(Источник фото: книга Гулиа Г. "Дмитрий Гулиа. Повесть о моем отце". М., «Молодая гвардия», 1965. (ЖЗЛ))
Об авторе
Гулиа Дмитрий Иосифович
(абх. Дырмит Иасыф-иҧа Гәлиа, при рождении – Гач Урыс-иҧа Гәлиа)
(21.II.1874, с. Уарча, Кодорский участок – 7.IV.1960, г. Сухуми)
Патриарх абх. лит-ры, просветитель, поэт, прозаик, историк, этнограф, фольклорист, лингвист. Писал на абх. (худ. произв., ст.) и русском (ст., иссл.) яз. Чл. Ассоциации писателей Абх. (1928), СП СССР (1934), нар. поэт Абх. (1937), Герой Соц. труда (1929); награждён орденом Ленина (1949). Во время русско-турец. войны 1877–1878 семья Иосифа Гулиа была выслана в Турцию (1877), но вскоре, в 1878 ей нелегально удалось вернуться в род. Абх. Семья обосновалась в селении Адзюбжа, так как в прежней усадьбе власти не разрешили поселиться. Читать и писать Г. научился у сел. попа, когда ему было 8–10 лет. Окончил Сух. горскую шк.-пансионат (интернат). В 1889 в Гори (Грузия) поступил в Закавк. пед. семинарию, спустя четыре месяца заболел тифом и вынужден был вернуться в Абх. В январе 1891 умерла мать, в 1893 – отец, в 1894 – бабушка. И он не смог продолжить учёбу. В 1890–1891 работал учителем в с. Екатериновка (близ Сухума), преподавал рус. яз. Долгое время был переводчиком при упр. нач. Сух. округа (по Очамчырскому участку). В 1892, совместно со смотрителем (дир.) Сух. горской шк. К. Д. Мачавариани, составил и издал «Абхазскую азбуку» на рус. графической основе. Затем активно участвовал в работе Комиссии по пер. религиозной лит-ры на абх. яз., созданной при Сух. епархии; занимался пер. духовной лит-ры, работал сел. учителем. Получив квалификацию учителя нар. шк., работал учителем в Кутолской (1904–1905), Кындыгской (1905–1908), Тамышской (1908–1912) сел. шк. Стихи начал писать в конце XIX в. Три стихотворения («Весна», «Двое еле волочили ноги, а третий не мог догнать их», «Милый человек») впервые были опубликованы в учебнике А. И. Чукбар и Н. С. Патейпа – «Аԥсуа шəҟəы аԥсуаа рышколқəа рзы...» (1908 и 1911). В 1912 в Тифлисе вышла его книга «Стихотворения и частушки», в 1913 – «Переписка юноши и девушки», в к-рых сильно влияние фольк. эстетики. Фольк. мотивы занимают значительное место и в др. произв., опубл. в последующие годы. В 1910-х – начале 1920-х Г. продолжает пед. деятельность: работает преп. Сух. жен. гимназии, Сухумской горской шк. (1912), Сух. реального уч-ща (1914), Сух. учит. семинарии (1915–1921). В семинарии Г. экстерном сдал экзамены и получил официальное разрешение на препод. деятельность в среднеобразовательных учреждениях. Был ред. первой абх. газ. «Аԥсны» (27.02.1919). В Сух. учит. семинарии он организовал драм. кружок, в к-ром участвовали его ученики – М. Ахашба, И. Когониа, Дз. Дарсалиа, И. Папаскир и др.; выпускал рукописный ж. «Ашарԥы-еҵəа» («Утренняя звезда»). С апреля 1921 – рук. группы по прос. абхазов отдела нар. образования Рев. к-та Абх. С августа того же года – зав. абх. секцией отдела национальностей Нар. комиссариата образования Абх. Организовал театр. труппу, к-рая выступала в с. Абх. В 1924–1926 читал курс лекций по абх. яз. и истории Абх. в ТГУ. С 1927 возглавлял Акад. абх. яз. и лит-ры, созданную в 1925 Н. Я. Марром. С 1930 и до конца жизни – науч., затем с. н. с. АбНИИ (ныне – АбИГИ). В 1937 по решению През. АН СССР ему была присвоена учёная степень канд. этногр. (ныне – ист.) наук. С 1927 – чл. Центр. Исполнительного К-та Абх. С 1938 неоднократно избирался деп. Верх. Сов. Абх. АССР, чл. През. ВС Абх. АССР; с 1958 – деп. ВС СССР. Г. автор многих худ. произв. В его поэзии центр. место занимает тема родины («Моя родина» и др.). Судьбе родины и народа посвящена и лир.