СОВЕТСКИЕ АБХАЗСКИЕ ПОЭТЫ (часть 4)
- Константин Ломиа
Красная площадь. Перевел Г. Абрамов
Теплый город. Перевел А. Кронгауз
В рядах москвичей. Перевела В. Тушнова
Поток любви. Перевел А. Кронгауз
Земляки. Перевел А. Кронгауз
Ответное письмо. Перевел Ю. Островский
Синее море. Перевел А. Кронгауз
Гости Сухуми. Перевел А. Кронгауз
Необыкновенный день. Перевел А. Кронгауз
Черное море. Перевел А. Кронгауз
«Образ милой зачеркнуть пытался...» Перевел А. Кронгауз
Горький на берегу Кодор-реки. Перевел А. Кронгауз
Дмитрию Гулиа. Перевел А. Кронгауз
Голос матери. Перевел А. Кронгауз
Колыбельная. Перевел А. Кронгауз
Любовь к родине. Перевел А. Кронгауз
«Я был разбужен...» Перевел А. Кронгауз
Маяковский с нами. Перевел А. Кронгауз
Новая ветка. Перевел А. Кронгауз
Формировщица чая. Перевел А. Кронгауз
Голос гнева. Перевел А. Кронгауз
Песня в эфире. Перевел А. Кронгауз
Мать. Перевел А. Кронгауз
У старшего брата. Перевел А. Кронгауз
Мы о любимых вспоминали. Перевел А. Кронгауз
Вечером на Ленинских горах. Перевел А. Кронгауз
На берегу Волги. Перевел А. Кронгауз
Московский университет. Перевел А. Кронгауз
Время пришло. Перевел А. Кронгауз
Новый год. Перевел А. Кронгауз
Слово о любви. Перевел А. Кронгауз
- Киршал Чачхалиа
Вопросы и ответы. Перевел А. Николаев
Ночь. Перевел А. Николаев
Сонет. Перевел А. Кронгауз
Первый день. Перевел А. Кронгауз
Директор Миха. Перевел А. Николаев
Служба Чира. Перевел А. Николаев
Туска. Перевел А. Николаев
Малютка Лала. Перевел А. Николаев
Приезжайте отдыхать. Перевел А. Николаев
Сердце говорит. Перевел А. Николаев
Если любишь ты жизнь... Перевел А. Николаев
Хохлатка. Перевел А. Николаев
Пчела и цветок. Перевел А. Николаев
Зимнее утро. Перевел А. Николаев
«Босиком я топтал эти травы...» Перевел А. Николаев
«Цветы в Абхазии цветут...» Перевел А. Николаев
Гагра. Перевел А. Николаев
Ожидание. Перевел А. Николаев
Эх, Махаз, Махаз!.. Перевел А. Николаев
Осел. Перевел Н. Разговоров
Струны гитары. Перевел А. Кронгауз
- Кица Ачба
Перевел Ю. Вронский
За мир
Русалка
В закусочной
«В нем наглости не стало меньше...»
«Она от каждого мужчины...»
«Я»
- Шалико Сангулиа
Мы вернемся, Севастополь! Перевел Д. Голубков
О кукушке и других птицах. Перевел Д. Голубков
- Константин Аргун
Звезды над Сухуми. Перевел Н. Коржавин
Мороз и солнце. Перевел Н. Коржавин
Я нынче любимой тебя назову. Перевел Н. Коржавин
Март на исходе. Перевел Н. Коржавин
Псырцха. Перевел Д. Голубков
- Джота Тапагуа
Поэту Иуа Когониа. Перевел Ю. Вронский
Хирургу. Перевел Ю. Вронский
- Георгий Гублиа
Перевел А. Ревич
«На воде, как мостик серебристый...»
«Темнела моря синева...»
«Ты мне приснилась...»
Вечер в селенье
Мать
Выпускной вечер
«С тоской гляжу во мрак ночной...»
«Часто заходил я к вам когда-то...»
Владимиру Харазиа
Часы капитана
Т...
Сухумская крепость
У памятника Ленину
- Владимир Анкваб
Антипка играл па апхярце. Перевел Ю. Вронский
«Однажды увидав тебя...» Перевел Ю. Вронский
Мама, где ты? Перевел Н. Коржавин
Оружейная палата. Перевел Н. Коржавин
Гунда (По народным мотивам). Перевел Л. Щеглов
- Борис Тужба
Перевел Н. Коржавин
Моя судьба
«Путь освещал нам свет луны...»
«Мы в детстве здесь в саду с тобою...»
«За этой черной шалью...»
- Шота Чкадуа
Красная кофточка. Перевел Ю. Вронский
Действуй сам. Перевел Н. Коржавин
К невестке. Перевел Ю. Вронский
Одинокий. Перевел Ю. Вронский
«Пятнадцать лет он в трудной был дороге...» Перевел Н. Коржавин
Бывшему другу. Перевел Н. Коржавин
- Алексей Гогуа
Перевел Г. Ярославцев
«Недавно мы были вместе...»
«С утра я пишу за столом в тишине...»
Поток
Другу труженику
- Шамиль Пилиа
Перевел Г. Ярославцев
В саду
Первый урок
«Когда твои лебяжьи руки...»
«В небе ласточка кружится...»
- Нелли Тарба
Перевела Эм. Александрова
«В чаще сада в час закатный...»
«Врозь по городу мы бродим...»
Женихи
«Мама, прошу, сбереги мое платье...»
Выпускники
Последняя арба
Кто одинок?
«Чую, мама, вижу, знаю...»
«Где ты, комната «13»...»
- Илья Ласуриа
Перевел Ю. Вронский
Дерево
Где облик милый?
Воспоминание
Сердце
Памятник летчику
Памятник поэту
- Платон Бебиа
Перевел Ю. Вронский
Любовь заставит
Кто виновен?
С нею но сравнится...
Константин Ломиа
(Родился в 1927 году)
КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ
Шла девушка мимо... «Спросить или нет?»
— Какая тут площадь? — я бросил ей вслед.
И, брови подняв, обернулась она,
Взглянув на меня, улыбнулась она.
— Неужто, товарищ, не знаете вы?
Ведь площадь Арбатская в центре Москвы!
— Вас, девушка, мой удивляет вопрос?
Впервые увидеть Москву привелось...
— Простите меня!— извинилась она,
И быстро с толпой удалилась она.
...Я шел, восхищаясь столицей Земли,—
Со звездами башни возникли вдали.
Широкая площадь. На ней Мавзолей,
Суровая строгость зеленых ветвей...
И дума глубокая в сердце вошла,
В далекое детство меня увела.
И тотчас я Красную площадь узнал,
Хотя я впервые ее увидал.
Взглянув на нее, ошибиться нельзя —
Кто Красную площадь не знает, друзья?
1950
ТЕПЛЫЙ ГОРОД
Лежат снега суровые.
В полях московских тишь.
Сосульки двухметровые
Свисают грозно с крыш.
Упрятали от холода
Мы руки в рукава,
Но нет на свете города
Теплее, чем Москва.
Живет за океанами
Немало городов
Под пальмами, лианами,
Средь солнечных плодов.
Но люди в муках голода
И там твердят слова,
Что нет на свете города
Теплее, чем Москва.
Немало нами пройдено
Метелей, бурь и вьюг.
Всегда нас грела родина,
Как самый верный друг.
В ней урожаев золото
И неба синева.
И нет на свете города
Теплее, чем Москва.
1951
В РЯДАХ МОСКВИЧЕЙ
На улице Ленина в полдень погожий
На майских знаменах сверкали лучи.
Сухуми в цветы разодет был, и все же
Завидовал вам я, друзья-москвичи.
Товарищи детства, которых дороже
Не сыщешь, с которыми все пополам.
Шагали со мною бок о бок, и все же,
Друзья-москвичи, я завидовал вам.
Имел я на это особое право:
Я с детства мечты не знавал горячей.
Сегодня иду я Москвой величавой
На Красную площадь в рядах москвичей.
Ее заслоняют знамена, алея.
Еще я ногой не ступал на нее,
Но взгляд мой прикован уже к Мавзолею,
К трибуне приковано сердце мое.
Что может отвлечь меня в эти мгновенья.
Что может наполнить мечтою иной!
...Весь день бы я так простоял, без движенья,
Но помню о тех, кто шагает за мной.
1962
ПОТОК ЛЮБВИ
Я видел, как поток бурливый,
Когда обрушился обвал,
Вдруг повернул неторопливо
И путь другой себе избрал.
Но знаю я, что нету силы
На свете ни в каком краю,
Чтобы поток остановила,
Что обращен к Москве, к Кремлю.
Поток могучий, полноводный —
Поток любви, любви народной.
Я знаю: реки, что весною
Гудят, бурлят в разливе вод,
Декабрь оденет пеленою
И закует их в звонкий лед.
Но пусть зима скует просторы,
Ни декабрю, ни февралю
Не заковать поток, который
Бежит к Москве, спешит к Кремлю.
Поток могучий, полноводный —
Поток любви, любви народной.
Я слышал в школе на уроке:
Рек желтоватая вода
Под солнцем Африки жестоким
Вся высыхает без следа.
Но нет нигде такого зноя,
Который высушить бы мог
Бегущий солнечной страною
К Москве, к Кремлю любви поток.
Поток могучий, полноводный —
Поток любви, любви народной.
Поток могуч так оттого,
Что он согрет большой любовью
Сердец пульсирующей кровью,
В нем нашей силы торжество.
Через моря, через границы,
Как полноводная река,
Поток спешит к Москве-столице,
Где нашей партии ЦК.
1952
ЗЕМЛЯКИ
Весною ранней под Москвой,
Лучами ослепленный,
Я шел по тропке полевой,
Едва-едва зеленой.
Все краски были так чисты —
Кавказская погодка!
И солнце било с высоты
По нас прямой наводкой.
Я под московским солнцем шел,
Под ясным небосводом,
В колхоз соседний «Комсомол»
К девчатам-садоводам.
Я крикнул им:
— Привет друзьям!
Я к вам из дальней дали... —
А девушки в ответ:
— Салам!
Тебя давно мы ждали. —
— Случилось что-то?
— Пустяки! —
И тут сказали сразу:
— Твои в колхоз наш земляки
Приехали с Кавказа. —
— А где я их сейчас найду —
Грузинских делегатов? —
— Они сейчас у нас в саду, —
И прыснули девчата.
Подумал: шутят надо мной,
Но все ж пошел за ними
На встречу с Грузией родной,
С гостями дорогими.
Поедем вместе мы в Москву,
Им покажу столицу,
Где я три года как живу,
Где три еще учиться.
Пока мечтал я,
Мы в саду
Колхозном оказались.
— Где ж земляки, я не найду!
А девушки смеялись.
И тут блондинка-агроном
Сказала только фразу:
— Ты видишь, саженцы кругом, —
Вот земляки с Кавказа!
Узнал я цвет их стебельков.
Цветите на здоровье!
Как рад абхазцев-земляков
Я встретить в Подмосковье!
1952
ОТВЕТНОЕ ПИСЬМО
Сердце билось радостно недаром —
Вот оно — письмо твое, Ламара;
Всю неделю — знаешь и сама —
Всю неделю не было письма.
Как я ждал его в часы ночные —
Улицы запомнят это пусть!
Только я и точки с запятыми
Выучу, наверно, наизусть.
Пишешь ты, что встреча наша скоро,
Что в Москве хотела б побывать,
Что теперь смогу я целый город
Как москвич, пожалуй, показать...
Очень мне тебя увидеть надо —
Не дождусь, когда же мы вдвоем,
Может быть, на месяц или на два
В горы летом нынешним уйдем.
Только вот когда в Москву, родная,
Мы приедем — видно, я сперва
Многих улиц просто не узнаю —
Каждый день меняется Москва!
1952
СИНЕЕ МОРЕ
В горах любил я лазать,
Когда мальчишкой был:
И красоту Кавказа
И высоту любил.
Любил, бывало, с дедом
Шагать по целым дням
По камешкам нагретым
И ледяным ручьям.
Однажды мы спускались
По склону с ним вдвоем
И в полдень оказались
На берегу морском.
Между горой и синей
Безбрежной широтой,
Колючками щетинясь,
Тянулся лес густой.
Дед, оглядев безмолвно
Вскипающий простор,
Промолвил:
«Скоро волны
Дойдут до самых гор».
Коль дед бы жил на свете,
Он мог бы увидать,
Как внуки волны эти
Сумели обуздать.
Они стену стальную
Воздвигли у волны,
И брызги врассыпную
Летят от той стены.
Но все же вспомнил вскоре
Я дедушки слова —
У гор бушует море,
Сияет синева.
Под самыми горами
Не лес ютится, мглист,
А синими волнами
Сверкает чайный лист.
1953
ГОСТИ СУХУМИ
Люди навстречу идут.
Улицы в праздничном шуме.
И забывается тут —
Это Москва иль Сухуми?
Кожа у встречных темна,
Стала совсем золотою,
Будто бы озарена
Южной вечерней зарею.
Морем и солнцем своим
Издавна славен наш город.
Только не этим —
Другим.
Он мне особенно дорог:
Можно в Сухуми родном
С родиной всей повстречаться.
Поговорить с москвичом,
Руку пожать ленинградцу.
1953
НЕОБЫКНОВЕННЫЙ ДЕНЬ
Тишина.
Обыкновенный день.
Всю природу охватила лень.
Солнце проникает в глубь ущелий.
Я три года не видал Ткварчели.
«Там за поворотом есть хребет...»
Но хребта за поворотом
Нет.
Точно помню: был он.
Что за чудо —
Взял хребет
Да и ушел отсюда.
А машина молнией летит
Между гор по новому пути.
Ясный день.
Ни облака, ни тучи.
В воздухе прозрачном вижу кручи.
Вдруг почудилось издалека —
На одну присели облака.
Не могу найти я объяснений
Этих фантастических явлений.
Что за необыкновенный день!
Коротка полуденная тень.
Спутник улыбается слегка:
«На скале дворцы, — не облака».
Разглядел я в солнечном просторе
На вершине белый санаторий.
Спутник улыбнулся:
«Нет хребта?..
Он ушел на новые места».
Что за чудо?
Скалы вековые
Мы уже взрываем не впервые.
И дворцы у наших деревень —
Это наш обыкновенный день.
1952
ЧЕРНОЕ МОРЕ
Нависли скалы над экспрессом,
Их обволакивает дым.
И мы под каменным навесом
Вдоль моря Черного летим.
Родное море!
Мы с тобою
Уже не виделись давно.
Ты снова светлой синевою
Летишь в вагонное окно.
Тебя я помнил неизменно
У северных далеких рек.
И мне твоею белой пеной
Казался подмосковный снег.
А на украинском просторе,
Волнами плавно шевеля,
Передо мною, словно море,
Неслись безбрежные поля.
