Ф. Завадский
К вопросу о дороге в Абхазию
(По поводу технической беседы в Кавказском Отделении Императорского Русского Технического Общества)
Во время технической беседы в Кавказском Отделении Императорского Русского Технического Общества 13 января настоящего года Ю.П.Проценко сказал: «Так, в 1854 году мы было забыли про наш гарнизон в Гаграх, при снятии других черноморских укреплений, и гарнизон этот снят был на собственном судне сухумским гражданином Николаем Метаксою и отвезен в Керчь, за что г. Метаксе был пожалован знак ордена св. Георгия и потомственное почетное гражданство».
Ежели допустим, что мы, выводя из Абхазии 7 или 8 тысяч войск, забыли про вооруженное укрепление с гарнизоном в несколько сот человек и оставили тех людей на жертву неприятелю, то из этого следует заключение, что мы не отступали, а бежали из Абхазии.
Из лиц распоряжавшихся отступлением и исполнителей распоряжений, кроме меня, кажется, никого уже нет в живых. Поэтому на моей обязанности лежит восстановить истину.
Вывести войска из Абхазии заставило то обстоятельство, что на реке Кодор не было переправы. Река эта протекает на пути из Сухума к Кутаису и во время полноводия, продолжающегося с начала апреля до конца августа, несет огромную массу воды с неимоверною быстротою. Устройство на ней в это время переправы невозможно, при обыкновенном же уровне воды, ее можно перейти во многих местах вброд. Во время полноводия Кодора, сухопутное сообщение Сухума и части Абхазии, лежащей на восток от этой реки, ведущее к Кутаису и далее на запад, совершенно прекращается. При таком положении, необходимость заставляла в начала 1854 года вывести войска наши из Абхазии до разлива Кодора. В противном же случае, они были бы изолированы на долгое время, чем, конечно, воспользовался бы неприятель, которого флоты уже вошли в Черное море. Местная военная администрация не имела никаких приказаний из Тифлиса, как ей поступить до появления неприятельского десанта: сосредоточить ли войска в одно место и где, или оставить их разбросанными в укреплениях по берегу моря на 60 верст. Для разъяснения тех недоразумений и получения надлежащих приказаний, я командирован был в Тифлис в марте месяце 1854 года.
По прибытии в Тифлис, когда я явился начальнику корпусного штаба князю Александру Ивановичу Барятинскому и доложил о цели моей командировки, князь объяснил мне, что решено вывести войска из Абхазии и присоединить их к Гурийскому отряду. Но, так как при снятии гарнизонов из укреплений и при отступлении войск, соседние с Абхазиею непокорные горцы не преминут делать на них нападения и мешать отступлению, то на днях командирован в Абхазию полковник Бартоломей, с предложением владетелю Абхазии, не согласится ли владетель принять начальство над войсками, находящимися в его владении, и не возьмет ли на себя отвести их к Ингуру. Такое предложение владетелю основано было на том, что владетель пользовался большим влиянием на непокорные племена соседние с Абхазиею. При этом князь Александр Иванович тут же решил: примет ли владетель посланное предложение или не примет, во всяком случае, следует немедленно приступить к обсуждению распоряжений, какие должны последовать относительно вывода войск из Абхазии. В это время князь страдал припадками подагры и принужден был оставаться постоянно на квартире. В часы, назначенные у командовавшего корпусом для докладов начальника штаба, командовавший корпусом генерал-адъютант Реад приезжал к князю Александру Ивановичу. После окончания моего доклада князю обстоятельств, касавшихся вывода войск, оставалось немного времени до прибытия генерал-адъютанта Реада. К этому времени приглашен был на совещание генерал Броневский. По прибытии генерала Реада началось немедленно совещание. Когда мне предложено было высказать мои соображения согласно местным обстоятельствам, то я, между прочим, доложил: что до отвода войск к Ингуру необходимо оставить гагринский гарнизон на месте, в противном случае непокорные горцы: джигеты, убыхи, шапсуги массами будут нападать на каждый выведенный из укреплений гарнизон, будут мешать нам при отправлении больных, семейств служащих чинов, архивов и разных тяжестей, а при следовании отряда, они массами будут преследовать нас по пятам, впереди будут устраивать завалы, которые придется брать штурмом, что, конечно, не обойдется без потери в людях. После этого доклада, теперь не могу припомнить кто - генерал Реад или князь Барятинский - сказал, что, ежели владетель Абхазии примет начальство над войсками, то это будет гарантией против покушений немирных горцев. Опрошенный генерал Броневский высказал, что, зная характер горцев и то, как они дерзки при отступлении наших войск, он уверен, что, как только выведен будет гарнизон из первого укрепления, никакая нравственная сила не удержит их от того, чтобы они начали против нас враждебных действий. Поэтому генерал полагал не выводить гарнизон из Гагр до тех пор, пока войска не выйдут из Абхазии. Мнение это было принято и решено было, при выводе войск из Абхазии, не упразднять Гагринского укрепления.
