З. В. Анчабадзе
Вопросы истории Абхазии в книге П. Ингороква "Георгии Мерчуле - грузинский писатель X века".
В своей книге П. Ингороква уделяет истории Абхазии значительное место. Этому вопросу посвящена почти полностью четвертая глава книги, носящая название «Феодальное государство Западной Грузии («Абхазское царство») и сведения о нем в памятнике Георгия Мерчуле» (стр. 114-295).
Какие конкретно сведения об Абхазском царстве содержатся в сочинении Г. Мерчуле «Житие Григория Хандзтийского»? Прежде всего, здесь сообщается, что Григорий и его сподвижники поехали в «Абхазию» с целью создания там монастырских обителей и были хорошо приняты абхазским царем Дмитрием и (см. «Житие св. Григория Хандзтийского», изд. Н. Я. Марра. Тексты и разыскания по арм.-груз. филологии, 1911 г., стр. 100 и сл.) далее, в этом сочинении упоминаются некоторые исторические личности «Абхазии» (Дмитрий II, Баграт Шароели и др.) и наконец, в известной формуле - «Картлией считается обширная страна, в которой церковную службу совершают и все молитвы творят на грузинском языке» (там же, стр. 113) - Г. Мерчуле имел в виду не только собственно Картли, но и Зап. Грузию («Абхазию»).
Все эти факты хорошо известны в грузинской историографии, но тем не менее, П. Ингороква решил написать по поводу этих кратких сообщений целое исследование, занявшее в его книге около 10 печатных листов.
Что же побудило П. Ингороква приняться за такое обширное исследование? Поводом к этому послужило его убеждение в том, что «взгляды на историю Зап. Грузии - «Абхазского царства», которые приняты в грузинской историографии, не соответствуют
223
действительности» (стр. 116). П. Ингороква конкретно имеет в виду следующие «взгляды»: 1) вопрос об этнической принадлежности «абазгов» античности и «абхазов» средневековья, 2) вопрос о времени и условиях образования «Абхазского царства» и 3) вопрос о характере национальной политики Абхазского царства (см. стр. 116-117 его книги).
Переходя к непосредственному разбору той части книги, в которой трактуются перечисленные выше вопросы истории Абхазии и «Абхазского царства», сразу же следует подчеркнуть, что П. Ингороква по первому вопросу (этническая принадлежность абазгов-абхазов) выдвигает явно неверный и тенденциозный тезис, по второму и третьему вопросам - искажает взгляды грузинских историков, а также пытается приписать себе выдвижение научных положений, давно известных в грузинской историографии.
Начнем с первого вопроса. На стр. 116 своей книги П. Ингороква пишет: «Территория Абхазии в ту эпоху, когда возникло «Абхазское царство», т. е. в VIII веке, была населена грузинскими племенами, и это не только в то время, в VIII веке, но и вообще на протяжении всей древней истории, в античное время и в средние века. Абхазы и живущие в Абхазии другие племена (апсилы, мисимиане, санихи) - это были такие же чисто грузинские племена, грузинского происхождения, говорящие на грузинском диалекте, как и другие грузинские племена Западной Грузии - карты, мегрелы и сваны».
То же самое П. Ингороква повторяет на стр. 188, на стр. 294 и в других местах своей книги.
Какими же данными П. Ингороква пытается «обосновать» свой неверный тезис о том, будто абазги-абхазы античности и средневековья не были предками современного абхазского народа, а являлись картвельским племенем?
Для этого он выдвигает три аргумента: 1) этимология этнонимического термина «абасх-абазг», который он возводит к термину «месх», 2) указание некоторых древних авторов, по которым якобы следует, что в античную эпоху на территории собственно Абхазии жили мосхи-месхи и 3) этно-и топонимические факты, свидетельствующие, по его мнению, будто картвельские племена являлись аборигенами почти всего Черноморского по-
224
бережья Кавказа (кстати, последнее положение П. Ингороква заимствует, без ссылки на источник, у Н. Я. Марра) (1).
Разберем эти «аргументы».
1) П. Ингороква пишет, что «первоначальным названием этого племени (т. е. абхазов. - З.А.) было мосхи, то же, что и месхи» (стр. 137). Далее (стр. 137 и сл.), он приводит следующую этимологию - мосх-масх-басх-абасх и т. п. Прежде всего следует подчеркнуть, что положение об этимологической связи между терминами «абхаз» и «месх» Ингороква заимствует без указания на источник у Н.Я. Марра (см. его работу «История термина «абхаз» в сборнике «О языке и истории абхазов», 1938 г., стр. 44-52).
Но главное в том, что ни Марр, ни повторяющий его Ингороква не могли доказать подлинность подобной этимологии, которая в лучшем случае может быть признана как гипотеза. Если же эта гипотеза и будет доказана, то это вовсе еще не говорит об этнической идентичности абазгов и месхов. В частности, сам И. Я. Марр вовсе не утверждал этого, а допускал возможность расселения предков абазгов значительно южнее, по соседству с месхами (см. там же), имя которых могло распространиться на предков абхазов.
2) Для подтверждения положения, будто античные писатели локализуют мосхов на территории Абхазии, П. Ингороква ссылается на следующих авторов: Геланика Митиленского (V в. до н. э.), Палефата Абидосского (IV в. до н. э.), историков митридатовых войн и Страбона (I в. до н. э.) (см. стр. 137).
Начнем с последних. П. Ингороква пишет: «И в более позднее время историки войн Митридата Великого, а также сам Страбон знают абхазов только под названием мосхов (в качестве их соседей упоминают гениохов и керкетов)» (стр. 137).
___________________________
1 В работе «Термин «Скиф» еще в 1922 г. Н. Марр писал: «Языковой материал вскрывает взаимодействие этих яфетических народов (имеются в виду мегрело-чаны. - З.А.) с ионианами на этно-культурной стадии развития, имеющее первостепенное значение для этногенетических вопросов, но прежде всего по населенному и населявшемуся чанами и мегрелами краю, а это все Черноморское побережье от Синопа с Halis'oм до Анапы, до Пантикапея. Ныне береговое распространение чано-мегрелов сокращено...» (См. Н. Я. Марр. Избр. работы, т. V. М.—Л., 1935, ст. 25.
225
Здесь, прежде всего, П. Ингороква для вящей убедительности один источник (историки митридатовых войн) выдает за два источника («историки» и Страбон). Дело в том, что Страбон, перечисляя «мелкие народцы Кавказа», сам пишет, что он заимствует эти сведения у историков митридатовых войн (см. журн. «Вестник древней истории», 1947, № 4, стр. 214); следовательно, здесь мы имеем дело с одним источником, а Страбон, в данном случае, ни при чем.
