Абхазская интернет-библиотека Apsnyteka

Анатолий Аджинджал. Белая земля (обложка)

Анатолий Аджинджал. Белая земля (обложка 2)

Анатолий Аджинджал

Об авторе

Аджинджал Анатолий Тархунович (6.VI.1930, с. Кутол, Очамчырский р-н – 12.XI.1977, г. Сухуми)
Абх. поэт, прозаик, переводчик. Писал на абх. яз. Окончил Сух. гос. пед. уч-ще (1951), СГПИ (1956), Высшие лит. курсы при Лит. ин-те им. А. М. Горького в М. (1974). Стихи начал писать во время учёбы в пед. уч-ще. Печатался с 1948. Произв. (в оригинале и пер. на русский яз. Ю. Вронского, М. Борисовой, А. Дементьева, Д. Чачхалиа и др.) публиковались в жур. «Алашара», «Аҟәа-Сухум», «Абаза», газ. «Аԥсны ҟаԥшь», «Советская Абхазия», лит. сб. «Ерцаху» и др. Он автор более 10 поэтич. и двух прозаич. книг. Многие его стихи были опубл. в «Антологии абхазской поэзии» (М., 1958), в 1-м томе «Антологии абхазской поэзии. XX век» (Сухум – М., 2001) и др. коллективных книгах. В пер. на русский яз. изданы два сб. его стихов: «Улья» (Сухуми, 1967; пер. М. Борисовой и А. Дементьева), «Белая земля» (М., 1975; перевел Б. Примеров). А. преимущественно поэт-лирик. В его стихах образы природы, события, время неразрывно взаимосвязаны. Его лирика – это поэзия бурлящей, постоянно ищущей мысли. Она метафорична, богата символ. образами. В тв-ве поэта встречаются необычные сравнения, образы динамичны. В поэзии А. значительное место занимает любовь к родине и род. деревне («Родина моя»). Поэт предельно честен и искренен, каждая строка, образ, мысль пережиты им. Правда для него свята и вечна. Стихи поэта – свидетельства его страданий, отношения к человеку, к-рому он готов служить. «Я хочу иметь терпение, как земля, / Чтобы из-за мелочи не нервничал. / Я хочу быть добрым, как земля, / Чтобы быть сердечным и открытым людям. / Я хочу мыслить, как земля / И это я хочу для службы людям. / Я хочу жить долго, как земля / Чтоб вдоволь увидеть человечество» («Я хочу...»). Вместе с тем, поэт остро чувствовал и реагировал на ложь, неустроенность жизни, несовершенство человека; эти переживания отразились и на его собственном здоровье; поэт не дожил и до 50 лет. А. известен и как переводчик; он перевёл на абх. яз. стихи и рассказы русских, украинских, осетинских, груз., черкесских, абазинских, ног. поэтов и прозаиков – Л. Толстого, В. Верховского, В. Орёлкина, Т. Шевченко, Л. Украинки, К. Хетагурова, Г. Леонидзе, М. Мирнели (Циколия), А. Ханфенова, Дж. Лагучева, П. Цекова, М. Чикатуева, Ю. Цекова, М. Тлябичевой, С. Капаева и др.
(В. А. Бигуаа / Абхазский биографический словарь. 2015.)

Анатолий Аджинджал

Белая земля

Стихи

Перевод с абхазского Бориса Примерова

СОВЕТСКИЙ ПИСАТЕЛЬ
Москва
1975

Талантливый  абхазский  поэт  среднего  поколения Анатолий  Аджинджал — автор  восьми  книг  стихов, изданных  им  на  родном  языке.  Его  стихи  издавались также  в  переводе  на  русский  и  грузинский  языки.
Поэтический  мир  А.  Аджинджала  красочен  и  звучен,  тонкие  акварельные  тона  его  пейзажной  лирики свежи,  солнечны,  его  раздумья  о  жизни  и  времени опираются  на  добрые  и  надежные  основы  нашего общества.

©  Перевод  на  русский  язык.  Издательство  «Советский  писатель»,  1975  г.

СОДЕРЖАНИЕ

  • «Окинул  я  взглядом  седую   Москву...»
  • «Дома,  как  высокие  сосны ...» 
  • «Спят  долгим  сном  снегов  поляны ...» 
  • «Звенит  полдневный  колокол  небес...» 
  • «За  чертой  горизонта,  где  солнце...» 
  • «Сети  тугие  раскинула  туча...»   
  • «Лишь  солнце  за  деревом  скрылось...»
  • «На  соснах,  растущих  в  Сухуми...» 
  • «На  заре  раздался  конский  топот...» 
  • Здравствуй,  родина! 
  • «Я  иду  вдоль  знакомой  дороги...» 
  • «Я  вхожу,  как  в  сад,  в  траву  густую...» 
  • Ореховое  дерево  
  • «Зеленые  сосны  построились  в  ряд...» 
  • Картинка  из  детства 
  • «Река  ревет...» 
  • «Я  рвал  плоды  по  одному...» 
  • «Я  видел  небо  звездное  не  раз...» 
  • «Я  так  недавно  с  мельницы  ушел...» 
  • «Земля  уснула  за  чертой  заката...»
  • «Мне  снилось:  сорвалась  на  землю  звезда...» 
  • Смотрю  на  гребни  гор
  • «Я  камней  не  бросал  в  тебя,  синее-синее  море...»
  • «То  проведу  рукой  по  мшистым  глыбам...» 
  • «О  море,  переполненная  чаша...» 
  • «Ахнул  гром...»
  • «Учит  сосед  меня  жизни...» 
  • «Тебе  снится  подъем  на  вершину...» 
  • «Он  с  умным  видом  говорит...» 
  • Притча 
  • «Кто-то  все  говорит...» 
  • «Наденут  мне  на  ноги  пусть  жернова...» 
  • «Раз  пришел  ты  в  этот  мир...» 
  • «Жизнь  летит,  как  стрела  с  тетивы...»  
  • «Темной  ночью,  как  окурки...»  
  • «Небо  без  туч —  я  печален...» 
  • «Как  белка,  живу  средь  зеленой  весны  я...» 
  • «Золотой  погодой  стиснут...» 
  • «Золотятся  кроны  кленов...» 
  • «Однажды  листья,  легкие  как  перья.. . » 
  • «Я  все  забыл,  я  все  за б ы л .. . » 
  • «Чьего  бы  хлеба  не  отведал...» 
  • «Мир  иной  я  искал  в  этом  м и ре...» 
  • «Вот  день  опять  бесследно  канул...» 
  • «Поймали  льва,  загнали  в  западню...» 
  • «Спит  человек,  вино  глаза  смежило...» 
  • Летят  журавли 
  • «Последний  дым  легко  растаял  в  тучах...»   
  • «Как  раненый  орел...» 
  • «Нынче  осень  слишком  затянулась...»  
  • «Снег  на  землю  не  падал...» 
  • «Высокое  солнце  взошло  над  землею...» 
  • Осенний  триптих 
  • «На  зеленой,  арбузом  пропахшей  земле...» 
  • Падает  снег 
  • «Я  детство  получаю,  как  наследство...» 
  • «Белым  снегом  покрыта  земля...»   
  • «Задубела  земля...»  
  • «И  вновь  порыв  шального  ветра...»  
  • «Всю  ночь  свирепствовала  буря...»  