Но, наконец, передо мною
Не снег, не лес и не жнивье,
А море Черное родное,
А море синее мое.
Ты отражаешь скалы, тропы,
Старинный парк, рыбачий дом,
Но я уверен — небоскребы
Заблещут в зеркале твоем.
И нам, что здесь трудом упорным
Зажгли повсюду новый свет,
Хоть ты давно зовешься «Черным»,
Светлее моря в мире нет!
1952
* * *
Образ милой зачеркнуть пытался,
Говорил себе наедине:
С нею наконец-то я расстался...
Но она опять была во мне.
Никуда мне от любви не деться,
Ждет она
И манит впереди,
И любовь не выгонишь из сердца,
Как не вырвешь сердце
Из груди.
1955
ГОРЬКИЙ НА БЕРЕГУ КОДОР-РЕКИ
Лесом оторочены крутые
Склоны возвышающихся гор.
А со склонов катятся седые
Пенные валы реки Кодор.
Может быть, у этого гранита,
Что и в знойный полдень холодил,
Воду пил волжанин басовитый,
Знаменитый странник проходил.
Может быть, к абхазскому джигиту,
Что ютился в пацхе небольшой,
Заходил волжанин басовитый —
Странник с необъятною душой.
Этого не помнит мой ровесник,
Но рассказывают старики,
Как прошел здесь русский буревестник
Над ущельем у Кодор-реки.
Слышал я: еще в начале века
Побывать в горах ему пришлось;
Может быть, «Рожденье человека»
В этой ветхой пацхе родилось.
1956
ДМИТРИЮ ГУЛИА ...
Седины ваши,
Как снега
На гребнях древних гор.
Размерен шаг,
Тверда рука,
Орлиный взор остер.
Некраткий прожит вами век,
Но все ж не от годов
На волосах белеет снег,
А от больших трудов.
Не поднимая головы,
Трудились вы не год.
Абхазской первой букве
Вы
Открыли путь вперед.
Абхазской первой книге
Вы
Открыли путь в народ.
Пусть ваши песни родились
В Абхазии родной,
Они давно,
Поднявшись ввысь,
Слышны над всей страной.
Я пожелаю вам одно:
Не умирать, пока
Жить вашим песням суждено,
А значит —
Жить века.
1954
ГОЛОС МАТЕРИ
Небо рушилось,
Гремело,
На мгновение
Немело
И светлело,
Словно в полдень,—
Мир грозой был
Переполнен,
Блеском.
С листьев кукурузы
Капель скатывались
Бусы.
Дождь,
Как пролетевший конник,
Тарахтел о подоконник.
Он звучал,
Тревоги полный,
Он летел
Из окон дома,
Заслоняя
Вспышки молний.
Ливня шелест,
Грохот грома.
Голос матери,
Чуть слышный,
Веял нежностью давнишней,
Раздаваясь по соседству,
Увлекал он память
К детству.
Через кисею
В овале
Ливни
Небо линовали.
И, склонившись прядкой белой,
Мать моя
Мне песню пела.
1952
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Сын ни шагу еще
В жизни не шагнул,
Задышал горячо,—
Кажется, уснул...
Но поет ему мать
Песенку свою:
«Ши, нани, таати,
Баюшки-баю».
Только маленький сын
Вырос, не шути,
Даже может один
До дверей дойти.
Но поет ему мать
Песенку свою:
«Ши, нани, таати,
Баюшки-баю».
Дом оставил родной
Юноша-джигит.
Перед ним путь иной —
Шар земной лежит.
Но поет ему мать
Песенку свою:
«Ши, нани, таати,
Баюшки-баю».
1951
ЛЮБОВЬ К РОДИНЕ
Деревья никнут
Осенним днем,
И крепость рушится
Под огнем.
И лишь к отчизне
Любовь одна
Неувядаема
И прочна.
С любимой можешь
Расстаться ты,
И потускнеют
Любви черты.
И лишь к отчизне
Любовь всегда
Неистребима
И молода.
Когда отправишься
На войну,
Оставишь дома
Детей, жену.
И лишь к отчизне
Любовь
С тобой
Пойдет на подвиг,
На смерть, на бой.
1952
* * *
Я был разбужен среди ночи в тишине
Каким-то отзвуком, промчавшимся в окне.
Уже с голубизной перемешалась мгла,
Уже к рассвету ночь на полпути была.
Дым паровоза тьму ночную бороздил —
Так вот чей звук меня средь ночи разбудил!
Я, распахнув окно, вгляделся в синеву.
Я сердцем угадал: состав летит в Москву.
Москва! Мой дом второй! Он ждет меня всегда.
В Москву мои мечты летят, как поезда.
Сливается в Москве поток народов, стран.
Я капелькой хочу упасть в тот океан.
1956
МАЯКОВСКИЙ С НАМИ
Слово Маяковского — оружье —
С нами, неизменное, везде.
У народа нашего на службе,
Вдохновляет в битвах и в труде.
Он людей на труд и подвиг поднял,
Он в сердца стихом своим входил,
И не только обогнал Сегодня,
Даже Завтра он опередил.
Он в сердца бросал за словом слово,
Как бросают зерна в борозду.
И сейчас я в урожае новом
Всходы слов его всегда найду.
Мы плывем по океану жизни,
Мы идем по трудному пути.
Но и в новом дне при коммунизме
Будет с нами в ногу он идти.
1954
НОВАЯ ВЕТКА
Строим мы дорогу в Акармару,
Где промчится с грохотом состав,
Дрогнула гора, как от удара,
Голос человека услыхав.
Сотни лет один рожок пастуший
С горною беседовал рекой.
Кто же вдруг осмелился нарушить
Этот нескончаемый покой?
«Кто вступил в единоборство с нами,
Копошится что за мелюзга?!» —
Возмущались горы.
И с горами
Возмущалась речка Галидзга.
Возвышались в небе недвижимо
Грани фиолетовые гор.
А строитель глянул на вершину
И вступил с тысячелетьем в спор.
Галидзга, летящая бурливо,
Вздрогнула от новых ветерков,
И взлетели облака разрывов
Выше настоящих облаков.
Ночь уже к вершинам прикасалась,
Но когда немного рассвело,
То одной скалы не оказалось
И другую начисто смело,
И куда могла бы третья скрыться?
Белый дым ущелье устилал,
Экскаватор, как железный рыцарь,
Над равниной каменной стоял.
Склоны стали серыми от пыли,
Проплывал туман над Галидзгой,
И гора с горою говорили,
Собственной встревожены судьбой:
«Нам не суждено ли оторваться
От земли, рассыпаться песком?..»
Но состав окликнул акармарцев
Тонким торжествующим гудком,
И в горах остановился поезд —
Тот, что не бывал здесь никогда,
Окруженный праздничной толпою,
Ставшей у дороги в два ряда.
Словно головной боец разведки,
Встав над покоренной крутизной,
Прибыл он сюда по новой ветке,
Как ее строители, стальной.
Сквозь гранит несутся эшелоны,
Это было сказкою вчера,
Замерла гора ошеломленно,
Удивленно замерла гора.
От вершины, дремлющей под снегом,
До подножья, где туннель пробит,
Замерла гора пред человеком,
Перед волей крепкой, как гранит,
И глядит, как через мост узорный,
От далеких круч невдалеке,
Словно всадник, по дорого горной
Мчится поезд в белом башлыке.
1954
ФОРМПРОВЩИЦА ЧАЯ
Ачах, ачах,
Ачах, ачах —
Сверкают ножницы в лучах,
Несется ветер,
Солнце жжет,
Но листья девушка стрижет.
Голубоватый воздух чист.
Скрипит под ножницами лист.
Они мелькают по рядам —
Проворство их не передам.
За нею,
Где она прошла,
Тропа зеленая легла.
И скоро майские цветы
Осыплют девичьи следы.
Шагает девушка вперед,
Стрижет,
Стрижет,
Стрижет,
Стрижет.
Лишь косы пляшут на плечах —
Ачах, ачах,
Ачах, ачах.
1952
ГОЛОС ГНЕВА
Перечел я историю нашей земли —
Той земли, где родились с тобой и росла,
Будто сам прошагал по путям старины —
По истории многострадальной Апсны.
Эта книжечка на удивленье тонка,
А в нее уместились страданий века.
Из нее я узнал, кто такой янычар,
Как турецкое иго мой прадед встречал.
И нашествие римлян и Персии гнет
На себе испытал мой абхазский народ.
Много черных гостей побывало у нас,
И абхазские села горели не раз...
Мне случилось родиться в счастливой стране.
Я из книги узнал о глухой старине.
Но над прахом героев у древних могил
Перед мужеством голову вновь я склонил:
Стать готов за свободу отчизны стеной —
Мне известно, какой она бралась ценой.
1951
ПЕСНЯ В ЭФИРЕ
Я в Москве, далёко от Сухуми,
Около приемника сижу
И в эфире, в стоязыком шуме
Песенку родную нахожу.
Песенка абхазская несется
Русскою суровою зимой,
Будто бы согретая на солнце
И морской омытая волной.
Сразу узнаю ее по фразе,
Ручку осторожно подкрутив,
А ведь в ту минуту на Кавказе
Русский разливается мотив.
И ему, что напевала вьюга
В снежной и морозной синеве,
Так же вольно над равниной юга,
Как абхазской песенке в Москве.
1952
МАТЬ
Помню детство:
Ушел я с ребятами в лес,
На вершину высокого дерева
Влез.
На дороге стояла
До вечера мать,
Не устала
Глаза она к небу вздымать.
На дорогу смотрела
Она сквозь туман
И шептала:
— Скорей
Возвращайся, мой нан.
А сейчас
За окошком бушует зима,
В белоснежных папахах
Застыли дома.
И снежок
Под ногами прохожих
Хрустит.
Я далеко от дома,
Но мать не грустит.
Шлет веселые письма:
«Сынок, приезжай —
В это лето у нас
Неплохой урожай.
Будешь яблоки кушать,
Сушеный инжир,
Пить вино молодое,
Что знает весь мир...»
Пишет о винограде,
Лимонах, айве.
И спокойна:
Ведь я
Очень близко—
В Москве.
1952
У СТАРШЕГО БРАТА
«Как там твоя сторонка горная,
Как сам живешь и как родня,
Как поживает море Черное?»—
Он стал расспрашивать меня.—
Как бродят вина в тюрьмах глиняных
И какова морская зыбь,
И правда ли,
Что в трубы вклинены
Речушки Кодор наш и Бзыбь.
Предвидятся ли дни удачные,
Плоды обильные суля,
Как там плантации табачные
И кукурузные поля?»
А я его — про зиму вьюжную,
Про белопенные снега,
Похожа ли на реки южные
В гранит одетая река?
Он полюбил мой климат ласковый,
Я ж — землю, где родился он.
Он — в лето жаркое, абхазское,
Я — в зиму русскую влюблен.
Люблю в снегу тропинку узкую,
Походку лыжников-ребят
И крепкую погодку русскую,
Такую ж,
Как мой старший брат.
1953
МЫ О ЛЮБИМЫХ ВСПОМИНАЛИ
Сидел я как-то у соседа,
Веснушчатого паренька,
И медленно текла беседа,
Как за окном Москва-река.
Мы о любимых вспоминали.
Он о своей поведал мне,
А я о той,
Что в дальней дали
В моей гористой стороне.
Всегда на счастье получалось,—
Хоть я нередко был в пути,—
Она со мной не разлучалась,
Я от нее не мог уйти.
В Москве
Или в степях Алтая—
Всегда,
В метелицу и в зной,
Абхазии не покидая,
Она везде была со мной.
1951
ВЕЧЕРОМ НА ЛЕНИНСКИХ ГОРАХ
Я на Ленинские горы
С удивленьем поднялся;
Моему предстала взору
Панорама неба вся.
Разлились огни ночные,
Миллионы звезд зажглись.
На мерцанье их впервые
Я смотрел не ввысь,
А вниз.
Показалось, что рокочет
Самолет в небесной мгле,
Или, может, это летчик
Разъезжает по земле?
Или речка подо мною,
Или неба полоса?
Неужели я с землею
Перепутал небеса?
Но небесные просторы
Мне яснее стали тут:
Не напрасно эти горы
Имя Ленина несут.
1952
НА БЕРЕГУ ВОЛГИ
Я встал
И вышел на рассвете
Туда,
Где зыбкая вода,
Чуть успокаивался ветер,
Выравнивалась, как слюда.
Воскликнув: «С добрым утром, волны!»
Песчаный пробежав откос
И наклонившись,
Горстью полной
Я Волгу всю к глазам поднес.
Она светилась.
Под водою
Дрожала дном речным ладонь.
И в каждой капле предо мною
Жил электрический огонь.
Когда-то прадеды, наверно,
На плоскодонном челноке,
Покачиваясь равномерно,
Великой молвили реке:
«О Волга, Волга, мать родная,
Ты гонишь плот, ты поишь рожь,
Волной на солнышке играя,
Как много ты воды несешь!»
Но годы шли —
Бои, победы...
И видится от них вдали
Все то, что прадеды и деды
На Волге видеть не могли.
Настали времена иные,
И произносит молодежь:
— Великая река России,
Как много света ты несешь!
Пройдут года.
И внук иль правнук,
Ступив на этот же песок,
Увидит в этих водах славных
То, что увидеть я не мог.
1952
МОСКОВСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
На крыше облака присели отдохнуть,
Высотной стройки гул
В небесных высях тонет.
Здесь мысль всегда ясна,
Вольнее дышит грудь.
Отсюда вся Москва видна как на ладони.
Не только вся Москва:
Вот с четырех сторон
Открылась мне страна,
Как будто бы впервые
И волны волжские несутся в тихий Дон,
И у Днепра шумят посевы золотые.
Отсюда виден мне
Отважный город наш...
Вот новые дома,
Проспекты Сталинграда.
Отсюда виден мне:
В песках Тахиа-Таш,
Пустынные пески,
Что скоро станут садом.
Нефтяники Баку,
Донбасса горняки
Отсюда мне видны,
И на родном просторе
Уже блестит волна стремительной реки,
Что влагу принесла в столетний зной Самгори,
Карпаты и Памир,
Да разве я могу
Здесь все назвать,
Что вдруг открылось предо мною.
На верхнем этаже гиганта МГУ,
Где облака могу коснуться я рукою.
* * *
Аудитории пока еще пусты,
Но испытал я радость миллионов,
Что в жизнь войдут вот с этой высоты,
Московским ярким солнцем озаренной.
Диплом я защищаю,
Но грустить
Мне хочется,
Я этого не скрою,
Ведь не придется мне сюда входить
С веселою студенческой семьею.
А я б готов —
На первый курс опять,
Чтоб ждал меня дворец, от солнца розов.
