Абхазская интернет-библиотека Apsnyteka

Содержание:

  • В. Аталиков. Кладезь сведений о горских народах......... 3
  • Юлиан. Рассказ о путешествии в страну приволжских венгерцев.........5
  • Плано Карпини. История монголов.........6
  • Марко Поло. Книга......... 7
  • Генуэзские нотариальные акты из Перы и Каффы.........8
  • Франческо Пеголотти. Руководство по торговле.........10
  • Р. Г. Де Клавихо. Дневник путешествия в Самарканд ко двору Тимура.........12
  • И. Де Галонифонтибус. Сведения о народах Кавказа.........13
  • Иоганн Шильтбергер. Путешествие Иоганна Шильтбергера по Европе, Азии и Африке с 1394-го по 1427 год.........16
  • Иосафат Барбаро. Путешествие в Тану.........18
  • Амброджо Контарини. Путешествие в Персию.........24
  • Джорджо Интериано. О быте и обычаях черкесов.........25
  • Матвей Меховский. Трактат о двух Сарматиях.........31
  • Сигизмунд Герберштейн. Записки о московитских делах.........32
  • Генрих Штаден. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника.........33
  • Джованни Тедалъди. Известия о России времен Ивана Грозного.........34
  • Ф. Тьеполо. Рассуждение о делах Московии.........35
  • Джером Горсей. Путешествие в Московию.........36
  • Джованни да Лукка. Описание перекопских и ногайских татар, черкесов, мингрелов и грузин.........37
  • Джованни да Лукка. Отчет святой конгрегации по пропаганде веры о татарах, черкесах, абазах, мингрелах и пр. .........40
  • Эмиддио Дортелли д’Асколи. Описание Черного моря и Татарии......... 45
  • Адам Олеарий. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно.........50
  • Арканджело Ламберти. Описание Колхиды.........56
  • Жан Батист Тавернье. Шесть путешествий в Турцию, Персию и Индию.........58
  • Николас Витсен. Северная и восточная Татария.........65
  • Ян Стрейс. Три путешествия.........72
  • Ферран. Путешествие из Крыма в Черкесию через земли ногайских татар в 1709 году...........75
  • Дмитрий Кантемир. История роста и упадка Оттоманской империи.........77
  • Аноним. Нравы и обычаи кабардинцев, или черкесов.........82
  • Обри де ла Мотрэ. Путешествие по Европе, Азии и Африке.........85

КЛАДЕЗЬ СВЕДЕНИЙ О ГОРСКИХ НАРОДАХ

Северный Кавказ с древнейших времен привлекал внимание европейцев. Первые упоминания о нем зафиксированы еще во времена Гомера (VIII в. до н. э.). Немало сведений о народах региона в античный период оставили древние греки и римляне, о чем свидетельствует подготовленный нами сборник «Античные источники о Северном Кавказе». (Нальчик, 1990, 2004).

После нашествия гуннов на Северный Кавказ в IV в. н. э. европейская литературная традиция о регионе прерывается на несколько столетий – фактически до XIII века; византийская литература этого периода сообщает лишь отрывочные сведения об Абхазии, Крыме и о местностях между Кубанью и Доном.

Возобновление литературы о Северном Кавказе связано в первую очередь с развитием торговли и началом накопления торгового капитала в Европе, послужившими толчком к тому, что евро­пейцы стали все более настойчиво стремиться проникнуть в Индию и Китай, откуда в Европу издавна шли наиболее дорогие товары. Ближайшие же дороги из Европы на Восток проходили через Кавказ и в XIII–XV веках их контролировали монголо-татары, поэтому на первых порах европейцы направляются в государство монголов. Причем туда устремляются и торговцы, и хри­стианские миссионеры, дабы попытаться обратить монголов в христианство, и просто любители путешествий и приключений. Материалы европейской литературы XIII–XV веков носят характер случайных упоминаний об аланах и черкесах, за исключением записок Джорджо Интериано.

В XV–XVII вв. сведения европейцев о народах Северного Кавказа становятся более многочис­ленными и подробными. Распространение известий о Кавказе в Европе было связано главным образом с новой международной обстановкой, которая начала складываться с конца XV в. По­сле завоевания турками бассейна Черного моря итальянские республики утратили роль великих морских держав; эта роль перешла к Испании, Португалии, Англии, Голландии, отдававшим предпочтение не сухопутным, а морским путям в далекую и загадочную Индию.

Другим обстоятельством, способствовавшим накоплению сведений о Северном Кавказе, было наличие вблизи Европы Крымского ханства, источника немалых беспокойств для многих ев­ропейских государств. Стремясь добиться установления мирных отношений с этим ханством, правительства многих европейских государств направляли туда дипломатические миссии, члены которых впоследствии публиковали свои воспоминания о татарах и соседних с ними народах. Помимо официальных посланников при дворе хана и в Крыму проживали многие европейцы, прибывшие сюда по своим личным соображениям.

3

Еще одна возможность накопления сведений о народах Северного Кавказа деятельность иезуитов на территории России. XVI–XVII вв. – время их активной деятельности и в России, и на Кавказе. Иезуиты проникали повсюду и собирали массу сведений, преимущественно политического ха­рактера. Некоторые из них – Авриль, Ламберти – опубликовали свои наблюдения.

Немало сведений о народах Северного Кавказа иностранцы получали в Москве, где хорошо знали ситуацию в этом регионе. О Северном Кавказе в этот период писали также многие европейцы, никогда не бывавшие ни на Кавказе, ни в России.

В XVIII веке рост интереса европейцев к Северному Кавказу стимулировали следующие при­чины: 1) усиление и обострение борьбы между Россией, Персией и Турцией за овладение Кавказом; 2) начало Русско-Кавказской войны Персидским походом императора Петра I летом 1722 года; 3) разгром в 1708 году 40 тыс. турецко-татарской армии кабардинцами; 4) рост инте­реса европейской буржуазии к природным богатствам региона; 5) экзотичность жизни народов Северного Кавказа для европейцев.

Во второй половине XVIII века Россия устанавливает здесь свое господство, и задолго до оконча­ния военных действий Российское правительство начинает изучение новых провинций империи. С этой целью на Кавказ отправляются научные экспедиции, организованные Петербургской академией наук. Возглавляли их преимущественно ученые – выходцы из Германии (Гмелин, Би­берштейн, Гюльденштедт, Георги, Паллас и другие). Их исследованиями закладываются основы научного кавказоведения в России.

В нашем распоряжении имеются свыше 100 работ европейцев XIII–XVIII вв., содержащих сведения о народах Северного Кавказа. В настоящий сборник включена лишь часть их, поскольку многие сочинения содержат явно неверные сведения, слишком кратки или заимствованы из предыдущих источников. Примеры – помещенные здесь записки Марко Поло и Рондо.

Предлагаемый вниманию читателей сборник – не первый в кавказоведении. В 1967 году в Орджо­никидзе был издана работа «Осетины глазами русских и иностранных путешественников XIII–XIX вв.». Именно по этой причине в наш сборник не включены материалы об Осетии.

В 1974 году в Нальчике был издан сборник «Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII–XIX вв.». Обилие в нем недостатков, о которых я неоднократно говорил и писал, делает этот сборник непригодным для использования как в любительском, так и в научном кавказоведении. Чем отличается от него наш сборник - судить читателю.

В. Аталиков

4

ЮЛИАН

РАССКАЗ О ПУТЕШЕСТВИИ В СТРАНУ ПРИВОЛЖСКИХ ВЕНГЕРЦЕВ

Юлиан, монах Доминиканского ордена, в 1237 году был послан венгерским королем к низовьям Волги для отыскания прародины венгров. Из Константинополя Юлиан приплыл по Черному морю в зихский город Матрика (Тамань); далее Юлиан следовал по маршруту, который можно приблизительно обозначить современными городами Краснодар, Армавир, Ставрополь, Астрахань.

Перевел с латинского В. Юргевич
-----------------------------------------

...Отправившись из Константинополя по морю, через тридцать три дня прибыли они в страну, которая именуется Сихия, в город Матрика, где князь и народ называют себя христианами, имеющими книги и священников греческого исповедания. Говорят, их князь имеет сто жен. Все мужчины бреют голову совсем, а бороды отращивают с некоторым щегольством, исключая знатных, которые в знак благородства оставляют немного волос над левым ухом, обрив всю голову.

Здесь, надеясь иметь товарищей в путешествии и ожидая их, пробыли они 50 дней, и дал Господь, что они понравились жене князя, самой главной между всеми, которая полюбила их удивительно и доставляла им все нужное. Отсюда, по совету и с помощью упомянутой государыни, отправившись через степь, где не нашли ни домов, ни людей, в 13 дней пришли они в стра­ну Алания, где жители представляют смесь христиан и язычни­ков; сколько местечек, столько и князей, из которых никто не считает себя подчиненным другому. Здесь постоянная вражда князя с князем, местечка с местечком. Во время пахоты люди одного местечка, вооруженные, вместе отправляются на поле, вместе косят, и то на смежном пространстве, и вообще, выходя за пределы своего местечка для рубки дров или для другой работы, идут все вместе и вооруженные, а в малом количестве не могут никак выйти безопасно из своих местечек за чем бы то ни было в течение всей недели, с утра до вечера, исключая воскресенье. Этот день у них в таком религиозном уважении, что каждый, какое бы он ни совершил преступление и сколько бы ни имел врагов, может ходить безопасно с оружием или без оружия, даже среди тех, у кого он убил родителей или сделал им другое зло.

Считающиеся христианами соблюдают там такой обычай: не пьют и не едят из той посуды, в которой случайно око­лела мышь или из которой ела собака, пока посуда не будет освящена священником; кто поступит иначе, отлучается от христианства. Если же кто из них случайно убил человека, то не назначается ему за это покаяния и не бывает посвящения, напротив, убить человека у них ничего не значит.

Крест здесь в таком уважении, что бедные, как туземцы, так и пришельцы, с крестом в любое время могут ходить безопасно.

5

ПЛАНО КАРПИНИ

ИСТОРИЯ МОНГОЛОВ

Настоящее имя Плано Карпини (? –1250?) Джованни дель Пьяно-Карпини. Родом он из итальянского города Перуджи, был одним из основателей ордена францисканцев. В 1245 году Карпини был отправлен из Франции к монголам для пропаганды среди них христианства.

Перевел с латинского А. И. Малеин
--------------------------------------------

...Чингис-хан также в то время, когда разделил те войска, по­шел походом на восток через земли кергис, которых он не одо­лел в войне, и как нам говорили, пошел дальше до Каспийских гор. Горы же эти в той стороне, куда они пришли, состоят из адамантового камня, почему и притянули к себе их стрелы и железное оружие. Люди, заключенные среди Каспийских гор, услышав, как гласит предание, крик войска, начали ломать гору, и когда татары возвращались туда в другое время десять лет спустя, то они нашли гору сломанною...

Пошли монголы также против города Орнас. Этот город был очень многолюдный, ибо там было очень много христиан, а именно хазар, руссов, алан и других.

[После похода на Русь] Хирподан в то же время послал Оккодай-хана с войском на юг против кергис, которых он по­бедил в войне. Эти люди язычники, они не имеют волос на бороде. У них такой обычай: когда умирает чей-либо отец, то они от скорби вырезают на своем лице в знак печали как бы один ремень от одного уха до другого. Победив их, он пошел на юг против арменов...

Царь татар Чингиз-хан послал на запад вождя Бату с войском. Там он захватил Понтийское море, Русь, Хазарию, кергис, комуков, кассов, алан или ассов, тарков, чиркасов (всего 46 названий народов).

Когда они начинают осаждать какую-нибудь крепость, то осаждают ее много лет, как это происходит и сегодня с одной горой в земле алан. Как мы полагаем, они осаждали ее уже две­надцать лет, причем те оказали мужественное сопротивление и убили много татар, и притом знатных.

...С юга к Комании прилегают аланы, чиркасы, Греция и Кон­стантинополь, а также земли иберов и цикков.

6

МАРКО ПОЛО

КНИГА

Знаменитый итальянский путешественник Марко Поло (1250? 1324) побывал почти во всех странах Востока, включая Индию, Китай, Центральную Азию. Области Северного Кавказа, где он не побывал, упоминает лишь мимоходом, хотя имел об этом регионе достаточно подробные сведения. Его «Книга» переведена практически на все языки мира.

Перевел со старофранцузского И. П. Минаев
-----------------------------------------------------

...Первым царем западных татар был Саин. Был он сильный и могущественный царь. Он покорил Россию, Команию, Аланию, Лак, Менгиар, Гугию и Хазарию, а прежде, чем он их покорил, все они принадлежали команам.

В 1261 году произошла великая распря между Алаем (Хулагу – В. А.), царем восточных татар, и Берке, царем западных, из-за области, что была смежна тому и другому. Пошел Алау походом со всеми своими войсками. Скакал он много дней без приключений и приехал в большую равнину между Железными воротами и Сараинским морем, и расставил свой стан на этой равнине. Произошла битва, и Алау победил...

Мы ничего не сказали о Великом (Черном. В. А.) море и обла­стях, что лежат вокруг него, хотя мы их знаем очень хорошо. Но мне кажется ненужным говорить о местах, которые посе­щаются теми, что постоянно плавают по морю, венецианцами, генуэзцами, пизанцами и многими другими, так что каждый знает о них все, и вот поэтому-то я их пропускаю и ничего о них не говорю.

7

ГЕНУЭЗСКИЕ НОТАРИАЛЬНЫЕ АКТЫ ИЗ ПЕРЫ И КАФФЫ (1281 1290)

Издал Г. И. Братиану. Бухарест, 1927.

Одной из самых доходных статей итальянской торговли на Кавказе в ХIIIХV вв. была работорговля. Cтимулируемая итальянскими официальными властями, работорговля приобрела широкие масштабы. Почти каждый итальянский колонист на Кавказе занимался торговлей рабами; например, рабов продавали нотариусы, торговцы, пекари, портные, мясники и т. д. Самым дорогим товаром были рабы из Черкесии. Крупнейшим центром работорговли в те времена была Каффа (ныне Феодосия), откуда большое число рабов вывозилось в Константинополь, пригородное местечко которого – Пера – также было крупным центром работорговли.

Представляем здесь некоторые документы из указанного сборника. Документы написаны на вульгарной латыни.

Перевел В. Аталиков
--------------------------------


№ 132. Пера, 29 сентября 1281 г. Гандульфино д’ Альбиссола и Ансельмино де Кастильоне продают рабыню-черкешенку по имени Каркасия, 56 лет, за 6 иперперов и 12 каратов.

143. Пера, 7 октября 1281 г. Банкир Мануэль, грек, продает рабыню-зихийку по имени Ахина за 20 золотых иперперов.

144. Пера, 7 октября 1281 г. Закройщик Франческо де Муль­тедо продает рабыню-зихийку по имени Каркасия, 56 лет, за 7 иперперов.

167. Каффа, 2 мая 1289 г. Гидольфо д’ Асано продает рабыню-черкешенку по имени Калуза, 10 лет, за 231 аспр.

176. Каффа, 11 мая 1289 г. Джакомо Муссо продает рабыню-черкешенку по имени Кармозина, 12 лет, за 450 аспров барикатов.

190. Каффа, 26 мая 1289 г. Милано д’ Асти продает рабыню-черкешенку по имени Жанета, 10 лет, за 450 аспров барика­тов.

191. Каффа, 26 мая 1289 г. Лукето д’ Орто продает рабыню-черкешенку по имени Кристина, 13 лет, за 600 аспров барикатов.

199. Каффа, 2 июня 1289 г. Факкине де Нике продает рабыню-черкешенку по имени Джарказа, 1314 лет, за 560 аспров.

204. 5 июня 1289 г. Гильельмо Леркари продает рабыню-черкешенку по имени Каркасия, 22 лет, за 600 аспров бари­катов.

205. Каффа, 6 июня 1289 г. Лавочник Антонио продает раба-черкеса по прозвищу Джарказ, 12 лет, за 430 аспров барикатов.

208. Каффа, 7 июня 1289 г. Оберто де Бурго Сандонино про­дает рабыню-черкешенку по имени Зихина, 12 лет, за 400 аспров барикатов.

224. Каффа, 14 июня 1289 г. Милано д’ Асти продает раба-черкеса по имени Тазий, 1415 лет, за 575 аспров барикатов.

254. Каффа, 17 июня 1289 г. Руффино де Рубаско продает раба-черкеса по имени Джарказ, 14 лет, за 750 аспров барикатов (Это наивысшая цена в приводимых актах).

8

257. Каффа, 12 июля 1289 г. Кожевник Энрико продает раба-зиха по имени Мартин за 360 аспров.

265. Каффа, 20 июля 1289 г. Мясник Гильельмо продает раба-черкеса по имени Джарказ, 12 лет, за 300 аспров барикатов.

266. Каффа, 21 июля 1289 г. Нотариус Бернабо де Порта продает раба-черкеса по имени Джарказ, 12 лет, за 340 аспров барикатов.

270. Каффа, 28 июля 1289 г. Лавочник Даниэль де Бонавентура продает рабыню-черкешенку, брюнетку, 12 лет, за 350 аспров барикатов.

271. Каффа, 29 июля 1289 г. Закройщик Джованни продает рабыню-черкешенку, рыжую, 12 лет, за 345 аспров барикатов.

309. Каффа, 4 мая 1290 г. Венецианец Джакомо продает раба-черкеса по имени Соголи, 10 лет, за 475 аспров барикатов.

9

ФРАНЧЕСКО ПЕГОЛЕТТИ

РУКОВОДСТВО ПО ТОРГОВЛЕ

Итальянский купец Франческо Бальдуччи Пеголотти состоял на службе в компании Барди во Флоренции, много путешествовал, побывал почти во всех частях света. Рукопись книги Пеголотти датирована 1427 годом.

Перевел с итальянского В. Аталиков
-------------------------------------------

Глава 1. ...Сначала из Таны в Джинтархан (Астрахань – В. А.) около 25 дней пути на волах и от 10 до 12 дней на лошадях. По дороге вы встретите множество мокколов, т. е. разбойников.

Глава 2.Прежде всего вы должны отрастить длинную бо­роду и не бриться. И в Тане вы должны позаботиться о том, чтобы обзавестись переводчиком. Вы не должны жалеть денег на переводчиков, беря плохих вместо хороших. Дополнитель­ная оплата хорошего переводчика не будет дороже того, что вы сэкономите. Кроме того, будет неплохо взять по меньшей мере двоих слуг, которые знакомы с куманийским наречием. И если торговец захочет взять с собой женщину из Таны, пусть возьмет дорога будет приятнее. Однако, если он возьмет ее, хорошо, если она будет знать куманийский язык.

Путешествуя из Таны в Джинтархан, нужно иметь провизии на 25 дней, т. е. муку и соленую рыбу, так как мяса вы найдете в изобилии на всем пути; есть также там и другие продукты питания в изобилии, но особенно мясо.

Глава 3. В Тане, как будет показано ниже, употребляются раз­личные меры веса и емкостей.

1. Кантар – такой же, как в Генуе.

2. Большой фунт равен 20 генуэзским фунтам.

3. 20 руотоло равны 1 большому фунту.

4. Малый фунт равен 1 генуэзскому фунту.

5. Токкато, 12 равны 1 большому фунту.

6. 45 саггио равны 1 соммо.

7. Пикко (примерно 28 дюймов– В. А.).