*  *  *

Окинул я  взглядом  седую Москву,
Покрытую утренним паром:
Белеет вдали и зовет в синеву
Ветрами наполненный парус.

Он свет оставляет на темной воде
Светлее,  чем  звездная  млечность.
Не будет преграды ни в чем и нигде
Ему за его человечность.

Меня пронизало большое тепло,
Когда я, как в друга, поверил,
Когда я, как в песню, поверил светло
В  московский встречающий берег.

Да, я позабыть никогда не смогу
Березок у синего яра,
Кричавших  по-детски,  почти  на  бегу:
— День добрый, белеющий парус!

И  как отвечал я словами любви
Сквозь время и волны речные,
Припомнив вершины Кавказа мои:
— День добрый, день добрый,  Россия...


*   *  *

Дома,  как  высокие  сосны,
Легко устремились туда,
Где в тучах запуталось солнце —
Дневная седая звезда.

Гляжу на стремительный город,
На  камни его мостовых,
Затмивших всю землю, как море,
Дымами заводов своих.

Дорогами душного лета
Проносится грохот и звон,
И  я замечаю все это,
И я растворяюсь, как сон.

И я исчезаю, как солнце
Меж крупнопанельных домов,
Которые в тучах, как сосны,
Качают сто тысяч ветров.

— Как  плохо,  что  нет  здесь  деревьев!
Промолвил задумчиво ты.
Но чем-то далеким и древним
Повеяло вдруг с высоты.

И  я  обернулся  невольно
К черте уходящего дня,
Где тихо с откоса и больно
Березы глядят на  меня...


*   *  *

Спят  долгим  сном  снегов  поляны,
Но вызревают травы в срок,
Те, что не хвастаются рьяно
Своей красою у дорог.

А на земле, от солнца бурой,
В свой срок ложится длинный путь.
Ты не расстелешь в поле бурку,
Чтоб хоть на миг передохнуть.

По той земле, твой путь приемля,
Летит рысак быстрее дня,
Но все ж — не обойдет он землю,
Не хватит пыла и огня.

Спят реки, только крут их норов,
У них спокоен только вид.
Здесь, на земле, такая скорость,
Что время,  кажется, стоит.

Стоит над сумрачным погостом,
Стоит, где сеял смерть свинец...
Россия затеряла в звездах
Свое начало и  конец.

Я  слышу:  затихает ветер.
Какая тишь!  Какая  гладь!
Как медленна Россия эта...
Но в силах кто ее догнать?!


*  *  *

Звенит  полдневный  колокол  небес,
Звон отдается на земле зеленой.
И я вхожу в дремучий летний лес,
Неслышной тишиною оперенный.

Как все здесь неожиданно, в лесу!
Вдали береза крылья развернула,
И теплую от света стрекозу
К земле ромашка тихая пригнула.

Характер  русский или нрав крутой
Здесь в каждом дубе и в березе каждой,
Соединенных вечной добротой
И вечною томительною жаждой.

И  где-то песни осени вдали
Легко несутся в журавлином небе.
...На юг тепло уносят журавли
Сквозь русские пронзительные степи.

Давно Россия стала мне близка,
Но все живет во мне, не умирая,
Пицундских сосен вечная тоска!
На что ее, родимую, сменяю?!

*  *  *

За  чертой  горизонта,  где  солнце,
И где небо с землею сошлось,
И где туча на пашне пасется,
Проплывает видений обоз:

За дорогой, за пацхой (1)  плетеной
На холме промелькнул верховой.
Буйвол тянет телегу, и темной
Хворостиной стегают его.
Ястреб падает камнем на землю.
Писк цыпленка. Жужжанье осы.
За хозяйкой на яркую зелень
Выбегают дворовые псы.
И, в низину с обрыва  кидаясь,
Мчит поток.  Где-то  бубны  слышны.
И  в тяжелых корзинах сияют
Виноградины, соком полны.
...И застольная песня готова,
И знакомый несется мотив:
—  Год  грядущий,  дай  бог,  будет  снова
Полон жизни веселых картин!
___________________________________
1  Пацха — старинное  абхазское  жилище,  плетеный  домик.

*  *  *

Сети  тугие  раскинула  туча.
В неводе старом томится земля.
Дождь барабанит
По листьям и сучьям,
Воды бегут на луга и поля.

Вымок до нитки,
До клеточки каждой,
Сильно продрог под кипящей струей,
Но утолить сумасшедшую жажду
Так и не смог я водой дождевой.

Но не теряю святую надежду:
Сбудется счастье. Исполнится миг.
Вздрогнут  ресницы.  Войду  я,  как  прежде,
В чащу лесную и встречу родник.

Трону губами холодное солнце —
Нету желанней на свете воды,
Чистой,
Со дна настоящих колодцев,
Той, что крестьяне как хлебом  горды.

Прав не имею
На город сердиться,
Он ни  при  чем  тут,  вина  не его,
Что незнакомые встречные лица
Всюду снуют
И лесная криница
Так далеко от окна  моего.

Эх, как далек
Мир веселой природы!
Мира другого же я не хочу.
Я  приближаюсь, а он все уходит,
Хлопает вечность его
По плечу.

*  *  *

Лишь солнце за деревом скрылось,
Лишь тени на землю легли,
Как тайна, как боль, мне открылось
Летящее время земли.

Куда же ты, быстрое время,
Летишь над огромной землей,
Над морем, над миром, над всеми,
Кто жаждет слиянья с тобой?!

Я знаю и море и реки,
Я знаю, как солнце встает,
Я вижу лицо человека
В лице твоем, время мое!

*  *  *

На  соснах,  растущих  в  Сухуми,
Лохматые тучи висят,
Хвосты их на  море угрюмом
Пугают мальчишеский взгляд.

Весенние поздние ночи!
Как будто напившись вина,
По крышам дождями грохочет
Одетая наспех весна.

А в полдень высокое солнце
Качается в соснах легко,
И по ветру быстро несется
Летучая цепь облаков.

И рано спускается вечер
С недвижимых темных вершин,
И гаснут сосновые свечи,
Зеленый храня стеарин...

*  *  *

На  заре  раздался  конский  топот,
Бубенцов раздался чудный звон.
Скрылся за дорожным поворотом
Городской старинный фаэтон.
Он летел ко мне через столетья,
Освежив мой век своим теплом,
Он исчез, оставив чудный ветер,
Чудный сон о времени былом.
И  рассвет пошел за ним по следу,
И родившаяся вновь земля,
Поезда, машины и ракеты
Понесла дорогами, пыля.
И  потом, в огне тепла и света,
Как подарок канувших времен,
Вырос день грядущего столетья,
Сам собою странно удивлен...