Да что там я!—
Готов пари держать:
Случись ему такое увидать,
За парту б сел Михайло Ломоносов.
1952
ВРЕМЯ ПРИШЛО
Светлее родника ее лицо,
А талию проденешь сквозь кольцо.
И сердце птицей с некоторых пор
Из клетки-дома рвется на простор.
У зеркала, кудряшки теребя
(То их назад отбросит, то — вперед),
Не может насмотреться на себя:
«Да неужели зеркало не врет?»
А мать кричит ей, потревожив тишь:
«Ты целый день у зеркала стоишь!»
И девушка, немного покраснев,
Лукаво отвечает нараспев:
«Наверно, время, мамочка, пришло...»—
И в сад бежит.
Мать смотрит ей вослед,
Как девушка летит через село.
«Пришло! Пришло!»—
Сомненья в этом нет.
1950
НОВЫЙ ГОД
Остались минуты. Все стихло в дому.
Друзья! Приглашаю к столу моему.
Где б ни были, помним мы все о былом,
И мысленно вместе сейчас за столом.
Мы проводы старого года начнем,
Мы с гордостью в будущем вспомним о нем.
Его все труды охватить не могу —
У родины он не остался в долгу.
Я с ним расстаюсь, без него остаюсь,
Невольная сердца касается грусть.
Немалый он путь прошагал, и потом
На полки Истории станет, как том.
Листаю недели его, месяца.
И, перелистав, дохожу до конца.
Я книгу закрою сейчас, по пока
Последняя передо мною строка.
Теперь не пройдет и пяти минут,
Куранты пробьют, прозвенят, пропоют.
С последним ударом их в дом наш войдет
Заманчивый, новый, неведомый год.
Он будет нехоженый, как целина,
Куда не ступала нога ни одна.
Как первый весенний пробившийся лист,
Как юноши сердце, нетронут и чист.
И если б куранты спросили, звеня,
Какое желание есть у меня,
То я б им ответил среди тишины:
Хочу, чтобы не было в мире войны,
Чтоб бомбы сложили в военный музей —
Любой экскурсант, на здоровье, глазей!
А все бомбовозы, что мчались в ночи,
Возили бы доски, цемент, кирпичи.
А танки, что людям грозили вчера,
Ходили б на пахоту, как трактора.
Все это увидеть бы в новом году —
Важнее желания я не найду.
И рад я и горд я, что с первого дня
Народы всех стран поддержали меня.
1955
СЛОВО О ЛЮБВИ
Пологие склоны горы
Окрашены густо зарею,
Как будто под вечер костры
Зажгли за Сухумской горою.
Сидели мы с другом вдвоем,
Что к нам из села возвратился.
Расспросы о том да о сем,
И первый вопрос: «Не женился?»
— Да, нет, не такой я простак, —
Сказал он, — спешу я не очень,
Как прежде, пока — холостяк,
Пока не женился, но впрочем...
Он, что-то еще собираясь сказать,
Хихикнул блудливо и тонко,—
— А впрочем, пожалуй, я в жены бы взять
Не прочь городскую девчонку.
А твой как совет?— И товарищу я:
— Женись, если любишь,— ответил.
А он: — Но при чем же любовь здесь моя,
Еще я невесты не встретил.—
— Откуда ж ты знаешь,— я был удивлен,—
Что будет она городская?—
— А что ж, деревенская?!— вымолвил он,
Как будто меня упрекая.
— Любви не прикажешь,— сказал я в ответ
И глянул на друга несмело,
В глазах его вспыхнул насмешливый свет
— Любви? Но любовь устарела!
Ты — несовременен, ты, вижу, отстал,
И, надо сказать, безнадежно.
У автора — прошлого века — читал,
Что «вечно любить невозможно»?—
Стемнело. Взглянув на него, впереди
Во мгле не увидел лица я.
Я понял: у парня не факел в груди
А тусклая лампа мерцает.
И пусть современней, чем факел, она,—
Душа у него безнадежно темна.
1956
Киршал Чачхалиа
(Родился в 1918 году)
ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ
— У тебя зарделись щеки,
Янтарем горя.
Путь твой близкий ли, далекий
Ясная заря?
— Ты стоишь на горном склоне,
Просишь: отвечай!
Сам же видишь,
Я зеленый
Собираю чай.
— Я на свет смотреть не в силе,
Дай ты мне ответ:
Это солнце светит
Или
Глаз лучистых свет?
Ты скажи мне только слово.
Правду говоря,
Я не видывал такого
Прежде
Янтаря.
И взглянул бы я с охотой
На янтарь такой,
Что играет позолотой
Под твоей рукой.
А девчонка отвечает:
— Солнце для красы
Золотит на листьях чая
Капельки росы!
1938
НОЧЬ
Темный полог неба вышит
Звезд резьбою золотой.
Он спустился плотной крышей
Низко так, что звезды слышат,
Как шумит морской прибой.
Горы, реки и долины
Тоже слышат этот шум,
А деревья-исполины,
Что стоят у моря чинно,
Навевают столько дум!
Если солнца луч суровый
Обожжет газоны, ты
Под своим прохладным кровом
Освежишь убранством новым,
Напоишь росой цветы.
А луна немолодая
Выйдет, словно на парад,
И застынет, наблюдая,
Как меж темных гор блуждая,
Ночь, глаза твои горят.
Твой шатер,
Весь мир объемля,
Страны все исколесил,
Посылая сон на землю,
Что в твоих объятьях дремлет,
Набираясь новых сил.
И когда восходит солнце,
Здесь тебя я не найду.
Открываю в мир оконце
И опять навстречу солнцу
На работу я иду.
1946
СОНЕТ
Шелковый башлык взвивает ветер.
И быстрей, чем птица, чем стрела,
Даже без прикосновенья плети
Мчится конь, кусая удила.
«Чоу!» — я выкрикиваю слово,
Улетаю в горы напрямик.
Кто посмеет всадника такого
Приостановить хотя б на миг?!
Но, узнав знакомые угодья,
Я невольно натянул поводья,
Приостановил лихой полет.
Здесь промчаться — тщетные попытки!
Не могу я миновать калитки,
Где моя любимая живет.
1946
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ
Дробно ноги
По дороге
Весело стучат.
Как шагают,
Как сияют
Шестеро ребят!
Видят мамы:
Младший самый
Гордо впереди,
Не отстанет,
Шаг чеканит,
Словно командир.
Мчись быстрее
По аллее,
Ведь зовем не зря
Мы твой праздник,
Первоклассник,
Первым сентября.
В ранце книжки
У мальчишки,
Огоньки в глазах.
У девчонки
Косы тонки,
Банты в волосах.
Показался
За оградой
Школьный сад вдали,
Оробели,
К школьной двери
Тихо подошли.
Возле школы
Двор был полон —
Песни, беготня.
Возле дома
Шум и гомон
Праздничного дня.
А над школой
Звон веселый
Трелью золотой.
Двери — настежь...
Сколько счастья
Есть в минуте той!
1954
ДИРЕКТОР МИXА
Новый наш директор Миха
Заседать умеет лихо.
Наступает утро раннее,
Собирает он собрание.
Днем спешит на заседание,
Чтоб успеть без опоздания.
Поздно ночью на прощание
Созывает совещание.
Обобщать он любит факты,
Изучать доклады, акты.
Сам всегда он сделать рад
Обстоятельный доклад.
Нелегко ему, бедняжке,
Без цитаты, без бумажки.
Вечно занят аппарат
Изучением цитат.
За цитату аппарату
Ввел он сдельную зарплату.
Тем, кто трудится внештатно,
Тоже платит поцитатно.
Пулеметы-дыроколы
Подшивают протоколы.
Так велит директор Миха...
А в делах неразбериха!
Языком он, словно мельник,
Мелет целый понедельник.
Словно мастер-разговорник,
Выступает он во вторник,
А потом ведет беседу
От утра до ночи в среду.
В сон глубокий всех поверг
На собрании в четверг.
Так же в пятницу, в субботу
«Проворачивал» работу.
Есть у многих опасенье:
То же будет в воскресенье.
Разобраться если строго,
Разговариваем много,
И отчетности страницы
Разлетаются, как птицы.
Вот бы вместе с ними лихо
Вылетел директор Миха!
1954
СЛУЖБА ЧИРА
Расскажу я вам о Чире.
Он прославлен, наконец.
Это тот, что в Очамчире
Строил мраморный дворец.
У дворца — зеленый садик.
И куда ни кинешь взор,
Там хурма и виноградник,
Крепостной глухой забор.
Тонут в комнатах ботинки
В ворсе пышного ковра.
Всюду в рамочках картинки,
Серебро и баккара.
Кто же он? — читатель спросит.
Кто такой содержит двор?—
Этот Чир работал в ОРСе.
Должность?
Должность — просто вор.
Но ворам у нас недолго
Пить вино и есть хурму.
Им одна дорога только —
И ведет она в тюрьму.
Вот и Чиру был, конечно,
Нанесен такой удар,
И жена его поспешно
Носит вещи на базар.
Где у дома за оградой
Зреет крупный виноград,
Стал тот сад
Не просто садом,—
Там открылся детский сад.
Пусть об этом тот узнает,
У кого вся жизнь — обман,
Кто, как в свой карман,
Влезает
В государственный карман.
1952
ТУСКА
Хотя с тобой я не встречался, Туска,
Но все равно с тобою я знаком.
Хвостом виляешь,
Словно трясогузка,
Кусаешься
И лижешь языком.
Ты хорошо улавливаешь запах.
Когда тебя хозяин забранит,
Ты ходишь перед ним на задних лапах
И принимаешь вмиг покорный вид.
Для виду даже можешь бегать шибко...
Как ни хитри,
А все ж пришла пора,—
Хозяин понял, что была ошибка,
И вот тебя он выгнал со двора.
Ты бродишь,
Ищешь кости на закуску,
Никто не посочувствует в беде.
Я у прохожих спрашивал про Туску,
Но о тебе не слышали нигде.
Среди людей
Бывают тоже Туски.
Я с многими из них давно знаком:
Хвостом виляют,
Словно трясогузки,
Кусаются
И лижут языком.
И хорошо улавливают запах...
Сказал бы я такому подлецу:
«С портфелем ходишь ты на задних лапах,
А это человеку
Не к лицу!»
1953
МАЛЮТКА ЛАЛА
Спит малютка безмятежно
В легонькой простынке.
Тело — бархат белоснежный,
Волосы — пушинки.
А сквозь штору
Еле-еле
Солнца луч прокрался,
На ковре у колыбели
Зайчик разыгрался.
Видно, хочет шустрый зайчик,
Чтоб малютка Лала,
Протянув к нему свой пальчик,
С зайчиком играла.
Мать подходит на минутку
Тихо к колыбели,
Чтобы спящую малютку
Покачать в постели.
Мать все утром напевала,
Дочку лаской грея:
«Спи, моя малютка Лала,
Подрастай скорее».
Мать с отцом полны заботы...
Дети, вырастая,
Водят в небе самолеты
Быстрокрылой стаей.
1953
ПРИЕ3ЖАЙТЕ ОТДЫХАТЬ!
Природа щедрые подарки
Готовит вам по берегам.
Здесь вечно солнце светит ярко,
Оно улыбку дарит вам.
Им вся Абхазия согрета,
Она цветет в семье большой.
Вы приезжайте к нам на лето,—
Здесь гостю будет хорошо.
Немало родников лечебных
Струится, пенясь, с высоты.
Сильней советов всех врачебных
Вас могут вылечить цветы.
Взрывая волны голубые,
В Сухуми к пристани идет
Величественная «Россия» —
Огромный белый пароход.
Здесь будет просоленный ветер
В лицо вам свежестью дышать.
Здесь самый лучший край на свете.
К нам приезжайте отдыхать!
1954
СЕРДЦЕ ГОВОРИТ
Медным тазом
Месяц ровно
Светит в дальнее окно.
Он рассыпал звезды,
Словно
Кукурузное зерно.
С моря дует свежий ветер.
По росе шаги глухи,
И горланят на рассвете
В каждом доме петухи.
Я иду,
Меня в дороге
Застает рассвет опять.
Сердце вновь меня в тревоге
Начинает подгонять.
Все торопит,
Будто где-то
Счастье встречу впереди:
— Ты дождись в пути рассвета,
Отдохни, опять иди!
Я срубил надежный посох,
Словно к счастью
Прямиком
Путь лежит не на колесах,
Не верхом,
А лишь пешком.
Утро.
Мне б остановиться,
Отдохнуть бы...
— Не беда!—
Сердце вновь в груди стучится:
— Утро может повториться,
А вот юность — никогда!
Ты иди с абхазской песней,
День и ночь иди вперед.
Знай:
Умрет и не воскреснет
Тот, кто в жизни лишь берет.
1956
ЕСЛИ ЛЮБИШЬ ТЫ ЖИЗНЬ...
Жизнь хороша на этом свете,
Недаром так она манит,
Она влечет нас,
Словно сети,
Притягивает,
Как магнит.
Мы неохотно умираем,
И жизнь продлить бы
Каждый рад.
Пускай «тот свет» манит нас
Раем,—
Дороже этот
Во сто крат.
Бывает все-таки, поверьте,
Что только смерть спасает нас:
Жить недостойно —
Хуже смерти
И тяжелой
Во много раз.
Такая жизнь бесчеловечна.
Зато мы говорим порой,
Что только тот жить будет вечно,
Кто умирает
Как герой.
Его повсюду помнят имя.
В сердцах он оставляет след.
Всегда он
Как живой с живыми—
В дни испытаний и побед.
И если жизнь отдашь отчизне,
Погибнешь честно,
Как боец,
Ты причастишься к вечной жизни,
Приняв бесстрашно в грудь
Свинец.
И ничего не будет легче
Того тяжелого свинца.
Ты прожил жизнью человечной.
А этой жизни
Нет конца.
1956
ХОХЛАТКА
Утром мать надела ватник,
Тихо вышла
И в курятник
Приоткрыла дверь.
А петух,
Кричавший поздно
Так, что содрогались звезды,
Замолчал теперь.
Постояла мать,
И вскоре
Куры вслед за ней во дворик
Вышли не спеша.
Нагрузившись быстро грузом
Золотистой кукурузы,
Ходят, чуть дыша.
А одна, склевав немало,
На весь двор кудахтать стала
Громко «куд-куда».
Почему, скажи на милость,
Так хохлатка расходилась,
Прямо хоть куда!
Мать бранить ее не стала,
Лишь назад ее загнала,
Встала на крыльцо.
Мол, не зря клюет хохлатка
Кукурузные початки,
Знать, снесет яйцо.
Только зря она кричала,
Всем покоя не давала...
Правду говоря,
Мы и средь людей встречали
Тех, что о себе кричали,
Как хохлатка,
Зря!