Воск, ладан, железо, олово, медь, перец, имбирь, плохие сорта специй, хлопок, морена, нутряное сало, сыр, лён, мёд и т. д. продаются на большой фунт.

Из шелка, шафрана и янтаря изготавливают четки или что-то наподобие этого, и маленькие изделия продаются на малый фунт.

10

Необработанные шкуры – по 1000, 1020 идет к 1000.

Горностаи – за 1000, 1000 к 1000.

Лисий мех, хорьковый мех, куница, волчьи шкуры, оленьи шкуры и все виды одежды с шелком или золотом продаются кусками. Простые сорта тканей и холсты всех сортов продаются на пикко.

Хвосты продаются связками, по 20 в связке.

Воловьи шкуры – по 100 штук, дают 100 и не больше.

Шкуры лошадей – кусками.

Золото и жемчуг продаются на саггио.

Пшеница и другое зерно и бобовые продаются в Тане на меры, которые они называют «кашито».

Греческое вино и все латинские вина продаются бочками. Мальвазия и вина Триглии и Каприи продаются мерами.

Икра продается на «фушо».

Глава 4. Золото, жемчуг и серебро в Тане не принимаются в расчет при оплате любых по­шлин.

За вино, воловьи шкуры, хвосты и лошадиные шкуры генуэзцы и венецианцы платят пошлину в размере 4 %, остальные – 5%.

Великое (Черное) море

Когда торговец плывет в Газарию из Заккии на Черном море или из Константинополя или Перы или из других частей света, сначала он оказывается в Газарии. Первый порт после Таны – Порто Пизано, второй – Кабарди, третий – Лобуозом, четвертый –Иполи, пятый –Восперо, шестой – в Каффе, на стороне, противоположной Заккии...

11

Р. Г. ДЕ КЛАВИХО

ДНЕВНИК ПУТЕШЕСТВИЯ В САМАРКАНД КО ДВОРУ ТИМУРА (1403–1406)

Испанский путешественник ХV века Р. Г. де Клавихо описывается сражение Тимура с татарским ханом Тохтамышем, состоявшееся в 1395 году на территории нашей республики - Кабардино-Балкарии (на реке Тереке, недалеко от современного города Майского).
-----------------------------------------

Лет 11 назад этот император Тарталии (Татарии) Тотамих (Тохтамыш), будучи владетелем обширных земель и множества народов, выступил из Тарталии с огромным войском и пошел в Персию, вышел во владения Туриса (Тебриза) и Верхней Армении, ограбил многие земли, разрушил города и замки, но и частично восстановил их для себя... Закончив весь этот грабеж,
особенно в землях, принадлежавших Тамурбеку (Тамерлану), Тотамих возвратился в Тарталию. А Тамурбек, узнав об этом, выступил со своим войском, хотя войско противника было гораздо больше его, погнался за ним и настиг у большой реки, называемой Тесина (Терек), поблизости от Тарталии. Тамурбек двигался как можно скорее, чтобы овладеть переправой через реку, так как в этой местности, где он шел, не было другой, кроме той, которую он собирался взять. А когда Тамурбек подошел к реке, император Тотамих уже перешел ее, а так как он знал, что Тамурбек намерен настичь его, то вновь подошел сторожить переправу и завалил ее лесом.

Когда Тамурбек подошел туда и увидел, что Тотамих сторожит переправу через реку, послал сказать ему, что он напрасно это делает, так как он не намерен воевать с ним, а хочет быть его другом, и сохрани бог, чтобы он желал ему зла. Но несмотря на это, император побаивался Тамурбека, так как знал, что он человек коварный. На другой день Тамурбек двинулся с войском вверх по реке, а император Тарталии со своим войском также продвинулся другим берегом реки, а шли они так: один по одной стороне, другой по другой, и когда Тамурбек оста­навливал свое войско, тотчас останавливался и Тотамих на другой стороне реки. Таким образом они двигались три дня, и ни один не обогнал другого. На третью ночь Тамурбек приказал в войске, чтобы женщины надели шлемы и стали похожи на мужчин, а всем мужчинам велел скакать как можно быстрее назад, и каждому взять двух лошадей: на одной ехать, а другую вести на поводу. Оставив свой стан на месте, то есть женщин, похожих на мужчин, пленников и рабов, сам Тамурбек вернулся назад к переправе, и все пройденное за три дня расстояние он преодолел за одну ночь и переправился через реку. Около трех часов он сражался в стане императора Тотамиха, разбил его и захватил все, что у того было, а вез он многое, но Тотамих бежал. Это была великая и славная победа...

12

И. ДЕ ГАЛОНИФОНТИБУС

СВЕДЕНИЯ О НАРОДАХ КАВКАЗА

Иоанн де Галонифонтибус (ХV в.), по рождению предположительно итальянец, много лет провел на Востоке, состоял на дипломатической службе при императоре Мануэле и при Тамерлане. Свой труд написал на латыни. Венгерский историк Л. Тарди перевел книгу на английский язык.

Перевел с английского З. М. Буниятов.
----------------------------------------------

Глава 8. Таты и готы. Великая Татария: Кумания, Хазария и другие. Народы Кавказа

Вдоль и вокруг Черного моря живут два малых народа: таты и некоторое число готов... Черное море или Танайское на­ходится к западу от Великой Татарии. Южными соседями являются чрезвычайно высокие горы Кавказа или Каспийские горы, Бакинское (или Каспийское) море и Персия. Эта страна предоставляет поселения для многих народов и состоит из различных провинций, а именно: Кумания, Хазария, Йахабри, Йухугур, кипчаки, гумат, блаки, кумыки и авары. Многие народы северных гор даже не знают своих соседей. Их языки и пись­мена схожи в такой же степени, как итальянский и испанский языки. Здесь я насчитал 35 восточных языков.

Город и порт Тана находится в этой же стране в Верхней Черкесии, на реке Дон, которая отделяет Европу от Азии. Подверженные частым войнам, эти области почти не заселены. Из-за выкупов господа ежедневно продают своих слуг; кроме того, даже родители продают своих детей, и в конце концов страна была разорена Тимурленгом, а ее жители пленены.

Вследствие отсутствия золота и серебра – а их требует пра­витель – народ вместо них отдает ему своих сыновей и жен, и он сразу же продает их работорговцу.

Известная река Волга, которая впадает в Каспийское море, протекает через эту страну, и говорят, что она разветвляется на сорок рукавов, одним из которых является река Дон, которая впадает в Азовское море.

В этой стране много христиан, а именно: греки, разные армяне, зики, готы, таты, валахи, русские, черкесы, леки, ясы, аланы, ава­ры, казикумухи, и почти все они говорят на татарском языке.

Кавказские или Каспийские горы находятся в южной части страны, их высота и протяжение удивительны, но и обитает там такое же великое множество различных наций, языков и чудовищ... Я беседовал с заслуживающими доверия людьми, которые говорили, что люди по обеим сторонам гор говорят на 40 различных языках и исповедуют различные религии.

13

Эти горы дают жилище для народов Гога и Магога, поселенных здесь Александром Великим, как об этом толкует Магистр в своей «Истории», и они не в состоянии покинуть эти места до самого пришествия антихриста.

Глава 9. Черкесия

Страна, называемая Зикией или Черкесией, расположена у подножия гор, на побережье Черного моря. Они не имеют царя и у них есть только несколько мелких феодалов; многие их села никогда никем не управлялись, и они имеют собственных глав. В стране нет городов, равнины там небольшие, и горы, которые тянутся до самих Каспийских гор, очень высоки. Здесь живут две группы народов: белые и черные таркасы. Слово «черный» означает только название народа, но не говорит о цвете его кожи. Горцы именуются черными, а те, кто живут в долинах и на побережье моря белыми таркасами. Никто никогда не посещал этих черных и они сами никогда не покидают гор, кроме тех случаев, когда им необходима соль. Они имеют свой собственный язык и свою письменность. Что касается религии, то в некоторых обрядах и постах они следуют грекам, пренебрегая всеми другими сторонами религии, ибо они имеют свои собственные культы и обряды. Вместо сорокадневного поста они постятся 50 дней, так как они выполняют также предрождественский и пятничный посты. И это все. В великие посты и воскресенье они даже приносят в жертву животных, мясо которых раздается и поедается, но головы они отдают бедным и старым или же вы­ставляют их на высоких местах, вроде ветвей деревьев, что предполагает пищу для духов. Дерево высаживается рядом с церковью, и на него вешают крест, после чего его называют древом господним. На ветвях этого дерева развешивают различные символы, среди которых есть и головы животных.

Монахов они не имеют. Их священники женятся подобно другим мужчинам и холостых свя­щенников у них не бывает. Они большие мошенники и воры. Одно село нападает на другое в открытую, похищает детей и мужчин, хотя они могут делать это тайно, если захотят, и затем тут же на берегу моря они продают захваченных работорговцам.

Как татары занимаются продажей членов собственной семьи, так и этот бедный народ творит то же самое. Но есть одно доброе дело, которое они делают: рядом с церковью и упомянутым выше древом господним очерчивается круг, внутри которого никто никогда не посмеет прикоснуться к чему-либо. Но вне этого круга правило таково, что тот, кто первым прикоснется к чему-либо, то он может владеть этим. Это правило особенно применяется на побережье, где спасенное имущество и спасшиеся от кораблекрушений представляются как божий дар, и люди обмениваются на свиней.

Говорят, что их женщины являются великими волшебницами и применяют свое ремесло очень охотно. Они вызывают ветер и заставляют море штормить, творя кораблекрушение, ибо у них нет хороших гаваней. Когда я путешествовал по этим землям и вокруг них, я убе­

14

дился, что эти сплетни являются правдой. Волшебные силы повергли море в неистовство, особенно ночью. Но наши молитвы и святые помогли нам одолеть эти силы. В конце концов они сказали: «Мы не смогли восторжествовать над вами, ибо вам способствуют святые. Мы ночью воочию видели св. Николая, когда вы во время шторма пребывали в опасности». Так они сказали, когда все закончилось.

Их женщины прекрасны и мягкосердечны. Их мужчины едва прикрывают свою наготу какой-либо одеждой вообще, за исключением знатных.

Хорошо известно, как один черкесский дворянин был продан в Генуе, где он прошел обу­чение, и когда он освободился от рабства, то стал францисканцем и в конце концов святой престол посвятил его в архиепископы епархии этой страны. Здесь он жил и долго удерживал свой приход, обращая в христианство многих своих соотечественников.

Султан Каира был обращен в рабство и увезен в Египет в наше время, и когда случилась смерть другого султана, он сам стал султаном, и нынешний султан является его сыном. Я видел их обоих, и самого сына, и родителей, которым он наследовал.

Итак, выше я рассказал, что этот народ чрезвычайно талантлив и способен к различным делам, но не в своей собственной стране. Эта страна граничит на западе с Черным морем, на севере с Татарией, на востоке с Каспийскими горами, на юге с Грузией и Абхазией.

15

ИОГАНН ШИЛЬТБЕРГЕР

ПУТЕШЕСТВИЕ ИОГАННА ШИЛЬТБЕРГЕРА ПО ЕВРОПЕ, АЗИИ И АФРИКЕ С 1394-го по 1427 год

Иоганн Шильтбергер (1381–1440) отправился в поход со своим господином Рихартингером против «язычников» в 1394 году и вернулся домой в 1427 году. За это время он побывал в Европе, Азии и Африке; сопровождая татарского царевича из Персии в Татарию, прошел через некоторые области Северного Кавказа. Его книга была издана на немецком языке в Германии.

Перевел с немецкого Ф. Брун
------------------------------------

Вот земли, через которые пролегал наш путь. Во-первых, мы прошли через область Аста­ра, затем через Грузию, затем через страну, называемую Лезгистан... затем через область, именуемую Шабран и другую, называемую по-татарски Темир-капи, что значит «Железные ворота». Затем он прошел город Оригенс, который весьма обширен и лежит на большой реке Эдиль, далее через гористую страну Джулад, населенную большим числом христиан, которые имеют там епископство. Их священники принадлежат к ордену кармелитов, кото­рые не знают латыни, но молятся и поют по-татарски, для того, чтобы их прихожане были тверды в своей вере. Притом многие язычники принимают святое крещение, так как они понимают то, что священники читают и поют.

Есть еще страна Абкас с главным городом Зухтун (т. е. Сухум – Ф. Брун).

Затем страна Бештамак, весьма гористая, с главным городом Джулад, равно как и большой город Астрахань. Есть еще город Болгар, богатый разного рода зверями, и города Сибирь и Азак, называемый христианами Тана. Он лежит при Тене (Дон – Ф. Брун), изобилующей рыбой, которую вывозят на больших ко­раблях и галерах в Венецию, Геную и на острова Архипелага.

Затем земля черкесов, также при Черном море, населенная христианами, исповедующими греческую веру; тем не менее, они злые люди, продающие язычникам собственных своих де­тей и тех, которых они крадут у других; они также занимаются разбоями и говорят особенным языком. У них есть обычай класть убитых молнией в гроб, который потом вешают на вы­сокое дерево. После того приходят соседи, принося с собой кушанья и напитки, и начинают плясать и веселиться, режут быков и баранов, и раздают большую часть мяса бедным. Это они делают в течение трех дней, и повторяют то же самое каждый год, пока трупы совершенно не истлеют, воображая, что человек, пораженный молнией, должен быть святой.

Все перечисленные земли входят в состав Великой Татарии и во всех их я побывал.

16

Кстати, замечу, на каких именно языках служат богу по грече­скому вероисповеданию: 1) греческий; 2) русский...; 6) ясский – у язычников-ас; 7) готфский – у язычников-татар; 8) зихский – у язычников-черкесов; 9) абхазский – у язычников-абкас.

...После упомянутого выше поражения Чекре я попал к го­сподину по имени Маншук, который был советником Чекре. После пятимесячного пребывания в этом городе (Каффа), он переправился через рукав Черного моря и прибыл в землю черкесов, но оставался там только 6 месяцев, потому что та­тарский король, узнав о его там пребывании, велел объявить тамошнему владетелю, что он был бы весьма доволен, если бы тот не позволил Маншуку оставаться в своей земле. Маншук тогда перешел в Мингрелию...

17

ИОСАФАТ БАРБАРО

ПУТЕШЕСТВИЕ В ТАНУ

Венецианский купец Иосафат Барбаро (1413-1494) прибыл в Тану (нынешний Азов) в 1436 году и провел здесь 16 лет, управляя своими рыбными заводами, находившимися в окрестностях города. В 1473 году Барбаро в качестве венецианского посла побывал в Персии. Свои дорожные приключения и наблюдения он описал в книге «Путешествие в Персию».

Перевела с итальянского Е. Ч. Скржинская.

Перевел с латыни В. Аталиков
-------------------------------------------

Здесь начинается рассказ о вещах, виденных и слышанных мною, Иосафатом Барбаро, граж­данином Венеции, во время двух моих путешествий: одного в Тану и другого в Персию.

В 1436 году я предпринял свое путешествие в Тану, где год за годом я оставался в течение целых шестнадцати лет. Я объездил те области как по морю, так и по суше, старательно и с любопытством.

Равнина Татарии представляется человеку, стоящему посередине, в таких границах: с вос­тока она имеет реку Ледиль, с запада и северо-запада Польшу, с севера Россию, с юга, там, где земли обращены к Великому морю Аланию, Куманию, Газарию; последние страны все граничат с Забакским морем.

Название Алания произошло от племен, именуемых аланами, которые на их собственном
языке называются «ас». Они христиане и были изгнаны и разорены татарами. Страна лежит на горах, на побережьях и на равнинах. Там есть множество курганов, насыпанных рука­ми человека, они возведены как знаки погребений. Каждый курган имеет на вершине большой камень с отверстием, куда втыкают крест, сделанный из другого, цельного камня. Эти курганы бесчисленны; в одном из них, как мы узнали, был спрятан большой клад.

В те времена, когда консулом в Тане был мессер Пьетро Лан­до, приехал из Каира один человек по имени Гульбедин. Он рассказал, что в бытность свою в Каире слышал от какой-то женщины-татарки, что в одном из подобных курганов, на­зываемом Контебе, аланы спрятали большое сокровище. Эта женщина даже сообщила ему некоторые признаки как холма, так и местности. Гульбедин принялся раскапывать курган. Он проделал несколько колодцев в разных местах. Так он про­должал копать в течение двух лет, после чего умер. Люди пришли к заключению, что он только по неспособности не сумел отыскать этот клад.

В связи с этим в 1437 году, в канун дня св. Екатерины, в Тане собрались семеро из нас, купцов, в доме Бартоломео Россо, гражданина Венеции. Там были: Франко Корнарио, брат покой­ного Якобо Корнарио из банка; Катарин Контарини,

18

который впоследствии торговал в Константинополе; Дзуан Барбариго, брат покойного Андреа из Кандии; Дзуан да Валле, который умер капитаном фусты на озере Гарда; это он в 1428 году вместе с другими венецианцами отправился в Дербент, построил с разрешения местного правителя фусту и захватил несколько кораблей, плывших из Стравы, что было поразительно, однако я сейчас прерву рассказ об этом; Моизе Бон, сын Александра из Дзудекки; Бартоломео Россо и я (вместе со св. Екатериной, которую я считаю восьмой в нашем договоре и союзе).

Мы нашли 120 человек, чтобы отвезти их вместе с нами на эту работу. Каждому мы платили по меньшей мере 3 дуката в месяц. Спустя 8 дней все мы семеро, вместе со 120 нашими работниками, выехали из Таны, взяв с собой одежду, продовольствие, оружие и инструменты; все это мы везли на санях, подобно тому, как возят поклажу в России, двигаясь по льду на реке. Мы добрались до нужного нам места уже на следующий день, потому что оно находится на самой реке и отстоит примерно на60 мильот Таны.

Курган имел в высоту50 футов, сверху он был плоский. На плоскости находился другой курган, похожий на круглую шапку с полями вокруг, так что два человека могли бы идти по ним один вплотную к другому. Этот второй курган был высотой в12 футов. Нижний курган имел очертания круга, как будто его делали по циркулю; диаметр его равен80 футам.

...К концу марта мы вернулись опять с судами и лодками, привезли 150 человек и принялись копать. За 22 дня мы сделали ход длиной приблизительно в60 футов, шириной в 8 и высотой в10 футов. Теперь вы услышите о вещах весьма удивительных и, так сказать, невероятных.

Мы нашли все, как было предсказано. Поэтому мы еще больше уверовали в то, что нам говорилось, и настолько, что, в надежде отыскать сокровище, мы пустились таскать но­силки усерднее, чем те люди. которым мы платили, и как раз я стал мастером по носилкам. Удивительное заключалось в том, что верхний слой был черным от травы, затем по всей по­верхности лежал уголь. Это, конечно, возможно, потому что, имея здесь ивовые леса, легко было жечь ивняк по всему кургану. Ниже лежала зола на глубину одной пяди. Это также возможно, ввиду того, что рядом имеются заросли камыша: при его сжигании получалась зола. Ниже, на глубину еще одной пяди, лежала шелуха от проса. По поводу этого можно сказать, что здесь, когда ели просяную кашу, то сохраняли шелуху, чтобы положить ее на это место, однако я хотел бы знать, сколько надо иметь проса, чтобы заполнить шелухой, да еще на глубину целой пяди, всю поверхность этого кургана? Еще ниже лежала рыбья чешуя, а именно чешуя морского окуня и других рыб, и также на глубину одной пяди. Конечно, можно было бы сказать, что в этой реке ловилось множество окуней и другой рыбы и их чешуи могло хватить, чтобы покрыть весь курган, однако я предоставляю сообразить самим читателям, насколько это возможно и правдоподобно. Сам я могу лишь удостоверить, что это сущая истина.