ЗДРАВСТВУЙ,  РОДИНА!
...Только  синее-синее  небо,
Только сизая-сизая глубь,
Только в травах и будущем хлебе
Повторяется скошенный луг.

Брошу бурку тяжелую наземь,
Пусть раскинется вольно в траве,
Пусть сказанья и песни абхазов
Повторяются в той синеве.

Я стою на веселой поляне
В  бездне трав и цветов, но в душе —
Я лечу высоко над полями,
Пролетев над горами уже.

Добрый день, моя родина,
Здравствуй!
Дом отца и усадьбы села!..
Мой приезд матерински отпразднуй,
Ты, наверно, меня не ждала...

*  *  *

Я  иду  вдоль  знакомой  дороги,
По цветистому лугу иду.
Пчелы жалят мне голые ноги,
День настоян на чистом  меду.

Вспоминаю мальчишечьи годы —
Как их бережно мне донести?!
Голубые, как в Дгамыше воды,
Как зеленые сосны в пути.

К детству я подошел, как к причалу,
Просто брел наугад за луга,
Смыл водой ключевою усталость,
Твердо чувствует землю нога.

Я на мельнице старой Кадыра
Поднимаю за мельницу тост!
Свой я  в этом безветренном мире,
Даже ночь коротаю средь звезд.

Мне кивают лесные купавы,
Машет мне из окошка рукав,
Я бросаюсь в зеленые травы —
К самой чистой из всех переправ.

Детство,  я к тебе нынче заехал, —
Отзовись через годы и даль,
Оглуши меня солнцем и смехом,
Полевою пчелою ужаль!..

*  *  *

Я  вхожу, как в сад, в траву густую.
Мокро здесь — все в росах и воде.
Здесь красиво — даже телом чую
И глазами вижу. И везде
Обхожу цветы — не наступаю,
Ведь не зря их в поле подняла
Радуга веселая, чтоб в мае
К ним летела легкая пчела.
Я с рожденья очарован лугом.
Как широк, как беспределен он!
Развернувшийся на всю округу,
В росах отразивший небосклон!
И стою я посреди цветений,
Чую свежесть дерева и вод,
Не колючий сгорбленный репейник,
А в заботах вечный садовод...


ОРЕХОВОЕ  ДЕРЕВО
Потонув  в  зеленом  птичьем  свисте,
У знакомых стародавних вех
Дерево раскинулось ветвисто
Под названьем золотым — орех.

Двор  абхазца увенчали ветви,
Сладкий запах вечного листа.
Мне глядели в колыбель рассветы,
Мамино лицо и доброта.

Под орехом продолжалось детство,
Крепли и росли  мои шаги.
Уходя  на  фронт, сказал отец мне:
— Дерево от смерти береги!

Глазу не достать его вершины!
Сколько здесь рождалось вечных дум!
Становились взрослыми мужчины
Под его спокойный мудрый шум.

Неуклонно в них переходила,
Укрепляя узы и родство,
Дерева стремительная сила
И земное мужество его.

Правда, годы тот орех согнули,
Но  как  строго  выпрямился  он,
Вместе с нами стоя в карауле
В  черный день отцовых похорон.

...Помнил он печали час и свадьбу,
Слезы женщин и застольный смех,
Увенчавший не одну усадьбу
Моего селения — орех.

Оттого, когда на сердце вьюгу
Я почую до зимы еще,
Я иду к нему, как будто к другу,
Опереться на его плечо,

Рассказать, как мне необходимы
На  всю  жизнь — до  смертного  креста!
Шум его и ветром разносимый
Сладкий запах  вечного листа...

*  *  *

Зеленые  сосны  построились  в  ряд,
Покрашены белым их ноги.
Их головы подняты, как у солдат,
Идущих легко по дороге.

На самом же деле — те сосны стоят
В сплошном зеленеющем гуле,
Как будто оставлены в этих краях
Дорогу стеречь в карауле.

Когда-то здесь,  в  наших прекрасных  краях,
Кудрявые высились грабы.
Но их разогнали, как маленьких птах,
Как птах беззащитных и слабых.

За  то,  что  они,  мол,  сорили  листвой,
Погнали их в горы, как стадо,
Их жгли на огне беспощадной рукой,
Чтоб больше не знать листопада.

Горят вместо сосен те грабы, горят,
Красавцы абхазской усадьбы!
Построились сосны навытяжку в ряд
И  смотрят, как падают грабы...


КАРТИНКА  ИЗ  ДЕТСТВА
Я  спрятался,  как  птица  в  листьях,  тайно,
Свистя, хитро пернатым подражая.
А подо мной быки, ревя, бесились, —
Гремя арбой, они бежали в падь.

— Эй,  что  там  за  нечистый  дух?!  Проклятье!
Старик Раста, осыпан весь до пят
Огнем росы, вскричал, взглянув в чащобу,
Где я сидел, свистел, как соловей.

Но зря его глаза  меня искали,
Укрылся я под самым поднебесьем,
И филином я хохотал разбойно.
А подо мной быки бежали в падь.

— Поймал!  Поймал! — пугал  я  дикой  птицей
Седого старика, что сбился с ног.
Быки мычали, сонно тьма клубилась, 
Не наступало утро для  Расты.

Вдыхаю я знакомый запах детства.
Расты и след уже давно простыл.
Но иногда, как вспомню лес и деда,
Я  сдерживаю хохот и молчу...

*  *  *

Река ревет,
Грозя земле и небу
Громоподобным  натиском  камней,
Но вылезти пытается
На щебень
В беду попавший
Бедный муравей.
Его швыряют волны
Беспощадно,
Притягивает бездна,
Как магнит,
А я стою — в груди моей прохладно,
И голос сердца
Каменно молчит.
Черно.
Вокруг него вода клубится,
Холодная,  разбойничья,
Ничья...
Я поступил сегодня,
Как убийца,
Столкнув легко с обрыва
Муравья.
Смеялся  я,
Что гибнет муравьишка,
Но он, наверно,
Из последних сил
Карабкался, барахтался неслышно
И все-таки
До берега доплыл.
Вот он ползет, усталый,
Без оглядки,
Вздымает ветер за волной волну,
А я боюсь,
Что кто-нибудь украдкой
Его столкнет с обрыва
В  быстрину...

*  *  *

Я  рвал  плоды  по  одному,
Запрятавшись, как птица,
В зеленую густую тьму,
Боясь пошевелиться.

Как небо,  множеством светил,
В мечтаньях и воочью,
Усыпан яблоками был
Мой сад и днем и ночью.

Мне в руки падали плоды,
За пазуху просились,
И светом розовым сады
Отчаянно светились.

Я, как Адам, впервые жил
В тот день в подлунном мире,
Я по земле без троп ходил,
Дивясь бескрайней шири.

