Главная » Алфавитный каталог авторов » Ж » Зёрна мятежа. Очерки истории национально-освободительной борьбы в г. Ткварчели (1977-1991 гг.)

Спартак Жидков

Зёрна мятежа. Очерки истории национально-освободительной борьбы в г. Ткварчели (1977-1991 гг.)

Сухум - 2011

Содержание:

1. Ткварчели и ткварчельцы
2. Кутаисский трамплин
3. Комсомольская фронда
4. Ткибули и Ткварчели против Кутаиси
5. Кадровая революция
6. Консолидация и новые перспективы
7. Четыре дня июля
8. Гражданская оборона
9. Парадоксы следствия
10. Подземная забастовка
11. Национальная гвардия
12. Борьба за Верховный Совет

Основу этой работы составляют воспоминания группы известных политических деятелей Республики Абхазия, чья жизнь в 1980-х гг. была неразрывно связана с городом Ткуарчал. Задача исторического исследования, предлагаемого вниманию читателей, – рассказать о событиях в г.Ткуарчал (а также некоторых соседних регионах Абхазии) в последние годы существования Советского Союза, накануне грузино-абхазской войны.

Город-герой Ткуарчал, выстоявший во время 13-месячной блокады, сделался центром национально-освободительной борьбы на востоке республики гораздо раньше. Здесь зарождался протест населения против властей Грузинской ССР, здесь начались выступления против планов грузинских националистов по ликвидации автономного статуса Абхазии. Горожане в подавляющем большинстве принимали участие в борьбе, поддерживали активистов абхазского национально-освободительного движения.

В настоящее время Ткуарчал находится в упадке, последствия разрухи и блокады только начали преодолеваться. Город опустел, лишившись большей части своего населения. Его неповторимый облик исчезает. Одна из целей, поставленных во время совместной работы над этой книгой, – привлечь внимание к проблеме восстановления Ткуарчала. Мы надеемся, что в независимой Абхазии наш любимый город займет достойное место, в него вернутся стабильность и процветание.

01. Ткварчели и ткварчельцы

Дворец культуры Д.И. Гулия

Шахтерский город Ткварчели, чья история насчитывает чуть больше полувека, в советский период был уникален – как в масштабах Абхазской АССР, так, пожалуй, и на всем Черноморском побережье Кавказа. Его официальный статусиндустриального центра Абхазии лишь в малой степени отражает ту необыкновенную атмосферу, которая царила в этом городе и которая до сих пор объединяет почти всех его бывших жителей, где бы они ни находились.

Ткварчельские угольные месторождения, ставшие основой процветания города в 50–70-х гг. ХХ века, эксплуатировались очень интенсивно. Истощение угольных запасов, давшее о себе знать еще до распада Советского Союза, стало причиной того, что задолго до начала грузино-абхазской войны население Ткварчели, насчитывавшее одно время до 40 тысяч человек, сократилось до 20 – 25 тысяч. Но к этому времени на месте бывшего абхазского села у слияния рек Галидзга и Геджирка, в ущелье, огражденном лесистыми хребтами, сложился совершенно своеобразный мир. Город, разбросанный островками на нескольких террасах; многоэтажные дома на склонах гор; жилые кварталы, соседствующие с обрывами и водопадами; природа, сочетающая в себе лучшие пейзажи Абжуйской Абхазии. И вместе с тем – сложный комплекс предприятий: шахты с горно-обогатительной фабрикой; гидроэлектростанция, способная снабжать энергией весь регион; множество заводов, выдававших самую различную продукцию – от асфальта и доломитовой крошкидо средств электронной связи. Ткварчели был в полном смысле слова трудовым городом, воплощением мечты коммунистических пропагандистов, обеспечивавшим заводы и фабрики квалифицированными рабочими и инженерами. И в то же время город был необычайно культурным даже по меркам Кавказа: школы с нестандартно высоким уровнем преподавания; интеллигенция, ничем не уступающая сухумской или тбилисской; Дворец культуры, впечатляющий своей монументальностью и изысканностью архитектуры. Бывший шахтерский поселок стал образцом мирного контакта разных национальностей, – а потом, во время войны за независимость, превратился в центр национального абхазского сопротивления. Маленький городок в горном ущелье устоял перед всеми опасностями, выдержал все вражеские атаки, и на его улицы никогда не ступала нога грузинского солдата.

Сегодня, когда пишутся эти строки, город Ткварчели (переименованный в Ткуарчал 1 января 1993 года) переживает тяжелое время. Его население сократилось в несколько раз, его заводы и фабрики полуразрушены; даже став районным центром в середине 90-х гг., город не имеет сейчас того значения, котороесохранял еще накануне войны. Его возрождение – задача обозримого будущего. А в данном очерке ставится более скромная цель: восстановить некоторые эпизоды истории города, которые мало-помалу исчезают из памяти людей и могут быть забыты.

Когда речь заходит о решающем этапе борьбы за независимость Абхазии в конце ХХ века, внимание историков и публицистов чаще всего останавливается на самых ярких этапах национально-осободительного движения: массовых выступлениях 1978 года, создании Народного Форума «Аидгылара» в декабре1988 года, Лыхненском сходе в марте 1989 года, наконец, событиях июля того же 1989-го. Человеку, незнакомому с новейшей историей Абхазии, отрезок времени между 1978 – 1988 гг. может показаться периодом полного застоя общественной жизни, десятилетием затишья и молчания. Это впечатление опровергается фактами, которые остались в памяти старшего поколения, но многие подробности жизни того времени не отражались в официальных документах. Годы военных потрясений, изобиловавшие драматическими событиями, заслонили от нас эпоху относительно спокойных 1980-х. И тем не менее следует помнить, что и в этот период в Абхазии подспудно тлели очаги национального сопротивления. И что еще важнее – только активная позиция народа позволила сделать первые шаги к независимости.

В те времена, несмотря на кризис, поразивший Советский Союз, государственная система оставалась нерушимой. Все отношения сверху донизу определялись коммунистической идеологией и сложной бюрократической иерархией. Любое проявление политической инициативы, даже если не считалось крамолой, нарушало традиционные правила игры. Даже в бурном 1989 году, когда Москва уже смирилась с самим фактом роста национального самосознания в разных регионах СССР, от общественных деятелей и от рядовых граждан требовалась немалая решимость, чтобы выдвигать политические лозунги или участвовать в забастовках. А еще раньше, в начале 1980-х, даже такие действия не были дозволены никому. Развернуть в этих условиях общественную кампанию, подтачивавшую саму власть Грузии над Абхазией, было сложнейшей задачей. И не случайно зерна мятежа так успешно проросли именно в Ткварчели – шахтерском городе с политически активным населением.

Нугзар Агрба: «Чем выделялся город Ткварчели? Прежде всего тем, что в нем были представлены разные производства, причем почти все – сложные; среди рабочих преобладали люди с хорошей подготовкой, управлявшие самой современной техникой. Передовые рабочие, «синие воротнички», умели очень многое, это была фактически интеллигенция; специфика производства требовала многосторонних знаний – ткварчельские рабочие разбирались и в химии, и в физике, и в биологии. В советское время в Ткварчели – особенно на Центральную обогатительную фабрику – приезжали делегации из США, Франции, Индии, чтобы перенимать новейший опыт. Необходимо было соблюдать технику безопасности на высоком уровне – и люди привыкали к порядку: невыход на работу по неуважительной причине вообще исключался. Коммунальные хозяйства города успешно функционировали: в любом микрорайоне, даже высоко в горах, из крана шла горячая вода (в столице Абхазии она в те годы бывала не всегда и не везде); ЖКО – жилищно-коммунальное хозяйство – ремонтировало квартиры по графику (люди официально занимали очередь на ремонт); ОРСы – отделы рабочего снабжения – обеспечивали рабочих едой и одеждой; по всему городу действовали учреждения культуры – начиная от драматического и литературного кружков и кончая техническими. И жили очень дружно, лучший жизненный опыт одной нации передавался другой нации, начиная с того, что абхазы осваивали русскую кухню, а русские учились готовить абхазские блюда; все обычаи переплетались, люди всех национальностей общались свободно и на равных. Город кипел своей жизнью, интересной жизнью. Молодежь участвовала в познавательных мероприятиях, спортивных состязаниях; партийная и комсомольская работа была очень хорошо поставлена, и заключалась она не в речах или бумажных отчетах, а была наполнена практическим содержанием. Что значило в те годы партийное собрание? На него выносились актуальные вопросы – строительство висячего моста, выделение автобуса под какой-либо маршрут – и они решались всем миром, патриархально. Засилья идеологии, слепой веры в лозунги не наблюдалось. Рабочий класс не был настолько наивным, чтобы не понимать реальных жизненных ценностей, но и патриотизм не был для рабочих пустым звуком: мы даем стране уголь, мы помогаем всей республике, на нас лежит высокая ответственность… Это шло от сердца. И во время войны население доказало на деле, что любит свою страну – как иначе объяснить тот факт, что люди с грузинскими фамилиями обороняли город от грузинской армии плечом к плечу с абхазцами?»

Ткварчели отличался от большинства других городов Абхазской АССР также и тем, что абхазы составляли здесь самую крупную по численности прослойку. По переписи 1989 г. абхазы насчитывали 9202 человека (42,3%), русские – 5321 человек (24,5%), грузины – 5086 (23,4%). В середине ХХ столетия доля славянского населения в Ткварчели была еще выше; в свое время народный комиссар Нестор Лакоба стремился создать в верховьях Галидзги русский клин, вдававшийся между сванским Кодорским ущельем и мингрельским Гальским районом и тормозивший грузинскую колонизацию. Сейчас, в 80-х гг., город был окружен преимущественноабхазскими селами. Эти факторы естественным образом превратили Ткварчели в один из двух главных центров национального сопротивления. Однако существовала и другая реальность: Ткварчели имел высокий статус города республиканского подчинения (т.е. являлся вторым городом республики после Сухуми), но власти Грузинской ССР использовали его особое положение в своих целях. Именно против этих планов и началась борьба в начале 1980-х гг.

02. Кутаисский трамплин

Отправка угля с Центральной обогатительной фабрики (ЦОФ)

Абхазская АССР на протяжении десятилетий находилась под грузинской властью, но в разные периоды эта власть проявлялась по-разному. Времена колонизации 1940 – 1950-х гг., – с запрещением всего абхазского, с вольным обращением сталинских идеологов с фактами истории Абхазии, – остались в прошлом. Народные выступления 1978 года позволили Абхазии расширить свою культурную автономию. Но в других сферах господство Грузии над Абхазией оставалось нерушимым. И прежде, чем говорить о борьбе с грузинской властью, нужно ответить на вопрос: каким образом осуществлялась эта власть и в чем выражалось грузинское преобладание в Абхазии?

В советскую эпоху в Абхазской АССР, как и во всем Советском Союзе, существовало двоевластие: власть коммунистической партии с обкомом, райкомами и горкомами – с одной стороны, и власть Верховного Совета с исполкомами – с другой. Пост председателя Президиума Верховного Совета республики считался аналогом должности президента. Фактически же президентскому (или губернаторскому) посту соответствовала должность 1-го секретаря обкома партии – нечто сходное с президентами республик в составе современной Российской Федерации.От 1-го секретаря обкома или горкома, как правило, исходила инициатива во всех важнейших вопросах, за ним же оставалось последнее слово при принятии решений.

Как и в других автономных образованиях в СССР, высшие должности занимали представители титульной нации: 1-м секретарем обкома партии был абхазец Борис Адлейба (1978 – 1989), председателем президиума Верховного Совета – Валериан Кобахия (1978 – 1990). Однако каждый крупный абхазский руководитель был со всех сторон окружен грузинскими заместителями, и на всех уровнях та же картина снова и снова повторялась в незначительных вариациях.

Надо учесть, что в районах с преобладанием грузинского или мингрельского населения (Гагрском, Гульрипшском и Гальском) доля грузин в органах управления была еще выше. Но не одно только численное превосходство грузинских чиновников позволяло Тбилиси удерживать власть над Абхазской АССР. В советский период грузины наладили множество разнообразных схем, с помощью которых имели возможность следить за ситуацией в автономной республике и контролировать ее. И особенно выразительно этот контроль проявился в Ткварчели.

Ткварчели был одним из двух шахтерских городов в западной половине бывшей Грузинской ССР. Вторым был город Ткибули, расположенный в тридцати километрах от Кутаиси. Общее руководство шахтерскими предприятиями обоих городов осуществлялось из Кутаиси, второго по величине города Грузии. Для Ткибули это подчинение не содержало никакой политической подоплеки, хотя ткибульские шахтеры тоже считали этот контроль обузой – для решения любого вопроса приходилось созваниваться с чиновниками производственного объединения «Грузуголь», которому подчинялись и Ткварчели, и Ткибули; за решением сколько-нибудь важных проблем требовалось ехать в Кутаиси. Но подчинение ткварчельского шахтоуправления кутаисским чиновникам имело скрытый смысл: это была одна из цепей, которой Абхазия удерживалась в повиновении.

В советский период в Ткварчели установилась следующая практика назначения начальников. Главы партийного руководства нередко не были коренными жителями города. Как правило, 1-го секретаря горкома партии присылали либо из обкома – из столицы, – либо из Очамчиры: бывший очамчирский 1-й секретарь становился 1-м секретарем ткварчельского горкома. В обоих случаях это был человек, который даже не ночевал в Ткварчели: утром он приезжал, а вечером возвращался на служебной машине к семье, живущей в другом городе, где находились его родственники и друзья. Руководителю, по сути, оставались чуждыми проблемы города, которым ему доверили управлять. 2-м секретарем обязательно назначали грузина, 3-м секретарем мог быть представитель любой нации, но обязательно лояльный к Тбилиси.* Председателем горисполкома – второго эшелонаофициальной власти – нередко становился выходец из Западной Грузии, проработав год-два главным специалистом на какой-либо шахте. Отсюда же в Ткварчели присылались извне судьи, прокуроры, главы милиции, КГБ. Через определенное время партийный функционер или силовик перемещался в изнеженный и престижный Сухуми, а ему на смену появлялся новый начальник, лелеющий надежду проделать такой же путь.

Абхазы были рядовыми милиционерами, обычными работниками служб жилуправления; немного шире они были представлены в сфере образования, просвещения, но руководителем каждой шахты был грузин, и параллельно все промышленные предприятия, начиная с геологоразведки (общественные организации, партийные отделения организаций, некоторые профсоюзные комитеты и т.д.) управлялись грузинами. Ткварчельским банком руководил грузин, все силовые органы контролировались грузинами же. Но важнее всего было то, что почти вся инфраструктура города, почти все его учреждения были так или иначе связаны с угольными шахтами, а этой отраслью напрямую управляли из Кутаиси. 90% жилья, дороги и транспорт, лечебные, школьные и дошкольные учреждения, клубы, Дворец культуры, стадион, жилищно-коммунальное хозяйство, водоканал и т.д. – все это находилось на балансе шахтоуправления. Лишь гидроэлектростанция представляла исключение, но и она подчинялась напрямую Тбилиси, а не сухумским властям; даже штаб охраны ткварчельской ГРЭС находился в Тбилиси. По большому счету участие Сухуми в ткварчельских делах ограничивалось назначением 1-го секретаря горкома.

Климентий Джинджолия: «Фактически город был оторван от Абхазской АССР,и подчинялся он Сухуми только по партийной линии. Вся экономическая база – разведка и добыча угля, сбыт и т.д. – управлялась из Кутаиси; обеспечение города (лес, металл, шахтерское обмундирование, продукты питания, одежда) – осуществлялось из Кутаиси. Для получения всего этого следовало отправиться в Кутаиси, оформить соответствующие документы, потом оттуда заехать в Ткибули (именно там располагались склады – на базе ткибульских шахт), забрать оттуда продукты и отвезти в Ткварчели. Эти блага делились строго дозированно, и во всем была подоплека: если ты лоялен к Тбилиси – получишь мебель, холодильник, машину; косо смотришь, говоришь и делаешь то, что не нравится грузинским властям – тебе ничего не достанется… Параллельно в Ткварчели вливался беспрерывный поток выпускников тбилисских вузов. Молодой парень, еле-еле говорящий по-русски и вообще ни слова не говорящий по-абхазски, приезжал в наш город и получал отличные перспективы для карьеры».

На первый взгляд казалось, что выпускнику столичного вуза назначение в маленький провинциальный Ткварчели давало не слишком широкие возможности. Но это только так казалось. Несмотря на то, что в позднем Советском Союзе коммунистические идеалы уже сильно потускнели и образованная публика подсмеивалась над призывами к честному труду, партийная система держалась на старых лозунгах, и будущему партийному функционеру было выгодно начать карьеру в рабочем городе. Грузины, приехавшие в Ткварчели, уже через несколько лет могли выбирать: кто-то уходил на партийную работу, а кто-то и оставался на месте, становился руководителем предприятия, учреждения; других перемещали в Гагру, Гульрипш и прочие райцентры Абхазской АССР. Таким образом, Ткварчели сделался перевалочным пунктом для продвижения в Абхазию грузинских чиновников, а именно на их опыте, сплоченности и знании местных дел держалась сама власть Грузии над Абхазией в советские времена.

Нугзар Агрба: «Очень много грузин приезжало из Зугдиди, Цаленджихи, Абаши, других городов Западной Грузии. Как-то само собой получалось, что ключевые должности обязательно раздавались грузинам, а держались они за эти должности очень цепко. Глава судебной власти Ткварчели – председатель городского суда Коча Куправа – занимал свой пост в 1954 – 1992 гг., до самого начала войны. Вся его жизнь была связана с Абхазией, и тем не менее в приватных беседах он твердил: Абхазия – это грузинская территория, и никто вам не позволит отделиться. И было обидно, что хороший, знающий свое дело юрист однобоко мыслит. Да, он был опытный судья, но два поколения юристов должны были умереть за то время, пока он оставался судьей».

Климентий Джинджолия: «Первым трамплином для приехавшего в Ткварчели молодого специалиста-горняка была должность горного мастера (затем шли другие ступени: заместитель начальника участка, начальник участка, главный инженер и т.д.) Он быстро получал квартиру на окраине города – пустого жилья в горных поселках в верховьях Галидзги (в Акармаре, на Поляне) было полно вследствие оттока населения. Официально он не имел права купить квартиру в Сухуми или других частях Абхазии, но делал фиктивный обмен. Новую квартиру в Сухуми или Гагре он приобретал за большие деньги, а формально обменивал ее на свою квартиру на окраине Ткварчели, которая ему фактически и не нужна была. Приезжал он с дипломом тбилисского вуза, а нередко и с хорошими деньгами; ему мешал только языковой барьер – но он подучивался: Ткварчели был в основном русскоязычным городом. Его дети получали прекрасное образование в ткварчельских школах, где уровень преподавания был на порядок выше, чем в других школах Абхазии. За два-три года, максимум за пять, такой молодой специалист добивался успеха во всех сферах: жильем в столице обеспечен, опыт работы есть, никаких препятствий для приема в партию… За короткое время он получал то, на что советский человек тратил всю свою жизнь. Сверх того, он получал имидж ткварчельца: начал трудовой путь в рабочем городе с интернациональными традициями, следовательно, перед нами успешный руководитель, которому можно доверить работу в любой области. К ткварчельским кадрам было особенное отношение и за пределами Абхазии, даже в Москве знали ткварчельцев и по-особому к ним относились: выдвигаться можно было куда угодно.

