Главная » Алфавитный каталог авторов » Т » Статьи

Михаил Трапш

Статьи:

• Абхазия в античную эпоху
• Некоторые итоги раскопок цебельдинских некрополей в 1960–1962 гг.
• Первобытнообщинный строй
• Археологические раскопки в Анакопии в 1957–1958 гг. (2,57 Мб)
  (Византийский временник, вып. 19 (44). - Москва: Издательство "Наука", 1961. - С. 260–282; http://vremennik.biz/.)

Абхазия в античную эпоху

Образование классового общества

В VII–VI вв. до н.э. население, жившее на территории современной Абхазии, переживает значительный сдвиг в своем экономическом и культурном развитии. Коренным изменением в материальном производстве этого времени явилось широкое освоение железа. Бронзовые орудия и оружия сменяются железными, каменные орудия окончательно выходят из употребления.

В этот период и прибрежной части Абхазии родовой строй, под воздействием культурно-экономических изменений и глубокого имущественного расслоения среди членов рода, постепенно идет к своей неминуемой гибели. Разложение родового строя и образование классов более интенсивно происходили на побережье колхидской низменности, в том числе и на побережье Абхазии, и то время как в горных районах страны сохранялись еще устои первобытнообщинного строя во всей его полноте и течение долгого времени.

Древние могильники, раскопанные в различных пунктах низменной части Абхазии отчетливо показывают, что в V–IV вв. до н.э. здесь имелась выраженная имущественная дифференциация. Раскопанные погребения заключают богатый и разнообразный инвентарь. В погребениях найдены серебряные и бронзовые украшения, а также оружие, разная утварь и монеты. Среди погребений имеются богатые и бедные. В некоторых из них найдено много оружия, перстней-печатей, браслетов, серебра, монет, греческих чернолаковых сосудов, янтарных, пастовых и стеклянных бус, в других – обнаружено очень мало предметов и притом недорогих. Встречаются погребения и без всякого инвентаря.

Все хозяйство, весь хозяйственный быт существенным образом изменяются. В этих изменениях значительную роль сыграло развитие скотоводства, в особенности дальнейшее распространение домашней лошади. Эти хозяйственные пере­мены намного облегчили сношения между различными племенами и дали толчок к возникновению более крупных этнических образований.

Усиливаются связи с внешним миром. Начало связей с Грецией восходит к VII в. до н. э., когда греческие мореплаватели делаются главными посредниками в мировой торговле. На своих парусных кораблях они приплывали к побережью Черного моря и вели торговлю с местным населением. Там, где торговля обещала существенные выгоды и где были удобные стоянки для судов, они основывали колонии. Коло­нии возникают в Крыму около VI в. до н. э. – Херсонес и Пантикапея. В устье Западного Буга основывается Ольвия. На территории современной Грузинской ССР – Фазис (совр. Поти), Диоскурия (совр. Сухуми), Питиус (совр. Пицунда) и др.

Сведения о первом знакомстве эллинов с побережьем Кавказа сохранились в известном греческом мифе об аргонавтах, повествующем о плавании корабля «Арго» к берегам Колхиды.

Около VI в. до н.э. образовалось Колхидское раннерабовладельческое царство, в состав которого входила и территория Абхазии. Древнегреческие писатели дают более или менее подробное описание этого богатого края и его насе­ления.

Сношения греков с Колхидским побережьем имели важные последствия: они приобщили к мировой торговле и ускорили хозяйственное и общественное развитие жившего на этой территории населения.

Население занималось в основном скотоводством и зем­леделием. В прибрежных районах и в плодородных долинах рек земледелие постепенно становится ведущей отраслью хозяйства, причем наряду с кое-где сохраняющимся старым мотыжным типом, возникает и развивается земледелие с применением деревянного плуга и рабочего скота. Развивались и различные ремесла. Особенно выделялось производство льняного полотна, которое, как отмечалось, поступа­ло на внешний рынок под именем «сардонического» и славилось наравне с египетским.

С развитием этих отраслей хозяйства население производило продуктов больше, чем было необходимо для поддержания жизни. Это приводило к обмену продуктами меж­ду родовыми общинами и отдельными лицами. Обмен содействовал дальнейшему расширению производства. Он вел к накоплению богатства в руках вождей и отдельных более сильных семей, которые завладевали лучшими участками земли, частью скота и вели собственное хозяйство, заставляя работать на себя захваченных ими в плен людей — рабов.

По сообщению древних авторов, жители побережья современной Абхазии искусно плавали на быстроходных лодках вдоль берегов Кавказа. Некоторые из них нападали на торговые суда и поселения с целью захвата богатств и пленных, обращаемых в рабов. Греческий географ Страбон пи­сал об этом: «Выходя в море на своих камарах (лодках – Ред.) и нападая то на грузовые суда, то на какую-нибудь местность или даже город, они господствуют на море... Возвращаясь в родные места, они, за неимением стоянок, взва­ливают свои камары на плечи и уносят в леса, в которых и живут, обрабатывая скудную почву... Так же поступают они и в чужой стране, где имеют знакомые лесистые местности: скрыв в них камары, они сами бродят пешком днем и ночью с целью захвата людей в рабство; то, что удается им захва­тить, они охотно возвращают за выкуп, по отплытии извещая потерпевших...»(1).

Отсюда видно, что определенная часть местного населе­ния занималась военным грабежом, являвшимся одним из основных источников для накопления богатств. Приток военной добычи, наравне с торговым обменом, ускорял разложение родового строя и способствовал образованию имуще­ственного и классового неравенства.

Сравнительно быстрому развитию Колхиды способствовала растущая внешняя торговля. В VI- V вв. до н.э. благодаря интенсивному развитию внешней торговли и внутреннему обмену появляются здесь местные серебряные монеты, так называемые «колхидки», считающиеся одними из древнейших монет в мире. Разнообразие типов и вариантов этих монет, встречающихся в различных районах исторической Колхиды, позволяет выделить их в совершенно самостоятельную группу античных монет, характерных только для юго-восточного побережья Черного моря. Наиболее распространенными среди них являются мелкие «триоболы» с изобра­жениями человеческой головы, на одной стороне, и головы быка, на другой. Широкое распространение этих монет говорит о высоком для того времени торгово-экономическом и культурном уровне древнего населения Колхиды, на территории которой сложились условия для образования классово­го общества. Столицей Колхиды был город Айя, расположенный у устья Фазиса (Риони).

Население Колхиды, которое древние греки именовали колхами, не было единым по своему этническому составу. Территорию Колхиды населяли эгрисцы, являвшиеся предками позднейших мегрело-чанов, а также предки нынешних абхазов, сванов и другие племена.

Богатая природа Кавказа имела огромное значение для развития торговых сношений местного населения с древней Грецией. Отсюда поступал на мировой рынок ряд продуктов, получивших широкую известность. С Кавказа вывозились: тис, самшит, корабельный лес, смола, пенька, льняные ткани, кожа, шерсть и т. д. Ряд древних писателей говорит о добыче здесь золота и серебра, упоминается также добыча сурика. Славились в древнем мире и колхидские целебные травы, служившие для изготовления лекарств, были известны растительные краски.

Но особенно ценным товаром, привлекавшим внимание греческих купцов, был живой товар – рабы. Они требовались в огромном количестве для рабовладельческих государств древнего мира.

Большое значение приобрело Кавказское побережье при развитии торговли греческих городов с северным побережьем Черного моря, откуда в значительном количестве вывозился хлеб. В ту эпоху небольшие греческие суда не отваживались пересекать пространство Черного моря по прямому направлению, а совершали плаванье вдоль берегов, от порта к порту, что на современном морском языке называется каботажным плаванием. Они заходили в кавказские порты, способствуя увеличению их торгового оборота.

Археологический материал показывает, что богатая верхушка коренного населения побережья Абхазии вела интенсивную торговлю с появлявшимися здесь греческими купцами. Эта часть населения пользовалась выгодами обмена, в результате которого она становилась обладательницей различных, ранее ей не доступных благ. Изящные чернолаковые сосуды, отличные ткани, оливковое масло, разнообразные художественные изделия, ценный строевой лес, кожи, шерсть, пеньку, смолу, мед можно было получить у греческих купцов в обмен на рабов.

В VI—V вв. до н.э. на территории Абхазии, на базе более древних местных поселений, возникает ряд относительно крупных населенных центров, в которых греческие купцы вели торговые операции с местным населением. Таковы бы­ли прежде всего Питиунт, Диоскурия и др., основанные греками из малоазийского города Милета.

В результате археологических исследований последних лет можно считать установленным, что Диоскурия была рас­положена на месте Сухуми. Но надо полагать, что значительная часть территории древнего города находится ныне на дне Сухумской бухты. Об этом свидетельствует ряд археологических предметов и памятников, найденных здесь на дне моря, в частности, великолепное античное мраморное надгробие (конца V—начала IV в. до н. э.) с превосходными рельефными фигурами двух женщин и юноши. На дне моря найден и скульптурный бюст из мраморовидного известняка. Установлено также, что на дне бухты имеются остатки древних сооружений. Уже давно во время сильных штормов находили выброшенные волнами на берег обломки греческой чернолаковой посуды, античные монеты и другие памятники материальной культуры.

Можно заключить, что строения, располагавшиеся не­когда на берегу, оказались под водой, вследствие постепенного опускания берега.

В IV—III вв. до н.э. в районе современного Сухуми были крупные каменные здания, крытые черепицей. Об этом свидетельствует найденная здесь первоклассная древняя черепица местного и привозного (синопского) происхождения. Население города, судя по многочисленным находкам, поддерживало постоянную связь с древней Грецией. В древней сухумской керамике, наряду с местной, в значительном количестве представлена привозная чернолаковая, а также амфорная посуда из различных центров древней Греции.

Диоскурийские купцы вели оживленную торговлю с многочисленными кавказскими племенами, покупая у них шерсть, мед, воск, ценную древесину и, главным образом, рабов, сбывая им, в свою очередь, предметы ремесленного производ­ства и соль, в которой местное население ощущало нужду, особенно в горных частях страны.

В IV—II вв. до н.э. Диоскурия играла на побережье Кавказа значительную экономическую и политическую роль. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что во II в до н. э. в Диоскурии чеканилась своя собственная монета. На это же указывают и сообщения Страбона, который пишет: «...Диоскуриада есть торговый центр, общий для всех наро­дов, живущих восточнее; в него сходятся, по рассказам, более 70 народностей, говорящих на разных языках»(2).

К периоду существования в районе современного Сухуми древнего города Диоскурии относится обширный грунтовый могильник, открытый на горе Гуадиху, в северной части Сухуми. В нем оказалось значительное количество погребений с сожжением, в которых найдено множество железных и бронзовых предметов, состоявших из оружия и украшений. В состав оружия входят железные топоры-секиры, топоры-молотки, мечи, кинжалы, втульчатые наконечники копий. К предметам украшения принадлежат браслеты, фибулы (застежки), булавки, шейные гривны, серьги, скульптурные фи­гурки животных, бусы и т. д. Наряду с этим в погребения клали бронзовые перстни-печати и глиняную посуду. Особый интерес представляют перстни-печати, на щитках который имеются тончайшей работы резные изображения человеческих фигур и животных. По своему стилю и технике исполне­ния они являются замечательными произведениями античного искусства. В состав могильного инвентаря входят и серебряные монеты-«колхидки», относящиеся к IV—III вв. до н.э.

Наряду с Диоскурией важную экономическую и политическую роль на побережье всей Колхиды играл город Питиунт, расположенный на территории Пицундского мыса. Свое название город получил от богатейшей рощи реликтовой сосны, представляющей остатки растительного мира третичного периода. По-гречески сосна называется «Питиус».

Автор II в. до н. э. Артемидор Эфесский, а позднее и Страбон называют Пицунду «великим Питиунтом»(3). Этот город являлся крупным торговым пунктом на юго-восточном побережье Черного моря; он вел оживленную торговлю не только с кавказскими племенами, но также с античными городами Северного Причерноморья и с различными центрами древней Греции.

На побережье Абхазии наряду с относительно крупными городами были расположены и мелкие фактории, как, например, Гюэнос, в районе современного города Очамчире, Триглит, в районе Гагра, и др.

