Даур Зантария
Стихотворения
Даур Зантария — один из самых одаренных людей, встреченных мною в жизни. Мягкий, доброжелательный, милый, он был открыт всему талантливому и в русской, и в абхазской литературе. Еще до того как я прочел стихи и прозу Даура, мне был подарен случай, скрепивший наши отношения. В Абхазии я попал в дом Даура на застолье. Поздним вечером на берегу моря он читал мне свои стихи. Я сразу понял — передо мной поэт.
Евгений РЕЙН
НОЧЬ
Ночь над деревней беспредельна, глубока.
Повсюду тишина — в объеме целокупном.
Что дальний лай собак, что ближний звон сверчка —
Всё стало чуждо, и роднее звездный купол.
Так телом я ленив и так душа легка!
Куда спешит душа из оболочки грубой?
А если всё — обман, зачем тогда тоска,
И что это за речь невольно шепчут губы?
Душа, ты полетишь по Млечному Пути,
Где множество родных теней обнять удастся
Пред тем, как и тебе придет пора врасти
В тот мир, где суждено забыться и остаться, —
Откуда и мой дед не захотел уйти,
Умевший из любых скитаний возвращаться.
ВОДОЛЕЙ
Памяти Ларисы
Во влажной я лежу траве.
Война уснула. Соловей —
Войной не тронутая птица —
Поет, зовет меня молиться.
И следом из-за туч тряпичных
Над сумраком холмов античных
И взрытых бомбами полей —
Восходит нежный Водолей.
Прошу созвездье Водолея,
Чтобы как прежде, не болея,
Вернулась в дом моя жена
И села с чашкой у окна.
А где наш дом? Там сытый враг
Созвал братву и варит мак,
А вдоль по набережной в ряд
Деревья стройные горят.
Но внемлет птахе, не дыша,
Моя усталая душа,
Покуда город за рекой
Объял предательский покой.
Но благостен и счастлив я,
Покуда слышу соловья.
Но забываю я о зле,
Покуда светит Водолей.
И ты вдали молись, жена!
Одна лишь вера нам нужна:
Что с Водолеем, с соловьем
Не просто живы, но — живем.
1993. Эшера
АЙДУДУ
Когда и выпить неохота
И некуда себя приткнуть,
В кафе заморской птицы входим,
Чтоб отдохнуть, чтоб отдохнуть.
Там птица с аглицким названьем
Поет, играет на трубе,
Но сострадания-вниманья
Нахально требует к себе.
В потоке звуков бы умыться,
Развеять бы тоску, как дым! —
Но разве эта злая птица
Споет нам то, что мы хотим!
Стыдиться слез и прятать лица
Ни мне не надо, ни тебе;
Нам бы забиться и забыться.
А птица — только о судьбе.
Лети туда, дурная птица,
Дурная птица айдуду,
Где люди могут насладиться,
Не спариваясь на ходу.
Там эти трели вкуса стали
Желанны и новы для всех.
Они от отдыха устали —
Подай им боль, любовь и смех!
А что по мне: ты, злая птица,
Всё б тихо за морем жила,
А та, заморская девица,
За айдуду поутру шла.
* * *
Памяти Адгура Инал-Ипа
Сижу под вязами. Никто меня
Не ждет, не помнит.
И тихим трепетом я на исходе дня
Наполнен.
Во влажном воздухе разлит покой.
Так небо низко,
Что до звезды достать рукой
Могу без риска.
И будто нет войны, и не бездомен я
На самом деле,
Сижу под вязами, как прежде до меня
Сидели.
И не течет река. И время не течет.
Мне сорок лет. Я отдаю себе отчет...
И так я говорю: пускай года пройдут —
Другие выразить обязаны,
О чем я ведал, сидя тут
Под вязами.
* * *
В саду родном, но незнакомом,
Где облетает барбарис,
По тонким ниточкам закона
Шурша листва струится вниз.
