Главная » Алфавитный каталог авторов » Д » Сухумский стереоскоп

Владимир Делба

Сухумский стереоскоп
Всяки мелоч и эрунда

Москва – 2012

В. Делба. Сухумский стереоскоп. - М.: Издательство РГТЭУ. 2012. 232 с.

© Делба В.М. 2012

СОДЕРЖАНИЕ:

• От автора
• Сухумский стереоскоп
• Земляные орехи
• Дуэль 
• Лето, ночь, луна
• Аштрахена финдикозла
• Есть ли среди вас
• Маршрут № 5
• Полицейские и воры
• Морской круиз эпохи девяти К 
• Адвокат
• Five o’clock теа, sir  
• Пo рельсам, по железной дороге
• Паника под знойным небом
• Тот самый солнечный город и его жители (Сохранившиеся фотографии из личного архива)  

Внимание! Возрастное ограничение 16+ (нецензурная лексика).

Скачать книгу "Сухумский стереоскоп" в формате PDF (5,45 Мб)   

____________________________________

Владимир Делба

СУХУМСКИЙ СТЕРЕОСКОП

В авторской редакции

Компьютерная верстка Тихоновой Т. С.
Подписано в печать 14.05.12. Формат 60х84/16. Бумага офсетная.
Гарнитура Times New Roman. Тираж 500 экз. Объём 14,5 п.л.
Цена договорная. Изд. зак. № 40. Тип. зак. № 158.
Издательство Российского государственного торгово-экономического университета.
А-445, ГСП-3, Москва, ул. Смольная, 36.


(Выражаем благодарность Владимиру Делба за предоставленный материал.)

___________________________________________


HTML-версия рассказа "Сухумский стереоскоп":

Сухумский стереоскоп
 
В конце пятидесятых на набережной города появились странные люди.
Вернее, люди эти были обычными, но у них были необычные, не виданные ранее, аппараты.
Внешне эти предметы напоминали макеты сказочных восточных дворцов, из трофейного кинофильма “Индийская гробница”.
Изготовлены они были из темного, полированного дерева, инкрустированного слоновой костью, и украшены блестящими металлическими элементами.
Дизайн указывал на древность, антикварность этих непонятных приспособлений. По размеру они напоминали радиоприемники Рижского производства.
Установлены “дворцы" были на легких ажурных столиках, перед которыми, в свою очередь, стояли такие же ажурные и легкие стулья.
На вопрос, что же это за красота такая, обладатель неизвестного предмета, загадочно улыбался и приглашал присесть на стул. Принявший приглашение смельчак, сидя на стуле, обнаруживал на уровне глаз, встроенную в аппарат конструкцию, напоминающую бинокль. Высота стула каким-то способом регулировалась, гак что проблем с комфортным доступом к оптике не было.
И вот, приблизив глаза к аппарату, человек, неожиданно для себя, попадал в сказочный, черно-белый, стереоскопический мир. Эти экзотические сооружения были стереоскопами, действительно древними, антикварными, аппаратами, начала века. Мне и сегодня непонятно, откуда они появились в городе, кому принадлежали, и кто смог сохранить не только сами аппараты, но великолепную, большую коллекцию старинных стереодиапозитивов.
Можно было, за небольшие деньги, выбрать любой, из пред-лагаемого перечня, тематический набор слайдов.
Забегая вперед, могу сказать, что. немного позднее, побывав с родителями в Москве, я пошел в стереокино. Конечно, воздействие было сильным, я получил массу необычных, ярких впечатлений. Однако это был современный, цветной фильм, в котором каким - то немыслимым образом достигался эффект присутствия. Но воспри-нималось все это. в конечном итоге, как великолепный трюк!
А наши Сухумские стереоскопы были, по большому счету, Машинами Времени. Проводниками (именно с большой буквы) в сказочные, параллельные, миры, реальные и фантастические одновременно!
Ну, где еще можно было увидеть буддийский праздник, с парадом слонов, в государстве Сиам, которого уже несколько десятилетий нет на карте мира, или спуск на воду новейшего британского броненосца? И, уже позднее, его же. в составе эскадры кораблей флота Ее (или Его) Королевского Величества, на рейде Валетты или Кейптауна, времен англо-бурской войны?
А прогулка Николая Второго, с семьей, по великолепному южному парку Ливадии?! Вы представляете! Это в советские-то времена!!!
Кровавый самодержец, чуть ли не людоед, а улыбка у него добрая, даже застенчивая, и, в умных, усталых глазах, прямо-таки светится любовь к своим чадам и супруге.
Сюжетов было огромное количество, но, и сегодня меня все еще поражает высочайшее качество слайдов, и невероятное ощущение того, что ты можешь дотронуться, через десятилетия, до людей и предметов, которых уже давно не существует. И все же, вот они, перед тобой, стоит только немного вытянуть руку.
Вот и сейчас, я закрываю глаза, приникаю к виртуальному, увы, стереоскопу, и в памяти моей возникают яркие и четкие картинки, из моей личной, спрятанной где-то в глубине сознания, коллекции диапозитивов. И снова вокруг залитый солнцем Сухуми моего детства, и, опять же, стоит только немного вытянуть руку...

Удивительный, уникальный, неповторимый, веселый, добрый и гостеприимный город, к тому же, красивый и культурный. Какие бы восторженные эпитеты не употреблять, все они, без исключения, попадают в цель!
А, поскольку, город, это, в первую очередь - горожане, то все вышесказанное адресуется и сухумчанам! Конечно, люди любят идеализировать свое прошлое, и на вопрос, все ли в вашем любимом городе было именно таким, красивым, правильным, добрым и спокойным, надо честно отвечать, - конечно, НЕТ.
В любом городе проживают самые разные люди. Старшие рассказывали, что в послевоенные годы, в городе существовала банда, грабившая совсем как в Техасе, поезда. (Сохранился даже куплет странных стихов, написанный неизвестным автором: “Ти нэ помниш, Баркалаия, как ти бандой руководил, как сидэл ти заключения, как Робин Гуд”.)
За бандитами гонялся легендарный городской оперативник. Узнав, что бандитское логово находится в штреке железнодорожного тоннеля, он смело пошел на захват, один, без прикрытия.
Бандиты оценили его смелость и убивать не стали, но, в назидание, вставили в анальное отверстие сушеную воблу головой вперед и отпустили восвояси. Неясно, как он топал потом по шпалам с воблой в заднице, но дотопал. Врачи долго избавляли бравого милиционера от рыбины, подлечили, начальство выделило ему роту внутренних войск НКВД, и банде пришел конец.
В описываемое мною время, бытовая преступность, в городе, практически, не существовала, то есть, почти не было квартирных краж. Входные двери во многих домах, в течение дня, вообще, не закрывались.
Не было и уличных грабежей, так что гулять можно было везде и в любое время, и совершенно спокойно, драки были редкостью, а, скажем, поножовщина, или, не дай Бог, убийство, становились событиями эпохальными.
Тогда город длительное время гудел, как потревоженный пчелиный улей. И долго, главной темой для обсуждения было именно это преступление.
Единственное, что реально беспокоило горожан и гостей города, так это - местные карманники, щипачи, от которых, ну, просто не было покоя, особенно, в общественном транспорте. Но щипачи, действительно, были единственной категорией сухумчан, портившей криминальную статистику родного города.
На школьных вечерах разрешали танцевать буги-вуги, комсомольцы не гонялись с ножницами за немногочисленными городскими стилягами, а у молодежи, в большом почете, были пинг-понг, итальянский неореализм и литература.
Ведь во времена, так называемой, Хрущевской оттепели, стали издаваться книги, ранее бывшие под запретом, и мы до дыр зачитывали и Есенина, и Зощенко, и Фрэнка Харди, и Хемингуэя, и Ремарка, и Бабеля, и О.Генри.
Помню, как прохаживаясь по Сухумской набережной, ребята постарше обсуждали прочитанное, выстраивая виртуальные маршруты прогулок по улицам и набережным Парижа или, к примеру, Вечного города.
И, можно было, слегка прикрыв глаза, уверенно пройтись по узким улочкам Монмартра, спустившись мимо музея Клюни, выйти к набережной Сены, к книжным развалам букинистов. Пообщаться, к примеру, в “Салоне” с Манэ или Сезанном, а потом пройти еще несколько сот метров (и пару десятилетий), и выпить по рюмке анисовой в «Куполе», с задумчивым и вальяжным Эренбургом, резким и колким Пикассо, экстравагантным Дали. И уже для полного счастья, заглянуть в “Клозери де лила”, чтобы, не мешая, со стороны понаблюдать за творящим Хэмом!

Старшие друзья мои! Как жадно впитывали они любую интересную информацию и как щедро делились ею с окружающими. Как пытались, всерьез, не имея первоисточника, самим создать новый язык международного, а, возможно, и межпланетного общения, по типу Эсперанто.
К сожалению, память сохранила только одну, мелодичную фразу этого удивительного языка: УНВЕЙТУ СИТИ СИКОКУ, что переводилось, как «пойдем, прогуляемся в город».
Именно они привили нам, мелкоте, любовь к книгам, уважение к традициям, формируя из нас. наряду с родителями, культурных, образованных молодых людей, обладающим неплохим чувством юмора. И это, безусловно, сказалось на нашем дальнейшем мироощущении и определило основу жизненного поведения.

Судьба человека, как известно, предопределяется в Небесной Канцелярии, по тамошним законам и правилам, и смысл сей логики здесь, на Земле, скрыт от нас.
Кто-то из этих интеллектуалов и жизнелюбов, к огромному огорчению, стал наркоманом и погиб, другие увлеклись романтикой блатной жизни, и путь их пролег, как пелось в песне: “ По тундре, по железной дороге", но и они сохранили в себе, заложенное в юности свойство воспринимать житейские драмы и трагедии через призму юмора.
Но, в основном, наши, Сухумские, ребята, ведомые страстью познания, уезжали на учебу, получали образование, обретали OПЫT, и становились известными всей стране Учеными. Литераторами, Артистами, Врачами!

Я понимаю, читатель ждет обещанные стереокартинки, а я увлекся личными воспоминаниями. Но параллельно воспоминаниям, я раскладывал, сортировал слайды, и сейчас у меня в руках несколько штук, готовых к просмотру. Итак, приникли к окулярам!

* * *

На пересечении центральной улицы города, имени товарища Сталина, с улицей Церетели находилась, так называемая “точка мелкой  розницы”, а говоря иначе, ларек, в котором можно было купить спички, кондитерские товары, консервы, алкоголь и много еще чего. Но самым ходовым товаром летом были прохладительные напитки “со льда”.
Ранним утром, а потом, еще, в течение дня, специальный автомобиль развозил по точкам огромные бруски льда, которые на местах  кололись на мелкие части и загружались в бочки, заполненные бутылками с напитками, поэтому везде продавалась реально  холодная фруктовая вода, пиво или Боржом.
Интересующий нас ларек размещался в небольшом, но капитально построенном павильончике, в стиле неоклассической архитектуры сталинских времен.
Единственным, бессменным, продавцом был дядюшка Апполон. Седой, как лунь, небольшого роста старичок был галантен, медлителен и, исключительно, вежлив. Он напоминал профессора медицины или отставного царского генерала. Важно, с чувством собственного достоинства и гордости, дядюшка Апполон носил роскошные, длинные и пушистые усы с подкрученными кончиками.
Несмотря на заметный акцент, по-русски он говорил очень грамотно и красиво, правда, как-то старорежимно, применяя слова и обороты, исчезнувшие к тому времени из языка, но прекрасно дополнявшие облик этого колоритного человека.
С нами, детьми, он держался доброжелательно, но достаточно строго, не допуская фамильярностей. А его отношение было крайне важно для нас, ибо летом общение с дядюшкой Апполоном было почти ежедневным, и, можно даже сказать, обязательным.
Дело в том, что ларек находился на пути с пляжа домой. На пляж наша компания обычно добиралась на катере, а вот назад приходилось топать пешком, так как вся “общаковая” наличность тратилась на пирожки и печенье, а уехать “зайцем” на катере или на автобусе было делом неосуществимым.
От пляжа до павильона дядюшки Апполона было ходу минут сорок, и, конечно, мы изнывали от жажды. Здесь нужно сказать, что ассортимент товаров был велик, и стоило огромного труда разместить его в маленьком павильончике. Поэтому ящики с пустыми бутылками приходилось держать снаружи, рядом с входной дверью.
Вот тут-то, мы и реализовывали наше гениальное, (как виделось нам), изобретение. В основе его лежало убеждение: хоть дядя Апполон образован и строг, но в чем-то он, наверняка, наивен. Следовательно, его индивидуальный интеллект не мог противостоять нашему коллективному разуму.
Итак, пока двое или трое ребят, всячески отвлекали внимание продавца, другие аккуратно, не шумя, вынимали из складированных ящиков несколько пустых бутылок. Потом они появлялись с другой стороны ларька, здоровались со всеми и просили дядю Апполона принять тару в обмен на две бутылки холодного лимонада.
Продавец забирал тару, выдавал нам холодный лимонад, открывал дверь и, не торопясь, устанавливал пустые бутылки в те же ящики, из которых они были умыкнуты пару минут тому назад. Холодный напиток пускался по кругу, с жадностью выпивался, а пустая тара незаметно оставлялась рядом с ящиками.
Уходя, мы, как правило, испытывали двоякое чувство. С одной стороны, вроде, как гордость, ведь удалось провести взрослого, опытного, человека. А с другой, стыд за то, что наглым образом был обманут не кто-нибудь, а именно дядюшка Апполон, вызывавший у всех горожан чувство глубокой симпатии.
Мы долго обсуждали варианты, как тактично компенсировать нанесенные нами убытки, и придумали, в конце концов. Поскольку, практически, в каждом доме, особенно летом, выпивалось приличное количество напитков, а сдавать пустые бутылки было не принято, то по вечерам, каждый из нас, незаметно приносил и оставлял их у задней стенки павильончика дяди Апполона. Нас распирало-таки, от важности. Вот мы, какие умные и изобретательные, разработали и осуществили, ВТАЙНЕ, такую лихую операцию. И только много лет спустя, племянник, давно усопшего дядюшки Апполона, вспомнил, как, когда-то, дядя, почти с нежностью, рассказывал, что сразу принял правила игры, предложенной ему мальчишками (далее все мы перечислялись по именам и фамилиям). Потому что он прекрасно понимал, что принять от него лимонад, в качестве угощения, страдающая от жажды орава, может согласиться всего раз, потом не позволит врожденная гордость, и детям придется мучиться, а так все получалось красиво и достойно.
Добрый дядюшка Апполон, мир праху твоему!
Дядя Апполон не только говорил, но и писал, если так можно выразиться, с акцентом. Вот некоторые, сохранившиеся в памяти, его ценники:

КАНСЕВРИ СКУМРЯ ТОМАТНОМУ СОУС
ЛИКЕР БЕНЕГДИ
МАЛАКО СГУШЕНИ
ПИЧЕНЯ
МАРОЖНИ

Когда же дядюшка Апполон на время, оставлял павильон, к витринному стеклу он всегда прислонял табличку, представлявшую собой кусок засаленного картона, на котором с трудом, прочитывалась надпись, сделанная химическим карандашом: УШЛА НА БАЗУ НА ПОНЧИКУ.

