Александр Городницкий
Cтихотворения
АБХАЗИЯ
Нужна ль иная пища для ума,
Когда война грохочет у порога?
В Абхазии разбитые дома
И мертвая железная дорога.
И горечь незабывшихся утрат,
По-прежнему невыносимо близких.
Стоит Сухуми, словно Сталинград,
В развалинах и скорбных обелисках.
И слышится гудение шмеля
Над вешками помеченною зоной,
Где зарастают минные поля
Амброзией, пронзительно зеленой.
Здесь старики, поглаживая ус,
Припомнив вновь о самообороне,
Поведают, как грабили Мухус
Отважные гвардейцы Мхедриони.
Холодный пепел выжженных квартир,
Безлюдный берег, окаймленный пеной.
Бог разделил окрестный этот мир
На довоенный и послевоенный,
Сухой лепешкой жизнь переломив,
Струну чонгури заново настроив,
И быль, преобразованная в миф,
Из жертв недавних делает героев.
Историк, вспоминая старину,
О наших временах напишет честно,
Где первую абхазскую войну
Он будет путать со второй чеченской.
Страна души, вершины в серебре!
Не дай ей снова, Господи, случиться
Заложницей в невидимой игре,
Где все партнеры на руку нечисты!
Но длится день, и тает снег в горах,
И пахарь принимается за дело,
И школьники на шумных вечерах
Поют стихи Фазиля Искандера.
А солнце, устремленное в зенит,
В соленом отражается настое,
И тостами заздравными звенит
Бескрайнее абхазское застолье.
ПИЦУНДА
Ароматы третичных растений
И прибойной волны полоса.
Над Пицундой, как черные тени,
Нежилые стоят корпуса.
На морском опустевшем вокзале,
Одичавшем за несколько лет,
Пароходы диковиной стали,
Пассажиров хлопочущих нет.
Но качается в море кораблик
Над мерцаньем рыбацких сетей,
И хозяин вокзала Алабрик
Принимает почетных гостей.
Новый тост по-абхазски небыстро
Начинает седой тамада.
Генералы, актеры, министры
Здесь сидели в былые года.
И опять за столами до ночи
Собирают обильный улов
Прокуроры из города Сочи
И родня зарубежных послов.
Дальний гром - как раскаты орудий.
За Кодорским ущельем темно.
Но форель серебрится на блюде,
Золотится в бокалах вино.
Не пустует заветное место,
Поражая догадкой умы:
Только пир - неизменное средство,
Что спасает во время чумы.
КОРОВЫ В АБХАЗИИ
Машины на горной дороге
По встречной ползут полосе.
Подобием статуй двурогих
Коровы стоят на шоссе.
Их морды скульптурны, как ростры,
Над крепью расставленных ног.
Широкие черные ноздри
Бензиновый ловят дымок.
Глаза их огромные сухи,
Бесстрастен незыблемый вид,
А овод, сидящий на ухе,
Вот-вот укусить норовит.
Величественные, как Боги,
Гуденью машин вопреки,
Застыли они, как пороги,
В стремительном жерле реки.
Не вздумай сигналить им трижды,
С дороги стараясь убрать, -
Стоит, неподвижна в подвижном,
Их парнокопытная рать.
Стоит над каймой голубою
В потоке асфальтовых рек,
Замедлить пытаясь собою
Безумного времени бег.
(Опубликовано в: Нева, № 3, 2004 г.)
* * *
ЧЕГЕМ
(ПЕСНЯ)
Припоминаю этот мир,
Не сказку и не быль,
Куда гостей созвал на пир
Мечтательный Фазиль.
Благословенные края,
Где знают толк в вине.
Чегем, Чегем, страна моя,
Ты вся горишь в огне.
Там гор зеленые бока,
Маджари вязкий вкус
И ароматом шашлыка
Пропитанный Мухус.
Прибрежной гальки толчея
И солнце на волне.
Чегем, Чегем, страна моя,
Ты вся горишь в огне.
Хребта серебряный излом,
Мерцанье спелых звезд.
За шумным праздничным столом
Звучит заздравный тост.
И песни тихая струя
Течет вослед струне.
Чегем, Чегем, страна моя,
Ты вся горишь в огне.
Там любят норов удалой,
Гостями дом богат,
Там вызревает под скалой
Янтарный виноград.
Народ - единая семья,
Где честь всегда в цене.
Чегем, Чегем, страна моя,
Ты вся горишь в огне.
Где зрели сочные плоды,
Четвертый год подряд
Пылают рощи и сады,
Идет на брата брат.
Тебя оплакиваю я.
Скажи, по чьей вине,
Чегем, Чегем, страна моя,
Ты вся горишь в огне.
(Опубликовано в: Нева, № 3, 2003 г.)
(Перепечатывается с сайта: magazines.russ.ru.)
***
Я встретил Фазиля в Пицунде на пляже,
В краю, существующем куплей-продажей,
Среди суетливых, крикливых, плечистых
Артистов, нудистов, туристов, статистов.
В краю, где третичные сосны и нравы,
Где бродят, бренча на гитарах, оравы,
Где плавится солнце в полуденном жаре,
И терпко язык обжигает маджари,
И тихо икринка качается в иле,
Я встретил Фазиля.
Волна осторожная камень лизала,
Копченою скумбрией пахла Лидзава,
Медуза в воде колыхалась, дежуря,
Светясь, словно лампочка в абажуре.
На пляже, где оптом тела и поштучно,
Где всё, как у Снайдерса, пышно и тучно,
Запомнились мне, в очертаниях зыбки,
Наивность его удивлённой улыбки,
И ночь головы его, чёрного меха,
И утро его белозубого смеха.
В тот вечер у нас собирались мы в доме.
Янтарным огнём согревая ладони,
Мерцало вино, колыхаясь в бокале,
Дрожанье свечи говорило о ветре,
И яблоки на изогнувшейся ветви
Румяными сталкивались боками.
Строку за строкою рождая для слуха,
Звучал его голос то звонко, то глухо,
И странная распространялась прохлада
От строчек, тяжёлых как гроздь винограда,
Меж тесных, белёных по-южному комнат.
Как жаль, что стихи не сумел я запомнить!
И было мне дня уходящего жалко, -
Что в памяти тесной с собой унесу я?
Прибой за стеной бормотал как гадалка,
Прибрежные волны как карты тасуя.
1970
(Перепeчатывается с сайта: http://bards.ru.)