19

В связи со сказанным я полагаю, что человек, приказавший устроить такую могилу а имя его было Индиабу и желавший выполнить все многочисленные церемонии, которые со­блюдались в те времена, должен был заранее подумать о том, чтобы собрать и сложить на место все эти вещи.

Проделав раскоп и не найдя сокровища, мы решили провести еще два рва в глубь большого кургана, шириной и высотой в4 фута. Прокопав их, мы нашли белый и настолько плотный грунт, что сделали в нем ступеньки, по которым и таскали носилки. Углубившись почти на5 футов, мы нашли на этой глубине несколько глиняных сосудов; в некоторых из них была зола, в других уголь, некоторые были пусты, другие наполнены костями осетровых рыб. Нашли также 56 бусин величиной с померанец, они были из обожженной глины, глазурованные, похожие на те, что изготовляются в Марке и привешиваются к неводам. Еще нашли мы половину маленькой ручки от серебряного котелка, сверху на нем была змеиная головка...

Никаких других достоверных сведений о том кладе мы больше не получали, но полагаем если он был там на самом деле причиной его сокрытия следующее обстоятельство: когда предводитель алан, уже упоминавшийся Индиабу, услышал, что татарский хан идет на него войной, он решил захоронить сокровище, но так, чтобы никто этого не заметил, поэтому он сделал вид, что приготовляет для себя могилу по местному обычаю, и приказал тайно положить туда то, что он считал нужным, а потом насыпать этот курган.

... Магометанская вера среди татар стала обычным явлением около 110 лет тому назад. Принуждение принять магометанскую веру относится ко времени Едигея, военачальника татарского хана, которого звали Сидахмет-хан. Этот Едигей был отцом Науруза...

В степях Татарии в 1438 году правил хан по имени Улумахмет-хан, что значит «Великий им­ператор Магомет». Правил он много лет. Когда со своей ордой, то есть со своим народом он находился в степях, лежащих в сторону России, а военачальником у него был этот Науруз, сын Едигея, при котором Татария обратилась в магометанскую веру, возникли между Наурузом и его императором некоторые разногласия. Вследствие этого Науруз отделился от императора и ушел от него с тем войском, которое захотело за ним следовать. Он направился к реке Ледиль, где стоял некий Кезимахмет, что значит «малый Магомет», происходивший из рода татарских императоров. Оба они объединили как свои замыслы, так и военные силы и решили вместе идти против того Улумахмета. Пройдя около Астрахани, они пришли в Тюменские степи, за­тем, обогнув Черкесию, направились к Дону и к заливу Забакского моря; и море, и река были покрыты льдом. Ввиду того, что и народу было много, и животных было немалое число, им пришлось двигаться широким фронтом, чтобы идущие впереди не уничтожили все сено и другую пищу, нужную для тех, кто шел сзади. Поэтому один головной отряд этого племени со стадами дошел до места, называемого Паластра, а другой до реки Дон в том месте, которое называется Бозагаз, что значит «серое дерево». Промежуток между этими

20

местами составляет 120 миль, на такое расстояние растянулся этот движущийся народ, хотя не все места были удобны для прохождения. За 4 месяца до прихода татар к Тане мы уже знали об этом. За месяц же до появления упомянутого царевича (Кезимахмета) начали приближаться к Тане отдельные сторожевые разъезды; разъезд состоял из 34 юношей на конях, причем каждый всадник имел еще одну лошадь на поводу. Когда царевич приблизился к Тане на расстояние 56 дней пути, они стали появляться в числе от 25 до 50 человек, в конном вооружении; когда же он подошел еще ближе, они насчитывались уже сотнями. Наконец, царевич прибыл и расположился около Таны на расстоянии выстрела из лука в старой церкви.

После отъезда царевича стал подходить народ со стадами. Сначала шли табуны лошадей по 60, 100, 200 и более голов в табуне, потом появились верблюды и волы, а позади них стада
мелкого скота. Это длилось в течение 6 дней, когда в продолжение целого дня насколько мог видеть глаз со всех сторон степь была полна людьми и животными; одни проходили мимо, другие прибывали. И это были только головные отряды. Отсюда легко представить себе, насколько значительной была численность людей и животных в середине войска. Мы все время стояли на стенах города и к вечеру просто уставали смотреть. Поперечник равнины, занятой массами этих людей и скота, равнялся120 милям. Все это походило на некую паганею.

В то время жил в Тане некий брат Термо, францисканец. При помощи сети он устроил из двух обручей один большой обруч и укрепил в земле за городской стеной изогнутый кол. Таким образом он ловил от 10 до 20 куропаток сразу. Вокруг стен Таны было столько куропаток и дроф, что все эти места казались птичьими дворами. Местные мальчишки ловили этих птиц и продавали по аспру за пару, что по нашему равно 8 богатинам за одну птицу. Термо выручил от их продажи столько денег, что купил на них черкесского мальчика, которому дал прозвище «Куропатка» и сделал его монахом.

...По этому поводу (отваге татар. В. А.) расскажу, что однажды случалось при мне, когда я был в Тане. Стоял я как-то на площади. Пришли в город татары и сообщили, что в роще, мили за 3 отсюда, спрятались черкесы-всадники, числом около сотни, которые задумали совершить набег под самый город, как это было у них в обычае. Я сидел в лавке мастера по изготовлению стрел. Там же был один купец-татарин, пришедший туда с цитварным семенем.

Услышав о черкесах, он встал и сказал: «Почему бы нам не отправиться захватить их? Сколько там этих всадников?» Я ответил: «Сто человек». «Вот и хорошо, сказал он, нас пятеро, а у вас сколько найдется всадников?» Я ответил: «Сорок». «Вот и хорошо, сказал он. Черкесы не мужчины, а бабы. Идем, схватим их!» Услышав это, я пошел искать мессера Франческо и рассказал ему об этих речах, он же со смехом спросил меня, хватит ли у меня духу пуститься туда. Я ответил, что хватит.

21

И вот мы сели на лошадей, приказали нашим людям прибыть по воде и к полудню налетели на этих черкесов. Они стояли в тени, некоторые из них спали, но, к несчастью, случилось так, что немного раньше, чем мы достигли их, наш трубач затрубил. Поэтому многие успели

бежать; тем не менее и убитыми, и плененными нам досталось около 40 человек. Но вся красота этого дела относится к тому, что говорилось о «безумных храбрецах». Тот татарин, который предлагал ехать хватать черкесов, не удовольствовался добычей, он в одиночку бросился в погоню за беглецами, хотя мы все кричали ему: «Ты же не вернешься, никогда ты не вернешься!» Он возвратился спустя почти целый час и, присоединившись к нам, жаловался, говоря: «Горе мне, не смог я поймать ни одного!» и сильно сокрушался. Судите сами, каково было его безумство, ведь если бы хоть четверо из черкесов обернулись против него, они изрубили бы его на мелкие куски...

Возвращаясь к рассказу о Тане, я пройду по западному побережью, следуя вдоль Забакского моря, а после выхода из него поверну налево; затем пройду немного по Великому морю вплоть до провинции, называемой Мингрелия.

Если ехать из Таны вдоль берега упомянутого моря, то через 3 дня пути в глубь от побережья встретится область, называемая Кремук. Правитель ее носит имя Биберди, что значит «Богом данный». Он был сыном Кертибея, что значит «истинный господин». Под его властью много селений, которые по мере надобности могут поставить 2 тыс. конников. Там прекрасные степи, много хороших лесов, много рек. Знатные люди этой области живут тем, что разъ­езжают по степи и грабят, особенно купеческие караваны, переходящие с места на место. У здешних жителей превосходные лошади; сами они крепки телом и коварны нравом; лицом они схожи с нашими соотечественниками. Хлеба в той стране много, а также мяса и меда, но нет вина.

Дальше за этим народом лежат области, населенные племенами с различными языками, од­нако они не слишком удалены друг от друга. Это племена элифе, кипке, татаркосия, собаи, кевертеи, ас, т. е. аланы, о которых мы говорили выше. Они следуют одно за другим вплоть до Мингрелии, на пространстве 12 дней пути.

Эта Мингрелия имеет границу с кайтаками, которые живут около Каспийских гор, и частично с Грузией и Великим морем, а также с горным хребтом, проходящим в Черкесию.

Далее за Каффой, по изгибу берега на Великом море, находится Готия, за ней Алания, которая тянется по острову в направлении к Монкастро, как мы сказали выше.

Готы говорят по-немецки. Я знаю это потому, что со мной был мой слуга-немец; они с ним говорили, и обе стороны вполне понимали друг друга, подобно тому, как поняли бы друг друга фурианец и флорентинец. Я думаю, что благодаря соседству готов с аланами произошло название готаланы. Первыми в этом месте были аланы, затем пришли готы; они завоевали

22

эти страны и смешали свое имя с именем аланов. Таким образом, в виду смешения одного племени с другим, они и называют себя готаланами, и те, и другие следуют обрядам греческой веры, также и черкесы.

Путешествие в Персию

В 12 днях пути от Тавра находится Шемаха, город, расположенный в середине области Тези­кия. Господина там зовут Ширваншах, и этот город в случае необходимости может выставить 810 тыс. всадников; через 6 дней пути отсюда находится Каспийское море... Менгрелия на­ходится слева, к Черному морю, а у Каспийских гор живут катаки...

От Каспийского моря до Черного моря напрямую500 миль. Эта земля изобилует вся валами и стенами, и местность подчинена различным владетелям. Поэтому, если кто надумает идти по этой дороге, ему не следует идти через Дербент; нужно идти прямо в Георгианию, откуда
можно перейти в Мингрелию, которая расположена у Черного моря, затем подойдет к некой крепости Алуати, которую окружают высочайшие горы, поднимаясь вверх и снова спускаясь вниз, дважды останавливаясь при дневном свете для восстановления сил.

Далее на склонах гор расположена Черкесия, о которой много упомянуто было в первой части; путь через нее может быть замедлен теми, кто живет по соседству с ними. Затем, в некотором удалении от этого места достиг я участка, от которого если подниматься выше, крайне неудобно себя чувствуешь и слабеешь. Для того, чтобы снова прийти в себя, есть средство вода, которая течет в районе Дербента...

Монах этот (Винцентий) рассказывал, что из области Солдани издавна распространяется магометанское учение, которое оказывает огромное влияние на жизнь и смерть живущих здесь христиан и распространяется вширь и вглубь. Эти порочнейшие люди направляют свой путь в Шемаху, затем в Дербент, затем в Дюмен, откуда расходятся в разные стороны, и многие были поражены их оружием.

Расположились они у реки Терек. Это в провинции Тезехия, около Каспийских гор, где живут многие христиане. Они повсюду преследуют побеги христианства, без всякого уважения и различия пола и возраста убивают женщин, мужчин, детей и стариков. После этого пришли они в область Гога и Магога, населенную христианами с греческим обрядом, и ушли от них не прежде, чем перебили всех. Затем пришли в Черкесию, в Кипик и Карбат, из которых каждый пункт находится по эту сторону моря; через бесчисленное множество живущих там христиан дошли до Дидаркассана и Кремука, где были встречены вооруженной рукой местных жителей, и такой разгром и поражение от них получили, что едва 120 человек уцелели и убежали отсюда. И по этой причине понять можно, как плохо христиане живут среди этих выродков. И это, как говорил он (Винцентий), произошло в 1486 году...

23

АМБРОДЖО КОНТАРИНИ

ПУТЕШЕСТВИЕ В ПЕРСИЮ

Амброджо Контарини - итальянский путешественник XV века, современник И. Барбаро

Перевела Е. Ч. Скржинская
---------------------------------

[1477 год] Утром 2 июля мы поплыли на той же лодке вверх по реке и дошли до города Фассо в Менгрелии, он расположен на берегу этой реки среди лесов... Выйдя на берег, я встретил некоего Николо Капелло из Модона (он был здешним начальником и давно уже принял мусульманство) и донну Марту, черкешенку (она была рабыней одного генуэзца, за­тем какой-то другой генуэзец женился на ней). Я остановился у этой донны Марты, которая оказала мне хороший прием...

Говорят, что Дербент был построен Александром Великим и назывался Железными воротами по той причине, что войти из Татарии в Медию и Персию невозможно иначе, как через этот город. Здесь есть глубокая долина, которая тянется до Черкесии.

Город Астрахань принадлежит трем братьям; они сыновья родного брата главного хана, правящего в настоящее время татарами, которые живут в Черкесии и около Таны. Летом из-за жары они уходят к пределам России в происках прохлады и травы...

Татары пользуются славой безумных храбрецов потому, что делают набеги и грабят черкесов и русских.

24

ДЖОРДЖО ИНТЕРИАНО

О БЫТЕ И ОБЫЧАЯХ ЧЕРКЕСОВ

Джорджо Интериано (XVХ–VI вв) родом из Генуи. В юности он отправился в многолетнее странствие, побывал во многих странах, но точно известно лишь о его путешествии по Черкесии, которой он посвятил свое единственное литературное произведение, опубликованное при его жизни отдельной книгой.

Перевел с итальянского Н. А. Пенчко
----------------------------------------------

Их называют зихами на итальянском, греческом и латинском языках; турки и татары называют их черкесами, сами же себя они называют «адига». Они живут на пространстве от реки Таны до Азии по всему морскому побережью, которое лежит по направлению к Босфору Киммерийскому, ныне называемому Восперо, проливом святого Иоанна и проливом Забакского моря, иначе море Таны, в древности называемое Меотийским болотом, и далее за проливом по берегу моря вплоть до мыса Бусси и реки Фазис и здесь граничит с Абхазией, то есть частью Колхиды. А все их побережье, включая сюда вышеназванное болото и пространство вне его составляет около500 миль. Через всю их страну на восток можно проехать за 8 дней.

Живут они деревнями, и во всей их стране нет ни одного города или укрепленного стенами места, а их самое большое и наи­лучшее поселение это небольшая долина Кромук в глубине
страны, имеющая лучшее местоположение и более других населенная. Со стороны суши они граничат со скифами, то есть татарами.

Язык их трудный, отличающийся от языков соседних народов и сильно гортанный.

Они исповедуют христианскую религию и имеют священни­ков греческого обряда. Крещение принимают лишь по до­стижении возраста 8 лет, и крестят у них несколько человек одновременно простым окроплением святой водой, причем священник произносит краткое благословение. Знатные не входят в церковь до достижения ими возраста 60 лет, потому что, живя разбоями, как и все у них, считают это недопусти­мым, чтобы не осквернять церковь. Когда же им исполнится 60 лет или около того, тогда они оставляют разбои и начинают ходить к службе, а до тех пор в молодости слушают ее верхом на лошади у дверей церкви.

Женщины их рожают на соломе, чтобы солома была первым ложем новорожденного, а затем несут его к реке и купают в ней, не обращая внимания на мороз и холод, весьма обычные в тех краях. Имя новорожденному дают по имени того, кто первым из посторонних войдет в дом после родов, и если

25

это грек, латинянин или иностранец, то к его имени прибавляют окончание «ук», например: Петр Петрук, Пауло Паулук и т. д.

Они не имеют своей письменности и не пользуются никаким алфавитом, ни собственным, ни иностранным. Священники у них служат на родном языке, употребляя греческие слова и письмена, не понимая их смысла. Когда же приходится им писать кому-нибудь, хотя это бывает очень редко, то большей частью пользуются услугами евреев и еврейской письменно­стью, но чаще передают друг другу вести на словах через посланцев.

Среди них есть знатные, вассалы, рабы и невольники. Знатные пользуются большим почетом и значительную часть времени проводят верхом на лошади. Они не терпят, чтобы их под­данные держали лошадей, и если случится вассалу вырастить жеребенка, то как только он подрастет, его отнимают у хозяина и взамен дают быков, говоря: «Вот это, а не конь, больше подходит тебе».

Между знатными есть много таких, которые имеют вассалов, и все живут независимо друг от друга и не желают признавать над собою никакого господина, кроме бога, и нет у них ни судей, ни каких-либо писаных законов. Сила или смекалка или третейский суд разрешают споры между ними.

У знатных нередко бывает, что родичи убивают друг друга вместе с большей частью бра­тьев. И лишь только один из братьев умрет, как другой на следующую же ночь берет себе жену покойного, свою сноху, потому что у них разрешается иметь несколько жен, и все они считаются законными.

Как только сыну знатного человека исполнится два или три года, его отдает на попечение одному из слуг, и тот ежедневно возит его с собой на лошади, дав ему в руки небольшой лук, и где увидит курицу, поросенка или другое животное, учит мальчика стрелять. Когда мальчик подрастет, он уже сам начинает охотиться на всяких животных в своих владениях, и слуга не смеет ему препятствовать. Когда же станет взрослым мужчиной, то проводит свою жизнь в постоянной охоте на диких зверей, но больше на домашних животных и даже на людей.

Страна их болотистая, поросшая во многих местах тростником и аиром, из корней которого добываются благовония. Болота образуются большими реками: Танаисом, носящим и ныне это название, Ромбитом или Копой и множеством других рек, изобилующих заливами и об­разующих почти необъятные болотистые пространства. Через эти болота проложены мно­жество тайных троп. По ним они нападают внезапно на бедных крестьян и уводят их скот и детей, перевозя из одной местности в другую, и там их продают или обменивают. И так как в этой стране не ходит и не употребляется никакая монета, особенно внутри страны, то их сделки совершаются на бокассины или куска полотна на рубаху, и когда они торгуются,

26

то все товары оцениваются кусками ткани. Большая часть захваченного таким образом народа продается в рабство в Каир, что в Египте, и случается, что судьба там преобразует их из ни­чтожных, какими они были, в величайших людей нашего времени, а именно в султанов, эмиров и т. п.

Их верхняя одежда это плащ из войлока, наподобие католической рясы, которая носится на одном плече, оставляя на свободе правую руку. На голове войлочная шапка из того же войлока, острая как головка сахара. Под плащом они носят так называемые «терриличи» из шелковой или полотняной материи с широкими складками и собранные у пояса снизу, на­подобие того, как носили древние римляне. Носят сапоги и ботинки, надеваемые одни на другие, халат с широкими рукавами и широкие шаровары. Усы у них очень длинные. Носят на поясе огниво в красивом кожаном кисете, который делают и вышивают их женщины. Носят также бритву и оселок, чтобы точить эту бритву, каковой они бреют себе голову, оставляя на макушке пучок волос, для того, чтобы было за что ухватить голову в случае, если ее отрубят, не марая лица окровавленными руками, оскверненными и загрязненными человекоубийством. Также они бреют волосы на нижней части живота перед сражением, считая, что стыдно и грешно, если увидят мертвого с волосами на этом месте.

Дома врагов они поджигают горящей серой, привязанной к стрелам, а дома там все соло­менные.

В домах у них имеются массивные золотые чаши, стоимостью от 30 до 500 дукатов (я говорю здесь о знатных), а также серебряные, из которых они пьют с величайшей торжественностью, которой обставляется у них эта церемония более, чем любые другие обряды. Они выпивают постоянно и во славу Божию, и во имя святых, и во здравие родственников, и в память об умерших, и в память каких-либо замечательных подвигов, и пьют с большой торжествен­ностью и почтением, словно совершая священнодействие, всегда с обнаженной головой в знак наивысшего смирения.