ПРЕДЧУВСТВИЕ РАЗЛУКИ
Осознал я не скоро,
Признавал еще дольше, —
Что не станете больше
Покидать этот город.
Чтоб не встали наветы
Между нами двоими, —
Утаю ваше имя
Даже в весточке этой.
Меж тремя зеркалами
Вы садитесь под вечер
И готовитесь к встречам,
Окрестив их делами.
Бросив шелк себе в ноги,
Примеряете платье.
Иногда представляйте,
Что мы вместе в дороге.
Вспоминая обитель,
Где мне больше не спится,
Наяву улыбнитесь,
А во сне обнимите.
БЕДА
Въезжая в сумрачное время,
Теряю что-то что ни день.
Мне время шепчет откровенья,
Что прибавляют к тени тень, —
А тут сплошная тень инжира
Закрыла все мое окно,
К стеклу прильнула, словно ширма...
А в комнате и так темно.
Прошли беспечные года.
Похмелье будет мне наукой.
И я прошу: уйди, беда,
И не дразни меня разлукой!
Уйди куда-нибудь, беда!
На улице другое племя.
Не снятся сны, а жизнь пуста,
Как хата после ограбленья.
Уйди куда-нибудь, беда!
Плыви в урочища нагорья!
Уйди, беда! Уйди туда,
Где ждут и не страшатся горя!
В другую ночь приди, беда,
Когда я счастлив и беспечен.
Без промедления тогда
И сердце уступлю, и печень.
* * *
О, зацелованный Ангел Пасхальный!
Пахнет портвейном от злата парчи.
Даже и к ней приценились нахально
Благообразные бородачи.
Не как алтынники, а как ценители
Скарба и утвари от старины,
Ныне пришли в этот мир удивительный,
Страха, любви и смущенья полны.
Справа — писатель, слева — художник,
Я в середине — ни то и ни сё,
Ангел, Тебя изучали дотошно —
Загородили. Но это не всё.
Сзади святые спешащей толпою
Дергали злобно меня за пальто,
Я же стоял, очарован Тобою.
Холод по коже... Но это не то!
Душу окуривал дым благовонно.
Фрески, иконы и множество глаз.
Старец о тайнах глаголет с амвона:
Лед мой растаял. Слеза пролилась.
Ангел в парче. Самодельный. Без нимба.
В страстном безверье я в храме рыдал.
Только полтинник оставил на пиво,
Все остальное я нищим раздал.
Вышли степенно, как из ресторана.
Друг осторожно взглянул на часы.
Нищий украдкой раскрашивал раны...
Нас на углу поджидало такси.
СТРАХ
Когда бросали жены и друзья,
А власть имущие дышали ядом,
Ни ласки, ни награды не прося,
Лишь ты, мой страх, был неизменно рядом.
Опять я выжил после стольких бед,
И улыбаюсь, слез не утирая.
А страх-хранитель снова в сорок лет
Сулит надежду, как жена вторая.
Покуда мы отбрасываем тени
И отражаться можем в зеркалах,
Всегда держись меня, мой верный страх.
Шагай за мной, глазами вперясь в темя,
Не то в миру, где мор и запустенье,
Ты сгинешь, несхороненный, как враг.
22.02.95
* * *
До боли долгими ночами
Творил я сам себя из снов,
Вдыхая музыку молчанья
И выдыхая души слов, —
А как рывком раздвину шторы
И расплескаю синеву, —
Придуманные мной просторы
Смогу увидеть наяву.
* * *
Бывает ненависти сад,
И в том саду плоды висят,
Плоды висят и зреют слабо:
Их вкус горчит, их сок — отрава.
Из сада выпустил я Долю.
Я Доле настежь дверь открыл.
А сам — свободен, но бескрыл —
Дом снова предпочел раздолью.
Всю ночь не сплю. Все брагу пью
За Долю-Долюшку мою...
В своем саду, в своем аду
Свои полгода проведу.
Теперь скорее увози
Ее, автобус пучеглазый,
Туда, где мед и плющ Эллады
И под акрополем — весы.
