Абхазская интернет-библиотека Apsnyteka

Алексей Джонуа

Об авторе

Джонуа Алексей Несторович
(1920-1989)
Абхазский советский писатель. Род. 7.V.1920, в с. Члоу Очамчирского р-на Абхазии. Чл. Коммунистич. партии с 1947. Род. в крест. семье. С 1956 — редактор лит. журн. «Алашара». Начал печататься в 1937. Опубл. сб. стихов: «Утренняя заря» (1949), «Во имя Родины» (1953), «Присяга» (1956), «Поток» (1958), кн. «Рассказы» (1961), повесть «У партизанского костра». Их гл. темы — трудовые будни сов. людей, подвиги сов. патриотов на фронтах Отечеств. войны, послевоен. преобразования в Абхазии. Соч.: Арҩаш, Aҟya, 1958; Ажәабжьқуа, Aҟya, 1961; в рус. пер. — Антология абх. поэзии, М., 1958.
(Источник: Краткая литературная энциклопедия. - М., 1962-78.)

Алексей Джонуа

Стихи:


Стихи из сборника "Поэты Абхазии" (1941)

ВОСПОМИНАНИЯ

Помню: в детстве без заботы
Я играл и пел с тобою
И шутя через болото
Перепрыгивал порою.

Шашку сделал ты из вяза,
А конем служила палка ...
Наши детские проказы,
Наши игры - все мне жалко!

В бой вступая рукопашный
С одногодками когда-то,
Шашку выхватив, бесстрашный,
Ты кричал: «Огонь, ребята!»

Щеголял ты патронташем
Из арбуза в юном войске
И отрядом шумным нашим
Ты командовал геройски.

Ты поздней остепенился,
Позабыв наш круг веселый ...
Вдруг - недавно возвратился,
Выпускник военной школы.

Командир отважный, ловкий,
Ты с любовью встречен дома.
Служишь шашкой и винтовкой
Ты народу трудовому.

От врагов ты охраняешь
Край родимый, край советский
И с улыбкой вспоминаешь
Вечерами круг наш детский.

1936

Перевод с абх. Б. Брика


ПРОЩАЙ!

Прощай, любимая, прощай!
Ты видишь чувств избыток?
Хранить родной я буду край
И ждать твоих открыток.

Горниста рог, оружья звон
Пророчит нам победу.
На хищный запад, на кордон
С товарищами еду.

Готов я драться, как любой,
Идя врагу навстречу,
И если враг навяжет бой,
Оружием отвечу.

Отвага плещет через край,
Винтовку сжали руки ...
Прощай, любимая, прощай,
И не грусти в разлуке!

1939

Перевод с абх. Б. Брика


ЛУHA

До зари еще далеко,
Веет ветер на постель.
Мне не спится ... Одиноко
Лунный луч пробился в щель.

Здравствуй, радость моя, здравствуй!
Где гуляла ты, луна?
Не видала ль ту, кем страстно
Вся душа моя полна?

Расскажи скорей, не мучай,
Кто с ней счастлив в тишине,
В чьем она саду дремучем,
Говорит ли обо мне?

Чу ... ты слышишь шорох чая,
Тихий шаг я различаю ...
Кто идет, кусты качая?
Не она ль прошла, скучая?

Слышишь, петухи запели,
Скоро к милой поспешу,
А пока я здесь, в постели,
Будь подругой ей - прошу.

1940

Перевод с абх. В. Звягинцевой


ДУБ

Подгорным ветром, старый и суровый,
Стоишь ты, дуб, у Панау-горы.
Под ярким солнцем скрюченной подковой
Свисает со ствола лоскут коры.

Вершины - что невесты под чадрами,
Семья косуль резвится на скале,
Дым парохода - тучкой над волнами,
А берег тонет в солнечном тепле.

Ты очень стар. Наверное, ты слышал
Гонимыx махаджиров плач и зов.
Ты помнишь? Вырос папоротник пышен
На пепелище сирых очагов.

Сегодня здесь звучат иные песни!
Здесь молодой Абхазии приют!
Взгляни же, дуб: столетний твой ровесник -
Седой старик - и юн и счастлив тут.

