Турсынхан Абдрахманова
Озеро Рица
Поэма
Повыше поднимись и погляди-ка:
Поверхностью почти касаясь туч,
Синеет Рица, как близнец Иссыка,
Покоится среди кавказских круч.
Взгляни налево и взгляни направо,
Приметь борьбу лучей и полутьмы.
И вспомнятся вершины Алатау,
Их в небо вознесенные чалмы.
Нетрудно мне сравненья эти множить,
Поскольку так отчетливо видна
В ущелье Бзыби, на Аксай похожем,
Снегов березовая белизна.
Тут — озеро, синеющее строго,
Внизу — реки стремительный поток.
А вон, по краю пропасти, — дорога
Змеится, точно тонкий волосок.
Вон облако под жарким солнцем плавится.
Вон близ сосенки тоненькой стоит
Сосна — как будто рядышком с красавицей
В молчанье статный высится джигит.
Здесь иногда ненастный ветер свищет,
Срывается с уступа на уступ.
Над озером безжалостно и хищно
Вонзился в поднебесье Тещин зуб (1).
Да, на Иссык в какие-то моменты
Похожа эта гладь и скалы те.
Лишь пальмы, море да еще легенды
Неповторимы в вечной красоте.
Как будто пленены единой целью,
Вода и зелень привлекают глаз.
Легенды — что ни пик или ущелье,
То новый удивительный рассказ.
За годом год минувшее струится,
Плывут в былое судьбы и дела.
...Озерная вода прозрачной Рицы
Когда-то юной девушкой была.
Здесь был аул, для каждого открытый,
Кто мог с собою дружбу принести.
И лишь врагам абхазские джигиты
Сюда перекрывали все пути.
Здесь к родникам, холодным спозаранку,
По тропкам, что извилисто-круты,
Ходили луноликие горянки,
Чисты душой, движеньями чисты.
Здесь был всегда отдать свою свободу
Готов за побратима побратим.
Кавказцы! Видно, горная природа
Характеры выковывала им.
Сурово стыли дикие утесы
Под небом неизменной синевы.
Ни перед силой, ни перед угрозой
Здесь горцы не склоняли головы.
Не покорились никому ни разу.
Как вещий символ маленькой страны
Немые кручи древнего Кавказа
Равно зимой и летом зелены.
И облака ложатся им на плечи.
И над аулом — столбики дымов.
...В какой-то позабытый ныне вечер
Бродил старик под окнами домов.
Помедлит у крыльца, пройдет к другому,
Вздохнет, припомнив трудности пути...
И вот уже у крайнего он дома,
Чья дверь открыта: дескать, заходи!
Там страннику, глядишь, по всем приметам
Дадут не просто хлеба да воды.
Вступил он за красавицею следом
В приют добра, покоя, чистоты.
Был путник утомлен — и оттого-то
Касались тени смуглого лица.
Но окружила девушка заботой
Чужого старца, словно бы отца.
— Дитя мое, я частый гость в ауле,
Меня не раз встречал у вас почет.
А нынче двери глухо вы замкнули,
Уж не отрекся ль от гостей народ?
— Нет, не отрекся,— девушка вздохнула.—
Судьба к нам нынче не совсем добра:
Один джигит из нашего аула
Стал кровником аула Аткара.
Его душа всегда открыта свету,
Известно всем, как честен наш Сеит.
Но злобный слух распущен, будто это
Им непутевый Алмасхан убит.
Вы, дедушка, поймите: это значит,
Месть за Сеитом бродит словно тень.
И каждый дом поочередно прячет
Его от смерти вот уж третий день.
И потому все наглухо закрыто,
Тревога и тосклива, и долга.
Насыщен ветер именем джигита,
А ночь полна дыханием врага.
— Как звать тебя?
— Шамша. Я дочь Даура.
Меня прозвали «девушкой-огнем».—
Старик смотрел задумчиво и хмуро.
— Аул — лежит проклятие на нем?
— Да, не-найдется подлинный убийца —
И жертвою окажется Сеит...
А если смута общая случится,
Аул резни никак не избежит!