* * *

В каждом небольшом городе есть, так называемые, "городские сумасшедшие". Обычно горожан не интересует их официальный диагноз, хотя он, как правило, есть, ведь важна сама личность и, можно сказать, оригинальность ее поведения.
Такие люди, как правило, органично вписаны в ткань повседневной городской жизни, и представить город без них, уже невозможно.
Маленьким детям, только постигающим азы бытия, слово «сумасшедший», вырванное из контекста, обычно ничего не говорит. И закрепляется оно в сознании ребенка только, как зрительный образ.
Насколько помнится мне, в начале и середине пятидесятых Праздник Победы либо не отмечался вообще, либо отмечался крайне скромно. Во всяком случае, военных парадов у нас не проводилось, хотя Сухуми и являлся столицей автономной республики. А праздники официальные, Седьмое ноября и Первое мая отмечались обычно с размахом.
Город, и в обычные дни опрятный и чистый, в праздники был особенно наряден. Власти организовывали обязательные демонстрации “трудящихся,” и, надо сказать, горожане с удовольствием принимали участие в официальных мероприятиях, внося весомый вклад в праздничное оформление зданий и колонн демонстрантов, представлявших городские организации.
Люди на улицах были веселы, доброжелательны и нарядны. И, конечно, военные, действующие и отставники, щеголяли в парадной форме при орденах и медалях. Советская военная форма тех времен шилась по одному образцу, отличие же было в цвете погон, околышей фуражек и знаков различия. Помню, как мы, дети, пытались определять по форме, род войск того или иного, проходящего мимо военного.
- Смотрите, у дядьки синий околыш, значит, он летчик. Да нет, у летчиков голубые, а этот - чекист.
- Ребята, у него змея в петлице, значит, он медик. А у того пет-лицы черные и в них какие-то крестики.
- Темнота, это старинные пушки, крест на крест, без колес, значит - артиллерист.
При этом, мы постоянно интересовались у взрослых, который час, ибо гвоздем программы для нас был конкретный дом, на конкретной улице, и попасть к нему необходимо было до десяти утра.
Правильней сказать, важен был не сам дом, а его хозяин, и именно его появления мы ожидали с нетерпением. Ровно в десять ноль-ноль, со скрипом отворялась калитка, и он выходил на улицу.
Мы смотрели на него, затаив дыхание, одновременно со страхом, любопытством и восхищением от сопричастности чему-то экстраординарному, ибо экстраординарен был сам объект нашего внимания.
Этот пожилой, небритый человек был одет в диковинный мундир коричнево-оливкового цвета, с большим количеством золотых пуговиц, с непонятными погонами, из-под которых вниз спускались большими петлями золотые шнуры (сейчас я знаю, это были аксельбанты). Но самым экзотическим элементом одежды была, несомненно, фуражка. Того же цвета, что и мундир, но с черными вставками она поражала наше воображение, так как была... четырехугольной формы. И, еще, важный штрих одежды нашего героя - ниже мундира на нем не было ничего, если не считать хэбэшных белых кальсон военного образца с завязками внизу и домашних тапочек.
Человек смачно и шумно высморкивался, прижимая пальцем, поочередно ноздри, оглядывался и однажды направился прямо к нашему веселому коллективу. (Помню, в первый раз душа у меня, как говорится, ушла в пятки).
Подойдя к нам. резкими чеканными фразами он сообщил, что нас необходимо арестовать и расстрелять, потому что мы сучьи дети, а репрессии против нас организует именно он, так как именно он и является начальником сучьего союза. Последнюю фразу он произнес по мегрельски, с применением русских слов.
- МА ВОРЭК (я являюсь) НАЧАЛЬНИК ДЖОГОРСКОГО (сучьего или собачьего) СОЮЗА!
Но арестовывать сразу нас не стал, а направился в сторону городской площади, где уже начиналась "демонстрация трудящихся".
Мы отправились вслед, и видели, как периодически он подходил к группкам молодых людей, и, слово в слово, произносил то же самое, что несколько минут назад озвучил нам. Откровенно говоря, не знаю, как закончился этот день для нашего героя, так как вскоре он затерялся в толпе нарядных и веселых горожан, спешивших на площадь. Но, точно знаю: этот зрительный образ закрепился в моей памяти навечно, как та же стереокартинка.
Все это повторялась ежегодно, на Седьмое ноября, пугающе одинаково, за исключением только одного раза, когда наш герой появился не в подштанниках, а в обычных сатиновых, “семейных” трусах.

Уже, будучи юношей, я узнал, что “начальник сучьего союза”, в прошлом, служил в НКВД, во время войны был направлен в польскую Армию Людову, отважно воевал, получил польский офицерский чин. Отсюда диковинный мундир и фуражка-конфедератка.
Был контужен, списан подчистую из армии, и, возможно, поэтому тронулся умом.

* * *

Еще стереокартинка. По улице, чеканя шаг, и привлекая внимание прохожих тренированным телом, образцовой выправкой и зычным командирским голосом, вышагивает человек в парадной милицейской форме, в погонах старшины. Форма тщательно отутюжена, хромовые сапоги начищены до блеска, в глазах читается решимость. И все бы хорошо, если бы не одна маленькая деталь - в правой руке старшина держит массивную телефонную трубку, с болтающимся куском провода, явно от городского таксофона, в которую он постоянно отдает, по-военному четкие, короткие, приказы:
- Первому взводу выдвинуться к парку Ленина, второму занять скрытые позиции во дворе горсовета, командование возлагаю на себя, докладывать мне каждые три минуты, оружие наизготовку, приготовиться к захвату.
Поскольку на дворе лето, город наводнен туристами и отдыхающими, а мощный голос старшины слышен за несколько кварталов, возникает вероятность хаоса и массовой паники среди куpopтного населения города. Отдельные граждане, оцепеневшие от cтраха, нерешительно переглядываются, в глазах у всех один и тот же вопрос: не началась ли война, и не высадился ли в городе турецкий десант. А, может, кого-то будут резать, евреев или почтальонов, и как от этого всего спасаться? И куда смотрит ООН?
Нервозности же в поведении местных жителей, как не странно, не наблюдается, видимо, погромов никто не опасается, и десанта здесь не боятся, ни турецкого, ни парагвайского. Мало того, попадающиеся по пути милиционеры, застывают на месте, принимают крайне подобострастное выражение лица, и, подчеркнуто уважительно, отдают честь, как будто встретили, по меньшей мере, генерала.

Спокойствие горожан и поведение милицейских чинов объясняется просто - старшина такая же городская достопримечальность, как и человек в конфедератке. Но, если первый тронулся умом по причине контузии, то второй пострадал из-за слишком добросовестного отношения к своим обязанностям.
Он, сельский парень, с детства мечтал служить в милиции. Ухаживая за скотиной или окучивая фруктовые деревья, прикрывая глаза, представлял себя в подогнанной по фигуре форме с офицерскими погонами на плечах, командующим ротами и батальонами.
Можно было, одним движением полосатого жезла, перекрыть движение автомобилей в городе, и ловить на себе умоляющие взгляды водителей, независимо от их служебного положения, потому что для всех, в данный момент, он был ГЛАВНЫМ, являя собой ЗАКОН. А что есть, в жизни, важнее, чем быть, хоть на время, ГЛАВНЫМ !?

Отслужив в Армии, наш герой явился в райком комсомола, прямо к секретарю, выложил на стол армейскую комсомольскую характеристику, и твердым голосом произнес:
- Не отправите в милицию, УБЬЮСЬ !
- Что же ты успел натворить? - поинтересовался секретарь, не заглядывая в бумагу, - и, почему явился с признанием в райком, а не прямо в милицию?
В конце концов, до секретаря дошло, чего от него хочет посетитель. Он снял телефонную трубку, и мечта нашего героя сказочным образом осуществилась.
Назначили его участковым в райотдел, закрепили территорию и определили круг обязанностей. И стал он зарабатывать себе авторитет на службе и среди населения. Взяток не брал, был, в высшей степени, исполнительным, к начальству относился с почтением, да и жители округи любили его. Строгий в вопросе соблюдения ЗАКОНА, грубости, а, тем более, хамства, милиционер себе не позволял. В общем, все шло хорошо, и, звание старшины было присвоено, новому участковому, досрочно.