1940

Перевод с абх. В. Звягинцевой


СОЛОВЕЙ

Вблизи поэта, не умолкая,
Ты нежно щелкаешь, соловей!
Откуда песнь взялась такая?
Ну, так и взлетел бы вслед за ней!

Поэт вздыхает, он спел бы тоже, -
Уж больно песня твоя сладка!
Да только он соловья моложе,
Ах, он совсем молодой пока.

И все ж ни зависти, ни стыда нет:
Ты старше, вот и поешь звучней!
Но от других поэт не отстанет, -
Дай только вырасти, соловей!

1940

Перевод с абх. А. Кочеткова


АУАЗ МАХАДЖИРА*

Навсегда расстаемся. Меня не вини ты, родная,
Моя мать, моя родина, в страшный прощания час.
Я у мачты стою и, слезами ее обливая,
С тяжким грузом на сердце тебе говорю: «Ауаз».

Всю любовь и все мысли навеки я здесь оставляю -
На твоем берегу, где, волнуясь, бушует прибой,
Горсть земли я на сердце кладу и ее обещаю
Сохранить на чужбине до часа кончины глухой.

Эту горсть в час кончины рассыплют над грудью моею.
Успокоюсь душою тогда я и мирно усну.
А как сбросишь ты цепи, - пусть ветры, над землями вея,
Пропоют мне, что радость пришла и в родную страну.

Даже кости мои не забудут тебя, хоть в глубокой
Они яме истлеют, смешаются с прахом навек.
Пусть, увидев мой череп, узнает мой правнук далекий,
Кем он был и откуда - умерший давно человек.

Не горюй обо мне, мягкосердая мать! Не скрывaeт
Сын твой правды, что в Турцию ныне неволей плывет.
Много с семьями нас, махаджиров, теперь отплывает
С горькой песней, летящей над ширью бушующих вод.

Так прости же, Абхазия! Мы покидаем с печалью
Берег твой. Но взойдет твое солнце, чтоб вечно сиять.
Ты, счастливая, будешь - за дальнею сгинувших далью -
Сыновей своих в песнях, в преданьях своих вспоминать.

-------------------------
* Ауаз - последнее прощание уходящего навсегда, умирающего.
Махаджиры - абхазцы, которых царское правительство насильственно выселяло в Турцию, - их горькой судьбе посвящено стихотворение Алексея Джонуа.

Перевод с абх. В. Державина


ТБИЛИСИ

Взошел на Мтацминдскую гору*,
Оттуда гляжу на Тбилиси.
Мечты мои с думами спорят,
Солнца лучи в синей выси.

Блистают дворцы подо мною,
Кура мчится в бешеной пляске;
Проснулась долина. Не скрою
Любви моей к городу-сказке.

Не здесь ли сам Пушкин когда-то
Бродил, бурной думой наполнен?
Не грузины ль кровью богато
Красили черные волны?

Не здесь ли года молодые
Провел вождь великий народов?
Не здесь ли ковал он стальные
Отряды бойцов за свободу?

Весь город в приветном сверканьи,
Все звонче народные песни.
Струятся Мтацминды фонтаны ...
Гляжу я на город чудесный.

1940

-----------------
* На горе Мтацминда, возвышающейся над Тбилиси, разбит новый парк культуры и отдыха имени товарища Сталина.

Перевод с абх. А. Чачикова

(Опубликовано: Поэты Абхазии. - М., 1941. С. 89-96.)
_________________________________________________________

Стихи из "Антологии абхазской поэзии" (1958)

Воспоминания. Перевел В. Брик  
Ауаз махаджира. Перевел В. Державин  
Дуб. Перевела В. Звягинцева  
Луна. Перевела В. Звягинцева  
Цветок. Перевел В. Микушевич  
Осень. Перевел А. Межиров  
Конь и наездник. Перевел В. Лифшиц  
Первая любовь. Перевел Л. Длигач  
Песня кузнеца. Пересел Л. Длигач  
Сборщица чая. Перевел Л. Длигач  
На скачках. Перевела В. Потапова  
Песня аробщика. Перевела В. Потапова  
Поэту. Перевел Л. Длигач  
Шахтеру. Перевела В. Потапова  
Ботанический сад. Пересел В. Луговской  
На колхозном рынке. Перевела В. Потапова  
Танцор. Перевел В. Микушевич  
«Чудо». Перевел А. Кронгауз   

ВОСПОМИНАНИЯ
Помню:  в  детстве  без  заботы
Я  играл  и  пел  с  тобою
И  шутя  через  болото
Перепрыгивал  порою.

