Валентин Нюшков
Статьи:
- Раннехристианские памятники зодчества на территории Абхазии (JPG)
(Христианская Абхазия, № 5 (21) (июль) 2007. С. 6-7; № 6 (22) (август) 2007. С. 8)
- Древний город в Сухумской бухте (JPG)
(Республика Абхазия, № 18, 16-17 февраля 2008 г. С. 5.)
- Краткая история православия в эпоху Абхазского царства (PNG)
(Православная Абхазия, № 2 (28) (февраль) 2008. С. 3)
- Археологи собрались в Ингушетии (JPG)
(Республика Абхазия, № 67, 19-20 июня 2010 г. С. 5)
- Ю.Н. Воронов и его вклад в изучение Цебельдинской культуры (PNG)
(Чегемская правда, № 18 (340), 10 мая 2011 г. С. 2)
- В. Нюшков: Доводы И. Марыхуба не убедительны... (JPG)
(Новый день, № 6 (405), 19 февраля 2013 г. С. 2.)
- Боспорское царство и Колхида в эпоху Митридата VI (PDF; 901 Кб)
(Боспорский феномен. Греки и варвары на евразийском перекрёстке / Материалы научной конференции. Нестор-История, СПб., 2013. Стр. 202-208.)
- Патрикий Марин и его сын Евстафий по сведениям «Хронографии» Феофана (505 Кб)
(Древности Западного Кавказа. Вып. 1. Краснодар, 2013. С. 177-182.)
- Еще раз о колхах (PDF; 1,69 Мб)
(Современная научная мысль. Научный журнал НИИ истории, экономики и права. № 3. Москва, 2014. С. 14-23.)
- Ю. Н. Воронов и его гражданская позиция (PDF; 2,51 Мб)
(Личность. Общество. Государство. Проблемы развития и взаимодействия / Материалы Всероссийской научно-просветительской конференции 3-7 октября 2014 г. Краснодар, 2014. - С. 191-194.)
- Воинское сословие в Апсилии. Историко-культурное исследование (PDF; 749 Кб)
(Краткие сообщения института археологии. Выпуск 234. Москва, 2014. С. 140-157.)
- К истории Анакопийского сражения в Абхазии (PDF; 816 Кб)
(XXVIII Международная научная конференция по источниковедению и историографии стран Азии и Африки "Азия и Африка в меняющемся мире". Санкт-Петербург, 2015. С. 102-103)
- Элита древнеабхазских обществ Западного Закавказья на рубеже средневековья (VI в.) (PDF; 370 Кб)
(Социальная стратификация населения Кавказа в конце античности и начале Средневековья: археологические данные. Москва, 2015. С. 59-60)
- О характере, месте и времени раннеантичной Диоскуриады в истории древней Абхазии (PDF; 2,97 Мб)
(в соавторстве с О. Бгажба)
(Древняя Диоскуриада. Сухум, 2016. С. 6-13.)
- Проблема исследования социальной стратификации древнеабхазских этнообъединений в VI в. (PDF; 425 Кб)
(ПИФК. № 4(54). 2016. С. 128-138.)
- Некоторые соображения по поводу расселения древнеабхазских племен в I тыс. до н. э. (PDF; 3,68 Мб)
(Научно-творческое наследие Федора Андреевича Щербины и современность: сборник материалов XII международной научно-практической конференции. Краснодар, 2012. С. 201-208.)
- Научная деятельность академика О.Х. Бгажба: к 75-летию (PDF; 840 Мб)
(АҞӘА – СУХУМ. № 2-3, 2016. С. 344-347.)
- Кашки и абешла – древние предки абхазо-адыгов (PDF; 476 Кб)
(Абхазия в мировой истории и международных отношениях (посв. 70-летию В.Г. Ардзинба): Материалы Международной научной конференции. Сухум, 2016. С. 194-205.)
- В. Г. Ардзинба – человек, личность, политик: к 70-летию со дня рождения (PDF; 497 Кб)
(АҞӘА – СУХУМ. № 1, 2016. С. 345-348.)
- Абхазия в письменных источниках позднеантичного времени (PDF; 6,46 Мб)
(Вестник АНА, 2016, № 6. С. 184-200.)
- Цебельдинская культура в историко-культурном контексте позднеантичного мира (PDF; 3,57 Мб)
(Абхазоведение: История. Вып. 10. Сухум, 2016.)
- Абхазия и арабский халифат в первой половине VIII в. (PDF; 3,53 Мб)
(Война и мир в истории Кавказа. Сухум, 2016.)
- К локализации мисимианских крепостей в Абхазии (PDF; 382 Кб)
(Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. Вып. 16. Армавир - Краснодар, 2018.)
- Древний Сухум в период древнегреческой колонизации: новые археологические открытия (PDF; 0,99 Мб)
(Из истории культуры народов Северного Кавказа. Вып. 10. Ставрополь, 2018.)
- По неизведанным страницам прошлого: по некоторым публикациям XIX столетия, касающимся Абхазии (PDF; 1,11 Мб)
(АҞӘА – СУХУМ. № 4, 2021. С. 236-254.)
- К проблеме хронологии поздней античности и раннего феодализма в Западном Закавказье (V-VIII вв. )
- Цебельдинская культура в исследованиях Ю.Н. Воронова, его предшественников и последователях
- Из истории апсило-византийских взаимоотношений в восточно-причерноморском бассейне (V-VIII вв.)
- Апсилы и Апсилия в историографии последних десятилетий
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук:
К проблеме хронологии поздней античности и раннего феодализма в Западном Закавказье (V-VIII вв.)
По общепринятой историографической традиции конец периода поздней античности связывается с крушением Западной Римской Империи, т. е. с 4 сентября 476 г., когда Ромул Август отрёкся от престола, и с наступившей вслед за этим новой исторической эпохой, знаменующей следующий этап социокультурного развития – средневековье. Общеизвестно, что марксистско-ленинская историографическая традиция оказывала значительное влияние на исследования, касавшиеся истории развития древних обществ. Акцент делался, как правило, на наличии угнетения бедных слоёв населения богатыми. История общества рассматривалась сквозь призму стратификации и дифференциации, а в раннем средневековье - в совокупности с христианизацией населения, где уже шла увязка с развитием феодализации всего общества. Таким образом, «феодализм связывался с эпохой средних веков, античность же должна оставаться языческой» (Хрушкова, 2002. С. 49).
Некоторые кавказоведы на основании этого полагали, что и Кавказ, особенно та его часть, которая попала сначала под римское, а позже и под византийское влияние, переживал подобные социальные процессы, происходившие здесь одновременно с Западной Европой. Возникновение раннефеодальных отношений в Западной Грузии и в Абхазии увязывалось ими (С. Н. Джанашиа, З. В. Анчабадзе и др. ) с разложением рабовладельческих отношений уже с IV в. Исходя из этого, зададимся вопросом, можно ли вообще увязывать распад раннерабовладельческих отношений с появлением признаков феодализма в условиях существования патриархально-родового общества и родовой общины в Западном Закавказье? Нельзя игнорировать того факта, что «второе великое разделение труда» слабо коснулось горное население Апсилии, судя по присутствию в погребениях Цебельдинской долины до IV-V веков н. э. сельскохозяйственных орудий (мотыг, цалд), кузнечных и плотничьих инструментов наряду с вооружением (Воронов, 1998. С. 181).
Ещё С. В. Юшков в своё время соглашался с наличием государственности у древних грузин и армян, но относил ее к категории государств периода формирования феодализма (Юшков, 1947). И такая концепция вполне оправдана и могла бы быть применима конкретно и к Западному Закавказью, так как само понятие феодализм соотносится со сложившейся довольно устойчивой политической организацией государственной власти, «важным признаком которой была система личных связей между сюзереном и его вассалами» (Гуревич, 1990. С. 106). Как известно, для утверждения феодализма необходимо наличие сформировавшегося объекта феодальной эксплуатации – крестьянской общины с разрушенными кровнородственными и пришедшими им на смену территориальными (не родственными) связями. Но насколько данная характеристика феодализма может быть действительно применима к тем общественным процессам, что происходили в Западном Закавказье в V-VI вв., и насколько сами эти процессы могли зависеть от тех социальных процессов, что протекали в Западной Европе и в Византийской империи, в которой, кстати, период становления и победы феодального строя был долгим. Как отметила З. В. Удальцова, «этот длительный период, охватывающий около пяти столетий (VII—XII вв. ), в свою очередь, можно подразделить на два этапа: генезис феодализма в VII—IX вв. и развитие и окончательное торжество феодальных отношений в X—XII вв. » (Удальцова, 1992).
Что же касается самой Грузии, её развития, то оно вплоть до монгольского завоевания, как считается, «шло по собственному пути, близкому к европейским формам феодализма и к соседним армянским (и албанским)» (Новосельцев, Пашуто, Черепнин, 1972. С. 125). По собственному пути пошло социально- политическое развитие и в Западном Закавказье. А. П. Новосельцев, в частности, вслед за Г. А. Меликишвили, полагал, основываясь, на сведениях материалов Прокопия, Агафия, Менандра и других византийских авторов о Западном Закавказье в VI в., что в Лазике существовали наряду с личной свободной основной массой общинников и «влиятельные», «которые по сути дела ещё являлись военно-родовой знатью, и процесс формирования феодальных отношений и феодальной знати шёл здесь очень медленно», когда «общинные связи были очень сильны» (Новосельцев, 1980. С. 202; Меликишвили, 1973). Система же управления сохраняла многие черты, свойственные этапу племенного вождества, на котором цари проявляли себя как военачальники и смелые воины (Воронов, 2006. С. 417).
Не менее отсталым выглядел и «общественный строй абхазов и других племён, северных соседей лазов», заключает А. П. Новосельцев (Новосельцев, 1980. С. 202). Действительно, по данным археологических раскопок (могилы апсилов), видно, что в Абхазии, «в V-VI вв. местное общество ещё сохраняло раннеклассовую структуру с сильными пережитками родового строя» (Воронов, 2002. С. 349), в котором сегментация больших семей только намечалась в условиях отсутствия сколь бы то ни было значительной имущественной дифференциации, но довольно сильного влияния со стороны родоплеменной верхушки. Вспомним восстание в Абасгии в VI в. . Именно при поддержке абасгской родоплеменной верхушки, как свидетельствует Прокопий Кесарийский, здесь был восстановлен прежний образ жизни. «Абасгия была вновь поделена на две части, во главе которых встали Опсит и Скепарна» (Бгажба, Лакоба, 2007. С. 89). По византийской терминологии, это были архонты, выполнявшие функции военачальника (Касландзия, 2004. С. 37), кроме них были также егумены и принципсы. Такое новое титулование «правителей» Абасгии, вероятно, связано с «вассальной зависимостью от Византии, в которую была поставлена Абасгия (как и Апсилия – В. Н. ) с середины VI в. » (Анчабадзе, 1959. С. 21), что, в свою очередь, сказывалось и на развитии самой феодализации в регионе.
Ю. Н. Воронов, вообще был убеждён, что «переход к феодализму в Восточном Причерноморье свершился не ранее VIII в. Это событие было подготовлено сочетанием экономических, политических и идеологических процессов, пережитых местными племенами в VI-VII вв. » (Воронов, 2006. С. 423), которые, в свою очередь, отчасти были поставлены в зависимость от Византии. Именно поэтому, по мнению Ю. Н. Воронова, «экономическая, политическая и культурная зависимость от Византии, особенно усилившаяся во второй четверти VI в. и сохранявшаяся в той или иной степени до VIII в. способствовала постепенной христианизации, а затем феодализации края» (Воронов, 2002. С. 349). В подтверждение этого хочется отметить, что анализ погребального обряда со всей очевидностью показывает, что древние апсилы на всем протяжении существования цебельдинской культуры были язычниками, их духовная и материальная культура практически не изменились и в V-VII вв., на данной территории намечается лишь плавная эволюция позднеантичных форм материальной культуры.
Между тем, нельзя не сказать и о возросшей роли (после официального принятии христианства в начале VI в. ) в западнозакавказском регионе ранневизантийской церкви (отметим строительство в эпоху Юстиниана Драндского собора, Цандрипшской базилики, церквей в Цебельде, Себастополисе, Алахадзы и Гиеносе), поскольку также и сам религиозный фактор (становление и развитие христианской церкви, христианизация населения), с точки зрения современных западных исследователей, определял лицо позднеантичного общества (Ващева, 2009. С. 224). Что-то близкое находим в истории позднего Боспора, Так, в частности, Н. Н. Болгов полагает, «несмотря на радикальные перемены, связанные с христианизацией, следует признать, что процесс смены идеологии и форм искусства протекал в Северном Причерноморье (как и во всем средиземноморском мире) достаточно постепенно», «видимо, христианская церковь как важнейший социальный институт в условиях ослабления и постепенного угасания политической организации, государства сыграла определенную роль в культурном континуитете, особенно на Боспоре» (Болгов, 2003. С. 164).
В этой связи, следует проанализировать активно обсуждаемую в зарубежной историографии (особенно в английской и французской), а также и в российской науке такую важную и актуальную проблему (поднятую впервые в 1971 году Питером Брауном в монографии «Мир поздней античности», «вызвавшей появление целого поколения историков нового направления») как понятие «поздняя античность», её интерпретация и хронологические рамки, подходы в исследовании этой переходной исторической эпохи (напр. (Болгов, 2001; Селунская, 2005; Ващева, 2009). Нас интересует и возможность применения этого понятия для Западного Закавказья. Сразу оговоримся, что хронологические рамки данного периода выглядят в исследованиях размытыми и причина тому – региональные различия, темпы и ритмы развития (Ващева, 2009. С. 226).
Весьма определённо по этой теме высказывается, в частности, французский исследователь Кристиан Пиле. «По моему мнению, -пишет он, -историческая непрерывность сохранялась с конца III века (имеется в виду дестабилизация на обширной территории Римской империи вплоть до раннего средневековья (распад Империи на две части, распад римской армии, появление варваров с V – XI века). Средневековье, таким образом, соотносится с моментом нового территориального княжеского образования – герцогства Нормандия, которое послужило отправной точкой создания Французского королевства между X-XI веками» (Пиле, 2010. С. 284-285). Получается (по Кристиану Пиле), что средневековье во Франции устанавливается в 911 году, когда викинги основали герцогство Нормандия на севере Франции.