1955
ПЧЕЛА И ЦВЕТОК
— Здравствуй, мой товарищ яркий! —
Говорит цветку пчела.—
Мне весна с тобой подарки,
Как всегда,
Передала.
Чтоб от холода вначале
Не погиб весною ты,
Солнце нежными лучами
Защищало все цветы.
Я, соскучившись за зиму,
Тороплюсь к тебе опять.
Просто мне необходимо
Друга снова повидать.
Ты открой скорей мне дверцу,
Не скрывай душевный жар.
Я тебе открою сердце,
Ведь моя любовь —
Нектар.
А цветок сказал:
— Входи ты.
Рад и я тебе, мой друг.
Кладовые все открыты
Для твоих рабочих рук.
Собери побольше меду,
Песней радостно звеня.
Подари тот мед народу
От себя
И от меня!
1956
ЗИМНЕЕ У’ГГО
Глаза открыло светлое окно,
И в комнате уже не так темно.
Я спрятался от холода в постель,
А за окном бесшумная метель.
Лишь слышен сучьев треск,
Как чей-то вскрик,
Да воробьиный голос:
«Чик-чирик».
Всю землю за ночь снежная метель
Запеленала в мягкую постель.
Земля, заснеженная добела,
Укрывшись теплой шубою, спала.
С утра деревья стройные окрест
Все в белом одеянии невест.
И на снегу среди полей, садов
Ничьих не отпечаталось следов.
Но скоро выйдет в поле человек,
И побегут тропинки через снег.
Потом на склоне гор
В разгаре дня
Пройдет мальчишек парная лыжня.
Но раньше всех во двор я побегу
И первый след оставлю на снегу.
1956
* * *
Босиком я топтал эти травы,
Все цветы изучил наизусть.
На меня молодые дубравы
Нагоняли недетскую грусть.
Покидая родительский дворик,
Я надолго в лесу пропадал
И, засунув за пояс топорик,
Гнезда птиц по пути разорял.
Я колючки рубил по дороге,
Собирал бурелом, сухостой,
Застывал на деревьях в тревоге,
Пораженный земной красотой.
Пробирался по сумрачным чащам,
Словно царь этих призрачных мест.
С сердцем радостным, буйно стучащим
С высоты озирался окрест.
И потом выходил без опаски
К стаду буйволов в темный овраг,
Где играли мальчишки-подпаски
В игры, что не проходят без драк.
Чтоб потом от отца не попало
Мне за руки, разбитые в кровь,
Я смеялся...
Так в детстве бывало.
Это все не повторится вновь.
Хорошо мне теперь оглядеться.
Детство быстро прошло.
Ну и пусть.
Пусть прошло мимолетное детство,
С ним прошла и недетская грусть.
1956
* * *
Цветы в Абхазии цветут.
Цветет Абхазия красиво.
Но также есть колючки тут
И очень жгучая крапива.
Когда желанный гость аридет„
Его встречаем мы цветами.
Гостей незваных наш народ
Встречает острыми шипами.
Моя Абхазия цветет...
Но без колючек,
Без крапивы,
Что так гостей незваных жжет,
Она была б не столь красивой.
1956
ГАГРА
Гагра, Гагра,
Море света
И небес голубизна.
Берег синий.
В час рассвета
Даль прозрачна и ясна.
В легкой дымке
Гор узоры,
Словно кружево,
Легки.
Для красы надели горы
Снеговые башлыки.
Чайкой,
Пальмой,
Зноем юга,
Видом древних крепостей
И приветливостью друга
Привлекаешь ты гостей.
Море дышит нежной лаской
И не жаль ему тепла.
Щедро
Бронзовою краской
Красит солнце все тела.
Воздух чист —
Само здоровье,
Как у горца чистый взгляд.
О тебе всегда с любовью
Люди нежно говорят.
Гагра, Гагра,
Море света
И небес голубизна.
Берег синий.
В час рассвета
Даль прозрачна и ясна.
1956
ОЖИДАНИЕ
Не спится ей.
Она в тревоге
Вся обратилась в слух.
Шаги как будто на дороге,
Но вечер тих и глух.
Внезапно сбросив одеяло
И подбежав к окну,
Она, продрогшая, стояла,
Смотрела в тишину.
Она стояла у окошка.
И вдруг из темноты
Испуганно метнулась кошка
В соседние кусты.
Она в постель бы лечь хотела,
Укрыться с головой,
Но ждало трепетное тело
Разрядки грозовой.
Грозою выхвачен из мрака
Был уголок окна,
Потом залаяла собака,
И снова тишина.
Она не знала:
Ну откуда
Сюда прийти он мог?
Но, может быть, свершилось чудо,
Он незаметно лег?
Но где же он?
Она стояла
И, повернувшись вдруг,
Стащила на пол одеяло,
Преодолев испуг.
А тут опять в мгновенье ока
Ударил грозный гром.
Ей очень страшно,
Одиноко.
И ни души кругом.
1945
ЭХ, МАХАЗ, МАХАЗ!.
Здесь прошло его детство.
Он сидит у крыльца
Той избы,
Что в наследство
Получил от отца.
Время тянется тяжко.
Развалился забор,
И старуха дворняжка
Смотрит грустно во двор.
Нелегко ей на свете.
Здесь дворняжка живет
Как невольный свидетель
Всех семейных невзгод.
Никто в гости но едет,
Тишина, пустота.
Подманили соседи
От Махаза кота.
И лишь слышно из мрака,
Как, спугнув тишину,
Вечерами собака
Заскулит на луну.
И зимою и летом,
Ты один, как сейчас.
И родители в этом
Виноваты, Махаз,
Так как ты на досуге
Часто слышал от них
То, что самый в округе
Ты завидный жених.
Все как будто в порядке,
Ты одет был и сыт,
Шил в немалом достатке,
Родом был именит.
И в тебя бы влюбились
Все невесты окрест.
Но тебе не годилась
Ни одна из невест.
Там любовь без ответа,
Где жених возомнит:
Та бедна,
А у этой
Род не так знаменит.
Было б смолоду счастье,
Да изъездился конь.
Поостыли и страсти
И душевный огонь.
Был когда-то мужчина
Молодец молодцом.
Время шло,
И морщины
Испещрили лицо.
И хотел бы жениться
Он теперь хоть на ком,
Но смогло лишь вселиться
Одиночество в дом.
Как отцовскую грушу,
Что стоит без плодов,
Он отряс свою душу,
Жизнь прожив без трудов.
Время шло.
Понемножку
Зарастал сад отца —
Оставалась дорожка
От ворот до крыльца.
Но дорожка и эта
Заросла навсегда...
Эх, Махаз, на земле ты
Не оставил следа!
1956
ОСЕЛ
Спросили у осла: «Скажи-ка нам, дружок,
Ты ростом не велик, и тощ, и тонконог,
Но почему тогда — мы тем изумлены,—
Так громок голос твой и уши так длинны?»
«Был голос у меня прекрасен от рожденья,
Казалось мне, что я рожден для пенья.
Но только было я открыть собрался рот,
Вдруг кто-то на меня огромный куль кладет.
И горький крик, не песнь, исторг из чрева я,
Постигнув, какова, увы, судьба моя.
А уши крыльями быть, видно, собирались
И вот теперь висят, чтоб надо мной смеялись..
Так собеседникам своим сказал осел,
И громко заревел, и прочь от них пошел.
1956
СТРУНЫ ГИТАРЫ
Спор гитарных струн,
Стар он или юн,
Но опять возник.
Кто же прав из них?
Первой —
Голосок
Звонок и высок.
А сама тонка —
Тоньше волоска.
Говорит она:
«Я у вас одна,
Ведь недаром я —
Первая струна.
Мой приятен тон,—
Звуки хороши,—
Достигает он
Глубины души...»
Вдруг последний — бас
Перебил рассказ:
«Кто болтает тут,
Что за писк смешной?
Зря тебя зовут
Первою струной.
Твой умолк бы звук
И твоих подруг,
Если б среди вас
Не гремел мой бас».
Помешала им
Дека в этот миг,
Возражала им
Дека напрямик:
«Ваш нестроен хор,
Ваш напрасен спор.
Вы,
Струна к струне,
Держитесь на мне».
Вдруг рука взяла
И гитары той
Шею обняла
С нежностью простой.
Струны обхватив,
Перебрала их:
Зазвенел мотив,
Ну, а спор утих.
Струны поняли —
Затрезвонили —
Коль они дружны,
Все они нужны,
Но без тех живых
Человечьих рук
Не родится в них
Ни единый звук.
1956
Кица Ачба
(Родился в 1918 году)
ЗА МИР
Он перед смертью не сказал ни слова.
Он завещаний сроду не писал.
Глаза его незрячие сурово
Глядели в голубые небеса.
Как и в последний миг недолгой жизни,
Свой автомат он прижимал к груди,
Как будто служба верная отчизне
Еще ждала солдата впереди.
Письмо в нераспечатанном конверте
И партбилет друзья при нем нашли.
Писала мать, не знавшая о смерти...
В гнетущей тишине письмо прочли.
Не распечатав, нес его с собою
Солдат сквозь бой, сквозь пламя и металл.
Судьбы не угадаешь... После боя
Солдат письма уже не прочитал.
А мать писала, чтоб берег здоровье,
Журила за молчание слегка.
Великой материнскою любовью
В письме дышала каждая строка.
В конце писала воину старуха:
«Вчера родился у тебя сынок».
Но сердце адресата было глухо
К счастливому значенью этих строк.
Пал смертью храбрых...
Вражескую лаву
Он сдерживал с оружием в руках.
Но он живет. Он воплотился в славу.
Сырой земле был предан только прах.
С тех пор событий много пролетело.
А сын подрос. Ему пятнадцать лет.
Заботливо хранит он пожелтелый
Отца фотографический портрет.
Я видел сына. Кареглазый, стройный.
Пушок едва пробился на лице.
Но лоб отмечен складкой беспокойной —
То след всегдашней думы об отце.
На митинге в молчании глубоком
Стоял он впереди своих друзей,
Захваченный взволнованным потоком
Горячих безыскусственных речей.
Он первым подписался под воззваньем.
— Пусть будет мир. Пусть ни один народ
Не испытает горя и страданья...
И пусть не будет на земле сирот.
1955
РУСАЛКА
1
К родственникам дальним повидаться
В юности мне съездить довелось.
От роду мне было лет шестнадцать,
И держался я как взрослый гость.
В честь мою барашка закололи,
Несмотря на юный возраст мой,
И пошло веселое застолье,
Шутки, песни, смех наперебой.
У хозяев много вин в подвале,
Времени в избытке у гостей.
Пили, ели, пели, танцевали,
С каждым часом делалось шумней.
Ни на миг веселье не смолкало...
А когда на землю ночь сошла,
Осушив последние бокалы,
Гости поднялись из-за стола.
Предстоял мне путь во тьме кромешной,
Сердце замирало у меня,
Но ведь я был взрослым и, конечно,
Мужественно сел я на коня.
Ехал я сперва рысцой, но вскоре
Одолел меня постыдный страх.
За околицей коня пришпорив,
Я понесся, встав на стременах.
Тишины величественной, грозной
Не пугает цоканье копыт.
Где-то впереди, в ночи беззвездной,
Речка сквозь лесную глушь бежит.
2
И до слез себя мне стало жалко,
Одинокого в глуши лесной...
Вдруг откуда ни возьмись русалка
Встала на пути передо мной.
Светлая. И облик человечий.
Волосы, как горная река,
Падают, волнистые, на плечи,
А глядит насмешливо слегка.
Оробев перед нечистой силой,
Я подумал: «Ну, теперь погиб!»
Поначалу жаром охватило,
А потом холодный пот прошиб.
И, конечно, я припомнил разом
Россказни про парня одного:
Как русалка влюбчивая разум
Забрала «на память» у него.
Как лечил его какой-то знахарь,
С дьяволом поддерживавший связь,
Как потом народ окрестный ахал,
Чудесам неслыханным дивясь...
Показалось мне, что я очнулся,
Что русалку видел я во сне...
Но косматый призрак покачнулся
И тихонько двинулся ко мне.
Крепко стиснул я свою нагайку,
Соскочил с коня одним прыжком.
Ну давай поборемся, хозяйка,
Раз не хочешь отпустить добром!
Подбежал к русалке я проклятой
И в плечо толкнул ее рукой.
...Излучая свет голубоватый,
Пень гнилой лежал передо мной.
1956
В ЗАКУСОЧНОЙ
Утро нежное, как роза,
Смотрит в каждое окно.
А в буфете у Маркоза,
Как всегда, гостей полно.
Нам тарелки и стаканы
Пивом, водкой и едой
Наполняет неустанно
Наш буфетчик дорогой.
Продавцу из керосинной
Кружку пива он отнес...
Подбоченившись картинно,
Керосинщик произнес:
— Дорогой, ведь это подло!
Ты не ставишь нас ни в грош!
Ты полкружки пива подал,
А за целую берешь!
Видеть дальше нет терпенья,
Как ты грабишь белым днем.
Ты построил дом на пене,
Но, смотри, сгорит твой дом!
А Маркоз, смеясь, ответил:
— Дом на пене не сгорит.
Впрочем, кой-кому на свете
Жить опасно,— говорит.—
Ты, сосед, не будь разиней,
Рядом с домом не кури.
Дом ведь твой на керосине,
Так что ты не погори!
1956
* * *
В нем наглости не стало меньше,
Хотя теперь он сед и стар.
Он до сих пор наивных женщин
Обманывать не перестал.
По парку бродит и с обочин
Сбивает тросточкой цветы.
Он поисками озабочен
Невинной свежей красоты.
Вот так и прожил он на свете,
Старик в одежде франтовской,
Ни разу девушки не встретив,
Достойной стать его женой.
1956
* * *
Она от каждого мужчины
Всегда скрывает возраст свой.
И на досадные морщины
Наносит пудры толстый слой.
Она негодным старым хламом
Зовет ровесников своих.
Она принадлежит к тем дамам,
Что любят самых молодых.
Чуть приоткрытые колени.
На седине густая хна...
Но с неуемным вожделеньем
Глядит на юношей она.
19561
«Я»
Он был обладателем
Баса густого.
Смолкал перед басом
Почтительно зал.
Свои выступленья
С любимого слова
Всегда и повсюду
Тот бас начинал.
— Я не могу,—
Говорил он,—
Представить,
Что бы вы делали,
Если б не я.
Силы расставить,
Сплотить
И направить
Мог только я,
Говорю не тая.
И в позапрошлом,
И в прошлом,
И в этом,
И в предстоящем,
Конечно,
Году
Нет мне покоя
Зимою и летом.
К новым победам
Я всех вас воду.
Я говорю,
Не вдаваясь в детали,
В дело надо вникать
С головой.
Ведь без меня, полагаю,
Едва ли
Был бы выполнен
План годовой.