ВЕСЫ НАД АКРОПОЛЕМ
Замирают весы в руках.
Из окна аптеки — закат,
И над морем разлит лимон
И плывет колокольный звон.
Поднимаешься тихо наверх,
Входишь в комнату без помех
По ковру неродных ступеней —
И становишься все грустней...
Одинокой афинской зимой
Одиноко тебе самой,
И на стуле магнитофон
Мирный, тихий продолжит звон.
А эгейского неба вязь
Замерцает, во мгле струясь,
И отбросит дрожащий след
От акрополя лунный свет.
Наступает мгновенье, когда
Сквозь невидимые провода
До тебя с недалеких пор
Долетает мой разговор.
Дорогая, теперь вздохни
И с улыбкой, шепча, усни,
Но, чтоб утром не ныла грудь,
С пробужденьем все сны забудь.
Принесет тебе завтра рассвет
Этот белый и мирный цвет,
Так любимый тобой и мной
И бывающий только зимой.
ТИШИНА
Белый туман с утра.
Скот выгонять пора.
Но и пара коров
Не идет через ров.
Мины цветут на лугах.
Ходишь — и страх в ногах.
Не разогнаться уже,
Так, чтоб отрада душе.
Здравствуй, однако ж, день,
Где все дома без стен.
Здравствуй, родной Тамыш.
Где все дома без крыш.
Выжил раненый сад.
Вот и плоды висят.
Только, деревня моя,
Где твои сыновья?
Кладбище обновя,
Спят твои сыновья,
И над могилами их
Воздух так странно тих.
Воздух, молчи, не вой
Над моей головой.
Светлое небо без дна,
А внизу — тишина.
О, мой родной Тамыш,
Странно: ты не дрожишь.
А из небес без дна
Капает тишина.
ЧАЙКА
Памяти Ларисы
Я прижал свою птицу к груди,
Запах рыбий вдохнув на прощанье,
Но так много смертей позади,
Что не жаль никому этой чайки.
Свет рассеянный наискосок
По морским рассыпается зыбям...
И подальше от глаз и от ног
Мы песком свою чайку засыпем.
Но куда теперь, сын мой, пойдем
(Ведь не думать нельзя о ночлеге)?
В оскверненный и отнятый дом,
Где слащавый душок, как в аптеке?
Или будем брести и брести,
То и дело касаясь плечами,
Чтоб к утру наконец обрести
Представленье о рае для чаек?
И чужую железную дверь
Я чужими ключами открою.
Чайка мертвая, кто ты теперь
В колыбели под зыбкой горою?
И живу во хмелю и в тоске,
Лишь такую тревогу лелея:
Каково тебе, чайка, в песке —
Иль в созвездии Водолея?
* * *
Стоит мне поставить на подсвечник
И подпалить
Ароматические палочки «Сделано в Индии»,
Как тотчас обитель моя наполнится
Ароматом далекой реки под названием Ганг.
И поплыву по старинной Шелковой дороге
Из Магомета в Будду.
Озарения колокол
Загудит и затихнет во мне навсегда
Со всеми моими страстями.
По повеленью гуру,
Которого тут же, в Бомбее, найду,
Я буду лететь через весь Индостан на «Боинге-707»,
Затем путешествовать на слоне,
Понимающем все с полупалки,
А дальше пешком,
Влекомый улыбчивым спутником,
По пути отвергая
Обряд гостеприимной проституции,
Пока не дойду до Тибета,
Где тигры и йоги,
И там буду стоять на ушах,
Просветленный и мудрый,
Не замечая
Случайных пуль маоистов,
Летающих сквозь меня.
* * *
В обыкновенном небе —
Обыкновенные ангелы.
В сердце обыкновенном —
Обыкновенная боль.
Зачем мы в тоске одинокой
Плачем в чужие рубахи
И любовь на подносе
Я кому-то несу?
Вот ломаю я пальцы,
Вот надрываю голос,
В чьих-то глазах восторг, но —
Не от большого ума.