В этом случае можно провести некоторую параллель и вспомнить, что к 786 г. сложилось раннефеодальное государство – Абхазское царство, феодализация населения которого проходила медленно. Основой его образования стало Абхазское княжество, пострадавшее в меньшей степени от арабов, в отличие от соседних территорий Западного Закавказья: Лазики и Апсилии. Важно отметить, что как считает французский исследователь, «нет сомнения, что подобный методологический подход может быть применим и к кавказоведческим исследованиям» (Пиле, 2010. С. 284-285).
Таким образом, предполагаемые сегодня новые подходы к данной теме, опирающиеся на представление о медленной эволюции истории, строятся на историческом континуитете в сторону дальнейшего развития позднеантичного периода до того момента, когда начинается исторический революционный перелом в общественном развитии, связанный с появлением феодальных отношений, ведущих к прогрессирующему этапу - складыванию новых форм государственного управления. Примером этому могла бы служить ранняя история Византии, где до конца VI в. преобладали позднеантичные формы в общественной и политической жизни (Литаврин, 2001. С. 131), способствовавшие сохранению греко-римских начал в средневековом обществе до того момента, пока оно не стало феодальным.
Ещё в эпоху существования Римской империи римляне, привлекая покорённое население к военной службе, содействовали тому, что оно становилось «проводником» романизации (т. е. внедрения античной культуры) у себя на родине (например, на итальянском острове Сардиния). Приход римлян на этот остров был встречен враждебно всеми островитянами. Тем не менее, все области Сардинии подверглись глубокой романизации. «При византийцах продолжался замедленный процесс романизации населения острова и консолидации его в единое этническое целое» (Красновская, 1989. С. 87). Похожий процесс романизации, через вовлечение в военную сферу, можно найти и в Западном Закавказье. В частности, по мнению М. М. Казанского, быстрому распространению новых типов оружия в среде местного населения «несомненно, способствовало включению санигов, абасгов и апсилов в систему обороны Империи, видимо, не позднее первой половины IV в. в качестве «народов – клиентов», выполнявших функции первой линии обороны понтийской границы Рима» (Казанский, 2004. С. 89). Позже и здесь, при византийцах, к VIII в. этно- племенное население (абасги, саниги, апсилы, мисимиане) на территории современной Абхазии тоже, как известно, консолидируется, образуя на этом этапе этнической истории – феодальную народность. В тоже время, для обоснования и доказательства обшей идеи античного континуитета в восточнопричерноморском бассейне требуются более полные результаты комплексных исследований, опирающихся, по большей части, на археологические данные.
Стоит также заметить, что, если материальная и духовная культура, происходившие в Западном Закавказье социальные процессы имели, в общем, локальное значение, то для более глубокого понимания проблемы хронологии раннего феодализма и «поздней античности» в Западном Закавказье этот вопрос необходимо рассматривать в контексте исторического развития западноевропейского и восточного мира. По мнению И. Ю. Ващевой, «поздняя античность представляется неким своеобразным миром, одинаково отличным и от античной цивилизации, и от классического Средневековья, от мира христианского Запада и мира мусульманского Востока и в то же время тесно связанным некими неразрывными узами и с тем и другим» (Ващева, 2009. С. 225).
Этот специфический мир поздней античности (рассматриваемый в иностранной историографии как самостоятельная эпоха – «эпоха поздней античности» (Late Antiquity), можно было бы, на наш взгляд, квалифицировать в качестве переходного периода, когда начинают происходить решающие социальные изменения в направлении к феодализму, поскольку «прежние классы античной общественной формации утратили своё назначение, а новые классы феодального уклада лишь формировались» (Гюнтер, 1992. С. 117). При этом складывается государство, вырастая из органов родового строя (Шервуд, 1988. С. 39). Такая хронология достаточно хорошо согласуется с концепцией долгого средневековья, выдвинутой французским исследователем Жаком Ле Гоффом. По его мнению, интересующее нас раннее средневековье (с IV по IX вв. ) включает в себя позднюю античность и становление феодальной системы (Жак Ле Гофф, 2001. С. 37). Некоторые исследователи, как Аверил Камерон и Питер Хизер вообще предлагают пользоваться вместо термина «Поздняя античность» таким, как «Поздняя Римская империя» (Селунская, 2005. С. 252), другие – «ранневизантийский» или «протовизантийский» период.
Что же касается последнего периода, то это понятие уже просматривается и в некоторых работах абхазских исследователей (Ю. Н. Воронов, О. Х. Бгажба, В. А. Логинов и др. ). Уже само за себя говорит название четвёртой главы учебного пособия по Истории Абхазии 1991 и 1993 года издания «Дренеабхазские племена в римско-византийскую эпоху», в которой изложение событий происходивших в Абхазии в начале и середине I тыс. н. э. даётся в русле представления о процессах, приведших к формированию феодальной государственности в VIII в.
По нашему мнению, появление «поздней античности», как особого периода, в истории Западного Закавказья при всей условности хронологических рамок, связано с распадом Западной Римской империи и установлением прямого подчинения Константинополю, а также с преемственностью форм материальной и духовной культуры. Таким образом, этот период начинается с V в. (VI –VII вв. составляют ранневизантийскую эпоху) и длится до начала VIII в., до образования нового раннефеодального общества и раннесредневекового государства - Абхазского царства. Данный переходный период в эволюции Абхазии можно было бы также назвать эпохой становления абхазской государственности (Шамба, Непрошин, 2004. С. 45).
_________________
Анчабадзе З. В. Из истории средневековой Абхазии (VI-XVII вв. ). Сухуми, 1959.
Бгажба О. Х Лакоба С. З. История Абхазии с древнейших времён до наших дней. Сухум, 2007.
Болгов Н. Н. Отечественная историография о проблеме континуитета истории позднего Боспора //Жебелевские чтения-3. Тезисы докладов научной конференции 29–31 октября 2001 года. СПб., 2001.
Болгов Н. Н. Поздний Боспор: К дискуссии о континуитете государства и социальных структур//ВДИ. №2. М., 2003.
Ващева Ю. А. Концепция поздней античности в современной исторической науке // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. № 6. Нижний Новгород, 2009.
Воронов Ю. Н. Колхида на рубеже средневековья. Сухум, 1998.
Воронов Ю. Н. Археологические древности и памятники Абхазии (V-XIV вв. )//Проблемы истории, филологии и культуры. Т. XII. М. -Магнитогорск, 2002.
Воронов Ю. Н. Научные труды в семи томах. Том первый и второй. Сухум, 2006
Гофф Жак Ле. Средневековый мир воображаемого. М., 2001.
Гуревич А. Я. К дискуссии о возникновении государства в Древнем Риме // ВДИ. №1. М., 1990.
Гюнтер Р. Социальные проблемы перехода от античности к средневековью// ВДИ. №3. М., 1992.
Казанский М. М. Позднеримская /ранневизантиская армия и Западный Кавказ// Древний Кавказ: Ретроспекция культур. XXIII «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. Тезисы докладов. М., 2004.
Касландзия Н. В. Представления о сакральности верховной власти у абхазов в раннем средневековье// АГУ. Тезисы докладов научной конференции, посвящённой 90-летию со дня рождения выдающегося историка – кавказоведа Георгия Алексеевича Дзидзария. Сухум, 2004.
Красновская И. А. Процессы формирования малых периферийных этносов в Италии//Романия и Барбария. К этнической истории народов зарубежной Европы. М., 1989.
Литаврин Г. Г. Византия в IV-XII вв. //История средних веков: В 2-т. Т. 1. М., 2001.
Меликишвили Г. А. Политическое объединение феодальной Грузии и некоторые вопросы развития феодальных отношений в Грузии. Тб., 1973.
Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. Пути развития феодализма. М., 1972.
Новосельцев А. П. Генезис феодализма в странах Закавказья (опыт сравнительно-исторического исследования). М., 1980.
Пиле Кристиан. Континуитет или прерывность. Романизация против германизации: на примере Франции// Проблемы хронологии и периодизации археологических памятников и культур Северного Кавказа. XXVI «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. Магас, 2010.
Селунская Н. А. «late Antiquity»: Историческая концепция, Историографическая традиция и семинар «Empires Unlimited»//ВДИ. №1. М., 2005.
Удальцова З. В. Византийская империя в раннее средневековье (IV-XII вв. ) // История Европы с древнейших времён до наших дней (в восьми томах). Т. 2. Средневековая Европа. М., 1992.
Хрушкова Л. Г. Раннехристианские памятники Восточного Причерноморья (IV-VII вв. ). М., 2002.
Шамба Т. М. Непрошин А. Ю. Абхазия: Правовые основы государственности и суверенитета. М., 2004
Шервуд Е. А. От англосаксов к англичанам (К проблеме формирования английского народа). М., 1988.
Юшков С. В. История государства и права СССР. Ч. 1. М., 1947.
(Опубликовано: Проблемы археологии Кавказа. Сборник материалов Международной научной конференции, посвящённой 70 летию Ю. Н. Воронова (10-11 мая 2011 г., г. Сухум). Сухум, 2011 г. Стр. 153-157.)
________________________________
Цебельдинская культура в исследованиях Ю.Н. Воронова, его предшественников и последователях
Археологические памятники с. Цебельда хорошо известны и довольно изучены. Это некрополи Цабала, Шапкы, Апушты, Азанты, Герзеула, Атара и т.д. Все эти памятники принадлежат коренному древнеабхазскому населению Юго-Восточной Абхазии - апсилам. Их концентрация в окрестностях этого села говорит о том, что этот район Апсилии был центральным и густонаселённым местом. Материалы археологических раскопок это подтверждают, начиная уже с середины XIX в., когда группа энтузиастов- краеведов приступила к обследование данного предгорного региона Абхазии, в их числе была и графиня Прасковья Сергеевна Уварова, сохранившая, в частности, важное свидетельство о том, что «в стороне от Мачарского поселения местный житель Райман производил раскопки и открыл могилы с признаками сожжения». Можно сказать, что это первое упоминание в литературе о могилах апсилах с зафиксированным обрядом кремации. Также исследовательница отметила, что иконостасы из Вороновского и Полтавского храмов в Цебельде имеют «более глубокую древность». С начала XX века осмотры крепости Цабал и окрестностей возле неё, несмотря на происходившие в то время в стране сильные волнения, не прекращались. Серьёзные научные исследования в 1907 году проводит археолог А.А. Миллер. Он произвёл раскопки двух храмов в данной крепости и впервые осуществил их обмер.
Победа советской власти в Абхазии в 1921 году резко активизировала рост абхазоведческих изысканий. Уже в 1924 году качалось планомерное изучение памятников вдоль Всей Военно-Сухумской дороги. Близ села Цебельда, в крепости Шапкы группа исследователей в составе Н.Я. Марра, Б.В. Фармаковского, Д.П. Гордеева, Г.Г. Григора, Д.И. Гулиа, С.М. Ашхацава, А.Л. Лукина и В.И. Стражева «произвела осмотр чрезвычайно интересных остатков ещё никем не обследованных укреплений н сооружений, признав крайне желательным начать на месте осмотра археологические раскопки».
Однако, значительным шагом в изучении археологии Апсилии, выразившемся в первоначальном введении в научный оборот качественно нового круга источников - археологических, были раскопки И.А. Гзелишвили, проведённые им вблизи усадьбы «Ясочка» в юго-западной части Цебельдинской долины. Здесь им летом 1945 года был осмотрен Цибилиум и Шапкинский могильник и собраны сведения о 12 кремационных захоронениях, включавших большое количество керамических изделий, оружия и украшений, зафиксировано несколько железных вещей, как например, 12 наконечников копий, 8 топоров и т.д. Также исследователь справедливо отметил культурную схожесть Цебельдинских материалов с погребениями из Чхороцку, чем подтвердил более ранний вывод Н.В. Хоштария. Сам И.А. Гзелишвили очень хорошо относился к Абхазии и её населению. Им была собрана большая коллекция археологических предметов.
Вместе с тем, с 1945 по 1960 гг. Цебельду и её окрестности подробно никто не изучал в археологическом отношении. Именно с этого времени (в 1960 г.) начинает систематические раскопки большого некрополя в окрестностях села Цебельда археолог-абхазовед М.М. Трапш. Всего здесь им за 1960-1967 гг. было раскопано около 400 могил, содержащих разнообразный вещевой материал III-VI вв. н.э. Одним из важнейших результатов этих работ было установлении принадлежности небельдинских могильников древнеабхазскому населению. Вместе с ним работала Цебельдинская экспедиция Абхазского института языка, литературы и истории им. Д.И.Гулиа, руководителем которой он был. В её составе также работали: В. Орёлкин, Ю.Воронов, О. Бгажба, Г. Шамба, М. Гунба, В.Ковалевская и др. Можно сказать, что раскопки в Цебельде в 1960 г. где-то стали возможны, благодаря Ю.Н. Воронову, передавший, когда было ему 13 лет, свою первую цебельдинскую археологическую коллекцию в Абхазский государственный музей. Вскоре, интереснейшие материалы из Цебельды, выявленные экспедицией М.М. Трапша, получили огласку в научном мире и дали основание выделить здесь особую Цебельдинскую позднеантичную археологическую культуру. Далее, после М.М. Трапша, изучением, Цебельдинской (древнеабхазской) археологической культурой занялся известный абхазский археолог Г.К. Шамба. Объектом его исследования стал холм Ахаччарху. В ходе изучения холма стало ясно, что расположенный тут могильник относится к числу двухобрядных, т.е. здесь представлено два способа захоронения - через трупосожжение и трупоположение, а также М.М. Гунба, раскопавший ещё в 1970 г. атарский могильник, принадлежавший апсилам.
Поворотным моментом в изучении археологических памятников апсилов стала Цебельдинская археологическая экспедиция, приступившая под началом Ю.Н. Воронова в 1977 г. в сердце исторической Апсилии к систематическим широкомасштабным исследованиям. С этого года вплоть до 1986 г. она не прекращала свою работу. За 10 лет Цебельдинской археологической экспедицией было выявлено более 80 тысяч разнообразных изделий. Ныне издан ряд монографий о древностях Цебельды, несколько десятков научных статей и заметок. В экспедиции работали также О.Х. Бгажба, Л.Г. Хрушкова, В.Б. Ковалевская, В.А. Логинов, Н.К. Шенкао и др. Всего в окрестностях Цебельды или Цабала экспедицией было выявлено более 500 захоронений, свидетельствующее о непрерывном 1500 летнем существовании здесь поселения с VIII - VII вв. до н.э. до раннего средневековья. Стало ясно, что Цебельдинский могильник можно поставить в один ряд с другими крупнейшими раскопанными могильниками в бывшем Советском Причерноморье. Регулярные раскопки на территории и в окрестностях крепости Цабал выявили сложный комплекс уникальных археологических памятников.
