаганда мюридизма с 20-х гг. XIX в. Центром распространения этого движения на Кавказе стал Дагестан. В 30-х гг. оно распространилось среди закубанских племен. Турецкие и английские политические деятели и коммерсанты, протурецки настроенное местное духовенство и специальные посланцы Шамиля изо всех сил стремились увлечь закубанских горцев на борьбу за интересы Англии и Турции против России. Темной, неграмотной массе горского крестьянства трудно было распознать истинную политическую сущность мюридизма, так как она была скрыта за религиозной оболочкой. Это объясняет, почему значительная часть горского населения, будучи абсолютно чуждой захватническим планам Англии и Турции, пошла на деле за мюридизмом и оказалась орудием англо-турецкой агрессивной политики.
В 30-х гг. XIX в. Англия неоднократно засылала к закубанским горцам своих агентов. Мечтая о вытеснении с Кавказа России, Англия хотела превратить Кавказ в свою колонию. Английские агенты рядились в тогу «друзей» кавказских горцев, но это была только личина. К северокавказским абазинам английские агенты сами не проникали, так как, по-видимому, с одной стороны, не были убеждены в дружественных чувствах абазин к заморским авантюристам, а с другой - боялись появляться в местах, которые находились поблизости от казачьих станиц. Надо думать, что на Черноморском побережье эти агенты чувствовали себя более безопасно. Но через посредство своих сторонников английские агенты распространяли свою деятельность и на абазинские племена.
Как известно, в 1860-х гг. турецкое правительство спровоцировало на переселение в Турцию значительную часть кавказских горцев. Оно рассчитывало использовать воинственных горцев в качестве опоры шатающегося трона падишаха. Агитаторы-муллы и турецкие купцы и офицеры рисовали Турцию как страну, преисполненную материальными благами. По весьма неполным официальным данным, с 1858-го по 1864 г. переселились в Турцию 30 тыс. абазин, но цифра эта явно преуменьшена. Ушли тамовцы, кизилбековцы, баговцы, большинство чегреев и мысылбаев. Все это были шкаравские племена. Тапантовцы менее поддались переселению, чем и объясняется то, что в настоящее время их на Кавказе гораздо больше, чем шкаравцев. Как известно, условия переселения были самые трудные. Перевозка эмигрантов производилась на турецких судах, владельцы которых брали за это большие деньги и набивали суда до отказа. Были часты случаи гибели этих судов из-за перегрузки. В Турции переселенцам не было предоставлено ни земли, ни продовольствия. Боясь распространения тифа, турецкое правительство заключило эмигрантов в концентрационные лагеря, где под открытым небом ежедневно умирали сотни людей.
Та часть абазин, которая была обманута турками и переселилась с Кавказа, фактически погибла как особый народ. Расселив их вперемежку с другими народами, поставив их в исключительно тяжелые экономические условия, турки обрекли этих абазин на потерю национальных особенностей и на физическое вымирание.
Не все абазины в XIX в. пошли за мюридизмом. Значительная их часть сравнительно рано связала свою судьбу с судьбой русского народа. Присоединение к России освобо-

- 132 -

дило абазин от угнетения со стороны кабардинских феодалов, создало предпосылки для втягивания хозяйства абазин во всероссийский рынок и приобщило их к более высокой русской культуре. Несмотря на то что абазинам пришлось в течение известного времени выносить вместе с русскими трудящимися гнет общего врага - царизма, помещиков и капиталистов, трудящиеся абазины, с помощью русского народа, изгнали русских и абазинских угнетателей и вместе с другими народами Советского Союза создали самую передовую в мире систему общественных отношений.

IV. Занятия абазин до середины XIX в.

Древнейшим видом хозяйственной деятельности предков абазин была охота(42). Но она уступила свое первенство другим занятиям задолго до того времени, от которого имеются исторические известия об абазинах. В XVIII и XIX вв. охота была уже лишь подсобной отраслью хозяйства и преимущественно отдельных определенных лиц. О былом значении охоты у абазин свидетельствуют широкое распространение в прошлом и яркость культа охотничьего божества. Об этом культе будет речь ниже. Еще на рубеже XVIII и XIX вв. видную роль в абазинском экспорте занимали меха.
Не менее древним занятием абазин было и собирание меда диких пчел, позже трансформировавшееся в пчеловодство. Мед и воск были одними из главнейших продуктов, шедших на внешний рынок в XIX в.(43) В 1812 г. абазины просили русское начальство разрешить им, за неимением денег, приобретать казенную соль в обмен на мед и воск, из расчета 1 пуд меду за 4 пуда соли и 1 пуд воску за 10 пудов соли, что и было удовлетворено. Особого развития достигли бортничество, пчеловодство и охота у жителей гор - шкаравцев. Были известны своим медом мысылбаи(44). Эти древние виды занятий еще задолго до XVIII в. уступили первенство отгонному скотоводству, которое почти до Октябрьской революции 1917г. оставалось ведущей отраслью хозяйства абазин. Разводили овец, коз, коров, буйволов, лошадей и ослов(45). До принятия ислама широко было распространено свиноводство. В начале 80-х гг. XVIII в. большие стада свиней еще имели баракаи, чегреи и тамовцы. В конце 40-х гг. XIX в. та часть тапаптовцев, которая проживала на р. Куме, по официальным данным, содержала 34 тыс. овец, 4400 лошадей и 2060 голов крупного рогатого скота. Скот служил главным источником существования абазин, и неудивительно, что когда в результате военных действий в 30-х гг. чегреи были стеснены в пастбищах, то это вызвало среди них большую нищету. В 60-х гг. особенно много овец содержали князья Лоовы и бибердовские амыстаду Макаровы, а лошадей - Лоовы и их амыстаду Трамовы. Лошади Лоовых и Трамовых считались лучшими представителями кабардинской породы и высоко ценились как в Кабарде, так и по всему Закубанью.
Для поддержания животноводства на высоком уровне нужны были как летние, так и зимние пастбища. Летом пасли скот по верховьям Малой и Большой Лабы, Урупа и Кефара(46). С. В. Ваганов, основываясь на «рассказах людей сведущих», сообщал в 1899 г., что Б. Зеленчук с давних пор служил границей между абазинскими и карачаевскими летними пастбищами, причем прибавлял: «На это обстоятельство указывают названия местностей: с левой стороны Б. Зеленчука они почти исключительно абазинские, с правой - карачаевские»(47). В то же время кумские тапантовцы пользовались пастбищами в верховьях р. Малки, в том числе на Бичесыне. Осенью и весной абазины пасли свой скот в долинах занятых ими рек. Зимой скот содержался около селений. В первой половине XIX в. на летних пастбищах абазин часто можно было встретить скот соседних народов; так, например, известно, что не обеспеченные летними пастбищами убыхи иногда перегоняли свой скот на северную сторону Главного хребта, в землю шкаравцев. Последние допус-

- 133 -

кали их, так как сами были заинтересованы в использовании выгод морской торговли убыхов. В местах выпаса абазины строили коши, упоминания о которых не раз встречаются в донесениях русских военачальников первой половины XIX в.
Самым острым для абазин был вопрос осенне-весенних пастбищ. Пригодные для этого равнины уже несколько столетий находились в руках кабардинцев и бесленеевцев, вследствие чего абазины вынуждены были платить дань кабардинским и бесленеевским князьям.
Существует мнение, что сезонные перегоны скота в свое время выработали у абазин кочевой образ жизни. На первый взгляд, абазин до середины XIX в. можно действительно принять за кочевников. Так, кн. Цицианов в 1803 г. писал, что они живут «в подвижных селениях». В «Обозрении земель Кавказской губернии», составленном в 1820 г., сказано: «абазинцы трамовы, джентемировы, махоковы, тембукаевы и лоовы по временам то входят жительством внутрь кордонной линии, располагаясь по вершинам рек Кумы, Танлыка и Подкумка, то переходят за кордоны, где и ныне находятся»(48). Броневский говорил в начале XIX в. о кумских абазинах, что они «зимою живут в деревнях, а летом кочуют в подвижных аулах, переводя оные с места на место, на двухколесных арбах по примеру татар»(49). 0 том же свидетельствует рапорт полковника Засса от 20 декабря 1833 г., в котором сказано, что мысылбаи селений Сидова и Егибокова, «оставя местные жилища свои, вышли в лес из оных и построили балаганы не далее 7 верст оттоль»(50).
Нельзя сомневаться в том, что все сообщения о кочевом образе жизни имеют в виду не всех абазин, а лишь ту их часть, которая в качестве чабанов постоянно находилась при стадах. В целом же абазины, как и другие горцы Кавказа, с древнейших времен были оседлыми. Частые же переносы абазинских селений с места на место не были связаны с сезонными перегонами скота. Они вызывались, как правило, военными обстоятельствами и происходили не в определенные времена года, а обычно раз в несколько лет. Земледелие было не менее древним занятием горцев, чем скотоводство(51). В 1787 г. генерал Текели в своих донесениях говорил о посевах хлеба у тапантовцев и мысылбаев. В начале XIX в. были известны пашни тапантовцев на реках Подкумке и Теберде, а мысылбаев - в низовьях реки Уруна и между Урупом и Б. Зеленчуком. Имеются известия о земледелии у баракаев и чегреев. Очевидно, оно существовало и у остальных абазин. Главными сельскохозяйственными культурами были в первую очередь просо, затем рожь, тыква и кое-какие другие овощи. Хотя и существует сообщение о том, что кумские тапантовцы в начале XIX в. продавали свой хлеб в города, но, очевидно, сбыт его на сторону мог носить чисто эпизодический характер, так как абазинам вообще не хватало своего хлеба. У всех абазинских племен под пашнями находилось лишь самое малое количество земли и само земледелие было примитивным(52). Земля вспахивалась тяжелым деревянным плугом («кватан») с железным лемехом; плуг должны были тащить четыре пары быков. Вместо бороны употребляли особую плетенку из острых веток («хъхlега»), которая не столько боронила, сколько подметала. Урожай проса снимался серпом («гьвыбджа»), а рожь и сено - прямой обоюдоострой косой («чыбыг»). Скошенное сгребалось самодельными вилами («хьунчу»), представлявшими собою деревянную рогатину. Насколько отсталым было абазинское земледелие, можно судить по тому, что у них не было даже такого примитивного орудия молотьбы, как молотильная доска, имевшая широкое распространение на Кавказе.
Молотьба производилась с помощью быков, которых гоняли по кругу для того, чтобы они ногами вытаптывали из колосьев зерно. Веяли на деревянной лопате («чвlыргъва»), мололи на ручной мельнице («лу»). Для проса существовали деревянные просорушки («хъроура»).

- 134 -

Никаких удобрений, а также искусственного орошения абазины не знали. Из проса приготовлялась «быста» - крутая каша, заменявшая хлеб, а также печеный на сковороде просяной хлеб - «мыгял». Употреблялся и ржаной хлеб («чlахъва»), Кукуруза появилась у абазин только в XVIII в.; пшеница и картофель вошли в быт со второй половины XIX в.
Кроме перечисленных видов хозяйства, подсобную роль играли у абазин птицеводство, производство бурок, полстей и грубого сукна, выделка кож. Все это существовало в качестве домашних промыслов, ориентировавшихся преимущественно на удовлетворение собственных потребностей, а также потребностей феодальной знати, и лишь изредка эта продукция поступала на внутренний и внешний рынок. Единственным занятием, давно успевшим подняться до положения настоящего ремесла, т.е. производства на заказ, было кузнечное дело. Кузнецы изготовляли косы, серпы, лемехи, ножи и, кажется, иногда оружие. Профессия кузнеца окружалась большим почетом, а сама кузница даже служила местом, где совершали моления(53).
Меновые отношения издавна существовали у абазин. Уже в середине XVII в. в земле дударуковцев просходили ежегодные «ярмарки», вернее, сходки окрестных племен для производства меновых операций излишками.
Во второй половине XVIII и первой половине XIX в. на внешний рынок сбывались рабы, скот, шерсть, бурки, грубое сукно, кожи, меха, масло, мед, воск; если верить Рейнеггсу, то тамовцы, чегреи и баракаи торговали, кроме того, щетиной и свиными кожами. Рабы сбывались в Асадзуа, Убыхию, Абхазию и другие районы Кавказа, многих из рабов перепродавали в Турцию. Покупателями остальных абазинских товаров были соседние кавказские племена и ногайцы. Предметом ввоза служили преимущественно железо, железные изделия (в особенности оружие), соль и дешевые ткани. Ввоз железных изделий и тканей происходил из Турции и (до XIX в.) из Крыма, а соль - из Крыма и степных районов Северного Кавказа. Следует отметить внутренний обмен, существовавший между горными абазинскими племенами, поставлявшими фрукты и мед, и племенами, проживавшими на равнине, торговавшими хлебом, солью и рабами. Эвлия-Челеби особо подчеркивал отсутствие в середине XVII в. денежного обращения у дударуковцев. Но и в первой половине XIX в. абазины прибегали в большинстве случаев к натуральному обмену. Стоимость товаров приравнивалась к стоимости быков и рабов, которые заменяли собою деньги. Из среды абазинского народа не выделились еще в ту эпоху свои торговцы, для которых этот вид занятия был бы профессией. Роль купцов среди них играли турки, горские евреи и особенно армяне(54).
Экономическое благосостояние разных абазинских племен не было одинаковым. Так, тапантовцы зажиточнее шкаравцев(55). Кроме того, внутри каждого из абазинских племен существовало резкое различие между благосостоянием знати и благосостоянием зависимого населения. В то время как Лоовы, Трамовы и прочие владели тысячами лошадей и другого скота, многие крестьяне вовсе не имели лошадей и выходили на войну пешими.

V. Социальная структура и племенное деление абазинского народа в XVIII - первой половине XIX в.(56)

Разделение абазин на различные сословно-классовые группы произошло еще до переселения их на Северный Кавказ. Это подтверждается существовавшей у них сословной терминологией: названия абазинских сословий в подавляющем большинстве совпадают или же напоминают соответствующие абхазские термины. Как бы то ни было, но уже в середине XVII в. Эвлия-Челеби писал о тапантовцах, что у них есть князья («беки»), содержащие свои дружины, а также подчиненную им мелкую знать.
К XIX в. среди абазин уже существовало четкое классовое разделение. Феодальные отношения хотя и не полностью вытеснили родовые порядки, но уже были господст-

- 135 -

вующими. Существовало сложное сословное деление с четко очерченными правами и обязанностями каждого сословия. Так как основная масса непосредственных производителей юридически не была еще закрепощена и наряду с феодальным способом производства существовало домашнее рабство, а родовые связи продолжали играть большую роль в общественной жизни, то социальный строй абазин в рассматриваемое время можно характеризовать как патриархально-феодальный.
Характер источников о прошлом абазин не позволяет раскрыть детали существовавших тогда производственных отношений. Остается неясным даже такой кардинальный вопрос, как феодальная собственность на землю, которая, как указывает И.В. Сталин, является основой феодализма. Можно лишь предполагать, что при былой подвижности абазинских селений и целых племен, часто менявших свое местообитание, собственность на землю хотя и существовала, но не была четко выражена. Это последнее лишь подчеркивает, что феодальные отношения у абазин не были достаточно развитыми.
Наиболее бесправен был раб, «домашний человек» («унавы», «г1внаг1вы»; он же иногда назывался «двъуа» и «х1айдвъий»). Численность рабов у абазин была невелика. Унавы не пользовался правом иметь собственность; все, что было у него и на нем, принадлежало хозяину, как и сам унавы. Унавы происходили из военнопленных. Женщина-рабыня («псаз», или «аг1внапх1выс», «чег1вын») постоянно находилась при своей госпоже и выполняла женскую работу в доме.
Если господин сажал раба на землю и тот обзаводился некоторым собственным имуществом, то его именовали «лыг» (у шкаравцев - «грыг1ва», т.е. мегрел). Лыг, по сравнению с унавы, пользовался некоторыми правами: унавы можно было продавать и одного, лыга - только вместе со всем семейством. Лыг имел собственные средства производства, которыми обрабатывал хозяйское поле. Лыга по его правовому положению можно сравнить с крепостным. Собранный лыгом урожай делился следующим образом: одна десятая часть - в пользу духовенства («зекят»), часть - на семена, часть - на продовольствие в будущем году табунщиков, пчельников, приглашенных работников из свободного населения и др., часть - для продовольствия гостей владельца, а остаток делили поровну по числу лиц семейства владельца (вместе с его рабами и рабынями) и работавшего крепостного. После стрижки овец лыг должен был отдать своему владельцу всю шерсть с баранов и валахов, овечью шерсть на одну бурку и лучшую белую шерсть на одну черкеску; оставшаяся шерсть делилась между владельцем и лыгом, опять-таки по числу членов их семейств. Если лыгу удавалось что-либо заработать на стороне, то он обязан был половину своего заработка отдать владельцу; если лыг пользовался каким-нибудь принадлежащим владельцу инструментом, то отдавал две трети заработка. При выдаче дочери замуж лыг получал лишь одну пятнадцатую часть калыма, остальное брал владелец(57). Если лыг получал освобождение, то переходил в особое сословие «азатов», или вольноотпущенников. Азат не был совершенно свободным человеком и обязан был рядом повинностей, но в то же время имел право свободного перехода от одного владельца к другому и мог иметь собственных лыгов и унавы(58). Если был освобожден не сам вольноотпущенник, а его отец или дед, т.е. если он со дня своего рождения был вольноотпущенником, то именовался «азатыж» («старый азат»).
Вследствие того что уровень развития феодальных отношений у абазин был еще низким, самым крупным по численности сословием у них было лично свободное крестьянство - «акавы» («ахъаг1вы»), или «тльфакошао» («тлфахъващао»). Но процесс шел в сторону закабаления тльфакошао, и, несмотря на свою юридическую свободу, они обязаны были принимать некоторое участие в работе на полях знати и поставлять ей

- 136 -

определенную долю продовольствия, шерсти, дров и пр. К сожалению, мы не знаем подробностей правового положения тльфакошао.
Рангом выше предыдущих стояли «амыста». Это была мелкая знать, составлявшая свиту и вооруженную дружину князя и амыстаду. Амыста имели своих рабов и крепостных, трудом которых и жили. Они пользовались правом свободного перехода от одного князя или амыстаду к другому. Особую категорию знати составляли амыстаду, т.е. «большие амыста» (у шкаравцев - «тавад»). Они возглавляли отдельные селения, в которых не было князей; они, как сказано выше, имели собственную дружину из амыста и ничем, кроме внешнего почтения, не были обязаны по отношению к князьям.
Высшим сословием абазинского общества были князья - «аха» («ах1а»), возглавлявшие отдельные племена. Дети от брака князя с женщиной из нижестоящего сословия не считались князьями, но причислялись как бы к особому сословию «тума». Когда кабардинские и бесленеевские князья подчинили себе ряд абазинских племен, то князья последних были уравнены в правах не с князьями своих покорителей, а с ниже стоящим черкесским сословием «тлекотлешей». Черкесские князья, строго следившие за «чистотой» своей крови, не допускали браков с абазинскими князьями. Абазинские князья могли жениться на дочерях черкесских тлекотлешей.
Амыста, амыстаду и князья являлись эксплуататорской верхушкой абазинского общества. Процесс закабаления непосредственных производителей вызывал с их стороны противодействие. Исторические документы, отражая внешнюю историю абазин, очень мало говорят о их внутренней жизни. Поэтому о классовой борьбе среди абазин можно судить на основании лишь некоторых, зачастую побочных, данных. Так, мы знаем, что, воспользовавшись появлением в XVIII в. русских военных укреплений на Северном Кавказе, многие абазинские крестьяне и рабы бежали от своих владельцев под защиту русских властей. Многие из беглецов принимали православие и зачислялись в казаки. Из таких беглецов в русских пределах возникло перед 1774 г. сел. Бабуковское (о нем см. ниже). Побеги абазинских крестьян и рабов к русским продолжались и позже. Известно, например, что в 1816 г. несколько десятков абазинских беглецов приняли православие и были зачислены в казаки станицы Северной Хоперского полка(59). Переход в православие для них был только средством оградить себя от посягательств со стороны прежних владельцев. Во всяком случае Астраханская духовная консистория в 1821 г. писала, что крещеные абазины Чурековых хуторов (под Георгиевском) в церковь «никогда не ходят и на исповеди никогда не бывают» и что их следует переселить в станицу Георгиевскую, где они бы «могли лучше озаритьмя светом Евангелия»(60). В 1836 г. князья Нагой и Сарал-ипа Лоовы переселились с берегов Кумы в окрестности Хумаринского укрепления. При этом оказалось, что вольноотпущенники (азаты), основываясь на старинном праве свободного перехода от владельца к владельцу, отказались последовать за Лоовыми на новое местожительство. В результате возник большой конфликт. Не имея возможности заставить вольноотпущенников покориться, Лоовы обратились в 1838 г. за содействием к правительству. Власти, став на сторону князей, произвели аресты среди вольноотпущенников, но и это не помогло. Лишь в 1842 г. царское правительство силой переселило непокорных к новому местообитанию Лоовых(61).
Абазинский народ делился на две племенные группы: тапанта (т1ап1анта) и шкарауа («шхъарауа»), каждая из которых состояла из ряда мелких племен. Тапанта известна среди черкесов под именем «басхяг» («басхягъ»). Ногайцы называют тапантовцев «алтыкесек абаза» («шестидольная абаза», по старинному делению таланты на шесть племен). Правда, у Главани (1724 г.) она названа «пятидольной абазой» - «бешкесек

- 137 -

абаза» (у Главани «бес-кесек-абаза»). В начале XVIII в. в состав тапанты, по-видимому, входило только пять племен, но начиная с середины XVIII в. все документы называют их «шестиродными».
Племена тапантовцев именовались по фамилиям своих князей: лоовцы, бибердовцы, дударуковцы, клычевцы, кячевцы и джантемировцы.
Лоовцы в середине XVIII в. обитали вместе с другими тапантовцами по обоим берегам Кубани и между реками Кубанью, Кумой и Малкой. Многочисленная и сильная фамилия князей Лоовых выводила свое происхождение от арабских эмиров. Н. Каменев рассказывает, что некий немецкий «барон Лоо», состоявший флигель-адъютантом при прусском принце, путешествовал в 1863 г. вместе с принцем по Кавказу и, попав в гости к абазинскому князю, полковнику Мамат-Гирею Лоову, пытался убедить последнего в немецком происхождении абазинских князей Лоовых. Он рассказывал при этом, что «из его фамильной хроники известно о выступлении одного из баронов Лоо в крестовый поход, откуда он не возвратился». На перстне Мамат-Гирея барон будто бы даже обнаружил свой фамильный герб(62). Нужно сказать, что выдумка прусского барона так же неправдоподобна, как и легенда об арабском происхождении Лоовых. Фамильное имя Лоовых возникло на кавказской почве: оно произошло от названия реки Лоо, протекающей на Черноморском побережье, северо-западнее Сочи, т.е. там, откуда абазины переселились на Северный Кавказ. Мы не знаем, что за «герб» был изображен на перстне Мамат-Гирея, но знаем, что абазинские князья, как и все прочие горцы Северо- Западного Кавказа, гербов не имели; существовали же у них лишь фамильные знаки собственности - тамги. Тамга князей Лоовых представляла собою круг. Только при наличии большой фантазии немецкий барон мог сопоставить предельно простую фигуру круга с обычно ложными рисунками аристократических гербов Германии.
Лоовы славились своими табунами. Лошади с тамгой Лоовых и Трамовых (Трамраа - фамилия крупнейших амыстаду у Лоовых) высоко ценились по всему Северному Кавказу. По преданию, один из Лоовых ценой дочери и ценой собственной головы некогда приобрел сказочной красоты производителей, которые и положили основание прославленному конскому заводу(63). Но, несмотря на свое богатство и силу, Лоовы платили дань кабардинским князьям. Одна часть их племени находилась в зависимости от кабардинских князей Жанбулатовых, другая - от Мисостовых. Лоовы управляли с помощью своих амыстаду: Камардовых (Къамардраа), Лиевых (Лираа), Джиджевых (Джиджураа), Джуготановых (Джгьватанраа), Шереметовых и Лафишевых, но самыми известными и почти самостоятельными были амыстаду Трамовы, имевшие в 1774 г. два селения: севернее Бештау и на р. Теберде. Лоовцы в 1786 г. бежали в верховья Кубани, а в 1787 г. в числе трех селений были переведены с верховий Кубани на верховья Кумы, откуда в начале 1789 г. часть лоовцев во главе с кн. Сарал-ипа Лоовым бежала за Кубань. С этого времени лоовцы оказались разъединенными. В 1790 г. в пределах России было два лоовских селения: одно на Куме (выше нынешней станицы Бекешевской), другое (Шахима Лоова) - на р. Тахтамыш, или Тамлык. Путешествовавший в 1793-1794 гг. по Кавказу академик Паллас указывает четыре селения лоовцев: одно с населением около 1500 чел. в верховьях Кумы, другое на р. Карданике, третье (Аслан-кыт) на р. Хасаут и четвертое (возглавлявшееся Трамовыми -Трам-кыт) на реках Теберда и Шона.
По другим данным, в 1794 г. в числе российско-подданых значилось: трамовцев - 248 душ мужского, 157 душ женского пола, а остальных лоовцев - 2709 мужчин и 2579 женщин. По очень неточным (хотя и официальным) сведениям 1802 г., на Куме

- 138 -

проживало 150 хозяйств этого племени. В 1804 г. они вместе с другими тапантовцами и ногайцами бежали за Кубань, откуда в следующем году возвратились на прежние места 122 хозяйства, подвластных кн. Али-Мурзе Лоову, и 140 хозяйств, подвластных кн. Довлет-Гирею Лоову; остались за Кубанью Исмаил и Казн Лоовы с тремя семействами амыста. В 1811г. селение Девлет-Гирея находилось на р. Куме, когда оно, вместе с подданными кн. Калы-Гирея и Трамова, получило разрешение передвинуться к станице Есентукской. Селение Трамова поселилось между станицами Есентукская и Константиногорская в 20 верстах от Георгиевска, где оно и продолжало находиться, во всяком случае, до 1823 г. Другая половина лоовцев пребывала в ущельях рек Карданик, Марух, Хасаут и Теберда. В 1831-1832 гг. часть их переселилась на Куму, но в 1835 г. снова осела на Кубани, между нынешними Хумарой и Усть-Джегутой. Оттуда в 60-х гг. лоовцы частью выселились в Турцию, частью образовали теперешние селения Инджикчкун и Кубина. Оставшиеся у верховий р. Кумы образовали селения Красно-Восточное и Койдан; жители двух последних являются потомками тех, кто переселился на Куму в течение XVIII и XIX вв. В 1867 г. существовало одно лоовское селение в низовьях Теберды. По народным преданиям, сел. Красно-Восточное сперва находилось во Псху, потом на Теберде, потом в районе станицы Прочноокопская, потом в Кабарде у горы Урды, потом на р. Золка, затем у устья р. Эшкакон, затем между станицами Михайловской и Бекешевской и, наконец, с 1861 г. на своем последнем месте. Сел. Кубина, по словам стариков, сперва находилось на Куме, потом на р. Карданик, откуда переселилось на р. Учкул, оттуда на р. Джегута и потом, в 1862 г., на нынешнее место. Селение Инджикчкун, согласно преданиям, записанным А.П. Генко, перешло с Гунахчира на Учкул, а с 1861 г. находится на нынешнем месте.
Автору этих строк старики сообщили о передвижениях Инджикчкуна несколько иначе: Абхазия, Теберда, Урды и нынешнее место, а по словам других, - р. Кума и нынешнее место.
Бибердовцы, во главе которых стояли князья Бибердовы (Бибардраа) со своими амыстаду Макаровыми (Мак1ярраа) и Джандаровыми (Джандарраа), считались данниками кабардинских князей Жанбулатовых (по Ногмову) или Мисостовых (по Макарову). В середине XVII в., сообщает Эвлия-Челеби, они обитали по рекам М. Зеленчук и Кубань и будто бы кочевали до «большой реки Терке» (в другом варианте - «Берке»). В те времена бибердовцы составляли четыре особых аула, возглавлявшихся четырьмя князьями. Два аула платили дань Кабарде, два - «султанам горной страны» («Таустана»). В 1787 г. часть их переселилась из-за Кубани на верховья Кумы (выше ст. Бекешовской), а другая часть продолжала обитать на р. Марух. В 90-х гг. XVIII в. на Куме жило бибердовцев, по одним сведениям, около 1600 чел. (Паллас), а по другим - 1079 мужчин и 1049 женщин (Дебу). В 1804 г. произошло бегство их из района Кумы за Кубань, откуда в 1805 г. 115 семейств во главе с кн. Атажуко Бибердовым снова возвратились на Куму, а 50 семейств с кн. Мисостом-Пшимахо Бибердовым остались за р. Кубанью. Не долго жили бибердовцы на Куме. Вскоре они бежали к своим одноплеменникам на р. Марух, где они находились еще в 1831 г.
В документах нет сведений о времени и обстоятельствах позднейшего переселения бибердовцев. Известно, что в 1833 г. они еще считались в числе «непокоренных» горцев Закубанья, а в 1866 г. уже жили на том самом месте, где и ныне живут их потомки - эльбурганцы. По сохранившимся преданиям, сел. Бибердовское, прежде чем перейти с р. Марух на нынешнее место, находилось некоторое время в районе, где позже возникло сел. Койдан, потом в местности Джанатоши (где ныне сел. Новогеоргиевское), откуда

- 139 -

переселилось на свое нынешнее место. По преданию, записанному А.Н. Генко, с р. Марух бибердовцы переселились в 1855 г., с Койдана - в 1858 г. и с Джанатоши - в 1865 г.
Дударуковцы возглавлялись князьями Даруко (Дарыкъва), которых черкесы называли Дударуко. Подобно Лоовым, эта фамилия выводила свое происхождение от арабских эмиров. Заметим, что такая фамилия, без черкесского окончания «ко» (что значит «сын»), существовала также и среди осетинской знати. В легендах соседних с абазинами народов известна абазинская княжна, красавица Гошиях Бибердова, будто бы построившая каменную боевую башню в верховьях р. Джегута(64). Дударуковцы платили дань кабардинским князьям Атажукиным. В середине XVII в. они обитали в районе рек Лаба или Уруп и уже тогда, по словам Эвлия-Челеби, находились в зависимости от князей Кабарды. Затем они постепенно продвигались на восток. До 1746 г. они обитали в районе Кубани, а в 1746 г. бежали в местность Тюмени. Перед 1787 г. они жили, как сообщает Рейнеггс, на р. М. Зеленчук, в числе 400 семей.
В 1787 г. дударуковцы были переселены из-за Кубани к верховьям Кумы, где оставались до 1804 г. Правда, Паллас почему-то не знает дударуковских поселений на Куме, а указывает их на р. М. Зеленчук, что часть дударуковцев действительно там проживала. В 1794 г. всего дударуковцев числилось 2227 мужчин и 1735 женщин. По мало достоверным данным 1802 г., на р. Куме их было 170 семейств. В 1804 г. бежали за Кубань, откуда в 1705 г. 133 семьи снова выселились на Куму, а за Кубанью продолжали оставаться 24 семьи во главе с кн. Алим-Гиреем Дударуковым. Через несколько лет большинство проживавших на Куме дударуковцев снова бежало и поселились на левом берегу р. М. Зеленчук, где-то в районе нынешних селений Заюко или Кош-Хабль. Там их застал 1824 г. Их поселение было разорено. Незадолго перед 1834 г. оставшиеся жители сел. Дударуковское были поселены на том месте, где оно пребывает и в настоящее время под названием сел. Псыж. По преданиям, сел. Дударуковское находилось, кроме того, на р. Марух, потом на р. Теберде.
Клычевцы, возглавлявшиеся князьями Клычевыми (Кълычраа), платили дань кабардинским князьям Атажукиным. Очевидно, их имел в виду Главани, когда в 1724 г. в составе таланты указывал, наряду с лоовцами, бибердовцами и дударуковцами, каких-то «кимликов», которые состояли всего из 60 семейств. Более определенное упоминание о клычевцах имеем от начала 80-х гг. XVIII в., когда они проживали на р. М. Зеленчук. Очевидно, в 1787 г. клычевцы, вместе с другими тапантовцами, переселились из-за Кубани на Куму. Во всяком случае, в 90-х гг. XVIII в. упоминаются поселение клычевцев на р. Калмурза (правый приток Кубани; впадающий в нее несколько южнее Усть-Джегугы) и такое же поселение на Куме, где в 1794 г. числилось клычевцев 316 мужчин и 249 женщин (по Палласу - около 600 человек, а по данным 1802 г. - 125 семейств). Кумские клычевцы в 1804 г. бежали за Кубань, откуда в 1805 г. в числе 112 семейств опять возвратились на Куму. Но вскоре ими был совершен новый побег на р. Б. Зеленчук, где они известны в 1812-1814 гг. Там они жили до 1834 г., когда принесли присягу на российское подданство, и вскоре переселились на Кубань, где их застало начало 50-х гг. XIX в. В 1865 г. сел. Клычевское уже существовало на том месте, где оно находится и по сей день под названием Псаучья-Дахе. К его собственно клычевскому населению присоединились кабардинцы и представители других племен, которые продолжают совместно проживать в Псаучья-Дахе и в настоящее время.
Кячевцы, по словам Палласа, считались ответвлением клычевцев и вместе с ними состояли в числе данников князей Атажукиных. Во главе их стояли князья Кячевы

- 140 -

(К1ячраа). До 1787 г., как сообщает Рейнеггс, они обитали в верховьях М. Зеленчука, а в 1787 г. были переселены на правый берег Кубани, несколько выше устья Мары. По преданию же, записанному А.Н. Генко, первоначальным местом обитания кячевцев была местность около нынешних селений Кургокинское и Карамурзинское. В 1802 г. кячевцев считалось 160 семейств. В 1804 г. они также бежали за Кубань, а в 1805 г. 88 кячевских семейств снова были возвращены на прежнее место. Но за этим последовал новый побег. В 1831 г. их селение находилось в верхней части бассейна М. Зеленчука. Тогда же, в 30-х гг., часть земель кячевцев была расположена на территории, где позже возник Сентинский монастырь. В начале 60-х гг. маленькое поселение кячевцев находилось на правом берегу Мары в 15 км от ее устья. В 1883 г. в нем оставалось всего лишь два кячевца, так как остальные расселились по другим селениям. Больше всего поселилось кячевцев в селении Туганова, а после его выселения они переселились в сел. Егибоковское (ныне Абазакт).
Джантемировцы, данники кабардинских князей Мисостовых, в 1794 г. в числе 2165 мужчин и 2099 женщин проживали около теперешнего Пятигорска. Вообще же в бассейне верхней Кумы они известны с 1746 г. Название свое они получили от фамилии князей Джантемировых, которые ими управляли. В 1800 г. генерал-лейтенант Кнорринг в своем рапорте Павлу I писал, что у «вод теплых и кислых, около Константиногорска и окружных вод находящихся... жительствуют Жонтемирова роду абазинцы - народ добронравный и послушный»(65). Но в 1804 г. они бежали за Кубань, а через несколько лет вернулись на старые места. В 1823 г. Броневский сообщает: «Жентемировы аулы расположены по Куме и Подкумку малыми усадьбами до самой Кисловодской крепости, числом до 500 дворов»(66). Там они продолжали оставаться до второй половины 60-х гг. Очевидно, теперь джантемировцев следует искать среди абазин, смешавшихся с кабардинцами в Большой Кабарде.
Остается неясным, в состав каких тапантовских племен входили абуковцы, тамбукаевцы и махоковцы. Из них первые получили свое имя от фамилии возглавлявших их амыстаду Абуковых. Селение их известно с 1852 г. В начале 60-х гг. оно находилось у слияния р. Эшкакон с Кумой. Тогда же жители его выселились в кабардинские селения Верхний и Нижний Куркужин. В настоящее время абуковцы смешались с кабардинцами и потеряли свой язык. Селение амыстаду Тамбукаева известно с 1809 г., когда оно находилось на левом берегу Кубани. Второе и последнее упоминание о нем встречается от 1820 г., когда оно находилось также где-то за Кубанью. Сел. Махоковское известно за Кубанью в 1820 г.
Остается сказать о сел. Бабуковском, образовавшемся в русских пределах в XVIII в. из абазин и кабардинцев, добровольно переселившихся из-за Кубани. И. Бентковский неправильно считает, будто сел. Бабуковское образовалось возле г. Георгиевска около 1790 г.(67) Еще в 1774 г. оно находилось на р. Малка, несколько ниже устья р. Кичмалка. Тогда оно уже состояло наполовину из кабардинцев, наполовину из абазин. В 1821 г. Ермолов решил организовать из них постоянный конный отряд численностью в сто сабель, подчиненный командиру Волгского казачьего полка. В августе 1822 г. по приказанию Александра I этот отряд был преобразован в казачью сотню того же полка, жители селения объявлены казаками, а само селение получило название Бабуковской станицы. В 1861 г., после целого ряда ходатайств со стороны бабуковцев и нескольких их вооруженных выступлений, их исключили из казачьего сословия и расселили по другим абазинским и кабардинским селениям. Кроме станицы Бабуковской, в 1851 г. существовало на Кубани сел. Бабуковское, жители которого совершили тогда побег в горы.