В такой обстановке абхазские кадры не выдерживали конкуренции: они формировались из деревенских жителей и были лишены какой-либо поддержки».

Ткварчели превратился в базу для подготовки грузинских кадров, которые были призваны руководить Абхазией. В то же время абхазские чиновники в Ткварчели, как правило, люди пожилого возраста, еще помнили жестокие времена Сталина и Берия и знали, как дорого может обойтись открытый протест и им самим, и рядовым гражданам, которые этот протест поддержат. Свою роль играли и житейские вопросы: в советское время по распределению доставались все материальные блага – а их надо было выпросить в Кутаиси, чтобы обеспечить свою семью. Против этой системы и начала борьбу группа молодых комсомольских работников, которых объединяли возраст, образование и желание изменить сложившееся положение.

_________________________

* В Ткварчели в 1980-х гг. пост 3-го секретаря занимала Галина Донченко, бывшая, однако, замужем за грузином.

03. Комсомольская фронда

Здание треста "Ткварчелуголь"

Комсомольский актив города Ткварчели в конце 1970-х гг. был весьма прогрессивен по своим идейно-политическим настроениям.Абхазцы, выдвинувшиеся на комсомольской работе, как правило, позже проявили себя хорошими руководителями – как во время войны за независимость, так и после нее. Это были молодые, энергичные люди, чей кругозор часто был гораздо шире, чем диктовалось советской идеологией. Они живо интересовались политикой, по разносторонности не уступали сухумской культурной элите, ориентировавшейся на московскую рафинированную интеллигенцию. Ткварчельские комсомольцы по сравнению с сухумскими ровесниками обладали большим опытом, теснее общались с народом, а высокая доля абхазского населения в городе позволяла им более открыто выражать свой патриотизм. Скептическое отношение к комсомолу, нередко проявляющееся в наши дни, не должно распространяться на ткварчельцев: это были энтузиасты, любознательные, остроумные, легкие на подъем, образованные, одаренные юноши и девушки.

Молодёжный актив города. 1981 г.

Климентий Джинджолия: «Я пришел на комсомольскую работу в 1977 году, меня послали на 8-ю шахту комсоргом. В 1979-м Давид Пилия стал 1-м секретарем горкома комсомола,* я был избран 3-м секретарем по идеологии. Именно в те годы сложилось ядро нашей группы единомышленников. Лаврентий Голава,** Валерий Джинджолия*** и Давид Пилия уже были приятелями; Валера – мой однофамилец, с Лавриком мы быстро поняли друг друга. Если бы не эта обстановка, мы бы друзьями, может быть, и не стали. Из нас четверых Лаврик Голава прошел огонь, воду и медные трубы; будучи в Ткварчели, он был нашим идеологом, с него началось все… Мы ясно видели всю негативную сторону системы, которая утвердилась в городе, – но с чего начать? Сразу же стало ясно, что грузины не хотят выпускать из рук контроль над городом даже в мелочах. Самостоятельность Абхазии после событий 1978 года выражалась прежде всего в культурной автономии; в 1970-х в нашем городе существовал литературный кружок «Голос Ткварчели», который возглавляла Нелли Сабекия; был также Народный театр во Дворце культуры, где большую роль играли Шьарах Пачалия (руководитель), Шалва Цвижба, Заур Кишмария. Мы решили укрепить и расширить культурную сферу, организовали фоноклуб во Дворце культуры без разрешения Кутаиси, взялись за детскую спортивную площадку – и тут же началось сопротивление; на Давида Пилия уже тогда повесили ярлык, что он рвется к власти. Давид был очень активный человек; вскоре он первым начал реальные действия по выводу ткварчельского завода из подчинения Тбилиси. А пока, в этих небольших акциях, которые мы предпринимали самостоятельно в конце 70-х, складывался союз людей, понимавших возможность перемен и необходимость протеста против произвола. Маленькими шажками стали мы создавать группу, и начало было заложено именно в горкоме комсомола, хотя влияние официальной идеологии было минимальным. Горком – это было место, где мы могли собираться и обсуждать наши идеи и планы. Через некоторое время мы немного подросли и уже вполне осознанно шли на сопротивление. Я имел отношение к приему в партию, видел астрономическое количество грузин, которых проводили без всяких ограничений, – я начал им отказывать, и тем, конечно, привлек к себе более пристальное внимание кутаисцев».

Так начала складываться когорта представителей молодого поколения ткварчельских абхазцев, которые в ближайшие годы стали верными соратниками в своей«подрывной» деятельности. Следует помнить, что начало 1980-х гг. было периодом, когда величие Советского Союза казалось нерушимым: еще жив был Леонид Брежнев, и ничего, кроме афганской войны, не предвещало глобальных потрясений в ближайшие десятилетия. Надо учесть, что в те годы большинство абхазских партийных и комсомольских деятелей искренне желало сохранения Советского Союза. Они хотели сохранения не коммунистической идеологии, но прежде всего могущественной державы, обеспечившей абхазской нации стабильность и защиту от грузинской ассимиляции. И по этой причине любое выступление против властей было сложной задачей. Предстояло не только бороться с грузинским сопротивлением, нои доказывать высокопоставленным партийным руководителям всех рангов, что в попытках ослабить грузинский контроль нет стремления расшатать советский строй, а есть лишь намерение восстановить нарушенную справедливость.

Нугзар Агрба: «Из чего был соткан наш патриотизм? Из рассказов родителей мы узнавали о прошлом нашей республики, о репрессиях 30-40-х гг. – в учебниках этого не писали; потом мы сами сталкивались с несправедливостью, когда грузины, казалось бы, дружески расположенные люди, при встречах говорили, что Абхазия – это «наша грузинская земля». Они не уважали наши традиции, наши обычаи. Мотивация борьбы закладывалась в 80-х гг., и в какой-то степени благодаря приезжим грузинам, которые жили несколько лучше, чем остальные горожане. Нас, молодых комсомольцев, коробило то, что в последние десятилетия ленинская национальная политика была очень сильно искажена. Мы видели, что город развивается неравномерно: лучшие кадры составлялись из горожан, а льготы доставались «гастролерам»; ткварчельцам не было предоставлено право самим решать такие вопросы. Мы – образованные, молодые ребята, – конечно, хотели что-то изменить в нашей стране».

Давид Пилия: «В 1982-м я пришел директором на завод разъемов (полное название – «Ткварчельский филиал Тбилисского завода разъемов Министерства электронной промышленности СССР»). Сама идея строительства этого завода была временным востребованием: когда основные запасы угля начали отрабатываться, встал вопрос о занятости трудового населения Ткварчели, которое освобождалось из системы угольной отрасли. Так были созданы два новых крупных предприятия на Нижней площадке:**** завод «Заря» (официальное название – филиал Ленинградского объединения) и завод разъемов. Строительство шло хозяйственным способом, т.е. сам завод строил инфраструктуру на базе хозяйственных мастерских управления «Ткварчелшахтострой» (это была ремонтная база). Завод был ориентирован на выпуск спецтехники для оборонной отрасли, соответственно – с военной приемкой, это была очень ответственная должность. Я попал на завод, когда мне было тридцать лет, после комсомола. Мое знакомство с руководством этой отрасли произошло в мае 1982 года – будучи делегатом съезда ВЛКСМ, я был принят министром электронной промышленности СССР. Этот пост занимал Шокин Александр Иванович, дважды Герой социалистического труда, умница редкостный; уже тогда я рассказал ему о проблемах завода, объяснил, что завод обеспечивается по остаточному принципу – все необходимое поступало главным образом на тбилисский завод разъемов, а Ткварчели получал то, что осталось. Притом ткварчельский филиал и тбилисский головной завод выпускали разные изделия. Став директором и изучив финансово-хозяйственное состояние, я пришел к выводу, что дальнейшее пребывание в составе тбилисского завода разъемов нецелесообразно – и решил: пришла пора поднять вопрос об отделении, что в те годы считалось практически невозможным».

Судьба ткварчельского филиала тбилисского завода разъемов решалась в 1983 – 1984 гг. Надо отметить, что это было образцовое предприятие, с молодым коллективом, который в значительной степени пополнился креативными сотрудниками с приходом нового директора: Давид Пилия привел на завод треть комсомольского актива Ткварчели и сумел распределить бывших комсоргов на ответственные участки незнакомого производства. Выбор оказался удачным: предприятие процветало, на заводе царила особая атмосфера дружелюбия, сплоченности и взаимопомощи. Перспективы роста и развития завода были высокими, поэтому инициатива, касающаяся изменения его статуса, казалась оправданной и уместной.

Комсомольский актив г. Ткварчели

Давид Пилия: «В августе 1983 года наш завод посетил председатель Совета Министров СССР, и перед ним я поднял этот вопрос – чтобы наше предприятие вывести в подчинение тех, которые занимаются нашей продукцией. Посещение человека такого уровня решало многое. Через два дня я был снова принят Шокиным, который спросил, поддержит ли нашу просьбу абхазский обком партии? Я не был уверен, что ЦК Компартии Грузии поддержит, однако на обком надеялся. К сожалению, потом у меня и с обкомом возникли проблемы: письмо с обращением в адрес министра электронной промышленности многие отказались подписать, а некоторые ответственные работники отговаривали меня. Зато письмо было подписано 2-м секретарем обкома Михаилом Цуладзе, и вопрос решился положительно. Понятно, такое решение не могло быть принято без санкции 1-го секретаря, Бориса Адлейба: он не помогал нам открыто, но мы чувствовали поддержку с его стороны… Наше предприятие включили в состав Московского научно-производственногообъединения «Система» (оно занималось именно разработкой перспективных модификаций нашего изделия). А вот после передачи предприятия (она состоялась в апреле 1985 года) у меня начались серьезные неприятности: всевозможные жалобы в ЦК КПСС, ЦК КП Грузии, длительные ревизии от разных ведомств министерства электронной промышленности; но в наших действиях не было ничего крамольного, наши дела были в порядке, отчетность на заводе велась на высоком уровне – и наш коллектив эти ревизии благополучно пережил. Не знаю, много ли в Абхазии предприятий, которые сумели уйти из-под власти Грузии, но завод разъемов ушел – и спасибо тем, кто нас в этом активно поддерживал».

Это был незначительный успех на фоне всеобъемлющего господства грузинского правительственного аппарата. Он не сопровождался комментариями в печати и со стороны казался стандартным ведомственнымпереподчинением. Но это был прецедент, который показал, как можно изменить сложившийся порядок, действуя в рамках закона. Этот случай стал наглядным доказательством тенденции, которая все ярче проявлялась в последующие годы, – что Москва готова, пока что в отдельных, второстепенных вопросах, идти навстречу пожеланиям абхазцев в ущерб Тбилиси. Вывод ткварчельского шахтоуправления, а следовательно, и всего города, из подчинения Кутаиси был более сложной задачей, и ее реализация затянулась надолго.
___________________________________
* В Ткварчели было два Давида Пилия, сыгравших заметную роль в политической жизни: Давид Григорьевич Пилия и Давид Чичович Пилия; первый был 1-м секретарем горкома партии, второй – секретарем горкома комсомола, директором завода «Аргонавт», заместителем председателя горисполкома, а в 1991 году был избран депутатом Верховного Совета Абхазии. Далее речь пойдет именно о его деятельности; говоря о Давиде Григорьевиче Пилия, мы будем выделять его имя и отчество полностью.
** Был одним из тех, кто в первые дни войны с оружием в руках встал на защиту города. В 1992 году находился под следствием в тюрьме Лефортово за организацию доставки оружия в Абхазию, был отпущен по подписке о невыезде.
*** Во время грузино-абхазской войны 1992-1993 гг. был командующим ткварчельского полка, затем военным комендантом г.Ткварчели. Трагически погиб в мае 1995 г. За героизм, проявленный в ходе боевых действий, посмертно награжден орденом Леона.
**** В состав города Ткварчели территориально входили микрорайоны: Верхняя и Нижняя площадки, поселки в верховьях реки Галидзга – Харчилава, Хухун, Акармара, Джантуха, Махме, Поляна. На Нижней площадке концентрировались заводы и прочее производство, на Верхней площадке преобладали «белые воротнички», интеллигенция, здесь же находились правительственные здания.

04. Ткибули и Ткварчели против Кутаиси

Здание горкома партии и горисполкома, ныне - администрации района

В марте 1985 года к власти в СССР пришел Михаил Горбачев и в апреле 1986-го провозгласил перестройку. Политическая либерализация повлекла за собой новый подъем абхазского национального движения, который выразился в создании Союза творческой молодежи в Пицунде (в апреле 1987 года), а еще полтора года спустя – в основании Народного Форума «Аидгылара». Между тем еще в первые годы перестройки в Ткварчели продолжались незаметные для окружающих перемены, которые стали основой для широкомасштабного национального подъема. Но прежде чем говорить о них, следует сказать несколько слов о позиции официальных властей. Стиль правления партийных руководителей Восточной Абхазии отчасти дает объяснение, почему не были приняты решительные меры против «смутьянов», хотя отдельные грузинские чиновники были бы рады сделать это.

Ткварчели, как город республиканского подчинения, не зависел от Очамчиры, но свою роль играло и то, что пост 1-го секретаря очамчирского райкома партии в 1982 – 1989 гг. занимал Сергей Багапш. Он прославился большим строительством, подчеркнутой демократичностью; бывший спортсмен, он в критический момент мог пустить в ход и кулаки (в частности, разнимая драку у очамчирского ресторана «Эрцаху»), а позже, в 1989 году, заплатил должностью за участие в обороне города от грузинского нападения. До назначения в Очамчиру Багапш некоторое время был 1-м секретарем обкома комсомола и членом бюро обкома партии; именно при нем пришли в политику многие ткварчельские комсомольские лидеры.

Нугзар Агрба: «В Ткварчели перемены начались потому, что появилась группа молодых людей, которые разбирались в истории, надеялись остановить упадок, угрожающий городу, хотели сохранить его потенциал. Именно наша молодость была причиной нашей смелости: представители старшего поколения в силу своего возраста, образования и воспитания, которое они получили в 50-х, а порой еще в сталинские времена, просто не могли поверить, что возможно изменить ситуацию по инициативе «снизу». В большинстве мы были взяты на работу при Багапше, когда он был 1-м секретарем обкома комсомола. В то время в комсомоле было приятно работать – проводилось много мероприятий, направленных на воспитание молодежи, атмосфера царила непринужденная, демократичная, и создавали ее сам первый секретарь и его окружение. Позже мы в Ткварчели поддерживали друг друга, работая в разных сферах: Давид Пилия – советский работник, я – партийный работник, Илья Гамисония – хозяйственник, Климентий Джинджолия, Лаврентий Голава и Валерий Джинджолия – профсоюзники. Совместная работа в комсомоле объединяла нас на протяжении десятилетий».

В Ткварчели 1-м секретарем горкома в первой половине 80-х гг. был Константин Салия. Абхазец, он прекрасно говорил по-грузински, долго жил и работал в Грузии, абхазскому движению не сочувствовал, а позднее первым из партийных чиновников вышел из компартии. Впоследствии Салия уехал в Грузию и возглавил комитет по туризму в правление Эдуарда Шеварднадзе, который ему доверял. Однако на посту руководителя Ткварчели Константин Салия заслужил уважение справедливостью и знанием дел; против абхазов он не выступал, и первые политические предприятия группы комсомольцев прошли без особого сопротивления городских властей. Когда же в начале 1985 года Константина Салия сменил на посту 1-го секретаря Давид Григорьевич Пилия, обстановка для деятельности «заговорщиков» стала еще более благоприятной.

Давид Григорьевич Пилия несколько лет проработал в Тбилиси в аппарате Эдуарда Шеварднадзе, курировал вопросы печати и информации; постоянное общение с журналистами наложило отпечаток на его манеру общения – он привык вести себя раскованно, свободно, умел легко расположить к себе незнакомого человека. В ткварчельском горкоме он правил либерально и патриархально, не был чрезмернотребователен к подчиненным, запросто сидел в рубашке без галстука в городском кафе, где проводили время пенсионеры и сбежавшие с уроков школьники. Старых коммунистов шокировало такое поведение первого секретаря, изредка они пытались увещевать его, напоминая, что партийный руководитель обязан сохранять авторитет перед лицом народа. «Правда? – говорил Давид Григорьевич. – Подходи, угощайся. И что же я не так делаю, по-твоему? Вот стул, садись. Кофе ему принесите… Ну, я подумаю…», – и возобновлял неспешную беседу. В то же время Давид Пилия был весьма неравнодушен к политике; при нем движение «комсомольцев» явно активизировалось, хотя открыто первый секретарь не выражал поддержки их действиям.

В этот период в комсомольской среде произошли кадровые перестановки, которые усилили влияние группы абхазских активистов. Проработав несколько лет на заводе разъемов (позже переименованном в завод «Аргонавт», возглавил его Илья Гамисония), Давид Чичович Пилия в 1984 году стал 1-м заместителем председателя горисполкома и начальником ТМО (территориального межотраслевого объединения);в 1985 году Климентий Джинджолия был избран профсоюзным деятелем, оставшись членом горисполкома, Лаврентий Голава – председателем шахтного комитета 2-й шахты, Валерий Джинджолия – секретарем партбюро ЦЭММ (центральных электромеханических мастерских), председателем профсоюзного комитета 6-й шахты. Из Сухуми вернулся Нугзар Агрба, проработав несколько лет заведующим отделом ЦК комсомола Грузии, и присоединился к группе комсомольцев. Во главе горисполкома стоял грузин – Нодар Харбедия, но он был человек пожилой и пассивный, и фактически в исполкоме всем заправляли молодые абхазы.

Несколькими годами раньше произошла реорганизация управления промышленными предприятиями города. Шахтоуправление, созданное еще в 1930-40-е гг., позднее расформировали; в 1981 году грузинские власти снова объединили все производственные единицы, прежде обособленные, в шахтоуправление и подчинили его производственному объединению «Грузуголь». Директором шахтоуправления был назначен грузин Кита Кизирия. Параллельно здесь был создан партийный комитет, возглавил его, по традиции, грузин – Гигла Акубардия. Сформирован был и профсоюзный комитет – на предприятиях, подчинявшихся шахтоуправлению, насчитывалось 13-14 тысяч членов профсоюза. В октябре 1985 года его возглавил Климентий Джинджолия. Профсоюзы в Ткварчели еще не были политической силой, предстояло сделать их реальным фактором в борьбе за интересы города.