Центральная часть Гюэноса, упоминаемого древними авторами IV в. до н. э. размещалась на небольшом насыпном холме, имевшем 50 м в ширину и 70 м в длину. Среди находок здесь преобладает чернолаковая посуда и встречаетется
много морских ракушек, употреблявшихся в пищу греками. За пределами этого небольшого участка жило местное население, не употреблявшее в пищу ракушек и пользовавшееся по преимуществу, местной, прекрасно изготовленной посудой. Здесь был найден целый ряд украшении местного производства, отличавшихся тонкой ювелирной работой.

Античные поселения, находясь в окружении местных плёмен, росли и развивались благодаря самому тесному их хозяйственному контакту с аборигенами края. Торговля с греками была выгодна и для местного населения. Греческие колонии способствовали росту как внешней торговли, так и внутреннего обмена и стране. Вместе с тем греческая культура сыграла, несомненно, важную роль в развитии местной культуры.

Население этих прибрежных городов состояло из местных жителей и греков, которые в социально-экономическом отношении принадлежали к различным слоям населения: имущественной аристократии, рядовым жителям, ремеслен­никам, наемникам-воинам, рабам и др. Развитая культура местного населения и его тесные связи с культурой греков находят прекрасное подтверждение в материалах, добытых археологическими раскопками на побережье Абхазии. Местное население, в свою очередь, оказывало влияние своей самобытной культурой на бытовой уклад и культуру античных поселений в Абхазии.

Экономическое развитие Абхазии в VI—I вв. до н.э.

В VI—I вв. до н.э. в хозяйственной жизни населения современной Абхазии наряду с земледелием значительное место по-прежнему занимало скотоводство. Разведение скота продолжительное время носило здесь, как и до этого, яйлажный характер. Основными видами домашних животных были корова, овца, коза и другие, на что указывают кости этих животных, найденные при археологических раскопках в различных пунктах Абхазии. Для перевозки тяжести и верховой езды население пользовалось лошадьми. Это подтверждается находками лошадиных костей.

Земледелие практиковалось, главным образом, на скло­нах гор, в плодородных долинах и низменностях. Для обработки земли пользовались деревянной сохой, и которую впрягали рабочий скот. Железные сошники от деревянной сохи обнаружены при археологических раскопках на юре Гуадиху. Здесь же был найден и железный серп. Сеяли, по-видимому, пшеницу, ячмень, особые разновидности проса (по-абхазски - ашы и абыста) и другие хлебные злаки.

Высоко были развиты на территории Абхазии скотоводство и виноградарство. Эти отрасли хозяйства культивиро­вались с древнейших времен. Славилась страна также сво­ими прекрасными плодами, льном, коноплей, корабельным лесом.

Процветали здесь и различные ремесла. Наличие основ­ных видов ремесленного сырья – дерева, металла к др. способствовало значительному развитию ремесленного произ­водства. Большое значение в развитии ремесла имела, как было сказано выше, металлообработка. Раскопки на территории Абхазии – в Сухуми и других пунктах показала, что древние жители этого края для изготовления орудий и оружия пользовались в основном железом.

Местные мастера обработки металла в соответствии с потребностью населения изготовляли основную массу желез­ного и бронзового инвентаря, необходимого в быту, оружие, а также различные украшения. Из оружия изготовлялись железные топоры типа секиры-молотка с чрезвычайно широкими лопастями, топоры-молотки с полукруглым лезвием, кинжалы с сердцевидными перекрестиями у основания рукояти, а также наконечники копий в общих для всего Закав­казья формах, втульчатые, с листовидным острием.

На успехи развития металлургии указывают и орудия хозяйственного назначения. К ним относятся, прежде всего, пахотные земледельческие орудия – железные сошники. Они сделаны из толстого железа и состоят из нижней плоской рабочей части с заостренным краем и верхней, представляв­шей разрезную втулку, форма которой показывает, что данный предмет насаживался на деревянный стержень примитивного плуга или сохи. Одновременно с ними бытовали и железные цалды с крючковидным верхним концом типа современных, употреблявшиеся для корчевания сорняков, с которыми приходилось бороться земледельцу.

На сравнительно высокий уровень развития в Абхазии металлообрабатывающего производства и связанного с ним ювелирного и гравировального дела указывают также многочисленные художественные изделия (браслеты, перстни, булавки, шейные гривны, фигурки животных, фибулы, нашивные бляхи и др.).

Наряду с металлургией хорошо было развито в Абхазии гончарное дело. Местные мастера изготовляли высококачественные керамические изделия. Основная масса посуды состояла из небольших горшков, чаш, кружек, кувшинов. Украшались сосуды волнообразными линиями, елочными, сетчатыми, треугольными, ямочными и другими видами орнаментации. Встречаются и культовые, ритуальные, парные сосудики. Кроме простой столовой и кухонной посуды, мастера изготовляли таровую амфорную посуду для перевозок, боль­шие глиняные сосуды для хранения зерна, вина и других продуктов, а также черепицу для покрытия крыши домов и т. д.

На значительном уровне развития для того времени находилось и ткацкое дело. На это конкретно указывают такие предметы, как, например, пирамидальные отвесы для ткацких станков, пряслица и др., найденные при раскопках в Сухуми и других пунктах на побережье Абхазии. Ткачи-ремесленники изготовляли шерстяные ткани. Из таких тканей шились различные одежды, скрепляемые бронзовыми булавками и застежками.

Развитие сельского хозяйства и различных ремесел при­вело к разделению труда, специализации в области производства, к появлению избыточных продуктов, способствовавшему развитию торговли. Жители гор спускались на равнину для покупки соли и некоторых других продуктов, в частности тканей, украшений и пр.

Борьба абхазских племен против римских завоевателей

В последней четверти II века до н. э. в северо-восточной части Малой Азии существовало сильное Понтийское государство, возглавлявшееся Митридатом VI Евпатором. Вся территория юго-восточного побережья Черного моря, в том числе и Абхазия, находилась в подчинении у Митридата. В его владения входило и северное побережье Черного моря. Римское рабовладельческое государство, которое с III в. до н.э. вело завоевательные войны на Востоке, уже в кон­це II века до н. э. имело свои владения в Малой Азии. Оно стремилось полностью завоевать Малую Азию и побережье Черного моря. Такая политика со стороны Рима привела к столкновению непримиримых интересов двух государств. Митридат вступил в решительную схватку с Римом, продолжав­шуюся около 25 лет. Союзниками Митридата были царь Армении Тигран II и царь Иберии Артаг. Борьба в конечном итоге закончилась победой римлян. Отступая под напором римского полководца Помпея, Митридат вынужден был в 66—65 гг. до н.э. провести в Диоскурии целую зиму вмеете с остатками своей разгромленной армии.

Разгромив Митридата, римляне в 65 г. до н.э. подчинили себе Колхиду. С этого времени на побережье Колхиды обстановка резко меняется. Римляне, стремившиеся, прежде всего к занятию наиболее важных стратегических плацдармов, тогда же разместили в Питиунте, Диоскурии и других пунктах Абхазии свои гарнизоны. Они огнем и мечом ут­верждали свое владычество на берегах Абхазии. В I в. н.э. Диоскурия не была еще восстановлена. В отношении этого города Гай Плиний Секунд (I в. н. э.) говорит, что «теперь он находится в запустении, но некогда был до того славен, что, по словам Тимосфена, туда сходилось до 300 племен, говоривших на разных языках. И после того наши (римляне. – Ред.) вели здесь свои дела при посредстве 130 толмачей»(4). Римляне построили на месте Диоскурии укрепление названное ими Севастополисом. Здесь они надеялись создать себе опорный пункт для завоевания всей Колхиды, но все их попытки проникнуть в глубь страны наталкивались на упорное сопротивление местных племен, которые так и не допустили римлян полностью поработить их родину. Поэтому рим­ляне вынуждены были ограничиться только захватом нескольких пунктов на Кавказском побережье Черного моря, где они держали свои небольшие гарнизоны, часто находив­шиеся в осаде, а порой и уничтожавшиеся местным населением, восставшим против них.

Город Диоскурия, или Севастополис, в I—II вв. н.э. представлял небольшую крепость с римским гарнизоном. Во II в. н. э. римский легат (посол) Арриан прибыл туда и за полдня успел «выдать жалованье солдатам, осмотреть коней, оружие, прыгание всадников на коней, больных и хлебные запасы, обойти стену и ров»(5). Из этого сообщения видно, что к тому времени Диоскурия совсем утратила свое былое значение, превратившись в обычное военное поселение. В последующее время, примерно со второй половины II – III вв. н.э., Севастополис становится крупным торговым центром ремесленного производства, особенно керамического. Материалами раскопок подтверждаются оживленные торгово-экономические связи с античными центрами, особенно с городами Южного и Северного Причерноморья.

К периоду существования в районе современного Суху­ми города Севастополиса относятся остатки небольшой сторожевой башни (восточнее Сухумского железнодорожного вокзала). Археологическими раскопками обнаружено здесь значительное количество обломков различной глиняной посуды, в том числе краснолаковых и амфорных сосудов, много фрагментов черепицы, керамических пирамидальных отвесов для ткацкого станка, глиняных светильников и т. д. На одном из последних имеется древнегреческая посвятительная надпись, которая гласит: «Давай, поклоняйся владыке Гермесу-Меркурию ради спасения»(6). Найден также ряд серебряных и медных монет с портретами рим­ских императоров Септимия Севера, Марка Аврелия, Коммода. Эти монеты относятся к последней четверти II и началу III в. н.э.

К римскому времени относятся также и остатки древних оборонительных стен, обнаруженных в Сухумской крепости, которые сохранились до наших дней.

Наряду с Диоскурией-Севастополисом римляне превратили в укрепленный пункт и город Питиунт. Археологическими раскопками в центральной укрепленной части города выявлены разные хозяйственные сооружения и жилые кварта­лы, характеризующие городскую жизнь и коммунальное хозяйство. Среди коммунальных сооружений привлекает внимание баня, типичная для II—III вв. нашей эры. Баня, имевшая канализационную и водоотводную сеть, с центральным коллектором, состояла из четырех залов, среди которых имелся зал отдыха. Его пол был покрыт квадратными и ромбовидными керамическими и каменными плитами. Найдено большое количество керамики первых трех веков нашей эры, в том числе много сосудов-амфор и домашней краснолаковой посуды.

В пицундских культурных слоях найдено около 300 мо­нет разных эпох, среди них преобладают римские, византийские и боспорские монеты. Среди боспорских монет особенно интересна монета Котиса II. Она дает возможность датировать слои концом первого и началом второго столетия нашей эры.

Археологический материал показывает, что в I—III вв. население побережья Абхазии было подчинено Риму, прежде всего в экономическом отношении. Это хорошо прослеживается по римским монетам, многочисленные находки которых свидетельствуют о развитии внутренней и внешней торговли у местного населения.

Развитие обмена и торговли на побережье Абхазии подтверждается находками предметов, принесенных на различных уголков Римской империи – амфор для вина и масла, стеклянных сосудов, изящной керамической посуды, предметов украшения и других вещей. Из Абхазии в Римскую империю, а затем, после ее распада, в Византию вывозились пенька, меха, кожи, мед, воск, строительный лес и рабы.

Все же сношения Рима с Кавказским побережьем не при­обрели характера прочных экономических и культурных связей. Римские правители преследовали в Абхазии, главным образом, свои военно-стратегические и политические цели. Восстановленные и укрепленные ими города являлись, прежде всего, военными форпостами на дальних подступах к империи. Римляне, в частности, проявляли большой интерес к перевальным путям на Северный Кавказ, контролируя которые, они могли вывозить оттуда большое количество рабов, а также не допустить вторжения в пределы Римской империи «варваров». Однако римлянам так и не удалось полностью подчинить Абхазию своему политическому влиянию, хотя некоторая часть племенной знати перешла на службу к римлянам. В массе же население вело с римлянами постоянную борьбу, нападало на укрепления и уничтожало военные гарнизоны.