- 141 -

В настоящее время в Кабарде проживают многие из потомков различных тапантовских племен, слившихся с кабардинцами (например в сел. Малка).
Группа шкарауа состояла из следующих племен: мысылбай, там, кизилбек, баг, чегрей и баракай.
Племя мысылбай (также: псылбай, мысылбарыпш, басылбай), в русской литературе более известное под именем «башилбаевцев», управлялось двумя княжескими фамилиями: Сидовыми (Сидаа) и Егибоковыми (Гябакъваа). Сидовы причисляли себя к роду абхазских князей, а Егибоковы якобы происходили из кабардинцев. Из их амыста остались известными Камардовы (Къамардраа), Исмаиловы, Тлоховы и Хахандуковы. Первые упоминания о мысылбаях принадлежат Эвлия-Челеби в 1641-м и в 1676 гг., когда они могли выставить, по его словам, 7500 храбрых воинов и обитали уже на Северном Кавказе(68). По сведениям же Главани, в 1724 г. их было около 200 семейств. Тогда они не подчинялись черкесам и имели собственного князя(69). В середине XVIII в. они упомянуты у Пейсонеля под двумя названиями: «племя Бертобай» и «племя Сейди»(70), причем первое из этих названий является опиской (во французском тексте неясно написанное «Beslebai» могло быть прочтено как «BerLebai»), а второе происходит от фамилии князей Сидовых. В 1758 г. мысылбай уже обитали в верховьях Урупа и подчинялись кабардинскому князю Арсланбеку, управлявшему в то время бесленеями. В 60-х гг. XVIII в. из-за убийства чемгуями мысылбаевского князя Ченбары Егибокова, приходившегося родным дядей крымскому хану, они вели войну в союзе с татарами против чемгуев. В 1769 г. царское правительство намеревалось переселить мысылбаев в Кабарду на р. Чорек, но вынуждено было отказаться от этого ввиду противодействия кабардинцев. В 1773 г. Гюльденштедт считал, что мысылбай состояли из 100 семейств. В начале 80-х гг. Рейнеггс указывал их в количестве 600 семейств в верховьях Урупа и 120 семейств («племя Ситте», т.е. Сидовых) на верховьях р. Марух.
В 1787 г., когда кабардинцы переселили тапанту на восток, мысылбай заняли бывшие тапантовские земли. Но при этом не произошло значительной передвижки населения, так как в 1791 г. мысылбай продолжали обитать в верховьях Урупа. В 1793-1794 гг. Паллас уточнял их земли: верховья р. Урупа, реки Кефар и Цих (?) и, частично, реки Большая и Малая Тегени. В 1822 г. сообщалось, что мысылбай ушли «в старые свои жилища к вершинам рек». В том же году русское командование считало, что это племя состоит из 460 семейств; в 1830 г. оно же определяло их численность только в 200 семейств, хотя место обитания мысылбаев в эти годы не менялось. В 1837 г. произошло переселение их с гор на равнину. В то время было известно одно их селение (принадлежавшее Мамат Гирею Сидову) в верховьях Урупа. Общую численность племени в конце 30-х гг. Торнау определял в 2 тысячи. Пребывание мысылбаев на равнине оказалось непродолжительным: в 1842 г. они снова ушли в горы на прежние свои места. В 1850 г. сел. Сидова, находившееся в ту пору в 7 верстах выше укрепления Надеждинского, вместе с другими мысылбаями (которых тогда считали в числе 327 хозяйств, или 2677 человек, а по другим данным - 860 душ мужского пола) переселилось из верховий Урупа на правый берег Б. Зеленчука, но в 1851 г. мысылбаи снова ушли с Б. Зеленчука на реки Фарс и Псефир. В следующем году там существовали мысылбаевские селения Кюсан-Камардув (т.е. Камардова), Токам-Блянау и Егибоковское, причем два последних тогда переселились ближе к Кубани. Нынешнее сел. Абазакт (б. Егибоковское), очевидно, с этого времени и находится на своем месте.
Большая часть мысылбаев в связи с военными обстоятельствами в середине XIX в. передвигалась на запад. Так, в 1858 г. они жили в верховьях Большой и Малой Лабы

- 142 -

(выше нынешних станиц Ахметовской и Андрюковской). В то время они образовывали шесть, а по другому сообщению - четыре селения: Сидова, Худакирова, Исламова (все три на левом берегу Б. Лабы) и Жеткерова (на правом берегу М. Лабы). Численность их в то время составляла около 250-350 дворов. В 1861 г. мысылбаи, не желавшие подчиниться России, переселились в Турцию. Небольшая часть мысылбаев проживает в настоящее время в Абазакте и частично в Инджикчкуне, Псаучья-Дахе, Кувинском, Эльбургане, а также в двух селениях Адыгейской АО - в Ульском и Кош-Хабле. О зависимости мысылбаев от черкесских князей имеются весьма противоречивые свидетельства. Известно лишь, что в начале XVIII в. они были свободны от внешней зависимости и что в середине того же века потеряли эту свободу. Разные авторы называют в качестве владетелей мысылбаевского племени то кабардинских князей (упоминаются то Атажукины, то Мисостовы, то Жанбулатовы), то бесленеевских князей Кононовых и Шолоховых. По словам же С. Броновского (1823 г.), часть мысылбаев вовсе не платила никому дани.
Племя тамовцев впервые упоминается в начале 80-х гг. XVIII в. Им управляли князья Заурумовы (Заурымаа) и амыста Куджевы (Квыджраа). В то же время они платили дань бесленеевским или, как утверждают некоторые источники, кабардинским князьям. Название «там» старики абазины производят от имени какой-то женщины. Заурумовы причисляли себя к роду абхазских князей Марчанаа, а именно к той половине, которые назывались Варданыжвлара(71). Небезынтересно отметить, что среди черкесского племени хатюкаев также была знатная фамилия Заурумовых(72), а игравшие большую роль в истории Кабарды Тамбиевы, возможно, происходили из тамовцев. Предания выводят фамилию Тамбиевых из мдавоев (джикетское, т.е. абазинское, племя на Черноморском побережье), но сам термин «там-бий» означает в переводе «князь тамовский». Тамовцы обитали до 1837 г. в верховьях Б. Лабы, когда были выселены на места несколько ниже по той же реке. В конце 30-х гг. их считали около 550 душ. В 1842 г. они снова ушли на верховья Б. Лабы, выше нынешней станицы Ахметовской. Около 1850 г. их считалось 511 дворов, а по другому подсчету - 270 человек мужского пола. По данным 1858 г., тамовцев было 690 человек или 150 дворов. В это время существовало два (по другим сведениям - три) тамовских селения: Большой Там (Тамдыв) на правом берегу Б. Лабы и Малый Там (Тамтк1вып) на левом берегу той же реки. В 1861 г. они выселились за Главный Кавказский хребет к мдавоям, а оттуда в Турцию. Небольшая же их часть, вместе с кизилбековцами, образовала нынешнее селение Бувинское. Несколько тамовцев поселились в селениях Курговское и Инджикчкун.
Кизилбековцы получили свое название от княжеского рода Кызыловых (Къызылбек1ьраа). Эти князья, по одному преданию, происходили от той ветви абхазских князей Марчанаа, которая называлась Лагажвлараа, а по другому - это потомки бежавшего на Кавказ крымского хануко (царевича) Кызылбека. Среди их амыста известны: Герговы (Гяргяа), Папновы, Каниматовы, Аджбиевы, Маргушевы. Клапрот и Броневский считают кизилбековцев независимым племенем, а Новицкий (конец 20-х гг. XIX в.) относит их к платящим дань бесленеевцам. Первое известие о кизилбековцах относится к 1742 г. Их селения располагались по р. Андрюк (приток М. Лабы). Засс так определяет местоположение племени: «В скалистых горах, примыкающих к правой стороне М. Лабы, на дне глубоких оврагов, поросших густым лесом, таятся аулы кизилбековцев». Засс говорит, что племя это состояло из одного селения нескольких хуторов. По сведениям же 1858 г., было шесть или пять отдельных поселений (Сагат-Гирея, Султана Аканча, Докжея Докшокова, Сарал-ипа Кизилбекова, Самалха).В 1830 г. упоминается кизилбе-

- 143 -

ковское селение «Кумнилало», очевидно Каниматова, которое было расположен 50 верстах от Каладжей. Численность племени определялась разными документами приблизительно: 200 семейств, 100 семейств, 500 душ, 375 семейств и 3 тыс. душ, 220 человек мужского пола, 600 душ и 300 душ. Кизилбековцы в 1861 г. выселились в Турцию. Небольшое число оставшихся тогда на Кавказе кизилбековцев вместе с тамовцами положило начало сел. Старо-Кувинское, а также рассеялось по другим абазинским и черкесским селениям (Ульский, Апсуа, Хабез, Инджикчкун, Псаучья-Дахе, Ходзь).
Племя чегреев («чегърей») в литературе более известно под именем «шахгиреевцев». Их возглавляла фамилия Цикисовых («Цык1исшвраа) и амыста Кубатовы, Шаторовы, Кельмурзиевы. Они платили дань бесленеевским князьям Шолоховым и Кононовым. Чегреи впервые упоминаются в середине XVIII в. Жили они в долине М. Лабы, выше станицы Андрюковской. В 1834 г., в связи с принятием ими присяги на российское подданство, чегреи частично выселились на плоскость (надо думать ниже по М. Лабе). Кажется, потом они снова ушли в горы и в 1851 г. вторично присягнули и выселили с гор. Но в 1858 г. они снова оказались в горах на прежнем месте. Тогда, по словам полк. Лисаневича, они составляли три селения, но более достоверные сведения говорят за то, что селений этих было четыре (Мухаммеда Кубатова, Эфенди Шаторова, Кельмурзиева и Цикисова, или Цекинеева), которые располагались по обоим берегам верховий М. Лабы. Но берега этой реки, по-видимому, не были единственным местом чегрейских поселений. В 1859 г. существовало одно большое селение на р. Ходзь. В 1861 чегреи покинули свои селения и провели зиму 1861/62 г. в районе Главного Кавказского хребта, а весной 1862 г. в подавляющем большинстве выселились в Турцию. Небольшая часть чегреев подчинилась русскому правительству и переселилась на левый берег р. Ходзь, откуда потом перешла на то место, где и теперь расположено их селение Апсуа (б. Чегреи, или Шахгиреевское). По словам стариков - жителей этого селения, они, прежде чем поселиться на нынешнем месте, некоторое время проживали в бассейне р. Ходзь, в местностях Нахуйха (Нахвйх1а). Небольшое число чегреев поселилось в селениях Старо-Кувинское, Ульский, Ходзь и др.
Племя баг (багъ) на Северном Кавказе известно с начала XVIII в. Возглавлялось оно фамилией Багошевых. Кроме того, существовали у баговцев амыста Шуковы, Танашевы и Шамшевы. Баговцы были данниками бесленеевских князей. Обитали до 1862 г. в верховьях р. Ходзь. Племя состояло из одного или двух селений, из которых селение Багушева находилось на левом берегу р. Ходзь и состояло из 60-65 дворов Общая численность баговцев определялась в 205 дворов или 480-600 душ. В 1863 г. баговцы переселились в Турцию, в России оставалось всего лишь 27 человек, поселившихся тогда в селениях Апсуа, Ходзь и Унароковское.
Племя баракаев (быракхъай) управлялось князьями Лаховыми (Лах1раа) и их амыста Гашпоковыми, Куганчуковыми и Анчоковыми. В начале XVIII в. они считались данниками бесленеевских князей, но в начале XIX в. на них же притязали и князья Кабарды. Проживали на р. Губе до 30-х гг., когда переселились на равнину. В 1841 г. снова вернулись на прежние свои места, где и оставались до 1862 г., живя в селениях Бзекезово, в низовьях р. Губе (25 дворов), и двух селениях Барака Дахова в верхнем течении р. Губе (одно в 35, а другое в 40 дворов). В 1862 г. баракаи перенесли свои жилища западнее - в Даховское ущелье, откуда в 1863 г. переселились в Турцию. Общая численность баракаев определялась различно: от 100 до 500 дворов или от 1250 чел. В данном случае правдоподобнее большие цифры. После 1863 г. на Кавказе осталось 460 баракаев, которые расселились по разным черкесским и абазинским селениям. Больше всего их осело в сел. Ульский - 156 человек.

- 144 -

VI. Домашний быт и идеология абазин (XVIII-XIX вв.)

Нынешние селения и дома абазин значительно отличаются от селений и домов, в которых они жили почти до середины XIX в. Паллас рассказывает, что абазинские селения не имели улиц и представляли собой сумму дворов, в беспорядке разбросанных иногда на значительном расстоянии один от другого, но огороженных крепким забором(73). Свидетельство Палласа позже подтвердили Клапрот(74) и Торнау(75). Разбросанность дворов была характерна не только для абазин, но и для абхазов, убыхов и некоторых черкесских племен (абадзехов, шапсугов). Сохранилось описание конца 50-х гг. XIX в. абазинского селения Хаджи-Атажука Абукова. Из этого описания видно, что селение было огорожено плетневым забором высотой более двух метров; забор был непроницаем для чужого глаза и имел бойницы. Вне ограды находилась кунацкая(76). Виденные Палласом абазинские селения состояли из маленьких двориков, но было ли это общим явлением - сказать трудно.
Старый абазинский дом («тыдзы»), построенный из заплетенного между столбами хвороста, обмазанный глиной и крытый соломой, восходит к древнейшему типу жилища, известному на Северном Кавказе с эпохи меди(77). Он не был обширен и состоял из одной или двух комнат. Очаг с плетеным и обмазанным глиной дымоходом, надочажная цепь с котлом, глиняное или деревянное ложе с войлоками или подушками, развешанные по стенам меха, циновки, одежда и оружие, а под самой крышей пучки кукурузы - такова была внутренняя обстановка жилья абазинского крестьянина. К этому надо прибавить, что дом не имел окон, если не считать маленького отверстия в стене, затянутого буйволиным пузырем. Свет проникал через дверь, которую для этого почти всегда оставляли полуоткрытой(78). Современный абазинский дом в три-четыре комнаты с плитой, со стеклянными окнами и крытый черепицей - явление гораздо более позднее. Дома богатых и знатных сильно отличались своим удобством и величиной.
Тревожная жизнь в условиях войны, когда приходилось много раз переселяться с места на место, часто вынуждала абазин совсем не строить дома и жить в наскоро сложенных шалашах. Об этом вспоминают старики-шкаравцы, об этом же свидетельствует ряд сохранившихся письменных памятников. Так, Броневский писал, что абазинские селения состоят из шалашей и плетневых домов»(79). В воинском донесении от 1833 г. сообщается, что жители селений Сидова и Егибокова, уйдя в лес, «построили балаганы».
Средством передвижения служила двухколесная арба со сплошными, без спиц, колесами, в которую впрягали буйволов и быков. Лошадь использовалась только для верховой езды и под вьюк.
В отношении одежды приведем слова Палласа: «...их платье для обоего пола - совершенно черкесское»(80). Один из авторов, видевший мысылбаев в 1861 г., сообщает: «Все их женщины... в разноцветной верхней одежде и в высоких колпаках». Несколько позже другой автор говорит о «высокой кабардинской шапке» и небольших деревянных ходулях, которые он видал на молодой абазинке в сел. Клычевское (ныне Псаучья-Дахе). Он же сообщает, что своих дочерей абазины «чуть ли не с пеленок зашивают в кожаные корсеты»(81). Все это подтверждается фактами недавнего быта. Холодное и огнестрельное оружие служило, как известно, необходимой принадлежностью горского костюма(82). У богатой знати встречались старинные шашки и ружья, изготовленные из дамаскской стали крымскими и генуэзскими мастерами(83). Но любопытно, что еще в начале XIX в. некоторые представители абазинской знати предпочитали огнестрельному оружию лук со стрелами(84).
Не будем специально останавливаться на пище абазин, употреблявшейся в старину, и лишь вспомним отзыв Броневского о мысылбаях, кизилбековцах и баракаях, что они

- 146 -

трезвы и умеренны в пище(85). Крестьянин по своей бедности питался плохо и однообразно. Совсем другим был стол местной знати. Так, кн. Сидов в 30-х гг. угощал своего гостя Торнау огромным количеством блюд. «Их было так много, - говорит Торнау, - что я не успел их пересчитать»(86). До принятия ислама у абазин были распространены первобытные верования и обряды. Эта, как принято называть, «языческая» вера имела много общего с доисламскими религиозными верованиями черкесов и абхазов. Это была вера в магическую силу талисманов и фетишей, в различных духов, поклонение и жертвоприношение деревьям, скалам, божествам - покровителям отдельных фамилий и отраслей хозяйственной деятельности. Так, например, зашивали в черкеску особый талисман, который якобы предохранял от пули. Сохранилось известие от XVIII в., что у баракаевцев употреблялся какой-то талисман с греческой надписью; в 1776 г. один храбрец согласился извлечь при помощи этого талисмана из скалы «заколдованный клад», предварительно выговорив себе от баракаевского общества плату - 250 овец. Доставленный на поверхность «клад» оказался археологическим предметом - две доски со вбитыми в них гвоздями. Баракаевцы, не найдя клада, тем не менее отнеслись к деревяшке как к фетишу(87).
Знахарки мочили каменный амулет в воде и прикладывали к больной части тела в надежде исцеления. До недавнего времени в качестве лечебного средства применяли воду, в которой мочили молитвы из Корана, носимые на шее и здоровыми, и больными; это «лечение» распространилось вместе с исламом. Магическое значение имел обычай завязывания в волосы ребенка комочка земли во время первой стрижки. Выставленные на заборе конские черепа должны были, по представлениям абазин, предохранять двор от всякого рода несчастья. При вводе невесты в дом ее будущего мужа ей мазали губы медом и обсыпали просом, а в толпу бросали плетеные улья меду (позже - конфеты, орехи и пр.). Это делалось для обеспечения новобрачным счастливой и зажиточной жизни. Закрывание лица, а иногда и всего корпуса невесты якобы оберегало ее от «дурного глаза» в ответственнейший момент ее жизни.
По древним представлениям абазин, окружающая природа была населена всевозможными духами, которые то вредили человеку, то могли быть задобрены и в таком случае помогали ему. Ведьмы, ежегодно в определенный день устраивающие веселье на Эльбрусе, страшный «лесной человек» («абнаг1вы») с топором на груди и другие большие и малые чудовища, казалось, подстерегали человека на каждом шагу, насылали на него болезни, неудачи, несчастья и смерть. Упомянутые выше талисманы служили для предохранения от злой силы.
Для умилостивления покойников устраивались разорительные поминки, на которые съезжался народ из многих селений. Вот как Геляховский в 1881 г. описывал поминки у абазин: «Праздник «иску» (в буквальном переводе «тризна») составляет очень приятное развлечение для молодежи. В настоящее время эти праздники реже и проще, чем были десять-пятнадцать лет тому назад... Тризна может быть справлена или тотчас же по погребении покойника, или спустя несколько времени, хотя бы это было даже по истечении года со дня смерти... В назначенный день из различных аулов собираются горцы на лошадях... в один из соседних аулов с тем, где жил покойный; из этого аула... одновременно скачут наперегонки в тот аул, где совершается празднество; в этом последнем ауле состязающихся ожидает огромная толпа народа... При восторженных криках толпы участвующие в скачке влетают... в аул и один за другим направляются... к могиле чествуемого покойника. Здесь одна из аульных красавиц - царица праздника - выдает победителям призы. Победителем считается тот, кто первым прискачет к данному пункту.

- 146 -

Число призов бывает различно. После раздачи призов царице праздника предоставляется ... подарить кому-либо из молодых людей приготовленную для этой надобности вещь... Юноша, получив подарок, может считать его, однако, своей собственностью только тогда, когда завоюет себе на это право... Всем и каждому с того момента, как подарок вручен, предоставляется отнять подаренную вещь... Редко кому удается отбиться и ускакать»(88).
Было время, когда на Кавказе было широко распространено поклонение рощам и отдельным деревьям. Абазины не были исключением. Правда, мы оставляем в стороне описание абазинского моления перед дубом, имеющееся у Клапрота и Броневского; оно есть пересказ соответствующего места в сочинении Палласа, который, однако, зарегистрировал его не у абазин, а у абхазов или же приморских черкесов. Обратимся к рассказам стариков. В селениях Апсуа и Старо-Кувинское передают, что абазины когда они еще не были мусульманами, поклонялись деревьям, скалам и ели свинину. Как сообщил Т. Табулов, в Эльбурганском лесу еще недавно стояло дерево, почитавшееся абазинами «священным». В сел. Инджикчкун рассказывают, что абазины поклонялись деревьям, из которых одно носило название «Цацлыц1ла», т.е. «дерево Цацы». Говорят, что Цаца была дочерью князя. К этому дереву привешивали в качестве жертвы лоскутки от собственной одежды, оружие и пр. Можно думать, что Цаца — имя какой-то забытой абазинской богини. В связи с этим сопоставим слова Сталя, писавшего в 1852 г. о развалинах древней церкви в верховьях Б. Зеленчука: «Жители называют ее Цацум-хара»(89); вторая часть термина, очевидно, должна читаться «амхара», т.е. помещение, предназначенное для невесты. Таким образом, развалины византийского храма считались абазинами амхарой Цацы.
В старину моления происходили и перед другими, кроме деревьев, «священными» объектами. Одним из них была скала с построенной на ней в начале 60-х гг. XVIII в. башней Кайдух (Къайдыха), около сел. Инджикчкун. Много легенд связано с этим местом. Башня эта и окружающая ее местность считались священными и опасными. Никто не решался провести там ночь. Уверяли, что оставленные там на ночь лошади вырывались и убегали. Человеку же всю ночь чудился топот табунов нарта Сосруко, былого хозяина башни Кайдух. Проходившие или проезжавшие мимо путники считали своим долгом принести жертву: они бросали в башню монеты, лоскутки от своей одежды и т.п., в противном случае считали, что их постигнет болезнь. Все находящееся в башне и около нее было под запретом - никто не решался что-либо взять и унести. В подтверждение опасности приводили рассказ, как некто с товарищами, в поисках клада, разрыл пол в башне и после этого инициатор раскопки умер, а остальные тяжело заболели(90).
Еще более почитаемым «священным» местом была могила мифического героя - Инала. Эта могила под названием Инал-куба (Инал къуба) находилась в местах древнего обитания абазин - Псху - и более всего чтилась шкаравцами. Сто лет назад Ногмов писал об Инале: «Он был наименован святым, и впоследствии вошла в употребление поговорка: Дай, боже, Иналов день... Находясь на Дзыбе (Берже поправляет- р. Бзыбь. - Л.Л.) для заключения мира с абхазскими племенами, он... скончался смертью праведника. Тело его похоронено в упомянутой земле, и могила его, известная и до сих пор, носит название Инал-Кубе, т.е. Иналова могила (по-абазински). И теперь народ свято чтит прах Иналов; он запрещает пускать скот вблизи его могилы; убить зверя в ее окрестности считается преступлением»(91). Старики передают, что Инал-куба находилась на одной из скал по Псху; там висела железная цепь с котлом для варки жертвенного мяса. У этой скалы происходили многолюдные общественные моления. Там же принимали различные присяги.

- 147 -

Среди стариков-шкаравцев сохранилась память о некогда существовавшем почитании «ущелья божества Маршаниев» (Маршяницвакъу). Маршани - название княжеского рода у шкаравцев. Таким образом, это свидетельствует о существовании среди абазин родового культа.
Существовала вера в особого хозяина дичи, покровителя охотников. Тапантовцы называли его Швзапщ, а шкаравцы (как и абхазы) Ажвапщ. Всякий убитый на охоте зверь считался посланным от Швзапща. Если он захочет, то охотник непременно возвратится с пустыми руками. Ему молились и приносили жертвы. Во время охоты употреблялся магический охотничий язык, известный шкаравцам под именем «ажвапши-бызх1ва». Так, например, лопаточка для размешивания бысты по-шкаравски называется «амх1аса», на охотничьем языке - «адврукъа». Следует заметить, что абазинский культ Швзапщ-Ажвапщ аналогичен старинному черкесскому культу Мезытха и абхазскому - Ажвешнаа. Была распространена вера в какого-то покровителя земледелия и подателя дождя. А.Н. Генко сообщил, что, как ему передавали абазины, в случае засухи ставили на высокое место блюдо с пищей, после чего одна из старух (позже - одна из девочек) запевала молитву, а присутствующие хором подтягивали. А.Н. Генко удалось записать часть текста этой молитвы. Вот его перевод: «Абгьадзара (3 раза). Дай нам всю провизию. Из имевшейся нами собрано. Первое блюдо - твоя доля, твою долю мы поставили».
Существовала вера в покровителя кузнецов, мифического хозяина кузницы. К сожалению, имени его не удалось установить. У черкесов он называется Тлепш, у абхазов - Шашв. Некоторые тапантовцы именуют его «фагъамбар», но это есть несколько переиначенный персидский термин «пророк» и, как таковой, в абазинскую среду мог проникнуть лишь вместе с исламом. Кузница считалась священным местом - в ней нельзя было ругаться, заниматься шалостями и т.д. Женщины, у которых умирали дети, отправлялись в кузницу для совершения молитвы об укреплении здоровья детей, оставшихся живыми.
В случае ранения или перелома кости у постели больного устраивались шумные гуляния с песнями и танцами. Такие гуляния называются «дадрышц» или «ч1апшара» (последнее от черкесского слова «ч1апщ» - с тем же значением). Всякий входивший к больному должен был переступить через лежащий у порога железный предмет (топор, наковальню, молоток, подкову и пр.), так как железо будто бы предохраняет от «дурного глаза». Внутри комнаты, где находился больной, жидким навозом обводилась вдоль стен черта, которая якобы препятствовала проникновению к больному злой силы. Около его постели ставили сосуд с водой, в который помещали предмет, нанесший ранение (например кинжал). Вокруг раны обводили круги яйцом, после чего его также клали в сосуд с водой. Яйцо считалось воплощением жизненной силы. Присутствовавшие на дадрыпще своим шумом не давали больному уснуть, так как сон считался состоянием, близким к смерти. Они устраивали игры и пели песни, в которых упоминалась кузница и содержалась просьба к духу кузнечного ремесла, чтобы он сковал израненные члены больного.
Переселившись на Северный Кавказ, абазины вошли в соприкосновение с ногайцами. Влияние, испытанное абазинской культурой со стороны ногайцев и других тюрко¬татарских народов, было весьма значительным. Оно обнаруживается в языке, в названии тапанты и кизилбековцев, в адатах, в летосчислении при помощи двенадиатилетних звериных циклов. Ислам суннитского толка проник к абазинам также от ногайцев и крымских татар. Проникновение ислама, очевидно, происходило постепенно. Первыми воспринимала знать, а потом и остальной народ. Мы не знаем точно, когда внедрилась эта религия в абазинский быт, но, очевидно, это могло произойти в течение XVII и XVIII вв.

- 148 -

Автор второй половины XVII в. Хусейн Гезар-Фенн писал, что, за исключением черкесского племени жанов, обитавших вблизи Тамани, все остальные закубанские горцы до самой Кабарды - язычники(92). Эвлия-Челеби, говоря о бибердовцах, указывает, что они «не являются правоверными», т.е. они не мусульмане(93).
За Кубанью в течение XVII—XVIII вв. крымские татары проводили активную пропаганду ислама. В результате этой пропаганды уже к началу XVIII в. тапантовцы оказались мусульманами. Шкаравцы же восприняли новую веру гораздо позже. Паллас, говоря вообще об абазинах, указывает, что они «были христианами (? - Л.Л.), а теперь их знать исповедует мухаммеданскую религию»(94). Несколько раньше, в начале 80-х гг. XVIII в., Рейнеггс писал о тамовцах, чегреях и баракаях: «Они не исповедуют мухаммеданское учение и являются врагами всех его приверженцев. Они даже едят свинину и перегоняют многочисленные стада свиней среди народов, для которых эти животные ужасны. Они также ведут большую торговлю свиными кожами и щетиной и имеют достаточный доход. Мухаммеданские татары (Рейнеггс всех горцев именует «татарами». - Л Л.) одно время прилагали все усилия к обращению этих язычников, для чего напрасно употребляли уговоры и даже насилие; однако они (абазины указанных племен. - Л.Л.) всякий раз отделывались, и с этого времени у них взаимная ненависть так велика, что они редко встречаются без кровопролития»(95).
Клапрот в 1807-1808 гг. отметил дальнейшее распространение ислама среди абазин. Он уже называет баракаев мусульманами: «Они недавно впервые приняли ислам и теперь еще некоторые из них едят свинину»(96). Броневский, повторяя то же самое, прибавляет, что «абазинцы шестиродные (тапанта. - Л.Л.)... тверже в магометанском законе, нежели прочие колена»(97); в другом месте: «Они довольно тверды в магометанском законе, отправляют пять молитв и держат у себя мулл»(98). Данилевский в 1846 г. писал, что «абазинцы шестиродные (алтыкезек) исповедуют магометанский закон, о коем не имеют точного понятия, не зная грамоты и примешивая к тому остатки христианства с древними языческими суевериями»(99). В воинских донесениях 1837 г. упоминается мечеть в селении Лоовых на р. Карданах(100). Автор статьи «Горские племена, живущие за Кубанью», в 1850 г. писал о тамовском племени, что, кроме князей Заурумовых, «прочие жители Тама дурно исполняют и наружные обряды, предписанные кораном». О чегреях говорится так: «Едва ли преданы корану, хотя некоторые из дворян исполняют обряды, предписываемые Магометом». «Баговцы без положительных религиозных понятий». «Часть жителей в Баракае исповедует магометанскую веру»(101). Возможно, что приведенные слова несколько преувеличивают вес доисламских верований среди шкаравцев, но все же не подлежит сомнению, что шкаравцы окончательно превратились в мусульман лишь в 50-х гг., когда дорогу исламу насилием прокладывал наиб (наместник) Шамиля за Кубанью - Мухаммед-Амин. Недаром о нем до сих пор рассказывают старики селений Апсуа и Старо-Кувинское как о безжалостном искоренителе древних абазинских обрядов. В течение многих веков почти единственным видом народного изобразительного искусства абазин была орнаментировка частей костюма (женские бешметы и шапки, мужская и женская обувь), кисетов, сумочек для женских безделушек, седел, оружия. Характер абазинского орнамента не отличался от соседних черкесских. От периода, когда уже внедрился ислам, остались многочисленные надгробные памятники с художественно выполненным растительным орнаментом, в большинстве случаев воспроизводящим мусульманские мотивы прикладного изобразительного искусства. Гораздо большее развитие получили искусства - музыка, танцы, различные сказки, сказания, шекдоты и поговорки. Старинными музыкальными инструментами являлись: род

- 149 -

балалайки («мыч1къвабыз»), двухструнная скрипка («ъапепшина»), инструмент врод арфы («анду»), дудка из ружейного ствола («хъыжхъыж») и деревянные трещотки («пхач1ытл»). Танец по праву может быть назван наиболее любимым и развитым видом народного искусства абазин. Сказания и сказки о животных, богатырях (нартах), героях, анекдоты о ходже Насрэддине и другие весьма богаты и разнообразны. В народном поэтическом творчестве видную роль играют сказания о нарте Сосруке (Сосрыкъв) мифическом строителе башни Кайдух, и его светлорукой красавице-жене.
В настоящее время не существует абазинских песен. Все они исполняются на кабардинском языке. Отсутствие абазинских песен - явление далеко не последних лет. Так, Савинов еще в 1850 г. писал, что абазины «много заимствовали и заимствуют от кабардинцев. Они даже не имеют своей песни... Песни в Абазии (среди абазин - Л.Л.) все кабардинские»(102). По словам С. Басария, «кумско-лоовские абазины считают, что у них вообще своих песен никогда не было, в этом они сильно убеждены»(103). Но такое мнение неверно. Самому же Басария удалось записать и опубликовать отрывок старинной песни о «сыне Багаркана Шахамгири». Автору этих строк в сел. Псыж передавали содержание забытой абазинской песни о красавице Сабакине. В ней рассказывалось, как простая девушка Сабакина отвергла предложение любви кн. Лоова, как потом кн. Дударуков сделал ее своей наложницей. Песня эта была сложена в конце прошлого века сыном этой красавицы. Таким образом, еще сравнительно недавно абазинские песни не только распевались в народе, но и слагались. А.Н. Генко передавали, что около 30 лет назад на гулянье у постели больного слышали культовую абазинскую песню о божестве кузнечного ремесла. Перевод отрывка другой культовой песни, исполнявшейся во время засухи и также записанной А.Н. Генко, приводился уже выше.
Фольклорная экспедиция Черкесского научно-исследовательского института, работавшая в 1940 г., зарегистрировала в сел. Эльбурган еще три песни. Таким образом, нам известно о существовании в недавнее время всего лишь нескольких абазинских песен. Но естественно допустить, что в более отдаленные времена их было так же много, как и у соседних народов.