Лидеры профсоюзного актива г. Ткварчели.
Слева направо: Лаврентий Голава, Климент Джинджолия,
Валерий Джинджолия

Климентий Джинджолия: «Первоначально во главе профсоюза шахтоуправления я и мои друзья не имели никакого влияния. Меня выдвинули в профсоюз еще и для того, чтобы попытаться расколоть нашу с Давидом группу в горисполкоме. С Кизирия мы все же находили общий язык: это был очень образованный человек, начитанный, интернационалист, в то же время и специалист высшего класса. Партком подчинялся горкому, производства подчинялись Кутаиси, а профком оставался на бумаге. Разношерстные профсоюзные организации все подчинялись Кутаиси по отдельности – вплоть до директора стадиона, заведующего клубом и т.д. Тем не менее наши единомышленники заняли ключевые посты в профсоюзах. Лаврентий возглавил профсоюзный комитет на 2-й шахте, на 6-й – Валерий Джинджолия; на 8-й во главе профкома уже стоял Хута Нармания, на 3-й шахте – Владимир Гогуа, в ЦЭММ – Валерий Адлейба. Таким образом, в 1986 году сложился сильный профсоюзный актив, и мы начали предъявлять претензии Кутаиси. На одном из первых заседаний с моим участием, где грузины меня включили в президиум в качестве «свадебного генерала» (как они умели это делать), мы начали открыто заявлять о проблемах города, о нуждах шахтеров и рабочих. Я поставил вопрос: почему даже директор пионерлагеря в Киндги, находящегося на балансе шахтоуправления, должен назначаться в Кутаиси, даже пионервожатые обязаны ездить туда на утверждение? (А кадры, как известно, решают все: кто назначает, от того зависит и все остальное). В 1986 году они долго не утверждали директором ткварчельского Дворца культуры Заура Зухба – фактически за то, что у него в репертуаре не было ни одной грузинской песни, формально они придирались к нему из-за отсутствия на рабочем месте и т.п. – хотя Заур был творческий человек, а не чиновник, сидеть весь день на одном месте он не привык, руководителем он был хорошим, просто грузинам на этой должности – а на нее по традиции назначали абхазца – виделся какой-нибудь пожилой старичок, осторожный и безынициативный. Но я отстоял кандидатуру Заура! Вопрос о выходе из состава «Грузугля» мы пока не ставили официально, но прямо предупреждали: если город не будет получать то, что ему положено, мы рано или поздно откажемся от сотрудничества. Параллельно начали переписываться с Москвой, политические вопросы пока не затрагивали, но экономически обосновывали свои претензии: все предназначенное для нашего города провозится мимо – в Кутаиси через Очамчиру, складируется в Ткибули, а потом мы должны все это опять выпрашивать и везти к себе в город: эшелоны из России идут сначала вглубь Грузии, затем опять в Абхазию. Такая практика нецелесообразна».

Постепенно претензии ткварчельцев стали очевидны для властей всех уровней: абхазские горняки указывали, что в Кутаиси содержится раздутый чиновничий аппарат для управления двумя небольшими шахтерскими городками. Абхазцы просили разъединить Ткварчели и Ткибули, чтобы каждое шахтоуправление имело свой отдельный баланс. Не только ткварчельские абхазцы поддерживали эту борьбу; на первых этапах абхазских шахтеров поддержали их ткибульские коллеги. Дело было даже не в корпоративной солидарности, а в недоверии рабочих к чиновникам из высоких кабинетов, которых ткибульцы считали «нахлебниками» в той же мере, что и ткварчельцы. Борьба против своеволия кутаисских чиновников достигла особого размаха к концу 1987 года. Ткибульцы неоднократно приезжали в Ткварчели для консультаций; союз Ткварчели и Ткибули против Кутаиси долгое время был искренним и принес свои плоды. Лишь позже, когда в Грузии начала подниматься волна национализма, постепенно охватившего все слои населения, ткибульцы стали с подозрением относиться к ткварчельцам, понимая, что в намерении отделиться от Кутаиси скрывается желание освободить абхазский город из-под прямого грузинского контроля. Но и после этого осталось немало грузинских шахтеров, которые сохранили дружеские отношения с ткварчельцами: национальная вражда не всегда и не везде могла разрушить теплые человеческие отношения. В среде шахтеров, так же как и работников ГРЭС и других предприятий с опасным производством, не было места националистам: любая случайность грозила аварией, а то и смертью, и спасения, помощи можно было ждать только от человека, работающего рядом, вне зависимости от того, кто он – абхазец, русский или грузин.

05. Кадровая революция

В числе новаций, сопровождавших перестройку, было право наизбрание руководителей трудовых коллективов; этим воспользовались абхазские активисты в Ткварчели и в 1987 году провели на ряд ответственных постов своих людей. Начальником 8-й шахты стал Валерий Цвижба, 3-й шахты – Рауль Квициния, 2-й – Алик Гицба; начальником Акармарского жилуправления избрали Заура Лагвилава, ткварчельского жилуправления – Заура Харчилава, тепловодоканала – Алика Делба. Руководителем ЦЭММ стал Валерий Харчилава, директором ЦОФ (центральной обогатительной фабрики) – Африкан Делба. Это был крупный успех по стандартам Абхазской АССР: никогда раньше абхазы в Ткварчели не занимали столько руководящих должностей. Хотя само по себе выдвижение абхазцев на руководящие посты еще ничего не решало – новые начальники опасались открыто проявлять инициативу, – но атмосфера в городе неуклонно менялась. Однако менялась обстановка и в масштабах всего СССР, хотя мало кто мог предсказать его распад. Последнее входило в планы грузинских националистов, но никак не абхазского населения: свои блага и свою безопасность абхазы связывали именно с Советским Союзом: сильная держава, «большой щит» для малочисленных народов – на тот момент это было лучшее, что могло гарантировать абхазам выживание в качестве отдельной нации.

Давид Пилия: «С приходом Горбачева уже чувствовалось, что ситуация будет меняться, но по какому пути она пойдет – мало кто из нас предполагал. Заместитель председателя Совета министров Абхазской АССР Шота Шакая приезжал в Ткварчели во второй половине 1986 года (он возглавлял правительственную комиссию, которая изучала аварию на ГРЭС, связанную с гибелью двух человек). В эти дни Горбачев выступал в Ленинграде с докладом о полном хозрасчете, он говорил, что «Запад нам поможет», что надо обновить страну. Никто не сомневался в необходимости обновления – сомнениявызывали методы, на которые сделали ставку реформаторы. Шота Шакая спросил меня: «Давид, как ты смотришь на нашего нового генсека?» – «Вроде бы говорит грамотно». На что он ответил словами, которые оказались пророческими: «Эти акулы нас вывернут наизнанку и раскромсают нашу большую страну». А он был умным человеком, серьезным партийным деятелем, он прошел большую жизненную школу».

Шота Шакая был неординарным руководителем, пользовавшимся немалой популярностью в народе; будучи 1-м секретарем ткварчельского горкома партии, он поддерживал строжайшую дисциплину на работе, в пять часов утра мог лично поймать правонарушителя, выбрасывавшего мусор на дорогу, и заставить его навести чистоту своими руками; если в темное время суток случались частые отключения света, вызывал «на ковер» директора ГРЭС, расставив в своем кабинете стулья в шахматном порядке, чтобы тот прочувствовал, что значит спотыкаться о мебель в кромешной темноте. Он принадлежал к сословию коммунистов, которые видели в советском порядке основу и гарантию стабильности. Старые опытные партаппаратчики вообще придерживались охранительных взглядов. Они понимали, что политические свободы не принесут решения всех проблем, и не склонны были поддерживать процессы, которые вели к разложению системы. Но ткварчельский актив продолжал начатое дело, поскольку в этот период первая волна национального движения уже покатилась по Грузии. Было ясно, что даже если до последней возможности уклоняться от конфликта, он рано или поздно постучится в двери. Абхазские общественныедеятели в Сухуми и Гудауте уже искали пути к самовыражению; ткварчельцы же предпочитали теории практику. Наступила осень 1988 года – это был год, когда проводились выборы в партийных органах.

Климентий Джинджолия: «В сентябре 1988 года мы решили провести своего человека секретарем парткома. Гигла Акубардия был непопулярен, многих его друзей уже скинули с менее значительных постов. Тайным голосованием Акубардия «прокатили»; председатель счетной комиссии не хотел признавать такого результата, но принципиальность членов счетной комиссии – Валерия Булия и Сергея Амичба – спасла дело; помогло и то, что подсчет происходил в присутствии Нугзара Агрба, который являлся заведующим организационным отделом горкома, он не дал подтасовать итоги. Давид Григорьевич Пилия, первый секретарь горкома, вышел на Лаврика Голава и спросил: «Кого хотите выдвинуть вместо Акубардия?» Было названо имя Бориса Ачба, нашего друга, который даже не предполагал, что ему предложат этот пост, и мы его избрали. Это был беспрецедентный случай – ведь обычно вся процедура выборов была расписана до мелочей, нельзя было запятую поставить без предварительного согласования. О происшедшем сразу узнали и в Сухуми, и в Тбилиси».

Вахтанг Пипия: «Важно отметить, что в данном случае оппозиция сложилась среди ткварчельских коммунистов, и это было не случайно. В парткоме шахтоуправления из 1400 коммунистов, стоявших на учете в городе, числилось около 800, т.е. 60%. Я, как заместитель секретаря парткома шахтоуправления, хорошо видел причины, по которым Гигла Акубардия вызывал недоверие. Акубардия был опытный партийный функционер, но он был функционером образца 40-50-х. Прежде всего, он был снисходителен к тем грузинским коммунистам, которые халатно относились к своим обязанностям – их не наказывал, а к малейшему проступку лиц других национальностей, в т.ч. и абхазской, он относился очень придирчиво. Помимо национализма, были и другие причины: в новых политических условиях ему следовало отказаться от командного тона, научиться находить общий язык с людьми; он не сумел этого сделать. В шахтоуправлении преимущественно работали грузины – и среди делегатов конференции преобладали грузины; но они поддержали нашу инициативу! А инициаторами были Климентий, Нугзар и я. Надо сказать, то была не полностью наша заслуга: секретарь парткома не имел авторитета; но объяснялся наш успех именно политическими причинами. Вот так, неожиданно для всех, мы провалили кандидатуру Акубардия, в список членов парткома он не попал – его фамилию вычеркнули больше 70% бывших в зале. Это был нонсенс – чтобы секретарь парткома не попал в список членов парткома. В сущности, то было первое проявление демократии в нашем городе. А следующую, общегородскую, партконференцию можно считать переломным моментом – после нее и молодежь, и старшее поколение стали активнее объединяться и участвовать в политике».

В ноябре 1988 года подошло время общегородской партийной конференции. На ней коммунистическому руководству полагалось отчитаться о своей работе, после чего делегаты от парторганизаций всех предприятий города должны были вновь утвердить (или не утвердить) городскую партийную верхушку на прежних постах. По негласной традиции, всех секретарей горкома каждый раз утверждали заново, если только смена руководства не была запланирована в высших инстанциях. Ткварчельцы же, воодушевленные легким и быстрым смещением Акубардия, отважились на неслыханную дерзость – самовольную смену второго секретаря горкома. Это была «грузинская» должность, и ее занимал человек, являвшийся одновременно лидером «грузинской партии» в городе Ткварчели – Реваз Дундуа. Он уже давно понял опасность, исходящую от «абхазского кулака», и открыто действовал против «комсомольцев», но ткварчельское отделение КГБ работало плохо – грузины не могли представить, что ткварчельцы задумают поменять второго секретаря. Реваз Дундуа был высокомерен, заносчив с абхазскими коллегами по работе, и многие относились недоброжелательно по отношению к нему лично.

На общегородской партийной конференции (делегатов насчитывалось более трехсот) был избран будущий горком – 67 человек, из которых полагалось выбрать секретарей и членов бюро. Неожиданные результаты голосования стали очевидны не сразу, но оказались сенсацией. О результатах доложили в столицу республики, и первый секретарь обкома Борис Адлейба немедленно приехал в Ткварчели – в половине двенадцатого вечера.

Эти события захватили уже самые широкие круги ткварчельцев: огромный зал Дворца культуры, где проходило мероприятие, был переполнен, сотни людей толпились у входа, ожидая, что произойдет. Бледный, растерянный Реваз Дундуа был в замешательстве, но все еще надеялся, что повторное голосование приведет к его утверждению. Борис Адлейба собрал пленум и во второй раз поставил вопрос на голосование. Но и в присутствии главы республики делегаты выразили недоверие Дундуа, и стало ясно, что настроения ткварчельцев переломить не удастся.

Климентий Джинджолия: «Борис Адлейба собрал все свои бумаги, спустился со сцены в зал и сказал: «Пусть поднимут руки те, кто не хочет Дундуа». Встали я, Давид Пилия и Нугзар Агрба – что уже скрывать от всех, фактически мы были организаторами этого конфуза. Борис Адлейба отвел нас за кулисы и спросил: «Кого хотите?» А для нас главное было – выгнать Дундуа и заставить обком смириться с решением ткварчельцев. Борис Адлейба предложил выдвинуть Реваза Гергедава; мы понимали, что место второго секретаря все равно остается грузинским, а Резо Гергедава был настроен совсем не так, как Дундуа, и для нас не опасен. Мы переговорили между собой и решили: черт с ним, будет нам мешать – сбросим и его. И выбрали! Весть об ошеломляющих итогах выборов быстро распространилась и стала известна и в Тбилиси, и в Москве.

Однако нас не все поняли правильно, кое-кто из абхазцев нас сильно осуждал: ведь это было потрясение основ, недальновидные люди считали, что мы только напрасно провоцируем грузинские власти. Грузины же перевели Реваза Дундуа, по особому распоряжению, инструктором обкома партии. А пока что в утешение купили ему машину: он ведь привык к статусу большого начальника, как же он будет ездить на общественном транспорте, вместе с народом? Но машину распределяли через профсоюзы – а мы не давали! И несколько руководящих работников из Ткварчели и Сухуми напрямую «выбили» в Кутаиси для Дундуа автомобиль в личное пользование…»

Грузинские чиновники в Кутаиси уже почувствовали, что в Ткварчели творится что-то неладное, и стали смотреть на ткварчельский актив как на врагов. Когда абхазская делегация в очередной раз приехала в Кутаиси, генеральный директор «Грузугля» Борис Саникидзе обрушился на нее с нападками. Абхазцев нападки не смутили – хуже было то, что распался союз ткибульских и ткварчельских шахтеров. Главным же следствием свержения Дундуа стало утверждение новой традиции – назначать на ответственные посты исключительно ткварчельцев (Гергедава был последним начальником, живущим вне города), хотя грузины «по инерции» пытались навязывать людей извне. Годом позже ткварчельцы сумели самостоятельно назначить и силовика – утвердить начальником милиции Валерия Лагвилава. Пока что главной заботой оставалась непрекращающаяся тяжба с Кутаиси.

Климентий Джинджолия: «На одном из совещаний в Кутаиси, на подведении итогов, я выступал с отчетным докладом и подверг жесткой критике руководство: «Денег мало спускают, шахтерские поселки запущены, дома и дороги приходят в упадок, школы, детские сады и клубы без крыши!» Саникидзе: «Вы увлеклись политикой, превратили ваш кабинет в комнату для пропаганды, антигрузинскую пропаганду разводите!» Ткибульцы, присутствовавшие в зале, тоже загудели. И вот тогда я перешел к самому интересному: рассказал о засекреченном санатории, который находился в Гагре и числился на балансе шахтоуправления, то есть изначально был предназначен для восстановления здоровья ткварчельских шахтеров. Но в городе Ткварчели никто даже не подозревал о существовании этого санатория, который содержался на деньги ткварчельских горняков. Там хорошо проводили время кутаисские чиновники (иногда и ткибульские шахтеры, но они были в меньшинстве), а мы в своем родном городе не могли выдать путевку шахтеру в гагринский санаторий… О существовании этого санатория мы с ребятами узнали случайно и ночью поехали искать его, хотя точно не знали, где он находится. Однако все-таки нашли и разговорились с начальником охраны; он оказался абхазцем и поделился с нами этой сверхсекретной информацией – что перед нами, оказывается, ткварчельский санаторий, где должны отдыхать шахтеры. Этот рассказ переполнил чашу терпения грузин. Саникидзе отключил микрофон; я сошел с трибуны, все ткварчельцы в знак протеста встали, ушли из зала и на двух автобусах уехали домой. Из нашей делегации остался только Кизирия, он вышел к нам, извинился, пожелал удачной дороги. По возвращении в город на меня сразу стали оказывать сильнейшее давление партийные работники города и республики, требуя отказаться от конфронтации, угрожая исключением из партии в присутствии собственного корреспондента газеты «Правда» в Тбилиси Лебонидзе».

Грузинским руководящим работникам еще казалось, что конфликт можно погасить, но в самой Грузии уже созрела новая сила, с которой и предстояла борьба.

Давид Пилия: «С середины 1988-го в нашем обществе все чаще стало звучать слово «неформалы». В Грузии развернулась критика в адрес коммунистических властей. Она сводилась к тому, что Грузия не заслуживает того положения, в котором находится, она должна жить лучше, и в этом кто-то виноват».

В Абхазии началось ответное движение, которое привело к созданию Народного Форума «Аидгылара». Столкновение с грузинскими ультрапатриотами было неизбежно.
06. Консолидация и новые перспективы

«Кадровая реформа» в Ткварчели примерно совпала по времени с началом массового национального движения в Тбилиси и других городах Грузии – под лозунгами выхода из состава СССР; совпала она и с радикализацией абхазских патриотов. Еще в июне 1988 года группа абхазских общественных деятелей отправила в Москву с XIX-йпартконференции «письмо шестидесяти» с просьбой о восстановлении Абхазии в статусе союзной республики. Летом – осенью 1988 года Союзом творческой молодежи было проведено несколько уличных манифестаций в Сухуми, а 13 декабряв государственнойфилармониисостоялсяучредительныйсъезд Народного Форума «Аидгылара».* Вначале эти события почти никак не были связаны с переменами, происходившими в Ткварчели, где абхазские активисты уже предприняли реальные шаги, потеснив грузин во властных структурах. В Сухуми, где абхазское население составляло всего 15%, таких успехов ожидать не приходилось, и Народный Форум был сформирован людьми, не входившими в систему официальной власти – общественными деятелями, представителями творческой интеллигенции. Но вскоре между сухумскими и ткварчельскими патриотами были установлены прочные связи: настало время для объединения и координации действий.