Несомненно, материалы Цебельдинского, древнеабхазского могильника приобретают огромное значение не только для изучения древней истории Абхазии, но и для древней истории и археологии Кавказа и Причерноморья в целом. Они демонстрируют сравнительно высокий уровень жизни населения горных долин Центральной Абхазии в римско- византийскую эпоху, свидетельствуют о близком знакомстве этого населения с культурой ведущих районов Евразии, от Китая до Западной Европы, особенно Средиземноморья и Византии. Изучая Цабал, Ю.Н. Воронов постоянно обращался к свидетельствам византийских историков, пытаясь через сопоставление археологических данных и скупых летописных строк подойти к решению важнейших вопросов в истории Апсилии, а вместе с ней всего Восточного Причерноморья. Своё отражение Цебельдинская культура, без сомнения, получает и в фундаментальном труде Ю.Н. Воронова «Древняя Апсилия», издание которого стало возможным только в 1998 году. Это своего рода книга-энциклопедия по апсиловедению (Ю.Н. Воронов, О.Х. Бгажба). В ней можно найти исчерпывающие сведения и материалы об апсилах и древней Апсилии, начиная с той эпохи, когда абешла - предки апсилов, фиксируются в надписях времён царя Тиглатпаласара I и до раннего средневековья. В своём объёмном труде автор рассматривает различные взгляды исследователей по их работам, публикациям, касающимся всего, что связано с апсилами и Апсилией, начиная с XIX века и до 90-х годов XX века, анализируя их и давая им свою оценку. Отрадно отметить в этой связи, что за последние два десятилетия были изданы и другие труды Ю.Н. Воронова: «Колхида на рубеже средневековья», «Могилы апсилов», а также материалы цебельдинских раскопок Ю.Н. Воронова и сборника, посвящённого Цебельдинской культуре, изданных на французском языке в Лондоне, при участии М.М. Казанского и А.В. Мастыковой. Сейчас идёт переиздание^его работ в готовящимся в семитомнике научных трудов Ю.Н. Воронова (в настоящее время издано уже три тома).
Особенно хочется тут выделить монографию «Могилы апсилов». Она представляет собой полную публикацию археологических материалов с полным комплектом его рисунков предметов, выявленных на могильнике почти с пятьюстами захоронениями у крепости Цабал. Эта книга стала итогом всей его плодотворной работы как археолога в Цебельдинской долине. Опираясь на исследования, представленные в книге, впервые была сделана попытка современными исследователями дать новую более скорректированную, дробную археологию цебельдинских материалов, а вместе с ними и историю апсилов и разбить её на ряд локальных временных периодов с привязкой к европейской хронологии.
Так, для определения датировки цебельдинских некрополей О.А. Гей и И.А. Бажан в работе «Хронология эпохи «готских походов» (на территории Восточной Европы и Кавказа)» обращаются к эпохе готских походов и к началу Великого переселения народов, которые были ориентированы на Рим и «вовлечены в общий поток ключевых исторических событий на западных и восточных границах империи, отразившихся и в памятниках археологии».
Как отмечают исследователи, «это даёт уникальную возможность привязать к разработанной по материалам цебельдинских некрополей непрерывной шкале III-VI вв. н.э. не только некоторые кавказские памятники, но также крымские, Черняховские и вельбарские, а полученную систему в целом - синхронизировать с системой европейской хронологии. Далее, вслед за О.А. Гей и И.А. Бажан была М.М. Казанским и А.В. Мастыковой продолжена работа по синхронизации хронологии цебельдинских материалов. Погребения Цибилиума ими были соотнесены с 11 хронологическими периодами, объединёнными в IV стадии. По данной тематике ими издано несколько статей, в которых исследования Ю.Н. Воронова занимают широкое место. И сегодня в современной историографии, в науке его выводы остаются актуальными.
_____________
Доклад был зачитан на 4-х «Вороновских чтениях», посвящённые жизни и деятельности учёного, государственного и общественного деятеля Абхазии Ю.Н. Воронова. «Воронов в русско-абхазском историко-культурном диалоге» (15 мая, 2014, г. Сухум).
(Источник: Апсныпресс.)
________________________________
Из истории апсило-византийских взаимоотношений в восточно-причерноморском бассейне (V-VIII вв.)
Ozet
Apsiliya, Abhazların Doğu Karadeniz havzasındaki en eski siyasal oluşum-larından biridir. Sibilium kalıntıları, bu oluşumun M. Ц. 2 yьzyıla kadar uzandığını kanıtlamaktadır. Bununla birlikte Apsiller M.S. 2-5. yьzyıllardaki kaynaklarda nadiren anılmışlardır. Roma İmparatorluğu’nun Doğu ve Batı diye ikiye ayrılmasından sonra merkezi İstanbul olan Doğu Roma İmparatorluğu, Kafkaslarda egemenliğini gьзlendirmek iзin siyasal, dinsel ve ekonomik girişimlerde bulunmuştur. İran ile Doğu Roma İmparatorlukları arasındaki nьfuz mьcadelesinin yaşandığı Kafkaslarda, Aspilya Krallığı da giderek цnem kazanmaya başlamıştır. Pax-Romana siyaseti, Abhazya kьltьrьnьn şekillenmesinde цnemli rol oynamıştır.
Bu зalışmada Kafkasya ve İpek Yolu ьzerinde yoğunlaşan Doğu Roma ve İran’ın nьfuz mьcadelelerinin Abhazya siyasal ve kьltьrel oluşumu ьzerindeki etkisi irdelenmektedir. Anahtar Kelimeler: Apsilya, Abhazlar, Doğu Roma İmparatorluğu, Pers İmparatorluğu, Kafkaslar, İpek Yolu.
Abstract
Apsilia is one of the most ancient political formations of the Abkhazians. The remnants in Sibilium indicate that formation goes back to the 2nd century B.C. However, the Apsilians were rarely mentioned by the sources of the 2nd to 5th centuries A.D. after the separation of the Roman Empire between the east and the west, the Eastern Empire having Byzantium as its capital tried for some political, religious and economic activities in order to consolidate its hegemony in the Caucasus. In the Caucasus, where a long-run conflict of influence between Iran and The Eastern Rome was ongoing, the Kingdom of Apsilia got more prominence. The policy of Pax Romana had great effect in shaping the Abkhazian culture.
This essay discusses influence of the Byzantino-Iranian conflicts, which intensified on the Silk Road and the Caucasus, in making of the political and cultural Abkhazia. Keywords: Apsilia, Abkhazians, the Eastern Roman Empire, the Persian Empire, the Caucasus, the Silk Road.
· Bahar 2011· Sayı 29 · 43-57 Валентин Нюшков
Апсилия–древнеабхазское политическое образование, локализуемое в восточно-причерноморском регионе Кавказа, берёт своё начало с I-II веков н.э., с момента упоминания в римских письменных источниках апсилов, а по зафиксированному на цибилиумском могильнике (у села Цебельда, в Абхазии) ярусу II в. до н.э. – II в. н.э.1, апсилы появляются ещё раньше, т.е. со II в. до н.э.
Итак, в начале I века, когда ситуация в связи с начавшейся бурной экспансией Римской империи на территории Восточного Причерноморья оказалась очень сложной, впервые среди многих местных племён Западного Кавказа Плинием Старшим в его «Historia naturalis» были упомянуты апсилы, а по интерпретации некоторых исследователей, в частности Ш.Д. Инал-ипа, «неуточнённая «область апсилиев», которая начиналась, «возможно, где-то вблизи устья Ингури», на юго-востоке (а по другим данным в районе р. Риони – В.Н.), и заканчивалась крайним пределом северо-западной границы города Себастополиса, где Прокопий помещает апсилов2 в VI в., т.е. на той территории, где локализует в первой половине II века «царство апсилов» другой римский историк Флавий Арриан. «К сожалению, в последующее время (II-V вв.) апсилы в источниках почти не упоминаются. О них довольно скупо писали лишь известный римский грамматик Элий Геродиан (вторая половина II в.), а затем Стефан Византийский и Псевдо-Арриан (Vв)»3.
Вплоть до VI века, в эпоху расцвета Византийской империи, в правление византийского императора Юстиниана I Великого (527-565 гг.), которое стало одним из блестящих периодов византийской истории, истории, начавшейся с 330 г., когда единая Римская империя разделилась на Западную и Восточную при римском императоре Константине I, который, не только «перенёс столицу Римской империи на Восток, в город Византий», но переименовал новую столицу в Константинополь» (соврем. Стамбул - В.Н.)4. Таким образом: «Здесь вырос огромный город, укрепленный с суши и моря. Его украсили великолепные дворцы и храмы, акведуки и широкие улицы с богатыми домами знати. Константинополь господствовал над проливами Босфором и Дарданеллами, в его руках отныне находились торговые и военно-стратегические пути из Европы в Азию и из Эгейского моря в Черное. Древний Византий позднее дал название всей империи "Византийская", но сами византийцы называли себя римлянами (по-гречески — ромеями), а империю — ромейской. Византийские императоры официально именовали себя василевсами ромеев, а столица империи долгое время носила гордое название "Нового Рима"»5.
Как видно, «на фоне новой государственности, или, скорее, разрушения единой государственности»6, Восточно –Римская (Византийская) империя, как правопреемница Римской империи, продолжила политику на Востоке по дальнейшему закреплению своего господства на Кавказе с теми же практически целями, какими руководствовалась во внешней политике в отношении варварских племён здесь в прежнее времена ещё неподеленная на Западную и Восточную единая империя, в частности, в отношении Восточно-Черноморского побережья Кавказа, так как, в связи с переносом столицы империи из Рима в Константинополь, охрана путей через Кавказский хребет приобретает теперь уже для неё особое значение, тем более, когда Константинополь и стратегически значимая Апсилия оказались разделёнными лишь одной морской преградой. Здесь на западно-кавказском побережье ромеи используют «некоторые римские крепости «Понтийского лимеса». Часть из них они восстановили. А в предгорной и в горной части Абхазии, как и по всей Колхиде, византийцы укрепили ущелья, «клисуры»7. Это стало для Византийской империи началом укрепления её политического влияния на Западном Кавказе.
В отличие от той цезарианской империи, эта «новая» империя уже не просто воспринимает местное население как варварское, от которого надо держаться подальше, а население, с которым можно иметь такие отношения, которые могли быть выгодными и местным племенам, как, например, торгово-экономические в сочетании с политическими. Эти связи особенно стали крепче в VI веке в эпоху ирано-византийских войн, когда и апсилы с мисимианами, и абазги, и лазы вынужденно были вовлечены в борьбу за передел Ближне-Восточного мира, и это отчасти отражено в византийских хрониках Прокопия Кесарийского и Агафия Миринейского, где среди прочего, что очень важно, можно видеть, каковы были взаимоотношения апсилов с Византийской империей. Надо заметить, истории апсило-византийских взаимоотношений посвящено большое количество исследовательских работ (М.М. Трапш, З.В. Анчабадзе, Ш.Д. Инал-ипа, В.П Пачулиа, Ю.Н.Воронов, О.Х. Бгажба, В.А. Леквинадзе, М.М. Гунба, Г.А. Амичба, Е.К. Аджинджал, В.Б.Ковалевская, и др.).
Следует отметить важное значение, способствовавшее установлению контактов между византийцами и апсилами, имел наметившийся рост экономики в Апсилии, во многом связанный с ирано –византийской войной. Как известно, во время ирано-византийских противоречий через Иран проходил значительный отрезок «Великого шёлкового пути». Велико было значение шёлка, благодаря которому этот путь получил своё название и совершалась политика. «На подарки, подкупы, наём воинов требовалось огромное количество шёлка. Византия получала из Европы и союзников, и наёмников, и любые товары и рабов. Благодаря торговле Юстиниан мог вести мировую политику, которая подчинила его власти почти всё Средиземноморье. Шёлк в Византии ценился наравне с золотом и драгоценными камнями»8. Разумеется, что персы для своего блага не могли упустить такой шанс, как держать превосходство над соседней империей. «Добиваясь ослабления Византийской империи, персы, естественно, стремились не к увеличению её товарооборота, а к повышению цен на шёлк, с тем, чтобы выкачать из Византии возможно больше денег и ослабить её в политическом и военном отношении»9. Но попытки освободиться от экономической зависимости были безуспешны, шли интенсивные поиски новых торговых путей. Юстиниан их искал «на севере, через Лазику и Каспийское море, а также на юге, через Тапоробан (Шри-Ланку)»10. И всё же выбор пал на Западный Кавказ как на регион, который территориально наиболее был близок к Византии. «Византийские греки были вынуждены прокладывать новые торговые маршруты из Алании в Абхазию через Санчарский, Марухский и Клухорский перевалы»11, а именно в регион Северо-Западного и особенно Южного Кавказа, объект притязаний Византии и Сасанидского Ирана в VI веке.
Так, «VI век - особая веха в истории населения Северо-Восточного Причерноморья, когда здесь столкнулись интересы двух величайших держав того времени – Ирана и Византии»12, скорее сказать, обострились, так как соперничество между двумя державами началось намного раньше. И связано это было с тем, что положение на Востоке осложнялось наступательной политикой Ирана, который начал добиваться выхода к Средиземному морю. В результате по договору 387 г. между Ираном и Римом Лазика была признана сферой влияния Рима (Византии). «Однако Византии удалось утвердить свою верховную власть в Лазике только в начале VI в.»13, поскольку, как отмечал медиевист Г.А. Амичба: «Начиная с V века между Восточной Римской империей и Сасанидским Ираном идёт непримиримое соперничество за господство в странах бассейнов Средиземного и Чёрного морей, за овладение торгово-транзитными путями, которые вели в Китай и Индию. Особую роль в международной политике того времени играло Закавказье, в частности, Восточное Причерноморье»14. Следовательно, этот регион также представлял и для Ирана большую ценность в утверждении здесь своих торгово-экономических и стратегических позиций. В свою очередь, усиливая своё воздействие в прибрежной восточнопричерноморской и предгорной зоне, Византия превращает её в плацдарм для дальнейшего распространения своей власти на Северный Кавказ. Начиная с VI века, византийцами предпринимаются значительные усилия к укреплению влияния на северокавказских алан15.
