2
Магические воззрения и обряды 107
Некоторые магические представления абхазов и связанные синими действия. Воззрения магического характера и основанные на них обряды и теперь еще нередко наблюдаются в жизни абхазов. Во многих обрядовых действиях, проделываемых абхазскими знахарками или предписываемых ими своим клиентам, в основе лежит магия — признание таинственной связи, благодаря которой, производя одно явление, мы тем самым вызываем другое, неразрывно с ним связанное. Особенно часто магические обряды выполняются при лечении больных знахарями («как я скоро вхожу и выхожу, чтоб так и ты скоро поправился»), при уходе за роженицей (развязывание, запрещение беременной есть мясо зайца, иначе у ребенка во время сна будут глаза открыты), даже при встрече друг с другом (обводя вокруг головы близкого человека рукой, женщина снимает с него болезни и несчастья и пр.). Магическим воззрениям, связанный с новолунием, мы уделяем место в главе о космогонии. О магической связи с волосами (обладание волосами дает власть над тем, кому принадлежат волосы), о связи существ и предметов со снятой с них меркой мы уже говорили, приводя легенды о Дзызлан. Магические приемы вызывания дождя указаны в соответствующем месте. Магического характера запреты давать что-либо из дома отмечены в главе о фамильных запретных днях. Здесь отметим несколько приемов из области народной магии абхазов.
1) «Связывание зубов волка». Если скотина заблудилась и не вернется на ночь домой, чтобы оградить ее от волков, прибегают к распространенному у многих народов магическому средству «связыванию зубов волка». Для этого связывают веревкой или тряпкой ножницы и говорят: «Как эти ножницы не смогут сегодня ночью ничего резать, кусать, так и волк не сможет тронуть мою скотину» (сел. Атара); или: «Пока не развяжу этих ножниц, твоя пасть будет связана» (сел. Калдахвара). Отыскивая для «связывания» ножницы, их ни в коем случае не называют. (Со слов Т. Лейба, сел. Мугудзырхва). После того, как скотина найдется и будет доставлена домой невредимой, ножницы обязательно развязывают.
[107]
В некоторых общинах Кодорского уезда (со слов Ф. Эшба) и в Гальском уезде (Самурзакани) вместо ножниц связывают четыре ножки скамейки или табуретку иногда также гребень или что-нибудь другое. В сел. Окум один из сельчан рассказывал такую историю: однажды связали ножки табурета, чтобы оградить заблудившихся 120 овец. Утром отправляются на поиски и видят - стоят заблудившиеся овцы, а среди них стоят три волка и не могут их тронуть, — такова сила магического обряда «связывания зубов волка»—уверял рассказчик.
«Связывание пасти волка», как магический прием, в той или иной форме, известен, по-видимому, всем народам Кавказа, а равно и многим некавказским народам. Мегрелы привязывают ножницы между четырьмя ножками табурета1; имеретины связывают вместе ножницы, нож, гребенку, щипцы, топорище или завязывают узлы на поясе2, кахетинцы или наматывают нитки на зубья гребня, или втыкают нож в деревянную балку под крышей3. Армяне для «связывания пасти волка» вбивают колодку (Зангезур—Герюсы, Чапны и др.) или, читая заклинание, закрывают складной нож, или ставят топор на чесальный гребень (Зангезур — Татев) или завязывают узлы на нитке (как делают иногда в Борчалинском уезде)4, или кладут нож под камень (как практикуется в сёл. Чайкенд Ганджинск. уезда)5, обводят в направлении предполагаемого места пропажи животного шнурком по воздуху, и шнурок кладут на лезвие ножа, кинжала и т. п.6
В той или иной форме магический прием «связывания пасти волка» известен также осетинам7, курдам, лакам Дагестана8, а также терским казакам9. Этот же обычай за пределами Кавказа отмечен у украинцев10, румын Бессарабии11, сербов12 и некоторых других народов.
---
[1] СМОМПК, XVIII, отд. III, стр. 247.
2 Там же, стр. 246, 247, 248; XIX ,отд. 1, стр. 142; XXI, отд. II, стр 142, 143.
3 СМОМПК, XIX, отд. II, стр. 91. Чурсин. Народные обычаи и верования Кахетии, стр. 40.
4 СМОМПК, XIII, 1, стр. 116—117.
5 Там же, XXV, отд. III, стр. 94.
6 Там же, стр. 131.
7 Чурсин. Осетины, стр. 67.
8 Омаров А. Воспитание муталима, стр. 51, ССКГ. в. 1.
9 СМОМПК, XVI, отд. 1, стр. 331.
10 Чубинский II. «Труды этнолого-статистической экспедиции в За- падно-русский край», т. 1. стр. 48.
11 Сырку П. Из быта бессарабских румын. «Ж. С.», 1913, в I —II стр. 162.
12 Миличевич. Живот срба сельака, стр. 331.
[108]
2) Протаскивание сквозь отверстия. Некоторые детские болезни абхазы лечат магическим приемом протаскивания больного под выступающими над землею корнями орехового дерева. Так поступают главным образом при коклюше и кори. Иногда делается искусственное отверстие в ореховом дереве для протаскивания больного ребенка. Молодое ореховое дерево раскалывают посредине, и больного коклюшем или грыжей ребенка три раза протаскивают через отверстие. Затем расколотые половины ствола снова соединяют и связывают. Если дерево выживет и будет расти, то и ребенок поправится; если же дерево засохнет, то ребенок не выздоровеет (со слов Гыда Лейба, сел. Мугудзырхва). В некоторых местах для протаскивания больного ребенка прорезывают в ореховом дереве отверстие, протаскивают ребенка в уверенности, что он должен поправиться (сел. Лыхны).
Протаскивание больных детей и взрослых между корнями или ветвями дерева, а также сквозь дупла деревьев представляет один из весьма распространенных магических приемов народной медицины. Его практикуют картвельские народы, армяне, тюрки, горские евреи, народы Кавказа, а также русские, сербы, шведы и др. народы. Грузины Телавского уезда, чтобы предохранить ребенка от заражения коклюшем, переносят его три раза под выдавшимися из-под земли корнями орехового дерева1; у мегрелов больной лихорадкой для избавления от болезни пролезает под корнями дуба2, у имеров сел. Занати больные три раза перелезают через ветвь дуба3. У евреев сел. Варташен больного лихорадкой проводили три раза через дупло дерева или через отверстие, пробитое в скале4. Армяне проносят детей или между ветвями деревьев или сквозь отверстия в камнях и скалах. В Мазандеране персидские женщины пролезают через отверстия между двумя ветвями дерева5. Русские крестьяне Саратовской губ., чтобы избавить ребенка от грыжи протаскивают его между двумя дубками6. Сербы в день Георгия (23 апреля) пролезают между корнями ежевики, чтобы не болела спина летом во время жатвы7 и т. д. и т. п.
К этой же категории магических обрядов относится существующий и в настоящее время среди абхазов обычай в слу-
---
[1] СМОМПК, XIX, отд. II, стр. 85.
2 Там же, X. отд. I, стр. 111.
3 Там же, XVII, отд. I, стр. 311.
4 Там же, XVIII, отд. III, стр. 133.
5 Мельгунсв. С южного берега Каспийского моря, СПб, 1863, стр 116
6 Минх. Указанная работа, стр. 54.
7 Миличевич. Живот срба сельака, стр. 119.
[109]
чае болезни скотины прогонять ее сквозь вырытое в земле отверстие в виде земляных ворот или тоннеля. К магической силе такого приема обращались, между прочим, жители общ. Звандрипш Гудаутского уезда в 1924 г. для предохранения скота от сибирской язвы. Несколько лет тому назад таким же способом ограждали свой скот жители сел. Отхара Гудаутского уезда; то же делали в общине Мугудзырхва (Гудаутского уезда) и в других районах. Теперь этот магический прием, некогда практиковавшийся также русским населением многих губерний, можно считать оставленным.
3) Магия имени. Согласно магическим воззрениям, имя неразрывно связано с существом или предметом, которому оно принадлежит. Называя имя, мы привлекаем к себе носителя этого имени. Отсюда запрещение называть по имени опасных и вредных животных, особенно в такое время, когда эти животные более всего могут быть опасны. Такой отчасти магический характер носит запрещение употреблять на охоте обычные названия и замена их условными, «охотничьими». И в других случаях жизни, особенно в важные моменты хозяйственной жизни, у абхазов наблюдаются магические запреты употребления названий некоторых животных и предметов.
Так, пастухи в летнее время не называют волка обычным его именем, а употребляют выражения «тот, который должен исчезнуть из леса», змею летом называют «ползущая». При вскармливании шелковичных червей мышь называют — хвостатой, муравья «горбуном» или «черным», иначе в червоводне появятся мыши и муравьи и погубят червей. В целях сопоставления отмечу, что в Пруссии и Литве в декабре избегали называть волка его именем der Wolf, а говорили das gevilrm — червь, чтобы не быть растерзанным волками. То же отмечаем и у других народов1. Гурийцы редко называют змею ее именем, а чаще всего «проклятою» или «то, чего не следует называть», или «ползущая»2.
Имя хорошего предмета может повлиять в хорошую сторону. «Перед тем, как начать рыть колодец, следует произнести название какого-нибудь хорошего родника, тогда вода в колодце будет такою же хорошею»3.
Связанные с именем магические воззрения широко распространены не только среди кавказских народов, но, можно сказать, по всему земному шару.
Счет. Согласно магическим воззрениям, знание количест-
----
1 Д. Гулия. История Абхазии, т. 1, стр. 176.
2 СМОМПК, XVII, отд. И, стр. 121, 122.
3 Д. Гулия. История Абхазии, 1, стр. 176.
[110]
ва предметов влечет потерю этих предметов. На этом основании многие пастушеские народы избегают считать свой скот, другие боятся также считать людей, опасаясь вредного влияния счета.
Это магическое воззрение отмечено у абхазов еще Торнау. Он говорит: «По понятиям горцев, считать людей было не только совершенно бесполезно, но даже грешно, почему они, где можно было, сопротивлялись народной переписи, или обманывали, не имея возможности сопротивляться»1. Такое же отношение к учету скота и населения отмечается, например, у киргизов. «Киргизы не говорят количества своего скота из боязни навлечь гнев божий. Даже не принято говорить числа детей своих из тех же побуждений»2. Поэтому первая народная перепись 1872 г. встретила среди киргизов явное противодействие. «Пересчитать души, — говорит А. Тилло, — считалось не только противно обычаю, но и противно законам Магомета и бога. Никакие убеждения, никакие подарки не могли их понудить к доставлению требуемых сведений, и влиятельные баи положительно объявили, что народ будет сопротивляться сбору сведений»3. Аналогичный взгляд находим у селенгинских бурят: «если считать скот, то последует его гибель»4, и у других народов.
Это старинное магическое воззрение до сих пор сохраняется в некоторых местах Абхазии, в особенности среди пастухов. От счета, говорят старики, уменьшается количество скота, членов семьи или народа, поэтому обыкновенно перечисляют людей и животных по именам, по масти и проч., но избегают считать поштучно (сел. Лыхны). Некоторые уверяют, что с тех пор как правительство стало считать скот поштучно, скот стал переводиться.
Особенно пагубно действует на животных и людей, если показывать на них пальцем (сел. Лыхны). Если считать скот, показывая пальцем, скот скоро убудет; обыкновенно перечисляют скотину по именам, так как каждое животное у пастухов имеет свое имя. Считать людей, показывая пaльцем, нехорошо; следует перечислять по именам иначе кто-нибудь скажет; «Что считаешь? Считай свою семью!» (Со слов Мачагу Джикирба, сел. Мугудзырхва).
----
1 Воспоминания Кавказского офицера, ч. 1, М., 1864, стр. 56
2 Гродеков. Киргизы и каракиргизы Сыр-Дарьинской обл., стр. 100, 101.
3 Тилло. Первая наоодная перепись в Киргизской степи ИРГО, т. IX № 12, стр. 80.
4 Раев. Буряты. «Вестник русского государственного общества», 1858. № 9, стр. 34.
[111]
Охотники, будучи на охоте, не говорят точного числа убитой или пойманной дичи, но вне района охоты это не возбраняется (сел. Лыхны).
Аналогичные воззрения я наблюдал у пастухов Кизикии (Сигнахского уезда), которые не считают точно своих стад, из опасения, что это причиняет им вред, а также у курдов Курдистанского уезда, которые опасаются считать свой рогатый скот и не говорят его точного числа в целях охранения стад от сглаза какого-либо завистливого человека.
4) «Одоление» птиц. С началом сельскохозяйственного года, как и у других народов, у абхазов связаны различные поверья и магические обряды, имеющие целью обеспечение благополучия в течение всего года.
Весною, при начале полевых работ, когда природа оживает и появляются птицы, абхазы избегают выходить на работу натощак и, если не могут поесть чего-либо, то, по крайней мере, берут в рот соли, так как считается дурной приметой услышать натощак голос некоторых птиц и животных; абхазы говорят, что если натощак услышишь кукушку, будешь иметь плохой урожай, услышишь ласточку, — обольешься кислым молоком; сорокопутку — целое лето будет болеть голова (с повышением температуры), услышишь иволгу — она возьмет часть твоего счастья; соловья — тоже. (Сел. Лыхны Гудаутского уезда, сел. Атара Кодорского уезда). В сел. Окум (Гальский уезд) мною записано следующее: «Если услышишь натощак крик новорожденного козленка или теленка, прежде чем он тебя увидел, то у тебя постоянно невпопад будут вырываться слова. Чтобы не быть таким образом «побежденным», человек, выйдя из дома, сам идет к козленку и говорит: «Я победил тебя», после чего козленок может кричать сколько угодно — это не будет иметь никакого действия на человека.
В Кодорском уезде (со слов Папаскири из сел. Квитоули) говорят также: если весною первый раз услышишь кваканье лягушки впереди себя — ничего, а если сзади, то заболеешь.
Рассматриваемое поверье широко распространено среди всех картвельских народов, а также и среди других как кавказских, так и некавказских народов. По представлениям мегрелов, «птицы побеждают людей в том случае, когда они застают их натощак утром, а животные — когда заболеют или закричат прежде, нежели человек успеет сказать «победил тебя, победил тебя». Кроме того, считается, что птицы «побеждают» человека своим пением; с наступлением весны у каждого мегрела лежит в кармане кусочек соли: стоит только глотнуть соли прежде, чем услышал птицу, и «победа» обес-
[112]
печена. Такого же рода воззрения широко распространены в Имеретии. Там говорят: «Услышишь в первый раз натощак иволгу, не достанешь денег», услышишь натощак черного дрозда, получишь на весь год насморк и т. д. и т. п.1 Такие же суеверия распространены у гурийцев. По их мнению, каждая птичка, каждое животное может «одолеть» человека, если он услышит ее голос натощак утром, не съев чего-либо соленого. Если такое случится в день нового года, это будет грозить теми или иными неприятностями на весь год2. Сваны держатся подобных же воззрений. У армян Черноморского побережья существует такое же поверье относительно кукушки. Кто весною утром, не умывшись и натощак первый раз услышит голос кукушки, того кукушка «поймает», и дела в этом году будут итти плохо.
Поверье, связывающее крик кукушки с благополучием того, кто впервые весною ее услышит, широко распространено и далеко за пределами Кавказа. По поверью украинцев, тот, кто имеет при себе деньги в тот момент, когда первый раз весною слышит крик кукушки, тот будет иметь их целый год3. Такое же поверье существует у белорусов4.
По мнению черногорцев, тот, кто первый раз весною услышит кукушку натощак, того ждут разные беды: во-первых, плохо уродится жито; затем, целое лето будет портиться молоко, не будет хорошего сыра, наконец, если человек недавно женился в этот год не зачнется ребенок5. Сербы же полагают, что у такого человека весь год будет вонять изо рта6. Вотяки говорят: «Если весной в первый раз услышишь натощак пение кукушки, будешь целый год беден хлебом»7.
Подобные поверья основаны на магии. Начало сельскохозяйственного года, начало полевых работ, как и начало всякого дела, должно быть обставлено благоприятными предзнаменованиями, так как от счастливого начала зависит дальнейшее течение дела. Услышишь первый весенний крик той или иной птицы (особенно кукушки) — вестницы весны натощак —
----
1 СМОМПК, XVIII, отд. III, стр. 231, 235, 244, 245.
2 Там же. XVII, отд. II, стр. 25, 26. Относительно имеров см. СМОМПК, XVIII, отд III, стр. 235. относительно грузин Карталинии — «К», 184С, № 18.
3 Чубинский. Указ. работа, т. III, стр. 31.
4 «Материалы по этнографии Гродненской губернии», в. I, Вильно, 1911, стр. 79.
5 Ровинский. Мировоззрение черногорского народа, ИРГО, т. XXII. 1886, стр. 528. .
6 Миличевич. Живот срба сельака. Белград, 1894, стр. 71, 98.
7 Верещагин Г. Вотяки Сосновского края. «Записки русского географического общества», в. 2, 1886 г., стр. 102.
[113]
плохая примета, так как это сулит пустой желудок (т. е. неурожай, бедность, голод) г. течение всего года. Следует добавить, что у некоторых народов существует убеждение, что выходить на тощий желудок на работу нехорошо; это может навлечь беду. Так думают, например, ингуши. «Ингуши верят,— говорит проф. И. Яковлев, — что полный желудок имеет власть предохранять человека и от болезни, и от колдовства, и от несчастных случайностей1. В этом воззрении, кроме чисто магического элемента (полный желудок сулит обилие, пустой — пустоту), несомненно, сказался и практический опыт народа: голодный человек легче подвергается заболеванию и другим невзгодам.
Обряд вызывания дождя. Во многих местностях Бзыбской и Абжуйской Абхазии в прежнее время во время засухи устраивалось хождение с куклой к реке и обливание ее водой. Этот обычай кое-где сохраняется и теперь. Обряд вызывания дождя известен под названием «дзивов», описывался он многими авторами, но окончательного разъяснения не получил. Впервые этот обряд описан С. Званба в 1855 году2. С тех пор в печати неоднократно появлялись описания этого обряда. Последнее наиболее точное описание принадлежит перу Н. Джанашия3. Сущность обряда заключается в следующем. Девушки и юноши (по Званба, только девушки) делают большую куклу, почти в рост человека, наряжая для этого в женское платье лопату или палку с перекладиной. Куклу («Дзивов») укрепляют на длинном шесте и несут на руках или везут на лошади или на осле. Участники шествия направляются к реке, причем поют песню «Дзивов», употребляющуюся исключительно при этом обряде. Песня, несомненно, древнего происхождения и начальные слова ее «Дзивов, Дзивов» различными авторами понимаются различно. Н. Джанашия переводит слово «Дзивов» — тот, кто имеет воду, «кто имеет возможность дать воду»; таким образом, в слове «Дзивов» он видит название божества, распоряжающегося водой. В его переводе песня имеет следующий вид:
«Дзивов, Дзивов'а
(Ты) жемчужная дождевая вода.
Сын владетеля жаждет воды:
Вина не пьет, воды не достает.
Во всех семи ручьях ищет воды.
Дай воды нам. Дай воды нам!»
----
1 Яковлев.Ингуши, М. 1925, стр. 92.
2 Званбай С. Абхазская мифология, «К», 1855, № 82.
3 Джанашия Н. Абхазский культ. и быт, стр. 161-162
[114]
С пением этой песни подходят к реке и погружают куклу а воду. При этом стараются столкнуть друг друга в воду1. Таким образом, «Дзивов» оказывается и божеством воды и названием куклы; очевидно, кукла представляет изображение божества «Дзивов».
О том, что «Дзивов» есть название куклы, свидетельствуют и другие авторы. Так, А. Иоакимов, описывая обряд вызывании дождя, говорит, что, погружая куклу в воду, поют: «Дзивов, Дзивов (название куклы). Иди крупный дождь» и т. д." В. Гарцкия говорит: «Сделав дзиуау (чучело) и выкупав его у входа в пещеру Ачкытызго, получили дождь»3. Кукла действительно называется «Дзивов» — это мне подтверждали во многих общинах; в Окуме — «Дзивава». Но что значит это слово, и не есть ли это название божества, от которого зависит дать дождь? Проф. И. А. Джавахишвили в своей «Истории грузинского народа» (т. II, стр. 76) объясняет, как указывает акад. Н. Я. Марр, «Дзивов», как обращение к божеству — «водный Воб», или «подай Воб воду» (от «дзи» — вода и Боб имя). Акад. Н. Я. Марр, разбирая песню «дзивов», заявляет, что «в стихе нет и не может быть названия божества или вообще какого-нибудь имени»4. Слово «Дзивов» Н. Я. Марр передает словами «вода высыхает», и сама песня «Дзивов» в переводе Н. Я. Марра приобретает такой вид:
«Вода высыхает, вода высыхает,
Вода обратилась в сухие комки жемчужные,
Царевича жажда одолела.
Воды мало, воды мало:
Из-за малости мы не продаем,
При обилии мы продаем»5.
Если слово «Дзивов» означает «вода высыхает», тогда странно будет применять это название к кукле. Эта странность устраняется, если в слове «Дзивов» заключается имя божества, от которого зависит дождь. Мой спутник в поездке по Гудаутскому уезду И. С. Мушба песню «Дзивов» переводил таким образом:
«Дзивов, Дзивов! (название «силы» речки)
Дочь нашего господина
Пить захотела;
----
1 Джанашия Н. Абхазский культ и быт. стр. 102.
2 Иоакимов А. Абхазцы, «К». 1874. № 39.
3 П. Гарцкия, в. СМОМПК, XIII. отд. И, стр. 39.
4 Марр Н. О религиозных верованиях абхазов «X В.», т. IV, 1915), в. 1, стр. 131.
5 Там же, стр. 130
[115]
За воду ее отдаем,
За малое не дадим,
А за большое дадим».
По словам И. С. Мушба, «Дзивов» это название «силы», т. е. духа или божества речки.
Кстати, укажу еще одно объяснение слова «Дзивов», сообщенное мне Н. С. Патеипой. Дзи — вода, а вов — вой, отсюда «Дзивов» — вой о воде, вопль о воде.
Если обратимся к обычаям других народов, то увидим, что хождение с куклой и погружение ее в воду или обливание составляют весьма распространенный способ вызывания дождя у многих народов Кавказа и других областей света и очень часто кукла носит название, смысл которого непонятен в настоящее время. Так, ближайшие к абхазам но языку часть адыгеев — темиргоевцы во время засухи носят одетую в женское платье куклу под названием Ханце-Куаше, что в переводе значит «лопата-княгиня»1. Такое хождение с куклой устраивали во время засухи кабардинцы2. По словам Люлье, с молением о дожде черкесы обращались к деве вод речных — Псегуашха; Грузины Кахетии носят во время засухи куклу «Лазаре», армяне Нагорного Карабаха—куклу под названием «Чоли», армяне Эчмиадзинского уезда — куклу «Нурин», у сербов водили окутанную зеленью обнаженную девушку, которая называлась «Додола». Мусульмане Сирии носят куклу Шошбали и т. д. и т. п.
У многих христианских народов для вызывания дождя погружают в воду статую какого-либо святого или икону, что представляет в сущности погружение в воду и обливание изображения божества, как, вероятно, и в большинстве обрядов— с «Дзивов», «Лазаре», «Нурин», «Чоли» и др.
В таком случае слово «Дзивов» должно заключать в себе название божества, подателя дождя, и может означать приблизительно, как переводит Н. Джаyашия, «имеющий воду» или «могущий дать воду». Тогда правильным будет и объяснение моего информатора И. Мушба, что «Дзивов» есть название «силы» или «божества реки». Кукла «Дзивов», которую носят при испрашивании дождя, представляла бы в таком случае изображение этого божества.
---
[1] Васильков. Очерк быта темиргоевцев. СМОМПК, XXIX; отд. 1, стр. 88.
2 Кашежев, в. «Э. О.», кн. 45.
3Люлье. Верования, религиозные обряды и предрассудки у черкесов ЗКОРГО, V, стр. 125.
[116]
Некоторые авторы в потоплении или в погружении куклы в воду видят пережиток человеческих жертвоприношений.
Заключительные слова песни: «за малое не продадим, за многое продадим» (Иоакимов), или в переводе И. Мушба: «за воду ее отдаем; за малое не дадим, а за большое отдадим» действительно дают основание толковать обряд и таким образом, что кукла изображает приносимого в жертву человека, по словам И. Мушба, дочь владетеля; ее бросают в воду, чтоб взамен получить дождь.
В таком случае, слово «Дзивов», являясь названием божества, дающего дождь, одновременно служит и для обозначения посвящаемого в жертву ему человека, явление иногда действительно имеющее место в области культа. Посвящаемый в жертву человек принимает имя божества и снабжается свойственными ему атрибутами.
Абхазские знахарки знают и другие приемы вызывания дождя. Так, говорят, что если опустить в воду кости человека, пойдет дождь. Кости нужно опустить на привязи, чтобы вынуть их, когда дождя будет достаточно и его нужно остановить. Если вода унесет кости, дождь не остановится (сел. Джгерды).
Для вызывания дождя, кроме того, бросали в воду осколки разбитого молнией дерева (сел. Джгерды). В прежнее время в борьбе с засухой часто обращались к магическому обряду «запахивания», для чего вспахивали русло речки, что делалось и у других кавказских народов.
У абхазов имеется поверье, что если намочить в воде мотыгу, — пойдет дождь. Поэтому тот, кто положит мотыгу в воду, когда не нужен дождь, тот немедленно мотыгу вынимает, чтоб не пошел дождь (сел. Чубурхинджи, Гальский уезд).
Считая засуху наказанием за занятие шелководством, суеверные люди во время продолжительной засухи, по указанию знахарок, иногда выбрасывали коконы или шелковичных червей в воду. Некоторые знахарки уверяли, что причиной засухи являются гуси, и советовали в случае засухи истреблять их. В качестве однородного с этим воззрения можно отметить, что в 1924 году в некоторых селениях Горийского уезда крестьяне во время засухи истребляли кур, считая их причиною бездождия.
Амулеты и талисманы. Амулеты и талисманы в настоящее время хотя и не пользуются особым почитанием абхазов, но все же встречаются довольно часто, свидетельствуя о былом распространении и значении. Часто среди пасеки или кукуруз-
[117]
ного поля можно видеть на жерди или на изгороди у абхазов, как и у других народов, лошадиные черепа, вешаемые для отвращения дурного, завистливого глаза. Взгляд человека с дурным глазом прежде всего привлекается черепом; на нем и разряжается губительная сила дурного взгляда, так что, когда затем взор упадет на ульи или кукрузу, они уже не страдают от «сглаза».
Значение оберега, охраняющего от дурного глаза, приписывается также камням с отверстиями; обыкновенно, это речная галька с промытыми водой отверстиями. Такие камни, как обереги, насаживаются на жерди плетеных изгородей, вешаются под крышей домов и хозяйственных построек. Мне приходилось встречать их как в Бзыбской (сел. Калдахвара), так и в Абжуйской (сел. Гуп) Абхазии и Самурзакани (сел. Бедия). Этот вид амулетов отмечает и А.А. Миллер 1. Вера в магическую силу камней с естественными отверстиями распространена у многих народов. Так, грузины Кахетии, чтобы излечить ребенка от коклюша, вешают ему на шею камушек с отверстием из русла р. Алазани 2.
Наиболее распространенным среди абхазов видов талисманов являются обычные у мусульманских народов бумажки со стихами их корана; сложенные в виде треугольника, бумажки зашиваются в сафьян и вешаются на шею или прикрепляются к платью. Подобного рода талисманы, известные под именем «ашвквы» - «книга», вешаются также на лошадей и других животных для ограждения от дурного глаза 3.
Кроме этих нательных талисманов муллы изготовляют для желающих талисманы «нуска» в виде молитв и стихов из корана, написанных на целой страничке или на длинной бумажной ленте. Внутри некоторых домов я видел такие «нуска», прибитые над входной дверью, для ограждения дома и семьи. Старик Багапш М., в общ. Джгерды Кодорского уезда, сообщил мне, что у него имеется «нуска», написанная муллой на бумаге, равной человеческому росту. Эта «нуска», по словам ее владельца, обладает великой чудодейственной силой: никакая пуля не может в нее попасть; имея с собой этот талисман, человек смело может идти в толпу нечистых сил – никто никакого вреда ему не причинит.
----
1. Миллер А. Из поездки по Абхазии в 1907 г. «Материалы по этнографии России», стр. 70.
2. СМОМПК, XIX, отд.II, стр. 85; Чурсин. Народные обычаи и верования Кахетии, стр. 46.
3. Ср. Джанашия. Абхазский культ и быт. стр 177.
[118]
Фамильные запретные дни. Каждая абхазская фамилия имеет или имела в прежнее время в неделю по крайней мере один «запретный» день «амш-шар»; иногда таких дней в неделю набирается два три, и более. В «запретные дни» воспрещаются некоторые работы, в особенности выносить что-либо из дома, одалживать или продавать.
Вопрос о фамильных «запретных днях» абхазов оставался в литературе до сих пор мало освещенным, почему мне казалось необходимым собирать как можно более значительное количество материалов, которые дали бы возможность пролить свет на происхождение и значение этого установления.
В литературе по этнографии Абхазии об этом обычае упоминается лишь мимоходом, причем обычно дается, как мне кажется, неправильное объяснение. Н. Джанашия называет «запретные дни» фамильными «священными днями» 1. Н. Державин в существовании фамильных «запретных дней» видит отголосок родовой организации абхазов; он говорит: «Каждая фамилия (т.е. род) в Абхазии и теперь еще имеет свой определенный день недели, который называется «амш-шара» - наш день или недельник; в этот день нельзя работать, вязать, а, главное, нельзя ничего давать и нельзя плакать» 2. Несколько более подробно останавливается на этом вопросе А. Векуа в своем этнографическом очерке абхазов 3, но сведения, сообщаемые им, не верны (у каждой фамилии два запретных дня и пр.).
Вот, кажется, все, что имеется по этому вопросу в литературе. Собранные мной сведения дают значительно больше материала по этому вопросу.