Климентий Джинджолия: «Представители НФА обратились к Лаврику Голава: они его хорошо знали. Приехали к нам в город Валерий Кварчия, Бочо Аджинджал и Гиви Хашба. Какое-то время ушло на разработку планов по созданию филиала «Аидгылара». В шахтоуправлении, в кабинете председателя объединенного профсоюзного комитета, был штаб нашего актива, мы там засиживались допоздна. Нас пытался подслушивать глава ткварчельского КГБ, Темур Леквейшвили, с помощью своего близкого друга Яго Берилидзе, главного маркшейдера шахтоуправления, который появлялся у нас по поводу и без повода и прислушивался к нашим разговорам. Секретарша его, абхазка, постоянно заглядывала ко мне в кабинет: «Климентий Котевич, вы здесь? А-а…» Через две минуты то же самое. Вот в таких условиях создавалось отделение НФА в городе Ткварчели… Сформировать его не было проблемой – все наши ребята, о которых говорилось выше, быстро вступили в организацию, но в узком кругу мы долго думали, кого выдвинуть председателем? Нужен был авторитетный, солидный человек, предпочтительно не молодого возраста, как и все руководители отделений НФА. Вот тогда мы решили пригласить Сократа Джинджолия: умный, образованный человек, опытный работник, – с его избранием авторитет новой организации среди ткварчельцев сразу поднялся… Но не всем ткварчельцам наша инициатива нравилась, одно время мы, начиная с Лаврика и меня, почувствовали, что оказались в опале. Даже смена второго секретаря осуществлялась в рамках советской системы и, следовательно, формально грузины не могли иметь к нам претензий, но теперь мы учредили филиал организации, уже не имеющей отношения к официальной власти. Поводов для придирок к нам было теперь более чем достаточно».

Однако события в 1989 году развивались по восходящей, и то, что казалось подозрительным еще вчера, спустя два-три месяца выглядело уже вполне безобидно.

Под воздействием экономических неудач, успехов либерального движения в Москве и национальных выступлений на окраинах сторонники независимости Грузии умножили усилия по агитации грузинского населения. Грузинские неформалы, объединившиеся под предводительством Мераба Костава и Звиада Гамсахурдия, стремительно набирали популярность. Коммунистические власти Грузинской ССР все слабее пытались противодействовать национал-патриотам, стараясь лишь не выпускать ситуацию из-под контроля. В феврале 1989 года в Тбилиси состоялись митинги грузинской молодежи под лозунгами возрождения независимой Грузии, в конце февраля они распространились и на Сухуми. В свою очередь, абхазские активисты пошли на решительный шаг: 18 марта 1989 года состоялся 30-тысячный Лыхненский сход, на котором было принято уже общенародное обращение на имя генеральногосекретаряЦК КПСС иглавыправительства – о восстановлении Абхазской ССР, причем на этот раз документ был подписан главами партийной и исполнительной власти Абхазии – Борисом Адлейба и Валерианом Кобахия.

Это был неизбежный шаг, которым абхазы подтвердили свое намерение оказывать сопротивление любым планам по ограничению своих прав, от кого бы эти планы ни исходили – от официальных грузинских властей или от сторонников независимости Сакартвело. Грузинские неформалы с самого начала были настроены непримиримо и ориентировались на идею унитарного государства, без автономий. Уже позднее Звиад Гамсахурдия, став президентом и натолкнувшись на вооруженное сопротивление в Южной Осетии, счел за лучшее договориться по-хорошему с абхазами и с аджарцами. Но в 1988 – 1989 гг. грузинские национал-патриоты в подавляющем большинстве не видели иного будущего для Грузии: они планировали лишить особого статуса все три автономии и открыто об этом говорили.

Создавалась парадоксальная ситуация: в Советском Союзе сохранялась однопартийная система, и новых грузинских партий и движений, ставивших перед собой задачу отделения от СССР, официально как будто не существовало. В то же время всем было хорошо известно, какие цели преследуют грузинские неформалы, какую модель государственного устройства они желают воплотить и какими средствами намерены воспользоваться в случае сопротивления. Абхазы во имя сохранения своей государственности и своей национальной самобытности были обязаны начать борьбу; но они не могли вести открытую полемику в прессе, не имели права создать вооруженные формирования для самозащиты и долгое время даже не могли озвучить свои претензии на высшем уровне – в Москве. Горбачевская «гласность» была лишь робкой попыткой расширить свободу высказываний в печати, никто и представить не мог, что через несколько лет будут существовать сотни разнообразных газет и журналов, а в Интернете можно будет писать что угодно. Бороться было необходимо – но в той же мере необходимо было оставаться в рамках советской законности. Формально никакой угрозы для автономии Абхазии не существовало, грузинские коммунистические органы не поддерживали сторонников Костава, Гамсахурдия, Чантурия, Церетели и прочих новоявленных вождей. И в то же время для всех было очевидно: идеи национал-патриотов стремительно распространяются среди самых широких слоев грузинского населения, и как только неформалы добьются свободных выборов, они придут к власти совершенно легальным путем и получат широкие возможности для воплощения в жизнь своей политической программы.

Общая опасность неминуемо должна была сплотить все слои абхазского общества. Советские партийные руководители-абхазы на всех уровнях в той или иной степени сочувствовали активистам Народного Форума «Аидгылара». Секретари райкомов на местах – Константин Озган в Гудаутском районе, Сергей Багапш в Очамчирском районе, Давид Пилия в Ткварчели, Руслан Язычба в Гагре – видели союзников в «аидгыларцах», а не в грузинских товарищах по партии. Коммунистические руководители Грузинской ССР уже тогда были склонны идти на уступки грузинским националистам, надеясь выиграть время, добиться временного компромисса, а самое главное – дождаться, пока определится генеральная линия КПСС. Но в Москве уже развернулась борьба на самом высоком уровне: шла напряженная подготовка к 1-му съезду народных депутатов СССР,на котором сторонники реформ намеревались бросить вызов Политбюро. У грузинских неформалов были развязаны руки, а грузинское население Абхазии уже находилось под их сильнейшим влиянием.

Лыхненское обращение было опубликовано в печати 24 марта 1989 года; уже на следующий день в Тбилиси и в Сухуми началась серия уличных манифестаций под антиабхазскими лозунгами, причем в Сухуми на митинге присутствовало до 20 тысяч человек. Новой массовой силой стали грузинские студенты, которые потребовали отставки ректора АГУ Алеко Гварамия, организовали голодовку и 30 марта вынудили приехать к ним в Сухуми на встречу 1-го секретаря ЦККПГрузииДжумбера Патиашвили. Последний официально осудил Лыхненское обращение, одновременно пытался утихомирить грузинскую общественность, но это оказалось ему не под силу. Грузинские неформалы, увидев прекрасный предлог для достижения своих целей, удесятерили усилия по разжиганию националистических настроений. Через день, 1 апреля, грузины планировали провести показательный митинг в селе Леселидзе** у реки Псоу.

Зона города Гагра (так официально именовался современный Гагрский район) была областью с преобладанием грузинского населения, абхазы здесь насчитывали всего 9,1%.Однако местные абхазы выразили готовность помешать этой акции, и на помощь к ним отправились их сторонники из других районов республики: было жизненно важно продемонстрировать способность дать отпор любым действиям грузинских ура-патриотов. Ни гудаутцы, ни ткварчельцы не собирались оставаться в стороне; пора было переходить к координации действий по всей республике.

Климентий Джинджолия: «1 апреля 1989 в Государственной филармонии в городе Сухуми проходило заседание НФА, продолжавшееся несколько дней. Накануне, по просьбе руководителей НФА, делегаты из Ткварчели (Валерий Джинджолия, Лаврентий Голава, Нугзар и Борис Агрба, Давид Пилия, Борис Ачба и я) выехали в Гагру для оказания поддержки заместителю главы администрации города Руслану Язычба, чей кабинет был блокирован грузинами. Надо сказать, что Руслана Язычба я до этого дня не знал и даже в глаза его не видел: именно во время этих событий, совместной борьбы абхазские деятели по всей республике начали знакомиться между собой, это потом очень помогало в годы войны. Язычба проинформировал нас, что с утра у здания горкома партии грузины планируют провести митинг. Нашей целью было воспрепятствовать проведению митинга в городе Гагра, что нам и удалось».

Наур Кубрава: «В Гагре Руслан Язычба был фактически во главе движения, грузинские националисты ненавидели его. В тот день ему хотели забить дверь в кабинет– мы не позволили, но грузины, проходя большой толпой мимо здания администрации города, кричали хором, вскидывая кулаки: «Язычба – вон из города!» «Язычба – вон с Псоу!» «Язычба – вон из Абхазии!» Это были местные грузины, они собирались первоначально ворваться и в администрацию, но не смогли этого сделать: в дверях стояли гудаутцы, кое-кто из ткварчельцев. И тогда грузины решили пойти в Хеивани, и туда же наши ребята отправились, чтобы не дать им развернуться, как те рассчитывали».

Нугзар Агрба: «Узнав, что грузинский митинг пройдет в Хеивани, мы приехали туда и стали ждать – примерно в восемь утра участники митинга должны были появиться. В ожидании мы прямо у железнодорожного полотна покемарили час-полтора. У нашей группы уже было оружие – один пистолет на всех; с ним мало что можно было сделать, но главным было то, что наша группа состояла из официальных лиц. Ночью мы успели сообщить в Ткварчели, и 1 апреля на автобусах подъехало подкрепление, возглавляли эту колонну Мата Джопуа, Жоржо Тарба, Леонид Аршба, Нугзар Салакая и др. Когда грузины узнали, что их ждут в Леселидзе– ткварчельские, гагрские, бзыбские, гудаутские, сухумские абхазы – они решили пойти в Хеивани. Но как раз там и прозошла драка».

В целом события 1 апреля стали рубежом, после которого противостояние между грузинами и абхазцами уже не ограничивалось митингами и агитацией. Столкновения прошли в тот день в нескольких населенных пунктах Гагрского и Гудаутского районов. Но и коммунистические органы власти Абхазии действовали решительно: Константин Озган и Валериан Кобахия в этот день приехали на Псоу и оборвали грузинскую акцию на середине; представители ткварчельского комсомольского актива вмешались в события на другом конце республики. Сопротивление становилось общенациональным, но впереди было самое серьезное за все 80-е годы испытание.
_________________________

* Вначале он недолгое время назывался Народным Фронтом, т.к. был организован по аналогии с Народными Фронтами в Прибалтике и других частях СССР; затем название было сменено на «Народный Форум» – менее воинственное и более отвечающее поставленным задачам.
** Современный Гечрыпш.

07. Четыре дня июля

Три с половиной месяца, прошедшие между митингом 1 апреля и большими столкновениями в масштабе всей Абхазской АССР, продлившимися четыре дня (15 – 18 июля), были заполнены событиями, которые привлекли внимание и высшего руководства СССР, и общественности всей страны. Но это внимание было однобоким. Разгон митинга на проспекте Руставели 9 апреля 1989 года вызвал волну сочувствия к грузинской стороне, и перед грузинскими неформалами открылось широчайшее поле деятельности. Теперь они получили возможность открыто призывать к борьбе как против Москвы, применившей жесткие меры при разгоне митинга, так и против абхазов, покушающихся на территориальную целостность Грузии.* Именно события 9 апреля сделали возможной мобилизацию вооруженной толпы, которая летом того же года была брошена против абхазов. В апреле – мае 1989 года грузинская молодежь в городах Абхазии, прежде всего в столице, устраивала разнообразные демонстрации, митинги, забастовки; ее поддерживали грузинские рабочие сухумских заводов, преподаватели, школьники. Лидерам Народного Форума пришлось вырабатывать стратегию борьбы, которая позволяла бы оказывать сопротивление грузинам, не доводя при этом дело до столкновений, которые – при численном превосходстве грузин в масштабах Абхазской АССР и тем более Грузинской ССР – могли бы окончиться катастрофой для абхазского народа, еще не имевшего ни оружия, ни боевого опыта.

К моменту учреждения ткварчельского отделения Народного Форума в городе существовала устойчивая группа, от которой зависело, насколько высокой будет готовность к обороне. Актив составляли Сократ Джинджолия, Давид Пилия, Лаврентий Голава, Климентий Джинджолия, Нугзар Агрба, Валерий Джинджолия, Борис Ачба, Илья Гамисония, Славик Гварамия, Юрий Кварчия, Чичико Миная, Анатолий Воуба, Мурман Цахнакия, Амиран Ахсалба, Алик Гицба, Беслан Квициния, Амиран Джопуа, Раули Квициния, Вахтанг Цецхладзе, Евгений Иванов, Отар Кархалава, Павел Гамгия, Леонид Аргун, Анатолий Какулия, Ляля Торчуа, Нодар Аршба, Мегона Чкадуа, Денвар Асландзия, Гиви Адлейба, Заур Аджинджал, Вианор Гварамия, Даур Воуба, Нури Аршба, Терент Аршба, Даур Аршба, Вахтанг Пипия, Беслан Кубрава, Мата Джопуа, Жоржо Тарба, Анатолий («Каратэ») Хашба, Беслан Кварчия, Зураб Аргуния, Виктор Квеквескири, Заира Квасия, Дмитрий Джопуа, Юрий Шамба, Валерий Адлейба, Светлана Мерцхулава, Нугзар Салакая, Отар Вардая, Марина Воуба, Тина Кварчия, Илья Ачба, Светлана Цвижба, Славик Булия, Валерий Квициния, Шамил Багателия, Антон Ханагуа, Энвер Лакербая, Анатолий Джинджолия, Леонид Аршба, Валерий Булия, Африкан Делба, Хута Джинджолия, Александр Ченгелия, Людмила Квеквескири, Валерий Цвижба, Ражден Ачба, Северьян Тарба, Семен Адлейба, Александр Адзынба, Валерий Харчилава, Вахтанг Харчилава, Рауль Ласурия. К этому же списку относятся представители педагогического актива – Юрий Аджинджал, Евгений Сангулия, Арспил Тортия, Алексей Джинджолия, Белла Аршба, Лали Шат-Ипа, Алла Адлейба, Белла Цвижба, Лариса Берзения, Тина Аршба, Валентина Вардая, Лиана Харчилава, Этери Джонуа, Галина Аршба; а также работники медицинских учреждений – братья Владимир и Дмитрий Гумба, Фаина Сабуа, Алла Цвижба. Несмотря на то, что НФА был органом абхазского национального движения, в работе ткварчельского отделения принимали участие армянин Матевос Тащян, активно помогали русские – Нина Пономарева, Виктор Усанов, Петр Василенко, Елена Дорохина и т.д. Из абхазских активистов многие входили во властные структуры, а многие – в Народный Форум; в деятельность последнего ткварчельцы внесли заметный вклад. Ткварчельские абхазы имели опыт непосредственного участия в политике, комсомольцы были хорошо знакомы с партийной дисциплиной и в то же время знали механизм закулисных интриг,что и позволяло им в предыдущие годы проводить свою линию вопреки желанию грузинских коммунистов.

Климентий Джинджолия: «Наша совместная работа с Народным Форумом очень много принесла и ткварчельцам, и сухумчанам. Мы всегда были мобильными, откликались на каждую инициативу НФА, а очень много предпринимали самостоятельно, никогда не ждали подсказки. Ни одно мероприятие в Сухуми не обходилось без участия ткварчельцев (тем более в селах Очамчирского района). На одном из заседаний НФА я взял на себя задачу создать боевую группу – именно тогда я привлек к активной деятельности Гиви Адлейба, старшего лейтенанта запаса, вместе с ним работал Александр Ивченко – он был в исполкоме начальником отдела по гражданской обороне; они вместе внесли большой вклад в организацию тех структур, которые немного позже стали основой национальной гвардии. К июлю 1989 года мы все уже понимали, что занимаемся опасным делом, и совместно с руководством Народного Форума искали способы защитить митингующих: мы особо не надеялись на власть. В нашем городе были специалисты исключительно одаренные, изобретатели; позднее, во время войны, они изготавливали настоящее оружие, пригодное для борьбы с современной армией. И уже в 1989 году они сумели создать самодельные средства обороны».

Необходимость защиты абхазских митингов стала очевидна летом 1989 года. Захватив инициативу, грузины нашли возможность пошатнуть тот баланс, который был установлен после событий 1978 года: создать в Абхазии филиал Тбилисского государственного университета. Вокруг этого проекта и развернулась борьба весной и летом 1989-го. Абхазы рассматривали грузинский проект как первый шаг к возобновлению культурной экспансии; согласие грузинского правительства на создание филиала ТГУ (14 мая 1989 года) стало причиной массовых выступлений с абхазской стороны. Два месяца – с середины мая до середины июля – нагнетание обстановки развивалось по нарастающей; грузины готовились в случае необходимости применить силу. Особого накала грузинские акции достигли 26 мая, в годовщину провозглашения независимости Грузии в 1921 году. Зато 1 июня Владислав Ардзинба с трибуны съезда народных депутатов СССР впервые рассказал широкой общественности о положении в Абхазии и сформулировал главные требования абхазов к грузинским властям. После этого из Москвы была прислана депутатская комиссия Верховного Совета, которая 29 июня признала нецелесообразным открытие филиала ТГУ. Однако грузинские преподаватели и студенты, игнорируя это решение, назначили приемные экзамены на 16 июля. Так была обозначена дата будущих столкновений.

Абхазы готовились помешать открытию филиала, грузины в Абхазии – выступить против них, грузины за пределами Абхазии планировали вторжение в республику, чтобы подавить сопротивление абхазов.По сути, и в 1992 году грузинский Госсовет намеревался повторить то, что не удалось в 1989-м – карательную операцию. Если учесть, что в 1989 году грузины, мингрелы и сваны еще не были расколоты звиадистским движением и сохраняли единство, то можно представить, какая опасность нависла над Абхазией в те месяцы и недели. Капитулировать было нельзя, защищаться– необходимо, но крайне трудно: никто не знал, в каких масштабах могут разгореться столкновения, как поведут себя местные власти и что предпримет Москва.

В ночь с 14 на 15 июля абхазские манифестанты осадили здание 1-й сухумской школы, чтобы помешать началу приемных экзаменов в самопровозглашенный «филиал ТГУ». Одновременно в Сухуми начали собираться толпы грузин, а из Кодорского ущелья спустились вооруженные ружьями и автоматами сваны. Из каждого абхазского города в столицу ехали добровольцы, чтобы помочь сухумским абхазцам.

Надо заметить, что даже в эти дни, когда напряженность была уже очевидна для всех, когда из-за опасности кровопролития у населения по всей Абхазии были собраны охотничьи ружья,** республика жила прежней жизнью, и даже отдыхающие не собирались разъезжаться с курортов. Почти все ткварчельское руководство в субботу 15 июля отправилось в село Яштуха на свадьбу сына Анатолия Чхетия, заведующего ткварчельским гороно; все предприятия города были закрыты. Это едва не помешало отправке колонны автобусов из Ткварчели в Сухуми (группу людей, которая организовывала эту акцию, возглавлял Лаврентий Голава), но в решающий момент помощь оказали директор грузового АТП Сергей Кишмария и главный инженер Анатолий Хашба. Они выделили топливо для автобусов; колонну, отправившуюся из Ткварчели 15 июля, возглавили водители пассажирского АТП – Нури Аршба и Терентий Аршба. Число ткварчельцев, принявших участие в массовых акциях в Сухуми, оценивается по-разному, но можно с уверенностью сказать, что их было не менее полутора тысяч человек. Большинство их прибыло в Сухуми в составе колонны, вышедшей из города рано утром 15 июля.