Спят они с кольчугой или панцирем под головой вместо подушки, и с оружием наготове, и как бы внезапно ни случилось им пробудиться, сразу же надевают на себя этот панцирь и оказываются сразу же вооруженными.

Муж и жена лежат в постели так, что голова одного обращена к ногам другого, а постели у них делаются из кожаных мешков набитых засушенными травами, цветами и тростником.

Они придерживаются того мнения, что никто не должен считаться благородным, если о нем имеются слухи, что он когда-то занимался недостойным делом, хотя бы он и происходил из самого древнего, даже царского рода. Они хотят, чтобы благородные не занимались никакими торговыми делами, кроме продажи своей добычи, говоря, что благородному по­добает лишь править своим народом и защищать его, да еще упражняться в охоте и военном

27

деле. Выше всего восхваляется их щедрость, почему они много дарят из своего имущества, за исключением лошади и оружия. Что же касается одежды, то тут они не только щедры, а просто расточительны, и по этой причине оказывается, что они по большей части одеты хуже, чем их подданные. Всякий раз, как им случится сделать себе новое платье или рубаху из шелка, как их вассалы тотчас выпрашивают себе и то, и другое; не дать и не оказаться щедрым было бы для них величайшим позором. Поэтому, стоит только попросить у них что-нибудь подобное, они тотчас снимают это с себя и предлагают в дар, приняв взамен жалкую рубаху просителя, большей частью поношенную и изорванную. Таким образом, знатные почти всегда одеты хуже других, за исключением обуви, оружия и коня, которых не дарят никогда. Именно в этом имуществе и заключается вся их роскошь, и часто они готовы отдать все свое состояние за коня, который им понравится, и дороже коня у них нет ничего. Если же случится им приобрести в качестве добычи или иным путем золото или серебро, то они сразу же тратят его на те чаши, о которых я говорил выше, или на украшение седел, чаще же всего на украшение оружия, поскольку в ином виде оно у них не в ходу, особенно внутри страны, и только прибрежные жители занимаются у них торговлей.

Каждый день они бьются с татарами, которыми окружены почти со всех сторон. Ходят через Босфор до Херсонеса Таврического, той провинции, где находится колония Каффа, основан­ная в древности генуэзцами. Охотнее всего совершают походы в зимнее время, когда море замерзает, чтобы грабить скифов, то есть татар, причем несколько человек черкесов гонят перед собой большую татарскую толпу, потому что черкесы проворнее и лучше вооружены, храбрее, да и лошади у них лучше. Их военный головной убор похож на те, что мы видим на древних изображениях, он закрывает щеки и прикрепляется под горлом. Татары же народ более терпеливый и выносливый в нужде настолько, что это просто удивительно, и потому они часто одерживают победу над черкесами тем, что с самого начала заводят их в какие-нибудь непроходимые болота, снега или пустынные места, лишенные всего необходимого, и там благодаря своему терпению и выдержке побеждают их.

Зихи народ красивый и стройный, и в Каире можно встретить людей, отличающихся между мамелюками и эмирами величественной наружностью, и большинство их из этого народа. То же самое можно сказать и об их женщинах, приветливых к иностранцам, так как вообще долг гостеприимства свято соблюдается по отношению к любому человеку. Хозяин и гость у них называют друг друга «кунак». Хозяин провожает гостя до следующего кунака, охраняет его и, если потребуется, то отдает за него свою жизнь как самый верный друг. И хотя, как было сказано, грабеж в этой стране такое обычное дело, что на нем, казалось бы, и не грех заработать, однако кунакам своим они остаются верны и дома и вне дома.

У себя в доме они дозволяют самое вольное обращение с дочерьми, особенно в присутствии родителей, за исключением совокупления. А когда чужеземец-кунак отдыхает или спит, то эти девушки самым любезным образом ищут у него блох и прочую нечисть. Девушки купа­

28

ются в реках голые, на глазах у всех, и тогда можно заметить большое число очень красивых, снежной белизны созданий.

Водится в этих краях рыба «античей», которая так у них зовется, так же, как в древности она называлась у Страбона, род осетров, больших и малых, очень вкусных и удобоваримых для желудка. Воду они пьют из своих родников, очень полезную для пищеварения. Употребляют еще в пищу мясо диких и домашних животных. Кукурузы и виноградного вина у них нет, зато много проса и других зерновых, из которых они готовят хлеб и различные кушанья, а также напиток, называемый «боза». Они пьют также вино из меда пчел.

Их дома строятся из соломы, камыша и дерева, и весьма считалось бы зазорным для знатного человека, если бы он выстроил себе замок или жилище с крепкими каменными стенами, благодаря чему человек обнаружил бы свою низость и трусость, неспособность защищать
себя. Поэтому все они живут в лачугах из тростника и соломы, и во всей стране нет ни одной, даже самой маленькой крепости, и хотя кое-где встречаются какие-то башни и древние крепостные стены, их используют для себя крестьяне, так как благородные сочли бы для себя это позором.

Каждый день они делают сами для себя стрелы, даже когда сидят на лошади, и в целом мире не найти стрел, которые летели бы дальше и имели бы такое закаленное острие.

Знатные женщины у них не занимаются никакой другой работой, кроме вышивания и укра­шения кожаных изделий; они расшивают узорами кожаные кисеты для огнива и кожаные же кушаки.

Похороны у них совершаются очень странно. Когда умирает знатный человек, они устраи­вают в поле высокое деревянное ложе, на которое кладут мертвеца в сидячем положении, предварительно вынув у него внутренности, и здесь в течение 8 дней его посещают родные, друзья и подданные, принося ему в дар серебряные кубки, луки, стрелы и прочие предметы. По обе стороны ложа стоят двое наиболее близких родственников пожилого возраста, каждый опираясь на посох, а над ложем по левую сторону стоит девушка со стрелой в руке; к стреле привязан шелковый платок, которым она отгоняет мух от покойника, хотя бы и было морозное время, каким бывает большая часть года в этих краях. Напротив мертвеца сидит на стуле его жена и не отрываясь смотрит па него, но не плачет, потому что плакать считается постыдным. Так продолжается большая часть дня, вплоть до восьмого, после чего совершается погребение, и делается это следующим образом. Берут толстое дерево, и от самой толстой его части отрезают в длину столько, сколько нужно, затем раскалывают на две части, выдалбливают настолько, чтобы туда поместилось тело с частью принесенных даров. Положив тело, складывают обе половины дерева и относят на место погребения, где собирается большая толпа и насыпает над могилой темху, то есть земляную насыпь, и чем знатнее был покойник, и чем больше было у него подданных и друзей, тем выше и больше

29

насыпается этот курган. В то же время самый близкий из его родственников собирает при­несенные дары и раздает их присутствующим, и чем больше он чествует покойного, тем меньше даров кладется в могилу с покойником.

На похоронах великих лиц устраивается одно очень странное жертвоприношение. Девушку лет 12–14 сажают на шкуру только что заколотого быка и в присутствии всех стоящих вокруг мужчин и женщин самый сильный и отважный юноша под своей буркой пытается лишить эту девушку невинности. Она, сопротивляясь, вырывается у него 3–4 раза и даже больше, прежде, чем бывает побеждена усталостью или обещанием жениться, либо на каких других условиях, и, наконец, сдается, после чего молодой человек показывает окружающим признаки побежденной девственности. При этом женщины и попы делают вид, что отворачиваются, но сами едва могут удержаться от смеха.

После похорон в течение нескольких дней в определенное время накрывают стол, обря­жают коня умершего и ведут его на поводу к могиле, и там слуга трижды зовет покойника по имени, приглашая на трапезу с родными и друзьями. Не получив ответа, слуга с конем возвращается и говорит, что покойник не отозвался. Тогда, считая, что долг исполнен, все садятся, едят и пьют в честь умершего.

30

МАТВЕЙ МЕХОВСКИЙ

ТРАКТАТ О ДВУХ САРМАТИЯХ

Ректор Краковского университета Матвей Меховский (1457-1524) имел высшее медицинское образование, он автор двух исторических сочинений, написанных на латыни: «Польская хроника» и «Трактат о двух Сарматиях».

Перевел С. А. Аннинский
-------------------------------

К югу, по направлению к Каспийскому морю, лежат горы Иберии и Албании, которые у русских называются по имени народа пятигорские чиркасы, то есть приблизительно черкесы пяти гор. Среди этих же гор живут газарские племена, которые, по словам моравской легенды, были обращены в веру Христову святыми братьями Кириллом и Мефодием.

Газары и до сих пор следуют греческой вере и обрядности. Это воинственные люди, имеющие связи по всей Азии и Египту; у них заволжские татары приобретают оружие. В наше время греки называют их абгазары или абгазели. По соседству с ними находятся племена черкесов и мингрелов. Все они – христиане греческого обряда, обращенные св. Кириллом.

Из гор пятигорских черкесов течет большая река, называемая по-татарски Терек. У нее такое быстрое течение, что она уносит с собой камни и много рыбы. Впадает она в Каспийское
море. За ней из тех же гор выходит река Кобан, меньшая чем Терек, и также впадает в Каспийское море.

Аланы – это народ, живший в Алании, области Европейской Сарматии, у реки Танаиса и по соседству с ней. Страна их – равнина, без гор, с небольшими возвышенностями и холмами. В ней нет поселенцев и жителей, так как они были изгнаны и рассеяны по чужим областям при нашествии врагов, а там погибли или были истреблены.

Восточный край России прилегает к реке Танаис и Меотидским болотам, отделяющим Азию от Европы. В давние века у реки Танаис жили аланы, а за ними к югу – роксоланы. Эти народы были совершенно уничтожены и погибли, а теперь там видны лишь широко раскинувшиеся степи, где изредка встречаются звери да козаки или бродяги. Дальше к югу есть еще кое-какие остатки черкесов. Это весьма дикий и воинственный народ, по происхождению и языку русские.

31

СИГИЗМУНД ГЕРБЕРШТЕЙН

ЗАПИСКИ О МОСКОВИТСКИХ ДЕЛАХ

Барон Сигизмунд Герберштейн (1486–1566) принадлежал к знатному австрийскому роду, из которого вышли государственные и церковные деятели, ученые и дипломаты. В Москве бывал неоднократно. «Записки» написал на латыни, сам же перевел их на немецкий язык

Перевел А. И. Малеин
-----------------------------

Знаменитейшая река Танаис, которая отделяет Европу от Азии, на­чинается примерно в 8 милях к югу от Тулы из огромного Иванова озера. Из этого озера вытекают две большие реки: Шат и Танаид. Шат течет к западу; приняв в себя реку Упу, он впадает в Оку. Танаис же сперва течет прямо на восток, затем, повернув к югу, образует Меотидские болота. Приблизительно в3 миляхвыше устья на берегу находится город Азов, который прежде назывался Танас. Дороги в этих местах измеряются не милями, а днями пути. Азов, как говорят, отстоит на 5 дней пути от Истма Таврического, иначе именуемого Перекопом. В этом городе бывает знаменитое торжище многих народов из разных стран мира. С одной стороны, сюда открыт свободный доступ всем, к какому бы народу они ни принадлежали, и всякому предоставлена возможность продавать и покупать, а с другой стороны, по выходе из города всем можно делать безнаказанно все что угодно. Что же касается жертвенников Александра и Цезаря, о существовании которых в этих местах упо­минают многие писатели, то я не мог узнать ничего достоверного ни о них, ни про их развалины как от туземцев, так и от других, кто весьма часто ездил по этим местам.

За казанскими татарами прежде всего встречаем татар прозви­щем нагаи, живущих за Волгой около Каспийского моря по реке Яику, вытекающей из Сибирской области. Они не имеют царей, а только князей. В наше время эти княжества занимали три бра­та, разделившие области поровну между собой. Первый из них Шидак, владел городом Сарайчиком за рекой Ра в направлении к востоку, и страной, прилегающей к реке Яик; другому, Коссуму, принадлежало все, что находилось между реками Камой, Яиком и Ра; третий из братьев Шихамай занимал часть области Сибирской и всю окрест лежащую землю.

Кроме того, за рекой Ра живут другие народы; так как только они одни отращивают волосы, то их называют калмыками...

Если повернуть с востока к югу, то около болот Меотиды и Понта, при реке Кубани, впадающей в болота, живет народ афгазы. В этом месте, вплоть до реки Мерулы, впадающей в Понт, находятся горы, на которых живут черкесы или цики. В надежде на непри­ступность гор они не повинуются ни туркам, ни татарам. Однако русские свидетельствуют, что они христиане, живут по своим законам, согласуются с греками в вере и обрядах и совершают богослужение на славянском языке. Это самые дерзкие морские разбойники, ибо по рекам, текущим в их горах, они спускаются на судах в море и грабят всех, кого могут, в особенности плывущих из Каффы в Константинополь. За рекой Кубанью находится Мин­грелия, по которой течет река Ераклея, потом Котатида...

32

ГЕНРИХ ШТАДЕН

О МОСКВЕ ИВАНА ГРОЗНОГО. ЗАПИСКИ НЕМЦА-ОПРИЧНИКА

Генрих Штаден (около 1542 – после 1579) родился в Вестфалии. В Москву приехал весной 1564 года, через некоторое время получил во владение несколько деревень в Старицком уезде. Служил в Посольском приказе переводчиком; помимо этого содержал корчму, где торговал вином и пивом. Россию покинул в 1576 году

Перевел И. И. Полосин
---------------------------------

...Еще сообщил я о том, как великий князь без пощады и со­жаления убивал правителей своей собственной земли, и как все это было и как происходило, как всемогущий бог покарал страну чумой и голодом и как много еще других в ней было бед. Я имею в виду при этом намерение крымского хана захватить Русскую землю при помощи турецкого султана, казанских, астраханских и ногайских татар и князя Михаила из Черкасской земли. К тому же крымский царь имеет в помощь еще свойственника великого князя из Черкасской земли, ибо великий князь бесчестно обо­шелся с его дочерью, а его сына князя Михаила убил.

Когда крымский царь жег Москву и опустошал всю Рязанскую землю, у него было тогда 30 000 ногайской конницы. Тогда же был с крымским царем и свойственник великого князя князь Михаил из Черкасской земли со многими тысячами конных.

Так управляли они при всех прежних уже умерших великих кня­зьях. Некоторые из последних заводили было опричные порядки, но из этого ничего не выходило. Также было и при нынешнем великом князе (Иване Грозном – В. А.), пока не взял он себе в жены княжну, дочь (сестру – В. А.) князя Михаила Темгрюковича из Черкасской земли. Она-то и подала великому князю совет, чтобы отобрал он для себя из своего народа 500 стрельцов и щедро пожаловал их одеждой и деньгами, и чтобы повседневно, и днем, и ночью они ездили за ним и охраняли его.

Князь Михаил, сын Темрюка из Черкасской земли, шурин ве­ликого князя, стрельцами был насмерть зарублен топорами и алебардами.

...Об этой игре узнал крымский царь и пошел к Москве с Темрюком из Черкасской земли – свойственником великого князя.

Земля великого князя так расположена среди других, что ему нет возможности наступать на турка, так как он не может к нему пройти. На восток лежит Ногайская земля. На юго-воcтоке – Черкасская земля, заморская Персия, Бухара, Шемаха. Ногаи – вольные люди, без царей, королей, и государей.

Из Черкасской земли великий князь взял себе в жены дочь князя Михаила Темгрюковича. Этот также был с крымским царем, когда тот жег Москву.

...Большая часть иноземцев на Москве теперь немцы, черкасские татары и литовцы...

33

ДЖОВАННИ ТЕДАЛЬДИ

ИЗВЕСТИЯ О РОССИИ ВРЕМЕН ИВАНА ГРОЗНОГО

Джованни Тедальди итальянский купец ХVI века, родом из Флоренции. Постоянно проживал в Польше, вел переговоры с польским королем Стефаном Баторием. Не раз бывал в Москве. Его рассказы о России записал на латыни римский посол в Польше Антонио Поссевино.

Перевел Е. Ф. Шмурло
-----------------------------------

В силу благосклонного внимания (со стороны Ивана Грозного) Тедальди смог, проплыв 20 лиг по реке Москве и войдя в реку Волгу, доехать по ней в 15 дней до Астрахани, порта у Каспий­ского моря. Порт этот принадлежит великому князю; здесь бывает большое стечение народа и прославленная торговля.

Далее Тедальди вступил в страну черкесов; это славные люди, христиане-якобиты. В 7 дней они провели его верхом на вьюч­ных лошадях до границ Персии. От Астрахани 300000 шагов до Черкесии. Земли около Каспийского моря населяют черкесы, и живут до границ Персии.

Тедальди говорит, что повсюду встречал деревянные строе­ния, достойных уважения людей, но более всего черкесов и татар, живущих в самой глубине Азии; с ними, по его мнению, не трудно было бы достигнуть кое-чего хорошего во славу Божию.

Если потом ехать из Москвы в Казань, Астрахань или Персию, было бы удобно взять кого-нибудь из польских татар, которые хорошо владеют тамошними языками. А в Москве есть люди, умеющие говорить по-черкесски, а черкесский язык особенный и своеобразный.

34

Ф. ТЬЕПОЛО

РАССУЖДЕНИЕ О ДЕЛАХ МОСКОВИИ

Автор, сведений о котором не имеется, вероятнее всего составил свои «Рассуждения» на основе чужих письменных или устных сообщений в период с 1560 по 1580 год.

Перевел С. А. Аннинский
-----------------------------------

...С юга лежит пустынный остров Каффа (т. е. Крым) и море Дзабакка, некогда именовавшееся Меотидским болотом. Вплоть до города Таны все находится под властью турок, а от этого города до устьев Волги, древними именовавшейся Ра, иначе – Ледиль, находятся чиркассы и аланы, некогда именовавшиеся албанами. Те и другие свободны и христиане греческого обряда. От России их отделяет степь и часть огром­нейшей горы Кокас (Кавказ), некогда называвшейся Кауказо.

Кумания, частью находящаяся под властью герцога это боль­шая область. С востока она граничит с Касcаном, отделяясь от него Волгой, с юга с Гитраканом, Чиркассией и полуостровом Каффой.

Гитракан – область не очень большая. В прошлом она была об­щим рынком всех северных и южных народов, до тех пор, пока европейские купцы посещали город Тану, куда привозились пряности и разные другие товары из Индии и иных южных стран. Но после того, как по разным причинам венецианские и генуэзские купцы перестали торговать в Тане, Гитракан стал мало посещаться персами и другими соседними наро­дами. Поэтому, с прекращением торговли, область потеряла прежнюю славу и величие, пока, наконец, не была покорена татарами. Однако потом, после того, как она попала под власть московитов, открылось плавание по Волге, до тех пор очень затрудненное, а поэтому персы и армяне снова стали возить пряности и другие товары, которые оттуда переправляют дальше вверх по Волге, Оке и Моско в Москву.

Границы этой области: с востока – Волга... с юга – море Ка­спио и часть большой горы Кокас, где она граничит с аланами, прежде называвшимися албанами; с запада – чиркассы, с се­вера – Кумания. От двух последних она отделена бесплодной степью.

35

ДЖЕРОМ ГОРСЕЙ

ПУТЕШЕСТВИЕ В МОСКОВИЮ

Джером Горсей (1573-после 1626) происходил из знатной английской фамилии. Прибыл в Россию в 1572 году в качестве приказчика Русского общества купцов, и провел здесь 18 лет.