Несколько конкретных примеров из истории установления запретных дней отдельных фамилий лучше всего помогут разобраться в причинах происхождения и характере «запретных дней».
Фамилия Ашуба в сел. Джгерды Кодорского уезда считает запретными днями понедельник и вторник. Вэти дни мужчина работают, женщины же не шьют и не прядут; из дома никому ничего не выносят и, следовательно, не продают. В этот день, говорят, если что-нибудь даешь из дома, скотина постра-
----
1. Джанашия Абхазский культ и быт, стр. 201.
2. Державин Н. Абхазия в этнографическом отношении. СМОМПК, XXXIV, отд. I, стр. 6.
3. Векуа А. Из жизни и обычаев абхазцев. «Закавказье», 1912, № 134.
[119]
дает: издохнет, заболеет, будет зарезана волком и т. п., а если кто выедет из дома, не будет иметь удачи. Происхождение своих запретных дней Ашуба объясняют так. В старину, будучи скотоводами-пастухами, предки Ашуба заметили, что по понедельникам им не везет. Если они что-нибудь дадут из дома, непременно случится какая-либо беда: волк зарежет скотину, кто-нибудь заболеет и т. п. Они решили поэтому объявить понедельник «запретным днем» — «амш-шар», днем, в который не полагается выполнять некоторые работы, а главное давать или продавать что-либо из дома. Вторник сделался запретным днем по тем же соображениям.
В тех же Джгердах фамилия Шармат считает своим запретным днем понедельник. В этот день женщины не шьют, не прядут, из дома ничего не дают. Происхождение «запретного дня», как рассказывают представители этой фамилии, таково. В старину один из предков фамилии Шармат продал в понедельник лошадь. Был ясный солнечный день. Вдруг разразилась гроза, засверкала молния, спустилась с неба черная туча и унесла на небо дочь Шармата, сидевшую во дворе и вышивавшую сафьяновые чувяки. Чувяк, лежавший на коленях девушки, упал, а другой, бывший у нее в руках, унесен с нею на небо. С тех пор фамилия Шармат считает понедельник своим «запретным днем» — «амш-шар».
В общ. Мугудзырхва фамилия Джикирба имеет два запретных дня — четверг и понедельник. По словам старика Мачаго Джикирба (80 лет), относительно происхождения этих запретных дней его предок рассказывал следующее. Случилось как-то ему в четверг продать скотину; после того жена его заболела. Обратились к знахарке, и та объявила: немедленно возьмите обратно проданную скотину, иначе жена умрет. Джикирба скотину обратно не взял, но дал обет по четвергам ничего не продавать. Понедельник же сделался для джикирбовцев запретным днем по такому случаю. Много лет назад, как- то в понедельник взяли на войну одного из членов фамилии Джикирба. Этот человек через некоторое время дезертировал и вернулся домой. День дезертирства и день возвращения домой был понедельником. С тех пор понедельник, как счастливый день, стали считать амш-шар — «запретным»; в этот день ничего не продают и не дают из дома, но работать в этот день можно.
Фамилия Ходжаа в сел. Бедия (Гальский уезд) запретным днем считает пятницу. В этот день члены фамилии Ходжаа ничего не продают и не дают из дома; женщины не шьют, не прядут. Возник этот «запретный день» по следующему случаю.
[120]
Кто-то из предков Ходжаа заболел; домашние обещали, если больной выздоровеет, установить в качестве запретного дня пятницу. Больной выздоровел и обещание было исполнено.
Фамилия Какуба в Гальском уезде запретным днем считает среду. Происхождение запретного дня таково. Когда-то из фамилии Какуба в среду отправлялись в поход; при этом был дан обет, если вернутся благополучно, считать среду запретным днем. После благополучного возвращения обет был исполнен (со слов Р.И. Какуба). Среда считается также запретным днем фамилии Лейба в общ. Мугудзырхва кроме двух ее семей, признающих своим запретным днем вторник (со слов Гыда Лейба).
У фамилии Квициния в общ. Атара Кодорского уезда запретный день воскресенье. В этот день не лазят на деревья, не подметают дом, не выносят сора, никому ничего из дома не дают и не продают. У фамилии Багапш в общ. Джгерды Кодорского уезда запретный день суббота. В этот день ничего не точат на точильном камне; женщины не шьют, из дома ничего не дают и не продают (со слов М. Багапш). Суббота же считается запретным днем и фамилии Шакрыл в сел. Лыхны; в этот день ничего не продают и не одалживают, не шьют, не бреются и т. п.
Выходя замуж, женщина обязана хранить запретный день родительской фамилии и, кроме того, должна соблюдать также запретный день семьи мужа. Таким образом, у нее оказывается уже два запретных дня в неделю. А так как, в связи с различными событиями жизни, могут появиться и другие запретные дни, то у абхазской женщины набирается иногда несколько запретных дней в неделю, в которые женщины не шьют, не прядут, иногда не подметают пола. Создается положение, очень невыгодное для домашнего хозяйства. Следующий анекдот характеризует отношение абхаза к женщине, устраивающей себе запретные дни по всякому поводу. Одна женщина всякий неудачливый для нее день объявляла запретным: то она упала и ушиблась, то ястреб унес цыпленка, — всякий такой день становился «амш-шар» - «запретным». Так набралось у нее шесть запретных дней в неделю. В единственный оставшийся незапретным день пришлось ей как-то переходить с мужем по шаткому бревну через бурную речку. Ступая на бревно, женщина дает обещание, если не упадет в воду, считать и седьмой день запретным. Услыхав этот обет, муж немедленно столкнул жену в воду (сел. Джгерды Кодорского уезда).
Приведенных нами примеров, кажется, достаточно, чтобы сделать некоторые выводы. Хотя «запретные дни» распростра-
[121]
няются па всю фамилию и переходят из поколения в поколение, они не являются, однако, родовыми или фамильными праздниками. Здесь мы не имеем дела с культом родовых божеств, родовых духов покровителей; здесь нет и запрещении всякой работы, как это обычно имеет место при родовых праздниках.
«Запретные дни», как видно из приведенных примеров, устанавливаются в большинстве случаев по обету или в связи с постигшим семью несчастьем (удар молнии, болезнь одного из членов семьи и т. п.), чтобы оградить своих сочленов от повторения несчастья в будущем или в благодарность за полученное благодеяние (выздоровление больного, благополучное возвращение из похода и проч.) или вообще ради ограждения от разного рода неблагополучия. При этом привлекает внимание тот факт, что женщины значительно чаще и строже соблюдают «запретные дни», чем мужчины.
Поскольку в соблюдении «запретных дней» выражается стремление умилостивить высшие силы, от которых зависит благополучия человека, постольку этот обычай представляет религиозное, культовое установление. Так как «запретные дни» сопровождаются магическими приемами (из дома ничего не выносят), можно предполагать, что их происхождение связано с народной магией.
Помимо фамильных запретных дней у абхазов имеются также запретные дни для различных профессий и разного рода занятий. Так, охотники на куниц считают запретным днем вторник. В этот день охотники сидят в балаганах и не осматривают ловушек. Если охотник и заметит, что в ловушку поймалась куница, он не станет ее трогать, так как во вторник ловить куниц нельзя (со слов Джения).
Пчеловоды ничего не дают из дома ни за деньги, ни да ром во все время роения, примерно, с начала и до конца мая или с середины мая до середины июня (сел. Ачандара Гудаутского уезда, сел. Адзюбжа, Гуп, Ткварчели Кодорского уезда, сел. Бедия Гальского уезда).
Скотоводы считают запретными днями понедельник и четверг. В эти дни из стада ничего не продают. Кроме того, неделя поело того, как отелилась корова, считается «запретной»: во все продолжение ее никому ничего из дома не дают. В течение недели со дня отела коровы молоко собирают на сыр, а по окончании этой «запретной недели» готовят молочную кашу. Пока не приготовлена каша, стараются, чтобы молоко не попало в золу (сел. Ачандара).
[122]
Некоторые считают запретной первую неделю великого поста: тогда женщины не шьют и даже не берут в руки иглы (со слов Мушба, сел. Абгархук).
Такие же фамильные запретные дни, как у абхазов, существуют у ингушей. Случится с ингушем какое-либо несчастье — болезнь, неудача в предприятии и т. п., он обращается к гадальщику или гадалке, и те объясняют, что у него «гам», т. е. прегрешение против такого-то святого или такого-то дня (дни олицетворяются в виде духовных существ, наблюдающих за человеческими поступками). «Провинившийся дает обет, что в этот день не будет работать и давать что-нибудь из дома», и с тех пор вся семья празднует или, как выражаются ингуши, держит этот день, причем особенно наблюдают, чтобы в этот день ничего не давать из дома1.
Вообще запреты магического характера широко распространены у многих народов. Так, грузины Кахетии для предотвращения града праздновали понедельники, начиная с фоминой недели до начала уборки ячменя; это так называемый «ячменный праздник». Кроме того, 8 мая праздновали «день града» — «кохиаоба или кохинджвроба» 2. Хевсуры и мтиулы не работают по пятницам и воскресеньям, опять-таки во избежание градобитий: сваны празднуют часто пятницу, субботу и воскресенье, чтобы обеспечить благополучие урожаю. Среди армян Борчалинского уезда некоторые, как и грузины Кахетии, празднуют понедельник, начиная с фоминой недели до праздника «Вартевора», «чтобы град не побил полей». Ингуши в период покоса и жатвы празднуют понедельники, чтобы ветер не разнес по полю все скошенное или сжатое3.
Праздники в честь тех или иных божеств сопровождаются иногда запрещением давать что-либо из дома, в особенности огонь. Так, у чеченцев среда или кер-сели есть день божества грома Сели; в этот день нельзя ничего давать из дома, в особенности огня4. Впрочем, огня не дают с очага очень многие народы из опасения, чтобы с огнем не ушло из дома семейное благополучие.
У многих народов запрет продавать что-либо или выносить из дома обыкновенно связан с более или менее важными моментами хозяйственной и семейной жизни. Мегрелы в прежнее время ничего не давали из дома по понедельникам, считаю-
----
[1] Ахриев Ч. Ингушские праздники. ССКГ. V. стр. 5, 6
2 Чурсин. Народные обычаи и верования Кахетии, Тфл . 1905, стр. 21.
3 Ахриев. Указ. работа, стр. 5, 6.
4 Далгат. Первобытная религии чеченцев. «Терский сборник», в. III, кн. 2, стр. 84.
[123]
щимся днем луны. «В этот день никто из дома ничего не выдает ни на прокат, ни в подарок, ни даже в виде денег, которые он должен рабочим. Все крепко верят, что если кто-нибудь в понедельник собственноручно что-либо выдаст из дома, то луна будет иметь такое влияние на этот дом, что он мало по малу весь опустеет и сам хозяин останется бедным и несчастным»1.
Еще до последнего времени у мегрелов и у абхазов кое- где придерживались приметы, что «в день рождения какого-нибудь животного нельзя никому ничего подарить, а также дать взаймы, в противном случае молодое животное будет жевать платья»2. Это же воззрение существует также у имеров Шоропанского уезда3. В Гурии червоводы ничего не продают и не показывают другим червоводам в понедельник, среду и в первый день новолуния4. Казаки ст. Ардонской Терской области ничего не дают из дома в день отела, «чтобы теленок не издох»5. То же самое делают жители г. Ейска с той целью, чтобы «у коровы было больше молока»6. У армян Ахалкалакского уезда во время посева не дают огня, надеясь, что это будет способствовать хорошему урожаю; в мае не дают ступки, чтобы не болели ягнята, после захода солнца не дают закваски, чтобы мацони не скисло и т. д. Евреи Западного края ничего не дают и не выносят из дома в «шабаш» — субботу. Но так как избежать этого часто бывает невозможно, они прибегают к такому средству: дома, имеющие постоянное общение между собой, соединяются над крышей проволокой, и евреи считают, что соединенные проволокой дома составляют один дом, и в нем можно переносить вещи от одной семьи к другой (П. 3. Виноградов-Никитин).
У многих народов существует обычай ничего не давать из дому, когда в доме родился ребенок. Так поступают украинцы, «чтобы ведьма не лишила сна7 ребенка», вотяки8; алтайские тюрки не дают огня до 40 дней, а иные в течение года со дня
----
[1] Ламберти. Описание Колхиды, стр. 162.
2 СМОМПК, X, отд. 1, стр. 112.
3 Там же, XVIII, отд. III, стр. 245.
4 Там же, XI. отд. 1, стр. 149.
5 Там же, XVI, отд. 1, стр. 331, 332.
6 Там же, XXIX, отд. III, стр. 35.
7 Данильченко. Этнографические сведения о Подольской губ- Кам- Подольск, 1869, в. I, стр. 29.
8 Васильев. Обзор языческих обрядов, суеверий и верований вотяков Казанской и Вятской губ. «Известия Общества, изд. при Казанском университете», XXII, стр. 326, Богаевский. Очерк быта сарапульских вотяков. «Сб. материалов по этнографии, изданных при ДЭМ», в III, стр. 51.
[124]
рождения ребенка 1, сербы ничего не дают из дома в течение года, после захода солнца, «чтобы ребенок имел лучший сон»2. Удины Варташена никому ничего не одалживали в период оживления грены, а в день, когда устанавливаются коконники, ничего не покупали, не подметали двор и комнату; грузины Кахетии ничего не давали из дома в первый день посева (зап. в 1903 г.). У других народов ничего не дают из дома при начале пахоты, при начале уборки урожая, во время первого выгона скота в поле, в день смерти кого-либо в доме, в различные праздничные дни и т. д. и т. п.
В основе всех этих запретов находится опасение, чтобы с выносимыми из дома вещами не ушло и благополучие дома.
Пережитки тотемизма. Тотемические воззрения и связанные с ними обычаи сохранялись у абхазов в сильной степени и до недавнего времени. Мало того, некоторые абхазские фамилии считали себя состоящими в родстве с каким-либо видом животного и поэтому не убивали представителей этого вида животных, не ели их мяса и т. п. В Бзыбской Абхазии имеется фамилия Хежба или Хеж-ипа, что в переводе значит Сойкин, от а-хеж — сойка. Члены этой фамилии считали сойку своим однофамильцем, как бы членом своей фамилии, своего рода, и поэтому не убивали ее и не ели ее мяса. «Как же можно убивать и есть своих однофамильцев?» — говорили они. Кроме того, если кто-нибудь из фамилии Хежба увидит, что сойка попала в силок, он считал своим долгом освободить своего пернатого «однофамильца» и выпустить на волю.
Фамилия Цугба в Бзыбской Абхазии считала себя состоящей в родственных отношениях (тотемических) с кошкой (ацгу — кошка). О том, как возникли эти родственные отношения, рассказывают следующее. Прежде Цугба носили фамилию Эцвкис, Эцвкисба (Ецкисба). Однажды в этой фамилии произошел такой случай. В подоле некоей женщины из фамилии Эцвкис, занимавшейся пряжей, окотилась кошка. Котят, родившихся столь странным образом, воспитали, как членов своей семьи, и с этого времени Эцвкис стали считать себя находящимися в родственной связи с кошками, переменили свою фамилию Эцвкис на Цугба — Кошкины и стали относиться к кошкам, как к своим родственникам: их не убивали, не били, вообще не обижали, напротив, при случае оказывали защиту и помощь (со слов Пичха Гегенава, сел. Лыхны).
---
1 Вербицкий Алтайские инородцы, стр. 86; Миличевич. Живот срба сельака, Белград, стр. 196.
2 СМОМПК. XIV, отд. 1, стр. 256, 259.
[125]
Многие абхазы не едят мяса зайца; одни ссылаются при этом на то, что заяц похож на кошку («усы, как у кошки» и проч.), другие руководствуются тотемическими соображениями. Как известно, многие народы не едят мяса зайца для того, чтобы, как они сами объясняют это, не сделаться трусливыми, как заяц. Возникшему на основе магии запрету впоследствии начинают давать иные объяснения: заяц похож на кошку, на собаку, имеет в некоторых отношениях сходство с человеком и т. п. Так, русские старообрядцы не ели мяса зайца, например, по соображениям, изложенным в «Послании к некоему Ионе» протопопа Аввакума: «А заяц и по двоим винам нечист есть: первое, яко и вельбуд, тридневное отрыгает, а второе — не имут ноги его копыта рассохата, но песья лапа»1. У абхазов же запрещение убивать зайца и есть его мясо чаще всего основывается на соображениях тотемического характера.
Если заяц забегал к кому-либо в усадьбу, он, по старинным воззрениям, отчасти сохранившимся и поныне, считался гостем семьи, и после этого члены фамилии, к которой забежал заяц, обыкновенно переставали убивать зайцев и есть их мясо. С этого момента между данной фамилией и зайцем устанавливались тотемические связи. Часто бывало, когда преследуемый охотниками заяц попадал к кому-либо во двор, хозяин дома немедленно выступал на его защиту: «Это мой гость, и тронуть его я не позволю». Погоня, конечно, прекращается, так как охотники вполне признают священную обязанность гостеприимства по отношению к зайцу. Оказанное зайцу гостеприимство становится основой для образования связей между фамилией, в усадьбу которой забежал заяц, и всеми зайцами вообще. Явление это наблюдается как в Бзыбской Абхазии, так и в Абжуйской. Приведу несколько примеров подобного рода отношений к зайцам. В сел. Абгархук Гудаутского уезда фамилия Шамба не убивает зайца и не ест его мяса потому, что, по рассказам, заяц когда-то забежал к одному из Шамба во двор. Фамилия Базба в Аци и Абгархуке также не убивает и не ест зайцев, в виду того, что некогда какой-то заяц в трудную минуту воспользовался гостеприимством женщин из фамилии Базба. Дело, по рассказам, было так. Охотники с собаками гнались за зайцем. По полю в это время проходила женщина из фамилии Базба. Ища спасения и не видя другого подходящего места, заяц бросился женщине под юбку. Женщина тотчас же присела и прикрыла собой зайца. Подбегают охотники: «Давай сюда зайца, это наша добыча!» «Это мой гость, - возра-
----
1 Бороздин А. К. Протопоп Аввакум, СПб, 1898, прил., стр. 33.
[126]
жает женщина, - и я не позволю его тронуть!» Охотникам ничего не оставалось делать, как согласиться с ее доводами и оставить зайца в покое. Когда охотники удалились, женщина встала и выпустила своего гостя на волю. С тех пор члены фамилии Базба не убивают и не едят зайцев. Абхазская пословица говорит: «Кто схватился за твой подол, того воспитай; кто за горло, того убивай».
В общ. Бармыш в подобных отношениях с зайцем находится фамилия Еныкь. Рассказывают, будто преследуемый собаками заяц забежал под юбку старушки Еныкь. С тех пор, говорят, и установилось в фамилии Еныкь запрещение убивать зайцев и есть их мясо.
Такое же приключение случилось, говорят, с одной женщиной в общине Отхара. Как-то сидела она у родника, черпая в кувшин воду; вдруг выбегает из лесу заяц и бросается ей под юбку. Женщина взяла гостя домой, и с тех пор вся фамилия не трогает зайцев, не убивает их и не ест их мяса (со слов Л. Мукба).
В общ. Дурипш не убивают зайцев, не едят заячьего мяса и не употребляют заячьих шкур члены фамилии Герзмава. О происхождении запрета рассказывают следующее. Охотники гнались за зайцем. Спасаясь от преследования, заяц прибежал к сельскому сходу и спрятался под буркой старика Герзмава. Старик немедленно объявил зайца своим гостем и наотрез отказался выдать его охотникам. Подобным же рассказом объясняют запрещение убивать зайцев и употреблять в пищу их мясо, существующее в фамилии Тарба (со слов Е. Тарнава и В. Харазия).
В общ. Мугудзырхва не убивают зайцев и не едят заячьего мяса абхазы фамилии Гунба. Рассказывают, будто заяц, спасаясь от собак, спрятался между ног старика Гунба, имевшего прозвище «Ажежи», т. е. «заячье мясо». И старик наложил проклятие на тех из своей фамилии, кто после этого стал бы когда-либо убивать зайцев и есть их мясо (со слов Седыка Джиба, сел. Мугудзырхва).
В сел. Окум (Гальский уезд) фамилия Сергиава не употребляет в пищу мяса зайца будто бы в благодарность за ту услугу, которую некогда заяц оказал одному из Сергиава. Рассказывают легендарное приключение такого рода. Один человек из фамилии Сергиава однажды украл корову, зарезал ее, положил мясо в котел и стал варить. Хозяева украденной скотины бросились на поиски. Подходят к дому Сергиава; входят во двор. Видя себя пойманным с поличным, вор взмолился богу, чтобы он превратил лежащее в котле мясо коровы в какое-
[127]
либо другое. Хозяева коровы подходят к очагу, заглядывают в котел и видят в нем мясо... зайца. Вор был спасен. В благодарность за чудесное спасение фамилия Сергиава с тех пор и не ест мяса зайца. Однако, в большинстве случаев зайца не едят потому, что он похож на кошку.
Фамилия Сабекия в Адзюбже (и в других селениях) не убивает и не ест голубей. В объяснение рассказывается следующая история. Однажды взрослые члены семьи Сабекия ушли из дому — хозяин в поле, а хозяйка за водой, дома осталось трое детей. В это время в доме вспыхнул пожар. Случайно пролетали над домом голуби, увидели пожар, опустились и своими крыльями потушили огонь и таким образом спасли детей. Все это видели соседи и прохожие и рассказали Сабекия. После этого члены фамилии Сабекия дали обет никогда не убивать и не есть голубей, как своих спасителей (со слов Цагурия Кана). В сел. Илор голубей не едят члены фамилии Бжания. Рассказывают следующее. Один из предков фамилии Бжания остался холодной ночью в глухом лесу. Желая развести огонь, он достал огниво, но не мог ничего добиться, так как не оказалось трута. Несчастному грозила гибель от холода и диких зверей. На дереве, под которым приютился Бжания, сидел голубь; видя бедственное положение человека, он бросил ему с дерева трут. После того Бжания объявил проклятие всякому из своей фамилии, кто когда-либо будет убивать голубя, его спасителя, и есть его мясо.
Фамилия Айринба в Джгердах не ест мяса диких птиц вообще. Происхождение запрета таково. У одного Айринба было 5 сыновей, все слепые. Сильно горевал несчастный. Родственники и соседи утешали его, говоря, что так создал детей бог. «Нет, я сам виноват в этом, — возразил несчастный отец. — Когда однажды мальчиком я пас стадо, мною было найдено гнездо, в котором находилось 5 птенчиков; я взял птенчиков выколол им глаза и положил обратно. Хотя мать продолжала кормить их, но они все издохли. Вот почему мои дети слепые». Фамилия Айринба будто бы после этого дала клятву никогда не есть мяса птиц.
Некоторые абхазы не едят маленькой птички с красным опереньем у горла (поползень). Основание запрета таково. К одному человеку пришел гость. Хозяин не имел ничего, чтобы накормить гостя и не знал, как быть. Прыгавшая во дворе птичка, услышав о затруднительном положении хозяина, подошла к дому, поставила голову под нож и зарезалась, чтобы накормить гостя. (Со слов Мачаго Джикирба, сел. Мугудзырхва). По другому варианту, птичка вырезала свою грудь и отдала хозяйке дома.
[128]
Фамилия Квициния в сел. Атара Кодорского уезда не ест рыбы вообще. Такие же тотемического характера запреты относительно употребления в пищу мяса тех или других животных, несомненно, существовали и у других кавказских народов. К сожалению, имеющиеся в этом отношении литературные указания крайне скудны, так как прежние авторы совершенно не обращали внимания на подобные явления. Л. Люлье, описывая верования и обычаи черкесов, замечает, что корову в жертву богу скота Ахину доставляет фамилия Тгахуахо — «пастух божий», а в примечании прибавляет: «С этой фамилиею состоят в родстве следующие: Екуас, Синене, Горказ и Хагуп, которые искони не употребляют в пищу ни говядины, ни птиц, ни яиц»1. Вероятно, это воздержание от мяса коров и птиц, а равно и яиц возникло на почве тотемических отношений между названными фамилиями, коровой и птицами.
Довольно часто у абхазов наблюдается запрещение употреблять в пищу ту или другую часть животного. Члены одних фамилий не едят ноги животного, других — сердца, третьих — печени и т. д. Члены фамилии Чочуа, по старым тотемическим воззрениям, не должны есть почек животных, потому что Чочуа и почка — однофамильцы и состоят, следовательно, в тотемной связи. Фамилия Чочуа по-абхазски Ачачуа; почка по-абхазски — «а-чача». Не едят почек члены фамилии Чечерия в сел. Адзюбжа Кодорского уезда, также считая себя однофамильцами с почкой — «а-чача».
Фамилия Гулия (от абхазского агу «сердце»), по мнению ревнителей старых обычаев, не должна употреблять в пищу сердца животных опять-таки в виду фамильного родства.
Многие не едят той или другой части животного не по соображениям фамильного родства, а в силу данного когда-либо обета, наложенного добровольно запрещения, по совету знахарки или, по иным соображениям. Фамилия Джикирба в общ. Атара Кодорского уезда не употребляет в пищу сердца животных. Рассказывают, будто один из предков Джикирба почему- то решил, что для того, чтобы быть бесстрашным и ничего не бояться, члены его фамилии не должны есть сердца животных. Поэтому он наложил проклятие на тех из своих потомков, которые стали бы есть сердце животных. Некоторые из Джикирба, не зная об этом проклятии, ели сердце, отчего заболевали сердечными болезнями и умирали. Обратились к гадальщику, и он по лопатке животного определил, что предком
---
[1] Люлье Верования, религиозные обряды и предрассудки у черкесов. ЗКОРГО, V, стр. 124. Прим.
[129]
Джикирба наложено проклятие на тех потомков, которые будут есть сердце животных.
Заметим, что среди имеретин также существует предубеждение против употребления в пищу сердца животных, основанное на соображениях магического характера: чтоб не сделаться двоедушным 1.
Нередко наблюдается среди абхазов опасение употреблять в пищу ноги животных и птиц. Некоторые полагают, что от этого на ногах появляются нарывы (со слов Е. Тарнава и В. Харазия). Другие говорят, что от этого ноги будут дрожать, когда будешь лезть на дерево (сел. Лыхны). Некоторые, наконец, давали обет не есть ног животных, когда у кого-либо из членов семьи заболевали ноги; таким обетом рассчитывали помочь больному выздороветь или хотя бы ослабить болезнь.
Члены фамилии Когония в сел. Квитоули Кодорского уезда не употребляют в пищу переднего бедра животных. Запрет установлен будто бы по следующему случаю: кто-то из членов этой фамилии был убит молнией, и знахарка объявила, что после этого никто из фамилии Когония не должен есть переднего бедра. Этот же запрет соблюдают и некоторые фамилии в общ. Мугудзырхва Гудаутского уезда из опасения, что в противном случае стянутся жилы под коленом, и нога не будет выпрямляться (Мачаго Джикирба). В сел. Лыхны мне сообщили, что некоторые не едят бедра птиц, так как иначе, говорят, будут пересиживать ногу. Фамилия Цагаа (Цагурия) в Кодорском уезде не ест плечевой части крупного рогатого скота. Во всех подобного рода запретах исходят из соображений не тотемического, а какого-либо иного характера.
Вообще относительно употребления в пищу тех или иных частей животных и птиц у абхазов наблюдается так много запретов, особых для каждой фамилии, что при раздаче кусков мяса во время угощения, например, на поминках, нужно быть очень осмотрительным, чтобы не положить кому-либо такой части, которая для него является запретной.
Подобный поступок сочли бы за оскорбление, приняли бы за насмешку.
Родственные связи с теми или иными животными оказываются совершенно неожиданными. В общ. Атара Кодорского уезда, со слов Османа Квициния, мною записана такого рода история. Беременная женщина спала во дворе. Змея вползла ей в рот. Когда потом родился ребенок, шею его обвивала змея, которая немедленно оставила ребенка и уползла. С тех
----
[1] СМОМПК, XVIII, отд. III, стр. 233.
[130]
пор члены этой фамилии считают данную породу змей состоящею в родстве с ними, не убивают их. Будто бы, со своей стороны, и змеи не жалят своих родственников — людей.
Бывали случаи, когда сами абхазы известным образом роднились с тем или другим животным, чтобы обеспечить доброжелательное отношение к себе этого животного. Рассказывают о нескольких подобных случаях. В общ. Члоу Кодорского уезда, со слов старика Мачагу Адлейба (100 лет), мною записан следующий рассказ. Волк неоднократно нападал на стадо одного абхаза и похищал овец. Выведенный из терпения, пастух отыскал своего врага, им оказалась волчица с волчатами; волчицу он убил, а волчат взял к себе, воспитал и отпустил на волю, прося бога, чтобы они, как его воспитанники, ему не вредили. С тех пор волки не трогали его стада, а пастух, сo своей стороны, никогда не убивал волков; напротив, он отделял для них долю и оставлял в лесу. О случае усыновления волченка сообщил также Р. Т. Какуба. Усыновление имело место в Гальском уезде и было проделано с тою целью, чтобы волки, связанные родственными узами со своими приемными родителями, не трогали их стад. При усыновлении был исполнен обычно практикующийся в таких случаях обряд прикосновения к обнаженной груди женщины: волченку как бы дали пососать грудь женщины — хозяйки дома.
У других народов также не раз отмечалось подобное отношение к волкам. О древних ирландцах сообщают, что они «питали такое уважение к волкам, что имели обычай молиться об их спасении и выбирать их в крестные отцы своим детям»1. У гиляков, гольцев и других тунгусских народов часты случаи тотемного родства с волком: стоит волку подойти и поесть добычу промышленника, как его начинают считать в родстве с данным родом (Л. Я. Штернберг).
В сел. Илор мне сообщили, что для того, чтобы лисицы не таскали кур, некоторые воспитывали лисят, и затем выпускали их на волю.