В тот роковой день ничто не предвещало резкого крена в судьбе нашего героя. Утром его пригласил к себе начальник районной милиции, усадил в мягкое кресло, предназначенное для приема особо уважаемых посетителей, плотно прикрыл дверь, и, заговорчески прищурив глаз, шепотом изложил, крайне ответственное и очень щепетильное задание.
Дело в том, что один из руководителей республики, был человеком, крайне охочим до женского пола, и, очень любил поездки с многочисленными дамами своего широкого сердца на природу, или, как он любил выражаться, показывая свою образованность, -    на ПЛЭНЭР. И так уж получилось, что место, облюбованное чиновником, находилось как раз на “земле” свежеиспеченного старшины.
Начальник обозначил точку на карте со всеми координатами, или как говорят военные, азимутами. Потом, вместе с участковым разработал в деталях маршрут и, расписанный по минутам, график патрулирования заданного участка. Собственно, по большому счету, задача была простой - обеспечить невозможность проникновения в заданный квадрат, посторонних лиц и домашнего скота из ближайших сел, на время любования чиновником и его музами живописных окрестностей.
- Ты все понял, сынок? - доверительно, но с металлом в голосе спросил начальник, глядя подчиненному в глаза.
- Так точно, товарищ майор! Не волнуйтесь, упросо, (обращение к старшему), все будет выполнено. Вечером лично доложу Вам!
Все было ясно, требовалось только ответственное отношение к поручению начальства, а его нашему герою было не занимать.
Но, используя сравнение с классиком, так и хочется сказать, что где-то, неведомая нам дама, Аннушка, уже купила масло, и трамвай судьбы покатился навстречу нашему герою.
Здесь необходимо отметить, что в те давние времена, чиновники не обладали, очень уж бросающимися в глаза внешними атрибутами власти. Правительственный автопарк состоял, в основном, из “Двадцать первых Волг” и некоторого количества внедорожников, военных “Козликов”. И лишь в гараже КГБ стояли, для особых случаев, представительские “ ЗИС-110” и “ЗИМ”, но их выдавали местным властям только для встреч самых, самых важныx гостей, уровня Н.С. Хрущева.
Одевались советские люди, независимо от социального статуса, тоже, почти одинаково, в общем, чиновники от простого люда, практически, не отличались, да и охраны им никакой положено нe было.
Ну, и, пожалуй, самая важная, драматическая деталь всей этой истории - наш старшина НИКОГДА РАНЬШЕ любителя пленера не видел и знаком с ним не был!
Примерное время визита гостей было известно, но участковый, как человек ответственный, прибыл на место часа за три, досконально обследовал местность, и приступил к патрулированию, постоянно следя за часами. Все шло по плану, и, слава Богу, никто не проявлял намерений вторгнуться на охраняемую территорию. Задание оказалось, несмотря на всю его важность, достаточно несложным.
Старшина с каждым часом становился все более спокойным и важным, как вдруг, О, УЖАС, при очередном осмотре лужайки, узрел на ней, неизвестно как и когда появившуюся парочку.
Невзрачный мужичонка в синем спортивном костюме восседал на плотном клетчатом пледе рядом с довольно миловидной блондинкой средних лет, в ярком летнем сарафане. Мужчина вполголоса рассказывал даме, видимо, что-то смешное, иногда заглядывая в большую общую тетрадь, дама же, периодически, заливалась заразительным смехом.
Старшина ринулся к непрошенным гостям, взял под козырек и потребовал незамедлительно покинуть территорию. У незнакомца округлились глаза, он удивленно спросил о причине столь неожиданного приказа бравого старшины.
- Территория закрыта, вход запрещен, еще раз требую освободить место, - уже достаточно грозно произнес старшина. Но на обладателя спортивного трико это не подействовало.
- Товарищ старшина, я хорошо знаю данную местность, но что-то не припоминаю ни о каких запретах, пожалуйста, объясните подробней.
Старшина вспотел, сердце его колотилось с неимоверной скоростью, а в голове, с такой же скоростью, билась одна только мысль: “Сейчас приедет ГОСТЬ, и мне ...издец!” Собрав  в кулак волю, призвав всю свою природную выдержку, старшина осуществил еще одну попытку разрешить ситуацию мирно. Набрав полные легкие воздуха, он громко, но спокойно озвучил главный свой аргумент.
- А разве моя форма для вас ничего не значит? Здесь я главный, ибо я - ЗАКОН, а закону все ОБЯЗАНЫ подчинятся, так что собирайтесь, и чтобы через три минуты вас здесь не б-ы-л-о!”
Удивительно, но и этот довод на собеседника эффекта не произвел, и он продолжал говорить, что советский милиционер обязан, при общении с законопослушным гражданином...
Но старшина уже ничего не слышал и не понимал, кто, кому и что обязан, потому что нервная система его дала сбой, и он взревел, как внезапно укушенный собакой, племенной колхозный бык.
- Я, СТАРШИНА МИЛИЦИИ, тебя, гавнюка, спортсмена... уева, целый час, по-хорошему уговариваю, забирай свою выдру крашенную, и с...бывайся отсюдова, а ты все «почему», да «почему». Да потому, мудак ты, что, с минуты на минуту, сюда прибудет сам товарищ Г - я на отдых со своей бабой и, посторонние, тем более такие бродяги, как вы, здеся на ..уй не нужны.
- Товарищ старшина, - обиженным голосом попыталась включиться в разговор дама, - так это же и есть...
Но старшина не дал ей закончить.
- А ты, ..лядь, молчи, когда джигиты разговаривают. Знаю я вас, крашенных, приезжаете тут каждое лето, мужиков местных от семей уводить. Еще и ПРОПИСКУ НЕ ОФОРМЛЯЕТЕ! Вот упрячу на трое суток за нарушение паспортного режима, будешь знать, как в беседу мужчин влезать!
- Ладно, старшина, закончим, шутка затянулась. Виноват во всем я. Хоть ты и награждал нас всякими «любезными» прозвищами, я не в обиде, в конце концов, ты выполнял свой долг, был при исполнении.
Произнеся эти слова, человек в трико улыбнулся.
- А насчет товарища Г - я не беспокойся, ЭТО - Я!
Но старшине к тому времени окончательно отказали тормоза.
- Ты понимаешь, идиот, ЧТО ты говоришь, да это политическое дело, я тебя в КГБ сдам. Выдать себя за уважаемого человека. за товарища Г - я! Ты, бродяга, в зеркало, хоть раз, на себя смотрел, по тебе вытрезвитель плачет. Ты меня довел, сейчас за волосы патащу тебя и твою кралю в отделение, по асфальту, чтоб жопы ваши стерлись в кровь, чтоб...
Закончить фразу нашему герою помешал звук автомобильного мотора, а через несколько секунд, из-за деревьев, на лужайку выбрался “Козлик” с госномером и с поднятым тентом. Из машины вышел рослый водитель, достал откуда-то из глубин авто плетеную корзину, накрытую куском ткани, и, удивленно глядя на милиционера, направился в сторону компании.
- Я дежурный водитель правительственного гаража, что здесь происходит?
Старшина понял - задание он провалил, к визиту гостей очистить территорию не смог, и, точно, теперь ему ...издец!
- А т-то-вв-арищ-щ Г - я в машине? - заикаясь, спросил он водителя.
- Да нет же, Акакий Акакиевич сидит перед вами, уважаемый.
Да что тут, на самом деле, происходит?
Дальнейшее из памяти старшины почти все выпало, стерлось.
Помнилось только, как он, подобострастно улыбаясь, согнувшись в форме вопросительного знака, приносил извинения, почему-то от имени министра внутренних дел и секретаря районного комитета партии, хотя никто его не уполномочивал, при этом повторяя, как заклинание, одно и тоже:
- Пожалуйста, ДЕЛАЙТЕ, ДЕЛАЙТЕ, ДЕЛАЙТЕ! Тишину и порядок обеспечиваю - Я!
Он носился, как заведенная механическая зверушка, по лесу, описывая концентрические круги вокруг лужайки. И только поздно ночью, исцарапанный, в порванной форме, без фуражки, вывалился на шоссе, предварительно убедившись, что на лужайке уже никого нет.
В райотделе, дежурный сообщил старшине, что, уезжая вечером домой, начальник просил передать, что, раз никаких тревожных сообщений не поступало, значит, все в порядке, и на ближайшие два дня нашему герою предоставлен отгул.

Ночь старшина провел, естественно, без сна, а утром, переодевшись в гражданскую одежду, попросил у соседа велосипед, и поехал на городской колхозный рынок, рядом с которым стояла будка часовщика, дальнего родственника старшины, по имени дядюшка Наапет.
Этот самый часовщик, дядя Наапет, был личностью легендарной и в городе очень известной. Он был - Большой советской энциклопедией, Центральным телеграфом, Адресным бюро, книгой о Вкусной и Здоровой пище, Полезными Советами, Занимательной физикой Перельмана, Библией, Кораном и Торой - одновременно!
Рот часовщика не закрывался НИКОГДА! Он рассказывал, постоянно заседающим в его будке городским любопытным бездельникам, одновременно политические новости (конечно, с поправкой на цензуру), анализировал последний футбольный матч, к примеру, между “Фенербахчи” и “Партизаном,” тут же объяснял бедолаге соседу, как заниматься сексом с женой, чтобы получился, наконец, мальчик, и при этом просил знакомого, собирающегося в Сочи, привезти “мелкий сочинский сол”.
- «Экстра» назувается, еще сосискум малочние и вилюс.
- Что, что? - переспрашивал знакомый.
Ну, вилюс, машинум такой, американски, он плахой дарога знает харашо пойти, на деревня удобно, ну, виздеход, мне сказали, в Сочи ему иногда прадают.
Греков он наставлял, как правильно красить яйца на Пасху, евреям-ашкенази объяснял, как нужно относиться к Пуриму и соблюдать Шабат, ставя в пример грузинских евреев, виноделов учил, как делать вино, а женщин, как определять сроки беременности.
Короче говоря, если кто и мог помочь старшине советом, так только дядя Наапет. И такой совет старшина получил!

По версии дяди Наапета, обиженный чиновник и вправду был человеком не злым, а о происшествии, скорее всего, забыл. Но раз этот вопрос для родственника столь болезненный, стоит пойти к товарищу Г - я, извиниться еще раз, но лучше сделать это в неформальной обстановке, дома у чиновника. И дядюшка написал, на клочке бумаги, адрес.

Вечером, чисто выбритый, обильно надушенный одеколоном "Шипр,” наш герой явился па квартиру чиновника.
Дверь отворила супруга, сказала, что муж будет с минуты на минуту, предложила гостю подождать, усадила в мягкое кресло, а через минуту принесла из кухни кофе с пирожными.
Пока старшина с удовольствием его пил, женщина, поинтересовалась. что же беспокоит юношу, и не может ли она, жена чиновника, ему чем-то помочь. И обескураженный доброй, почти материнской улыбкой женщины, расслабленный домашним уютом, наш герой, волнуясь, стал ПОДРОБНО, как близкому человеку, рассказывать о своем злоключении, со всеми нюансами и деталями, опуская только ненормативную лексику.
Женщина внимательно, с улыбкой, слушала исповедь старшины, и только иногда вставляла уточняющие вопросы, в основном, о подругах товарища Г – я, о регулярности визитов за город, ну, и так далее. И получила на них исчерпывающие ответы. И, когда рассказ, по сути, заканчивался, раздался звонок в дверь.
Позднее, соседи, живущие ниже, вспоминали, как с лестницы, вниз в тот вечер летело мужское тело, а вслед ему неслось громогласное напутствие:
- Всю оставшуюся жизнь будешь командовать козами и ишаками, идиот!
Но несчастный старшина летел, видимо, слишком быстро, и расслышать смог только первую часть фразы.
Он заявился в МВД, прорвался в кабинет министра, где в тот момент шло важное вечернее совещание, и объявил всем присутствующим, что отныне командовать милицией поручено ему. И, следовательно, министру следует срочно передать полномочия.
Министр был человеком опытным, моментально оценил ситуацию, сказал, что он в курсе, как раз сейчас на повестке дня и стоит вопрос о передаче полномочий. Но необходим приказ МВД Грузии о присвоении старшине звания полковника, и этот приказ должен поступить в течении получаса, и нужно его дождаться там, в комнате отдыха.
Через десять минут в комнату отдыха заявились рослые парни, в грязных белых халатах и с диковинной рубашкой, у которой рукава...
В общем, дальнейший, грустный, эпизод, мы опускаем.

Спустя несколько месяцев, на улицах города появился... Впрочем, все это есть уже в начале рассказа.
Конечно, по закону, уволенному из милиции, носить погоны не разрешается, но, к нашему герою данный запрет не относился. Ведь не часто судьба отпускает человеку ВСЕ, о чем он мечтает. И слава Богу, не нашлось в городе, НИ ОДНОГО ДОЛЖНОСТНОГО ЛИЦА, пожелавшего опротестовать ее решение.

И ходит с тех пор по залитым солнцем улицам счастливый человек, полковник милиции в погонах старшины, с телефонной трубкой от сломанного таксофона...
 
* * *

Дети наше - ВСЕ, цветы жизни и так далее. Небольшой слайдик из жизни детей.
Приглашен школьной подругой на день рождения ее сына.
Гости собираются к назначенному времени. На улице февраль,  восемнадцать градусов тепла, но, вроде как зима, поэтому дамы все, без исключения, в шубах. В прихожей - запах пота смешивается с ароматом дорогих французских духов, женщины окидывают оценивающими взглядами вечерние платья и драгоценности друг друга.
Виновник торжества, очаровательный карапуз, четырех лет от роду, носится по комнате, тянет гостей за брюки или юбки, и громко, взволнованным голосом, произносит: “БУДОВИЧЕК, БУДОВИЧЕК!”
Но гости заняты собой и не обращают на него внимания, хотя мальчик пытается указать на что-то пухлой ручкой.
Наконец, одна гостья жеманно спрашивает ребенка: “И где же?” Ребенок восторженно отвечает : "У МАМЫ НА ЖОПЕ!”

* * *

Еще картинка на тему.
Зашел навестить друга. Ребенок у него крохотный, только исполнилось три годика, довольно бегло говорит, но язык пока тарабарский.
В момент моего прихода чем-то расстроен, весь в слезах и соплях, пытается поделиться со мной своими житейскими проблемами, говорит, всхлипывая, очень быстро, что-то вроде: АНАШУШАНА БАНТУ АТАТА МАТ ЧИМИСАПЕНЖИ МАМАПАПА ЛИЛИСАПЕНТЫ МАТ КУБАНТУ АТАТА ЗОПА МАТ!”
Я согласно киваю, глажу ребенка по головке, и тихонько спрашиваю родителя, понял ли он, хоть что-нибудь?
- Конечно, - отвечает мой друг. – Все понял, перевожу: - ГАДЫ, ..Б ИХ МАТЬ, МАМА И ПАПА, ОБЕЩАЛИ КУПИТЬ ВЕЛОСИПЕД, КАК У ШУШАНЫ, …Б ИХ МАТЬ, ОБМАНУЛИ, ДА ЕЩЕ ПО ЖОПЕ НАШЛЕПАЛИ, …Б ИХ МАТЬ!

* * *

В советские времена, стать членом КПСС было делом, крайне, хлопотным. В партию стремились многие, потому что членство в ней являлось реальным подспорьем, например, в карьерном росте.
Короче говоря, не имея партбилета, добиться высокой, “хлебной”, должности было невозможно.
Прием был, однако, ограничен, но и население наше, в массе своей, было настырным, поэтому, в борьбе за заветную красную книжицу, использовались любые средства, от родственных связей до банальных взяток. Одновременно, в организационной структуре КПСС существовали, так называемые “квоты на прием”, иными словами, каждой первичной ячейке, “сверху” спускали разнарядку или план, в котором было четко расписано допустимое количество соискателей, согласно социальному статусу.
То есть, сколько нужно принять рабочих, крестьян, ну, и интеллигентов.
Но, ни сознательные рабочие, ни передовые сельские труженики, в отличие, от прочих, в партию, почему-то, не рвались. Их приходилось, буквально, затаскивать, заманивать, кого пряником, а кого кнутом, потому что невыполнение плана грозило партийным функционерам серьезными неприятностями.
Итак, идет заседание бюро районного комитета партии. На повестке дня - вопрос о приеме в партию. Рассматривается кандидатура передового колхозника, бригадира цитрусоводческой бригады, кавалера такого-то ордена.
Процедура предполагает проверку идеологической подкованности кандидата, но всем известно, что он человек тихий, застенчивый и совершенно неграмотный. Секретарь райкома, осторожно подбирая слова, пытается сформулировать несложный вопрос.
- Как Вы думаете, уважаемый, что мешало развитию сельского хозяйства в царское время?
Лицо кандидата темнеет, он смотрит в одну точку, долго молчит, и неуверенно произносит тоже с интонацией вопроса:
- Колхоз?
Члены бюро в ужасе.
Секретарь, глядя на крестьянина с легким упреком, пытается направить его мысли в нужном направлении.
- Уважаемый, вы волнуетесь и это нормально. Соберитесь с мыслями, не торопитесь, мы ведем разговор о ЦАРСКОМ ВРЕMЕНИ.  Так что же ТОГДА мешало?
Кандидат пытается успокоиться, перебирает руками воображаемые четки, очень долго шевелит губами, и, снова, неуверенно произносит:
- Колхоз?
Секретарь багровеет, с хрустом сжимает и разжимает пальцы рук, и, собрав в кулак всю волю, просит с угрожающей интонацией, но спокойным тоном, подумать еще раз! Соискатель думает, сопит, лицо его становится еще темнее, пауза еще длиннее, но, вдруг, подняв глаза и улыбаясь, как человек, внезапно постигший истину, радостно выдыхает:
- КОЛХОЗ!
У секретаря сдают нервы, он начинает топать ногами, и орет во весь голос:
- Мудак ты, старый, это СЕЙЧАС КОЛХОЗ МЕШАЕТ, а я спрашиваю тебя о ЦАРСКОМ ВРЕМЕНИ. У...бывай отсюда, чтоб глаза мои тебя не видели, ты ПРИНЯТ!