Дальнейшие события – осада 1-й сухумской школы, побоище в парке Руставели, противостояние на площади Ленина в ночь с 15 на 16 июля и поход 30-тысячной толпы из Западной Грузии на Очамчиру под предводительством грузинских неформалов – требуют отдельного описания. Мы же сосредоточим внимание на участии ткварчельцев в сухумских делах и главное – на тех усилиях, которые были предприняты для обороны города Ткварчели в ночь с 15 на 16 июля и позже. По сути, на востоке Абхазии в июле 1989 года имела место та же стратегическая ситуация, что и в августе 1992 года. Ткварчели точно так же оказался в кольце: с юго-востока наступали иррегулярные формирования, с юго-запада город окружала цепочка грузинских и мингрельских сел, с севера – Кодорское ущелье, населенное сванами. Разница была только в том, что в 1989-м наступление удалось остановить в Очамчире, на мосту через Галидзгу.

Но в 1989 году ворваться в Ткварчели можно было и в обход Очамчиры – через Чхортоли, непосредственно из Гальского района. Ткварчельские активисты поняли необходимость возвращения для координации действий, как только узнали о движении грузинской толпы через Гальский район – а принять такое решение было тяжело, в Сухуми еще кипели столкновения, и исход побоища был неясен.

Наур Кубрава: «Почему-то в тот вечер 15 июля всюду, где я оказывался, происходила драка. Меня удивило, что в рукопашной схватке грузины не выдерживали напора, всегда бежали. В парке Руставели абхазы атаковали толпу грузин малыми силами – мне казалось, не более чем тридцать-сорок человек, в любом случае нас было гораздо меньше, чем грузин; но психологический фактор сыграл решающую роль. Драться в тот день приходилось постоянно: на моих глазах Каратэ Хашба сбил с ног грузина, который снимал все наши машины, фотографировал именно номера – видимо, он был из комитета госбезопасности. Даже там, где абхазцы попадали в окружение, они отбивались до последнего, именно это часто помогало спастись. 15 июля у Белого моста грузинская толпа остановила автобус, приехавший из Кутола: мотор заглох на подъеме, иначе грузины не обратили бы внимания, а так – стали кричать: «Абхазы, абхазы!» Толпа бросилась штурмовать автобус, и Нури Ласурия встал у двери и дал возможность со стороны водителя выйти всем остальным, а сам вытащил крестьянский абхазский нож и оборонялся до тех пор, пока мог; многих ранил, но в конце концов его закололи железными прутьями».

Борис Ачба: «С утра 15 июля мы приехали к 1-й школе; я сам попал туда в тот момент, когда Рапава, начальниксухумскогоГОВД,спровоцировал драку. Она бы там и заглохла, но в парке Руставели началось побоище, наши ушли туда, потом вернулись, к вечеру переместились на площадь… Около шести часов вечера, когда активизировались грузины и устроили противостояние, я встретил на площади Давида Пилия и Климентия Джинджолия. Я предложил им поехать к обкому, чтобы узнать информацию об обстановке на востоке. По дороге туда нам уже повсюду встречались машины с вооруженными грузинами, мы проехали по переулкам и оказались у обкома, там уже вся площадь была занята сванами; но мы прошли в здание как партийные работники, представители официальных властей».

Климентий Джинджолия: «Мы с Давидом решили пробираться в Ткварчели, ехать было не на чем, появление Бориса Ачба оказалось кстати, мы сели в его машину и поехали в сторону Ткварчели. Нам сказали ребята-абхазы, встретившиеся у обкома, что на Красном и Белом мостах и дальше вплоть до Мачарки идут столкновения. В обкоме собрались почти все секретари горкомов и обкомов, кроме нового первого секретаря, Владимира Хишба. Мы дозвонились до Пилия Давида Григорьевича, ткварчельского первого секретаря, он спустился к нам, дал полную картину происходящего и категорически не советовал ехать. Мы пообщались с ним немного, сели в машину и удачно, без всяких происшествий, миновали район Турбазы (везде стояли толпы грузин и сванов, но мы спокойно проехали, хотя на машине Бориса Ачба были ткварчельские номера, по ним нас можно было опознать). Но на посту у Мачарки нам преградили дорогу вооруженные люди – сваны из Кодорского ущелья, голые до пояса, из тех же, что напали на абхазцев на площади Ленина. На наших глазах сваны остановили служебную обкомовскую машину, высадив пассажиров, машину перевернули и начали ее крушить.

Я обратил внимание, что с другой стороны моста стоит первый секретарь Гульрипшского райкома (Чарквиани – фамилия сванская, но по национальности мингрел). Он хорошо знал меня и Давида по комсомольской и партийной работе. Я вышел из автомобиля, назвал его имя и подошел к нему, Давид за мной – и вот мы втроем стоим и беседуем, как будто ничего не происходит. Он не может спросить нас, где мы были, потому что где мы были – ясно. Выспрашивать нас и разоблачать – опасно для него самого: зачем тогда заговорил с этими абхазами? Мы говорим ему: пропусти наш автомобиль, так будет лучше и для тебя, и для нас».

Борис Ачба: «Чарквиани дал команду пропустить красную машину – но тут подходит сван с автоматом. Клим с Давидом стали орать на него на мингрельском языке; сван говорит: «Давай, давай, проезжайте!» Я рванул с места на большой скорости и через сто-двести метров услышал стрельбу: вдогонку нам были выпушены полные автоматные очереди – видимо, кто-то все же догадался, что это была ткварчельская машина. Но мы уже отъехали далеко и скрылись. Дорога до Очамчиры показалась очень долгой, мы прорвались через все пикеты и прибыли в Очамчиру, в райком, где встретили очамчирского прокурора Валерия Гурджуа».

____________________________________

* Бориса Адлейба снял с поста 1-го секретаря обкома Абхазской АССР Джумбер Патиашвили на пленуме 6 апреля; но сам Патиашвили «пережил» его в качестве политического деятеля всего на три дня – после 9 апреля он подал в отставку, и больше случая прийти к власти ему не представилось.
** Исключение составляли сванские поселения в верховьях Кодора – здесь местное население всегда было хорошо вооружено и фактически полунезависимо от любой власти.

08. Гражданская оборона

БТР внутренних войск СССР в центре г. Ткварчели.
Июль 1989 года

Ночь на 16 июля в Сухуми запомнилась в той или иной степени почти всем жителям республики: сами обстоятельства противостояния в центре столицы, перед зданием, считавшимся средоточием власти, были необычными по тем временам. Особенно поражали действия сванов, атаковавших абхазцев на грузовиках, обвязанных мешками с песком, с автоматами в руках – такое зрелище было само по себе непривычно для советского гражданина, уличные побоища в Советском Союзе вообще были исключительным явлением. Видимо, на такой эффект и рассчитывали сваны и грузины, предполагавшие устрашить абхазских манифестантов, но аммонитные заряды, брошенные ткварчельцами под колеса грузовиков, моментально уравняли силы. Отступление сванов с площади походило на бегство; несмотря на то, что во многих районах города грузинские толпы господствовали безраздельно, они больше не решались напасть на абхазцев.

Для многих абхазов появление взрывчатки тоже стало неожиданностью. Хотя еще 14 июля из Ткварчели в Сухуми дважды приезжали Климентий и Сократ Джинджолия, которые на встрече с Алексеем Гогуа, лидером «Аидгылара», обсудили состав и количество ткварчельцев, наличие оружия не оговаривалось специально. Сухумцы удовлетворились обещанием ткварчельцев приехать «не с пустыми руками», и в подробности не вдавались. Между тем группа ткварчельцев, которой было поручено изготовить и привезти взрывные устройства, была невелика. В нее входили Славик Гварамия, Гиви Адлейба, Тенгиз Пипия,Денвар Асландзия, Вианор Гварамия, Вахтанг Маргания, Валерий Пипия («Баламут»), Анатолий Багателия, Гиви Хашба, Анатолий Хашба («Каратэ»), Валерий Агрба, Гурам Какоба.

Вахтанг Пипия: «Когда вечером 15 июля тяжелые грузовики двинулись к площади, это был критический момент. Грузинская толпа двигалась за этими автомобилями, которые должны были действовать, подобно тарану; что было бы, прорвись они на площадь – страшно даже представить. Мой брат, Тенгиз Пипия, взорвал первую машину – у нее даже кабина подскочила, дальше она не пошла; его эстафету перехватили другие взрывники, а он вбежал в подъезд, ушел через крышу, скрывшись и от грузин, и от представителей правоохранительных органов, и домой уже не вернулся. Почти год мой брат находился в розыске, мы его прятали в Черкесске, у моих друзей. А немного позже – мы об этом еще не знали – погиб мой дядя, Алексей Когония, начальник смены сухумского аэропорта; он был убит выстрелом в спину грузинами, которые требовали от него отказаться принять самолет с советскими военными».

В столкновениях на площади участвовали и другие ткварчельцы – Леонид Аршба, Наур Кубрава, Гарри Шамба, Леча Харчилава, Мата Джопуа, Анатолий Цурцумия, Унер («Уна») Кутелия. В Очамчирском районе Абхазии положение было следующим. Грузинские формирования двигались с востока, возглавляли их вожди неформалов, в том числе главный из лидеров – Мераб Костава; оружие у местного населения было изъято; мало того, что абхазы численно уступали грузинам, большинство способных держать оборону ткварчельцев и очамчирцев в самый ответственный момент оказалось в Сухуми. Вернуться домой они не могли – прорваться через пикеты на трассе можно было только ценой кровавого побоища с неизвестным результатом. Сутками позже Константин Озган организовал возвращение большей части абжуйцев по морю из Гудауты, однако в ту ночь они еще находились на площади Ленина в Сухуми; абхазы, хотя и выиграли все схватки, были фактически блокированы в центре города. В Москве Владислав Ардзинба уже связался с советскими силовиками, добившись высадки в Абхазии союзных внутренних войск. Они прибыли глубокой ночью и взяли под контроль абхазскую столицу, исключив тем самым возможность дальнейшей эскалации насилия, но Очамчирский район в ночь с 15 на 16 июля не имел никакой защиты. Советских граждан несколько десятилетий обучали гражданской обороне – но людей учили прятаться в бомбоубежищах на случай ядерной атаки, а не защищать родной город при почти полном отсутствии оружия.

Климентий Джинджолия: «В Очамчире Валерий Гурджуа обрисовал нам обстановку: обороняться нечем, оружия нет, а собравшиеся абхазцы требуют выдать ружья. Давид Пилия вышел к людям, сказал уверенно: «Ребята, все будет нормально». Мы пообещали, что пришлем из Ткварчели взрывчатку, а также и грузовики для того, чтобы построить баррикаду на мосту (очамчирские активисты уже пытались преградить дорогу автомобилями, Давид пообещал прислать несколько грузовиков с доломитом). Поздно вечером приехали в Ткварчели, на Верхнюю площадку. Из активистов с сухумского митинга приехали мы трое и еще две-три машины – а больше никого; в городе паника, никто не знает, что делать. Мы открыли кабинет первого секретаря на втором этаже горкома; подошли Иван Пилия, Нури Ардзинба, Леонид Черкезия (редактор газеты «Ткварчельский горняк»), и мы приняли решение создать штаб обороны города. Леониду Черкезия поручили вести протоколы, в которых отражались все наши действия (это потом нас спасло от уголовного преследования). Собрали там человек двадцать, включая начальника милиции Зураба Патландзе».

Давид Пилия: «То, что мы создали штаб по чрезвычайной ситуации, где коллективно принимались решения, оказалось очень разумным шагом: в его состав включили членов горкома, исполкома, депутатов городского совета. Когда ребята в Очамчире, оборонявшие мост, видели, что мы, ответственные работники, им активно помогаем, они знали, что и их действия будут оцениваться с другой точки зрения: если даже они не будут признаны законными, то во всяком случае оправданными,и поэтому чувствовали себя более уверенно. Мы правильно оценили положение: осознали, что продолжение столкновений нам ничего хорошего не принесет, потому что силы были неравны, а репрессивный аппарат Грузии был намного мощнее, и попусту терять людей мы не хотели. Следовало удержать ситуацию под контролем, не допустить массового противостояния, в том числе и внутри города. Население Ткварчели было на три четверти негрузинским, и поэтому нам удалось это сделать. В нашем городе во время июльских событий не пострадал ни один человек, и если учесть, что население было смешанным, а народ до крайности взбудоражен, это дорогого стоило».

Климентий Джинджолия: «Первым делом мы начали операцию по загрузке и отправке в Очамчиру машин с доломитом. Водителями были: Важа Адлейба, Валерий Ахсалба, Гизо Харчилава, Даур Гогия, Гиви Хашба, Беслан Маршания. Затем собрали взрывников: Шамила Багателия, Хиудара Джинджолия, Гурама Шанава, Чичико Адлейба и других. В Ткварчели можно было пройти большими силами только по двум дорогам – именно их следовало надежно перекрыть. За ночь мы создали три группы – в каждой по два-три взрывника и еще по пятнадцать-двадцать человек сопровождения. Одна группа выехала в Очамчиру, вторая – на гупский мост, чтобы его заминировать и (в том случае, если грузины прорвутся через Беслахубу и Акваску) взорвать. Третью группу отправили в сторону Чхортоли: у села Адзхыда был маленький мост, мы его, не раздумывая долго, взорвали – он взлетел на воздух сразу. Очамчирский мост, как известно, в ту ночь был поврежден, но не разрушен, однако в критический момент взрывы остановили нападающих. Таким образом, от работы наших взрывников зависела судьба Очамчирского района. Но вначале требовалось раздобыть аммонит. На 6-ю шахту выехали мы с Валерием Джинджолия – за взрывчаткой (мы брали скальный аммонит, он более мощный). Главным инженером 6-й шахты работал Анатолий Джинджолия, он и Валерик спустились в шахту, на подземный склад. И тут же на диспетчерскую службу шахты поступил телефонный звонок от начальника КГБ, Темура Леквейшвили: «Климентий, ты превышаешь свои полномочия!» Хоть я и был профсоюзным лидером, но не имел права без санкции руководства шахтоуправления, без согласия начальника шахты доставать взрывчатку. Но я резко ответил Леквейшвили: «Я фактически выполняю твои функции – охрану безопасности города. Взрывчатка нужна, чтобы заминировать мосты». Он замолчал».

Борис Ачба: «Сергей Багапш звонил из Очамчиры каждые двадцать минут, требовал автоматчиков, взрывчатку – я получил команду от Давида отправить аммонит. Я подвез взрывчатку, капсюли и прочее к ткварчельской милиции, все это получал под расписку – у меня принимал Руслан Ашуба, заместитель начальника милиции. Имея в горотделе милиции четырех автоматчиков, мы двоих отправили в Очамчиру. Зураб Патландзе привез меня к себе домой, выдал мне пятизарядное ружье и патронташ. Все это мы отправляли в Очамчиру, а той взрывчатки, что мы взяли с 6-й шахты, оказалось мало. Остальные склады были закрыты. Тогда мы с Климентием и Северьяном Морохия, начальником отдела материально-технического снабжения шахтоуправления, поехали на секретный подземный склад аммонита (в горняцком поселке Харчилава, под мостом через Галидзгу); мы забрали оттуда все, что только смогли, вывозили аммонит со склада Беслан и Руслан Берзения (двоюродные братья), на машине грузового АТП. Днем 16 июля развезли взрывчатку, и теперь обе дороги, по которым могли бы пройти в Ткварчели крупные силы грузин – через Гупи и через Адзхыду – были надежно перекрыты».

Валерий Гурджуа: «Первое столкновение на Очамчирском мосту произошло в час ночи 16 июля; грузины отступили в Гали и снова пошли в атаку перед рассветом. Еще вечером я поставил милиционеров на мосту, сам стоял с ними около часу; при мне был задержан автомобиль, в котором ехали жители Очамчирского района из села Кочара, в багажнике были обнаружены боевые винтовки, несколько человек мы задержали, составили протокол. Спустя некоторое время я отъехал, а когда вернулся – увидел, что милиции на мосту больше нет. Они ушли и заперлись в РОВД – это было сделано по приказу из сухумского МВД, а туда поступил соответствующий приказ из Тбилиси. С этого момента защитить город можно было, только заблокировав мост через Галидзгу. Сергей Багапш прибыл в Очамчиру под утро, а с вечера в городе находился Борис Адлейба: он приехал из села Члоу и всю ночь был рядом с нами. Хотя он уже не имел никакой власти, фактически все действия согласовывались с ним. Я звонил в Сухуми, докладывал обстановку, просил, чтобы повлияли на наших милиционеров – но безуспешно. Взрывчатку привезли из Ткварчели ближе к утру; я как раз ехал к мосту, чтобы узнать, почему до сих пор не задействовали аммонит, – взрыв был такой, что мою «Волгу» подбросило взрывной волной. Но мост был очень прочный и все-таки устоял. Грузины, однако, остановились. Раздача оружия произошла после того, как на рассвете начался интенсивный обстрел Очамчиры из крупнокалиберных пулеметов, – пули летели через реку на километр-полтора, в городе началась паника. Абхазцы хотели взять штурмом РОВД, уже начали ломать двери; я в последний раз потребовал от милиционеров выйти наружу – они снова отказались; и тогда я сам повел людей к банку, где было складировано изъятое оружие, раздал его, а Даура Шларба (он был начальникомотделаохраныРОВД)послал за патронами. Абхазцы, получив ружья, засели на правом берегу – а берег с нашей стороны возвышенный, они были защищены, почти как в окопе, – и открыли стрельбу. А когда двести-триста человек одновременно стреляют из двустволок – шумовой эффект получается очень внушительный. Несколько часов мы таким образом сдерживали грузин, а потом подоспели внутренние войска».

Подразделения советского спецназа прибыли на вертолетах в Очамчиру вскоре после полудня 16 июля; операцию возглавил генерал-полковникЮрийШаталин, начальникУправления внутреннихвойскМВДСССР. Высадившись на стадионе, десантники направились к мосту, предупредительным огнем обратили в бегство толпу грузин; местные мингрелы остались у моста, но не пытались вступить в конфронтацию. Отряд спецназа, вставший на мосту, был очень невелик по численности, взять под контроль Очамчирский район ему было не под силу, и угроза для Очамчиры и Ткварчели сохранялась. Ткварчельцы же оказались перед лицом еще одной проблемы. В селе Новые Киндги, где власть захватили местные грузины, находились в пионерском лагере дети из Ткварчели: вместе с учителями и пионервожатыми их насчитывалось около двухсот человек. Следующей задачей ткварчельского актива стал вывоз детей из Киндги в Ткварчели.