О родственных отношениях между человеком и медведем рассказывается в абхазских легендах и сказках. Лапа медведя, говорят абхазы, по устройству сходна с ногой человека; груди медведицы напоминают женские. Умирая или будучи раненым, медведь, как уверяют абхазы, обязательно ложится лицом вверх и складывает лапы крестообразно на груди. По рассказам абхазов, если охотник унесет медвежат, мать в отчаянии бьет себя кулаком по голове и кричит точно так же, как это де-
----
1 Лекки. История возникновения и влияния рационализма в Европе, I, СПб, 1871, стр. 66, прим. 1
[131]
лает абхаз в случае большого несчастья; а иногда, став на задние лапы, медведица так неистово колотит себя кулаком по голове, что убивает себя насмерть. Медвежата, оплакивая погибшую мать, бьют себя лапами в голову и грудь и кричат, как абхазы при оплакивании покойника. (Со слов А. Мукба, сел. Отхара Гудаутского уезда).
По мнению, довольно распространенному среди абхазов, медведь состоит в молочном родстве с человеком, а именно — медведя вскормила женщина своей грудью. Поэтому медведь боится человека и избегает его. Встречаясь с человеком, медведь старается уйти незаметно. Если, встретив медведя, человек произносит: «нан, нан, нан», т. е. «мать, мать, мать», медведь не тронет его (со слов О. Квициния, сел. Атара Кодорского уезда).
Старик Гыд Лейба (сел. Мугудзырхва Гудаутского уезда) рассказал следующую легенду. Один человек забрел в дремучий лес. Там встретился с медведицей. Медведица сначала оглушила человека ударом, потом пожалела его и стала приносить ему добычу, кормить его. Человек оправился. Медведица заставила его вступить с нею в связь. Прожив некоторое время с медведицей, человек попробовал уйти, но медведица не пустила, стала еще больше заботиться о нем. При следующих попытках уйти, медведица начала бить своего пленника. Но однажды ему удалось бежать. Обнаружив бегство, медведица бросилась в погоню, догнала беглеца и стала его бить. На шум и крики прибежали охотники и освободили человека. Медведица же вернулась в лесную чащу. Спустя некоторое время медведица родила мальчика с медвежьими ушами. Когда мальчик подрос, медведица послала его в селение отнести отцу оставленное им у медведицы оружие. Мальчик попал прямо на сельский сход. Здесь его расспросили, откуда он и кто такой. Так как у него были медвежьи уши, дали имя «Медвежье ухо». Один богатый крестьянин взял «Медвежье ухо» на воспитание. Однако, как ни старались воспитать его, толку не было. «Медвежье ухо» по-прежнему сохранял хищный нрав и прожорливость. Однажды, когда его воспитателю нужно было отлучиться из дому, «Медвежье ухо» отпустили в лес из боязни, чтобы, проголодавшись, он не поел детей. С тех пор о нем ничего не известно.
Подобного рода легенды встречаются и у других народов Кавказа. В аварской сказке «Медвежье ухо» рассказывается, как медведь похитил царевну и стал жить с нею. Царевна родила сына, который имел вид человека, но с медвежьими ушами. «Медвежье ухо» потом убил своего отца-медведя и ушел
[132]
к людям. Царевна же вернулась к своему отцу!. В одной из имеретинских сказок фигурирует богатырь Леван Датвисшвили, т. е. «Медвежий сын», рожденный медведицей от священника2, и т. д.
Некоторые фамилии считают себя состоящими в тотемических отношениях с теми или иными представителями растительного царства. Так, фамилия Аджба в общ. Ачандара признает cебя состоящей в фамильном родстве с дубом (адж — дуб, Аджба, Адж-ипа — «сын дуба»). О возникновении тотемических отношений между этой фамилией и дубом рассказывают следующее. Предки фамилии Аджба жили первоначально на Северном Кавказе и носили фамилию Эцвкисба. Один из членов этой фамилии, совершив на Кавказе убийство, бежал со своей беременной женой в Абхазию. По дороге остановились они ночевать под огромным дубом. Здесь у жены родился сын, которому родители дали имя Адж-ипа — «сын дуба». Потомки его впоследствии стали носить фамилию Аджба, что значит «сын дуба», «Дубов». (Со слов Е. Тарнава и В. Харазия).
Предполагается, что грабовое дерево — а-хеца находится в родстве с фамилией Хеция, Хецба (мегр. Мхеидзе). По абхазской легенде, к этой фамилии принадлежала богородица. В отличие от указанного выше имеет некоторое распространение представление, что молния никогда не поражает граба из-за родства грабового дерева к членам фамилии Хеция.
Тотемические связи устанавливаются также иногда с некоторыми местностями, а также с некоторыми предметами.
Фамилия Отырба в Абгархуке считается состоящей в тотемической связи с кукурузным полем (аутра). Прежде Отырба носили другую фамилию. Как-то в старину напали на них неприятели; спасаясь, они спрятались в кукурузном поле. Там женщина родила ребенка. С тех пор семья изменила прежнюю фамилию на фамилию Отырба, образованную от названия кукурузного поля — аутра).
Поверья о животных, связанные с тотемизмом. Как и другие народы, абхазы приписывают некоторым животным сверхестественные свойства и, чтобы расположить их к себе, прибегают иногда К умилостивительным дарам и иным приемам задабривания. Так поступают, главным образом, по отношению к хищным животным, причиняющим населению и его хозяйству наиболее чувствительный ущерб — к волку, медведю, лисице
----
[1] Чиркеевский А. Аварские народные сказки. ССКГ, II, стр. 16—24.
2 СМОМПК. XIX. отд. II, стр. 1—8.
[133]
и некоторым другим. В народных воззрениях о домашних животных сохраняются отголоски преклонения перед тою важною ролью, какую эти животные играли и теперь еще играют в жизни народа. Приведем воззрения, касающиеся некоторых животных.
Домашние животные. Собака — верный друг человека и помощник на охоте и во время охраны стад. Абхазы рассказывают об удивительном проявлении преданности собак своему хозяину. Если охотник ранен или разбился, его собака неотступно стережет его или отправляется в селение и приводит людей к раненому хозяину. Не меньшую заботу проявляет собака и по отношению к вверенным ее попечению стадам. Однажды собака принесла за три версты новорожденного козленка, оставленного козой на горном пастбище (сел. Лыхны).
Не удивительно, что абхаз наделяет собаку сверхъестественными свойствами. Собака, говорят абхазы, предчувствует грозящее хозяину несчастье и предупреждает его об этом воем. Вой собаки, по мнению абхазов, предвещает смерть хозяину или другое несчастье, а иногда даже вымирание всей семьи. Очевидно, собака видит бродящую среди людей смерть. Одновременный вой нескольких собак предвещает выселение всего поселка. По рассказам стариков, перед эмиграцией в Турцию собаки выли чуть не по всей Абхазии. Собака видит души умерших, бродящие по земле, и при виде их воет. Представление о том, что собаки видят духов, является, как известно, общераспространенным; напомним, между прочим, место из «Одиссеи», где говорится, как собаки Телемака увидели Афину: «Лаять не смея, оне, завизжав, со двора побежали»1. В легендарных рассказах абхазов собаки лизанием воскрешают убитых, совершенно так же, как это делают собаки «аралезы» армянских легенд, собака легендарного охотника Сталло у лопарей, собака в известной грузинской легенде. Этому вопросу я посвящаю отдельную главу.
Раз собака обладает «сверхъестественной» силой, то естественно, что некоторой долею таковой обладают собачьи зубы и шерсть. Собачью шерсть иногда зашивают в сафьян и носят в качестве талисмана (сел. Окум). В абхазском пантеоне имеется особое божество «Алышкинтр» — «госпожа собак».
Кошка, по поверьям абхазов, враг человека. Когда после смерти человека душа его переправляется по волосяному мосту, кошка смазывает мост маслом, чтобы душа упала в ад, а щенок слизывает масло языком и упрекает кошку: «Неблаго-
----
[1] «Одиссея», песнь, XXVI.
[134]
дарная, тогда, когда меня держали во дворе, тебя кормили в доме под столом и ты так отплачиваешь человеку за его благодеяния». В связи с этим считается, что убить собаку грех, убить же кошку — доброе дело, особенно, если она не ловит мышей. Когда кошка ест, она жмурит глаза; делает это затем, чтобы бог не мог сказать ей: «Ты видела, как человек тебя кормил, как же ты можешь так неблагодарно поступать по отношению к нему». (Сел. Атара и Джгерды Кодорского уезда).
В Гальском уезде отмечается иное отношение к кошке. Убить кошку — грех, на том свете не сможешь без ее содействия переправиться через адский мост. Мост смазан маслом, и нога на нем скользит. Если кошка хорошо расположена к человеку, она слизывает масло с моста и помогает человеку пройти; если кошка недовольна человеком, не слизывает, и человек падает в ад. Самурзаканцы говорят: «За ночь кошка может обойти двенадцать церквей» (сел. Окум).
Следует отметить, что у картвельских народов (за исключением хевсур) и у армян кошка признается священным животным и убить ее считается большим грехом, за который придется либо на этом, либо на том свете расплачиваться постройкой мостов, церквей и т. п.1 Таты сел. Лагич в Азербайджане также не убивают кошек, опасаясь, что в наказание за это умрет сын2. И только хевсуры считают кошку поганым животным.
Лошадь — верный друг и товарищ человека в набегах, нападениях, во всех радостях и невзгодах беспокойной боевой жизни. Поэтому лошадь также наделяется иногда сверхъестественными свойствами. Особенно это имеет место по отношению к лошадям легендарных и сказочных героев.
Лошадиные черепа очень часто употребляются абхазами в качестве оберега, охраняющего дворы, пасеки, сады, огороды от завистливого, дурного глаза. Обычай этот чрезвычайно широко распространен не только у кавказских народов, но и далеко за пределами Кавказа.
По народному поверью, лошадь раз в год жует. Кто увидит, как жует лошадь, и в этот момент выскажет какое-либо пожелание, оно немедленно исполнится.
Петух. Пение петуха предвещает счастье или несчастье (сел. Лыхны). По другому толкованию, оно предвещает новость для дома. Если петух поет после захода солнца, а в дру-
----
1 СМОМПК, XIX. отд. II, стр. 90; XVIII, отд. III, стр. 243.
2 Там же. XXIX, отд. II, стр. 76.
[135]
гом дворе петух отвечает, в одном из этих домов непременно случится несчастье (сел. Квитоули).
Если новорожденному дать пососать язык петуха, ребенок будет понимать значение пения петуха (сел. Лыхны).
Если петух пропоет три раза, обратившись к человеку, задуманное им исполнится (со слов И. Мушба).
Курица. Если курица запоет петухом, то это предвещает несчастье; в отвращение несчастья курицу режут.
Дикие животные. Волк. Согласно поверьям абхазов, волк, как злейший враг человека, находится в близких отношениях с ведьмами, колдунами и пр. Предполагают, что колдуны и ведьмы совершают свои путешествия на волках.
Волчий зуб зашивают в сафьян и носят на себе в качестве талисмана (сел Окум).
Волчью или шакалью шкуру гладят рукою, выходя утром из дома. Считают, что этим обеспечивается благополучие на весь день (сел. Окум).
Медведь. Медвежьему черепу приписывается магическая сила. Если речка подмывает берег и уносит у сельчанина землю, он берет медвежий череп, привязывает к нему веревку и тащит от того места, куда бьет вода, к противоположному берегу, чтобы направить туда и речные волны (сел. Джгерды).
Рысь. Иногда рысь кричит особенно ужасным образом; этот крик рыси называется «ахуаара». Если около какого-либо дома рысь закричит таким же образом, в этом доме кто-нибудь обязательно умрет в течение ближайших 1-3 месяцев. Рысь в случае такого крика прогоняют выстрелами. Особенно боятся такого крика рыси женщины.
Заяц. У абхазов хорошей приметой считалось встретить утром шакала, волка, лису. Что же касается зайца, то встреча с ним предвещала неудачу. Особенно скверно встретить зайца утром натощак. Примета еще вернее, если какое-либо из названных животных перебежит дорогу.
Подобные приметы распространены у многих народов. Встреча с зайцем, как с трусливым и жалким зверем, у многих из них считается дурной приметой. Наоборот, встреча с ловкими хищниками — волком и лисой — должна предвещать успех и удачу в деле. Этот взгляд распространен у всех картвельских народов1, у армян, тюркских народов Северного Кавказа и
----
[1] СМОМПК, XXXII, отд. III, стр. 137 (мегрелы).
[136]
Закавказья, лезгинских народов Дагестана и др., а равно у множества некавказских народов.
Черепаха. О происхождении черепахи и в Бзыбской (сел. Абгархук) и в Абжуйской Абхазии (сел. Квитоули) мною записана одна и та же легенда. Жена приготовила для семьи курицу. Вдруг приезжает ее брат. Женщина поспешно прикрывает лежащую на тарелке курицу деревянной чашкой. Брату она подает повседневную пищу: лобио, сыр, кислое молоко, мамалыгу. По уходе брата вернулся муж. Жена спешит угостить его курицей, но курица с тарелкой превратилась в черепаху: верхняя чашка обратилась в верхний щит, нижняя — в нижний. Так была наказана женщина за предпочтение мужа брату.
Эта легенда принадлежит к числу «бродячих» и встречается у многих народов. По мегрельскому варианту легенды, женщина приготовила курицу для своего любовника и спрятала ее, когда неожиданно приехал брат. По отъезде брата оказалось, что курица с тарелками превратилась в черепаху и ушла в болото.
Украинцы рассказывают, что скупая девушка спрятала от отца мясо в глиняную миску и накрыла тарелкою. Мясо с тарелкою обратилось в черепаху1.
Сербы излагают эту легенду так. Один человек ел жареную курицу с хлебом; вдруг в дверях показался кум. Чтобы скрыть курицу, хозяин положил ее на хлеб и прикрыл деревянной чашкой. Когда кум ушел, оказалось, что курица, хлеб и чашка обратились в черепаху2.
Лягушка. Как гласит абхазское поверье, лягушка имеет связь с водой и дождем. Если убить лягушку, пойдет дождь. Поэтому во время засухи дети убивают лягушек и переворачивают их брюхом вверх (Бзыбская и Абжуйская Абхазия, Самурзакань).
Это же поверье существует у мегрелов и других картвельских народов.
Ласточка. Ласточку абхазы считают священной птицей, радуются ее прилету, никогда ее не убивают, гнезд не разоряют. В Самурзакани ласточку считают «курицей бога», и счастлив тот, у кого она строит гнездо. Если птенцы ласточки случайно выпадут из гнезда, их поднимают и кладут в гнездо.
----
[1] Чубинский. «Труды этнолого-статистической экспедиции в Западно- русск. край», т. 1, 1872, стр. 66.
2 Караджич (Вук Стефанович). Сриски речнив, Вена, 1818, стр. 328, 329.
[137]
Когда ласточка весною прилетает, в доме ставят скамейку и кладут на нее подушку, очевидно, как желанному гостю. В том доме, где живет змея, ласточка никогда не устраивает своего гнезда. Если крестьянин замечает, что ласточки избегают строить под кровлей его дома гнезда, он уверен, что где-то У него ютится змея, и начинает искать ее.
В общ. Джгерды Кодорского уезда, со слов М. Багапша, мною записана следующая легенда. Ковчег Ноя, плавая по волнам, получил повреждение и в него стала набираться вода. Ной не знал, как помочь беде. Является змея и предлагает починить ковчег, если ей будет разрешено питаться тем, что она найдет наиболее вкусным. Ной согласился. Змея нашла, что наиболее вкусно человеческое мясо. Она посылает жука сообщить Ною свой выбор. Ласточка, зная с каким поручением летит жук и желая спасти людей от ожидаемой их участи, остановила жука и попросила его показать язык. Когда жук высунул язык, ласточка откусила его, а сама полетела и сказала, что змее больше всего понравилось мясо лягушки. За это змея вырвала ласточке хвост. С тех пор змеи едят лягушек, а люди почитают ласточек.
Другой вариант записан мною в сел. Лыхны со слов Бурдуха Пилия. Бог распределял между животными пищу. Он спросил змею первою, чем бы она хотела питаться. Змея отведала мясо различных животных и выбрала человека. Сообщить о своем выборе богу она послала жука. Летит жук, встречает ласточку. Ласточка спрашивает жука, куда он летит. Когда тот объяснил, ласточка попросила жука показать язык. Когда жук выполнил просьбу ласточки, она схватила у жука язык и вырвала его. Прилетает жук к богу и ничего не может сказать, только жужжит. Тогда бог проклял жука и змею и назначил ей в пищу лягушек. Змея, узнав о проделке ласточки, напала на нее и вырвала у нее хвост. Ласточка, как друг человека, строит свои гнезда в селениях, на домах, а не в лесу.
Эта легенда в различных вариантах известна многим народам и принадлежит к числу «бродячих». У грузин Кутаисского уезда она известна почти буквально в той же редакции, в какой записана мною у абхазов; тут тоже фигурирует Ной, его ковчег, жук и ласточка 1. Ульцинские арнауты рассказывают эту легенду несколько иначе: место жука у них занимает комар 2.
----
[1] СМОМПК, XXXII, отд. III, стр. 78, 79.
2 Ровинский. Мировоззрение черногорского народа. ИРГО. XXII, 1886, стр. 529
[138]
У мегрелов эта легенда известна в другом варианте. Змея через ласточку и пчелу попросила у бога назначить ей пищу. Бог приказал пчеле и ласточке облететь весь свет и узнать, что всего вкуснее; это и будет назначено змее в пищу. Облетев мир, пчела и ласточка снова встретились, и пчела сообщила, что вкуснее всего оказался грудной ребенок. Тогда ласточка попросила пчелу показать язык, вырвала его и проглотила. Пчела ничего не могла передать богу, а ласточка объявила, что всего вкуснее лягушка. С тех пор змеям назначено питаться лягушками1. По легенде, бытующей у ингушей, змей, стерегший рай, послал птицу узнать, чье мясо слаще. Птица выбрала человечье мясо и понесла его змею на пробу. По пути птице встретилась ласточка, которая и отняла у нее мясо. Змей погнался за ласточкой и откусил у нее хвост2.
У качинских татар комар летит доложить злому духу, что самая сладкая кровь у человека. Ласточка вырывает у комара язык, а комар вырывает у ласточки хвост3. В легенде вотяков комар докладывает змею, что человеческая кровь самая сладкая. Ласточка вырывает у комара язык, а змей вырывает у ласточки хвост4. По легенде дюрбютов, хан послал осу узнать, чье мясо вкуснее; оказалось человечье. Ласточка, встретив осу, вырвала у нее язык 5.
Сова. Сова находится в близкой связи с колдуньями и по этой причине обыкновенно садится около дома колдуньи. Согласно поверью, колдуньи часто летают на сове. Сова кричит обыкновенно вечером, сидя где-либо на дереве. Если человек подкрадется к дереву, на котором сидит сова, и почертит дерево углем, на другой день к этому человеку в дом обязательно придет колдунья попросить соли (сел. Окум) или придет человек с лицом, выпачканным углем (сел. Илор).
Если сова кричит ночью около дома, кто-нибудь в этом доме умрет. Чтобы прогнать сову и отвратить предвещаемое ею несчастье, стреляют из ружья или бросают в сову пылающей головней... (сел. Окум, Илор). Такие поверья существуют, как известно, у картвельских и многих других народов.
Кукушка. Кукушку не убивают; она создана для службы человеку: своим пением она указывает время, когда нужно
----
[1] СМОМПК, XXXII, отд. III, стр. 118 (Кобалия).
2 Потанин. Указ. работа, IV, стр. 768.
3 Попов. Поверья и некоторые обычаи качинских татар. ИРГО, XX, 1884, стр. 651.
4 Верещагин Г. Вотяки Сосновского края, ЗРГО по этнографическому отделу, XIV, в. 2, стр. 72.
5 Потанин. Очерки северо-западной Монголии, IV, СПб, 1883. стр. 183.
[139]
производить полевые работы — пахать, сеять, тохать. Первый крик кукушки (около первого апреля) указывает, что настало время сеять. Прекращает кукушка куковать, значит сеять больше нельзя — урожая не будет (сел. Атара, Джгерды).
Мегрелы в крике кукушки слышат слова: «Сейте, очищайте»1.
У абхазов полагают, что кукушка, которая первая закричит весною, обязательно издохнет. На это существует абхазская пословица: «Акуку рапхьаза ызхыз п,сит» (Кукушка, закуковавшая первой, — издохла). У кукушек — предполагает поверье — устанавливается очередность: каждая знает в каком году ей первой кричать (со слов Папаскири, сел. Квитоули).
Удод. Если удод прилетит и сядет во дворе около дома, это считается плохой приметой. Его прогоняют (со слов Папаскири, сел Квитоули). Дети ловят удода палочкой с силком. С этой целью надевают на голову папоротник и, раскачивая им, идут к удоду со словами: «Агба аауеит, ацьыка аанагоит». («Пароход идет, соль несет»). Удод, заинтересованный странным существом, из любопытства приближается и попадает в силок (со слов Мушба, сел. Абгархук).
Иволга. Если иволга возьмет у человека клочек платья, волос или что-либо другое, принадлежащее человеку, тот будет терпеть неудачи: посеянное им не взойдет и т. п. (сел. Джгерды).
Соловей. Ночное пение соловья объясняется следующим образом. Соловей поет всю ночь, чтобы не заснуть, так как если он заснет, под тем местом, где он сидит, вырастет хмель и на одну пядь пройдет ему в задний проход (сел. Атара Кодорского уезда). Эта легенда существует и у мегрелов2. Когда хмель перестает расти, и соловей прекращает петь по ночам.
Змея в воззрениях абхазов.
Змей абхазы не любят, встретив на дороге, стараются непременно ее убить. Воспрещается убивать змею только человеку, имеющему кузню. Однако, если змея заползет в дом, ее в большинстве случаев не убивают, а осторожно выпроваживают. Такое отношение к змее, забравшейся в дом, объясняется в различных общинах по разному. Чаще всего говорят, что змея, вошедшая в дом, считается гостем и потому, в силу обычая гостеприимства, ее не убивают.
----
[1] СМОМПК, XXXII, отд. III, стр. 121.
2 СМОМПК, XXII. отд. III, стр. 117.
[140]
Другая причина, по словам некоторых абхазов, заключается в следующем. В образе змеи, говорят знахарки, дом посещает какой-либо святой (сел. Ачандара Гудаутского уезда). Бурдух Пилия в сел. Лыхны пояснил: «Вошедшей в дом змее говорят только: уходи, и она уходит, но ее не убивают». У одного кузнеца в сел. Абгархук Гудаутского уезда Д. Муш-ба, по словам его племянника И. С. Мушба, в нерабочее время на наковальне часто сидела змея. Придя в кузницу, кузнец осторожно сталкивал змею рукой, и она спокойно уходила. Эта змея и в семье Дженике Мушба считалась как бы священной, находящейся в какой-то связи с священною «силою» кузни.
В последнее время, однако, многие оставили старый обычай гостеприимства по отношению к змеям, забирающимся в дом, и убивают их.
По мнению некоторых абхазов, вползшая в дом змея приносит счастье и богатство. Так, в общине Бармыш Гудаутского уезда одни убивают заползшую в дом змею, другие нет, полагая, что змея приносит счастье. Такой же взгляд отмечен мной в сел. Окум в Гальском уезде. Там некоторые не убивают вползшую в дом змею, а осторожно выпроваживают, ввиду того соображения, будто такая змея приносит счастье.
Такое же отношение к змее находим и у других народов. Киргиз, встретив змею в степи, старается ее убить, но «если змея заползает в юрту, ее не убивают, а, обливая молоком и айраном, выпроваживают из юрты». Поступают так потому, что иногда «ангелы, говорят, ходят в образе змеи»1.
Воззрение, по которому счастье и благополучие дома неразрывно связано с живущей в доме змеей, широко распространено у армян. Так, у армян Борчалинского уезда существует вера в «довлят одз», т. е. в «змей счастья», приносящих счастье тому дому, в котором они живут; таких змей никто не трогает. У армян Зангезура «каждый дом имеет змею покровительницу; если ее убить, счастье навсегда удалится из этого дома»2. Среди армян Эчмиадзинского уезда «есть поверье, будто в каждом доме живет змея, которая сторожит счастье дома; если змею убить или она сама оставит дом, то с ней исчезает и счастье семейства»3. Такого же взгляда на змей, живущих в домах и садах, держатся армяне и в большинстве других районов4.
----
[1] Диваев А. Киргизские приметы. «Сборник материалов для статистики Сыр-Дарьинской области», т. IX, отд. II, Тшк, 1901, стр. 55
2 СМОМПК. XVII, отд. II, стр. 196.
3 Там же, стр. 187.
4 Там же, XI. отд. II, стр. 47.
[141]
Схожие с этим воззрения имеются и у других народов. У сербов считается приносящей счастье черная змея, живущая в норе под домом. Зла она никому не причиняет, и ее не убивают. Если ее убить, умрет глава дома, говорят сербы 1.
Некоторые абхазские фамилии не убивают змей по особым основаниям. Рассказывают, например, будто когда-то змея ужалила одного из членов фамилии, и, чтобы он остался жив, семья дала обет никогда не убивать змей. (Со слов Папаскири, общ. Квитоули).
Ужа абхазы считают врагом змеи и потому его не убивают, а, напротив, стараются помочь ему в его борьбе со змеей. Абхазы рассказывают, что змея и уж при встрече вступают в борьбу, состоящую в том, что они дуют друг в друга изо всех сил. Чтобы обеспечить победу ужу, абхазы, встретив ужа, отбивают ему палкою или рукой хвост. Бесхвостый уж при состязании со змеей не лопнет, так как вдуваемый в него воздух будет выходить через отбитый хвост наружу. Это даст ужу возможность одолеть змею (Гудаута).
Некоторые змеи, по рассказам абхазов, обладают блестящим драгоценным камнем, которым они по ночам играют, подбрасывая его вверх. Отыскивая ночью добычу, змея иногда будто бы кладет свой блестящий камешек на землю, в траву. Охотник, заметив такой камень, схватывает его и спешит ускакать. Змея бросается за похитителем, но, если он успеет переехать семь речек, змея уже не может его преследовать. Тогда в отчаянии змея кончает жизнь самоубийством, разбивая голову о камень. (Со слов Гыда Лейба, сел. Мугудзырхва).
Гыд Лейба рассказывал о приключении, которое будто бы имело место в дни его юности. Как-то вечером вблизи селения Мугудзырхва змея оставила в траве свой драгоценный камень. Проезжавший в том месте охотник схватил камень и поскакал в Гудауты. Змея скоро заметила пропажу, погналась за охотником, догнала его с неимоверной быстротой, направилась к ноге всадника, но, промахнувшись, попала в бок лошади, пронзила ее насквозь, и, ударившись о стремя, убилась и издохла. Лошадь также околела, но охотник с драгоценным камнем уцелел. Подобный камень, по словам Гыда Лейба, блестт ночью, как луна, освещая все вокруг себя. Старик Гыд уверяет, что см видел такой камень и даже пытался его добыть у змее, но не смог, так как змея с камне находилась в недоступном месте среди скал.
----
1. Миличевич Живот срба сельака, стр. 72.
[142]
По рассказам жителей села Окум, овладеть змеиным камнем несколько
легче, чем это изображается в преданиях Бзыбской Абхазии. Когда змея, играя камнем, подбрасывает его вверх, ловкий охотник хватает его на лету и скачет во весь карьер. Змея бросается в погоню, спрашивает встречную травку, куда поскакал всадник, и, по указанию травы, преследует похитителя. Но стоит только похитителю переехать речку, как он уже в безопасности. Дело в том, что когда змея подбежит к речке и спросит воду, не видела ли она всадника, в речке уже будет течь уже не та вода, через которую переезжал похититель камня, и она ничего не сможет сообщить змее. Обладатель такого камня будет богат и счастлив.
В Псырцхе, со слов Эдриса Арчелия, мною записана другая легенда относительно змеиного камня. Существуют, говорит Эдрис, змеи с рожками: они носят блестящий камушек. Такая змея выходит только ночью: она кладет на землю свой камешек и при его свете ищет себе добычу. Если в это время подойти к змее, она издает ужасный свист и бросается на человека.
Если снять у змеи рожок, положить его в стакан с водою, а эту воду дать кому-нибудь выпить, он отравится и умрет. Если же поскоблить другой рожок и дать эту воду отравленному, то он выздоровеет.
Есть змеи с рожками, но не имеющие светящегося камня.
Представления о магических свойствах змеиного рога, в особенности о волшебном камне, которым обладают змеи, встречается у многих народов. У грузин Кахетии, в сел Бодбисхеви, мною в 1903 году записано на этот счет следующее. Существуют рогатые змеи. Если найти хотя бы один рог такой змеи и положить в кувшин вина или в хлебный амбар, то никогда не иссякнет вино в кувшине, хлеб в амбаре.
Эти же рогатые змеи, по мнению грузин Кахетии, обладают драгоценным камнем и в лунные ночи играют им, побрасывая и схватывая на лету. Ловкий человек может, незаметно подкравшись, схватить на лету камень и убежать с ним. Кто будет обладать таким камнем у того будут исполняться все желания.
По рассказам грузин Имеретии, некоторые змеи обладают волшебным камнем. Если схватить этот камень, змеи бросаются в погоню и будут спрашивать у всего встречного, не видели ли, куда побежал похититель. Но если похититель успеет перейти через ручей, змеи уже не смогут его преследовать, так как вода ручья не будет знать, куда направился похититель. Кто обладает таким камнем, все его желания будут исполнять-
[143]
ся 1. У мегрелов вместо драгоценного камня змея обладает волшебным кошельком. Сколько ни брать денег из этого кошелька, количество их в нем не уменьшится 2.