* * *

Сидим в ресторане, в углу зала. Рядом проход в служебное помещение.
Висящая в арке занавеска создает иллюзию полной обособленности. За занавеской, уверенные в том, что их никто не слышит, достаточно громко болтают официантки. Обе женщины местные, бальзаковского возраста.
Обсуждаются разные темы - Карибский кризис, нашествие на город армии лобковых вшей, завезенных проводницами поездов дальнего следования, очередное любовное приключение начальника треста, и, возможная кара, в виде заявления законной супруги в райком партии, ну и так далее.
- Кстати, - спрашивает одна другую, - у тебя вчера страшно болел зуб. Как ты с ним справилась?
- Мучил, проклятий, - отвечает подруга, - вечером мой из работа пришел, кушат отказалса, пристал, галава блыстыт, двадцат пят сантиметров, как ДАЛ, как ДАЛ, ах, шоколат, ах, мармалат, весь зубной бол прашел!
- Бабелина, вазми заказ, три солианка поварской, - окрик из кухни прерывает, к нашему великому сожалению, тайный диалог за занавеской.

* * *

Встретились, как-то два старых приятеля, не в смысле, старые люди, а давние друзья. Ну, и, естественно, засели в ближайшем буфете.
Сидят, пьют, не торопясь, вино, чайными стаканами, закусывают и рассуждают о житии-бытии своем, вспоминают былое, веселое и грустное.
За окном неслышно моросит долгий зимний дождь, вокруг мирно готовится ко сну город, в буфете тепло и уютно, пахнет специями, свежей киндзой.
В душах радость и свет, мир и покой, слух ласкают негромкие, задушевные слова тостов.
Откуда-то, из-за буфетной стойки, доносится звук радио Бейрута. Тихо, потрескивая от эфирных помех, синкопирует чей-то бархатный саксофон.
Буфетчик приносит все новые бутылки с вином, потихоньку и нежно виртуоз Бахус касается пальцами самых сокровенных струн души друзей. Как говорили древние: “Истина в вине!” И вот, один из них решается:
- Дорогой, ты ведь знаешь, ты для меня, как родной брат, я горжусь тобой, ты добрый и веселый человек, состоявшаяся личность, у тебя высшее образование, прекрасная, хлебная работа. Родителей твоих знает и уважает весь город. Тебе тридцать шесть лет, так обрадуй, наконец, всех близких своих - женись! Даже не пытайся разъяснять мне причин твоего холостяцкого состояния, а тем более, не подводи под него философскую базу, просто дай слово, что женишься, в самое-пресамое ближайшее время, поклянись, наконец!
Последние слова произносятся со слезами на глазах, и, естественно, лукавый Бахус постарался, чтобы они дошли до самого сердца друга. У того тоже влажнеют глаза, он берет руку приятеля в мою, и произносит, с придыханием:
- Торжественно клянусь, и пусть свидетелями будут все, кто сейчас в зале. Более того, я постараюсь сделать это сейчас, не откладывая в долгий ящик.
Ты помнишь моего армейского друга, который живет в районе Мерхеули, мы с тобой были у него в гостях, когда я вернулся из армии?
Так вот, не знаю, сохранилось ли это в твоей памяти, но там была его сестра. Она путалась у нас под ногами, всем улыбалась. Сейчас ей лет восемнадцать, понимаешь, к чему я клоню.
Породниться с семьей армейского друга, было бы для меня огромным счастьем.
Прямо сейчас, мы выдернем из дома Аркадия, у него машина, затем заедем за Эдиком и рванем в Мерхеули свататься! Эдик хоть рас...издяй и бездельник, но внешне он самый представительный из нас, да и говорить умеет, только необходимо направить его способности в нужное русло, подсказать тему. Итак, по коням!
- А вдруг ее уже выдали замуж?
- Исключено, я бы узнал это одним из первых, а на свадьбе сидел бы на почетном месте. Нет, пока она невеста, что очень кстати.
Там, правда, очень строгий отец, человек высокой морали и патриархальных взглядов, чтущий и соблюдающий традиции предков, очень уж резкий и непредсказуемый.
Он, по сути дела, глава большого и уважаемого рода в Абхазии, и так просто любимую дочку замуж не выдаст, нужно будет сватать ее по всем правилам. Правда, он знаком с моим отцом и уважает его, ну, и, к тому же, я сослуживец и друг его сына, так что шансы у нас есть! Буфетчик, счет!

Спустя полчаса, белая “Волга”, шипя шинами по мокрому асфальту, рассекая потоки воды, прорывалась из города, по ущелью, параллельно стремящейся к морю бурной горной речке, в село Мерхеули.
В машине получали последние наставления свежеиспеченные сваты. Жених судорожно вспоминал, что ему было еще такого известно о будущем тесте, что могло бы помочь при сватовстве.
- Так вот, Эдик, вся надежда на тебя, говорить будешь, медленно, подбирая весомые слова, выказывая хозяину дома безмерное уважение. Но, при этом, не забывай о чувстве собственного достоинства. И не напивайся, молю тебя.
Кстати, хозяин дома известный охотник, он любит говорить на эту тему, но он профессионал, так что будь осторожен, не сболтни глупость. Потом, ему льстит, когда гости справляются о его родственниках. Я помню, за столом, в его доме несколько раз прозвучало имя Эпросуме, запомни его, на всякий случай.
Через некоторое время автомобиль остановился у массивных ворот, за которыми смутно просматривался большой частный дом. В некоторых окнах горел свет, значит, еще не спали.
Водитель несколько раз посигналил, и из дома, держа над головой плащ-палатку военного образца, выглянул какой-то мужчина, пробрался, обходя лужи, к воротам и открыл их.
Это был армейский друг нашего жениха.
Наверное, неожиданный, поздний визит сослуживца, да еще в компании строго одетых, солидных мужчин, вызвал у хозяина нкоторую тревогу. Но она тут же улетучилась, когда друг, широко улыбаясь, раскрыл объятья.
Прибывших гостей ввели в дом, и началась, обычная для таких случаев, праздничная кутерьма, ибо по законам кавказского гостеприимства гость в доме - всегда праздник.
Женщины суетились на кухне, одновременно накрывая стол, мужчины, в подвале, распечатывали бочонок с вином. Гости же оказались в сфере внимания главы семейства, он, как и все остальные домочадцы, пока не знал об истинной причине столь позднего визита, и с удовольствием потчевал друзей сына тутовой чачей собственного производства, поданной, как положено, с орешками, чурчхелой и сушеной хурмой.
Конечно же, гостям, была представлена и дочка хозяина. Она оказалась скромной, хорошо воспитанной, доброй, но очень некрасивой девушкой. О таких говорят: “никакая».
Как правило, они выглядят подростками, маленькими девочками, даже в восемнадцать или двадцать лет. К тому же у нее была плохая кожа, покрытая мелкими прыщами, но это уже не     волновало визитеров.

Даже того, кого, по идее, очень даже должно было волновать, ведь это были не СМОТРИНЫ, а самое настоящее СВАТОВСТВО!
Пока готовилось угощение, сын хозяина облачился в свою плащ-палатку, и пошел пригласить на застолье, как того требовал обычай, ближайших соседей. Так что, примерно через полчаса, как раз к тому моменту, когда все яства были приготовлены, прищли еще трое пожилых людей, друзья хозяина дома.
Всех усадили за стол, и хозяин, пока не был выбран официальный тамада, поднял первый тост, поблагодарив гостей за внимание к его семье, за столь приятную встречу и пожелал процветания всем присутствующим. Потом слова попросил Эдуард, и, извинившись, объявил об истинной причине визита.
Его сообщение вызвало, естественно, переполох. Однако хозяин дома, будучи человеком мудрым и решительным, резонно заметил, что, в конце концов, традиции сватовства не прописаны настолько подробно и догматично, чтобы усмотреть, в сегодняшней ситуации их нарушения. Сваты на месте, а обычный для таких случаев семейный совет, с привлечением старейшин рода по линии невесты, сейчас может быть представлен соседями, уважаемыми людьми, мнение которых для хозяина дома является непререкаемым.

И началось удивительное таинство СВАТОВСТВА! Описать точно, КАК протекает подобное действо, задача почти невыполнимая, ибо восстанавливать события давно ушедших дней приходится с чужих слов, вынимая из дальних уголков памяти реальность, слегка додуманную.
Сценарий сватовства прекрасно сформулирован в русской поговорке - "У нас купец, у вас - товар". И развивается действие (так и хочется сказать - спектакля. Но обычно, слово - «спектакль» подразумевает некую искусственность, даже фальшь происходящего, а мы имеем дело с Великим и Искренним искусством импровизации), в философском русле заданного направления.
Каждая речь сватов, а произносил их назначенный содружеством Эдик, являет собой искусно составленный дифирамб, панегирик семье невесты, ее родителям, многочисленной родне, красоте девушке, ее ангельскому смирению и добродетели, ее, наверняка, выдающимся талантами будущей хозяйки дома. Ибо не может не быть святой и одновременно земной девой та, что родилась и выросла среди красот предгорья, на берегу своенравной красавицы-реки, в доме бесстрашного, мудрого, уважаемого всей Республикой человека.
Но и ведь наш жених - парень не простой, не на улице найденный, красавец-мужчина, дипломированный специалист из хорошей семьи, да и любовь к своей невесте, сестре ближайшего друга, носит в сердце столько лет.
И разве у кого-то хватит жестокости отказать двум, рвущимся друг к другу сердцам, в стремлении соединиться!
Конечно, - подхватывает эстафету один из соседей: - Конечно, разве вы видите за этим столом, в доме уважаемого, справедливейшего человека жестоких людей?
Нет их, но, согласитесь, родительская душа должна быть стопроцентно спокойной и уверенной, что вручает судьбу цветка своего горного, выхоленного и обласканного теплом материнского и отцовского сердец, в добрые, чистые руки надежного и порядочного человека. Конечно, мы знаем его семью, это честнейшие и благороднейшие люди, и мы уверены, что и они не возражали бы, чтобы наследник их обстоятельно и убедительно доказал серьезность и продуманность своего решения всем присутствующим здесь близким невесты».
Ну, а пока, суть да дело, дорогие тосты продолжаются. Да они, по большому счету, и не прерывались, потому что гармонично вплетены в ткань, в суть происходившего.
Бедная девочка, кто знает, ЧТО творилось в хрупкой и ранимой душе ее, какого решения ждала она от судьбы, сидя в одиночестве в своей комнате. Парадоксально, но никто и не думал интересоваться мнением человека, чья судьба решалась сейчас за празднично накрытым столом!
Застолье продолжалось, становясь все более динамичным и шумным. Вино лилось, как говорится, рекой, эмоциональный пик, видимо, был уже пройден, и стороны все больше и больше обсуждали вопросы организационные, по сути, дела - технические.
Например, можно ли отпустить невесту со сватами для знакомства с родителями жениха, прямо сегодня ночью или ждать до завтра, или, все-таки отпустить, но с друзьями отца невесты, с моментальным возвратом домой и так далее, и тому подобное.
Счастливый жених возбужденно потирал руки, и незаметно под столом обменивался с друзьями быстрыми хлопками ладошек, все, мол, отлично! И все, действительно, шло отлично!