Перевел с английского Ю. Толстой
------------------------------------------

Царь Иван Васильевич... покорил царство Казанское и царство Астраханское и все страны и многочисленные племена ногаев и черкесских татар, которые обитают на протяжении2000 мильпо обеим сторонам знаменитой реки Волги и далее на юг до Каспийского моря...

Поляки были весьма встревожены набегами крымских татар. Луговая черемиса, ногайцы и мордва, татары и черкасы со своими князьями и предводителями ненавидели польского короля, ибо, находясь давно в подданстве русского царя, кото­рый обходился с ними лучше, чем с прочими подвластными ему племенами, они чувствовали себя угнетенными и стесненными в своих преимуществах польским правительством. Будучи все вообще хорошими наездниками и храбрыми воинами, они оказали важную услугу и себе, и русским. Составив много­численное ополчение, они вооружились, напали на поляков, грабили и убивали стольких из них и поставили в такое опасное положение, что поляки вынуждены были с возможной по­спешностью бежать, захватив свою добычу и свои сокровища. Таким образом Россия освободилась от поляков.

Вскоре потом 1200 польских дворян, красивых и храбрых воинов, прибыли в Москву, предлагая царю свою службу, и все они были приняты. Точно так же приходили предлагать свою службу черкесы и уроженцы других стран.

...После ее (Анастасии) смерти царь женился на одной из черкесских княжон, от которой, насколько мне известно, не имел детей. Едва ли можно поверить находящемуся в русских летописях рассказу о странных и языческих обрядах, с которы­ми совершился этот брак...

Могущество царя усилилось не только покорением царств Казан­ского и Астраханского и взятием в плен большей части главнейших татарских князей и лучших воинов, но и браком с черкесской княжной, которым упрочилась его власть над татарами.

...В то же время он отослал свою черкесскую жену, постриг ее в монахини, заключил в монастырь, а в супруги себе выбрал свою подданную Наталию, дочь Федора Булгакова.

36

ДЖОВАННИ ДА ЛУККА

ОПИСАНИЕ ПЕРЕКОПСКИХ И НОГАЙСКИХ ТАТАР, ЧЕРКЕСОВ, МИНГРЕЛОВ И ГРУЗИН

Католический миссионер Джованни да Лукка находился в Черкесии с 18 сентября по 28 декабря 1629 года с целью сбора информации о положении католической церкви. В основе его сочинения лежит написанный им же «Отчет святой конгрегации по пропаганде веры о татарах, черкесах, абазах, мингрелах и прочих народах».

Перевел П. Юрченко
--------------------------------

Описание черкесов

Черкесы очень похожи на ногайских татар, которых я только что описал, с той, однако, разницей, что черкесы населяют более лесистые места, в которых они укрываются. Они со­седствуют с ногайскими корнухами, также татарами, хотя ис­поведующими другую веру и отличающимися от них образом жизни; к югу от них живут абхазы; на западе граничат с высо­кими горами, отделяющими их от Мигрелии. Следовательно, область имеет самое большое протяжение от Тамани до Демир-Капу, иначе Дербента, города, расположенного на берегу Каспийского моря. Страна черкесов тянется на 26 дней пути. Между Таманью и Темрюком находится коса земли, на берегу которой несколько деревень. Говорят они по-черкесски и по-турецки. Одни из них магометане, другие следуют греческому обряду, но первых больше. Хотя еще священник, живущий в Терки, приходит иногда к ним совершать таинство крещения, но он мало наставляет их в христианском законе, так что они постоянно мусульманятся; от греческой веры они сохранили только обычай носить съестные припасы на могилы покойни­ков, да соблюдать некоторые посты. Эти деревни повинуются московскому царю и некоторым мудрым или особым боярам его двора, которым они отданы в награду за службу.

От гор, которые называются Варадскими, до Кудесчио (Куде­шо), первой из деревень, лежащей в стране черкесов, вдоль приморского берега считают300 миль. Впрочем, все это про­странство хотя очень плодородное, не заселено. От Кудесчио до Абхазии –140 миль. Народ, живущий на этих горах, называет себя христианами подобно жителям лесов, растущих на рав­нине. Они повинуются особенным князьям.

Я упомяну о знатных людях и расстоянии мест, которые на­ходятся в их подчинении. От Темрюка до Кабарты 18 дней пути. Страна очень населена и находится под властью Шабан-оглу. От Темрюка до Джиана 2 дня, и столько же от Джиана до Кодыкоя. От Джиана до Болетте-коя 4 дня. Этой страной владеет Джанко-бей. Отсюда до Безинада 8 дней; от Бе-зинада до Кабарты также 8 дней; и отсюда до Дербента тоже 8 дней.

37

Князья Скаенче (Шаенче) и Темиркас родственники татарского хана владеют этой страной. Князья братья Кази-бей и Санкас-бей управляют всеми селениями, лежащими вдоль моря. Эти страны очень приятны, хотя мало населены, так как места, в которых лес редок, не населены.

У них нет ни писаных законов, ни церковных обрядов, они христиане только по имени. Они торгуют рабами, шкурами животных и воском, которого много в лесах; обрабатывают землю мотыгой; не имеют монеты, а свои произведения об­менивают.

Их одежда мало отличается от нашей. Они носят красные бумажные рубахи и бурку из валяной шерсти или войлока, которую поворачивают на плече в ту сторону, откуда дует ветер, так как им закрывается только половина тела.

Нет в мире народа добрее этого, или радушнее принимающего иностранцев. Они сами услуживают тому, кого поместили у себя, в течение трех дней. Мальчики и девочки прислуживают с открытым лицом и моют ему ноги, между тем как женщины заботятся о мытье его белья.

Что касается их жилищ, то последние состоят из двух рядов кольев, воткнутых в землю, между коими вплетаются ветви; промежуток наполняют глиной и кроют их соломой; княжеские дома построены из того же материала, только просторнее и выше. Деревни их расположены в самых густых лесах. Они окружают их сплетенными одно с другим деревьями, чтобы таким образом затруднить въезд татарской коннице. Черкесы с последней сражаются часто, так как не проходит года, в который бы татары, привлекаемые главным образом красотой рабынь из этого народа, не произвели бы набега на их страну. И ногайцы часто с той же целью производят набеги сюда. Постоянное беспокойство, причиняемое татарами и ногайцами, приучило их к войне и сделало из них лучших наездников во всех этих странах. Они мечут стрелы вперед и на­зад и ловко действуют шашкой. Голову защищают кольчатым шишаком, прикрывающим лицо. Орудием для нападения, кроме лука, служат им копья и дротики. В лесу один черкес обратит в бегство 20 татар. Они не считают стыдом ограбить друг друга и воровство здесь так обыкновенно, что пойманных удальцов не наказывают, питая даже некоторое уважение к тому, кто ловок в этом отношении.

Стариков весьма уважают. На пирах не предлагают пить молодым людям до тех пор, пока последние не совершат какого-либо ловкого воровства или убийства. Самый обыкновенный напиток у этого народа составляет вода, вскипяченная с медом и небольшим количеством проса, затем в течение 10 дней не трогают его, а потом снова кипятят его. Этот напиток охмеляет так же, как и вино. Впрочем, черкесы не сильно предаются пьянству.

Вместо стаканов они употребляют рога диких буйволов и других животных; обыкновенно все пьют стоя.

38

В их стране встречаются святилища, на которых валяется множество бараньих черепов, оставшихся от курбанов или жертвоприношений, совершенных здесь. На деревьях, растущих на этих местах, вешают по обету луки, стрелы, мечи и благоговение к этим местам столь велико, что величайшие воры не прикасаются к ним.

Весь брачный обряд состоит в том, что муж и жена в присутствии какого-нибудь свидетеля дают слово блюсти союз. При жизни первой жены черкес никогда не женится на второй, разве к этому его побудит какая-нибудь особенная причина.

Отец невесты получает в благодарность за дочь какой-нибудь подарок; мужчина, если не в состоянии сделать подарок, не находит жены.

Те, которые должны сопровождать покойника до могилы, еще перед входом в его дом при­нимаются причитать и стонать. Его родственники бичуют себя, а жены царапают себе лицо, меж тем как священник наизусть поет некоторые гимны, окуривает его ладаном и кладет на могилу блин пасты и ставит сосуд с бузой, т. е. пищу и питье. Потом засыпают могилу, а бугор означает место погребения.

Кроме войны, всецело их занимающей, они не знают другого занятия.

Черкесские рабы ценятся гораздо дороже других за красоту и способность в делах, для которых их употребляют, так как от природы они очень умны.

Черкесские лошади ценятся дороже татарских, потому что они живее.

По их стране протекают две значительные реки, из которых одна, впадающая в море Кубань (Калкан), называется Пси, а другая – Силь проходит недалеко от Кабарты. Существует много не интересных потоков, потому что их без труда переходишь вброд.

39

ДЖОВАННИ ДА ЛУККА

ОТЧЕТ СВЯТОЙ КОНГРЕГАЦИИ ПО ПРОПАГАНДЕ ВЕРЫ О ТАТАРАХ, ЧЕРКЕСАХ, АБАЗАХ, МИНГРЕЛАХ и пр.

Перевел В. Аталиков
------------------------------

Главное, что можно сказать о Черкесии, так это то, что черкесы внутри страны не имеют ни истинных обрядов, ни письма, но имеют свои обычаи и экстравагантный образ жизни, который трудно переносится католическими священниками в этих краях. Скажу, однако, что после успехов, достигнутых мною, в Черкесии можно направить на путь истинный много душ, которые решились познать жизнь Иисуса Христа.

После того, как отец Эмиддио (д’Асколи) вернулся из Константинополя, а отец Реджинальдо из Сервии, я и отец Констанцо да Лукка отбыли в Черкесию 18 сентября 1629 года и при­были в Темрюк, который является одним из главных городов Черкесии. Куда ни взглянешь всюду фрукты, которыми торгуют почти одни только турки; из них некоторые являются христианами, которые крещены греческим священником, проживающим в Киерии. К нему приходят из близлежащих местностей люди, являющиеся данниками татар и турков; это по большей части черкесы по языку, но не по обычаям и не по духу, как те, кто живет во внутренних областях Черкесии; их князя зовут Шабан-оглы.

Нас было двое братьев, и я представлю здесь некоторые разговоры, которые мы вели с князем. Нас спросили, куда мы намерены отправиться; я ответил, что хочу поехать в Черке­сию, а именно в Жанна и Болетте-кой, а при возможности еще дальше в глубь страны. Он (князь) спросил, что я намерен делать там; я ответил, что мы направлены святым папой проповедовать закон Иисуса Христа. Он сказал мне, что это безумие, и что если я хочу проехать по этой стране, то мне необходимо иметь две головы: одну чтобы проехать в ту сторону, а другую обратно, так как те, кто ушел туда, обратно не вернулись, и что нас продадут там как свиней, и что эти люди не знают ни Христа, ни Магомета. Проводник же, которого мы взяли с собой и которого звали Жан-бек, сказал нам, что бояться не нужно, и сказал мне, что у него есть одежда для продажи, и что меня будет сопрово­ждать купец-черкес, знающий турецкий язык, и что я сам смогу смотреть и слушать во время торговли платьями, которые они носят во время работы, и что они не причинят мне никакого вреда, так что мне можно было отослать назад отца Констанцо и переводчика.

40

Я поступил так, как мне посоветовал князь, тем более, что к стыду нашему уже 5 лет мы не имеем истинного знания об этом народе; поэтому я купил некоторые безделушки пуговицы, хлопчатобумажную ткань, ножи, зеркала, иголки и наперстки, и отправился в путешествие.

По распоряжению князя меня сопровождал черкесский жрец, небольшого роста, проданный князю турками; князь поручил ему покупку рабов в Черкесии. Нас сопровождал также раб-поляк, по-имени Якоб, захваченный некогда в Польше; он знал немного черкесский язык и латынь и оказался для меня ангелом небесным.

Наконец, 1 октября 1629 года мы на 60 небольших лодках тронулись в путь и, идя по озерам и рекам, за 8 дней дошли до Болетте-коя, имеющего множество деревушек. Здесь мы нанесли визит князю и подарили ему некоторые безделушки. Он спросил нас, кто мы такие и чем торгуем. Я ответил через переводчика, что я латинский священник, отправленный к ним Великим Папой обучать их нашей вере и письму, и что мой товар предназначен к познанию пути Христова, каковым является путь на небо. Он сразу же поцеловал мне руку и сказал: «Добро пожаловать, да будет благословенна душа вашего святого Папы, который так заботится о нас, поскольку мы уже давно желаем знать, что нужно делать для спасения своей души». Затем он снова обнял меня, приглашая поселиться в его жилище, в то время как жрец и Якоб были поселены в другом.

Настало время обеда и мы пообедали, причем с такой великой обходительностью с их сто­роны, что об этом невозможно не рассказать, настолько это интересно! Сам князь угощал и подавал нам из своих рук, а его сыновья стояли возле него как его слуги, с непокрытой головой, и когда я давал им пить то, что у них пьют, они склонялись на правое колено и стояли так до тех пор, пока не выпивали до конца. Старший сын и какая-то женщина принесли кубок с неким напитком, приготовленным из проса и меда, который оказался не безвкусен во рту; этот напиток пьют в один прием, не становясь на колени. Вместо пшеницы они используют просо, похожее на жесткий рис, из которого они, помимо прочего, делают свой хлеб. У них много хорошего мяса, и дичи много водится в лесах.

После обеда мы побеседовали, и я показал им нашу обедню и объяснил, что такое Евангелие Христа, и он с большой почтительностью поцеловал его. Я показал ему распятие, которое он также поцеловал. Затем пришли его сыновья и также целовали крест. Я велел Якобу при­нести мой сундук и показал им весь обряд мессы, и они прониклись благоговением, говоря, что я покорил их мессой, и сказали, что в воскресенье будут слушать и смотреть охотно, и что они послали приглашение некоторым своим старцам, которые знакомы немного с христианством, и что они придут на мессу.

Настал вечер, и мы поужинали вдвоем с князем. У него не было жены, так как она недавно умерла, а он был старик 60 лет, но еще довольно крепкого телосложения. Прислуживали нам его сыновья и дочери. Я спросил, что это значит, и он ответил, что таков их обычай. Старший сын подал пить сначала мне, а потом отцу, который попросил меня спеть что-

41

нибудь. Я благословил его как следует, сделал крестное знамение над чашей и в высоком тоне начал петь «Ночь готовит нам новую трапезу». Песня им понравилась так, словно они только и мечтали о моем приезде.

Настало время сна, и его дочь пожелала омыть мне ноги, и я не скажу, что не позволил, чтобы дочь князя омыла мне ноги, так как она была прекрасна как ангел. Они хотели почистить мою одежду, я не позволял, но они раздели меня почти насильно, без какой-либо хитрости, поскольку среди них не царит коварство.

На следующий день князь отправил меня к Свиено, чтобы я спел за трапезой, устроенной в честь их усопших, на которой присутствовал их Такако, который заботится о погребении умерших. Мы с ним немного побеседовали, и, увидев, что я читаю по книге, он выразил большое желание, чтобы я его этому обучил, и в результате за один день он выучил по­ловину алфавита, а за месяц выучился читать превосходно. Этот Такако воздерживается от употребления в пищу кур, яиц и мяса домашних животных, но может есть мясо диких животных, диких кур и уток.

У них пользуются уважением те, которые известны как хорошие воры, причем у них за это дело никого не наказывают никоим образом, говоря, что милостыня это удел рабов, а тот, кто ворует, умрет нехорошей смертью.

В воскресенье, которое пришлось на 11-й день Сан-Мартино, я приготовил утром в доме князя над стойкой из досок алтарь и надел мантию с серебряным крестом. Моя одежда для мессы, священный камень и скатерть произвели на присутствующих большое впечатление. Некоторые подходили к алтарю, чтобы потрогать кубок как любопытную вещь, которой они прежде не видели, но я сказал им, что это нехорошо, так как в нем приготовлено великое жертвоприношение, к которому нельзя прикасаться никому, кроме помазанника Божия, каковым является священник. Они показали знаками, что не будут трогать, и что я сказал истину.

Я начал мессу кантатой, которую они выслушали с изумлением, хотя и не опустились на колени. Наконец я дал им поцеловать крест и спросил через переводчика, есть ли у них дети, чтобы окрестить их, и сказал, что на следующее утро я стану крестить, и что я имею разрешение на эту церемонию. Я приготовил на алтаре благовония, чистый сосуд из дерева и другие необходимые предметы, затем возжег свечу и начал петь «Приди, Дух Создатель». Потом я спросил, присутствуют ли здесь матери кого-либо из детей, на что мне ответили, что нет, но они согласны на это освящение в отсутствие матерей. Затем я спросил, не были ли здесь недавно какие-нибудь священники, греческие или армянские, или какие-нибудь другие, и одна старуха ответила мне, что лет десять назад был у них греческий священник и крестил много детей, но с тех пор здесь не бывал больше никто. Затем я приступил к обряду и крестил в тот день 60 детей, давая им имена, которые мне предлагали, такие странные, как, например, Жанкасса, Делет-Каше, Сан-Кассо, Казино, Мал-Берето, Шакн, Урдер-Кан, Кибиша, Семикан и т. д., и давал все новые и новые имена другим маленьким детям, кото­

42

рых приносили, так что я крестил всего в тот день примерно 250 детей. Всем понравился обряд крещения и меня стали просить, чтобы я благословил жилища; в каждом жилище я вынужден был петь и ставить деревянный крест. В каждом жилище желали иметь святой воды, так что я снова и снова вынужден был благословлять. Когда я окончил это дело, князь попросил меня прочитать молитву над могилами погребенных, которые представляли собой множество холмиков. Я спросил, что означают эти холмики, и мне ответили, что под ними покоятся тела умерших. Затем меня повели к самому большому холму, в котором хоронили членов княжеской фамилии, и над ней я также прочитал молитву, начиная с «Прости мне, Господи», и другие молитвы в высоком тоне. Закончив молитвы, я распорядился поставить по одному деревянному кресту на каждом холме, но так как не было готовых крестов, они обещали изготовить их.

Потом ко мне подошел мальчик с коробкой в руке, в которой был сверток вероятно, книга, которую они видели на алтаре, когда я читал мессу. Ее передавали из рук в руки с величайшим изумлением. Эту книгу желали видеть во всех восьми деревнях.

Знатные и больные приезжали верхом на лошадях и просили меня почитать Евангелие. Меня спрашивали также, есть ли у меня молитва отдельно для молодых. Потом я занимался перепиской Евангелия и других проповедей, которые они хотели прочитать над могилами усопших, чтобы к ним не проникали злые духи и болезни. Затем меня отвели к одному спаю, то есть знатному лицу, у которого совершали корбано (жертвоприношение) резали быков для душ мертвых. Прибыв к нему (в его владение), я увидел под каждым деревом пасту, куски мяса заколотых быков и сосуды с напитками. В эту деревню съехалось множество народу из всех деревень. На небольшом столе стоял сосуд с бузой, рядом с сосудом лежали хлеб и мясо это была моя доля. На каждом столе стояло много свечей. Я стал благословлять и зажигать их, и после того, как все свечи были зажжены и я дал им святой воды, они стали обедать с большим аппетитом.