Шашку  сделал  ты  из  вяза,
И  конем  служила  палка...
Наши  детские  проказы,
Наши  игры — все  мне  жалко!

В  бой  вступая  рукопашный
С  одногодками  когда-то,
Шашку  выхватив,  бесстрашный,
Ты  кричал:  «На  штурм,  ребята!»

Щеголял  ты  патронташем
Из  арбуза  в  юном  войске
И  отрядом  шумным  нашим
Ты  командовал  геройски.

Ты  поздней  остепенился,
Позабыв  наш  круг  веселый...
Вдруг — недавно  возвратился,
Выпускник  военной  школы.

Командир  отважный,  ловкий,
Ты  с  любовью  встречен  дома.
Служишь  шашкой  и  винтовкой
Ты  народу  трудовому.

От  врагов  ты  охраняешь
Край  родимый,  край  советский
И  с  улыбкой вспоминаешь
Вечерами  круг  наш  детский.

1936


АУАЗ(1) МАХАДЖИРА
Навсегда  расстаемся.  Меня  не  вини  ты,  родная,
Моя  мать,  моя  родина,  в  страшный  прощания  час.
Я  у  мачты  стою  и,  слезами  ее  обливая,
С  тяжким  грузом  на  сердце  тебе  говорю:  «Ауаз».

Всю  любовь  и  все  мысли  навеки  я  здесь  оставляю  —
На  твоем  берегу,  где,  волнуясь,  бушует  прибой,
Горсть  земли  я  на  сердце  кладу  и  ее  обещаю
Сохранить  на  чужбине  до  часа  кончины  глухой.

Эту  горсть  в  час  кончины  рассыплют  над  грудью  моею.
Успокоюсь  душою  тогда  я  и  мирно  усну.
А  как  сбросишь  ты  цепи,—  пусть  ветры,  над  землями  вея,
Пропоют  мне,  что  радость  пришла  и  в  родную  страну.

Даже  кости  мои  не  забудут  тебя,  хоть  в  глубокой
Они  яме  истлеют,  смешаются  с  прахом  навек.
Пусть,  увидев  мой  череп,  узнает  мой  правнук  далекий,
Кем  же  был  и  откуда — умерший  давно  человек.

Не  горюй  обо  мне,  мягкосердая  мать!  Не  скрывает
Сын  твой  правды,  что  в  Турцию  ныне  неволей  плывет.
Много  с  семьями  нас,  махаджиров,  теперь  отплывает
С  горькой  песней,  летящей  над  ширью  бушующих  вод.

Так  прости  же,  Абхазия!  Мы  покидаем  с  печалью
Берег  твой.  Но  взойдет  твое  солнце,  чтоб  вечно  сиять.
Ты,  счастливая,  будешь —  за  дальнею  сгинувших  далью
Сыновей  своих  в  песнях,  в  преданьях  своих  вспоминать.

-----------------
1 Ауаз — последнее  прощание  уходящего  навсегда,  умирающего.

1939


ДУБ
Под  горным  ветром,  старый  и  суровый,
Стоишь  ты,  дуб,  у  Панау-горы.
Под ярким  солнцем  скрученной подковой
Свисает  со  ствола  лоскут  коры.

Вершины — что невесты под чадрами,
Семья  косуль  резвится  на  скале,
Дым  парохода — тучкой  над  волнами,
А  берег  тонет  в  солнечном  тепле.

Ты  очень  стар.  Наверное,  ты  слышал
Гонимых  махаджиров  плач  и  зов.
Ты  помнишь?  Вырос  папоротник  пышен
На  пепелище  сирых  очагов.