Климентий Джинджолия: «Пионерский лагерь был подведомственным профсоюзам, поэтому я имел официальное право требовать от грузинских властей содействия. Родители просили нас принять меры. Мы – Борис Ачба, Валера Джинджолия, Сергей Чачава и я – взяли несколько автобусов и утром 16 июля выехали в сторону Очамчиры, еще не зная, где и что происходит. Мы слышали, что какие-то силы идут на помощь абхазам, но кто? Доехали до очамчирского банка, там остановились, вышли и увидели, что помимо милиции на улицах стоят войска МВД. Теперь было ясно, как поступить. Я с трудом прорвался мимо охраны в кабинет первого секретаря райкома партии, где находились командующий ВДВ генерал Шаталин и первый секретарь ЦК КП Грузии Гиви Гумбаридзе, и изложил обоим нашу задачу. Гумбаридзе стал кричать: «Провокаторы ткварчельцы! Никто никого не режет, не блокирует!» – но дозвониться до пионерлагеря сам не смог. Тогда Шаталин лично распорядился выделить для вывоза детей БРДМ (бронированную разведывательно-дозорную машину), и мы двинулись колонной по дороге к Киндги: впереди ехал БРДМ, за ним – четыре «Икаруса». Грузины в Киндги встретили нас агрессивно – покричали, поугрожали оружием, но справиться с нами не рассчитывали, и мы благополучно вернули детей в Ткварчели – на это ушла большая часть дня 16 июля».

В ночь с 16 на 17 июля поступило сообщение, что из Гудауты возвращаются ткварчельцы, не менее пятисот человек. Они высадились в Очамчире, напротив горкома; их возвращение в Ткварчели было встречено с радостью – в город вернулись люди, способные оборонять его в случае нападения (Очамчиру уже защищал спецназ, а Ткварчели по-прежнему должен был надеяться на свои силы).

В то время, как в Сухуми и Очамчире порядок был восстановлен, а Ткварчели избежал нападения и штурма, на абжуйском побережье 17 – 18 июля обстановка оставалась крайне нестабильной. По-прежнему в селах следили за безопасностью отряды самообороны, а проезд по трассе был крайне затруднительным. Советские внутренние войска постепенно продвигались на север и на запад от Очамчиры, выставляя блокпосты. Ткварчельцы быстро нашли общий язык с десантниками: те и другие четко понимали общую цель – не допустить противостояния и вернуть всю полноту власти официальным структурам. Блокпост появился у Беслахубы, еще один был выставлен на въезде в Ткварчели. В остальном ткварчельские власти поддерживали порядок своими силами – не только в городе, но и во всех близлежащих селениях.

Климентий Джинджолия: «Только один бронетранспортер заехал к нам в город, 17 июля: Давид специально попросил, чтобы его прислали – в целях демонстрации присутствия советских войск. Мы опасались атаки из Гальского района, со стороны Чхортоли. В Гали оружие тоже было роздано населению, и не только местному, так что возможность нападения на Ткварчели с этой стороны сохранялась еще некоторое время. На этом БТР в тот же день проехали до Чхортоли несколько представителей нашего штаба обороны – Давид Пилия, Северьян Морохия, Сергей Кишмария (Северьян Морохия был из Чхортоли, Сергей Кишмария – из Реки, мы хотели, чтобы их увидели односельчане). В остальном ситуацию в городе мы контролировали своими силами, за трассой Ткварчели – Очамчира наблюдали тоже мы, и даже постепенно расширяли зону своего контроля».

09. Парадоксы следствия

Советские внутренние войска, размещенные в Абхазии, на долгое время сделались гарантией недопущения массовых столкновений. Для абхазцев это означало, что численное превосходство грузин не будет реализовано в уличных побоищах. Но это же численное превосходство проявилось в другой плоскости: с возвращением стабильности в Абхазию вернулось и правосудие, осуществлять его должны были грузинские правоохранительные органы, а поиски виновных в событиях 15 – 18 июля давали широчайшие возможности для репрессий против абхазского движения. В этих условиях от людей потребовалась не меньшая стойкость, чем еще недавно – на баррикадах. Следствие велось необычайно жестко и пристрастно: арестовывались люди, часто имевшие лишь косвенное отношение к манифестациям и вообще не принимавшие участия в столкновениях. Из арестованных ткварчельцев были осуждены Владимир Севдар-Оглы, Славик Сангулия, Даур Гварамия, Валерий Хинтуба, Даур Аршба, Нодар Аршба, в Очамчире – Валерий Гурджуа и Даур Шларба. У грузинских неформалов теперь были связаны руки в отношении Абхазии – в присутствии советских войск они не могли устраивать массовых погромов. Но зато руководители Грузинской ССР знали, насколько широко распространились идеи националистов среди грузинского населения (июльские события еще более усилили эту тенденцию), поэтому старались не раздражать неформалов и осуществляли по сути их же политику в абхазском вопросе.

Давид Пилия: «К нам в Абхазию приехала большая группа сотрудников прокуратур СССР и Грузинской ССР, все наши действия были подвергнуты серьезной уголовно-правовой ревизии, и они были отнесены к незаконным. Началось следствие, пошел процесс дознания. Прокуратура СССР все же не смогла конкретно предъявить обвинения нашим гражданам: действия группы людей, т.е. самого штаба, в такой чрезвычайной обстановке не могли быть квалифицированы как уголовное преступление. А выдача охотничьего оружия из хранилища ГОВД, аммонита с базисного склада, из шахты, с доломитового управления по советским понятиям была крайне серьезным деянием. Очень большое значение имело то, что все принимаемые решения протоколировались, Леонид Черкезия аккуратно все оформлял; это нас не просто спасло – можно сказать, вытащило из тюрьмы. Когда протоколы переходили из рук в руки (в зданиях ОВД – в Ткварчели и, в основном, в Очамчире, куда меня неоднократно вызывали), работники прокуратуры снимали с них ксерокопии, отправляли их в Москву; один раз меня допрашивали шесть часов с небольшими перерывами. У меня была взята подписка о невыезде, и я уже ждал своего ареста. Валерия Гурджуа осудили на два года именно потому, что никаким документом решения очамчирского актива не были подтверждены: мы в Ткварчели чувствовали себя хозяевами города, собрать людей нам было легче, а в Очамчире абхазы были в меньшинстве по сравнению с грузинами, поэтому не смогли вовремя собраться и оформить протокол об учреждении штаба. Когда большое количество людей принимает совместные решения, чтобы предотвратить кровопролитие, их действия при любом режиме трактуются уже по-другому».

Климентий Джинджолия: «В большой группе работников прокуратуры, на наше счастье, появились сотрудники из Москвы. Они не могли не считаться с настроениями грузинских коллег, но искренне старались разобраться во всем, в целом их подход можно назвать разумным и справедливым, и грузины вынуждены были оглядываться на них. Поэтому грузинским властям и не удалось подавить абхазское национальное движение. Очень важно, что на всех перекрестных допросах никто из ткварчельцев друг друга не выдал, не дал ложных показаний – ни под страхом репрессий, ни из каких-либо других побуждений. А в городе кое-кто пытался свести с нами счеты – я помню почти открытое злорадство: эти смутьяны наконец-то доигрались, вот сейчас их с работы снимут, из партии исключат, погонят на все четыре стороны, а многих и посадят. А мы не продались, нас не запугали. Мы старались друг друга поддерживать как могли, иной раз весьма сложными путями. Беслан Берзения, вывозивший на своем грузовике аммонит со склада на Харчилаве, едва не угодил за это в тюрьму: на него сильно давили на следствии, в том числе и городские органы безопасности, а спас – его начальник, директор грузового АТП Сергей Кишмария. Он задним числом списал этот автомобиль, как будто он еще раньше свалился с обрыва и на 15 июля 1989 года его уже не существовало. Показательно также, как повел себя Хиудар Джинджолия: на него очень сильно давили, чтобы он дал против меня показания (а в дни противостоянияя приходил к нему домой, сам возил его за взрывчаткой, так что информацией он владел хорошо), намекали: «Климентий – чиновник, от него зависит распределение квартир, автомобилей, вы наверняка получали от него что-нибудь в подарок…» Сразу после допроса Хиудар решил меня предупредить – но каким образом? За нами велась слежка, наши телефоны могли прослушиваться. И вот Хиудар придумал, как Штирлиц, очень сложный намек. Он позвонил мне и сварливым тоном заявил: «Знаешь что? Я тебя не знаю, мы с тобой не родственники и даже не из одной деревни! Ты понял?! Ты мне ничего не давал – ни машину, ни мебель, ни квартиру!» И трубку бросил! Я долго думал, что случилось, почему вдруг Хиудар говорит со мной на эту тему и таким голосом, – и понял, что его допросили и он хочет меня предупредить, о чем шла речь и на какие точки нажимают прокурорские работники, чтобы добиться нужных показаний. И точно, на второй день меня вызвали в прокуратуру».

Вероятно, репрессии против участников абхазского движения могли бы оказаться и более жесткими, но политическая ситуация побуждала высшее руководство придерживаться тактики компромиссов. Москва долгое время надеялась умиротворить Грузию, вернуть ее в лоно коммунистической идеологии, поэтому не противодействовала Тбилиси в тех вопросах, где совпадали цели и задачи грузинских коммунистов и националистов – в частности, в вопросе удержания Абхазской АССР под грузинской властью. Возможно, одной из главных причин было еще и неверие Москвы в серьезность абхазского сопротивления: центральное руководство не допускало мысли о возможности распада СССР и не ожидало, что абхазы и осетины (до первой вспышки конфликта в Южной Осетии оставались считанные месяцы) могут в ближайшие годы стать реальными союзниками России в геополитической игре на Кавказе. Но, во всяком случае, в Кремле не могли не понимать, что полностью отдать Абхазию на произвол пристрастному грузинскому правосудию было бы ошибочно. Помогло абхазам также и то, что в тяжелые времена общая опасность сплачивала всю нацию – и партийных руководителей, и силовиков, и рядовых граждан, которые действовали совместно для общей пользы. Характерным примером можно считать историю с тайным возвращением стрелкового оружия, захваченного в критические июльские дни на стрельбище «Динамо» под Сухуми – для обороны от грузинского вторжения.

Давид Пилия: «Перед нами стояла очень деликатная задача – вернуть похищенное оружие так, чтобы сама процедура возвращения была неофициальной, а факт возвращения зарегистрирован официально. Всего было похищено десять автоматов АКМ, из них девять попало в Ткварчели. Мы сами установили в кратчайший срок людей, у которых оно находилось, и тогдашний начальник горотдела милиции Зураб Патландзе и начальник угрозыска Валерий Лагвилава взяли на себя большую ответственность – приняли участие в этом деле. Надо было изъять оружие и вернуть на стрельбище – а оно принадлежало МВД СССР. Из-за этих автоматов могли пострадать очень многие, прежде всего Иван Сангулия, начальник стрельбища. Изъять оружие оказалось куда проще, чем вернуть: все без исключения согласились принести автоматы, но куда? В случае официальной сдачи человек, явившийся с автоматом в руках в органы власти, был бы сразу допрошен, а то и арестован на месте. Просто принести, положить у входа в милицию тоже было нельзя. Так как Лагвилава, Патландзе и я меньше всего подпадали под подозрение, было решено эти автоматы собрать в моем гараже, под покровом ночи (а уже был объявлен комендантский час). Далее мы решили вывезти их за город, положить в тайник и анонимно сообщить об этом в полк внутренних войск. И вот мы с Зурабом Патландзе и Гариком Пилия вывезли оружие в село Тхина и под мостом через реку Моква, у основания опоры моста, положили в тайник. Гарик Пилия должен был караулить у моста, пока служащие из внутренних войск не обнаружат тайник и не увезут автоматы – не дай бог, кто-нибудь нашел бы их и забрал, а потом применил по назначению! Мы организовали телефонный звонок дежурному ткварчельского ГОВД – только туда мы могли обратиться, – и дежурный официально доложил о сигнале главе ГОВД, а тот связался с командованием полка внутренних войск. Многие не понимали, почему надо возвращать оружие. Но в советских частях была строгая отчетность, и в противном случае была велика вероятность проведения спецоперации по изъятию автоматов. Это неизбежно осложнило бы отношения между абхазским населением и советскими военными, и немало людей могло бы оказаться в тюрьме».

Такими способами удалось избежать многих мелких недоразумений и предотвратить немало конфликтов. Однако главная опасность сохранялась: было необходимо избежать превращения расследования в массовую расправу над деятелями абхазского движения, требовалось опять, как это сделал Владислав Ардзинба на съезде народных депутатов 1 июня, привлечь внимание общественности к происходящему в Абхазии. Но для этого было мало бумажных обращений, даже и массовых митингов протеста. И решение пришло «снизу», инициатива родилась среди того самого рабочего класса, который считался оплотом советского строя: ткварчельские шахтеры решили начать подземную забастовку.

В Советском Союзе забастовка была более действенным методом протеста, чем голодовка или уличная демонстрация. Считалось, что КПСС – партия пролетариата, который всегда находит общий язык с руководством, и если рабочие все-таки начали бастовать, такое экстраординарное происшествие нельзя оставить без внимания. Поскольку труд горняков считался опасным производством, подземная забастовка была гораздо серьезнее, чем обычное прекращение работы на заводе. Такая акция не могла не принести плоды.

10. Подземная забастовка

Директор шахтоуправления Анатолий Циба
(второй справа). Шахта им. Лакоба

Период забастовочного движения в городе Ткварчели был относительно недолгим, как и во всей республике; начался он 4 августа 1989 года. Главная цель забастовки заключалась в том, чтобы привлечь внимание к пристрастности грузинских следственных органов, и сделать это как можно быстрее, пока репрессии не превратились в повседневную норму. В Ткварчели был создан городской забастовочный комитет из 9 человек; параллельно сформировался республиканский забастком, штаб которого находился в Абхазском институте языка и литературы – АбНИИ, в кабинете писателя Джумы Ахуба (на первом этаже, в редакции журнала «Апсны Аказара»). Представителем Ткварчели в республиканском забасткоме был Илья Гамисония.

В Абхазии заводы и фабрики концентрировались главным образом в Сухуми и Ткварчели. Сухумские рабочие были в подавляющем большинстве грузинами, во время массовых антиабхазских выступлений весной того же года они поддерживали грузинских неформалов. Ткварчельские же рабочие были главным образом абхазцами, но среди них – немало русских и грузин (армянское население в Ткварчели было невелико и едва превышало триста человек). Корпоративная солидарность между рабочими сохранялась, и если грузинские шахтеры и не поддерживали забастовщиков, то препятствовать им не пытались. В Ткварчели забастовку начали водители пассажирского АТП, и она быстро распространилась на весь город. Шахтеры начали кампанию на 2-й шахте, вовлекли в забастовочное движение 6-ю и 8-ю (прочие шахты в Ткварчели к тому времени были выработаны и уже давно не действовали). Главными требованиями бастующих были создание комиссий ЦК КПСС и Верховного Совета СССР для изучения причин июльских событий и отстранение грузинских силовых органов от расследования.

Илья Гамисония: «В Ткварчели бастовали все предприятия, даже хлебозавод – при этом он снабжал горожан хлебом, хотя его работники числились бастующими; предприятия, обеспечивавшие жизнедеятельность, официально участовали в забастовке, но так, чтобы в городе продолжалась нормальная жизнь. В Ткварчели абхазское население преобладало, и все рабочие находились под нашим влиянием; поэтому абхазам удалось выполнить эту задачу – охватить забастовкой весь город и при этом поддерживать порядок и стабильность. КГБ следило за каждым нашим шагом, постоянно появлялись подозрительные машины, неизвестные люди крутились вокруг забасткомов, но в целом и в Гудауте, и в Ткварчели наша акция увенчалась успехом. В Сухуми, а особенно в Гагре ребятам было гораздо сложнее, там грузины сохраняли контроль над ситуацией. В Очамчирском районе только в селах существовали забасткомы, в самой Очамчире их не было».

Лаврентий Голава: «Надо подчеркнуть: именно среди рядовых шахтеров, на 2-3-й (объединенной) шахте, внутри коллектива родилась идея начать сидячую подземную забастовку. Изначально идею забастовки выдвинули Мегона Чкадуа, Заури Инапшба, Антон Воуба; свою роль также сыграли Леварса Ласурия,Валерий Хинтуба, Николай Зарандия, Валерий Квициния, СергейСкверия. Они все вместе собрались и пришли к Климентию, в объединенный профсоюзный комитет. Шахтеры изложили нам свои намерения. Мы решили, что организуем сидячую забастовку внутри трех шахт: в шахте имени Лакоба будут находиться рабочие со 2-й и 3-й шахт, а представители 6-й и 8-й шахт – соответственно в своих шахтах. На 8-й шахте забастовкой руководили Гиви Адлейба, Давид Сандзава, Амиран Черкезия, Олег Лазария; на 6-й шахте – Антон Ханагуа, Гиви Фейзба, Мирон Качабава, Рафик Багателия, Резо Маргия, Даур Лацужба. Были продуманы механизмы обеспечения безопасности внутри шахты и разрешены другие организационные вопросы (питание, вода, одежда). После этого мы отправились в Сухуми (Климентий с Сократом приехали к Алексею Гогуа, председателю НФА), и с этого времени «Аидгылара» взяла на себя координацию действий, а еще позже нашу инициативу переняли бзыбцы. 4 сентября 1989 года забастовка стала общереспубликанской. Требования были прежними: запретить открытие филиала ТГУ, прекратить преследования участников событий 15 – 16 июля, дать политическую оценку этим событиям. Вечером к бастующим заходили «аидгыларцы», разносили еду, газеты, рассказывали, как идут дела и какой эффект дает забастовка – информационное обеспечение мы сразу сумели поставить хорошо. К нам приезжало очень много делегаций – из правительства Абхазии, из Тбилиси, из Москвы; было много представителей интеллигенции, начиная с Баграта Шинкуба. Присоединились к забастовке и представители других промышленных предприятий: ЦОФ, ЦЭММ, ГРЭС – забастовка переросла в общегородскую, надо было назначить председателя общегородского забасткома. Мы избрали одного из уважаемых представителей города и активнейшего участника профсоюзного актива шахтоуправления – Владимира Миквабия, начальника погрузочно-транспортного отдела ЦОФ; он был уже немолод, подорвал свое здоровье во время этих событий, вскоре умер – накануне войны, но в том году его вклад был очень весомым».

С 5 сентября 1989 года забастовками, помимо Ткварчели, были охвачены Гагра, Пицунда, весь Гудаутский район, часть Очамчирского района, ряд предприятий Сухуми и Нового Афона; число участников превысило 40 тысяч человек.* Однако забастовки сами по себе еще ничего не решали, их требовалось превратить в фактор политической борьбы. А чтобы достичь этой цели, требовалось привлечь внимание кремлевского руководства. Современному человеку, привыкшему к обильной и легкодоступной информации, уже трудно представить себе, что значило в Советском Союзе, в конце 1980-х гг., озвучить сообщение даже о таком совершенно заурядном в нашем представлении событии, как забастовка.