-эпическая поэма «Мой очаг» (1956), к-рая сыграла значительную роль в истории развития эпических жанров абх. поэзии. Поэма написана на автобиограф. основе; она с большой худ. силой раскрывает трагические стр. истории Абх. XIX в., связанные с насильственным выселением абхазов в Турцию, в т. ч. и самого писателя. Среди его прозаич. произв. выделяются рассказ «Под чужим небом» (1918; опубликован в 1919 в газ. «Аԥсны», № 2, 3) и роман «Камачич». В небольшом рассказе – «Под чужим небом» – писатель отразил некоторые стороны жизни и быта абхазов, очевидцем к-рых он был. Рассказ осуждает воровство (особенно конокрадство), долгое время воспринимавшееся как «героический» поступок. Это ложное понимание «героического» погубило и гл. героя рассказа Елкана. Произв. примечательно тем, что в его поэтич. структуру введены элементы психологизма (монолог Елкана), тогда как психологизм, как правило, становится неотъемлемой частью прозы на определенном этапе развития нац. лит-ры. Г. – один из первых абх. романистов. Ряд глав романа «Камачич» («Человек родился», «Сын или дочь?», «Пусть ребенка зовут Камачич») под общим названием «Камачич. (Из быта абхазов)» был опубл. в 1935 в ж. «Аԥсны ҟаԥшь» (№ 1). В 1937 первые девять глав романа напечатаны в книге избранных произв. Г. – «Утренняя звезда». Завершил он роман в 1940. Полный вариант вышел в 1947. «Камачич» – это в какой-то мере противостояние той лит-ре, к-рая была полностью социологизированной, отрицала традиции, нац. этику Апсуара, ист. тематику. Произв., несомненно, является романом, но структурно незавершённым. Вся его худ. система строится на основе образа гл. героини Камачич, это – стержень, структурирующий ч. повествования, позволяющий отнести его к жанру романа. В романе Г. сильно влияние фольк. поэтики и эстетики (в повествовательной структуре произв., поэтике речи автора-рассказчика и героев и т. д.). Кроме того, писатель использует значительное к-во этногр. материалов, к-рые имеют и науч. ценность. Часто они выполняют самостоятельную «этнографическую» функцию, прерывая движение сюжета, едва вписываются в целостную худ. систему произв. Но этногр. материалы вводятся самим автором-повествователем, именно его речь удерживает их внутри поэтич. структуры романа. Усиление этнографизма в произв. обусловлено стремлением писателя создать этногр. портрет народа, раскрыть особенности его этнофилософии и истории, его мировидения. Г. известен и как переводчик. Он перевёл на абх. яз. Евангелие, ряд произв. А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Т. Г. Шевченко, Н. М. Бараташвили, А. Р. Церетели, поэму Ш. Руставели «Витязь в барсовой шкуре». Как историк, этнограф, лингвист, фольклорист и педагог он опубликовал ряд работ, в т. ч.: «История Абхазии». Том I (Тифлис, 1925), «Божества охоты и охотничий язык у абхазов. (К этнографии Абхазии)» (Сухум, 1926), «Культ козла у абхазов. (К этнографии Абхазии)» (Сухум, 1928), «Сборник