Абхазская интернет-библиотека Apsnyteka

В. Коротеев

У Народного поэта Абхазии

Поэт сидел в глубоком крес­ле на своем любимом месте — в углу маленькой веранды, зате­ненной листьями винограда. Ско­сив глаза, он наблюдал за игрой внука с котенком, и в его глазах загорались искорки смеха. Поэт отдыхал. Но руки его, вечно тру­довые, удивительно подвижные руки, не умели отдыхать; они на­ходили сухую ветку виноградной лозы, и в знойной недвижимости осеннего дня виноградные листья трепетали под длинными легкими пальцами.

Сколько ему лет? Может быть, шестьдесят... Но почти незаметны морщины на смуглом лице, а при улыбке он обнажает совсем мо­лодые и крепкие зубы.

Дмитрию Иосифовичу Гулиа уже за восемьдесят. У него за плечами долгая и нелегкая жизнь. Она может быть замечательным уроком молодым.

—  Помните рассказ Алексея Максимовича Горького «Рождение человека»? Место действия его — между Сухуми и Очамчири, на берегу реки Кодор, недалеко от моря, где сквозь веселый шум горной речки ясно слышны глу­хие всплески морских волн. Так вот, я родился в этом месте — там, где белопенный Кодор вы­рывается из гор к Черноморью. Спасибо отцу, бедному крестья­нину: он помог мне выучиться читать и писать на русском и гру­зинском языках у местного свя­щенника. В годы моего детства было трудно, почти недоступно абхазцу попасть в школу — легче море переплыть. Три года меня заставили ждать «вакантного ме­ста» в школе, то есть когда кто-нибудь из учеников помрет или будет уволен.

Чуть-чуть посмеиваясь, поэт рассказывает, как отец нашел на базаре писаря, выставил ему бу­тыль вина, чтобы тот написал прошение губернатору принять сына в школу. Писец пишет и пьет вино стакан за стаканом; по ме­ре того, как бумага покрывается чернилами, уровень вина все пони­жается. И в то мгновение, когда в бутыли не осталось ни капли вина, писец поставил на бумаге последнюю точку.

—  Моя настойчивость, видимо, помогла мне получить образова­ние, и в семнадцать лет я стал учителем.

Тогда абхазской письменности не существовало, и сельский учи­тель Гулиа участвует в составле­нии абхазского алфавита, а в 1892 году издает первый букварь.

Талант Гулиа вырос на благо­датной земле Абхазии, он впитал в себя красоту ее гор, грозные бу­ри Черноморья и ласковый плеск морской волны. Дедушка абхаз­ской литературы, как его называ­ют,— крупнейший знаток абхаз­ского фольклора.

—  Всю жизнь я припадаю к родникам народного творчества. Я исходил вдоль и поперек всю Абхазию, изучал быт, записывал народные сказки, песни, послови­цы, поговорки, загадки, .скоро­говорки, которыми очень богат язык абхазцев. Слушая рассказы стариков,— продолжал Дмитрий Иосифович,— я держал блокнот на коленях, под столом. Знаете, когда человек видит, что его речь записывают, у него язык словно костенеет...         
Первая книга Д. Гулиа вышла в Тбилиси в 1910 году. Эпиграфом к ней была абхазская пословица: «Лошадь умирает — поле остав­ляет; человек умирает — слово оставляет».

Елена Андреевна, жена поэта, женщина с добрыми и вниматель­ными глазами, рассказывает, что эту книгу он издал на свои деньги — пришлось продать буйвола. Залез в долги и сам распространял книжку, а после рассылал по школам, дарил знакомым.   

Изумительна почти энциклопедическая разносторонность таланта Гулиа: он историк и этно­граф, прозаик и поэт, драматург и переводчик. Его перу принадлежат «История Абхазии», пере­воды Пушкина и Лермонтова, «Слова о полку Игореве», «Витязя в тигровой шкуре», стихотворений Тараса Шевченко; он перевел на абхазский язык «Интернационал».

Есть у Гулиа стихотворение «Река». В нем поэт рисует карти­ну большой реки, несущей свои воды в море и отражающей в них жизнь берегов. Поэт ищет истоки реки и находит начало ее в горах.