Вианор Гварамия: «Городской забастовочный комитет находился во Дворце культуры, в кабинете директора; там мы собирались, там возникла идея дать телеграмму в ЦК КПСС – о забастовке в Ткварчели. Я был знаком с заместителем редактора газеты «Московские новости» Геннадием Жаворонковым, он – один из немногих московских журналистов – помог нам, «пробил» колонку в своей газете с сообщением о развитии событий в Абхазской АССР. Телеграмму мы давали из Адлера; как раз во время этой поездки мы встретились опять, и Жаворонков нам сказал: «Ребята, вы в собственном соку варитесь, кто вас слышит? Высылайте делегацию в Москву, чтобы были услышаны ваши требования – на это у абхазов есть депутаты Верховного Совета СССР». А в Ткварчели такое понимание уже пришло: забастовка была в полном разгаре, а реального прорыва не предвиделось».

Борис Ачба: «Примерно в одиннадцать часов к моему дому подъехала машина, из нее вышел Гиви Адлейба – хотя он работал на 8-й шахте, а меня потребовали на 2-ю. Вместе с Гиви мы приехали в диспетчерскую 2-й шахты, где директором был Алик Гицба. Из диспетчерской позвонили шахтерам и сказали: «Борис Ачба приехал, мы идем к вам». Мегона Чкадуа (он на 2-й возглавлял забастовку) ответил: «Нет, пусть идет один, мы ему доверяем». Я пошел, встретился и выслушал официальные требования шахтеров: у них есть Руслан Аршба, депутат первого съезда (они, видимо, почувствовали, что их протест в масштабах Абхазии не будет иметь силу); «пусть наш коллега-шахтер выступит с трибуны, пусть расскажет, что шахтеры Абхазии сидят в подземной забастовке, протестуя против ущемления прав человека в республике». В Абхазии, правда, шахтеры были только в Ткварчели, но идея выйти на общесоюзный уровень через Руслана Аршба – человека, который вместе с ними ходил в смену и добывал уголь в забое, – была правильной. Мы таким образом получали возможность привлечь внимание и шахтеров других регионов СССР (позже, во время войны, украинские и российские шахтеры оказывали большую помощь блокадному Ткварчели), и министерства угольной промышленности».

Вианор Гварамия: «Вернувшись из Адлера, я поехал на 2-ю шахту – узнать, кто отправляется в Москву от них. Мегона Чкадуа накануне пережил инсульт, ему и в шахту заходить было нельзя, мне хотелось его уговорить, чтобы он вышел из забастовки и поехал в Москву в составе делегации. Мегона сказал: «У меня душа спокойна, пока я вместе с этими ребятами: я от них не уйду, я с ними останусь». И настояли, чтобы от имени шахтеров поехал я. В течение двух дней была собрана группа – Илья Гамисония и я от Ткварчели; Ладико Сакания от Очамчирского района (он был учителем истории кутольской школы); сухумчан представлял Заур Бутба, инженер строительной организации; из Гудауты был Анатолий Капба, директор санатория «Гудаута».

Илья Гамисония: «В Москве было много разных встреч с нашей молодежью, с депутатами от Абхазии, но встретиться с первыми лицами государства было не так просто. Нам помогали и Владислав Ардзинба, и Владимир Хишба, в конечном итоге такая беседа состоялась, но мы попали на прием не к Михаилу Горбачеву, а только к Анатолию Лукьянову, председателю Верховного Совета СССР. Пока встреча готовилась, мы старались довести информацию о забастовках до широкой общественности. Мы объездили практически все московские редакции, и везде отказывались печатать даже небольшую заметку – и не из боязни: повсюду мы наталкивались на грузин, в Москве грузинское лобби было необыкновенно сильным. С помощью проживавшего в Москве брата Анатолия Капба, благодаря его личным связям, мы познакомились с корреспондентом газеты «Аргументы и факты», в то время самой массовой в Советском Союзе и очень популярной, и там было напечатано сообщение – буквально несколько строк. Удалось поговорить с корреспондентом радио «Свобода»; вот две точки, где мы озвучили информацию о событиях в Абхазии. Конечно, руководители СССР были в курсе происходящего, но подробностей знать не могли, все воспринимали со слов грузин. Товарищи поручили мне разговор с Лукьяновым; во встрече участвовали Владислав Ардзинба, Руслан Аршба, Заур Бутба, Ладико Сакания, Анатолий Капба. В Кремле, после того, как мы прошли через все кордоны, где на каждом углу, у каждой двери стоял прапорщик или офицер КГБ, помощник в приемной нас предупредил: мы обязаны уложиться в пятнадцать минут, Лукьянов очень занят. Нас встретил невысокий, плотный, очень доброжелательный человек, пожал руки, пригласил сесть за стол. Владислав Григорьевич представил нас: «Вот делегаты забасткома Абхазии, они изложат вам все требования бастующих». Но Лукьянов начал издалека – он стал расспрашивать нас, как жизнь в Абхазии, вспоминал, как бывал в Эшере, охотился там, каких встречал людей. Он уделил большое внимание Ладико Сакания как аксакалу, очень уважительно говорил об абхазских традициях. Я смотрю на часы – прошло уже десять минут, а Лукьянов еще не приступил к делу. Но затем Ардзинба мягко перевел разговор в русло нашей проблематики… Времени оставалось совсем мало – я постарался сжато изложить все, что происходило в Абхазии в течение лета, что происходит сейчас, передал все требования забасткома, напутствия шахтеров – пятнадцать минут давно истекли, но серьезный разговор только завязался, подключились и мои коллеги. Мы говорили, что информация блокирована, что грузинская прокуратура ведет дела недобросовестно, люди преследуются по национальному признаку, – мы выражаем ей недоверие и просим передать дела генеральной прокуратуре и МВД СССР, полностью отстранив от следствия грузинские органы. Лукьянов очень эмоционально воспринял рассказ о подземной забастовке, но когда мы сказали, что ткварчельцы ждут справедливого решения и с надеждой обращаются к руководству страны, то услышали слова, которых не ожидали. Наступало время, когда и советское руководство уже не могло твердо навести порядок на окраинах огромной державы. Лукьянов признался: «До вас у меня в кабинете побывала грузинская делегация, у нас состоялся жесткий разговор, грузины ушли, хлопнули дверью и не попрощались». Тогда Владислав Григорьевич сказал: «Если вы не можете защитить Абхазию – часть государства, тогда мы будем думать о том, кто сможет нас защитить». Лукьянов удивленно вскинул брови, но промолчал. Он пообещал прислать компетентную комиссию для решения вопроса, расстались мы в целом дружественно. Когда комиссия была создана, мы информировали ткварчельцев – Вианор позвонил Мегоне Чкадуа прямо в забой; в тот же день Вианор вылетел в Абхазию, мы остались еще на несколько дней, а в это время уже прибыла вторая делегация – Борис Ачба, Лаврентий Голава».

Борис Ачба: «Забастовщики вручили мне письменное обращение, мы отредактировали этот текст еще раз вместе с ними. Поставили в известность первого секретаря горкома и вместе с Лаврентием Голава полетели в Москву. Приехали в гостиницу, вошли в номер Владислава Ардзинба (он уже был председателем подкомиссии по автономным образованиям): там встретили Давида Кугультинова, народного поэта Калмыцкой ССР, они вместе с Ардзинба работали в этой подкомиссии. Помощник Ардзинба – Ренат Карчаа – сидел поодаль, обложившись бумагами.Мы передали, что ткварчельские шахтеры настроены решительно, готовы к чему угодно, вплоть до смерти, и не собираются выходить из-под земли, пока их обращение не прозвучит с трибуны съезда. Выслушав нас, Ардзинба ответил: «Мне очень сложно пробраться к трибуне сейчас; вы правильно сделали, что выбрали для этой цели Руслана Аршба, он озвучит все требования». Ардзинба сообщил нам, что Михаил Щадов, министр угольной промышленности (он был также и депутатом Верховного Совета), собирает в своем ведомстве коллегию. И мы решили не упустить возможности распространить информацию: «Руслан, давай!» – побудили его выступить и на коллегии министерства угольной промышленности СССР. Щадов ответил: «Мы к любому нашему брату-шахтеру не можем быть равнодушны, мы в своих комитетах этот вопрос поднимем обязательно». Через три дня Руслан Аршба выступил и на съезде народных депутатов, а мы связались с шахтерами, сообщили, что Руслан рассказал о положении в Абхазии, они ответили, что заканчивают подземную забастовку.** Но на этом забастовочное движение в Абхазии не прекратилось».

Представители генеральной прокуратуры СССР вмешались в ход следствия именно после начала массовых забастовок и отправки делегаций в Москву. Кроме того, забастовочное движение в Ткварчели было одним из факторов, которые помогли абхазам найти новые формы политической борьбы. По большому счету до 1989 года абхазское население не имело такого опыта; забастовки объединили его даже в большей степени, чем столкновения. Стало очевидно, что акции гражданского неповиновения – в условиях, когда Советский Союз уже разрушался политически, но силовые структуры еще удерживали порядок во всех регионах, в том числе и на Кавказе, – более действенный метод борьбы, чем уличные побоища. Абхазы стремились найти законные, юридически обоснованные пути для сохранения своей автономии – о ее расширении, о независимости речь пока не шла. Однако ткварчельцы не забывали о том, что главная задача еще не решена.
__________________________________

* Из них на предприятиях Ткварчели – 5917 чел.
** Поземная забастовка в Ткварчели завершилась 2 октября 1989 года; тогда же вновь начались занятия в школах, перенесенные на месяц в связи с напряженной обстановкой.

11. Национальная гвардия

Делегация ткварчельского шахтоуправления.
Принято окончательное решение коллегии
министерства угольной промышленности.
Гостиница "Москва". 26 апреля 1991 года

Отрезок между июлем 1989 года, когда ситуация в Абхазии едва не начала развиваться по карабахскому сценарию, и октябрем 1990 года, когда Звиад Гамсахурдия пришел к власти в Грузии на первых свободных выборах, нельзя назвать периодом затишья, но за эти полтора года важных политических событий произошло немного. Объяснялось это не столько пребыванием советских войск – а они еще долго присутствовали в республике, появляясь на улицах городов при любом намеке на обострение обстановки, – сколько экономическими причинами. Именно в этот период реформы, проводимые Горбачевым, дали возможность теневикам и просто предприимчивым людям заняться законным бизнесом. Как абхазы, так и грузины стремились не упускать такой возможности: для тех и других деловая конкуренция тоже носила политическую подоплеку. Гамсахурдия и его сторонники оставили Абхазию в покое, тем более, что опыт затяжного конфликта в Южной Осетии (он развивался в малых масштабах с ноября 1989 года), а также появление АссамблеигорскихнародовКавказа (АГНК), будущей Конфедерации, созданной еще в августе 1989 года, показали грузинам, что подавить сопротивление в автономных республиках – задача более сложная, чем вывести Грузию из состава СССР.

Давид Пилия: «Жизненный уровень перед войной был еще высок, напряженность спала, люди с облегчением вздохнули и начали заниматься предпринимательством, потянулись к сфере материального производства. Началось движение товаров, денег, создавались новые фирмы, кое-где оживало производство. У большинства людей в голове не укладывалось, что Советский Союз развалится через год. Но этот год быстро прошел».

События 1989 года привели к отставке (под сильным давлением Тбилиси, тогда как местное население было категорически против) Константина Озгана и Сергея Багапша. 1-м секретарем Гудаутского райкома стал ИгорьЛакоба, 1-м секретарем Очамчирского райкома – КонстантинСалия, бывший 1-й секретарь горкома Ткварчели. Но в самом Ткварчели Давид Григорьевич Пилия остался на своем посту, и ткварчельский актив сохранил свои позиции. И в 1990 году ткварчельцы вернулись к своей давней идее: вывести шахтоуправление из подчинения кутаисского «Грузугля». Всеобщий протест и раздражение против грузинских следственных органов сделали свое дело: намерение освободиться из-под контроля Кутаиси казалось естественным выходом из положения большинству ткварчельских шахтеров.

Климентий Джинджолия: «Катастрофическая ситуация возникла в отношениях с «Грузуглем». Мы фактически объявили бойкот своему кутаисскому руководству: абхазы вообще перестали ездить в Кутаиси, грузины приезжали к нам, но выборочно и с опаской. А тем временем наши представители начали вести в Москве конкретную работу по выводу ткварчельских угольных шахт из подчинения «Грузуглю» и переводу их в ведомство «Ростовугля». По профсоюзной линии мы установили контакт с председателем центрального комитета профсоюза угольщиков СССР Аркадием Луневым. Он поддерживал нас во время бойкота: мы стали от него напрямую получать путевки, техническую литературу, инструкции различные (тогда у предприятий не было самостоятельности, все полагалось делать по бумажкам). Когда война началась, Лунев был одним из немногих москвичей, кто сам вышел на нас во время войны, позвонил мне в Гудауту и спросил: «Чем я могу помочь ткварчельцам?» И по его просьбе «Ростовуголь» оказал материальную помощь блокадному Ткварчели – это была львиная доля гуманитарных грузов, перебрасываемых в город из Теберды; он же организовал заявление о загазованности ткварчельских шахт, пытаясь заставить грузин снять блокаду.

Пока эти переговоры разворачивались в Москве, мы все же временно договорились с Кутаиси, согласившись на один-единственный компромисс. Поскольку ткварчельцы перестали появляться в Кутаиси, грузины обязались ездить из Кутаиси в Ткварчели. То есть: в наш город приезжают начальники и проводят совещание отдельно для нас, без ткибульцев – ведь шахты все-таки должны работать, так что грузины шли на уступки. Однако мы продолжали свое дело».

Грузинские власти не догадывались, что практически одновременно в Ткварчели те же самые люди развернули активную подпольную работу по созданию подразделений национальной гвардии – отрядов самообороны. Еще никто не мог предсказать, что в следующий раз – в августе 1992 года – советский спецназ уже не придет на помощь. Но ткварчельцы понимали, что город больше не должен оставаться без защиты.

Гиви Адлейба: «В начале 1990 года в селе Акварчапан у юго-западной окраины Ткварчели, в доме у Бондо Аршба, произошло первое тайное совещание, положившее начало формированию гвардии. Костяк ее составила та же команда взрывников, которая успешно проявила себя на площади Ленина в Сухуми 15 июля 1989-го. Город был разбит на секторы, и в каждом утвержден руководитель, ответственный за формирование боевой группы и ее мобилизацию в случае военной тревоги: Славик Гварамия, Денвар Асландзия, Юрий Кварчия, Анатолий Воуба, Мурман Цахнакия, Амиран Ахсалба, Нури Зарандия, Арсен Инапшба, Беслан Квициния, Гурам Какоба, Вианор Гварамия, Зураб Ачба, Вахтанг Цецхладзе, Евгений Иванов, Леонид Аргун, Руслан Бигвава, Анатолий Аршба, Геннадий Гогуа, Вячеслав Лазария, Фридон Аршба, Амиран Джопуа, Ардеван Самсония, Валерий Булия, Датико Кварчия, Жорж Хашба, Заур Ашхаруа, Валерий Квициния, Валерий Нарсия.* Территориально эти секторы охватывали весь город с прилегающими селами (Адзхыда, Акварчапан, Аджампаздра, а также все горные поселки в верховьях Галидзги).

При многих предприятиях были созданы строго законспирированные подпольные мастерские для изготовления самодельного оружия. Первая мастерская находилась под началом Славика Гварамия и Темура Гургулия (позже, во время войны, Славик был вызван в Гудауту руководством министерства обороны для организации такого же производства, уже легального). Второй цех изготавливал самодельные легкие автоматы, типа «узи»; руководители – Чичико Миная и Юрий Кварчия – были вначале командированы в Ереван, где консультировались с армянами, уже получившими опыт «сепаратистской» борьбы в Нагорном Карабахе. По возвращении они создали знаменитый самодельный ткварчельский автомат, который в начале войны широко использовался на Восточном фронте и даже на Гумистинском. Третий цех возглавлял Анатолий Какулия, он специализировался на разработке самодельных стационарных и переносных установок для запуска НУРСов (типа «воздух – земля»; во время войны они использовались как ракеты «земля – земля»); в условиях кустарного производства для них неожиданно почти идеально подошли выхлопные трубы из глушителей для автобусов ЛАЗ. Наконец, четвертый, ремонтно-восстановительный цех, возглавил Валерий Адлейба, председатель профкома ЦЭММ. Еще одна подпольная группа осуществляла связь с другими городами и районами республики, в которых тоже производилось самодельное оружие, проводила обмен чертежами и образцами. Эту группу возглавляли Даур Аршба, Ляля Торчуа и Нодар Аршба».

Немного позднее эти формирования были узаконены решением Верховного Совета Абхазской АССР, а в 1992 году сделались подразделениями полка внутренних войск – костяка абхазской армии. Пока что ткварчельский горисполком принял специальное решение, согласно которому за служившими в национальной гвардии горожанами сохранялись стаж и заработная плата.** К 1991 году в Ткварчели были сформированы три роты национальной гвардии, их командирами стали Гиви Адлейба, Валерий Джинджолия и Валерий Квициния. Каждая группа насчитывала до ста человек и делилась по взводам, руководящее же ядро ткварчельских подпольных формирований составляли Амиран Кварчия, Лаврентий Миквабия, Амиран Ахсалба, Денвар Асландзия, Александр Ивченко, Лаврентий Голава, Евгений Иванов, Вианор Гварамия, Руслан Джинджолия, Владимир Кабаев, Валерий Хинтба, Николай Басенцян, Павел Гамгия. Их соединенные усилия привели к тому, что с начала 1992 года, когда Абхазии буквально каждый месяц угрожало вторжение, ткварчельцы в кратчайшие сроки своими силами проводили мобилизацию и перебрасывали отряды самообороны на угрожаемые участки.

Гиви Адлейба: «Называя имена самых энергичных и способных к самоорганизации людей, нельзя не вспомнить и тех ткварчельцев, которые оказывали помощь гвардии со стороны – это Мата Джопуа, Жоржо Тарба; а также руководителей предприятий города, которые знали о том, какая работа ведется в подполье, и поддерживали нас, помогали с транспортом, топливом и еще очень многим. Это Хута Джинджолия – директор ГРЭС, Анатолий Циба – директор шахтоуправления, Валерий Харчилава – директор ЦЭММ, Сергей Кишмария – директор АТП-2, Наур Кубрава – директор мясокомбината, Отар Вардая – начальник УБОНа. Огромную помощь нам оказывал Роберт Сакс, хирург Акармарской медсанчасти, врач-еврей. У нас вообще был полный интернационал – среди активистов, кстати, появился даже китаец, Сергей Юлия, его предки долго жили в республике, в селе Акварчапан; он сам считал себя абхазцем, во время войны погиб, сражаясь за Абхазию. Это была не просто ссора двух народов: складывался интернациональный фронт, которому предстояло бороться с националистами, пришедшими из-за Ингура».