В I—II вв. н.э. ряд крупных ударов был нанесен римля­нам на побережье Абхазии. По сообщению автора I в. н. э. Гайя Плиния Секунда(7), местным населением края было разрушено римское военное укрепление в Питиунте. В те же I—II вв., как это показывает археологический материал, неоднократно подвергался нападениям также Севастополис.

Борьба против римских завоевателей в Колхиде по своему масштабу принимала временами широкий и в известной степени организованный характер. Так, в I в. происходит крупное восстание против римлян, возглавленное одним из местных жителей Колхиды по имени Аникет, который сумел объединить много людей из различных пунктов страны. Участники этого восстания взяли штурмом римское военное укрепление в гор. Трапезунде и разгромили располагавшийся там гарнизон.

Хотя это восстание потерпело поражение, но в конечном счете Риму не удалось вполне утвердиться на Черноморском побережье Колхиды. В частности, на территории современной Абхазии, примерно с конца III–IV вв. н. э., все римские укрепления, в том числе Севастополис и Питиунт, подвергались частым нападениям и разрушениям в результате освободительного движения местных племен, известных у римлян под названием апсилов и абазгов – непосредственных предков абхазского народа.

О происхождении древнеабхазских племен

По своему происхождению абхазы связаны, как известно, с иберийско-кавказской семьей народов, происходящей от общего этнического корня. Единство происхождения этих народов подтверждается как родством их языков, так и множеством общих элементов в материальной и духовной культуре. Поэтому проблема происхождения абхазского народа является частью общего вопроса о происхождении иберийско-кавказского этнического мира.

Приведенные выше факты из истории материальной культуры на территории Абхазии свидетельствуют, что страна была непрерывно заселена человеком, начиная от нижнего палеолита. Потомки аборигенного населения, создавшего эти памятники, явились одним из составных компонентов впос­ледствии сложившегося абхазского этноса, в силу чего они должны быть отнесены к далеким предкам абхазского на­рода.

С другой стороны, важное значение имеет тот факт, что иберийско-кавказские языки генетически связаны с некото­рыми древнейшими языками (ныне мертвыми) Передней Азии, в частности, с так называемым прото-хеттским языком, распространенным в восточной части Малой Азии в далекой древности. Такое родство проявляют и абхазско-адыгские языки (абхазско-абазинский, адыгейский, кабардино-черкес­ский и убыхский).

Еще во втором тысячелетии до нашей эры в северо-восточных районах Малой Азии бытовали многочисленные племена, известные под общим наименованием кашков или абешлайцев. Эти названия употреблялись как синонимы, и они, несомненно, увязываются с названием «косогов» или «кашагов» (под этим именем в средние века были известны адыги) и «апсилок» (апшилов), в котором усматривается самоназвание абхазов — «апсуа».

Кашки (абешла) также должны рассматриваться как одни из предков абхазского народа, но в ту далекую эпоху, по-видимому, еще не произошла дифференциация языков абхазско-адыгской группы.

То обстоятельство, что предки абхазов (и адыгов) в далеком прошлом проживали в северо-восточной части Малой Азии, а также в юго-западном секторе Кавказа подтверждается, в частности, топонимическими данными. Засвидетельствованные на данной территории многие географические на­звания принадлежат к абхазско-адыгскому языковому миру – Синопэ, Акампсис, Апсиртос, Супса, Дуабзу, Молтаква и др.

Историко-археологическими данными устанавливается, что в древности (с конца III тысячелетия до н.э.) происходило продвижение племен аббешла-кашкайской группы из Малой Азии на Западный Кавказ. Причиной такого передвижения являются интенсивный процесс распада родовых отношений, происходивший в среде этих племен, а также давление со стороны внешних захватчиков.

Племена, переселявшиеся с юга, постепенно смешивались с коренным, древнейшим населением края, этнически, вероятно, родственным им. В результате этого процесса этнической консолидации и образовался древнеабхазский этнос – непосредственный предок абхазской народности. Ведущая роль пришлого элемента была обусловлена его большей этнической устойчивостью и, в частности, более высокой культурой.

Таким образом, формирование древнеабхазского этноса происходило на Черноморском побережье Кавказа, в том числе и на территории нынешней Абхазии. Следовательно, абхазы и являются древнейшим, автохтонным населением края.

В античную эпоху, как было уже показано, появляются письменные свидетельства об обитателях Западного Кавказа, в том числе и Абхазии. Так, Гекатей Милетский (вторая по­ловина VI в. до н.э.) локализует на территории Абхазии «племя» кораксов, а по соседству с ним — колов. Псевдо-Скилак Кириандский (вторая половина IV в. до н. э.) перечисляет племена гениохов, кораксов, колов, колхов и др.

Автор I в. н. э. Плиний Секунд впервые упоминает абхазское племя апсилов, а также санигов, которые локализуются на территории Северной Абхазии (апсилы – в южной).

Особенно ценные сведения содержатся у Флавия Арриана (первая половина II в. н.э.). О племенах, населявших территорию Абхазии, Арриан пишет следующее: «За лазами следуют апсилы... с апсилами граничат абаски. Рядом с абасками – саниги, в земле которых лежит город Севастополь...» (8).

Хотя Арриан не дает, к сожалению, точной локализации каждого племени в отдельности, однако из контекста его описания вытекает, что апсилы населяли Южную Абхазию (нынешний Гальский район), абазги занимали территорию нынешнего Очамчирского района, а к северу от абазгов обитали саниги. Лишь впоследствии эти племена под давлением своих южных соседей — лазов перемещаются далее, к северу.

Абхазские племенные объединения в первые века н.э.

В период борьбы племен Черноморского побережья Колхиды против римлян все ярче проявляется внутренний процесс упрочения племенных образований края. Еще ранее, в III—II вв. до н.э., в Колхиде существовали так называемые «скептухии» – небольшие полусамостоятельные племенные области. Со временем вместо общих названий «Колхида» и «колхи» появляются новые этническо-политические объединения племен: лазов, апсилов, абазгов, санигов и других, причем к этим древним обитателям Кавказского Причерноморья перешло первенствующее положение в политической жизни края.

В ходе непрерывной борьбы местных племен против завоевателей зависимость Абхазии от империи была ослаблена. К концу I в. н.э. на территории Абхазии уже сложились княжества апсилов, абазгов и санигов – новые политические образования с князьями местного происхождения, утверждавшимися римскими императорами.

По своему социально-экономическому облику эти политические объединения представляли, по-видимому, новые племенные образования раннефеодального тина, в которых, естественно, сохранялись значительные пережитки патриархально-общинного строя.

Римские императоры не желали самостоятельного существования абхазских княжеств, но в силу необходимости вынуждены были мириться с этим положением и идти на уступки.

Согласно сообщениям Арриана, территория апсилов и абазгов во II в. н.э. распространялась до Севастополиса, а в течение III—V вв. абазги заняли и земли своих северных соседей – санигов, вплоть до реки с характерным названием Абаск (современная река Псоу), подчинив их своему политическому влиянию и распространив на них свое этническое название.

В IV в. на территории Западной Грузии выдвигается Лазское княжество, которое в социально-экономическом и политическом отношениях оказалось более развитым, чем другие соседние племена. Вскоре лазы (предки мегрельской этнической ветви грузинского народа) объединили под своей властью всю Западную Грузию и образовали единое царство, в состав которого вошли, на вассальных началах, небольшие княжества, расположенные на территории Абхазии – абазгов, апсилов и др.

Культура

Искусство и художественное творчество населения Абхазии указанного периода хорошо прослеживаются на многочи­сленных и разнообразных археологических материалах, найденных в различных пунктах Абхазии. Широко применялась гравировка на различных металлических изделиях. Изображались на них искусно исполненные геометрические и растительные орнаментации, различные фантастические и реально существовавшие животные.

Художественное мастерство местных мастеров подтверждают также отлитые из бронзы различные пластические изделия: фигурки людей, оленей, лошадей, козлов, собак, птиц и т. д. Среди них особый интерес представляет слегка изогнутый бронзовый ритуальный предмет небольшого размера с фигурой божества – всадника, головками круторогих баранов и колокольчиками из сел. Бамбора Гудаутского района.

По мастерству исполнения обращает на себя внимание и бронзовая фигурка «винопийца» из того же селения. Это обнаженный мужчина, сидящий в своеобразном кресле и пьющий из большого рога, который он держит обеими руками.

К числу прекрасных произведений местного художественного искусства относятся также своеобразные бронзовые булавки. Так, уникальная булавка найдена в некрополе на горе Гуадиху в Сухуми. Булавка имеет головку и шесть расходящихся полосок, состоящих из двух сплетенных кантов. Полоски упираются в перекладину, концы которой украшены направленными в противоположные стороны бараньими головками. Перекладина снабжена восьмью ушками с подвесками в виде колокольчиков. У основания подосок с одной стороны наложен спиральный рельефный круг, а с другой стороны укреплено ушко.

На значительный уровень развития художественного творчества указывают и бронзовые браслеты, украшенные птицеобразными, драконовыми, змеевидными головками, а также другими видами орнаментации.

Наряду с памятниками местного художественного творчества, на побережье Абхазии широко представлены и произведения античного искусства. К ним относятся, прежде всего, замечательная мраморная плита с барельефом, найденная в Сухуми на дне моря. На лицевой стороне плиты изображены три изваянные человеческие фигуры: сидящая в кресле женщина обнимает правой рукой прислонившегося к ее коленям обнаженного мальчика и смотрит на него с глубокой печалью; мальчик, подняв голову, устремил взгляд на нее и слегка касаясь ее бессильно опущенной левой руки. За мальчиком стоит девушка, которая также грустно смотрит на сидящую в кресле женщину; в левой руке, согнутой в локте, девушка держит на уровне плеча шкатулку, по-видимому, с драгоценностями. С кресла свисает часть шкуры какого-то животного.

Памятник этот, по стилю изображения, живописной трактовке форм и изяществу драпировки одежд, является произведением античного искусства, в котором художник проявил высокое мастерство. Он не имеет близких аналогий среди известных мраморных барельефов из античных городов Северного Причерноморья. Барельеф является надгробной плитой, на что, кроме размера и формы плиты, указывает его композиция. Такая композиция встречается в надгробных памятниках античного искусства конца V в. и особенно в IV в. до н.э.

К памятникам античного искусства принадлежат также литые бронзовые перстни-печати, найденные в могильнике на горе Гуадиху. В одной из могил здесь было обнаружено восемь перстней с различными резными изображениями, на че­тырех – человеческие фигуры, а на остальных перстнях изображены мастерски исполненные фигуры животных: на первом – лев, на втором – конь, на третьем – орел и на четвертом – сфинкс.

К памятникам искусства позднейшего античного времени относятся мозаичные полы Пицундского храма. Мозаика сложена из местных белых, темно-синих, буро-красных, светло-желтых камешков различных форм. Здесь изображен растительный и животный мир: коровы, телята, голуби, павлины, дуб, гранат и т. д., отражающий местную языческую религиозную символику. Имеется также изображение большой вазы с обнаженной человеческой фигурой. Следует также указать на интересное чеканное серебряное блюдо с рельефным изображением охоты царя, найденное на Красной Поляне (Кбаада) и относящееся к III—IV вв. н. э.

В Абхазии представлены также памятники античной христианской архитектуры, относящиеся к I—VI вв. н.э. Укажем на остатки упомянутого выше Пицундского храма. Это трехнефная базилика с выступающей пятигранной абсидой и с уцелевшими базами 10 мраморных колонн. В храме часть пола была покрыта богатой мозаикой, очевидно, на средства одного из представителей местной знати, некого Орэла, имя которого написано на мозаичном полу. Надпись эта гласит: «В моленьи за Орэла и за весь его дом».

На территории укрепленной части города Питиунта обнаружены развалины мощных крепостных стен, башен, разные жилые, хозяйственные и культовые сооружения.

Памятники архитектуры античного времени сохранились и в Сухуми. К ним принадлежат фрагменты древних оборонительных стен, обнаруженных к Сухумском крепости, и остатки сторожевой башни, о которых сказано выше.