Там я видел также множество голов различных животных, насаженных на палки, сколоченные в виде креста, и деревья, под которыми лежали луки, стрелы, старые металлические монеты, клубки ниток, кусочки тафты и медные котлы, в которых варят мясо. Я спросил, что все это означает, и мне ответили, что это место называется Кудошо, то есть место, посвященное Богу, куда они приносят свои приношения. Несмотря на то, что это место находилось посреди откры­той равнины, а местность полна воров, отсюда не пропадает ни одна мелочь, так как каждый боится, что, пожелав взять что-нибудь, он не проживет более 8 дней.

Я сказал, что плохо насаживать головы на палки, что таким образом они не привьют себе веру, и они ответили мне, что не почитают эти головы, но ставят их в память о корбанах, которые они проводят в священном месте. Я ответил, что бог дарует силу и жизнь тем, кто имеет церковь, и научил их, как делать настоящий корбан, и сказал, что богу не понравятся их древние обряды и все те, кто таким образом поминает усопших.

43

Потом они потребовали, чтобы я открыл им некоторые секреты лечения болезней, поми­мо той, о которой я говорил раньше. Они сказали, что я сведущ в медицине, и я дал им в качестве противоядия орвьетана и барбера. Они пожелали увидеть, и, попробовав на вкус, сказали: «Истинно знаем от наших предков, что франки самые мудрые и изобретательные люди в мире». Я спросил: «Чем болеют ваши молодые люди?» Они ответили, что многими болезнями, но главным образом отравлением и расслаблением желудка.

Вскоре пришел ко мне из одной деревни какой-то знатный господин и попросил осмотреть его больную жену и дать ей какое-нибудь лекарство. По распоряжению князя я сначала про­читал молитву, затем дал ей орвьетана и лекарства от боли в сердце. Через четыре дня она была здорова. После этого они стали испытывать величайшее доверие к моему медицин­скому искусству, и я сказал им, что все это по воле Божьей, так как он помог мне вылечить больную, после чего ко мне пришла толпа народу и стала благодарить меня, говоря: «Хвала Богу, который послал к нам этого доброго человека».

18 октября я с Якобом и моим переводчиком отправился к 4 знатным людям из княжества
Бессенада, до которого было 8 дней пути; они хотели, чтобы я освятил им жилища. Я крестил их детей, прочел молитву за столом, вылечил одного ребенка и совершил мессу. Затем сел на лошадь и за 8 дней добрался до деревни Безинада. 2 декабря я отслужил мессу в доме Свиено и крестил 166 детей, освятил жилища, поставил много крестов и вылечил сына одного знатного господина от лихорадки с помощью орвьетана. Я подарил князю, которого звали Касанбей, два красивых ножа, а его жене зеркало и некоторые другие безделушки. Они подарили мне20 фунтов воска.

Я не имею времени рассказать руководству обо всех делах, которыми я там занимался. Я опоздал с возвращением из-за жреца, которого я не мог оставить, чтобы поскорее вернуться в Темрюк, и удобнее было отбыть назад вместе с князьями, чтобы не быть убитым или огра­бленным в дороге, и в Болетте-кой я вернулся только 12 декабря. Здесь я не застал князя, отбывшего куда-то, и вынужден был по настоянию жреца уехать с большим сожалением, и я горевал при мысли, что не удастся вернуться в Темрюк, но утешал себя тем, что Бог поможет мне сохранить жизнь и возвратиться. Князь подарил мне30 фунтоввоска и 4 соболиных шкурки. В Хатукае я крестил 60 детей. В Жанне у меня уже не было времени заниматься крещением, так как мне было велено поторопиться с возвращением. Вернувшись в Темрюк, я крестил еще двух детей, и прибыл в Каффу 28 декабря.

44

ЭМИДДИО ДОРТЕЛЛИ Д’АСКОЛИ

ОПИСАНИЕ ЧЕРНОГО МОРЯ И ТАТАРИИ

Католический миссионер Эмиддио Дортелли д’ Асколи в 1622-1633 годах занимал должность префекта Каффы в Крыму.

Перевели с итальянского Н. Пименов и А. Бертье-Делагарди
----------------------------------------------

Масло по большей части нагружается в Тамани или Матрике – главном порте Черкесии, подвластной турецкому падишаху и управляемой каффским пашой. Из Татарии, Черкесии и Менгрелии доставляют в Константинополь много рабов. Но со всем тем торговцы Черного моря богатели и богатеют в двух главных морских стоянках более, чем в других. Одна из них Аббаза, приморский город Чиркасии, стоит на самой границе Менгрелии, так что под именем абазы они посещают и менгрельские стоянки. Туда приезжают в июле или августе торговцы из Константинополя, Татарии и других мест Черного моря, ибо в это время там бывает как бы ярмарка. Торговля происходит на судах и каждый купец на них же сбывает свой товар; на берегу он подвергался бы грабежу, ибо местные люди одна шайка воров. Другой порт Тана, по-турецки Азак, подвластен падишаху. Он гораздо важнее Аббазы, ибо там закупают в большом количестве превосходную икру, белугу и иную копченую рыбу по такой дешевой цене, что невозможно поверить: иной, затратив 100 реалов, наживает 300 и даже 400.

Однако путешествие в Тану весьма затруднительно по причине многочисленных отмелей. Кроме того, московские казаки наблюдают за судами, сторожат проходы, и хотя хозяева старательно разузнают, когда именно казаки проплыли в Черное море, тем не менее очень часто бывает, что суда попадаются им в руки, подвергаясь разграблению и рабству; турок убивают, христианам предоставляют выкупиться, если только они сами не покупали рабов.

Тамань или Мадрика составляет крайний предел с той стороны Азии. Построенная генуэзцами, она состоит теперь под управлением каффского паши, помещается на острове и называется островом в начале Чиркасии, обойти который можно в один день по морю и двум рекам.
Внутри города находятся два замка, взаимно защищающиеся со стороны материка, стоящие недалеко один от другого, но построены и расположены они так искусно, что не могут стре­лять друг в друга. Два года назад в этом городе из-за дождей сделался обвал; под землей найдено несколько исполинских тел. Это зрелище было показано султану, брату нынешнего хана, возвратившемуся из Чиркасии.

45

Султан пожелал в знак памяти отвезти в Татарию плечевую кость, от локтя до плеча, длиной в 4 пальмы, которую нельзя охватить двумя большими руками, и весившую 18 ок (2,5 фунта=1ок, т. е.54 фунта). Я сам видел ее собственными глазами.

Итак, Татария подвластна татарину и турку. Бывшими гену­эзскими владениями управляет паша. Главнейшие города, которыми управляет паша, следующие: Каффа, Балуклава, Манкопа, Воспро, Тамань или Матрига в Чиркасии, и далее на расстоянии одного дня Тумрук. Властители Татарии имели обыкновение идти воевать дважды в год или по крайней мере хоть один раз, но подобные предприятия следовало бы скорее называть разбоем, чем войной. Шли они на войну летом, когда кони отъелись на вешних травах, и зимою, но непременно в ту или другую пору; выступали до 100 тыс. человек приблизи­тельно, направляясь либо в Польшу, либо в Московию, или же в Чиркасию, несколько раз ходили даже в Венгрию.

Чиркасия разделена между многими владельцами, ими на­зываемыми бей. Они более склонны к междоусобицам, чем христианские владетели, и постоянно воюют из-за краж, так что иной отец не всегда безопасен от своего сына или брата. Всякий, кому не хватает сил собственных подданных, обращается за помощью к дружественному владельцу. Дело доходит до того, что один из противников одерживает верх над другим. Этот последний, чувствуя себя оскорбленным, призывает на помощь хана, обещая ему 200 или 300 рабов. Хан более чем охотно пользуется случаем и тотчас собирает 40 или 50 тыс. воинов, с которыми идет к позвавшему владельцу. Тогда другой противник, видя, что ему приходится плохо и для лучшего исхода решает сойтись с ханом на стольких-то невольниках; затем, при посредстве того же хана противники заключают мир. Правда, теперь чиркасы одумались, и не дают радоваться третьему, т. е. хану.

Черкесы гордятся благородством крови, а турок оказывает им великое уважение, называя их черкес спага, что означает, «благородный, конный воин». Действительно, черкесская знать, даже когда ради забавы посещает близких соседей, появляется всегда верхом, в кольчугах и шашках, с украшениями в виде розеток из золоченого серебра. Их кони очень красивы и легки, крупных размеров, но притом стройны, равно как и сами всадники стройны, изящны и тонки в поясе; у них кровь алая, благородная, глаза черные, брови дугой, особенно у женщин, которым, я думаю, можно отдать предпочтение перед всеми другими женщинами в мире.

Замужние прикрепляют к задней части головы как бы другую, набитую материями, так что они ходят словно с двумя головами. Девицы носят шапочки и распускают волосы. Одежда всех мужчин красного цвета, другого они не знают, носят они верхнее платье до колен, рукава его сверху широки, снизу обтянуты и разрезаны или открыты вдоль, как у испанцев или у французов. Чулки носят в обтяжку, башмаки узкие с одним швом спереди, без всяких украшений, и никоим образом не могут ни растягиваться, ни распускаться; они точно при­клеены к ногам и придают изящество походке. Плащ из цельного куска материи, узкий около ворота, а внизу широкий, так что едва обрисовывает стан; им запахиваются со стороны ветра

46

или дождя, но вообще носят на левом плече, освобождая правую руку, чтобы можно было сражаться; их шапки черные, без полей, с длинными волосами, как у наззареев.

Чиркасы очень вежливы в обращении. Беседуя с особами высокого звания, всегда держат шапку в руке; входя и выходя, шаркают правой ногой подобно придворным и любят при­нимать приезжих в своих домах, так что, если случится гость, будь то знатный или купец, то хозяин оказывает ему всяческую ласку и почет. Его дочери, будь они самые благородные и красивые девушки, не только не прячутся от гостя, но целуют ему руку и заботятся о чистке его платья, а если оно где-нибудь порвано, то починяют его как можно лучше; они мастерицы по части шитья и по всем хозяйственным делам.

Пока гость ест, хозяин дома прислуживает за его столом, и притом с непокрытой головой, если гость из почетных, а сам садится лишь по просьбе гостя. Все пьют за здоровье приез­жего, начиная с хозяина; за ним жена, сыновья и дочери, причем все становятся на колени с непокрытыми головами, а женщины пьют прикладывая левую руку к голове, в знак доброго пожелания. Вина у них нет, потому что там виноград не произрастает, но есть дикая лоза, указывающая на возможность его добывания; зато пьют мольцо, приготовленный из меда, которого очень много. Делают также водку из зерен и другой напиток, называемый боза, отвар обдирного проса, разбавленный водой. Пока гость находится в доме хозяина, его вещи, даже не запертые, тщательно охраняются; но лишь только он пустился в путь по Чиркасии, не будучи сопровождаем лицами известными, то может быть уверен, что не только его по­житки перейдут в чужие руки, но и ему самому будет грозить опасность попасть в рабство, обыкновенно же хозяин дает гостю охрану.

В Чиркасии зерновой хлеб не употребляется, хотя зерно и сеется; но взамен хлеба едят густо сваренное в котле просо, без соли, а называют его паста. Оно делится на куски, которые по­даются к трапезе. В Тумруке, на расстоянии доброго дня пути внутри Чиркасии, мне пришлось питаться им целых восемь дней и мне оно показалось очень безвкусным. В случае возвращения в тот город, где уже был прежде, путник избегает останавливаться у нового хозяина, хотя бы и был раньше к тому приглашен, так как прежний хозяин счел бы себя обиженным, тем, что ему показывают, будто он дурно принимал гостя; итак, приезжий обязан вернуться в прежний дом, но ему дозволено принимать приглашения на трапезу и в другие дома.

Благородный чиркас роднится лишь с благородными и равным себе лицом, тщательно избегая уронить свое звание; касательно чести чиркасы щепетильнее итальянцев. Отцам и братьям намеченных девушек молодые чиркасы дают в выкуп некоторое количество коней, кольчуг, красивых мечей, платьев, серебряных чаш, смотря по тому, сколько они потребуют того или другого. Деньги давать не принято, даже среди купцов, но существует обмен вещей. В Чиркасии много прекрасных мехов и за них отцы и братья уступают дочь или сестру, с тою лишь одеждой, которую они имеют на себе.

До замужества девушки бывают на обедах, на празднествах, где играют, пляшут и поют.

47

Чиркасы очень веселый народ; они пляшут всегда на носках, что весьма трудно, но зато красиво.

По выходе замуж женщины долгое время, иногда годами, не показываются ни свекрови, ни зятьям, ни близким родственникам, живя отдельно от них, хотя в одном и том же доме, а при случайной встрече они отворачиваются и склоняют лицо, дабы не видеть их. По истечении этого времени молодую женщину угощают обедом и дарят ей хорошее платье или шубу. Затем ее принимают в дом с поцелуями и добрыми пожеланиями; тогда у нее, быть может, уже двое или трое детей. Начиная с этого дня, молодая супруга имеет право ходить туда в любое время и есть вместе со всеми, но в присутствии свекра ей не разрешено говорить или отвечать другим, даже мужу; она может объясняться лишь знаками. Это продолжается один год. После этого свекор дает ей второй обед и делает второй, меньший подарок, и она приобретает право говорить по мере надобности.

Все эти обрядности существуют поныне у наших латинских христиан в Феччиале, именующих себя черкесами-франками. Когда турки отобрали у генуэзцев Каффу, около 180 лет назад, многие из знатных были увезены в Константинополь, где им отвели улицу для житья, побли­зости дворца императора Константина Великого, которая ныне называется Кеффе-магалази; там проживают теперь только две семьи. Другие ушли в Чиркасию из-за своих жен, ибо многие женились на черкешенках, так что в настоящее время получили от чиркасов название френккардаш, что на их языке означает «френки наши братья». Иные остались в Каффе, но за отсутствием латинского богослужения и такового же священника они, следуя за своими женами-гречанками, перешли в греческое вероисповедание. Иные же остались при дворе
хана, даровавшего им селение, называемое Сивурташ, т. е. остроконечный камень, которое до сих пор существует.

Хан дал им также бея той же национальности, называемого Сивурташ-беем. Хан очень до­рожил ими и отправлял их в качестве послов в Польшу и к другим христианским государям; сделал их всех спагами, т. е. придворными дворянами; избавил их от уплаты податей, десятины и прочих налогов, обязав только сопровождать хана на войну. Со временем бей перешел в магометанство, многие последовали его примеру. Сивурташ находится на близком расстоянии от ханского дворца, поэтому приезжающие к хану знакомые или родственники чиркасы ухо­дили затем к немногим христианам, оставшимся в Сивурташе, и сильно стесняли тех, а потому они, 30 лет тому назад, со своими семьями переселились в Реччиану, на полдня пути далее, но в стороне, в прелестной местности, орошенной рекой, с источниками вкуснейшей воды и изобилием плодов. Они наравне с чиркасами пользуются льготами и имеют одинаковые с ними обычаи и обряды, но, из боязни хана, вместо мечей им служат языки для злословия; единодушны они бывают только когда пьют вместе. Выделывают вино и едят обыкновенный хлеб. Их всего 12 домов. Они хорошо знают «Отче наш» и «Богородицу» по-латыни. Мы же исповедуем их и говорим проповеди на материнском языке страны, т. е. по-турецки.

48

Мужчины, сопровождающие хана на войну, по уходе от него, пускаются грабить вместе с татарами, а пленных и их детей ставят ниже рабов, отнимая у них навеки надежду на осво­бождение, если только они не выкупятся за деньги, и заставляя обрабатывать свои земли, на которые сами даже и не заглядывают. Они не хотят терпеть ни наставлений, ни осуждении, ни постановлений; таких мы укрощали неотпущением грехов, до тех пор, пока они не со­кратят надлежащим образом срок неволи пленным.

У них принято долголетнее сожительство с женщинами, от которых имели детей, а потом призывали священника, хотя бы греческого, и венчались с этими женщинами; но мы и это исправили. Подобно чиркашенкам, тамошние женщины, выйдя замуж, не показываются и, даже еще хуже, за все время такой жизни не хотят посещать церковь, из боязни встречи с родственниками, и в этом нас не следует упрекать, ибо мне немало стоило уговорить одну из них, после 4 лет стараний, прийти в церковь . Полагаю, что таким образом и хуже того поступали бы женщины в Чиркасии, в силу философского правила: почему она такая, а я не такая, ибо если наши женщины, всегда имевшие духовных отцов для обучения, придержива­ются, по примеру чиркашенок, столь диких обычаев, то чиркашенки еще продолжительнее воздерживались бы от посещения церкви, так как у чиркасов нет ни храмов, ни священников, а имеются лишь так называемые шугуены, заменяющие духовных лиц. Эти шугуены умеют немного читать по-гречески, чему их духовные отцы или сами они научились в Татарии; они же освящают и благословляют курбаны или жертвоприношения, отпевают покойников и т. п.; впрочем, некому служить обедню или совершать иное таинство. У них не существуют ни буквы, ни письмена, почему турок и дает им оскорбительное прозвище «чиркас-китабсиз», т. е. черкес без букв и без книг. Право, не знаю, отчего священники из других стран не могли удержаться среди них; потому ли, что подвергались ежечасным кражам, или же по причине их убогого и как бы шипящего языка, труднее которого нет другого в мире. Но мы все-таки призваны быть виноградарями сих краев, если только Господу будет угодно открыть нам пути. Несколько лет тому назад я уже отправлял туда моего товарища отца Джованни да Лукка, чтобы узнать о положении христианской церкви; местная знать оказала ему почетный и радушный прием и выразила полную готовность принять нашу миссию; духовные труженики уже находятся в пути, да приведет их Господь по спасению.

У них сохранились некоторые добрые христианские обычаи; например, по вторникам, средам и пятницам они не едят мяса круглый год; соблюдают посты перед праздниками святых Апостолов в июне и Успения пресвятой Богородицы в августе; постятся несколько дней перед Рождеством Христовым, а также весь великий пост, все по уставу греческого вероисповедания. Но теперь пора вернуться к описанию Татарии, хотя сказанное о чиркасах не чуждо нашей задаче, так как они входят в пределы Татарии, многочисленны и имеют много поселений.

49

АДАМ ОЛЕАРИЙ

ОПИСАНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ В МОСКОВИЮ И ЧЕРЕЗ МОСКОВИЮ В ПЕРСИЮ И ОБРАТНО

Адам Олеарий (настоящая фамилия Эльшлегер, 1599-1671), родился в Саксонии, учился в Лейпцигском университете, получил степень магистра философии. В 1633 году оставил Лейпциг и переехал к герцогу Шлезвиг-Голштинскому Фридриху. В том же году был отправлен им секретарем посольства в Персию. Летом 1637 года посольство прибыло в Астрахань, спустя год на обратном пути останавливалось в Дербенте. Книга Олеария неоднократно переиздавалась как в Европе, так и в России.

Перевели П. Барсов и А. М. Ловягин
--------------------------------------------

12 сентября [1634] ездили мы на представление трех татарских послов, присланных от князя Черкасского, данника Великого князя. Поезд этот был вовсе не блистательный, и послов сопровождала пешком только их прислуга, состоявшая из 16 человек. Послы ехали верхом в красных, из толстого сукна кафтанах, а возвратились оттуда в шелковых, камковых, алого и желтого цвета кафтанах, которые они получили в подарок от Великого князя. Такие посольства от Черкасских и других татарских князей ежегодно отправляются в Москву, не столько по делам, сколько за получением богатых одежд и других подарков, которые Великий князь всегда дает им.