Ну, а потом, произошло то, чего весь вечер так боялся жених. Помните наставление в автомобиле и фразу: “Эдик, молю, только НЕ НАПИВАЙСЯ!”
Но попробуй не напиться, если в тебе сидит стаканов тридцать густого и терпкого домашнего вина, плюс еще приличное его количество, выпитое из объемистых рогов тура, подстреленного ОХОТНИКОМ, самим отцом невесты!
То то же! И я об этом! Самое обидное, что драматическую, а, правильнее сказать, трагическую, перемену в поведении Эдуарда, мог заметить только человек, знающий его ОЧЕНЬ ХОРОШО. Потому что перемена эта со стороны была, практически, не заметна. И жениху, увы, предстояло ее увидеть уже без права что-либо изменить.
Эдик неожиданно снял галстук и потер переносицу. Для знающих, это означало только одно - Эдика сейчас “понесет!” И Эдика, действительно, понесло!
Первое, с чего он начал, сняв галстук, это - обращение к хозяину дома со слова “братишка!”
Потом выяснилось, что Эдик, оказывается, профессиональный охотник, и в его коллекции в виде чучел значатся штук пять или шесть, подстреленных им горных козлов, и еще один крокодил, добытый во время африканского: “Ну, как его? Ну, да, сафари”.
(Здесь нужно напомнить, что действие рассказа происходит на стыке пятидесятых и шестидесятых, и ни о каком сафари и речи не могло идти. Что же касается горных козлов, то выдумки Эдуарда разбивались о тот простой факт, что ПОДСТРЕЛИТЬ горного козла считалось у профессиональных охотников фактом проявления ВЕЛИЧАЙШЕГО мастерства.
Потому что горный козел обладал свойством взбираться на такие вертикальные склоны, куда даже ящерице или змее был путь заказан, а уж спустить тушу вниз, чтобы потом сделать чучело, ну, априори, было ложью.
А лжи и бахвальства, как известно, настоящие охотники не терпят!)
Хозяин дома заметно помрачнел, и, наверное, чтобы поднять ему настроение, Эдик вдруг спросил: “Кстати, братишка, как поживает Епросуме?” Реакцией на вопрос была кривая улыбка и ответ, что с Эпросуме все в порядке, и какое счастье, что сват побеспокоился о здоровье родственников невесты.
Далее, сват, вдруг, начал вставлять в свои речи странные слова. типа: “Самосвал, паровоз, эшелон,” причем, говорил он без остановки, не давая возможности прервать его никому из присутствующих, периодически спрашивая хозяина дома, так как же поживает Эпросуме.
Это сейчас, речь, засоренная словами типа “блин”, - не вызывает удивления, а тогда...?!
Глава семьи мрачнел все больше и больше, а Эдик говорил и говорил.
Помните Энди Таккера из рассказа О.Генри “Трест, который лопнул”? Так вот, по-моему мнению, Энди отдался необъяснимому, великому искушению пофилософствовать. Противопоставить свою чистую, спрятанную очень глубоко, душу, жалкому, низменному, окружающему миру людей. И это стало доминантой его безумной, казалось бы, речи, а все остальное, в том числе, успешный с Джефом Питерсом бизнес, являлся лишь прахом у ног человечества.
Но Эдик действовал более приземленно, чем Энди Таккер. Его просто НЕСЛО, и остановить его не было никакой возможности.
Все с замиранием ожидали развязки. И она наступила.
Продолжая рассказывать о своих охотничьих подвигах, Эдик, вдруг, прервавшись, снова спросил:
- А как же, на самом деле поживает дядя Эпросуме, как он себя чувствует, эшелон, едрена мать?
В зале, над празднично накрытым столом, нависла тревожная тишина, затем поднялся хозяин дома и, сквозь зубы, произнес: "Время позднее, пора расходиться, а ответ, по поводу женитьбы, мы дадим позднее!”
Подобная фраза была немыслимой, по сути дела, хозяин дома нанес несмываемое оскорбление своим гостям, фактически, выгоняя их вон!
Вновь возникла пауза, которую попробовал нарушить ГЛАВНЫЙ СВАТ: “Так как же насчет дяди Эпросуме?”- громко произнес он.
Видимо, это стало последней каплей!
- Оскорбляя жениха и его родителей, я рву и собственное сердце, но, вряд ли, сынок, ты когда-либо женишься, имея подобного свата, - с болью в голосе, произнес хозяин дома.
- А этому мудаку, Эдуарду, можете передать, что Эпросуме никакой мне не ДЯДЯ, а моя троюродная ТЕТЯ, отвратительная старая дева, живущая на этом свете уже девяносто два года и отравившая жизнь всей своей родне.

На следующее утро, до рассвета, друзья зашли за Эдуардом, подняли eго из постели и отправились “поправить здоровье” утренним хашем, естественно, с положенными ста граммами.
Никто, никого, ни в чем не упрекал, и о вчерашних событиях в разговорах, все старались не упоминать.
Только, когда “обязательные" сто граммов превратились в четыреста, Эдуард тяжело вздохнул и произнес негромко, как бы только для себя самого:
- Как же я мог так проколоться, ведь я уже слышал это имя - ЭПРОСУМЕ? Это, на самом деле, местный вариант женского имени - ЭФРОСИНЬЯ!!!”
- Бог с ней, с этой Эфросиньей, лучше постарайся объяснить, что значили твои «электровозы», «эшелоны» и так далее?
- Но вы же сами просили употреблять слова солидные и весомые, а весомые - значит тяжелые, а что может быть тяжелее самосвала или эшелона? Налейте-ка, лучше, еще водки!"

* * *

Кстати, немного об именах.
Конечно, и жителей моего города не обошел стороной всесоюзный постреволюционный порыв называть детей в честь известных деятелей. А потом и вовсе давать детям выдуманные, сконструированные, не существовавшие ранее, имена.
Так и стали появляться в метриках Мараты, Жоресы, Спартаки, Карлы и Кларацеткины (именно так, в одно слово).
И далее Мэлсы (Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин), Электрификации, Лавберы (Лаврентий Берия), Лампочки и Плотины.
Но, безусловно, явлением местным была мода на имена из классической литературы или просто на красивые и непривычные. Особенно эта мода “поразила" сельское население региона.
Попадаешь, к примеру, в какое-то дальнее, горное село, а там большинство женщин - Мадонны, Леди, Джильды, Аурелии или Кампет (производное от слова конфета).
А на рынке торгует, к примеру, зеленью, типичный сельский житель, одетый в “сталинскую", полувоенную рубашку навыпуск, с наборным поясом, в галифе, шерстяные носки ручной вязки, и “азиатские,” узкие калоши, а зовут его - Ричард Луарсабович или - Гамлет Седракович! И рядом продает аджику какая-нибудь Лисампет Камуговна! (Лисампет - это местное звучание имени Элспет или Елизавета).
Так что, Эпросуме. из предыдущей картинки, это так, местный колорит и ничего более.

* * *

Следующий диапозитив попал в сухумскую коллекцию уже из другой пачки.
Учась на подготовительных курсах ВУЗа, я жил некоторое время в Москве в ведомственной гостинице-общежитии.

Находилась она, как и десятки других, различных, организаций в запутанных лабиринтах гигантского здания бывшего (и теперешнего) Гостиного Двора, в самом центре Москвы, на улице Куйбышева.
Проживали в ней, в основном, работники ведомства, командированные на разные сроки в столицу. Командовал же, вверенным ему хозяйством, комендант (он же директор, зав. складом, администратор и вечерний дежурный).
Командовал, а не руководил, потому что был военным пенсионером, и гражданской лексики не уважал. В подчинении у коменданта была всего одна сотрудница-кастелянша, уборщица и официальная сожительница командира. Вообще-то, она было его пэпэже (походно-полевая жена) с времен войны, имела от него сына лет шестнадцати, который частенько подменял отца на посту дежурного после вечерней поверки.
Комендант был списан в запас по ранению, молодым, в чине старшины, поэтому в описываемое время был человеком не старым. И, если бы не протез, мог бы похвастаться отменным здоровьем.
Собственно, крепкое здоровье и позволяло ему тащить на себе груз обязанностей главы “вверенного подразделения”.
Был он шумным, внешне грубым, но очень добрым и отзывчивым человеком, готовым выполнить любую просьбу, обратившеюся к нему человека, за что его любили все постояльцы.
Помимо командирских обязанностей, были у него в ежедневном служебном графике еще несколько обязательных пунктов. А поскольку занятия мои на курсах проходили не каждый день, я часто был свидетелем всех внутренних событий общежитий. Они проходили одинаково, по некой раз и навсегда утвержденной кем-то схеме.
Итак, на утренней поверке комендант давал ЦУ своим подчиненным в лице уборщицы, а иногда устраивал разнос за какие-то возможные прошлые упущения.
Говорю - «возможные», ибо, смысл монолога, произносимого громовым голосом, который мог быть услышан и в Кремле, не будь стены здания столь мощными, напоминал выступление
дворника, на собрании в ЖЭКе, из известного анекдота, помните?
“Как ...б твою мать, так это, значит, я, а как мать твою ...б, так это - Никитин”, что означало в переводе: как мне, Хабибуллину, так лишние сосульки скалывать, а как бесплатную путевку, так тут всегда Никитину!
После ЦУ следовала реальная работа по уборке, проветриванию комнат, замене белья и так далее, в общем, рутина. И так, до часа дня.
Потом Вера (так звали личный состав подразделения) уходила домой, комендант усаживался в каптерке, которая была, скорее администраторской (сейчас какой-нибудь умник сказал бы «ресепшен»), и до четырнадцати нуль, нуль работал с документами.
Он проверял записи, счета, накладные. Ровно в два часа дня закрывал “каптерку” на ключ, и шел обедать в личную служебную комнатушку. За обедом выпивал обязательную «маленькую» (0,5 л.), бутылку “красненького,” укладывался на узкую железную кровать с пружинным матрацем, и оглушая пустое в это время дня общежитие, мощным музыкальным храпом, спал ровно до трех часов дня.
Далее, до пяти часов вечера, комендант занимался мелкими, текущими делами - ревизией и ремонтом инвентаря, заменой лампочек и тому подобной эксплуатационной деятельностью.
В пять часов снова приходила Вера для вторичной, вечерней уборки. Ровно в восемнадцать часов в коридоре звучал громкий голос коменданта:
- Вера Ивановна, прошу ко мне с рапортом.
Если уборщица не слышала и, соответственно, не отзывалась, в коридоре возникал характерный стук протеза об пол и через несколько секунд стены уже дрожали от эмоциональной тирады коменданта. Озвучивать сейчас ее бессмыслено, ибо вместо КАЖДОГО слова пришлось бы вставлять многоточия.
Так или иначе, но для обязательного заслушивания рапорта, комендант уводил уборщицу в личные покои, откуда, в течение нескольких минут доносился ужасающий металлический скрип кроватных пружин. Приняв, таким образом, рапорт о проделанной работе, комендант отпускал личный состав домой, в увольнительную.
Сам же выпивал вторую "красненькую”, усаживался в каптерке за стол, предварительно все с него убрав, и начинал Творить!

Дело в том, что у отставного старшины были два секрета. Во-первых, он "болел” очень странной и, видимо, редкой разновидностью графомании. Его страстью было составление, а, вернее, придумывание, различных инструкций, правил поведения, регламента и запретов.
Причем, все, что рождалось в его голове, тут же приобретали при помощи картона, туши и плакатных перьев, форму объявлений и немедленно вывешивалось в местах, подходящих, по мнению коменданта, для этих целей. Поэтому во всех внутренних помещениях общежития, а так же, снаружи, на входной двери, практически, не было ни одной плоскости, не покрытой продукцией интеллектуального труда нашего героя.
И все бы ничего, если не второй секрет, который, для любого, прочитавшего хоть один вывешенный шедевр, становился секретом Полишинеля.
Наш уважаемый комендант был НЕГРАМОТНЫМ.
Конечно, это не упрек и не насмешка, а констатация факта.
Когда-то, мальчишка из маленького села под Вологдой ушел на фронт, не успев получить никакого образования, а дальше судьба его нам известна и понятна.
Конечно, в памяти сохранились не все умопомрачительные тексты объявлений, но вот то, что удалось восстановить:
"ВХАДНОЙ ДВЕРИ НЕ ХЛОПАТ ВЫСЕЛЮ”
"НЕ ЛAПАЙТЕ ЗЕРКЛО НЕ БАБА”
"ПАСТАВИЛ ЧАШКИ ДЛЯ СОЛИ ПАЛЬЦМИ И ЯЙЦМИ НЕ ТЫКАТЬ”
"БАТИНКИ СЛУЖЕБНЫМ ПАЛАТЕНЦЕМ НЕ ПАЛИРОВАТЬ”
Но безусловным шедевром было объявление, написанное большими буквами на листе фанеры и прикрепленное при помощи мощнейших кровельных гвоздей к стене в туалетной комнате:
"КАТЕГОРИ ВОСПРЕЩЮТСЯ СТАНОВИТЬ НАГАМИ УНЕТАЗ ВО ИЗБЕЖАНИ СЛОМАТСЯ КАК ТО РАЗ БЫЛО”.
И, видимо, для пущей важности, внизу, буквами поменьше было подписано - КОМЕДА.