Литература

1. В.В. Латышев. Указ. соч., ВДИ, 4, 1947, стр. 20.3—214.
2. В.В. Латышев. Указ. соч., ВДИ, 4, 1947, стр. 246.
3. В.В. Латышев. Указ. соч., стр. 214.
4. В.В. Латышев. Указ. соч., ВДИ, 2, 1949, стр. 291.
5. В. В. Латышев. Указ. соч., ВДИ, I, 1948, стр. 269—270.
6. Г.С. Каухчишвили. Греческая надпись на сухумском светильнике. Тр. АбРЯЛИ. т. XXVIII, 1957, стр. 288.
7. В. В. Латышев. Указ. соч., ВДИ, 2, 1949, стр. 291—292.
8. В. В. Латышев. Указ. соч., ВДИ, 1, 1948, стр. 270.

(Опубликовано в: Трапш М. М. Труды. Том I. Сухуми, "Алашара", 1970 г.)

(Перепечатывается с сайта: http://www.gudauta.info.)

------------------------------------------------------------

Некоторые итоги раскопок цебельдинских некрополей в 1960-1962 гг.

В исследовании древней истории Кавказа, в частности Абхазии, период I-V вв. н. э. освещен очень мало. В изучении этого исторического периода первостепенное значение имеет археологический материал, так как письменные источники по этому вопросу весьма скудны.

По выявлению и исследованию археологических памятников названного исторического отрезка времени достигнуты определенные успехи. Разведками и раскопками, произведенными Абхазским институтом языка, литературы и истории АН Грузинской ССР в пос. Мрамба на территории селения Цебельда в I960-1962 гг.* открыт и исследован ряд некрополей первой половины I тысячелетия нашей эры.

Цебельда находится северо-восточнее Сухуми, в горной части Абхазии, представляет всхолмленную котловину, имеющую в длину более 20 км, в ширину 10-12 км. В I-VI вв. н. э. она являлась одним т крупных культурных очагов на территории исторической Апсилни (Юго-восточная Абхазия). Об этом говорит наличие в районе Цебельды значительного количества различных категорий памятников: первоклассные могильники, храмы, крепостные сооружения, в том числе знаменитая Цебельдннская крепость, упоминаемая византийским историком начала VI в. н. э. Прокопием (1). как крепость апсилов - одного из древних абхазских племен.

Следует отметить, что еще в 1945 году при геологических исследованиях, производившихся для реконструкции шоссейной дороги Сухуми-Теберда, И. А. Гзелишвили (2) обследовал ряд погребений в сел. Цебельда, в мест. б. Ольгннское. Из материалов раскопок И. А. Гзелишвили лишь керамическая посуда была опубликована в 1959 году К. И. Бердзенишвили (3).

Работами Абхазского института в 1960-1962 годы, в пос. Мрамба. на территории селения Цебельды, были обнаружены и исследованы пять некрополей, давших огромный археологический материал, являющийся важнейшим вещественным источником в изучении древней истории и культуры апсило-абазгских племен, упоминаемых впервые античными авторами, в частности Плинием Секундом (4) в 1 в. и. э., а вслед за ним Аррнаном (5) во II в. н. э. и еще позднее в начале VI в. н. э. Прокопием (6). На основании, хотя скудных и отрывочных исторических сведений, содержащихся в письменных сообщениях античных авторов, а также по данным топонимики можно считать, что древним населением современной Абхазии, по крайней мере с I в. н. э., и видимо еще ранее являлись апенлы и абазги - предки абхазского народа.

Обнаруженные могильники в Цебельде, являющиеся родовыми, расположены на склонах холмов, на расстоянии, приблизительно, от 600 м до 1 км друг от друга. Этот факт указывает на то, что Цебельда в интересующее нас время являлась густонаселенным местом. Она лежала на древнем торговом пути, шедшем из Севастополиса на Северный Кавказ через Клухорскин перевал, т. е. по современной так называемой Военно-Сухумской дороге.

Прохождение древнего торгового пути через Цебельду имело важное значение: во-первых, оно сыграло, несомненно, значительную роль в увеличении численности населения Цебельды и превращению ее в крупный населенный пункт, ставший в I-VI вв. и. э. одним из центральных мест расселения больших родовых коллективов абхазского племени апсилов; во-вторых, оно создало благоприятные условия к возникновению здесь высокой для того времени своеобразной местной культуры.

В течение I960-1962 гг., раскопками вскрыто в Цебельде более 100 погребений, в том числе шесть конских, относящихся суммарно к I-началу VI в. н. э. По способу и обряду захоронения вскрытые погребения принадлежат в основном к двум различным типам. К первому типу относятся могильные ямы удлиненной четырехугольной формы, в которых покойники клались на спине в вытянутом положении, с ориентацией головы на северо-запад и юго-запад (рис. I). Первый тип захоронения в количественном отношении составляет примерно 85-95%. Ко второму типу захоронения относится обряд трупосожжения, совершавшегося вместе с предметами украшения за пределами могильников. Прах покойников помещали в урнах (рис. 2), только в одном случае он был ссыпан прямо на дно погребальной ямы. В качестве урн употреблялись большие красноглиняные пифосы (рис. 3, 1), а также кувшины с двумя петлевидными ручками (рис. 3, 2). Урна всегда сверху была прикрыта красноглиняной тарелкой или миской, а в отдельных случаях кубкообразной вазой на высокой ножке.

Определенной закономерности в размещени разнотипных погребений не прослеживается; они располагаются вперемежку и ни каких особых групп не составляют, что наряду со сходностью погребального инвентаря позволяет говорить об их сосуществовании в определенный исторический отрезок времени. Это обстоятельство дает основание полагать, что в интересующее нас время древнее население, оставившее Цебельдинские некрополи, принадлежало в основном к одной этнической группе.

Количество и качество выявленного могильного инвентаря в погребениях цебельдинских некрополей указывает на увеличение имущественного, а следовательно и социального неравенства, на выделение сравнительно богатых людей, принадлежащих к социальной верхушке общества. Эти факты говорят о распаде цебельдинской родовой общины и начале формирования здесь новой феодальной общественно-экономической формации.

Раскопанный погребальный инвентарь в цебельдинских некрополях в 1960-1962 годах состоит из посуды, предметов оружия, бытовых вещей, предметов украшений и одежды, скульптурной фигурки быка, нательного креста, медальончика, монет и т.д.

Приношу глубокую благодарность Л. А. Елынщкому. оказавшему помощь в интерпретации этой надписи. 11 L. Jaiabert et R. Mouterde. Inscriptions grecquM et Utines de la Sfrie. ll.Paris, 1ЗД9, №611 н Htil7.

2 Часть перечисленных монет, в количестве шести эктемпляров. Вместе с другими предметами поступили в Гос. исторический музей в Москве в 1954 г.

Посуда представлена глиняными и стеклянными сосудами и одним бронзовым кувшином. Глиняная посуда в основном гончарная, обнаруженная почти во всех погребениях, состоит из кувшинов, горшков, амфор, мисок, тарелок.

Кувшины - красноглиняные, одноручные являются многочисленными, и принадлежит в основном к двум различным типам: первый тип с вытянутым туловом яйцевидной формы (рис. 3, 3); второй-с бомбообразно расширяющимся книзу туловом (рис. 3. 4). Оба типа кувшинов с чашечкообразным венчиком, широким плоским дном. Сосуды эти с различными видами орнаментации, состоящими из налепных бараньих и козлиных головок, рельефных очкообразных изображении, врезных ромбиков, крестообразно расположенных кружочков под прямым углом в раннехристианском стиле и т. д. Некоторые из перечисленных мотивов украшений продолжают традиции орнаментации встречающейся на различных, изделиях колхидской и кобанской бронзы.

Описанные типы кувшинов по своим формам и чашечкообразным оформлением горловин не имеют аналогию с посудой, в известной нам археологической литературе. Они являются пока характерными только для культуры цебельдинских некрополей.Горшки бурокрасного обжига, приближаются к баночной форме, со слегка отогнутым наружу бортиком, плоским дном (рис. 3, 5). Сделаны из грубой плохо промешенной глины, с примесью песка. Украшены врезанным волнообразным орнаментом. Эта посуда по форме тулова и орнаменту имеет генетическую связь с местной керамикой Абхазии эпохи поздней бронзы и раннего железа. Амфоры красноглиняные, остродонные, с узким перехватом в средней части тулова, двумя двухжгутовыми ручками, низким горлом, имеющим в большинстве случаев чашечкообразный венчик (рис. 3, 6), как на вышеописанных кувшинах. Донышки их в отдельных случаях снабжены сквозным поперечным отверстием. Амфоры с чашечкообразным оформлением венчика впервые встречаются в Цебельде. Представляет интерес и орнамент этих сосудов. Он состоит из врезанных кружочков, ромбиков, пятиконечных звездочек, волнистых линий, рельефных очкообразных изображений, крючков, знака дубеля W, черточек и т. д.

Некоторые из этих видов орнаментации совпадают с орнаментальными мотивами выше рассмотренных типов кувшинов. Вероятно в изготовлении этих амфор, местные гончары применяли технику оформления кувшинов.

Миски - красноглиняные, преимущественно с легким кольцеобразным поддоном, косыми (рис. 4, ]) и вогнутыми стенками (рис. 4. 2), широким верхним открытым краем. Края нескольких мисок слегка загнуты внутрь. Некоторые миски по своей форме имеют генетическую связь с местной керамикой Абхазии эпохи поздней бронзы и раннего железа.

Тарелки кремового обжига, с легким кольцеобразным поддоном, изогнутой стенкой, с косо отходящей в сторону закраиной (рис. 4, 3), сделаны из хорошо отмученной тонкой глины без примеси песка, с мелкими блестками слюды.

Рассмотренная выше керамическая посуда, за исключением тарелок, местного производства. Тарелки, судя по глине, надо полагать, импортные. Центр производства их пока не установлен. Стеклянная посуда в основном желто-зеленого цвета. Она, импортная, видимо, восточно-средиземноморского происхождения, представлена флаконами, стаканами, кубками. Флаконы с шарообразным туловом (рис. 4, 4). Один флакон аналогичный цебельдинскому, найденный вместе с краснолаковым кувшином первого десятилетия I в. и. э., известен из раскопок Б. Ф. Гайдукевича (7) в Крыму.

Стаканы имеют цилиндрическую форму (рис. 4, 5). Среди них несколько экземпляров с синими глазками. Кубки конической (рис. 4, 6) и полусферической форм (рис. 4, 7). Часть из них со шлифованным орнаментом, состоящим из раннехристианских крестиков. овалов, спиралей, елочных поясков и т. д. Эта посуда характерна для позднеантичной эпохи III-IV вв. н. э. Упомянутый выше бронзовый кувшин имеет высокую узкую горловину, вытянутое расширяющееся к верху тулово и слегка выпуклое дно. Горловина сосуда с колпачком, снабженным петлей на бронзовой цепочке (рис.4, 8).

Оружие в цебельдинских некрополях, представленное в большом количестве, состоит из двулезвийных и однолезвийных мечей (рис. 5, 1-2), кинжалов, своеобразных топоров (рис. 5, 3). разнотипных втульчатых наконечников, копий (рис. 5, 4-6) и черешковых наконечников стрел (рис. 5, 7-9) и умбонов от щитов (рис. 5, 10) (один с позолотой). Последние на территории Абхазии найдены впервые.

Из перечисленных видов оружия характерными пока только для культуры цебельдинских некрополей являются топоры с довольно длинной трубчатой проушиной, со свисающей бородкой. Они возникают в Абхазии, видимо, в первые века нашей эры на местной основе. Топоры эти значительно позднее становятся более легкими и применяются в качестве плотничьих орудий. Вызывает интерес тот факт, что такие топоры бытовали вплоть до XIX в. В Абхазии.

Наличие большого количества оружия в Цебельде свидетельствует об исключительно воинственном характере древнего населения Абхазии, которое в III-V вв. н. э. вело постоянную борьбу с римскими захватчиками, а также, видимо, с нападавшими на него племенами со стороны Северного Кавказа.

Бытовые предметы представлены удилами, ножницами, двузубой вилой, ножами, оселками.

Удила - двусоставные, петельчатые; обычно разнятся типами псалий: Г-образные (рис. 6, 1), долотообразные (рис. 6, 2), гвоздеобразные (рис. 6, 3). Причем Г-образные псалий одного удила имеют бронзовую инкрустацию, состоящую из остроугольников и черточек. Концевые петли удил охватывают стержень псалий в средней части. У всех псалий сбоку, в средней части - по одной петле для продевания ремня повода.