И что ж увидел я? Из-под камней бьет струйка...
Но играет сила в ней,
Прозрачный ручеек течет, не тает.
Земля щедра, земля его питает.

В этом стихотворении отражена жизнь самого поэта, чье яркое и самобытное искусство свыше ше­стидесяти лет назад вышло из на­рода, словно ручей из гор.

В его произведениях — жизнь Абхазии, ее национальные тради­ции, песни, легенды, ее горестное прошлое и новая, светлая жизнь.    

И первый абхазский роман «Камачич», о тяжкой жизни абхаз­ской крестьянки, и драма «При­зраки», в которой раскрыта тра­гедия семьи старика-богатея Гу­дима, враждующего с сыновьями, и лаконичные, весьма поучитель­ные рассказы-новеллы, своеоб­разные по своей форме, и в осо­бенности светлая лирика — все произведения народного поэта от­мечены печатью большого и само­бытного таланта.

В 1913 году вышла поэма Гулиа «Любовное письмо» — первый об­разец абхазской лирики. Стихи эти пленяют красотой внутренней гар­монии и ритма. С того времени прошло почти полвека. Ныне твор­чество Дмитрия Гулиа известно и любимо не только в Абхазии; се­годня имя поэта любимо во всей советской стране. Гулиа говорит, что он не написал еще мно­гое из того, что хотел: «За недо­деланное я скорблю душой». Ко­гда у него ослабло зрение, врач запретил ему писать, но поэт, как всегда, пишет, придвинув к себе свой круглый металлический сто­лик, за которым он работает мно­го лет. «Правда, у папы теперь не такой аккуратнцй почерк»,— гово­рит дочь поэта, Татьяна Дмитри­евна, его неустанный помощник.

Поэт писал в назидание моло­дым: «Когда бездействуешь хотя бы день один, ты, значит, умер на день раньше срока!»

И сегодня стихи старого поэта истинно простые, ясные по своей мысли, изящные и чистые по фор­ме, в них юношеская свежесть, неизменный оптимизм, неповто­римая сердечность, добрый юмор.

Он читает нам свои стихи ти­хим, глуховатым голосом и изред­ка останавливается, чтобы посмо­треть, как принимают их слуша­тели.

Много превосходных стихов у Гулиа о дружбе. Вот две строчки: «Счастье в сердце вырастает вдвое от того, что рядом счастлив друг».

Чувство долга перед отчизной с большой силой выражено в стихо­творении «Признание».

Если мне скажет народ, что в пустыне
Нужен я больше, чем в отчем дому,—
Будут короткими сборы простые,
Скоро в пустыне друзей обниму.

Старый поэт написал немало стихов для детей, стихов теплых, образных. Он умеет выразить большое в малом. В стихотворе­нии «Тропинка туристов» он пишет о маленьком роднике на горной тропе. Здесь утоляют жажду ре­бята из разных концов страны: мал родник, но он течет, не тужит; он со всей большой страною дру­жит. Такова Абхазия, родная зем­ля Гулиа.

«О самом дорогом» — так на­звал Гулиа свои вдохновенные стихи о партии, о Ленине, об Ок­тябре.

Вот над землей сияет солнце, грея
Просторы мира в ясный день весны...
А Партия во много раз светлее —
Ее огнем сердца озарены.

Чтение утомило старика, и раз­говор прерывается. Потом Татья­на Дмитриевна рассказывает о переменах в Абхазии, о том, как изменился Сухуми.

—  Видели наш парк? Когда-то на этом месте была трясина.

—  В этом деле и моя лопата,— вступает в разговор Дмитрий Иосифович, — пусть немного — все же виновата...

Это он вспомнил одно из своих стихотворений.

—  Я пишу, как правило, ночью, это привычка с молодых лет, когда днем мне приходилось за­ниматься с детьми в школе. Сей­час я не учительствую, а привыч­ка сохранилась...

Спустя минуту он вновь загово­рил.