Теперь разберем все эти источники по существу.
Страбон, следуя «историкам митридатовых деяний», перечисляет кавказские племена в следующем порядке: ахеяне, гениохи, керкеты, мосхи и другие «мелкие народцы Кавказа» (там же). Таким образом, мы здесь не имеем прямого указания на то, что мосхи живут именно на территории Абхазии. Отметим лишь то, что Страбон ставит мосхов рядом с керкетами.
Перейдем к Палефату, который сообщает: «К керкетам примыкают мосхи» (см. Латышев. «Известия...», т. 1, стр. 270). Здесь мосхи также поставлены рядом с керкетами, но определенного указания на их локализацию нет.
Теперь о сообщении Геланика. П. Ингороква не приводит точный текст источника, а пишет так: «Древнегреческий автор Геланик Митиленский (V в. до н. э.) проживавшее в современной Абхазии племя называет: мосхи. По сообщению Геланика, соседями мосхов Абхазии являются гениохи, корахи (обитатели ущелья р. Корах, современной Келасури), керкеты (черкесы, живущие за Кавказским хребтом) и хариманты. По этому сообщению, территория мосхов точно ограничивается зоной Внутренней Абхазии (собственно Абхазии)».
На самом деле Геланик пишет следующее: «Выше же керкетов живут мосхи и хариматы, ниже же гениохи, выше же кораксы» (см. ВДИ, № 1 за 1947 г., стр. 316). Можно ли на основе этого путанного сообщения «точно» локализовать месхов? Разумеется, нельзя. Если же поверить Ингороква, будто упомянутые здесь керкеты живут «за Кавказским хребтом», а мосхи, по Геланику, обитают «выше керкетов», то и мосхов мы должны поместить на Северном Кавказе - «выше керкетов». Таким образом, Ингороква сознательно не приводит точный текст Геланика и приписывает автору свою собственную интерпретацию.
226
На самом деле вопрос обстоит не так просто, как это пытается представить П. Ингороква. Дело в том, что керкеты (а также гениохи) локализуются античными авторами не только в северо-восточном секторе Черноморского побережья, но и в юго-восточном секторе, т. е. вблизи тех мест, где действительно обитали месхи. Так, например, Квинт Курций Руф (I в. н. э.) помещает керкетов по соседству с моссиниками и халибами (см. ВДИ, № 1 за 1949 г., стр. 288). Именно потому, надо полагать, Палефат и говорит, что «к керкетам примыкают мосхи». Отсюда и возникла у некоторых древних авторов путаница локализации отдельных кавказских племен, на которую обратил внимание еще Страбон (см. ВДИ, № 4 за 1947 г., стр. 214). Поэтому решать вопрос о локализации месхов в районе современной Абхазии, опираясь на сомнительные сведения единичных авторов, ни в коем случае нельзя.
П. Ингороква замалчивает и то обстоятельство, что многие античные авторы, гораздо лучше осведомленные в этнической географии Зап. Кавказа, чем Геланик или Палефат, вовсе не упоминают о мосхах, говоря о данной территории. Так, например, Псевдо-Скилакс Кариандский, подробно перечисляя все племена азово-черноморского побережья от Дона до Синопа, ничего не говорит о мосхах (ВДИ, № 3 за 1947 г., стр. 242 -243).
Наконец, П. Ингороква выдвигает еще один «довод» в пользу грузинского происхождения абхазов. Ссылаясь на Леонтия Мровели, Ингороква утверждает, что абхазы, апсилы и саниги не упомянуты в сочинении Мровели потому, что автор-де «принимает их за грузинские племена, а именно эти племена Леонтий Мровели причисляет к эгрисской группе» (стр. 181).
Прежде, чем остановиться на этом «доводе» (Ингороква объявляет его «историческим показанием решающего значения»), придется сделать маленький историографический экскурс. В свое время (в 1941 г.), когда П. Ингороква надо было доказать, что Леонтий Мровели является историком VIII века, а не XI в., то он этот же довод, но в совершенно иной плоскости, выдвигал в пользу своего соображения. Так, он писал: «Ясно, что абхазское племя в это время не играло какую-либо значительную роль в жизни народов Кавказа. Исходя из этого, сочи-
227
нение Л. Мровели было написано раньше, чем началось то большое движение и политическая экспансия абхазского племени, которые оставили такой значительный след в политической истории древней Грузии, в результате которого абхазское племя втянулось в общую жизнь Грузии и внесло значительный вклад в дело государственного строительства древней Грузии» (Изв. ИЯИМК'а, т. X, стр. 127). Это «абхазское племя» Ингороква тогда не считал месхами, говорящими на грузинском языке, и, в частности, говорил о том, что после перенесения столицы царства в Кутаиси «абхазская династия... огрузинивается, переходит на грузинский язык» (Известия..., стр. 130).
Однако теперь, когда ему понадобилось во что бы то ни стало внести путаницу в хорошо известный вопрос об этнической принадлежности абхазов средневековья, он вновь обратился к этому же «доводу» (отсутствие упоминания об абхазах у Мровели), но изменил его коренным образом. (Отметим, кстати, что П. Ингороква, который свободно критикует всех и вся, всегда предусмотрительно умалчивает о противоречиях между его новыми установками и старыми положениями. Впрочем, и приведенное выше положение принадлежит не ему, а проф. К. Кекелидзе).
Вернемся снова к Леонтию Мровели. Итак, Ингороква утверждает, что Мровели не упоминает об абхазах, апсилах и санигах, поскольку считает их эгрисцами. Однако и здесь Ингороква замалчивает следующее важное обстоятельство: 1. Мровели употребляет термин «Эгриси» в двух смыслах: 1) для обозначения всей Зап. Грузии («от Лихи... до реки Малой Хазаретии» - см. «Карт. цх.», свод царицы Анны, стр. 2) и 2) для обозначения собственно Эгриси (Мегрелии) - территории «между Эгрис-цхали и Риони, от моря до гор, внутри которой (территории) находятся Эгриси и Сванети» (там же, стр. 17). Следовательно, этнографическая граница Мегрелии находилась между Галидзгой и Риони. Границы же Сванетии Мровели определяет так: «(Территория) от Дидоети до Эгриси есть Сванетия» (там же, стр. 19). Значит, территория к северо-западу от Эгрис-цхали - это уже не этнографическая Эгриси, а другая область, т. е. Абхазия. Леонтий Мровели упоминает эту область (о чем, конечно, умалчивает Ингороква), в частности, когда он говорит о пропо-
228
веднической деятельности Андрея Первозванного и Симона Кананита, которые-де распространяли христианство «в Абхазии и Эгриси» (там же, стр. 26).