С тех пор ушло немало вод,
Сменились поколенья.
Круглились  яблоки.  И  вот
Я  слышу «Песнь раненья» (1).

Я слышу траурный мотив —
Людского сердца стоны.
Проходит он, соединив
Века и небосклоны.

Иль от меня таила мать
Песнь страшного раненья?
Теперь лишь стал я придавать
Ей должное значенье.

Чем дальше, тем яснее речь
Той песни неустанной.
...Листок срываю,  чтоб прижечь
Огонь щемящей раны.
_____________________
1  «Песнь  раненья» — старинная  народная  песня-причитание,

певшаяся  ранеными  воинами.

*  *  *

Я  видел  небо  звездное  не  раз,
Но как дороги звезд  мне ни милы —
Желанней пасека  и золотой рассказ
Обыкновенной полевой пчелы.
Я знаю, небо блещет красотою,
Ничем оно не обольстит меня,
Коль слышится мне пенье золотое
На склоне  умолкающего дня.
Шумят потоки грозные в ущельях,
Не умолкая, не теряя сил,
Но я люблю,  чтоб сонно пчелы пели,
Люблю,  как в жизни небо не любил...

*  *  *

Я  так  недавно  с  мельницы  ушел
И снял с плеча наполненный мешок.
Природа пахла сладкой кукурузой,
Светили звезды слабо сверху вниз.
Земля вертелась,  словно тяжкий жернов,
Передвигал я ноги по земле,
Как будто чувствовал себя ребенком,
Недавно научившимся ходить.
На плечи мне легла большая ночь,
Которую я  коротал в дороге.
И радость, словно  слабый огонек,
Меня звала,  манила и ласкала.
Со лба смахнув  соленый терпкий пот,
Я погружался медленно в дремоту,
И  мне казалось:  день из глубины
Седого солнца
Взор мне посылает.
Я  так  недавно  с  мельницы  ушел
И снял с плеча наполненный мешок.
Природа пахла  сладкой кукурузой,
Светили звезды долго — сверху вниз...

*  *  *

Земля  уснула  за  чертой заката.
Земля уснула за ночным холмом.
Сочится высь надломленным гранатом
Мерцают звезды. Сердцу снится дом.
Там я качаю колыбель простую
Моей неувядающей земли.
Я жду кого-то в гости и тоскую,
Что годы детства все-таки ушли.
Повисло небо огненным гранатом,
Сошли, как воды, вешние года.
...Пусть говорят, что ночь не виновата
Но если звезды падают куда-то,
Что в  мире нам останется тогда?

Как семя в землю,  падает звезда...

*  *  *

Мне снилось:  сорвалась на  землю звезда,
На землю ночную сорвалась.
Дымились кусочки небесного льда,
И  трудно во  сне мне дышалось.

Но вот рассвело: слава богу, уже
Стучит о ведерное донце
Теленок. И  боли нет в тихой душе,
Встречающей тихое солнце.

Уходят ракетами горы в зенит,
Косматые тучи пронзая,
Стрелою из лука речонка летит,
Сияет трава  молодая.

Зеленое княжество летней травы!
Раскинулась даль без оглядки.
И дети играют под шум синевы
С лучами и птицами в прятки.


СМОТРЮ  НА  ГРЕБНИ  ГОР...
Прохлада гор
На землю пала тенью.
И высоко
Над уровнем земли
В причудливом своем хитросплетенье
Себя, как свечи,
Горы вознесли.
Земля в тени —
Невестою нарядной.
И тень легла
На жесткий шелк травы.
Долина гор
Окуталась прохладой
Бог весть когда рожденной синевы.
Здесь рождены
Потоки молодые,
Волнующие дальние моря.
Стекают с гор
Их бороды седые.
Здесь в колыбели туч
Лежит земля.
Здесь солнце утром
Бабочкой летучей
Взлетает над заснеженной грядой,
Здесь на закате
Тихо гасят тучи
Те свечи исполинские —
Собой.
Об этом знают
И земля и небо.
Вершины гор,
О, как вы высоки!
Я вам дивлюсь.
...Во времени и мне бы
Остаться хоть одной свечой
Строки!

*  *  *

Я  камней  не бросал  в  тебя,  синее-синее  море,
Выходя  каждый  раз  на  твои  вековые  просторы.

Для  меня  каждый  раз  ты — открытое заново  слово
Дна  глубокого,  солнца  и  ветра  крутого  морского.

Мои очи не меркнут, не гаснут от пены прибоя,
Потому что они зажжены синевою морского.

Вижу:  на  берег  волны  идут,  рать  за  ратью,  как  люди.
Вижу:  люди  приходят и  вечно  ходить  к тебе  будут.

Иногда  я,  как  гость,  прихожу  к  тебе  робко  и  странно
Слушать  песни  твои,  врачевать  свои  старые  раны.

Море,  море,  ах  море,  в  чем  сила  твоя  вековая, —
Только ветер далекий да небо глубокое знают.

Мои  очи  не  меркнут,  не  гаснут  от  пены  прибоя,
Потому что они зажжены синевою морскою.

*  *  *

То проведу  рукой по  мшистым  глыбам,
То прислонюсь к обугленной стене
В  печали и растерянности либо
В раздумьях о минувшей старине.

Седая крепость рождена веками,
Ее воздвиг руками мой народ.
Хранят легенды вековые камни —
Здесь родина. Здесь кровь ее и пот.

Отсюда сказки разбрелись по свету.
Рожденные страданием земли
И радостью высокою пропеты,
Они с тех пор всю землю обошли.

Я верю тайне этого преданья,
Ему, как чуду, на глазах расти!
Стрелою нартов (1) в бездне мирозданья
Проложены и звездные пути!
___________________
1  Герой  нартского  героического  эпоса абхазцев — нарт 

Сасрыква  стрелой  сбил  пылающую  звезду  с  неба.


*  *  *

О море,
Переполненная  чаша
Соленых бурь,
С тобой я  рядом стал.
Я выгляжу в сравнении с тобою
Как по лесу ползущий
Муравей.
Но ты меня всерьез не переспоришь,
Слепое море, аспидный лесок.
Мой голос сроду неустанно рвался
К простреленному солнцем
Миру трав.
Ведь здесь, в стихии этой, зарождалась
О горцах песнь —
Ровесница земли.
Невидимый пожар луны расскажет
О мудрости народа моего.
Как зачинался сказ
О славных нартах,
Что протоптали первую тропу
К вершинам снежным,
Где гнездилось солнце,
Высиживая юную траву.
Здесь  первый  раз  дал  клятву
Нарт Сасрыква
И Зло пронзил спасительным копьем,
Чтоб люди жили
Весело и дружно
На  молодой, как яблоко, земле.
Здесь море
Круто под ноги ложится,
А берега —
Не обогнуть коню.
Здесь в первый раз дал клятву
Сам Сасрыква
И с неба сбил звезду на всем скаку.
О море,
Ты хотело наше слово
На самом дне,
В  песках похоронить,
Но вынесло оно
И зной, и холод
И проросло сквозь камни, как самшит.
Тебе, я знаю,
Море,
Не по нраву,
Что я живу, что я в веках
Не сгинул,
Не сдался и тебе не уступил.
Смирилось ты,
Что жив я, но порою
Ты дерзкою волной не забываешь
Нечаянно мой берег
Захлестнуть.
Не заглушило голос мой прибоем,
Мой голос четок
Даже в шуме волн.
Шторми  же  море!
Тем,
что уцелел я,
Не ярости ль твоей обязан  я?!