Пришедший в начале VI века к власти Юстиниан в 523 году вынужден был подписать мирный договор с царём Ирана Хосровом I, условия которого не были благоприятны, но они, самое главное, позволили басилевсу получить свободу действий на востоке и начать реализовывать свой план – отвоёвывать земли Римской империи16, а также усилить своё воздействие на Лазику, Апсилию, Мисиминию и Абазгию, т.е. на Западный Кавказ. Но поскольку Лазика географически была привязана к Византийской империи, то и влияние на неё с её стороны было более сильным, чем на соседние древнеабхазские политические образования. Вследствие этого, император Юстиниан I для большего сближения с ними шёл на все, прибегая даже к «помощи» лазских правителей. Так, пытаясь частично воздействовать на внутреннюю жизнь апсилийского общества, Византийская империя через подчинённую ей Лазику порождала опасную иллюзию у лазских правителей о зависимости Апсилии от них, тогда как в действительности она не подчинялась Лазике, а находилась в политической зависимости от Византийской империи17, которая формировала свою политику, исходя из собственных интересов, учитывая стремление персов закрепиться на этих территориях. У Прокопия Кесарийского хоть и сказано, что апсилы были «подданными» лазов, но источник сам требует не буквального понимания, а цельного восприятия того, что происходило в то время. «В целом же из источников следует, что в формировании общеколхидского политического и культурного единства под эгидой лазов немаловажную роль играла Византия, проводившая в этом районе сложную дипломатическую игру»18. Как справедливо отмечает археолог-медиевист Ю.Н. Воронов, «зависимость апсилов, как, впрочем, и других древнеабхазских племён, от Лазики, навязчиво, с явным подтекстом подчёркиваемая византийскими авторами, в действительности носила скорее символический характер»19. Совершенно верно было замечено, что узаконенное подчинение византийцами себе Лазики давало им повод «пропагандировать идею подчинения других племён лазам»20. На этом фоне показательна строчка из письменного источника, принадлежащая византийскому историку VI в. Менандру Протиктору. В ней отображён спор между персидским царём и византийским военачальником Петром о принадлежности Сванетии. «Затем опять происходили споры о Суании. Царь сказал: «Когда я завоевал Скенды, Сарапу и Лазику, вы не говорили, что Суания была в вашей власти. Из этого явствует, что суаны не были подвластны лазам. Иначе они поддались бы нам вместе с обладавшими ими лазами». Петр возразил: «Этого не случилось, потому что Суан не отпадал, подобно Лазу, которому он был подвластен. Я утверждаю, что подданный нашего подданного никак не отпадал от нас»21, также как в случае с мисимианами, являвшимися подданными колхов (лазов), которые, в свою очередь, повиновались римлянам22.
Итак, для сохранения спокойствия, а также своего влияния в Западном Кавказе Юстиниан предпринимает самые серьёзные меры, направленные на сохранение лояльности и доверия апсилийского населения, которое, судя по письменным источникам, было, в общем, терпимо в отношении присутствия византийцев на своей земле, для него было важно не вызвать недовольство местного населения (абасгов, апсилов, мисимиан и др.) и в, тоже время, он не мог не учитывать того, что «народы этого региона могли оказать реальную услугу империи в соответствии с их географическим положением и военными ресурсами»23, выступая в военных акциях на стороне Византии и способствуя её борьбе против персов и их союзников, за исключением некоторых моментов неповиновения, которые ромеи сразу сглаживали. Об этом красноречиво сообщается в хрониках Прокопия и Агафия, где показано, насколько полезна может быть «политика пряника», реализованная Юстинаном по отношению к местному населению, давшая возможность Византийской империи почувствовать себя полноправной хозяйкой в важном для неё регионе Западного Кавказа, в частности, в Апсилии. В связи чем, в целях осуществления своих планов Византийская империя использует для этого все средства – дипломатию, религию, экономическое воздействие24.
Несомненно, что «особенно крупная роль во внешней политике Византии принадлежала церкви и церковным миссиям. Распространение христианства являлось важнейшим дипломатическим орудием Византии на протяжении многих столетий. Гибкость и изворотливость были в равной степени присущи и миссионерской деятельности православной церкви». Константинопольская патриархия стремилась привлечь на свою сторону симпатии народов проповедью христианства на местных языках. «Такая гибкая политика православной церкви во многом способствовала утверждению византийского политического и идейного влияния в христианизированных ею странах»25, направленная, в частности, вглубь горной территории, в концентрацию местного населения, где памятники христианской культуры сохраняются там до наших дней (напр. апсилийские памятники в нагорной Абхазии). Поэтому, одна из установок Константинопольского патриархата была направлена на создание в предгорьях Кавказа особого заслона (т.е. внутренней оборонительной линии) против воинственных кочевых племён, которые могли прорваться к побережью, так как только в союзе с единоверцами можно было противостоять языческим племенам с Северного Кавказа. Как верно заметил византинист Андре Гийу: «византийская дипломатия, если учесть число стран, которые она ввела в лоно христианской культуры, была бесспорно успешна»26, свидетельством чему, несомненно, в числе прочих территорий, является и территория Абхазии. Специалист по ранневизантийской церковной археологии Л.Г. Хрушкова по этому поводу пишет: «Проникновение и утверждение христианства и разнообразные контакты с Византией – важнейшие факторы в сложении облика культуры Абхазии того периода»27, где «осуществлялся идейный принцип pax Romana pax Christiana, то есть принимавшие православную веру «становились цивилизованными»28, т.е. приобщёнными к средиземноморскому, западноевропейскому христианскому миру. Вследствие этого: «В VI веке были достигнуты значительные успехи в распространении христианства, с ним была связана строительная активность не только в прибрежной части Абхазии, но и в горной зоне, на территории Апсилии, приведшие к тому, что местные мастера восприняли и многократно воплощали в камне темы и образы, широко распространённые всюду в христианском мире»29. Не случайно, в середине VI века Прокопий Кесарийский отмечал, что апсилы - «с давних уже времён христиане»30, а в XXXI новелле Юстиниана они, среди других, названы ещё и дружественными племенами империи, что указывает на «союзнические отношения Апсилии с Византией»31. Вот так в период правления Юстиниана был применен религиозный фактор в дипломатии во взаимоотношениях с Апсилией. И вместе с тем: «Христианство в руках византийцев становилось одним из средств покорения абхазов»32.
Следующий этап взаимоотношений иллюстрируется прохождением через всю Апсилию, через её центр в Цебельде, стратегически важной дороги, имевшей как для Византии, так и для местного населения большие последствия в плане военного и торгово-экономического сотрудничества, как, вобщем, и для племён бассейна верхней Кубани во второй половине VI в., когда «было положено начало новой трассы «Великого шёлкового пути»33. Как известно, в ранневизантийскую эпоху (VI-VIIIвв.) «из-за военного противостояния Византии и Персии, а затем с Арабским халифатом заработали три Западнокавказских ответвления Великого шёлкового пути («северный маршрут»)»34, упомянутые в письменных источниках византийских авторов: Менандра Византийца, Феофана Хронографа. Вместе с тем следует отметить, что наиболее часто использовались две дороги: дорога миндимианов (мисимиан) и Даринский путь (через Апсилию)35, проходивший через Клухорский перевал36 и способствовавший торгово-экономическим связям Апсилии (в частности, цебельдинцев) и Мисиминии с соседними странами и регионами византийско-христианского мира37. О чём свидетельствуют археологические материалы (вещи европейского образца, оружие, женские украшения и т.д.), принадлежавшие апсилам. Также на территории исторической Апсилии (в Цебельде в захоронениях Цибилиумского могильника) были найдены вещи VI в., которые, вероятно, попали сюда через северокавказские перевалы (это, в частности, каменная бусина с китайским иероглифом «бень»(«император») времён династии Суй (VIв.), янтарь, сердолик)38. «Именно на основании данных об импорте бус, и шелков, как с одной стороны из Китая и Средней Азии, так и с другой стороны из Сирии, чётко рисуется кавказский отрезок Великого шёлкового пути»39.
Таким образом, данный регион Абхазии, можно считать, являлся транзитным в международной торговле и был связан с Северным Кавказом, в частности, с урочищем Мощевая балка, где были найдены фрагменты шёлковых тканей. Лишним доказательством тому, что через Апсилию проходил трансазиатский (северо-западно кавказский) путь, может служить и то, что на одном из возможных участков шёлкового пути от пос. Нижний Архыз до пос. Псху в Абхазии располагались пастушеские комплексы – ацангуары (VI – X вв.), которые, возможно, «могли использоваться как остановочные пункты для торговых караванов в зоне высокогорья»40. Их появление, по большей части, стало возможным как раз по тому необычному оживлению, что царило в VI – VIII вв. вдоль всех важнейших высокогорных путей Абхазии, стимулировавшему освоение субальпики под интенсивное отгонное скотоводство, памятниками которого являются ацангуары41, т.е. памятники гражданской архитектуры. Их строительство в раннюю византийскую эпоху способствовало освоению как скотопрогонных горных троп в горах, так и ряду вьючных и пешеходных горных троп в горах42, которыми вполне могли пользоваться как скотоводы, так и торговцы. «Жители центральной части Абхазии пользовались дорогой, шедшей по ущелью р. Гумиста через Псху и дальше. В этой части Абхазии скотоводы пользовались также маршрутной дорогой, проходившей по направлению Цебельда-Дал-Марух»43. Следует отметить, как показывают материалы ацангуар Северо-Западного Кавказа, а также горных укреплений, переломный этап утверждения определённой специализации хозяйства (т.е. отгонное скотоводство) мог совпасть с возникновением и развитием первых местных общинных союзов в Абасгии, Апсилии и Санигии.
Как известно, царь Ирана Хосров I, пришедший на смену Каваду I в сентябре 531, заключил в начале 532 “мир на вечные времена”, по условиям которого Юстиниан должен был выплатить Ирану 4000 фунтов золота на содержание кавказских крепостей, противостоявших набегам варваров, и отказаться от протектората над Иберией на Кавказе. «Однако, этот т.н. «вечный мир» не разрешил имевшиеся между соперничавшими державами противоречия. Обе стороны рассматривали его как временную передышку и вели приготовления к будущим столкновениям»44, и Вторая война с Ираном разразилась в 540 г., когда поглощенный делами на Западе Юстиниан допустил опасное ослабление своих сил на Востоке, а иранцы «воспользовались возможностью денонсировать «вечный мир» 532 г.»45.
Так, готовясь к следующей войне, византийцы занялись реставрацией, а также возведением новой внутренней оборонительной так называемой системы Клисура (Кавказский внутренний лимес). «На всей территории империи была восстановлена и развёрнута прежняя римская система обороны. Вновь возник лимес, состоящий из мощных крепостей, редутов, укреплённых лагерей, эшелонированный в глубину в несколько линий, о внушительном виде которого дают представление отдельные руины, сохранившиеся в Африке и на сирийских границах»46, а также включая Северное Причерноморье, лимес таврический и дунайский. Все они вместе с укреплениями Лазики, Апсилии и Абасгии – пункты византийского лимеса. «Это единая непрерывная система»47. По сведениям византийских источников видно, что Кавказский внутренний лимес действительно являлся той необходимой линией обороны, которая должна была замкнуть открытые для прохождения участки в горной местности, служившей, своего рода, ключом во владения Византийской империи на Западном Кавказе, и представлял собой линию крепостей на территории Абасгии(Трахея), Апсилии и Мисиминии (Цибилиум, Шапка, Тцахар, Бухлоон) и Лазики (Археополь, Родополь, Сарапанис, Сканда и др.)48, что, в свою очередь, для Византийской империи стало упрочнением её политического влияния на Южном Кавказе.
Тем временем в 562 году в крепости Дара Иран и Византия заключили очередной «вечный мир» сроком на 50 лет. Иран уступал Византии Лазику, оставляя за собою Сванетию, так и не сумев пробиться к берегам Средиземного и Чёрного морей, Византия же оказалась не в состоянии сломить монополию персов в торговле со странами Дальнего Востока49. В конечном итоге, «это обстоятельство на несколько веков определило дальнейшее развитие Восточного Причерноморья в поле сильного византийского влияния»50, но до того момента, когда апсилы политически окрепли и мирились с присутствием византийцев на своей земле, исходя уже из своих собственных интересов, судя по сочинению византийского историка Феофана Исповедника, описывавшего поездку будущего византийского императора Льва Исавра в 708-711гг. по Западному Кавказу в период появления арабов в Апсилии и размещения ими на её территории своих гарнизонов в начале VIII века. Их также как и византийцев интересовали в верховьях Кодора и Чхалты кавказские перевалы. «Арабы быстро оценили их военно-стратегическое значение для будущих вторжений на Северный Кавказ, в Албанию и Хазарию»51. Начиная с середины VIII века, с 738 года, с вынужденным уходом арабов, ситуация стала резко меняться. Складывается новая, уже более благоприятная политическая обстановка на Западном Кавказе; Апсилия вместе с Мисиминией и Лазикой становятся частью Абхазского княжества, а в дальнейшем и царства, являвшегося с 786 г. до 975 года первым абхазским независимым государством. В связи с чем апсило-византийские взаимоотношения переживают уже новый этап, период абхазо-византийского сотрудничества.