Тут я должен сделать небольшое отступление и указать, как важно было тогда Гагринское укрепление.
Местность Гагры составляет небольшая площадка на берегу моря, в ущелье, образуемом двумя большими горами. Гагры лежат на западной границе Абхазии с бывшею землею джигетов. От Гагр по направлению к северу Абхазия закрыта непроходимыми горами. Через местность Гагры западные абхазские соседи постоянно врывались в Абхазию, жгли аулы, уводили людей и похищали все, что можно захватить. Дабы прекратить эти набеги правительство наше выстроило в Гаграх укрепление и поместило в нем гарнизон. После этого набеги прекратились.
Продолжаю прерванный рассказ. После окончания совещаний приступлено было немедленно к составлению распоряжений об отступлении войск наших из Абхазии. Между распоряжениями этими было предписание Гагринскому воинскому начальнику такого содержания: Вверенный ему гарнизон остается в укреплении для прикрытия отступления наших войск; против нападения горцев он должен защищаться до последней крайности и не сдавать им укрепление ни в каком случае. Как только отступающие войска прибудут к Ингуру, немедленно посланы будут суда снять гарнизон и отвезти его в Керчь, или Редут-Кале, куда укажут обстоятельства. Воинским начальником в Гагры назначен был капитан Быковский. На другой день, утром, после совещания у князя Барятинского, все бумаги, относившиеся до выступления войск из Абхазии, были подписаны генерал-адъютантом Реадом и переданы мне. Получив их, я немедленно выехал из Тифлиса. До выезда моего там еще не было известно, принял ли владетель Абхазии предложение, посланное с полковником Бартоломеем. Тогда телеграфа не было, а почты ходили очень медленно. Прибыв в Сухум и узнав, что владетель принял начальство над войсками, я немедленно отправился в укрепление Бомборы, соседнее с Лыхны, бывшим местопребыванием абхазских владетелей. В Бомборах я узнал, что владетель отправился в Пицунду, для вывода оттуда гарнизона. К вечеру того же дня владетель возвратился в Лыхны, а пицундский гарнизон прибыл в Бомборы. После доклада моего владетелю о том, что приказано не выводить гагринского гарнизона из укрепления до прибытия войск к Ингуру, его светлость сказал, что он не знал об этом распоряжении, но, во всяком случае, не намерен был выводить этот гарнизон и начал вывод войск от Пицунды, а не от Гагр. Тут надобно пояснить, что Сухум был последним пунктом по тому направлению, по которому должны были отступать войска, и поэтому их первоначально надобно было стянуть в Сухум для приготовления к отступлению. На запад от Сухума войска были расположены: в Бомборах, Пицунде и Гаграх. Бомборы были первое укрепление на запад от Сухума, второе - Пицунда, а Гагры - последнее. Если бы владетель не решился оставить гагринский гарнизон на месте, то прежде всех должен был передвинуть его в Пицунду, после этого, гарнизон этот с пицундским передвинуть в Бомборы, а из Бомбор все три гарнизона, т.е. гагринский, пицундский и бомборский, направить в Сухум, но он передвижение начал с пицундского гарнизона, а гагринский оставил на месте.
После прибытия абхазских гарнизонов на Ингур, немедленно зафрахтованы были два купеческих брига для снятия гагринского гарнизона. Бриги, по прибытии к Гаграм, нашли укрепление разрушенным и без гарнизона. Гарнизон был уже снят греческо подданным шкипером Фотия на собственном его судне и доставлен в Керчь. За это Фотия награжден был орденом св. Владимира 4-й степени.