Далее, если следовать логике П. Ингороква, Мровели не должен был упоминать и о сванах, так как, по Ингороква, он и их причисляет к эгрисцам, однако о «стране сванов» Мровели упоминает неоднократно.
Все это говорит о том, что нельзя придавать отрывочным сведениям Мровели «решающее значение» по вопросу об определении этнической принадлежности абхазов, и данный «довод» Ингороква следует откинуть как несостоятельный.
3) Теперь перейдем к так называемому «специальному» топонимическому экскурсу П. Ингороква (стр. 146-188).
П. Ингороква утверждает, что все приводимые им названия (136) принадлежат «к грузинскому языковому миру» (стр. 146). В данном случае мы не коснемся географических названий в современной Южной Абхазии (к югу от Кодора), поскольку в большинстве своем они действительно грузинского происхождения, так как в течение определенного времени эта область составляла часть Мегрелии, о чем нам хорошо известно и без Ингороква (см. ниже). Остановимся лишь на некоторых топонимических упражнениях Ингороква по вопросам северо-абхазской географической номенклатуры.
На стр. 146-147 П. Ингороква повторяет малоубедительную этимологию названия «Диоскурия — Цхуми» от грузинского слова «ტყუბი» («близнецы»), которую еще 45 лет назад предложил И. Орбели в своей статье «Город близнецов «Диоскурия» и племя возниц «гениохов» (см. ЖМНП, № 5 за 1911 г.), и уж, конечно, Ингороква не сылается на первоисточник.
На стр. 148-149 Ингороква утверждает, будто название реки Бзыбь происходит от грузинского «ბზა» («самшит»). На самом деле в основе этого названия лежит убыхское слово 
, что означает «вода», «река» (сравни: Бзе-агу, Бзыч, Бзныч, Безюей, Зюе-бзе и др. названия рек района поселения убыхов, предки которых - саниги - проживали некогда в районе р. Бзыби). Кроме того, Ингороква умалчивает о том, что в
229
районе р. Бзыби вся топонимика - абхазо-адыгского происхождения.
На стр. 149 Ингороква название Гагра производит от груз. «Гаг-ар-и». В действительности слово Гагра происходит от названия села «Гаг-ри-пш», где «Гаг» («Как») - собственное имя, «ри» - аффикс принадлежности и «пш» - «вода» (в смысле «община»). Ср. Гуль-ри-пш, Званд-ри-пш и др. Причем, Ингороква ошибочно утверждает будто "რიფშ" по-абхазски означает «реку», «воду».
Далее целый ряд географических названий, имеющих окончания "სთა" и "ნთა" (Цанта, Кудепста, Гумиста и др.), Ингороква объявляет грузинскими по той причине, будто такие окончания характерны только для грузинского языка (стр. 153). На самом деле эти окончания весьма характерны и для абхазо-адыгской топонимики.
На стр. 160 Ингороква дает этимологию названия Сочи. Несмотря на то, что и в абхазском и в убыхском это слово употребляется с фонемой «ч» (С), Ингороква решил переделать это слово в "სოჭი", чтобы подвести его к названию дерева "სოჭი" («пихта»).
На стр. 161 дана этимология названия села Ачандара (აჭანდარა) от груз. "ჭანდარი" («тополь»), причем Ингороква подчеркивает, что слово "ჭანდარი" «неизвестно языкам черкесской группы, в грузинском же оно является коренным словом». В связи с этим надо отметить, что слово "ა-ჭანდარ" для обозначения тополя употребляется в абжуйском диалекте абхазского языка (заимствовано из грузинского).
На стр. 165 Ингороква приводит итальянское название географического пункта у р. Аше - Chali-ziha, в котором вторую часть («ziha») толкует как мегрельское "ჯიხა" («крепость»), а первую - как мегрельское "ღალა" («река»). На самом деле слово «ziha» означает «зихская» («адыгская»), а в chali, надо полагать, мы имеем турецкое «kale» - «крепость». Следовательно, « Chali-ziha» - означает «Зихская крепость».
230
На той же странице Ингороква утверждает, будто в названии «Мака-псе» ("მაყა-ფსე") сохранилось наименование расположенной в этом районе крепости с грузинским названием «Бага». На самом деле «мака» - по-черкесски означает «сено», «Мака-псе» - «Сенная река».
На стр. 163 Ингороква поясняет употребляемое Аррианом название «Старая Лазика», которое, по его словам, «знаменательно указывает, что население этого края (т. е. по Ингороква, к северу от Туапсе, в районе р. Нидже-псухо. - 3. А.) принадлежало к лазской ветви грузинских племен». Следует подчеркнуть, что на основе этого единственного указания Арриана (позднейшие авторы лишь повторяют его) нельзя делать такого далеко идущего вывода. Возможно, что здесь имеется в виду конечный северный пункт владений «Старой Лазики», т. е. Колхидского государства.
На стр. 183-186 Ингороква все древние названия рек Зап. Кавказа, имеющие корень «пс» (по-адыгски «вода», «река»), объявляет грузинскими, поскольку, говорит он, это слово характерно для грузинского языка, а в черкесском оно встречается как в языке, родственном грузинскому, или прямо «заимствовано из грузинского» (стр. 185). Здесь же Ингороква критикует работу С. Н. Джанашиа «Черкесский (адыгейский) элемент в топонимике Грузии», умалчивая, кстати, о том, что и акад. Джавахишвили (см. его работу «Основные историко-этнологические проблемы Грузии, Кавказа и Ближнего Востока» (1939 г.) придерживался того же взгляда, что и акад. Джанашиа.
Такими методами, какими пользуется Ингороква, можно «доказать» все, что угодно. Позволительно поставить вопросы: почему названия рек с корнем «пс» встречаются именно в Зап. Грузии, а не в Восточной Грузии? Почему, чем дальше мы продвигаемся по Зап. Кавказу на северо-запад, тем больше встречаем названий с корнем «пс»? А именно потому, что этот корень как раз характерен для географических названий (рек) на языках адыгской группы.