Следует отметить, что Г-образные псалий, судя по их общему очертанию, генетически связаны, видимо, со скифскими трехпетельчатыми железными псалиями от удил со стремяновидными конками, хорошо известными в Прикубаьнье и Приднепровье. Ножницы пружинные имеются в одном экземпляре (рис. 6, 4). Подобные ножницы появляются впервые примерно в конце III в. до н. э. в Италии и Галлии. В последующее время они получают широкое распространение по всей Европе.

Двузубые вилы с петельчатым основанием, сделаны из раскрученного круглого в сечении прута, длиной 54 см, диаметром сечения 8-10 мм (рис. 6, 5). Зубы вилы - четырехгранные, с заостренными концами. Подобные вилы с двумя-тремя зубцами, которые Г. И. Ионе считает имеющими исключительно боевое назначение, известны из менгечаурских кувшинных погребений в Азербайджане, охватывающих период, начиная с II в. до н. э. по II в.н.э. (8) Основное назначение этих вил, по нашему мнению, хозяйственное. Такие вилы бытуют и сейчас в отдельных абхазских семьях, пользуются ими при варке мяса в больших котлах.

Предметы украшения и одежды составляют значительную часть погребального инвентаря цебельдинских некрополей. Они встречаются главным образом в женских погребениях, делались из бронзы, серебра, сердолика, горного хрусталя, янтаря гешира, стекла. Украшения эти состоят из шейных гривен, фибул, браслетов, серег, бус, пряжек и т. д.

Шейные гривны сделаны из закрученной бронзовой проволоки с петлей и крючковидной застежкой на концах, имеют глубокую местную традицию и генетически связаны с ранними подобными гривнами, найденными в сухумских некрополях в погребениях VI-V вв. до н. э. Рассматриваемые гривны, как устанавливается уже материалами раскопок в Цебельде, встречались в местной культуре Абхазии вплоть до II-III вв.н. э.

Фибулы - односоставные и двусоставные. Односоставные фибулы принадлежат к двум различным типам. К первому относятся фибулы колхидско-кобанской формы, с крутой дужкой, приёмником, одним витком у зарождения дуги (рис. 6, 6). Ко второму типу принадлежат фибулы с подвесным приемником, с четырехвитковой пружиной и сравнительно крутой дужкой (рис. 6, 7). Приемник подвязывался к дужке кольцевой тонкопроволочной обмоткой, распространенной почти на всю дужку, украшенную тонкопроволочными спиральными завитками.

Фибулы второго типа по форме дужек имеют сходство с фибулами предыдущего первого типа. Они, видимо, являются производными от фибул колхидско-кобанской формы. Односоставные фибулы первого и второго типов относятся, видимо, к концу 1 в. до н. э.

Двусоставные фибулы бронзовые и серебряные, состоят из дужки с подвесным приемником и иглы (тетивы) с четырехвитковой пружиной, соединенные между собой шарниром. Фибулы украшались иногда разноцветными геометрической формы стекляшками и сердоликами в оправах, припаянных к средней части дуги. Фибулы эти имеют преимущественно лучковую форму и принадлежат к двум различным группам. К первой группе относятся круглопроволочные фибулы (рис. 7, 1), подвесной приемник которых подвязывался к середине дужки двумя, четырьмя, пятью оборотами проволоки, составляющей одно целое с приемником. У некоторых фибул этой группы дужки с кольцевой тонкопроволочной обмоткой (рис. 7,2); по спинке их расположены тонкопроволочные спиральные завитки. Этот орнаментальный мотив, как известно, часто встречается на различных памятниках колхидской и кобанской бронзы, для которых он является характерным. Ряд фибул рассматриваемой группы, с очкообразной тонкопроволочной подвеской (рис. 7, 3). Такие подвески имели широкое распространение на Кавказе еще в эпоху поздней бронзы и раннего железа, особенно на территории распространения колхидско-кобанской культур.

Двусоставные фибулы первой группы имеют сходство с подобными крымскими фибулами, датируемыми А. И. Фурманской I-III вв. н.э. (9)

Фибулы второй группы являются в основном пластинчатыми с крестовидной по середине дужкой (рис. 7, 4); на этих фибулах, в отличие от фибул предыдущей первой группы, вертикальный стержень подвесного приемника приклепан к крестовидной части дуги; одна из фибул с подвеской из клыка животного, на бронзовых проволочных колечках. Эта группа фибул, видимо, характерна для раннехристианского времени - IV-V вв. н. э. Браслеты, встреченные только в женских погребениях цебельдинских некрополей, изготовлены в основном из круглой в сечении бронзовой проволоки. Имеется пять основных типов браслетов. Первый тип с заходящими друг на друга концами, завязанными в 3-5 оборотов в двух местах (рис. 7, 5). Второй тип браслетов с разомкнутыми, расплющенными концами, орнаментированными поперечными насечками (рис 7. 6). Третий тип браслетов с концами, снабженными застежкой в виде петли и крючка (рис.7,7). Четвертый тип браслетов со слегка утолщенными разомкнутыми концами, иногда граненными, украшенными врезанным орнаментом, состоящим из елочных дорожек и поперечных черточек (рис. 7. 8). Пятый тип, представленный одним экземпляром, сделан из золотой проволоки, крученой в средней части и гладкой с нарезными елочными дорожками в концах, завершенных приплюснутыми пирамидками.

Браслеты цебельдинских типов кроме последнего, встречаются на широкой территории Восточной Европы (Северный Кавказ. Крым, Украина и т. д.) Они характерны для I-V вв. н. э.

Серьги - серебряные, круглопроволочные, в основном однотипны, в виде колец овальной формы, с петлей и крючковидной застежкой на концах, украшены разноцветными сердоликами в оправах; снабжены подвесками из псевдошнуровых двойных проволочных жгутиков, с вильчатыми концами, держащими полым из листового серебра предмет биконической формы (рис. 8, 1). Они не имеют аналогии в известной нам археологической литературе, являются пока характерными только для культуры цебельдинских некрополей.

Бусы многочисленны, довольно разнообразны по материалу, величине и форме. По материалу они различаются на сердоликовые, хрустальные, янтарные, гешировые, стеклянные.

Сердоликовые бусы в основном розового и красновато-корнчневого цветов; они характеризуются шарообразными, округлыми, 14-граннымн формами. Бусы из горного хрусталя (рис. 8, 2-4), являются нередкой находкой в погребениях цебельдинских некрополей. Среди них преобладают многогранные. Чаще это 12-гранные, 18-гранные и 26-гранные.

Янтарные бусы (рис. 8, 5-7), наряду с хрустальными, хорошо представлены в Цебельде. Имеют красновато-бурый цвет, характеризуются дисковидными, пуговицеобразными, колечковиднымн. округлыми, пряслицевидными формами.

Гешировые бусы в Цебельде встречаются реже, чем хрустальные и янтарные. Они характеризуются округлыми формами. Стеклянные бусы, в том числе бисеровые (двучастные, трехчастные и многочастные), являются наиболее многочисленными среди всех цебельдинских бус из различных материалов; они характеризуются темно-коричневыми, черными, сургучно-красными, голубыми, синими, зелеными, желтозелеными и т. д. По форме они различны: шарообразные, округлые, колечковидные, бочёнковидные, биконические, цилиндрические, призматические, 14-гранные у т. д. Среди них имеются звездчатовидно инкрустированные (риг. 8, 8), мозаичные, глазчатые (рис. 8, 9). Есть также одна бусина из листового золота и раковины средиземноморского моллюска каури. Золотая бусина украшена шестью разноцветными сердоликами в 7олотых оправах, обрамленных мелкой зернью сферической формы. Бусы из всех погребений цебельдинских некрополей характерны для позднеантичной эпохи II-V вв. н. э. Стеклянные бусы, видимо, восточного происхождения: из Египта, Сирии, Финикии. Проникали они в Абхазию в результате торгово-экономических связей местного населения с античными городами Черноморского побережья Кавказа и Северного Причерноморья, а также со Средиземноморьем. Янтарные бусы указывают, по всей вероятности, на древние связи с Украиной, где за последние годы в ряде мест бассейна р. Днепра обнаружены месторождения янтаря. Что касается бус из горного хрусталя, гешира и часть сердоликовых бус, то они местного происхождения.

Пряжки в цебельдинских некрополях представлены в большом количестве, как в мужских так и женских погребениях; они различных форм и величин (рис. 8, 10-13), делались преимущественно из бронзы, реже из серебра, а в отдельных случаях из железа. Сравнительно крупные пряжки истрепались у костей таза и служили для поясного ремня. Мелкие пряжки встречались у правого плеча, на груди, около мечей и т. д. Они служили для застегивания плащей и портупей от мечей. Все пряжки литые, с подвижным язычком, прямоугольной в основном обоймой, согнутой вдвое, к которой ремень приклепывался заклепками. Концы язычков о большинстве случаев изображают звериные головки. Обоймы пряжек украшались иногда гравированным орнаментом. На обойме одной из пряжек имеется врезной раннехристианский крестик, инкрустированный разноцветными стеклышками и пастой светло-серого цвета (рис. 8, 10).

Пряжки цебельдпнекнх форм имели широкое распространение в позднеантичное время - 11-V ни. и. э.

К числу предметов украшении и одежды относится также кулон из тонкого листового золота, с петлей для подвешивания на шею, со вставным стеклом синего цвета, с витыми тонкопроволочными подвесками, снабженными мелкими светлого цвета бусами шаровидной формы. Кулон этот с рельефным орнаментом, состоящим из великолепно исполненных виноградных гроздей и мелкой зерни сферической формы; он принадлежит к замечательным памятникам искусства, в котором художник выявил свое высокое мастерство.

Следует отметить, что наличие в цебельдинских погребениях большого количества разнообразных предметов украшений и одежды говорит о высоком для того времени уровне развития культуры апсилов и абазгов.

Скульптурная фигурка быка - полая, керамическая, прекрасного исполнения, длинен 22 см, высотой с рогами 17 см (рис. -1. 9). На мордочке животного изображены глаза, ноздри, рот. Между рогами имеется отверстие в виде горловины сосуда, диаметром 3 см, для наливания жидкости. Эта фигурка, несомненно, культового назначения. Владетель её безусловно выполнял определенную общественную функцию, связанную, видимо, с совершением определенного религиозного обряда.

Нательный крест - полый, сделан из тонкого листового золота (рис. 8, 14), найден в женском погребении. Крестик этот прямоугольный с приклепанной к нему пластинчатой петлей для подвешивания на шею, со вставленным посередине стеклом полупрозрачного цвета, является уникальной находкой. Представляет интерес тот факт, что на определенной части погребального инвентаря цебельдинских некрополей, в частности на стеклянных судах III - IV вв. н. э., многочисленных глиняных кувшинах, а также на обоймице одной бронзовой пряжки, изображены прямоугольные раннехристианские крестики. Эти данные, позволяя отнести цебельдинский золотой крестик, приблизительно, к IV в. н. э., свидетельствуют о раннем появлении христианства на территории Абхазии, примерно в конце III - начале IV в. н. э. Это вполне допустимо, так как, приблизительно во второй четверти IV в. н. э. на территории абазгов (Северо-западная Абхазия) в Питиунте существовал большой христианский храм, раскопанный археологической экспедицией института истории им. И. А. Джавахишвили АН Грузинской ССР под руководством А. М. Апакидзе.

Медальончик литой, круглой формы; сделан из низкопробного пластинчатого серебра, является уникальной находкой (рис. 8, 15; 9, 1). На нем рельефно изображена женская голова с прической, вокруг лица до висков расположена мелкая зернь. Изображение это, видимо, воспроизводит одно из местных языческих божеств {связанное с культом плодородия). Медальончик снабжен греческой надписью. Перевод, сделанный Л. А. Ельницким(10) означает следующее: "Единый бог, помогающий приносящему".

Для этого текста имеются ближайшие аналогии в Сирин, л Антиохие(11):

1) (Единый бог, помогающий боящимся его).
2) (Единый бог, помогающий всем любящим его).