*  *  *

Ахнул гром.
Чуть погодя
Напролом  сквозь тучи
В мир ворвался шум дождя,
Все собой озвучив.
Не смолкал могучий гром
Над моим порогом.
— Это, знаешь, наш герой
Меряется с богом
Силой! — так  сказал  старик, —
Это, брат, не небыль,
Абраскила видишь лик
На высоком небе?
Состязаются они,
Бог и ловкий витязь.
Видишь, дымные огни? —
Это бога выезд.
...Грозным  был и хитрым  бог,
Абраскила медью
Приковать к скале он смог
На тысячелетья.
Но спешит, идет вперед
Где-то надо всеми,
Как весенний ледоход,
Громовое время.
Слышу  я,  как  говорят
На воде и суше:
Ничему теперь не рад
Тот, кто гнев обрушил.
С той поры неправый бог
В скорби пребывает.
Так несчастен, одинок,
Что себя скрывает.

*  *  *

Учит  сосед  меня  жизни,
Молвит мне, как на духу:
Мол, не успел оглянуться —
Время  смололось в муку.

Лоб мой в морщинах, как жернов,
Все же дает мне совет
Мой, приспособленный к жизни,
Жизнью ученый сосед:

— Должен поднять эту тяжесть!
Должен поклажу снести!
Должен, обязан и даже —
Прав не имеешь уйти!

...Знаю,  я  многое должен.
Только поймешь ли, сосед:
Я хорошо различаю
Черную темень и свет.

Катится быстрое время —
Что я поделать могу!
Крутится мельничный жернов,
Мелет и мелет муку...

*  *  *

Тебе  снится  подъем  на  вершину,
Голубая твоя высота,
И в мечтах ты надеешься ныне,
Что исполнится завтра мечта.

Ты надеешься — дни посветлеют,
Одинаковы светлые дни,
Тебе выпадут дни подлиннее,
Тебя крепко удержат они.

Не  сойдешь  ты,  не  сдвинешься  с  места,
Хоть и делаешь пристальным взгляд,
Хоть и годы, как черные вести,
Неуклонно летят и летят.

Тебе снится подъем на вершину,
Голубая твоя высота,
И в мечтах ты надеешься ныне,
Что исполнится завтра  мечта.

Пусть осыплет тебя
Белой пылью
Леденящий космический гром,
Знай:  одних недостаточно крыльев,
Чтоб свершить на вершину подъем.

*  *  *

Он  с  умным  видом  говорит,
Куда-то в небо глядя,
Что может крепость в прах стереть,
Что всех заткнет за пояс.

Он знает — в том сомненья нет —
И сколько звезд на небе,
И что душе недостает, —
Никто не знает лучше.

Он знает чаянья небес
И, устали не зная,
Твердит, что надо предрешить
Судьбу планеты нашей.

В  словах он добрый садовод;
Но дело слов не любит!
Ростку не быть, где нет зерна!
Об этом знают люди.


ПРИТЧА
Кувшин  сорвался  со скалы —
Так я сорвался вниз.
А ты смеялся.  Ты был рад
Покою своему.

Но знай же, я остался жить
Не для того, чтоб ты
От злости умер... Пусть тебя
Не отвергает рай.

*  *  *

Кто-то все  говорит,
Не жалея  слов:
— Я учу тебя
Уму-разуму...
Как ни встречу тебя —
Беспокоюсь я
О твоей судьбе,
Каким быть тебе! —
Говорит всерьез: —
Неудачливы
Да и молоды
Два  крыла твои.
Не  взлететь  на  них
В небо чистое,
Не догнать арбу
Где-то во поле.
Должен ты идти
По моей тропе.
Верь всему тому,
Что мной сказано,
А не то беда — отсеку крыло
И бескрылого
Пущу ночь стеречь! —
...Так  страшит  тебя
Днем и вечером,
Все дела твои ложью вымостит.
Он старается
Все затмить в тебе,
Он твой призрак-тень,
Днем и вечером.
Я ращу в душе
Слово честное,
Пред советом души
Преклоняюсь я.
Но чтоб призрак отсек
У меня крыла?!
Нет, не дам упасть
Даже волосу...

*  *  *

Наденут  мне  на  ноги  пусть  жернова,
Но жалоб моих не услышит
Земля, где сияют снега и трава
И зрелым спокойствием дышат.

Пусть  бурный  поток  понесется,  что  конь,
Но все же его я взнуздаю,
Почует он шеей стальную ладонь,
Седой головою мотая.

Я  буду идти, осторожно держа
Охапку душистого сена,
Превысит все тяжести мира душа,
Сбежит от застоя и тлена!

Пусть будут смеяться снега и трава,
А если кто злобою дышит,
Наденет пусть на ноги мне жернова,
Но жалоб моих — не услышит.

*  *  *

Раз  пришел  ты  в этот мир —
Будь скалой!
Сердцем чистым не томись
И душой.
Пусть не будет друга здесь —
Не беда.
Остаются с нами — песнь
И звезда.
Будут солнца без числа
Жечь зенит.
Гром ударит — и скала
Задрожит.
Задрожит. Потом падет —
Все равны.
Но проступят в толще вод
Валуны.
Лягут камни под крыло
Многих лет.
Если всюду рассвело —
Смерти нет!
Правда — правдою сильна
Там и здесь.
Если ранена она —
Значит  есть!
Славу — память о себе
Ты оставь,
Ведь она в твоей судьбе
Вечный сплав.

*  *  *

Жизнь летит, как стрела с тетивы,
Катит время, как быстрые воды...
Только волос упал с головы,
А глядишь — уже старости годы.

Только вспомнишь, как был ты богат,
Как судьбы не страшился нимало!
Поседел ты от мук и утрат.
Ты устал. Но душа не устала.

Так стареют в лесу дерева,
Опадать начиная с вершины
Продолжая закон естества,
Так и ты обретаешь седины.

Не успев ничего совершить,
Ты стареешь, волненьем охвачен,
И отчаянным: «Жить бы да жить!
Быстро тающий путь
Обозначен...

И  последний  вопрос, как итог:
Зря ль коня ты седлал поначалу?

—  Если б людям хоть чем-то помог,
Не страшился я смерти нимало!

*  *  *

Темной  ночью,  как  окурки,
Светятся в степи огни,
И гудят автомашины,
Оглушая гулом степь.