абхазских пословиц, загадок, скороговорок, омонимов и омографов, народных примет о погоде, заговоров и наговоров» (Сухуми, 1939), «Материалы по абхазской грамматике (Дополнения и разъяснения к книге П. К. Услара “Абхазский язык”)» (Сухум, 1927), «Терминология по литературе и языковедению (русско-абхазский и абхазско-русский)» (Сухум, 1930), «Краткий абхазский орфографический словарь» (Сухум, 1932), «Родная речь. Книга для чтения для второго года обучения» (Сухум, 1933) и др. В 1920 в Сухуме на абх. яз. выпустил первый «Абхазский календарь». Трагически сложилась судьба «Истории Абхазии» – первого масштабного иссл. учёного-абхаза, заложившего основы науч., комплексного изучения истории и культуры абхазов. Правда, в 1923 вышла книга С. Басария «Абхазия в географическом, этнографическом и экономическом отношении», а в 1925 – небольшая работа С. Ашхацава «Пути развития абхазской истории». Гл. целью Г., как и С. Басария, было: развеять мифы об отсутствии у абхазов собственной истории; показать всему миру, что абхазы самостоятельный народ со своим яз., древнейшей историей и культурой. Монография Г. была высоко оценена Н. Я. Марром, к-рый отмечал: «...Бесспорный факт, что до сегодняшнего дня никто в таком масштабе, как Г., не интересовался одновременно прошлыми судьбами и настоящим бытом Абхазии, ни один учёный, ни в Европе, ни на Кавказе... не удосуживался и не скоро удосужится для составления работы, по глубине искреннего интереса, подобной той, которая уже готова у Г.» (См.: Г. Соб. соч. В 6 т. Т. 6. Сухуми, 1986). В своем тр. Г. использовал десятки источников (античных, рим., визант., груз., армянских и др.), к-рые были уже известны в начале XX в., много этногр., яз. и фольк. материалов. Монография охватывает период с древнейших времен до X в. н. э. В центре внимания иссл. – этногенез абх.; конечно, многие сложные вопросы (генетические связи колхов и колхского племени гениохов с абхазами, африканское происхождение колхов и т. д.), затронутые Г., сегодня обстоятельно изучены, а некоторые до сих пор вызывают дискуссии. Отдельные главы посвящены абх. яз. (впервые обобщён опыт изучения абх. яз. и его связи с др. древними яз. Малой Азии и баскским), ср.-век. культуре и пам., абх. фольклору и религиозным верованиям абхазов. В 1951, в пик репрессий и гонений против абх. интеллигенции и нац. культуры со стороны груз. властей, большим тиражом на груз., русском. и абх. яз. под именем Г. и вопреки его воле была издана сфальсифицированная брошюра «О моей книге “История Абхазии”», к к-рой Г. не имел никакого отношения. Надо было, чтобы Г. сам якобы сделал опровержение собственной книги «История Абхазии» и подтвердил официальное груз. мнение, согласно к-рому никакой истории Абх. не было, история абхазов – это история грузин. В последующие десятилетия труд Г. был предан забвению, его переиздали лишь в 1986, в 6-м томе собр. соч. писателя и учёного.
(В. А. Бигуаа / Абхазский биографический словарь. 2015.) |
|
|
|
Д. И. Гулия
Сборник абхазских пословиц, загадок, скороговорок, омонимов и омографов, народных примет о погоде, заговоров и наговоров
Труды Абхазского Научно-Исследовательского Института Языка и Истории им. акад. Н. Я. МАРРА
ОТДЕЛ ЯЗЫКА и ЛИТЕРАТУРЫ ВЫПУСК IX
ИЗДАНИЕ АбНИИ АН СССР СУХУМИ — АбГИЗ — 1939 164 с. Тираж 1100.