Зная лично Ю.П.Проценко и его осмотрительность, не могу дать себе отчета, как у него могло выскользнуть из-под пера, что мы, отступая из Абхазии, забыли про гагринский гарнизон. Тут приходится вспомнить изречение: «Вот так пишут историю». Что Юрий Петрович подвиг шкипера Фотия приписал купцу Николаю Метаксе, это не составляет большой важности; но обвинить нас в том, что мы по забывчивости оставили укрепление с гарнизоном на жертву неприятелю - это прискорбно.
Изложенные мною распоряжения находятся в делах, которые хранятся в архиве при штабе Кавказского военного округа.
Да извинят меня бывшие распорядители работ по сухопутному сообщению Сухума с Редут-Кале, начатых за несколько лет перед крымскою войною, но я должен высказать, что они виновники двукратного вывода войск наших из Абхазии, тех миллионных потерь, которые понесла казна и частные лица, как во время крымской, так и последней с Турциею войн, и - что важнее материальных потерь - того нравственного впечатления, которое произвели эти выводы войск. По их вине казна бросила миллионы в Поти на устройство порта, в который во время дурной погоды не рискнет войти ни одно судно. Да и сами строители публично заявили в газете «Кавказ», что это не порт, а гавань и чтобы войти в эту гавань, надобно еще построить порт, который обойдется около 15-ти миллионов. На совести тех же распорядителей разорение редут-кальских жителей при переводе города из Редут-Кале в Поти, ради Потийского порта. На их же совесть ляжет предстоящее разорение потийских жителей, когда откроется ветвь железной дороги до Батума. К этому надобно еще прибавить потерю более 30 лет времени. Упреки эти подтверждаю фактами.
В конце 40-х годов, князь Воронцов, осмотрев Сухум, нашел пункт этот очень удобным для направления через него азиатской торговли в Европу и европейской в Закавказье. Осуществление этого предположения князь начал с соединения посредством сухопутного сообщения Сухума с Редут-Кале. В это время торговля, как азиатская, так и европейская, открыли себе путь через Редут-Кале. От этого места по направлению к Кутаису прокладывалось шоссе. За устройство дороги от Сухума до Редут-Кале взялись специалисты по дорожному делу, определили направление и приступили к работам. Люди, знакомые с местностью предупреждали строителей, что на реке Кодоре, в том месте, куда направлялась дорога, невозможно устроить переправу. Когда дорога была разработана настолько, что по ней можно было проехать, хотя с трудом, в экипаже, а переправа чрез Кодор еще не была устроена, князь Воронцов, возвращаясь из Одессы в Тифлис, решился осмотреть ае лично и проехать по ней вместе с княгинею от Сухума до Анаклии, или Редут-Кале, до того князя интересовала эта дорога. Во время этого переезда князь посетил владетеля Абхазии в Очемчирах. При этом случае владетель высказал князю, что в этом направлении веденная дорога не оправдает его ожиданий, потому что невозможно будет устроить переправу через Кодор в том месте, где предполагалось. Специалисты насмехались над этими предостережениями, не переменяя направления дороги, наконец, приступили к устройству переправы через Кодор. На одном рукаве этой реки они устроили мост, а на другом что-то очень специальное, что названо было людьми незнакомыми с дорожною терминологиею - турусы на колесах. Как только дорога доведена была до Редут-Кале, устроены были на ней почтовые станции и открыта была почтовая гоньба. По этому тракту довелось мне проезжать из Сухума в Очемчиры. Подъехав к Кодору, я нашел следующее: пространство между обоими рукавами этой реки, расстоянием на несколько верст, было совершенно залито водою; из правого рукава, к которому я подъехал, вода выступила на 1 1/2 или две версты. Словом, на всем видимом пространстве катили бурные и грозные воды Кодора, унося с собою огромные карчи, а вдали как в панораме виднелся над волнами мост. Турусы на колесах не были видны, потому что они были под водою. Мне оставалось только полюбоваться этою картиною и возвратиться назад. Так я и сделал и поездку в Очемчиры совершил морем. Надобно при этом вспомнить, что такой разлив Кодора, как я выше сказал, продолжается пять месяцев, т.е. с начала апреля и до конца августа. Специалисты, насмехавшиеся над практиками, оправдали на себе пословицу: «Смеется тот, кто смеется последний». Хотя над ними и горько посмеивались, но дело было испорчено. Надобно было избрать новое направление дороги, приискать новые источники для её продолжения. Дело затянулось. Между тем открылась Крымская война, и мы остались без переправы через Кодор.