По поверью гурийцев, существуют змеи, обладающие алмазом, который они прячут в особую выпуклость на голове. Этим алмазом змеи иногда играют, бросая его одна другой. В это время и можно отбить у змей алмаз. Змеи преследуют похитителя, но если он успеет перейти воду, теряют след и прекращают погоню. Потеряв алмаз, змея с отчаянья иногда лишает себя жизни. Змеиный алмаз, по мнению гурийцев, обладает способностью производить серебряные деньги: если под него подложить гривенник, через несколько минут он принесет такой же гривенник, положишь двугривенный, алмаз родит другой двугривенный и т. д.3
Живущие в Абхазии и в других частях Черноморского побережья армяне рассказывают о «рогатых змеях» и чудесных свойствах их «рога». Существует, говорят они, порода змей, у которых на голове имеется украшение в виде чашечки. Эта чашечка обладает удивительными свойствами: кто ею владеет, сделается обладателем сокровищ. Змея по ночам выходит, чтобы при свете чашечки добывать пищу, и сильно светит во все стороны.
По рассказам армян Борчалинского уезда, змеи пород «шампар» имеют во рту бусу. Ночью они вынимают ее изо рта и играют, бросая вверх. Буса распространяет свет. Если перед норой такой змеи насыпать золы, в золе потом можно найти бусу. Эта буса делает неистощимым тот предмет, куда она будет положена, например, деньги в кошельке, муку в амбаре и т. п.
Представление о змеином царе «шампарен» и драгоценной змеиной бусе существовало также у армян Закавказья. Уже Гакстгаузен записал соответствующее поверье закавказских армян. У змей Арарата есть царица, которая носит во рту волшебный камень. Ночью она иногда подбрасывает этот камень в воздух; счастлив тот, кому удастся схватить его на лету4.
У осетин также существует поверье, что некоторые змеи обладают блестящим белым камнем «цикуртай фардык», доставляющим обладателю его все, что он пожелает. Некоторые
-----
[1] СМОМПК, XVIII, отд. III, стр 253.
2 Там же, стр. 252, 253.
3 Там же. XVII, отд. II, стр. 116, 117.
4 Haxthausen, Transcaucasia, 1, I.pz, 1856, s. 319.
[144]
счастливцы, говорят, находили такой камень и пользовались всяческим благополучием1.
При укушении змеи абхазы прибегают к своеобразному способу лечения. Первый, кто заметит или узнает, что кого-либо укусила змея, не говоря никому ни слова, берет фундуковую палочку и отправляется к человеку, который умеет лечить от укушения змеи. Такие лекари всем известны. Пришедший молча бросает перед лекарем фундуковую палочку, и лекарь, без объяснения понимая в чем дело, наливает в стакан воды и, прочитав над нею заговор, дает пить пришедшему. Пришедший молча выпивает, а укушенный змеею, как уверяют, после этого выздоравливает.
Этот «симпатический» способ лечения от укуса змеи не составляет исключительного достояния абхазских знахарей. Его применяют также знахари Имеретии. Привожу описание лечения, относящееся к сел. Джихаиси Кутаисского уезда. «Был один знахарь, который лечил от укушения змеи заглазно — бывала ли эта беда с животным или с человеком. В таком случае к знахарю являлись с палочкой из дикого ореха и молча бросали эту палочку к его ногам. Он, уже догадавшись в чем дело, и потому не спрашивая ни о чем, брал стакан воды, шептал над ним, проводил по поверхности воды крестообразно три раза брильянтовым кольцом и давал эту воду выпить пришедшему. Затем давал второй и третий стакан воды с такими же манипуляциями, иногда давал еще стакан воды, чтобы натереть укушенное место. Так же лечила укушенных змеею одна знахарка в Кутаисе2. В Гурии ужаленный змеей бежит в дом, где имеется «змеиный алмаз», и, прибежав, не говоря ни слова, бросает палку. Домашние понимают в чем дело, берут алмаз, растирают в воде и эту воду дают пить ужаленному3.
Другой способ, применяемый абхазами при лечении укушения змеи, записан мною в общ. Мугудзырхва Гудаутского уезда со слов Гыда Лейба. Укушенный змеей немедленно сообщает об этом первому встречному. Тот, ни слова не говоря, вертится на левой пятке, затем берет из-под пятки горсть земли, набирает (не оглядываясь, а глядя вперед) в стакан воды и, размешав в нем землю, дает выпить укушенному. Пострадавший должен выздороветь. Таким же образом лечат и укушенных животных.
----
[1] Чурсин. Осетины, стр. 65.
2 СМОМПК, XVIII, отд. III, стр. 253, 254.
3 Там же, XVII, отд. II, стр. 117.
[145]
Полагают, что есть люди, которые умеют заговаривать ползущую змею, и она будто бы немедленно останавливается (сел. Окум).
Для того, чтобы змея не подходила к дому, курят серу или жгут лошадиный навоз (со слов И. Мушба).
«Если змею ударить фундуковой палочкой, обязательно ее убьешь», — говорят абхазы.
Если кто-нибудь из абхазов видит, как змея ест лягушку, он спешит освободить ее. По словам Б. Пилия (сел. Лыхны), в момент освобождения лягушки из пасти змеи солнце останавливается в своем движении. Человек, освободивший лягушку из пасти змеи, получает способность облегчать трудные роды, для чего он должен три раза перешагнуть через роженицу. По словам Адлейба (сел. Члоу), освободив лягушку из пасти змеи, нужно три раза пройти между змеей и лягушкой; такой человек может потом облегчать трудные роды.
В сел. Лыхны, со слов Пичхы Гегенава, мною записана следующая легенда. Ехал всадник лесом и замечает в лесу пожар. Из горящего кустарника раздается крик змеи. Всадник подъехал к этому месту и всунул в куст кнут; змея схватилась за конец кнута и выползла. Змея спрашивает всадника, чего он хочет, она даст ему все, что он захочет за ее спасение. Всадник говорит: «Богатства, счастливой жизни». Змея предлагает: «Проси больше». Всадник: «Не знаю». Тогда змея говорит: «У нашей сестры есть волшебное кольцо. Если будешь обладать им, будешь иметь все, чего пожелаешь: стол будет сам накрываться, что пожелаешь явится. Чтобы ты смог добыть его, я должна подуть на тебя три раза. Если я при этом не удержусь и влезу в тебя, достань скорее кусок свинины, поешь и я вылезу». Подула змея раз, два, в третий раз стала дуть, влезла в человека. Всадник поскакал, увидел строящийся дом, вошел, нашел свинину, поел, и змея вылезла из его глотки. Присутствовавшие, увидев змею, бросились убивать ее, но всадник не позволил. «Это мой гость. Она моя благодетельница».
В этой легенде, наряду с отголосками почитания змей, выступают также распространенные у абхазов тотемические воззрения.
Умилостивление птиц. В Самурзакани в понедельник великого поста ставят угощение воронам: оставшиеся от обеда крошки собирают в яичную скорлупу и бросают на крышу. Делается это для того, чтобы вороны не таскали цыплят (сел. Окум). Этот обычай напоминает другой, некогда широко рас-
[146]
пространенный на Кавказе и заключавшийся в том, что «птичью порцию» выставляли весною для умилостивления птиц1.
Умилостивление насекомых. Чтобы мухи не беспокоили летом, им выделяется угощение ночью, накануне первого весеннего новолуния. Собирают в яичную скорлупу крошки кушаний, обходят с ними двор и бросают, говоря: «Мухи, вашу часть я выделил от себя»2. Таким же образом в прежнее время умилостивляли насекомых мегрелы, гурийцы и др. картвельские народы3.
----
1 СМОМПК, XVII, отд. II, стр. 59; XVIII, отд. III, стр. 234, XIX, отд. II, стр. 99.
2 Гулия. История Абхазии, 1, стр. 177.
3 СМОМПК, XVII, отд. II, стр. 47.
[147]
Космогонические воззрения 148
Народные космогонические воззрения, отражающие условия прежних форм хозяйственного и социального быта абхазов, в настоящее время уцелели лишь в памяти стариков, хранителей народных традиций.
По этим воззрениям, солнце «амра» — живое существо женского пола. Оно ненавидит змей, негодует, когда люди не убивают их и радуется, когда видит, как уничтожают этих гадов 1.
Луна тоже живое существо, по одним рассказам, мужского, по другим — женского пола. С фазами луны связаны различные религиозные воззрения и обряды магического характера. Происхождение фаз луны находит свое объяснение в легенде.
Новолуние. Появление новой луны определяет начало нового месяца, поэтому этот момент сопровождается магическими обрядами, имеющими целью обеспечение благополучия всего наступающего месяца. При виде новой луны абхаз обращается к ней с пожеланиями, чтобы были продлены дни его жизни: «Как я вижу тебя сейчас, чтоб так же увидел и в следующем месяце» (Гудауты). По поверью, нужно смотреть на золото, чтоб в течение всего месяца иметь золото (сел. Дурипш). Те, кто имеет золотое кольцо, в новолуние смотрят сквозь кольцо (сел. Атара). У мегрелов при виде новой луны «одни показывают ей золотую или серебряную монету, обнажают из ножен сабли, другие показывают зубы, прося, чтобы луна не дала им почернеть 2 и т. п. Армяне Закавказья говорят: «Какой предмет увидишь первым после того, как увидел новую луну, в течение всего месяца будешь видеть или иметь этот предмет». Поэтому многие, увидев новую луну, смотрят на деньги. В Абхазии некоторые советуют: увидев новую луну, нужно прежде всего посмотреть на окружающую природу — лес, горы, а не на человека. Если же сначала взглянуть на человека, у
-----
[1] Иоакимов. Абхазцы, «К», 1874, № 39.
2 Сахокия. По Мингрелии. «П. В.». 1916, № 181.
[148]
этого человека весь месяц не будут переводиться вши (сел. Дурипш). В общ. Атара, увидев новую луну, смотрят на ребенка и говорят: «Будь светел, как луна». Смотрят также на теленка. Многие, увидев новую луну, молятся, подходят к очагу и дуют на огонь. Вера в магическое влияние новолуния на весь наступающий месяц широко распространена у многих народов.
По записи в сел. Окум, когда в первый раз видят новую луну, смотрят на чистое серебро, чистую сталь, чистое железо, чистое стекло. Делается это для того, чтобы человек сам обновился, как луна и стал чистым, как чисты предметы, на которые он смотрит. Если, увидев луну, гласит поверье, взглянуть сейчас же вслед затем на человека нечистого, его нечистота перейдет на тебя. А посмотришь на чистое, сам будешь чист.
По направлению рожков луны предсказывают погоду на весь месяц. Если рожки обращены вверх, будет хорошая погода, вниз — плохая, в сторону — средняя (сел. Атара). При виде молодой луны, для определения ее возраста, смотрят на нее сквозь платок. Сколько дней имеет луна, столько будет видно ее изображений (сел. Дурипш). Согласно воззрениям многих абхазов, круг вокруг луны предвещает смерть видного лица (сел. Джгерды).
Пятна на луне объясняются так: это нарт Сасрыква со своим стадом. Однажды Сасрыква поручил пасти стадо своему глупому брату, а тот утопил все стадо в озере. Увидев это, нарт в отчаянии бросился в бездонное озеро и упал на луну, находившуюся в это время на другой стороне земли. Там нашел он свое стадо и с тех пор пасет его на луне 1. По другому рассказу, какой то пастух бросил вверх коровий помет, который попал на луну. Темные пятна на луне есть этот коровий помет, рассыпавшийся по луне (со слов Папаскири, сел. Квитоули) .
Абхазская легенда, объясняющая происхождение фаз луны, записана впервые А. Иоакимовым. Содержание легенды, по этой записи, следующее. В одной семье было три брата. Родилась в этой семье еще одна девочка и в тот же день исчез младший брат: сестра унесла его на облако, но брат саблей отрубил ей палец и спасся. Выйдя замуж, сестра съела мужа. Спустя некоторое время приехал к ней в гости младший брат. Сестра съела ногу его лошади, затем другую, третью и всю лошадь. Приготовилась съесть и брата: посадила его в кожаный бурдюк, завязала его, а сама вышла поточить зубы. Крысы прогрызли бурдюк, брат вылез и убежал, захватив горсть пшеницы и соли. Сестра побежала за ним, догоняет. Когда она стала до-
----
[1] Иоакимов. Предрассудки моих учеников. «К», 1874, № 54.
[149]
гонять, брат бросил назад горсть пшеницы, и позади него вырос густой лес. Сестра пробралась сквозь лес и снова начала догонять беглеца. Брат бросил горсть соли и позади него образовалось море. Прибежала сестра, переплыла море, догоняет брата. У самого его дома она догнала брата и схватила. В это время выбежала из дома жена брата, схватила и тянет его к себе, а сестра к себе. Тянут, не могут пересилить друг друга. Наконец, порешили на том, что сестра будет есть брата, а жена откармливать и восстанавливать его. Все трое очутились на небе: брат — луна, сестра — чародейка съедает его, а жена откармливает 1.
Другой вариант легенды записан Н. Джанашия. Здесь дело представляется так. Жили 7 богатых братьев; они сильно горевали, что нет у них сестры. Наконец, родилась их сестра, но с этого же дня богатство их стало итти на убыль: каждую ночь исчезали целые гурты их стада. Младший брат говорит старшим: «В образе сестры у нас появился дьявол, убьем его, иначе погибнем». Братья не согласились. Тогда младший брат ушел в далекие страны, где женился на прекрасной девице — солнце «Амра». Спустя несколько лет он поехал навестить братьев. И видит: в целом округе не осталось ничего живого, кроме его сестры — ведьмы и одной мыши. Сестра моментально съела его лошадь и пошла точить зубы. Брат (месяц), по совету мыши, бросился бежать и дал знать о несчастье своей жене — солнцу. Сестра-дьявол догнала брата и начала его есть; в это время прибежала его жена Амра. Амра тянет луну к себе, а дьявол к себе. Бог решил так: на 15 дней предоставил жене-солнцу луну, а на другие 15 дней — дьяволу. С тех пор так и чередуется: с полнолуния дьявол начинает есть Амзу, почему луна постепенно уменьшается, под конец его жизни подоспевает его жена, ласки и заботы которой возвращают луну к новой жизни 2.
Мною записаны в общ. Калдахвара Гудаутского уезда два различных варианта легенды. Со слов Хындира Хишба записано следующее: жили три брата-богатыря, старший женатый, двое холостых. Старший пас овец. Он стал замечать, что невидимая сила, спускаясь в виде облака, ежедневно уносит из стада барана или овцу. Рассказал братьям: Они решили караулить стадо по очереди. Пошел караулить средний брат; повторилась та же история. Пошел младший. Видит: спускается облако, похищает барана; выстрелил, и из-за облака упал на землю окровавленный палец. Взял пастух палец, завернул в тряпку и принес
----
1 Иоакимов. Предрассудки моих учеников, «К», 1873, № 82.
2 Джанашия. Религиозные верования абхазов, стр. 83.
[150]
домой. Лежащая в люльке маленькая дочь старшего брата в это время плакала. Подошли к ней и видят у нее на руке оторван палец. Вынул пастух подобранный палец, приложил к руке девочки, оказывается, ее. Девочка была ведьма; это она таскала овец и ела. Огорчились братья, старший и средний, бросив имущество, ушли. Потом ушел и младший. Долго шел он, видит: дятел долбит дерево. Обращается к дятлу и просит, чтобы задержал ведьму, которая за ним гонится. Дятел отвечает: «Не могу. Нужно поскорей добыть пищу, а то дерево скоро упадет, и мне придется голодать». Младший брат ударил палкой дерево, оно омолодилось, снова стало крепким и здоровым. Пошел дальше. Приходит к маленькой избушке. В ней живет баба-яга. Просит ее: «Помоги, спасти от ведьмы, которая за мной гонится, хочет съесть». Баба-яга говорит: «Иди скорей дальше, по дороге встретишь большой двор, не заходи, а иди все прямо». Младший брат пошел... Шел, шел; дошел до красавицы девицы-луны. Луна взяла его за себя замуж. Жили хорошо. Потом муж стал грустить и вздыхать. Жена-луна спрашивает, о чем он грустит. Он рассказал о своих братьях, о племяннице-чародейке и о том, что его беспокоит участь братьев. Тогда луна дает ему кольцо и говорит: «Возьми это кольцо и иди искать братьев; в трудную минуту брось кольцо ко мне». Поехал муж на свою родину. Приехал, видит все кругом заросло лесом. Племянница была дома (по другой версии — сестра). Она очень обрадовалась; по обычаю, покружилась три раза вокруг дяди (брата); потом вышла во двор и съела у его лошади одну ногу. Спустя немного опять вышла, съела вторую ногу; затем третью, четвертую и, наконец, всю лошадь. После этого говорит дяде (брату): «Я тебя съем». Он отвечает: «Сначала наточи зубы, а то не съешь». Чародейка пошла в кузню Инара (Инара-ажи), а дядю (брата) посадила в бурдюк и завязала, чтобы не ушел. Пока ведьма точила зубы, брат развязал бурдюк и убежал. Добежал до дятла, просит помочь. Дятел помог бежать дальше. Добежал до избушки бабы-яги. Баба-яга тоже помогла немного. Бежит дальше, а чародейка-сестра уже настигает. Бросил он жене-луне кольцо. Выскочило несколько собак, бросились они на ведьму, брат вбежал в дом жены-луны, но ведьма успела схватить его за ногу и оторвала ниже колена. Так с оторванной ногой и виден теперь богатырь "а луне (со слов Хындира Хишба, сел. Калдахвара).
Со слов Шача Чукбар в этом же селении мною записан следующий вариант легенды. Жил богатый князь. У него было семь сыновей и ни одной дочери. Братья хотели иметь сестру, и старший стал просить родителей взять на воспитание девочку. Князь стал молить бога послать ему дочь. Желание исполнилось: роди-
[151]
лась девочка. Собрались на пир родственники и соседи. Ночью в загон для мелкого скота ворвался волк и схватил одного ягненка. Карауливший в эту ночь 4-й брат бросился в загон и шашкой отрубил палец на задней лапе волка. Взяв отрубленный палец в карман, он вошел в дом. В это время лежавшая в колыбели новорожденная девочка заплакала. Подойдя к ней, брат увидел, что у нее отрезан на ноге мизинец. Понял он, что девочка ведьма, обращающаяся в волка. Немедленно покинул он родительский дом и пошел странствовать. Шел целые месяцы. Наконец, пришел в дом зажиточного человека, остановился у него и скоро женился на его единственной дочери. Пожив года четыре и соскучившись по родным, решил проведать их. О своем намерении сообщил тестю и теще. Отец посоветовал дочери дать мужу ветку самшита, грецкий орех и уголь, — в трудную минуту пригодятся. Уезжая, муж оставил жене драгоценное кольцо, которое она должна во время его отсутствия держать в чашке с водой; по нему она узнает, если с ним что случится. Сел на араша (легендарный конь. — Г. Ч.), поехал. Долго ехал; приезжает домой. Видит кругом пусто и голо, все хозяйство уничтожено. Никого из родных нет. В избушке сидит одна сестра. Увидела, обрадовалась. Сошел с коня, обнялись, вошли в избушку. Скоро сестра вышла, съела левую заднюю ногу лошади, входит и спрашивает брата: «Ты что же на коне о трех ногах приехал?» Брат, поняв в чем дело, говорит: «Да». Снова вышла, съела другую заднюю ногу, приходит и спрашивает: «Что ты на лошади с двумя ногами приехал?». Он отвечает опять: «Да». Так по частям она съела всю лошадь, после чего спрашивает брата: «Ты пешком пришел, что ли?» Затем она пошла в кузницу точить зубы, а брату говорит: «Подожди, сейчас приду». В доме лежала скрипка «апхярца». Прибежала крыса, стала играть на ней и говорит брату: «Уходи поскорей, если скоро не уйдешь, сестра съест тебя». Пустился брат бежать. Три дня точила ведьма зубы в кузнице; вернулась, видит, нет брата; бросилась за ним. Гонится. Оглянулся брат, догоняет ведьма. Бросил назад самшитовую ветку, вырос дремучий лес. Прошла ведьма сквозь дремучий лес, догоняет брата. Бросил он назад уголь, образовалась невылазная грязь. (С тех пор и появилась грязь на земле). Перебросилась ведьма через грязь, догоняет брата. Бросил он перед собой орех, — выросло огромное ореховое дерево, а сам он сидит на его вершине. под самым небом. Подбежала ведьма к дереву, ласково спрашивает: «Что ты там делаешь, братец?» Затем принялась грызть дерево зубами. Дерево стало укорачиваться. Наконец, дерево уменьшилось настолько, что ведьме легко стало достать брата. В это время жена его взглянула в чашку с кольцом и ви-
[152]
дит вода становится кровавой, вот-вот муж погибнет. Тотчас же, как советовал муж на случай опасности, отвязала и пустила двух своих собак. Прибежали собаки, растерзали ведьму. Зубы у ней высыпались и упали в листья под деревом. Слез брат с дерева, но, становясь на землю, нечаянно наступил на зуб ведьмы и упал мертвым. Верные собаки три дня лизали его тело, но не могли оживить его. Послал бог ворона узнать, что там, под деревом, делается. Прилетел ворон, выклевал у мертвого глаза и полетел обратно. (Выбившиеся из сил собаки беспомощно лежали и не могли защитить хозяина). Спрашивает бог ворона: «Что там?» Ворон отвечает: «Там лежит мертвый». Посылает бог ястреба узнать так ли. Посмотрел ястреб, полетел сообщать: «Лежит мертвый, глаза выклеваны, собаки лижут тело». Дал бог ястребу порошок, приказал насыпать мертвому на грудь. Полетел ястреб, насыпал; мертвый воскрес (со слов Шача Чукбар, сел. Калдахвара).
Эта легенда в основе сходна с карачаевской легендой о женщине-великанше Джелмаж, киргизскими сказками о Джелмаус или Жальмаус, с мегрельской сказкой «Мдеви». Содержание карачаевской легенды вкратце таково. У одного князя родилась дочь, которую назвали Джелмаж. С той же ночи в ауле стали пропадать сначала телята, затем крупный рогатый скот. Эта девочка, оказавшаяся великаншей Эмегеной, пожирала по ночам скот. Один из братьев Джелмаж Киилы, чтобы избежать грозящей от сестры опасности, ушел и поселился на берегу Черного моря. Соскучившись затем по родине, он отправился навестить родных. В родном ауле он нашел только сестру Джелмаж и кузнеца. Джелмаж съела сначала одну ногу лошади брата и спросила у него: «У твоей лошади только три ноги?». Затем другую, третью, четвертую и всю лошадь. Каждый раз Джелмаж точила у кузнеца зубы. Она собиралась съесть и брата, но он, по совету мышки, бежал.
Джелмаж догнала Киилы и уже готова была растерзать его, но в это время прибежали вызванные из дома две собаки Киилы и растерзали ее. Осталась только ее голова. Собаки вцепились в голову, но она поднялась и вместе с собаками улетела на луну. С тех пор голова Джелмаж сделалась врагом луны и старается ее проглотить (затмения), а собаки сделались стражами и защитниками луны 1.
О ребенке, пожирающем скот и людей, рассказывают киргизы в сказках о Джелмаус или Жальмаус 2. В киргизских же рассказах встречаем и мотив «магического бегства». Так, в од-
----
[1] СМОМПК, III, отд. II, стр. 157— 163.
2 Потанин. «Очерки северо-западной Монголии, стр. 11, прим стр. 32.
[153]
ном рассказе жалмаус-кемпир (прожорливая старуха), стараясь догнать убегающего на лошади мальчика, вырывает у себя зуб, превращает его в топор и рубит у лошади ногу; лошадь продолжает скакать. Старуха вырывает другой зуб, превращает в кетмень (заступ), рубит у лошади другую ногу. Мальчик, соскочив, лезет на дерево. Старуха начинает рубить дерево. Прибежали две собаки и загрызли жалмаус-кемпир 1.
В мегрельской сказке «Мдеви» находим те же сказочные элементы: прожорливость новорожденной девочки, борьба ее с братом, уничтожение ее с помощью собак. Содержание сказки таково. В одной семье родилась девочка; она оказалась великаншей «Мдеви» и принялась пожирать родительских коров. Братья стали по ночам сторожить коров. Старший и средний ничего не заметили. Младший заметил, как великанша пытается схватить корову, выстрелил, прогнал «Мдеви». В это время девочка в люльке заплакала; посмотрели, а у нее из правой руки течет кровь. Родители прогнали младшего брата. «Мдеви» скоро съела отца, мать и двух братьев. Младший брат, узнав об этом во время своих скитаний, решил убить сестру и с тремя собаками отправился домой. Собаки загрызли «Мдеви» насмерть3.
Согласно космогоническим воззрениям абхазов, затмение луны происходит оттого, что какое-то чудовище нападает на луну и пожирает ее. Чтобы прогнать чудовище и спасти луну абхазы во время затмения считали необходимым стрелять по направлению к луне. Попасть в чудовище довольно трудно, так как в него попадает одна пуля из ста, поэтому в доброе старое время в случае затмения абхазы поднимали усиленную стрельбу. Если не прогнать чудовище, оно обязательно съест луну (сел. Калдахвара Гудаутского уезда; сел. Квитоули Кодорского уезда), или же обглоданная луна сорвется с небесного свода и упадет (сел. Атара, Кодорский уезд). Теперь абхаз уже не стреляет в луну, но сложившаяся в народе поговорка о верных заветам прошлого стариках еще долго будет напоминать об этом обычае. «Старик в луну стреляет», — гласит эта поговорка (сел. Окум).
Подобный же взгляд на затмение луны и солнца в прежнее время был широко распространен у многих народов всего земного шара. С этим взглядом встречаемся повсеместно в Грузии, где, по народным воззрениям, на луну и солнце напа-
----
[1] Миропиев. Демонологические рассказы киргизов. ЗРГО по отделению этнографии, т. X, в. 3, стр. 32.
2 СМОМПК, XVIII. отд. III. стр. 392, 393.
[154]
дает дракон «гвелвешапи»1. Повсеместно в Грузии было в обычае стрелять во время затмения.
Такие же представления, а также стрельба во время затмения были обычны у чеченцев, ингушей, осетин, армян, карачаевцев, балкар, азербайджанских тюрок и других народов Кавказа. Пальба по случаю затмения имела место у большинства народов Азии, вплоть до Японии и Китая, у народов Африки и Америки.
Особое внимание привлекают отдельные астрономические понятия и представления абхазов. Так, например, млечный путь носит у абхазов различные названия: «путь овцы», «путь ягненка», «дорога скота» (араху рымсаа), «дорога в гору» 2. Это дорога, указывающая куда гнать скот в горы и обратно. В целях сопоставления заметим, что балкары называют млечный путь «кой джол» — «дорога барана». По легенде грузин Кахетии, млечный путь — след быка и оленя, состязающихся в беге. У вотяков млечный путь называется «зязес егорес» — «дорога гусей» 3.
Абхазы представляют себе, что звезд на небе столько, сколько людей на земле. Родится человек, на небе появляется для него новая звезда; умирает — его звезда падает. При виде падающей звезды произносят: «Моя звезда там», т. е. не упала, и я не умираю. Это воззрение распространено у очень многих народов. По поверью грузин Кахетии, при виде падающей звезды надо три раза произнести: «Ты иди, останусь» 4.
Падение метеоритов, как сказано выше, в некоторых местах Абхазии объясняют тем, что священная сила горы Дыдрипш, Пицунды или Илора перелетает с места на место. Те, кто увидел это явление, радуются, что удостоились видеть полет «святыни» (Гудауты).
Что касается комет, то, по понятию абхазов, — это грозное небесное явление, предотвращающее какое-либо народное бедствие.
Радуга представляется абхазам пьющей воду из реки. Полагают, что если в той воде, откуда пьет радуга, искупаться, тело станет пятнистым (сел. Калдахвара). На радугу нельзя показывать пальцем, в противном случае палец высохнет (Гудаутский уезд) или ногти почернеют и отвалятся (Кодорский уезд). В сел. Илори (Кодорский уезд) говорят, что если маль-
-----
[1] СМОМПК, X, отд. 1, стр. 90 (сваны), XVII, отд. II, стр. 141, 147; XIX, отд. II, стр. 79; XXXII, отд. III, стр. 149 и др.
2 СМОМПК, XVII, отд II, стр. 127, 128-
3 Верещагин. Вотяки Сосновского края, стр. 79
4 СМОМПК, XIX, отд. II, стр 72, 73.
[155]
чик, который еще не сидел на белой лошади, покажет радуге зубы, они почернеют.
Частое появление радуги считается хорошей приметой (сел. Атара, Кодорский уезд). В сел. Илори отличают радугу, появляющуюся с горной стороны (что предвещает засушливую погоду), и радугу, появляющуюся со стороны моря, что предвещает дождливую погоду. В сел. Окум считают, что радуга на западе предвещает, что год будет дождливым, на востоке — засушливым.
По представлениям некоторых абхазов, если человек близко подойдет к радуге, он заболеет и сможет излечиться лишь после того, как помолится радуге (сел. Атара, Кодорский уезд).
Как уже указывалось выше, явления грома абхазы объясняют тем, что небесные силы (бог Афы, св. Георгий, ангелы) преследуют злых духов и поражают их ударами стрел или нуль.
У абхазов существует поверье, что небо иногда на короткое мгновение разверзается и из глубины его сверкает яркий свет. Явление это, по словам абхазов, наблюдается довольно редко, один раз в несколько лет, большею частью летом, при хорошей погоде. В этот момент вода в реках и ручьях останавливается, даже водопад застывает в воздухе (гор. Гудауты, сел. Отхара, Гудаутский уезд). Некоторые уверяют, что небо открывается в одно время, а вода застывает в другое, что два явления происходят независимо друг от друга (сел. Лыхны, Гудаутский уезд, сел. Атара, Кодорский уезд). Кто увидит открытое небо, — говорят абхазы, — и успеет в этот момент произнести: «Лари, вари, хызы, джвари», что означает в переводе на обычный язык «собаки, люди, сыворотка, пленка мамалыги», тот будет иметь во всем изобилие. Всякое желание, высказанное при виде открытого неба, исполняется. В сел. Илор мною записано следующее.
Один бедный человек, увидев открытое небо, пожелал, чтоб у него было много коз. Желание немедленно исполнилось. Козы подняли кутерьму. Не находя простора и пищи, они били и терзали друг друга. В отчаянии от этого столпотворения несчастный взмолился: «Боже, скорей убей меня». И это желание было исполнено.