— Резни? Послушай, передай-ка людям:
Должны уйти все вы в кратчайший срок.
Обвал сильнейший на рассвете будет —
Пусть не застанет он народ врасплох.
Обрушатся лавины снеговые,
И, дрогнув, с мест сойдут громады гор.
Не злоба человека — зло стихии
С судьбой аула затевает спор.
Охотник я. Мне сызмальства известно
Все то, что от людских сокрыто глаз.
И ропот гор, и тайны поднебесья,
И шум ветров я постигал не раз.
Да, на рассвете рухнут эти горы.
Мне рассказал о том недавний дождь.
И ты погибнешь тоже, если скоро
Сама, Шамша, отсюда не уйдешь.
Теперь я долг исполнил. Ты, родная,
Еще успеешь жизнь свою спасти.
— Ах, дедушка, да разве здесь одна я?
Мне из аула некуда идти.
Тебе спасибо за оповещенье,
За то, что ты решил к нам завернуть.
Спасу аул — в том и мое спасенье —
И потому немедля двинусь в путь!
Старик ушел. А девушка, как птица,
К дверям метаться стала от дверей.
Подосланный из Аткары убийца
Чуть не сразил ее стрелой своей.
Она же и его оповестила:
— Чем разжигать неправедную месть,
Беги к народу, не жалея силы,
Пока надежда на спасенье есть!
...Как бабочка, легка душа пред страхом:
Мгновенно поднят был аул на сбор.
Здесь зря никто не охал и не ахал,
Здесь каждый знал крутой характер гор.
Пока судьбу решали целым сходом,
С небес свернула молния сквозь мрак.
Сеит предстал перед своим народом
Разгоряченный, словно аргамак:
— Хоть и опасна, и трудна дорога,
Спасенье — на высотах Беркутты (2).
Лишь мужество и выдержка помогут
Добраться нам туда до темноты.
Пред той горой, стоящей на отшибе,—
Обрыв: он сможет задержать обвал.
И если мы туда за ночь дошли бы,
То были б спасены, — Сеит сказал.—
И нет нужды напоминать, пожалуй,
Что должен будет сообща народ
Заботиться о старых и о малых,
Что надо выпустить на волю скот.
Дождем размыта узенькая тропка,
В тумане факел не разжечь никак.
В пути держаться будем за веревку
И медленно пойдем — за шагом шаг.
Ну, в путь, не нарушая древних правил! —
Сеит шагнул решительно вперед.
Храбрец всегда в беде народ возглавит.
За храбрецом всегда народ пойдет.
И ста шагов не сделали — о горе! —
Стрелой сраженный, наземь пал Сеит.
И встал народ: там — жизнь со смертью спорит,
Тут — смерть над жизнью мстительно кружит.
Куда идти? Ночь огласилась стоном.
Но, боль-в груди жестокую тая,
Сеит проговорил:
— Хотел спасенным
Народ свой перед смертью видеть я.
Простите, что не стал я вам опорой,
Простите, что так короток мой путь.
Но не был я причиною раздора,
И враг мне целил в спину, а не в грудь.
Жаль, не успею с ним свести я счеты...
Прощай, земля! —
Сеит навек умолк.
Вперед идти иль здесь стоять народу —
Никто сказать уверенно не мог.
И звонкий голос в темноте суровой
Тогда в смятенье подала Шамша:
— Не осудите, но скажу я слово,
Которое диктует мне душа.
Здесь оставаться — гибель звать к порогу.
Обвал не обойдет нас стороной.
Я попытаюсь отыскать дорогу.
Доверьтесь мне и следуйте за мной!
И Аламыс белобородый строго
Взглянул в глаза ей, молвив не спеша:
— Ну что ж, рискнем. Показывай дорогу,
Возглавь народ, дитя мое Шамша!
Сам Аламыс пошел за нею следом,
Аллаху обещая боз каска (3),
Чтоб не оставил силами при этом
Он на пути к спасенью старика.
И вот бредет людская вереница
На Беркутты под громкий плач детей.
Шумит в ушах, и голова кружится,
И каждый шаг дается все трудней.