Будь переправа на Кодоре, разве мы во время Крымской войны оставили бы Абхазию. В это время абхазские укрепления, которые занимали наши войска; отжили уже свое назначение, и после войны мы их не занимали. 7 или 8 тысяч испытанных кавказских войск, при крепостной и полевой артиллерии, разбросанной по укреплениям, при дивизионе горной артиллерии с полною запряжкою, при огромном запасе провианта и огнестрельных припасов, разве не могли быть соединены в одном месте и угрожать любому десанту, зная, что мы не отрезаны Кодором от наших главных сил и не находимся в западне. Мне могут возразить, что в таком случае мы должны были снять гарнизон из укрепления Гагр ввиду того, что неприятельский флот уничтожил бы это укрепление, и в таком случае мы открыли бы вход в Абхазию непокорным горцам. На это отвечу, что и без этой предосторожности мы вывели бы из Гагр наш гарнизон, и непокорные горцы, если бы являлись к нам, то разве только для того, чтобы засвидетельствовать добрые к нам намерения.
В это время мы имели на нашей стороне владетеля Абхазии, который громко заявлял, что примет участие в военных действиях и вследствие этого заявления, последовало в 1854 году Высочайшее повеление сформировать на реке Кодоре особый отряд для обеспечения нашего правого фланга и поручить начальство над ним владетелю Абхазии. Если бы владетелю поручено было начальство над нашими войсками в Абхазии (разумеется, в таком случае, если бы была переправа на Кодоре) и если бы непокорные горцы осмелились вторгнуться в Абхазию с враждебными намерениями, то он расправился бы с ними по-своему. Они это хорошо понимали. Но до этого бы не дошло, потому что владетель и вся Абхазия были бы на нашей стороне. Да, кроме того, если бы наши войска в это время были сгруппированы в одном месте в Абхазии, то они произвели бы нравственное впечатление как на непокорных горцев, так и на абхазцев, совершенно противоположное тому, какое произвело отступление тех войск из Абхазии. Это впечатление дороже миллионных потерь, которое понесло правительство, выведя эти войска из Абхазии.
После Крымской войны новый Наместник Кавказский князь Барятинский сильно был заинтересован проектом князя Воронцова относительно Сухума. По приказанию князя Александра Ивановича, инженер Гоппе исследовал Сухумскую бухту. Вслед затем осмотрел Сухум начальник главного штаба Кавказской армии граф Милютин. Наконец, после графа Милютина, посетил Сухум сам князь Александр Иванович и решил осуществить планы князя Воронцова. Начата была дорога из Сухума к Кутаису по новому направлению; но ей не суждено было осуществиться. Появился проект дешевого в Поти порта, а с проектом этим Сухум с его прекрасною бухтою отошел на задний план. Спрошу теперь дорожных деятелей, не оправдавших к ним доверия князя Воронцова: если бы они дали надлежащее направление дороге и если бы по этой дороге пошла европейская и азиатская торговля, то, при выгодах Сухумского рейда, разве проект Потийского порта не оказался бы лишней роскошью?
Во время минувшей с Турциею войны, если бы была переправа через Кодор, разве мы оставили бы Пицундский округ. Турки могли бомбардировать Сухум, но тем бы и кончилось. Абхазцы в нашем присутствии не смели бы разорить этот город. Наши поселения остались бы на своих местах, и не было бы тех вторичных миллионных потерь, которые во время того же заседания Кавказского Отделения Императорского Технического Общества высчитал Ю.П.Проценко. Г.Пропенко ошибся только в цифре потерь Цебельдинских поселений и других вне г. Сухума. Они оценены были особою комиссией не в 100 т., а по сведениям, имеющимся в канцелярии начальника отдела в 799.471 р. 82 к.