* * *

В конце пятидесятых в палитре города появились новые, невиданные ранее, цвета.
Эти непривычные краски внесли люди, называемые в народе эмигрантами.
На самом деле, по-научному, это были репатрианты. То есть те соотечественники, которые жили за рубежом, но кого смогла "окрутить" и заманить в Союз советская пропаганда хрущевских времен.
Кстати, если не использовать слово - краски, как фигуру речи, то именно тогда, я впервые в жизни увидел заграничные, масляные и акварельные краски французского и английского происхождения. Со мной в местной художественной школе учился мальчик, украинец, чья семья приехала из Аргентины. Он привез оттуда этюдник с комплектом этих самых красок.
Процесс заманивания бывших соотечественников на родину, по рассказу парня, был организован в лучших традициях Потемкинских деревень, но с поправкой на технические достижения двадцатого века.
Как и многие другие семьи, родители мальчика были приглашены в советское посольство на торжественный вечер по поводу очередного празднования дня революции. Подростка взяли с собой.
Помимо торжественных речей и концерта, было фантастически богатое угощение с поросятами, осетриной и огромным количеством черной икры. Во время фуршета гостям показали, в частности, документальный фильм о жизни советских колхозников.
Как следовало из фильма, живущие в огромном двухэтажном доме супруги рано встают, принимают горячий душ, готовят завтрак на газовой плите, причем хлеб поджаривают в тостере, и под музыку Чайковского, льющуюся из радиоприемника, выпивают с наслаждением утренний кофе со сливками.
Потом, навещают на подворье свою живность, состоящую из коров, свиней, гусей и огромного количества кур. Все хозяйство размещается в современном здании, и полностью механизировано.
А когда хозяева уезжали на личном автомобиле трудиться на колхозных полях, на личной ферме до вечера кипела жизнь.
Кирок, к примеру, доил автомат, все молоко сливалось в бак из нержавеющей стали, откуда поступало по трубам на сепаратор, после чего готовый полуфабрикат разливался по флягам.
Куры несли яйца в специальных нишах, расположенных на транспортере, автомат сортировал их и укладывал в лотки, ну, и так далее.
Даже сегодня, с высоты прожитых лет, трудно оценить мощь и цинизм советской пропагандистской машины. Однако, ладно, это совсем другая тема.
Итак, появились люди, сильно отличающиеся от горожан.
Во-первых, своим специфическим, иностранным акцентом, не похожим на местные диалекты. Во-вторых, одеждой, предметами быта.
Даже те, кто приезжал из “бедных" стран, типа Турции или Сирии, были прекрасно одеты.
Горожане узнали, что ковбойские брюки называются “блю джинс’’ (желательно от фирмы “Леви Страусс”), клетчатые американские рубашки - “батон даун”, что курить можно не только “Приму или "Казбек”, а еще и крепкие, ароматные “Житан,” “Кэмел” или "Лаки Страйк,” что в мире существуют красивые и надежные зажигалки, шариковые ручки, транзисторные приемники и мотоциклы, типа “Харлей Девидсон”, с мощнейшими, урчащими двигателями, немыслимой скоростью и сверкающими никелированными деталями, обвешанные вместительными кожаными сумками.
Но, пожалуй, главное, что замечали неспешные, слегка сонные местные обыватели, так это то, как люди эти УМЕЛИ и ХОТЕЛИ РАБОТАТЬ!

Были среди репатриантов украинцы, русские, эстонцы, но, больше всего, было армян.
Иммигранты быстро адаптировались и стали приспосабливаться, врастать в социалистическую действительность, а поскольку в своей массе были они люди инициативные, то, безусловно, внесли свежую струю в монотонную, привычную жизнь города.
Появились автомастерские, где можно было произвести качественный ремонт любой сложности, пошивочные и сапожные ателье, где одежду и обувь шили по европейским лекалам, цеха, где производили экзотические продукты, вроде вафельных тортов, сахарной ваты или рахат-лукума.
По всему городу стали устанавливать небольшие павильоны, где чинили электроприборы, часы, ювелирные изделия и еще много чего. В городских кофейнях готовили прекрасный кофе “по-турецки”.
Так что, скоро город зажил жизнью торгового порта, только роль кораблей, привозящих контрабанду, прекрасно выполняла почта, через которую и тек из-за рубежа, поток различных дефицитных товаров иммигрантам.
Многие из них обзавелись автомобилями, что по советским меркам тех лет, было очень “круто”, и собственным, благоустроенным жильем.
Забегая вперед, скажу, что все равно советская система “достала” и этих людей, и, побросав все нажитое, они, всеми правдами и неправдами, уехали из Союза.
По-разному, в разное время, но уехали. Помню, девушка из семьи вернувшихся за рубеж, писала своему другу из Марселя, как тяжелы условия жизни, рассказывала, что вся ее семья разместилась в одной комнате, что отец, с трудом, устроился на работу, денег катастрофически не хватает, и так далее. Однако письмо заканчивалось фразой: “Но ты даже не представляешь, КАКОЙ ЗДЕСЬ ВОЗДУХ!”
Кстати, вспоминается забавный случай, связанный с отъездом одного известного портного. В доме моего друга было застолье. Мы уже прилично выпили, когда к отцу приятеля пришел попрощаться тот самый портной. Его, тут же, усадили за стол. Портной был невероятно счастлив, что получил разрешение на выезд.
Гости стали его поздравлять, и засыпали огромным количеством приятных пожеланий. Один из наших друзей, великий шутник, пожелал портному на новом месте иметь "МНОГО ЛАПСАНА!" (Тогда лавсановая ткань была очень модна и, соответственно являлась дефицитом).
Через некоторое время он опять попросил слова, и очередной тост закончил фразой: “Дай Бог тебе МНОГО ЛАПСАНА!” Портной радовался и тоже шутил на тему лавсана.
Однако при следующем, третьем, пожелании ЛАПСАНА, криво усмехнулся, к четвертому помрачнел, после пятого поднялся, и обращаясь к хозяину дома, угрожающе произнес: “Знаишь, Гиорги, у твой сын весели друзя, спасибо им, но клянус, после сегодняшнего ден, шерст буду работать, дакрон тоже, ратин, канце канцов, но ЛAПCAH в жизни в руки брат НЭ БУДУ!”

Однако все это случится потом, гораздо позже! А пока же все идет своим чередом, и новшества, привнесенные иммигрантами, становятся привычными и обыденными, да и сами они, хоть и держатся немного обособлено, быстро адаптируются к пестрой жизни интернационального города.
Итак, многие горожане, благодаря почтовым посылкам, разгуливают в джинсах и модных египетских нейлоновых носках. Эти самые носки, как только появились в обиходе, стоили с рук сто рублей, безумные деньги! Цена килограмма парного мяса на рынке тогда была двадцать рублей. Но каждый юноша считал своим долгом “выдавить” из родителей вожделенную сумму, обещая взамен любой уровень послушания.
Многие курят “Кэмел,” просиживают долгие часы в кофейнях, ну, и, как принято, особенно зимой, развлекаются, устраивая мелкие, (а иногда и не очень) розыгрыши. На память приходит небольшой сюжет.
Пожалуй, самой популярной в те годы была кофейня на набеpежной, на месте теперешнего ресторана “Нартаа.” Представляла она из себя несколько беседок, кабинетного типа, объединенных а одну конструкцию, псевдоитальянского стиля. Зимой беседки не защищали от холода и ветра. Ну, уж какие там, у нас, на юге, холода? Главное, чтобы была крыша, защищающая от дождя.
Удобное расположение, возможность, хоть и условного, но уединения в беседке, ароматный кофе вкупе с хорошей сигаретой, а иногда и с “мастырочкой” гашиша.
Вот вам и прекрасные условия для неспешной приятной беседы.
Кофе готовил иммигрант, армянин из Турции, а среди завсегдатаев была компания его друзей, пожилых и степенных людей, тоже, в свое время, приехавших из Турции.
В кофейне их можно было застать в любое время дня и смело назвать “пикейными жилетами” восточного образца. Говорили они на специфическом армянском языке, пересыпанном турецкими словами, который, с трудом понимали (и принимали) местные армяне.
Я не знаю, о чем они беседовали часами, и, хоть “проблемы Чемберлена” давно не существовало, я думаю, они так же заинтересованно обсуждали насущные политические вопросы и “шерстили” конкретных политиков.
Ясно, что и футбол так же был важной темой дискуссий, потому что часто звучали фамилии известных игроков, тренеров и судей.
Наверняка, обсасывались до косточек все городские события, ну, и, еще, очевидно, они касались многих тем. О чем, по мнению нашей “хевры,” они не говорили, так это о женщинах, учитывая возраст и строгое воспитание всей компании.
Эта догадка моментально трансформировалось у нас в конкретную идею.
Самым уважаемым среди "восточных пикейных жилетов» и их негласным лидером был некий Арменак-Ага. Этот самый Арменак представлял из себя живописную личность.
Небольшого роста, колченогий, худого телосложения, но с приличным животиком, огромным, крючковатым носом, на котором красовалась внушительная волосатая бородавка и запавшим шамкающим ртом. На голове его красовалась феска, а руки с искривленными, нервными пальцами постоянно перебирали бусинки гранатовых четок.

Сидел он, обычно, во главе стола, говорил мало и неспешно, компания же внимала ему с почтением.
Ну, так вот, подходит юноша из нашей беседки к столу, под председательством человека в феске, церемонно приносит извинения за вмешательство в разговор уважаемых старших, оправдывая свое поведение необходимостью сообщить лично Арменаку-Ага сведения секретного характера.
У сидящих за столом моментально увеличиваются в размерах уши и настраиваются как радары, в одну сторону. (То же самое происходит и с нами, сидящими в ближайшей беседке). В кофейне воцаряется полная тишина.
Юноша наклоняется к голове Арменака, прикрывает рот ладонью и произносит интригующе, но достаточно громко, чтобы слышали все, примерно следующее:
- Уважаемый Арменак-Ага, сообщение, которое я уполномочен довести до вашего сведения, носит сугубо конфиденциальный характер, лицо, чьи интересы представляет Ваш покорный
слуга, обязало меня соблюдать конспирацию. Минимальная утечка информации может повлечь за собой развитие ситуации исключительно в неблагоприятном русле, поскольку наблюдается повышенное внимание к субъекту доверия со стороны некоего недображелательного альянса. Надеюсь, Вы меня понимаете, уважаемый Арменак-Ага?
Здесь необходимо пояснить: обычно розыгрыш не режиссируется, он, как, к примеру, джазовая композиция - дитя импровизации.
Все нюансы и мизансцены, а главное, текст, придумываются в процессе действия и, конечно, зависят от “исполнителя”, его фантазии, образованности и чувства юмора.
Тирида, придуманная и озвученная нашим другом, имела коварный смысл. Составленная из мудреных слов и газетных терминов, произнесенная с нарастающей таинственной тональностью, она должна была запутать объект розыгрыша и внести в душу Арменака-Ага и его друзей чувство смятения, растерянности, тревоги и подготовить плацдарм для нанесения следующего удара.
Замысел, безусловно, сработал!
A теперь представьте состояние пожилых людей, приехавших из тоталитарной Турции в еще более тоталитарный Союз, боящихся, как говорится, своей тени, едва понимающих язык, и которым малознакомый юнец заговорщицким тоном толкует о каких-то секретных сведениях, здесь, в ПОГРАНИЧНОЙ ЗОНЕ!

Все это время несчастный Арменак ощущал себя сидящим на раскаленной сковороде. Ерзая на стуле, постоянно меняясь в лице, он, то резко бледнел и обливался потом, то становился багровым, цвета молодого вина, не зная, как вести себя в подобной экстраординарной ситуации.
Арменак не понимал, что за испытание, и за какие грехи преподносит ему судьба, наслав молодого шайтана в облике юноши с целью, его, Арменака, погубить. Наверное, так или приблизительно так, думали и остальные его друзья, выглядевшие не намного лучше своего старейшины, и тоже потерявшие покой.

Юноша, закончив свою речь вопросом, застыл над головой старика, явно в ожидании ответа. Пауза становилась слишком долгой и гнетущей, и собравшись с духом, Арменак, хриплым, сипящим голосом неуверенно произнес:
- И ШТО-О ХОЧИШ АТ МИНЭ?
Товарищи Арменака согласно закивали головами и дружно за галдели:
- ДА, ДА, OЛAM, СКАЖИ, И ШТО-О ХОЧИШ АТ ЭМУ?
Юноша поднял ладонь правой руки, требуя тишины, и продолжил сладким голосом змея-искусителя:
- Я то, уважаемый Ага, лично от Вас ничего не хочу, можете мне верить, да и что я, вообще, могу от Вас хотеть? Я только исполняю волю пославшего меня лица...
-    А, ЭТИ, ШТО-О ТИ СКАЗАЛ, ЭТИ ЛИ-ИЦО, ОНИ ШTO-О ХОЧИТ? - перебил посланца обессиленный старец.
Юноша изобразил на своем лице смущение, слегка понизил голос, но достаточно громко и также мудрено, как и раньше, произнес:
- Дядя Арменак, пославшее меня лицо является, вообще-то не лицом, а вернее, конечно, лицом, только лицом другого пола, ибо лицо это является женщиной!
Эта женщина давно тайно влюблена в Вас, дорогой Ага, но она - особа высокой морали, и будучи супругой уважаемого горожанина, сдерживала, на протяжении долгого времени, свою страсть. Но теперь, когда ее незабвенный супруг переместился в мир иной и период траура закончился, она желает, чтобы Вы, уважаемый Ага, знали о ее чувстве к Вам! Поэтому она и поручила мне столь деликатную миссию.
Арменак был близок к обмороку, он опять ничего не понял, кроме слова - ЖЕНЩИНА. Единственно, что он сумел произнести, совершенно осипшим голосом:
- И ШTO-O AHA ХОЧИТ?
- Ну как, дядя Арменак, что она хочет, - продолжал мучитель - она хочет, как польская красавица Ольга Зайонц, из известной книги, только любви. Она хочет назначить Вам, дядя Арменак, ЛЮБОВНОЕ СВИДАНИЕ, вот что она хочет! Так что передать ей, дядя Арменак?
Компания старца находилась, как и он сам, в шоковом состоянии, все направили свои округлившиеся глаза в сторону старейшины, ожидая его реакции. Арменак же, понимая, что от ответа ему не уйти, сначала, резким, нервным жестом вскинул руку, причем лицо его скривила непонятная гримаса. И, вдруг, неожиданно громко, выкрикнул что-то типа: "КШИ".
Ну, совсем как товарищ Саахов в исполнении Владимира Этуши, прогоняющий черного ворона.
Это могло означать, к примеру, - иди отсюда или оставь меня в покое.
Но, чтобы это не значило, спектакль не был доигран до конца и избавиться, так просто, от назойливого режиссера, было делом безнадежным.
- Так что же передать этой достойной женщине от Вас, уважаемый Арменак-Ага, придете Вы на любовное свидание с ней?
- Повысив голос настолько, что его стало слышно на улице, за пределам кофейни, дважды или трижды повторил юноша трагическим тоном шекспировского героя.
И доведенный до точки эмоционального кипения, находящийся в центре внимания, как актер, освещенный ярким софитом на темной сцене , маленький человек в феске, понявший, наконец, что секретные переговоры никак со шпионажем не связаны, неожиданно окрепшим голосом с достоинством изрек:
-    ПЕРЕДАЙ ЭМУ, ШТО АРМЕНАГ НЭ ХОЧЕТ ПАЙТИ, ДА, НЭ ХОЧЕТ. НЭТ, СКАЖИ ЭМУ, МЭРА ...УНЭМ. НЭ МОЖЕТ УЖЭ АРМЕНАГ ПАЙТИ С Д-ДЖЕНЩИНУ-УМ, АНА ... ИКИМ, НАКАНЕЦ!!!
Занавес опускается, спектакль, то-бишь, розыгрыш, завершен.