Рассказывают, что члены фамилий Ампар и Кяхир в Гудаутском уезде видели открытое небо, и с тех пор у них зо всех делах удача (сел. Отхара, Гудаутский уезд). Часто, если кому в чем-либо особенно повезет, абхазы говорят: «Он видел открытое небо».
Бывали случаи, когда, увидев открытое небо, человек вто-
[156]
ропях вместо хорошего пожелания выскажет плохое, и оно исполняется на беду человека. Так, один абхаз, желая сказать: «Чтоб члены семьи размножились», обмолвившись, сказал: «Пусть духу их не будет», и вся семья вымерла (сел. Лыхны).
Поверье относительно того, что небо разверзается и высказанные в это время пожелания исполняются, известно многим народам. Оно широко распространено не только на Кавказе, но и у многих народов Азии и Европы. Это поверье хорошо знакомо всем картвельским народам, тюркским народам Закавказья (тюрки Азербайджана) и Северного Кавказа (карачаевцы). Оно распространено также у аваров Дагестана, у всех армян, у курдов, осетин, персов, а также у сербов, черногорцев, румын, вотяков, чувашей, бурят и у многих других народов. Как у абхазов, так и у других народов встречаются рассказы о том, что второпях, вместо хорошего пожелания, человек высказывает плохое и получает просимое.
Относительно землетрясений у абхазов существует несколько объяснений. Одни говорят: земля держится на рогах быка, бык иногда (в год раза два) чешется рогами, оттого и происходят землетрясения (сел. Калдахвара). Другие поясняют: по временам к быку, держащему на рогах землю, подлетает муха и беспокоит его; бык вздрагивает, и земля трясется (сел. Атара, Кодорский уезд).
Это одно из самых распространенных объяснений землетрясения. Аналогичный взгляд существует у армян почти всех областей Закавказья, у аваров Дагестана, у азербайджанских тюрок1, у анатолийских турок2, у турок Китайского Туркестана3 и др.
По другому объяснению, земля держится на драконе агюлшап (груз. гвелвешапи). Дракон шевелится производит землетрясение (сел. Ачандара, Гудаутский уезд). Это воззрение знакомо картвельским народам, приписывающим землетрясение шевелению гвелвешапи или огромной рыбы, на спине которой держится земля5.
Представление о ките или рыбе, на которой покоится земля, является созданием народов, живших у морского берега, и знавших огромных морских животных.
-----
[1] «К», 1873, № 13, СМОМПК, IX, отд. II, стр. 106.
2 Гордлевский, «Э. О.», 1909, № 4, стр. 97.
3 Катанов. Н.. Сборник статей учеников проф. барона Розена, СПб. 1807, стр. 44
4 СМОМПК. XVII, отд. III, стр. 42; XIX, отд. И, стр. 78.
[157]
В литературе об абхазах приводится еще одно объяснение землетрясения: «Далеко, на краю земли, находится большой столб, к которому привязано большое животное. Когда оно спит, то все спокойно, но как только проснется и станет выказывать свое нетерпение, рваться, то земля начинает трястись» 1.
----
[1] СМОМПК, XXXIV, отд. III, стр. 29.
[158]
Свадьба и брак. Родильные обычаи 159
Свадьба и брак у абхазов. В брак вступают в возрасте 25—30 лет мужчины, девушки в 20—25 лет. После 25 лет девушка считается засидевшейся. Поздние браки мужчин в прошлом встречались в быту абхазов довольно часто. В старину мужчина женился тогда, когда приобретал некоторую славу и известность своими подвигами, так как никакая уважающая себя фамилия не отдаст свою девушку, да и сама девушка не пойдет за человека, ничем себя не прославившего.
В области брачных отношений абхазы и до сих пор строго придерживаются правил экзогамии: лица, принадлежащие к одной фамилии, не могут вступать в брак, хотя бы они происходили из различных районов Абхазии или один с Северного Кавказа, другой из Турции, и находились в самых отдаленных степенях родства.
Экзогамия — явление весьма распространенное как среди кавказских' народов, так и за пределами Кавказа. У адыгов члены одного рода, хотя бы число их определялось тысячами, считались как бы братьями и сестрами и брак между ними был безусловно запрещен1. В старину, по словам Белля, подобный брак, как кровосмесительный, наказывался потоплением, а в его время штрафом в 200 быков и возвращением женщины к родителям. То же наблюдается у мегрелов: лица одной фамилии считаются между собой братьями и сестрами и браки между ними не допускаются2. У имеретин «все члены даже самой многочисленной фамилии считаются друг для друга родственниками, и браки между ними признаются совершенно немыслимыми»3. У пшавов жители одного селения, члены одного рода не вступают в брак. Тушины не вступают в супружество до 12-го в мужском и до 6 го в женском колена;
----
[1] Bell. Journal of a residence'in Circa ssia. I, pp. 188, 298, 2Я9; II, p.
2 Сахокия Ф. По Мингрелии. « Петроградские Ведомости», 1916, N° 176.
3 Сагарадзе, в СМОМПК, XXVI, отд. 1, стр. 42.
[159]
И то это допускается в крайних случаях; даже жители одной деревни, хотя вовсе и не родственники между собой, до сего времени не вступают в супружество 1. То же явление отмечается у ингушей 2, чеченцев, тюркских народов – карачаевцев, караногайцев 3 и др.
Экзогамные ограничения в браке имеют место и у других тюркских и монгольских народов. Например, у татар Астраханской губ. 4, у киргизов 5, бурят, калмыков, монголов, корейцев, японцев и др. народов.
Еще недавно большая часть браков в Абхазии заключалась путем похищения невест или, как выражаются абхазы, «амадзала» - «тайно», «секретно». Причины похищения невест следующие: 1) несогласие на брак родителей невесты или жениха, 2) желание сократить свадебные издержки, или, по крайней мере, отсрочить их. Несогласие родителей выдать свою дочь за молодого человека обычно побуждало его прибегать к похищению девушки. Если девушка согласна на брак, она сама содействует похищению и уславливается с женихом о времени и месте похищения. Получив от родителей невесты отказ, молодой человек считал себя крайне оскорбленным: «что я ниже вас, что ли?» И организовывал похищение. Следует заметить, что в прежнее время высшие сословия ни в каком случае не допускали браков с низшими сословиями.
Похитив девушку, молодой человек для того, чтобы добиться примирения с ее родителями, иногда являлся с нею к влиятельному лицу, ища его покровительства. Тот, по долгу гостеприимства, старался уладить дело и вступал в переговоры с родителями девушки. Обычно дело кончалось миром. Но иногда родители девушки отказывались от примирения и требовали возвращения дочери. Оскорбленный молодой человек уходил в лес и мстил своим обидчикам поджогами, иногда убийствами. Возникала кровная месть.
Похищение невест, как известно, широко практиковалось всеми народами Кавказа; местами же этот обычай не изжит окончательно и теперь. К этому способу заключения брака прибегали народы адыге, чеченцы, ингуши, горские народы Дагестана, тюркские народы, карачаевцы, балкары, ногайцы,
----
1. Цискаров И. Записки о Тушетии, «К», 1879, № 11.
2. Яковлев Н. Ингуши М., 1925, стр. 49.
3. Маялявкин. Караногайцы. «Терский сборник», в III, кн. II, Владикавказ, 1893, стр. 168.
4. Небольсин, в «Вестнике РГО», 1851, IV, стр.9.
5. Гродеков Киргизы и каракиргизы Сыр-Дарьинской обл, 1, Ташкент, 1880, стр.27
[160]
азербайджанские тюрки, картвельские народы, осетины, курды, талыши, таты, армяне и др. народы Кавказа. Не менее широко практиковалось похищение невест и некавказскими народами.
В прежнее время браки устраивались исключительно родителями: детей об их желаниях не спрашивали. Обычно две семьи, в целях установления между собой родственных отношений, завязывали брачные отношения между двумя, своими членами. Бывали случаи, что родители обручали детей еще в колыбели, причем, в знак обручения, делали надрезы на люльках обоих детей; кроме того, отец мальчика клал в колыбель девочки пулю (сел. Мугудзырхва и Звандрипш Гудаутского уезда; сел. Адзюбжа Кодорского уезда)1 или заряженную гильзу (с. Бармыш Гудаутского уезда). Пуля служила залогом исполнения договора.
Обручение малолетних детей («люлечное обручение») в прежнее время составляло довольно обычное явление у большинства кавказских народов. И это вполне понятно. Раз родители распоряжаются судьбою детей и смотрят на их брак, как на средство установления выгодных и желательных для себя родственных связей, они и устанавливают эти связи, как только им представится подходящий случай, обручая детей не только р колыбели, но и в утробе матери. Приведем несколько примеров этого обычая. У грузин иногда «бездетные отцы, условливались между собою наперед о соединении супружеством будущих детей своих»2. «У хевсур, — говорит Р. Эристов3, — невеста обручается, будучи еще ребенком, а многие даже в люльке, но их не выдают замуж ранее 20 лет. В знак обручения жених отдает родителям невесты абаз (20 к.)». У мегрелов, по словам Т. Сахокия, обычай обручать детей в люльках существовал еще сравнительно недавно; при таком обручении родители ставили колыбели своих детей рядом и говорили младенцам: «Вот твоя жена!» «Вот твой муж!»4. У сванов родители иногда обещали друг другу поженить своих будущих детей, если у одного родится сын, а у другого дочь. «Если так и родились, отец мальчика немедленно отправлялся к родителям девочки и приносил в знак обручения пулю»5. Такого же рода обручение младенцев в колыбели практиковалось и у других картвельских
-----
[1] В Адзюбже этот обычай отмечает Джанашия. Абхазск. культ и быт, стр. 194.
2 Вахтанг Обозрение истории грузинского народа, СПб, 1814, стр. 21.
3 Эристов Р.О. В Тушино-пшаво-хевсур, округе. ЗКОРГО, III, стр. 109.
4 Сахокия. По Мингрелии (Ьрачные обряды) «П. В.», 1916г., № 179.
5 Эристов Р. Этнографический очерк Сванетии. «Новое обозрение», 1897г., № 4555. Там же. СМОМПК, X, отд. 1, стр. 76.
[161]
народов. В горных обществах Чечни также было прежде в обычае обручение малолетних. В таких случаях «в залог будущего калыма давалась пуля, газырь черкески или несколько абазов денег, и дело считалось решенным» 1. У армян «люлечное обручение» известно, как старинный обычай, во многих районах; обряд состоит обыкновенно в том, что отец мальчика делает надрез на люльке девочки; отсюда и сам обряд иногда назывался «оророцахази»; другие дают этому обряду название «оророци ншана друтюн» — «люлечное обручение» 2. Обручение детей в колыбели было в прежнее время в обычае и у многих других народов: осетин 3, азербайджанских тюрок 4, карачаевцев 5, караногапцев6 и др.
В настоящее время абхазы женятся по собственному выбору, так как молодые люди могут свободно общаться на разнообразных общественных собраниях (свадьбах, поминках, скачках и проч.), где молодые люди имеют возможность узнавать друг друга и выбрать себе друга по душе. О своем желании жениться на намеченной невесте молодой человек доводит до сведения своих родителей через посредство младших родственников, так как говорить об этом непосредственно со старшими считается стыдным. Переговоры с отцом невесты в прежнее время вел отец жениха. В настоящее время в роли посредников, кроме отца, часто выступают друзья или родственники жениха. Такой посредник называется ацарежгю (в Самурзакани — мегрельским термином маребели). В некоторых общинах (например, Дурипш), чтобы дать жениху возможность познакомиться с невестой в домашней обстановке, посредник брал с собой жениха в дом невесты под каким-нибудь благовидным предлогом (купить буйвола, лошадь и т. д.). Здесь посредник спрашивает жениха, нравится ли ему девица. Таким же образом он узнавал у девушки, нравится ли ей молодой человек. Посредник в данном случае не должен быть старшим родственником девицы, иначе она не может говорить с ним о таких вещах, как и жених не может говорить со старшими о своем намерении жениться. При взаимной симпатии жениха и невесты посрёдник обращается к родителям невесты с предложением выдать дочь. Родители, по обыкнове-
-----
1 Ипполитов А. Этнографические очерки Аргунск. окр. ССКГ, 1, стр 12.
2 Зелинский С. Народно-юридич. обычаи у армян Закавказского края, стр. 16, Тфл. 1899 (ИКОРГО, т. XII, в. 111).
3 Чурсии. Осетины, стр. 85. 86.
4 СМОМПК, в. V, отд. 1, стр. 145; XX, отд. 1, стр. 124.
5 Кубанские областные ведомости, 1880, № 7.
6 Ананьев Н. Караногайцы, их быт и образ жизни, стр. 11. Сборник сведений о Северном Кавказе, II, Ставрополь, 1902.
[162]
нию не дают согласия сразу и отвечают уклончиво. Получив, в конце концов, согласие, посредник или отец жениха, если переговоры вел он; бросал из газыря пулю или заряженный пулей и порохом газырь отцу невесты, а отец невесты бросал свою пулю перед отцом жениха. Этим актом взаимного «бросания пули» «ахкаршвра» сватовство закреплялось, девица с этого момента считалась помолвленной и никто не смел уже за нее свататься (сел. Джгерды, Ткварчели, Окум). В настоящее время «бросание пули» заменяется обменом подарками со стороны жениха и невесты. Этот обмен подарков' сохранил, однако, за собою название «бросания пули», а самые подарки жениха носят название: «то, чем заменяется бросание пули»1. Когда представитель семьи жениха передает привезенные для невесты подарки, он в некоторых общинах стреляет из револьвера и говорит «пулю бросил» (сел. Ткварчели).
Относительно «бросания пули» необходимо сказать несколько слов, чтобы установить правильный взгляд на происхождение этого обычая. Н. Державин изображает дело в таком виде: «Получив согласие родителей невесты, посол входит в комнату невесты и бросает перед нею пулю и заряд пороха, давая этим знать, что она взята в плен, то есть помолвлена, а затем поспешно садится на лошадь и начинает стрелять»2. По этому описанию «бросание пули» представляет отголосок «похищения». Такое истолкование обычая я считаю неправильным.
Пулю бросают обыкновенно не перед невестой, а перед ее отцом (уж не его ли берут в плен?). Отец невесты, со своей стороны, по крайней мере, в некоторых общинах, бросал пулю перед отцом жениха или посредником Кого он этим «берет в плен?» Совершенно неосновательно поэтому видеть здесь отголосок похищения или «взятия в плен». Пуля и порох в данном обряде, как и при обручении в колыбели, представляют залог исполнения соглашения или обязательства.
В подтверждение правильности такого понимания обряда можно сослаться на обычаи других народов. Мы уже отмечали обычай сванов и горных чеченцев при обручении детей давать пулю. У сванов и при обручении взрослых родители жениха дают родителям невесты пулю или один рубль деньгами «в знак задатка обручения»3. У осетин «при сватовстве невест кроме верного слова отдавались в залог застежка черкески или
----
1 Джанашия. Абх. культ и быт, стр. 193.
2 Державин Н. Свадьба в Абхазии. СМОМПК, XXXVI, отд. II, Тфл., 1906, стр.3.
3 Мартами. Сванеты. СМОМПК. X, отд. 1, стр. 76.
[163]
бешмета при свидетелях, пуля или газырь родным невесты, и это служило твердою гарантиею родства обеих сторон. Нарушить это ни одна сторона не считала себя вправе»1.
Относительно ингушей читаем следующее: «Ингуши иногда просватывают своих малолетних детей, причем отец мальчика дает в задаток заряд пороха отцу девочки»2. Что пуля может употребляться в качестве «залога верности», это прекрасно подтверждается существующим у хевсур и пшавов обычаем меняться пулями3. То же самое существует у грузин- мохевцев: два смертельных врага, после того, как они взаимно обменялись пулями, делаются братьями до гробовой доски4.
У народов, сохранивших лук и стрелы, в закрепление помолвки или обручения оставляют это оружие. Так, у юраков сват, являясь сватать девушку, передает ей лук и колчан со стрелами 5.
У народов более мирного склада жизни вместо пули и пороха в качестве залога или задатка употребляются другие вещи, например, плеть, кнут. Так, у чувашей сват, придя к соглашению с отцом невесты, уходя, оставляет кнут, отчего и самый предварительный сговор называется «бросанием или оставлением кнута». Залог этот остается, как «обеспечение предстоящей свадьбы»6.
Наконец, у многих народов в качестве залога, обеспечивающего выполнение свадебного договора, вместо пули, кнута и других подобных вещей, употребляется обручальное кольцо. У армян Нагорного Карабаха, после соглашения с родителями невесты, жена брата жениха надевает на палец невесте кольцо, и этот обряд называется «давать задаток».
Оставляя пулю в залог и обеспечение выполнения брачного сговора, абхаз, очевидно, руководствовался убеждением, основанном на верованиях: полагая, что пуля поразит того, кто нарушит данное обещание. Известно, что идея сурового возмездия очень часто связывается с пулей, как равно и с другим оружием. У сванов отец мальчика, принося в знак
-----
[1] Шанаев Г. Из осетинских сказаний о партах, ССК.Г, X, стр. 5, прим.
2 Акимов В. Н. Свадебные обряды чеченцев и ингушей, стр. 93.
3 Эристов. О Тушино-пшаво-хевс. округе, стр. 138.
4 Хаханов. О мохевцах Сборник материалов по этнографии, изданный при Дашк. этнографическом музее, в. III, стр. 77.
5 Мордвинов А. Инородцы, обитающие в Туруханском крае. «Вестник РГО», 1860, II, стр. 49.
6 Никольский Н. Краткий конспект по этнографии чувашей. Изв при Каз. ун., т. XXVI (1911), вып. 6. стр. 563.
[164]
обручения родителям девочки пулю, говорил: «Вот пуля в знак обручения, и если обрученная мною твоя дочь будет уведена кем-либо, то знай, что должен умереть или я или ты»1. В старые времена в Грузии при поздравлении царя с новым годом военачальник, как и простой воин, подносил стрелу, позже, с появлением огнестрельного оружия, пулю говоря: «Да продлит бог царствие твое, и да пронзит он сей стрелою (пулею) грудь твоего врага»2.
Несомненно, при обручении у абхазов, как и у сванов и др. народов, пуля служила надежным залогом выполнения договора, и грозила суровой карой нарушителю обещания.
При обручении жених и невеста у абхазов, как и у многих других Кавказских народов, не присутствуют. Они обыкновенно находятся каждый у себя, в «амхаре» - конусообразной плетеной постройке, устраиваемой специально для новобрачных, или, как обычно теперь бывает, в отдельной комнате. Через три недели после обручения устраивается «вывод» из амхары как невесты, так и жениха. Вывод из амхары сопровождается пирушкой.
Затем назначается срок для взятия невесты; срок этот бывает от одного до трех лет, в зависимости от того, как скоро может быть приготовлено приданое и проч.
Для взятия невесты снаряжается из Дома жениха партия родственников и друзей человек 40 - 50. Запасшись разнообразными вещами для раздачи близким родственникам невесты, свадебный кортеж отправляется за невестой. Едут обыкновенно верхов, кроме того, снаряжаются две-три арбы для перевозки приданого невесты - мебели, одеял, матрацев, подушек, посуды и проч. По дороге поют, джигитуют, стреляют.
В прежнее время, когда поезжане являлись за невестой, их не впускали во двор, запирали ворота, и они должны были стрелять, только после выстрела ворота отворялись, и их впускали. При отъезде с невестой поезжан не выпускали до тех пор, пока не выстрелят. В том и в другом случае выстрелы могли иметь значение средства, удаляющего нечистую силу и ограждающую невесту от козней злых духов; колдунов и проч. (сел. Ткварчели).
В доме невесты устраивается свадебный пир, по окончании которого перечисляются вещи, составляющие приданое и подарки невесты. Затем невеста садится на оседланную лошадь, которую ей дарит ее отец. Невесту из родительского дома
-----
1 Эристов Р. Указ. работа в «Н. О.», 1897, № 4355.
2 Вахтанг. Обозрение истории грузинского народа, СПб, 1814, стр. 17. Вахушти. География Грузии, стр. 15.
[165]
сопровождает ее подруга - «атаца-юза» и товарищ. С невестой едут кроме того еще две дружки. Все сопровождающие невесту лица оставались с ней в доме жениха 15 дней.
Когда поезжане жениха выводили невесту из родительского дома, чтобы везти ее в дом жениха, молодые родственники и соседи невесты в прошлом старались задержать их и проделывали с ними разные шутки. К хвостам лошадей привязывали тыквенную посуду, к одежде привешивали дохлых кошек, крыс, мышей, задерживали лошадей, снимали всадников с седел и бросали их в грязь, срывали папахи и т. п. (но не били палками или плетьми)1. (Сел. Джгерды, Кодорский уезд). Поезжане с невестой должны были с силой пробиваться, но отвечать ударами и сердиться не полагалось. Если «о пути встречалась другая община, повторялась та же сцена: молодежь этой общины на некоторое время задерживала поезжан (сел. Дурипш Гудаутского уезда).
Обычай этот в прежнее время соблюдался у многих кавказских народов. Так делали адыгейские племена, чеченцы, тюрки Северного Кавказа и др. У темиргоевцев всадников жениха, увозящих невесту, аульская молодежь избивала длинными хворостинами, а лица, сопровождающие невесту, не в праве были отбиваться; кроме того, «на протяжении всей дороги во встречающихся па пути аулах повторяются те же сцены побоищ и борьбы», так что, «чем ближе подъезжают всадники к своему аулу, тем печальнее их внешность: разорванная одежда, исцарапанные лица, подбитые глаза, кровь»2. Такие же сцены наблюдаются при взятии невесты у карачаевцев. Родственники невесты, вооружившись хворостинами, избивают поезжан жениха, так называемых кьедженгерлэров, стаскивают их с лошадей, стараются столкнуть в яму с нечистотами и проч.3. У балкар молодежь селения невесты обирает поезжан жениха с ног до головы4. У чеченцев поезжан жениха у дома невесты встречают бранью, камнями и выстрелами5. У калмыков избивают не только поезжан, но и жениха, который приезжает со своей свитой за невестой6. У армян иногда молодежь
------
[1] По словам Джанашия, поезжан задерживала «местная молодежь с дубинками» Абхазский культ и, быт, стр. 197.
2 СМОМПК, XXIX, отд. 1, стр. 92, 93.
3 Чурсин. Карачаевцы (рукопись); Щукин И. Материалы для изучения карачаевцев. «Русский антропологический журнал». 1913, № 1-2, стр.59.
4 Грабовский Н. Свадьба в горских обществах Кабардинского округа. ССКГ, в.II, стр. 16, также Караулов в СМОМПК, XXXVIII. отд. 1, стр. 146.
5 Ипполитов, в ССКГ. в. 1, стр. 9.
6 Житецкий. Очерки быта астраханских калмыков. М., 1893. стр 21; Мевес. Путевые заметки с калмыках, «К», 1865. № 8.
[166]
останавливает поезжан и вызывает на борьбу и т.д. и т.п. В этих проявлениях враждебности к поезжанам, увозящим невесту, по-видимому, следует видеть отголосок прежних отношений между различными родовыми группами, возникавших при похищениях невест.
Когда поезжане приближались к дому жениха, примерно за версту, от толпы отделялся гонец и скакал к дому жениха; подъезжая к дому, он делал выстрел; домашние выходили навстречу и мазали ему губы медом, после чего он немедленно возвращался обратно (сел. Ткварчели). В Самурзакани этот вестник носит грузинское название «махаребели» — «благовестник»; здесь ему кладут в рот сахар, выражая этим, что весть его сладка, как сладок сахар (сел. Окум).
Обычай высылать вперед, к родителям жениха, вестников существует у многих кавказских народов. У картвельских народов эти вестники большею частью называются «махаребели», «благовестники» или «добрые вестники»; такое же название вестники (муштулугджие) носят они, между прочим, у сербов1.
Взятие невесты в дом жениха, как один из важнейших моментов свадьбы, считается особенно благоприятным для враждебных действий, основанных на магии со стороны недоброжелателей жениха. Так, например, для того, чтобы повредить жениху, разрезают пулю пополам и кладут ее половинки по обе стороны дороги, по которой проходит свадебный поезд. Затем половинки сплавляют вместе, заряжают ружье и производят выстрел (сел. Джгерды) или просто выбрасывают куда-нибудь (сел. Илор). Другой способ заключается в том, что разрезанную пополам пулю мочили в крови зарезанного в жертву животного, затем сплавляли снова (сел. Дурипш). В некоторых случаях прибегали и к такому способу: когда ведут невесту, два молодых человека, омочив ножи в крови жертвенного животного, стоят по обеим сторонам улицы. После прохождения процессии ножи закрывают. Для порчи жениха применяли и некоторые другие магические средства (например, завязывание узлов).
К подобным чародейским приемам в целях порчи жениха прибегают и другие народы. Так, удины в сел. Варташен Кухинского уезда разрезают свинцовую пулю пополам и кладут половинки по сторонам! улицы, по которой будут проходить жених и невеста; затем берут эти половинки пули, сплавляют вме-
-----
[1] Миличевич. Указ. работа, стр. 213.
[167]
сте, и «после этого никакая сила не с состоянии спасти жениха от гибели»1. Горские евреи опасаются магической силы узлов, которые недоброжелатель жениха может завязать во время венчания. Чтобы разрушить силу узлов, родственники и друзья жениха спешат сами завязать как можно больше узлов2. Армяне Зангезура завязывают на нитке узлы, чтобы «связать злых духов» и тем оградить от их действия жениха. Лаки в Дагестане также верят в магическую силу завязывания узлов. В возможность «порчи» жениха завязыванием узлов верят также чеченцы, авары и кумыки.
Когда свадебная процессия двигается от дома невесты к дому жениха, поезжане поют свадебную песню. В Бзыбской Абхазии поют «Оу-ре-деда-мафа», в Кодорском уезде, например, в общине Адзюбжа, кроме этой песни, иногда поют «О-хо-хо-хой». В Самурзакани поется мегрельская свадебная песня «кучха бедниэра», т. е. «нога счастливая»; назначение песни магическое: чтобы невеста счастливой ногой вступила в дом мужа (сел. Окум). Относительно свадебных песен или, вернее, припева, которым сопровождается переезд невесты из родительского дома в дом жениха, в литературе царит изрядный сумбур. М. Джанашвили говорит, что по дороге поют свадебную песню бедниэра3. Это касается лишь Самурзакани, где господствуют мегрельские обычаи; в остальной Абхазии песни «бедниэра» не знают. Н. Джанашия указывает на существование своеобразной абхазской свадебной песни «Оу-ре-деда-мафа», но в своем стремлении всюду отыскивать элементы грузинского влияния, приводит песню в извращенном виде. Он толкует оу-ре-деда-мафа, как он dada mаkua. означающее: «Две подруги приехали с нею»4; в действительности, абхазский свадебный припев ничего общего с таким толкованием не имеет. Было бы странно, ведя невесту, петь о ее подругах. Н. Державин сообщает, что невесту ведут с песней:«О-ре-де-да, О-ре-де-да, мафа!» и добавляет: «Это единственная уцелевшая в Абхазии песня, смысл которой, к сожалению, абхазцам не известен»5.
По моей записи, свадебная песня звучит чаще всего «Оу ре-де-да мафа»; и только некоторые произносят: «Оу-ре-де-да, мофа». Смысл песни действительно большинству абхазов не понятен. Этот свадебный припев в такой или иной форме
-----
[1] СМОМПК. XIV, отд. II, стр. 238.
2 Анисимов И. Кавказские евреи-горцы, М., 1888, ¿тр. 125, 126. СМОМПК, XVIII, отд. III, стр. 129.
3 Джанашвили. Указ. работа, стр. 25
4 Джанашия. Абх. культ и быт, стр. 97.
5 Державин Н Свадьба в Абхазии. СМОМПК, XXXVI, отд. II, стр. 8
[168]
употребляется у народов адыге («Оу ридаде, оу ридаде махо») 1, у карачаевцев, балкар, осетин и др. народов. Над выяснением смысла и происхождения этого припева задумывались многие исследователи. Д. Г. Лопатинский, в согласии с Ш. Б. Ногмовым , связывал этот припев с именем адыгского богатыря Редеди. погибшего в единоборстве с Тмутараканским князем Мстиславом2. Это объяснение не выдерживает критики даже потому, что вспоминать на свадьбе о печальном событии — о гибели богатыря - совершенно неуместно. Против объяснений Л. Г. Лопатинского выступали А. В. Марков в «Этнографическом обозрении» (1899 г., № 1-2) и Н. С. Трубецкой в статье «Редедя на Кавказе». (Там же, 1911, № 1-2). По записи Н. С. Трубецкого, припев свадебной песни на кяхском наречии звучит так: «Уоредэ, уореддедэ, уореддедэ, мафэ!» В переводе Н.Трубецкого это значит: «Песня, всем песням песня, счастливая». («Самая настоящая песня», как перевел черкес, сообщивший припев Н. Трубецкому). В таком виде припев, сопровождающий переезд невесты в дом жениха, конечно, вполне соответствует этому событию, но представляется бессодержательным и потому может вызывать сомнения.
Мною записана в Абхазии легенда, объясняющая происхождение припева «Оу-ре-деда-мафа». Легенда записана в трех вариантах, в трех различных общинах Бзыбской Абхазии: Дурипше, Калдахвара и Бармыше. Содержание легенды таково. Молодой человек Мафа влюбился в красивую девушку Деду и стал добиваться ее руки. Гордая красавица долго отказывала; наконец, обещала выйти замуж за Мафу, если он в доказательство своей любви выполнит одно унизительное требование. Мафа исполнил желание красавицы. Тогда она решительно заявила, что не выйдет замуж за мужчину, который позволил себя так унизить. Огорченный юноша обратился за помощью к одной старухе, и та обещала уладить дело. Обещание это было выполнено. Старуха так повела дело, что Деда, не зная того, забеременела от Мафа. Спустя некоторое время на одной свадьбе, когда молодежь в песнях высмеивала недостатки товарищей и знакомых, Деда в песне осмеяла поступок Мафы. В ответ Мафа пропел, что Деда уже стала его женой, сама того не зная. Отсюда и получила свое начало свадебная песня «Оу-ре-деда-мафа», объяснили мои информаторы. Следует помнить, что на свадьбах вообще очень часто поются ве-
-----
[1] Кашежев Т. Свадебные обряды кабардинцев. «Э. О », XL-XLI стр. 345.