VII. Абазины во второй половине XIX-начале ХХ вв.

Общая численность абазин, оставшихся в Кубанской области после Кавказской войны, определяется, по данным 1883 г., в 9921 чел., составлявших 1408 семейств.
По отдельным племенам эта цифра распределяется следующим образом(104):
Человек Семейств
Тапанта 5872 818
В том числе:
Дударуковцы 1334 208
Лоовцы 963 149
Клычевцы 121 18
Кячевцы 61 9
Бибердовцы 58 7
Джантемировцы 47 8
без указания 3288 429
Шкарауа 3869 508
В том числе:
Мдавеи 876 132
Чегреи 824 106

- 150 -

Кизилбековцы 729 123
Тамовцы 472 69
Мысылбаи 481 73
Баракаи 460 73
Баговцы 27 5

Из этих цифр видно, что после событий начала 60-х гг. численность абазин на Кавказе резко снизилась. Абазины были расселены в нескольких укрупненных селениях. Неизбежным следствием такого расселения явилось смешение племен, что в корне подорвало племенную организацию прежних лет. Так, в сел. Клычевское оказались представители двенадцати племен, в сел. Лоовско-Зеленчукское - одиннадцати, в сел. Егибоковское - десяти, в сел. Лоовско-Кумское - девяти и т.д. Многие из абазин были расселены по черкесским, кабардинским и ногайским селениям. Так, в сел. Ульский было 790 абазин, Кошхабль 235, Атажукинское 119, Мара 81, Пшизовское 80, Кургоковское 77, Урупское 72, Хумара 67, Мансуровское 39 и т.д.(105) Сами абазинские селения оказались разбросанными вперемежку с кабардинскими, бесленеевскими и ногайскими. Всю эту разноплеменную массу горских и степных народов охватило кольцо казачьих станиц.
До сих пор в некоторых абазинских селениях сохранились особые названия для отдельных кварталов. В большинстве случаев за этими названиями скрываются остатки прежних селений, существовавших до 60-х гг. XIX в. в разных местах Закубанья, а потом составивших смешанные укрупненные селения на Кубани и на Б. и М. Зеленчуке. Так, сел. Эльбурган состоит из двух частей: Джандар-х1абль и Макяр-х1абль; сел. Иджикчкун из Джиджв-х1абль, Къвыш1-х1абль, Щыкъва-х1абль (эти три части имеют, кроме того, общую, позже возникшую кличку Табахъ-аул), Къамард-х1абль и Джыгватан-х1абль; в сел. Псыж также имеются Джыджв-х1абль и Къвыш1-х1абль; в сел. Красно-Восточное одна из частей его именуется Трам-кт. Среди этих названий не трудно узнать фамилии амыстаду Джандаровых, Макяровых, Джиджевых, Камардовых и Трамовых, по именам которых в старину назывались отдельные селения («кыт» или «х1абля»).
Происшедшая передвижка населения вызвала необходимость соответствующих мер по его землеустройству. В 1861г. абазины и другие горцы Кубанской области «относительно права на получение земельного надела» были разделены на три категории. Лица первой и второй категорий (князья, амыстаду и офицеры из других сословий) превратились в крупных помещиков и преданных царю слуг. Им отдавали большие участки земли в частную собственность. Лицам же третьей категории («людям простого происхождения, составляющим свободный класс населения», т.е. акавы и тльфакошао) было решено предоставить землю нераздельными участками в общинное пользование отдельных селений. Первая категория получила землю в течение 1862-1863 гг. Позже эти «категористы», как их стали называть, получили дополнительные прирезки к своим имениям. Так, например, в 1867 г. главнокомандующий Кавказской армией великий князь Михаил Михайлович приказал увеличить земельный участок «абазинскому узденю (т.е. амыста. - Л.Л.) прапорщику Асламбеку Каблахову»(106).
Несмотря на то что в результате выселения кавказских горцев за пределы России сказалось много свободных земель, царское правительство не намеревалось обеспечивать достаточными наделами абазинское и черкесское крестьянство. В одном официальном документе по этому поводу говорилось: «Для горцев (имеются в виду только горцы-крестьяне - Л.Л.) большой поземельный надел положительно будет вреден. Изобилие земли даст им возможность пренебрегать ее возделыванием и заниматься усиленным

- 151 -

скотоводством. Этот промысел, когда он берет перевес над земледелием, приучает жителей к праздности, а отсюда развивается и поддерживается в них страсть к хищничеству. Напротив, ограниченность поземельных угодий заставит горцев заняться обработкой своих земель, а с тем вместе они должны будут отказаться и от своей страсти к наездничеству, которая возможна только при изобилии табунов».
В 1862 г. царь утвердил норму душевого надела для кубанских горцев в размере 5 1/2 десятин. Рабы и крепостные земли не получали. Количество свободных земель на Кубани в действительности оказалось гораздо больше, чем это предполагали. Поэтому в 1865 г. было предписано наделить землей в общинное владение не только лично свободных крестьян, но и крепостных. Размеры наделов также были повышены до 12 десятин, а для селений по М. Зеленчуку - до 14 десятин на душу мужского пола. На основании этого предписания в 1865-1866 гг. была произведена хозяйственная съемка земель, а в дальнейшем - нарезка их отдельным селениям. В сентябре 1864 г. работала специальная посредническая комиссия для определения прав кабардинцев и абазин на пограничные земли. В качестве представителей абазин в ней заседали полковник Мухаммед-Гирей Лоов и прапорщик Шеремет.
С 1 января 1866 г. абазины и другие соседние с ними горцы были обложены подворной податью в размере 3 рублей. Введенная тогда же поземельная подать с частновладельческих земель собиралась на территории Зеленчукского округа Кубанской области с 23 тыс. десятин(107).
Крестьянская реформа была проведена среди абазин лишь в 1867 г. Некоторые из феодалов в предвидении этой реформы переселялись с подданными в места, на которые, по их предположению, реформа не распространится. Так, тапантовские амыстаду Абуковы своих подвластных, проживавших в начале 60-х гг. возле станицы Незлобной, переселили в Большую Кабарду(108). Сама крестьянская реформа среди абазин вылилась в санкционированное царским правительством сплошное ограбление - крепостниками и рабовладельцами «освобождаемых». Последние «освобождались» от значительной части своего личного движимого и недвижимого имущества. В особенно тяжелом положении оказались рабы, которые после «освобождения» обязаны были отрабатывать бывшим владельцам в течение ряда лет.
Со времени реформы для абазин наступила эпоха внедрения капиталистических отношений. Но они не успели стать господствующими в жизни абазин. Товарное производство, существовавшее в животноводстве и в малоразвитом ремесле, не может служить доказательством господства у абазин капиталистических отношений. Известно, что товарное производство старше капитализма и даже феодализма. У абазин отсутствовал главный признак капиталистического производства - разделение населения на владельцев средств производства и наемных рабочих. Абазины к Великой Октябрьской социалистической революции чувствовали на себе лишь некоторые элементы капитализма, но в целом миновали капиталистическую стадию развития. Проникшие в экономику абазин капиталистические элементы сочетались с сильными пережитками феодализма и дофеодальных отношений.
Постепенно рос обмен и изживались остатки натурального хозяйства. Ежегодные ярмарки, устраивавшиеся в станице Баталпашинской 23 апреля и 1 сентября, все больше втягивали абазинское население в широкий обмен. Сама станица Баталпашинская становилась экономическим центром абазинского и той части черкесского и ногайского населения, которая осталась в пределах нынешней Черкесии(109). Не меньшее значение для кумских абазин приобретал г. Кисловодск. Скупщики скота, шерсти и пр., коробей-

- 152 -

ники с красным товаром все чаще появлялись на сельских улицах. Многие из них открывали лавки в абазинских селениях.
Под влиянием новых условий менялось экономическое лицо района. Табунное коневодство становилось преимущественным занятием обеспеченных землей князей-«категористов» и подымавшегося кулачества. Основная земледельческая культура прошлых лет - просо - вытеснялась кукурузой. Получил распространение картофель. Некоторые из богатеев стали заводить при доме фруктовые сады. Расширилось изготовление для продажи бурок, полстей, башлыков, шуб, седел, ремней. Домашние промыслы приобрели товарный характер. В хозяйственной технике абазин капитализм не сделал переворота, до утверждения советской власти в основном остававшейся примитивной. Прогресс сказался в замене лишь некоторых допотопных орудий труда новыми. Так, например, старинная обоюдоострая коса сменилась русской; то же произошло с серпом и некоторыми другими мелкими орудиями. Железный плуг, косилки, веялки, конные грабли были характерны лишь для кулацких хозяйств. Широкое внедрение машинной техники в соседних казачьих станицах не нашло своего отражения в абазинских селениях. Первобытные ручные мельницы, обмолот при помощи гоняемых по кругу быков и прочие отсталые формы продолжали быть заурядным явлением в хозяйстве. Правда, зажиточные нанимали в соседних казачьих станицах молотилки и сами приобретали некоторые менее сложные машины, но это не касалось основной массы населения.
В связи с ростом обмена и увеличением общения с казачьим населением изменялась внешняя сторона домашнего быта. Дома из двухкамерных превращались в трехкамерные, стала применяться побелка стен, под крышей появился ранее отсутствовавший потолок. Представители знати, подражая богатым казакам, ставили в доме плиту, отчего старинный очаг, ранее находившийся у внутренней стенки, т.е. той, которая разделяла обе половины дома, переносился к внешней, выходящей на двор стене; это делалось потому, что в связи с появлением печного отопления очаг стал служить только для приготовления пищи. Старинная маленькая арба заменялась большой четырехколесной, как у казаков. Изменялось убранство дома, куда стала проникать городская мебель(110). Домотканное сукно для одежды все более заменялось покупными тканями.
В послереформенный период абазинские князья и амыста оставались наиболее богатым слоем населения. Царское правительство делало все возможное, чтобы сохранить привилегии старой феодальной знати. Оно наделило ее представителей большими земельными участками. В 1913 г. на территории нынешней Черкесии крупные богатеи владели 41 % земли, в то время как 64 % населения оставались беспосевными или малопосевными. Со времени реформы земля, которой пользовались абазины, была разделена на частновладельческую и общинную. Общинной землей пользовалось крестьянство, прибегая к периодическим переделам пашен и сенокосов, через каждые 3-5 лет пастбища находились в совместном пользовании, но отдельные фамилии делали попытки захватить и установить исключительные права на лучшие пастбищные места. На этой почве возникали всевозможные споры. Частновладельческие земли являлись источником эксплуатации крестьянства. Князья, амыста и подымавшееся кулачество на кабальных условиях сдавали отдельные участки в аренду, а также обрабатывали свою землю с помощью батраков, получавших за это ничтожную плату. Широкое распространение имели разные виды докапиталистической эксплуатации. Князья и амыста после реформы оказались не только крупными землевладельцами, но и самыми богатыми скотовладельцами. Всего по Черкесии в 1913 г. в руках крупных богачей находилось 53 % скота. Отары овец и табуны лошадей Дударуковых, Лоовых, Макяровых и других

- 153 -

были широко известны. Перед первой мировой войной в Кабарде вырос крупный конский завод абазинского амыстаду Лафишева, насчитывавший 3 тыс. голов(111).
Царское правительство не только сохранило экономические преимущества феодальной знати, но и оставило за ней административные функции. Достаточно сказать, что до Октябрьской революции сельскими старшинами почти везде были князья или амыстаду. Это давало князьям возможность держать крестьян в своих руках. Неудивительно, что до самой революции среди абазин существовали обычаи, в силу которых большинство крестьян, приходя по делам к князю, не смели проходить в дом далее порога.
Один из абазинских амыста (Мухаммед Фужев) в 1880 г. писал, что князья Лоовы и их амыста «своим влиянием всегда удерживали простой народ от каких бы то ни было проступков». Говоря это, амыста имел в виду жителей сел. Лоовско-Кубанское, «управляемых энергичным князем Догужей Лоовым». Эти жители, по его мнению, «многим отличаются от своих единоплеменников как в нравственном, так и в культурном отношении, почему это общество можно назвать образцовым». Иллюстрацией верноподданнических чувств абазинской знати может служить торжественный курман (жертвоприношение), устроенный старшиной сел. Лоовско-Кубанское, помянутым князем Догужей Лоовым, в честь «чудесного спасения» императора Александра III во время крушения поезда 17 октября 1888 г. На торжестве присутствовал атаман Баталпашинского отдела(112).
В процессе проникновения капитализма сами абазинские крестьяне перестали быть единым классом. Одни их них превращались в кулаков, другие — в батраков. Крестьяне среднего достатка расслаивались на кулаков, бедняков и батраков. В этом отношении предреволюционная история абазин не отличалась от истории того же периода остальных народов царской России. Кулаки-ростовщики ссужали бедноте деньги, скот, зерно, инвентарь, за которые должники обязаны были выплачивать высокие проценты или идти на невыгодные для себя отработки. Кулаки умело использовали старинный обычай трудовой взаимопомощи, превратив его в средство эксплуатации окрестного населения. Крестьянину, имевшему мало скота, было невыгодно отрываться от дома и на целое лето уходить на горные пастбища. Поэтому такой крестьянин шел к кулаку и просил принять своих овец в его стадо. Кулак соглашался на условиях, которые назывались «ортак» («ортахъ»). Это значило, что по окончании пастбищного сезона весь принятый скот, вместе с оказавшимся приплодом, делился пополам между хозяином скота и лицом, принявшим этот скот в свое стадо. Ортак - чрезвычайно кабальная система эксплуатации, существовавшая у абазин до Великой Октябрьской социалистической революции. Ортак вообще явление довольно старое, он существовал задолго до капитализма, но получил развитие лишь в капиталистических условиях, когда его широко использовало кулачество.
Абазинский крестьянин был бесправен не только в силу экономической зависимости от князей, амыста, торговцев и кулаков. Над ним тяготел полицейский режим, установленный царским правительством. Следует помнить, что до 1917 г. территорией нынешней Черкесской обл. управляли военные власти в лице пристава, атамана Баталпашинского отдела и т.д.
Классовая борьба абазинских трудящихся выражалась в многочисленных земельных и прочих имущественных спорах и нередко принимала форму вооруженных нападений на кулаков, «категористов», торговцев и представителей власти. Отсутствие у абазин промышленного пролетариата и неразвитость классового самосознания абазинской бедноты мешали созданию организованного революционного движения абазинских трудящихся масс до 1917 г.

- 154 -

Культурный уровень абазинского народа до Великой Октябрьской социалистической революции был очень низок. Своей письменности не было, не было даже попытки ее создания. В 1879 г. впервые в сел. Бибердовское открыли одноклассное училище; к 1899 г. их стало пять (бибердовское, клычевское, кувинское, лоовско-зеленчукское и лоовско-кубанское). Однако эти одноклассные училища не могли, конечно, удовлетворить потребности абазин в образовании. Князья и муллы считались самыми грамотными людьми. В народе процветали суеверия и варварские обычаи умыкания невест, калым, многоженство и кровная месть.
Местные князья не только поддерживали эти обычаи в народе, но и сами следовали им, чтобы создать иллюзию единства князей и крестьянства, а также и потому, что сами князья зачастую имели очень невысокий культурный уровень. Перелистывая дореволюционные кубанские газеты, мы не найдем заметок о школах или других культурно-просветительных учреждениях среди абазин. Но зато в отделе происшествий сплошь и рядом читаем: «В ауле Лоовско-Кубанском жители этого аула... при ссоре нанесли один другому кинжалом раны», в результате чего один из пострадавших скончался(113); «В ауле Клычевском, при ссоре, запасной унтер-офицер нанес выстрелом из ружья рану горцу»(114).
Экономическая и культурная отсталость и бесправие были уделом абазин в царской России. Ни о каком развитии национальной культуры не могло быть и речи.
Однако присоединение нерусских народов к России, помимо воли царского правительства, являлось приобщением ранее отсталых народов к передовой русской культуре и вообще оказало положительное влияние на их дальнейшие судьбы. Абазины получили возможность мирного и безопасного существования, освобождение от унизительной зависимости, которую им некогда навязали кабардинские князья, возможность хозяйственного прогресса на основе включения во всероссийский рынок, более быстрых темпов социального и культурного развития. В дальнейшем абазинский народ вместе с другими народами России принял активное участие в борьбе за победу Великой Октябрьской социалистической революции, которая покончила с властью помещиков и капиталистов, разбила цепи национально-колониального гнета и впервые в истории подняла угнетенные народы до положения народов действительно свободных и действительно равных.

VIII. Борьба за Советскую власть в Черкесии и социально-экономический и культурный прогресс абазин при Советской власти

Абазинский народ в процессе борьбы за построение социализма прошел сложный путь.
3 апреля 1917 г., сразу после Февральской революции, абазинские, черкесские и ногайские князья, кулаки и духовенство созвали в станице Баталпашинской съезд уполномоченных местного мусульманского населения, который признал Временное правительство. 2 февраля 1918г. атаманом Баталпашинского отдела был созван съезд представителей населения, который, по мысли организовавшей его буржуазии, должен был сплотить контрреволюционные силы отдела. Но по предложению большевика тов. Макеева делегаты объявили себя съездом Советов и приняли резолюцию недоверия атаману. Баталпашинское офицерство пыталось взорвать здание, где происходило заседание съезда; когда эта попытка провалилась, оно совершило ночью вооруженное нападение на гостиницу, где спали делегаты, и т. Макеев был смертельно ранен. Но белый террор не смог остановить развитие социалистической революции в Черкесии. Съезд Советов перенес свои заседания в станицу Отрадная и назначил уполномоченных для организации советской власти в селениях и станицах. Организованные большевистской партией красногвардейские отряды сломили сопротивление местной буржуазии, и в марте 1918 г. Черкесия стала советской.

- 155 -

Но контрреволюция не дремала. Казачье офицерство, горские князья и кулаки всех национальностей организовались для наступления. Пользуясь темнотой абазинского крестьянства, духовенство распускало слухи о желании большевиков уничтожить религию, уничтожить самих горцев и забрать их земли. В казачьих станицах вспыхивали кулацкие восстания. Банды Шкуро наступали на станицу Баталпашинская. Красная Армия в августе 1918г. вынуждена была отступить к Астрахани. Во время ее отступления контрреволюционные элементы селений Апсуа и Кувинское спровоцировали столкновение, но Красная Армия нанесла им поражение. Деникинские банды в августе 1918г. захватили Черкесию и установили в ней режим террора. Абазинские князья (Егибоков и др.) вместе с черкесскими князьями организовали белогвардейский полк, во главе которого стал генерал Султан-Клыч-Гирей. В составе полка были созданы две абазинские сотни под названием «Тапанта»и «Басхяг». Но абазинские, как и черкесские, крестьяне не желали бороться за интересы своих эксплуататоров. Под Кисловодском и в других местах действовали абазинские партизаны, которые разрушали деникинский тыл и этим способствовали наступлению регулярных частей Красной Армии в 1920 г.
В марте 1920 г. в Черкесии окончательно установилась советская власть(115).
Укрывшиеся в горах офицеры, представители знати и кулачества долго еще создавали «бело-зеленые» банды, терроризировавшие население. Так, в Черкесии орудовала шайка Джантемирова, крупного землевладельца из абазин, а в верховьях Кубани - шайка абазинских бандитов во главе с Бязыровым и М. Шоу. Все они имели связь с карачаевским князем Крымшамхаловым, генералом Султан-Клыч-Гиреем и полковником Хвостиковым, пытавшимися свергнуть Советскую власть. Бандиты хозяйничали в Лоовско-Кубанском и Лоовско-Зеленчукском, занимались грабежом населения, убивали советских работников. В Кумско-Лоовском ими был убит председатель Мало-Карачаевского райревкома. В 1921 г. регулярные части Красной Армии с помощью вооруженных отрядов из населения ликвидировали эти банды(116). Наступил мирный период социалистического строительства.
20 января 1921 г. постановлением ВЦИК была создана Горская республика, в состав которой из абазинских селений вошло Кумско-Лоовское (ныне Красно-Восточное). В 1922 г. из Горской республики выделился Карачай. Он был объединен с черкесскими, ногайскими и абазинскими селениями, входившими до этого в Кубано-Черноморскую область, и этим было положено существование Карачаево-Черкесской автономной области с центром в г. Баталпашинске. Таким образом, с 1922 г. все абазины получили автономию вместе с другими горцами. В целях лучшего обслуживания хозяйственных и культурных интересов отдельных национальностей в 1926 г. произошло разделение на Карачаевскую автономную область и Черкесский автономный округ, который в 1928 г. был преобразован в автономную область.
В середине 20-х гг. абазинские населенные пункты вместо прежних своих названий, происходивших в большинстве от княжеских фамилий, получили новые. Так, бывшее сел. Шахгиреевское стало Апсуа (т.е. «абхазы»), Егибоковское - Абазакт (т.е. «абазинское селение»), Клычевское-Псаучья-Дахе («красивая жизнь», на черкесском языке), Дударуковское — Псыж («Кубань», на черкесском языке), Бибердовское - Эльбурган (название местности), Лоовско-Зеленчукское - Инджикчкун («Малый Зеленчук»), Лоовско-Кубанское - Кубина («Кубань»), Лоовско-Кумское-Красно-Восточное. Многие крупные населенные пункты для освоения бывших частновладельческих земель в 1928 г. отпочковали от себя дочерние населенные пункты. Так, из сел. Кувинское выделилось сел. Ново-Кувинское, из сел. Инджикчкуна - сел. Мало-Абазинское, из сел. Эльбурган -

- 156 -

селения Тапанта и Абаза-Хабль, из сел. Кубина- Карапаго, из сел. Красно-Восточное - сел. Койдан.
Со времени утверждения Советской власти в абазинских селениях произошли такие большие изменения в хозяйстве, культуре и быте, каких не знал народ в течение всей своей предыдущей истории. Великая Октябрьская социалистическая революция и последовавшая за ней коллективизация сельского хозяйства уничтожили как капиталистическую форму эксплуатации, так и существовавшие до сих пор пережитки феодализма. Бывшими частновладельческими землями теперь владеют колхозы. Вместо отсталой, допотопной техники на абазинских полях работают сложные сельскохозяйственные машины. Возникла в Черкесии отсутствовавшая ранее промышленность. Огромны достижения в области культуры.
Социалистическое строительство среди абазин протекало в условиях упорной классовой борьбы. После Гражданской войны эта борьба приняла особенно острые формы в годы коллективизации и ликвидации кулачества как класса. Бандитизм был ликвидирован при широкой непосредственной помощи бедняцко-середняцкой массы абазинского населения.
После завершения сплошной коллективизации в Черкесии абазинские колхозы из года в год расширяли свою посевную площадь, увеличивали урожайность своих полей и осваивали новые сельскохозяйственные культуры. Лишь в годы Советской власти широко внедрились огородные культуры. Увеличилась продуктивность мясо-молочного скотоводства, улучшились породы скота.
До революции вся промышленность нынешней Черкесии ограничивалась тремя мелкими предприятиями (лесопильный, кожевенный и черепичный заводы) в станице Баталпашинской. При Советской власти в Черкесии уже к началу первой пятилетки действовали кирпично-черепичный завод, лесопильный завод и шерстопрядильная фабрика. За годы первой пятилетки вступили в строй заводы «Сульфат», Маслопром, Мельтрест, шерстопрядильная фабрика и типография и др. Число рабочих абазин, занятых на этих и других предприятиях, начиная с 1931 г. непрерывно растет. В течение второй пятилетки вступили в строй мясокомбинат, хлебокомбинат, заводы «Весоремонт» и «Бродпром».
В 1927 г. открыто регулярное сообщение на первой в Черкесии железнодорожной линии: Черкесск - Невинномысск, которая связала абазинскую территорию с основной железнодорожной магистралью Северного Кавказа. Вероломное нападение фашистской Германии на Советский Союз в 1941 г. приостановило работы по проведению железной дороги от г. Черкесск вверх по Кубани.
До революции абазинской письменности не существовало. В 1932 г. в была создана на латинской графической основе. В 1934 г. на страницах местной черкесской газеты стали появляться первые заметки на абазинском языке. В 1938 г. вышел первый номер абазинской газеты «Черкес къапщ» (Красная Черкесия). В 1939 г. абазинская письменность была переведена на русскую графическую основу, что облегчило усвоение учащейся молодежью, помимо родного, также и русского языка. В 1920 г. на территории Черкесии было только 2,5 % грамотных. Среди женщин этот процент был еще ниже; в 1920 г. в сел. Абазакт вообще не было ни одной грамотной женщины. Перед Великой Отечественной войной на территории Черкесии было уже 12 школ (шесть начальных, пять неполных средних и одна средняя), в которых до 5-го класса преподавание велось на родном языке. Многие из абазин обучались в Черкесском учительском институте и в других вузах, техникумах и ремесленных училищах нашей страны. В 1940 г. в учебных

- 157 -

заведениях Черкесской автономной области обучалось 2347 человек абазинской молодежи. К этому времени Черкесия была уже областью со сплошной грамотностью населения.
Родилась не существовавшая до революции абазинская интеллигенция. Среди учителей Черкесии еще в 1940 г. было 75 абазин, в 1953 г. их стало 109. Взять к примеру сел. Псыж. Раньше его население было неграмотно (исключение составляли князья Дударуковы и два-три кулака). К 1940 г. селение вырастило 19 трактористов и комбайнеров, четырех счетных работников, 12 руководителей колхозов, животноводов и агротехников, двух ветеринарных работников, 18 учителей, четырех командиров Красной Армии. В сел. Красно-Восточное до Великой Октябрьской революции было три мечети и ни одной школы. К 1939 г. в нем были построены неполная средняя и две начальные школы, клуб, изба-читальня, библиотека, больница, родильный дом, электростанция и большой магазин. Одних только учителей в селении насчитывалось 23, большинство из них - из среды местных колхозников(117). Такая же картина наблюдалась и в остальных абазинских селениях.
Абазинский народ в содружестве с русским и другими народами Советского Союза, под руководством Коммунистической партии и советского правительства коренным образом преобразился. Уйдя далеко вперед в своем хозяйственном и культурном прогрессе, он уверенно смотрит в будущее и активно участвует в строительстве коммунизма.
Война, навязанная наглым врагом, временно прервала мирную стройку. С первых же дней войны абазины, вместе со всеми народами Советского Союза, по призыву партии и советского правительства, встали на защиту социалистической Родины.
Ценой больших потерь 11 августа 1942 г. гитлеровской армии удалось вторгнуться в Черкесскую автономную область. За пять месяцев оккупации фашисты причинили ущерб хозяйству Черкесии на сумму 500 млн рублей. Они разорили колхозы и промышленные предприятия, уничтожили школы, культурно-просветительные и лечебные заведения. Они угнали и истребили 10 500 голов крупного рогатого скота, 8900 лошадей и 38 тыс. овец. Они взорвали мосты и разрушили полотно и станционные сооружения железной дороги Черкесск-Невинномысск. В Черкесской автономной области фашисты расстреляли и удушили в душегубках более 3 тыс. человек.
Но недолго пришлось фашистам хозяйничать. Вслед за окружением сталинградской группировки немецко-фашистских войск и одновременно с операцией по ее окончательному разгрому Советская Армия в начале января 1943 г. перешла на Северном Кавказе в стремительное контрнаступление. 3 января был освобожден г. Моздок, 11 января - г. Минеральные Воды, Пятигорск и Кисловодск, 18 января - г. Черкесск и Черкесская автономная область. Абазины и другие народы многонациональной Черкесии активно сражались в рядах героической Советской Армии. Многие из них отдали свою жизнь за Родину. На памятнике погибшим советским воинам в Вене начертано имя командира батальона, гвардии капитана У.Х. Хабекова, абазина из сел. Инджикчкун, геройски павшего при штурме австрийской столицы. В годы Великой Отечественной войны вместе с мужчинами в рядах Советской Армии сражались девушки и женщины из абазинских селений, как, например, Ш. Согова из сел. Псаучья-Дахе, служившая на корабле Черноморского флота, С. Махова, служившая в войсках ПВО, и многие другие. За боевые заслуги перед Родиной в годы Великой Отечественной войны ордена и медали получили несколько сот абазин.
Во время Отечественной войны женщины и старики абазины самоотверженно трудились на колхозных полях и в промышленных предприятиях. Несколько сот рабочих и колхозников абазин награждено медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».

- 158 -

После окончания Отечественной войны трудящиеся Черкесии при помощи великого русского народа, под руководством Коммунистической партии быстро залечили тяжелые раны, нанесенные войной и немецкой оккупацией. Советское правительство оказало большую материальную помощь народному хозяйству и населению Черкесии. Восстановив колхозы и промышленные предприятия, транспорт, школы и больницы, народы Черкесии в течение первой послевоенной пятилетки превзошли довоенные показатели. Уже в 1947 г. валовая продукция промышленности области превысила довоенный уровень. Наряду с восстановлением железной дороги Черкесск—Невинномысск заново остроена железнодорожная линия, связавшая Черкесск с южными районами области. Наряду с ростом посевных площадей и поголовья скота повысились урожайность полей, дойность скота и сбор шерсти. Имеются большие достижения в деле повышения породистости скота. Осуществляются осушка болот, проведение искусственного орошения полей, посадка фруктовых садов и ягодников. Открываются новые школы(118).
В сел. Абаза-Хабль уже в первые годы после Великой Отечественной войны было построено несколько десятков домов для колхозников, открыта во вновь построенном здaнии неполная средняя школа, построено здание фермы на 300 голов скота, оборудована образцовая изба-читальня и произведены многие другие работы.
Развивается никогда прежде не существовавшая абазинская литература. Ее пионером был учитель из Эльбургана Т. Табулов. Среди молодых абазинских писателей выделяются прозаик X. Жиров, поэты П. Цеков. Б. Тхайцухов, К. Братов и др.
Огромных достижений к настоящему времени добились абазины во всех областях социалистического строительства. Эти достижения вытекают из основного экономического закона социализма: обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники.
Маленький абазинский народ, под руководством Коммунистической партии, при братской помощи великого русского народа уверенно строит коммунистическое будущее.

-----------------------------------
1 К. Ломтатидзе. Тапантский диалект абхазского языка. Тбилиси, 1944. стр. 220.
2 Там же, стр. 218.
3 «Всесоюзная перепись населения 1926 года», т. XVII. М., изд. ЦСУ СССР, 1929,табл. VI, стр. 10, 11,16.
4 Там же, т. V, 1928, стр. 112, 116.
5 Броневский. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе, ч. I. М., 1823. стр. 339,341.
6 Л.И. Лавров. «Обезы» русских летописей. «Советская этнография», 1946, № 4.
7 К. Ломтатидзе. Ук. соч., стр. 235.
8 И. Дебу. О Кавказской линии и присоединенном к ней Черноморском войске, или вообще замечания о поселенных полках, ограждающих Кавказскую линию, по соседственных горских народах. СПб., 1829, стр. 121.
9 «Кабардинский фольклор». M.-Л., «Academia», 1936, стр. 295.
10 Ш. Ногмов. История адыхейского народа, составленная по преданиям кабардинцев. Тифлис, 1861, стр. 69, 82.
11 Ш. Ногмов. Ук. соч., стр. 98.
12 И. Дебу. Ук. соч., стр. 122-126.
13 Ш. Ногмов. Ук. соч., стр. 146.
14 «Ученые записки Научно-исследовательского института этнических и национальных культур народов Востока», вып. II. М., 1930, стр. 83-84.
15 «Посольство дьяка Федора Елчина и священника Павла Захарьева в Дадианскую землю (1639— 1640 гг.)». «Чтения в Об-ве истории и древностей российских при Московском университете», кн. II, 1887, стр. 317-318.
16 И. Дебу. Ук. соч.. стр. 126; Ш.Б.Ногмов. Ук. соч., стр. 160-162; Т. Макаров. Племя Адиге. «Кавказ», 1862, №32.

- 159 -

17 Klaproth. Reise in den Kaukasus und nach Georgien. 1. Halle und Berlin, 1812. 453-154.
18 Там же, стр. 450.
19 «Инжич-чукун». «Красная Черкесия», 1940, № 252.
20 Ш. Ногмов, Ук. соч., стр. 70.
21 Н. Каменев. Бассейн Псекупса. «Кубанские войсковые ведомости», 1867, № 5.
22 Ш. Ногмов. Ук. соч., стр. 86.
23 Там же. стр. 99-102.
24 «Извлечение из отчета об осмотре казенных свободных земель нагорной полосы между pp. Тебердой и Лабой». «Сборник сведений о кавказских горцах», вып. IV, 1870, стр. 14.
25 В Савинов. Достоверные рассказы об Абхазии. «Пантеон», 1850, кн. 12, стр. 9-13.
26 «Кабардинский фольклор», стр. 420-423.
27 Там же, стр. 376-377.
28 А Н. Дьячков-Тарасов. Абадзехи. «Записки Кавказского отдела Русского Географического общества», кн. XXII, вып. 4, 1902, стр. 11.
29 «Кабардинский фольклор», стр. 376-377.
30 «Сборник Русского исторического общества», т. 59. СПб., 1887, стр. 584.
31 Е.Н. Кушева. Политика Русского государства на Северном Кавказе в 1552- 1572 гг. «Исторические записки», кн. 34, 1950, стр. 249, 250, 254, 255.
32 Там же, стр. 254, 255.
33 «Сборник Русского исторического общества», т. 38. СПб., 1883, стр. 298.
34 С. Белокуров. Сношения России с Кавказом, вып. 1. М., 1889, стр. 2.
35 Ф. Брун. Путешествие турецкого туриста вдоль по восточному берегу Черного моря.
«Записки Одесского общества иcтoрии и древностей», т. Х, 1875, стр. 180-181.
36 А.Н. Генко. О языке убыхов. «Известия Академии Наук СССР», 1928, стр. 237.
37 Эвлия-Челеби. Сияхат намаси. Истанбул, 1928, стр. 706, 707, 764.
38 К. Главани. Описание Черкесии 1724 г. «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа», вып. XVII, 1893, стр. 154-155.
39 Там же, стр. 155.
40 М. Пейсонель. Исследование торговли на черкесско-абхазском берегу Черного моря в 1750-1762 годах. Краснодар, 1927, стр. 21, 34.
41 П.Г. Бушков. Материалы для новой истории Кавказа с 1720 по 1803 год., т. 1.СП6., 1869, стр. 263-264;
Н. Ф. Грабовский. Присоединение к России Кабарды. «Сборник сведений о кавказских горцах», вып. IX. 1876, стр. 122.
42 Ср. Л. И. Лавров. Развитие земледелия на северо-западном Кавказе с древнейших времен до середины XVIII в. «Материалы по истории земледелия СССР», сб. 1. М.. 1952, стр. 179-181.
43 И. Дебу. Ук. соч., стр. 131;. J. Klaproth. Ук. соч., стр. 149.
44 P.S. Pallas. Bemerkuiigen auf einer Roise in die siidlichen Statthalterschaften - Russischen Reichs in den Jahron 1793 und 1794. Bd I. Leipzig, 1799, стр. 368; «Акты, собранные Кавказской археографической комиссией», т. V, стр.870. (Далее сокращенное: «Акты».)
45 «Акты», т. II, стр. 924; Новицкий. Географическо-статистическое обозрение земли, населенной народом Адехе. «Тифлисские ведомости», 1829, № 24.
46 P.S. Pallas. Ук. соч., стр. 366, 393; «Акты», т. II. стр. 924; «Горские племена, живущие за Кубанью». «Кавказ», 1850, № 94; М. Венюков. Очерк пространства между Кубанью и Белой. «Записки Русского географического общества», кн. 2, 1863, стр. 18-19.
47 С.В. Ваганов. Значение охранно-карантинной линии по границе Кубанской области с Закавказьем, в связи с условиями животноводства в нагорной полосе. «Известия Об-ва любителей изучения Кубанской области», вып. 1. Екатеринодар, 1899, сгр. 38.
48 «Акты», т. VI, ч. 2, стр. 603.
49 С. Броневский. Ук. соч., стр. 333.
50 «Акты», т. VIII, стр. 738.
51 Л. И. Лавров. Развитие земледелия на северо-западном Кавказе, стр 185.
52 P.S. Pallas. Ук. соч., стр. 366, 368; «Акты», т. II, стр. 924.
53 Там же, стр. 327; «Акты», т. II, стр. 924.
54 «Акты», т. II, стр. 924, 984, J. Klaproth. Ук. соч., стр. 449; И. Дебу. Ук. соч., стр. 131; С. Броневский. Ук. соч.. стр. 334.
55 P. S. Pallas. Ук. соч., сгр. 368; С. Броневскии. Ук. соч., стр. 341; Новицкий. Ук. соч.