Сегодня  здесь  звучат  иные  песни!
Здесь  молодой  Абхазии  приют!
Взгляни  же,  дуб:  столетний  твой  ровесник
Седой  старик — и  юн  и  счастлив  тут.

1939


ЛУНА
До  зари  еще  далеко,
Веет  ветер  на  постель,
Мне  не  спится...  Одиноко...
Лунный  луч  пробился  в  щель.

Здравствуй,  радость  моя,  здравствуй!
Где  гуляла  ты,  луна?
Не видала ль ту,  кем страстно
Вся  душа  моя  полна?

Расскажи  скорей,  не  мучай,
Кто  с  ней  счастлив  в  тишине,
В  чьем  она  саду  дремучем,
Говорит  ли  обо  мне?

Чу...  ты  слышишь  шорох  чая,
Тихий  шаг  я  различаю...
Кто  идет,  кусты  качая?
Не  она  ль  прошла,  скучая?

Слышишь,  петухи  запели,
Скоро  к  милой  поспешу,
А  пока  я  здесь,  в  постели,
Будь  подругой  ей — прошу.

1940


ЦВЕТОК
Весенней  радости  поток
Бушует  с  новой  силой.
Не  грустно  ли  тебе,  цветок,
Над  скорбною  могилой?
Быть  может,  здесь  лежит  поэт,
Всемирно  знаменитый...
Трава  чуть  слышно  шепчет:  «Нет.
Солдат,  солдат  убитый».
В  кровавом  яростном  бою
Погиб  он  не  напрасно.
Он  пал  за  родину  свою.
Такая  смерть  прекрасна.
Цветы  увянут  средь  полей —
Ведь  лето  быстротечно.
В  сказаньях  родины  своей
Живут  герои  вечно.

1945


ОСЕНЬ
В  холодке  колхозного  сарая
Груда  тюкового  табака,
Каждый  лист,  как  свечка  восковая
Отливает  золотом  слегка.

Почернели  гроздья  винограда,
Собраны  орехи,  и  с  дерев
Бронзовые  клочья  листопада
Падают,  дотла  перегорев.

Над  полями  труд  неугомонный
Властвует  с  рассвета  до  темна,
Зреют  апельсины  и  лимоны,
Терпким  соком  даль  напоена.

И  в  большой  корзине  кукуруза
На  плетеном  днище  прилегла.
И  арба,  скрипучая  от  груза,
Шествует  по  улицам  села.

Дышит  поле  синее,  сквозное,
На  серпах  ломаются  лучи,
Листья  кукурузные  от  зноя
Как  ладони  наши,  горячи.

Урожай  на  славу  и  на  милость,
Но  с  погрузкой  быть  настороже:
Только  бы  арба  не  подломилась —
Доски  прогибаются  уже.

Выгнута  широкая  дорога,
Словно  изобилья  щедрый  рог,
И  течет  как  будто  бы  из  рога
Урожай  к  амбару  на  порог.

И  крылатый  стяг  соревнованья,
Что  под  небом  осени  парит,
О  победах  воли  и  дерзанья
Истинную  правду  говорит.

Будет  год  обильного  обильней,
Будет  полдень  светлого  светлей...
Виноградный  сок  течет  в  давильне,
Люди  возвращаются  с  полей.

1946


КОНЬ И НАЕЗДНИК
Как  тавро,  его  копыта
Метят  пыль  дороги.
Шея  выгнулась  дугою —
Пляшет  быстроногий!

Жарок  блеск  округлых  ляжек
И  волнистой  гривы,
В  серебре  седла  сверкают
Солнца  переливы.

А  наездник  саблю  вынет,
Плеткой  только  тронет,
Крикнет:  «Чоу» — их  и  ветер,
Ветер  не  догонит!
1946


ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
Она  озарила  мне  сердце  при  первой  же  встрече,
Тяжелые  косы  спадали  на  тонкие  плечи,
Она  опоила  меня  изумительным  ядом,
Но  я  рассказал  ей  об  этом  лишь  ласковым  взглядом.

Впервые  изведал  я  чувство,  подобное  чуду,
И,  что  б  ни  случилось,  любимой  своей не  забуду.
Вдвоем  на  пригорке  недолго  мы  пробыли  с  милой,
Но  чувство  мое  нарастало  с  невиданной  силой.