Солоны глаза у ночи,
Не боится ночь греха,
Смотрит холодно и взглядом
Озадачивает всех.

В эту ночь я брошен ветром.
Гаснут медленно друзья,
Гаснут, как сырые свечи, —
Вот такие, брат, дела!

Но когда светило солнце,
Я не вел потерям счет,
Окружен друзьями был я,
Нестареющим кольцом.

Оказалось, поднимая
За столом за тостом тост
За седую дружбу братьев, —
Я обманывал себя.

Оказалось на  поверку,
Что на жизненном пути
Дружбу, так же  как геройство,
Не найти случайно нам...

*  *  *

Небо без туч — я  печален.
Столько толпится забот...
В засухе где-то начало
Бед моих сердце берет.

Детские ль вижу я слезы,
Выпал птенец из гнезда,
Ветка сломалась березы —
Боль для меня навсегда.

Кто-то ушиб себе ногу,
Буря ограбила сад,
Ты проклинаешь дорогу —
Я уж тревогой объят.

Где-то за светлым оконцем
Кто-то не понят отцом, —
Грустью потом отзовется
Все это в сердце моем.

Помню, в сосновой избушке,
В ботах и старом пальто
Пела про всех нас старушка,
А про нее вот — никто.

Так о себе я подумал...
Болью семи хуторов (1)
Без суеты и без шума
Жить моя будет любовь.

Может, она бесполезна,
Боль моя — слезы и смех,
Но отказаться от песни
Я не посмел — человек!
__________________
1  «Боль  семи  хуторов» — слова  из  народной  песни  о  сострадании. 

*  *  *

Как белка, живу средь зеленой весны я.
Живу средь уставших дубов. Но всегда
Я слушаю ясные песни лесные,
Чуть слышные песни дрозда.

Земля в прошлогоднем еще листопаде,
В узорной, багряной листве,
Но дружные кроны — зеленые платья
В небесной летят синеве.

И тихо живет во мне горькая зависть:
Ах, если бы так же уметь
Хранить в себе жизнь, как весеннюю завязь,
Неверующую — в смерть.

*  *  *

Золотой  погодой  стиснут
Капель звон в окне моем.
Вот они на раме виснут
И срываются с нее.

Снег лежит еще лениво
И досматривает сны.
Отчего ж звенят счастливо
Капли слабые весны?

Город пуст еще, как прежде;
Ни детей и ни старух...
Но уже туманы реже,
Веселее все вокруг.

Но уже играют капли
В перезвонах снеговых.
Как следы воздушной цапли,
Отпечатки пальцев их.

Значит, нынче буйный норов,
Голос ранний у весны,
Знать, она наступит скоро,
Если это все не сны...

*  *  *

Золотятся  кроны  кленов,
Мир волшебно заалел,
Мир, собой завороженный,
Что во все глаза смотрел.

Листья, крашенные солнцем,
Были гладки и круглы,
И кружили над колодцем
Листья кленов, как орлы.

От росы и солнца — чисто.
Что бывает лучше дней,
Когда свет макает кисти
Только в золото теней!

Отошли повсюду тени,
День поднялся на крыло,
Но поцеловать колени
Солнце, может быть от лени,
У деревьев — не смогло...

*  *  *

Однажды  листья,  легкие  как  перья
Веселых птиц, проснулись по весне:
Я,  обновленный,  понял,  что  деревья
Легко летают где-то в вышине.

Я запрокинул голову и слепо
От радости, связующей концы,
Следил, как смело отлетают в небо
Еще вчера несмелые птенцы.

Ах, сколько света и восторга сколько!
Так, значит, думал я, и в наши дни
Деревья — птицы вольные! И только
Нам кажется — недвижимы они...

*  *  *

Я все забыл, я все забыл:
И мой неосторожный пыл.
Но только врезалось оно,
Воспоминание одно.

Наклон покорной головы —
Кто знает, что он значить мог?
Пожар неосторожный щек,
Вино в стакане, да еще —
Свеча  сгоревшая, увы...

*  *  *

Чьего бы хлеба ни отведал —
Сказать спасибо не забыл.
Чьему бы дому рад я ни был —
Но все домой к себе спешил.

Входил ли в черноту ночную —
Был рад полночной тишине.
В такую пору кто иную
Лелеял мысль? Ответьте мне.

Но вот пути не различаю,
Мой сон бесследно растворен,
И лишь вдали звездой сияет,
Моей звездою — небосклон...

Куда надежда улетела,
Я сам, пожалуй, не пойму.
...Все, чем я жил и что хотел я,
Куда-то кануло во тьму.

*  *  *

Мир  иной  я  искал  в  этом  мире,
Я иные искал измеренья —
Необъятнее, выше и шире...
Но природа молчала в смятенье.

Дни бежали, легки и быстры,
Расставанья сменяли встречи.
Звезды вспыхивали, как искры,
Угасали, как тихие свечи.

...Я теперь улыбаюсь печально
Над предметом былых заблуждений.
Мир — единый. И вся его тайна —
В неизмерянности значений.

*  *  *

Вот день опять  бесследно  канул.
Упал листок. А новый где?

Природы лик легко и странно
Бесстрашно отражен в воде.

Она безмолвствует, природа,
И не ведет потерям счет.

Листве, огню и шумным водам —
Всему свой путь и свой черед.

Я счет веду неумолимый,
Сбиваюсь я, считая дни:

«Вчера» и «завтра» — или с ними
Еще «сегодня» — где они?

Я снова пальцы загибаю,
Не ведая, что каждый раз

Мир в тот же миг и погибает,
И вновь рождается тотчас...

*  *  *

Поймали  льва,  загнали  в  западню.
Глаза людские окружили зверя.
Но лев спокоен — он привык к огню.
Он знает, что такое в клетке двери.
Но стягивалось грешное кольцо,
Кольцо зевак и прочих ротозеев.
И тыкал каждый пальцем, как в лицо,
В звериный лик. И подходил смелее.
Окрест запруды из автомашин,
У клетки льва кипит столпотворенье.
Сегодня все собрались, как один,
На озорное это представленье.
Одни свистят, другие рожи корчат,
Выкрикивают злобные слова,
Надуманно, обдуманно, короче, —
Чтоб только вывесть из терпенья льва.
Но лев спокойно открывает веки,
Как в дом спокойно открывают дверь.
И смотрит умным взглядом человека
Из-за  решетки  толстой гордый зверь.

*  *  *

Спит человек,  вино  глаза  смежило,
Устало спит, не ощущая ног.
А рядом спит, устроившись премило,
Лохматый пес, его большой дружок.

Встает над ними небо утра раннего,
Над ними ветер невесом и тих.
Никто не обратит на них внимания,
Проходят люди скоро мимо них.

Спит человек спокойно  и  устало,
Как будто снова он у очага,
И на сердце — ни грусти, ни печали,
Забыты злое горе и тоска.