Первая из приведенных аналогичных надписей датируется 347 г. и. э. а вторая 398 г. н. э. Обе эти надписи христианские.

Рассматриваемый медальончик, на основании найденного вместе с ним погребального комплекса, можно датировать, приблизительно, серединой IV в. н. э.

Монеты в цебельдинских некрополях, за три года раскопок, обнаружены в количестве трех экземпляров. Все они серебряные, римские, провинциальные, каппадокийского происхождения: первая-монета (рис. 9, 3) -дидрахма императора Адриана (121 - 122 гг.). вторая монета-дидрахма императора Антонина Пия (138 - 161 гг.); третья монета плохой сохранности, выпущена, видимо, при императоре Августе или Адриане (рис. 9, 4).

В ряде исследованных нами некрополей в Цебельде еще раннее в 1953-1958 гг. местными жителями Вороновыми в различных погребениях были обнаружены девять римских серебряных монет и другие вещи. Монеты эти по определению К. В. Голенко являются также провинциальными каппадокийского происхождения. Из девяти монет одна дидрахма Нервы (98) г.); три дидрахмы Трояна (98-99 гг., 112-117 гг.) (рис. 9, 2), три дидрахмы Адриана (121 - 122 гг.), одна дидрахма Антонина Пия (138-161 гг.), и одна драхма Юлия Домна (317 г.)(12).

Весь этот монетный материал указывает конкретно на торгово-экономическую связь древнего населения Цебельды с определенными районами позднеантичного мира, а также уточняет датировку цебельдинских некрополей.

Материалы раскопок в Цебельде, при их соответствующей научной классификации, дают ряд своеобразных черт как в области материальной, так и духовной культуры, что позволяет ставить вопрос о выделении в Западном Закавказье особой археологической культуры, которую мы склонны назвать цебельдинской.

Необходимо с самого же начала подчеркнуть, что цебельдинская культура не является изолированным культурно-историческим явлением. Она, как это устанавливается материалами раскопок, обнаруживает преемственную связь с предшествовавшими ей двумя родственными культурами: колхидской - Западное Закавказье и кобанской - центральная часть Северного Кавказа.

Основными аргументами для обоснования поставленного, тезиса является следующее:

Во-первых, разнотипные железные втульчатые наконечники копий, встреченные в большом количестве в цебельдинских некрополях, тождественны с ранним подобным видом бронзового и железного оружия, хорошо представленным в погребениях сухумских некрополей и других могильниках Абхазии VIII-II вв. до и. э.

Во-вторых, многочисленные круглопроволочные бронзовые фибулы из погребений цебельдинских некрополей по форме дужек и некоторым другим деталям имеют аналогию с ранними колхидско-кобанскими бронзовыми фибулами.

В-третьих, цебельдинские тонкопроволочные спирально-концентрические очкообразные подвески совершенно схожи с подобными бронзовыми подвесками, имевшими широкое распространение в Западном Закавказье и центральной части Северного Кавказа еще в эпоху поздней бронзы и раннего железа.

В-четвертых, витые круглопроволочные бронзовые шейные гривны, представленные в ряде погребений цебельдинских некрополей, являются замечательным вещественным источником, указывающим на генетическую связь памятников Цебельды с предшествовавшими им колхидской и кобанской культурами.

В-пятых, многие цебельдинские круглопроволочные бронзовые браслеты с разомкнутыми концами тождественны с подобными бронзовыми браслетами, которые на территории Абхазии и в других пунктах Кавказа, появляются, примерно, в VIII-VII вв. до н. э.

В-шестых, определенная часть цебельдинской керамической посуды, в частности горшки и некоторые другие сосуды, по своему происхождению, несомненно, связаны с ранней подобной керамикой, представленной в могильниках Абхазии эпохи поздней бронзы и раннего железа.

И наконец, многие орнаментальные мотивы погребального инвентаря цебельдинских некрополей, как например, рельефные очкообразные и витые шнуровидные изображения, спиральные завитки, налепные бараньи и козлиные головки, врезанные волнообразные линии, елочные дорожки, ромбики и другие поражают своим совпадением с подобными видами орнаментации, встречающиеся на многочисленных колхидско-кобанских вещевых находках. Это обстоятельство позволяет сделать определенный вывод о генетической связи цебельдинской культуры с предшествовавшими ей памятниками колхидской и кобанской культур.

Таким образом, в настоящее время уже четко и определенно устанавливается тот факт, что блестящая, достигшая высокого развития цебельдинская культура, - это результат дальнейшего развития колхидской культуры, носителями которой в пределах территории современной Абхазии являлись предки абхазских племен.

При сравнении с соседними территориями Кавказа видно, что цебельдинская культура имеет свои локальные особенности.

Наиболее важной и специфической особенностью цебельдинской культуры, четко выделяющей ее из всего окружения и указывающей на ее самостоятельный характер, является определенная группа керамической посуды. Это кувшины с яйцевидной и бомбообразной формы туловом, с чашечкообразным венчиком, с характерным орнаментом, состоящим преимущественно из врезных крестообразно расположенных под прямым углом кружочков и рельефных очкообразных изображений. При этом нужно отметить, что одна из характерных особенностей кувшинов- чашечкообразное оформление венчиков-наблюдается и на горловинах вышерассмотренных амфор, что является новым явлением для всех известных в литературе типов амфор вообще.

Наряду с керамикой, локальной особенностью цебельдинской культуры являются: своеобразные железные топоры, с довольно длинной трубчатой проушиной, с лезвием в виде свисающей широкой бородки; серебряные круглопроволочные сережки с петлей и крючковидной застежкой на концах, украшенные разноцветными сердоликами.

Таким образом некоторые из вышеуказанных особенностей цебельдинской культуры позволяют отделить ее от других одновременных ей соседних культур Кавказа I-V вв. н. э.

В непосредственной связи с вопросом генезиса цебельдинской культуры находится и вопрос ее датировки. В настоящее время уже довольно определенно устанавливаются хронологические рамки всех раскопанных некрополей в Цебельде в I960-1962 гг. Анализ погребального инвентаря и сравнительного материала, привлеченного из разных областей Кавказа, Крыма, Степного юга СССР, дают возможность все исследованные некрополи в Цебельде отнести в основном к одной исторической эпохе, а именно к I-V вв. н. э. Внутри этих хронологических рамок, как уже выясняется, определенная часть погребений на основании односоставных и двусоставных круглопроволочных фибул колхидско-кобанской формы, мелких стеклянных бусин, римских серебряных монет с изображением императоров Нервы, Трояна, Адриана, Антонина Пия и других предметов можно ограничить временем, приблизительно, I-III вв. н. э. Другая группа погребений относится, приблизительно, к IV-V вв. н. э. Эта дата устанавливается обнаруженными в данной группе погребений стеклянными сосудами, амфорами, римской серебряной монетой с изображением императора Юлия Домна, двусоставными фибулами с крестовидной дужкой, кувшинами яйцевидной и бомбообразной формы туловом, украшенным крестообразно расположенными под прямым углом врезными кружочками в раннехристианском стиле.

Этническая принадлежность населения, оставившего Цебельдинские некрополи определенно должна быть увязана с древнеабхазскими племенами - апсилами и абазгами, упомянутыми впервые позднеантичными авторами I-II вв. н. э., и размещавшимися на территории, включающей и Цебельду.

Таким образом выявляются первые хорошо датированные и увязанные с письменными источниками археологические данные, позволяющие ставить на твердую научную основу вопросы формирования абхазского народа и его самобытной культуры.

Всё это свидетельствует о необходимости дальнейшего широкого исследования памятников цебельдинской культуры по всей территории Абхазии и приближают нас, в определенной степени, решению ряда кардинальных вопросов древней истории Кавказа в том числе и Абхазии, первой половины I тысячелетия н.э.

Список литературы

(1) Прокопий из Кесарии. Воина с готами, Москва. 1959, стр. 403.
(2) И. А. Гзелишвили. Остатки кремации в глиняных сосудах в Абхазии. Сообщения Академии наук Грузинской ССР, т. VIII, Тбилиси, 1947, стр. 93-99.
(3) К. И. Бердзенишвили. Позднеантичная керамика из Цебельды. Материалы по археологии Грузии и Кавказа. Институт истории им. И. А Джавахишвили АН Груз. ССР. 11. Тбилиси. 1959. стр. 108 и сл.
(4) В. В. Латышев. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе, т. II, в.I.СПб. 1904, стр. 179.
(5) В. В. Латышев. Указ. соч. т. I, в. I, СПб. 1893, стр. 222.
(6) Прокопий из Кесарии. Указ. соч., стр. 380, 382, 383.
(7) В. Ф. Гайдукевич. Некрополи некоторых Боспорских городов, МИА CCCР, 69, 1959, стр. 216-217, рис. 83, 1.
(8) Г. И. Ионе. Мингечаурские кувшинные погребения с оружием, КСИИМК, вып. 60, 1955, стр. 59,61. рис. 23,1-4.
(9) А. И. Фурманская. Фибулы из раскопок в Ольвии. "Археология", т. VIII. Киев, 1963, стр. 84
(10) Приношу глубокую благодарность Л. А. Ельницкому, оказавшему помощь в интерпретации этой надписи.
(11) L. Jaiabert et R. Mouterde. Inscriptions grecques et ltines de la Syrie. I.Paris, 1939, №611 и №6l7.
(12) Часть перечисленных монет, в количестве шести экземпляров, вместе с другими предметами поступили в Гос. исторический музей в Москве в 1954 г.

(Перепечатывается с сайта: http://www.kolhida.ru.)

-------------------------------------------------------

Первобытнообщинный строй

Дородовое общество

На территории современной Абхазии с древнейших времен живет и трудится человек. Здесь издавна имелись благоприятные естественные условия для развития человеческого общества — теплый климат, богатый растительный и животный мир.
В Абхазии обнаружены следы обитания человека древне­каменного века (палеолит), в том числе и очень примитивные орудия, относящиеся к одной из древнейших археологических эпох, называемой ашельской.
Так, большая группа стоянок человека этой эпохи была найдена в Абхазии в 1934—1936 гг.(1) Это была первая находка культурных остатков человека ашельской эпохи (непосредственно следует за шеллем), сделанная на территории Советского Союза. В последние годы ашельские памятники были обнаружены и в других местах Грузинской ССР, а также в Армении.
Абхазская группа ашельских стоянок включает следующие местонахождения: Колхида (близ Гагра), Анухва, Эшера, Сухуми, Яштхуа, Бырцха, Апианча, Гвада, Отап, Гали и Чубурхинджи. Расположение этих стоянок позволяет утверждать, что обитавшие там люди селились преимущественно по берегам рек. Находясь в большинстве невдалеке от моря, стоянки тяготели, однако, не к берегу моря вообще, а именно к устьям рек, впадающих в Черное море. Привлекает внимание то, что ашельские местонахождения Абхазии приурочены к самой высокой и самой древней, пятой береговой террасе, возвышающейся над уровнем моря на 80—110 м. Когда здесь обитали люди ашельской эпохи, уровень Черного моря был примерно на 60 м выше современного.
Наиболее характерным и лучше всего изученным ашельским памятником Абхазии является местонахождение у се­ления Нижний Яштхуа, в 3 км к северу от Сухуми, возвышающееся на 80—100 м над уровнем моря, Находки включают большое количество обработанных кремней. Они состоят из значительного числа грубых массивных кремневых отщепов неправильных очертаний, слегка оббитых по краям и превращенных в режущие, прокалывающие, скоблящие орудия. Встречаются и тщательно оббитые с двух сторон ашельские ручные рубила.
Возраст Яштхуской стоянки первобытного человека определяется временем более 100 000 лет.
Первобытное общество нижнепалеолитическою периода, которому принадлежали яштхуские орудия, являлось крайне отсталым. Несложность орудий и универсальность основного из них – ручного рубила – свидетельствуют о примитивных формах труда. Люди жили малочисленными группами, не имели определенного места обитания, переходили с места на место, оставаясь на своих стоянках более или менее продол­жительное время. Это были небольшие бродячие группы, ко­торые вели стадный образ жизни и были связаны самой ранней первобытной формой кооперации.
Следующая ступень развития каменных орудий труда в науке называется мустьерской эпохой. Следы обитания человека этого времени в Абхазии обнаружены в селениях Келасури, Бгажиашта, Анастасьевке, гор. Очамчире и близ Ачигвара. Отдельные орудия мустьерского типа были найде­ны в Абхазии также около навесов и пещер. Местонахождения с мустьерским материалом являются наиболее многочисленными в Абхазии: из 33 пунктов, где был засвидетель­ствован палеолит, в 23 найдены орудия мустьерского периода, причем они залегали на четвертой (60-метровой) и на третьей (40—32-метровой) террасах, т.е. ниже ашельских орудий.
В мустьерский период значительно совершенствуется тех­ника обработки камня. Двусторонняя оббивка камня уступает место односторонней обработке, причем края орудия дополнительно подправляются ретушью, выполненной как путем удара (откола), так и путем отжима. Из пластин изготов­лялись два характерных вида мустьерских орудий — остроконечники и скребла. Подобные орудия найдены на третьей и четвертой террасах реки Пшап в сел. Бгажиашта Сухумско­го района, а также в городе Очамчире и в других местах Абхазии.