Таким образом, можно видеть, что апсило-византийские взаимоотношения во многом определялись ирано-византийской войной в VI веке, куда «перманентно вовлекались как закавказские государства, так и местные горские и предгорно-равнинные племена Северного и Западного Кавказа…»52 и где требовалась недюжинная дипломатия со стороны Византии, чтобы сорвать планы иранских шахов и ещё больше укрепиться на черноморском побережье Западного Кавказа. Что было очень важно в тех тяжёлых условиях, когда две мировые державы Византийская и Персидская воевали между собой, затронув и территорию Апсилии, местное население не только смогло выжить, но и благодаря мудрой политике своих правителей сохраниться. «Так, широкий политический горизонт византийского двора при Юстиниане не упускал из вида столь важного интереса империи, каким являлось господство по всему побережью Чёрного моря», - отмечает византинист Ю. Кулаковский53. Поэтому византийская дипломатия, опасаясь измены правителей и вождей местных племён, переходит от «политики кнута к политике пряника» и, в первую очередь, обращает здешнее население в православную веру. Это можно считать первым этапом апсило-византийских взаимоотношений. Второй же этап, также связанный с дипломатией – это торгово-экономическое сотрудничество, зависевшее, во многом, от «Великого Шёлкового пути», и третий этап – это совместная заинтересованность в защите внутренних районов и одной из главных крепостей византийцев - Себастополиса в Апсилии. В дальнейшем влияние Византии на Апсилию становится слабее, и зависимость Апсилии ограничивается формальным признанием данной территории.
Комментарии
1 Бгажба О.Х., Воронов Ю.Н. Материалы по культуре апсилов II в. до н.э. - II в. н.э. // Труды Абхазского государственного музея. Т.6. Сухуми, 1988, с. 45.
2 Инал-ипа Ш.Д. Ступени к исторической действительности. Сухум,1992, с.86
3 Воронов Ю.Н. Научные труды в семи томах. Т.1. Сухум, 2006, с.306
4 Литаврин Г.Г. Византия в IV-XII вв.// История средних веков. Т.1. Москва,2001,с.130
5 Удальцова З.В. Византийская империя в раннее средневековье (IV-XIIвв.) // История Европы с древнейших времён до наших дней (в восьми томах). Т. 2 "Средневековая Европа". Москва, 1992, с. 120.
6 Бганба В.Р. Избранное. Сухум, 2007,с.258.
7 Бгажба О.Х., Лакоба С.З. История Абхазии с древнейших времён до наших дней. Сухум,2007,с.79.
8 Гумилёв Л.Н. Древние тюрки. Москва,2002, с.49.
9 Гумилёв Л.Н. Древние…с.49.
10 Караяннопулос Янис. Эпоха Юстиниана.//История человечества. Т.III. VII век до н. э. – VII век н. э. Русскоязычная версия. Москва,2003, с.254.
11 Кузьмин В.А. Великий шёлковый путь на Кавказе. Архитектура караван-сараев в горной Ингушетии// Археология, этнография и фольклористика Кавказа: Материалы Международной научной конференции « Новейшие археологические и этнографические исследования на Кавказе..Махачкала, 2007,с.133.
12 Воронов Ю.Н. Древнеабхазские племена в римско-византийскую эпоху.// История Абхазии. Сухум,1991,с.58
13 Всемирная история: в 24-х томах. Т.7. Раннее средневековье. Минск,2000, с. 218.
14 Амичба Г.А., Папуашвили Т.Г. Из истории совместной борьбы грузин и абхазов против иноземных завоевателей (VI-VIIIвв.). Тбилиси,1985,с.7.
15 Волкова Н.Г. Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа. Москва, 1973,с.22.
16 Караяннопулос Янис. Эпоха Юстиниана.//История человечества. Т.III. VII век до н. э. – VII век н. э. Русскоязычная версия. Москва,2003, с.253.
17 Аджинджал Е.К. Из истории абхазской государственности. Сухум, 1996, с. 10.
18 Воронов Ю.Н., Бгажба О.Х. Главная крепость Апсилии. Сухуми,1986, с. 70.
19 Воронов Ю.Н. Тайна Цебельдинской долины. Москва, 1975,с.149.
20 Гунба М.М. Абхазия в первом тысячелетии н.э. (социально-экономические и политические отношения). Сухуми,1989,с.161.
21 Византийские историки (Дексипп Евнапий, Олимпиодор, Малх, Пётр Патриций, Менандр, Кандид, Нопнос и Феофан Византиец). Санкт-Петербург,1894, с.352.
22 Агафий Миринейский. О царствовании Юстианиана. Москва,1996,с. 106
23 Аджинджал Е.К. Об одном аспекте ранневизантийской диломатии на Кавказе//Вестник древней истории, №3. Москва,1987,с. 174.
24 Анчабадзе З.В. Из истории средневековой Абхазии (VI-XVII вв.). Сухуми, 1959,с. 38.
25 Удальцова З.В. Византийская империя в раннее средневековье(IV-XIIвв.)//История Европы с древнейших времён до наших дней (в восьми томах). Т.2 "Средневековая Европа". Москва,1992,с.215.
26 Андре Гийу. Византийская цивилизация. Екатеринбург, 2007,с. 170
27 Хрушкова Л.Г. Скульптура раннесредневековой Абхазии V-X века. Тбилиси, 1980,с.3.
28 Аджинджал Е.К. Из истории христианства в Абхазии. Сухум, 2000,с. 53.
29 Амичба Г.А. Культура и идеология раннесредневековой Абхазии (V-X вв.). Сухум,1999,с.17.
30 Прокопий Кесарийский. Война с готами. О постройках. Москва, 1996,с. 17.
31 Воронов Ю.Н. Тайна Цебельдинской долины. Москва, 1975,с.149.
32 Гунба М.М. Абхазия в первом тысячелетии н.э. (социально-экономические и политические отношения). Сухуми,1989,с.176.
33 История народов Северного Кавказа с древнейших времён до конца XIX в. Москва,1988,с..102.
34 Бгажба О.Х. О Западнокавказских ответлениях Великого шёлкового пути// Тезисы докладов научной конференции посвящённой 80-летию со дня рождения выдающегося историка – кавказоведа Зураба Вианоровича Анчабадзе. Сухум,2000, с.6.
35 Воронов Ю.Н. Ещё раз о раннесредневековых перевальных путях через Западный Кавказ//XVII “Крупновские чтения" по археологии Северного Кавказа. Майкоп,1992,с. 70.
36 Ковалевская В.Б. Кавказ и аланы. Москва,1984,с.134.
37 Амичба Г.А. Абхазия в эпоху раннего средневековья. Сухум,2002,с.207.
38 Воронов Ю.Н. Тайнас Цебельдинской долины. Москва, 1975, с.82.
39 Ковалевская В.Б. Кавказ и аланы. Москва,1984,с.164.
40 Демаков А.А., Чумак И.Л. Транскавказский шёлковый путь//Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Выпуск VIII. Москва-Ставрополь, 2008,с.440.
41 Воронов Ю.Н., Левинтас В.Б. По древним тропам горной Абхазии. Сухуми, 1982,с. 47.
42 Амичба Г.А. Абхазия в эпоху раннего средневековья. Сухум,2002,с.37.
43 Амичба Г.А. Абхазия в эпоху раннего средневековья. Сухум,2002,с.36.
44 Амичба Г.А. Культура и идеология раннесредневековой Абхазии (V-X вв.). Сухум,1999,с.26.
45 Караяннопулос Янис. Эпоха Юстиниана… с.253.
46 Луи Альфан Великие ипмерии варваров. От Великого переселения народов до тюркскиз завоеваний XI века. Москва,2006,с. 82.
47 Николаева Э.Я. Рецензия на работу Ю.Н. Воронова, О.Х. Бгажба. Материалы по археологии Цебельды (Итогт исследований Цибилиума в 1978-1982 гг.). Тб., 1985//Советская археология. №2. Москва,1989,с. 273..
48 Воронов Ю.Н. Колхида на рубеже средневековья. Сухум, 1998,с. 44.
49 Воронов Ю.Н. Научные труды в семи томах. Т.1. Сухум, 2006, с.366.
50 Хрушкова Л.Г. Раннехристианские памятники Восточного Причерноморья (IV-VIIвв.). Москва,2002,с.43. 5
1 Хонелия Р.А. Некоторые вопросы политической истории Абхазии VI-VIII вв. по данным армянских источников//Сборник научных работ апспирантов. Сухуми,1967, с.209.
52 Ковалевская В.Б. Даринский путь и связи Византии, Апсилии и Алании// Первая Абхазская международная археологическая конференция. Сухум,2006,с. 32.
53 Кулаковский Ю. История Византии. Т.II. Санкт-Петербург,2003,с. 170.
Литература:
Агафий Миринейский. О царствовании Юстиниана. М.,1996.
Аджинджал Е.К. Из истории абхазской государственности. Сухум, 1996.
Аджинджал Е.К. Об одном аспекте ранневизантийской дипломатии на Кавказе// Вестник древней истории. №3. М.,1987.
Аджинджал Е.К. Из истории христианства в Абхазии. Сухум, 2000.
Амичба Г.А. Культура и идеология раннесредневековой Абхазии (V-X вв.). Сухум, 1999.
Амичба Г.А. Абхазия в эпоху раннего средневековья. Сухум, 2002.
Амичба Г.А., Папуашвили Т.Г. Из истории совместной борьбы грузин и абхазов против иноземных завоевателей (VI-VIII вв.). Тб., 1985.
Анчабадзе З.В. Из истории средневековой Абхазии (VI-XVII вв.). Сухуми, 1959.
Бгажба О.Х. О Западнокавказских ответвлениях Великого шёлкового пути// Тезисы докладов научной конференции посвящённой 80-летию со дня рождения выдающегося историка – кавказоведа Зураба Вианоровича Анчабадзе. Сухум,2000.
Бгажба О.Х., Воронв Ю.Н. Материалы по культуре апсилов II в. до н.э. - II в. н.э.// Труды Абхазского государственного музея. Т.6. Сухуми, 1988, Бганба В. Р. Избранное. Сухум, 2007.
Бгажба О.Х., Лакоба С.З. История Абхазии с древнейших времён до наших дней. Сухум,2007.
Византийские историки (Дексипп Евнапий, Олимпиодор, Малх, Пётр Патриций, Менандр, Кандид, Нопнос и Феофан Византиец). Санкт-Петербург,1894.
Волкова Н.Г. Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа. Москва,1973.
Воронов Ю.Н. Тайна Цебельдинской долины. М., 1975.
Воронов, 1991: Древнеабхазские племена в римско-византийскую эпоху//История Абхазии. Сухум,1991.
Воронов Ю.Н. Еще раз о раннесредневековых перевальных путях через Западный Кавказ// XVII «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. Майкоп, 1992.
Воронов Ю.Н. Колхида на рубеже средневековья. Сухум, 1998.
Воронов Ю.Н. Научные труды в семи томах. Сухум, 2006.
Воронов ЮН., Бгажба О.Х. Главная крепость Апсилии. Сухуми,1986.
Воронов Ю.Н., Левинтас В.Б. По древним тропам горной Абхазии. Сухуми, 1982.
Всемирная история: в 24-х томах. Т.7. Раннее средневековье. Минск,2000.
Гийу Андре. Византийская цивилизация. Екатеринбург, 2007.
Гумилёв Л.Н. Древние тюрки. Москва,2002.
Гунба М.М. Абхазия в первом тысячелетии н.э. (социально-экономические и политические отношения). Сухуми, 1989.
Демаков А.А., Чумак И.Л. Транскавказский шёлковый путь//Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Выпуск VIII. Москва-Ставрополь, 2008.
Инал-ипа Ш.Д. Ступени к исторической действительности. Сухум, 1992.
История народов Северного Кавказа с древнейших времён до конца XIX в. М.,1988.
Ковалевская В.Б. Кавказ и аланы. М.,1984.
Ковалевская В.Б. Даринский путь и связи Византии, Апсилии и Алании//Первая Абхазская международная археологическая конференция. Сухум,2006.
Кузьмин В.А. Великий шёлковый путь на Кавказе. Архитектура караван-сараев в горной Ингушетии// Археология, этнография и фольклористика Кавказа: Материалы Международной научной конференции « Новейшие археологические и этнографические исследования на Кавказе. Махачкала, 2007.
Кулаковский Ю. История Византии. Т.II. СПб.,2003.
Караяннопулос Яннис. Эпоха Юстиниана// История человечества. Т.III. VII век до н.э.-VII век н.э. Русскоязычная версия. М.,2003.
Литаврин Г.Г. Византия в IV-XII вв.//История средних веков. Т.1. М.,2001.
Луи Альфан. Великие ипмерии варваров. От Великого переселения народов до тюркскиз завоеваний XI века. Москва,2006.
Николаева Э.Я. Рецензия на работу Ю.Н. Воронова, О.Х. Бгажба. Материалы по археологии Цебельды (Итогт исследований Цибилиума в 1978-1982 гг.). Тб., 1985//Советская археология. №2. Москва,1989.
Прокопий Кесарийский. Война с готами. О постройках. М.,1996.
Удальцова З.В. Византийская империя в раннее средневековье (IV-XII вв.) // История Европы с древнейших времён до наших дней (в восьми томах). Т.2. Средневековая Европа. М., 1992.
Хонелия Р.А. Некоторые вопросы политической истории Абхазии VI-VIII вв. по данным армянских источников // Сборник научных работ апспирантов. Сухуми,1967.
Хрушкова Л.Г. Скульптура раннесредневековой Абхазии V-Х века. Тб., 1980.
Хрушкова Л.Г. Раннехристианские памятники Восточного Причерноморья (IV-VII вв.). М., 2002.
(Материал взят с сайта: http://karam.org.tr.)
___________________________________
Апсилы и Апсилия в историографии последних десятилетий
Проблема изучения политической, экономической, социальной истории древней Апсилии, находившейся в юго-восточной части современной Республики Абхазия, имеет особое значение не только для абхазоведов, но и для всех кавказоведов, посвятивших свою жизнь изучению древней истории Западного Кавказа. Своё отражение она получила в фундаментальном труде Ю.Н. Воронова «Древняя Апсилия», издание которого стало возможным только в 1998 году (1). Это своего рода книга-энциклопедия. В ней содержится полный свод всех литературных источников по апсилам и Апсилии, доведённый автором до самого конца 90-х годов XX века, начиная с того времени, когда предки апсилов фиксируются в самых ранних письменных источниках, т.е., с конца II тыс. до н.э.