Свой короткий
Доклад начиная,
С похвалы руководству
Начну...—
День давно уже умер.
И темень ночная
С любопытством
Прижалась к окну.
А он все пел,
Не сменяя пластинки,
Он пел вдохновеннее соловья,
Знакомый мотивчик
Он вел без запинки,
Вставляя повсюду
Любимое «я».
Но песня была бы, пожалуй,
Красивей,
Когда б, о заслугах своих
Не трубя,
Побольше он пел
О своем коллективе,
Его восхваляя,
А не себя.
1956
* * *
Шалико Сангулиа
(Родился в 1923 году)
МЫ ВЕРНЕМСЯ, СЕВДСТОПОЛЬ!
Наш Севастополь,
Моряков столица!
Тебя оставив,
В море мы уходим.
Мы за тебя, родной, идем сразиться
С чумой фашистской, вражеским отродьем.
Наш Севастополь!
Ты застыл на месте,
Бессильный в битву ринуться за нами.
Но ты в сердцах,
Как жажда правой мести,
Ты вечно с нами,
Как отчизны знамя!
Наш Севастополь!
Нынче ты печален.
Твой скорбный взгляд мы чувствуем повсюду...
Стал грудою дымящихся развалин
Ты, наша гордость, солнечное чудо.
Но мы вернемся,
Жди нас, город гордый!
Вернемся к каменным твоим объятьям,
Сметем с лица земли фашистов орды,
За боль твою,
За скорбь твою отплатим.
3. VI. 1942 г.
Севастополь.
О КУКУШКЕ И ДРУГИХ ПТИЦАХ
Весна разделалась с зимою.
Мороз зачах,
И снег в полях исчез.
На солнечном пригреве стоя,
Расправил плечи истомленный лес.
Весна-красавица входила в силу,
Запели птицы, в зелени звеня.
И вот — кукушка вдруг заголосила:
— Куку! Куку!
Послушайте меня!
Соседи, на меня смотрите —
Я сделала великое открытье:
Настало лето,
Я лето привела!
Я всю природу разбудила!
Работами в полях руководила,
Сельчан учила.
Мне от людей везде почет.
Меня в колхозе знают все наперечет.
Со мною край добьется урожая!
Я буду краткой:
Труд мой уважая,
Должны отныне впредь
Все птицы о моих заслугах петь! —
— Зазнайка! —
Перебил ее щегол.—
Наш лес еще был пуст и гол,
Стояли холода,
Лежал на травах иней,
Ты беззаботно грелась на чужбине,
От родины своей вдали,
А люди на поле пришли,
Чтобы согреть его работой...
Лентяйка!
У тебя всегда одна забота:
Поесть да погулять.
Лишь хвастать мастерица.
Ну погоди, хвастунья,— вырвем хвост...
Смысл этой басни очень прост:
Судить умеют трезво даже птицы.
1956
Константин Аргун
(Родился в 1924 году)
ЗВЕЗДЫ НАД СУХУМИ
Вечером в лесу тиха, чиста
протекает речка Гумиста.
Близ нее стою... А предо мной
мой Сухуми, город мой родной.
На горе стою в густом лесу,
а Сухуми светится внизу.
В небе звезды, на земле огни —
словно отраженья звезд они.
В небе звезды, лампы на горе —
все сливается в одной игре.
На горе стою я в полный рост
в окружении горящих звезд.
1954
МОР03 И СОЛНЦЕ
«В мире нет сильней меня,—
Так сказал мороз,—
Заморозил я в полдня
Луг, леса и плес.
Я томлюсь от буйства сил,
Буйства темных сил.
Волны в скалы превратил,
Жизни жизнь лишил.
Лес и воду ближних стран
Я в руках держу.
Я на дальний океан
Лапы наложу.
Покорил я все кругом,
Даже и луну:
Пляшет в небе кувырком,
Только я взгляну».
Но пока мороз тот злой
Хвастал так в ночи,
Солнце медленно взошло,
Вынесло лучи.
Заблестел седой мороз
Тут в последний раз.
Начал лить потоки слез
И... совсем угас.
Лес огромный ожил враз,
Реки вскрылись вдруг,
Стал ласкать приятно глаз
Шелковистый луг.
Солнце выше и теплей,
Ярче блеск лучей.
Чем лучи его длинней,
Тем и горячей.
Пусть не хвастает беда,
Что управы нет...
Силу темную всегда
Побеждает свет.
1955
Я НЫНЧЕ ЛЮБИМОЙ ТЕБЯ НАЗОВУ
Я в светлую радость сейчас погружен,
А все потому, что в тебя я влюблен.
Смотрю на тебя и с тобой говорю...
Позволь, я подарок тебе подарю.
Нет, это не сахар, что тает во рту,
Не роза, прелестная в майском цвету.
Не зеркальце, что отражает лицо,
Не модный жакет, не платок, не кольцо.
От ветра не падает он никогда.
От зноя не сохнет, как в русле вода.
Но есть в том подарке и запах цветов,
И он не проходит с уходом годов.
Он сердце всегда согревает зимой
И жизнь озаряет бурливой весной...
Дарю... Но в руках моих нет ничего...
А где же подарок?.. Я спрятал его...
Ведь это любовь — достоянье мое.
Поверь мне, родная, не бойся ее.
Да! Первое чувство дарю тебе я.
Прими же его, дорогая моя...
Я бредил во сне и мечтал наяву,
Но нынче любимой тебя назову!
1955
МАРТ НА ИСХОДЕ
Март сходил... Но вдруг не в срок
Выпал снег и всюду лег...
Но цветения мимоз
Оборвать не мог мороз.
И поднялось солнце ввысь,
А цветы сильней зажглись.
Погубить их март не смог,
Превратился сам в поток.
Он сдержать весну хотел,
Чтобы дольше быть у дел.
Но не смог суровым стать
Зимним месяцам под стать.
Звонко капала капель...
Месяц март сменял апрель...
1955
ПСЫРЦXА(1)
Псырцха, Псырцха, залитая светом!
Мандаринов золото в садах!
Склон горы и осенью и летом
Тонет в сочных травах и цветах.
Дышит нежной влагой синь морская.
Ветер в роще — как в своем дому.
Сосны, ветер шорохом встречая,
Кланяются ласково ему.
Здесь бурлит, разбрызгивая пену,
Низвергаясь с кручи, водопад.
Там с настойчивостью неизменной
Волны моря бешено кипят.
Псырцха, Псырцха, залитая светом!
Мандаринов золото в садах!
Склон горы и осенью и летом
Тонет в сочных травах и цветах.
-------------------
1 Псырцха — старинное абхазское название Нового Афона.
1956
Джота Тапагуа
(Родился в 1924 году)
ПОЭТУ ИУА КОГОНИА
Ты трудился для народа
Дни и ночи напролет.
Все смелее год от года
Шел с народом ты вперед.
Песням в сердце было тесно,
Как хотело петь оно!..
Скольким новым дивным песням
Жить средь нас не суждено!
Сердце биться перестало,
И погас навеки свет...
Ты на свете прожил мало,
Но зато ты жил, поэт!
И тебя мы не забудем.
Остаешься ты в строю
Щедрой песней, спетой людям
В нашем солнечном краю!
1953
ХИРУРГУ
Не забуду, как упорно
Ты вела со смертью бой.
Из холодной пасти черной
Был я вызволен тобой.
Забывая про усталость,
Ты, как мать, была нежна.
И судьба моя казалась
Мне с тобою не страшна.
Истекающего кровью
С поля вынесли меня.
Смерть ждала у изголовья,
Радость мрачную храня.
И тогда ты бой опасный
Начала за жизнь мою,
И была рукою властной
Смерть побита в том бою.
Ты мне тихо напевала
Иль читала что-нибудь,
Ты ночей недосыпала —
Только б жизнь в меня вдохнуть.
А теперь на свете белом
Я средь сильных, молодых,
Славлю жизнь трудом умелым.
Это дело рук твоих!
1955
Георгий Гублиа
(Родился в 1928 году)
* * *
На воде, как мостик серебристый,
Закачался яркий свет луны.
Лодки ударяются о пристань,
Волны пляшут, словно скакуны.
Ты со мной — в душе светлее стало,
И огнями озарился мрак.
Слушай, не ходи одна к причалу,—
Моряки подумают: маяк!
1953
* * *
Темнела моря синева,
А мы сидели рядом,
И забиралась в рукава
Вечерняя прохлада.
Чертил я на сыром песке
«Маринэ» — имя милой,
Но подползла к моей руке
Волна — и надпись смыла.
Вздохнула девушка, но ей
Сказал я: «Брось, не стоит...
Ведь то, что там — в душе моей,
Волна вовек не смоет».
1953
* * *
Ты мне приснилась. Я не понял:
Во сне, а может, не во сне
Твои горячие ладони
Легко легли на плечи мне.
Я помню губ прикосновенье,
Я помню нежный шепот твой.
Я счастлив был одно мгновенье
На том пригорке, под листвой.
Проснулся я. О, где ты? Где ты?
Напрасно я тебя зову.
О, если б вновь случилось это...
Нет, не во сне, а наяву.
1953
ВЕЧЕР В СЕЛЕНЬЕ
Побагровев, спустилось солнце в море,
И пламенем охвачен небосвод.
С востока тени тянутся, и вскоре
Вечерний мрак над полем поплывет.
Селенье оживает понемногу,
Идет домой с работы млад и стар...
Вдали клубится горная дорога,
И раздается блеянье отар,
Овчарок лай, далекий крик чабана,
Заливистые трели ачарпана.
Таща пучки соломы на рогах,
Коровы медленно бредут по скату,
И, прыгая на тоненьких ногах,
Резвятся беломордые телята.
И голосу пастушеского пса
Собак дворовых вторят голоса.
На лавке у ворот соседа вижу.
Он говорит: — Сынок приехал мой.
Зайди к нам в гости. Слышишь — заходи же!
— Потом зайду. Сейчас спешу домой.
Село родное, мой народ упорный,
Снимаю перед вами шапку я.
Вдыхаю жадно этот воздух горный.
Вдали белеет хижина моя.
Я вижу огонек в моем оконце.
Уже давно вдали погасло солнце,
Но в каждое семейство, в каждый дом
Приходит вечер светлым огоньком.
1953
МАТЬ
В деревьях зашумела осень,
Листва опавшая кругом,
Качает ветер кроны сосен,
Свистит протяжно за окном.
Над крышей вьется дым спиральный,
И пламя в очаге поет,
А женщина свой взгляд печальный
Не отрывает от ворот.
Два сына в бой ушли когда-то,
И с той поры их нет и нет.
Но верит мать — придут ребята,
И ждет уже пятнадцать лет.
Их обняла земля сырая,
Над ними травы шелестят,
Но осенью плоды срывая,
Мать бережет их для ребят.
Когда она порою ранней
Идет по саду не спеша,
Слетает рой воспоминаний,
И все сильней болит душа.
К ней яблонь протянулись ветви,
К ней тянет лозы виноград,
Все это посадили дети,
В любом побеге — труд ребят.
К ней ластится собака с лаем,
Поет ей песню соловей,
И кукуруза за сараем
Все шепчет ей про сыновей.
Подгнили стены у амбара,
На огороде сорняки,
Скрипит от ветра домик старый —
В хозяйстве нет мужской руки.
Осенний ветер ночью свищет,
А женщина сидит без сна.
Как пусто ветхое жилище,
И как тревожна тишина!
И слышит мать порой сквозь дрему:
«Мы здесь. Пусти нас, мама, в дом!»
Но стоит выглянуть из дому —
Лишь ночь да ветер за окном.
Над крышей вьется дым спиральный,
И пламя в очаге поет,
А женщина свой взгляд печальный
Не отрывает от ворот.
Ворота заросли крапивой,
Тропинка поросла травой.
В окошко смотрит мать тоскливо,
Она все ждет детей домой.
1955
ВЫПУСКНОЙ ВЕЧЕР
Наливай в стаканы, тамада!
Стол наш не богат, но курс наш дружен.
Собрались мы вместе, как всегда,
Ведь сегодня наш последний ужин.
С болью оставляем этот дом.
С университетского порога
Вместе к общей цели мы пойдем —
Пусть у каждого своя дорога.
Выпьем же за тех, кто сменит нас,
Выпьем за конец и за начало,
За профессора — ведь он не раз
Нас бранил, но и хвалил, бывало.
Я за девушек особо пью,—
Их глаза темней вина в стакане,
Пью за ту, кто в хижину мою
Под скрещенными пройдет клинками(1).
За тебя, мой друг Сеида, пьем,
За судьбу Этери и Отара.
Пой, друзья! Напев грузин сольем
С «Шаар дамта» — нашей песней старой.
Прочитал свои стихи Сергей,
А потом земляк мой — по-абхазски.
Вновь поют. А кто-то из друзей
Птицей закружился в быстрой пляске.
Нынче расстаемся мы, но вновь
Нас не раз сведет счастливый случай.
Пусть же в нас всегда живет любовь,
Как маджари, как вино, кипуча.
Наливай в стаканы, тамада!
Стол наш не богат, но круг наш дружен.
Собрались мы вместе, как всегда,
Ведь сегодня наш последний ужин.
-----------
1 Свадебный обычай абхазцев.
1954
* * *
С тоской гляжу во мрак ночной,
В траве на бурке лежа.
Мерцают звезды надо мной,—
Ведь ты их видишь тоже.
Как бровь твоя, над цепью гор
Изогнут месяц тонкий.
Я вижу твой веселый взор,
Я слышу смех твой звонкий.
Твои ресницы мне грозят,
Как острые кинжалы.
Я вспомнил институтский сад,
Где ты меня встречала.
Я провожал тебя подчас
По улице знакомой,
Ты улыбалась мне не раз,
Идя к воротам дома.
Я не забыл твое окно,
Твой дом, твой дворик милый.
Все это было так давно!
Неужто это было?
Сегодня без тебя грущу.
С другим ты повстречалась.
Тебе я песню посвящу.
Что мне еще осталось?
1956
* * *
Часто заходил я к вам когда-то,
Радостно ко мне бросалась ты.
Маленькою девочкой была ты,
На тебя глядел я с высоты.
Не было меня — и ты скучала,
Только я тебя не замечал,
Маленькой считал, и поначалу
По тебе я вовсе не скучал.
Девушкой ты стала. Часто вижу
Я тебя в кругу твоих подруг.
Как я жду, что ты пройдешь поближе,
Но тебе, как видно, недосуг.
1955
ВЛАДИМИРУ XАРА3ИА
Пламенем поля объяты,
Сизый дым плывет вдали.
Вражьи танки и солдаты
В наступление пошли.
Паренек припал к орудью,—
Ближе вражьих танков гул,—
Он врага встречает грудью,
Метко бьет он по врагу.
Землю гусеницы режут.