Остается добавить; некоторое время Арменака с друзьями в кофейне не было видно. Потом они появились, но герой драмы уже не садился во главе стола.
Ну, а еще, чуть позже, все вернулось на круги своя. И Арменак даже стал, при встрече, подавать руку своему недавнему обидчику.
Это я к тому, что чувство юмора, на самом деле - ВЕЛИКАЯ СИЛА.

Есть еще одна великая сила - чувство меры, но в коллекции автора, в пачке “Иммигранты” обнаружился еще один слайдик. И автор не смог устоять перед искушением, вставить его в стереоскоп.
* * *
Наискосок от здания Горсовета, в самом центре города, стоял небольшой, уютный павильончик. Верхняя часть до крыши в форме зонтика, была по периметру остеклена.
На вывеске, установленной за стеклом, было написано, что здесь ремонтируют часы, ювелирные изделия и электроприборы. Ниже вывески висел кусок картона, на котором от руки, аккуратно, было выведено: "ВСЯКИ МЕЛОЧ И ЭРУНДА ПАЧИНЮ."
Трудился в стеклянном тереме неординарный человек, известный всему городу. Звали его - дядя Карен.
Высокий долговязый человек, с фигурой юноши и седой, как лунь, гололвой старика, он всегда был чисто выбрит, и изысканно, "по форме" одет.
В памяти, то есть на "слайде", он запечатлен, как персонаж, только что сошедший с обложки глянцевого западного журнала, какие попадали в город, кстати, через тех же иммигрантов - в джинсазх, американской клетчатой рубахе с пуговицами на воротнике,  модных босоножках и фирменном кепи, с длинным козырьком. Этих самых кепи у него был, видимо, полный чемодан, ибо каждый день он надевал разные.
Запомнился темно-синий, с красивой эмблемой и надписью на английском языке - “US NAVY,” что переводилось, как подводный флот Соединенных Штатов.
Курил дядя Карен ароматные французские сигареты “Житан”, носил солнечные очки “Маккарти”, в золотой оправе, и ездил на спортивном, или, как его называли дети, “гончем” велосипеде.
Руки у дяди Карена были, воистину, золотые. В починку он принимал любой предмет, от «МЕЛОЧ И ЭРУНДА», до старинных музыкальных шкатулок, антикварных часов, наручных и кабинетных, затейливых ювелирных изделий и охотничьих ружей.
И все, без исключения, «ПАЧИНЯЛ»! Но универсальность кареновых рук и умение со вкусом одеваться, являлись, видимо, единственными его положительными качествами.
Во всем остальном дядя Карен был отвратительнейшей личностью, интриганом, сплетником, брюзгой и патологической жадиной.
Помню, с какой агрессивностью и злобой он гонял нас, мелкоту, завороженно наблюдающих сквозь стекла павильона на священнодействия мастера.
С зеркальцем, крепящимся на голове, по типу врачебного, и с блестящим оптическим прибором в глазу, он приковывал наше внимание. А если кто-то из детей не справлялся с соблазном потрогать сверкающий никелем велосипед, привязанный к павильону цепью с амбарным замком, дядя Карен становился монстром, циклопом из фильма о Синдбаде.
Он орал фальцетом, брызгал слюной и гонялся за виновником конфликта с армейским ремнем. И, горе тому, кто оказывался не очень проворным бегуном...

И  у взрослых горожан причин не любить дядю Карена было предостаточно.
В расчетах за выполненные работы, он был сущим грабителем, рвачем высочайшей марки, изощренным и циничным человеком. Он заранее назначал высокую цену, говоря клиенту, что мастер он самый престижный в городе, и этим фактом можно хвалиться всю оставшуюся жизнь. А это чего-то да стоит.
Но это было лишь началом. После завершения работы, он устраивал клиенту истерику, говоря, что задача оказалась значительно сложней, времени ушло гораздо больше, чем предполагалось, к тому же понадобились дефицитные запчасти, и грозился вообще не возвращать предмета, пока цена за починку не будет увеличена.
Заказчики, как правило, пытались беречь свои нервы, тем более, многие знали о методах работы Карена. ( Позднее, уже юношей, я слышал историю об одной проститутке, которая действовала по похожей схеме. Она выискивала заезжих клиентов в зрелом возрасте и при деньгах, договаривалась о цене, а потом во время любовных игр, чувствуя приближение финала, резка ускользала из-под клиента, пощелкивая пальцами перед его носом. Смысл жеста был понятен, и, как правило, клиент тут же отдавал наличность, дабы закончить начатое дело. Правда, путану частенько били за это, но извините, кто не рискует, тот шампанского не пьет!)
Торговаться с Кареном, просить снизить цену или надеяться на отсрочку платежа - было делом абсолютно бесполезным.
И, я уверен, многие жители города с удовольствием “вклеили" бы дядюшке Карену за все его художества. Но данная фраза практически бесполезна, ибо изложена в сослагательном наклонении, а вести дальнейшую речь необходимо о конкретных событиях и о людях, похожих на Робинов Гудов, то есть о “народных мстителях” Сухумского разлива, конца пятидесятых годов двадцатого столетия. Заинтриговал?
А теперь представьте, раннее летнее утро. Люди, идущие пешком, не спеша, на работу по Проспекту Мира, вдруг замечают небольшое изменение в окружающем ландшафте.
Все, вроде, по-старому, дома на своих местах, асфальт после утренней уборки,как всегда, девственно чист, в парке Ленина шумит листва от слабого ветерка, все привычно, кроме...
На положенном месте нет павильончика дяди Карена! Кто-то попросту отметил для себя этот факт, кто-то удивился и стал строить версии, почему могли его убрать, а кто-то, просто, прошел мимо.

А на другом конце города разыгрывалась почти детективная история.
В частном доме уважаемого горожанина, ответственного работника одного из министерств, вечером собрались друзья. Зрелые, степенные, мужчины после обильного ужина засиделись допоздна, играя в нарды, и болтая на разные житейские темы.
Утром хозяин дома встал, как всегда рано, сварил себе крепким кофе, и чтобы взбодриться, выпил еще и крохотную рюмку коньяка, затем вынул из пачки сигарету, взял коробок спичек и вышекл на балкон.
Было прекрасное летнее утро, солнце светило прямо в глаза, и пришлось искать место, куда бы не попадали солнечные лучи. Такое место нашлось, мужчина с удовольствием закурил, привычным взглядом окинул уютный двор, и ... лицо его окаменело, нижняя челюсть отвисла, сигарета изо рта выпала и улетела вниз, описав мудреную траекторию, покатилась по асфальту, и упала около... типового павильона управления бытового обслуживания населения.
Именно он, павильон дяди Карена, застекленный сверху и с информацией об предоставляемых услугах и объявлением - "ВСЯКИ МЕЛОЧ И ЭРУНДА"..., известным всему городу, как ни в чем не бывало, стоял во дворе частного дома, принадлежащего министерскому чиновнику.
Массивные ворота были заперты, как всегда, изнутри.
Каким образом павильон переместился со своего обычного места в центре на окраину города, во двор с накрепко запертыми воротами, оставалось необъяснимой загадкой. Видимо, не обошлось без помощи инопланетян или какого-то веселого джинна, вырвавшегося из бутылки, и решившего пошалить.
Хозяин дома некоторое время находился в шоке, затем протер глаза, убедился, что ситуацию это не изменило, павильон не исчез, и нетвердой походкой направился к телефонному аппарату. После набора “02,” состоялся следующий разговор:
-    Дежурный по горотделу слушает.
-    У меня будка.
-    Что у вас?
-    Будка, застекленный павильон.
-    У вас украли застекленный павильон?
-    Да, он стоит у меня во дворе.
-    Так что, «ДА», украли, или «НЕТ», стоит во дворе, и почему он вообще у вас во дворе?
-    Не знаю, его принесли ночью.
(Пауза)
-    Кого принесли?
-    Павильон.
-    Принесли ночью павильон? Кто?
-    Не знаю, принесли и поставили во дворе, а ворота были заперты на замок, изнутри.
(Пауза)
-    Уважаемый, у вас вчера гости были?
-    Откуда вы знаете, вы за мной следили?
-    Да зачем мне за тобой, мудаком, следить, когда и так все ясно. Вечером у тебя были гости, а утром появился павильон. Так вот, осмотри его внимательно, и, если найдешь в нем маленьких зеленых людей с хвостами и рогами, дай мне знать.
Дежурный вешает трубку.
Спустя несколько минут телефон звонит снова. За это время в милиции произошла пересменка.
-    Дежурный горотдела милиции у аппарата.
-    Я осмотрел.
-    Что осмотрел?
-    Павильон.
-    Какой павильон?
-    Который принесли ночью.
(Пауза)
-    Кто принес?
-    Не знаю, принесли и поставили во дворе, я осмотрел, никаких зеленых людей с хвостами там не нашел.
(Пауза)
- Жора, это ты опять шутишь? Товарищ старшина, сколько можно предупреждать, горотдел милиции это вам, понимаешь, не цирк шапито и не публичная библиотека, а после смены надо не пьянствовать с утра и старших по званию под...бывать, а идти, мудаку, спать.
Дежурный вешает трубку. Вслед тут же звонок.
- Дежур...
- Ты, презерватив использованный, ты меня два раза мудаком назвал, сейчас приду в дежурную часть и яйца тебе оторву, глаз на жопу натяну, а погоны зубами сковырну. Когда тебя из милиции выгонят, будку эту ...банную тебе подарю, чтобы всю оставшуюся жизнь утюги и примусы ремонтировал! А сейчас записывай, наконец, мою фамилию, должность и адрес.
- Уважаемый, не признал я вас, думал, наш старшина шутит, у него это по утрам бывает, это я ему «мудака» адресовал, но не два раза, а только один, я же не предполагал, что звонит такой уважаемый человек, как вы! Все, что скажете, сделаю, любым способом свою ошибку исправлю, так что же вас побеспокоило?
- У меня будка, павильон.
- Какая будка?
- Которую ночью принесли.
- Ночью? Кто принес?
- Да не знаю я, не знаю, ...би уху мать, приедьте сюда, разберитесь на месте!!!
Через семь минут по адресу прибыла опергруппа с собакой и судмедэкспертом, на всякий случай, но собака след не взяла, отпечатки пальцев, кроме кареновых, не обнаружились, не оказалось и следов взлома на замках. На самой будке никаких повреждений найдено не было и, забегая вперед, по секрету, скажу, что и внутри будки не пропал ни один, даже мелкий, винтик.
Все это происходило ранним утром, а уже в десятом часу на спортивном велосипеде на работу приехал дядя Карен. Не увидев павильона на месте, он вывалился из седла, сел на асфальт, а затем, бросив велосипед, что было невообразимым фактом, исторгнул из себя звуки, похожие на паровозные гудки, и понесся, как ракета, в сторону милиции.
В кабинете начальника, дядя Карен, совсем как зубной техник Шпак, из известного фильма, захлебываясь, стал перечислять исключительные ценности, похищенные вместе с павильоном. Причем, сбиваясь, начинал сначала, каждый раз все увеличивая и увеличивая количество пропавших предметов.
Остановить его начальник не мог, хоть и пытался. И лишь когда вошедший в раж дядя Карен сказал, что в будке находились золотые монеты “с руски цар,” начальник резко вскинул руку, указывая в направлении улицы Энгельса, где располагалось КГБ, грозно сказал:
-  Насчет золотых царских монет, сообщишь ТУДА, ОНИ их бы-ыстро найдут. А будку твою мы уже нашли, поезжай вот по этому адресу, там сейчас наши сотрудники.
При намеке на КГБ Карен тут же успокоился, пробормотал что-то вроде того, что: “я рускими язык плоха владэю”, и тут же из милиции исчез.

Павильон, конечно, вернули на место, и дядя Карен так же, как и раньше «ПОЧИНЯЛ ВСЯКИ МЕЛОЧ И ЭРУНДА», только иногда рассказывал, по большому секрету, как на него покушались агенты империалистических разведок, пытались убить специальным лучом и даже выкрали павильон неизвестным способом, чтобы тайно установить в нем шпионскую аппаратуру для наведения вражеских подводных лодок. И, если бы не доблестные советские органы... На этом месте рассказчик, обычно, умолкал и движением глаз указывал в сторону все той же улицы Энгельса.
Конечно, прошло время, и “страна узнала имена своих героев,’’ но мне и сейчас непонятны, а, вернее - неизвестны, три вещи - как павильон протащили через весь город, на рассвете, соблюдая полную тишину ( а то, что его, автомобилем, именно тащили на тросе, известно точно), как обеспечили, при этом, полную сохранность, и главное - КАК ЗАНЕСЛИ ВО ДВОР, НЕ ОТКРЫВАЯ ВОРОТ?