- 160 -

56 Эта глава представляет собой более подробное воспроизведение статьи автора «Классовое расслоение и племенное деление абазин в XVIII-XIX веках» ( «Советская этнография», 1948, № 4). Краткая характеристика социального строя абазин имеется в двух газетных статьях автора: «Абазины» («Красная Черкесия», 1940, № 190) и «Абазаква ристория ахъазла» («Черкес къапш», 1940, № 103, на абазинском языке)
57 «О зависимых сословиях в горном населении Кубанской области». «Кубанские войсковые ведомости», 1867, №15-18.
58 Ф. Щербина. История Кубанского казачьего войска, т. II. Екатеринодар, 913, стр. 566.
59 Ф. Щербина. Ук. соч., т. II, стр. 226.
60 «Акты, т. VI, ч. I, стр. 412.
61 Ф. Щербина. Ук. соч., т. II, стр. 566, 567.
62 Н. Каменев. Развалины церкви св. Георгия, открытой на реке Белой. «Памятная книжка Кубанской области на 1877 год». Екатеринодар, 1877, стр. 6.
63 В.П. Пожидаев. Хозяйственный быт Кабарды. «Труды по естественно-историческому и экономическому обследованию Кабарды», т. II, вып. 1. Воронеж, 1925, стр. 47.
64 Гр. Петров. Легенды и древние постройки в Карачае. «Кубанские областные ведомости», 1879, № 40.
65 «Акты», т. I, стр. 734.
66 С. Броневский. Ук. соч., стр. 333.
67 И. Бентковский. Бабуковцы. «Ставропольские губернские ведомости», 1879, № 50.
68 Ф. Брун. Ук. соч.. стр. 180.
69 К. Главани. Ук. соч., стр. 155.
70 М. Пейсонель. Ук. соч., стр. 21.
71 По материалам А. Н. Генко.
72 Сталь. Этнографический очерк черкесского народа. «Кавказский сборник», 1900, стр. 85.
73 P.S. Pallas. Ук. соч., стр. 321.
74 J. Klaproth. Ук. соч., стр. 449.
75 Ф. Торнау. Воспоминания кавказского офицера. «Русский вестник», 1864 кн. 10, стр. 445.
76 «Lettres sur le Caucase et la Crimee». Paris. 1859, p. 79-80. (Далее сокращенно «Lettres»).
77 Л.И. Лавров. Формы жилища у народов северо-западного Кавказа до середины XVIII века. Исторический очерк. «Советская этнография», 1951, № 4, стр. 44-45.
78 PS. Pallas. Ук. соч., стр. 326-327. 7
79 С. Броневский. Ук. соч., стр. 332.
80 P. S. Pallas. Ук. соч., стр. 326; ср. также стр. 365.
81 В. Солтан. Военные действия в Кубанской области с 1861 по 1864 год. «Кавказский сборник», т. V. Тифлис, 1880, стр. 353.
82 Голяховский. Домашний праздник у абазинцев. «Кубанские областные ведомости», 1881, № 21.
83 «Lettres», стр. 83-84.
84 J. Potocki. Voyage dans los steps d’Astrakhan ct du Caucase, I. P., 1829, стр. 227.
85 С. Броневский. Ук. соч., стр. 341.
86 Ф. Торнау. Ук. соч., стр. 419; ср. «Lettres», стр. 80—81.
87 J. Reinoggs. Allgemeine historisch-topographische Beschrcibung des Kaukasus, I. Gotha und St. Petersburg, 1796, S. 292-294.
88 Голяховский. Шехерезата. «Кубанские областные ведомости», 1881, № 23.
89 Сталь. Ук. соч., стр. 109.
90 Л.И. Лавров. Кто и когда построил башню Адиюх. «Красная Черкесия», 1940, № 284.
91 Ш. Ногмов. У к. соч., стр. 70-71.
92 В Д. Смирнов. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала XVIII века. СПб.. 1887. стр. 347.
93 Ф. Брун. Ук. соч.. стр. 764.
94 P.S. Pallas. Ук. соч.. стр. 365.
95 J. Reineggs. Ук. соч., стр. 273.
96 J. Klaproth. Ук. соч.. стр. 459.
97 С. Броневский. Ук. соч., стр. 323.
98 Там же. соч., стр. 336.
99 Н. Данилевский. Кавказ и его горские жители в нынешнем их положения. М., 1846, стр. 114.
100 «Акты», т. VIII. стр. 730.

- 161 -

101 «Горские племена, живущие за Кубанью». «Кавказ», 1850, № 94.
102 В. Савинов. Ук. соч., стр. 7.
103 С. Басария. Абазинский аул в Мало-Карачаевском округе. Сухум. 1929. стр. 8.
104 Е. Фелицын. Числовые данные о горском и прочем мусульманском населении Кубанской области. «Сборник сведений о Кавказе», т. IX, 1885, стр. 87, 94.
105 Е. Фелицын. Ук. соч., стр. 52-66.
106 И.K. Ст. Баталпашинская. «Кавказ». 1867, № 51.
107 «Численность горцев, оставшихся в Кубанской области от переселения в Турцию, и подать с них». «Кубанские войсковые ведомости», 1867, № 48.
108 С.М. Месяц. Население и землепользование. «Труды по естественно-историческому и экономическому обследованию Кабарды», т. II, вып. 2. Воронеж, 1928, стр. 13.
109 Л.Я. Апостолов. Географический очерк Кубанской области. «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа», вып. 23. 1897, стр. 296.
110 И.Щукин. Из поездок по верхней Кубани. «Землеведение», 1914, № 3, стр. 30-33.
111 В. Пожидаев. Ук. соч., стр. 18.
112 И. Фужев. Жертвоприношение в Лоовско-Кубанском ауле. «Кубанские областные ведомости», 1889, № 11.
113 «Сведения о происшествиях в Кубанской области». «Кубанские областные ведомости», 1888, № 22.
114 Там же. № 27.
115 С.И. Сотниченко. В 1918 году. «Красная Черкесия». 1940, №245; Г. Киреев. Организация советской власти в Черкесии. Там же, № 237; А.Н. Марчихин. Первый ревком Баталпашинского отдела. Там же, № 258.
116 Г. Акимов. Разгром белобандитов. «Красная Черкесия», 1940, № 249.
117 А. Лафишев. Аул Красновосточный. «Красная Черкесия». 1939, № 113.
118 «20 лет Черкесской автономной области». Ставрополь, 1948.
-------------------------------------

(Кавказский этнографический сборник. Москва: Издательство Академии Наук СССР, 1955. Т. 1. С. 5-47.)

(Печатается по изданию: Л. И. Лавров. Избранные труды по культуре абазин, адыгов, карачаевцев, балкарцев. Нальчик, 2009 г. С. 123-162.)
__________________________________

Абазины в творчестве Лермонтова

Лучшее, что было создано Лермонтовым, неразрывно связано с Кавказом. В его время горцы героически сражались против войск Николая I. В числе боровшихся не последнее место занимали и абазины. Свободолюбивый поэт воспел в своих великих творениях освободительную борьбу горцев. Читающая публика первой половины XIX века не разбиралась в этнографии Кавказа и все население его обычно называла «черкесами». Неудивительно, что и у Лермонтова абазины (как и ряд других народов) скрылись под именем черкесов. Однако при внимательном чтении произведений поэта можно отыскать ряд мест, которые были навеяны абазинской действительностью.
В поэме «Измаил-бей» упоминается конь - «питомец смелых трамовских табунов». Позднейшие издатели произведений Лермонтова, будучи гораздо менее знакомы с Кавказом, чем Лермонтов, в примечаниях к этой фразе писали, что «трам» есть, по всей вероятности, название какой-то местности, а может быть, и фамилии. На самом же деле «Трам» (множ. число - Трамраа) была фамилия крупных абазинских амыста-ду (говоря условно - дворян), славившимися наряду же с абазинскими князьями Лоовыми своими знаменитыми лошадьми. Лошади с тавром Трама и Лова считались лучшими представителями лучшей на Северном Кавказе так называемой «кабардинской» породы лошадей.
В той же поэме «Измаил-бей» воспет один из эпизодов абазинской истории, а именно побег из аулов из-под Бештау за Кубань. Несколько аулов находились на реках Кума и Подкумок. Под давлением царских войск они неоднократно совершали побеги за Кубань. Так, например, в 1786-м, в 1789-м, в 1804-м и в 1808-1809 годах, Лермонтов, живший в Пятигорске, конечно, слыхал рассказы об этих событиях. В поэме «Измаил-бей», судя по всему, воспроизведен побег 1804 года, когда большое количество закубанских черкесов и абазин, под руководством беглого кабардинского князя Росламбека Мисостова, прорвалось к верховьям Кумы и увлекло за собою «мирных» абазин и ногайцев, проживавших как на самой Куме, так и на Подкумке, недалеко от Бештау. Беглецы переправились через Кубань у Каменного моста (около нынешнего города Микоян-Шахара). Это произошло 27 июня по старому стилю. Предприятию Росламбека Мисостова способствовало острое недовольство абазин и ногайцев царским правительством. Количество бежавших абазин определялось в 900 семейств.
Обстановка изображенного Лермонтовым ночного бегства аулов и выведенный в поэме князь «Росламбек, кумир народа», не допускают сомнений, что в основе «Измаил-бея» лежат события абазинской истории 1804 года.
Лермонтов довольно точно определяет местоположение абазинских аулов до побега:

Давным-давно у чистых вод,
Где по кремням Подкумок мчится,
Где за Машуком день встает,
А за крутым Бешту садится,
Близ рубежа чужой земли
Аулы мирные цвели...

- 25 -

Далее он описывает мир и довольство, в котором находились кумские абазины:

Гордились дружбою взаимной,
Там каждый путник находил
Ночлег и пир гостеприимный.
Черкес счастлив и волен был.
Красою, чуждой за горами,
Известны были девы их,
И старцы с белыми власами
Судили распри молодых.
Весельем песни их дышали...

Чтобы пояснить, почему «весельем песни их дышали», Лермонтов говорит:

Они тогда еще не знали
Ни золота, ни русской стали!

Таким образом, источником позднейших бедствий абазин поэт считал политику царской России.
Лермонтов не только красочно изобразил события 1804 года, но и правильно объяснил их:

И страх насильства и могилы
Не мог бы из родных степей
Их удалить: позор цепей
Несли к ним вражеские силы!

Великий поэт назвал вещи своими именами: «вражеские силы», т.е. царская сила несла абазинам, как и другим горцам, не что иное, а «позор цепей».
В поэме «Хаджи-абрек» воспет дагестанский аул Джемат:

Велик, богат аул Джемат,
Он никому не платит дани.
Его стена - ручной булат,
Его мечеть - на поле брани....

На самом же деле под этим названием не существовало аула в Дагестане, а был аул в пределах нынешней Карачаевской автономной области - абазинский аул Джемагат. Развалины его до сих пор показывают карачаевцы в бассейне реки Теберды.
В данном случае Лермонтов использовал лишь название абазинского аула, а содержание поэмы построил на ином, не абазинском материале.
Из сказанного ясно, что абазины не ускользнули от внимания великого поэта. Этого, кстати сказать, не знают литературоведы! Автору этих строк кажется, что дальнейшее изучение творчества Лермонтова, как и Пушкина, Л. Толстого и других писателей, отображавших Кавказ, немыслимо, если этим будут заниматься только одни лишь историки литературы без совместной работы с историками Кавказа.

Красная Черкесия. 1941. № 81.

- 26 -

(Печатается по изданию: Л. И. Лавров. Избранные труды по культуре абазин, адыгов, карачаевцев, балкарцев. Нальчик, 2009 г. С. 25-26.)
________________________________________

Вопросы происхождения народов Северо-Западного Кавказа

Авторы, вышедшие из старой дореволюционной школы, считали, что народы Северо-Западного Кавказа являются отколовшимися частями исторических народов (актов, абиссинцев, арабов, индусов, митаннийцев и др.), которые в древности по тем или иным причинам совершили переселение из своей далекой прародины на Северо-Западный Кавказ.
Н.Я. Марр в более ранних своих работах также придерживался миграционной теории происхождения народов Северо-Западного Кавказа. Он выводил их из Армянского нагорья через Крестовый и Мамисонский перевалы на север, с последующим поворотом движения на запад.
Позже Н.Я. Марр отказался от этой гипотезы и впал в другую крайность. С одной стороны, он совершенно отвергнул возможность миграций и признал извечную неподвижность народов, с другой стороны - провозгласил существование в прошлом легко перемещающихся в пространстве «социальных слоев» или иначе «классов», которые вместе со своими «тотемическими» именами оказываются, по Н.Я. Марру, одними и теми же на удаленных друг от друга территориях. По отношению к народам Северо-Западного Кавказа Н.Я. Марр не создал стройной этногонической теории. Вместо нее находим у него хаотическую смесь слабо аргументированных и часто противоречивых высказываний.
Можно утверждать, что предки абхазов, абазин, убыхов, адыгейцев и кабардинцев уже в глубокую древность проживали на Северо-Западном Кавказе.
Давно замечено, что топонимика территорий, расположенных на юг и юго-восток от Абхазии, содержит в себе абхазо-черкесские элементы. На основании этого возникли теории о южном происхождении народов Северо-Западного Кавказа. Почему-то мало обращали внимания на присутствие абхазо-черкесских элементов не только на юге и юго-востоке, но также и на северо-западе (в Крыму и в Южной Украине). Это обстоятельство опровергает гипотезу происхождения изучаемых нами народов с юга.
Отрицание гипотезы южного происхождения абхазо-черкесов, происходивших неоднократно на Северо-Западном Кавказе показывает, что Н.Я. Марр. игнорируя роль переселений, был абсолютно не прав.
До Средних веков на Северо-Западном Кавказе существовало большое количество мелких племен, говоривших на разных языках и не сознававших своего единства. Таким образом, наш материал не дает права говорить, будто нынешние языки Северо-Западного Кавказа (абхазский, абазинский, адыгейский и кабардинский) произошли от единого праязыка.
Во 2-й половине I тысячелетия н.э. происходил процесс объединения южных племен Северо-Западного Кавказа: саннигов, абазгов, апсилов. Санниги, или сагиды, последний раз упоминаются в VI в., а апсилы - в VII в. Имя же абазгов не только сохраняется в более позднее время, но и приобретает значение общего названия для всего населения позднейшей Абхазии. Образование в VIII в. Абхазского государства политически оформляет образование абхазской народности.

-62-

Образование абхазской народности оказало значительное влияние на мелкие разноязычные племена, обитавшие на северо-западе от Абхазии. Здесь на рубеже I и II тысячелетий абхазский язык получает также широкое распространение. Но процесс абхазизации мелких племен этой части края не успел завершиться.
Исследователи, писавшие об убыхах, напрасно приписывали их языку широкое распространение в прошлом. Присутствие убыхского языка в XIX в. на Черноморском побережье являлось свидетельством не былого могущества этого племени, а всего-навсего свидетельством многоязычия, раньше существовавшего в районе.
Начавшееся во 2-й половине I тысячелетия н.э. распространение абхазского языка на северо-запад и вытеснение существовавших там мелких языков уже в первые века II тысячелетия н. э. столкнулись с распространением черкесского языка, шедшим в обратном направлении. В результате многие мелкие племена приморской и высокогорной части Северо-Западного Кавказа вместо абазинских диалектов стали пользоваться диалектами черкесского языка. Есть сведения, что лингвистическая граница между черкесами и абазинами в 1 -й половине XVI века проходила недалеко от устья р. Кубани. По данным, около 1625 г. и 1641 г. эта граница отступила к району нынешнего г. Туапсе, а в XIX в. она проходила уже около нынешнего г. Сочи. «Скрещивание языков есть длительный процесс, продолжающийся сотни лет» (И. Сталин). Следует отметить, что расширение лингвистических границ Черкесии не сопровождалось соответствующей передвижкой населения. Анализ источников приводит к выводу, что это было не вытеснение абазин черкесами, а вытеснение абазинского языка черкесским языком. Наш материал подтверждает, что «скрещивание дает не какой-то новый, третий язык, а сохраняет один из языков» (И. Сталин).
Таким образом, процесс этногенеза на Северо-Западном Кавказе не имеет ничего общего с тем, каким его изображало большинство прежних исследователей. Он не имеет ничего общего также и с произвольными этногоническими построениями Н.Я. Марра, который не подкреплял их реальными историческими фактами.

(Совещание по методологии этногенетических исследований 1951 г. Тез. докл. и выступл. М., 1951. С. 2-4. (Ин-т этногр. им. Н.Н. Миклухо-Маклая АН СССР))

-63-

(Печатается по изданию: Л. И. Лавров. Избранные труды по культуре абазин, адыгов, карачаевцев, балкарцев. Нальчик, 2009 г. С. 62-63.)
_____________________________________

Классовое расслоение и племенное деление абазин в XVIII и XIX веках

Разделение абазин на различные сословно-классовые группы произошло еще до выселения их на Северный Кавказ. Это подтверждается существовавшей сословной терминологией: названия абазинских сословий в подавляющем большинстве напоминают собою соответствующие абхазские термины или совпадают с ними. Как бы то ни было, но к XIX в. среди абазин уже существовало четкое классовое разделение населения. Феодальные отношения, хотя и не полностью вытеснили родовые порядки, но являлись уже господствующими. Существовало сложное сословное деление с четко очерченными правами и обязанностями каждого сословия. Самым бесправным было положение раба - «унавы» (г1внаг1вы), т.е. «домашнего человека»; он же иногда назывался - двъуа и х1айдвъей. Унавы не вправе был иметь собственность; все, что было у него и на нем, - принадлежало хозяину, как и сам унавы.
Унавы происходили из военнопленных. Женщина-рабыня «псаз» (или аг1внапх1выс, чег1вын) постоянно находилась при своей госпоже; на ней лежала вся женская работа в доме. Если господин сажал раба на землю и тот обзаводился некоторым собственным имуществом, то его именовали «лыг» (у шкаравцев - грыг1ва, т.е. «мегрелец»). Лыг, по сравнению с унавы, пользовался некоторыми правами. Если унавы можно было продавать как угодно, то лыга - лишь вместе со всем его семейством. Лыг имел собственные средства производства, которыми он обрабатывал хозяйское поле. Если унавы и псаз являлись рабами, то лыг соответствовал крепостному. Собранный лыгом урожай делился следующим образом: 1/10 часть шла в пользу духовенства («зекят»), часть - на семена, часть - на продовольствие табунщиков, пчельников, приглашенных рабочих из числа свободного населения и пр., часть - для продовольствия гостей владельца, а остаток делился поровну между всеми лицами семейств владельца (вместе с его рабами и рабынями) и работавшего крепостного. После стрижки овец лыг должен был отдать своему владельцу всю шерсть с баранов и волохов, овечью шерсть на одну бурку, лучшую белую шерсть на одну черкесску, а оставшаяся делилась между владельцем и лыгом опять-таки по числу членов их семейств. Если лыгу удавалось что-либо заработать на стороне, то он обязан был половину своего заработка отдать владельцу, а если при этом лыг пользовался каким-нибудь принадлежащим владельцу инструментом, то отдавал две трети. При выдаче дочери замуж лыг получал лишь одну пятнадцатую часть калыма, остальное брал владелец(1).
Если лыг получал освобождение, то он переходил в особое сословие «азатов» или вольноотпущенников. Азат не являлся совершенно свободным человеком и обязан был рядом повинностей, но в то же время имел право свободного перехода от одного владельца к другому и мог иметь собственных лыгов и унавы(2). Если вольноотпущенник не сам был освобожден, а его отец или дед, т.е. если он со дня своего рождения был вольноотпущенником, то он именовался «азатыж», т.е. «старый азат».
Так как феодальные отношения у абазин не успели достичь полного своего развития, то поэтому самым крупным по численности сословием было лично свободное

-47-

крестьянство - «акавы» (ахъаг1вы) или «тльфакошао» (тлфахъващао). Но процесс шел в сторону закабаления тльфакошао, и они, несмотря на свою юридическую свободу, обязаны были принимать некоторое участие в полевых работах в пользу знати и поставлять определенную долю продовольствия, шерсти, дров и пр. К сожалению, мы не знаем подробностей правового положения тльфакошао.
Рангом выше предыдущих стояли «амыста». Это была мелкая знать, составлявшая свиту и вооруженную дружину князя и так называемых «амыстаду». У них были свои рабы и крепостные, трудом которых и жили амыста. Они пользовались правом свободного перехода от одного князя или амыстаду к другому. Особую категорию знати составляли «амыстаду», т.е. «большие амыста» (у шкаравцев - тавад). Они возглавляли отдельные селения, в которых не было князей; они, как сказано выше, имели собственную дружину из амыста и ничем, кроме внешнего почтения, не были обязаны по отношению к князьям.
Высшим сословием абазинского общества были князья «аха» (ax1a), возглавлявшие отдельные племена(3). Дети от брака князя с женщиною из нижестоящего сословия не считались князьями, но причислялись как бы к особому сословию, носившему имя «тума». Когда кабардинские и бесленеевские князья подчинили себе ряд абазинских племен, то князья последних были уравнены в правах не с князьями своих покорителей, а с нижестоящим черкесским сословием тлекотлешей. Черкесские князья, строго следившие за «чистотой» своей крови, не допускали браков с абазинскими князьями; последние женились на дочерях карачаевских князей «таубиев», также подчиненных Кабарде, и дочерях черкесских тлекотлешей.
Абазинский народ делился на две племенные группы: «тапанта» (т1ап1анта) и «шкарауа» (шхъарауа), каждая из которых состояла, в свою очередь, из ряда мелких племен. Тапанта известна среди черкесов под именем «басхяг» (басхягь), что, по предположению проф. Г.П. Сердюченко, должно означать: «нижние абазины»(4). Ногайцы называют тапантовцев - «алты-кесек абаза», т.е. «шестидольная абаза». Ногайское наименование происходит от старинного деления таланты на шесть племен. Правда, у К. Главани (1724) она названа «пятидольной абазой» - «беш-кесек абаза» (у К. Главани «бес-кесек абаза»). Проф. Г.П. Сердюченко справедливо допускает, что в начале XVIII в. в состав тапанты входило пять племен. Начиная с середины XVIII в. все документы называют их «шестиродными».
Племена тапантовцев именовались по фамилиям своих князей: лоовцы, бибердовцы, дадаруковцы, клычевцы, кячевцы и джантемировцы. Лоовцы в середине XVIII в. обитали вместе с другими тапантовцами по обеим берегам р. Кубани и между р. Кубанью, Кумою и Малкой. Многочисленная и сильная фамилия князей Лоовых выводила свое происхождение от арабских эмиров и славилась своими табунами. Лошади с тамгой Лоовых и Трамовых (Трамраа - фамилия крупнейших амыстаду у Лоовых) высоко ценились по всему Северному Кавказу. По преданию, один из Лоовых ценою дочери и ценою собственной головы приобрел некогда сказочной красоты производителей, которые и положили основание прославленному конскому заводу(5). Но, несмотря на богатство и силу, Лоовы платили дань кабардинским князьям. Одна часть их племени находилась в зависимости от кабардинских князей Жамбулатовых, а другая - от Мисостовых. Лоовы управляли с помощью своих амыстаду: Камардовых (Кьамардраа), Лиевых (Лираа), Джиджевых (Джиджураа), Джуготановых (Джугьватанраа), Шереметовых и Лафишевых, но самыми известными и почти самостоятельными были амыстаду Трамовы, имевшие в 1774 г. два селения (севернее Бештау и на р. Теберде). Лоовцы в 1786 г. бежали в верховья Кубани, а в 1787 г. в количестве трех селений были переведены с верховий

-48-

Кубани на верховья р. Кумы, откуда, в начале 1789 г. часть лоовцев, во главе с кн. Саралипа Лоовым, бежала за р. Кубань. С этого времени лоовцы оказались разъединенными. В 1790 г., как говорит В. Толстов, в пределах России было два лоовских селения: одно на р. Куме (выше нынешней ст. Бекешевской), другое (Шахима Лоова) - на р. Тахтамыш или р. Тамлык. Посетивший в 1793-1794 гг. Кавказ акад. Паллас указывает четыре их селения: одно, с населением около 1500 чел., в верховьях р. Кумы, другое на р. Карданике, третье (Аслан-кыт) на р. Хасаут и четвертое (возглавлявшееся Трамовыми, Трам-кыт) на р. Теберде и Шоне. По другим данным, в 1794 г. в числе российско-подданных значилось: трамовцев - 248 душ. муж. пола и 157 душ жен. пола и остальных лоовцев - 2709 мужчин и 2579 женщин. По очень неточным (хотя и официальным) сведениям 1802 г., на р. Куме проживало 150 хозяйств этого племени. В 1804 г. они, вместе с другими тапантовцами и ногайцами, бежали за Кубань, откуда в следующем году снова возвратились на прежние места 122 хозяйства, подвластных кн. Али-Мурзы Лоова, и 140 хозяйств, подвластных кн. Девлет-Гирея Лоова, а остались за Кубанью Исмаил и Кази Лоовы с тремя семействами амыста. Но в 1811 г. застаем селение Девлет-Гирея на р. Куме, когда жители его, вместе с поддаными кн. Казы-Гирея и Трамова, получили разрешение передвинуться к ст. Ессентукской. Селение Трамова обосновалось у ст. Ессентукской и Константиногорской в 20 в. от г. Георгиевска, где оно и продолжало находиться, во всяком случае, до 1823 г. Другая половина лоовцев пребывала в ущельях р. Карданик, Марух, Хасаут и Теберда. В 1831-1832 гг. часть их переселилась на р. Куму, но в 1835 г. снова осела на р. Кубани между нынешними Хумарой и Усть-Джегутой. Оттуда в 1860-х гг. лоовцы частью выселились в Турцию, частью образовали теперешние селения Инджикчкун и Кубину. Оставшиеся у верховий р. Кумы образовали с. Красновосточное и Койдан; это потомки тех, кто переселился на Куму в течение XVIII и XIX вв. Еще в 1867 г. существовало одно лоовское селение в низовьях р. Теберды.
По народным преданиям сел. Красновосточное сперва находилось во Псху, потом на Теберде, потом в районе ст. Прочноокопской, потом в Кабарде у горы Урды, потом на р. Золка, затем у устья р. Эшкакона, затем между ст. Михайловской и ст. Бекешевской и, наконец, с 1861 г., на своем последнем месте. Сел. Кубина, по словам стариков, сперва находилось на р. Куме, потом на р. Кардалик, откуда переместилось на р. Учкул, оттуда на р. Джегуту и потом, в 1862 г., на нынешнее место. Сел. Инджикчкун, согласно преданиям, записанным проф. А. Н. Генко, сменило следующие места: Гунахчир, Учкул - и с 1861 г. находится на нынешнем месте. Автору этих строк старики сообщали о передвижениях Инджикчкуна несколько иначе: Абхазия, Теберда, Урды и нынешнее место, а по словам других, - р. Кума, Учкул и нынешнее место.
Бибердовцы, во главе которых стояли князья Бибердовы (Бибардраа) со своими амыстаду Макяровыми (Мак1ярраа) и Джандаровыми (Джандарраа), считались данниками кабардинских князей Жанбулатовых (по Ш. Ногмову) или Мисостовых (по Макарову). В 1787 г. часть их переселилась из-за Кубани к верховьям р. Кумы (выше ст. Бекешевской), а другая часть продолжала обитать на р. Марухе. В 1790-х г. на р. Куме жило бибердовцев по одним сведениям - около 1600 чел. (Паллас), а по другим - 1079 мужчин и 1049 женщин (Дебу). В 1804 г. они бежали за р. Кубань, откуда в 1805 г. 115 семейств во главе с кн. Атажуко Бибердовым снова водворились на Куме, а 50 семейств с кн. Мисостом Пшимахо Бибердовым остались за Кубанью. Недолго жили бибердовцы на Куме. Вскоре они бежали к своим одноплеменникам на р. Марух, где в 1831 г. подверглись разорению царскими войсками. В документах нет сведений о времени и обстоятельствах

-49-

позднейшего переселения бибердовцев. Во всяком случае известно, что в 1833 г. они еще считались в числе «непокоренных» горцев Закубанья, а в 1866 г. уже жили на том месте, где и ныне живут их потомки - эльбурганцы. По сохранившимся преданиям, селение Бибердовское, прежде чем перейти с р. Марух на нынешнее место, находилось некоторое время в районе, где позже возникло сел. Койдан, потом в местности Джанатоши (где ныне сел. Ново-Георгиевское), оттуда перешло на свое нынешнее место. По преданию, записанному проф. А.Н. Генко, с р. Марух бибердовцы переселились в 1855 г., с Койдана - в 1858 г. и с Джанатоши - в 1865 г.
Дударуковцы возглавлялись князьями Даруко (Дарыкъва), которых черкесы называли Дударуко. Подобно Лоовым, эта фамилия выводила свое происхождение от арабских эмиров. Заметим, что эта фамилия, без черкесского окончания «ко» (что значит «сын»), существовала также и среди осетинской знати. Дударуковцы платили дань кабардинским князьям Атажукиным. До 1746 г. они обитали в районе р. Кубани, а в 1746 г. бежали в местность Тюмеги. Перед 1787 г. они жили, как сообщает Рейнеггс, на р. Малом Зеленчуке в количестве 400 семейств. В 1787 г. дударуковцы были переселены из-за Кубани к верховьям р. Кумы, где они оставались до 1804 г. Правда, Паллас почему-то не знает дударуковских поселений на р. Куме, а указывает их на р. М. Зеленчуке. Возможно, что часть дударуковцев действительно там проживала. В 1794 г. всего дударуковцев числилось 2227 мужчин и 1735 женщин. По малодостоверным данным 1802 г., на р. Куме их было 170 семейств. В 1804 г. они бежали за р. Кубань, откуда в 1705 г. 133 семьи снова выселились на Куму, а за Кубанью продолжали оставаться 24 семьи во главе с кн. Алим-Гиреем Дударуковым. Через несколько лет большинство проживавших на р. Куме дударуковцев снова бежало и поселилось на левом берегу р. М. Зеленчука, где-то в районе нынешних селений Заюко или Кошхабля. В 1824 г. их поселение там было разорено. Незадолго перед 1834 г. остатки сел. Дударуковского были переведены на место, где оно пребывает и в настоящее время под именем сел. Псыж. По преданиям, сел. Дударуковское находилось, кроме того, на р. Марухе, потом на р. Теберде. У проф. Г.П. Сердюченко неправильно говорится, будто «Псыж (б. Дударуковский) остался на том же месте, где он находился еше в конце XVIII в. (1782 г.)»(6).
Клычевцы, возглавлявшиеся князьями Клычевыми (Кълычраа), платили дань кабардинским князьям Атажукиным. Очевидно, их имел в виду Г. Главани в 1724 г., когда в составе таланты указывал, наряду с лоовцами, бибердовцами и дударуковцами, каких-то кимликов, которые включали всего 60 семейств. Более определенное упоминание их имеем от начала 1780-х гг., когда они проживали на р. М. Зеленчуке. Очевидно, в 1787 г. клычевцы, вместе с другими тапантовцами, переселились из-за р. Кубани на Куму. Во всяком случае, в 1790-х гг. упоминается поселение клычевцев на р. Калмурзе (правый приток Кубани, впадающий в последнюю несколько южнее Усть-Джегуты) и такое же поселение на р. Куме, где их в 1794 г. числилось 316 мужчин и 249 женщин. (По Палласу же - около 600 человек, а по данным 1802 г. - 125 семейств). Кумские клычевцы в 1804 г. бежали за Кубань, откуда в 1805 г. в количестве 112 семейств опять возвратились на р. Куму. Но вскоре ими был совершен новый побег на Б. Зеленчук, где они известны в 1812-1814 гг. Там они жили до 1834 г., когда принесли присягу на российское подданство и вскоре переселились на р. Кубань, где их застает начало 1850-х гг. В 1865 г. сел. Клычевское уже существовало на том месте, где оно находится и по сей день под именем Псаучья-дахе. К собственно клычевскому населению его присоединились кабардинцы и ряд других племен, которые продолжают совместно проживать в Псаучья-дахе и в настоящее время.

-50-

Кячевцы, по словам Палласа, считались ответвлением клычевцев и вместе с ними были в числе данников князей Атажукиных. Во главе их стояли князья Кячевы (К1ячраа). До 1787 г., как сообщает Рейнеггс, они обитали в верховьях М. Зеленчука, а в 1787 г. были переселены на правый берег Кубани, несколько выше устья р. Мары. По преданию же, записанному проф. А.Н. Генко, первоначальным местом обитания клычевцев была территория около нынешних селений Кургокинского и Карамурзинского. В 1802 г. кячевцев считалось 160 семейств. В 1804 г. они также бежали за р. Кубань, а в следующем 1805 г. 88 кячевских семейств были возвращены на прежнее место. Но за этим последовал новый побег. В 1831 г. их селение подверглось разгрому царскими войсками. В то время оно находилось в верхней части бассейна М. Зеленчука. Тогда же, в 1830-х гг., часть земель кячевцев была расположена на территории, где позже возник Сентинский монастырь. В начале 1860-х гг. маленькое поселение кячевцев находилось на правом берегу р. Мары, в 15 км от ее устья. В 1883 г. в нем оставалось всего лишь 2 кячевца, так как остальные расселились по другим селениям. Больше всего поселилось кячевцев в сел. Туганова, а после его перевода они обосновались в сел. Егибоковское (ныне Абаза-кыт).
Джантемировцы, данники кабардинских князей Мисостовых, в 1794 г., в количестве 2165 мужчин и 2099 женщин, проживали около теперешнего Пятигорска. Вообще же в бассейне верхней Кумы они известны с 1746 г. Название свое они получили от фамилии князей Джантемировых, которые ими управляли. В 1800 г. г.-л. Кнорринг в своем рапорте Павлу 1 писал, что у «вод теплых и кислых около Константиногорска и окружных вод находящихся... жительствуют Жантемирова роду абазинцы - народ добронравный и послушный»(7). Но в 1804 г. они бежали за Кубань, а через несколько лет вернулись на старые места. Писавший в 1823 г. С. Броневский сообщает: «Жантемировы аулы расположены по Куме и Подкумку малыми усадьбами до самой Кисловодокой крепости, числом до 500 дворов»(8). Там они продолжали оставаться до второй половины 1860-х гг. Очевидно, теперь джантемировцев следует искать среди абазин, смешавшихся с населением Большой Кабарды.
Остается неясным, в состав каких тапантовских племен входили абуковцы, тамбукаевцы и махоковцы. Из них первые получили свое имя от фамилии воглавлявших их амыстаду Абуковых. Селение их известно с 1852 г. В начале 1860-х гг. оно находилось у слияния р. Эшкакона с Кумой. Тогда же жители его перебрались в кабардинские селения Верхний и Нижний Куркужин. В настоящее время абуковцы смешались с кабардинцами и потеряли свой язык. Селение амыстаду Тамбукаева известно с 1809 г., когда оно находилось на левом берегу Кубани. Второе и последнее упоминание о нем встречается от 1820 г., когда оно находилось также где-то за Кубанью. Сел. Махоковское известно за Кубанью в 1820 г.
Остается сказать о сел. Бабуковском, образованном в русских пределах в XVIII в. абазинами и кабардинцами, добровольно переселившимися из-за Кубани. И. Бентковский неправильно считает, будто сел. Бабуковское образовалось возле г. Георгиевска около 1790 г.(9) Еще в 1774 г. оно находилось на р. Малке несколько ниже устья р. Кичмалки. В то время оно уже состояло наполовину из кабардинцев, наполовину из абазинцев. В 1821 г. ген. Ермолов решил организовать из них постоянный конный отряд численностью в сто сабель. В августе 1822 г., по приказанию царя Александра I, этот отряд был преобразован в казачью сотню, жители селения объявлены казаками, а само селение получило название Бабуковской станицы. В 1861 г., после целого ряда ходатайств со стороны бабуковцев и нескольких таких вооруженных выступлений их против казачьего

-51-

сословия, их разместили по другим абазинским и кабардинским селениям. Кроме станицы Бабуковской, в 1851 г. существовало на р. Кубани сел. Бабуковское, жители которого совершили в то время побег в горы. В настоящее время в Кабарде проживают многие из окабардинившихся потомков различных тапантовских племен (напр, в с. Малка).
Группа шкарауа состояла из следующих племен: мысылбай, там, кизилбек, баг, чегрей и баракай. Племя мысылбай (мысылбай, а также псылбай, мысылбарыпщ, басылбай), в русской литературе более известное под именем «башилбаевцев», управлялось двумя княжескими фамилиями: Сидовыми (Сидаа) и Егибоковыми (Гябакъваа). Первые причисляли себя к роду абхазских князей Марчанаа, а вторые происходили будто бы из кабардинцев. Среди их амыста остались известными: Камардовы (Къамардраа), Исмаиловы, Тлоховы и Хахандуковы. Первое упоминание мысылбаев принадлежит Эвлия-Челеби в 1641-м и в 1676 гг., когда они могли выставить, по его словам, 7500 храбрых воинов и обитали уже на Северном Кавказе(10). По сведениям же К. Главани, в 1724 г. их было около 200 семейств. В то время они не подчинялись черкесам и имели собственного князя(11). В середине XVIII в. они упомянуты у М. Пейсонеля в двух формах: «племя Бертебай» и «племя Сейди»(12), причем первое из этих названий является опиской (во французском тексте неясно написанное Beslebai могло быть прочтено как Bertebai), а второе происходит от фамилии князей Сидовых. В 1758 г. мысылбай уже обитали в верховьях р. Урупа и подчинялись кабардинскому князю Арсланбеку, управлявшему в то время бесленеями. В 1760-1761 гг., из-за убийства чемгуями их князя Чанбары Егибокова, приходившегося родным дядей крымскому хану, они вели войну в союзе с татарами против чемгуев. В 1769 г. царское правительство намеревалось переселить мысылбаев в Кабарду на р. Черек, но вынуждено было отказаться от этого из-за противодействия кабардинцев. В 1773 г. Гюльденштедт насчитывал в их составе до 1000 семейств. В начале 1780-х гг. Рейнеггс указывал их численность в 600 семейств на верховьях р. Урупа и 120 семейств («племя Ситте», т.е. Сидовых) на верховьях р. Марухи. В 1787 г., когда кабардинцы переселили тапанту на восток, мысылбай заняли бывшие тапантовские земли. Но при этом не произошло значительной передвижки населения, так как в 1791 г. мысылбай продолжали обитать на верховьях р. Урупа. В 1793-1794 гг. Паллас уточнял их земли: верховья р. Урупа, реки Кефар и Цих (?) и, частично, реки Большой и Малой Тегени. В 1822 г. сообщалось, что мысылбай ушли «в старые свои жилища к вершинам рек». В том году русское командование считало, что это племя состоит из 460 семейств, а в 1830 г. оно же определяло их численность только в 200 семейств, хотя место обитания мысылбаев в эти годы не менялось. В 1837 г. они переселились с гор на плоскость. В то время было известно одно их селение (принадлежавшее Мамат-Гирею Сидову) в верховьях р. Урупа. Общую численность племени в конце 1830-х гг. Ф. Торнау определял в 2000 человек. Пребывание мысылбаев на плоскости оказалось непродолжительным: в 1842 г. они снова ушли в горы на прежние свои места. В 1850 г. жители сел. Сидова, находившегося в ту пору в 7 верстах выше укр. Надеждинского, вместе с другими мысылбаями (которых теперь считают в количестве 327 хозяйств или 2377 человек, а по другим данным - 860 душ мужского пола) переселились из верховий р. Урупа на правый берег р. Б. Зеленчука, но в 1851 г. мысылбай снова ушли с Б. Зеленчука на р. Фарс и Псефир. В следующем году царские войска разорили мысылбаевское сел. Кюсан Камардув (т.е. Камардова), а два других (Токам-Блянау и Егибоковское) перевели ближе к Кубани. Нынешнее сел. Абазакт (бывшее Егибоковское), очевидно, с этого времени и находится на своем месте. Большая часть мысылбаев, в связи с продвижением царских

