Главная » Алфавитный каталог авторов » Х » Фотокорр "Правды"

Лев Хайкин

Фотокорр «Правды»

Маленькая повесть для кино

Место и время действия — г. Гагра, с 11 по 15 августа 1992 года.

И ВСЯ ЖИЗНЬ...

Это было обычное августовское утро. Летом Гагра, как и все курортные города, проснулась рано. Открывались кофейни, торговки спешили на рынок. Отдыхающие ловили первые лучи нежаркого солнца...
По узкой тенистой улице шел старик в белой панаме, полотняном пиджаке и сандалиях. Он как будто явился из 30-х годов. Старик вышел на центральную улицу, подошел к закрытым дверям фотолаборатории, открыл ржавый замок и запер дверь изнутри. Лаборатория открывалась только в 9 часов. Но ему, как и всем старикам, не спалось. К тому же надо было срочно проявить и отпечатать несколько пленок. Курортники, увешанные фотоаппаратами, неустанно щелкали затворами, запечатлевая своих жен, детей, любовниц. Им не терпелось увидеть результаты своего труда. Вот почему у сотрудников лаборатории всегда была работа, особенно в разгар лета. Назовем точный день, когда началась наша история — 11 августа 1992 года. Дело шло к бархатному сезону.
Старик заученными движениями проявлял пленки. Они висели на толстой леске, прижатые бельевыми прищепками. Старик, его звали Семен Матвеевич, подготовил увеличитель, заправил первую пленку и положил лист бумаги.
Он прожил в Гагре почти 35 лет. Половина жизни! До этого была Москва, работа в «Правде» фотокорром. Иногда ему поручали снимать парады и демонстрации. Это было ПРИЗНАНИЕМ и особым ДОВЕРИЕМ. Он понимал и старался вовсю. Вскоре стали поговаривать, что он — лучший фотокорреспондент страны. Это было время, когда лучшие назначались: лучший поэт — Маяковский, лучший летчик — Чкалов, лучший тенор — Лемешев, лучшая колхозница — Паша Ангелина, лучший рабочий — Стаханов. Назначал лично товарищ Сталин. Несколько раз он его фотографировал. После такой съемки И арестовали. Обвинили в шпионаже в пользу Японии. Людей на Лубянке очень интересовало также, кто еще входил в группу, которая собиралась под видом фотосъемки убить товарища Сталина — лучшего друга фотокорреспондентов.
Он ни в чем не признался и схлопотал на первый случай 10 лет лагерей. Ему было тогда 23 года. У него недавно родилась дочь. Жена-красавица была подающим надежды модельером. Он пришел снимать ее на обложку «Работницы» и не мог не влюбиться.
...Пленка подходила к концу, когда старик, опустив в проявитель лист «униброма», как всегда, мельком взглянул на появившееся изображение — молодящаяся женщина, мужчина в годах, но еще ничего себе, и девчушка лет 10-12. Стоят под пальмой. Именно мужчина чем-то привлек внимание старика. Он даже сделал новый снимок, увеличив его лицо. И долго, пристально вглядывался. Старик начал заметно нервничать. Руки его дрожали. Пытался работать, но не мог. Он вышел из темной лаборатории к приемщице, около которой уже толпились первые клиенты, и попросил:
— Наташа, когда за этой пленкой придет клиент, позови меня. Хочу дать ему несколько бесплатных советов. Может, пригодятся.
Старик возвратился к себе, немного успокоенный, и медленно продолжал работу. Больше ничего его не отвлекало.
...Его отправили в лагерь, где основной работой была заготовка леса. Впрочем, этим занимались почти во всех лагерях. Начальник лагеря придирчиво изучал документы — кем кто был на воле. Прочитав «фотокорреспондент «Правды», он отложил документы в сторону и даже слегка погладил их рукой.