Вторично  я  встретил  ее  на  плантации  чайной
И  робко  молчал,  осчастливленный  встречей  случайной
Побегами  чая  она  наполняла  корзину,
И  косы  тугие  на  стройную  падали  спину.

Она  покраснела,  мы  взорами  встретились  снова,
Но  все  же  друг  другу  опять  не  сказали  ни  слова.
Недолго  вдвоем  оставались  мы  с  девушкой  милой,
Но  чувство  мое  нарастало  с  невиданной  силой.

В  суровом  бою,  где  взрывался  снаряд  за  снарядом,
Увидел  я  милую  с  воином  раненым  рядом:
Хоть  мины  гудели  и  пули  затеяли  пляску,
Она  продолжала  спокойно  свою  перевязку.

Я  сразу  узнал  ее  в  грубой  походной  шинели,
С  крестом  нарукавным,—  а  пули  о  камень  звенели...
Мы  взгляды  скрестили.  Она  меня  тоже  узнала,
Но  слов  не  хватало,  а  времени  было  так  мало,—

Река  полыхала,  на  воздух  взлетела  плотина...
По  мы  победили,  со  славой  дойдя  до  Берлина.
Мы  нашу  страну  отстояли  в  боях  и  походах.
Приехала девушка летом в Сухуми на отдых.

Я  милую  сразу  узнал,  и  она  меня  тоже;
И  я  перед  ней  свое  сердце  открыл  не  без  дрожи
Глазами  она  отвечала  на  все  — не  устами;
И  молча  мы  с  ней  обменялись  живыми  цветами

1940


ПЕСНЯ  КУЗНЕЦА
Вздох  мехов  и  взмах  руки.
Пляшет  молоток  Самсона.
Звон  железа  вдоль  реки
Эхо  повторяет  сонно.

—  Посильней  мехи  тяни,
Пламя  раздувай,  не  мешкай!  —
На  веселые  огни
Богатырь  глядит  с  усмешкой.

—  Надо  сбить  с  железа  спесь!
Как  железо  ни  упорно,
Но  его  смягчает  здесь
Пламя  яростного  горна.

До  обеденной  поры
Можно,  при  такой  сноровке,
Сделать  чудо-топоры
И  серпы  отличной  ковки.

Раскаляется  металл.
По  бруску  ударю  снова,
Чтоб  горячий  сноп  взлетал
Из-под  молота  стального.

Кузница  озарена
Брызгами  огня  живого.
Песня  звонкая  слышна,
Ловко  выгнута  подкова.

Жарким  золотом  пыля,
Молот  учащает  взлеты.
—  Пусть  пойдет  пахать  поля
Новый  плуг  моей  работы.

—  Подводи  скорей  коня —
Все  готово  для  джигита.
Можешь  прочно  у  меня
Подковать  коню  копыта.

Конь  рванул — и  был  таков,
Пыль  клубится  по  дороге,
И  следы  моих  подков
Отпечатывают  ноги.

От  огня  я  весь  в  поту,
Но  в  труде  моя  отрада,
Молот  блещет  на  лету,
Гул  несется  в  гущу  сада.

Пролетает  вдоль  реки,
Раздается  в  роще  дальней.
Бойко  пляшут  огоньки
Над  веселой  наковальней.

Посильней  мехи  тяни!
Над  косой  и  над  лопатой
Потружусь  я  в  эти  дни.
Пусть  помогут  вам  они
Урожай  собрать  богатый.

1947


СБОРЩИЦА ЧАЯ
Она  поет  нежнее  птицы  горной,
Девичий  голос  трепетен  и  чист,
Подобна  серне  легкой  и  проворной,
Она  идет,  срывая  чайный  лист.

Ее  глаза —  зеленых  звезд  осколки,
А  брови  удивительно  густы.
Вонзило  солнце  острые  иголки
В  обрызганные  росами  кусты.

Туман  покинул  дальние  откосы.
Поля  в  дремоте  дышат  горячо.
Она  поет,  ее  тугие  косы
Сползают,  словно  змеи,  на  плечо.