На русском и абхазском (грузинский алфавит) языках
ОГЛАВЛЕНИЕ
- Предисловие 7
- Пословицы 11
- Омонимы 65
- Омографы 93
- Абхазские народные приметы о погоде 107
- Абхазские народные поверья 113
- Абхазские заговоры и наговоры 125
ПРЕДИСЛОВИЕ
В настоящем сборнике даны собранные мною абхазские пословицы, загадки, скороговорки, народные приметы о погоде, некоторые суеверия и ворожба, заговоры, наговоры, омонимы и омографы. Этот материал, я полагаю, окажет определенную помощь всем интересующимся этнографией Абхазии и абхазским фольклором. Бесспорно, что фольклор является одним из тех орудий, при посредстве которых мы можем глубже изучить быт, историю и социально-политическое мышление народа. М. Горький писал, что «социально-политическое мышление народа выражается ярче всего в сказках, легендах, пословицах и поговорках. Фольклор образцово формирует весь жизненный, социально-исторический опыт трудового народа...» (М. Горький. Статья «О литературе», ГИХЛ, 1937 г. Стр. 82). Пословицы, как и все остальные виды абхазского устного народного творчества, слагались постепенно, начиная с незапамятных времен и передавались из рода в род. В народе абхазская пословица метка, красочна, своеобразна, мерна и рифмирована. В переводе же эта меткость, эта особенность абхазской пословицы нередко потеряна, так как трудно облечь ее в словесную форму русского языка. Я уже не говорю о мерной рифмованной форме пословиц в русском переводе, как это мы большей частью наблюдаем в устном народном творчестве русского народа. В русском переводе абхазские пословицы я даю почти как полуподстрочные и все же они не передают тех особенностей абхазского языка, которые так характерны в своем изложении (я имею здесь в виду многосложность и многозначимость абхазских слов. Возьмем, к примеру, пословицу: «Бгы Хусейна заставляли прыгать с порога во двор, а он в дом прыгнул». Для читателя, неабхазца, это не пословица, а пословица-загадка и вызывает у него недоумение, не говоря уже о том, что в его памяти по ассоциации не промелькнет ни одной житейской бытовой картинки. Для абхазца же это кусочек родного быта. Пословица эта вызывает у него приблизительно такую картинку. Во время беседы за очагом, девушки, желая выпроводить всем надоевшего Бгы Хусейна, начали подзадоривать его, что вот он-де не сможет прыгнуть прямо из пацхи за порог. Девушки сделали за порогом метку, начали прыгать, а затем стали смеяться над Хусейном, что ему не сделать такого прыжка. Но, оказывается, и Бгы Хусейн был не глупый и сразу же понял всю их недалекую хитрость. Он сейчас же стал уверять девушек, что он не только так прыгнет, но и еще дальше, а затем взял да и прыгнул здесь же назад в пацху, зло смеясь над озадаченными девушками, и предложил им измерить свой прыжок. Вывод, кажется прост. То, что для читателя неабхазца представляется почти непонятным, вызывающим только недоумение, для читателя абхазца целая картинка родного быта, житейской сметки, народной мудрости. Возьмем другую пословицу: «Имеющий хорошую жену, в дорожных запасах (в пище), не нуждается». (Кто доволен своей женой, тот всегда сыт). Несмотря на то, что в самую пословицу мною вкраплено поясняющее слово в скобках (в пище), а также и дана вторая пословица-пояснение, в русском изложении эта пословица никогда не вызывает полностью той мысли, которая так искусно скрыта в абхазском тексте. Дело, оказывается, совсем не в пище, совсем не в том, что хорошая жена заблаговременно сама, без намека, напоминания мужа приготовит ему продукты в дорогу (читатель под продуктами может подразумевать все, что угодно), — а дело в том, что у хорошей жены муж едет в дорогу спокойный, уверенный в том, что у него в доме во время его отсутствия все будет в порядке. Уже из этих примеров видно как подчас было трудно облечь в литературную форму русского языка содержание абхазской пословицы и как эта пословица в переводе теряет ту бытовую прелесть, которая так ярко выражена в подлинном абхазском народном творчестве. Таких