4 сентября [1635] в воскресенье, в то самое время, когда наш пастор хотел начать проповедь, к нам прибыло опять несколько татар от черкасского князя Мусала, с извинением, что сейчас он несколько нездоров, но как только поправится, то лично посетит послов. Самый важный из прибывших, державший речь, был высокий желтоватый человек с черными как смоль волосами и длинной окладистой бородой, в одежде из черной бараньей кожи шерстью наружу, и вообще видом походил на дьявола, как его обычно рисуют. Остальные, одетые в черные и серые суконные кафтаны, также были на вид нисколько не привлекательнее.

...Затем Алексей тоже начал торжественно и многоречиво восхвалять род, храбрость и прочие заслуги Мусала, говоря, что он не простой какой-нибудь мурза, каких много у татар, но сын брата великого и пожалуй важнейшего при дворе Великого князя боярина Ивана Борисовича Черкасского; что теперь в знак великой милости получил он от его царского величества поместье, дорогие одежды и много других подарков; что в настоящее время один из его братьев состоит при дворе его царского величества и получает там превосходное содержание, что, наконец, его сестра замужем за персидским шахом, и прочее.

30 октября с появлением утренней зари мы опять пустились на парусах. С восходом солнца мы увидели материк Черкасию, который изгибами, наподобие полумесяца, с юго-запада к

50

северо-востоку далеко выдается в море, в котором и образует котловину или залив. Мыс этот считается в6 миляхот Терки. В заливе мы увидели 20 кораблей, и сначала подумали, что это казаки, почему и выстрелили из одной пушки, чтобы окликнуть их, но оказалось, что это были рыбаки из черкасских татар из города Терки. Они принесли нам на корабль несколько штук белуг по 15 копеек за штуку. Рано утром 1 ноября мы прибыли в Терки и стали там на якорь.

О городе Терки и о том, что там с нами было

Город Терки лежит в доброй полумиле от морского берега на небольшой весьма извилистой речке Тюменке, вытекающей из реки Быстрой. Кругом, куда только может хватить глаз ровное поле, и не видно ни единого холмика. От Астрахани до Терки водой считается 60, а сухим путем70 миль. Это последний город, находящийся в этой стране под властью московского царя. В длину он простирается на 2000 и в ширину на800 футов; окружен деревянными стенами и башнями и снабжен большим количеством больших и малых пушек.

В настоящее время Великий князь поручил инженеру Кор­нелию Клаузену, ездившему с нами в Персию в качестве корабельщика, укрепить город Терки насыпными валами и больверками. Постоянной охраны в нем 2000 человек, со­стоящих под наблюдением полковника и воеводы. В городе 3 приказа или канцелярии, и к каждому приказу приставлено по 500 стрельцов, да князь Мусал в своем придворном штате имеет 500 человек, которые в случае надобности должны присоединиться к прочим стрельцам. Эти черкесские татары живут по сю сторону речки Тюменки в отдельном городе. Об их жизни, обычаях и странных вероисповеданиях я скажу ниже, при описании возвратного пути, когда мы должны были простоять у них несколько недель и хорошо ознакомились с их образом жизни.

...После обеда прибыл к нам из города один знатный персиянин с несколькими слугами. Это был евнух, присланный в Терки персидским царем, с поручением привести оттуда сестру татарского князя Мусала, которую тот царь брал себе в жены.

5-го числа я был послан с Мандельсло и другими важнейшими чинами с подарками воево­де с большим бокалом, а главному канцлеру и подканцлеру с рубиновыми перстнями для каждого. В то же время мы имели поручение поклониться от послов Мусалу и его матери с пожеланиями последней всякого счастья по случаю благополучного возвращения ее сына.

Князь Мусал принял нас дружески перед своим двором и повел нас к своей матери в про­сторный, выведенный из глины покой, в котором по четырем стенам были особые со сводами отделения или как бы комнатки, а в них прекрасно изготовленные, покрытые шелковыми и выбойными одеялами постели; а где не было постелей, разостланы были всякого рода пестрые, шелком и золотом вышитые платки. По сторонам стояли ящики или сундуки, по­

51

крытие той же материей или завешенные коврами. В верхней части стен, под потолком, в два ряда висели пестро разрисованные деревянные и глиняные блюда. Столбы посреди дома были увешаны множеством прекрасных сабель, луков и стрел.

Старая княгиня была высокая почтенная с виду госпожа от 45 до 50 лет по имени Бике, и она сидела на стуле в длинном черном подбитом соболями кафтане или шубе. На голове у нее, на затылке, лежал надутый бычачий пузырь, который вместе с головой был обметан шелком и золотом, а вокруг шеи пестрый шелковый платок, концы которого спускались по плечам вниз. Позади ее стула стояла прислужница с подобным же пузырем на голове. Пузырь этот был знаком вдовства. По правую руку княгини стояли три ее сына, из которых двое младших были одеты в простые крестьянские одежды, а поверх их бурки; позади сыновей стояли не­сколько слуг, которые по причине смерти самого старшего ее сына расцарапали себе лицо. По левую сторону от нее длинным рядом стояли старые татарские мужи, составлявшие придворных советников и офицеров.

Ласково ответив на наше приветствие, княгиня Бике приказала принести и поставить воз­ле себя несколько стульев, на которые пригласила нас сесть, затем велела принести нам маленький столик, на котором были расставлены всякого рода плоды, мед и водка. Как ни упрашивали мы ее сыновей сесть, они не сели, говоря, что у них не в обычае в присутствии иностранных гостей сидеть при матери, но для соблюдения почета к ней они должны стоять и прислуживать.

Когда мы посидели немного и княгиня со своими сыновьями и советниками вдоволь налюбо­валась и надивилась на наши одежды, ощупывая их сверху донизу, она сама поднесла каждому из нас по серебряной чаше крепкой водки, выгнанной из проса. То же самое сделал и князь Мусал, а за ним и братья его. Между тем находившаяся позади княгини дверь отворилась и через нее в соседнем покое мы увидели несколько девиц, впереди которых стояла дочь княгини, невеста персидского царя, девушка лет шестнадцати, прекрасивая, белая и чистая лицом, с черными волосами, распущенными кольцами. Они выглядывали на нас из своей комнаты одна из-за другой и, хотя по знаку княгини иногда притворяли дверь, но вскоре опять открывали ее. Наконец, они заманили и затащили к себе одного из наших слуг, осматривали его одежду и шпагу, которую он для них должен был обнажить, дивились ее полировке; когда же мы сами захотели посмотреть на них, они спряталась от нас.

...Наши называли эти горы Черкасскими горами, потому что они, как нам казалось, высились за Черкесией; русские же и черкесы называли их Салатто.

На следующий день мы переправились с нашим багажом и опять с большой радостью всту­пили в страну христиан. Обращаясь назад, мы воскликнули:

52

Язычники! Теперь спокойной ночи вам
Желаем мы, прибыв к крещеным берегам.
Привет, черкасы, вам! Вы с храбрым вашим станом,
Хотя не крещены, послушны христианам!

Дело в том, что хотя эта страна и населена языческими татарами, но все же они подвластны великому князю, который повсюду среди них насадил воевод и правителей, а также простых русских, и церкви.

Провизия здесь была очень дорога, так что мы за барана должны были заплатить 2,5 рейх­сталера.

19-го числа мы поехали с черкасскими возницами дальше...

На следующий день (после прибытия в Терки на обратном пути) получен был подарок от воеводы, а именно 40 кушаний для послов; их мы с удовольствием поели.

Через некоторое время мы отправились к княгине Бике, матери князя Мусала, чтобы по любезной просьбе ее посетить ее. Мы были очень любезно приняты. Послали за нашими музыкантами, и при хорошем угощении время было проведено весьма весело.

Очеркасских татарах

Выше мы обещали на обратном пути остановиться на этих черкасах, так как, насколько нам известно, никто ни из древних, ни из новых писателей ничего особенного о них не писал. Скалигер, правда, упоминает о черкесах, но в очень немногих словах. Он зовет их, как и Стра­бон, зигами. Однако те, которых мы видели это скифы или сарматы каспийские. Главным городом у них были Терки. Великий князь Московский военной силой покорил себе эти народы, населил укрепленные места русскими и предоставил черкасам жить вместе с ними в местечках и деревнях, причем под начальством князей и государей своей нации, которые являются присягнувшими вассалами великого князя и должны просить у него земель в лен. Но когда происходят важные разбирательства, то их приходится обсуждать с привлечением русского воеводы. Они платят великому князю дань, но не более того, чем нужно для со­держания там солдат.

Мужчины большей частью крепкого сложения, черножелтого цвета и с несколько широкими лицами, но не столь широкими, как у крымских и ногайских татар; у них длинные, черные как смоль волосы; от лба через темя они выбривают себе до затылка полоску шириной с дюйм. Помимо этого они у себя на макушке (как мы видели у Мусала) дают свисать вниз небольшой изящно сплетенной косе. Скалигер плохо отзывается о черкесах и говорит: «Они вероломнее всех смертных и отличаются выдающейся безчеловечностью», что мы, пожалуй, могли бы сказать и об их соседях. Черкасы же теперь заметно мягче и ласковее, может быть, потому, что живут среди русских христиан и ежедневно с ними общаются. Язык их общий с другими татарами, и почти все умеют говорить по-русски.

53

Одежда мужчин похожа на дагестанскую, но шапки их несколько шире и почти похожи на иезуитские шапки. Их войлочные плащи висят у них на ремне или на ленте через плечо; они у них не запахиваются, а поворачиваются по ветру и дождю; под ним тело может считаться закрытым от всякой непогоды и ветра.

Женщины у них обыкновенно хорошо сложены, миловидны лицом, белотелы и красноще­ки; волосы, черные, как смоль, в двух длинных крученых локонах свисают с обеих сторон; ходят они с открытыми лицами. На голове у них двойные черные подушки, на которые они кладут нежный бумажный платок или пестро вышитый платок, и затем все это связывают под подбородком. У вдовы же сзади у головы большие надутые бычачьи пузыри, обвитые пестрым флером или белой бумажной материей; издали получается впечатление, будто у них две головы. В летнее время женщины ходят в одних сорочках, окрашенных в красный, желтый, зеленый или синий цвет и сверху до пупка раскрытых так, что можно видеть их груди, живот и пуп. Они общительны и любезны. В первые дни нашего приезда они по че­тыре и более стояли на улицах, шли нам навстречу с нахальным выражением лица, которое приписывается древним амазонкам, и не отпускали нас раньше, как хорошо осмотрев спереди и сзади. Когда они сидели в домах, то кивали нам, чтобы мы подошли. Они нисколько не стеснялись, когда некоторые из нас, трогая и осматривая их четки из янтаря, разных пестрых раковин, скорлупок, пестрых камней, оловянных и медных колец, свисавших с шеи ниже грудей, иногда руками касались голого тела. Некоторые даже приглашали нас зайти в их дома. Говорят, у них есть такой обычай: если заходят чужие посетить их жен, то мужья доброволь­но удаляются и предоставляют гостям беседовать с женами. Впрочем, и вообще мужчины редко бывают дома в течение дня, но находятся на пастбищах у своего скота, которым они более всего и кормятся. Однако говорят, что жены тем не менее верны своим мужьям, и как они говорили, не соединяются плотски с другими. Это засвидетельствовал один из наших военных офицеров. Побужденный любезными кивками и речами молодых женщин, он от­правился к ним в дом; здесь он искал способа испытать их, дав омыть свою голову и сшить себе носовые платки. Эту службу ему охотно оказали, но когда он пожелал большего, ему было отказано со словами: их мужья вполне им доверяют, вследствие чего они непременно должны хранить верность, в противном случае, если бы дело обнаружилось, их не стали бы держать ни мужья, ни община. Во всем остальном, кроме соития, они позволяли делать с собой что угодно, причем были очень жадны и бойки, выпрашивая подарки. Осматривая и ощупывая у некоторых из наших костюмы, они залезали в карманы и вынимали все, что там находилось.

Хотя мужчины по обычаю магометан имеют право брать более одной жены, все-таки большинство ограничивается одной. Когда муж помирает без детей и оставляет братьев, то старший должен взять вдову, чтобы восстановить семя своего брата, как и князь Мусал получил в жены вдову брата.

54

Вера черкасов почти языческая. Правда, они обрезаются и веруют в единого бога, но у них нет ни письмен, ни жрецов, ни храмов. В определенные сроки они сами приносят жертвы, особенно в Ильин день. Также когда умирает знатный человек, собираются мужчины и женщины в поле, приносят в жертву козла, и, как нам говорили, производят при этом странную дурацкую пробу, годится ли животное в жертву, а именно: они отрезают произ­водительную часть, бросают ее об стену или забор, и если она не прилипнет, но отпадет, то жертва признается недостойной; тогда нужно заколоть другую; если же она прилипнет, то жертва считается избранной. Тогда снимается шкура, растягивается и насаживается на длинный шест. Перед ним приносят жертвы, варят и жарят и друг с другом съедают мясо. Затем выступают несколько мужчин и молятся перед шкурой, один за другим. Когда молитва окончена, женщины уходят, мужчины же остаются, садятся вновь и сильно напи­ваются водкой и брагой, так что потом вцепляются друг другу в волосы. Шкура остается на шесте до тех пор, пока ее не сменит новая жертва.

Такого рода козью шкуру мы встретили недалеко от дома княгини Бике; вместе с головой и рогами она была натянута на черный крест, в середине четыре раза прорезана и водружена на длинном шесте. Шест охранялся невысоким плетнем, чтобы собаки или что-нибудь не­чистое не могли подойти и загадить святыню.

Своих покойников они хоронят честно, ставя на могилах колонны, а если похоронен кто-нибудь знатный, то целые прекрасные дома. Например, на гробе Мусалова брата был построен прекрасный дом с пестрыми балками, расставленными в шахматном порядке; сверху он был усажен резными, но неуклюжими изображениями, представлявшими охоту.

Жилые дома у них очень плохи; они сплетены из кустарника и внутри обмазаны глиной;
снаружи они с виду не лучше, чем хлевы крестьян в деревнях Германии.

Их гробницы и дома, устроенные для покойников, гораздо великолепнее и ценнее, чем жилища живых. Почему это делается мне не было сообщено, так что я не знаю, не из того же ли предположения, какое было у древних египтян, живших в Мемфисе, по словам Дио­дора: «Жители этой страны весьма невысоко ценят здешнюю жизнь, замкнутую в пределы. Но зато высоко почитают они все то, что после смерти даст большую славу за добродетели. Жилища живых они называют постоялыми дворами, так как в них мы проводим короткое время, а гробницы умерших вечными домами, так как в преисподней проводится бесконечный век. Поэтому мало заботятся они о постройке домов, но не жалеют трудов для украшения гробниц». Черкесы весьма варварски печалятся о своих покойниках, царапают и рвут себе лоб, грудь и руки, так что кровь течет струями. Траур длится до тех пор, пока раны вновь заживут, поэтому некоторые, желая, чтобы траур длился дольше, снова расцарапывают полузажившие раны.

Вот что я имею сообщить о черкасах, встреченных нами у Каспийского моря.

55

АРКАНДЖЕЛО ЛАМБЕРТИ

ОПИСАНИЕ КОЛХИДЫ

Католический миссионер Арканджело Ламберти в 1630-1650-е годы находился в Мингрелии с целью распространения католичества. По возвращении в Италию Ламберти отчитался о своей деятельности, которая была одобрена отцами конгрегации постановлением от 26 июня 1653 года.

Перевел с итальянского К. Ф. Ган
----------------------------------------

Когда у нас в Европе женятся, главную роль у жениха обыкновенно играет приданое. Поэтому часто можно видеть, что никакого внимания не обращают ни на красоту тела, ни на старость, ни даже на низкое происхождение, если все это окупается богатым приданым. Вообще люди думают, что всякие недостатки покрываются золотом и серебром. Поэтому-то часто прельщен­ные богатством приданого вельможи себя унижают, и красивые юноши женятся на некрасивых и беззубых старухах. В Колхиде этого не бывает, потому что там нет того обычая, чтобы жена приносила мужу какое-либо приданое. Менгрельцы ищут в жене прежде всего физическую красоту, благородное происхождение и хорошие нравы. Взамен этого жених должен принести родителям невесты большие и богатые подарки. Поэтому при заключении брака в этой стране единственным затруднением являются подарки, которые жених должен принести родителям невесты и которыми он платит за жену, как за рабыню. Все эти подарки состоят из быков, коров или лошадей, или рабов и тому подобного. В мое время случилась свадьба между одишским владетелем и дочерью главного князя всех черкесов, по-имени Кашак-мепе. Посланники царя Кашака приехали в Одиши и от его имени объявили, что царь их желает этого брака и просит в подарок сто рабов, навьюченных различными тканями и коврами, сто коров, сто быков и сто лошадей. Тут, конечно, затруднения никакого не было, так как в противном случае брак не состоялся бы.

В этих высоких горах живут очень дикие народы с таким множеством различных языков, что они друг друга вовсе не понимают. Страбон и другие писатели перечисляют всех; но ближайшие соседи Колхиды: сваны, абхазцы, аланы, черкесы, зихи, карачаевцы. Все они, хотя величают себя именем христиан, но ни по вере, ни по набожности ничего христианского у них совершенно незаметно.

Кроме того, в Кавказских горах в сторону Каспийского моря географы помещают амазонок,
про которых утверждают, что хотя это были и женщины, но они были очень храбры на войне. Уже Плутарх в «Жизни Помпея» отметил, что когда Помпей преследовал бежавшего Митридата, то ему в Кавказских горах сопротивлялись, в чис­ле других варваров, и амазонки. Всех этих варваров Помпей победил, покорил и множество убил; в числе

56

убитых долго искали амазонок, но ни одной мертвой амазонки не нашли, хотя признаков их присутствия было много. За верность этого факта я не ручаюсь, но не подлежит сомнению, что до сих пор некоторые следы древних амазонок сохранились в этой стране, хотя не в первоначальном виде. И действительно, когда я жил в Колхиде, пришло к владетелю известие, что какие-то народы в большом числе выступили из своей родной страны и образовали три войска; самое большое войско пошло на Московское царство, а другие направились на Кавказ, чтобы напасть на сванов и карачаевцев. Но со всех этих мест они были отброшены назад с большим уроном, и когда тамошние жители раздели убитых, то в их числе они нашли много жен­щин. В подтверждение этого дадиану как раз принесли оттуда несколько штук оружия, которое носили эти женщины. Оно доставило владетелю весьма большое удовольствие, и у него возникло сильное желание, чтобы хоть одна из этих женщин попалась в его руки. Поэтому владетель обещал большие подарки сванам и карачаевцам, если в случае вторичного на­падения одну из них они поймают и живой приведут к нему; уж очень сильно он желал увидеть, как это женщина сражается с его подданными. Оружие, которое принесли владетелю, было очень красивое и сделано с изысканным изяществом женских рук. Каска была почти такая, какую носят наши кавалеристы; латы на груди, на спине и на руках состоят из тонких и плоских железных кусков наподобие чешуйчатого панциря, который легко можно надеть. К панцирю внизу приделано что-то вроде юбки, которая достигает до колен; она шерстяная, наподобие нашей саржи, но такая ярко-красная, что похожа на самую тонкую порфиру. Обувь была удивительна по виду и по крою; верхняя часть всецело была покрыта крохотными кусками бе­лой меди, величиною не больше булавочной головки. Пуговки эти с внутренней стороны имеют отверстия и нанизаны на тонкие, но крепкие тесемки из козьей шерсти, которые внутри удивительно красиво и с большим мастерством переплетены между собою. Стрелы у них очень длинны, почти в четыре пяди в длину, и позолочены с начала до конца; они из лучшей стали, но не заострены, как обыкновенная стрела, а плоски и отточены как скальпель; ширина кончика иной раз равняется ширине одного пальца; другой раз еще больше, в три или четыре пальца. Вот все, что в этой стране я видел и слышал про этих воинственных женщин, которые, как мне передавали, обыкновенно воюют с татарами, называемыми калмуками.