Поток  стремглав  летит  с  горы  Ерцаху,
В  нем  блещут  отраженные  огни.
По  быстроте,  по  страсти  и  размаху
Ей водопады  горные  сродни.

И,  наслаждаясь  ароматным  чаем,
Мы  вспоминаем  сборщицу  всегда.
По праву мы  героем величаем
Того,  кто  в  поле  не  жалел  труда.

1947


НА СКАЧКАХ
Кони  резвые  храпят.
На  конях  сидят  ребята,
И  у  всадников-ребят
Сердце  радостью  объято.

Взвизгнув  «чоу»,  летят  вперед.
Узнаешь  в  любом  джигита.
Вьется  грив  водоворот,
О  землю  гремят  копыта.

Словно  рыба  под  водой,
Конь  гнедой  плывет  по  суше.
Всех  опередил  гнедой,
Навострив  задорно  уши.

Во  всю  прыть  коней  гоня,
На  могучего  коня
Седоки  глядят  ревниво,
Он,  подковами  звеня,
Высекает  сноп  огня,
Словно  из  кремня  огниво.

Конь  гнедой  в  колхозе  горном
В  табуне  взращен  отборном.
Не  обгонишь  скакуна!
Всадником  гордясь  проворным,
Конь  трепещет,  как  струна,
Под  седлом  своим узорным.

1947


ПЕСНЯ  АРОБЩИКА
Торопись,  моя  скрипучая  арба!
В  дружный  труд  мы  тоже  вносим  нашу  долю.
Петухи  поют.  Колхозников  гурьба
Разбредается  по  солнечному  полю.

Черный  буйвол,  ты  вези  мою  арбу,
Нагруженную  богатством  урожая.
Твой  напарник  с  белым  пятнышком  на  лбу
Бодро  движется,  тебя  опережая.

От  жары  твои  взлохмачены  бока,
У  тебя  неторопливые  повадки.
Ты  возил  со  мною  листья  табака,
Золотые  кукурузные  початки.

Ты  возил  солому,  камни  и  столбы.
В  узком  русле,  словно  в  тесном  коридоре,
Заглушая  мерный  скрип  моей  арбы,
Волны  закипали  бурного  Кодора.

Черный  буйвол,  ты  вези  мою  арбу,
Нагруженную  богатством  урожая.
Твой  напарник  с  белым  пятнышком  на  лбу
Бодро  движется,  тебя  опережая.

Упираются  в  сияющую  синь
Ослепительные  снежные  вершины.
А  на  склонах  поспевают  сотни  дынь,
Ароматные  желтеют  мандарины.

Вот  за  изгородью  зреет  апельсин,
Виноград  к  земле  крутые  клонит  грозди.
...Мне  случается  возить  и  керосин,
И  смолистые  дрова,  и  соль,  и  гвозди.

Черный  буйвол,  ты  вези  мою  арбу,
Нагруженную  богатством  урожая.
Твой  напарник  с  белым  пятнышком  на  лбу
Бодро  движется,  тебя  опережая.

1947


ПОЭТУ
Кто  лезет  без  лестницы  на  небеса,
Чтоб  только  не  видеть  земли,
Кто  в  райские  жаждет  забраться  леса,
Чтоб  жизнь  оставалась  вдали,
Кто  вечно  склоняет  мечты  и  цветы
И  нудно  мусолит  строку,
Кто  даже  при  виде  живой  красоты
Мгновенно  впадает  в  тоску,
Кто  вечно  в  надзвездной  парит  высоте,
От  всех  отгорожен  стеной,
Кто  полон  презренья  к  земной суете
И  брезгует  жизнью  земной.
Кто  цедит  слова  о  весне  и  любви
Из  горестно  сомкнутых  уст —
Тот  жалок,  поэтом  его  не  зови —
Он  внутренне  беден  и  пуст.
Мы  знаем,  поэт  настоящий  привык
Народному  зову  внимать,
Перо его — остро  отточенный штык,
Он  родину  любит  как  мать.
А  те,  кто  оторван  от  почвы  родной,
Чья  песня  в  бою  не  слышна,
Как  смутные  тени  пройдут  стороной,
Забудутся  их  имена!