2 СМОМПК, XII, отд. 1, стр. 10, 69, XXV, отд. III, стр. 93.
[169]
сьма нескромные песни, что, возможно, имеет магический смысл.
Старик Сулейман Аршба в общ. Ткварчели сообщил, что свадебный припев «Оу-ре-деда-мафа» впервые появился в среде членов абхазской фамилии Асадзква, живших около Сочи. Песня исполнялась будто бы двумя партиями; одна пела: «Оу-ре-деда-мафа», другая «Оу-ре-деда дакя». Указание на первоначальное появление припева в Сочинском районе стоит в связи с широким распространением этого припева среди адыгейских племен. Можно поэтому предполагать, что припев «Оу-ре-деда-мафа» проник к абхазам от соседей их адыгов.
При входе невесты в брачный домик «амхара» или брачную комнату два молодых человека держат над ее головой кинжалы, ударяя ими по притолоке двери; иногда держат один кинжал над головой, а другой внизу у порога, так что невеста проходит между кинжалами (сел. Дурипш). Иногда вместо кинжалов употребляются шашки1. Первое вступление невесты и дом жениха — один из важнейших моментов брака, почему в это время необходимо заботливо охранять молодую от пагубного действия нечистой силы, чар, колдовства. С этой целью и прибегают к магической силе кинжала или шашки. К такому же магическому приему ограждения невесты или обоих новобрачных прибегают многие народы как на Кавказе, так и вне его. Шашку или кинжал держат над головой новобрачных при входе их в дом у всех картвельских пародов: в Картлии, Кахетии, Имеретии, Гурии, Аджаристане, Мегрелии, Свании; то же проделывают хевсуры, пшавы, мтиулы, ингилои2. Шашкою или кинжалом отгоняют злых духов от новобрачных при входе их в дом также армяне3, осетины4 и другие кавказские народы. Меч и сабля играли, как известно, видную роль в старинных свадебных обрядах великоруссов3, украинцев6, латышей7 мордвы3 и др. народов.
-----
[1] Ср. Кагоров Е. О значении некоторых русских свадебных обрядов. «Известия Академии наук»; 1917, 9, стр. 647.
2 Чурсин. Очерки по этнологии Кавказа, стр. 124—127. СМОМПК, XIX. отд. 1. стр. 173; XXI, отд. II, стр. 130, XXXI, отд. III, стр. 158. ЗКОРГО, кн. XVI (1894), стр. 291 и др.
3 СМОМПК, II, отд. II, стр. 54, XVII, отд. 1, стр. 102, ХЫУ,отд. II, стр. 37 и др.
4 Чурсин. Осетины, стр. 87.
5 Терещенко. Быт русского народа, II, стр. 53, 63, 73, 86, 114. 141.
6 Там же, стр. 512.
7 Записки РГО по отделению этнологии, т. XV, в. 1, стр. 163 (Э. Вольтер).
8 Записки путешественника академика Лепехина, стр. 188.
[170]
Когда невеста входила в амхару, ей в прежнее время на голову сыпали мелкие серебряные монеты; теперь в некоторых местах ее осыпают зернами гоми1. У абазин на голову невесте сыпали конфеты и просо, чтобы было обилие проса2. Осыпание невесты или обоих новобрачных деньгами, сластями, орехами, хлебными зернами и проч. составляет, как известно, весьма распространенный свадебный обычай. Он может быть объяснен, как магический прием для обеспечения плодовитости новобрачных, богатства или сладости жизни.
Так, мегрелы осыпают невесту зернами гоми, «чтобы она была плодовита, как эти зерна»3. Армяне осыпают новобрачных, возвращающихся после венчания домой, орехами. Горские евреи осыпают невесту при входе в дом жениха рисом, «чтобы она родила много детей»4. Карачаевцы осыпают невесту деньгами, конфетами, орехами, пшеном или крупой, «чтобы во всем было изобилие, богатство». У лаков (казикумуков) на голову невесты сыплют муку, конфеты и серебряные деньги с выражением пожелания, «чтобы дом наполнился кучею детей, множеством хлеба и скота»5.
Когда невеста войдет в дом, ей дают чашку (или горсть) гоми или проса. Идя от порога к очагу, невеста рассыпает по полу гоми; затем обходит вокруг очага, также посыпая гоми. В некоторых общинах Самурзакани (сел. Окум) невеста обходит все комнаты дома, всюду посыпает зернами гоми. Это магический прием, направленный на то, чтобы «так размножился этот дом».
Аналогичный обряд рассеивания зерен, с тою пли иною магическою целью, наблюдается и у других народов. У мегрелов «невеста обходит углы дома, сыплет пшено - символ размножения, и из маленького кувшина поливает водой рассыпанные по полу зерна, выражая тем желание, чтобы все уродилось обильно, и нивы не страдали от засухи6. Гурийцы дают невесте при входе в дом жениха горсть гоми, которое она разбрасывает по всей комнате. «Этот обряд выполняется для того, чтобы она была хорошею хозяйкой».
Следует отметить также сходный обычай сербов. При вводе невесты в дом жениха, ей дают решето с разными хлебными зернами: невеста берет несколько горстей и бросает пе-
------
[1] Джанашия. Абх. культ и быт, стр. 197.
2 Голяховский в «Кубанских областных ведомостях», 1881, №21
3 СМОМПК, X, отд. 1, стр. 109.
4 Черный И. Горские евреи, ССКГ, III, стр. 38.
5 Бутаев Д. Свадьба у лаков (рукопись); Омаров, Воспоминания муталима, ССКГ, 1, стр. 42.
6 Сахокия. По Мингрелии, «П. В.» 1916, № 183.
[171]
ред собою. У болгар (в Хисарском округе) невеста при выходе из дома бросает «на счастье» просо1.
На колени невесте сажают мальчика, что, по магическим воззрениям, должно было вызвать рождение мальчиков. Этот мальчик считается после того как бы усыновленным семьей (сел. Окум).
В некоторых общинах (сел. Джгерды) при входе невесты в дом свекровь мажет ей губы медом, чтобы она имела «сладкий язык», была незлобивая, кроткая2. Такой же обычай существовал и у абазин (Северный Кавказ)3. Молодым при входе в дом жениха подносят мед, сахар, иногда масло, также как у картвельских народов4, армян, горских евреев и у других народов. Это угощение молодых сладостями, по обычному пониманию, должно обеспечить новобрачным сладость супружеской жизни.
После привода невесты устраивается пир. Жених во время приезда невесты и на свадебном пиру не присутствует. На это время он удаляется из дому и где-нибудь бродит или сидит у соседей. Этот обычай соблюдается и другими народами. Так, у чеченцев во время свадебных пиршеств (1-3 дня) «молодой ходит по лесу или где-нибудь по знакомым, и приходит к жене лишь поздно вечером»5. У карачаевцев жених во время свадьбы и некоторое время после нее скрывается у своего товарища «болуша». У казанских Татар жених и невеста не принимают никакого участия ни при заключении брачного договора, ни в брачных торжествах; так по крайней мере было прежде6.
Перед началом свадебного пира отец жениха или кто-либо из близких дому стариков встает и, держа в одной руке палочку с нанизанными на ней сердцем и кусочком печени, а в другой стакан вина, молится о благополучии новобрачных, высказывая пожелание, чтобы невеста родила пять сыновей и двух дочерей. Затем, полив сердце и печень вином, ест сам и раздает присутствующим. Невеста присылает ему из своей
------
[1] Боев Б. К брачному праву болгар. «Сборник материалов по этнографии, изданный при Дашк. этнографическом музее», 1, стр. 40 (1885).
2 Ср. Джанашвили. Указ. работа, стр. 25.
3 «Кубанские областные ведомости», 1881, № 21.
4 Вахтанг. Обозрение истории грузинских народов. СПб, 1814. стр. 24, Джанашия, стр. 147, Важа-Пшавела, стр. 320.
5 Клингер. Нечто о Чечне. «К», 1856, № 101, Ипполитов, в ССКГ в. 1, стр. 8.
6 Коблов. Религиозные обряды и обычаи татар-магометан. «Изд о а и эти. при Каз. ун.», т. ХХ1У(1909), в. 6, стр. 544.
[172]
комнаты подарок — полотенце, кисет и т. п., который кладет на колени. Пирушка сопровождается пением и танцами. Это так называемая «малая свадьба».
На другой день устраивается «большая свадьба», во время которой невесте приносятся подарки (ахаршв). Собирается чуть ли не вся община. Кто-нибудь ведет запись подарков. В довоенное время общая стоимость подарков достигала на богатых свадьбах до 500 и более рублей. Невеста в это время, как во все продолжение свадьбы, находится в своем углу с лицом, накрытым покрывалом!. Желающий поднести невесте подарок входит в «амхара», к нему подходит подруга невесты с тарелкой (прежде она становилась на колени), и даритель кладет свой подарок или называет его, если это животное. После этого с невесты снимают покрывало (сел. Дурипш).
Некоторые устраивали во время свадебного веселья скачки и стрельбу в цель. Призами за удачные выстрелы служили домашние животные — корова, теленок, коза, оружие я др. вещи. Мишенью служила доска с начертанным углем кругом или поставленной сверху глиняной чашкой. Первым стрелял непременно какой-либо почетный старик.
Недели через две после свадьбы (иногда 7-10 дней) устраивается ввод невесты в «большой дом». Пир по этому поводу устраивает на свой счет товарищ жениха; сам жених в пирушке не участвует, так как он еще стыдится показываться своим родителям и старшим братьям. «Чтоб прекратить это положение стыдливости», товарищ жениха от его имени подносит родителям жениха и другим старшим членам семьи подарки, именуемые ачанца. После этого жених получает право показываться старшим членам своей семьи. Невесту в большой дом вводят с лицом, покрытым кисеей. Устроитель пирушки кончиком кинжала поднимает кисею с лица невесты; старший в доме благословляет ее и молится покровителю дома ажахара, чтобы он милостиво принял нового члена семьи и сделал ее плодовитою. С этого дня невеста становится действительным членом семьи, может входить в большой дом и приступает к исполнению обязанностей невестки.
Товарищ жениха, устраивавший пир при вводе невесты в большой дом, с этого времени становится в близкие родственные отношения к жениху, которые не прекращаются до гроба.
У адыге вуаль с лица невесты снимал шафер концом шашки". У грузин покрывало с лица невесты снимал во время свадебного пира отец обнаженною саблею2; у аджарцев ву-
------
[1] Ильин. Свадьба у православных черкесов, «К», 1868, № 111
2 Вахтанг. Обозрение истории грузинского народа, стр. 25.
[173]
аль с невесты снимает кинжалом брат невесты1. У карачаевцев покрывало (ал) снимает с невесты один из родственников жениха обнаженным кинжалом2. У русских в старину вуаль с лица снимал посаженный отец концом стрелы; так было, например, на свадьбе Михаила Федоровича Романова в 1726 г.3 В Олонецкой губ. дружки снимают фату концом плети. У мордвы и чуваш покрывало с лица невесты снимал отец жениха концом длинного пирога4. Пирог и хлеб служат оберегом, подобно оружию.
После ввода невестки в большой дом устраивается обрядовое шествие невестки к воде. Свекровь или другая почетная женщина готовит из пшеничной (иногда с примесью кукурузной) муки акваквар (колобок) и кладет в посуду; туда же кладется яйцо. Затем пожилые женщины отправляются с невесткой к речке. У того места, где из речки берут воду, невестка становится на колени, а свекровь или другая почетная женщина молит в «воде находящуюся» дзызлан-дзахкуаж — «царицу вод», чтобы она разрешила молодой невестке беспрепятственно брать воду, оградила ее от лихорадки (по народному мнению, лихорадка происходит от воды) и других болезней и покровительствовала в хозяйстве. Затем, обводя яйцо 3 раза вокруг головы невестки, бросают его в речку. Вместе с яйцом в воду бросают и часть акваквар. После этого невестка, не оглядываясь, возвращается домой. С этого времени новобрачной разрешается ходить к речке за водой.
Обрядовое шествие к воде — обычай, существующий у у многих народов. Он практикуется картвельскими народами, чеченами, горскими народами Дагестана, армянами, различными тюркскими народами и пр. У тушин новобрачная после свадьбы берет с собой медный кувшин «тулухи» и отправляется за водой. По возвращении домой приступают к мытью посуды, и таким образом молодая вступает в обязанности хозяйки. У лаков (казимуков) молодая три дня сидит безвыходно, а на четвертый идет за водой, после чего начинается ее трудовая жизнь5. У чеченцев новобрачная через 5-6 дней после свадьбы, в сопровождении толпы женщин, идет с чашкой блинов на речку за водой; прежде чем взять воду, она бросает в речку несколько блинов, предварительно про-
-----
[1] СМОМПК, XXXI, отд. III, стр. 173.
2 Чурсин. Карачаевцы (рукопись).
3 Теоещенко, Быт русского народа, II, стр. 64.
4 Записки путешествия академика Лепехина «Полное собрание учен, путешествий по России», т. III, СПб, 1891, стр. 184.
5 Омаров А. Воспоминания муталима, ССКГ, в. 1, стр. 43, 44.
[174]
колов их иглой или булавкой. С этого дня она получает право ходить за водой и вступает в обязанности хозяйки1.
У армян Карабаха молодая невестка, отправляясь в первый раз за водой, несет с собой и сыплет в родник пшеницу.
У русского населения Лидского уезда Виленской губ. «после свадьбы первое дело новобрачной, как новой хозяйки дома, итти к колодезю за водой и принести ведро воды; в этом помогает ей малый ребенок, которому она дарит пояс»2. У белорусов новобрачная, отправляясь первый раз за водой к колодцу, озеру или реке, бросает туда грош для того, чтобы ей во всем счастливилось»3. У казанских татар молодая в сопровождении девушек или молодежи отправляется за водой, где устраиваются пляски4. У чувашей молодую ведут за водой в мужниной шапке, причем молодая кланяется речке или роднику5. У черемис невеста, придя за водой, бросает в речку мелкую серебряную монету6. У болгар молодая, придя первый раз за водой, обходит три раза вокруг колодца и сыплет кругом просо, а в колодец бросает монету7 и т. д. и т. п.
Молодая невестка не может непосредственно разговаривать со старшими членами семьи мужа: отцом, матерью, старшими братьями и сестрами. Со свекром невестка не разговаривает в течение всей жизни. В прежнее время невестка в присутствии свекра не разговаривала ни с кем. Со свекровью невестка в прежнее время не разговаривала 3 - 4 года. Невестка также не говорит со старшим братом мужа. Со свекром и старшими братьями мужа невестка разговаривает всегда только через посредство детей. Если свекор или старший деверь обращается к ней с вопросом, она передает свой ответ маленькому мальчику или девочке, а те передают спрашиваемому. Этот обычай до сих пор в силе и у некоторых народов Кавказа: карачаевцев, балкар, осетин и др.
У абхазов в присутствии свекра и свекрови невестка в прежнее время никогда не ела и не садилась. В настоящее время садиться в присутствии старших невестка позволяет себе лишь по
-----
[1] Ипполитов. Этнографические очерки Аргунского округа. ССКГ, в. 1, стр. 10, 11; Клингер. Нечто о Чечне. К», 1856. № 101.
2 «Этнографический Сборник», 1, стр. 289.
3 Там же, II, стр. 190.
4 Ахмаров Г. в «Известиях общества археологии и этнографии при Казанском университете», XIII (1907), в. 1, стр. 26.
5 Прокопьев К. Брак у чувашей. «Известия общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете», XIX, в. 1, стр. 29.
6 Мендиаров. «Э. О.», кн. XXII.
7 Майнов, Юриднч. Быт болгар. «Записки РГО по отделению этнографии в. IV (1871), стр. 592.
[175]
особой просьбе. Вообще в первые два года невестка должна подавать во время обеда и ужина воду для омовения рук, стоять, когда члены семьи принимают пищу, мыть им ноги, когда понадобится и т. д.
В таком же положении находится молодая невестка и у других кавказских народов: у осетин, армян, карачаевцев, горских евреев и других. Молодая невестка у осетин точно так же говорит со старшими лишь через посредничество кого-либо из младших членов семьи1; этот же обычай соблюдается в патриархальных армянских семьях.
Абхазская невестка считается как бы принадлежащею всему роду (фамилии) мужа; все члены фамилии в праве требовать от нее услуг; всем, кто к ней обратится, она шьет безоговорочно и безвозмездно2. Каждый член фамилии называет ее «наша невестка».
Молодые муж и жена долгое время не показываются вместе старшим в доме. Если жена пойдет в комнату, где находится муж и старшие родственники, она тотчас уходит. Супруги показываются сначала младшим членам семьи, а потом уже старшим, и то после настоятельных просьб последних. Н. Джанашия приводит случай, имевший место в 1915 г., когда супруги после 29-летней совместной жизни впервые показались вместе старшим членам своего рода3. Молодые супруги не спят под одной кровлей со старшими, а живут в той брачной комнате, которая строится, когда молодой человек женится.
В присутствии своих родителей отец не ласкает детей. Если ребенок подойдет, чтоб приласкаться к отцу в присутствии его родителей, отец поспешно уходит от него.
Такой же взгляд на проявление родительской нежности к детям существует, как известно, у хевсур, мтиулов, осетин, армян и др. народов4. По словам осетинского поэта К. Хетагурова, если бы в прежнее время отца застали с ребенком на руках, он не задумался бы бросить малютку куда попало.
Невестка не имеет права называть по имени ни мужа, ни старших. Муж тоже не называет по имени жену, тестя и тещу. Невестка, говоря о свекре, называет его дад, дада, свекровь — нан, «дый»; старшего брата мужа называет «наш господин», а самого старшего «наш большой господин»; старшую сестру мужа (золовку) — «наша дочь» («дочь этого дома»), старшего в роде называет хах, т. е. «наш владетель».
-----
[1] Чурсин. Осетины, стр. 41.
2 Ср. Джанашия. Абхазский культ и быт, стр. 202.
3 Там же, стр. 200.
4 СМОМПК, XIII, отд. 1, стр. 54.
[176]
В обращении друг к другу, когда подразумевается одно лицо, абхазы всегда говорят «ты» и не употребляют множественного числа «вы». И только невестка о свекре и свекрови, в знак большого уважения, выражается во множественном числе.
У мегрелов жена не произносит имени мужа, свекра, свекрови, свояка, дяди мужа; мужа называет — «чкими миндже» (мой хозяин), «чкими патони» (мой господин) и т. п., остальных называет «патони» (господин). Муж тоже не называет жену по имени, а говорит: «осури» (женщина), не называет и имени тещи. У армян жена и муж не называют друг друга по имени, а обычно выражаются в терминах родства: «твой сын», «твой брат» (жена о муже); «твоя дочь», «дочь такого-то» (муж о жене). То же явление наблюдается у осетин, курдов Азербайджана, у кумыков, караногайцев и др. кавказских народов. Не меньшим распространением пользуется этот обычай среди различных народов, далеко за пределами Кавказа; он отмечен, напр., у калмыков, киргизов, туркмен, у алтайских тюрок, у дюрбютов, телеутов, бурят, у сербов и др. народов.
Через два-три месяца, иногда даже через год после свадьбы зять отправлялся один в дом тестя. Его принимали в отдельной комнате девицы и сверстники (с тестем и тещей видеться зятю было не положено). Ему дарили оружие, холодное и огнестрельное, а также коня. Уходя домой, зять приглашал тестя и тещу к себе (приглашение передавалось через посредничество младших членов семьи). Родные невестки в доме зятя после угощения получали подарки: тесть иногда лошадь с седлом, теща — платье, свояки и свояченицы также оделялись подарками.
Спустя 5- 6 месяцев, иногда год после свадьбы, молодая женщина возвращается к своим родителям, где остается около месяца. Там для нее готовят белье и некоторые домашние вещи, и с подарками отпускают к мужу.
Что касается религиозного освящения брака, то его в сущности у абхазов не было: христиане и мусульмане всегда относились к религиозной обрядности безразлично. Только тогда, когда в силу необходимости нужно было иметь метрику для детей, обращались к так наз. «венчанью», причем делали это спустя несколько лет после свадьбы.
В прежнее время среди абхазов был в обычае левират, т. е. если умирал муж, вдова выходила замуж за его младшего брата 1. Этот обычай изредка соблюдался еще в недавнее время.
-----
[1] О положении Абхазии в религиозном отношении. «К», 1868, № 5 U Г.
[177]
но в исключительных случаях, например, когда в семье после брата оставались дети, для того, чтобы они не были беспризорными или не попали бы в чужую семью, где не смогли бы иметь надлежащего попечения (со слов И. С. Мушба).
Левират, как известно, довольно широко распространен у многих народов — евреев, народов Индии, Австралии и др. Обычай этот был распространен и среди некоторых народов Кавказа, многочисленных тюркских народов Азии и проч. Так, «в Сванетии можно было жениться на вдове брата. Вдова кроме брата несемейного могла выйти замуж за всякого ближайшего родственника мужа и оставаться в том же доме и при его имуществе»1. У аваров Дагестана вдова «должна выйти за ближайшего родственника покойного мужа, если тот пожелает ее взять»2.У осетин, еще по словам Вахушти, «когда умирает один брат, другой брат женится на жене своего брата»3. У карачаевцев «если умрет старший брат, то невестку свою имеет право взять младший; это у караногайцев даже считается добродетелью»4. Левират в обычае и у горских евреев5. Тот же обычай соблюдается у казанских татар, чувашей, черемис, вотяков, киргизов, бурят и других народов.
В качестве отголоска матриархата у абхазов следует отметить ту видную роль, которую играет в семье дядя матери. Он часто выбирает имя ребенку; он играет большую роль при женитьбе племянников. Умирает муж его сестры, брат часто берет сестру с детьми к себе, и они живут на его иждивении, пока сестра снова не выйдет замуж. Воспитывая детей, мать, конечно, больше привязывает их к своему брату, чем к брату мужа. В результате всего этого дядя по матери обыкновенно пользуется большею любовью и уважением племянников, чем дядя по отцу.
Разводы среди абхазов довольно редки. В прежнее время оставить жену значило нанести кровное оскорбление всему роду ее, почему нужны были очень веские причины, чтобы решиться на такой шаг. Если муж в прежнее время почему-либо оставлял жену, она возвращалась к своим родным. Те обращались с жалобой к властям, заявляя, что они оскорблены поступком зятя и требуют удовлетворения. Судьи выслушивали обе стороны и обыкновенно выносили постановление, чтобы муж
-----
[1] Эристов Р. Заметки о Сванетии, стр. 3J.
2 Неверовский. Крат, взгляд на северный и средний Дагестан в топогр. и истор. отношен. СПб, 1847, стр. 59.
3 Вахушти. География Грузии, стр. 141.
4 Ананьев Г. Караногайцы, их быт. и образ жизни. С.СКГ, т. II/
5 Анисимов. Кавказские евреи-горцы, стр. 99.
[178]
принял с соприсягателями (человек 5) присягу в том, что при данных условиях оставление жены не оскорбляет ее рода. Формула присяги примерно такова: «Если бы моя сестра была замужем за тобою, и оказалась такою (неспособною к хозяйству, с неуживчивым характером), как твоя сестра у меня, и ты бы оставил ее, я не считал бы это оскорблением». Принятие такого рода присяги улаживало дело. При отказе же от присяги за оставление жены назначалась плата «за кровь», как при кровомщениях: 300 рублей в крестьянских фамилиях и 600 — у дворян и князей.
В настоящее время эти старые обычаи вытеснены советским брачным правом.
Современная абхазская семья носит патриархальный характер. Главою дома является отец. Если он стар и неспособен управлять семьей и заведывать хозяйством, его заменяет старший сын. Старший в доме пользуется почетом и уважением. Сыновья обыкновенно послушны, скромны и внимательны к отцу.
Главою женской половины дома является мать. Она ведает домашним хозяйством, распределяет работы между невестками. У нее ключи от шкафов с провизией и сундуков, если таковые имеются.
Область женского хозяйства — огород, приготовление пищи, тканье сукон, приготовление белья и одежды, уход за птицей. Уход за скотом, включая даже доение коров, входит в обязанности мужчин. В последнее время доение коров все чаще производится женщинами.
Родильные обряды. Особого помещения для родов абхазы не имеют. Родильницу на все время родов и после них помещают в амхаре, т. е. в помещении, в котором протекает брачная жизнь семейной пары.
В прежнее время роды происходили обязательно на земле, на которую клали кукурузную солому или солому гоми (сел. Дурипш, Калдахвара и др.). Среди многих абхазов существовало поверье, что в такой обстановке роды происходят благополучнее. В настоящее время это требование старины не соблюдается1, хотя некоторые знахарки и старухи и теперь еще уверяют, будто ребенок, родившийся на кукурузной соломе на земле, будет счастливее родившегося на постели (сел. Калдахвара Гудаутского уезда).
-----
[1] По словам Н. Джанашия, в Абжуйской Абхазии роды происходят обязательно на земле, на кукурузной соломе («Абхазский культ и быт», стр. 204). В настоящее время это вовсе не обязательно.
[179]
Поверье относительно того, что родить лучше на земле, чем на деревянном полу, на тахте или кровати, встречается до сих пор среди многих народов. Это воззрение представляет пережиток того сравнительно недалекого прошлого, когда ни полов, ни кроватей в народном обиходе не имелось, и роды по необходимости происходили на земле. V родственных абхазам черкесов, по словам генуэзца Интериано (1551 г.), женщины рожали лежа на соломе, которая, по их мнению, должна быть первой постелью всякого ребенка1. В Гурии в прежнее время женщина обязательно должна была разрешиться от бремени на земле, устланной соломой, но не на деревянном полу2. То же запрещение существовало в соседней Имеретии; хотя в домах имелись деревянные тахты, женщине не дозволялось разрешаться на тахте, и бабка устраивала для роженицы постель на земляном полу3, устланном соломой. Этот обычай был распространен и у рачинцев. Они объясняли его тем, что будто бы богородица родила Иисуса на соломе, поэтому на соломе всего легче разрешиться от бремени4.
Таким же образом у армян Зангезура и других районов женщину при приближении родов укладывают на землю, подложив немного сена или золы, ссылаясь и здесь на богородицу, родившую на земле5; так же поступают курды Курдистанского уезда. Аналогичный обычай записан мною у карачаевцев, где роженицу кладут на земляной пол, подослав солому и положив сверху войлочную постель; родить же на кровати обычаем не разрешается. Отметим также казаков Кубанской области (станица Расшеватская и др.), где женщины еще в недавнее время рожали только «на голой земле» из боязни греха6.
При бесплодии женщины у абхазов обращаются к знахаркам, которые обыкновенно советуют устроить моление ажахаре, зарезав в жертву петуха или курицу.
Если дети в семье умирают, мать берет на воспитание чужого ребенка. Предполагается, что после этого ее дети не будут умирать (сел. Джгерды).
Мужчины при родах не присутствуют; муж на время родов даже удаляется из дома, особенно при первых родах. (Обычай, наблюдающийся и у других народов Кавказа: у грузин
-----
[1] Dubois de Montpereux. Voyage autour du Caucase, I, p. 83.
2 СМОМПК, XVII, отд. II, стр. 90; «К», 1848 г.. № 27 (Накашидзе)
3 СМОМПК, XIX, отд. 1, стр. 179.
4 Там же, XXI, отд. II, стр. 137.
5 Там же, II, отд. II, стр. 14.
6 Там же, XVI, отд. II, стр. 22.
[180]
Рачинского уезда1, у хевсур, мтиулов, ингилоев, караногайцев2, курдов, осетин и проч., а также калмыков3 и др. народов).
Родильницам оказывается помощь со стороны бабок-повитух. Кроме повитухи, принимающей ребенка и исполняющей роль акушерки, при родах иногда присутствует еще старуха-молельщица, совершающая установленные по этому случаю обряды и моления.
При трудных родах применяются механические и лечебные приемы, а также обращаются к разнообразным магическим приемам. Чтобы облегчить роды, например, над родильницей протягивают веревку, за которую заставляют роженицу держаться; собирают «заячью траву» (ажьафархь) и дают пить роженице - это, говорят, способствует ускорению родов (сел. Дурипш).
Магические приемы, к которым обращаются в случае трудных родов, в основном сводятся к следующему:
1) Около роженицы слева кладут ножницы и веретено, а справа - ножик и шило или топор, кинжал, цалду. Повитуха произносит: «если ты мальчик, иди направо, а если девочка — налево»4.
2) Приглашают к роженице человека, который освободил лягушку из пасти змеи и три раза прошел между ними; он должен три раза перешагнуть через роженицу со словами: «отпустил тебя» (Гудаутский и Кодорский уезды). (Этот прием знаком также грузинам5 и армянам5; отличительной особенностью здесь являлось то, что человек, к помощи которого обращаются, не шагает через роженицу, а дает ей воды из полы своего платья).
3) Расплетают у роженицы косу, распарывают подол платья, расстегивают ворот рубашки, развязывают пояс (сел. Дурипш Гудаутского уезда; сел. Адзюбжа Кодорского уезда). Развязывание и расстегивание платья на роженице имеет, конечно, и практическое значение для облегчения родов, но главная сила этого приема чисто магического характера: как развязывается и открывается все связанное и сшитое в платье женщины, пусть так раскроются ее чресла.
Развязывание всяких завязок, узлов и проч., а также оттирание сундуков, шкапов, открывание дверей и т. п. в качест-
-----
1 СМОМПК, XXI, отд. II, стр. 137.
2 Молявкин. Караногайцы. «Терек. Сборник», в. III, кн. 2, стр. 166.
3 Житецкий. Очерки быта астраханских калмыков, стр. 26.
4 Ср. Джанашия. Абхазский культ и быт, стр. 204. прим 2.
5 СМОМПК, XIX, отд. II, стр. 95.