—  Для некоторых восточных поэтов характерно этакое созер­цательное погружение в природу. Я избежал этой болезни, у меня нет пассивного отношения к при­роде. Я очень люблю могучую природу Кавказа. Особенно люб­лю море, часами могу сидеть на берегу, слушая неумолчный шум волн. Для меня море — живое су­щество, с морем я на «ты».

О чем поэт хочет писать се­годня?

—  О Ленине, о дружбе наро­дов. Очень хочется писать для детей,— вздыхая, говорит поэт, словно он сам виноват в своем нездоровье.— Написать стихи и рассказы о птицах. Знаете, я очень люблю птиц. У меня не­сколько лет жили шесть воро­бышков. Людям со стороны все они казались одинаковыми, а я всегда отличал каждого...

Мне сейчас больше восьми­десяти, — продолжает Дмитрий Иосифович, — и в этом возрасте человек может делать кое-какие выводы из своей жизни. Когда я был сельским учителем, я больше всего старался учиться языку у крестьян. А надо уметь говорить с крестьянами. Мне удавалось на­ходить общий язык с ними пото­му, что я никогда не отказывался говорить с крестьянами обо всем, что вечно и живо интересует их.

Начиная свой поэтический путь, я не знал и не мог знать абхаз­ской письменной поэзии: ее еще не было. Зато жило богатейшее устное творчество моего народа, и я, естественно, обратился к не­му в поисках национальной фор­мы.

Мои стихи и рассказы, мой ро­ман и пьеса дают ответ на вопрос, что такое национальная форма.

Я уже как-то отмечал: нельзя научить писать отличные стихи. Знавал я людей, составлявших ре­цепты, как писать стихи, но они сами по своим рецептам ничего сносного не написали и мучают наш слух серыми, бесцветными стишками. Поэт тогда становится настоящим поэтом, когда он чув­ствует в себе общественного дея­теля. Если стихи поэта еще не стали явлением общественным, это означает, что пока еще не ро­дился настоящий поэт. В молодые годы я сложил немало стихов, они у меня не сохранились, и я не жалею об этом. Поэтом я себя почувствовал в то время, когда царские власти «заинтересова­лись» моим стихотворением «Ходжан Большой» и началось тайное следствие. Об этом я узнал слу­чайно и понял тогда, что значат стихи.

Дмитрий Гулиа — заботливый воспитатель молодежи, он щедро делится своим опытом. Многим известны его статьи «Как я стал поэтом», «О поэзии и поэтах». С гордостью говорит он о том, что сегодня в Союзе писателей Абхазии 23 человека да, кроме того, более ста начинающих — вот какая буйная поросль поднимает­ся в абхазской литературе.

—  Главное для литератора — постигать веселую и озабоченную, требовательную и мудрую жизнь, труд и быт народа, его богатей­ший опыт. Без этого наше творче­ство — пустоцвет. Все для сти­хов — таких, как жизнь сама!

Прощаясь, Дмитрий Иосифович говорит:

—  Знаете, у нас на Кавказе есть такая притча. Один спраши­вает у другого:

«Что за человек твой брат?»

«Я с ним не был в дружбе, по­этому не могу сказать», — отве­чает тот.

Хороший друг — это больше, чем родственник. Дружба — это сильнее всего на свете.

Взволнованный этими словами, я ухожу, унося с собой в памяти образ мудрого поэта.

Уже стоя во дворе, я вижу, как наверху, на балконе второго эта­жа, в листьях винограда белеет сухонькая, удивительно подвиж­ная рука, перебирающая листья. И мне кажется, будто эта не зна­ющая отдыха рука срослась с мо­гучей и крепкой виноградной ло­зой и так же, как виноградная ло­за, получает свою силу от краси­вой, благодатной абхазской земли.

Д.И. Гулиа со школьниками в Сухумском ботаническом саду


(Опубликовано: журнал "Огонек", 1956 г., № 48.)

(OCR - Абхазская интернет-библиотека.)

Некоммерческое распространение материалов приветствуется; при перепечатке и цитировании текстов указывайте, пожалуйста, источник:
Абхазская интернет-библиотека, с гиперссылкой.

© Дизайн и оформление сайта – Алексей&Галина (Apsnyteka)

Яндекс.Метрика