Что, обычно, запоминается из увиденного на пляже? Красивые женщины в оригинальных купальниках, “накаченные” фигуры культуристов и, пожалуй, образцы “высокого” искусства татуировок или, ккак у нас говорили, наколок.
Сейчас этим никого не удивишь, да и тогда довольно часто встречались на разных частях человеческих тел самые необычные картинки, и даже целые тематические композиции.
Большинство было выполнено примитивно, но, порой, попадались, своего рода, графические шедевры. Но, еще более удивительными были татуированные на коже тексты.
К примеру, хрестоматийная надпись: “НЕ ЗАБУДУ БРАТУ АРМЕНАГУ КОТОРАЯ ПОГИБ ИЗ ЗА ОДИН БАБУ.”
Некоторые утверждали, что это только первая часть фразы, а вторая гласит: "СПИ СПАКОЙНО ДОРОГОЙ БРАТУ Я ЭТО БАБА ОТОМСТИЛ”.
Hе знаю, я лично не видел ни первую, ни вторую надпись, а что точно видел, так это: "ТЕЩЯ ПАСКУДА ОТКИНУСЬ ЗАШИБУ" или "НЕ ЗАБУЯ МАТ РАТРА," что означало, очевидно, что не забудет мать родную носитель сего изречения.
Но поистине незабываемое впечатление произвел на меня огромный дядька устрашающей наружности, кривоногий, небритый, с полным ртом золотых зубов, весь поросший, как обезьяна, густой растительностью, сквозь которую просматривалась, практически на всем теле, целая картинная галерея.
Чего там только не было! И львиные морды, и огромный крест, и портрет Сталина, и, какая-то дама с распущенными волосами на фоне могилы.
Но самым поразительным и неожиданным элементом декора являлась надпись, выполненная большими, “пляшущими” по руке буквами: “АБАЖАЮ МУЗЫКУ”.
* * *
Mягкая, теплая, слегка сонная, осень в Абхазии.
Вечер, еще светло, но нежаркое осеннее солнце настойчиво стремится растворить себя в уходящем за горизонт море, окрасив его по всей плоскости фиолетовым, сказочным цветом и отделив воду от неба яркой сияющей полоской.
Мимо садов, где в это время года зеленый цвет листвы спорит с желтым или оранжевым цветом созревших плодов, привычно вьется серой асфальтовой змеей знакомое до каждого поворота или выбоины на асфальте, шоссе.
Сбоку от дороги, вдруг бросается в глаза странный рекламный щит, которого здесь не было еще два дня назад. На щите изображена огромная бутылка, явно заграничного происхождения, на фоне непонятного текста, набранного латинским шрифтом.
Да и автомобиль впереди нас, с усилием взбирающийся в гору, по серпантину “тещиного языка”, вызывает чувство недоумения.
Грузовик неизвестной конструкции, окрашенный в серо-оливковый цвет, в открытом кузове которого можно разглядеть сидящих мужчин в униформе.
Дорога узкая, обогнать идущую впереди машину и получше ее рассмотреть невозможно.
Наконец, серпантин остается позади, и на спуске у колхозного мандаринового сада грузовик останавливается. Поравнявшись с ним, наш водитель от неожиданности резко жмет на тормоз, автомобиль немного проносит по дороге юзом, мы останавливаемся, не понимая смысла происходящего, и не веря своим глазам.
Из кабины и кузова грузовика выбираются, разминая затекшие ноги, солдаты в серой полевой форме ВЕРМАХТА, с висящими на шеях автоматами “Шмайссер” и притороченными к поясу цилиндрическими ранцами.
Размявшись, немцы немного пошушукались и полезли все группой в сад, откуда послышался шелест листвы потревоженных деревьев, вперемежку с задорным смехом.
Кристально чистый вечерний воздух, как будто многократно усиливал звуки, а колхозный сад не был, конечно, бесхозным.
Поэтому довольно скоро появился сторож, держа наизготовку ружье, заряженное, как было положено, солью. Нам, с дороги, все было идеально видно, словно театральную сцену из правительственной ложи.
Сторож пока не знал, что конкретно происходит на вверенной ему территории. Он пытался скрытно подобраться к расхитителям колхозной собственности, чтобы использовать преимущество внезапного появления вооруженного человека, и задержать нарушителей на месте преступления.
Надо сказать, что обычно мандарины или хурму таскали местные мальчишки, причем делали это из спортивного интереса, потому как на их собственных участках плодовых деревьев росло огромное количество.
А то, что происходило в саду сейчас, не вписывалось ни в какие логические рамки. Но, тем не менее, события развивались, сторож подкрался к воришкам вплотную и с криком:
- Вот сичас дам чочи , паршивицам, рука вверх! - выскочил из-за деревьев в эпицентр происходящго. Солдаты, видимо, опешили, перестали трясти деревья, и над садом, вдруг, повисла тишина.
К сожалению, нам с дороги не удавалось рассмотреть лица сторожа, но представить его было нетрудно.
Пауза продолжалась недолго, сторож вдруг бросил ружье и резво побежал в обратную сторону, петляя между деревьями, и громко крича кому-то:
- ГИОРГИ ОПЯТЬ ВАЙНА НАЧАЛОСЬ НЕМЦИ ПРИШЕЛ НЕМЦИ УХАДИТ НАДА.
А немцы, тем временем оправившись от замешательства, погрузились в грузовик, не забыв, конечно, свою добычу, и со смехом укатили. Когда их автомобиль поравнялся с нашим, один солдат, привстав в кузове, направил на нас автомат...
Военный грузовик с солдатами вермахта был уже не виден, он как будто paстворился в вечернем воздухе, а мы все испытывали шок.
Как грузовик попал в Абхазию, из каких параллельных миров, через какие “коридоры времени,” спустя почти пятнадцать лет после окончания войны, было для нас загадкой.
Но все просто. Снимался фильм но нашумевшей тогда книге "И один в поле воин”. И Абхазия в этом фильме “играла роль” Северной Италии.
Те несколько килограмм украденных мандарин, я думаю, колхоз киношным статистам простил. Как выяснилось потом, этот день был последним днем съемок, и киногруппа вечером из Абхазии уехала.
И хорошо, ибо не завидовал бы я тому, направившему на нас автомат, статисту.
* * *
На слайде - сельский пейзаж. Два частных дома стоят рядышком, разделенные низким штакетником. Лето, жара.
Во дворе одного из владений, в тени ореха, курит хозяин. Hа веранде соседнего дома появляется заспанный, небритый мужчина, усаживается на колченогий табурет и тоже закуривает.
- Израсти тибэ, Харлампи!
- И тибе тоже, олам, привесствую, Гайк!
Пауза.
- Паслуши, Харлампи, олам, ти знаеш, тивой маленьки Ятико абидэл мой Карапет!
- Олам, как он мог абидет тивой взросли Карапет, ищ-щто oн эму сделал, ударил?
- Нэт, олам, как он мог эму, балшому, ударить, нет, он эму ротом абидел!
- И как, олам, это ротом, пилюнул, да?
- Нэт, олам, он эму абидний слова сказал, еффоймать!
- КАК СКАЗАЛ-Л-Л?
- А ТАК, олам, сказал ЕФФОЙМАТЬ!
Пауза.
- И кагда, олам, сказал?
- Да учера, олам, сказал, учера!
Пауза.
- Савсем, олам, еффоймать, сказал?
- Да, олам, савсем, савсем!
- Да как же, олам, сказал?
- Да по руццки сказал, олам, по руццки!
Пауза.
- Я висе понял, Гаик-джан, в Ятикин школа сторож Николай висе время гаварит эта еффоймать и моя ребенка, наверное, думал, что эта еффоймать по руццки значит - израсти, добри утро и патаму сказал на твой Карапет!
Пауза.
- А-а-а, ну тагда харашо, сасед, я успокоюс, ведь ми руццкими языками не очень харашо знаем, а ти прихади, сиграем нимножко эти нарды, олам.
Изменение картинки. В тени ореха два соседа играют в нарды. Сельский пейзаж, лето, жара.
* * *
В тот праздничный день с утра зарядил мелкий, противный дождь, а, вернее, шел он уже вторые сутки, воздух был сырым, липким и непривычно холодным. После обязательной “демонстрации трудящихся” улицы моментально опустели, праздник ушел в дома, в жарко натопленные комнаты, к накрытым столам.
После обеда родители ушли отдыхать к себе, я же, настроив стаоренький "Телефункен” на турецкую музыкальную передачу, взял книжку и удобно устроился в кресле, у окна.
Сквозь слегка запотевшее стекло просматривалась часть поднимающейся в гору улицы, мощеной булыжником. Улица была пуста.
Из приемника, сквозь неспокойный эфир, негромкими синкопами прорывалась незнакомая джазовая мелодия, на страницах книги отвважные британские корсары брали на абордаж корабли коварных испанцев, сражались на шпагах и получали в награду плененных волооких красавиц и сундуки с золотыми пиастрами и дублонами.

Из этой романтической неги меня, к моему неудовольствию, вернуло в реальность увиденное боковым зрением некое изменение в статичной картинке улицы.
Вниз по улице шла... нет, слово “шла" не подходит, двигалась, передвигалась, перемещалась необычная, живописная пара странного облика. Мужчина и женщина, средних лет, крепко держались друг за дружку и казались слипшимися в одно целое. Они оба были мертвецки пьяны.   
На даме оранжевый плащ, кепка в сине-желтую шотландку и белые китайские кеды. Ее кавалер одет в расшитую косоворотку навыпуск, воинские штаны-галифе и кирзовые сапоги. Подпоясана его рубаха была позолоченным шнуром от знамени, причем оба ее болтающихся впереди конца были с массивными декоративными кистями.
В свободной руке женщина держала, на удивление ровно, длинное древко с промокшим красным флагом. Судя по всему, именно оно, совсем недавно, было украшено тем самым декоративным шнуром, который теперь служил поясом.
Глаза у парочки были закрыты, и что за навигатор вел их в тот праздничный день по горбатой улочке, так и осталось загадкой для потомков. Алгоритм же их перемещения был, казалось, четко рассчитан и запрограммирован.
Выглядело это так - быстрым шагом, даже не покачиваясь слипшийся “тандем” двигался по трозуару, параллельно бордюру. Затем он неожиданно замирал, невидимый режиссер разворачивал парочку и резко бросал спинами на ближайшее строение. Спины непонятным образом пружинили, и героев нашего сюжета переносило через улицу, наискосок, на противоположный тротуар, где все действия повторялись как то шаблону, только в зеркальном отражении.
Но через несколько таких пересечений, когда парочка как раз находилась напротив моих окон, в программе произошел сбой, что-то вмешалось извне.
И это был банальный физиологический позыв. Мозг мужчины получил сигнал от переполненного мочевого пузыря. И сигнаг этот, судя по активной работе лицевых мышц, был подан в критический момент. Наш герой, стоя лицом к улице, не открывая глаз, попробовал расстегнуть ширинку одной рукой, но запутался в косоворотке. Тогда он с трудом отцепш от подруги вторую руку и тут же пустил ее в дело.
Несколько секунд женщина стояла ровно и уверенно, как ранее в связке, затем произошло смещение центров тяжести, и тело женщины, как толстая фанера, не сгибаясь, плашмя улеглось на тротуар. Флаг же, в падении, развернулся и аккуратно укрыл, как бывает только в кино, красным кумачом распротертое тело.
А теперь постарайтесь представить эту картину воочию.
Праздник Октябрьской Революции. На пустынной улице, под красным знаменем лежит тело, возможно, героя-революционера, убитого подло врагами, а рядом над над телом клянется отомстить товарищ по борьбе, в косоворотке, со страдающим лицом и сцепленными в муке натруженными руками пролетария!

На самом деле мужчина, не открывая глаз, все также вел неравный бой, но уже двумя руками, с деталямисвоей одежды, укрытыми лихой косовороткой. А страдающее выражение его лица обозначало, что силы организма на исходе и возможен конфуз.
Развивался этот драматический сценарий в деталях и подробностях на моих глазах. Я, естественно, переживал за героя, но помочь ему был не в состоянии.
Но вот, о радость, у того в конце концов получилось!!! Руки, очевидно, справились с одеждой, извлекли наружу то, что следовало извлечь, и ПРОЦЕСС ПОШЕЛ!
Глядя на лицо мужчины, можно было поверить великому Фрейду, который, как говорят, ставил удовольствие от вовремя отправляемых физиологических потребностей человека даже выше сексуального. Лицо же нашего героя сияло, причем уровень восторга и удовольствия повышался постепенно, по нарастающей, и скоро достиг состояния неземного блаженства.
Взгляд мой, как беспристрастный объектив камеры, фиксирующий все детали, переместился ниже пояса мужчины.

Крепко, но бережно, я бы даже сказал, с некоторой элегантностью, наш опорожняющийся герой сжимал обеими руками... ЗОЛОЧЕНУЮ КИСТЬ, висящую на его поясе, перемещая ее медленно стороны в сторону, как будто направляя подальше от ног воображаемую струю!!!
А дождь все шел и шел, мелкий, осенний, противный...

_______________________________________________

(OCR - Абхазская интернет-библиотека.)