Если бы П. Ингороква был знаком с соответствующими археологическими, лингвистическими, антропологическими, этногеническими и другими данными о происхождении народов
231
абхазо-адыгской группы, то он, быть может, убедился бы в том, что гипотеза Джавахишвили - Джанашиа о продвижении предков этой этнической группы с юга на север в далеком прошлом имеет под собой реальную научную почву.
Таким образом, и в «специальном экскурсе» Ингороква вместо того, чтобы объяснить действительно грузинские элементы в топонимике Абхазии (напр., «Бичвинта») как результат многовековых исторических связей грузинского и абхазского народов, пытается, допуская непозволительные натяжки, «обосновать» свою «теорию» об отсутствии абхазов в Абхазии вплоть до позднего средневековья.
Наконец, особо следует подчеркнуть, что Ингороква, с одной стороны, искусственно подгоняет данные источников под свой тезис, с другой стороны, тщательно замалчивает те показания источников, которые имеют действительно решающее значение для определения этнической принадлежности абхазов. Так, в грузинской летописи начала XIII в. «История и восхваление венценосцев» (Изд. К. Кекелидзе, 1954 г., русск. перевод) имеются прямые указания на то, что этнически абхазы не принадлежат к картвельской группе. Сообщая о расположении грузинских войск перед началом битвы у Басиани, летописец пишет: «С одной стороны (расположились) абхазы и имеры, с другой - амеры» (стр. 77). То обстоятельство, что историк не включает абхазов в число имеров (т. е. «залихских» грузин), свидетельствует об их принадлежности к другому этническому миру. Этот же историк четко отличает абхазов от сванов и мегрелов (см. там же, стр. 49, 50). Наконец, летописец считает нужным перевести на грузинский язык значение имени «Лаша», поясняя, что это значит «Просветитель (вселенной)» (стр. 53). На каком же языке - именно на абхазском («на языке апсаров». - См. «Картлис цховреба», Свод ц. Вахтанга, изд. 3. Чичинадзе, стр. 434).
В той же летописи упоминаются и саниги. Вардан Дадиани, пишет летописец, «собрал всю Сванетию, Абхазию, Эгерию с Гурией, Самокалако, Рачу-Таквери и Аргвети и, присоединив санигов и кашагов, заставил бояр и воинов этих земель присягнуть русскому князю»... (стр. 48). Здесь, прежде всего, следует обратить внимание на то, что саниги и кашаги особо выделены
232
из группы исторически грузинских областей, что явно указывает на их иную этническую принадлежность. Не случайно также и то, что саниги поставлены рядом с кашагами, т. е. черкесами, чем, возможно, летописец хочет указать на их этническую близость. И, действительно, саниги являлись предками позднейших убыхов и садзов, т. е. были ближайше родственны кашагам (адыгам), а не являлись «колхидско-лазским (мегрельским)» племенем, как это утверждает Ингороква (стр. 135).
Говоря о гениохах (стр. 134-137), Ингороква также объявляет их этнически колхским племенем и отождествляет с санигами. Причем одним из доводов для причисления всех племен с названиями, имеющими окончание "хи" - генио-хи, сани-хи,абасхи и др. - к грузинским, Ингороква выдвигает то обстоятельство, что этот формант («хи») является обычным для грузинских этнических названий (стр. 138). В действительности же этот формант характерен и для этнонимики других иберийско-кавказских народов, например, для адыгов (ср. дос-хи, зи-хи, убы-хи (пёк-хи) и др.). Аналогичный формант в адыгских языках до сих пор употребляется в качестве показателя множественности.
Далее П. Ингороква замалчивает то обстоятельство, что гениохи, по античным авторам, это не единое племя, а собирательное название для группы родственных племен. Например, Плиний говорит не об одном племени гениохов, а называет «племена гениохов, различающиеся многими названиями». На это же указывает и анонимный автор V в.: «народ иниохов - разноплеменный» (см. Латышев, Известия, т. 1, стр. 275).
Касаясь вопроса об этнической принадлежности апсилов (стр. 140-142), Ингороква вовсе не увязывает его с самоназванием абхазов - «апсуа» ("აფსუა").
Далее П. Ингороква не довольствуется утверждением, будто предки современных абхазов не проживали на территории нынешней Абхазии в античную эпоху и в раннее средневековье, но пытается доказать, что их не было здесь и в период позднего средневековья.
На стр. 133 П. Ингороква пишет: «На итальянских картах
233
XV в. (карты Бенинкази - 1480 г. и К. Фердучи - 1497 г.) гавань у устья Келасури обозначена названием «Porto Mengrelo». Отсюда Ингороква делает вывод, что этот район «был населен мегрелами, вследствие чего келасурская гавань называлась эгрисской или мегрельской гаванью».
П. Ингороква, надо полагать, не знает того, что в данный период (вторая пол. XV в.) территория Абхазии входила (совместно с Гурией и Мегрелией) в состав единого княжества Сабедиано, во главе которого стоял мегрельский мтавар Бедиани. Об этом княжестве говорится даже в учебнике «История Грузии», в котором читаем: «В состав Сабедиано входили: Абхазия, Мегрелия, Гурия и три значительных по тому времени черноморских города - Цхуми или Севастополь (нынешний Сухуми), Поти и Каджта-цихе (древний город Петра). Территория Сабедиано включала в себя также город Батуми» (изд. 1946 г., стр. 306).
Итальянские путешественники и картографы XV в. княжество Сабедиано именуют обычно Мегрелией и все владения правителей Сабедиано называют мегрельскими. Так, например, И. Барбаро, лично побывавший здесь во второй половине XV в., пишет: «Мингрельский государь называется Бендианом и владеет двумя большими крепостями на Черном море: Бати (Батуми) и Севастополь (Сухуми)» (см. Библ. иностр. писат. о России, 1836 г., стр. 45).
Если в данном случае следовать логике П. Ингороква, то выходит, что поскольку Батуми и Сухуми в XV в. были крепостями мегрельского мтавара, то их коренными обитателями должны быть мегрелы, а не гурийцы или абхазцы. А между тем, когда Барбаро рассказывает о беседе своего спутника с жительницей Батуми, то он приводит именно грузинские, а не мегрельские слова.
Итак, то обстоятельство, что на итальянских картах XV в. келасурская гавань именуется «Porto Mengrelo», отнюдь не говорит еще о том, что здесь, в районе р. Келасури жили мегрелы. Это свидетельство надо понимать в том смысле, что келасурская гавань находится в «Мегрелии», т. е. на территории политической единицы Сабедиано.