Сколько танков? Нет числа!
Взрывов гром, железный скрежет,
Поле мгла заволокла...
В эти годы грозовые
Ты геройски пал в бою,
Ты сражался за Россию
И Абхазию свою.
Ты сегодня в бронзе ожил,
Как и прежде молодой.
Славен ты. Любой прохожий
Скинет шапку пред тобой.
1955
ЧАСЫ КАПИТАНА
Капитану Владимиру Осиа.
1
Секунды медленно ползут.
Редеет мгла рассвета.
Как тихо. Через пять минут
Должна взлететь ракета.
Стучат, стучат сердца солдат,
И слышен лязг затвора,
А капитан на циферблат
Глядит... Атака скоро.
Как непреложен стрелок бег!
Что стук часов пророчит?
Секунду прожил человек,—
И жизнь на миг короче.
Заря — над кромкою лесов.
Все реже мгла рассвета.
Ракета взмыла. Семь часов.
«Вперед!» Еще ракета.
Штыки сверкнули. Капитан
Взбежал на склон покатый.
За командиром по пятам
Рванулись в бой солдаты.
Мгновенных вспышек огоньки —
И пули засвистали.
Две армии сошлись в штыки,
Скрестилась сталь со сталью.
2
Ударил в грудь свинец шальной,
И тело капитана
Простерлось на траве густой,
Струится кровь из раны.
Ладонью рану он зажал,—
Не сдержишь кровь рукою.
Вдали, как уходящий вал,
Стихает грохот боя.
А капитан не в силах встать,
В крови земля сырая.
Он в миг последний вспомнил мать,
Сознание теряя.
И сердце замерло навек,
Похолодело тело,
Лишь стрелки продолжали бег
На циферблате белом.
3
Мать видит вещи на столе,
От горя сердце сжалось.
Ведь это все, что на земле
От сына ей осталось.
Взглянула на портрет она,
И слезы засверкали.
Мать нежно гладит ордена,
Нашивки и медали.
Ей слышен стук часов ручных.
Лежит в земле хозяин их,
Он отдал жизнь отчизне.
А стрелки черные ведут
Бессонный счет секунд, минут,
Считают годы жизни.
1956
Т ...
Был покой мой безоблачно светел,
Как морская просторная гладь.
Ты прошла, как стремительный ветер,
И душа беспокойна опять.
Ты глядишь, словно мы незнакомы,
Смущена ты, видать по всему.
Если ты улыбнешься другому,
Грустен я ... Отчего — не пойму.
Ты скажи, отчего я взволнован?—
Ведь с тобою нам не по пути.
И, однако, я счастлив, что снова
Не могу себе места найти.
1956
СУХУМСКАЯ КРЕПОСТЬ
Вот развалины крепости старой,
Рвется к стенам кипенье волны,
В ярком солнце,
Черны от загара,
Отдыхающих группы видны.
Я дышу этой влажною солью.
Даль синеет в проломах руин.
Здесь красивых абхазок
В неволю
Угоняли купцы из Афин.
Здесь орудья турецкой эскадры
Сокрушали бойницы в упор.
Здесь визжали чугунные ядра,
И следы их видны до сих пор.
Но Келеша разящая шашка
Рассекла непроглядную ночь.
Было нашей Абхазии тяжко,
И Россия пришла ей помочь.
Я стою на обломках и знаю,
Как непрочен чугун и гранит.
Нас хранит не стена крепостная —
Нас великая дружба хранит.
1956
У ПАМЯТНИКА ЛЕНИНУ
Он выше всех. Под ним земные шири:
Леса, и горы, и морской прибой.
Дорогу он, единственную в мире,
Указывает вскинутой рукой.
Высокий лоб заря позолотила,
Над Лениным пылающий простор.
Нам светят он и солнце — два светила,
Такого не бывало до сих пор.
1956
Анатолий Аджинджал
(Родился в 1930 году)
ОДНАЖДЫ
Тихим дням, но ведавшим печали,
Думалось, не будет и конца.
В тишине взволнованно стучали
Рядом наши юные сердца.
Раз, в предгрозье, мы с тобою, помню.
Вышли к морю, свежестью дыша.
И о голубое пламя молний
Обожглась тогда моя душа.
В темноте сиял твой облик милый.
Стал весь мир далек и невесом.
Где луна? Иль ты ее затмила?
Я подумал: «Может, это сон?»
И не помня ни о чем на свете,
Я хотел твоих коснуться губ.
Нет, не сон. Рванулась ты, как ветер,
И остался я на берегу.
1955
ОКНА
На нее взглянуть мечтая страстно,
Я смотрю из моего окна
На ее окно. Но все напрасно:
Из-за шторы не видна она.
Вдруг примчался ветерок пропорций,
К ней в окно бесшумно он проник.
Штора отодвинулась покорно,
Приоткрыв мне комнату на миг.
Но тотчас же улетел куда-то
Резвый и беспечный ветерок.
«Эх ты, ветер! Что же ты, кудлатый,
Услужить подольше мне не мог!
Если б было у тебя такое,
Я бы даже поднимать не стал
Штору на окне перед тобою,
Я бы штору попросту сорвал!»
1955
ВЕСНА
Влажной нежностью море
В лицо мне дохнуло,
Теплым дыханием
Шапки с деревьев стряхнуло.
И выпрямляются ветви,
Почуяв свободу.
Утро весеннее
Будит повсюду природу.
В белых садах
Начинается птичье веселье.
Солнце, скользнув по горам.
Заглянуло в ущелье.
Я по сугробу иду,
Увязая глубоко,
След мой вода наполняет
В мгновение ока.
Слышится в поле
Ручьев стоголосое пенье.
Здравствуй, весна!
Я тебя ожидал с нетерпеньем.
Настежь открыты
Тебе, дорогая, ворота,
Славная на поле
Ждет нас с тобою работа!
1956
ЗИМНИМ ВЕЧЕРОМ
В голубой студеный вечер
Выхожу я со двора,
И несется мне навстречу
Звон пилы и топора.
И сараи, и закуты,
И деревья, и дома
В бурки белые закутав,
Заявилась к нам зима.
По земле хозяйкой катит,
Серебром снегов пыля,
И набрасывает скатерть
На холмы и на поля.
Как башлык джигита, вьется
Струйка дыма над трубой,
А в печи огонь смеется
Над старухою зимой.
Пусть рыдает злобно вьюга —
Дышит печь сухим теплом.
Ждет хозяин в гости друга.
Чист, уютен новый дом.
Пусть зима ворчит сурово,
Затевает с нами спор —
Для нее пила готова
И сверкающий топор.
В голубой студеный вечер
Выхожу я со двора,
И несется мне навстречу
Звон пилы и топора.
1956
Владимир Анкваб
(Родился в 1928 году)
АНТИПКА ИГРАЛ НА АПХЯРЦЕ
Помню, жил я как-то гостем у друзей,
Вышел в сад однажды на рассвете
И услышал там мелодию нежней,
Чище и свежей, чем вешний ветер.
Я подумал: то хозяин вышел в сад,
Старый наслаждается игрою...
Но, увидев там меньшого из внучат,
Очень удивился я, не скрою.
В позе мальчика — задумчивый покой,
Он играл, наверное, об утре.
Не сдержался я. И ласково рукой
Потрепал я шелковые кудри.
Музыкант зарделся — юный словно май.
Смотрит на траву смущенным взглядом.
— Извини меня, пожалуйста! Играй! —
Я сказал, присаживаясь рядом.
Снова песня по садам и по лесам
Ласковою птицей полетела.
— Это дед меня учил...
А это сам...—
Иногда он сообщал несмело.
А смычок скользил опять, и дрожь струны
Нежной болью в сердце отзывалась.
Даже лучшим композиторам страны
Не создать такого, мне казалось.
Вот и солнце появилось из-за гор,
Потянулось к мальчику лучами,
Перед ним росы серебряный ковер,
Всюду розы алые, как пламя.
На мгновенье стал от радости я пьян...
Наш Антип и юн и робок слишком,
Но и Глинка, этот русский великан,
Тоже ведь когда-то был мальчишкой!
Может быть, и ты прославишься в веках,
Может, станешь Глинкой современным,
Ведь судьба твоя, Антип, в твоих руках!
Так учись!
Упорствуй!
Непременно!
1955
* * *
Однажды увидав тебя,
Лишился я покоя.
В тот день, страдая и любя,
Строчил тебе письмо я.
Читая ледяной отказ,
Пылал еще сильнее.
Я слал тебе стихи не раз,
Прийти к тебе не смея.
Но время шло. Моя мечта
Тускнела понемногу.
То, что скрывала красота,
Я понял, слава богу.
Я воспевал тебя, глупец,
Благословляя муку...
И вот прозрел я, наконец,
Спасибо за науку!
1957
МАМА, ГДЕ ТЫ?
Мне в жизни услышать всего страшнее
Обычный вопрос: «Кто отец твой и мать?..»
Я чувствую сам, как я густо краснею,
как пот начинает на лбу выступать.
Что были они у меня — мне понятно...
Но я не встречал этих близких людей.
Лишь слышал: «Отец твой был крепкий и статный,
на важном посту и большой грамотей.
А мать добротою светилась и лаской,
но... русской была... А обычай был строг.
Отец с ней развелся, женясь на абхазке,
он с древним обычаем сладить не смог.
А мать ни за что тебя не отдавала,
но все же сюда ты был прислан отцом
и спрятан... И сколько тут мать ни бывала,
тебя не нашла... и смирилась на том».
Ты тоже, я знаю, товарищ милый,
без ласк материнских на свете рос.
Ты плачешь теперь у родной могилы,
мне ж негде излить накипевших слез.
О мать! Ничего от тебя не осталось —
остался лишь старый поблекший портрет.
Я даже не знаю, что с тобой сталось:
больна ль ты? здорова? жива или нет?
Но ты предо мною мелькаешь вечно,
мне сердце волнуя, глаза слепя...
В кассирше, в кондукторше, в первой встречной
тебя нахожу и теряю тебя.
И снова ищу тебя: долго, упрямо,
хоть часто те поиски не по плечу...
и снова теряю, и снова ищу...
Но где же ты? Где? Отзывайся же, мама!
1960
ОРУЖЕЙНАЯ ПАЛАТА
Палата Оружейная — как сказка.
Наполнена диковинным добром.
Блестят кареты золотом и краской
И Мастеров безвестных мастерством.
Нет, сказку не придумаешь такую,
Пред этим все сокровища бледны...
Всё в жемчугах: венцы, наряды, сбруя,
И блеск колец, которым нет цены.
Обложка библии камнями блещет,—
Наверно, каждый стоит миллион...
Богатые и праздничные вещи
Тут на меня глядят со всех сторон.
Потом я шел Москвой и думал с грустью...
Но мыслей ход мне перебил мой друг:
— Часы видал? Не правда ль — вот искусство,
Вот это мастерство и точность рук...
А все эти игрушки, шашки, куклы...
Как в них играет, как сверкает свет.
Вот, брат, что значит золотые руки—
— Да, золотые,— я сказал в ответ.
Но я солгал. Я не об этом думал.
Я знал о них, прославленных в веках.
О русских, крепких, золотых, разумных
Умельческих натруженных руках.
И хоть я думал про дела другие,
Я, в общем, не солгал, ответив: «Да...»
Ведь с тем, что эти руки — золотые,
Я без сомненья соглашусь всегда.
Но тут не думал я об их искусстве.
Не мастерство тут привлекло меня...
Нет!.. Я бродил повсюду с горьким чувством
Царей, князей и всех владык браня...
Ведь не богатства это — кровь людская.
И каждый жемчуг, как слеза, тяжел...
А в каждом камне, что горит, сверкая,—
Бессильный стон голодных русских сел.
1957
ГУНДА
(По народным мотивам)
Были две красавицы в ауле,
Как заря с зарей, друг с другом схожи.
Снег Эльбруса был темней их кожи,
На ресницах полночи уснули.
Были две красавицы в ауле.
Не сводили глаз с сестер мужчины —
Раз увидев, позабыть их трудно:
Как цветок весны, лицо у Чимы,
Как весна, лицо у младшей, Гунды.
Свет ее улыбки, словно утро,
Пробуждает в сердце трепет нежный,
Зубы Гунды ярче перламутра,
Очи голубые безмятежны.
Были сестры ласковы и милы,
Как заря с зарей, друг с другом схожи,
И казалось, нет на свете силы,
Что поссорить их когда-то сможет.
Находился домик их в Цаахе,
В междугорье, узком и скалистом.
Билась в камни острые с размаху
Возле дома бешеная Хыпста,
В дом войти не так-то было просто:
Лезли волны в пене друг на друга,
А над ними кинут вместо моста
Старый ствол разлапистого бука.
Был прославлен мужеством в народе
Шима, сестрам вовсе незнакомый,
И однажды бросил он поводья
Возле их приветливого дома.
Было сердце юноши открыто,
Убежать от чар такому трудно,
И пленила юного джигита
Красота и нежность светлой Гунды.
Только это счастье омрачило
Душу старшей. Чима огорчилась.
«Был бы он моим,— решила Чима,—
Если б Гунда вовсе не родилась».
Волны крови в сердце клокотали,
Глубоко в душе таилась злоба.
Ничего счастливые не знали,
Только радость чувствовали оба.
По законам стариков абхазцев
Гунде было ждать необходимо,—
Чтобы над сестрой не насмехаться,—
Ждать, пока не выйдет замуж Чима.
Дни слагались в длинные недели,
А недели в месяцы и годы...
Шима с верной Гундой не хотели
Осрамить сестру перед народом.
Только замуж не спешила Чима.
Разгорались в темном сердце страсти,
И, угрюмой мыслью одержима,
Ненавидела сестру за счастье.
Зависть в сердце когти запустила,
Стала с ведьмою девица схожа,
Со змеей, что жало затаила
И вонзить ежеминутно может.
С неба хлещут слезы проливные,
Хыпста катит камни с грозным стуком.
Сестры возвращаются родные
Над рекою, по мосту из бука.
Скользок ствол разлапистого бука,
Две сестры, как две зари похожи...
Хыпста катит камни с грозным стуком,
Злым шакалом зависть Чиму гложет.
Гунда как бельмо в глазу пред нею,
Лишь смахнуть — и завоюешь друга.
«Оправдаться перед ним сумею —
Скользок ствол раскидистого бука!»
Вот змея и выпустила жало,
Замер Гунды вопль над черной бездной.
Незнакома сердцу ведьмы жалость,
И мольбы несчастной бесполезны.
Только старый бук ей ветвь сухую
Протянул, как руку, для спасенья,
И, собрав всю силу молодую,
Задержалась Гунда при паденье.
Только разве даст подняться Чима,
Если Гунды жизнь у ней во власти,
Разжимает пальцы над пучиной,
Бьет сестру ногами по запястьям.