Начальник лагеря недавно приобрел фотоаппарат ФЭД, что означало «Феликс Эдмундович Дзержинский». Он страстно хотел научиться фотографировать. Но самоучитель мало помогал. И вот такой случай, такое везение — фотокорр из самой «Правды». Вот куда проникли враги Советской власти!
— Кино... Такое не придумать, что бывает в жизни. Я, как увидел фотографию — сразу тебя узнал. Вылитый отец! Помню, он тогда гордился: «Сын — моя копия. Только начальником лагеря он никогда не будет». Сбылось?
— Еще как! Ударился в науку. Работаю в «ящике». Когда-то было престижно и выгодно. Элита! Сегодня никому не нужны. Конец холодной войне... Собираем мясорубки и прочую ерунду. Миру — мир... Оборудование стоит миллионы долларов, а выдаем кухонные комбайны. Не берут: заграничные лучше. До чего страну довели, демократы чертовы. Давай... Можно, как раньше, на «ты»?
— Можно, — милостиво разрешил старик. — Помнишь, я тебе говорил «мой мальчик»?
— Помню. Говори мне опять. Давай выпьем за встречу. Я тебя часто вспоминал. И отец тоже.
...24 июня бывший фотокорр «Правды» написал бумагу с просьбой отправить его на фронт в любом качестве. Первым прочитал бумагу, как и полагается, начальник лагеря.
— Хвалю. Ты хочешь кровью искупить вину? Но там ведь и без тебя за неделю, ну, за две справятся. Не успеешь даже погибнуть. Думаешь, если останешься жить, так начнется новая жизнь для тебя? Черта с два! Вернут обратно. И еще неизвестно, куда потом попадешь. Не все начальники лагерей увлекаются фотографией. Учти это. Хлебнешь вольной житухи, как будешь потом в лагере кантоваться? Ты ведь умный человек. Сиди и не рыпайся. Повторяю, там и без тебя обойдутся. Все. Завтра много дел. Иди, надо подготовиться.
После этого он еще трижды (война продолжалась) подавал бумагу с просьбой. Без результата. Правда, один результат был: его перевели в другой лагерь. Кто-то капнул, что начальник симпатизирует зэку, общается запросто и освободил от лесоповала. Отреагировали очень быстро. Тем более, шла война.
...СМ. вышел на свободу в январе 1957 г. Ему стукнуло 46. Была Москва, куда прибыл морозным утром в телогрейке и кирзовых сапогах. Это была совсем другая Москва. Он пришел в редакцию «Правды» — там сидели новые люди. Он пришел в свою квартиру — там жили совсем другие люди. О семье он ничего не мог узнать. Жена и дочь сгинули, как это случалось с теми, на ком стояло клеймо: ЧЕСИР.
СМ. разыскал несколько давних коллег. Посидели. Выпили. Один из них — (важная шишка!) — помог получить однокомнатную квартиру. Через месяц обменял ее на домик в Гагре. Он много раз бывал здесь раньше, один, а позже с женой. Вспоминал мельчайшие подробности курортной жизни, когда ему в пятидесятиградусный мороз приходилось валить лес. Он видел себя на берегу теплого моря, когда его, обмороженного, доставили в лагерный лазарет и бросили на ледяной пол, так как не было места.
34 года он прожил в Гагре. Половина жизни! Здесь он похоронил вторую жену. Детей Бог не дал. Он жил один в домике из нескольких комнат и с садом. Научился делать вино не хуже местных. Сидел в кресле-качалке и попивал «изабеллу». К фотоаппарату не притрагивался. Печатал чужие снимки, чем зарабатывал себе на пропитание. Перед ним проходила вереница сытых, довольных лиц. Он мельком смотрел на них. Ни одно не привлекало его внимание. И вот это лицо мужчины рядом с моложавой женщиной и девочкой 10-12 лет...
— Где ты живешь? — спросил старик.
— Все в порядке. Наша фирма пока котируется, имеем лимит в бывшем цековском санатории XVII партсъезда. Скоро, конечно, лафа закончится, но пока шикуем.