Но П. Ингороква на этом не останавливается и идет еще дальше. Он стремится доказать, будто и на территории нынеш-
234
него Гудаутского района даже в первой половине XVII в. коренное население состояло из мингрельцев. На этой же странице он пишет: «Заслуживают исключительного внимания сообщения турецкого путешественника Евлия Челеби, который в 1641 г. объехал побережье Черного моря. Из сведений Евлия Челеби выясняется, что грузинский язык (его мегрельский диалект) (?! - З.А.) являлся родным языком населения не только в «Шуа-Сопели» (в Моквском и Драндском районах) и в Цхумском (Сухумском) районе, но грузинский язык был родным языком населения» и основной части Абхазского владетельства в районе Чач (Сашервашидзео). Евлия Челеби пишет: «Главным племенем в Абхазии является племя Чач, которое говорит на том же мегрельском языке, который в употреблении по ту сторону Фаша (т. е. Риони. - З.А.), Этот основной край Абхазского владетельства - область Чач - есть Сашервашидзео, а именно край, центром которого был поселок Лыхны и который включал в себя территорию нынешнего Гудаутского района от Анакопийского (Ново-Афонского) сектора до Самшитовой гавани (до ущелья реки Мчиш)» (стр. 133).
Приведенное утверждение Ингороква абсолютно не соответствует действительности и целиком основано на недоразумении. Прежде всего, следует подчеркнуть, что П. Ингороква пользуется не оригиналом сочинения Ев. Челеби (на турецком языке), а его русским переводом с английского (см. примеч. на стр. 133), в котором неверно представлено цитированное место из сочинения Челеби. На самом деле в оригинале Челеби ничего похожего на приведенную П. Ингороква цитату (см. выше), а также интерпретацию этой цитаты нет.
В оригинале Ев. Челеби читаем: «Племя (род) Чачей. И по-мегрельски говорят, поскольку по ту сторону Риона расположена исключительно Мегрелия» (см. Ев. Челеби. «Книга путешествий», Стамбул, 1896-1897 гг., агр. 102).
Основной смысл приведенной цитаты сводится к тому, что племя (род) Чачей (кроме абхазского) говорит «и на мегрельском языке», поскольку проживает в непосредственном соседстве с Мегрелией. Следовательно, здесь речь идет не о «главном» абхазском племени (слово «главный» Челеби вовсе не употребляет), а о первой от Мегрелии (Челеби путешествовал с
235
юга на север) области, которая непосредственно граничит с Мегрелией и локализуется, по данным Челеби, в районе р. Кодори («один день езды от Риони»), Кроме того, автор говорит не о «племени» в этническом смысле, а о жителях, подчиненных определенному «роду», в данном случае роду тавадов Чачба (Шервашидзе). Доц. С. Джикиа по этому поводу пишет: «Я думаю, что «племя» Челеби мы должны понимать как род 
или же как фамилию какого-либо феодала, которого, надо полагать, Челеби принимает, вместе с его подданными, за единое племя» (см. С. Джикиа. «Ев. Челеби о лазах и лазском языке», Иберийско-кавказское языкознание, VI, 1955 г., стр. 249).
Самое главное, однако, в том, что Челеби приводит ряд абхазских слов и фраз (более 30) для характеристики языка «Абхазской области» (Челеби. Цит. соч., стр. 109-110), но П. Ингороква, конечно, умалчивает об этом, поскольку это полностью противоречит его ошибочному положению.
П. Ингороква даже не замечает того, что он вступает в явное противоречие с самим собой, когда пишет: «По сведениям Арканджело Ламберти, к середине XVII в. северо-западной политической и этнической границей Одиши была река Кодори и Драндская зона» (стр. 134). И это после того, как буквально на предыдущей странице Ингороква угверждал, ссылаясь на неправильно понятые им сообщения Челеби, Вахушти и патера Иоанна, будто в Сухумском и Гудаутском районах жили в то время мингрельцы.
Отметим, кстати, что сообщение Вахушти и патера Иоанна о том, что в конце 20-х годов XVII в. граница между Абхазией и Мегрелией проходила в секторе Анакопии (Нового Афона), отражает лишь временное явление, когда Левану II Дадиани, совершившему в 1627 году удачный поход в Абхазию (см. Ф. Жордания. Хроники, т. II, стр. 447), удалось на время установить политическую границу между Мегрелией и Абхазией в районе Нового Афона. Однако, вскоре эта граница вновь была отодвинута к реке Кодору.
Наиболее надежным первоисточником для определения политической и этнической границы между Абхазией и Мегре-
236
лией в первой половине XVII в. является «Описание Колхиды» Ар. Ламберти, который в течение 1633-1650 гг. безвыездно прожил в Мегрелии. А. Ламберти пишет: «Границей Колхиды со стороны абхазцев или абасков служит река, называемая туземцами Кодор» (см. Сборн. мат. для опис. местн. и плем. Кавказа, вып. 43, стр. 2). Или еще конкретнее: «Совершенно так, как Фазис отделяет Мингрелию от Гурии, так и Коракс (Кодор) отделяет ее от Абхазии, а как за Фазисом мегрельский язык сразу сменяется грузинским, так за Кораксом сменяется абхазским». И дальше: «После переправы через Кодор живут абхазцы со своим особенным языком» (там же, стр. 200-201).
Таким образом, в течение большей части XVII в. этнографическая и политическая граница между абхазами и мегрелами проходила по р. Кодори. Лишь в конце XVII в. абхазские владетели, воспользовавшись ослаблением мегрельского княжества и благопряятствовавшими им социальными моментами, отодвинули границу своих владений сначала к р. Галидзге, а затем, в начале XVIII в., - к р. Ингури. В своей «Истории Грузии» Вахушти указывает: 
, т.е. «абхазцы... овладели (территорией) до р. Эгриси, и сами обосновались там» (изд. 1913 г., стр. 317).
В одном из источников начала XIX в. сообщается, что сыновья абхазского владетеля Зегнака Шервашидзе - Ростом, Джикешия и Квапу поделили между собой Абхазию: Ростом, как старший, взял себе в удел собственно Абхазию, Джикешия получил «Шуа-Сопели» (т. е. земли между Кодором и Галидзгой), а Квапу - область между Галидзгой и Ингуром, которая впоследствии, по имени сына Квапу Мурзакана, стала именоваться «Самурзакано». В области, отхваченной абхазскими мтаварами у мегрельских («Шуа-Сопели» и «Самурзакано»), абхазские владетели поселили ряд княжеских, дворянских и крестьянских семей (Ачба, Инал-ипа, Маан, Зухба, Кецба и др.).