1947


ШАХТЕРУ
В  Акармаре,  около  Ткварчели,
Мы  с  тобой пасли  овец и  коз.
Здесь  отары  прятались  в  ущелье
От  осенних  бурь  и  летних  гроз.

Вспомни,  мой  ровесник  смуглолицый,
Как  мы  ночью,  лежа  у  костра,
Сказки  и  пастушьи  небылицы
Слушали  до  самого  утра.

Как  на  дно  холодной  Хириквары
Был  нам  каждый  камешек  знаком.
Мы  поток  стремительный  и  ярый
Вброд  перебегали  босиком.

На  Джантойских  неприступных  склонах
Мы  вдвоем  пасли  своих  козлят.
Плотная  стена  лесов  зеленых
Привлекала  восхищенный  взгляд.

Недра  гор  от  сонного  покоя
Пробудил  веселый  гул  кирки.
Не  узнаешь  прежнего  Джантоя:
Там  растут  и  крепнут  рудники.

Видишь  в  окнах  солнечные  брызги?
Новой  жизни  славные  творцы
На  высоких  берегах  Гализги
Возвели  просторные  дворцы.

Мой  ровесник  мужественный,  стройный,
Родине  под  стать  растешь  и  ты.
Что  ни  день —  твой  молоток  отбойный
Подрубает  новые  пласты.

Со  стихией  неустанной  споря,
Ты  увлекся  страстною  борьбой.
Сколько  силы  в  молодом  шахтере,
С  лампочкой  спустившемся  в  забой!

Золотом  отсвечивая  черным,
Жаркий  твой  поблескивает  взгляд.
Отраженным  огоньком  задорным
Черные  пласты  во  мгле  блестят.

Пятилетка  в солнечном  Ткварчели —
Это  горы  нового  угля.
С  ним  скорей  придет  к  великой  цели
Наша  плодоносная  земля.

1947


БОТАНИЧЕСКИЙ  САД
Вот  предо  мною  растенья,
Точно  зеленые  крылья,—
Мирной  и  сладостной  тенью
Влажную  землю  укрыли.

Вот величавой стеною
Мощно  встают  кипарисы,
Вот  с  гималайской  сосною
Шепчется  дуб  густолистый.

В  рощах  бамбуковых  вешний
Ветер,  веселый  и  синий,
Взор  очарованный  тешат
Гроздья  лиловых  глициний.

А  к  эвкалиптам  вплотную
Пальмы из дальней Флориды,
Пальмы!  — в  Сухуми  вторую
Родину  обрели  вы!

Здесь  африканские  травы,
Заокеанская  флора.
Здесь  мексиканка  агава
Рядом  с  самшитом  суровым.

Листья  душистых  магнолий
С  веточки  сочной  и  зыбкой
В  лица  глядятся — в  окно  ли —
С  необычайной  улыбкой.

Липа  раскинула  ветви
В  тысячелетнем  величье,
В  кроне  ее  неприметны
Гнездышки  малые  птичьи.

Здесь  в  густолиственном  шуме
Зреет  народа  богатство,
Пестует  город  Сухуми
Солнцем  овеянный  сад  свой.

1947


НА КОЛХОЗНОМ  РЫНКЕ
В  Сухуми  идешь  по  колхозному  рынку,
Дивясь  изобилью  осенних  садов.
Душистого  меда  высокую  крынку
Теснят  на  прилавке  корзины  плодов.

Подернута  черная  гроздь  «изабеллы»
Лиловым  налетом,  и  трудно  постичь,
Как  вырос  такой  ароматный  и  спелый,
Такой  удивительно  крупный  качич?(1)

—  «Отведай!»  —  кричит  мне,  приветлив  и  весел,
Старик  продавец,  усмехаясь  в  усы.
Он  множество  яблок  румяных  отвесил
И  желтые  груши  кладет  на  весы.

Колхозники  об  урожае  высоком
Не  зря  позаботились  в  этом  году.
Вот  персик,  наполненный  сладостным  соком,
Как  солнечный  полдень  в  сухумском  саду.