Горы плывут на запад,
Тучи над ними замерзли.
Боже мой, как пустынен
Мой дом на горе!
Ну-ка, затянем, ближний,
Песни отцов в переводе.
Если поймут — задушат,
А не поймут — захвалят.
Смотрит на грустный берег
Обыкновенное море.
С обыкновенной песней —
Обыкновенная смерть.
ДОМ ОТЦА
Марине Москвиной
Живу неспешно. Но когда
Доставят с почты телеграмму,
Я, не разыгрывая драму,
Покину этот мир труда.
А помнится: не так давно,
Пока все в сборе и в печали,
Меня, с другими заодно,
Живьем оплакать намечали.
Но я, как видите, живой.
Неведомой судьбой ведомый,
Я вечереющей Москвой
Бреду до временного дома.
И вдруг привидится, что там,
Куда душа взлететь хотела,
На смену тягостным годам —
Покой вне времени и тела;
Что в суете сиюминутной
Нечасто поднимал глаза
На этот дальний и уютный
Весь в звездных брызгах —
Дом Отца!
* * *
Внутри меня, грешного, столько огня—
Что ваши костры пионерские!
Внутри меня, грешного, столько меня.
А понести не с кем.
Я к влажной скамье, утомленный, прильну.
Завою в тоске, как шакал, на луну...
Гуляя с другим в ботаническом звоне,
Ты скажешь: опять вспоминает и воет!
* * *
Я стоял на земле, на опоре, казавшейся вечной,
Отворял, как ворота, веки в мир незнакомый.
Тополя, лезвиями сверкая, вонзались в вечер.
Табунами густыми к закату скакали кони.
Но давно табуны отстучали, умчались в поле.
Похоронено поле в заводе — гремуче-грязном.
Я в харчевне сижу, разговор завожу о прекрасном,
Но, как пни тополей, в моем сердце — тупые боли.
Был когда-то моим этот мир и ушел, неразгадан,
И все та же тоска не дает отдохнуть мне ночами...
Табуны, тополя и поля, залитые закатом,
Разлились и слились и плывут в синеве и молчании.
ПЕСНЯ БРОДЯГИ
В небе хмуром и невысоком
Так тоскливо и мало света.
Утопая, как зверь, в осоке,
Отпуская волосы ветру,
Душной ночью тащился бродяга,
Беглый каторжник, урка продажный.
Кислым соком незрелых ягод
Утолял свою дикую жажду.
На развилке, как в сказке, камень,
А читать не умею, мама! —
Где нас смерть заждалась с клыками,
Где — лишь легкий испуг да драма.
Как по первой пойдешь дороге,
Шли цыгане, кострами пылая.
Что ни кони у них — ворованы,
Что ни баба — вещунья злая.
И они жеребцов арканили,
И они продавали вшей,
И они серебришко чеканили,
И ковали наборы ножей.
Вот бы с кем я остался, Боже!
Но сказал мне чумазый вор,
Что не надо им каторжной рожи,
Будто сам он какой прокурор.
По второй — был колхоз богатый,
Да не стал я там первый пахарь.
Даже слушать не стали, гады:
Забросали камнями...
Псов цепных на меня спускали
И кричали, визжали, выли
И таким меня матом крыли,
Что и сам я слыхал впервые.
А по третьей зато — вдовья гавань.
Я решил у вдовы поселиться,
Но на почве любви легавый
Что-то начал на хвост садиться.
...Я топор да об землю вытер.
Я вдову утешил у трупа.
На кургане могилу вырыл,
Сам ушел, чтобы не было грубо.
* * *
И месяц из-за туч проглянет,
На миг лагуну осветив,
И отразит тяжелый глянец
Рассчесанные ветви ив...
Вдали причал и рынок рыбный
В свеченье: те или не те?
Лишь сердце болью непрерывной
Напоминает: ты — не тень.
А вдруг я, грамотный бродяга,
На дальних улочках ютясь,
Забыл, что есть к родному тяга,
И с бытием утратил связь?