примеров я мог бы привести очень много, но думаю, что читатель и так уже поймет меня и в своей критической оценке перевода пословиц учтет мои замечания. Передача абхазских скороговорок по-русски, понятно, еще более затруднительна. В них слова подобраны так, чтобы по возможности затруднить их произношение. Порою небольшая обмолвка придает скороговорке такой смысл, который нередко вызывает взрыв хохота у слушателей (абхазов). Часть поговорок вовсе лишена определенного, точного смысла. Подлинную запись на абхазском языке и перевод я даю параллельно. Предлагаемые вниманию научной общественности заговоры и наговоры являются результатом долголетнего сбора и записи их. Лица, знающие заговоры, неохотно сообщают их посторонним; тем более неохотно делают они это, когда видят перед собой человека с карандашем и бумагою в руках. Считается, что от передачи другим или записи заговоры теряют «силу». Собранные мною заговоры и наговоры еще не в столь отдаленные времена — 20—25 лет назад — были в большом ходу. Объяснение этому надо искать в значительной культурной отсталости абхазского народа. Отсутствие заботы о народном здравоохранении в дореволюционное время, исключительно плохая врачебная и, вообще, медицинская помощь способствовали живучести заговоров и наговоров. Знахарки и различные шептухи-заговорщицы монопольно «обслуживали» население, калеча и губя больных. С разворотом социалистического строительства в Абхазии уходят в область преданий знахарки с их нашептыванием, заговорами и наговорами. Трудящиеся поняли истинный смысл всех этих нехитрых фокусов, призванных на службу темной силе эксплоататорских классов. Но еще кое-где можно встретить, как служители религиозных культов, а подчас и просто мошенники и жулики, пользуясь отсталостью некоторых крестьян, морочат им головы разговорами о «целебной» силе заговоров и наговоров. Борьбу против суеверий и религиозных предрассудков необходимо вести неослабно. Изучение наговоров и заговоров, анализ их социальной сущности окажут нам в этой борьбе известную помощь. Настоящим сборником я не преследовал каких-либо исследовательских целей, обобщающих изыскания в этой области. Задача моя более скромная и ограничивалась она только сбором наговоров и заговоров, которые ждут своего исследователя. Первоначально я не предполагал делать переводов заговоров и наговоров, в виду массы трудно-переводимых, а порой и не имеющих никакого смысла слов. Однако, для облегчения труда исследователей, я счел более правильным дать переводы текстов. Мною даны также об’яснения некоторых грузинских, арабских и других слов, встречающихся в тексте. Мне думается, что анализ встречающихся инородных слов чрезвычайно важен для определения тех исторических взаимоотношений, которые связывали абхазский народ со своими соседями, а также для выяснения того, из какой социальной среды иногда принимал он свои суеверия и обычаи. Мною замечено в наговорах и заговорах влияние мусульманское (арабское), древне-греческое и византийское, не говоря уже о грузинском. Считаю необходимым предупредить читателя, что в наговорах и заговорах предложения и слова местами так хитро сплетены, иногда, просто перевраны, местами же надуманы для придания большей таинственности, что текст можно понимать разно. От этого и перевод может кое-где оказаться не совсем устойчивым, непонятным. Перевод абхазских текстов сделан дословный. Два слова о собранных мною омонимах и омографах, встречающихся в абхазском языке. Омонимов и омографов в абхазском языке значительно больше — они насчитываются тысячами. Ни один из известных нам языков не имеет такого количества омонимов и омографов. Знакомство с ними даст читателю более ясное представление об особенностях абхазской речи, о которых я говорил выше.
Д. И. ГУЛИЯ.
Скачать книгу "Сборник абхазских пословиц, загадок, скороговорок, омонимов и омографов, народных примет о погоде, заговоров и наговоров" в формате PDF (33,3 Мб)
(OCR — Абхазская интернет-библиотека.) |
|
|
|
|
|