Домой  горожанин  уносит  в  корзине
Всех  красок  осенних  торжественный  пир.
Хозяйке  по  сердцу  душистая  дыня,
И  синие  сливы,  и  сладкий  инжир.

Взгляните  на  смуглый  румянец  Макрины.
Недаром  толпится  народ  у  стола.
Впервые  она  собрала  мандарины
И  в  город  на  ослике  пх  привезла.

Гигантскую  тыкву  растили  с  любовью.
Картофель  насыпан  в  тугие  мешки.
В  соседстве  с  оранжевой  крепкой  морковью
Лежат  фиолетовые  кабачки.

Вот  лобио  подле  капусты  кудрявой,
И  перец  душистый —  отрада  южан.
С  ним  рядом,  для  острой  и  пряной  приправы
Лежит  на  прилавке  чеснок  и  рахан.

Там — купишь  баранью  отличную  тушу,
А  здесь — молодой  наливают  маджар.
Играет  вино,  веселящее  душу,
От  солнца  в  бутыли  пылает  пожар.

Есть  в  нашем  краю  виноградные  лозы.
На  пастбищах  тучные  бродят  стада.
Великим  богатством  владеют  колхозы.
Растет  нерушимое  братство  труда.

---------
1  Качич — сорт  винограда.

1947


ТАНЦОР
То  не  молния,  то  не  виденье,
Не  гроза,  налетевшая  с  гор.
Нет,  как  ястреб,  пронесся  по  сцене
Молодой  темнокудрый  танцор.
Вот  рванулся  он  дико  и  резко,
Вот  застыл  на  мгновение  вдруг.
И  опять  замелькала  черкеска,
И  опять  все  замолкли  вокруг.
Словно  сокола  горного  крылья,
Развевается  черный  башлык.
Пляшет  юный  танцор  без  усилья  —
Ритма  тайну  он  с  детства  постиг.
Ключ  к  искусству  упорно  искал  он
В  том  краю,  где  гнездятся  орлы.
Он  бродил  по  ущельям,  по  скалам,
Не  боялся  ни  барсов,  ни  мглы...

Вот  окончилась  пляска.  А в  зале
Гул  оваций,  как  моря  прибой,
Почему  же  слезой  заблистали
Очи  девушки  рядом  с  тобой?

1950


«ЧУДО»
Говорит  старик  старухе:
—  По  деревне  ходят  слухи —
В  десяти  верстах  отсюда
В  Очемчире  бродит  чудо.

Ей  старик,  собрав  терпенье,
Растолковывает:
—  Чудо  землю  и  каменья
Пережевывает,
В  землю  зубьями  колотит,
Пасть  такая — вмиг  проглотит...

А  старуха  с  недоверьем:
—  Мы  не  верим  суеверьям,
Только  темные  старухи
В  наше  время  верят  в  слухи...

В  это  самое  мгновенье
За  окном —
Землетрясенье,
Грохот,
Лязг,
Раскаты  грома,
И,  огромней  адомбея(1),
Кто-то  замер  возле  дома.
Занеся  над  крышей  шею
Пасть  разинул  этот  кто-то
Чуть  пошире,  чем  ворота.
Кто?

Старуха  прямо  к  двери,
А  старик  лукаво  вслед:
—  Ну,  теперь  ты  в  слухи  веришь,
Или  скажешь,  чуда  нет?
А  старуха  возле  дома
Усмехается:
—  Это  чудо  по-другому
Называется.
Нам  старухам  по  газете
«Чудеса»  знакомы  эти.
Не  напрасно  ходят  с  шумом
Не  лопата  вам...
Удивить  старуху  вздумал
Экскаватором!

-----------
1  Адомбей  — горный  зубр.

1952


(Опубликовано: Антология абхазской поэзии. М., 1958. С. 349-365.)

(OСR - Абхазская интернет-библиотека.)

Некоммерческое распространение материалов приветствуется; при перепечатке и цитировании текстов указывайте, пожалуйста, источник:
Абхазская интернет-библиотека, с гиперссылкой.

© Дизайн и оформление сайта – Алексей&Галина (Apsnyteka)

Яндекс.Метрика