— Переезжай ко мне. Места хватит. Все-таки домашняя обстановка. Сад есть, фруктов навалом, с дерева.
— Я бы с радостью, но моя благоверная любит дважды в день, как раньше говаривали, ванну брать. С горячей водой. У тебя, конечно, нет. Или есть?
— Ванну взять можно. Горячую воду нельзя, — грустно пошутил старик.
Они простились, договорившись встретиться завтра утром. Старик решил взять отгул. Благо напарник вышел после простуды.
На следующий день, 12 августа, старик познакомился с женой и внучкой Н. С. Впервые за много лет он взял в руки фотоаппарат. Это был «никои». Он оценил достоинство камеры.
Н. С. не пошел в санаторий обедать. Он пригласил старика в шикарный ресторан. Цены кусались, даже очень, но москвич не скупился. Они славно посидели. Над городом плыла августовская жара. Они пошли в парк, нашли скамейку в тени. Сели. Старика от сытного обеда, выпивки клонило ко сну. Он отчаянно стремился побороть дремоту. Выручил Н. С.
Объектов для съемок в здешних местах было не так уж и много. Тем более что лагерную жизнь снимать было строго-настрого запрещено. Но у начальника были жена, сынишка, друзья. Так что было на ком оттачивать мастерство. Не хватало наставника. И вот он появился в лице Семена Матвеевича. Неважно, что враг народа. Главное — умеет хорошо фотографировать и может научить.
Его определили писарем и клубной «шестеркой». Каждую свободную минуту начальник посвящал фотографии. Точнее, сыну и фотографии. Семен Матвеевич был рядом. Учил терпеливо. Успехи были налицо. Более того, нарушив правила, они фотографировали бытовые сценки из лагерной жизни, праздничные мероприятия, которые в обязательном порядке проводились по «красным дням» календаря. Некоторые снимки впору было печатать в центральных газетах и журналах. Правда, много работы было бы ретушерам.
...В тот день клиент пришел перед самым закрытием лаборатории.
Наташа, конечно, забыла про просьбу старика и вспомнила, когда мужчина взялся на ручку двери, чтобы уйти. Старик вышел бледный и похудевший.
— Извините, что задержал и вмешиваюсь в ваши дела. Видите ли, ваша пленка выгодно отличается от других. Есть фантазия, даже мастерство. Вас иногда подводит выдержка, но это дело поправимое. Хотите, дам вам несколько уроков? Я когда-то очень неплохо этим делом занимался.
Клиент, конечно же, хотел. Его звали Николай Сергеевич (Н. С), и он предложил отметить знакомство и учебу в ближайшей шашлычной. Там старика знали и отвели угол за ширмой для своих.
...Неожиданно интерес к фотографии проявил семилетний сын начальника лагеря... Он ходил по пятам за взрослыми и вникал в тонкости сложного дела. Ему купили детский аппарат. Мальчишка оказался смышленым, схватывал налету. Иногда ему удавалось запечатлеть любопытную сценку, забавный эпизод, выразительное лицо... Сын явно опережал отца. Одно ему не всегда удавалось — определить правильно выдержку.
...Н. С. заказал шашлык, бутылку армянского коньяка. Старик всегда уважал этот напиток, но давно уже не мог себе его позволить: желудок и финансы... Но сегодня он пил рюмку за рюмкой и не пьянел. Да и был ли это настоящий армянский коньяк с 4 звездочками?
— Где вы родились? — спросил неожиданно старик.
— О, в интересном месте — в ГУЛАГе. Сейчас о нем, кажется, знают дети ясельного возраста. Пишут, кому не лень. Демократия... Да. Мой отец работал начальником лагеря на Соловках. Вас это не шокирует?
— Нисколько. Продолжайте, пожалуйста.
— Так вот, потом тамошние лагеря, так сказать, упразднили, и отца перевели в Магадан. Мы с матерью поехали за ним. Отец очень любил меня и не хотел расставаться. Мы жили в небольшом поселке. Рядом — лагерь, где работал отец. Начальником. Не беспокоит? — опять спросил клиент.