Родовое общество

В мустьерский период, продолжавшийся несколько десятков тысяч лет и закончившийся около 40 тыс. лет тому назад, произошли крупнейшие общественные изменения. Эта эпоха совпадает с периодом перехода от первобытной дородовой общины к родовой. Формирующаяся родовая община приходит на смену старому стадному состоянию. Происходит становление рода. Формирование его завершается в эпоху верхнего палеолита. Род – форма существования доклассового общества – представляет родственную группу людей, объединенных единством происхождения, а также общностью хозяйственной и духовной жизни. Вместо внутриродовых беспорядочных брачных связей (эндогамия) возникает и укрепляется экзогамия (внеродовой брак) — самое непременное условие существования родовой организации. Род был сперва матриархальным (матриархат) в ее соответствии с той ролью и положением, которые занимала мать, женщина вообще, в общественной жизни и производстве. Кроме того, в общине постепенно возникает и усиливается разделение труда между мужчинами и женщинами. Вместо прежнего первобытного собирательства на первое место выдвигается охота, в том числе коллективная охота на крупных животных.
Следующий археологический период, называемый верхним палеолитом, охватывает время приблизительно от 40 до 14 – 12 тысяч лет тому назад.
В Абхазии известно более 10 стоянок верхнепалеолитического времени. Из них наиболее крупными являются стоянки у сел Лечкоп и Михайловского карьера, близ Сухуми.
В кремневый инвентарь этих местонахождений входят ножевидные пластины, скребки на концах удлиненных плас­тин, боковые резцы с краевой ретушью, массивные нуклевидные скребки и скобели. Характерно, что культурные остатки верхнего палеолита залегают выше мустьерских, нередко непосредственно под дерновым слоем. В отличие от мустьерских стоянок они обычно приурочиваются к отдельным гребням и площадкам, останцам сильно эрозированных террас.
В период мезолита техника приготовления каменных орудий в Абхазии сделала новые успехи. Большой интерес в этом отношении представляют находки из Хупынипшахва (т. н. «Холодный грот»), близ Цебельды, на берегу реки Кодори. Здесь открыта культура мезолитического времени, являющаяся переходной от палеолита к неолиту. Мезолитические стоянки размещались обычно по берегам рек и озер. В «Холодном гроте» были обнаружены мелкие пластинки различных геометрических форм. Они приспосабливались к костяным и деревянным орудиям и употреблялись в качестве вкла­дышей-лезвий. Многие из них служили также наконечниками стрел(2).
Хозяйственной основой первобытного общества мезолитической эпохи, как и прежде, являлись собирательство и охота. Но охота в эту эпоху ведется уже новыми, более совершенными орудиями. Главными из них были лук и стрелы. Изобретение лука и стрел имело огромное значение, благодаря им дичь стала постоянной пищей, а охота – одним из важнейших средств добывания пищи. Параллельно с охотой начинает развиваться и рыболовство.
Около 6—5 тысяч лет до н. э. наступает новый исторический период, который известен в науке под названием неолита или новокаменного века. В эпоху неолита люди, населявшие территорию современной Абхазии, начинали переходить к примитивному мотыжному земледелию и скотоводству. Эти формы хозяйственной деятельности обеспечивались новыми, более совершенными орудиями труда. Необходимость их изготовления вызвала появление более высокой техники обработки камня и кости.   Наряду с прежней примитивной техникой обработки камня путем оббивки и скола появляются уже шлифованные и сверленные орудия.
Важные находки позднего неолита в Абхазии обнаружены в селище Кистрик, близ Гудаута(3), где собран большой археологический материал. По количеству вещевого комплек­са и разнообразию форм орудий Кистрик является одним из наиболее выразительных неолитических памятников всего Кавказа. Кистрикский неолитический материал состоит из шлифованных топоров, зернотерок, мотыг различных типов, тесел, долот, остроконечников, грузил, ножевидных пластин, скребков, резцов, проколок, сверл и т. д. На селище найдены также орудия из кости, например, костяное шило. В неолитической технике Кистрика прослеживаются следы пиления камня и начатки сверления. На неолитической стоянке у с. Н.Шиловка Л.Н. Соловьевым открыто большое жилище типа полуземлянки и собраны обломки плоскодонных глиняных сосудов, которые начали изготовляться в неолитическое время.
Создательницей и носительницей кистрикской археологи­ческой культуры являлась развитая матриархальная родовая община, бытовавшая на этой территории в продолжение длительного времени. Кроме археологических памятников, о существовании матриархата у далеких предков абхазов говорят этнографические пережитки, древние религиозные верования и фольклор. Среди этих данных наиболее выразительными являются пережитки дислокального брака и парной семьи (об этом свидетельствует помещение «амхара» для брачной пары, строившееся первоначально на территории родственной группы жены), исключительная роль и почет дяде по матери, обычай отдавать детей на воспитание в чу­жую семью, архаически в материнский род (аталычество), содержание древних слоев нартского зпоса (прежде всего, монументальный образ мудрой и могучей женщины, великой труженицы Сатанэй-Гуаши – бессмертной матери народа), наличие целой плеяды женских божеств (божества вод, полеводства, коров, коз и т.д.). Название самого бога, по-абхазски «анцва», в переводе означает «мать» в форме мно­жественного числа («матери»). Все это служит выражением высокого положения женщины в общественной жизни и производстве в эпоху матриархата.
В IV—III тысячелетии до н. э. новокаменный век сменяется новой археологической эпохой. Это так называемый энеолит или период медно-каменного века. К этому времени относится переход от матриархального к отцовскому роду.
В Абхазии особое значение по своему содержанию имеет энеолитическое селище на левом берегу ручья Джикмура, близ Очамчире(4). Селище датируется приблизительно второй половиной III тысячелетия до н. э.
В хозяйственной жизни населения Очамчирской энеолитической стоянки уже со всей очевидностью выступает зна­чение земледелия и скотоводства. Об этом говорят найденные здесь зернотерки, песты, кремневые зубчатые вкладыши для серпов, мотыги и т. д. Многочисленные кости животных, обнаруженные в культурном слое стоянки, оказалась, за редким исключением, костями домашних животных: коров, свиней, коз и овец. При этом следует заметить, что значительное большинство костей принадлежало низкорослой домашней корове. Костей диких животных было найдено немного. По-видимому, охота уже играла здесь подчиненную роль. Оружием охотника являлись прекрасно отретушированные кремневые наконечники стрел и дротиков. Значительную роль играло также рыболовство: было обнаружено большое количество грузил для рыболовных сетей, просверленный рог козы, представлявший иглу для вязания сетей. Охота на дельфинов и ловля камбалы доказываются присутствием соответствующих костных остатков. Серия стамескообразных каменных орудий и топоров указывает на применение их для обработки деревянных изделий. Были найдены также обломки вылепленных от руки глиняных сосудов баночной или чашеобразной формы с ручками, которые служили для хранения продовольственных запасов и приготовления пищи. Часть сосудов снабжена несложной орнаментацией из ромбиков, косых насечек и пр.
На селище обнаружены следы жилых помещений. Об этом говорят слегка обожженные уплотненные глиняные площадки в ряде мест стоянки. Эти площадки могли быть полом небольших плетеных шалашей с обмазками. Около площадок встречались обожженные куски глины, являвшиеся, вероятно, обмазкой шалашей.
Домашняя жизнь очамчирских аборигенов проходила, очевидно, в основном на открытом воздухе вокруг больших костров, следы которых обнаружены в виде большого количества угля и золы. Можно предполагать, что жилища были расположены группами. Культурный слой местами прерывается метров на 10—20 и лежит как бы отдельными небольшими пятнами, которых на территории селища было несколько.
Подобные поселения обнаружены я в других пунктах Черноморского побережья Абхазии (г. Сухуми, устье рр. Mачара, Псоу и др.). Обычными находками на них являются черешковые мотыжки, сделанные из расщепленной гальки.
Следов металла в культурном слое Очамчирской стоянки и других поселений хотя и не обнаружено, но его обработка уже была известна человеку. В конце IV тысячелетия до н. э. в Ассиро-Вавилонии развиваетеся металлургия, и изделия из меди скоро проникают на территорию Кавказа в результате межобщинного обмена и торговли.
Медные изделия в Абхазии впервые были обнаружены при раскопках дольменов в сел. Эшера, около Сухуми(5). Доль­менами называются древние «заемные погребальные сооружения, сложенные из огромных каменных плит: четыре плиты ставились на ребро, образуя как бы комнату, а пятая, самая большая плита клалась сверху, образуя потолок. В пе­редней стене дольмена делалось круглое отверстие диаметром около 40 см, которое тщательно затыкалось большой каменной пробкой. Дольмены, подобные эшерским, находятся и в других пунктах Абхазии (сс. Азанта, Ачандара, Отхара и др.). Такие же дольмены имеются и на Северо-Западном Кавказе.
Раскопки эшерских дольменов показывают, что они служили для последовательных захоронений весьма длительный промежуток времени. Поэтому они содержат погребения различных эпох. Нижний, древнейший, слой, залегавший на дне дольменов и отделенный от более поздних стерильным слоем глины, позволяет датировать время сооружения этих памятников концом медного века (начало II тысячелетия до н. э.). Из этого слоя происходят вислообушные топоры, пластинчатые ножи или наконечники копий и своеобразные крюки. Верхний слой дольменов содержал погребения, инвен­тарь которых близок к изделиям так называемой кобано-колхидской бронзы (XI—VII вв. до н. э.).
Дольмены Абхазии связаны с дольменами Северного Кавказа (бассейн р. Кубань). Помимо архитектурных форм самих дольменов, эта связь подкрепляется также и обнаруженным в них материалом. Так, например, вислообушные топоры и пластинчатые ножи являются общими для всей западнокавказской группы дольменов. Вислообушные топоры абхазских и северокавказских дольменов встречаются на широкой территории и являются дальнейшим развитием проушного топора. Такие боевые топоры являлись распространенным оружием в Передней Азии еще с III тысячелетия до н. э.
Время строительства дольменов Абхазии относится к периоду развитой патриархальной родовой общины, внутри которой намечается формирование родовой и племенной знати.
Дальнейший этап развития древнего общества Абхазии характеризуется замечательной колхидской культурой, возникшей и развившейся в основном на местной рудной базе и период перехода от эпохи бронзы к раннему железному веку.
Памятники колхидской культуры в целом   охватывают период, приблизительно, XI—VII вв. до н э. К ним относятся соответствующие клады и могильники. Из обнаруженных кладов в Абхазии наиболее крупными являются: Гагрский, Пицундский, Сухумский, Лыхнеиский. Во всех этих кладах представлены почти одни топоры, преимущественно хозяйственного назначения.
Могильники   обнаружены   в   селениях   Эшера,   Приморское, Мгудзырхва, Бамбора, Куланурхва и т. д. В этих мо­гильниках раскопано большое количество бронзовых предме­тов, главным образом, оружие и украшения. На руках покойников    были бронзовые браслеты  различных форм, на ногах — массивные ножные кольца, шею украшали ожерелья из бронзовых, сердоликовых, стеклянных, янтарных бус. Одежды скреплялись различными фибулами (застежками) и стержневыми булавками. Оружие состояло из пре­красно сделанных бронзовых и реже железных топоров, наконечников копий и разнотипных кинжалов. В погребения вместе с умершими клали также скульптурные фигурки птиц и животных, глиняную, а иногда и бронзовую посуду.
Так, материал, выявленный в Куланурхвинском древием могильнике (Гудаутский район), состоит из изящных орнаментированных бронзовых топоров, поясных пряжек со звериной головкой на длинной шее, серебряных серег, пла­стинчатых браслетов цилиндрической формы с четырьмя круговыми ребрами, булавок с Н-образными головками, фибул (застежек), скульптурных фигурок животных (напр., соба­ки), бронзовых, янтарных, стеклянных, пастовых. сердоликовых бус и т. д. Этот материал конкретно указывает на связь древнего населения Абхазии с населением центральной части Северного Кавказа. В Куланурхвинском могильнике наряду с колхидскими погребениями впервые в Абхазии обнаружены и погребения с инвентарем скифского типа, состоящим из бронзовых и железных наконечников стрел. Наряду с чело­веческими погребениями вскрыто здесь и погребение лошади также с инвентарем скифского типа – бронзовые удила со стремечковидными концами и железные псалии с отверстиями.
Обнаруженный инвентарь скифского типа в Куланурхвинском могильнике указывает на существование тесных взаимоотношений между древним населением современной Абхазии и степной полосы Восточной Европы. Об этом особенно наглядно говорят найденные здесь принадлежности кон­ской сбруи, которые являются пока единственными находками такого рода на территории Закавказья.
Одинаковые формы бронзовых изделий, характеризующих колхидскую культуру, встречаются как в Абхазии, так и на всей территории Западной Грузии и центральной части Северного Кавказа. На Северном Кавказе некоторые из основных форм бронзовых изделий, имеющих сходство с колхидскими, хорошо представлены в памятниках так называемой кобанской культуры, в частности, на территории Север­ной Осетии (известный могильник в сел. Кобан). Это указывает на развитие культуры населения Северного Кавказа на рубеже II—I тыс. до н. э. в тесной связи с племенами Абхазии и всего юго-восточного побережья Черного моря.
У представителей колхидско-кобанской культурной области прослеживается общность и в идеологическом отношении. Эта общность устанавливается по рисункам и скульптурным формам бронзовых предметов. Обращают на себя внимание особенно украшения предметов оружия, именно топоров, как знаков определенной общественной и религиозной власти. На них как в Абхазии, так и в Северной Осетии встречаются одни и те же изображения, связанные с производственно-магическими и тотемическими представлениями. Сходство колхидской и кобанской культур порождено глубокими культурно-историческими связями между населением центральной части Северного Кавказа и населением юго-восточного Черноморского побережья. Не исключена также и возможность этнического родства между носителями колхидской и кобанской культур.
Но между колхидской и кобанской культурами имеется и различие. Это различие хорошо прослеживается в погребальном обряде, формах топоров, поясных пряжек, стержневых булавок с Н-образными головками типа браслетов и т. д. Для инвентаря абхазских мужских   погребений   характерно наличие наконечников копий и дротиков. Между тем, в могильниках кобанской культуры показательным   является не только отсутствие наконечников стрел (общая  черта для всей территории колхидско-кобанской бронзы), но также и отсутствие наконечников копий и дротиков. На Северном Кавказе отсутствуют также некоторые характерные для Колхиды предметы – бронзовые мотыги, плоские топоры или тесла, сечки-ножи для раскроя кожи, топоры-«цалды». Если в центральной части Северного Кавказа, а зоне распростра­нения кобанской бронзы, до некоторой степени характерным является изогнутый топор, то для территории Абхазии и всего юго-восточного побережья Черного моря типичны бронзовые топоры с острообушной частью и полукруглый лезвием(6). Однако здесь следует заметить следующее. На территории Абхазии, в отличие от остальной части юго-восточного побережья Черного моря, наряду с острообушным топором с полукруглым лезвием хорошо представлены бронзовые топоры так называемого верхнекубанского типа(7) с молотковидным обухом и узким лезвием. Факт широкого распростране­ния этого типа топора в Прикубанье и в Абхазии говорит о связях древней Абхазии с культурой западного Предкавказья.
Подавляющее большинство колхидских и кобанекпх то­поров покрыто сложным гравированным орнаментом и не имеет следов употребления в работе. Следовательно, они рабочих функций не несли. Что касается топоров верхнекубано-абхазского типа (с молотковидным обухом и узким лезвием), то они почти никогда не украшались узорами, а некоторые из них сохранили даже следы использования.
В эпоху колхидской культуры основой хозяйства Западного Закавказья являлось скотоводство. Земледелие не имело большого значения. В поселениях (Красный маяк, древние слои Гуадиху близ Сухуми) есть земледельческие орудия, в частности мотыги, но они делались по преимуществу из камня. О значении скотоводства говорят различные бронзовые фигуры овец, баранов, быков, собак, найденные в могильниках Абхазии. Так, например, группа скульптурных животных (овец, баранов, собак), изображенных на колоколовидных бляшках из Аагстинского (Гудаутский район) погребения и на бронзовом топоре из Куланурхвинского могильника, имеют, несомненно, отношение к овцеводческому хозяйству и к соответствующему производственному культу, пережиточно сохранившемуся до недавнего времени у абхазов в почитании Алышькинтыра – божества собак и Джабрана – прародительницы коз и овец. Эти божества являлись долями «великого бога обновления природы, размножения и, особенно, скотоводства, при молении которым у абхазов в первый же день после масленицы приготовлялись соответствующие им фигурки из теста»(8).
Естественной основой скотоводческого хозяйства в Абхазии являлись летние горные пастбища и подножные корма. Зимой эти пастбища были недоступны, и скот перегоняли в нижнюю предгорную зону. На основе этого перегонного, или «яйлажного» скотоводства, развивались взаимные отношения между отдельными родовыми и племенными группами Абхазии и Центрального Кавказа. Это обстоятельство способствовало развитию тесных культурно-исторических связей меж­ду населением указанных территорий.
В эпоху колхидской культуры металлообработка в Абхазии стояла на высоком уровне. Наряду с бронзой местные металлурги начали осваивать обработку железа, но бронзовые изделия еще преобладали. Отлитые в формах бронзовые предметы искусно покрывались сложным и вместе с тем изящным орнаментом. Изготовление широкого ассортимента высококачественных орудий труда, оружия и украшений в этот период не являлось доступным всякому, это было про­фессией особых родовых мастеров, металлургов-литейщиков, отрывавшихся постепенно от общины. Таким образом, металлургия в своем социальном проявлении способствовала сложению родового общества. В период наивысшего расцвета колхидской культуры (примерно, VII в. до и. э.), благодаря росту производительных сил, быстро возрастает богатство, принадлежащее уже не всему роду, а отдельным большим патриархальным семейным общинам внутри рода. При раскопках могильников этой эпохи наряду с богатыми погребениями встречаются и более бедные. Этот факт свидетельствует о том, что среди членов рода появляется уже имущественная дифференциация. Таким образом, накопление богатств происходит теперь уже внутри отдельных семей (вождей, жрецов, мастеров, скотоводов), которые постепен­но обособляются не только имущественно, но и социально. Вожди и богатые члены рода или племени заставляли работать на себя не только пленников, но и своих слабых соро­дичей и соплеменников.
В это время важное хозяйственное значение имела добыча соли, доставка которой с Северного   Причерноморья была организована греками значительно позже. Дороговизна соли, между прочим, нашла свое выражение в абхазской поговорке «куплено на соль?», которая употребляется, когда (хотят отметить драгоценность или трудность добывания какого-либо предмета. В ряде пунктов Черноморского побережья непосредственно у 6epeгового вала встречены культурные слои колхидского времени, обычно содержащие обломки больших четырехугольных   сосудов с тканевыми (текстильными) отпечатками на поверхности. Формы сосудов с закопченными стенками, присутствие в культурном слое в большом количестве обожженных галек, слои угля и золы говорят, по-видимому,   о солепромысловом   характере этих поселений. Соль добывали на месте непосредственно из морской воды. На побережье собиралось население горных мест, чтобы приготовить себе запас соли до нового сезона. Вероятно соль на больших многовесельных лодках отправлялась вдоль морского берега, она вывозилась также и в глубь страны.
Селища со своеобразной керамикой, открытые на побережье Абхазии, знакомят нас и с другим промыслом – ткачеством, игравшим также большую роль в жизни местного населения.
Вышеотмеченные четырехугольные сосуды лепились в жесткой форме, затем с сосуда сдирали ткань, и на его поверхности оставался отпечаток тканевой плетенки, а после сосуд обжигали(9). Для формовки сосудов употреблялись разнообразные ткани, начиная с грубого рядна и кончая тонким полотном. У грубой материи основа гораздо толще чем нити утка; на поверхности сосуда она составляет отпечатки ряда продольных полос. В тонкой материи основа и уток одинаковой толщины. Это, несомненно, льняной холст, выработка которого, очевидно, достигала большого совершенства. Эта отрасль хозяйственной деятельности в конце бронзовой эпохи переросла рамки домашнего производства и работа­ла на сбыт. Этим можно объяснить почти монопольное поло­жение на рынке закавказского льна. Об этом льне Геродот писал: «Они (колхи) и египтяне одни только обрабатывают лен и притом одинаковым способом... Колхидское полотно у эллинов носит название сардонического...»(10). Природные условия Абхазии, как и всей Западной Грузии, чрезвычайно благоприятны для разведения льна, и на протяжении длительного времени лен оставался здесь основной технической культурой.
В эпоху колхидской культуры (XI—VII вв. до н. э.) мы встречаем уже первые сведения о племенах, являвшихся, по-видимому, предками абхазского народа. Так в надписях царя Тиглатпаласара I (1115—1077 гг. до н. э.) впервые упоминается название племени абешла, причем этому древнеассирийскому названию, по мнению некоторых исследователей(11), могут соответствовать позднейшие апсилы (аншилы), встречающиеся в греко-римских источниках как наименование древнего населения южного побережья Абхазии. Апсилы, как известно, одно из абхазских племен. По сообщениям античных авторов апсилы жили к северу от колхов, у впадения реки Коракса (совр. Кодори) в Черное море; вследствие этого у греческих авторов VI в. до н. э. (Гекатея Милетского и др.) они известны и под названием кораксов. Сама река Коракс у античных авторов известна и под названием Абсилис.
 