В  живот уткнувшись  мордочкою лисьей,
Собака спит без жалоб и забот,
И уши, как увянувшие листья,
Упали на ее худой живот.

Спят, никого вокруг не замечая,
Как будто им на свете все равно.
На них посмотришь — хохот разбирает,
Хоть и не очень это все смешно.

Я думаю, я  напрягаю память,
Которая отбилася от рук:
Когда ж они вдруг сделались друзьями
И где однажды разойдутся вдруг?!


ЛЕТЯТ ЖУРАВЛИ
Тает журавлиная  дорога
В небе, недалеко от земли.
И с осенней, тайною тревогой
Нам прощально машут журавли.

Им еще неведомо, где плавать...
Рушится тяжелых туч редут,
Голубеет небо, словно заводь,
И светлеет, словно летний пруд.

Я слежу легко за журавлями,
Им вослед легко летит мой взгляд.
Вот они проходят над морями,
Вот они над Африкой летят...

Птицам  дан  высокий,  светлый  жребий!
Я слежу за ними день, другой.
Как они соединяют небо
С золотою утренней землей!

Знают ли летящие по свету,
Как они уносят боль души?
И опять становятся, как летом,
Дни мои — легки и хороши.

— Дорогие журавли, постойте! —
Хочется им крикнуть на бегу.
Но отвлечь их криками в полете
Жалко мне... Да я и не могу...

*  *  *

Последний  дым  легко  растаял  в  тучах,
Последний звук, как радуга, сгорел.
На летнюю безжизненную участь
Последний месяц осени смотрел.

Один журавль отстал от милой стаи,
В глубоком небе словно утонул,
Не плакал, а как будто, пролетая,
Своей судьбы веревочку тянул.

Не просто нам дается в жизни небо,
И не для всех открыт его простор.
Бескрайность  и  бездонность — это  жребий,
Лишь сильный и отважный с ним рожден.

...Быть может, он и не кричал «на помощь!»
В тот миг, когда на землю падал ниц,
Единственное правило запомнив:
Где бездна есть — там нет ее границ.

*  *  *

Как раненый орел, я выхожу на солнце.
Там всколыхнется дум моих пчелиный рой.
И снова в сердце боль печалью отзовется,
И вслед за ней печаль — нахлынувшей тоской.
Ладонь земли тепла, под солнцем разогрета,
И я на ней живу, не трушу и не вру.
Однако что же вдруг так холодно мне летом
И даже в лютый зной — как будто на ветру?!
Равнина велика, открытая простору!
Но сколько рытвин здесь — их все не перечесть.
Как не хватает силы — тоскующему взору,
Так не хватает солнца — траве, растущей здесь...
Меж мною и тобой, ты видишь, рвутся нити,
Чужие мы почти, но что мешает нам:
Тебе — уйти туда, где солнышко в зените,
А мне — уйти к иным, угрюмым берегам?
А впрочем, что твержу напрасно и безумно, —
Друг к другу нам уже теперь не подойти.
Я словно Абраскил привязанный, связую
Два мира. Две судьбы. Два неземных пути.
Как раненый орел, я выхожу на солнце.
Там всколыхнется дум моих пчелиный рой.
И снова в сердце боль печалью отзовется,
И вслед за ней печаль — нахлынувшей тоской.

*  *  *

Нынче осень слишком затянулась,
Тяжелели мандарины всласть.
Я сорвал их и вдоль темных улиц
За тобой пошел, скрывая страсть.
Но, увы, дорога уводила
Далеко — ты далеко ушла!
И боюсь я, что не хватит силы
Невредимым быть, сгорев дотла.
Знаю я, мне не везло доныне,
Но я все ж пойду на зов огня!
Даже если, как у мандарина,
Тонкой станет кожа у меня...

*  *  *

Снег на землю не падал — в отместку весне,
Хотя зимнее небо казалось студеным...
Я пошел на охоту — ни ревом, ни стоном
Ни один из зверей не откликнулся мне.
Как изменчивы, время, твои берега,
Непонятно-тревожны твои обещанья...
Быть весне б уже скоро — когда б не пурга,
Быть бы встрече веселой — когда б не прощанье.

*  *  *

Высокое  солнце  взошло  над  землею,
Ударил легко предосенний мороз.
Легко жеребенок заржал над водою
И  мигом  скользнул  в  пожелтелый  овес.

Я встал и прошелся по желтому лугу.
Нескошенных трав засмеялись глаза,
Внезапно печаль охватила округу,
Звеневшую летом на все голоса.

И вспыхнули листья, покрытые пылью,
И цепко схватились за ветки свои,
Как будто бы боль свою мигом забыли,
Как будто бы ожили вдруг соловьи.

Пора наступила. Вот бабьего лета,
Последнего лета последние дни!
Чтоб были неспетые песни — допеты.
Чтоб были продолжены чем-то они.

Высокое солнце взошло над землею,
Ударил легко предосенний мороз,
Заржал жеребенок над темной водою,
Пронесся, как молния, в дикий овес...


ОСЕННИЙ ТРИПТИХ

I

Я ставни закрываю очень плотно,
Но в дом врывается без стука шум дождя.
В такую непогоду сон кого-то
Одолевает. Только не меня.
Я вижу пред собою птиц намокших,
Взирающих на мокрую листву,
И спрашиваю сердце молодое:
Не скучно ли, не больно ли ему?  
Кто видел льва рассерженного — в клетке?
Я взад-вперед по комнате хожу.
Не  выйти  мне. А  если  даже  выйду —
Куда же мне, безумному,  шагать?!
Я закрываю в доме плотно ставни,
Но в дверь стучится неприятно дождь.
В такую непогоду
Сон кого-то
Одолевает. Только не меня.

II

Овечья бурка туч набрякла сизой влагой,
Вода  наполнила  недавние  следы
И не спешит сойти. Деревья присмирели,
Глаза домов укрылись от дождя.
Глаза домов уж сослепу не видят.
Повитый сумраком пути, трясется дождь,
Во мрак осенний ветки зарывая
Деревьев, что под окнами стоят.
Давно закрыл в дому я плотно ставни,
Но в дом врывается без стука шум дождя.
В такую непогоду
Сон кого-то
Одолевает. Только не меня.

III

На  дне  канавы  мокнут  в  страхе листья.
Здесь все остановилось, как во сне.
Украли  солнце,  что  дышало  жаром,
Тепло залили черною водой.
Как волк голодный, рыщет серый ветер
И нюхает за речкой камыши.
Скучает день и в кулачок зевает.
Как тучи, стелются над крышами дымы.
Мне мысли не дают покоя. Осень.
Холодный дождь проходит по земле.
Я только понял, что такое солнце,
Я маму оценил в ненастный день...
Я в листьях, что разбросаны повсюду,
Увидел свет осенних перемен.

*  *  *

На  зеленой,  арбузом  пропахшей  земле
Я стоял, тишиной оглушенный
И вечерний закат так безумно алел,
Над безветрием дня вознесенный.