-52-

войск, также передвигалась на запад. Так, в 1858 г. мы застаем их в верховьях Большой и Малой Лабы (выше нынешних станиц Ахметовской и Андрюковской). В то время они образовали 6, а по другому сообщению - 4 селения: Сидова, Худакирова, Исламова (все три на левом берегу Б. Лабы) и Жеткерова (на правом берегу М. Лабы). Численность их в то время составляла около 250-350 дворов. В 1861 г. селения мысылбаев были сожжены войсками, а население их переселилось в Турцию. Небольшая часть мысылбаев проживает в настоящее время в Абазакте и, частично, в Инджикчкуне, Псаучьядахе, Кувинском, Эльбургане, а также в двух селениях Адыгейской авт. области - в Ульском и Кош-хабле.
Что касается зависимости мысылбаев от черкесских князей, то на этот счет имеются весьма противоречивые свидетельства. Известно лишь, что в начале XVIII в. они были свободны от внешней зависимости, а в середине того же века потеряли эту свободу. Разные авторы называют в качестве верховных владетелей мысылбаевокого племени то кабардинских князей (причем упоминаются то Атажукины, то Мисостовы, то Жанбулатовы), то бесленеевских князей Кононовых и Шолоховых. По словам же С. Броневского (1823 г.), часть мысылбаев вовсе не платила никому дани.
Племя там впервые упоминается в начале 1780-х гг. Им управляли князья Згурумовы (Заурымаа) и амыста Куджевы (Квыджраа). Но в то же время они платили дань бесленеевским или (как утверждают некоторые источники) кабардинским князьям. Название «там» старики абазины производят от имени какой-то женщины. Заурумовы причисляли себя к роду абхазских князей Марчанаа, а именно той половины последних, которые назывались Варданыжвлара(13). Небезынтересно отметить, что среди черкесского племени хатюкаев также была знатная фамилия Заурумовых(14), а игравшие большую роль в истории Кабарды Тамбиевы, кажется, происходили из тамовцев. Предания выводят фамилию Тамбиевых из адавеев (джикетское, т.е. абазинское племя на Черноморском побережье), но сам термин «там-бий» означает в переводе «князь тамовский». Тамовцы обитали до 1837 г. в верховьях Б. Лабы, когда были выселены несколько ниже по той же реке. В конце 1830-х гг. их считали около 550 душ. В 1842 г. они снова ушли на верховья Б. Лабы выше нынешней ст. Ахметовской. Около 1850 г. их считали 511 дворов, а по другому подсчету - 270 душ муж. пола. По данным 1858 г., тамовцев было 690 душ, или 150 дворов. В это время существовало два (по другим сведениям - три) тамовских селения: Большой Там (Тамдыв) на правом берегу Б. Лабы и Малый Там (Тамтк1вып) на левом берегу той же реки. В 1861 г. они выселились за Главный Кавказский хребет к мдавеям, а оттуда в Турцию. Небольшая же их часть вместе с кизилбековцами образовала нынешнее селение Кувинское. Несколько человек тамовцев поселилось в сел. Куртсковском и Инджикчкуне.
Кизилбековцы получили свое название от княжеского рода Кызылбековых (Къызылбек1ьраа). Эти князья, по одному преданию, происходили от той ветви абхазских князей Марчанаа, которая называлась Лагажвлараа, а по другому - они потомки бежавшего на Кавказ крымского хануко (царевича) Кызылбека. Среди их амыста известны: Герговы (Гяргяа), Папновы, Каниматовы, Аджбиевы, Маргушевы. Ю. Клапрот и С. Броневский считают кизилбековцев независимым племенем, а Новицкий (конец 1820-х гг.) относит их к платящим дань бесленеевцам. Первое известие о кизилбековцах относится к 1742 г. Их селения располагались по р. Андрюк (приток М. Лабы). Ген. Засс, лично руководивший военными операциями против этого племени, так определяет его местоположение: «В скалистых горах, примыкающих к правой стороне М. Лабы, на дне глубоких оврагов, поросших густым лесом, таятся аулы кизилбековцев»(15).

-53-

Засс говорит, что племя это состояло из одного селения и нескольких хуторов. По сведениям же 1858 г., было 6 или 5 отдельных селений (Сегат-Гирея, Султана Аканч, Докжей Докшокова, Сарал-ипа Кизилбекова, Самалха). В 1830 г. войска сожгли кизилбековское селение Кумнилало (очевидно Каниматова), которое было расположено в 50 верстах от Каладжей. Численность племени определялась (приблизительно) разными документами различно: 200 семейств, 100 семейств, 500 душ, 375 семейств и 3000 душ, 220 человек мужского пола, 600 душ и 300 душ. Кизилбековцы в 1861 г. выселились в Турцию. Немногочисленные оставшиеся на Кавказе кизилбековцы положили начало (вместе с тамовцами) селению Старокувинскому, а также расселились по другим абазинским и черкесским селениям (Ульский, Апсуа, Хабез, Инджикчкун, Псаучья-дахе, Ходзь).
Племя чегреев (чегьрей) в литературе более известно под именем шахгиреевцев. Их возглавляла фамилия Цикисовых (Ц1ык1исшвраа) и амыста Кубатовы, Шаторовы, Кельмурзиевы. Они платили дань бесленеевским князьям Шолоховым и Коноковым. Чегреи впервые упоминаются в середине XVIII в. Жили они в долине М. Лабы выше ст. Андрюковской. В 1834 г., в связи с принятием ими присяги на российское подданство, чегреи частично выселились на плоскость (надо думать по М. Лабе). Кажется, потом они снова ушли в горы и в 1851 г. вторично присягнули и вышли из гор. Но в 1858 г. мы их видим снова в горах на прежнем месте. Тогда, по словам полк. Лисаневича, они составляли три селения, но более достоверные сведения говорят за то, что селений этих было четыре (Мухаммеда Кубатова, Эфенди Шаторова, Кальмурзиева и Цикисова или Цекшиеева), которые располагались по обоим берегам верховий М. Лабы. Но берега этой реки, кажется, не были единственным местом негрейских поселений. В 1859 г. царские войска подвергли разгрому одно их большое селение на р. Ходзь. В 1861 г. чегреи покинули свои селения и провели зиму 1861-1862 гг. в районе Главного Кавказского хребта, а весной 1862 г. в подавляющем большинстве выселились в Турцию. Небольшая часть чегреев подчинилась русскому правительству и переселилась на левый берег р. Ходзя, откуда потом перешла на то место, где и теперь расположено их селение Апсуа (быв. Чегрей или Шахгиреевское). По словам стариков - жителей этого селения, они, прежде чем поселиться на нынешнем месте, некоторое время проживали в бассейне р. Ходзь в местности Нахуйха (Нахвйх1а). Небольшое количество чегреев поселилось в сел. Старокувинском, Ульском, Ходзь и др.
Племя баг (багъ) на Северном Кавказе известно с начала XVIII в. Возглавлялось оно фамилией Багошевых. Кроме того, существовали у баговцев амыста: Шуковы, Танашевы, Шамшевы. Баговцы были данниками бесленеевских князей. Обитали до 1862 г. в верховьях р. Ходзь. Племя состояло из одного или двух селений, из которых одно (с. Багушева) находилось на левом берегу р. Ходзя и состояло из 60-65 дворов. Общая численность баговцев определялась в 205 дворов, или 480-600 душ. В 1863 г. баговцы переселились в Турцию. В России их оставалось всего лишь 27 человек, поселившихся тогда в сел. Апсуа, Ходзь и Унароковском.
Племя баракаев (Быракхъай) управлялось князьями Лаховыми (Лax1paa) и амыста: Ганшоковыми, Куганчуковыми и Анчоковыми. В начале XVIII в. баракаи уже считались данниками бесленеевских князей, но в начале XIX в. на них притязали и князья Кабарды. Они проживали на р. Губе до 1830-х гг., когда вынуждены были переселиться на плоскость. В 1841 г. они снова бежали на прежние места, где и оставались до 1862 г., живя в трех селениях: Бзекезово - в низовьях р. Губса (25 дворов) и двух селениях Барака Лахова в верхнем течении Губса (одно в 35, а другое в 40 дворов). В 1862 г. баракаи перенесли свои жилища западнее, в Даховское ущелье, откуда в 1863 г.

-54-

переселились в Турцию. Общая численность баракаев определялась по-разному: от 100 до 500 дворов или от 85 душ до 1 250 душ. В данном случае правдоподобнее большие цифры. После выселения баракаев в Турцию на Кавказе их осталось 460 человек, которые разместились по разным черкесским и абазинским селениям. Больше всего их осело в с. Ульском (156 чел.).

1 «О зависимых сословиях в горском населении Кубанской области», Газ. Кубанские войсковые ведомости, 1867, №№ 15-18.
2 Ф. Щербина, История Кубанского казачьего войска, II, Екатеринодар, 1913, стр. 566.
3 Краткая характеристика социального строя абазин дана в двух газетных статьях автора: Абазины («Красная Черкессия», 1940. № 190) и Абазакза история ахъазла («Черкес къапщ. 1940. № 103).
4 Г.П. Сердюченко.Абазины и первые сведения об их языке. Ученые записки кафедры языка Ростовского Пединститута. П. Ростов в/Д. 1940. стр. 17; его же, Абазины, газ. Красная Черкессия. 1940, С. 288.
5 В.П. Пожидаев. Хозяйственный быт Кабарды. (Историко-этнографический очерк). Труды по естественно-историческо-экономическому обследованию Кабарды, II, вып. I, Воронеж. 1925, стр.
6 Г.П. Сердюченко. Абазины и первые известия о их языке, стр. 28.
7 «Акты, собранные Кавказской Археографической Комиссией», I, Тифлис, 1866, стр. 734.
8 С. Броневский. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. I, М.. 1823. стр. 333.
9 И. Бентковский. Бабуковцы. газ. Ставропольские губ. ведомости, 1879, № 50.
10 Ф. Брун. Путешествие турецкого туриста вдоль по восточному берегу Черного моря, Записки Одесского об-ва истории и древностей. X, Одесса, 1875, стр. 180
11 Ксаверио Главани. Описание Черкесии 1724 г. «Сб. Мат. для опис. местн. и племен Кавказа». XVII, Тифлис, 1893, стр. 155.
12 Пейсонель. Исследование торговли на черкесско-абхазском берегу Черного моря в 1750-1762 годах, Краснодар, 1927, стр. 21.
13 По материалам А.Н. Генко.
14 См. Сталь, Этнографический очерк черкесского народа. Кавказский сборник, XXI, Тифлис, 1900, стр. 85.
15 «Акты, собранные Кавказской Археографической Комиссией». X, Тифлис, 1885, стр. 595.

(Советская этнография. 1948. № 4. С. 168-174.)

(Печатается по изданию: Л. И. Лавров. Избранные труды по культуре абазин, адыгов, карачаевцев, балкарцев. Нальчик, 2009 г. С. 47-55.)
______________________________________

"Обезы" русских летописей

Вопрос об обезах, кавказском народе XII—XIV вв., в исторической литературе никогда не привлекал достаточного внимания исследователей, которые привыкли по традиции усматривать в обезах абхазов. Автор намерен доказать, что под обезами русские летописи имели в виду не абхазов, а абазин.
В настоящее время абазины проживают в Черкесской автономной области Ставропольского края в числе около 20 тыс. человек. В середине XIX в. их было не менее 100 тыс., а несколько столетий тому назад - много более.
Начиная с Гюльденштедта (1773) в кавказоведении утвердилось мнение, будто абазины являются переселившимися на Северный Кавказ абхазами(1). Попытка Буткова усмотреть в абазинском племени «тапанта» потомков населения Касахии Константина Багрянородного и «касогов» русских летописей(2), как и подхваченное Д. Гулия голословное утверждение А. Грена, будто абазины происходят от «апшилов», упоминаемых армянским географом VII в.(3), из-за очевидной несостоятельности не получили распространения в литературе. То же относится и к гипотезе Ш. Ногмова, будто абазины есть тот народ, который был известен русским летописцам под именем «ясы»(4). Сторонники теории абхазского происхождения абазин обычно ссылаются на сходство наименования абазин и абхазов, на народные предания и, наконец, на языковую близость этих двух народов. Акад. Н.Я. Марру, а также и автору этих строк уже приходилось обращать внимание на то, что большинство известных нам племенных названий Северо-Западного и, частично, Центрального Кавказа генетически связаны между собою и восходят к одному общему корню(5). Этнические термины, относящиеся к абазинскому народу, не представляют собою исключения, и так же увязываются с абхазскими, как с черкесскими племенными терминами. Поэтому наличие общего корня в названиях абазин не может быть принято за доказательство абхазского происхождения абазин. В литературе часто ссылаются на абазинские народные предания, которые будто бы рассказывают о переселении этого народа из Абхазии. Но в действительности эти предания говорят о переселении из другого, соседнего с Абхазией, района. Сталь в 1852 г., ссылаясь на мнения абазин, писал, что этот народ постепенно переходил из Абхазии «через горные перевалы на пространстве между р. Тебердой и Белою»(6). Достаточно одного взгляда на карту, чтобы убедиться, что между Тебердой и Белой наиболее удобными перевалами являются именно те, которые прилегают не к Абхазии, а к нынешним Адлеровскому и Лазаревскому районам, т.е. к местам, где исстари обитало не абхазское население, а, как мы склонны утверждать, население убыхское и абазинское. С. Басария, посетивший в 1929 г. абазинские селения с предвзятой целью найти доказательства абхазского происхождения абазин, пишет, что «сами абазины считают, что все они, бесспорно, выходцы из Абхазии», но тут же противоречит самому себе, когда сообщает, что старики абазины считают своей прародиной Вордане (местность северо-западнее Сочи). Басария не нашел среди абазин преданий о переселении их из Абхазии. Вместо абазинских он приводит абхазское предание о переселении на Северный Кавказ некоторого числа самурзаканцев в один из голодных годов. Текст предания не оставляет сомнения в том, что речь идет о переселении незначительной группы самурзаканцев. Такие переселения имели место во все

- 33 -

эпохи, во всех районах Кавказа, и они не меняли этническую карту. Помимо указанного абхазского предания, Басария ссылается на услышанное им в Абхазии мнение, по которому абазины выселялись на Северный Кавказ из разных мест Абхазии(7). Неопределенность этого мнения заставила Басария ограничиться лишь лаконическим их упоминанием. Оно также могло относиться к взаимным передвижениям мелких групп населения. Не исключена возможность влияния на рассказчика существующей книжной традиции. Показательно, что сам Басария зарегистрировал другое, неправильное с его точки зрения, мнение тех же абхазов, что абазины никогда из Абхазии не выселялись и, таким образом, и в древности являлись особым народом(8).
Сталь, был склонен считать абазин за выходцев из абхазского общества Цебельды(9). Бесспорно, почвой для этой гипотезы послужило наличие в свое время среди абазин-шкаравцев, как и среди цебельдинцев и джикетов-псхувцев, феодальной знати, носившей одну и ту же фамилию Маршани. Но какое это имеет отношение к вопросу об этногенезе? Разве не было грузинских и армянских Орбелиани, черкесских и крымских Гиреев или рассеянных по Европе Габсбургов? Басария приводит обрывок абазинской песни, в которой упоминается Цебельда. Но разве в народных песнях упоминаются только географические пункты своего народа?
В литературе нельзя найти ни одного народного предания, которое подтверджало бы факт переселения абазинского народа из Абхазии. Ссылки же разных авторов на такие предания - результат недоразумения. Но в литературу не раз проникали обрывки народных сказаний, считающих прародиной абазин территорию нынешних Адлеровского, Лазаревского или Туапсинского районов. Выше мы уже приводили зафиксированное Басария мнение абазин, что они в древности обитали в районе Вордане. Точно то же слышал еще в середине прошлого века Люлье(10). Знакомый с местными преданиями, Торнау, чтобы примирить их с общераспространенным в литературе недоразумением, вынужден был прибегнуть к гипотезе, что абазины, хотя, мол, и вышли из Абхазии, но в процессе миграции долго жили в районе Сочи, откуда потом переселились на север(11).
В записанных нами абазинских преданиях фигурируют в качестве первоначальных мест обитания этого народа: Псху, Ахчипсоу, Шапсугия и Адавей, т.е. территория, расположенная на северо-запад от Абхазии. Исключение составляет лишь одно предание (из девяти), слышанное нами в сел. Инджичкун. В нем рассказывается, что предки нынешних жителей этого селения сперва жили «где-то около Сухума», а потом четыре поколения тому назад (т.е. менее 150 лет тому назад) переселились на Теберду. Так как исторические документы знают северокавказских абазин уже на протяжении почти 400 лет и так как сообщавший это предание плохо разбирался в незнакомой ему географии Черноморского побережья, то первую часть этого сообщения мы склонны считать ошибочной.
Племенные, фамильные и топографические термины северокавказских абазин имеют свои параллели на Черноморском побережье в районе Сочи. Так, фамилия крупнейших абазинских князей и возглавляемое ими общество, с одной стороны, и одна из рек северо-западнее Сочи, с другой стороны, носили одно и то же наименование - Лоо. Князья и общество Кечь существовали и у северокавказских абазин, и у джикетов (в окрестностях Сочи), причем джикетские Кечь обитали на р. Кечь (приток р. Мзымты). Старое название абазинского селения Псыж-Дыдыркъвай имеет также абсолютную параллель в названии одной из рек, впадающих в море между Сочи и Туапсе. Так как обычно не реки назывались по именам обществ, а общества по именам рек, то отсюда следует, что северокавказские Лоо, Кечь и Дыдыркъвай есть производные от соответст-

- 34 -

вующих топонимических терминов Черноморского побережья. Абазинское общество Баг имело свою параллель в джикетском обществе того же названия. И в данном случае более древним оказывается не северокавказское, а джикетское Баг, так как в исторической Джикетии этот термин зафиксирован безыменным автором «Объезда Евксинского понта» около V в.(12). Ряд географических названий Черноморского побережья, которое в XIX в. было заселено черкесами, не может быть истолкован с помощью черкесского языка и в то же время объясняется из абазинского. Например: р. Магры - от абазинского мыгъра (рукав), мыс Агрия - от абазинского агъра (рябой), р. Аше - от абазинского аща (брат).
Таким образом, географическая номенклатура Адлеровского, Лазаревского и Туапсинского районов Краснодарского края носит абазинские следы, причем при параллельном существовании одинаковых терминов среди северокавказских абазин и в помянутых районах побережья более древними оказываются вторые. Данные топонимики подтверждают, как и исторические предания, что северокавказские абазины некогда жили на Черноморском побережье северо-западнее Абхазии. Но анализ топонимических терминов позволяет сделать еще одно предположение: предки шкаравцев обитали примерно от Гагр до Адлера или Мацесты, а далее на северо-запад обитали предки тапантовцев.
Нашему выводу на первый взгляд противоречит тот общеизвестный факт, что до середины XIX в. Черноморское побережье Кавказа от Тамани и до р. Шахе было занято черкесскими племенами натхуаджей и шапсугов, а от р. Шахе до р. Мацесты - убыхским народом. Каким образом черкесы сменили на этом пространстве ранее обитавших здесь абазин? Как протекал на Черноморском побережье Кавказа процесс образования племен?
Древнегреческие и римские писатели не знали ни черкесов с убыхами, ни абазин, ни абхазов. Пространство от Тамани до нынешней Грузии в те времена было занято множеством не оформившихся в племена мелких обществ. Натуральный характер производства был причиной существования большого числа обособленных, отличающихся друг от друга языков. В течение первого тысячелетия нашей эры развитие морской торговли создает условия для классовой дифференциации населения. В VII в. возникает абхазское государство с тенденцией расширения не только в сторону юга, но и в сторону севера. Грузинская летопись говорит, что владетель (или царь) Абхазии Леон (VII в.) владел землями до самой р. Кубани. Так ли было в действительности или это преувеличение летописца - сказать трудно, но не подлежит сомнению, что влияние Абхазии в те времена было велико. Это влияние должно было сказаться и на языке соседних с абхазами мелких обществ. Нам кажется, что зафиксированное позже распространение абхазов далеко на север от собственно Абхазии не означает, что там действительно обитали абхазы, а лишь является свидетельством влияния абхазской культуры и, в первую очередь, языка на мелкие общины северо-западной части Черноморского побережья Кавказа. Во всяком случае, у нас нет никаких доказательств массового переселения абхазов на земли древних торетов, керкетов, ахеев, синдов и других мелких народов, занимавших интересующее нас пространство в начале нашей эры. Причину близкого сходства абазинского и абхазского языков следует видеть в том, что предки абазин в течение ряда столетий находились по соседству с обществами, объединившимися в абхазскую народность, и в силу этого не могли не испытать влияния в ту пору более высокой культуры своих соседей.
Но в первом тысячелетии нашей эры не одни абхазы объединялись в народность. Со второй половины первого тысячелетия все писавшие об этом крае авторы уже не говорят о многоязычии и вместо большого числа мелких народов указывают всего

- 35 -

лишь 3-4. Многоязычие постепенно исчезает. Но еще в XIX в. сохранялся особый язык маленького убыхского народа - памятник эпохи господства мелких обособленных обществ, говоривших на особых языках.
Наличие абхазского влияния соблазняло многих старых авторов, недостаточно вникавших в этнографическую карту Черноморского побережья, на котором они указывают абхазское население иногда вплоть до самой Тамани. Например, по Герберштейну (первая половина XVI в.), в низовьях р. Кубани живут «афгазы», а в горах - черкесы(13). По Иоанну Луккскому (около 1625 г.), черкесская земля на юге заканчивается пунктом Кудесчио, т.е. мысом Кодош, около г. Туапсе, а далее простирается Абхазия(14). По Эвлия-Челеби (1641), этот же Кодош (у него Кютасси) есть крайний на северо-западе пункт распространения абхазов(15). По Пейсонелю, абазины (так он называет абхазов и абазин вместе) населяют все пространство от Суджука (теперь - г. Новороссийск) до Мегрелии(16). Позже, в XIX в., многие документы по старой традиции продолжали считать абхазами заведомо черкесское племя шапсугов, обитавшее на побережье.
Исторические источники до XVIII в. знают среди черкесов лишь такие племена, которые в ту пору обитали или на северной стороне Главного Кавказского хребта или возле устья р. Кубани. Источники XVI и XVII вв. упорно не упоминают среди черкесов такие племена, как шапсуги, абазехи, бжедуги и махоши. Но на основании, с одной стороны, многочисленных народных преданий и, с другой, бесспорных исторических письменных документов мы не можем отрицать того слишком очевидного факта, что эти три теперь черкесских племени обитали до XVIII в. на той самой территории, которую долго различные авторы принимали за абхазскую или за абазинскую. Возникает законный вопрос: не являются ли эти племена очеркесившимися абазинами, т.е. не говорили ли они в прошлом на абазинском языке?
В сознании черкесов долго существовало противопоставление одной группы черкесских племен другой группе таких же племен. Одну такую группу называли «адыге», т.е. черкесы. Другая же группа черкесских племен не считалась адыгейской и именовалась термином «абаза», или «абадзе», т.е. абазины. Начиная с Услара и до настоящего времени в кавказоведении господствует мнение, будто подобное деление черкесов на две противоставляемые друг другу части возникло из-за различия в их социальном строе. Группа «адыге», мол, имела князей, а группа «абаза» их не имела. Так и писали об «аристократических» и «демократических» племенах черкесов. Автору этих строк уже приходилось обращать внимание на несостоятельность такого объяснения(17). Гипотеза Услара разбивается уже тем фактом, что причислявшиеся к «абазе», т.е. «демократической» группе, племена бжедугов, махошей и жанов также имели князей(18).
Мы стоим перед, казалось бы, странным явлением: значительная часть черкесских племен (а именно: шапсуги, натхуаджи, абазехи, гуае, жаны, бжедуги и махоши) долгое время среди самих же черкесов не признавались черкесскими, а именовались абазинами. К абазинам же причисляли и прибрежный народ убыхов, говоривший на своем особом языке. Само черкесское племя «абазех» в переводе означает «нижние абазины». Из этой группы шапсуги, гуае, натхуаджи и убыхи до середины XIX в. проживали на той самой части Черноморского побережья, которая в старину считалась заселенной абазинами (или, ошибочно, - «абхазами»). Что же касается жанов, бжедугов, махошей и абазехов, то о них мы также имеем сведения, что они переселились на Северный Кавказ из той же самой части Черноморского побережья. Предания абазехов рассказывают о переселении их «из Абхазии»(14), вернее - Абазии. Одно из абазехских преданий указывает на долину реки Шахе как на первоначальное местообитание этого племени.
Старики шапсуги до сих пор показывают в районе Туапсе места, где когда-то жили махоши. По бжедугским преданиям, бжедуги также «абхазского происхождения»(20), но что это была за «Абхазия» - мы хорошо знаем из сочинения Эвлия-Челеби, который в 1641 г. застал бжедугов в процессе переселения из приморского района, расположенного между р. Сочи и Шахе, на Северный Кавказ. Он рассказывает, что в то время один из турецких военачальников «вел 3000 человек из боздуков (т.е. бжедугов- Л.Л.) в поход астраханский, по окончании которого он им дал юрт в черкесских горах Обур, где они и остались». Причисляя бжедугов к абхазам, он говорит о бжедугах: «Это народ храбрый, говорящий по-абхазски и по-черкесски. Гора Обур отделяет абхазских боздуков от черкесских»(21). Разделение бжедугов на две части живо в сознании и современных бжедугов, которые делят свое племя на два подплемени: хамышь и чеченей. По преданиям, они (как свидетельствует и Эвлия-Челеби) выселились на Северный Кавказ в разное время. Так как о разделении бжедугов на абхазскую и черкесскую части Эвлия-Челеби говорит непосредственно после упоминания об их двуязычии, то это сообщение нельзя понимать в ином смысле, кроме как в том, что «абхазские» бжедуги говорили «по-абхазски», а бжедуги, переселившиеся в Черкесию, успели (частично?) усвоить черкесский язык. Таким образом, свидетельство Эвлия-Челеби окончательно убеждает в том, что бжедуги до своего выселения с побережья (т.е. до начала XVII в.) говорили на одном из диалектов абазинского языка. В таком случае, что убедительнее можно противопоставить само собою напрашивающемуся предположению, что и целый ряд других черкесских племен (так наз. «абаза», или «демократические» племена), выселившихся с побережья несколько столетий тому назад, также являются очеркешенными абазинами? Сказанное подтверждается существующим у самих абазин мнением, что их народ состоит в самом близком родстве с абазехами и шапсугами.
То, что многие старые авторы считали первоначальную родину абазин Абхазией, объясняется звуковой близостью термина «абаза», с одной стороны, и от грузин вошедшего в литературу термина «абхаз», с другой. Эта звуковая близость путала всех, кто недостаточно вникал в этническую обстановку Северо-Западного Кавказа. В то же время сами черкесы, в том числе живущие на морском берегу шапсуги, четко отличают абазин, называемых ими «абаза», от абхазов, которых они именуют «азега». Этническая и языковая разница между абазинами всегда существовала. Именно поэтому старые грузинские источники прослеживали эту разницу, когда на Северо-Западном Кавказе указывали не два народа (абхазы и черкесы), а три («апхази», «джики» и «черкези»). Грузинские авторы обозначали абазин термином «джик».
В XIX в. граница между прибрежными абазинами («джикетами») и черкесами проходила около р. Сочи(22). В первой половине XVII. в. (по Эвлия-Челеби и Иоанну Лукскому) она проходила гораздо далее на северо-восток, а именно - около нынешнего г. Туапсе. В начале XVI в., если верить Герберштейну, абазинам принадлежало даже низовье р. Кубани. Таким образом, перед нами некогда значительный народ, который в течение примерно пяти последних веков непрерывно уменьшался в числе. Это уменьшение происходило не столько за счет истребительных войн с соседями (хотя таковые, конечно, были), сколько за счет ассимиляции с черкесами, добрая половина которых должна быть признана потомками абазин.
В связи с изложенным возникает вопрос: кого русские летописи имеют в виду, когда говорят о кавказском народе «обезы»? До сих пор в среде историков принимается за аксиому, будто обезы - это абхазы. На чем основывается это мнение? Исключительно на том, что историческая литература привыкла не замечать ныне маленького, но когда-

- 37 -

то обширного, абазинского народа. В русских летописях обезы упоминаются несколько раз. Так, в одном месте говорится, что Владимир Мономах прогнал половецкого хана Отрока «во обезы за железныя врата», где он отсиживался до самой смерти Владимира.
Под 1154 г. рассказывается о женитьбе великого князя киевского Изяслава на невесте «из обез». Под 1223 г. среди покоренных монголами народов упомянуты «ясы, обезы, косоги», т.е. аланы, обезы и черкесы. Под 1346 г. летописец сообщает о большом море, поразившем Поволжье, Крым и Кавказ: «бысть мор на бесермены, и на татары, и на ормены, и на обезы, и на жиды, и на фрязы, и на черкасы и на всехтамо живущих, яко не бе кому их погребати». Под 1395 г. среди различных стран, завоеванных Тимуром, упоминаются «Гурзистани, Обези, Грузии»(23). Из летописных известий лишь последнее может быть отнесено к абхазам. За это говорит то, что страна обезов поставлена рядом с Грузией. Но в то же время само сообщение о завоевании Тимуром обез должно быть отнесено к абазинам. Во всяком случае нам хорошо известен поход Тимура в земли абазин («в Абасу») со стороны Северного Кавказа(24). В остальных случаях русская летопись, как нам кажется, имеет в виду именно абазин, а не абхазов.
Прежде всего - что такое «железныя врата»? Этим термином на разных языках, в разное время именовались разные проходы или перевалы из Северного Кавказа в Закавказье, и нет никаких оснований приурочивать это название к какому-нибудь определенному пункту Кавказа. Но бегство Отрока через железные врата к обезам не есть бегство в Абхазию, так как для того, чтобы укрыться от Мономаха, вряд ли нужно было бежать в далекую и труднодоступную с севера Абхазию. Для этого достаточно было бежать в земли абазин, которые тогда обитали вблизи Тамани, в непосредственной близости от половецких степей. В сообщении летописца о завоевании монголами обезы поставлены рядом с двумя северокавказскими народами, из которых черкесы являлись непосредственными соседями абазин, в то время как абхазы не были соседями ни черкесов, ни алан. В сообщении о моровой болезни среди южных народов упомянуты только северокавказские и крымские. Упоминание армян, генуэзцев («фрязы») и евреев имеет в виду городское население крымского и таманского побережий. Помещение среди них народа обезов, конечно, относится к абазинам, жившим вблизи Тамани и Крыма, а не к более далеким абхазам. Вообще, если абхазы были сравнительно далеким от русских земель народом, то не нужно забывать, что абазины являлись ближайшими соседями Тмутараканского княжества, и странным было бы незнание их русскими людьми того времени. Наш вывод, что под обезами нужно понимать именно абазин, находит и лингвистическое подтверждение. Дело в том, что абхазы сами себя называют «апсуа», по-грузински - «апхази», по-свански «мипхаз», по-черкесски - «азега». Термин «обез» должен быть сопоставляем не с ними, а с самоназванием абазин - «абаза». Еще Н.Я. Марр писал о термине «абаза», что именно «эта разновидность названия и лежит в основе формы, известной из «Русских летописей» - «обезы»(25).
Когда же обезы-абазины переселились на Северный Кавказ? В литературе наибольшее распространение получило мнение Гюльденштедта, утверждавшего, что это будто бы произошло в XVII в.(26). Другие относили это событие к V-VI вв.(27), к X-XI вв.(28), к XI в.(29), к XVI в.(30) и даже к XVIII—XIX вв.(31) Особняком стоит мнение двух авторов, считавших абазин северокавказскими аборигенами(32). Осторожное, но правильное мнение А.Н. Генко и Г.П. Сердюченко состоит в том, что выселение абазин произошло во всяком случае до XVII в.(33).
Г.П. Сердюченко в доказательство раннего переселения абазин к верховьям р. Кубани и р. Лабы ошибочно ссылается на свидетельство Герберштейна о пребывании «афгазов» на Кубани в первой половине XVI в.(34) Но у Герберштейна сказано буквально следующее:

- 38 -

«Около болот Меотиды (т.е. Азовского моря. - Л.Л.) и Понта (т.е. Черного моря, - Л.Л.), при реке Кубани, впадающей в болота, живет народ «афгазы»(35). Как мы уже отмечали выше, Герберштейн имел в виду тех абазин, которые в ту пору продолжали обитать на Черноморском побережье, поблизости от устья р. Кубани. Таким образом, хоть это и соблазнительно, мы вынуждены отказаться от ссылки на Герберштейна. Древнейшее свидетельство о пребывании абазин на Северном Кавказе имеется в родословной кабардинских князей, составленной в XVII в. и доведенной до событий, совпадающих со смертью царя Федора Ивановича (1598 г.). В ней говорится, что у князя Мастрюка был «3-й сьн Кайтука мурза - бездетен, утонул на Кубане реке, как в добычу ездил под обазинцов». Мастрюк - это хорошо известный кабардинский князь второй половины XVI в., сын Темрюка. На родной сестре Мастрюка был женат царь Иван Грозный. Из сказанного явствует, что гибель Кайтуки могла произойти лишь в конце XVI в. Так как исключена возможность набега Кайтуки из Кабарды на приморских абазин, то благодаря этому свидетельству можно считать доказанным пребывание абазин в Закубанье в конце XVI в. Этим самым снимаются высказывавшиеся предположения о переселении абазин позже XVI в.
Не только в среде абазинского народа, но и среди кабардинцев, бесленеев и абазехов исторические предания единодушно утверждают, что переселению абазин на север предшествовало движение на предкавказские равнины кабардинцев, бесленеев и чемгуев. Доподлинно известно, что переселение кабардинцев и других черкесских племен произошло после разгрома монголами половцев и алан в XIII в. В литературе утвердилось ошибочное мнение, будто кабардинцы заняли свои нынешние места около XIV-XV вв.(36) Эта неправильная точка зрения до настоящего времени является господствующей. Но оставленное русским летописцем описание местоположения ставки золотоордынского хана Узбека в 1319 г. позволяет датировать это событие более ранним временем. В этом описании говорится, что ставка находилась «за рекою за Терком под высокими горами под некими и черкаскими у града Титякова на реце Сивинце близь врат железных, у болвана медяного, у златыя главы у Темиревы, у богатыревы могилы»(37). Есть сведения, что в не сохранившемся теперь архиве командира Моздокского полка 1840-х годов Султан Казы-Гирея находилась какая-то старинная рукопись, в которой было сказано, что Узбек-хан в 1319г. занимался исправлением укрепления Жулат. Уже из одного сопоставления обоих свидетельств напрашивается предположение, что Титяков и Жулат есть одно и то же. Жулатом же называются развалины средневекового города на р. Тереке, около нынешнего осетинского селения Эльхотово. Указанная в летописи топография подтверждает наше предположение, что Титяковым русские называли Жулат. Напомним, что под ясами древнерусские источники имели в виду алан-осетин, а «железными вратами» обычно назывались проходы через Кавказский хребет. Так как в тексте речь идет о железных вратах, находящихся одновременно вблизи осетин и черкесов, то таковыми не мог быть Дербент. Но так как речь идет о железных вратах за рекой Тереком, то, значит, это не западнокавказские перевалы. Остается считать, что железными вратами в данном случае летописец назвал Дарьяльское ущелье, издавна служившее важнейшим проходом из Северного Кавказа в Закавказье и неоднократно именовавшееся в старой литературе «железными вратами». Город же Титяков, находившийся за р. Тереком, вблизи Дарьяльского ущелья, только и мог быть не чем иным, как исторически известным Жулатом. Для нас сейчас важно другое, а именно то, что Жулат, ныне расположенный между Осетией и Кабардою, указан летописцем под осетинскими и черкесскими горами. Из этого следует неоспоримый вывод, что черкесское племя - кабардинцы- в 1319 г. уже обитало в местах, которые они занимают и в настоящее время. Так

- 39 -

как ближайшие к Жулату горы летописец называет уже в ту пору не только осетинскими, но и черкесскими, то можно думать, что черкесы (именно кабардинцы) уже прожили в этих местах известный отрезок времени, за который успели передать свое имя этим горам. Следовательно, вряд ли ошибемся, если выскажем предположение, что переселение кабардинцев к бассейну р. Терека произошло во второй половине XIII в.(38)
Абазины, о которых известно, что они переселились на Северный Кавказ после кабардинцев и что в конце XVI в. они уже там жили, могли совершить свое переселение только в течение XIV-XVI вв. К сожалению, попытки более точной датировки интересующего нас события, при нынешней степени выявленности источников, выходят за рамки достоверного. Отметим только, что Тимур, совершая из Северного Кавказа свой поход «в Абасу», должен был перевалить через «гору Эльбрус», т.е. через Кавказский хребет(39). Значит, Тимур совершил свой поход в земли абазин, проживавших тогда на Черноморском побережье. Но на основании этого источника нельзя утвердительно говорить, что в конце XIV в. все абазины продолжали еще обитать на своих прежних местах. Еще менее убедительна попытка, которую делал Фелицын, приурочить приморское княжество Биберди в XVI в. к абазинцам, во главе которых стояли князья Бибердовы(40). Би-берд, или «бий-Берды» (вариант «Берды-бий»), - собственное татарское имя, часто встречавшееся среди разных народов Северного Кавказа.
Абазинские предания единогласно утверждают, что среди них тапантовцы первыми совершили переселение. Вслед за ними двинулись другие абазинские племена. Переселение, очевидно, не было стремительным и эпизодическим. Оно совершалось постепенно.
Перейдя на Северный Кавказ, абазины столкнулись с кабардинцами и татарами. Последние, кажется, и наделили первых переселившихся абазин названием «тапанта». Правда, Г.П. Сердюченко считает, что термин «тапанта» происходит от осетинского «тапан» (равнина), и «та» - окончание множественного числа(41), но допущение такого толкования предполагает, что абазины жили на Северном Кавказе еще в ту эпоху, когда осетины являлись могущественным народом и держали в своих руках добрую половину Северного Кавказа, в том числе и часть бассейна р. Кубани. В противном случае остается необъяснимым, почему эта часть абазин сделала своим самоназванием термин, созданный территориально далеким и политически второстепенным народом, каким стали осетины после монгольского нашествия XIII в. Более основательно видеть в слове «тапанта» татарское «табан-да», что означает «на равнине», т.е. равнинные жители. Можно даже предполагать, что само осетинское «тапан» есть более позднее заимствование из татарского языка, заимствование, проникшее в осетинский после XIII в.
Таким образом, наши общие выводы сводятся к следующему:
1. Абазины переселились на Северный Кавказ из той части Черноморского побережья, которая лежит на северо-запад от Абхазии.
2. Указанное переселение произошло не ранее XIV и не позднее XVI в.
3. Абазинский народ в прошлом был численно много большим, чем в настоящее время. Значительная часть черкесских племен является очеркешенными абазинами.
4. Русские летописи имели в виду под «обезами» именно абазин, а не абхазов.