«Разве мало места нам на свете?
Что тебе я сделала, родная?!»
Только злоба в Чимином ответе,
Только Хыпста жадно завывает.
А когда на вздыбленные скалы
Понесла волною Гунду полночь,
Чима в голос вдруг запричитала,
Начала людей кричать на помощь.
Поднялся народ во всем ауле,
Прибежали на утес скалистый,
Но джигиты так и не рискнули
Броситься в бушующую Хыпсту,
Чима шла, заламывая руки,
О сестренке голосила Чима,
А глазами жадными гадюки
Сквозь толпу выискивала Шиму...
Но любовь сильнее волн и злобы,
Билась Гунда с Хыпстой одержимой.
Для нее была страшнее гроба
Мысль о горе преданного Шимы.
И когда на каменные груды
Пролил свет восток, зарей лучимый,
В утре, вспыхнувшем улыбкой Гунды,
Увидала Шиму злая Чима.
Он предстал пред ней с лицом отважным,
Рядом Гунда, радостью сияя.
Шли бок о бок, злую Чиму даже
На пути своем не замечая...
Были две красавицы в ауле,
Как заря с зарей, друг с другом схожи,
Снег Эльбруса был темней их кожи,
На ресницах полночи уснули.
Были две красавицы в ауле.
1955
Борис Тужба
(Родился в 1931 году)
МОЯ СУДЬБА
Приходила мама ночью
и надо мной сидела...
Говорила: «Спи, сыночек»,—
так, словно песню пела.
Волосы мне нежно гладя,
сидела мать со мною,
вея лаской и прохладой,
пока глаза закрою...
Стал я парнем, полным силы,—
и вот тогда впервые
слово «сирота» пронзило
мне годы молодые.
Вот с чего всегда грустнели
глаза твои, родная!
В раннем детстве, с колыбели
остался без отца я.
А друзья отцов встречали,
навстречу им бежали...
Я ж стоял, смотрел в печали,
и губы лишь дрожали.
И друзья мои с отцами
гуляли вечерами.
А меня сжигало пламя,
мне сердце раздирая.
Ну а если бы не это —
не знал тоски б совсем я...
По дорогам ясным к свету
меня водило время.
Старца, что сказал мне: «Сын мой»,
Отцом могу назвать я...
Братьями зову своими
друзей, что мне как братья.
Я живу среди народа.
Я свой. Мне все — родное...
Если б жил в другие годы,
то звался б сиротою.
1955
* * *
Путь освещал нам свет луны,
И быстро шли мы
На гору, радости полны,
Вдвоем с любимой...
Шумело море в глубине
С бурлящей силой,
И, нежно обратись ко мне,
Ты вдруг спросила:
— Неужто правда, милый мой,
Что море шире,
Огромнее любви любой
В подлунном мире...—
И море грянуло в ответ
Своим набатом...
С тех пор уже немало лет
Ушло куда-то.
А волны так же бьют о мол,
Внизу играя...
На гору милую взошел
Один вчера я...
У моря необъятный вид,
Но все же шире,
Огромнее людской любви
Не сыщешь в мире.
1955
* * *
Мы в детстве здесь в саду с тобою
не раз бывали,
про все на свете за игрою
тут забывали.
Росли мы... Весны пролетали,
и неизвестно
с чего дразнить нас всюду стали
«жених — невеста».
И здесь встречались мы под вечер
в тиши аллеи...
...Лишь вспомню я про эти встречи,
вокруг — светлее.
Шли годы, быстро прибывая,
но знай, родная,
что часто я в саду бываю
и вспоминаю.
А сад шумит листвой своею,
как прежде, милый...
Один я... Я уже седею...
А ты? Забыла?
1956
* * *
За этой черной шалью не прячь лицо свое.
Твой добрый взгляд, твой нежный взгляд насквозь прожег ее.
Да! В целом мире нет ткача, чтоб сделать шаль такой,
Чтоб друг от друга отделить той шалью нас с тобой.
1956
Шота Чкадуа
(Родился, в 1932 году)
КРАСНАЯ КОФТОЧКА
Стоит чужой, торопящейся мимо
Кофточке красной мелькнуть под окном,
Словно почувствовав близость любимой,
Сердце мое загрустит о былом.
Врезался в память студенческий вечер...
Музыка, танцы, веселый народ...
Красная кофточка, круглые плечи,
Яркий, смеющийся рот...
Скоро узнал я, что любит другого...
Чувство свое я хотел заглушить,
Но не подвластно разумному слову
Пламя души...
Годы проносятся. Ветер их шалый
Делает дело свое.
Нынче уж я не узнаю, пожалуй,
Если на улице встречу ее.
Но и теперь — промелькнет, как мгновенье,
Красная кофта в окне,
И просыпается снова волненье,
То же волненье во мне.
1951
ДЕЙСТВУЙ САМ
Я не берусь учить тебя:
различные бывают взгляды...
Но все же, девушку любя,
искать посредников не надо.
Сам подойди и подружись,
и сам ей стань всего дороже...
и сам в конце концов скажи,
что без нее ты жить не можешь.
Будь ко всему тогда готов,
но все же действуй без сомненья.
И не ищи мудреных слов —
ей скажет все сердцебиенье.
А так — начнет судить, рядить:
мол, он признался — да заочно,
и вообще зачем так срочно —
пожалуй, лучше погодить.
Ты действуй сам. А то в ответ
наверняка услышишь: «Нет!»
1953
К НЕВЕСТКЕ
Пусть твой приход в наш дружный дом
Приход весны напомнит,
Пусть каждый угол в нем, родном,
Твой юный смех наполнит.
Отныне мать моя — свекровь...
Отец отныне — свекор...
Я — деверь!..
Радость греет кровь,
Вздымает грудь высоко.
Робеешь ты. Твои глаза
Считают половицы.
И кажется — вот-вот слеза
Повиснет на ресницах.
Ты закрываешься фатой...
Но, я уверен, скоро
Друзьями будем мы с тобой.
Ведь в этом нет позора!
Хотел сказать тебе вчера,
Но сам сробел, не скрою:
Зови меня «мой брат», сестра,
Ведь мы — как брат с сестрою!
Стоять уныло у стены,
Молчать и быть забитой —
Обычай дряхлой старины,
У нас в семье забытый.
И ты, сестра, его забудь,
Приветствуй все, что ново,
И радуйся, что не вернуть
Печального былого.
И я желаю всей душой
Вам с братом много счастья,
Желаю вам любви большой
И полного согласья!
1954
ОДИНОКИЙ
Паутину и копоть
Он обмел с потолка,
И достал он черкеску
Из сундука.
Приласкал он собаку,
Кота напоил молоком.
Обошел, осмотрел
Пошатнувшийся дом.
Он сегодня впервые
Почувствовал стыд:
Стены дома худые,
В них ветер свистит...
Но за все его долгие
Шестьдесят
Столь счастливым, как нынче,
Не бывал его взгляд.
Сорок лет
Он мечтал об одном:
Чтобы женским теплом
Был согрет его дом.
В двадцать лет
Оседлал он коня
И отправился в путь,
Стременами звеня.
Но невесты найти
Он, как видно, не смог
И вернулся домой
Одинок.
А ведь был он в те годы
И красив и удал,
На скаку он монету
С земли подымал.
Обжигал он, бывало,
Взглядом,
Словно огнем,
И красавиц немало
Вздыхало о нем.
Годы шли.
Превратился джигит в старика.
Не поводья, а посох
Сжимает рука.
Но чему улыбается нынче старик?
Не тому ли, что вечер безоблачно светел?
Или, может быть, юность вернулась на миг?
Может, наш одинокий кого-нибудь встретил?
Д а, сегодня он встретил!..
Он счастье обрел,
За которым, как ветер,
Как сизый орел,
Много лет он гонялся
Верхом на коне,
Много лет он слонялся
В чужой стороне.
Он нашел свое счастье
В селенье родном.
Приведет он хозяйку
Сегодня в свой дом!
1955
* * *
Пятнадцать лет он в трудной был дороге.
Случалось все: он мерз и голодал...
Но все ж ни разу, в кровь стирая ноги,
Не произнес: «Как трудно! Я устал».
Был долог путь — но виден весь без карты.
Конец с началом в здании одном...
Нелегкий путь! Он начат был за партой,
А кончен — за учительским столом.
1955
БЫВШЕМУ ДРУГУ
Все, что я знал, все, чем был я богат,
все, что имел я: в душе, за душой —
всем я с тобой поделиться был рад.
Думал — и ты для меня не чужой.
Я ведь не знал, что все время ты жил
только собой, никого не любя...
Что никогда ты со мной не дружил,
просто не в силах любить не себя.
Много ты отнял в душе моей сил,
было тебя разгадать не легко...
Нужен я был тебе — ты приходил.
Плохо мне было — ты был далеко.
Да... Ты использовать можешь людей...
Пусть в том уменье достоинства нет,
есть «достижения» в жизни твоей:
счастлив, доволен, красиво одет.
Но «достижения» эти — пустяк!
Скучно живешь ты, и всем ты чужой
Лучше носить мой потертый пиджак,
чем прозябать в одиночестве так —
в новой одежде, со стертой душой!
1955
Алексей Гогуа
(Родился в 1932 году)
* * *
Недавно мы были вместе,
А теперь разбрелись по свету.
Я вернулся в родную деревню,
Ты еще на практике где-то.
Я шагаю тропой заросшей,
Здесь мы вместо не раз бродили.
Выхожу на высокий берег,
Где часами сидеть любили.
Прохожу над крутым обрывом
И, мечтою о счастье полный,
Вспоминаю себя счастливым
И смотрю на речные волны.
Только — сердце мое не дрогнет,
Будет чувство сильней отныне.
Пусть тропа заросла травою,
Но любовь никогда не остынет!
1953
* * *
С утра я пишу за столом в тишине,
Не хочешь мешать ты, сидишь в стороне.
Но взор твой поможет мне в трудной работе,
Иди же, родная, с улыбкой ко мне.
Бумажный смету со стола ералаш,
Усталый, отброшу тупой карандаш,
И, если оставит меня вдохновенье,—
Ты новые силы улыбкой мне дашь.
1953
ПОТОК
Бурлит, грохочет бешеный поток.
Он с высоты стремглав несется вниз.
Вот закрутился в пенистый клубок,
А вот над кручей лентою повис.
Кипит, хохочет в тесных берегах,
Поросший лесом будит крутосклон.
Зеленым нивам в пенистых волнах
Несет он с гор суровый их поклон.
Каскады брызг он сеет на пути
И дарит влагу жаждущим полям.
И где пришлось долинами пройти,
Там нива краше, злак пышнее там.
Вот снова он пустился под откос,
Где водяные мельницы стоят.
Там днем и ночью слышен шум колес,
И днем и ночью жернова скрипят...
Он вечно молод, чист, неудержим,
Неутомим его проворный бег.
Исполнен жизни, жизнь несет другим.
За то его и ценит человек.
1955
ДРУГУ ТРУЖЕНИКУ
Когда явился я на белый свет,
Мои глаза Ерцаху увидали,
А ты, мой друг, ровесник и сосед,—
Просторов русских ты увидел дали.
Родились мы у пахарей в домах,
У нив качались наши колыбели,
И на твоих и на моих глазах
В полях весною всходы зеленели.
Тебе и мне вторая школа — труд,
И с детских лет мы крепко с ним сдружились.
Крестьяне нивы родиной зовут,
Любить ее мы на полях учились.
Я вырос здесь, в Абхазии моей,
Где с горных круч сбегают, пенясь, реки,
Ты — на просторах солнечных полей,
Но родина одна у нас навеки!
Пусть не единый был у нас язык,
Но слезы матерей едины были.
Кинжал абхазский и российский штык
Десятки лет одних врагов разили.
В счастливый век живем мы, русский брат.
Москва мечты соединила наши,
И расцветает дружбы нашей сад,
Из года в год становится все краше.
Не говоря друг другу пышных слов,
Мы навсегда останемся друзьями.
Любовь народов — крепкая любовь,
И трудно говорить о ней словами.
1955
Константин Герхелиа
(Родился, в 1932 году)
ДУМЫ НА ПОЛЕ БИТВЫ
Тишина вокруг. Лежу я, отдыхая,
Под величественной мачтовой сосной.
Подо мной слегка хрустит трава сухая,
Голубой простор сияет надо мной.
Что за сердце беспокойное такое —
Снова думы взволновать его спешат...
Отчего оно не хочет знать покоя,—
Может, только оттого, что я солдат?
Впрочем, нет, совсем не надо быть солдатом,
Чтобы здесь священный трепет испытать.
Здесь рекою страшной кровь лилась когда-то,
Кровь сынов, погибших за отчизну-мать.
На сосне моей десятки ран я вижу.
Может, многим людям жизнь спасла она...
Не забудет тех, кто пал, и тех, кто выжил,
Испещренная осколками сосна.
На земле я тоже всюду вижу раны.
Гильзы ржавые валяются кругом.
Здесь без громких слов свершали подвиг бранный,
Расправляясь с обезумевшим врагом.
И передо мною, как в волшебной сказке,
Вдруг поплыл давнишнего сраженья дым,
И стихи чуть шепчет кто-то по-абхазски...
Может, здесь когда-то дрался Киазым?(1)
Может быть, на этой высохшей поляне
Тяжко ранен был отважный наш поэт?
Ведь в Сухуми он из брянской глухомани
Присылал друзьям свой пламенный привет!
Тихо встав, сосну погладил я рукою,
И задумался я, дерево обняв.
И припомнилось мне дерево другое,
И припомнилась гора моя Панав.
Там растет одна сосна на скалах мшистых,
Наш пастуший стан когда-то был под ней.
Укрывалась там от палачей-фашистов
Вся семья моя пастушья много дней.
Сосны, сосны! Словно сестры, вы похожи!
Опалила вас военная гроза...
Каждый шрам на золотистой вашей коже
Теплой влагой наполняет мне глаза.
Молод я, и мне огонь войны неведом.
Но пускай напасть посмеет кто-нибудь —
Сверстники мои продолжат счет победам.
Пусть забудет враг на нашу землю путь!
--------------
1 Киазым Агумаа — абхазский поэт — партизан Отечественной воины.
1954
СУХУМИ
Можно ли не думать, мой Сухуми,
О твоей волнующей судьбе?
И какой поэт в часы раздумий
Не поет влюбленно о тебе?
Если будет от тебя таиться
В сердце песнь влюбленная моя,
То завянет сердце, как девица,
Что жила, любовь свою тая.
Где мне взять мелодию, чтоб чувство
Заплескалось в песне, как прибой?
В силах ли словесное искусство
Выразить прекрасный облик твой?
Каждому ты даришь вдохновенье,
Красотой ласкаешь каждый взгляд.