— Да ничуть, работа как работа. Бывает и похуже.
— Вот именно. Впечатлений — масса. Впору самому за мемуары взяться, поскольку отец давно умер. Представляете, записки «Я был сыном начальника лагеря»?
— Звучит!
Старик здорово опьянел. Да и в шашлычной было жарко и накурено.
— Ты меня не помнишь? — опять неожиданно спросил старик. Это «ты» заставило поднять голову и внимательно посмотреть на соседа.
— Мы где-то встречались? Давно? Где, где? Не могу вспомнить. Столько людей прошло. Напомните.
— Давным-давно, в другой жизни, я учил тебя фотографировать. И твоего отца тоже. Там, в лагере.
— Это вы, вы?.. Не может быть! Черт побери, как здорово, здесь, в этой шашлычной, сидим и выпиваем. Судьба откалывает номера... Кино, да и только.
Старик усмехнулся:
— Ты ненавидишь моего отца?
— Ненавижу? За что же, мой мальчик? Он, можно сказать, спас мне жизнь. Правда, потом досталось на орехи. За все отыгрались. Ты хоть скучал, когда меня увезли?
— Еще как! Просил отца как-нибудь вернуть.
— А что он?
— Знаешь, первое время тоже места не находил. К ФЭДу не притрагивался. Потом отошел. Через 3 года Никита толкнул свою речугу на съезде. Еще через два года лагерь закрыли. Мы оказались в Москве. Отец пошел ремонтировать автомашины, хотя предлагали кем-то в органах. Иногда встречал дружков. Выпивали. Некоторые плакали. Отец никогда. Он не был похож на других. Правда?
— Слушай, мальчик, если бы он не был похожим на других, то не был бы начальником лагеря. Он бы просто сидел в этом лагере. Понял?
— Мы с тобой не в равном положении. Тебе можно все говорить, а мне ничего нельзя. Даже отца защитить. Я — сын начальника лагеря. А ты был там зэком с номером на спине.
— Был такой зэк и отличный писатель Варлаам Шаламов. Читал?
— Да, попадались рассказы. Правдиво и зло.
— А ты хотел, чтобы ностальгически, с восклицаниями? У него есть «Колымские рассказы», и там одна фраза насчет того, что опыт лагерной жизни — отрицательный опыт. Да, я там провел много лет, да, приобрел опыт, но опыт этот — ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ. Ему не следовало вовсе быть. Он лишний, ненужный. Да, твой отец помог мне. Но, мальчик, это нужно было в первую очередь ему. А еще тебе, сыну. Все так просто. Псу под хвост выкинул 20 лучших лет жизни. Не занимался любимым делом, потерял семью. Какой к чертям собачьим опыт?! Все потерял... И до сих пор ничего не нашел, кроме тишины и покоя в этом городе. Но у меня отрицательный опыт...
— А тебе не кажется, что о сегодняшней всей этой жизни, тоже скажут — отрицательный опыт?
— Может и скажут. На каждый роток не накинешь платок. Да и говорить мы все большие мастера. Но, видишь ли, это время надо обязательно пережить. В нем еще много всякого будет. 75 лет Советской власти даром не прошли. И здесь, в Абхазии, в этом райском уголке, красивее которого, наверно, нет на земле. Впрочем, я нигде так и не побывал. Может, есть еще лучше, не знаю, не знаю...
— Слушай, а что здесь происходит? Чего абхазы не поделили с грузинами? Так живут, что завидки берут. Может, чего не поделили? В смысле добра. Тогда понятно. Но зачем университет делить? Из газет и телеящика ничего понять нельзя. Чья это земля? Почему абхазов так мало?
— Мальчик, ты мне задаешь слишком много непростых вопросов. Я уже стар, я уже не тот, у кого ты каждую минуту спрашивал о том, о сем. Помнишь? Все такой же любознательный. Но я устал и хочу баиньки. Завтра работаю до двух. Приходи в лабораторию.