И все ж, не напрягая зренья,
Гляжу, как в зеркале воды
Подрагивает оперенье
Моей единственной звезды.
* * *
В звонком стакане смеха
Синее-синее солнце —
Синее-синее эхо
Запертое качается
В звонком стакане смеха,
В чистом стакане радости
Нет и ни тени темной,
Смех разбивается вдребезги.
Как колокольчик в памяти —
В звонком стакане радости.
Был я уныл, как осень,
Мало вдыхал я солнца.
Словно со дна колодца
В небо смотрел на звезды.
Отблески синей радости
Долго внутри меня спали.
Дайте прильнуть губами
К элексиру кипящему.
В звонком стакане радости
Я как ребенок волен.
Тонет в зеленом синий.
Кто там уходит в поле?
Эй, пригласите птицу
Плакать, в траву ныряя.
Плавать, слезу роняя.
* * *
Что сказать вам хочет снег,
В спальню темную врываясь,
В ночь, когда на окнах завязь
Шевелится как во сне?
В огражденье этих стекол
Постучится Рождество,
Но, уйдя в себя, как кокон,
Не услышите его.
Ходит-бродит бледной тенью
Сквознячок во всех углах,
И, как в детстве, в привиденье
Верит сердце. Верит страх.
Взгляд, смущенный беспричинно,
Убирая от икон,
Говорите языком,
Где слова неразличимы.
25 МАЯ 1992 ГОДА*
Спасенье в музыке? Иль на конце иглы?
Иль панты продавать залетному оглы?
Я в серых сумерках, бездомный и бездумный,
Зеленоокою пленен колдуньей.
Над кудрями овец есть кудри облаков.
Под овцами — трава. Под облаками — горы.
Зеленые глаза сильнее всех оков
Сковали душу. Что мои глаголы?
А сам я как вопрос, согбенный и больной,
Удушливый вопрос: за что? куда? доколе?
И сам я как трава, в которой стынет зной,
В которой яд найдешь, но не найдешь покоя.
Трава, зеленая, как медный купорос,
Где возвышаюсь я, унылый, как вопрос
В прозрачных сумерках: когда? куда? доколе?
Зачем я здесь? и что это такое?
---------------------------
* День рождения Даура
* * *
Татьяне Бек
Хлеб — не хлеб, и вино — не вино.
Время пусто. Лишь память бездонна.
И свершиться добру не дано,
Где ночлег вместо отчего дома.
Но однажды пригрели меня
Гневный Ангел и дикая кошка,
А кленовые листья, звеня
Да шурша, залетали в окошко.
И воскресши, пришла нагишом
К нам надежда — ребенок лишь с виду.
Я обрел тут покой... Но ушел,
Разделив с этим домом обиду.
Но ее — ни жену, ни сестру —
Вспоминаю с печалью сегодня.
Не страшна мне юдоль на миру,
Потому что страшней преисподня.
В подворотнях — и склякоть, и слизь.
Бормочу я в декабрьскую стужу:
«Помолись за меня, помолись
Лишь одна ты спасешь мою душу».
(Печатается по изданию: Даур Зантария. "Колхидский странник". Екатеринбург, "У-Фактория", 2002. С. 250-263.)
ПЕСНЯ О НАШЕМ БРАТЕ
Ты вези, вези меня,
Бээмпэшка синяя.
Если нас гранатомет
На развилке подорвет,
Обмани мою сестру,
Что уехал в Анкару.
Как садится брат наш Заза
В синей масти “БМП”,
Рация шипит, зараза,
Что врагу не по себе.
Жаркий бой — его стихия,
Но у ближнего села
Он и спутники лихие
Смерть нашли из-за угла.
Ты вези, вези меня,
Бээмпэшка синяя...
Говорят, что брат наша Заза,
Сын отца и бог войны,
По какому-то приказу
Стал виновен без вины.
Мирно спи, спаситель флага,
Зажигатель всех сердец!