6 Там же, XXXIV, отд. III, стр. 97.
[181]
ве магического приема, облегчающего трудные роды, составляет один из наиболее распространенных обычаев у множества кавказских и иекавказских народов. Его практикуют грузины, армяне, осетины, карачаевцы, русские, украинцы, сербы1, евреи2, киргизы, качинцы, гиляки и многие народы.
4) Иногда заставляют роженицу покормить лошадь из подола своего платья3. Этот прием известен также другим народам, например, сербам4, персам; у удин роженица должна покормить из подола осла.
5) Навещающие роженицу женщины, чтобы облегчить роды, гладят ее по голове и говорят: «Чтоб ты так легко разрешилась, как мы легко приходим и уходим» (сел. Дурипш). Прибегают также и к действиям религиозного характера — к молитвам и жертвоприношениям. Так как, по народным воззрениям, родам мешает «сила» земли, т. е. божество земли, то для умилостивления этой «силы» бабка сыплет вокруг роженицы пшено и пшеницу (сел. Дурипш).
Когда наступает момент родов, двери дома, закрывают, так как если роженица увидит скотину и та уйдет в поле, то до возвращения скотины женщина не сможет разрешиться (сел. Дурипш).
Пуповину отрезают ножницами, перевязывают ниткой. Ножницы, которыми отрезали пуповину, оставляют без употребления, пока не заживет рана. Детское место («послед») зарывают глубоко в землю, а пуповину завязывают в коровий помет и вмазывают в стену дома, оставляя там навсегда. Если ребенок родится в «рубашке», эту рубашку иногда сохраняют, зашивают и носят на груди. По народному поверью, «рубашка» может сделать человека невидимкой; поэтому такую «рубашку» в старое время носили на себе некоторые молодцы, промышлявшие конокрадством.
Новорожденного купают в чистой теплой воде, заворачивают в материю и кладут на подушку около матери. Через 2 - 3 дня, а в некоторых случаях через неделю, ребенка укладывают в колыбель. Люльку со всеми принадлежностями к ней для первого ребенка у абхазов, как и у некоторых других кавказских народов, готовит мать родильницы. Приезжая ко времени родов, мать молодой женщины привозит с собой люль-
-----
[1] Миличевич. Живот срба сельака, стр. 192.
2 Чубинский. Труды этнолого-статистич. экспед. в Зап.-русский край VII, стр. 43.
3 Иоакимов. Абхазцы. «К», 1874, № 47.
4 Миличевич. Живот срба сельака, стр. 193.
[182]
ку и остается у дочери около недели. При первом укладывании ребенка в колыбель читается молитва о благополучии ребенка. На перекладине люльки вешают чеснок для ограждения ребенка от дурного глаза и злых сил.
Рождение сына у абхазов, как и у большинства народов, встречается с большею радостью, чем рождение девочки. По случаю рождения мальчика обыкновенно устраивается пирушка «па-гургьара» - радость из-за рождения сына. При этом молодежь, иногда и взрослые, устраивают во дворе из цепей качели и качаются на них. При рождении девочки качели устраивают дети 7--15 лет и качаются. Качанью на качелях когда-то, по-видимому, приписывалась магическая сила, способная обеспечивать благополучие новорожденному1. Теперь значение этого обычая забыто.
Новорожденному мальчику под голову кладут пулю2. Делается это с магической целью - отгонять злых духов, а также, вероятно, чтобы обеспечить ребенку успех в военных и охотничьих предприятиях.
После родов родственницы и соседки приходят к родильнице с поздравлениями, причем приносят в подарок деньгн, материю, мыло, кур, цыплят и проч. Мужчины сопровождают свои поздравления стрельбой из револьверов, полагая при этом, что это поможет новорожденному сделаться храбрым и мужественным мужчиной (со слов Б. Лейба, сел. Мугудзырхва).
Роды, как всякий важный жизненный акт, сопровождаются многочисленными религиозными обрядами. Для благополучия родов необходимо обеспечить милостивое отношение к роженице и ребенку со стороны богов или духов, имеющих отношение к родам. Поэтому при начале родов повитуха дает обет принёсти жертвы «вне дома находящимся», т. е. духам предков, духу дома «ажахара» и царице земли — «адгил-дедопал». В качестве залога «ашас», обеспечивающего исполнение обета, для «вне дома находящихся» в укромный уголок кладут большой медный котел, в котел кладут лемех, резец и камень, кастрюлю или медную сковородку. Залогом для «ажахара» обыкновенно служит тарелка, которую обносят три раза вокруг головы родильницы и затем прячут. Для «адгил-дедопал» зарывают в четырех углах дома по одному яйцу.
----
[1] Хаханов. Месхи. «Э. О.», кн. X, стр. 10, СМОМПК, XXI, отд. II, стр. 138.
2 СМОМПК, XIV, отд. 1, стр. 255.
[183]
Cпустя неделю или две после родов устраивается обещанное жертвоприношение, и «залоги», остававшиеся до сих пор неприкосновенными, освобождаются. При этом режут кур, готовят мамалыгу с сыром (айлыдж) и конические хлебцы ил пшеничной муки с сыром (акваквары); в дом собираются женщины — соседки и дети (мужчины в этом' не участвуют) Бабка молится «вне дома находящимся» о благополучии матери и ребенка, снимает находившийся в «залоге» котел, три раза обходит с ним вокруг родильницы, кормит ребенка, затем выносит котел на двор и вынимает лежавшие в нем лемех, резец и камень. После того, войдя в дом, она трижды обходит вокруг родильницы с бутылкой вина и льет вино у того места, где лежит родильница. Это жертвенное возлияние духам умерших. Жертва принесена, «залог» — котел освобожден. Примерно таким же образом освобождается «залог», положенный на имя «ажахара». Бабка или «чистая» «тарушка берет тарелку — залог и один или несколько конических хлебцев («акваквар»), совершает моление «ажахара» и освобождает тарелку из «залога». Затем приносится жертва «адгил-дедопал». На месте, где родился ребенок, повитуха зарывает в землю яйцо, прося «царицу земли» оградить родильницу й ребенка от болезней. По записи в общ. Дурипш, для «царицы земли» пекут из пшеничной муки большой чурек с сыром, затем молятся «адгил-дедопал», зарывают в землю яйцо и льют на землю кислое молоко с водой. Жертвенную пищу едят только женщины и дети. В некоторых, общинах на месте родов в жертву «царице земли» режут петуха или курицу1. Аналогичные обычаи наблюдаются и у других народов. Так, например, у латышей на том самом месте, где родился ребенок, режется в жертву домашнему духу курица или петух: «где явилась жизнь» (человека), там, по латышским поверьям, и должна быть принесена в жертву «жизнь» (домашнее животное), как благодарность богу — «хранителю домашнего очага»2.
Таким образом, обещанные жертвы принесены, «залоги» освобождены, и родильница встает с постели. До выполнения же всех этих обрядов она остается на месте родов.
Обряд выкупа «залогов» и «поднятия» родильницы с постели называется по-абхазски «аглахьа» от слова агылара - вставать, подниматься. Подобного рода обычай («поднятие с постели») существует также у мегрелов, сванов, гурийцев 3.
----
1 Джанашия. Абхазский культ и быт, стр. 205.
2 Трейланд. Крестинные обряды латышей. Сборник материалов по этнографии. изданный при Дашк. этн. музее, 1, стр. 17.
3 Мамаладзе Т. в. СМОМПК, XVII, отд. И, стр. 91.
[184]
По окончании всех обрядов бабке-повитухе дают мыло и полотенце. Старухе молельщице дарят деньги и материю на платье.
Иногда в этот же день, а чаще несколько позже, старушка-модельщица ведет родильницу к роднику или речке для принесения жертвы водяной деве-Дзызлан. Родильница несет с собою вареную курицу и за пазухой яйцо. Придя к воде, старуха три раза обводит яйцом вокруг головы родильницы и бросает яйцо в воду. Курицу же старуха окунает в воду, причем молится Дзызлан, чтобы она милостиво относилась к родильнице, когда та будет приходить за водой или будет иметь дело с водой в своих хозяйственных занятиях (сел. Дурипш). Некоторые также просят Дзызлан о том, чтобы у родильницы было много молока (сел. Адзюбжа).
После моления родильница набирает в кувшин воды и несет домой. В доме посреди комнаты ставится корыто с двумя зажженными свечами по сторонам. Родильница выливает принесенную воду в корыто, а курицу, которую носила к речке, кладет на стол; тут же кладутся два акваквара с сыром. Молельщица снова читает молитву Дзызлан, а затем приступает к еде.
Жертвенную пищу раньше ели исключительно женщины: теперь в еде участвуют и мужчины (сел. Дурипш). До выполнения этого обряда родильница не может ходить за водой.
Обрядовое хождение к воде после родов в обычае и у других народов. У армян Зангезура женщина, отправляясь в первый раз после родов к роднику за водой, сыплет в источник пшеницу и рис; за водой идет, держа в руках железный шампур, чтобы отгонять злых духов.
Первый раз стригут ребенку волосы через пять месяцев после рождения. Остриженные волосы зашивают в материю и вешают на перекладине люльки. Когда ребенок начнет говорить, ему показывают эти волосы и спрашивают: «Чьи эти волосы». Ребенок будет обладать счастьем того, кому он припишет волосы; если скажет: «коровьи», будет счастливым пастухом и т. п. Совершенно также поступают рачинцы и некоторые другие картвелы.
Кто остригает первые волосы ребенку, роднится с ним и с его семьей1.
Обрезанные в первый раз ногти мальчика кладут в апхяр-
------
[1] Джанашия Абхазский культ и быт, стр. 207.
[185]
ца, девочки – в ачангур, тогда из детей выйдут хорошие музыканты.
Выпавший у ребенка зуб вместе с углем прячут где-нибудь в стене, говоря, что его отдают сверчкам.
Похоронные обряды. Хорошо известен существующий у многих народов обычай посиделок. У абхазок этот обычай носит весьма своеобразную форму и выполняется в случе заболевания кого-либо из родственников или соседей. Каждый вечер к тяжело больному в дом собираются родственники и соседи и остаются при нем всю ночь, чтобы больной не умер в одиночестве. Такие ночные посиделки при тяжело больном называются «ачапшара». При приближении смерти из комнаты, где находится умирающий, удаляют женщин, чтобы они своими воплямо не ускорили наступления смерти. Только женщины, которые могут сдерживать свое горе, присутствуют при кончине вместе с мужчинами.
Как только больной скончается, раздаются ужасные крики горя. На крики собираются ближайшие соседи и родственники. Для оповещения жителей общины и далеко живущих родственников посылаются вестники. «Горевестники» отправляются в путь без оружия и уже по этому одному в прежнее время все догадывались, какую весть несет такой путник.
Покойника обмывают обыкновенно там же, где он скончался; эту операцию обычно производят ближайшие родственники. В том случае, если обмывание трупа совершает не близкий родственник, он получает одежду и обувь умершего. Обмытого, одетого в новое платье покойника укладывают в гроб и в хорошую погоду выставляют для оплакивания во вдоре, в ненастную – в доме.
После обмывания плакать над непокрытым покойником нельзя, чтобы на него не упала слеза. Из этих слез, говорят старухи, образуется на том свете озеро, которое будет отделять покойника от его родственников, которые умрут после него (со слов Мушба). Для сопоставления отметим, что у айсоров некоторые не плачут по умершим, чтобы на том свете не смочить места умершего и тем не причинить ему беспокойства 1.
Рядом с покойником для оплакивания выставляется его одежда, сложенная на кровати или тахте так, как она надевается на человека. Это так наз. «аншан». Если умерший – мужчина, то рядом с аншан для оплакивания
-----
1. СМОМПК, IV, отд. I, стр. 323.
[186]
ставится его оседланная лошадь. Ее держит под уздцы брат или воспитатель умершего.
Оплакивание в день похорон происходит таким образом. Во дворе ставится стол, к которому подходят плакальщики. Отдав у ворот лошадь, плакальщик подходит к столу, оставляет на нем свое оружие — шашку, револьвер, нагайку и шапку или башлык. Молодой человек (иногда двое) из стоящих у стола берет оплакивающего за талию и подводит к гробу. Оплакивающий мерно ударяет себя ладонями по лбу и плачет. У гроба сидят в два ряда женщины, причем у родственниц распущенные волосы и исцарапанные в кровь щеки. (Распущенные волосы, по народному воззрению, дают на том свете тень покойнику). Ближайшая родственница умершего встает, обходит вокруг оплакивающего, обводя рукой три раза вокруг его головы. Она обходит вокруг плакальщика для того, чтобы взять на себя все могущие пасть на него несчастья, а обводит рукой голову для того, чтобы взять на себя его болезни. Постояв некоторое время у гроба, родственники становятся на колени, ударяя себя по лбу и издавая горестные причитания, а затем оплакивающий, поддерживаемый тем же молодым человеком, подходит к «аншан». Здесь повторяются те же удары в лоб и плач. Отсюда оплакивающий переходит к лошади умершего, снова плачет и бьет себя по голове. Затем проходит мимо сидящих в ряд родственников; последние встают и, плача, бьют себя по голове. Оплакивающий проделывает весь этот печальный обход вторично; затем возвращается к столу, надевает оружие и башлык и направляется к ближайшим родственникам выразить соболезнование. Исполнив печальный долг, оплакивающий присоединяется к толпе, наполняющей двор. Иногда при оплакивании лошадь водили в кругу, образованном стоящими женщинами. Тот, кто ведет под уздцы лошадь, плачет, ударяя себя в грудь. Стоящие в кругу женщины восклицают горестное «а-вов»; женщины, идущие вслед за лошадью, подхватывают «а-вов». За женщинами следуют мужчины, родственники умершего, ударяя себя в грудь и плача. Обход повторяется три раза (сел. Ткварчели). «В недавнем прошлом, — говорит Н. Джанашия, — существовали для оплакивания особые плети. с широким куском ремня — язычком, которыми мужчины ударяли себя в затылок, и чем громче раздавался звук от ударов ими, тем лучшим плакальщиком считался он»1. Такая плеть называлась «ачиламс» и употреблялась повсеместно в Абхазии. Как известно, плетьми били
-----
1 Джанашия. Абх. культ и быт, стр. 178
[187]
себя по голове при оплакивании умерших черкесы, кабардинцы, осетины2.
«Аншан» остается в доме на тахте до сорокового дни после смерти. В течение этого времени опоздавшие родственниц; и знакомые оплакивают умершего перед «аншан», заменяющим покойника. Этот «аншан» выставляется также во время поминок в годовщину смерти.
Выставление для оплакивания одежды умершего, сложенной наподобие чучела покойника, - старинный обычай, распространенный повсюду в Абхазии, а равно и у других народов Кавказа. В Самурзакани во время поминок «тело покойного заменяется куклою, одетою в его платье, которую кладут на ковре и подушке; рядом с куклою часто кладут и жену покойного, если она жива»3. Последний обычай, насколько нам известно, более не выполняется. Обычай оплакивания над одеждой и лошадью умершего в Мегрелии отмечен уже Ламберти 4. Обычай этот сохранился в Мегрелии до настоящего времени5. Обычай оплакивания над одеждой умершего существует также среди имеров6, гурийцев7, сванов8. В прежнее время этот обычай был широко распространен также у грузин Восточной Грузии9. В настоящее время он еще уцелел среди более отсталых групп населения в Хевсурии10, Мтиулии и др. Аналогичный обычай существовал, а местами продолжает существовать и поныне, также у некоторых картвельских народов. У Белля находим подробное описание оплакивания над одеждой умершего черкеса. Такое же оплакивание было в обычае у ингушей11. Нечто вроде чучела покойного устраивали во время поминок также осетины, надевая платье умершего на палку с перекладиной12.
Подобные обычаи существуют и у некавказских народов.
-----
[1] Дебу. О кавказской линии, стр. 111, 112; Оплакивание у черкесов, см. указ. соч. Bell'a, т. II, стр. 157, 158.
2 Гатиев. Суеверия и предрассудки у осетин. ССКГ, IX, стр. 3:
3 Бартоломей и Мачавариани. Нечто о Самурзакани. ЗКОРГО. км. VI. стр. 83.
4 Ламберти. Описание Колхиды, стр. 74.
5 СМОМПК. XVIII. отд. III, стр. 345.
6 Там же
7 «К», 1856, № 37, 1858, № 94.
8 Эристов. Указ работа, стр. 41.
9 Вахтанг. Обозрение истории грузинского народа.
10 Эристов. Извлечение из этнографических очерков Урбнели о xeвcурах ЗКОРГО, XIV, в. 1, стр. 187.
11 Ахриев Ч. ССКГ, III, стр. 235.
12 Гатиев. Суеверия и предрассудки у осетин. ССКГ, IX, стр. 12
[188]
У киргизов1, чувашей 2, мордвинов3, гольдов4 и др. во время поминок устраивается оплакивание куклы, одетой в платье умершего.
Следует, между прочим, отметить, что у абхазов мужчина не должен открыто оплакивать ни свою жену, ни своих детей. Женщине не позволяется также оплакивать на виду своего мужа и в большинстве случаев - детей.
По окончании оплакивания совершается вынос тела и погребение. В прежнее время близкие родственники сопровождали похоронную процессию босиком в любое время года и во всякую погоду5. В настоящее время этот обычай редко соблюдается. После выноса покойника на месте, где он лежал, зажигают свечу, христиане восковую, мусульмане – стеариновую. В прежнее время свеча зажигалась ежедневно в течение 40 дней после смерти; теперь в таком виде обычай соблюдается лишь в некоторых общинах, в наиболее консервативных фамилиях (сел. Мугудзырхва), в большинстве же случаев только первые 9 дней после похорон свеча зажигается по вечерам ежедневно, а с десятого до сорокового дня зажигается лишь раз в неделю, у христиан по субботам, у мусульман под пятницу. Смысл этого обычая в настоящее время забыт абхазами. Обычно огонь на месте смерти или обмывания покойника зажигают, чтобы изгнать смерть и очистить от нее дом, это прежде всего, а затем, чтобы осветить путь умершему в его загробном странствовании. Так, ингилои (грузины-мусульмане Закатальского уезда) ставят у изголовья умершего зажженные свечи для освещения его пути в место «упокоения душ умерших»6. У армян Борчалинского уезда с вечера похорон до седьмого дня в доме горит по ночам масляный светильник (чраг), «чтобы покойнику путь был светел». Этот обычай соблюдается и у армян других районов, напр., в Варанде, «чтобы был освещен для души путь на небо», в Сисиане, Гандзаке, Даралагезе, Нахкрае и проч. Для доставления света умершему, на том месте, где обмывали труп, зажигают на ночь светильник курды Азербайджана7 и многие другие народы.
-----
[1] Левшин. Описание киргиз-кайсацких орд и степей. СПб, 1832; Харузин. Киргизы Букеевской орды, т. 1, стр. 106.
2 Прокопьев. Похороны И поминки у чувашей. «Известия общества
археологии и этнографии при Казанском университете», XIX, в. 5—6, стр. 239, 240. Никифоров. Стюхинские чуваши. Там же. XX (1904). в 6, стр. 335.
3 Смирнов. Мордва, стр. 550.
4 Шимкевич. Материалы, стр. 21, 37.
5 Джанашия. Абх. культ и быт, стр. 179.
6 СМОМПК, XVII, отд. II, стр. 139.
7 Чурсин. Азербайджанские курды, II, стр. 243
[189]
Все связанные с похоронами работы выполняются родственниками и соседями безвозмездно. Одни отправляются в лес, срубают дерево, тешут доски и делают гроб, другие роют могилу. Для изготовления гроба с покойника снимается мерка длинною жердью. Эту жердь оставляют там же, где срубают дерево для гроба. Другая жердь, служащая мерой для могилы, оставляется у могилы. Делается это, как и у других народов, например, грузин Кахетии, карачаевцев и др., очевидно, для того, чтобы вместе, с жердью не проникла в дом смерть1. На могиле же оставляют и лопату, которой рыли могилу.
Общественных кладбищ в абхазских селениях не имеется. Каждая семья хоронит своих покойников на своей усадебной земле, где-нибудь на холмике, часто в том месте, которое особенно любил покойный. Если похоронить покойника yе на родном земельном участке, душа его будет тосковать, не успокоится (со слов И. Мушба). Иногда, впрочем, встречаются целые группы могил: это фамильные или родовые кладбища, устроенные на фамильном земельном участке.
В прежнее время, если умирал глава дома, при выносе его тела в некоторых общинах Абжуйской Абхазии (сел. Адзюбжа. Ткварчели) и Самурзакани через крышу дома перекидывали веревку и тянули или просто держали за ее концы. Этим, по выражению абхазов, они «связывали дом», чтобы из этого дома другие не умерли2. Такой же обычай существует в Мегрелии. В Имеретии не связывают, а разбивают, правда не весь дом, а одно или несколько стекол в окнах3. В Гурии делается и то и другое: через крышу дома перебрасывается камень, привязанный к веревке, а также разбивают стекло в окне или ломают забор или плетень. Выполняя эти обычаи, народ желает очистить дом от смерти4.
Умершего сопровождают к могиле мужчины и женщины всего поселка. Как и у многих других народов, у абхазов в прежнее время в могилу за хозяином следовала и eго лошадь Первоначально лошадь, вероятно, убивали и зарывали в могилу, но уже в XVII веке отмечается иная форма обычая. У Ламберти о похоронных обычаях абхазов читаем: «И его лошадь должны послать ему вслед, говорят родственники покойника, так как и в том мире она понадобится ему так же, как и здесь она ему была нужна. Для этого лошадь покрывают шелковою
-----
1 Чурсин. Народные обычаи и верования Кахетии, стр. 168.
2 Ср. Мачавариани в СМОМПК, IV, отд. II, стр. 72; Джанашия Н. Абхазский культ и быт, стр. .179.
3 Эристов Р. Письма из Имеретии, «К», 1857, № 79
4 СМОМПК, XVII, отд. II, стр. 84, 85
[190]
тканью и на том поле, где подвешен труп, гоняют ее до тех пор, пока она неоколеет от усталости»1. Теперь подобного обычая не существует. Но до недавнего времени у абхазов-христиан считалось необходимым при похоронах мужчины приводить к могиле и его оседланную лошадь. Раньше лошадь три раза обводили вокруг могилы, теперь ограничиваются приводом лошади к могиле, да и это теперь делается довольно редко. Обычно же конь умершего, покрытый черным коленкором, оседланный и с свешивающимся через седло оружием во время оплакивания и перед выносом покойника стоит во дворе. Если покойник был женат, то вместе с его конем ставится и конь его жены; при оплакивании же покойницы выводится только ее конь, хотя бы она была и замужняя2. На любимом коне умершего некоторое время никто не ездит.
Обычай «посвящения коня» умершему, т. е. обряд, имеющий целью передачу коня в распоряжение умершего до недавнего времени существовал у многих кавказских народов. Он известен у хевсур3, тушин, имеров4, чеченцев5, черкесов, осетин 6, курдов7 и других.
Гроб опускается в могилу и ставится к одной стороне, у которой иногда делается род ниши, в которую гроб и вдвигается. Затем гроб прикрывается наискось небольшими досками, которые ставятся поперек могилы таким образом, чтобы над гробом образовался род деревянного навеса, на который уже сыплется земля. При засыпании могилы всякий близкий покойному считает своим долгом бросить в нее горсть земли. В прежнее время, если умирала девушка, волосы ее отрезали, заплетали в косу и вешали на могиле (сел. Калдахвара).
В знак любви к умершему близкие женщины иногда отрезали свои косы и вешали на его могиле8. Чаще всего это делали сестры по отношению к родным или молочным братьям (сел. Лыхны). Проезжая 5 мая 1925 года через сел. Ткварчели, я заметил в одном дворе обвитую зеленью надгробную бесед-
-----
1 Ламберти. Указ. работа, стр. 190.
2 Джанашия Абхазский культ и быт. стр. 78.
3 Худадов Н. Заметки о Хевсурии. ЗКОРГО, XIV, в 1, стр. 87
4 Аристов Р. в газ. «К», 1857. № 79.
5 Далгат. Первобытная религия чеченцев, стр. 66, 67.
6 Миллер. Осетинские этюды, 1; Чурсин, Осетины, стр. 90.
7 Егиазаров, в. ЗКОРГО, кн. XIII, в 2, стр. 54; Чурсин. Азербайджанские курды, стр. 10.
8 По словам К. Мачавариани, «женщины отрезывают роскошные свои косы к кладут их в гроб покойника или покойницы». СМОМПК, IV, отд II, стр.72. Теперь волосы обыкновенно вешают на могиле, а не кладут в гроб.
[191]
ку, на перекладине которой трогательно развевались три женских косы. Этот обычай отмечен для абхазов впервые Беллем, который видел женские волосы на деревянном надгробии по дороге от местности Мамай к Гаграм.
Обычай отрезания косы на могиле умершего в старину был распространен у всех картвельских народов, позже он наблюдался лишь у более отсталых групп грузинского народа - тушин1, пшавов, хевсур и др.
«Обрезывание косы, заменившее собою, как известно, обряд самопосвящения или добровольного лишения себя жизни над трупом покойника, — говорит М. М. Ковалевский, — доселе в ходу между пшавами, когда покойником является брат2. У осетин вдова во время похорон отрезывает свою косу и кладет ее на грудь мужа в убеждении, что. благодаря этому, она будет женою покойника и в загробном мире3. У курдов очень часто женщины отрезывают по смерти мужа или брата свои косы и привязывают их к палке, которую втыкают в могилу покойника, у изголовья его4. Аналогичный обычай отмечен также у чеченцев (акад. Шегрен), у евреев сел. Варташен5 и некоторых других народов. В старину- рассматриваемый обычай существовал также у армян, что видно из ст. 17 постановлений собора в Вагаршапате (325 г.), которая гласит: «Да будут прокляты во веки веков те, кто громогласно плачут, обрезывают косы и бьют себя в чело».
В старину существовал у абхазов еще один обычай для выражения величайшего горя: в случае смерти сына первенца отец отсекал себе уши и клал с ним вместе в гроб. Об этом обычае абхазов упоминает только Иоакимов. Он говорит: «Есть еще один замечательный обычай абхазский, впрочем, уже оставленный. При смерти первородного сына отец отсекал себе уши и клал с ним вместе в гроб. Говорят, и до сих пор есть в живых такие отцы, у которых не достает ушей, вследствие помянутого обычая»6.
Этот обычай не является исключительно абхазским; в старину к такому же способу выражения горя прибегали кумыки и другие народы. По словам Потоцкого, у кумыков, в случае смерти воспитанника, его воспитатель отрезывает себе
-----
[1] Хаханов. Тушины «Э. О », кн. II. стр. 51. Отрезывает косу жена по смерти мужа.
2 Ковалевский М. Закон и обычай на Кавказе, II, .стр. 75.
3 Гатиев. Суеверия и предрассудки у осетин, ССКГ. в. IX.
4 Егиазаров. Указ работа, стр. 55.
5 СМОМПК, XVIII, отд. III, стр. 135.
6 Иоакимов А. Абхазцы. «К». 1874, № 47
[192]
половину каждого уха. Аналогичную форму траура Геродот отмечает у скифов, у которых, в случае смерти царя, люди «отрезывают себе часть уха, стригут кругом волосы, делают себе на руках порезы, расцарапывают лоб и нос, а левую руку прокалывают стрелами»1.
Плутарх также упоминает о варварах, которые в знак траура обрезывают себе нос или уши. думая этим доставить удовольствие умершему. Подобные же обычаи существовали, как известно, и у других народов. Так, в Меланезии обычай отрезывания суставов пальцев, в знак траура и во время болезней, встречается почти повсеместно2.
Своеобразные особенности представляют похороны утопленника, а также человека, упавшего со скалы или с дерева. В таких случаях необходимо прежде всего отыскать труп погибшего и похоронить его. Чтобы взять труп человека, упавшего со скалы, режут козла или барана (но не коз) и молят «владыку этих гор» позволить поднять погибшего. Без этой молитвы и согласия «владыки гор» покойника не подымешь, его не сдвинуть с места. Когда подобный труп несут хоронить, нельзя плакать, иначе труп станет очень тяжелым или гром поразит плачущего. Через несколько дней после погребения тела погибшего отправляются торжественной процессией к месту гибели, чтобы найти душу умершего, так как предполагается, что, оставшись без телесной оболочки, Душа будет бродить, не имея пристанища, и ежегодно в день гибели на месте падения будет слышен голос погибшего. Для того, чтобы найти и взять душу погибшего приносят новый козий бурдюк, вешают на шелковом шнурке у места гибели и играют красивые мелодии на «апхярца» или на свирели, прося «владыку этих гор» вернуть душу. Когда бурдюк от вошедшего в него воздуха раздуется, это принимается за верный признак того, что душа вошла в бурдюк. Бурдюк перевязывают шнурком, несут на могилу и там, развязав, вытряхивают, прося душу соединиться со своим телом (сел. Ачандара, Джгерды).
Подобным же образом происходит вылавливание души утопленника. Сначала отыскивают и хоронят труп. Чтобы найти в воде труп, идут по берегу и играют на свирели. У того места, где лежит в воде утопленник, как говорят старые люди, свирель затихает (сел. Ачандара). Таким же способом отыскивают труп утопленника карачаевцы. Они идут по берегу реки толпой, причем один играет на дудке «сыбызге»; у то-
-----
1 Геродот; кн. IV, стр. 71.
2 Ратцель. Народоведение, 1, 220, 221.
[193]
го места, где находится труп, «сыбызга», по уверению карачаевцев, перестает издавать звуки. Имеретины для отыскания утопленника пускают в воду кусок хлеба с серебряным двугривенным сверху; хлеб останавливается над тем местом, где лежит утопленник, и начинает вертеться1.