Когда ж иных сомненье одолело:
Мол, все старания, увы, пусты,
Мол, с места так бросаться в путь — не дело,
Все ж поднялись они на Беркутты.
Еще толпа свободно не вздохнула,
Поверив в это чудо из чудес,
Как долетел со стороны аула
Гром надвое расколотых небес.
И ветер вдруг помчался с гневным свистом,
Лавины снега руша с ледников.
И ураган, огромен и неистов,
С земли дрожащей взмыл до облаков.
Гремя, бурля от края и до края,
Выламывая камни по пути,
Стволы сшибая, словно бы играя,
Летел поток — попробуй укроти!
Вот в нем мелькнули только на мгновенье,
Доселе простоявшие года,
Аула белоснежные строенья.
Мелькнули — и исчезли навсегда.
В испуге зверь стремился к косогору,
Бросался скот от гула наутек,—
Голодный, жадный, на расправу скорый
Все поглощал бушующий поток.
Он шел, легко сметая все преграды,
Мощь набирая, разжигая пыл...
И не поверишь, что аул когда-то
Вот здесь, на этом самом месте, был!
...Но вот беда отбушевала люто.
Вершин коснулся золотистый луч.
И засияла, свежестью продута,
Синь небосклона, сбросив саван туч.
И в полдень, озаренный ярким светом,
Не пряча от других счастливых слез,
Те собрались, кто был в походе этом,
Кто веру в Завтра сквозь беду пронес.
— Что ж вы, джигиты? Ставьте угощенье,
С вином скорей несите бурдюки! —
И Аламыса мудрое решенье
Одобрили седые старики.
Из рога отхлебнув вина немного,
Степенно распрямился Аламыс,
И для Шамши расчистил он дорогу,
И так сказал он, глядя сверху вниз:
— С почтеньем встаньте перед нею, люди,
Ведь жизнь народа ею продлена.
Пусть — после духов предков — первой будет
Достойна поклонения она.
Отныне и навеки для кавказца
Священною пребудешь ты, Шамша!
Мы красотой твоею будем клясться.
Стань озером, бессмертная душа!
И только лишь в ответ Шамша успела
Произнести «аминь», едва дыша,
Как тут же в озере вода запела,
И обернулась озером Шамша.
Ты, озеро, прекрасно не случайно,
Ты, Рица, сердце памятью вяжи:
В бездонности твоей — девичья тайна,
В прозрачных глубях — суть ее души.
Оберегая, словно от пропажи,
Тебя и все величие твое,
Леса стоят воинственною стражей,
И кипарис уставил ввысь копье.
Самой Шамши косынкою порою
Легко коснется облако высот.
А иногда с лукавою игрою
Здесь ветер к человеку припадет.
Печалится Шамша — жди тучу злую.
Вздохнет Шамша — раздастся стон волны.
Услышишь плеск, подобный поцелую,—
Любовью думы девичьи полны.
Ты, озеро, достойно поклоненья
Всех, кто в тебя глядел хотя бы раз.
Не зря из века в век несет в волненье
Легенду о тебе старик Кавказ!
---------------------------------
1 Так называют семидесятиметровую скалу над озером Рица.
2 Беркутты — название горы.
3 Боз каска — белый барашек, приносимый в жертву ради благополучного исхода дела.
Перевела с казахского Т. Кузовлева
____________________
Приложение
ВЕЧЕР В ГАГРЕ
И. В. Денисовой
Огромный солнца шар скользит по небосклону,
Вот-вот угаснет день, на землю ночь сойдет.
И море, как мудрец, от мира отрешенный,
Задумчиво глядит в пустынный небосвод.
Невидимых ручьев отчетливей журчанье.
Над узким берегом — покой и тишина.
И медленно встает, как старое преданье,
Из-за Кавказских гор белесая луна.
Ни день сегодняшний, ни час в исходе дня...
Но разве он для нас не вечен, этот вечер,
И я забуду вас, а вы — меня?
Перевел с казахского А. Жовтис
______________________________
(Печатается по изданию: Т. Абдрахманова. "Избранное". М., 1985. С. 301-309, 177.)
(OCR — Абхазская интернет-библиотека.)