Опустела твоя фляга,
Изрешечен “мерседес”.
Ты вези, вези меня,
Бээмпэшка синяя...
В КАЖДОМ РИСУНКЕ — СОЛНЦЕ
Рисуют дети на асфальте солнце.
Вожатые оценивают их,
И подъезжают к площади “икарусы”
С туристами, которые полны
Желанья город наш поймать фотоприцелом.
Рисуют дети, соревнуясь, солнце.
Туристы рады. Радио воркует.
Молиться? Вон на лобовом стекле
Иконы наши: Сталин и Высоцкий
Да правнучка смутьяна Емельяна.
Теперь бы жить и жить, да вот беда:
Грозятся снова пальцем из эфира,
А по проспекту, полному лучей,
Совсем не опереточно шагают
Шинели, полные желанья убивать.
И вот, глядишь, вожатые шипят:
Туристы на рисунки наступают,
Иконы ж наши строят рожи нам.
А дети нервно водят мелом по асфальту.
Их солнца — как оконные решетки,
Их лица напряженны и стары.
И вот по лестнице, по лестнице крутой
Сбегаешь вниз. И я спешу к тебе,
Запутавшись в рисованных лучах.
И платье, полное отваги и порыва,
И волосы, взметенные назад, —
А время замерло, остановилось.
(Опубликовано: Новый мир. 1996 г. № 12.)
(Перепечатывается с сайта: http://www.magazines.russ.ru.)
Стихи из романа «ФЕОХАРИС»
СУХУМ
Как только проснешься,
Явь, как шапка,
Надвигается на глаза
И тени снов исчезают.
Но ты видишь, как море накренилось,
Ввысь поднимая лодки,
Бледно-спокойное,
Солнца не видя еще над собой;
Как город спросонья
Исходит туманом
И горка-медведица
Спускается на водопой;
Как черные чайки
На длинных лучах качаются,
А набережная пронизана
Черными кипарисами.
* * *
Иметь свой дом у моря на пригорке
И в небе сада собственные звезды,
И отражаться в зеркале пруда,
Пугая рыбин, как виденье Бога.
* * *
Благословить корабли хочу:
Корабли как дети.
Кто из нас дочитал до конца
Уходящую в даль строку кильватера
И кто знает, в которой из гаваней
Корабли поставят точку?
Благословить корабли хочу.
Говорят, что в их чревах моторы гудят,
Но им так парусов не хватает,
И подобны обломкам мачт
Их белые трубы.
Беспокойный зевака,
Каждый день корабли провожаю.
С кораблями — частицами суши —
Каждый день уплывает частица моей души.
Ты мне веришь?
Ты же мне веришь?
Я кораблями развеян,
И штормы меня терзают.
Под полосатым халатом
Мое сердце дрожит от страха
Перед стихией,
От которой оно далеко.
Но корабли,
Но корабли, как дети.
Их не пугают стихии.
Я боюсь за себя и за них.
* * *
Я встретил англичанина в Сухуме.
Я смело пригласил его в кофейню.
Он сносно говорил по-русски
(Уж не эстонец ли, мелькнуло подозренье).
Толпа зевак нас тут же окружила,
Но я спокоен был:
Мы говорили только о лекарствах.
Он жаловался на стенокардию,
И я из вежливости щупал сердце под рубашкой,
Смущаясь, что она — английское изделье.
И, карточку визитную вручая,
Он пригласил меня в далекий Лондон:
Как выйдешь, в смысле с поезда сойдешь,
Тебе укажет каждый, где живу я.
Самоуверенный интурист,
Не заманишь ты меня на свои острова.
Да я там задохнусь от туманов!
Я на первом же рауте виски без соды напьюсь!
Я королеву оскорблю
Совершенным незнанием вашего этикета!
Нет, ты к нам ежегодно приезжай
И валютой плати.
(Печатается по изданию: Д. Зантария. Колхидский странник. 2002. С. 341, 343.)
__________________________________________________________________________