Тот факт, что до конца XVII в. этническая и политическая граница между Абхазией и Мегрелией проходила по р. Кодори, хорошо известен в грузинской историографии (см., например, С. Какабадзе. «История Грузии. Эпоха новых веков», 1922 г.; С.
237
Макалатия. «История и этнография Мегрелии», 1941 г.; И. Антелава. «Очерки по истории Абхазии XVII-XVIII вв.», 1950 г. и др.), но П. Ингороква почему-то хочет выдать это за свое собственное открытие.
Вопросу о том, как произошли этнические изменения на территории Абхазии, Ингороква пообещал посвятить «специальный очерк» (стр. 132), но этого очерка мы в рецензируемой книге не нашли. Поэтому напомним, как объяснял он этот факт в первой публикации своей книги: «Население здесь переменилось только в новые века, а именно в XVII в., когда этот район заняли кавказские горцы (?! - З.А.), и древние коренные насельники этого края - эгриссцы - частично поселились во внутренней Эгриси, частично смешались с поселившимися здесь кавказскими горцами» (см. Журн. «Мнатоби», № 3 за 1950 г., стр. 129).
Не говоря о том, что подобное утверждение абсолютно не соответствует исторической действительности, следует подчеркнуть, что П. Ингороква пытается лишить абхазов даже их этнического имени и неопределенно называет их «кавказскими горцами».
Теперь перейдем к вопросу о времени и условиях возникновения Абхазского царства. На стр. 115 П. Ингороква пишет: «В грузинской историографии относительно образования Западной Грузии - Абхазского царства» - принят тот взгляд, будто во второй половине VIII века имело место завоевание Западной Грузии абхазами (которые, в соответствии с этим ошибочным взглядом, окрещены в негрузинское племя) и будто после этого в течение двух последующих столетий (9-10 века) была своего рода «абхазская эра» в истории Зап. Грузии».
Вслед за этим заявлением П. Ингороква приводит пространную выдержку из учебника «Истории Грузии» по вопросу о возникновении Абхазского царства (см. груз. текст учебника, изд. 1948 г., стр. 146-147; русск. перевод учебника, 1946 г., стр. 152), где якобы проводится изложенная П. Ингороква мысль.
238
Не касаясь в данном случае вопроса об этнической принадлежности абхазов (см. выше), мы подчеркнем, что здесь П. Ингороква дважды искажает взгляды акад. С. Н. Джанашиа.
Во-первых, С. Н. Джанашиа никогда категорически не утверждал, что в конце VIII в. имело место именно завоевание Зап. Грузии абхазами. В русском переводе учебника он по этому поводу пишет: «К этому времени древнее лазское царство уже было обессилено и абхазский князь сравнительно легко присоединил (так Джанашиа переводит слово "დაპყრობა", употребляемое в грузинском тексте) к своим владениям собственно Эгриси и Аргвети» (стр. 152). В работе «О времени и условиях возникновения Абхазского царства» С. Джанашиа говорит о « захвате или мирном присоединении Лазики абхазским владетелем» (Труды, т. II, стр. 339).
Следовательно, С. Н. Джанашиа не категорически утверждает о захвате, завоевании Лазики, как это приписывает ему П. Ингороква, а оставляет данный вопрос открытым, допуская возможность и «захвата» и «мирного присоединения».
Что касается самого П. Ингороква, то вопрос о возникновении Абхазского (Западно-грузинского) царства он трактует следующим образом:
«В основном историческом первоисточнике - в памятнике «Матианэ Картлисай» - прямо отмечается, что абхазский эристав отложился от греков (византийцев), завладел "დაიპყრა" Абхазией и Эгриси до Лихи», т. е. абхазский эристав не из Абхазии завладел Эгриси, а оба края, Абхазию и Эгриси до Лихи, захватил у византийцев, освободил от византийского господства» (стр. 116).
Здесь П. Ингороква сводит воедино два разных факта: 1) присоединение Эгриси к Абхазскому мтаварству и 2) освобождение Абхазии и Эгриси от византийского господства. На самом деле, как это можно заключить из сочинения Сабанисдзе, к концу 80-х годов Эгриси уже была включена в состав Абхазского владетельства (см С. Джанашиа. Цит. соч., стр. 339), а освобождение от Византии было осуществлено лишь в 90-х годах (возможнее всего в конце 90-х гг.) VIII века (там же, стр. 361).
239
Ввиду скудости источников, трудно сказать определенно, каким образом был осуществлен первый акт (т. е. присоединение Эгриси к Абхазии); автор «Матианэ Картлисай» ставит этот акт в зависимость от кончины правителя Эгриси Иоанна и старости Джуаншера («Ибо был мертв Эристави Иоанн и стар Джуаншер»). Поэтому нам кажется не лишенным основания следующее утверждение акад. С. Н. Джанашиа:
«Глубоко интересно, что у Сабанисдзе нет даже намека на Эгриси (Лазику) и его владетеля; этот факт, в свете некоторых сообщений других грузинских источников, наводит на мысль, что к данному времени императорское правительство сумело ликвидировать местные органы управления и последние остатки автономии Лазики, что и облегчило ее захват (или мирное присоединение, с санкции императора) абхазским владетелем» (там же, стр. 339).
На стр. 200-201 П. Ингороква говорит относительно объединения Абхазии и Эгриси, но по поводу его рассуждений по этому вопросу следует сделать два замечания: во-первых, он выдвигает необоснованное положение о том, будто бы это объединение произошло сейчас же после изгнания арабов из Зап. Грузии (стр. 200), и, во-вторых, заимствует из цитированной работы С. Н. Джанашиа положение об обстоятельствах принятия Леоном II титула мтавара (стр. 201). Что же касается вопроса о принятии Леоном II титула «царя абхазов», то акад. С. Н. Джанашиа ставил этот факт в прямую зависимость от освобождения «полностью от византийской зависимости» Абхазии, т. е. всей Зап. Грузии - и собственно Абхазии, и Эгриси (см. его работу «О врем. и услов. возн. Абхаз, царства»).
Таким образом, мы видим, что П. Ингороква, направляя острие своей критики против акад. С. Н. Джанашиа, значительно исказил его взгляды в данном вопросе, а частично заимствовал его положения.