Дома старик выпил по неисправимой московской привычке чайник чаю. Достал из кладовки пакет, перевязанный бечевкой. Развернул пожелтевшую газету и вынул также пожелтевшие фотографии. Того времени. О той жизни. Тех людях. Как их удалось сохранить — известно только ему и еще нескольким верным людям. Он внимательно рассматривал каждую фотографию. Взял даже лупу. Эти фотографии зрители видят на экране. Снимок за снимком. Они воскрешают страницы жизни ГУЛАГА.
...И вновь ослепительно-солнечная Гагра. День 13 августа. Морской причал. Они решили прокатиться на пароходе. И продолжают прерванный разговор. Старик, как все старики, любил поговорить. Тем более, у него был внимательный слушатель. Еще с детских лет.
— Знаешь, мальчик, если бы я был, как ты, например, просто курортником, то ничего бы тоже не понимал. Только с той разницей, что спрашивать мне было бы не у кого. Да, здесь все вроде бы счастливы. Конечно, без змия-искусителя не обошлись и здесь. Но все равно хорошо. Особенно, если вспомнить, как жилось в других местах бывшего обширного Отечества. Кстати, ты помнишь, в лагере были пятеро или шестеро абхазов?.. Один даже поэт.
— Хорошо помню. Этот поэт пытался даже научить меня своему языку. Ничего у него не получилось. Они страдали от холода, как никто. Поумирали очень быстро...
— Да, да, их язык... С ним происходили чудовищные вещи. Наверняка знаешь, что Лаврентий Палыч из этих мест. Есть такое село Мерхеули. Там и родился этот вурдалак. Он ненавидел абхазов. Патологически. Почти как Гитлер евреев. Отравил их вождя Нестора Лакоба. А Нестор считался другом товарища Сталина. Так вот, Лаврентий прислал сюда из Западной Грузии тысячи мегрельских семей. Так сказать, осваивать целинные и залежные земли. Одним махом и эффективно решил проблему — абхазы вмиг оказались на своей земле нацменьшинством. И без всяких там военных действий. Так решила партия, так требовало время и задачи в области сельского хозяйства. И экономики в целом. И политики. Последнее главнее.
Но это было только начало. Позакрывали абхазские школы, не разрешали изучать свой язык, не выпускали книги и учебники. Все делопроизводство перевели на грузинский язык. Понимаешь, мальчик, что это означает. Лаврентий Палыч здесь устроил маленький автономный ГУЛАГ. С морем, пальмами и мандаринами. Он на все это был большой мастер.
— Но ведь абхазы с грузинами живут дружно. Переженились, детей нарожали. Мы познакомились на пляже с одной такой семьей. Все у них хорошо. Что было, то было. Кому сейчас надо все это ворошить?
— Черт побери, так ведь со времен Берия и усатого хозяина это и продолжается. А ты думаешь, позакрывали ГУЛАГ — и все на этом закончилось? Читал недавно гениальную статью одного историка. Знаешь, как она называется? «Сталин умер вчера»! Статья написана в 1989-м. Вот и кумекай. Нет, мальчик, все не так просто. Уничтожить 50 миллионов, вымыть руки с мылом или содой и сесть за стол хлеб-соль кушать, вино пить? Утопия! Конечно, можно и сесть. Но все равно рано или поздно встанут и начнут драться. Повод всегда найдется. Например, раздел университета.
— Ты считаешь, здесь такое возможно? Серьезные действия?
— А почему бы и нет? В Сухуми уже начинали. Так сказать, репетиция. Все, мальчик, остается в памяти. Все передается потомкам. И никуда от этого не деться. Генетика — важная штука. Но еще важнее память.
— Но зачем тебе все это? Какое ты имеешь к этому отношение? Собирай свои манатки, продавай дом и поехали в Москву. Ведь ты скучаешь по своей Москве? Поехали! Я там все для тебя сделаю. У меня еще есть старые связи. Не волнуйся, не отцовские. Сам сумел приобрести. Через неделю махнем. Успеешь.