Литература

1. С.Н. Замятин. Палеолит Абхазии. Сухуми, 1937.
2. Материал «Холодного   грота», раскопанный Л.Н. Соловьевым, хранится в Абхазском государственном музее.
3. А.Л. Лукин. Неолитическое селище Кистрик близ Гудаут. «Совет­ская археология», XII, 1950.
4. Л.Н. Соловьев. Энеолитическое селище у Очамчиры в Абхазии. «Материалы по истории Абхазии», выл. XV. сб. I. Изд. АбНИИ АН СССР, Сухуми, 1939.
5. Б.А. Куфтин. Материалы к археологии Колхиды, I, Тбилиси, 1949.
6. О.М. Джапаридзе. Колхидский топор. «Вестник Государственного музея Грузии им. акад. С. Н. Джанашиа», т. XVI—В., Тбилиси, 1950.
7. А.А. Иессен. Прикубанский очаг металлургии и металлообработки в конце медно-бронзового века. МИА, № 23, 1951, стр. 105.
8. Н.С. Джанашиа. Религиозные верования абхазов. «Христианский Восток», том IV. Петербург, 1915, стр. 77, 81.
9. Л. Н. Соловьев. Селище с текстильной керамикой на побережье Западной Грузии. СА, XIV, 1950.
10. В.В. Латышев. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе, ВДИ, 2, 1947, стр. 256.
11. Г.А. Меликишвили. Наири-Урарту. Тбилиси, 1954, стр. 75—76.

(Опубликовано в: Трапш М. М. Труды. Том I. Сухум, "Алашара", 1970 г.)

(Перепечатывается с сайта: http://www.gudauta.info.)

-----------------------------------------------------