- 40 -

1 J. Potocki. Voyage dans les steps d’Astrakhan et du Caucase, I, Paris, 1829, p. 253; П. Бушков. О имени козак. Вестник Европы, 1822, № 23, стр. 188; С. Броневский. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе, I, М., 1823, стр. 331; Ф. Торнау. Воспоминания кавказского офицера, стр. 413 и 425; 77. Люлье. Черкесия. Краснодар, 1927, стр. 9; А. Берже. Краткий обзор горских племен на Кавказе, «Кавказский календарь на 1858: г.», Тифлис, 1857, стр. 276; А-д Г. Очерк горских народов правого крыла Кавказской линии. «Военный сборник», XI, СПб., 1860, стр. 309; Н. Каменев. Бассейн Псекупса. Кубанские войсковые ведомости, 1867, № 5; Е. Вейденбаум. Путеводитель по Кавказу, Тифлис, 1888, стр. 84; Е.Д. Фелицын. Черкесы — адыге и западно-кавказские горцы. Кубанские областные ведомости, 1884, № 34; его же примечания к работе М. Пейсонеля: Исследование торговли на черкесско-абхазском берегу Черного моря. Краснодар. 1927, стр. 35; Г. Мерцбахер. К этнографии обитателей Кавказских Альп. Изв. Кавк. отд. Рус. геогр. о-ва; Тифлис, 1905, т. XVIII, № 2, стр. 94; В. Бартольд. Абхазы. «Новый энцикл. словарь» Брокгауза и Ефрона, I, СПб. (год не указан); П. Ковалевский. Кавказ, т. I: Народы Кавказа СПб., 1914, стр. 36; Ф. Красильников. Кавказ и его обитатели, М., 1919, стр. 53; С. Басария. Абхазия, Сухум-Кале, 1923, стр. 18; Н.Яковлев. Краткий обзор черкесских (адыгейских) наречий и языков. Записки Сев.-кавк. горского н.-и. ин-та, I, Ростов н/Д., 1928; стр. 128, и другие авторы.
2 П. Бутков. Указ. соч., стр. 192.
3 А. Грен. Краткий очерк истории Кавказского перешейка с древнейших времен. Университ. изв., Киев, 1895, стр. 38; Д. Гулия. История Абхазии, I, Сухум, 1925, стр. 75, 81 и 101.
4 Ш.Б. Ногмов. История адыхейского народа, Тифлис, 1861, стр. 76.
5 Н.Я. Марр. О языке и истории абхазов, стр. 45; Л. Лавров. Из поездки в черноморскую Шапсугию. Советская этнография, 1936, № 4-5, стр. 131-132.
6 Сталь. Этнографический очерк черкесского народа. «Кавказский сборник», XXI, Тифлис, 1900, стр. 65.
7 С. Басария. Абазинский аул в Мало-Карачаевском округе, Сухум, 1929 стр. 16-17.
8 Там же, стр. 17,
9 Сталь. Указ. соч., стр. 79.
10 Л. Люлье. Указ. соч., стр. 9.
11 Ф. Торнау. Указ. соч.. стр. 425.
12 В.В. Латышев. Известия древних греческих и латинских писателей о Скифии и Кавказе, т. I, ч. I, СПб., 1893, стр. 278.
13 С. Герберштейн. Записки о московских делах, Спб., 1908. стр. 159-160.
14 Жан де Люкк. Описание перекопских и ногайских татар, черкесов, мингрелов и грузин. Записки Одесск. о-ва истории и древностей, XI, Одесса, 1879, стр. 489 и 492.
13 Брун. Путешествие турецкого туриста вдоль по восточному берегу Черного моря; Там же, X, Одесса, 1875, стр. 179.
16 М. Пейсонель. Исследование торговли на черкесско-абхазском берегу Черного моря в 1750—1762 годах, Краснодар, 1927, стр. 29.
17 Л. Лавров. Указ. соч., стр. 132.
18 Л. Люлье. Указ. соч., стр. 11.
19 Н. Каменев. Указ. соч., № 5.
20 А.Н. Дьячков-Тарасов. Абадзехи. Записки Кавк. отд. Рус. геогр. о-ва, кн. XXII. вып. 4, Тифлис, 1902, стр. 11-12.
21 Брун. Указ. соч., стр. 178.
22 Убыхский язык сохранялся только в горах, а не на побережье.
23 Полное собрание русских летописей, т. I, стр. 146 и 189, т. II. стр. 74 и 155: т. III. стр. 39; т. IV. стр. 125; т. VII, стр. 60, 129 и 210; т. VIII. стр. 65.
24 В. Г. Тизенгаузен. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды, II.
25 Н.Я. Марр. Указ. соч., стр. 45.
26 J.А. Giildenstedt. Op. cit., S. 465-466; С. Броневекий. Указ. соч., стр. 331; Л. Люлье. Указ. соч., стр. 9; Ад. Берже. Указ. соч., стр. 71; В. Бартольд. Указ. соч., стр. 103; Ф. Щербина. История Кубанского казачьего войска, II, Екатеринодар, 1913, стр. 14; У. Алиев, Б. Городецкий и С. Сиюхов. Адыгея, Ростов н/Д., 1927, стр. 30; Д. Гулия. Указ. соч., стр. 75; С. Басария. Абхазия, Сухум-Кале, 1923, стр. 48.
27 П. Бутков. Указ. соч., стр. 188.
28 Е. Шиллинг. Абхазы. Энциклопедический словарь т-ва Гранат. I дополн.том, М. (год не указан), стр. 19.
29 Н. Яковлев. Указ. соч., стр. 128.
30 См. примечания Е. Фелицына к работе М. Пейсонеля. Указ. соч., стр. 35.
31 Большая сов. энциклопедия, т. I, стр. 115.
32. Klaproth. Reise in den Kaukasusund nach Georgien, I, Halle und Berlin, 1812, S. 447; П. Лопатинский. Заметка о народе адыге вообще и кабардинцах в частности. Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа, XII, Тифлис, 1891, стр. 3-4.
33 А.Н. Генко. О языке убыхов. Изв. АН СССР, 1928, стр. 237.
34 Г.П. Сердюченко. Абазины и первые сведения об их языке. Уч. зап. кафедры языка Ростов, пединститута, 2, Ростов н/Д, 1940, стр. 21.
35 С. Герберштейн. Указ. соч.. стр. 169.
36 С.А. Селокуров. Сношения России с Кавказом, I, М, 1889, стр. 2.
37 Г.П. Сердюченко. Указ, соч., стр. 21.
38 Л.И. Лавров. Черкесия в XIII-XIV веках. Красная Черкесия, 1941, №№ 137 и 138.
39 В.Г. Тизенгаузен. Указ. соч., стр. 180-183.
40 Е.Д. Фелицын. Некоторые сведения о средневековых генуэзских поселениях в Крыму и Кубанской области. «Кубанский сборник», V, Екатеринодар, стр. 17-18.
41 Г.П. Сердюченко. Указ. соч., стр. 16-17; Его же. Абазины. Красная Черкесия, 1940, № 288.

(Советская этнография. 1946. № 4. С. 161-170.)

(Печатается по изданию: Л. И. Лавров. Избранные труды по культуре абазин, адыгов, карачаевцев, балкарцев. Нальчик, 2009 г. С. 33-42.)
________________________________________

О происхождении народов Северо-Западного Кавказа

Авторы, вышедшие из старой дореволюционной школы, считали, что народы Северо-Западного Кавказа являются отколовшимися частями исторических народов (антов, абиссинцев, арабов, индусов, митаннийцев и др.), которые в древности по тем или иным причинам совершили переселение из своей далекой прародины на Северо-Западный Кавказ.
Н.Я. Марр в более ранних своих работах также придерживался миграционной теории происхождения народов Северо-Западного Кавказа. В некоторых своих работах Н.Я. Марр утверждал, будто все Черноморское побережье Кавказа вплоть до Тамани в древности было заселено мегрелочанами.
В других случаях Н.Я. Марр помещал здесь некий «народ-п», оставивший по себе след в топонимических названиях: Синоп, Майкоп, Анапа, Пантикапея. Здесь же он находил следы скифов и сарматов. Современные названия городов Туапсе и Сухуми, а также название древнего племени зихов Н.Я. Марр производил от термина «скиф», а современные этнические и географические названия Кабарды, Теберды, Цебельды - от термина «сармат».
В доскифское время на Северо-Западном Кавказе, согласно Н.Я. Марру, помимо киммерийцев, проживали еще и «чувашские элементы».
В одной из своих работ Н.Я. Марр видел в имени города Синоп не след «народа-п», а след какого-то другого, также нереального, реконструированного им народа, в состав которого некогда будто бы входили и древнечеркесское племя синдов, и предки сванов. Если к этому прибавить, что Н.Я. Марр не считал случайным совпадение имени древнекавказского племени ахеев с ахеями Греции и сходство названий абазги (древнее название части нынешних абхазов) и басков (проживающих в Испании), то становится ясным, что применительно к народам Северо-Западного Кавказа Н.Я. Марр не создал стройной этногонической теории. Вместо нее находим у него хаотическую смесь слабо аргументированных и часто противоречивых высказываний.
Построение подлинно научной теории происхождения народов Северо-Западного Кавказа возможно только при условии отказа от антинаучных построений Н.Я. Марра и при глубоком изучении гениальных трудов товарища Сталина по вопросам языкознания.
Можно утверждать, что предки абхазов, абазин, убыхов, адыгейцев и кабардинцев уже в глубокую древность проживали на Северо-Западном Кавказе. Это вытекает, во-первых, из отсутствия серьезных доказательств о каких-либо значительных переменах в этническом составе Северо-Западного Кавказа. Это вытекает, во-вторых, из признаваемой археологами преемственности культур на Северо-Западном Кавказе начиная с раннеметаллической эпохи (А.П. Смирнов, В.П. Шилов, К.Ф. Смирнов, Е.И. Крупнов). Это доказывается, в-третьих, анализом исторического фольклора абхазов, абазин, адыгейцев и кабардинцев, который во всех своих пластах отражает собою географическую и историческую обстановку Северо-Западного Кавказа. Это доказывается, в-четвертых, лингвистическим анализом географических и этнических названий, существовавших на Северо-Западном Кавказе в античное время и в Средние века.

-78-

Константин Багрянородный пишет, что в Зихии около одного из нефтяных источников «находится селение, называемое Сапакси, что значит «пыль»(1). Так как «пыль» и теперь по-адыгейски будет «сапэ», по-кабардински и по-абазински - «сабэ», по-абхазски «а-саба», то свидетельство Константина Багрянородного устраняет всякие сомнения в том, что зихи, проживавшие в X веке в Закубанье, говорили на одном из абхазо-черкесских языков. Отсюда допустимо предположение, что и более древние (античные) известия о племени зихов на Северо-Западном Кавказе также относятся к абхазо-черкесскому кругу народов. В доказательство того, что в античное время на Северо-Западном Кавказе обитали племена, говорившие на абхазо-черкесских языках, можно также привести географические и этнические названия того времени с адыгейско-кабардинским корнем «псы», означающим «воду»: р. Псат (у Страбона), р. Псафия (у Птоломея), племя прессов и племя апсилов. Для раннего Средневековья с корнем «псы» следует прибавить р. Топсиду, р. Псахапсию и местечко Никопсия. Замечу, что три последних названия легко могут быть приурочены к определенным географическим пунктам, которые, кстати сказать, сохранили до наших дней свои первоначальные имена. Имею в виду Туапсе, р. Псекупс и р. Нагепсухо (Нечепсухо). У нас есть и другие примеры устойчивости топонимических терминов. Так, Птоломей указывает город Абун в районе, где теперь известна река Абин, и город или селение Скопел в тех местах, где до XIX в. существовало местечко Копыл.
Правда, для доказательства автохтонности населения важно показать не преемственность топонимики, а преемственность этнической номенклатуры. В этой связи отмечу, что целый ряд древних этнических терминов Северо-Западного Кавказа в той или иной форме сохранился до наших дней в качестве абхазо-черкесских этнических названий. Так, название древнего племени «керкеты» сохранилось в несколько измененном виде в слове «черкесы», а также «черченей» (последнее для обозначения одного из двух частей адыгейского племени бжедугов). Упомянутое у Прокопия Кессарийского (VI в.) племя «брух» до XIX в. у абазин сохраняло свое имя в форме «бракъэй», или «баракаевцев». Название древнего племени «зихов» еще сравнительно недавно существовало у грузин в форме «джихи» для обозначения абазин. Оно же в форме «а-зыгьа» до сих пор у адыгейцев означает абхазов. Л. Лопатинский справедливо полагал, что и «адыге», теперешнее самоназвание адыгейцев и кабардинцев, восходит (через «адзыге») к термину «зихи»(2). Название древнего племени апсилов, обитавших в южной Абхазии, сохранилось в форме «апсуа» в качестве самоназвания абхазов, а название древнего племени абазгов (живших в Абхазии на северо-запад от апсилов) сохранилось в форме «абаза» - самоназвания абазин. Древнее племя санигов, обитавшее в северо-западной Абхазии и безосновательно принимаемое историками за сванов, оставило след в названии «сандов» или «чандов» (по-шапсугски - шьанд), одного из абазинских племен, живших до 1864 года около нынешнего города Адлера. Наконец, имя племени синдов до сих пор слышится в названии адыгейского селения Шинджий. Названия таких древних племен Северо-Западного Кавказа, как апсилы, абазги, ахеи, заставляют вспомнить обычную в абхазском и абазинском языках особенность наделять слова начальным звуком «а». Между прочим, в районе былого обитания ахеев до сих пор одна из рек носит сходное имя Агуй.
Замечу, что нельзя согласиться с теми исследователями, которые пытаются искать следы племенного имени синдов в названии урочища Сенты в Клухорском районе Грузинской ССР и в записанном П.К Усларом убыхском слове «шинджишве», будто бы означавшем адыгейское племя абадзехов. Урочище Сенты, известное по сохранившемуся там старинному византийскому храму, получило свое название от тюрко-татарского

-79-

слова «сын», означающего «памятник», а в более широком смысле слова - вообще всякое старинное сооружение. Что касается убыхского слова «шинджишве», то его из последующих исследователей убыхского языка, после П.К Услара, никто не нашел. Из них А. Дирр, специально интересовавшийся этим термином, даже заявил, что сообщение П.К. Услара о «шинджишве» не соответствует действительности.
Признание автохтонности горского населения Северо-Западного Кавказа не означает отрицания миграций, которые здесь имели место неоднократно. Так, в самом начале средних веков готы-евдусиане вытеснили племя керкетов из-под нынешней Анапы в Закубанье. Во второй половине XIII в. произошло переселение кабардинцев с Прикубанья на бывшие аланские земли Центрального Предкавказья. В XIV-XV вв. абазины переселились с Черноморского побережья на Северный Кавказ. В XVII в. известно переселение черкесского племени бжедугор с Черноморского побережья к району нынешнего г. Краснодара. В самом начале XIX в. племя хатукаевцев переселилось с низовьев реки Кубань на р. Лабу. Большинство черкесского населения нынешней Черкесской автономной области и часть населения восточной половины Адыгейской автономной области являются потомками кабардинцев, переселившихся из Кабарды в 1804-м и 1822 гг. В 1860-х гг. произошло массовое выселение адыгейцев и абазин с Кавказа, а в 1870-х гг. то же самое произошло с абхазами. Все эти факты, количество которых можно увеличить, не позволяют соглашаться с антиисторической концепцией Н.Я. Марра, отрицавшей миграции.
Исследования лингвистов в области адыгейского, кабардинского, абхазского и абазинского языков обнаружили, что основной словарный фонд этих языков существовал уже в эпоху бронзы. Таким образом, перед нами непрерывный процесс развития речи у народов Северо-Западного Кавказа, процесс, который на протяжении трех тысячелетий не знает никаких взрывов. Так, факты подтверждают научные заключения И.В. Сталина, который говорил, что «элементы современного языка были заложены еще в глубокой древности, до эпохи рабства»(3).
В доскифский период Северо-Западный Кавказ имел оживленные сношения с соседними территориями. Историки до сих пор обычно указывают на сношения в этот период с Югом, вплоть до Месопотамии и Египта. Такие связи, действительно, имели место. Но справедливость требует указать на одновременное существование связей Северо-Западного Кавказа также с Крымом и Южной Украиной, о чем нередко историки Северо-Западного Кавказа забывают. В то же время связь, например, таврских каменных ящиков в Крыму с кавказскими дольменами очевидна. Говоря о прикубанских металлических изделиях II тысячелетия до н.э., А.А. Иессен отмечает их распространение также и за пределами Прикубанья. Он говорит, что «наиболее ярко предметы этой группы выступают в южных районах Украины».
Считая, что все эти находки происходят из Прикубанья, А.А. Иессен продолжает: «При очень слабой изученности территории Крыма пока трудно сказать, каким путем эти кубанские изделия проникли на Днепр и в район Одессы, но путь через Крым, возможно, использовался. Один медный топорик северо-кавказского типа известен из района Феодосии»(4). Связь Прикубанья с Крымом и Юго-Западной Украиной продолжала существовать и в начале I тысячелетия до н.э. Характерные для Северо-Западного Кавказа бронзовые изделия этого времени найдены в каменных ящиках Крыма и в ряде мест Южной Украины (например около городов Николаева и Кривого Рога). «Путь распространения этих изделий, - пишет А.А. Иессен, - вероятно, шел через Таманский полуостров и Керченский пролив в степной Крым и далее на низовья Днепра»(5). Предположе-

-80-

ние это подкрепляется сообщением Геродота о том, что в его время Керченский пролив замерзал настолько прочно, что крымские скифы ежегодно зимою свободно ездили через него на Таманский полуостров.
Связь Южной Украины и Крыма с Северо-Западным Кавказом, отмеченная археологией для II и начала I тысячелетия до н.э., оставила свое отражение в сходстве некоторых элементов топонимики, существовавших на этих территориях в более позднее (скифо-сарматское) время. Причину такого сходства нужно искать в предшествующей, т.е. бронзовой эпохе.
Античные авторы сообщают о г. Коракандаме (на Тамани), р. Кораканде (как Помпоний Мела в I в. н.э. назвал реку Кубань), племени кораксов, Кораксийских горах и р. Корак (три последние, примерно, в Абхазии). Как бы двойником этих терминов являются существовавшие тогда в Крыму селение и мыс Корак, или иначе Коракс. На Черноморском побережье Северо-Западного Кавказа обитало племя торетов, а в Крыму было племя тавров. Связь терминов «торет» и «тавр» станет ясной, если учесть, что адыгейский и кабардинский языки не имеют гласной «о». Вместо нее употребляются дифтонги: в одних случаях «уэ», а в других «эу». Таким образом слово «торет» по-адыгейски могло звучать «тэурет».
На Кавказе рядом с торетами проживало племя керкетов, а на западе Крыма были населенный пункт Керкенитида и залив Керкенитский (ныне Евпаторийский). Реку Кубань и р. Южный Буг греки почему-то называли одним и тем же именем - Гиппанис. Упомянутый у Птоломея на р. Кубани населенный пункт Скопел (позже известный под именем Копыл) имеет, возможно, не случайное созвучие со второй частью слова Пантикапей - городом в Крыму и рекой на юге Украины. Плиний Старший, кроме племени синдов, живших на Северо-Западном Кавказе, упоминает еще «Синдскую Скифию» на Южной Украине. Мы опускаем те частые случаи, когда античные авторы явно ошибочно помещали синдов то в Крыму, то у низовьев Днепра, то, наконец, на Дунае.
Нужно сказать, что кавказоведы до сих пор привыкли искать северо-западные кавказские элементы в топонимике районов, расположенных южнее и юго-восточнее нынешней Абхазии. Неудивительно, что возникли всевозможные этногонические теории о южном происхождении народов Северо-Западного Кавказа. П.К. Услар, Ушаков, Н.Я. Марр (в более ранних своих работах), Джавахишвили и другие выводили их из Передней Азии. Д.И. Гулия пошел еще дальше: он произвел абхазцев из... Абиссинии.
Кавказоведы привыкли не замечать упомянутые выше общие черты древней этнонимики и топонимики Северо-Западного Кавказа, с одной стороны, и Крыма с Южной Украиной - с другой. В то же время эти общие черты подрывают основу теорий южного происхождения изучаемых нами народов в бронзовую эпоху и заставляют признать их органическую связь в бронзовую эпоху не только с югом, но также и с западом и северо-западом. Сам факт одновременного существования древних связей как с югом, так и с северо-западом указывает не на переселение с юга или северо-запада, а только на оживленные сношения с этими территориями в доскифское время.
Связь с Крымом и другими частями Причерноморья в доскифскую эпоху не могла явиться следствием одних только временных обстоятельств и поэтому выражалась не только меновыми или военными отношениями. Можно думать, что связь эта имела более глубокие корни.
Известно, что Северное Причерноморье в доскифскую эпоху было заселено киммерийцами. Доказательством пребывания киммерийцев на Северо-Западном Кавказе служит название населенного пункта Киммерий, существовавшего на Тамани в период Боспорского царства.

-81-

Геродот, с одной стороны, говорит, что скифы вытеснили киммерийцев и захватили их земли, а с другой, - что скифы обитали на запад от Дона и в степях Крыма, т.е. не занимали всей бывшей киммерийской земли. Остается заключить, что не все киммерийцы были вытеснены скифами, что на Северо-Западном Кавказе и в горах Крыма, входивших в состав киммерийских земель, продолжала обитать и при скифах часть киммерийских племен. К этим племенам принадлежали: в Крымских горах - тавры, а на Северо-Западном Кавказе - синды и другие меоты, а также керкеты, тореты, ахеи, зихи и др. Так как эти племена являются несомненными предками нынешних абхазов, абазин, адыгейцев и кабардинцев, то эти последние четыре народа имеют основания выводить свое происхождение от восточной части киммерийских племен. Кстати, имя киммерийцев до сих пор, возможно, слышится в названии одного из адыгейских племен «к1емгуй», в старое время произносившемся «к1емыргуй» (откуда по-русски - темиргоевцы).
Киммерийская гипотеза происхождения народов Северо-Западного Кавказа уже нашла сторонников среди советских археологов(6).
По свидетельству античных авторов, на Северо-Западном Кавказе одновременно проживало большое количество мелких народов, говоривших на особых языках. Большое многоязычие, сохранившееся в наши дни на Восточном Кавказе (в Дагестане), в античную эпоху было присуще также и Западному Кавказу. Античные авторы, перечисляя народы Северо-Западного Кавказа, как правило, не дают им какого-либо собирательного имени, которое давало бы повод думать, будто уже тогда существовали здесь более или менее крупные народы, лишь подразделявшиеся на ряд мелких племен, вроде позднейших черкесов. Нельзя серьезно принимать во внимание те случаи, когда античные авторы, явно ошибаясь, зачисляли всех жителей Кавказа в скифов или в сарматов или когда они наделяли малоизвестную им группу мелких племен заведомо вымышленным обобщающим именем, чуждым местному населению, вроде «гениохов», т.е. «возниц», напоминавшим грекам возниц в сказании об аргонавтах. Неслучайно, когда античные писатели лучше познакомились с кавказским Причерноморьем, они вместо «гениохов» обнаружили на их земле целый ряд отдельных мелких народов (саниги, абазги, апсилы и др.). Все это свидетельствует, что Северо-Западный Кавказ в античную эпоху был населен большим количеством мелких племен, не сознававших между собою близкого родства и поэтому не имевших общего имени.
То, что они говорили на разных языках, видно из известного свидетельства Страбона, что в г. Диоскарию «сходятся, говорят, 70 народностей, а по словам других писателей, нисколько не заботящихся об истине, даже 300; все они говорят на разных языках»(7).
Таким образом, сравнение большого многоязычия в прошлом с существованием небольшого числа языков на этой территории к XIX в. показывает, что в течение последних 2 тысяч лет здесь произошло уменьшение многоязычия.
Взаимное родство между многими этническими терминами Северо-Западного Кавказа в античное время (что не один раз уже доказывалось путем лингвистического анализа) свидетельствует, что большинство проживавших здесь мелких народов того времени состояло в лингвистическом родстве друг с другом. Это заставляет нас признать, во-первых, то, что языки Северо-Западного Кавказа происходили, как и ныне существующие языки той же территории, от одного какого-то языка-основы. Во-вторых, это заставляет нас отнести выделение северо-западно-кавказских языков из языка-основы ко времени, которое намного раньше предшествовало началу нашей эры, во всяком случае за два-три тысячелетия.

-82-

Процесс складывания языков и народов на Северо-Западном Кавказе, если брать его в целом, представляется в следующем виде: сперва увеличение числа языков и говорящих на них этносов (в результате дробления родов и племен), а потом сокращение их (в результате слияния племен в народности).
Территориальное размещение племен Северо-Западного Казказа в античное время еще не выяснено. Последняя в этой области, принадлежащая В.П. Шилову работа является серьезным шагом вперед, по сравнению с прежними исследованиями, но все же вопрос требует дальнейшего уточнения. В связи с этим необходимо сделать несколько замечаний.
Так, племя псессов должно быть помещено на левом берегу Кубани не потому, что, как пишет В.П. Шилов, «корень псы... в настоящее время встречается в названиях многих рек и населенных пунктов левого берега р. Кубани»(8), а только потому, что после размещения дандариев, досхов, торетов и фатеев для псессов на правом берегу Кубани не остается места, которое бы находилось недалеко от Боспора. А то, что псессы вместе с синдами, торетами и дандарами были близкими соседями Боспора, достаточно хорошо известно из боспорских надписей. Ссылка же В.П. Шилова на отсутствие в настоящее время на правом берегу Кубани топонимических названий с корнем «псы» не является убедительным доводом, так как современная топонимика кубанского правобережья сплошь ногайская и русская, т.е. очень поздняя, и мы не знаем, как назывались те или иные реки, урочища, лиманы и пр. до появления здесь тюркоязычных племен. Учитывая это обстоятельство, нельзя утверждать, что на правобережье Кубани не существовало в древности топонимических названий с корнем «псы». Лучшим доказательством этого является упоминание р. Псат у Страбона и Птоломея, которые помещают ее на правобережье Кубани. В.П. Шилов правильно сделал, что не соблазнился поместить псессов на берегах Псата. Адыгеец всякую речку наделяет корнем «псы», и р. Псат поэтому не могла быть исключением.
Таким образом, считая правильным решение В.П. Шиловым вопроса о локализации псессов, нельзя согласиться с доводами, на которых он это основывает.
Племя фатеев В.П. Шилов помещает на обоих берегах р. Кубани, причем пишет, что «судя по описанию замка Арифарна, который... был защищен утесами и густым лесом, р. Фат следует отожествлять с одним из левых притоков р. Кубани»(9). В.П. Шилов неправ. Нам уже приходилось приводить соображения в пользу того, что замок Арифарна находился в низовьях р. Кубани на правом ее берегу(10). Но вопрос с локализацией фатеев все же остается неясным, так как существуют серьезные сомнения относительно возможности считать замок Арифарна фатейским.
Нельзя согласиться с В.П. Шиловым и в том, как он решает вопрос о торетах и керкетах. Он смешивает оба племени и помещает их вместе между нынешними Анапой и Новороссийском(11). Но торетов упоминают отдельно от керкетов Скилак, Страбон, Плиний, Дионисий, Руфий Фест Авиен, Присциен и Стефан Византийский (со ссылкой на Аполлодора). Только поздний автор, Псевдо-Арриан (V в.) не видит разницы между двумя указанными племенами и пишет: «керкеты, называемые (также) торитами»(12). В определении местожительства торетов источники очень противоречивы. Наиболее достоверным нужно признать свидетельство Плиния, который помещает их непосредственно за Синдикой на юге. Если же принять точку зрения Скилака и Руфия Феста Авиена о том, что будто тореты проживали между керкетами и ахеями, то станет непонятным, как Левкон, сумев подчинить себе синдов и торетов, не смог этого сделать по отношению к находившимся между ними керкетам? Страбон также ошибался, когда помещал «тореатов» где-то севернее р. Кубани. Плиний говорит о крутой возвышенности, которую

-83-

занимали тореты. Это может относиться к территории Черноморского побережья, расположенной на юг от Синдики, т.е. на юг от нынешнего г. Анапы, где и следует локализовать торетов. Разложение племенной организации торетов примерно после II в. н.э. обнаруживается из перипла Псевдо-Арриана, который считает «торитов» составной частью керкетов. Видимо, тореты вошли в состав керкетского племени, и поэтому исчезло основание признавать их особым народом.
О племени керкетов мы знаем с середины I тысячелетия до н.э. В античную эпоху их следует помещать между торетами и ахеями, точнее между нынешним г. Новороссийском и р. Нечепсухо. Позже, в IV в. н.э., готы-евдусиане вытеснили керкетов и торетов с занимаемой ими земли (о чем рассказывает Псевдо-Арриан). Так как давно доказано, что в основе позднейшего слова «черкес» лежит древний термин «керкет», то приходится допустить, что история племени керкетов и после Псевдо-Арриана не была прервана. Будучи вытеснены готами с территории Черноморского побережья, керкеты должны были переселиться в ту часть Закубанья, которая расположена недалеко от верховьев р. Лабы. Восточнее этой речки в Средневековье обитали аланы. Термин «керкет» был забыт на Северо-Западном Кавказе, но зато он, будучи переделан в «черкези», сохранился у грузин, которые передали его потом разным другим народам. Чтобы приобрести в грузинском языке значение собирательного названия для всех позднейших адыгейцев и кабардинцев, слово «черкези», или правильнее «керкет», должно было сперва являться именем того адыгейского (черкесского) племени, которое ближе всего было бы знакомо грузинам. Таким племенем могло быть только то, которое соприкасалось с исторической дорогой, связывающей верховья Кубани с Грузией через Абхазию или Сванию. Вот почему приходится предполагать, что керкеты, будучи вытеснены в IV в. готами, переселились куда-то к верховьям Лабы. Что касается сопоставления терминов «керкет» и «черкес», то исследователи нередко объясняют перемену начальной согласной тем, что в греческом языке отсутствует звук «ч». Это объяснение отпадает, если учесть, что в самом адыгейском языке существуют между разными диалектами звуковые соответствия, достаточно поясняющие происшедшую смену звуков. Звукам «ч1», «дж», «ч» чемгуе-бжедугского диалекта соответствуют звуки «к1», «г», «к» в шапсугском диалекте и в старокабардинском языке.
Таким образом, в основе слова «керкет» лежит кабардино-шапсугская фонетика. Мегрельская речь, через которую этот термин проник в грузинский язык, является шипящей, и поэтому вполне закономерна переделка «керкета» в «черкези».
С IV в. до н.э. становится известным племя ахеев, которое продолжало существовать по I в. н.э. Отсутствие указания на ахеев у Арриана и Птоломея заставляет отнестись с недоверием к сообщению о них у Аммиана Марцеллина. Место обитания этого племени определяется как район лесистых и каменистых гор, расположенных у самого моря. Таким образом, ахеи жили где-то между нынешними городами Новороссийск и Сочи.
Для более точного определения их территории нужно обратиться к топонимике. Вряд ли подлежит сомнению, что р. Ахеунт и дер. Старая Ахея, упоминаемые у древних авторов, находились там, где в свое время проживали ахеи. Старая Ахея, говорит Псевдо-Арриан, расположена у р. Топсида, в которой следует видеть р. Туапсе. Именно около последней находится также и р. Агуй, в названии которой до сих пор слышится племенное название кавказских ахеев. Старая Ахея являлась крайним на севере пограничным пунктом ахеев, следовательно, они проживали на юг от р. Агуй. Заметим, что в XIX в. на этом пространстве обитала небезызвестная черкесская независимая сельская община Гъуэйе (в литературе ошибочно - Вайя, Гуая), название которой, вполне возможно, стоит в генетической связи с термином «ахеи».