В последние два десятилетия появилось, в результате продолжающихся изысканий по этой теме, немало новых научных работ, в целом значительно повысился интерес к древностям этого региона Абхазии. Вместе с тем, к сожалению, археологические исследования в местах исторического проживания апсилов (Мархяул, Цабал, Амткял и др.), прерванные грузино-абхазской войной (1992-1993 гг.), в это время не проводились. Тем не менее, тот широкий объём работы, который был проделан, в частности, археологической экспедицией под руководством Ю.Н. Воронова и О.Х. Бгажба в районе Цебельдинской долины, позволяет и сегодня нам обращаться к добытому вещевому материалу, тем более, что не все результаты работ были опубликованы, их издание стало возможным только недавно. Это касается, например, монографий Ю.Н. Воронова «Колхида на рубеже средневековья» (1998 г.) и «Могилы апсилов» (2003 г.) (2). Последний труд представляет собой полную публикацию археологических материалов, выявленных на группе могильников с пятьюстами захоронениями у главной крепости крупнейшего древнеабхазского политического образования Апсилии – Цибилиума. Большим подспорьем для изучения апсилийских древностей являются сегодня также переизданные и собранные вместе (пока три тома) основополагающие труды Ю.Н. Воронова (3).
Как известно, происходившие в начале 90-х годов XX века политические и социальные процессы резко обострили этнополитическую ситуацию внутри распадавшегося Советского Союза, спровоцировав войны. Для абхазской историографии это было время перехода к новому осмыслению тех узловых проблем, которые на всём протяжении существования СССР зачастую рассматривались однобоко, сквозь призму грузинской исторической национальной школы. В этой связи, знаковым событием конца советского периода стал выпуск учебного пособия «История Абхазии», увидевшего свет в 1991 г. и переизданного в 1993 году (4). Представленная в нём концепция развития древнеабхазского народа получила своё дальнейшее историко-культурное освещение в изданной в 2007 году книге О.Х. Бгажба и С.З. Лакоба «История Абхазии с древнейших времен до наших дней» (5). Основная часть раздела о древнем периоде в «Истории Абхазии», где имеются важные выводы по всем аспектам истории апсилов и Апсилии и по вопросу её взаимоотношений с Римской и Византийской империями, была написана Ю.Н. Вороновым. В книге содержится ряд принципиально новых оценок нашего исторического прошлого и настоящего, основанных на материалах, которые ранее попросту игнорировались ввиду запрета или интерпретировались односторонне, с пристрастием. Спустя почти десять лет грузинские историки (М. Инадзе, Н. Ломоури, Д. Мусхелишвили, М. Лордкипанидзе и др.) отреагировали на учебное пособие «История Абхазии» в своём пространном сборнике статей под общим названием «Разыскания по истории Абхазии / Грузия» (1999 г.), в котором утверждается тезис о целостности Грузии чуть ли не с эпохи камня, а принадлежность апсилов к предкам абхазов ставится под сомнение (6). Появление данного труда стало ещё одним доказательством того, что и грузинские, и абхазские исследователи по-прежнему по-разному смотрят на древнюю, средневековую и современную историю Абхазии.
Таким образом, в постсоветский период (начало 90-х годов ХХ в. – начало ХХI в.) продолжилось интенсивное изучение истории Абхазии, в частности, апсилов и их региона проживания. Наконец появилась возможность, не опасаясь существовавшего до этого запрета из Тбилиси, высказывать своё мнение по многим проблемам, связанным с историей Абхазии в статьях и монографиях. Тому яркий пример – книга Ш.Д. Инал-ипа «Ступени к исторической действительности», изданная перед самым началом войны в 1992 году. Исследователь в ней критикует тех грузинских кавказоведов, которые возмутительным образом искажают этническую историю абхазского народа (7).
Характерной чертой рассматриваемого нами периода является углубленная разработка наиболее важных проблем исторического развития Юго-Восточной Абхазии в ранневизантийскую эпоху. Научные исследования ведутся по пяти направлениям: по изучению этнополитической истории, христианизации и церковного зодчества, периодизации, материальных памятников, экономики и хозяйства. Важное место в работах кавказоведов по изучению этнополитической истории древней Апсилии заняли такие актуальные проблемы, как определение северо-западной и юго-восточной границы Апсилии, участие апсилов в войнах на стороне Римской и Византийской империй, маршруты прохождения торговых путей.
Проблема определения восточных границ абасгов и апсилов на основе источниковедческого анализа «Армянской географии VII века» («Ашхарацуйц») была рассмотрена в книге В.Ф. Бутба «Племена Западного Кавказа по «Ашхарацуйцу» (в основе которой лежит кандидатская диссертация, подготовленная в 1991 г.), вышедшей в свет в 2001 году в Сухуме и переизданной с дополнениями в 2005 году (8). Углублённое исследование по уточнению границы между Апсилией и Лазикой по древнегрузинскому источнику было предпринято, вслед за Ю.Н. Вороновым, О.Х. Бгажба в статье «Где проходила «Клисура» Джуаншера?». В работе отмечается, что, благодаря неправильной трактовке данного источника некоторыми исследователями, на основании созвучия названий связываются Клисура с р. Келасур, а это приводит фактически к ликвидации целого древнеабхазского раннеклассового образования V-VIII вв. (т.е. Апсилии). По этой логике «получается, что граница между Абхазией и Грузией должна была бы проходить в то время по р. Келасур, тем самым часть Апсилии отходила Грузии, другая же – Абхазии (Абасгии)». В то же время, по мнению О.Х. Бгажба, Клисура и Келасур – это не одно и то же, «Клисура Джуаншера не имеет никакого отношения к Апсилии, а значит и к территории нынешней Абхазии» (9). Характеризуя этнополитическую ситуацию на Западном Кавказе, Г.Д. Гумба, в результате анализа различных письменных источников, выдвинул версию, что Джуаншер усматривал под Клисурой реку Техури, служившую западной границей Лазики в V веке (10). В следующей своей работе, посвящённой ранним этапам этнической истории абхазов, О.Х. Бгажба южную этнополитическую границу между древнеабхазскими племёнами апсилов и мисимиан и древнекартвельским племенем лазов в VI в. проводит по р. Ингур. По этой же реке граница проходила и в VII в., на что указывают поздние византийские источники (Максим Исповедник, Феофан Хронограф) и Армянская география «Ашхарацуйц», а верховья Ингура «до крепости Бухлоон в тот период были включены в политические границы Алании» (11).
Довольно широкое освещение в ряде работ получает тема военной истории апсилов. Проблеме участия апсилов в военных кампаниях Рима в самом начале II в. н.э. посвящена статья М.К. Хотелашвили (Инал-ипа) «Страницы военной истории абхазов». Заметив, что в источниках нет прямых указаний на то, что военные отряды апсилов могли участвовать в войнах Рима, исследователь предположил, что если римский император Траян (начало II в.) после войны с Парфией, по сведениям римских историков, ряд кавказских племён принимает в подданство и некоторым даёт царя, а царь апсилов Юлиан получает от него римское гражданство, «то становится ясным, что именно он участвовал на стороне Рима в войне с Парфией». Поэтому можно сделать вывод, что «апсилы принимали участие в римско-парфянской войне» (12). Интересная мысль о роли абазгов и апсилов была высказана в монографии адыгского исследователя С.Х. Хотко «Очерки истории черкесов». Охарактеризовав сначала этнополитическую ситуацию до конца VIII в. и указав, что такие государственные образования, как Абасгия, Санигия, Зигия и Апсилия находились в номинальной зависимости от римских императоров, а позже под влиянием Византии, автор далее предполагает, что воинственность горцев Западного Кавказа (абасгов, апсилов) использовалась для определенных целей, они назначались наместниками «в картвельские провинции Византии, получали там поместья, и они же являются родоначальниками едва ли не всех княжеских родов Грузии» (13). Правда, автор не использовал при этом для подтверждения своих выводов необходимую доказательную базу. Привлекает внимание также работа другого адыгского исследователя Н.Г. Ловпаче «Абазино-абхазский компонент в погребальной культуре раннесредневековых адыгов Закубанья». В ней автор стремится обосновать раннюю датировку появления абазинского населения в предгорьях Северного Кавказа и объяснить само нахождение абазин в Закубанье, полагая, что они попали туда благодаря миграции апсилов, абасгов и санигов в VIII веке. Причину этого он видит в их нежелании «принять христианство, усиленно распространяемое в то время среди апсилов, абасгов и санихов» и, возможно, в увеличении численности населения, которому «стало тесно в горах» (14).
Своё развитие получает в абхазских и российских исследованиях также такая проблематика, напрямую имеющая отношение к Северо-западному и Южному Кавказу, как идентификация торговых путей (Мисимианского и Даринского) на территории Апсилии. По этому вопросу имеются различные точки зрения, что делает данную тему в историографии актуальной. На основании анализа письменных источников (Менандр Протектор, Феофан Византиец, Прокопий Кесарийский), а также вещественного материала, О.Х. Бгажба, вслед за Ю.Н. Вороновым, в своих работах, увязав локализацию Мисимианского пути, а затем и Даринской дороги с локализацией самих мисимиан (близкородственного к апсилам племени) и их центров (Бухлоон и Тцахар), приходит к обоснованному выводу, что Мисимианский путь должен был пролегать вдоль Ингурского ущелья, тогда как Даринский путь, соответственно, уже вдоль Кодорского ущелья (15). Этой же концепции придерживается и В.Б. Ковалевская, считая, что Даринский путь следует связывать с самым легко проходимым перевалом Западного Кавказа – Клухорским, а дорогу – с Военно-Сухумской (16). В тоже время с данной локализацией не согласны А.А. Иерусалимская, В.А. Кузнецов и ряд других авторов. Говоря об алано-апсилийско-мисиминских связях в книге «Очерки истории алан», В.А. Кузнецов, в частности, интерпретируя сведения Менандра, предположил, что перевальная дорога, которую тот именует дорогой миндимианов, проходила там, где сегодня располагается Военно-Сухумская дорога, Даринский же путь кавказовед поместил западнее территории мисимиан, т.е., в Бзыбскую Абхазию, связанную с Северным Кавказом Санчарским перевалом (17). По мнению же О.Х. Бгажба, «Менандр сохранил конкретное указание на то, что Даринский путь проходил западнее Мисимианского и выводил прямо в Апсилию» (18). При описании истории дорог, использовавшихся для торговли с такими далёкими странами, как Китай, и маршрута прохождения Великого шёлкового пути, в работе Ю.А. Прокопенко «История северо-кавказских торговых путей IV в. до н. э.- ХI в. н. э», прослеживается поддержка выводов В.А. Кузнецова, касающихся локализации Мисимианского и Даринского путей (19). В своей статье «Каменные крепости алан» И.А. Аржанцева также полагает, что Мисимианский путь шёл в Апсилию через Клухорский перевал (20). Однако проведённое исследование археологических материалов V-VI веков в регионе Кавказских минеральных вод, Балкарии и Верхней Кубани показало «полное отсутствие византийских импортов ранее VII в. в горных районах к западу от линии Теберда-Кубань» (21), т.е., там, где реконструируется трасса Даринской дороги А.А. Иерусалимской, В.А. Кузнецовым и др. В то же время там, где она действительно, согласно Ю.Н. Воронову, О.Х. Бгажба, В.Б. Ковалевской и др., могла пролегать, имеется вещественный доказательный материал, например, каменная бусина с китайским иероглифом «бень» («император») времён династии Суй (VI в.), янтарь и сердолик (22). При изучении торговых путей в Западной Алании в V-VI веках А.В. Мастыкова и М.М. Казанский, ссылаясь на логику рассказа Менандра, полагают, что Даринская дорога была более западной по отношению к Мисимианской», при этом «имеются основания сопоставить с ней намеченную по археологическим источникам кубанскую трассу, как это уже было сделано Ю.Н. Вороновым» (23).
За минувшие два десятилетия активно велась работа по изучению религиозной истории древней Апсилии и раннехристианской культуры на её территории. В первую очередь следует отметить работы Г.А. Амичба «Культура и идеология ранне-средневековой Абхазии (V-X вв.)» (1999 г.), Е.К. Аджинджал «Из истории христианства в Абхазии» (2000 г.), Иеромонаха Дорофея (Дбар) «История христианства в Абхазии в первом тысячелетии» (2005 г.). Надо заметить, что во всех трёх работах ставится проблема хронологии ранней истории христианства в Абхазии. На основании трактовок письменных данных и археологических раскопок был сделан вывод, что официальное введение христианства в VI в. было осуществлено в два этапа, при чем отмечалось, что и после этого языческие дохристианские обряды продолжали сохраняться в нагорной и предгорной зоне, в том числе, в Апсилии и Мисиминии (24). Развивая тему христианизации абасгов и апсилов, Е.К. Аджинджал считает, что в VI в. древнеабхазские народности – апсилы, абасги и другие племена – принимают официально христианство в качестве государственного культа, но уже вторично, после того как с апостольских времён они были приобщены к христианству (25). В этом отношении особого внимания заслуживает сравнительно недавно изданная монография иеромонаха Дорофея (Дбар). Сам характер работы предполагает новые интерпретации важнейших сообщений византийских авторов, касающихся религиозной жизни древних абхазов. Подробно исследовав процесс появления и дальнейшего распространения христианства, в том числе и у апсилов, автор приходит к выводу, что уже в первой половине VI в., «происходит окончательное утверждение христианства среди абхазских субэтнических групп: апсилов, мисимиан и др.» (26)
Вместе с тем, учитывая результаты археологических раскопок, можно утверждать, что апсилы и после официального принятия и утверждения христианства ещё долго продолжали сохранять традиционные верования и обычаи (27). Цибилиумский могильник яркий тому пример. Исследование Ю.Н. Воронова и О.Х. Бгажба анализирует археологический материал, выявленный в окрестностях Цибилиума, свидетельствующий «о христианизации внутренней Апсилии». На основании этого материала было выделено 5 этапов. Это: 1) «Доюстиниановская эпоха, археологически иллюстрируемая с V в. н.э.»; 2) «Раннеюстиниановская эпоха», «официальное принятие христианства» и «начало широкой христианизации рядовых общинников»; 3) Эпоха персо-византийских войн за Колхиду (541-556 гг.); 4) «Позднеюстиниановская эпоха», «дальнейшее расширение христианизации всего населения»; 5) «Послеюстиниановская эпоха, включая и VII век» (28). В тоже время, в некоторых исследованиях предлагается более узкая дата христианизации апсилов, абазгов, мисимиан, санигов. IV веком датирует Р.М. Барциц в своей кандидатской диссертации «Абхазский религиозный синкретизм в культовых комплексах и современной обрядовой практике» принятие Абхазией христианства в качестве официальной религии и окончание процесса консолидации близкородственных племён абхазо-адыгской группы – апсилов, абазгов, мисимиан, санигов – в крупные этнополитические образования (29). О распространении христианства через территорию Апсилии и Клухорский перевал в Аланию говорится в книге В.В. Гудакова «Северо-Западный Кавказ в системе межэтнических отношений с древнейших времён до 60-х годов XIX века». Согласно этому автору, «почти два столетия понадобилось византийским миссионерам, чтобы преодолеть Клухорский перевал от Цибилиума до верховьев Кубани, обращая по пути местное население в христианскую веру» (30).