— Все, якорь брошен до конца дней. Хочешь знать, почему меня прибило к этому берегу? У теперь знаменитого Бродского, лауреата Нобелевской премии, есть такая фраза: «Если суждено в империи родиться, надо жить в провинции, у моря»... Так у него говорит древний римлянин. Но всем ясно, что имеется в виду.
Так вот, когда я засобирался в эти места, никакого поэта Бродского еще не было, так что не он меня надоумил. Своим умом дошел. Это одна причина.
Вторая посложнее. Представь, судьба евреев во многом схожа с судьбой абхазов. Такие же гонимые. И также должны доказывать, что имеют право на жизнь. На свободу. В Турции — только подумай — живут 700 тысяч абхазов?! Здесь — в семь раз меньше. Когда-то ушли отсюда. Попросту спастись хотели. Кто погиб, кто выжил. Евреи ведь тоже расползлись по всему свету белому. И тоже — кто погиб, кто выжил. Приспособились. Не смогли только приспособиться к Освенциму и Бабьему Яру.
— Но ведь там погибали не только евреи, согласись?
— Соглашаюсь. Ты задал точно такой же вопрос, что задали Виктору Платоновичу Некрасову, когда он говорил на открытии памятника в Бабьем Яру. Знаешь, что он ответил: «Да, все это так. Но евреи здесь погибли только потому, что они — евреи».
— Есть разница?
— Точно так же, как у абхазов при Берии, у евреев позакрывали школы, театры, газеты... Оставили одну газету на идиш — орган Биробиджанского обкома партии. И больше не просите. Пропагандистский трюк. Точно также и в Абхазии — пару школ, одна газета, один журнальчик. Скажите спасибо и на этом. Все остальное — на грузинском. От одного информированного человека — любителя определенных фотографий — узнал достоверный факт: Лаврентий уже готовил телячьи вагоны, чтобы вслед за греками выселить из Абхазии абхазов. Каков замысел? Он считал, что Казахстан для них будет в самый раз. Климат там здоровее. Заодно туда должны были отправиться и евреи. Дело врачей не забыл? Весь народ должен был расплатиться «за убийц в белых халатах». К счастью, хозяин перекинулся, не успел. А уже готовились митинги, писались речи, письма — просьбы и обращения трудовых коллективов. Все как полагается...
...Они плыли по теплому морю. Сияло солнце. Вокруг было много хорошеньких и даже прекрасных женщин. Гремела музыка. Они ели форель, запивая холодным белым вином. Но все это было как бы на втором плане. Главным была их беседа. Многое Н. С, конечно, знал и раньше. Но вот так связать все воедино, как это делал старик, он не мог. А старик воодушевлялся все больше и больше. Он чувствовал какой-то необычайный подъем сил и энергии. Такое с ним давно не случалось.
— Сейчас многие спрашивают: «Почему развалили Союз?» Как могло это произойти? Кто виноват? Почему, почему? Да потому! С 6 утра до 12 ночи нам вколачивали в мозги: «Союз нерушимый республик свободных». Липа, все липа. Ни союза нерушимого не было, ни республик свободных. Чуть ослабили гайку — все по углам разбежались. На страхе держался «союз нерушимый». Да еще привыкли. Жить-то надо, детей растить. А как страх исчез — так и союза не стало.
Абхазы время от времени бунтовали, хотели выйти из Грузии. Малая, но все равно империя. Забрасывали письмами Москву, митинговали каждые десять лет, сидели сутками у местного обкома. Кажется, никто в СССР так последовательно и целеустремленно не отстаивал свои права. И что же? Им давали милые пустячки. И они для вида успокаивались на десять лет. Страх прошел. Можно действовать. Но ведь и вторая сторона страх потеряла. Что будет — страшно подумать...
Так за разговорами, плаваньем, поеданием форели и вином прошел у них и этот день. Завтра будет 14 августа.