Подводя итог всему сказанному выше о потерях в Абхазии, рождается вопрос: к чему ведут эти нарекания? Утерянного нельзя возвратить. Действительно, утерянные миллионы невозможно возвратить, разоренные сухумские горожане, абхазские поселяне и природные абхазцы не поправят своих дел этими грустными воспоминаниями. По-видимому, лучше все это предать забвению. До настоящего времени так и делалось. Понесенные потери во время Крымской войны мы предали забвению и не приняли никаких мер к тому, чтобы они не повторились. Последствием этого было то, что в минувшую войну нас опять разорили, но уже более прежнего. Неужели и вторичное разорение следует предать забвению и трудиться только для того, чтобы плоды наших трудов были подвергнуты различным случайностям. Между тем, такое шаткое положение края зависит от ничтожного обстоятельства. Именно оттого, что, не имея переправы через реку Кодор, в случае войны, мы должны бросать все и бежать из края.
Устройство этой переправы не потребует ни гениального строителя, ни больших денежных затрат. Надобно только определить пункты на месте. Почему бы, например, не избрать для переправы Наа или Багаду. В Наа посредине реки есть островок; берега высокие и разлива быть не может, а на Багаде вполне можно устроить мост в один пролет. В 1840 году, во время зимней экспедиции, которую делал граф Муравьев-Амурский в Дал, для выселения оттуда цебельдинских абреков, отряд, с артиллериею и обозом, переправился на Багаде через Кодор по мосту, устроенному из балок, которые перекинуты были с одного берега реки на другой, и на них положена была досчатая настилка. Устройство моста я хорошо помню, потому что я участвовал в этой экспедиции. В этом месте берега реки образуют скалы, которые возвышаются над уровнем воды на 8, а может быть и более саженей. Устроив там переправу, стоит только от Багады проложить дорогу по горе, составляющей правый берег Кодора, дабы избежать трудный Джгергельский перевал, перекинуть мост через Амткял, впадающий в Кодор, дорогу эту вывести на Цебелъдинское плато, и тогда Сухум и вся Абхазия будут, обеспечены прочным сообщением с Кутаисом и Тифлисом. Чтобы осуществить это предположение, надобно отказаться от всякой роскоши и проложить грунтовую дорогу для колесной езды, а не роскошное шоссе, которое будет заявлять претензию на сотни тысяч рублей, а может быть и более. От Цебельдинского укрепления до поселения Ольгинского нет естественных препятствий для сообщения, от Ольгинского до Сухума проложено шоссе.
Все знакомые с положением Абхазии сознают настоятельную необходимость в этом сообщении и в других сообщениях внутри страны; но как-то странно, как мне кажется, заявляют о необходимости этих сообщений. В то время, когда за неимением переправы через Кодор, мы понесли огромные потери, когда внутри страны, чтобы переехать по самой жгучей необходимости каких-нибудь 10 или 15 верст, человек рискует утонуть в первой попавшейся речке, мы рассуждаем, как бы было хорошо, если бы правительство устроило нам роскошное шоссе или железную дорогу. Откуда же правительству взять средств на эти роскошные сооружения? На устройство их потребуются миллионы. Если бы правительство устроило мосты на реках и речках и проложило грунтовые дороги, то и то было бы большим благодеянием для страны. Наши предки, до введения шоссе и железных дорог, довольствовались грунтовыми дорогами; но притом не тонули в реках и речках. Почему бы и нам не ограничиться на некоторое время этими скромными сообщениями.
Во время той же технической беседы высказаны были очень немилостивые взгляды на Абхазию. Г.Монастырцев сказал: «Есть нужды важнее Сухума в других местах Кавказского края». Г.Палибин сказал: «Железную дорогу в Абхазии пришлось бы устроить в стране, в которой не развита производительность. Развейте производительность, у вас будет дорога». Г.Дигельштет сказал: «К роскошной природе, какая встречается в Абхазии, мы не привыкли. Там надо людей со знанием. Без них же будет много промахов. Поэтому в ожидании этих людей или вообще развития страны выгоднее обратить ныне внимание на восточное Закавказье, где, хотя почва не так богата, как на западе, но где есть также богатства и где есть уже и капиталы и знание».
Такие взгляды на Абхазию происходят оттого, что с этим краем знакомы немногие. Постараюсь познакомить с богатствами Абхазии интересующихся этою страною. Начну с официального факта.