Широкое историко-типологическое толкование даётся раннехристианским памятникам Восточного Причерноморья (IV-VII вв.) на фоне распространения христианства в монографии Л.Г. Хрушковой. Изложение в книге строится по историко-географическому принципу, особое внимание уделяется крупным центрам, например, приморским городам Севастополису (совр. Сухум), Гиэносу, а также Драндскому храму и ранним церквям нагорной Апсилии в районе Цебельды, в том числе, в крепости Цибила.Здесь же хотелось бы обратить внимание на некоторые сделанные исследователем выводы. Так, автор, отстаивая мысль о том, что апсилы рано приобщились к христианству, в частности, описывая церковь № 3, отмечает, что её апсида имела полуциркульную форму и не была пятигранной (31).Ю.Н. Вороновым и О.Х. Бгажба, в результате дальнейших раскопок в Цибилиумском церковном комплексе, были внесены существенные коррективы в отношении гранности внешней стороны апсиды церкви № 3. Датировка Цибилиумской крепости, построенной в эпоху Юстиниана в течение нескольких лет (Ю.Н. Воронов, О.Х. Бгажба), исследователем поставлена под сомнение. Аргументируется это тем, «такая и точная и узкая дата не находит подтверждения в письменных источниках» (32). В то же время, в условиях нарастания византийско-иранских противоречий, появление оборонительной системы в Цебельде и в других крепостях Апсилии в период правления Юстиниана, как показал предложенный Ю.Н. Вороновым и О.Х. Бгажба анализ археологических материалов (закладных монет, фибул, обломков стеклянных сосудов, керамики и т.д.), объясняет нам предназначение всех этих объектов (33). Рассмотрев политическое, социально-экономическое и культурное положение древней и средневековой Абхазии по данным археологии и нумизматики, С.М. Шамба также датировал крепость Цибилиум 529-541 гг., т.е. VI веком (34).
Большое значение имеет тема хронологии некрополей Цебельды, ставшая в последние десятилетия в российской историографии предметом специального исследования. Отмечается стремление разбить её на ряд локальных временных периодов с привязкой к европейской хронологии. Для определения датировки цебельдинских некрополей О.А. Гей и И.А. Бажан в работе «Хронология эпохи «готских походов» (на территории Восточной Европы и Кавказа)» обращаются к началу Великого переселения народов, которые были ориентированы на Рим и «вовлечены в общий поток ключевых исторических событий на западных и восточных границах империи, отразившихся и в памятниках археологии». Как отмечают исследователи, «это даёт уникальную возможность привязать к разработанной по материалам цебельдинских некрополей непрерывной шкале III-VIвв. н.э. не только некоторые кавказские памятники, но также крымские, черняховские и вельбарские, а полученную систему в целом - синхронизировать с системой европейской хронологии Г.Ю. Эггерса - К. Годловского» (35). В откорректированной форме реконструируется на фоне исторических событий эволюция некрополя в Цибилиуме (II-VII вв.) М.М. Казанским и А.В. Мастыковой в соответствии с датами центрально и западноевропейских, а также северопонтийских древностей. Для датировки закрытых комплексов исследователи привлекают хронологию абхазских древностей, разработанную О.А. Гей и И.А. Бажаном. Погребения Цибилиума ими были соотнесены с 11 хронологическими периодами, объединёнными в четыре стадии. Наиболее ранняя стадия относится к 170/200 – 330/340 гг., а поздняя – к 450-640/670 гг. Поздняя при этом разделяется на периоды 9 (450-550 гг.) и 10-11 (530/550-640/670 гг.), которые в хронологии восточноевропейских древностей соответствуют постгуннскому периоду и горизонту геральдических поясов (36).
Значительное место в публикациях уделяется изучению цебельдинской (апсилийской) культуры. В статье О.Х. Бгажба «Цебельдинская экспедиция Ю.Н. Воронова» внимание акцентируется на выводах, сделанных Ю.Н. Вороновым во время проведения Цебельдинской экспедиции. Так, например, «через сопоставление археологических данных и скупых летописных строк удалось подойти к решению важнейших вопросов истории Апсилии». Это редкая в археологии удача, отмечает автор, когда Ю.Н. Воронов с помощью раскопок доказал достоверность сообщения Прокопия Кесарийского о сражении между оккупировавшими летом 550 года крепость персами и восставшими апсилами (37). «Что же касается апсилов, то на примере общины крепости Цибилиума археологически установлена преемственность её носителей на более чем 1500-летнем континуитете культуры (VIII в. до н.э. – VI в. н.э.)», - отмечается в другой работе, посвящённой ранним этапам этнической истории абхазов (38).
Коснувшись преемственности апсилийской культуры с предшествующими колхидской и кобанской культурами, Г.К. Шамба обратил внимание на то, что «в истории археологии имеется много тому примеров, когда наблюдается возврат к более ранним формам орудий и оружия. Так, раскопки памятников Апсилии (I-VII вв.) показали, что основные руководящие формы этой вновь открытой культуры по существу есть почти повторение (или реплика) местных изделий более раннего периода, т.е. эпохи поздней бронзы – раннего железа» (39). Более подробно Г.К. Шамба останавливается на анализе истории апсилов и их культуры в имеющей полемический характер статье «Освещение некоторых вопросов истории раннеабхазских племён в сборнике грузинских авторов («Разыскания по истории Абхазии/Грузия», Тб., 1999)». В контексте критического анализа статей М.В. Барамидзе и М.П. Инадзе, исследователь, в частности, в ответ на тезис М.П. Инадзе о сильном влиянии культуры лазов на культуру и язык апсилов, указал, что «в развитии материальной культуры среди племён Кавказского Причерноморья выдающихся успехов добились апсило-абазгские племена» (40).
Изучению метательного оружия (лук и стрелы, самострел) у абхазов и абазин в прошлом, а также анализу развития технологии изготовления собственного ратного оружия у абазгов, апсилов, мисимиан, зихов посвящена тезисная заметка Н.К. Шенкао (41). Исследованию пряжек и поясных наборов Едысского могильника (VI-VII вв. н.э.) на фоне их распространения в Европе и Азии уделил внимание в своей статье Р.Г. Дзаттиаты. Изучая связи раннесредневекового населения Абхазии с северо-кавказскими народами, с восточными и южными соседями, автор заметил, что «среди вещевого материала Цебельды и других памятников Абхазии выделяются поясные наборы, аналогичные нашим материалам». Особое внимание уделено влиянию кочевых народов Причерноморья на Цебельду, при этом автор ссылается на работы Ю.Н. Воронова, В.А. Кузнецова, М.М. Трапш (42).
Материалы цебельдинской культуры получают освещение и в статьях И.О. Гавритухина, А.В. Пьянкова и Р.М. Рамишвили в коллективной монографии «Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья (IV-XIII вв.)». Основной упор здесь делается на связь населения Цебельдинской культуры в III-IV вв. с населением Сочинского района. Об этом позволяют говорить доступные отрывочные материалы из района Сочи, свидетельствующие о сохранении этих связей и в VI веке. Отмечается значимость Цебельдинского комплекса памятников в проводимом Р.М. Рамишвили сравнении многочисленных некрополей столицы апсилов и её округи с Самтаврским могильником. Говорится о международном торговом маршруте, находясь на котором Цебельда со своей округой широко пользовалась привозными предметами, что и отражается в погребальных комплексах (II-VIII вв.). Правда, Р.М. Рамишвили обходит молчанием, как бы умышленно, тему этнической принадлежности выделенной при анализе археологического материала цебельдинской (апсилийской) культуры, видимо, полагая, что её носителями должны были быть западногрузинские племена, тем более, что автор стремится в своей статье отразить самостоятельную историю абхазского народа как часть общегрузинской истории (43). Кстати, этому периоду была посвящена работа Ю.Н. Воронова «Археологические древности и памятники Абхазии (V-XIV вв.)» (2002 г.), которая, как предполагалось, будет напечатана в книге «Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья (IV-XIII вв.)», но была отклонена по каким-то причинам (44).
Отдельной научной проблеме посвящена работа М.М. Казанского и А.В. Мастыковой «Погребения коней в Абхазии в позднее римское время и в эпоху Великого переселения народов». Акцентируя внимание на хронологии захоронений коней у апсилов, авторы отмечают, что исчезновение конских погребений происходит в VI веке, возможно, из-за ускоренной христианизации абхазского населения. Появление конских захоронений у апсилов, особенно у привилегированной части населения, исследователями связывается с погребальным обрядом воинской элиты и с влиянием степных кочевых народов в гуннскую эпоху (45). Это в своё время отметили Ю.Н. Воронов и О.Х. Бгажба (46). О проблеме изучения культурных связей населения северо-западной Колхиды в эпоху бытования здесь цебельдинской культуры (II-VII вв.) говорится в работе С.С. Пигаря «Об одной группе всаднических погребений Цебельды» (47). Своё дальнейшее развитие данная тематика получает в следующей работе С.С. Пигаря «К вопросу об этнических контактах населения Западной Колхиды (Апсилии) и Северного Кавказа в середине I тыс. н.э.». В ней доказывается наличие этнических контактов между апсилами и аланами в V-VI вв. на основе обряда деформации черепов, имеющегося у этих групп населения (48). Говорится о том, что цебельдинская (апсилийская) культура I-V веков была вовлечена в общий поток тех культурных импульсов, что исходили главным образом от Римской империи, т.е. в одну общую культурную среду позднеантичной цивилизации римско-византийского образца (49).
Необходимо отметить работы, посвященные истории хозяйства и социально-экономических отношений апсилов в VI-Х вв. Проведя серьезное исследование на основе обширного материала (археологического, этнологического, фольклорного, сообщений письменных источников) Г.А. Амичба уделил большое внимание жизни древних цебельдинцев и хозяйственному развитию самой Апсилии, а также её экономике, находившейся в то время на подъёме. Затрагивая тему цебельдинских материалов и находок из некрополя Ахаччараху, он отметил, что они «позволяют археологам говорить, что у апсилов этих мест на рубеже античности и средневековья были широко развиты скотоводство, земледелие, различные ремёсла, охота, военное дело и т.д.» (50).
В контексте предполагаемой этнической преемственности кораксов и апсилов раскрываются основные аспекты истории апсилов и мисимиан в монографии О.В. Маана. Исследователь приходит к заключению о том, что Апсилия была не только «крупной в экономическом отношении областью на торговом пути», но также «являлась важным духовно-религиозным центром Абхазии – здесь располагался крупнейший Драндский собор, где находилась резиденция архиепископа Себастополя» (51).
Особо следует выделить работу В.Е. Кварчия «Историческая и современная топонимия Абхазии (Историко-этимологическое исследование)». На основе изучения топонимии Абхазии автор, в частности, исследует, что для нас очень важно, происхождение исторических названий поселений, рек, гор, в том числе и на территории исторической Апсилии и Мисиминии (Атара, Бухлоон, Герзеул, Тусуме, Цибилиум и др.), соотнося их с историческими событиями (52).
Также необходимо отметить коллективный труд – монографию «Абхазы» (2007 г.), где отражены важнейшие этапы этнической истории абхазов, формирования этноса и т.д. В ряде глав этой монографии анализируются сведения об апсилах и Апсилии, об их этнополитической, социально-экономической и культурной истории (О. Бгажба «Ранние этапы этнической истории». Г. Амичба «Средневековый период (IV-XVIII вв.)», О. Дзидзария «Средства сообщения и передвижения», С. Сакания «Культовое зодчество средневековой Абхазии») (53).
Отдельного внимания заслуживают работы грузинских исследователей с противоположной концепцией исторического процесса на территории Юго-Восточной Абхазии. Они исходят, в первую очередь, из ошибочного тезиса об Абхазии как исконной части Грузии, что и порождает их тенденциозные выводы. Упорно доказывая, что Абхазия исторически принадлежит Грузии, тбилисские историки, в большинстве своём, ничего нового не говорят. В их исследованиях чаще всего делается безосновательная попытка втиснуть картвельский этнический массив на территорию, где с древнейших времён фиксируются только абхазо-адыгские племена. Изучая вопросы грузино-абхазских взаимоотношений, специально останавливаясь на проблемах этнической истории абхазов, включая сюда санигов, абасгов, апсилов и мисимиан, Г.З. Анчабадзе верно характеризует современное положение грузинской историографии. По его словам, большая часть современных грузинских историков «придерживается концепции, получившей в публицистике название «теория двуаборигенности». Это означает, что её сторонники на территории Абхазии признают два автохтонных этноса – грузинский и абхазский» (54).
К сожалению, приходится констатировать, что грузинская национальная историческая школа становится ещё более предвзятой, примером тому является коллективная монография, вышедшая в 2009 году под названием «Очерки из истории Грузии. Абхазия с древнейших времён до наших дней». В ней авторы освещают историю Абхазии сквозь призму небезызвестной «ингороквовской теории», критикуя даже своих собственных коллег (Н. Ломоури, М. Инадзе) за их приверженность к «теории двуаборигенности» (55). В работе Н.Ю. Ломоури «Абхазия в античную и раннесредневековую эпохи» признается проживание абхазских племён на территории Колхидского царства в VI- Iвв. до н.э., но, вместе с тем, утверждается, что они в это время ещё не фигурируют в письменных источниках и что первое конкретное упоминание абхазских племён в прибрежной полосе Северо-Западной Колхиды относится к I- II вв. н.э. Подводя итог, исследователь отмечает, что «в первых веках н.э. на территории Северо-Западной Колхиды, от р. Галидзга до р. Шахе проживали как абхазские племена — апсилы и абасги, так и картвельские — саниги и суанно-колхи, т.е. как мегрелочанские, так и сванские этнические группы. При этом грузинское население занимало обширную территорию, значительно превышающую ареал расселения апсилов и абасгов» (56).