Тишина и река. И молчат дерева.
Только шум отдаленный потока.
Только легкие думы, простые слова
О синеющем небе глубоком.

Блещут звезды на дне затаенных небес
И мигают таинственно, странно.
Значит, в этом году на чернеющий лес
Белый снег упадет слишком рано...


ПАДАЕТ СНЕГ
Обильный снег на землю повалил,
Забвенью предал старую тропинку,
И спрятались детеныши земли:
В гнезде — пичуга, во поле — былинка.

И сердце поля не болит уже,
Не будит поле ранним утром пахарь.
И у зимы на раннем рубеже
Дома стоят в крахмаленных рубахах.

Открою дверь. Переступлю порог.
Уйду во двор, где все в снегу по горло.
В котле небесном снеговой комок
К моим ногам летит уже покорно.

Земля,  как небо  белое,  слепа.
Я лишь один сейчас в природе зрячий.
Я вижу, как вперед бежит тропа,
Которую я должен обозначить...

*  *  *

Я детство  получаю,  как наследство,
Его владенья зорко стерегу...
Чтоб возвратиться в золотое детство —
Достаточно нарисовать пургу.

Снегами говорящими, степными
Достаточно нарисовать себя,
И снег твое ласкающее имя
Произнесет, в безмолвие трубя.

Стоят леса в предутренней разминке,
Крупнее и красивее, чем встарь;
Листают неувядшие снежинки
Рукой зимы исчертанный букварь.

Я очарован вымыслами снега,
Я видел, как, покинув небосклон,
Он, как художник, то стоял, то бегал
Вокруг ветрами вытертых имен.

И снова холодил — до слез, до боли —
Похожее на теплое жилье,
Исписанное именами поле,
Где имя красовалось и мое.

И я хочу еще, как бы нечаянно,
Тебя вписать в родные имена,
Да вот боюсь, что горестная тайна
Не будет навсегда сохранена...

*  *  *

Белым  снегом  покрыта земля.
Я иду по пушистому снегу,
По снежинкам, что падают с неба
На меня. На пустые поля.

На холодной ладони моей
Они тают, как белая роза,
На мои же немые вопросы
Отвечая слезою своей.

Я тебя не забыл. Ты жива
В моей памяти, падкой до боли.
Даже след мой, засыпанный в поле,
Из-под снега встает, как трава.

Покажись, оглянись, подойди!
Белый снег не опаснее света,
И зима не опаснее лета,
Оборвавшего наши пути.

...Спят деревья в снегу тяжело.
Вырвем их из раздумий тяжелых,
Чтобы в поле от звонов веселых
Белый свет улыбнулся светло.

Я  зову,  проклиная,  маня!
Я зову: — Приходи! Чтобы небо
Вновь насыпало щедрого снега
На поля. На тебя. На меня.

Чтобы  мы, заигравшись в  снежки.
Как когда-то — про все позабыли,
Чтобы белой серебряной пылью
Запылить не успело виски.

Приходи! Я сумею понять,
Где и как ты жила до сегодня...
Я сумею легко и свободно
Эту белую землю догнать.

*  *  *

Задубела земля под гвоздями мороза,
Поднебесье оковано. Скована даль.
Я иду по тропе, еще помнящей росы,
Меня радость несет, как когда-то печаль.
С птичьим щебетом снег мне под ноги ложится,
И уводит тот звук горизонт — за черту,
А  на  голом  стволе одинокая птица,
Черный  ворон  сидит в забытьи и в бреду.
И земля в полусне непонятном кочует,
Белым дымом клубится. И чует мой ум,
Что желал бы, как в детстве, у моря ночуя,
Вечно слышать его несмолкаемый шум,
Чтоб будил меня  вечно  лишь ветер прибрежный:
То ли летом — морской, то ль морозный — зимой,
И тогда сохраню я любую надежду
И любое несчастье не сладит со мной.
Пусть поселится птица веселого счастья,
Пусть душе моей будет светло и легко,
Даже злится мороз пусть, но только нечасто,
Когда волны бушуют еще далеко.
Пусть тревога, что вечно не знает исхода,
Не покинет, покуда я слушать люблю,
Как волнуется море зимой, в непогоду,
Как стихия недвижима в летнем хмелю.

*  *  *

И  вновь  порыв  шального  ветра
Легко, внезапно, наугад
Пронизывает, полный света,
Едва передохнувший сад.

И, сбросив лед оцепененья,
Восходит утренней звездой
Земля, как в первый день творенья,
Еще не ставшая землей.

И вот — ее теплеет сердце,
Земля в цветении — бела!
И открывает солнце дверцы,
И ветер прячет два крыла.

И вот — с раскрытыми глазами,
Рванувшись к солнечному дню,
Затих восторженно и замер
Подснежник белый на корню.

Но где-то ухнула лавина,
Рассыпав белой пылью снег,
И белый аист, словно сына,
Принес на землю — белый свет...

*  *  *

Всю  ночь  свирепствовала  буря,
Дрожали окна, как в бреду.
В них барабанил дождь, как будто
Звенел бубенчиком в саду.

Деревья в схватке рукопашной
Сплетали ветви на ветру,
В которых молнией бесстрашной
Гроза рассыпалась к утру.

А утром ветры отступили
И с поднебесной высоты
День хлынул вниз — на голубые,
В грозу рожденные цветы.

_____________________________

АДЖИНДЖАЛ АНАТОЛИЙ ТАРХУНОВИЧ
БЕЛАЯ ЗЕМЛЯ

М.,  «Советский  писатель»,  1975,  96  стр.
План  выпуска  1975  г.  №  260
Художник  Е.  И.  Балашева
Редактор  Г.  Г.  Валиков
Худож.  редактор  Е.  Ф.  Капустин
Техн.  редактор  3.  Г.  Игнатова
Корректор  В.  Е.  Бораненкова

Сдано  в  набор  19/VI  1975  г.  Подписано  в  печать  4/XII  1975  г.
А 02363.  Печ.  л.  3,0 (4,2)  Уч.-изд.  л.  2,46  Бумага  70Х108 1/32, типогр.  №  1.  Тираж   7000  экз.  Заказ  №  853.  Ц ена  27  коп.
Издательство  «Советский  писатель»,  Москва  Г-69,  ул.  Воровского,  11. 
Ордена  Трудового  Красного  Знамени  Ленинградская  типография  №  5  Союзполиграфпрома  при  Государственном  комитете  Совета  Министров  СССР  по  делам  издательств, полиграфии  и  книжной  торговли. 
Ленинград,  Центр,  Красная  ул.,  1/3.
______________________________ 

(OСR - Абхазская интернет-библиотека.)

Некоммерческое распространение материалов приветствуется; при перепечатке и цитировании текстов указывайте, пожалуйста, источник:
Абхазская интернет-библиотека, с гиперссылкой.

© Дизайн и оформление сайта – Алексей&Галина (Apsnyteka)

Яндекс.Метрика