-84-

Кстати, упомянутая у Псевдо-Арриана р. Псахапсия, недалеко от которой находился приморский населенный пункт Старая Лазика, по нашему мнению, соответствует р. Псекупсу, вблизи верховьев которой нужно искать Старую Лазику.
Последнюю естественнее всего поместить в устье р. Негепсухо. С этим согласуется известие Псевдо-Арриана, по которому Старая Лазика в V в. стала называться Никопсей, т.е. Негепсухо. Река Негепсухо и подходящие к ней истоки р. Псекупса расположены северо-западнее Туапсе, а у Псевдо-Арриана они показаны южнее последнего. Это можно объяснить только тем, что Псевдо-Арриан сознательно нарушил последовательность в перечислении географических объектов с целью согласовать свои данные с данными своего первоисточника Арриана, которому он старался слепо следовать. Известно же, что сведения Арриана в той части, в какой они касались земель, расположенных на север от Севастополиса (ныне Сухуми), были очень неточными.
Античные авторы не дают общего имени мелким народам горной полосы Западного Кавказа и, наряду с этим, постоянно объединяют многие мелкие племена степной части Северо-Западного Кавказа (на восток от Азовского моря) общим именем меотов. Это дает возможность предполагать, что в степях Северо-Западного Кавказа в античное время этногонический процесс зашел дальше, чем в горах. В меотах следует предполагать сумму племен, у которых складывалось сознание этнического единства. Племенные названия синдов, торетов, псессов, а может быть, и досхов позволяют причислять их носителей к абхазо-черкесской лингвистической группе. С другой стороны, названия таких меотских племен, как дандары и аспургианы, давно уже объясняются при помощи иранских языков. Таким образом, напрашивается вывод, пока что предварительный, что в меоты объединялись не только абхазо-черкесские, но и ираноязычные племена. Так как названия ряда меотских племен свидетельствуют о принадлежности последних к тому же абхазо-черкесскому лингвистическому миру, к которому принадлежали и племена соседних горцев, не считавшихся меотами, то это лишь говорит, что обособление меотских племен на Северо-Западном Кавказе от их южных соседей произошло не по лингвистическому признаку. Причину известной консолидации меотских племен следует искать в социально-экономическом развитии последних. Горные племена в своем развитии отставали от меотов. Раскопки меотских городищ в Прикубанье обнаружили сравнительно высокую культуру. Особенно далеко ушло в своем развитии меотское племя синдов. Но процесс объединения племен в один народ с единым языком не успел завершиться. Причиной этому послужило усиление сарматского влияния, в результате которого меотские племена, перенимая язык соседних сарматов, должны были в конце концов раствориться в среде сарматов.
Во второй половине I тысячелетия н.э. происходил процесс объединения южных племен Северо-Западного Кавказа: санигов, абазгов и апсилов. Саниги, или сагиды, последний раз упоминаются в VI в., а апсилы - в VIII в. Имя же абазгов не только сохраняется в более позднее время, но и приобретает значение общего названия для всего населения позднейшей Абхазии. Образование в VIII в. Абхазского государства политически оформляет образование абхазской народности.
Образование абхазской народности оказало значительное влияние на мелкие разноязычные племена, обитавшие на северо-запад от Абхазии. Здесь на рубеже I и II тысячелетий абхазский язык получает также широкое распространение. Но процесс абхазизации мелких племен этой части края не успел завершиться. В результате к XIX в. северо-западнее Абхазии существовали мелкие племена, хотя и называвшие себя общим именем «абаза», «абадзе» (т.е. абазины), но говорившие частью по-абазински (так, например, джикеты или садзы), частью по-черкесски (шапсуги, абадзехи, натхуаджи)

-85-

и частью по-убыхски (собственно убыхи). Интересно, что сознание генетического единства (выявившееся в появлении общего самона звания) здесь, как мы видели и у меотов, предшествовало окончательному установлению языковой общности. Известно, что в других случаях чаще бывало наоборот. Сознание общности до фактической выработки общего языка могло появиться, скорее всего, в условиях совместной борьбы против общего врага.
Исследователи, писавшие об убыхах (Грен, Ушаков, А.Н. Генко и некоторые другие), напрасно приписывали их языку широкое распространение в прошлом. Присутствие убыхского языка в XIX в. на Черноморском побережье являлось свидетельством не былого могущества этого племени, а всего-навсего свидетельством многоязычия, раньше существовавшего в этом районе. Старики шапсуги еще в 1930 г. сохраняли кое-какие воспоминания о том, что среди «гъуэйе» (живших тоже на берегу Черного моря), были старики, знавшие какой-то особый язык, который был непонятен окружающим и который являлся некогда распространенным у черкесов, абазин и абхазцев. Это не был «лесной язык» охотников.
Начинавшееся во второй половине I тысячелетия н.э. распространение абхазского языка на северо-запад и вытеснение им существовавших там мелких языков уже в первые века II тысячелетия н.э. столкнулось с распространением черкесского языка, шедшим в обратном направлении. Причиной этого явилось усиление черкесских племен, особенно ставшее заметным после разгрома алан татарами в XIII в. В результате многие мелкие племена приморской и высокогорной части Северо-Западного Кавказа, вместо абазинских диалектов, стали пользоваться диалектами черкесского языка. Есть сведения, что лингвистическая граница между черкесами и абазинами в первой половине XVI в. проходила недалеко от устья р. Кубани. По данным около 1625-го и 1641 г. эта граница отступила к району нынешнего г. Туапсе, а в XIX в. она проходила уже около нынешнего г. Сочи.
Следует отметить, что расширение лингвистических границ Черкесии не сопровождалось соответствующей передвижкой населения. Анализ источников приводит к выводу, что это было не вытеснение абазин черкесами, а вытеснение абазинского языка черкесским языком. Наш материал подтверждает, что «...скрещивание дает не какой-то новый, третий язык, а сохраняет один из языков»(13).
Вопрос об очеркешивании абазин в прошлом и об абазинском происхождений таких черкесских племен, как шапсуги, абадзехи, натхуаджи и бжедуги, более подробно был изложен мною в печати(14), и поэтому я не буду здесь повторяться.
Начало обособлению кабардинского племени черкесов в особый кабардинский народ положило переселение этого племени с запада на земли Центрального Кавказа. Историки до последнего времени обычно датировали это событие XIV-XV вв. Теперь можно утверждать, что, продвигаясь на восток, кабардинцы во второй половине XIII в. окончательно обосновались в степях нынешней Кабардинской АССР(15). Попытки некоторых авторов выводить кабардинцев из Крыма или из Украины основаны на некритическом отношении к источникам. Откуда кабардинцы пришли на Центральный Кавказ, - сможет ответить в первую очередь лингвистика. В прошлом в кабардинском языке существовали общие элементы с шапсугским наречием адыгейского языка. Сошлюсь хотя бы на одинаковое присутствие в обоих «к1-г-к» вместо «ч1-дж-ч», обычных в других наречиях адыгейского языка(16). Родственные шапсугскому элементы существуют и в бесленеевском диалекте(17). Из этого можно заключить, что кабардинцы и бесленеевцы, т.е. самые восточные из современных адыге, когда-то жили по соседству с шапсугами, т.е. самыми западными из адыге. Так как нет никаких оснований предполагать переселение шапсугов

-86-

с востока на запад, то остается думать, что кабардинцы до своего переселения на восток проживали где-то в низовьях р. Кубани, рядом с шапсугами.

Подвожу итоги: Предки современных абхазов, абазин, адыгейцев и кабардинцев проживали на Северо-Западном Кавказе, по крайней мере, с начала раннеметаллической эпохи, а может быть, даже и с мезолита. Значит, если допустимо предполагать переселение их с юга, то это могло произойти не позже неолита, а может быть, и верхнего палеолита.
Предки указанных народов составляли собою восточную группу киммерийских племен.
В скифо-сарматскую эпоху на Северо-Западном Кавказе существовало большое количество мелких племен, говоривших на разных языках. Не подлежит сомнению, что эта часть Кавказа в то время отличалась значительно большим многоязычием, чем в XIX в.
Схема расселения меотских племен, предложенная В.П. Шиловым, может быть принята в отношении синдов, дандариев, псессов и досхов. Локализация других меотских и немеотских племен Северо-Западного Кавказа представляется в следующем виде: фатеи (точнее, то племя, во главе которого стоял Арифарн) в районе р. Протоки; тореты - между Анапой и Новороссийском; керкеты - между Новороссийском и р. Нечепсухо (исключительно); ахеи - начиная от р. Нечепсухо и далее на юго-восток до земли зигов; зиги - от Гагр до территории ахеев, граница с которыми остается неясной. Что касается санигов, абазгов и апсилов, то территориальное размещение их применительно к VI в. н.э. было предложено еще Бертье-Делягардом. Условно это размещение можно принимать и для начальных веков н.э.
Процесс консолидации разноязычных племен проходил сложно. Еще до начала н.э. этот процесс обнаружен прежде всего у степных племен Прикубанья, которые уже тогда становятся известны под общим именем меотов. Можно предполагать, что в числе меотов были не только говорившие на местных языках абхазо-черкесской группы, но и на иранских. Процессу консолидации меотов помешало мощное влияние сарматов. Начиная с середины I тысячелетия н.э. новыми центрами племенных консолидаций становятся, с одной стороны, зихи, а с другой - абазги. До II тысячелетия более сильным оказывался абазгский центр, вокруг которого уже в то время в основном успел сложиться абхазский народ и тенденцию слияния с которым проявляли мелкие разноязычные племена, проживавшие на северо-западе от Абхазии. Окончательному слиянию этих последних с абхазцами помешало в начале II тысячелетия усиление прикубанских племен, постепенно консолидировавшихся в позднейших черкесов. Преемниками культуры черноморских племен, не успевших слиться с абхазцами, но долгое время находившихся под их влиянием, в настоящее время являются абазины, переселившиеся на Северный Кавказ в XIV-XV вв.
Переселение черкесского племени кабардинцев из низовий р. Кубани, где они некогда жили в соседстве с шапсугами, послужило началом обособления кабардинцев в особый народ со своим особым языком.
Таким образом, процесс складывания народов на Северо-Западном Кавказе не представляется простым и прямолинейным. Он может служить лишней иллюстрацией сталинского положения, что в прошлом «племена и народности дробились и расходились, смешивались и скрещивались»(18).

-87-

---------------------------------------------

1 Известия ГАИМК, вып. 91, М.-Л., 1934, стр. 44.
2 Л. Лопатинский. Заметка о народе адыге вообще и кабардинцах в частности, «Сб. материалов для описания местностей и племен Кавказа», вып. XII, Тифлис, 1891, стр 1.
3 И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания, Госполитиздат, 1950, стр. 26.
4 А.А. Иессен. Греческая колонизация Северного Причерноморья, ее предпосылки и особенности. Изд. Гос. Эрмитажа, Л., 1947, стр. 23.
5 Там же, стр. 30.
6 В.Д. Блавадский. Киммерийский вопрос и Пантикапей. «Вестник Московского университета», 1948, № 8, стр. 18; В.Д. Блавадский. Рецензия на книгу В.Ф. Гайдукевича «Боспорское царство», ВДИ, 1949, № 4, стр. 154; М. И. Артамонов. К вопросу о происхождении боспорских Спартокидов. ВДИ, 1949,№ 1, стр. 34,35 и 37; М.И. Артамонов. К вопросу о происхождении скифов. ВДИ, 1950, № 2, стр. 47.
7 В. В. Латышев. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе, т. I, СПБ, 1894, стр. 136.
8 В.П. Шилов. О расселении меотских племен. «Советская археология», т. XIV. 1950, стр. 116.
9 В.П. Шилов. Указ. соч., стр. 121.
10 Л.И. Лавров. Формы жилища у народов Северо-Западного Кавказа до середины XVIII века (исторический очерк), «Советская этнография, 1951, № 4, стр. 49.
11 В.П. Шилов. Указ. соч., стр. 116.
12 См. В.В. Латышев. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе, т. 1, СПБ, 1894.
13 И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания, Госполитиздат, 1951., стр. 51.
14 См. Л.И. Лавров. «Обезы» русских летописей, «Советская этнография», 1946, № 4.
15 Там же, стр. 169.
16 В настоящее время кабардинский язык постепенно утрачивает эту закономерность.
17 См. Б.Ж. Балкаров. Некоторые особенности бесленеевского диалекта кабардинского языка, Труды ин-та языкознания, том. I, М. 1952.
18 И. Cталин. Марксизм и вопросы языкознания, Госполитиздат, 1951, стр. 27.

-88-

(Сборник статей по истории Кабарды. Нальчик, 1954. Вып. 3. С. 193-207.)

(Печатается по изданию: Л. И. Лавров. Избранные труды по культуре абазин, адыгов, карачаевцев , балкарцев. Нальчик, 2009. С. 78-88.)
_______________________________________

О пути вторжения киммерийцев в Переднюю Азию

Я. А. Манандян писал, что киммерийцы проникали в Переднюю Азию меотидско-колхидской дорогой. То был, по его мнению, «доступный и удобный прибрежный путь из Приазовья в Колхиду и Армению», роль которого «в исторической литературе совершенно игнорировалась»(1). Этот вывод можно принять с поправкой, о которой будет сказано ниже, но прежде всего отмечу, что еще А. Б. Ашик считал, что в Переднюю Азию «киммерияне шли по берегу Черного моря через Абхазию и Колхиду, а скифы проходили через Дербент»(2).
Большая заслуга в установлении путей, которыми шли на юг киммерийцы и скифы, принадлежит Е. И. Крупнову. В частности, он энергично поддержал правильный вывод Я. А. Манандяна о важной роли кавказско-черноморского направления. Е. И. Крупнов убедительно показал, что именно на этот путь указывает не только свидетельство Геродота, но и археологические данные. «Восточный берег Черного моря, - пишет Е.И. Крупнов, - не представлял собою непреодолимых препятствий даже для больших вооруженных масс и для связей между народами, доказательством чему служат древнейшие археологические материалы из этих мест и, наконец, ряд бронзовых вещей, как кельты, своеобразные ножи, кинжалы и наконечники копий, с достаточным основанием считающиеся принадлежностью культуры киммерийцев... Учитывая массовость археологических материалов скифского облика из Прикубанья и Абхазии, а также данные топонимики Юго-Западного Кавказа, этот путь киммерийского вторжения через Колхиду нам кажется единственно возможным»(3). Движение киммерийцев по Кавказскому побережью Черного моря признают также Б. Б. Пиотровский(4) и Г. А. Меликишвили(5).
Позиция в данном вопросе всех упомянутых авторов представляется в общем правильной, но, по нашему мнению, требует оговорки, состоящей в том, что вторжения северочерноморских племен в Переднюю Азию могли происходить не столько сухопутной дорогой по берегу Черного моря, сколько по морю, вдоль берега.
Знакомство с историческими и природными условиями Черноморского побережья Кавказа дает основание утверждать, что путешествие по берегу было связано с большими трудностями. Отроги гор, до проведения там шоссейной и железной дорог, во многих местах перегораживали единственную прибрежную тропу, и, чтобы обойти стоявшие на пути скалы, путнику то и дело приходилось входить в воду или преодолевать крутые подъемы кружной тропы. Частые в тех местах дожди каждый раз превращали многочисленные речки в грозные потоки, переправа через которые могла стоить жизни. Сохранилось немало ярких описаний трудностей, которые испытывали путники в этих местах в XIX в.
Нам могут возразить, что до нашей эры было иначе, так как с тех пор берег этой части Кавказа несколько опустился. Однако если даже допустить, что тогда горные отроги не перегораживали тропу (в чем нет никакой уверенности), то все равно были препятствия в виде речек и межплеменных войн разноязычного населения прибрежной полосы. Любое дефиле на пути, обороняемое местными жителями, превращалось в крепость, требующую осады. Что это было так, сошлюсь на обстоятельства путешествия Митридата Евпатора из Понта к Боспору Киммерийскому в I в. до н.э. Митридат не

328

смог пройти через землю племени зихов «вследствие ее суровости и трудности пути и с трудом пробирался вдоль морского берега, очень часто переходя на море»(6).
В пользу морского пути вторжения киммерийцев на юг говорят также многовековые традиции мореходства у населения Северо-Западного Кавказа, убедительно показанные в работах Н. Я. Марра(7), Г. А. Дзидзария(8) и Ш. Д. Инал-Ипа(9).
Еще в начале XIX в. адыгейцы, убыхи, абазины и абхазы на собственных кораблях совершали регулярные торговые рейсы в Малую Азию и нередко вступали в морские сражения с царскими военными судами. Генуэзские документы XV в. рассказывают о нападениях зихских, т.е. адыгейских, пиратов на торговые корабли на Черном море и о сражениях с ними генуэзского флота. Яркое описание пиратских походов, которые предпринимали гениохи, зихи и ахейцы, оставил Страбон в I в. Широкое развитие горского мореходства в античное время опиралось, очевидно, на еще более древние традиции. Исследование дольменов Северо-Западного Кавказа позволяет ставить вопрос о хорошем знакомстве горцев с морем уже в III тысячелетии до н.э.(10).
Насколько широко известны были в античное время так называемые «камары» - вместительные челны, которыми пользовалось население Северо-Западного Кавказа, видно из того, что одно из тамошних племен некоторые авторы начала нашей эры называли «камаритами». Представляется маловероятным, чтобы термин «камара» происходил, как думает Л.Н. Соловьев, от грузинского «Квамарили» - «каменная соль»(11). Не лежит ли в основе греческого названия «камара» один из вариантов имени народа «киммер» или «гамир»?
Таким образом, поддерживая гипотезу о главной роли кавказско-черноморского пути киммерийцев в Переднюю Азию, мы обращаем внимание на возможность считать этот путь морским. Этому предположению не противоречит рассказ Геродота и археологические соображения. Оно учитывает былые трудности пользования прибрежной дорогой, глубокую древность мореплавания у населения Северо-Западного Кавказа и, возможно, неслучайное сходство имени киммерийцев с названием морских челнов, которыми пользовалось это население.

Примечания

1 А. Я. Манандян. О некоторых проблемах истории древней Армении и Закавказья. Ереван, 1944, стр. 43-45.
2 А. Ашик. Боспорское царство, 1, Одесса, 1848. стр. 6.
3 Е. И. Крупнов. Древняя история Северного Кавказа. М., 1960, стр. 62; его же. О походах скифов через Кавказ. ВССА. М. 1954, стр 190, 191, 194; его же. Киммерийцы на Северном Кавказе. ВША. 68. 1960. стр. 177, 178.
4 Б. Б. Пиотровский. Археология Закавказья с древнейших времен до I тысячелетия до н.э. Л., 1949. стр. 121.
5 Г. А. Меликишвили. Древневосточные материалы по истории народов Закавказья, I, Тбилиси, 1954. стр. 278.
6 Strab, XI. 11. 15.
7 Н. Я. Марр. Избр. работы. 1. М.-Л., 1933, стр. 73; его.же. О языке и истории абхазов. М.-Л., 1938. стр. 395.
8 Г. А. Дзидзария. К истории мореходства в Абхазии. Тр. Сухум. ГПИ, XII. Сухуми, 1959.
9 Ш. Д. Инал-Ипа. О мореплавании в Абхазии в античный период и феодальную эпоху. Тр. Абхаз. ИЯЛИ. XXX. Сухуми. 1960.
10 Л.И. Лавров. Дольмены северо-западного Кавказа. Тр. Абхаз. ИЯЛИ, XXXI, Сухуми, 1960, стр. 106, 107.
11 Л.Н. Соловьев. Следы древнего соляного промысла близ г. Сухуми и г. Очамчиро. Тр. Абхазск. гос. музея, 1, Сухуми, 1947, стр. 48.

329

(Опубликовано: Советская археология, 1965, № 3, с. 221-223.)

(Печатается по изданию: Л. И. Лавров. Избранные труды по культуре абазин, адыгов, карачаевцев, балкарцев. Нальчик, 2009 г. С. 328-329.)
___________________________________________

Формы жилища у народов Северо-Западного Кавказа до середины XVIII века

(исторический очерк)