В этой связи укажем и на другое обстоятельство: П. Ингороква, говоря об «ошибках грузинской историографии», критикует учебник «История Грузии», изданный под редакцией акад. С. Н. Джанашиа (первое изд. вышло в 1943 г.), но ни слова не говорит о том, как сам он освещал вопрос о возникновении Абхазского царства еще в 1941 году в работе «Леонтий Мровели,
240
грузинский историк VIII века», где он говорил о «большом движении и политической экспансии абхазского племени» (см. Изв. ИЯИМК, Груз. филиала АН СССР, т. X, стр. 127).
Непосредственно вопросу о времени и условиях возникновения Абхазского царства П. Ингороква уделяет стр. 215-218 своей книги. Следует особо подчеркнуть, что и здесь он целиком повторяет аргументацию и выводы по этому вопросу, содержащиеся в работе акад. Джанашиа «О времени и условиях возникновения Абхазского царства». В частности, Ингороква вслед за Джанашиа указывает на следующие два обстоятельства, облегчившие Леону II освобождение от византийской зависимости: 1) ослабление Византии (стр. 216) и 2) помощь со стороны Хазарии (стр. 217) и повторяет ту же дату - конец VIII в. (стр. 216).
Не ссылаясь, в данном случае, на названную работу Джанашиа, Ингороква опять-таки присваивает чужое положение.
На стр. 208 и сл. П. Ингороква полемизирует с акад. С. Н. Джанашиа по вопросу о том, входил или нет город Трапезунт в состав Абхазского княжества. В своей работе «О времени и условиях образования Абхазского царства» (см. Труды, т. II, стр. 322-341) акад. Джанашиа убедительно доказал, что Трапезунт входил не в состав «Абхазии», а в состав Византии. Однако П. Ингороква с этим не согласен и пытается доказать обратное. На стр. 208 своей книги он приводит следующее место из сочинения Н. Сабанисдзе «Житие Або Тбилели»: «Границей их (т. е. жителей Абхазии. - З.А.) является море Понтийское, достояние полностью христиан, до рубежей Халдии, где Трапезунт, и местность Апсареа и Напсайская гавань...».
Затем, отождествляя Напсайскую гавань с Никопсией, П. Ингороква следующим образом раскрывает эту цитату: «Граница их (т. е. абхазских владений Западной Грузии) есть Черное море («море Понтийское») достояние христиан, до тех мест», до которых доходят границы Халдии («до рубежей Халдии»). Там (на Черноморском побережье Зап. Грузии) расположены: Трапезунт (у южного рубежа), Апсар (посередине) и Напсайская гавань (у северного рубежа)» (стр. 211).
Подобной «интерпретацией» П. Ингороква стремится доказать, что Трапезунт, как и другие пункты, упомянутые в сочи-
241
нении Сабанисдзе (Апсар и Напсайская гавань), входили в состав Абхазского княжества. На самом деле И. Сабанисдзе определенно указывает, что перечисленные пункты являлись владением именно Византии. В этом сразу же можно убедиться, если полностью процитировать соответствующее место из сочинения Сабанисдзе.
«...А блаженный Або еще больше благодарил бога, потому что нашел он страну ту (т. е. Абхазию. - 3. А.) исполненную христовой веры и нет никакого неверного среди коренных жителей в их пределах. Ибо сопредельно им море Понтийское, достояние полностью христиан, до рубежей Халдии, где Трапезунт, и местность Апсареа и Напсайская гавань. И являются города те и места владением слуги христова, ионского царя, который восседает на престоле в великом граде Константинополе» (см. изд. К. Кекелидзе. «Ранняя груз. феод. лит.», 1935 г., стр. 66).
Таким образом, в приведенной цитате содержится прямое указание на то, что Трапезунт, Апсар и Напсайская гавань являются «владением слуги христова, ионского царя», т. е. византийского императора. Совершенно очевидно, что в данном случае мысль Сабанисдзе сводится к следующему: Абхазия потому де является сплошь христианской страной, что по соседству с ней находятся христианские владения, а, в частности, и города - Трапезунт, Апсар и Напсайская гавань, которые подчинены «слуге христову», т. е. императору Византии.
Однако такая, единственно правильная, интерпретация не устраивает П. Ингороква, и он сознательно опускает соответствующие места из сочинения Сабанисдзе, т. е. производит фальсификацию исторического источника.
Мало того, П. Ингороква ни одним словом не обмолвился о том, что еще в 1935 г. проф. К. Кекелидзе, таким же точно путем, как и П. Ингороква (тоже со ссылкой на П. Пеетерса), пытался доказать, будто Трапезунт входил в состав Абхазского княжества (Кекелидзе. Цит. соч., стр. 28 и 25).
В цитированной П. Ингороква работе С. Джанашиа (см. стр. 208-209 реценз. книги) как раз и ведется полемика с неверной точкой зрения П. Пеетерса и К. Кекелидзе, а П. Ингороква,
242
в данном случае вновь пытается протащить это ошибочное положение, выдавая его за собственное открытие.
Что касается других источников, на которые ссылается Ингороква (стр. 12 и сл.) для обоснования своего тезиса о вхождении Трапезундской области в состав «Абхазии», то они вовсе не подтверждают этот тезис. Так, сообщение Епифана Константинопольского о Трапезунте как о «городе Лазики» (стр. 214) или сообщение Ефимия Мтацминдели о том, что Трапензунт находится «в стране Мегрелов» (стр. 215) имеет лишь геоэтнографическое значение, а отнюдь не свидетельствует о вхождении Трапезунта в состав политической единицы - Абхазского царства. Названные авторы хотят сказать, что город Трапезунт географически расположен в стране «лазов» или «мегрелов».
Теперь перейдем в вопросу о национальной политике Абхазского царства и о так называемой «двухвековой абхазской эре», о которой, якобы, писал акад. Джанашиа.
Надо с самого начала подчеркнуть, что никто из грузинских историков, ни тем более акад. Джанашиа, ничего подобного никогда не утверждали. Наоборот, С. Н. Джанашиа неоднократно подчеркивал, что политика «абхазской династии» была именно грузинской политикой, что так называемое «Абхазское царство» было по существу грузинским политическим образованием, в котором существенную роль играли и собственно абхазские элементы.