Не менее предвзятую позицию в отношении этнического происхождения абхазского народа, а конкретно, апсилов или «апшилов», как их он называет, занял Г. Гасвиани. Апсилы у него в результате политико-культурного и языкового взаимодействия «оказались под колхско-лазским влиянием и вследствие долгого совместного проживания фактически слились с лазами (грузинами)». Данный вывод он пытается подкрепить указаниями на древнейшие топонимы, сохранившиеся в местах их расселения, а также их материальной культурой и историей (57).
Хочется также отметить работу З. Папаскири «О национально – государственном облике Абхазии/Грузия. С древнейших времен до 1993 г.». Придерживаясь точки зрения об абхазо-адыгском происхождении абазгов и апсилов, автор, в то же время, подчёркивает, что с первых веков до VIII в. «большую часть территории современной Абхазии занимали картвельские племена санигов, лазов и мисимян», отдавая при этом коренному населению Абхазии незначительную территорию для проживания. «Что же касается собственно абхазских племен: абазгов и апсилов, то на первом этапе (в I-II вв. н.э.) они ориентировочно населяли территорию между реками Галидзга и Келасури. Позже, уже к V-VI вв., они переместились на север и заняли область между рек Кодори (или Келасури) и Бзыби» (58).
Своей информированностью в отношении истории Абхазии и абхазов отличается труд Г.В. Цулая. Несмотря на то, что исследователь также местами проводит мысль о нахождении картвельских племён на территории Абхазии (лазы и сваны) и об их этнических контактах, в частности, с апсилами, он пишет, что лазам не удалось «абсорбировать апсилов и распространить на них своё название» (59), что имела место взаимная этническая инфильтрация не только между лазами и апсилами, но и между последними и сванами (60). Автор пишет об этнокультурном влиянии со стороны сванов, игнорируя при этом известные ему исследования абхазских археологов М.М. Трапш, Ю.Н. Воронова, О.Х. Бгажба и др. Им утверждается, что «этнокультурное превосходство апсилов в Цибилиуме могло быть обусловлено непосредственным соседством с ними колхов, их влиянием на различные стороны жизни и быта апсилов» (61). Тем не менее, исследователь стремится как можно объективнее представить ход исторических событий, предлагая при этом свою их интерпретацию.
Интересную параллель проводят грузинские археологи А. Кахидзе, Ш. Мемуладзе между исследованными ими погребениями раннесредневекового периода в Пивчнари и памятниками цебельдинской культуры. По их мнению, по ряду признаков (ориентировка, размеры, расположение инвентаря) публикуемые погребения обнаруживают сходство с соответствующими памятниками Петра-Цихисдзири и цебельдинской культуры (62). Очевидно, авторы стремятся таким образом доказать единство грузинской культуры в рамках Лазского царства, охватившего районы проживания лазов, сванов, а также, на их взгляд, апсилов, абасгов, мисимиан (63).
В завершение историографического обзора, посвящённого истории Юго-Восточной Абхазии, хотелось бы заметить, что специальные исследования, посвящённые изучению апсилов и их культуры, опубликованные за эти десятилетия, не исчерпываются той информацией, которая была представлена в данной работе. Мы смогли отразить только те работы, которые оказались нам доступны. Также хотелось бы выразить надежду на то, что интерес к истории апсилов и Апсилии не только не угаснет, но ещё и больше возрастёт в связи с новыми результатами археологических раскопок, которые будут, в конце концов, продолжены на более высоком уровне в районе Цебельды и в других местах исторического проживания древнеабхазских племён – апсилов и мисимиан. Так, ещё до грузино-абхазской войны на базе Цебельдинской экспедиции в Абхазском институте языка, литературы и истории (ныне Абхазский институт гуманитарных исследований им. Д.И. Гулиа АН Абхазии) была создана творческая группа "Цебельда". Планировалось вести фундаментальные исследования в области апсилийской археологии, антропологии и металлографии с дальнейшим изданием ряда монографий по названным направлениям.
Примечания
(1) Воронов Ю.Н. Древняя Апсилия. Сухум. 1998.
(2) Воронов Ю.Н. Колхида на рубеже средневековья. Сухум. 1998; Воронов Ю.Н. Могилы апсилов. Пущино. 2003.
(3) Воронов Ю.Н. Научные труды. Том первый. Сухум. 2006; Воронов Ю.Н. Научные труды. Том второй. Сухум. 2009; Воронов Ю.Н. Научные труды. Том третий. Сухум. 2010.
(4) История Абхазии. Учебное пособие. (гл. ред. С.Лакоба). Сухум. 1991, 1993.
(5) Бгажба О.Х., Лакоба С.З. История Абхазии с древнейших времён до наших дней. Сухум. 2007.
(6) Разыскания по истории Абхазии/Грузия. Тб. 1999.
(7) Инал-ипа Ш.Д. Ступени к исторической действительности. Сухум. 1992. С. 10-22.
(8) Бутба В.Ф. Племена Западного Кавказа по «Ашхарацуйцу» (сравнительный анализ). Сухум. 2001; Бутба В.Ф. Труды. Сухум. 2005.
(9) Бгажба О.Х. Где проходила «Клисура» Джунашера? // Абхазоведение. История. Археология. Этнология. Вып. 2. Сухум. 2003. С. 64-67.
(10) Гумба Г.Д. Об истоках исторической концепции грузинского историка XI века Леонтии Мровели // Абхазоведение. История. Археология. Этнология. Вып. II. Сухум. 2003. С. 124; Гумба Г.Д. К вопросу идентификации р. Эгрис-цкали Джуаншера Джауншериани // Абхазоведение. История. Археология. Этнология. Вып. III. Сухум. 2004. С. 88.
(11) Бгажба О.Х. Ранние этапы этнической истории абхазов // Археология, этнография и фольклористика Кавказ: Материалы Международной научной конференции «Новейшие археологические и этнографические исследования на Кавказе». Махачкала. 2007. С. 113.
(12) Хотелашвили (Инал-ипа) М.К. Страницы военной истории абхазов // Абхазоведение. История. Археология. Этнология. Выпуск III. Сухум. 2004. С. 159,160.
(13) Хотко С.Х. Очерки истории черкесов. От эпохи киммерийцев до Кавказской войны. СПб. 2001. С. 29.
(14) Ловпаче Н.Г. Абазино-абхазский компонент в погребальной культуре раннесредневековых адыгов Закубанья // Первая Абхазская международная археологическая конференция. Сухум. 2006. С. 56,59.
(15) Бгажба О.Х. Абхазия и Великий шёлковый путь // Труды АГУ. Часть III. Cухум. 2003. С.23-25; Бгажба О.Х. Абхазия и Алания в I тысячелетии // Абаза. №1. Сухум. 2010. С. 87.
(16) Ковалевская В.Б. Даринский путь и связи Византии, Апсилии и Алан // Первая Абхазская международная археологическая конференция. Сухум. 2006. С. 34.
(17) Кузнецов В.А. Очерки истории алан. Орджоникидзе. 1984. С. 60; Кузнецов В.А. О создании природно - ландшафтного и историко-археологического музея – заповедника федерального значения в верховьях Кубани // Проблемы хронологии и периодизации археологических памятников и культур Северного Кавказа. XXVI “Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. Тезисы докладов. Магас. 2010. С. 216.
(18) Бгажба О.Х. Абхазия и Великий шёлковый путь // Труды АГУ. Часть III. Cухум. 2003. С. 23.
(19) Прокопенко Ю.А. История северо-кавказских торговых путей IV в. до н.э.-XI в. н.э. Ставрополь. 1999. С. 106.
(20) Аржанцева И.А. Каменные крепости алан // РА. №2. 2007. С. 87.
(21) Мастыкова А.В., Казанский М.М. Центры власти и торговые пути в Западной Алании в V-VI веках // XXI “Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. Кисловодск. 2000. С. 101.
(22) Воронов Ю.Н. Тайна Цебельдинской долины. М. 1975. С. 82.
(23) Мастыкова А.В., Казанский М.М. Ук. соч. С.101.
(24) Амичба Г.А. Культура и идеология раннесредневековой Абхазии (V-X вв.). Сухум. 1999. С. 29.
(25) Аджинджал Е.К. Из истории христианства в Абхазии. Сухум. 2000. С. 63.
(26) Дорофей иеромонах (Дбар). История христианства в Абхазии в первом тысячелетии. Новый Афон. 2005. С. 179.
(27) Бгажба О.Х., Воронов Ю.Н. Два всаднических захоронения апсилов из Цебельды // Труды АГУ. Т.6. Сухуми. 1987.
(28) Воронов Ю.Н., Бгажба О.Х. 2007. С. 234, 244.
(29) Барциц Р.М. Абхазский религиозный синкретизм в культовых комплексах и современной обрядовой практике. Автореф. кандид. диссертации. Нальчик. 2008. С. 18.
(30) Гудаков В.В. Северо-Западный Кавказ в системе межэтнических отношений с древнейших времён до 60-х годов XIX века. СПб. 2007. С. 103.
(31) Хрушкова Л.Г. Раннехристианские памятники Восточного Причерноморья (IV-VII вв.). М. 2002. С. 315.
(32) Хрушкова Л.Г. Там же. с. 318.
(33) Воронов Ю.Н., Бгажба О.Х. Крепость Цибилиум - один из узлов Кавказского лимеса Юстиниановской эпохи // Византийский временник. Том 48. М. 1987. С. 131.
(34) Шамба С.М. Политическое, социально-экономическое и культурное положение древней и средневековой Абхазии по данным археологии и нумизматики (VIв. до н.э.-XIIIв. н.э.). Автореф. докторск. диссертации. Ереван. 1998. С. 66.
(35) Гей О.А., Бажан И.А. Хронология эпохи «готских походов» (на территории Восточной Европы и Кавказа). М. 1997. С. 52.
(36) Казанский М.М., Мастыкова А.В.Эволюция некрополя Цибилиум (II-VII вв.) // Отражение цивилизационных процессов в археологических культурах Северного Кавказа и сопредельных территорий. XXV«Крупновские чтения». Владикавказ. 2008. С. 173.
(37) Бгажба О.Х. Цебельдинская экспедиция Ю.Н. Воронова // Литературная Абхазия. Сухум. 1998. С. 176.
(38) Бгажба О.Х. 2007. С. 113.
(39) Шамба Г.К. Древний Сухум. Сухум. 2005. С. 41.
(40) Шамба Г.К. Освещение некоторых вопросов истории раннеабхазских племён в сборнике грузинских авторов («Разыскания по истории Абхазии/Грузия», Тб., 1999. // Вестник Академии наук Абхазии. № 1. Сухум. 2005. С. 92.
(41) Шенкао Н.К. К вопросу изучения метательного оружия (лук и стрелы, самострел) у абхазов и абазин в прошлом // Тезисы докладов научной конференции, посвящённой 80-летию со дня рождения выдающегося историка-кавказоведа З.В. Анчабадзе. Сухум. 2000. С. 11.
(42) Дзаттиаты Р.Г. Пряжки и поясные наборы Едысского могильника (VI-VII вв. н.э.) // Аланы: история и культура. III. Владикавказ. 1995. С. 121.
(43) Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья (IV-XIIIвв.). Археология. М. 2003.
(44) Воронов Ю.Н. Археологические древности и памятники Абхазии (V-XIVвв.) // Проблемы истории, филологии и культуры. Т.XII. М.-Магнитогорск. 2002.
(45) Казанский М.М., Мастыкова А.В. Погребения коней в Абхазии в позднеримское время и в эпоху Великого переселения народов // Пятая Кубанская археологическая конференция. Материалы конференции. Краснодар. 2009. С. 152.
(46) Бгажба О.Х., Воронов Ю.Н. 1987. Ук. соч.
(47) Пигарь С.С. Об одной группе всаднических погребений Цебельды //Археология, этнография и фольклористика Кавказ: Материалы Международной научной конференции «Новейшие археологические и этнографические исследования на Кавказе». Махачкала. 2007.
(48) Пигарь С.С. К вопросу об этнических контактах населения Западной Колхиды (Апсилии) и Северного Кавказа в середине I тыс. н.э. // Пятая Кубанская археологическая конференция. Материалы конференции. Краснодар. 2009. С. 308.
(49) Нюшков В.А. Цебельдинская (апсилийская) культура в общеисторическом и культурном контексте позднеантичного мира // Проблемы хронологии и периодизации археологических памятников и культур Северного Кавказа. XXVI“Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. Тезисы докладов. Магас. 2010.
(50) Амичба Г.А. Абхазия в эпоху раннего средневековья. Сухум. 2002. С. 178.
(51) Маан О.В. Абжуа. Историко-этнологические очерки. Сухум. 2006. С. 511.
(52) Кварчия В.Е. Историческая и современная топонимия Абхазии (Историко-этимологическое исследование). Сухум. 2006.
(53) Абхазы. М. 2007.
(54) Анчабадзе Г.З. Вопросы грузино-абхазских взаимоотношений. Тбилиси. 2006. С. 59.
(55) Очерки из истории Грузии. Абхазия с древнейших времён до наших дней. Тб. 2009.
(56) Ломоури Н.Ю. Абхазия в античную и раннесредневековую эпохи. Тб. 1997.
(57) Гасвиани Г. Абхазия. Древние и новые абхазы. Тб. 2000. С. 29.
(58) Папаскири З. О национально–государственном облике Абхазии/Грузия. С древнейших времен до 1993 г. Тб. 2003. С. 11,12.
(59) Цулая Г.В. Абхазия в контексте истории Грузии. Домонгольский период. Краткие очерки. М. 1995. С. 15.
(60) Там же. С. 20.
(61) Там же. С. 22.
(62) Кахидзе А., Мемуладзе Ш. Погребения раннесредневекового периода из Пивчнари // РА. №1. 2001. М. С. 78.
(63) Там же. С. 86.
(Источник: Учёные записки Центра изучения Центральной Азии, Кавказа и Урало-Поволжья Института Востоковедения РАН. Т. 1. Абхазия. М.: ИВ РАН. 2013. Отв.ред.: Скаков А.Ю.)
(Материал взят с сайта: http://www.kavkazoved.info.)
__________________________________________