И с тобой прощаются в волненье,
И любовь к тебе всю жизнь хранят.
Солнце — это гость твой постоянный,.
Твой наряд — чудесные цветы,
И сверкаешь ты росой медвяной,
И полощешь в море корни ты.
В новый день идешь ты без опаски —
Будет новый день счастливым днем!
Ты гостей встречаешь по-абхазски,
О тебе поют они потом.
Если разлучаюсь я с тобою,
Я найти покоя не могу.
Слышится мне мерный шум прибоя
И шуршанье пальм на берегу.
Здесь, у моря, жил я с колыбели,
Здесь почти вся жизнь моя прошла,
Здесь мечты мальчишеские зрели,
Превращались в добрые дела.
Расцветай невиданным букетом,
Разрастайся, город мой родной,
И дари людей теплом и светом,
Ветром влажным, ласковой волной!
Можно ли не думать, мой Сухуми,
О твоей волнующей судьбе?
И какой поэт в часы раздумий
Не поет влюбленно о тебе?
1955
Шамиль Пилиа
(Родился в 1932 году)
В САДУ
Холодным ветром потянуло с гор,
И наступило время листопада,
Хожу продрогший по тропинкам сада,
И облетевших листьев мну ковер.
Ничто не нарушает тишину,
В саду не слышно даже птичьих песен.
Я вспоминаю раннюю весну,
Что ярче всех прожитых мною весен.
С любимой вместе в сад я приходил,
Он шелестел нам ласково листвою.
Здесь я цветы ей вешние дарил,
А ныне — ныне нет ее со мною.
Брожу один... Знакомые места
Влекут к себе с неудержимой силой.
Здесь родилась весной моя мечта,
И я тоскую о подруге милой.
1954
ПЕРВЫЙ УРОК
Прозвенел в коридоре звонок.
Почему-то, как школьник, робея,
В класс иду я на первый урок,
И язык от волненья немеет.
Я с детьми поздоровался, сел,
Разложил на столе мои книжки...
Не вчера ли за партой сидел
Беспокойный и шустрый мальчишка?
Уходил он с пушком над губой,
А вернулся сюда возмужалым,
Не с тетрадкою голубой,
А с портфелем и классным журналом.
Дорогие ребята! Для вас
Буду жить я вот с этой минуты...
Я с волненьем оглядывал класс
И стеснялся, робел почему-то.
1955
* * *
Когда твои лебяжьи руки
Держу в моих руках,—
Читаю, полный тайной муки,
Вопрос в твоих глазах.
Два ручейка волос волнистых
Сбегают по спине.
Ты с первых встреч в садах душистых
Любовь внушила мне.
Но как сказать о ней словами?
В глаза мне загляни.
Они тебе все скажут сами —
Не могут лгать они.
1955
* * *
В небе ласточка кружится,
Сердце будит нежной трелью.
Мой балкон для чаровницы
Домом стал и колыбелью.
Видишь — гнездышко свивает
Даже ласточка весною.
Скоро ль ты придешь, родная,
И останешься со мною?
1955
Нелли Тарба
(Родилась в 1934 году)
* * *
В чаще сада в час закатный
Наслаждаюсь я весною.
Вздохам чащи ароматной
Вторит дальний шум прибоя.
Облака в багряном свете,
Соловей концерт свой начал.
Что-то шепчет листьям ветер,—
Тайны сердца, не иначе.
На весну смотрю я жадно,
Не могу налюбоваться,—
От красы ее нарядной
Не уйти, не оторваться!
Я тянусь навстречу маю,
Я хочу с ним подружиться,
И внезапно понимаю,
Что любовь ко мне стучится.
1953
* * *
Врозь по городу мы бродим,
Словно вовсе незнакомы,
Только взглядами покуда
Разговор с тобой ведем мы.
Коль, случится, ненароком
Я в толпе тебя замечу,
Не бегу через дорогу,
Не спешу к тебе навстречу.
Только ты не огорчайся,
Ревновать не вздумай, милый,
Если сверстнику улыбку
Невзначай я подарила.
Нам в кругу друзей веселых
Рядом быть еще не время,
Не пора с души влюбленной
Сбросить сладкой тайны бремя.
Кое-кто уже приметил
Разговор немой глазами
И лукаво намекает:
«Третий лишний между вами!»
Но таинственной беседы
Не спугнут намеки эти:
Там, где двое породнились,
Помешать не в силах третий.
Врозь по городу мы бродим,
Словно вовсе незнакомы,
Но сердцами разминуться
Не сумеем все равно мы.
Пусть не вместе мы сегодня,—
Так и надо ведь до срока:
Коль сперва не пострадаешь,
Из любви не выйдет прока!
1954
ЖЕНИХИ
Ах, поглядели б вы, что за ребята
Из-за руки моей драться готовы!
Статны, подтянуты, молодцеваты,
Не поскупятся на острое слово.
Входят во двор они с пляской да с польем.
Я их за стол приглашаю с улыбкой.
Сердце, смущенное их появленьем,
Бьется в груди перепуганной рыбкой.
Всех угощаю питьем и сластями,
Шуткой на шутку легко отвечая;
Где подпою, где станцую с гостями—
Мол, полюбуйтесь-ка, вот я какая!
Но лишь закроются двери за ними,
О женихах не тужу я нимало —
Радостно мне: ведь и нынче, любимый,
Равных тебе я меж них не сыскала!
1954
* * *
Мама, прошу, сбереги мое платье,
То, что девчонкой носила я в школе,—
Свято от пятен храни и замятин
И посыпай нафталином от моли.
В дни, когда вновь я студенткой упрямой
В тихий наш дом ненадолго приеду,
Дочке опять покажи его, мама,
Дай побродить ей по свежему следу.
Словно звонок, что зовет на уроки,
В сердце ее зазвучит, оживая,
Детства ушедшего голос далекий,
Первых открытий пора золотая.
Снова двором пробежит она длинным,
Снова взлетит по ступенькам вприпрыжку,
Снова за парту усядется чинно,
Вынет из ранца тетрадки и книжки,
Выведет бережно буквы прямые,
Станет задачку решать на деленье,
Снова и снова постигнет впервые
Радость высокую преодоленья...
Мама, прошу, сбереги мое платье,
То, что девчонкой носила я в школе, —
Свято от пятен храни и замятин
И посыпай нафталином от моли.
1954
ВЫПУСКНИКИ
В десятый раз за десять лет
Уходит май веселый,
Но в первый раз за маем вслед
Уйдем и мы из школы.
Прощай, родной, любимый класс,—
Доска и парус карты!
Не мы — другие вместо нас
За эти сядут парты.
Прощай, широкий школьный двор,
Свидетель игр горячих;
Ты помнишь смех наш до сих пор
И топот ног ребячьих.
Прощайте, дни бесед в тиши,
Невинные секреты,
Волненья первые души,
Влюбленностью согретой.
Прощайте вы, кто день за днем
Ревниво и упорно
Роднил со знаньем и трудом
Питомцев непокорных,
Кто в сердце каждого из нас
Зажег любовь к отчизне
И ввел в просторный, светлый класс
Великой школы — жизни!
1954
ПОСЛЕДНЯЯ АРБА
Поднимая пыли тучи,
По дороге в летний зной
На арбе своей скрипучей
Держит путь Дадын седой.
Повстречался сын Дадыну:
— Эй, отец, да ты куда?—
— Знаешь сам,— в ответ он сыну,
Еду в город, как всегда.
Засмеялся парень тихо,
Глянул вдаль из-под руки,
А навстречу катят лихо
По шоссе грузовики.
Нагруженные до края,
Как бойцы, равняя строй,
Урожай душистый чая
Повезли они с собой.
Почесал Дадын за ухом,
Озорно прищурил глаз:
«Что ж, и впрямь, арба-старуха,
Расставанья пробил час!
Помнишь ты отца и деда,
Да пора и отдохнуть.
Скоро новая «победа»
Повезет Дадына в путь!»
И старик, махнув рукою,
Вспять упряжку повернул...
Так с последнею арбою
Распростился наш аул.
1955
КТО ОДИНОК?
Как всегда, прощаясь у дверей,
Ты сказал сегодня мне, вздыхая:
«Одинок я в комнате своей,
Без любимой дом не дом, родная!
Из его постылой тишины
Вновь и вновь стремлюсь к тебе мечтами;
За тобой меня уводят сны;
Пробужусь — и тут ты пред глазами...»
Милый, не брани свое жилье!
Бедный дом, мне жаль его сердечно:
Сердце переполнено твое,
Ты со мной, а он пустует вечно...
1955
* * *
Чую, мама, вижу, знаю,—
Я одна твой свет вечерний;
Всем созвездиям, родная,
Предпочтешь ты взгляд дочерний.
Чтобы сердцу без изъяна
Подарить свой клад богатый,
Беспокойно, неустанно
Ищешь друга для меня ты.
Только зря себя ты мучишь,—
Обернись сюда сначала:
Вот мой друг! Вглядись получше,
Не его ли ты искала?
1955
* * *
Где ты, комната «13»,
Однокурсниц шумный рой?
До сих пор еще, признаться,
Я грущу о вас порой.
Сколько дней в жару и вьюгу,
Как друзья, без громких слов,
Заменяли мы друг другу
И семью и отчий кров.
На виду поступок каждый,
Встречи, мысли и дела,
Но случилось, что однажды
Не сказавшись я ушла.
А когда вернулась снова,
Тихо села у огня —
Не спросил никто ни слова
Почему-то у меня.
Как по сговору какому,
Обходили целый год
Вы молчанием знакомым
Мой уход и мой приход.
Без намеков, без укоров,
Неустанно, вновь и вновь
От досужих разговоров
Берегли мою любовь.
А когда пора расстаться
Наступила нам весной,
Вместе комнату «13»
Вы покинули со мной.
И счастливою гурьбою
Проводили до ворот
Общежития, где двое
Начинают свой поход.
1956
Илья Ласуриа
(Родился в 1935 году)
ДЕРЕВО
Завороженный стою у реки,
Слушаю шум непокорный.
Словно персты великаньей руки,
В пене полощутся корни.
Здесь мы сидели когда-то давно
С милой, беспечны, как дети.
Дерево нас укрывало... Оно
Счастья безмолвный свидетель.
1955
ГДЕ ОБЛИК МИЛЫЙ?..
Твой облик милый, добрый дар природы,
Храню я в памяти моей.
Не знали косы ухищрений моды,
Глаза — искусственных теней.
Среди надушенных, нарядных сверстниц
Какой ты скромницей была!
Теперь ты носишь золотые перстни
И клипсы синего стекла.
Тебя, былую, даже вспомнить странно,
Настолько стала ты другой.
Поверх румянца у тебя румяна,
И брови тоненькой дугой.
И все трудней бывает год от года
Тебя узнать среди чужих...
Где облик, что дала тебе природа
В подарок от щедрот своих?
1955
ВОСПОМИНАНИЕ
Еще деревьям сладко спится,
А уж запела вдалеке
О ком-то очень милом птица
На непонятном языке.
С тобою мы сейчас в разлуке,
Но ты беседуешь со мной —
Ведь в каждом нежном, чистом звуке
Я слышу голос твой родной.
1955
СЕРДЦЕ
Смотреть на тебя,
Я не спорю, приятно,
Любви твоей жаждет
Немало сердец,
Но есть и на солнце
Досадные пятна,
Я долго молчал,
Но скажу, наконец.
Ты слишком гордишься
Собой, дорогая,
Твой собственный блеск
Ослепляет тебя.
Ты мимо проходишь,
Совсем как чужая,
Давнишнюю дружбу
Надменно губя.
А помнишь, как в детстве
Порезал я палец,
А ты за меня
Волновалась до слез?..
В песке мы копались,
И в речке купались,
И задранным не был
Изящный твой нос.
Теперь ты не хочешь
Рукой своей белой
Коснуться мозолей
Ладони моей.
Быть может, в работе
Она огрубела,
Но сердце нисколько
Не стало грубей.
1956
ПАМЯТНИК ЛЕТЧИКУ
Здесь лес взирает исподлобья
На речку, что по валунам шумит,—
В лесу к гранитному надгробью
Стальной пропеллер накрепко прибит.
Когда-то юноша крылатый
В погоне за врагом здесь пролетал,
И разлетались супостаты,
И бил им вслед карающий металл.
...Настала страшная минута...
Он понял, что теперь его черед.
Машину развернул он круто
И врезался во вражий самолет.
Старик абхазец у могилы
Подставил ветру седину свою...
Луна о летчике грустила...
И вторил лес окрестный соловью...
И снова в думах невеселых
Старик зовет погибших сыновей.
А где-то в украинских селах
Их славит песней звонкий соловей.
1956
ПАМЯТНИК ПОЭТУ
При последних отблесках заката
Разбираю стершиеся даты.
«Родился... Почил...» — гласит плита,
Тесанная в давние лета.
А с годами и могильный камень
Будет погребен седыми мхами.
Но в народе спящий здесь поэт
Навсегда оставил добрый след.
1956
Платон Бебиа
(Родился в 1935 году)
ЛЮБОВЬ ЗАСТАВИТ
По какой такой причине,
От каких тяжелых дум
Ходит друг в тоске-кручине,
Стал и бледен и угрюм?
Долго было все в секрете,
Много дней крепился он,
А вчера меня он встретил
И сказал мне:
— Я влюблен...
Только я стыжусь признаться...
Может, ты поможешь мне? —
— Друг мой, я тебя, признаться,
Понимаю не вполне.
Разве третий тут поможет
Красноречием своим?
Подожди. Любовь, быть может,
Разлетится, словно дым.
Ну, а если нету силы
Позабыть свою мечту,
Сам не выдержишь и милой
Скажешь все начистоту.
1955
КТО ВИНОВЕН?
Ты была и юной и красивой,
Но на редкость гордой и спесивой.
Ты чужой любовью помыкала,
Вот тогда и счастье проморгала.
Каждый получал отказ обидный —
Нарчхиоу(1) ты ждала, как видно!
Но герой тебя и не заметил,
К милой Гунде(2) проскакал, как ветер.
И теперь к другим спешат мужчины.
Ты стареешь... Седина... Морщины...
Плачешь часто, женихов ругая...
Только кто виновен, дорогая?
------------
1 Нарчхиоу — легендарный герой абхазского нартского эпоса.
2 Гунда — красавица, сестра нартов.
1955
С НЕЮ НЕ СРАВНИТСЯ...
Розовые щеки,
Влажные глаза,
Гибок стан высокий —
Что твоя лоза!
Словно лебедь-птица,
Девица стройна.
Можно подивиться —
До чего умна!
Чудо-мастерица
И притом скромна.
В мире не сравнится
С нею ни одна!
Все как есть на деле —
Зря не похвалю.
Ведь уже неделю
Я ее люблю!
1956 |