Изучению форм жилища у коренных народов Северо-Западного Кавказа посвящены работы А.А. Миллера, Е.М. Шиллинга, А.П. Мухина, И.И. Муравьева, Е.Р. Бинкевич, Е.Н. Студенецкой, И.А. Аджинджала(1). Можно не соглашаться с отдельными положениями этих авторов, можно кое в чем их дополнить, но в основном их работы достаточно полно осветили кабардинское, адыгейское и абхазское жилища с конца XVIII в. и до наших дней. Несмотря на это, мы все же решаемся снова вернуться к вопросу о жилище на Северо-Западном Кавказе, так как ни один из перечисленных авторов не ставил перед собой задачи исследовать формы жилища до середины XVIII в.
В эпоху палеолита на Северо-Западном Кавказе существовало несколько типов жилища. Наиболее известным из них остается пещерный тип. О Навалишинской пещере (Адлеровский район) С.Н. Замятнин пишет: «По характеру находок можно думать, что Навалишинская пещера не являлась местом постоянного поселения, а представляла собою лишь сезонную стоянку». На основании наблюдений, сделанных С.Н. Замятиным в Ахштырской пещере (тот же район), жизнь ее палеолитических обитателей протекала главным образом около самого входа, где было достаточно дневного света. Раскопки, произведенные в глубине пещеры, дали только одиночные осколки кремня, в то время как раскопки у входа обнаружили следы очагов, большое количество каменных орудий и кухонных отбросов(2).
Ильская палеолитическая стоянка была не временным, а постоянным местообитанием нескольких поколений охотников, успевших убить более 2400 голов одних только зубров. На территории стоянки В. А. Городцов обнаружил дугообразный каменный заборчик из доломитовых плиток, положенных в один ряд. Высота заборчика была настолько незначительной, что через него можно было переходить. По мнению В.А. Городцова, такой заборчик некогда ограничивал собой круглую площадку земли 10 м в диаметре. На площадке оказалось два или три очага и большое количество кухонных отбросов и каменных орудий. Огонь в очагах разводился непосредственно на земляном полу. По четырем сторонам очагов находились небольшие «каменные столики»(3). Все это дает возможность предполагать, что заборчик представляет собой остаток каменного основания первобытного жилища, имевшего в плане круглую форму. Само жилище, по-видимому, сооружалось из длинных деревянных веток, которые, по всей вероятности, сходились над центром постройки. Таким образом, это сооружение имело форму конуса.
Такой вывод был бы правдоподобен, если бы не отрицательное отношение к «заборчику» другого исследователя Ильской стоянки - С.Н. Замятнина. Последний считает, что дугообразная загородка обязана своим происхождением Ильскому нефтяному промыслу и возведена в качестве подставки под нефтяной бак(4). Таким образом, как ни соблазнительно открытие В.А. Городцова для реконструкции палеолитического жилища, мы от него вынуждены отказаться и ограничиться лишь следующим выводом: оседлый характер Ильской стоянки и отсутствие пещеры и следов землянок доказывают, что жилищем здесь являлось искусственное наземное сооружение, по всей вероятности, шалаш, сделанный из веток. Даже не принимая во внимание находки круглого «заборчика» в Ильской стоянке, мы все же склонны считать, что наземное жилище древних обитателей Северо-Западного Кавказа имело в плане круглую форму. Такой вывод вытекает из учета этнографических материалов.
Древнейшим из известных нам типов жилого дома абхазцев, абазин и адыгейцев была круглая в плане плетеная постройка. Было бы неправильно думать, будто она произошла от войлочной юрты кочевников, а не от круглого в плане шалаша, сделанного из веток. С одной стороны, всем известны лесные богатства Северо-Западного Кавказа, которые могли послужить строительным материалом для первобытного жилища. С другой стороны, у нас нет абсолютно никаких данных утверждать, что предки горского населения Северо-Западного Кавказа были когда-либо степными кочевниками.
Л.Н. Соловьев, изучая палеолитическую стоянку у с. Анухвы Абхазской (около Ахали Афони), обнаружил следы древних землянок(5). Но, к сожалению, нет доказательств, что землянки принадлежат к той же эпохе, к какой относятся найденные по соседству палеолитические орудия.
Для палеолитических находок в Абхазии характерна их значительная разбросанность по площади. «Культурные остатки, - говорит С.Н. Замятнин об орудиях палеолита в Абхазии, - уже в глубокой древности испытали более или менее значительные перемещения и рассеяны в виде единичных находок на весьма значительной площади»(6). Нет оснований спорить с С.Н. Замятниным и утверждать, что такие перемещения вообще могли случаться часто (например, об этом говорят находки палеолитических орудий в аллювиальных отложениях), но думается, что нельзя объяснять разбросанность палеолитических остатков только почвообразовательными или тектоническими процессами. В Абхазии известно уже несколько десятков местонахождений палеолита, и при этом ни одно из них не подходит под понятие стоянки. Ясно, что перед нами результат не только почвообразовательного процесса, но также и условий быта палеолитического человека. Первобытные охотники не всегда могли пользоваться постоянным стойбищем вроде Ильской стоянки. Чаще приходилось вести кочевой образ жизни, вследствие чего в Абхазии и наблюдается рассеянность следов палеолита. Мы ничего не знаем о жилище кочевых охотников, но можно предполагать, что это были легко сооружаемый временный шалаш из веток и пещера.
Таким образом, в эпоху палеолита на Северо-Западном Кавказе могли существовать следующие типы жилища: пещера, временный шалаш из веток и постоянная (видимо круглая в плане) шалашевидная постройка. Существование в эту эпоху землянок, хотя и не исключается, но пока не подтверждено исследованиями.
Неолитическое жилище на Северо-Западном Кавказе остается пока неизвестным. Исключение составляют естественные пещеры, в которых, помимо палеолитического слоя, обычно сохраняются неолитические, эпохи бронзы, скифо-сарматского времени и даже средневековья. Когда пещера из обычного основного жилища превратилась в случайное помещение для чабанов, людей, скрывающихся от преследований, и других, - остается пока неизвестным. Е.Ю. Кричевский и А.П. Круглов, исследовавшие относящееся к неолитической эпохе Агубековское поселение около Нальчика, пишут: «...жилища древних обитателей нашего поселения, очевидно, представляли собою легкие плетеные хижины. Обнаруженные при раскопках куски обожженной глины не имеют оттиска: плетня или стояков - и не могут считаться поэтому остатками обмазки стен»(7). Предположение, высказанное в прошлом веке, о возможности нахождения древних свайных построек в окрестностях Пятигорска, Ставрополя, на Тамани и между Краснодаром и Азовским морем(8) не подтвердилось.
На Очамчирском энеолитическом селище были найдены следы вертикально забитых в землю заостренных колышков и обожженные куски глиняной обмазки. Л.Н. Соловьев, исследовавший Очамчирское селище, считает, что колышки являются остатками шалаша, который после постройки был обмазан глиной. «Можно предполагать, - пишет Л.Н. Соловьев, - что жилища распределялись не равномерно по территории поселения, но были расположены группами. Культурный слой местами прерывается метров на 10-20 и лежит как бы отдельными большими пятнами, которых на территории селища было несколько.... Объясняется ли подобная группировка существованием каких-либо внутриродовых делений или она получилась в результате передвижения поселения в разные эпохи его существования - решить этот вопрос довольно трудно»(9).
Очень интересные наблюдения сделаны А.П. Кругловым и Г.В. Подгаецким при раскопках Долинского селища эпохи меди. Оказалось, что селище состояло из разбросанных на значительном удалении друг от друга турлучных домов. Свободные промежутки между домами, видимо, использовались для земледелия. Дома имели, вероятно, прямоугольную планировку. Стены их состояли из вбитых в землю жердей (толщиной до 6 см), пространство между которыми заплеталось прутьями, имевшими в диаметре от 1 до 3 см. В отличие от теперешних турлучных домов Кавказа, стены домов Долинского селища состояли не из одного, а из двух параллельных рядов плетня. Промежуток между обоими рядами заполнялся глиной, замешанной с рубленой соломой. Кроме того, плетеные стены с двух сторон обмазывались такой же глиной. Полы представляли собой утрамбованную поверхность земли, не покрытую сверху никакой обмазкой. Очагами служили особые ямы в полу, напоминавшие современные закавказские печи для выпечки хлеба, так называемые тондыры. Ямы эти в Долинском селище имели форму усеченного конуса, основанием книзу. Кроме того, в жилищах имелись другие ямы, служившие, видимо, хранилищем для зерна и других продуктов(10).
Жилища Долинского селища отличаются от позднейших турлучных типов жилища Северного Кавказа и Западного Закавказья наличием очага типа тондыра, сохранившегося теперь только в Закавказье, использованием ям для хранения продуктов и, наконец, отсутствием глиняной обмазки земляного пола. Наличие в стенах двойного плетня сохранялось в черкесских домах еще в XVII в.
В южной Абхазии, на территории Очамчирского селища, хронологически близкого Долинскому селищу, были обнаружены «небольшие площадки из необожженной глины», которые, по предположению Л.Н. Соловьева, могли быть остатками пола в жилом доме(11). Если это предположение соответствует действительности, то применение глиняной обмазки земляного пола в Абхазии можно будет датировать более ранним временем, чем на Северном Кавказе.
Несмотря на то что жилища Долинского селища имели ряд таких особенностей, которые не встречаются в позднейших турлучных постройках Кавказа, между ними много общего. Материалы Долинского селища убеждают в глубокой древности турлучного строительства на Северном Кавказе и в Западном Закавказье. Эти материалы опровергают сравнительно недавно высказанное мнение о том, что кабардинцы и другие коренные народы Северного Кавказа «отказались от плоскокрышей горской сакли» только «под влиянием русских казаков»(12). В этом отношении более прав А.П. Берже, который еще в прошлом веке писал о Черкесии и Имеретии: «Здешние обитатели спокон века жили в деревянных домах»(13). Разумеется, А.П. Берже «деревянными» называл дома, плетенные из веток.
Распространились ли турлучные постройки на Западный Кавказ с территории, заселенной русскими и украинцами, или же, наоборот, украинские и южнорусские турлучные постройки произошли от западно-кавказских, - вопрос этот в данное время неразрешим, и поэтому нет смысла его сейчас ставить. Ясно лишь, что и на Украине, и на Западном Кавказе всегда под рукой было достаточно глины, деревянных жердей и соломы, которые необходимы для сооружения турлучных построек. Поэтому они могли существовать и на Украине, и на Западном Кавказе с древнейших времен, что и подтверждается археологическими материалами.
Для эпохи поздней бронзы Е.И. Крупнов предполагает существование на Северном Кавказе «грубо сложенных из дикого камня хижин» или же «турлучных, т.е. плетеных, обмазанных глиной саклей»(14). Против этого нельзя возражать, только следует оговорить, что каменные хижины были наиболее вероятным типом жилища в безлесных горах центральной и восточной частей Северного Кавказа, тогда как турлучные - на Северо-Западном Кавказе и частично в предгорной полосе центральной части Северного Кавказа.
Л.Н. Соловьев не без основания предполагает, что в южной, низменной части Абхазии в эпоху поздней бронзы существовал такой же тип поселения, какой в это время известен в соседней Мегрелии, а именно - поселения на искусственно насыпанных холмах среди топких болот. Подобные поселения в Мегрелии бывали окружены частоколом и водяным рвом. Что же касается горной полосы Абхазии (которая около этого времени была освоена человеком), то в позднюю бронзу там появились «отдельные разбросанные в горах хижины, но в некоторых местах на гребнях холмов были отмечены поселения характера небольших укреплений». В целом абхазские поселения поздней бронзы были малого размера. Л.Н. Соловьев считает, что «жилищем служили полуземлянки или легкие шалаши из веток»(15).
Л.Н. Соловьев, видимо, ошибается, приписывая абхазским носителям кобанско-колхидской культуры такие примитивные типы жилища, как полуземлянки и легкие шалаши. Выше мы видели, что уже в самом начале эпохи меди в Кабарде существовали турлучные дома, судя по некоторым данным, с прямоугольной планировкой. Нет оснований предполагать, что в ту пору Абхазия сильно отставала от Кабарды в развитии жилищного строительства.
Археологические материалы и письменные документы скифо-сарматского времени дают возможность предполагать, что на территории Северо-Западного Кавказа существовало параллельно несколько разных типов жилища.
Так как в скифо-сарматское время часть населения степей Северного Кавказа была кочевниками, то среди существовавших тогда жилищ нужно назвать кибитку, которая представляла собой передвижной дом на колесах или, точнее, повозку с полуцилиндрической крышей.
Страбон (I в. н.э.) писал, что на Кавказе есть «некоторые троглодиты, живущие вследствие холодов в пещерах»(16). Нельзя понимать эти слова буквально. Во времена Страбона жилищное строительство на Кавказе, пройдя до этого длинный путь, успело накопить большой опыт, который позволил местному населению не только давно отказаться от пользования естественными пещерами, но в ряде случаев сооружать большие и сложные постройки, вроде замка фатейского царя Арифарна. Страбон мог назвать троглодитами обитателей катакомб. В разные эпохи катакомбы нередко высекали в скалах (наподобие Уплис-цихе в Грузии и Рым-горы на Северном Кавказе). Под троглодитами Страбон мог разуметь также горцев Центрального и Восточного Кавказа, которые до наших дней сохранили традицию жить в сложенных из камней домах, издали напоминающих катакомбы. В том и другом случае троглодитами Страбон называет жителей не всей исследуемой нами территории, а только ее крайней восточной части.
В Абхазии около г. Очамчире Л.Н. Соловьев обнаружил «остатки землянок», которые он определил как жилые помещения существовавшего там в V-IV вв. до н.э. небольшого поселения(17).
В Прикубанье на территории селищ и городищ скифо-сарматского времени археологи неоднократно находят куски глиняной обмазки стен с отпечатками камыша и тонких прутьев. Такие находки глиняной обмазки известны из ст. Кавказской(18), ст. Тбилисской(19), ст. Пашковской (глиняная обмазка с отпечатками камыша)(20), Краснодара (глиняная обмазка вместе с кусками обгорелого камыша)(21), ст. Елизаветинской (глиняная обмазка с деревом, камнем и следами камыша)(22), хут. Ново-Некрасовского (глиняная обмазка с отпечатками жердей и камыша)(23), ст. Роговской, ст. Джерелиевской и г. Приморско-Ахтарска(24).
Относятся ли к скифо-сарматскому времени также и найденные у аула Ходзь «обломки обгорелой обмазки, сохранившие отпечатки жердей и ветвей плетневой стены»(25), сказать трудно.
Можно заключить, что при постройке таких домов сперва вбивали в землю столбы, потом заплетали тонкими ветками пространство между ними. Есть основание предполагать, что стены состояли не из одного, а из двух параллельных рядов плетня, между которыми набивалась глина. Такой способ постройки стен известен на Северо-Западном Кавказе с самого начала применения металлов (Долинское поселение) до первой половины XVII в. В других случаях (по-видимому даже чаще) вместо плетня из веток применялись связки камыша. Плетень из хвороста или связки камыша создавали основу стен, которая в дальнейшем обмазывалась с обеих сторон глиной. Как видим, техника сооружения стен прикубанского дома в скифо-сарматский период не нова. Мы ее знаем уже с начала эпохи металла (Долинское поселение в Кабарде). Эта техника сохранилась в западной половине Кавказа вплоть до наших дней.
На последнее обстоятельство обратил внимание и В. А. Городцов. Говоря о городище ст. Елизаветинской, он замечает, что, «судя по прослеженным деталям в развалинах древних городищенских и современных станичных домов, следует заключить, что методы их сооружений, если были не абсолютно схожими, то весьма близкими»(26). А.А. Миллер сопоставил открытое на Дону в Кобяковом городище жилое помещение римского времени с теперешними адыгейскими домами и пишет, что «в конструктивном отношении это (кобяковское.- Л.Л.) древнее жилище в ряде признаков сближается с адыгейскими плетневыми жилыми постройками, обмазанными глиной. Столбы (с внешней стороны стен. — Л.Л.) при сравнительном изучении находят свое объяснение в черкесском жилище; у самых стен ставятся стоянки, скрепляющие стену и поддерживающие поперечные балки перекрытия, столбы же, несколько отстоящие от стены, предназначаются для навеса крыши. Однако имеются и существенные отличия. Прежде всего, в черкесском жилище очаг не устраивается в средине пола, если, впрочем, постройка не является специально кухней; не бывает в полу и ям»(27).
В Елизаветинском городище на большой глубине были найдены куски глинобитной стены, на которых оказались остатки побелки мелом(28). Отсутствие каких бы то ни было сведений о применении побелки стен в более поздние времена заставляет предполагать, что спорадически существовавшая в скифо-сарматское время побелка стен позже была забыта и лишь с появлением русских на Кавказе стали снова возникать дома с побелкой.
В Елизаветинском городище найдены остатки глинобитных полов. Судя по занимаемой ими площади, дома были маленькие: в среднем 7x5,5 м. Следы очагов или печей замечены как на глинобитных полах внутри дома, так и вне его. Форму очагов или печей не удалось выяснить. В.А. Городцов говорит, что «по-видимому, это были небольшие глинобитные сооружения». На территории Елизаветинского городища, как и в городах и поселениях Таманского полуострова и Черноморского побережья до Абхазии включительно, для покрытия домов широко применялась черепица боспорского типа(29). Для большей части жилых построек Прикубанья можно предполагать существование соломенных, камышовых и (в горах) папоротниковых крыш.
Из надворных сооружений в Елизаветинском городище обнаружены два колодца. О них В. А. Городцов сообщает: «Древние колодцы похожи на современные елизаветинские: они одинаково цилиндрической формы, и размеры их почти совпадают»(30). В городищах Прикубанья этой эпохи обычно находят конусообразные ямы, расширяющиеся книзу. Диаметр основания их до 2 м, а общая глубина достигает 3 м. В этих ямах находят зерна пшеницы. По-видимому, перед нами погреба скифо-сарматского времени(31).
Кроме турлучных домов, в скифо-сарматское время стали строить также дома и из сырцового кирпича (самана). Куски последнего найдены около ст. Голубицкой(32), хут. Равенство (бывший Семеняки), ст. Варениковской(33), Елизаветинской(34) и хут. Ново-Некрасовского(35). Постройки из самана широко распространены и до сих пор. Не исключена возможность, что техника саманного строительства была принесена сюда греками. В пользу этого говорят два обстоятельства. Во-первых, для времени догреческой колонизации саманных построек не обнаружено; во-вторых, для скифо-сарматского времени саманные постройки найдены только в районе непосредственного проживания греческого населения (Таманский полуостров) и в местах, находившихся под большим влиянием греческой культуры (Елизаветинское городище).
У Диодора Сицилийского (вторая половина I в. до н.э.) сохранилось краткое описание замка Арифарна - царя племени фатейцев, обитавших вблизи восточного берега Азовского моря. Замок этот «стоял у реки Фата, которая обтекала его и вследствие своей значительной глубины делала неприступным; кроме того, он был окружен высокими утесами и огромным лесом, так что имел всего два искусственных доступа, из коих один, ведший к самому замку, был защищен высокими башнями и наружными укреплениями, а другой был с противоположной стороны в болотах и охранялся деревянными палисадами; притом здание было снабжено прочными катоннами и жилые помещения находились над водою»(36). Таким образом, перед нами свайная постройка, со всех сторон защищенная естественными препятствиями и искусственной фортификацией. Из сочинения Диодора можно заключить, что замок Арифарна находился недалеко от моря, Боспора и, очевидно, нижнего течения Кубани. По-видимому, свайные постройки возводились на правой стороне нижнего течения Кубани, где имеются неприступные для нападающих водные рубежи, тогда как ни одна из многочисленных рек левобережья нижней Кубани не может стать таким рубежом. Возможность сооружения дома на сваях в самой реке Кубани трудно предположить, так как там наблюдаются сильные годовые колебания уровня воды и быстрое течение. На правобережье нижней Кубани, где расположены огромные Приазовские плавни (т. е. болота, покрытые камышом), жители могли прибегать к постройке свайных домов и для защиты от множества водящихся там комаров.
В рассматриваемое время в греческих городах Таманского полуострова для строительства применялся колотый и тесаный камень. На этой территории нередко находят каменные фундаменты, остатки стен, обломки колонн. Культурные слои в поселениях, имевших греческое или сильно эллинизированное население (Таманский полуостров, низовье р. Кубани, Черноморское побережье), содержат куски жженого кирпича, впервые появившегося здесь только с римского времени(37), и черепицы, применение которой в Фанагории известно уже с V в. до н.э.(38) В Фанагории найдена цветная расписная и лепная штукатурка, украшавшая стены домов (IV—I вв. до н.э.)(39). В районе хут. Равенство (Таманский полуостров) А.С. Башкиров обнаружил остатки пола с парадной фресковой живописью эллинистического времени(40).
На территории Семибратнего городища (около ст. Варениковской) Н.В. Анфимову удалось детально исследовать остатки дома III в. до н.э., построенного, видимо, в боспорской строительной технике. Четырехугольный в плане, этот дом имел 22,5 м в длину и 19,5 м в ширину. Толщина наружных стен была чрезвычайно большой - 1,7 м. Стены сложены «насухо из массивных квадровых плит ракушечного известняка и состоят из двух рядов кладки (наружного и внутреннего панциря), небольшое пространство между которыми заполнено мелким бутовым камнем и щебнем. Квадры наружного панциря больше по величине, чем внутреннего». Длина их 1,30-1,34 м, а высота 0,30-0,50 м. Они «тщательно отесаны и хорошо пригнаны друг к другу... На фасаде здания у юго-западного угла имеется рельефная маска льва, высеченная на угловом квадре второго ряда». Толщина внутренних стен колеблется от 1,35 до 1,40 м, «кладка их менее тщательна; в нижних частях она состоит из квадров, в верхних рядах из иррегулярных камней разной величины, сложенных на глине.... Внутренними стенами здание разделяется на шесть помещений, из которых центральное, по-видимому, является внутренним двориком. ...Главный вход в здание... ограничен снаружи двумя массивными гладкими столбами, квадратными в плане». Внутренний дворик (9,1x5,4 м) имеет колодец, обложенный с четырех сторон камнями. В комнатах сохранились остатки каменного пола. Посередине одной из комнат найдена база колонны. На полу в комнатах лежат куски черепицы от обвалившейся крыши. Рядом с домом оказались конусообразные ямы-погреба.
Н.В. Анфимов считает, что в «архитектурном отношении здание... не является чисто греческим, а носит целый ряд черт местного характера, представляя, может быть, образец синдской архитектуры»(41). В.Ф. Гайдукевич, напротив, не считает это здание постройкой местных племен, а относит его к греческому строительству. Он, между прочим, указывает на сходные черты только что описанного дома с домом, открытым в Крыму около древней Пантикапеи(42).
Мы не берем на себя смелости ответить на вопрос, кем построен и кому принадлежал дом Семибратнего городища. С одинаковой степенью вероятности его можно приписывать и грекам, и синдам, так как последние являлись одним из наиболее эллинизированных племен нашего Причерноморья и поэтому могли у себя строить дома одинаковые с греческими. Но если дом Семибратнего городища и относится к числу синдских построек, то мы твердо убеждены, что он не может быть признан жилищем рядового синда. Такой дом мог принадлежать или богатому греку, или представителю синдской племенной знати.
В раннем Средневековье на Северо-Западном Кавказе существовали следующие типы жилища: подвижная кибитка (у кочевников), каменная сакля (в Кабарде), каменный дом с черепичной крышей (на побережье Черного и Азовского морей) и турлучный дом.
В северокавказских степях и в горах центральной части Кавказа в период раннего Средневековья обитали аланы. У степных алан было распространено кочевое скотоводство. Аммиан Марцеллин (вторая половина IV в.) рассказывает, что у них не видно ни храмов, ни святилищ, нигде не усмотреть у них даже покрытых соломою хижин», что они «живут в кибитках с изогнутыми покрышками из древесной коры и перевозят их по беспредельным степям»(43).
Т.М. Минаева, исследуя Гилячское городище с соседними могильниками (Клухорский район Грузинской ССР - IV-V вв. н.э.) и могильник Байтал-Чапкан (в Черкесской автономной области - того же времени), пришла к выводу, что оба эти памятника «говорят об оседлом образе жизни оставившего их населения»(44). Не будет ошибки, если мы то же самое скажем в отношении всех других памятников горной и предгорной полосы Кавказа, относящихся к периоду раннего средневековья.
Б.Е. Деген-Ковалевский раскопал остатки каменного жилого дома на территории Зеюковского поселения № 2 (в Кабарде), относящегося к VI—VIII вв. н.э. Пол в доме состоял из щебня и мелкого булыжника, поверх которых была наложена глиняная обмазка. Площадь пола 10 x 6м. Стены сложены из камней, без применения цементирующих веществ. Наружная сторона стен покрыта известково-глиняной штукатуркой. Дом состоял из двух или из трех комнат. В одной из них (Б.Е. Деген-Ковалевский сопоставляет ее со сванским «дарбазом» и осетинским «хадзаром») имелся очаг, расположенный у задней стены. Очаг представляет собой яму, сделанную в полу и оборудованную специальными гончарными плитками. Передняя сторона очага отделана четырьмя большими камнями (до 5 см высотой). По бокам очаг окаймлялся выложенной из плоских камней ступенькой (40x100 см), имевшей высоту до 15 см. Перед очагом стояла большая скамья из двух подтесанных каменных глыб высотой около 45 см. Над очагом, по-видимому, имелся плетенный из хвороста и обмазанный глиной шит. Во всяком случае, куски известково-глинистой обмазки с отпечатками плетения из жердей лежали около очага.
Около очага найден раздавленный большой глиняный сосуд с костями - остатками мясной пищи. Рядом с сосудом следы какого-то сооружения из камней, обмазанных с одной стороны глиной. Б.Е. Деген-Ковалевский пишет, что «сооружение это не имеет прецедентов в археологических материалах, а также и аналогий в живом горском быту. Наиболее вероятно, что оно представляло собой хранилище для зерна, муки и т.п., на манер современных... «сапеток».
Пол в северной части комнаты на 15 см выше, чем в других ее местах. Возможно, тут было устроено возвышение для спанья. Не исключена также возможность, что тут была особая комната с полом другого уровня. Другая, значительно меньшая, комната находилась северо-западнее описанного очага. В ней также имелся очаг, выложенный несколькими плоскими камнями. Очаг был усыпан обломками мелкой посуды и небольшим количеством костей от мясной пищи. «Дверь этого помещения отмечена наличием дверного пятникового камня». Так как с южной и юго-восточной сторон дома имеется откос, то здесь была устроена из камней лестница или же укрепленный подъем к входу в дом. Рядом с домом был завал из крупных и мелких камней. Б.Е. Деген-Ковалевский предполагает, что здесь была каменная пристройка, служившая хлевом для мелкого скота. На дворе около дома найдена расширяющаяся книзу печная яма глубиной около 1,5 м. Б.Е. Деген-Ковалевский резонно сопоставляет ее с закавказским тондыром.
В яме оказались черепки глиняной посуды, остатки пищи (костей), круглая галька. «Закопченность наружных стенок некоторых из таких (найденных в яме разбитыми. - Л.Л.) сосудов и находка шести из них прямо в очаге показывает на то, что медный котел и железная очажная цепь не имели в данном обществе того обязательного характера, который мы застаем у всех кавказских яфетидов, а может быть, и вовсе потреблялись. Об обыкновении варить пищу непосредственно в горшке, который ставится прямо на очаг, говорит также прием утончения стенок горшка путем нанесения рядов вдавленных ногтем ямок по внутренней поверхности сосуда... для более быстрого его нагревания на очаге». По значительному количеству «тарелок», имевшихся в раскопанном доме, Б.Е. Деген-Ковалевский заключает, что данная семья состоит из 15-20 человек.
Разумеется, такое допущение очень условно. Находка головы и лопатки барана на руинах очага в малой комнате привела Б.Е. Деген-Ковалевского к другому, тоже не очень убедительному заключению: он считает, что малая комната служила кунацкой, обосновывая это тем, что голова и лопатка туши в наши дни у горцев обычно предназначаются главе семьи или гостю.
Обнаружены остатки каменного забора. Рядом с раскопанным жилищем не было следов других жилищ. Ближайший дом оказался только в 100 м. Это говорит о том, что в период раннего Средневековья обитатели Зеюковского поселения жили не тесно, дом к дому (как обычно живут в горных селениях Центрального и Восточного Кавказа), а свободно располагали свои дома, каждый из которых имел значительный по площади двор(45).
В бассейне верхней Кубани известно несколько обширных средневековых городищ с фундаментами зданий, остатками каменных построек. Каменные постройки А.Н. Дьячков-Тарасов приписывал князьям того народа, которому принадлежали городища(46).
В средневековой Кабарде, кроме каменных домов, существовали и турлучные постройки с очагами и кладовой. Одно из таких жилищ позднеаланского времени недавно открыто в с. Псыхурей(47). Этот тип построек не только теперь, но и в средние века имел большое распространение по всей равнинной части Северного Кавказа, доходя на востоке до Каспийского моря. Так, арабский писатель X в. ал-Мукаддасий сообщает, что если в Дербенте дома построены из камня и дерева, то в находившемся в Северном Дагестане хазарском городе Семендере они были турлучными. «Жилища семендерцев, - говорит ал-Мукаддасий, - из дерева, переплетенного камышом; крыши у них остроконечные»(48).
В торговых и административных центрах на черноморском берегу, заселенных в основном не коренными кавказскими народами, а византийцами, русскими и пр., продолжали существовать дома, часть из которых была сложена из камня, а другая имела каменные фундаменты.
Жилые постройки X-XII вв., открытые на территории городища ст. Таманской, стоят скученно. Построены они на каменном фундаменте, но стены у них из глины. Дома имеют печи, которые топились камышом и кизяками(49). Глинобитные стены были не только у жилых домов. В предполагаемом древнем поселке Патрей открыты глинобитные стены крепости, которые датируются тмутараканским временем(50). В Абхазии во многих местах известны руины раннесредневековых византийских сооружений из камня, тонкого прямоугольного кирпича и черепицы. Там же встречаются византийские водопроводы из гончарных труб и водопроводные виадуки. В Очамчире найден фундамент дома, сложенного из булыжника на извести с прокладкой крупных плоских средневековых кирпичей. Дом имел колонны из круглых кирпичей(51).
Несмотря на одновременное существование разных типов жилища, можно сказать, что турлучные постройки в раннем Средневековье, как и в предыдущий период, являлись основным типом жилища на Северо-Западном Кавказе. Он остался основным и в послемонгольское время. В конце XV в. Г. Интериано писал, что во время междоусобных войн черкесы «зажигают жилища неприятелей, которые все построены из соломы, привязавши горящую серу к стрелам». Речь здесь идет, конечно, о соломенных крышах.
Г. Интериано упоминает о существовании у черкесов особых домов, предназначенных для помещения гостей (кунацкая, по-черкесски - хьэк1эш): «Гостеприимный дом зовется у них кунаком (сопасо)». О технике постройки дома у черкесов Г. Интериано сообщает: «Их дома построены из соломы либо дерева, и большое было бы посрамление знатному человеку построить дом либо замок с крепкими стенами, в особенности для своего собственного жительства, потому что это показывает человека малодушного и трусливого, неспособного уберечь себя и защититься. Оттого все они живут в хатах из тростника либо соломы, лишь немногие в деревянных, и в целой стране нет ни одной крепости; если где встречаются развалины старых городов и стен, то ими пользуются одни крестьяне, поставленные сторожить их. Знатные сочли бы это за стыд»(52). А.А. Миллер предложил новый исправленный перевод части процитированного отрывка: «Их дома сделаны из соломы, камыша и дерева, и большим стыдом было бы для князя или дворянина построить себе крепость или дом с каменными стенами, потому что это показало бы боязнь и неспособность уберечься и защититься»(53). Таким образом, в конце XV в. черкесы строили свои жилища в той же технике, которую мы хорошо знаем в XIX и даже в начале XX в.
Интересно отметить, что предубеждение черкесов против каменных домов сохранялось еще в XIX в. Так, один из авторов 1860-х гг. рассказывает о черкесах: «Дома устраивали они из плетня или простого сруба, а жилища знатного рабовладельца (так автор называет черкесских феодалов. - Л.Л.) отличались от дома простого горца по одним только размерам. Каменные постройки, при обилии строительного материала, были им вовсе не известны или, как рассказывают, не возводились из опасения быть обвиненными в неспособности защищаться в плетневых хатах от неприятеля и вместо личной храбрости своей противопоставить ему каменные стены»(54).
Мне уже приходилось отмечать, что отсутствие каменного строительства у черкесов объясняется не только предубеждением против него, но и подвижностью черкесских племен, часто менявших свое местожительство. Естественно, что при такой подвижности возводить капитальные постройки не имело смысла(55).
Если черкесы (по крайней мере в послемонгольское время) обычно не прибегали к каменному строительству, то этого нельзя сказать об абхазах, сванах (одно время живших в ту пору в верховьях р. Кубани), тюркоязычных племенах, обитавших на реках Баксан, Чегем и Черек, а также некоренных жителях причерноморских городов. Например, в Абхазии, где народ строил себе плетенные из хвороста жилища, крупные феодалы жили в каменных замках, руины которых до сих пор разбросаны по всей Абхазской АССР. Большая часть этих замков была построена, надо думать, после монгольского нашествия на Кавказ и Восточную Европу. Большой интерес представляет обширный каменный дворец абхазских владетельных князей Шервашидзе, развалины которого находятся в с. Лыхны. Это монументальное здание в два этажа, построенное в мусульманском стиле. Подробное описание его имеется у проф. А.С. Башкирова(56).
Иоанн Лукский в 1625 г. сообщил любопытные подробности из техники жилищного строительства, которая существовала в Черкесии в первой половине XVII в. Черкесские дома, говорит он, «состоят из двух рядов кольев, воткнутых в землю, между коими вплетают ветви; наполняют промежуток глиной и кроют их соломой; княжеские дома построены из того же материала, только просторнее и выше»(57). Это сообщение о наличии двойного плетня в стенах домов Северо-Западного Кавказа показывает, что техника жилищного строительства, известная со времени Долинского поселения (начальный этап проникновения металлов на Северный Кавказ), сохраняется вплоть до первой половины XVII в. Иоанн Лукский, кроме того, сообщает, что черкесские селения расположены в густых лесах, что они обычно бывают окружены искусственно сплетенными одно с другим деревьями (защита от конницы противника), что и абхазы живут в лесах и что у соседних с черкесами ногайцев нет городов, а живут они в кибитках, которые ставятся на повозки(58).
Турецкий путешественник, проехавший в 1641 г. вдоль по восточному берегу Черного моря, сообщает, что «дома Кютасси (название общины в районе нынешнего Туапсе. - ЛЛ.) крыты камышом; группа, состоящая из десяти домов, называется кабак, который окружен стеною, подобно замку. Собаки сторожат эти кабаки, подобно львам, по необходимости, так как все их жилища находятся в лесах и каждая деревня опасается другой». Говоря об Анапе, этот автор прибавляет, что «вне замка (т.е. вне Анапской крепости - Л.Л.) находятся 150 хат, построенных из камыша; деревня эта называется Кабак»59.
Шарден в 1672 г. писал, что приморские черкесы «живут в деревянных хижинах»(60). Под этим следует понимать дома, плетенные из хвороста, которые, может быть, не всегда с внешней стороны обмазывались глиной.
У А. Ламберти есть беглое замечание об абхазском типе поселения. «Они (абхазы. - Л.Л.), - говорит он, - не живут ни в городах, ни в башнях, но 15 или 20 семейств соединяются вместе и, выбрав вершину какого-нибудь холма, ставят на ней хижины и окружают их плетнем и глубокими рвами. Так поступают они для того, чтобы не подвергаться нападению даже туземцев»(61).
Ферран, в самом начале XVIII в. посетивший Северо-Западный Кавказ, сообщает, что «кибитки ногайцев, похожие на ветряные мельницы, делаются полукругом и покрываются полстями»(62).
На этом, собственно, кончаются наши материалы о типах жилища, существовавших на Северо-Западном Кавказе до середины XVIII в.
Подведем итоги.
В эпоху палеолита на Северо-Западном Кавказе человек использовал для жилья естественные пещеры, временные шалаши из веток, постоянные (видимо круглые в плане) шалашевидные постройки и, может быть, землянки.
В неолите предположительно, а в энеолите определенно уже сущетвовали в основных своих чертах дожившие до наших дней турлучные дома, имеющие плетеные из веток стены, которые потом обмазываются глиной. Отличительной чертой древних турлучных домов Северо-Западного Кавказа являются стены из двух рядов плетня, пространство между которыми забивалось глиной. Уже в эту эпоху можно говорить о существовании прямоугольной планировки дома, а также очага типа тондыра и конусообразных ям для хранения продовольствия. Предположительно, уже в энеолите полы в домах Абхазии имели глиняную обмазку.
Типы жилища в бронзовую эпоху на Северо-Западном Кавказе не исследованы.
В скифо-сарматское время в степной полосе у кочевников в качестве жилища используется повозка с полуцилиндрической крышей. В горах Центрального Кавказа существовали каменные дома типа сакли. В южной Абхазии часть населения жила, по-видимому, в землянках. В степях и предгорьях Прикубанья строили турлучные дома со стенами из обмазанного глиной плетня или обмазанных глиной связок камыша - в одних случаях, и из сырцового кирпича - в других. Уже тогда изредка применялась побелка стен известью. Судя по сравнительно небольшой площади домов скифо-сарматского времени (около 35 м2), в них было, скорее всего, две комнаты. Полы делались глинобитными. Сохранились следы очагов или печей как внутри дома, так и вне его. Крышей служили: солома, камыш, папоротник и появившаяся в это время черепица. Из надворных сооружений в Прикубанье известны колодцы и конусообразные ямы, заменявшие собой погреба. В греческих городах Северо-Западного Кавказа, а также у сильно эллинизированного окрестного населения дома нередко строились из колотого и из тесаного камня и покрывались черепицей. В римское время здесь впервые появился жженый кирпич.
В раннем Средневековье продолжают существовать: подвижная кибитка (у кочевников). каменная сакля (в Кабарде и в горах Центрального и Восточного Кавказа), каменный дом с черепичной крышей (на побережье Черного и Азовского морей) и турлучные дома (в Абхазии, Черкесии и предгорной полосе Северного Кавказа вплоть до Каспийского моря), дома из камня, обожженного кирпича и черепицы (Черноморское побережье), глиняные дома на каменном фундаменте (Таманский полуостров). О каменных саклях, существовавших тогда в Кабарде, известно, что они имели глиняную обмазку с внешней стороны. Пол их делался из щебня, обмазанного сверху глиной. Имея общую площадь около 60 м2, такой дом состоял из двух-трех комнат с двумя очагами в них и одним тондыром на дворе. Дома располагались редко. Дворы отделялись камен-ными заборами.
После татарского нашествия черкесы почти совершенно перестали применять камень для жилищного строительства. Каменные дома типа сакли продолжали существовать у обитателей той части горной полосы, которая простиралась на восток от р. Урупа. Монументальные каменные здания (замки, дворцы, храмы) в эту пору воздвигала феодальная знать Абхазии. Широкие же слои абхазского населения, подобно черкесам, абазинам и кабардинцам, пользовались для жилья турлучными постройками. Способ строить основу для стен из двух параллельных плетней вышел из употребления в конце XVII или в XVIII в. С конца XV в. впервые появляется достоверное известие о существовании у черкесов особых домов - кунацких. Ногайцы до XVIII в. пользовались небольшими неразбирающимися юртами («отав»), которые при переездах они ставили на арбу. Только в XVIII в. ногайцы стали пользоваться большой решетчатой юртой («терме»), которую они перевозили в разобранном виде(63).
В заключение остается отметить чрезвычайную устойчивость основного типа жилища на Северо-Западном Кавказе. Турлучные дома существуют здесь во всяком случае с эпохи первого появления металлов.

-----------------------------------------------

1 А.А. Миллер. Черкесские постройки, Материалы по этнографии России, II, СПб., 1914; его же. Из поездки по Абхазии в 1907 г., там же, т. I, СПб., 1910; Е.М. Шиллинг, В Гудаутской Абхазии, «Этнография», 1926, №> 1-2; А.П. Мухин, Санитарное состояние аулов Афипсип и Кошехабль, «Труды Северо-Кавказской ассоциации научно-исследовательских институтов», № 87. Адыге, их быт, физическое развитие и болезни, Ростов-на-Дону, 1929; И.И. Муравьев, Шапсугия. Медикосанитарное обследование. Приложение к журн. «Советская медицина на Северном Кавказе», Ростов-на-Дону, 1929; Е.Р. Бинкевич, К истории черкесского жилища, «Краткие сообщения Ин-та этнографии», VI, М .-Л., 1949; Е.Н. Студенецкая, Современное кабардинское жилище, «Советская этнография»; 1948, № 4; И. А. Аджинджал, Жилище абхазов. Автореферат диссертации, представленной па соискание ученой степени канд. истории, наук, Сухуми, 1950.
2 С. Н. Замятнин. Навалишинская и Ахштырская пещеры на Черноморском побережье Кавказа, «Бюллетень Комиссии по изучению четвертичного периода», M.-Л., 1940. № 6-7, стр. 101; Обзор полевых археологических исследований ИИМК АН СССР в 1938 г.. «Краткие сообщения ИИМК», I, М .-Л .. 1939, стр. 29.
3 В.А. Городцов. Ильская палеолитическая стоянка по раскопкам 1937 года, «Бюллетень Комиссии по изучению четвертичного периода», М .-Л ., 1940, № 6-7, стр. 90; его же, Результаты исследования Ильской палеолитической стоянии, «Материалы исследования по археологии СССР», М .-Л ., 1941, № 2. стр. 23-25.
4 Личное сообщение С.Н. Замятнина.
5 Научная сессия ИИМК АН СССР и Гос. Эрмитажа, посвященная археологии Закавказья, «Краткие сообщения ИИМК», XXIV, М.-Л., 1949, стр. 13.
6 С.Н. Замятнин. Палеолит Абхазии, Труды Ин-та абхазской культуры, X Сухуми, 1937, стр. 5.
7 Е Ю. Кричевский и А.П. Круглов. Неолитическое поселение близ Нальчика, «Материалы и исследования по археологии СССР», М .-Л ., 1941. № 3, стр. 53.
8 А.П. Берже, Записка об археологии Кавказа, Труды второго археологического съезда в СПб., вып. 1, СПб., 1876, стр. 9; его же, Кавказ в археологическом отношении, Пятый археологический съезд в Тифлисе. Протоколы Подготовительного комитета, М., 1879, стр. 31.
9 Л.Н. Соловьев, Энеолитическое селище у Очемчирского порта в Абхазии, Материалы по истории Абхазии, I, Сухуми, 1939, стр. 54.
10 А.П. Круглов и Г. В. Подгаецкий, Долинское поселение у г. Нальчика. «.Материалы и исследования по археологии СССР», № 3, стр. 170-174; А.А. Иессен, Археологические памятники Кабардино-Балкарии, там же, стр. 17; Е.И. Крупное, Краткий очерк археологии Кабардинской АССР, Нальчик, 1946, стр. 19-20.
11 Л.Н. Соловьев. Археологические раскопки близ г. Очемчири в Абхазии. «Советская археология», IV, М.-Л., 1937. С. 323.
12 Кабардинский научно-исследовательский институт, Ученые записки, т. I, Нальчик, 1946, стр. 80.
13 А.П. Берже, Записка об археологии Кавказа, стр. 3.
14 Е. Крупнов, Кавказ в первом тысячелетии до нашей эры, «Советский музей», 1936, № 5, стр. 42.
15 Н. Соловьев, Следы древнего соляного промысла близ г. Сухуми и г. Очамчире, Труды Абхазского гос. музея, I, Сухуми, 1947, стр. 24-25.
16 В.В. Латышев, Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе, т. I, СПб., 1890, стр. 147.
17 Л.Н. Соловьев, Археологические раскопки близ г. Очемчири в Абхазии. «Советская археология», IV, М.-Л., 1937, стр. 324.
18 Н.В. Анфимов, К вопросу о населении Прикубанья в скифскую эпоху, «Советская археология», XI, М.-Л.. 1949, стр. 255.
19 Н А. Захаров, Первые шаги изучения кубанских городищ, «Труды Северо-кавказской ассоциации научно-исследовательских институтов», № 26. Сборник статей по экономике и культуре, вып. 1, Краснодар, 1927, стр. 117.
20 М.В. Покровский, Городища и могильники среднего Прикубанья, Труды Краснодарского гос. педагогического ин-та, т. VI, вып. 1, Краснодар, 1937, стр. 28.
21 Н.А. Захаров, Указ. соч., стр. 116; его же, Общий обзор обследования и работ на городище в г. Краснодаре, Северо-кавказское краевое об-во археологии, истории и этнографии. Записки, кн. I (т. III). вып. 3-4, Ростов-на-Дону, 1928, стр. 32.
22 В. А. Городцов, О результатах археологических исследований Елизаветинского городища и могильника в 1934 г., «Советская этнография», 1935, № 3, стр. 76; его же, Елизаветинское городище и сопровождающие его могильники по раскопкам 1935 года, «Советская археология», I, М.- Л., 1936, стр. 172.
23 Н.В. Анфимов, Мэотские поселения восточного Приазовья, «Краткие сообщения ИИМК», 1950, XXXIV, стр. 94.
24 М.В. Покровский, Указ. соч., стр. 14.
25 А.А. Миллер, Краткий отчет о работах Северо-Кавказской экспедиции ГАИМК в 1924 и 1925 годах, Гос. Академия истории материальной культуры. Сообщения, I, Л., 1926, стр. 99.
26 В.А. Городцов, Елизаветинское городище, стр. 174.
27 А.А. Миллер, Указ. соч., стр. 121.
28 В.А. Городцов, Елизаветинское городище, стр. 172.
29 Там же, стр. 172-176; М.В. Покровский, Указ. соч., стр. 11, Л.Н. Соловьев. Селища с текстильной керамикой на побережье западной Грузим. «Советская археология», XIV, М.-Л., 1950, стр. 269.
30 В.И. Городцов, Елизаветинское городище, стр. 176.
31 Там же, стр. 176; В.А. Городцов, О результатах археологических исследований Елизаветинского городища, стр. 76; М.В. Покровский, Указ. соч., стр. 11.
32 А.С. Башкиров, Археологическое обследование Таманского полуострова летом 1926 года, Труды этнографо-археологичеекого музея I МГУ, М., 1927, стр. 30.
33 А. С. Башкиров, Археологическое обследование Таманского полуострова летом 1927 года. Российская ассоциация институтов общественных наук. Институт археологии и искусствознания. Труды секции археологии, III, М.. 1928, стр. 82 и 79.
34 В.А. Городцов, Елизаветинское городище, стр. 172
35 Н.В. Анфимов, Мэотские поселения, стр. 94.
36 В.В. Латышев, Указ. соч., I, стр. 475.
37 В Ф. Гайдукевич, Боспорское царство, Изд. АН СССР, М.-Л., 1949, 148.
38 В.Д. Блаватский, Рецензия на книгу Д. П. Каллистова «Очерки по истории северного Причерноморья», «Вестник древней истории», 1950, № 3, стр. 116.
39 В.Ф. Гайдукевич, Указ. соч., стр. 200; Н.Я. Мерперт, Некоторые итоги полевых археологических исследований в 1949 г., «Вестник древней истории», 1950, № 2, стр. 221.
40 А. С. Башкиров, Археологическое обследование Таманского полуострова летом 1927 года, стр. 82-83. Возможно, также относился к фресковому полу обнаруженный здесь в 1896 г. «кусок штукатурки, покрытый яркою красною краскою». Об этом см. «Отчет Археологической комиссии за 1896 г.», СПб., 1898, стр. 64.
41 Н.В. Анфимов, Новые данные к истории азиатского Боспора, «Советская археология», VII, М.-Л., 1941, стр. 258-263; его же. Археологические исследования наТамани, газ. «Большевик» от 16 июля 1930 г., Краснодар; В. Гольмстен. Обзор археологических работв 1937 г. «Вестник древней истории», 1938, № 3, стр. 250.
42 В.Ф. Гайдукевич, Указ. соч., стр. 224.
43 В.В. Латышев, Указ. соч., II, стр. 342 и 340.
44 Т.М. Минаева, Могильник Байтал-Чапкан, Материалы по изучению Ставропольского края, вып. 2-3, Ставрополь, 1950, стр. 236.
45 Б.Е. Деген-Ковалевский, Работы на строительстве Баксанской гидроэлектростанции, «Известия ГАИМК», вып. 110. Археологические работы Академии на новостройках в 1932-1933 гг., II, М.-Л., 1935, стр. 17-26.
46 А.Н. Дьячков-Тарасов, Неизвестный древний торговый путь из Хорезма в Византию через Кавказ, «Новый Восток», кн. 28, М., 1930, стр. 152 и 153.
47 Проф. К.Е. Гриневич, Кабардинский ГПИ, «Вестник древней истории», 1950, № 4, стр. 208.
48 Н.А. Караулов, Сведения арабских географов IX и X веков по р. Хр. о Кавказе, Армении и Адербейджане, Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа, XXXVIII, Тифлис, 1908, стр. 5, 9
49 А.А. Миллер, Таманская экспедиция ГАИМК в 1931 г., «Сообщения ГАИМК», 1932, № 3-4, стр. 58-60.
50 Проф. А.С. Башкиров, Археологические изыскания в Абхазии летом 1925 года, «Известия Абхазского научного общества», вып. IV, Сухум, 1926, сгр. 5, 6, 8, 9, 13, 15, 16, 35, 36, 37 и др.
51 Л.И. Соловьев, Энеолитическое селище, стр. 8; его же, Археологические раскопки близ г. Очемчири, стр. 324; Б.А. Куфтин. Материалы к археологии Колхиды, II, Тбилиси, 1950, стр. 273.
52 А. Веселовский, Несколько географических и этнографических сведений о древней России из рассказов италиянцев, СПб., 1870, стр. 17, 19 и 20.
53 А.А. Миллер, Черкесские постройки, стр. 59.
54 И.Л. Серебряков, Сельскохозяйственные условия ссеверо-западного Кавказа, «Записки Кавказского общества сельского хозяйства». 1867, № 1 и 2, стр. 17.
55 Л.И. Лавров, О времени постройки кабардинской башни на р. М. Зеленчуке, Ученые записки Кабардинского научно-исследовательского института, т. IV, Нальчик, 1948, стр. 277 и 278.
56 А.С. Башкаров, Археологические изыскания в Абхазии, сир. 41-45.
57 Жан де-Люк. Описание перекопских и ногайских татар, черкесов, мингрелов и грузин, Записки Одесского общества истории и древностей, XI, Одесса, 1879, стр. 490.
58 Там же, стр. 485, 490 и 493.
59 Ф. Брун, Путешествие турецкого туриста вдоль по восточному берегу Черного моря, Записки Одесского общества истории и древностей, IX, Одесса, 1875, стр. 179 и 182.
60 Путешествие Шардена по Закавказью в 1672-1673 гг., Тифлис, 1902, стр. 20.
61 А. Ламберти, Описание Колхиды или Мингрелии, Записки Одесского общества истории и древностей, X. Одесса. 1877, стр. 212.
62 Ферран, Путешествие из Крыма в Черкесию через земли ногайских татар в 1709 г., «Русский вестник», 1842. № 4. стр. 44.
63 Подробнее о малой и большой ногайской юрте см. Г. Бонч-Осмоловский, Свадебные жилища турецких народностей, Материалы по этнографии, т. III, вып. 1, 1926. стр. 107 и 108.

(Опубликовано: Советская этнография. 1951. № 4. С. 42-56.)

(Печатается по изданию: Л. И. Лавров. Избранные труды по культуре абазин, адыгов, карачаевцев , балкарцев. Нальчик, 2009. С. 64-77.
______________________________________________

(OСR - Абхазская интернет-библиотека.)