Все повторилось, как в первый день нашей истории. Было раннее утро. Открывались кофейни. Торговки спешили на рынок. Отдыхающие принимали морские и солнечные ванны. Их стало меньше, ибо приближался сентябрь и надо было готовить детей к школе. Но зато начали прибывать люди основательные, с большими деньгами и без детей — приближался бархатный сезон.
Старик, как всегда, рано утром, открывал ржавый замок фотоателье. Сегодня у него было много работы: скопилось за несколько дней.
В тот день началась ВОЙНА. Страшная весть пришла из Сухума — грузинские танки на Красном мосту. Обстреляли санаторий. Есть убитые и раненые. По телевизору выступил Ардзинба. Он призвал народ дать отпор незваным гостям.
Гагра напоминала встревоженный улей. Гадали, может, это провокация. Но уже подавались автобусы, и отдыхающие, прервав свой отпуск, спешили в Адлер, чтобы сесть на самолет. Спастись.
Обитателям нынешнего санатория ЦК КПСС подали два автобуса. Старик пришел проводить. Н. С. опять попытался уговорить его ехать с ними.
— Ты видишь, что делается? Оставаться тебе опасно. Зачем рисковать? Поедем, не капризничай. Хочешь, живи в городе, а хочешь, на даче. Там тишина, лес рядом, грибы... На работу устрою. Поехали, скоро будет поздно. Все уляжется — вернешься. Никуда от тебя Гагра не денется. Все. Едем!
— Нет, мальчик, не уговаривай. Я не смог работать на той войне. Буду фотографировать на этой. Дай Бог, чтобы все обошлось. Это мой последний шанс, понимаешь? Все, все шло к этому. Избежать невозможно. Я остаюсь. Бог даст, свидимся. Остаюсь.
Автобусы двинулись в путь. Старик, не оглядываясь, направился к дому. Под вечер сюда постучали. Старик пошел открывать. На пороге стоял сын начальника лагеря.
— Принимаете постояльца? Есть свободная комната? Я подумал, что пригожусь тебе здесь.
Ну, там кофр поднести, пленку перезарядить, еще что-нибудь... Я ведь при случае и щелкнуть затвором могу. Ты же знаешь, сам меня учил. Берешь в команду? Своих отправил. Там встретят.
Все в порядке.
Утром 15 августа все в городе знали: с часа на час надо ожидать высадку грузинского десанта. Это произошло в районе Гантиади. Абхазские ополченцы с мелкокалиберными винтовками, а то и вовсе без оружия, вступили в бой. Десантники были хорошо вооружены. Их поддерживали БТРы и БМП. Основные события развернулись на посту ПСОУ. Пройти через мост означало, что дорога на Гагру — открыта.
Старик и Н. С. фотографировали. Тяжелый кофр оттягивал плечо, мешал быстро передвигаться и маневрировать. Ополченцы отступали. Грузинская артиллерия обрушила шквал огня. Старик и Н. С. находились в небольшом укрытии. Отсюда плохо просматривалась панорама. Н. О, все порывался перейти в другое место. Старик его удерживал. Н. С. хотел «взять» крупный план. Улучив момент, когда старик замешкался, перезаряжая аппарат, он одним махом прыгнул из укрытия и бросился вперед. Очень близко разорвался снаряд. Н. С. упал лицом вниз. А фотоаппарат оказался под ним. Он пытался проползти, но еще один снаряд разорвался совсем близко. И Н. С. уже не двигался.
Когда стрельба утихла, старик подполз к нему и оттащил в безопасное место.
В своей лаборатории старик печатал пленку Н. С. Она уцелела. Мы видим эти черно-белые снимки. На них запечатлена война. Сражение за Гагру.
Старик печатал, покачивая головой, и что-то бормотал. Одно можно было различить: «Все-таки с выдержкой, мой мальчик, у тебя не все в порядке».

1998

(Благодарим Р. Тарба за присланный текст.)