А между тем на официальном уровне продолжались межведомственные состыковки, имевшие в итоге ту же цель, что и создание гвардии, – ослабить зависимость абхазского города от Грузии. Вначале ткварчельцам удалось повлиять на выборы директора «Грузугля»; на этот раз возник временный союз Ткварчели и Кутаиси против Ткибули. Шахтеры из Ткибули предлагали своего кандидата, кутаисцы же выдвинули Киту Кизирия, директора ткварчельского шахтоуправления. Это было на руку ткварчельцам: Кизирия уже считался в городе своим человеком, его уважали как хорошего специалиста и знали, чего от него ждать, а ткварчельцы получили возможность вернуть должность руководителя шахтоуправления абхазцу. На выборах в Кутаиси с общего согласияпредседателем счетной комиссии стал Климентий Джинджолия – только он имел с собой печать с абхазским текстом: не доверяя друг другу, кутаисцы и ткибульцы хотели, чтобы на бюллетенях для голосования стояла именно такая печать, которую нельзя было подделать вне Абхазии. В итоге Киту Кизирия избрали гендиректором производственного объединения в Кутаиси, а ткварчельцы, вернувшись к себе в город, – Анатолия Циба на его место. Само собой разумеется, новый директор не мог не поддержать планов ткварчельских активистов, хотя последним, как и раньше, приходилось брать на себя инициативу и ответственность.

Климентий Джинджолия: «В мае 1991 года мы получили долгожданное приглашение в Москву на решающее заседание коллегии министерства угольной промышленности СССР: уже несколько месяцев рассматривался вопрос о переподчинении ткварчельского шахтоуправления «Ростовуглю». В составе делегации были я, Анатолий Циба – директор шахтоуправления, Николай Исаков – начальник отдела труда и зарплаты шахтоуправления. Нас встретил Руслан Аршба: он и Владислав Ардзинба жили в гостинице, как народные депутаты. Руслан Аршба очень много сделал для того, чтобы облегчить нам пребывание в Москве, его депутатское удостоверение и значок открывали нашей делегации все двери в министерстве угольной промышленности. Руслан был всеобщим любимцем в гостинице, среди персонала – молодой, красивый, обаятельный, общительный, к тому же не высокомерный, в отличие от большинства начальников. За несколько дней до заседания, на котором решался наш вопрос, нам объявили, что конференция в Ткварчели, принявшая решение о выходе из состава «Грузугля», устарела по времени рассмотрения, и надо провести ее заново. Мы вынуждены были вылететь по отдельности, двумя группами – Руслан и я в Сухуми, Циба и Исаков в Адлер; срочно вернулись в Ткварчели, быстро собрали весь актив во Дворце культуры, подтвердили общее решение и в тот же вечер вылетели назад. Документы готовил главный юрист шахтоуправления Заур Аджинджал, я ему говорил: приложи все усилия, используй весь свой профессиональный опыт – если московские юристы обнаружат несоответствия хоть в какой-нибудь формулировке, все сорвется. А нам в Москве поставили еще одно условие: чтобы на заседании присутствовал один из заместителей Совета министров Абхазской АССР. Но никто из них не поехал с делегацией – у одного возникли личные проблемы, другой отправился сопровождать футбольную команду… Мы попросили, чтобы Владислав Ардзинба уговорил одного из чиновников поехать с нами, – Владислав Григорьевич тоже не смог, хотя звонил многим (Ардзинба был еще рядовым депутатом). И мы вернулись в Москву, включив в делегацию Давида Пилия как представителя исполнительной власти – 1-го заместителя председателя горисполкома Ткварчели. И в таком составе на коллегии министерства угольной промышленности выступали все пятеро (я, Давид Пилия, Анатолий Циба, Николай Исаков, Руслан Аршба); вел заседание министр – Михаил Щадов, Герой Социалистического Труда, член ЦК КПСС. Как часто бывает, оказалось, что приезда представителя исполнительной власти в ранге Давида Пилия оказалось достаточно. Большинством голосов (17 против 13)наше решение было поддержано, и результатом заседания коллегии стала резолюция об удовлетворении просьбы трудового коллектива шахтоуправления Ткварчели о выводе его из состава «Грузугля» и подчинении «Ростовуглю»; вторым пунктом резолюции предусматривалось создание государственной комиссии из представителей министерства угольной промышленности СССР для раздела баланса между Ткварчели и Кутаиси. Борьба против Кутаиси была закончена.

Победа была впечатляющей: после нескольких лет противостояния мы наконец-то вывели второй по значению город Абхазии из прямого подчинения Грузии. Как и прежде, нашу победу не все оценили. Много было критики за спиной, против нас писали статьи в местной прессе, нас ругали и в глаза: «Как мы будем жить без Кутаиси?!» А Шота Шакая приезжал в Ткварчели, меня и Анатолия Циба упрекал за то, что мы вели переговоры в Москве за спиной кутаисцев: «Врага тоже извещают, когда на него нападают!» Он не предполагал, каким будет начало грузино-абхазской войны».
______________________________
* Валерий Квициния и Валерий Нарсия погибли в первый день войны, во время боя на Беслахубском перекрестке.
** Этому решению опять-таки пытались воспротивиться власти Грузинской ССР, возложив эту задачу на Нодара Харбедия; но Климентий Джинджолия и Давид Пилия быстро преодолели вялое сопротивление председателя горисполкома.

12. Борьба за Верховный Совет

В октябре 1990 года Звиад Гамсахурдия выиграл свободные выборы в Грузии, овладел верховной властью, уничтожил господство коммунистической партии. Теперь и в Грузии, и в Абхазии высшей должностью стал пост председателя Верховного Совета. 14 ноября 1990 года Гамсахурдия стал председателем Верховного Совета Грузии, а 24 декабря вернувшийся из Москвы Владислав Ардзинба возглавил Верховный Совет Абхазии. Долго шедшие к власти, они достигли цели почти одновременно, и каждый в лице противника видел воплощение образа национального врага: Гамсахурдия был вождем грузинских националистов и мингрелом, родившимся в Зугдиди; Ардзинба был абхазом, возвысившимся в Москве.

В избрании Владислава Ардзинба на высшую руководящую должность ткварчельцы также приняли посильное участие. Прежде чем говорить о перевыборах на пост главы Верховного Совета, следует сказать пару слов о некоторых новациях, отразившихся на политической жизни Ткварчели в 1990 году.

В этот период в Сухуми была создана Народная партия Абхазии: ее учреждение было первым шагом на пути к многопартийной системе. Во главе ее встал Игорь Марухба. Филиал НПА следовало создать и в Ткварчели, но тут возникла щекотливая проблема: ни один ткварчелец не захотел выйти из КПСС для того, чтобы войти в НПА, так что в итоге было принято решение совмещать членство в обеих партиях. Мало того, под влиянием ткварчельцев в Народной партии возникло социалистическое крыло, в работе которого активное участие принимали Владимир Кецба, Рудольф Чания, Юрий Лакрба, Александр Ченгелия, а основную массу составили ткварчельцы. В итоге ткварчельцы стали доминировать в НПА, и сама партия получила социалистическую направленность. Правда, в последующие годы эти нюансы утратили свое значение.

Между тем и в Советском Союзе появилась вторая по счету после КПСС партия – Либерально-Демократическая. Ее лидер, Владимир Жириновский, сразу обратил внимание на абхазские дела – прежде он немало времени провел в Абхазии, знал о развернувшихся событиях не понаслышке, а политика ЛДПР при некоторой противоречивости была неизменно враждебна идеологии грузинских ультрапатриотов. Абхазов не могло не обрадовать появление нового союзника. Но визит Жириновского в Абхазию был встречен в штыки грузинами, которые по-прежнему преобладали во властных структурах республики, поэтому делегации ЛДПР с самого начала чинили всяческие препятствия на всей территории Абхазии. Сухумские «аидгыларцы» оказались не готовы принять Жириновского, и встречу взяли на себя ткварчельцы.

Климентий Джинджолия: «ЛДПРовцы приехали в сопровождении Станислава Лакоба и Зураба Ачба; Валерик Джинджолия и Лаврентий Голава с ними поехали по шахтам, а мы начали собирать людей в лекционном зале горкома партии. Резо Гергедава, второй секретарь горкома, сперва запретил открывать лекционный зал – ключ отсутствовал, я зашел к Гергедава: «Или дай ключ, или сломаю дверь». Мы поругались, но дверь все-таки открыли. Впервые мы увидели Жириновского перед публикой – речь была удачной, стало видно, что наши проблемы он понимает. Но прием гостей оказался на редкость трудной задачей. Мы планировали организовать ужин – в ресторане «Лашкиндар» нам объявили бойкот (директором был грузин): вначале отказывались накрыть стол, делали вид, что на кухне ничего нет. Тем не менее, в конечном итоге удалось накормить гостей, провести прием достойно. Когда мы вышли из ресторана, Лаврик спросил Жириновского: «Как можно организовать в Ткварчели отделение вашей партии?» Жириновский, раскинув руки в стороны, воскликнул: «Вы все – члены нашей партии!» Шутки шутками, но перед Жириновским мы в тот день успели поставить конкретную задачу – поднять вопрос об автономиях на высоком уровне, и с тех пор абхазский вопрос неизменно лоббировался партией ЛДПР. Кстати, именно во время визита Жириновского я познакомился со Станиславом Лакоба и Зурабом Ачба, с этого началась наша дружба».

События в Ткварчели были лишь прологом к реализации главного плана – продвижению Владислава Ардзинба на пост председателя Верховного Совета Абхазской АССР. Лидерство Ардзинба было уже неоспоримым, его политические таланты известны всем; и, однако, следовало подготовить почву для его избрания на сессии Верховного Совета. Ткварчельский актив получил задание от руководства «Аидгылара» собрать всех депутатов, которые согласны были проголосовать за Владислава Ардзинба – так, чтобы в решающий момент голосование не сорвалось из-за отсутствия кворума. От Ткварчели, кроме Бориса Пасечника и еще одного депутата, абхазца-шахтера, все депутаты были грузинами, и среди них большинство – не жители города (они только работали в Ткварчели). Эти грузинские депутаты заранее получили неофициальную команду не являться на сессию, так что абхазскому активу пришлось вести среди них напряженную агитационную работу. Агитация увенчалась успехом, в Сухуми на сессии Верховного Совета собрался, помимо депутатов, актив от всех районов. Интересы Звиада Гамсахурдия представлял Акакий Асатиани, один из самых верных его сторонников. Но следовало решить еще один деликатный вопрос – Валериан Кобахия все еще колебался, передавать ли свой пост недавно появившемуся в политике и не имеющему опыта управленческой работы Владиславу Ардзинба. К решению вопроса подключился и Борис Адлейба, почти два года назад отстраненный от политики и ушедший на пенсию.

Давид Пилия: «Перед избранием Владислава Ардзинба в декабре 1990-го я был приглашен к Адлейба Борису Викторовичу. Рано утром я приехал на квартиру Адлейба в Сухуми – в пять утра, и полтора часа мы беседовали; он рассказал мне, как и что надо делать. Народный Форум уже взял в свои руки инициативу в решении всех важных вопросов, все понимали, что целесообразно немедленное избрание Ардзинба – время тревожное, Гамсахурдия пришел к власти… Борис Адлейба спросил меня, как ткварчельские депутаты отнесутся к персоне Владислава. Я ответил: все зависит от того, какую команду они получат. Адлейба сказал: поезжай в правительство, в министерство юстиции, там сидит Владислав Григорьевич, он сам вносит изменения в Конституцию, и тебе надо с ним переговорить. Это было к восьми часам утра; я поднялся к Ардзинба, он сидел один в кабинете. А идея была такова: проводим сессию Верховного Совета, сразу после нее пленум обкома – практически все участники пленума были и депутатами, и на сессию Верховного Совета они все приглашались. Была достигнута договоренность, что Бориса Адлейба мы снова изберем первым секретарем обкома. Мне казалось проведение пленума несколько проблематичным, да и выборы были нелегким делом. Но мы в Ткварчели заранее решили так: на сессии рядом с каждым грузинским депутатом сажаем наших ребят, чтобы они могли подействовать на решение, нельзя было провалить».

Лаврентий Голава: «Накануне сессии состоялось общее собрание республиканского актива Народного Форума. Проводилось оно в маленьком зале заседаний Совета министров, где собирался Президиум Верховного Совета; здесь присутствовали и мы, ткварчельские активисты. Сама сессия прошла в большом зале Совмина. На ней было принято решение об отставке Валериана Кобахия и избрании на его место Владислава Ардзинба. Валериан Османович дал понять, что должен быть уверен, кого именно намерены избрать на его место: человека, которому можно доверить республику. Он спросил: «Есть такой человек?» Ардзинба встал и сказал: «Да, я здесь». Мы заранее знали, кто будет избран – Народный Форум к тому времени уже имел неоспоримое влияние в Верховном Совете».

Давид Пилия: «После того, как избрали Владислава Ардзинба, я попросил слова, поднялся на трибуну и предложил провести пленум обкома партии. Ардзинба сказал: «Ну, пленум вы и без меня проведете», – встал и ушел, многие вышли вслед за ним, и пленум не состоялся. Вопрос о первом секретаре обкома уже не имел особого значения – спустя полгода Гамсахурдия запретил Компартию на всей территории Грузии, остались Верховный Совет и Совет Министров».

Это были не общенародные выборы, но в 1991 году ткварчельцам предстояло дважды посетить избирательные участки. Референдум 17 марта 1991 года о сохранении СССР не имел практически никаких последствий, но в грузино-абхазских отношениях он стал важной политической демонстрацией с обеих сторон: грузины специальным постановлением своего Верховного Совета (26 февраля 1991 года) объявили о бойкоте референдума, зато в Абхазии и в Южной Осетии местные власти решили его провести. Большинство населения Абхазии проголосовало за сохранение Советского Союза (подразумевалось, что абхазы намерены отделиться от Грузии в случае ее выхода из состава СССР – а до этого акта оставалось всего два месяца). Грузинские власти в Абхазии сделали попытку аннулировать итоги выборов, и в Ткварчели разыгрался новый конфликт, снова закончившийся в пользу горожан.

Климентий Джинджолия: «В Ткварчели референдум прошел полностью по всем правилам, но мы ожидали неприятных последствий, и не ошиблись. Секретарем исполкома была Елена Дорохина, она стала работать на этой должности вскоре после меня и часто со мной советовалась по серьезным вопросам. Я предупредил ее, чтобы она не разговаривала ни с одной грузинской делегацией, которая приедет из Сухуми. Ночью меня вызвали: в здании горкома, в кабинете первого секретаря находились глава МВД Абхазии Гиви Ломинадзе, его заместитель Ломинашвили (он усердствовал в политических вопросах еще больше, чем сам Ломинадзе); глава КГБ Абхазии Автандил Иоселиани; представитель Центризбиркома из Тбилиси и еще ряд сухумских чиновников. В кабинете первого секретаря – сам Давид Григорьевич, Реваз Гергедава, Джумбер Ткебучава, прокурор города Евгений Бакрадзе, новый начальник милиции Валерий Лагвилава, его заместитель Джимшер Шенгелия. Сухумские грузины хорошо выбрали время: весь актив разъехался, люди весь день провели на ногах, устали и отправились по домам. Но вообще никого не позвать они не имели права, и решили вызвать одного меня. Ломинадзе скомандовал мне и Дорохиной: соберите членов горисполкома, выдайте нам все бюллетени, которые были получены в Ткварчели – мы их заберем с собой в Сухуми для дальнейшей работы с ними. Я категорически отказался, понимая, что бюллетени, скорее всего, будут просто уничтожены; состоялся жесткий разговор (я успел у Шенгелия один погон оторвать – он попытался выслужиться перед министром, своим начальником, и стал без нужды вмешиваться в спор); в итоге мы с Дорохиной не дали вывезти бюллетени. Я говорил: без членов городского избиркома, без протокола, тем более министру внутренних дел мы не имеем права отдать; и вы тоже не имеете права требовать, опираясь на грузинские инструкции, – ведь в Грузии референдум не проводился. Они очень разозлились на нас: оказывается, уже заказали большое застолье по случаю удачно проведенной операции – застолье не состоялось… Таким образом, и эта попытка грузинских властей навязать свою волю ткварчельцам провалилась».

Как видим, и до августа 1991 года Звиад Гамсахурдия не особенно успешно вмешивался во внутренние дела Абхазии, а уход Тенгиза Китовани в Рконское ущелье побудил грузинского президента заключить с абхазами соглашение о создании квотного парламента. Абхазы получали 28 мест из 65, т.е. 43% голосов. Это означало, что автономия Абхазии становится политической реальностью. В 28 избирательных округах выдвигались только депутаты абхазской национальности, в 26 других – только грузинские. Теперь борьба по национальному признаку между абхазскими и грузинскими кандидатами исключалась, но это не значило, что абхазам больше не нужно было беспокоиться за свое будущее. Следовало заранее позаботиться о том, чтобы в Верховный Совет от абхазов прошли только активные и компетентные политики.

Давид Пилия: «К моменту парламентских выборов 1991 года наше общество было уже очень консолидированным, и теперь следовало заранее персонально представить кандидатов избирателям. Народный Форум выдвинул список кандидатов: люди очень доверяли «аидгыларцам», они были подготовленными, образованными, порядочными и пользовались большой поддержкой».

На сентябрьских выборах 1991 года от Ткварчели были избраны восемь депутатов: оба Давида Пилия и Валерий Гурджуа – на Верхней площадке, Олег Дамения и Энвер Капба – на Нижней площадке,Валерий Кварчия – в поселке Финский,Сократ Джинджолия – в Акармаре и на Джантухе, Климентий Джинджолия – на Поляне. Альтернативные выборы имели место только в двух округах – параллельно с Климентием Джинджолия выдвигался Вианор Гварамия, а с Валерием Гурджуа – Антон Аршба, директор пассажирского АТП. Валерий Гурджуа не был связан с Ткварчели кровными узами (он лишь работал прокурором в этом городе), жил в Очамчире, но завоевал популярность среди ткварчельцев той ролью, которую сыграл в событиях июля 1989-го (он был амнистирован лишь за пять месяцев до своего избрания депутатом). Владислав Ардзинба снова получил депутатский мандат и – поскольку он уже приобрел авторитет как руководитель республики – снова стал председателем Верховного Совета Абхазской АССР. Именно с этого времени лидерство в национальной борьбе переходит от Народного Форума к абхазской фракции Верховного Совета, поскольку самые талантливые и авторитетные деятели «Аидгылара» в подавляющем большинстве стали депутатами парламента.

Меньше года оставалось до начала грузино-абхазской войны, в которой Ткварчели предстояло стать одним из главных очагов самообороны, выдержать грузинскую блокаду, заслужить звание города-героя и статус районного центра и потерять почти все население, переместившееся в другие города республики. История Ткварчели не закончилась – просто город исчерпал в борьбе все свои ресурсы, человеческие и материальные, отдав частичку своих традиций новой, независимой Абхазии.

________________________________

(Перепечатывается с сайта: Апсуара.)