С водворением в Абхазии поселений началась там культура турецкого табаку. В Сухуми купец Кудбашев открыл оптовую торговлю этим табаком. За год или два до последней войны с Турциею он отправил большую партию табаку в Одессу. По доставлении табаку в Одессу, местная таможня признала табак не абхазским произведением, а настоящим турецким, привезенным контрабандою из Турции в Сухум, а из Сухума по провозному свидетельству в Одессу. Началось серьезное дело. Из Петербурга командированы были чиновники на место, для расследования злоупотребления. По сличении образцов конфискованного табаку с табаком, находившимся на абхазских плантациях, оказалось, что конфискованный табак был тот самый, который был найден на плантациях.
Фактом этим официально доказано, что в Абхазии можно разводить табак такого достоинства, какой разводится в Турции. Абхазские яблоки отправляли в настоящее время в Одессу в большом количестве, где они имели хороший сбыт и выдерживали конкуренцию с крымскими.
В 1880 году их отправлено было около 63.000 пудов. В 1881 году на них был неурожай. Из абхазского винограда выходит вино, не уступающее в достоинстве крымским винам, и винограда тут большое изобилие.
Из Сухума отправляют большими партиями в Одессу сельдей, где они находят хороший сбыт. В 1881 году их отправлено было 3.875 пудов. Абхазия изобилует волошскими орешками. Абхазия изобилует прекрасным строевым лесом. Тут же находятся огромные рощи пальмы (Buxus sempervirens); эта порода дерева истреблена уже везде, где прежде росла, и осталась только в Абхазии; на нее огромное требование на заграничных рынках; она продается на вес по высоким ценам. Из ископаемых богатств, в Абхазии в настоящее время открыты: серебряно-свинцовая руда, каменный уголь, литографический камень. Кроме табака, исчисленные мною богатства Абхазии не требуют ни труда, ни капиталов на их разведение; одни из них, как яблоки, виноград, и орехи, разведены туземным населением; другими же природа наделила страну. Богатства эти ожидают только разумной, не хищнической эксплуатации. Ошибаются те, которые полагают, что яблоки, виноград и орехи, которые дают такие хорошие фрукты, дико растут в Абхазии. Напротив, яблони привитые; виноград и орехи разведены трудами туземного населения. В настоящее время туземцы начали заниматься прививкою винограда. Прибавим к этим богатствам ту выгоду Абхазии, что она расположена на берегу Черного моря и пользуется морским сообщением с самыми отдаленными рынками.
Абхазия слывет убийственным климатом. Эту злополучную известность составил ей Сухум, около которого с западной стороны образовались болота по нашей же вине. Местность, на которой развивался город, очень нездоровая и, пока не было обращено внимание на оздоровление ее, то лихорадки в Сухуме наводили ужас на население. Бывали случаи, что лихорадка убивала больного одним пароксизмом, т.е. больной засыпал в пароксизме и никакие усилия врачей не могли его разбудить. Этим сном кончалась его жизнь. Но когда начали обращать внимание на оздоровление местности и сначала осушили ее посредством канализации, а после продолжали ассенизацию систематически, по выработанному плану, то в Сухуме заболеваемость лихорадками значительно уменьшилась и он начал было приобретать лучшую известность. Сюда врачи направляли чахоточных и слабогрудых, которые тут или поправлялись, или совершенно излечивались, смотря по тому, до какой степени развиты были у них те болезни.
Все сказанное выше о болезненности относится исключительно до Сухума. Таких лихорадочных мест, как Сухум, немного в Абхазии. Они встречаются только в местностях болотистых и в таких, где роскошная дикая абхазская растительность не стеснена трудом человека; но там, где нет болот и где население побороло эту растительность, обработало почву и продолжает ее обрабатывать, там лихорадки уменьшаются. В отношении общественного здоровья Абхазия замечательна тем, что в этой стране не развиваются эпидемические болезни, лихорадки, захваченные вовремя, скоро уступают лечению и не оставляют таких последствий, как крымские и моравские, ежели будут вылечены вовремя.
г. Сухум.
__________________________________________
(Опубликовано: Газета "Кавказ", 1882, № 152-153.)
(Печатается по изданию: Абхазия и абхазы в российской периодике..., сост. Р. Агуажба, Т. Ачугба. Том 2, с. 71-81.)