Приступая к вылавливанию души утопленника, абхазы протягивают через речку, с одного берега на другой, шелковый шнур с новым бурдюком так, чтобы бурдюк висел посредине речки над самой водой. Собравшийся народ разделяется на две группы, одна становится на одном берегу, другая на другом. Посреди речки, около бурдюка, становится самый близкий и любимый для покойника человек. Он ласково уговаривает душу утопленника войти в бурдюк, чтобы отправиться к месту вечного упокоения. Народ, стоя по обеим берегам реки, поет под звуки «апхярца» или свирели особые песни «апстгага», а затем с песнями, специальными танцами несет завязанную в бурдюке душу на могилу2. В настоящее время эти обряды в Абхазии уже забыты.
Следует заметить, что почти таким же способом «вылавливают душу» утопленника сваны. Они приходят к месту гибели с бурдюком, скрипкой — чианури и петухом. Игрой на чианури и соответствующими просьбами душу заманивают в бурдюк. Пока петух не запоет, считают, душа не найдена; запел петух, значит, душа отыскана и вошла в бурдюк3. После того бурдюк, в сопровождении петуха, несут в родное селение, чтобы похоронить рядом с родными.
В могилу с умершим в прежнее время укладывали его любимые вещи, в особенности что-нибудь из оружия: кинжал, шашку. Детям кладут в гроб игрушки, деньги. Иногда уложенные в гроб вещи предназначаются для передачи умершим ранее. Передаются с покойником и словесные поручения в загробный мир.
Похоронив умершего, абхазы прежде всего заботятся о том, чтобы покойник не голодал на том свете и не беспокоил своими посещениями живых. Голодные покойники являются в виде светлых призраков и жалобно свистят, а также часто снятся во сне. По рассказам абхазов, после эмиграции в 1878 г. части их в Турцию нельзя было спокойно проходить мимо кладбища, так как там отчаянно свистели души, оставшиеся без поминок (со слов А. Мушба).
-----
[1] СМОМПК, XVIII, отд. III, стр. 341.
2 Описание церемонии вылавливания души утопленника имеется у нескольких авторов. Напр., у Бартоломея и Мачавариани. Нечто о Самурзакани. ЗКОРГО. VI (1864), стр. 81, 82.
3 Иоакимов. Предрассудки моих учеников. «К», 1873, № 66.
[194]
По возвращении с похорон в доме ставят стол, на котором складываются любимые блюда покойного, а если покойный курил, то на стол кладут и папиросы или трубку и спички. На могиле также в первые дни ставят тарелки с едой, нередко ставится и бутылка вина. Так, например, в общине Калдахвара у одного абхаза жил русский батрак, любивший выпить. После его смерти хозяин поставил на его могиле бутылку вина.
Обыкновенно в течение сорока дней, а иногда в течение года, ежедневно во время обеда и ужина на стол ставится доля умершего; от всех кушаний, которые подаются живым, отделяются лучшие куски в качестве порции умершего. Старший в доме приглашает душу умершего отведать поданную пищу, отламывает кусочки от кушаний и льет на них несколько капель вина. Пока старший угощает души умерших, вся семья стоит в благоговейном молчании, Только после угощения умершего семья садится за стол и приступает к еде1.
Подобного рода кормление мертвых в течение первых сорока дней или до годовых поминок в обычае у многих как кавказских, так и некавказских народов. Гурийцы ставят на стол «порцию умершего» до сорокового дня после смерти, полагая, что покойник эти сорок дней все еще живет в доме2.
Совершенно также поступают грузины Имерети, по тем же соображениям3. Сваны проявляют еще большую заботливость о своих покойниках и кормят их (ежедневная «порция» за столом) в течение целого года4. Тушины поступают в общем так же: за обедом и ужином ставят порцию для души умершего5. То же наблюдается у ингилоев6 и др. картвельских и некартвельских народов.
Той же цели насыщения умерших служат, как известно, поминки. На поминках живые едят для того, чтобы съеденная пища пошла на пользу покойникам. Этот взгляд определенно высказывается осетинами. «На поминки смотрят, — говорит об осетинах В. Ф. Миллер, — как на кормление мертвых; говорят, что пища, которую едят на поминках, не идет в пользу съевшего, но ее сила переходит к мертвому; так что плотно поевший
-----
1 Сравн. Джанашия. Абхазский культ и быт, стр. 181, 182; Мачавариани в СМОМПК, IV, отд. I стр. 73; Джанашвили. Указ. раб- стр. 129.
2 Мамаладзе. СМОМПК, XVII, отд. II, стр. 85.
3 Сагарадзе. СМОМПК, XXVI, отд. 1, стр. 19.
4 Эристов. Указ. работа, «Н. О.», 1897, № 4555; Маргиани в СМОМПК, отд. I, стр. 80.
5 Хаханов А. Тушины. «Э О », кн. II (1889), стр. 50.
6 СМОМПК, XVII, отд. II, стр. 161.
[195]
на поминальной пирушке, придя домой, нередко съедает свой обычный обед» 1.
О происхождении и назначении поминок у абхазов мною записана в сел. Атара со слов Османа Квициния (76-ти лет) следующая абхазская легенда. Один из абхазских героев во время одной поездки был застигнут ночью в незнакомом месте и зашел переночевать в надгробную постройку. Неведомый голос приветствовал его: «Добро пожаловать!». — «Здравствуй!» — отвечает путник. Голос продолжает: «Ты у меня в гостях, будь спокоен, и лошадь твою устрою на ночь».
Озадаченный путник спрашивает: «Кто ты?» Голос отвечает: «Я младший из 100 братьев нартов. Я справил поминки по 99 братьям, и им теперь хорошо; когда же умер я. по мне некому было справить поминки и меня похоронили в стороне от братьев. Теперь я живу тем, что мне подают братья».
Ночью старший брат нарт Сасрыква приглашает младшего брата, вместе с его гостем, к себе. Пошли. Сасрыква угостил их хорошим ужинов и успокоил путника: «Ты наш гость, будь спокоен, лошадь твоя тоже будет сыта!» После ужина вернулись в могильную постройку младшего брата. Хозяин могилы постлал постель, уложил гостя. Утром гость вернулся к себе домой, созвал родственников и объявил: «Хочу устроить поминки по младшему из 100 братьев нартов, как делали нарты (у абхазов до того времени поминок не было). Пусть те, кто меня любит, доставят скотину, продукты!» Привели: один быка, другой корову, овцу, козла и т. п. Устроили торжественные поминки.
Спустя некоторое время тот же герой снова поехал туда, где находилась могила младшего из нартов. Он решил проехать могилу днем, чтобы покойник не заметил и не пригласил его. Когда в полдень он проезжал мимо могилы, из могильной постройки вышел нарт и обратился к нему: «Добро пожаловать!» Герой остановился, вошел в постройку. Нарт говорит: «Прежде меня братья приглашали к столу, а теперь я сам могу угощать других». Он пригласил в гости Сасрыкву. Герой абхаз увидел здесь всех тех животных, которых он зарезал на поминках в честь нарта. Так он убедился, что животные, съеденные на поминках, поступают в распоряжение покойника. Вернувшись домой, абхазский герой решил устроить себе поминки при жизни, чтобы заранее обеспечить себе загробное благополучие. «С тех пор у абхазов вошло в обычай устраивать поминки по умершим», — закончил старик Квициния.
------
[1] Миллер. Осетинские этюды, II, стр. 287.
[196]
Аналогичная легенда приведена у Н. Джанашия1; у него а роли младшего из нартов фигурирует Сасрыква, причем когда на столах его братьев появляется пища, его стол остается пустым, так как, по объяснениям Сасрыквы, душам подается ежедневно все то, что подано этим душам на белом свете родственниками, особенно в день «апсхура» (главные поминки).
Подобного же рода легенды, имеющие целью доказать, что все, что режется и съедается или раздается во время поминок, поступает в распоряжение покойника, существует и у других народов. Чеченская легенда о нарте Батыга-Шертко рассказывает, как один нарт был глубоко опечален смертью матери и не знал, что делать. Батыга-Шертко посоветовал зарезать какую-нибудь скотину с той целью, чтобы она попала к матери на том свете. Нарт зарезал петуха и курицу и вместе с корзиною хлеба роздал бедным. Все это немедленно очутилось на том свете, у матери нарта, в чем собственными глазами убедился доверенный нарта, отправившись с Батыга-Шертко на тот свет2.
Поминки устраиваются абхазами несколько раз в году. Первые, малые поминки устраиваются у христиан в первую субботу, у мусульман в первый четверг после смерти. До устройства этих поминок семья умершего соблюдает строгий пост. Следующие поминки устраиваются в 40-й день после смерти. Наконец, после 7-8 месяцев, а чаше всего через год устраиваются большие поминки («апсхура»).
Для поминального угощения, как и для жертвоприношения, коз не режут, не режут и буйволов.
Во время поминок на видном месте во дворе зажигают особые свечи (одну или две) в 2-3 саж., называемые «акялантар» или «акян», изготовленные из воска. Делается она из длинного шеста с просверленным углублением, заполненным серой, порохом и другими горючими и взрывчатыми веществами. Снаружи шест обтягивается навощенным полотном. Иногда свечи делаются из соломы, обтянутой провощенным холстом.
Траур у абхазов состоит в воздержании от мясной и молточной пиши, в ношении грубой черной одежды, отпускании волос, отказе от удовольствий и проч. Прежде близкие родственники соблюдали строгий траур в течение года; теперь многие ограничиваются 40 днями. Наиболее глубокий и продолжитель-
------
1 Джанашия. Абхазский культ и быт. стр. 188, 189.
2 Далгат. Первобытная религия чеченцев, стр. 58.
[197]
ный траур носили по воспитаннике. Так, мужчины семьи Маква Джапуа в сел. Члоу после убийства ее воспитанника Ачба в течение 5 лет ходили босиком, женщины - с распущенными волосами. Если семья имеет двух воспитанников и один из них умрет, траура эта семья не носит, чтобы и другой воспитанник не умер. Семья, у которой имеется кузница, траура ни по ком не носит.
В прежнее время если умирала девушка — дочь или воспитанница семьи, по истечении годичного траура семья приглашала постороннюю девицу, которая нравилась семье, и эта девица остригала отпущенные волосы сестер и братьев покойной. После того эта девушка как бы заступала место умершей. Если умирал юноша (сын или воспитанник), сестра, родная или молочная, отрезав косу, вешала ее на могиле покойного и затем отпускала волосы. По истечении года, когда снимался траур, приглашали молодого человека, который должен как бы заменить семье умершего; он остригал отпущенные сестрой умершего волосы, и с этого времени становился в родственные отношения с семьей1.
Накануне главных поминок («апсхура») вечером в некоторых общинах устраивается своеобразное сценическое представление, известное под названием «самакуа». Один из участников представления изображает умершего, лежащего на тахте; другие сидят около него и вспоминают его деяния. Вдруг входит человек с водой и обрызгивает участников представления. Все моментально разбегаются; покойник тоже вскакивает с постели и убегает (сел. Лыхны). Как известно, заместитель покойного фигурирует в поминальных обрядах и у других народов. У мордвы, например, во время поминок, на 40-й день, родственник умершего, наиболее на него похожий, изображает покойника, явившегося из загробного мира. Он рассказывает, как ему живется на том свете и как живут там другие, затем его снабжают деньгами и нужными вещами и выпроваживают к могиле2. У черемис во время поминок, в 40-й день, один из участвующих (кто обмывал умершего) изображает покойника3. Такого же заместителя умершего, одетого в его платье, выставляют во время поминок, в 40-й день, молдаване.
Устройство поминок, на которые собираются по нескольку сот человек, требует очень больших расходов и небогатая
-----
[1] Ср. Джанашия. Абхазский культ и быт, стр. 180-
2 Смирнов. Мордва, стр. 545 — 547.
3 «Э. О.», кн. XI, стр. 72. Троицкая Н. «Известия общества археологии и этнографии при Казанском университете», XI, в. 1, стр. 77.
[198]
семья не в состоянии была бы угостить всех, если бы на помошь не приходили родственники и односельчане.
Уже Торнау, описывая поминки по утонувшем в реке Бзыбь Эмине Шакрылове (Шакрыл), отмечает обычай родовой и соседской взаимопомощи. «Каждый гость, — говорит он, — обязан сделать при этом случае какой-нибудь подарок вдове. Иначе подобные поминки, в продолжении которых (не менее трех суток) поминающие обязаны кормить всех посетителей, могут вконец разорить небогатое семейство. Гости приносят в подарок кто чем богат: оружие, сукно, холст, материи, лошадей, скотину, баранов, даже домашнюю птицу и зерно» 1.
Сходная картина при устройстве поминок рисуется К. Мачавариани: «Один несет деньги, другой вино, третий часы, четвертый ведет лошадь, корову и т. д. Всех приезжих надо угостить, надо дать им ночлег. И не будь этих подарков, не было бы и возможности даже зажиточному хозяину сделать приличное угощение всем им, не разорившись окончательно»2. С постепенным проникновением в абхазскую деревню денежного хозяйства помощь натурой постепенно сменяется денежной помощью. Это и отмечается Н. Джанашия относительно сел. Адзюбжа: прежде, приходя на похороны, «каждый сосед обязан был приносить большой чурек, начиненный орехами, а соседки здесь же готовили похлебку из фасоли. В последнее время этот обычай уходит в область преданий, а угощают гостей уже хлебом, причем каждый двор обязан принести от 20 коп. до 10 руб. и более, смотря по состоянию и по степени близости родства»3. Во время же поминок оказывается помощь убойным скотом, а также деньгами, материей и проч.4 Оказание помощи семье умершего, при устройстве поминок, и теперь считается повсеместно в Абхазии обязательным для близких родственников. Помощь оказывается как натурой, так и деньгами. Не принести чего-либо семье умершего родственника на поминки значит погубить себя во мнении общества. Недавно бедный крестьянин в Лыхнах жаловался местному учителю на безвыходное положение: «Нет у меня ничего для подарка семье родственника на поминки, не могу никому показаться на глаза, пропал!» У человека нет средств на кукурузу для пропитания семьи, а он убивается, что не может оказать помощи родственнику во время поминок.
-----
[1] Воспоминания кавказского офицера, 1, стр. 76, 77.
2 СМСМПК, iv, отд. II, стр. 71.
3 Абхазский культ и быт, стр. 17Э.
4 Там же. стр. 184. См. также Введенский. Религиозные верования абхазцев. ССКГ, V, стр. 22; Джанашвили, стр. 30.
[199]
Обычай взаимопомощи при устройстве похорон и, в особенности, поминок существовал и существует у многих народов. Ограничимся примерами из быта картвельских народов. Относительно мегрелов еще у Ламберти читаем: «Тот, кто идет оплакивать, еще обязан взять с собой большое количество постной пищи, например, различной рыбы, овощей, вина, хлеба и тому подобное, что заготовляют к назначенному дню»1. Теперь в Мегрелии помощь семье умершего оказывается деньгами2. У грузин Имеретии, «приходя в дом покойника, соседи и родственники обязаны приносить с собою готовые кушанья и вино вместе с посудою, необходимою для стола. Такая поддержка, оказываемая дому покойника соседями и родственниками, представляет обычай, издревле укоренившийся в Имеретии. Только с постепенным ослаблением натурального хозяйства и с введением денежного обращения эта поддержка натурой начинает заменяться денежной поддержкой, оказываемой всеми семье покойника в день похорон3. У гурийцев родственники оказывают денежную поддержку семье умершего. Несоблюдение этого обычая кем-либо из родственников считается величайшим позором, унижающим его в глазах остальных родных4. Этот обычай родовой и общинной взаимопомощи существует в равной мере и у других картвельских народов: сванов5, хевсур6, пшавов и др. Не менее священным и обязательным считается этот обычай и у других народов Кавказа: у черкесов, ингушей7, карачаевцев и др.
Состоятельные абхазы на поминках устраивают также скачки. Обычай этот отмечен уже Торнау. Он сообщает, что после поминок утонувшего Шакрылова «была назначена скачка, которою всегда кончается тризна по умершему. Эта скачка представляет самый оживленный и самый любопытный эпизод празднества. Скакали на тридцати лошадях мальчики лет двенадцати и четырнадцати»; скакали на расстоянии около 48 верст8. Н. Джанашия, говоря о поминальных скачках, различает несколько видов их: скачки на определенное расстояние, джигитовка и «атарчей», заключающаяся в том, что всадник,
-----
[1] Ламберти Описание Колхиды, стр. 66.
2 СМОМПК, XIX. отд. 1, стр. 159.
3 Сагарадзе. Обычаи и верования в Имеретии. СМОМПК, XVI, отд. 1, стр.17, также СМОМПК, XIX, отд 1, стр. 131.
4 СМОМПК, XXII, отд. 11, стр. 236; также СМОМПК. XVII, отд. II, стр. 83.
5 Стоянов. Путешествие по Сванетии. ЗКОРГО. кн. X. в. 2. стр. 439.
6 Радде. Хевсурия и хевсуры, стр. 87
7 Грасовский, в ССКГ. IX, стр. 60 — 62.
8 Торнау. Воспоминания кавказского офицера, 1, стр. 78.
[200]
взявший призовую вещь, скачет, а другие гонятся за ним; вещь получает тот, кто поймает скачущего, а если не поймает, то она остаётся у него 1.
В прежнее время поминки сопровождались также стрельбою в цель. Торнау так описывал этот поминальный обычай: «Стреляли в цель из ружья разным способом: с присошек и с руки в неподвижную и подвижную мишени, в кружок, поднятый на высоком шесте, и в живого орла, привязанного к вершине его на длинной веревке. За удачные выстрелы раздавались призы разного достоинства, начиная от огнива и поясного ремня до пистолета в серебряной оправе»2. Если на поминках присутствовал князь, то он стрелял первым, а попадал или нет, приз все равно брал. Описание «поминальной» стрельбы в цель имеется и у других авторов, писавших об абхазах: у Введенского3, Джанашвили4 и др. Н. Джанашия отмечает только, что бывшая прежде в большом почете стрельба в цель в последнее время, «в силу запрещения местной власти, переходит в область предания»5.
Чтобы имя покойного воспоминалось и благословлялось, абхазы устраивают в память умерших родственников общеполезные сооружения: родники или колодцы для общего пользования, мосты через речки и потоки, беседки со скамейками у больших дорог для отдыха путешественников, а также скамейки для сидения под тенью деревьев. Все такие сооружения носят имя покойного, в память которого они устроены.
Обычай делать общеполезные дела в память умершего существует у многих народов. Карачаевцы строят мосты, проводят оросительные канавы и т. п. Устраивая что-нибудь общеполезное, родные умершего руководствуются желанием доставить душе умершего блаженство в загробном мире, так как все, что делается на земле в честь и память покойного, отражается на его загробном существовании. Румыны Бессарабии (молдаване) в память покойника роют у дороги колодцы, строят мосты и проч. «Румыны копают колодцы для того, чтобы, по их словам, утолить жажду, покойника на том свете, так как там нельзя напиться никаким образом из чужого колодца: колодец превращается моментально в чудови-
-----
1 Джанашия. Абхазский культ и быт, стр. 186, 187.
2 Торнау. Воспоминания кавказского офицера, 1. стр. 78
3 Религиозные верования абхазцев, ССКГ, V, стр. 25.
4 Джанашвили, Указ. работа, стр. 31.
5 Джанашия Абхазский культ и быт, стр. 187.
[201]
ще»1. Сербы в память умерших строят дороги, шоссе, проводят воду, садят у дороги деревья и т. д.2
Считаю необходимым остановиться на некоторых особых похоронных обычаях абхазов, не наблюдающихся у других кавказских народов.
Уже у древних писателей находим указание на существовавший у «колхов» обычай хоронить покойников на деревьях. Греческий писатель 3-го века до нашей эры (250-200 г.) Аполлоний Родосский сообщает о погребальных обычаях колхов: «И теперь еще считается у колхов за преступление жечь трупы мужчин или даже зарывать их в землю и засыпать курганами; их кладут в необделанные бычачьи кожи и далеко за селением вешают на деревьях, но и земля получает свое, как и воздух, ибо ей предаются трупы женщин»3. Это сообщение повторяется затем и другими авторами. Живший во время Адриана Элиан сообщает: «Колхи кладут мертвых в кожи, зашивают их и вешают на деревья»4. Николай Дамасский говорит: «Колхи не хоронят умерших, но вешают их на деревьях»5. Ним- фодор Сиракузский поясняет, что этот способ погребения применяется только к мужчинам, «трупы же женщин они предают земле»6.
Путешественники и писатели XVII и XVIII веков свидетельствуют о существовании у абхазов обычая хоронить покойников на деревьях. Турецкий путешественник Эвлия Эфенди, посетивший Черноморское побережье в 1641 г., сообщает: «Абхазский народ этот странным образом хоронит своих беков: тело усопшего кладут в деревянный ящик, который прикрепляется к ветвям высокого дерева; над головою в ящике оставлено отверстие, дабы он мог, как они говорят, видеть небо; пчелы же входят в ящик и делают мед», который абхазы потом продают7. То же сообщает Ламберти в своем «Описании Колхиды», составленном в 1654 году. Он говорит: «Абхазы покойников не хоронят, но вешают на дереве следующим образом: выдалбливают ствол дерева наподобие гроба, кладут туда по-
-----
1 Сьрку П. Из быта бессарабских румын. «Ж. С.», 1913, в. III-IV, стр. 370.
2 Караджич. Српски Pieчник. Вена, 1818, стр. 191.
3 Латышев. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе, 1, стр; 418, Ган К. Известия древних греческих и римских писателей о Кавказе,, 1, стр. 40.
4 Ган. Указанная работа, 1, стр. 162.
5 Там же, стр. 205.
6 Там же, стр. 208.
7 Браун Ф. Заметки турецкого туриста о состоянии Закавказского края около половины XVII века «К». 1870, № 68.
[202]
койника и крепкой виноградной лозой подвешивают к верхушке дерева. На этом же дереве вешают все оружие, которое покойник в жизни употреблял на войне»1. Существование этого обычая подтверждает и Вахушти в «Географии Грузии», относящейся к 1755 году: «Мертвецов своих не хоронят, - говорит он об абхазах, - но вместе с их же украшениями, доспехами и одеждою, положив в гроб, кладут на деревья»2.
Обычай хоронить умерших на деревьях еще недавно был широко распространен у многих народов Сибири. В лесу, на деревьях, подвешивали своих покойников алтайские тюрки3, иркутские буряты4. Тунгусы или вешали труп на дереве, или оставляли на высоком помосте между четырьмя близко стоящими деревьями5, якуты в старину покойников или сжигали или клали в гробах на деревья6. С течением времени этим способом стали хоронить только шаманов и детей. Так, качинские татары своих шаманов хоронят в лесу на помосте, а других покойников зарывают в землю7. Орочоны «взрослых закапывают в землю, а маленьких заворачивают в бересту и сушат на воздухе, привязывая к деревьям». Ненцы умерших детей подвешивают в ящиках к деревьям; камчадалы, по словам Крашенинникова, «младенцев хоронят в дупловатых деревьях», гиляки младенцев, не умевших ходить, в выдолбленных гробах подвешивают к деревьям в лесу и т. д. и т. п.
Утратив всякую память о древнем способе погребения умерших на деревьях, абхазы не забыли, однако, другого, близкого к названному способу погребения на деревянных помостах и описанного нами выше. Этот способ погребения до недавнего времени практиковался иногда по отношению к убитым молнией животным; что же касается пораженных молнией людей, то их выставляли на помосте лишь на короткое время, затем хоронили. Если молния поразила человека, и он остался живым, около него тотчас же устраивали «ашвамкят» - помост из вбитых в землю четырех деревянных столбов с перекладинами сверху. Раненого с соответствующими обрядами поднимали с земли и клали на «ашвамкят». Затем, после приличествующих случаю песен и танцев,
-----
[1] Ламберти. Описание Колхиды, стр. 189, 190.
2 Вахушти. География Грузии, стр. 234. 235.
3 Вербицкий. Алтайские инородцы, М. 1893, стр. 86.
4 Кулаков. Ольхон, стр. 40.
5 Мордвинов. Инородцы, обитающие в Туруханском крае. Вестник РГО, 1860, № 11.
6 Георги. Описание всех обитающих в Русском государстве народов, стр. 177, СПб. 1799; Овчинников М, в «Э. О ». 1905. № 1. стр 172.
7 Каратанов И. Указанная работа. «Известия РГО», XX, стр. 630, 631.
[203]
снимали с помоста и переносили домой. Убитого молнией на смерть в одних местах сначала клали на «ашвамкят», в других - прямо несли хоронить; в прежнее время выставление убитого молнией на помосте - «ашвамкят» выполнялось повсеместно в Абхазии. Что касается убитых молнией животных, то трупы их клали на «ашвамкят» и оставляли там на съедение птицам. В Самурзакани этот обычай давно оставлен, однако, знахарки, в случае каких-либо несчастий, болезни и проч. нередко объявляют эти несчастья наказанием за неисполнение старого обычая выставлять трупы убитых молнией животных на деревянных помостах.
Этот обычай существовал в прежнее время и у черкесов. В 1838 г. Белль, поднимаясь по долине р. Куаф, встретил деревянный навес, состоявший из четырех столбов с плоской крышей из ветвей и листьев. На этом помосте была положена пораженная молнией коза.
Вытесненный новыми формами погребения древний обычай выставлять трупы на деревянных помостах сохраняется только для особых случаев: некоторые народы Сибири хоронят таким образом своих шаманов; таким же образом хоронят убитых молнией людей и животных. «Если молния убьет скотину или человека, урянхайцы (Тува) устраивают сэрь, т. е. четыре столба с полатями, и на последние кладут тела убитых». Качинские татары для убитого молнией животного «сейчас же делают три столба, на которых вешают животное и оставляют его, пока оно не истлеет или не истребится волками и птицами. Так же поступают и другие народы Сибири. Аналогичный обычай существует также у негров в области Того. «Убитый молнией принадлежит богу молнии и должен быть принесен ему в жертву» на деревянном помосте около 2,5 метра высотою. Помост делается высоким, чтобы собаки и гиены не могли достать покойника.
Переход от погребения на деревянном помосте к погребению в выдолбленном деревянном гробу можно видеть в похоронном обычае черкесов, записанном Интериано. Он говорит, что после смерти кого-либо из членов привилегированных классов устраивается высокий деревянный помост, на который и кладется труп умершего в сидячем положении; 'здесь он остается в течение восьми дней, во время которых его навещают родственники, друзья и вассалы, а затем делают выдолбленный гроб из двух половинок древесного ствола, труп укладывают и хоронят.
Откуда получил свое начало обычай хоронить покойников на деревьях? Первобытные и малокультурные народы, обитав-
[204]
шие в лесных местностях, очень часто, как известно, устраивали свои жилища на деревьях, настилая помост между ветвями. Первобытный человек старался обеспечить своих умерших сородичей жилищем. Для этого он устраивал для них помосты на деревьях, так как сам он жил на таких помостах. Подвешивание покойников к деревьям в выдолбленных деревянных гробах представляет некоторое видоизменение похорон на помосте; выдолбленные из дерева гробы-колоды отчасти заменяли дупла, в которые тоже иногда клали покойников; отчасти созданы, быть может, практическими побуждениями, чтобы оградить труп от хищных птиц и пр.
В прежнее время в Абхазии, если вымирала вся семья, некоторые, считая дом несчастливым, оставляли его навсегда, и дом сгнивал, никем необитаемый, заколоченный. Часто в таком случае избегали даже селиться на несчастливом участке.
У абхазов нередко при вымирании семьи последнего члена семьи хоронили в доме и дом запирали навсегда, оставляя ли в качестве могильной постройки. Так поступали особенно в тех случаях, когда дом был более или менее хорош и мог служить приличной усыпальницей для покойника. Родственникам приятно было думать, что покойник живет в собственном доме и имеет все необходимое (сел. Мугудзырхва. Лыхны). В общ. Джгерды Кодорского уезда в 70-х годах прошлого столетия одна вдова похоронила своего мужа (Муса Ашба) в большой комнате дома и над могилой устроила надгробную беседку, а сама до самой смерти осталась жить в маленькой комнате того же дома.
М. Селезнев, рассказывая о смерти владетеля Абжуйской Абхазии Али-бея Шервашидзе, сообщает: «Прах Али-бея положен в деревянном доме турецкой постройки, на открытой поляне, окруженной плодовыми деревьями»1. Возможно, что и здесь речь идет о настоящем жилом доме, если только не имеется в виду надгробное сооружение в виде дома.
В сравнительно редких случаях, если семья вымирает, при смерти его последнего члена дом переносят на место погребения, где он заменяет надгробную постройку. Такую именно картину мне случилось видеть в сел. Калдахвара Гудаутского уезда. На зеленом холмике живописно раскинулось кладбище фамилии Ампар, напоминающее собой по виду небольшое поселение. 15 апреля 1925 г. когда, будучи в сел. Калдахвара, я проходил мимо этого кладбища, среди надгробных построек, имеющих вид небольших деревянных домиков, я заметил до-
-----
[1] Селезнев. Руководство к познанию Кавказа, II, СПб, 1847, стр. 160.
[205]
вольно большой деревянный дом. Оказалось, что дом этот только что перенесен сюда из усадьбы вымершей семьи Ампар; дом еще не был докончен - покрывалась крыша.
Души умерших, по представлению абхазов, свистят. Это поверье было известно уже Вахушти. Он говорит, что покойников абхазы вешают на деревья, и, если мертвец засвистит при помощи дьявола, верят, что он спасен будет1.
Души умерших, по старинным абхазским воззрениям, на своем пути в загробный мир должны переходить через мост на тот свет (нарцвыцхва), под которым находится вода. Как говорилось, переход через мост затрудняется тем, что мост смазан маслом; щенок, чтоб облегчить людям переход, слизывает масло, а кошка смазывает.
Представление о волосяном или ином шатком мосте, через который должны переходить души умерших, широко распространено у многих народов. Из народов древности это представление находим у древних персов (зароастризм). Это же представление хорошо знакомо многим кавказским народам: хевсурам1, пшавам, тушинам, — ингилоям, курдам, армянам и др.
По народному воззрению армян Ахалкалакского уезда, души умерших проходят по волосяному мосту, висящему над адом. Праведные проходят благополучно, грешные падают и попадают в ад.
----
1. Вахушти География Грузии, стр.235
[206]