Так, в очерке истории Абхазии, помещенном в БЭС, акад. Джанашиа писал: «В дальнейшем резиденцией абхазских царей стал город Кутатиси (ныне Кутаиси), находящийся ближе к центральным грузинским областям. Это указывало на главное направление политики Абхазского царства, с самого начала своего возникновения вступившего в общую систему феодальных образований Грузии... Абхазские цари... встали на путь объединения не одной лишь Западной Грузии, но и Грузии в целом... Кутаиси к этому времени уже был пунктом, по которому проходил важнейший путь страны, где скрещивались хозяйственные и культурные связи западногрузинских племен и где раньше, чем в остальных городах Зап. Грузии, развилась грузинская национальная культура, шедшая из Картли. С конца VIII в. грузинский язык окончательно вытеснил греческий, о чем свидетель-
243
ствуют сохранившиеся поныне лапидарные и иные надписи того времени. Развивается грузинская письменность. Новое западногрузинское образование приняло название Абхазского царства» (БСЭ, изд. 2, стр. 47).
Таким образом, приписывая акад. Джанашиа тезис о какой-то «абхазской эре», П. Ингороква явно искажает истину. Мало того, на стр. 117 своей книги он совершенно так же, как и Джанашиа, излагает вопрос об историческом значении Абхазского царства, приписывая тем самым подобную трактовку вопроса себе.
Дальше, в связи с вопросом о национальной политике Абхазского царства П. Ингороква подробно останавливается на вопросе о церковной реформе в Зап. Грузии, т. е. на вопросе о том, когда западно-грузинская церковь освободилась от подчинения византийской церкви, в связи с чем, в частности, из церкви был вытеснен греческий язык и заменен грузинским (стр. 231 и сл.). Здесь также П. Ингороква повторяет аргументацию и выводы по этому вопросу, содержащиеся в работе проф. Н. А. Бердзенишвили «Вазират в феодальной Грузии», ч. II (Изв. ИЯИМК, т. X, 1941 г.), но вовсе не ссылается на эту работу, присваивая, следовательно, и данное научное положение.
Остановимся, наконец, на еще одном «открытии» П. Ингороква. Он утверждает, будто правящая династия, стоящая во главе Абхазского царства в течение двух столетий, была по своему национальному происхождению не абхазской, а лазской (стр. 192). Это «открытие», надо полагать, понадобилось П. Ингороква на тот случай, если он не сумеет протащить свой ошибочный тезис об этнической принадлежности абхазов - в этом случае, быть может, удастся хоть династию отобрать у абхазов.
Касаясь этого вопроса, следует, прежде всего, отметить, что сам П. Ингороква данную династию считал когда-то «абхазской» (см. Изв. ИЯИМК, т. X, стр. 130), но теперь он об этом не вспоминает. Однако, прав был Ингороква, разумеется, тогда, а не сейчас. Положение о лазском происхождении династии «Аносидов» шито белыми нитками. Для «обоснования» этого положения Ингороква и здесь не останавливается перед явной фальсификацией источников. Так, Леона I он именует «мтаваром Лазики» (стр. 197) в то время, как источники всегда назы-
244
вают его «эриставом Абхазии» (см., напр., «Карт. цховр.», свод ц. Анны, стр. 152). Византийскому историку Феофану (I пол. VIII в.) Ингороква приписывает сообщение о мтаваре Лазики Георгие Барнуковиче (стр. 196), который фигурирует в генеалогическом списке Ингороква (стр. 193), в то время как в действительности у Феофана упоминается «Петрикий Лазики Сергей», а не Георгий (см. Мат. по ист. Груз. и Кавк., 1940 г., вып. 1, стр. 105). Вот каким способом Ингороква пытается «обосновать» свою выдумку!
При всем этом, разумеется, П. Ингороква весьма далек от уяснения действительной роли абхазов в истории Грузии.
Чем же объяснить, что абхазы, этнически негрузинское племя, сыграли такую важную позитивную роль в истории Грузии? П. Ингороква решает этот вопрос легко и просто: абхазы - это не абхазы, а мосхи, т. е. грузинское племя, а поэтому, мол, они и осуществляли грузинскую политику. Однако на деле это объясняется тем, что еще задолго до образования Абхазского царства, уже с первых веков I тысячелетия до н. э. население Абхазии стало все теснее и теснее связываться - культурно, экономически и политически - с Зап. Грузией. Многовековое совместное существование абхазов с западно-грузинскими племенами нашло широкое отражение в археологических и лингвистических материалах, а также в письменных источниках ряда эпох. Длительное вхождение предков современных абхазов в состав Колхидского, а затем Лазского политических образований не могло не отразиться соответствующим образом на абазгах-абхазах. В частности, еще прогрузинская политика Леона I (I пол. VIII в.), который, являясь вассалом Византии, в то же время считал себя вассалом грузинских царей Арчила и Мира, явно опиралась на многовековые традиции грузино-абхазского единства. Исторические данные (в частности, археологический материал) убедительно свидетельствуют, что влияние древнегрузинской культуры на население Абхазии было намного сильнее, чем греческое влияние. Стремление абхазского народа освободиться от византийской зависимости могло, в тех исторических условиях, осуществиться лишь в результате укрепления единства с Зап. Грузией, а затем и с Грузией в целом. Именно поэтому правящие круги абхазского общества берут твердый
245
курс на дальнейшее сближение с Грузией, который и завершается образованием Абхазского царства.
К сожалению, до сих пор в грузинской историографии никто еще не разработал этого вопроса, и если бы П. Ингороква направил свое исследование именно в этом направлении, то он мог бы оказать действительную услугу науке. Но вместо этого Ингороква предпочел выдвинуть неверный тезис об этнической принадлежности абазгов-абхазов и на этом поставил точку.
Таким образом, в своем «исследовании» по вопросам истории Абхазии и Абхазского царства П. Ингороква проявляет следующие черты, чуждые советскому историку:
1) явный дилетантизм, незнание многих фактов и источников из истории Грузии, неумение научно интерпретировать источники;
2) присваивание научных положений, разработанных или выдвинутых другими учеными;
3) фальсификация источников с целью «обосновать» свои ошибочные положения;
4) игнорирование материалов, противоречащих его «концепции».
Особенно должна быть подвергнута осуждению вредная попытка П. Ингороква вычеркнуть из прошлого абхазского народа более 1,5 тыс. лет его истории, перечеркнуть многовековую историческую связь и единство братских грузинского и абхазского народов.
________________________________________________________
Труды Абхазского института языка, литературы и истории им. Д.И. Гулиа. Т. XXVII. - Сухуми, 1956. С. 261-278.
246
________________________________________________________
(Печатается по изданию: З. В. Анчабадзе. Избранные труды (в двух томах). Том II. - Сухум, 2011. - Стр. 223-246.)
(Перепечатывается с сайта: http://absilia.wix.com/abazgia#!home/mainPage.)