У подножья Кавказа на север живет еще несколько народов, так называемые карачаевцы или карачеркасы, т. е. черные черкесы. Они носят такое имя не потому, что они черного цвета, ибо они очень белые, но, может быть, оттого, что в их стране небо постоянно облачное и темное. Язык их тюркский, но они так быстро говорят, что человек с трудом поймет их. Меня очень удивило, что карачаевцы одни среди стольких варварских языков, на которых говорят окружающие их народы, могли так чисто сохранить тюркский язык; но когда я вычитал из Кедрина, что как раз с северной стороны Кавказа вышли гунны, от которых происходят турки, то догадался, что эти карачаевцы то колено гуннов, от которых выделились турки, и что по этой причине они до сих пор сохранили свой древний язык.

57

ЖАН БАТИСТ ТАВЕРНЬЕ

ШЕСТЬ ПУТЕШЕСТВИЙ В ТУРЦИЮ, ПЕРСИЮ И ИНДИЮ

Жан Баптист Тавернье (1605 1689) многие годы провел в путешествиях по Европе и Азии. Сведения о народах Северного Кавказа он собрал во время шестого путешествия на Восток, в которое направился в ноябре 1663 года из Парижа. Через год он прибыл в Дагестан, далее посетил Дербент, Терки, Астрахань.

Перевел с французского Е. С. Зевакин
---------------------------------------------

Глава XI. О Комании, Черкесии и калмыках

Комания лежит на восток по направлению к Каспийскому морю; на западе горы отделяют ее от Черкесии; на севере граничит с Московией, на юге с Грузией. Начиная от гор, с которыми она граничит на зимнем западе, до Терков реки, отделяющей Команию от Московии, нет более прекрасной страны для хлебопашества, и здесь нет недостатка в пэриях. Однако на­селение здесь не многочисленное, и по этой причине здесь никогда не сеют два года подряд на одном месте. Жители Комании называются «комуки»...

Черкесия прекрасная очень разнообразная страна. В ней есть равнины, леса, возвышенности и горы, откуда берут свое начало много рек, и каждая из них может обеспечить водой 7 или 8 деревень. Однако в реках нет рыбы. В этой стране встречаются всевозможные цветы и осо­бенно прекрасные тюльпаны. В ней произрастает особый вид земляники с очень коротким стеблем, на котором бывает обычно 45 ягод. Самые маленькие из них величиной с небольшой орех и цвет их бледно-желтый.

Почва настолько плодородна, что растения вызревают в изобилии, не требуя особого ухода; у них нет других садов, кроме полей, покрытых дикими вишням, яблонями, орешником, грушевыми и другими фруктовыми деревьями.

Главное их богатство заключается в стадах, особенно в прекрасных лошадях, очень сход­ных с испанскими. Кроме того они имеют большое количество овец и коз, шерсть которых так же хороша, как и в Испании, так что московиты приходят и покупают ее для выделки войлока. Что касается быков и коров, то они неважные, и не этот вид животных обогащает черкесов.

Этот народ не сеет ни пшеницы, ни овса, но только ячмень для лошадей и просо для выпечки хлеба; они никогда не засевают дважды один и тот же участок земли, меняя места посева каждый год. Они не сеют рожь не потому, что она не может расти на их земле, а потому, что они не интересуются ею, предпочитая хлеб из проса. У них хорошее мясо, хорошие куры и дичи больше, чем они могут потребить.

58

Во время охоты они совсем не пользуются собаками и ловчими птицами, но когда собираются на нее, то 7 или 8 главных лиц селения обычно объединяются в одну группу. У них настолько прекрасные лошади, что в погоне за животным они утомляют его и вынуждают сдаться. Каждый всадник держит наготове веревку, которая имеет скользящую петлю и привязана к ленчику седла. Они очень ловкие в бросании ее на шею жи­вотного, которое настолько изматывается, что уже не может от них убежать. Убив оленя, они сразу же отрезают ему ноги, разбивают кости и поедают мозг, считая, что нет ничего более питательного для укрепления тела.

Когда они хотят угнать у кого-либо скотину, то для того, чтобы стерегущие стадо собаки не залаяли и не привлекли этим вни­мание пастухов, они берут с собой бычьи рога, наполненные нарезанной мелкими кусками требухой. Обычно каждое стадо охраняют 10 собак и 23 пастуха. Они выжидают время, когда пастухи уснут, и когда собаки начинают лаять, они бросают каждой из них по рогу, который собака хватает и убегает подальше от стада, чтобы съесть содержимое рога. Муки, с которыми она достает эти кусочки требухи из рога, а с другой стороны страх, что появится другая собака и отнимет ее добро, приводят к тому, что она не издает ни звука. В течение этого времени, и пока утомленные дневными трудами пастухи спят, воры делают свое дело и похищают животное из стада.

Напитки черкесов вода и буза, приготовленная из проса. Вино­градников у них нет.

Разницы в одежде обоих полов нет; женщины одеваются как мужчины, а девочки как мальчики. Эта одежда состоит из цветного платья из хлопчатобумажной ткани, и штанов, настолько широких, что когда им нужно отправить естественные надобности, им достаточно опустить их, чтобы облегчиться. Они носят также маленькую стеганую куртку, которая доходит им до середины бедер, а поверх нее нечто вроде плаща с широкими рукавами из грубого сукна, который спускается до колен и подпоясан веревкой. Рукава плаща разрезаны сверху донизу, и иногда они за­вязывают их за спиной.

Они не носят бороды до 60 лет. Что же касается волос, то мужчины, женщины, юноши и девушки не отпускают их ниже ушей. Молодое и старые мужчины выбривают себе на голове полосу в два пальца шириной от лба до шеи и носят небольшую шапочку вроде ермолки из того же сукна, что и плащ, и эта ермолка является общим для обоих полов головным убором. Правда, с того момента, когда девушки выходят замуж, в их головном уборе про­исходят некоторые изменения: они навязывают к затылку толстую подушечку из войлока и закрывают ее белым покрывалом, сложенным в мелкую складку. Чулки они завязывают над коленом; они доходят только до лодыжки. Башмаки сделаны из сафьяна, имеют только один шов вдоль ноги.

Что касается их постели, то они берут несколько бараньих шкур, сшивают их, набивают стеблями проса и получают нечто вроде матрацев. Когда они молотят просо, стебли получаются совсем

59

мелкими, как мякина овса, и когда они поднимаются с постели, эти стебли выправляются сами собой. Подушки изготовляются таким же образом, но некоторые из них набивают шерстью.

Перехожу к их религии и обрядам. Эти народы, собственно говоря, ни христиане, ни магоме­тане, и вся их религия заключается в целом в нескольких обрядах, которые они выполняют время от времени со всей возможной торжественностью, причем на них присутствуют все жители селения, как молодые, так и старые; никто не освобождается от этой церемонии по возрасту. Я говорю здесь только о селениях, так как во всей их стране нет ни городов, ни крепостей. Эти селения, особенно в Черкесии, построены все по одному образцу, с рас­положением домов вокруг одной большой площади посредине их.

Глава ХII. Об обрядах и обычаях народов Комании и Черкесии

Главный праздник черков или черкесов, который они справляют ежегодно в конце осени, проходит следующим образом.

Трое наиболее пожилых мужчин селения заменяют жрецов и выполняют обряд, поручен­ный им, в присутствии всего народа. Они берут барана или козла, которого убивают после произнесения некоторых молитв, затем, выпотрошив его хорошенько, варят целиком все животное, за исключением внутренностей, которые поджаривают. Когда кушанье готово, они кладут его на стол и вносят в большое помещение вроде сарая, куда направляется весь народ. Три старца стоят перед столом, а весь народ, мужчины, женщины и дети, также стоя, держатся позади них. Когда вносят стол, на котором лежит сваренный баран, три старца подходят к нему, отрезают все четыре ноги и разрезают поджаренные внутренно­сти; затем они поднимают все это над головой вместе с большим кубком, полным бузы, чтобы весь народ мог это видеть. Когда народ увидит мясо и напиток поднятыми над головой, они все простираются на земле и остаются в таком положении до тех пор, пока все не ставится обратно на стол и три старца не произносят несколько слов. Тогда народ поднимается и стоит, в то время, как два старца, которые держат мясо, дают каждый по небольшому кусочку мяса третьему старцу стоящему между ними и держащему кубок; затем каждый из них берет себе по кусочку. После того, как все три старца съедят по куску мяса, тот старец, который держит кубок, пьет первым из него и, повернувшись в сторону старца справа от него, дает ему выпить, не выпуская кубок из рук; то же самое проделывает он со старцем, стоящим слева от него. Закончив этот первый обряд, все три старца поворачиваются к собравшимся и предлагают мясо и напиток прежде всего своему правителю или господину, а затем всему народу, который ест и пьет от мала до велика.

Все, что остается от четырех ног барана, приносится обратно на стол тремя старцами, кото­рые и доедают это. Покончив с этим, они садятся за стол, на котором лежит баран, и самый старший из них, взяв голову, съедает от нее маленький кусочек, затем передает голову вто­рому, который также откусывает кусок и передает ее третьему старцу. После того, как этот

60

третий съест кусочек от головы, он ставит ее перед первым старцем, который приказывает ему отнести ее правителю селения. Последний принимает ее с большим почтением, съеда­ет кусок и передает голову своему ближайшему родственнику или наиболее уважаемому другу. Таким образом они передают друг другу эту голову, пока она не будет окончательно съедена. Покончив с этим, три старца приступают к туловищу барана, от которого каждый съедает по куску, после чего приглашается правитель селения, который приближается к ним с большим почтением, держа шапку подмышкой и весь дрожа. Он берет из рук одного из старцев нож, отрезает себе кусок барана, съедает его стоя и выпивает из кубка с бузой, подаваемого ему другим старцем, затем с низким поклоном возвращается на свое место. Весь народ поступает таким же образом, причем первыми идут самые старшие, а дети дерутся за те кости, которые им остаются.

Вот описание другого праздника, который они справляют перед началом косьбы. Обряды, исполняемые при этом, таковы: каждый житель селения, имеющий возможность, берет козу, так как для своих обрядов они отдают предпочтение козам, а не баранам, а бедные объединя­ются по 8 10 человек и берут одну козу на всех. Коз, баранов или ягнят собирают вместе, затем каждый берет свое, закалывает его и сдирает шкуру, оставляя на ней голову и ноги. Эту шкуру они затем растягивают на двух палках, протягиваемых от ноги до ноги, и вешают ее на шест, вбитый в землю, верхний конец которого входит в голову животного. Количество шестов, вби­тых в землю посередине селения, с повешенной на них шкурой, равно количеству убиваемых
животных, и каждый, проходя перед ними, отвешивает глубокий поклон.

Сварив свою козу, каждый относит ее на площадь посреди селения и кладет ее на большой стол рядом с другими забитыми животными. Здесь уже находится местный правитель со всеми своими приближенными, а иногда здесь можно встретить и правителя соседнего селения. Когда все это мясо положено на стол, три самых пожилых жителя селения садятся перед ним и съедают по одному-два кусочка. Затем они подзывают местного правителя. Если здесь присутствует другой правитель соседнего селения, то оба подходят вместе в сопровожде­нии нескольких наиболее пожилых людей селения. Заняв свое место, они съедают одно из животных, которое три старца отложили для них, а остальное раздают народу, сидящему на земле и поедающему все, чем его угостят. Встречаются селения, где убивают до 50 животных. Что касается бузы или другого напитка, то встречаются люди, приносящие его в количестве до200 пинт, каждый по своим средствам.

Весь день проходит в питье, еде, пении и танцах под звуки флейт, так как у них нет других музыкальных инструментов. Нельзя сказать, чтобы эта музыка была совсем плоха, тем более, что они играют сразу на 12 флейтах. Первый имеет флейту размером длиннее руки, флейты же остальных идут по убывающей, так что последняя не больше свирели.

Когда старцы за столом покончат с едой, они удаляются к себе, оставляя молодежь, мужчин и женщин, юношей и девушек продолжать веселье и танцы под звуки флейт. Это про­

61

должается до тех пор, пока есть напиток, а на другой день первым делом, к которому они приступают, является сенокос.

Кроме этих общественных обрядов они имеют семейные. Раз в год в каждом доме делается крест в форме молотка, приблизительно в5 футоввысотой, причем обе палки, из которых он сделан, имеют толщину руки. Когда крест изготовлен, отец семейства ставит его в ком­нате рядом с дверью и, созывая всех членов семьи, дает им по зажженной свечке. Затем он первым прикрепляет свою свечу к кресту, затем его жена, а затем дети и слуги. Если в семье есть маленькие дети, которые не могут прикрепить свои свечи, то их свечи прикрепляют их мать или отец. Если одна из свечей потухнет до того, как окончательно сгорит, то это служит у них пророчеством, что тот, кто ее прикрепил, не доживет до конца этого года. Падение свечи означает, что тот, кому она принадлежит, будет похищен; если свеча прикреплена рабом, то он будет похищен или убежит: я уже отмечал, что эти люди большие воры, и одно селение крадет у другого все, что может, как людей, так и скот, и только детей правителей и знати они не рискуют трогать.

Когда гремит гром, все выходят из селения, и молодежь обоих полов начинает петь и танце­вать в присутствии пожилых людей, сидящих вокруг. Если молния убивает кого-нибудь из них, они хоронят его с почестями и считают святым, признавая такую смерть милостью бога. Если молния ударит в один из домов, то даже если никто не убит, вся семья, проживающая в этом
доме, содержится в течение целого года ничего не делая, за исключением танцев и пения. Сразу после такого события ищут по всей стране белого козла, выбирая наиболее сильного; этот козел кормится жителями того селения, в которое ударила молния, и содержится в большом почете до тех пор, пока молния не ударит в другое место. Все члены семьи, в дом которой ударила молния, ходят из селения в селение со своими родственниками; хотя они и не входят в них, а только останавливаются с танцами и песнями, все же каждый приносит им что-нибудь поесть. Весной в определенный день в том селении, где находится козел, со­бираются все те, в чей дом ударила молния. Они берут козла, у которого на шее висит сыр обычной формы пармского сыра, и ведут его в селение первого правителя области. Они не входят в него, но правитель и все жители селения выходят и простираются перед козлом. После произнесения нескольких молитв они снимают с козла сыр и сразу же заменяют его новым. Снятый сыр разрезается на мелкие кусочки и раздается присутствующим. Затем всех пришедших хорошенько кормят и подают обильную милостыню; они проходят таким об­разом по всей стране из селения в селение и собирают много подаяния.

У них есть одна большая книга, размером в полный лист. Она хранится у одного старца, ко­торый один имеет привилегию прикасаться к ней. Когда этот старец умирает, они избирают другого в качестве хранителя этой книги. В его обязанности входит хождение из селения в селение в те дома, где по его сведениям имеются больные. Он носит книгу с собой. Заставив зажечь свечу и выйти всех из комнаты, он приближает книгу к животу больного, открывает

62

ее, читает из нее и дышит на нее несколько раз так, чтобы дыхание попадало в рот больного. Затем он заставляет последнего поцеловать книгу и несколько раз прикладывает ее к его голове; весь обряд длится около получаса. Когда старец уходит, один дает ему барана или козленка, другой быка или корову по своим возможностям.

Среди них также имеются старухи, которые вмешиваются в лечение больных и проделывают это следующим образом. Они ощупывают тело больного и особенно ту часть, которая болит; они трогают ее несколько раз и мнут, издавая при этом рыганье, и чем сильнее у больного боль, тем больше эти старухи рыгают. Присутствующие, слыша рыганье женщин и отвра­тительные звуки, исходящие из их живота, думают, что больной очень страдает и чувствует облегчение по мере того, как эти женщины рыгают, но, по правде говоря, если это и так, то только от воображения; однако как бы не обернулось дело с больным, эти женщины заставляют себя хорошо оплачивать.

Когда кто-нибудь испытывает головную боль, он ограничивается тем, что немедленно от­правляется к тому, кто его бреет. Последний делает в той части головы, которая болит, два разреза бритвой, достигающих кости, и прикладывает сверху немного мази, чтобы закрыть рану. Эти люди верят в то, что головные боли происходят от ветра, находящегося между костью и мясом; указанные выше надрезы дают ему возможность выйти, после чего боль никогда не возвращается.

При погребениях они соблюдают много обычаев, свойственных варварам: провожая мертвого, родственники и друзья испускают ужасные крики и вой, причем одни наносят себе острыми камнями раны на лице и теле, а другие бросаются на землю, рвут себе волосы на голове, так что, возвращаясь с похорон, все они залиты кровью. Они убиваются таким образом о мертвецах во время погребения, но после этого не молятся за них, и этим ограничивается весь обряд.

А вот что они практикуют на свадьбах. Когда желающий жениться увидел понравившуюся ему девушку, он посылает кого-нибудь из своих родственников для согласования вопроса о том, что он дает ее отцу и матери, или, если она не имеет таковых, то тому родственнику, который заменяет ей отца или опекуна. То, что он дает, обычно заключается в лошадях, ко­ровах или других животных. Если обе заинтересованные стороны живут в одном селении, то после того, как соглашение достигнуто, жених и его родители вместе с правителем местечка идут в дом девушки и отводят ее в дом будущего мужа. Там уже приготовлен пир. После обильного угощения и танцев муж и жена отправляются спать без выполнения каких-либо других церемоний. Если жених и невеста из разных селений, то правитель селения юноши провожает его вместе с его родственниками в селение девушки, которую они забирают и отводят в дом мужа, где все происходит так, как я уже говорил.

Если в течение нескольких лет у супругов нет детей, то мужу разрешается взять еще не­сколько жен, одну после другой, пока у него не появится потомство.

63

Если замужняя женщина имеет любовника, и муж, вернувшись домой, застает ее лежащей со своим любовником, то он, ничего не говоря, выходит и никогда не упоминает об этом. Жена поступает точно так же, когда застает врасплох своего мужа с другой женщиной, которую он любит. Чем больше мужчин ухаживает за женщиной, тем больше ее уважают и в ссорах между собой они упрекают друг друга в том, что будь они более красивыми и не имей они некоторых недостатков, у них было бы воздыхателей больше, чем у них есть в настоящее время.

Эти люди, как и в Грузии, обладают здоровой кровью, в особенности женщины, которые чрезвычайно красивы, очень хорошо сложены и имеют свежий вид до 4550 лет. Они все настолько трудолюбивы, что сами добывают железную руду, которую затем плавят и изго­тавливают различную домашнюю утварь. Они делают много вышивок золотом и серебром для украшения седел, колчанов, луков, стрел, своих легких башмаков и полотна, из которого шьют себе платки.

Если муж и жена часто ссорятся и не могут ужиться вместе, муж первым идет с жалобой к местному правителю, и последний посылает за женой, продает ее и дает мужу новую жену. То же случается и с мужем, если жена приходит жаловаться первой. Если мужчина или женщина часто ссорятся с соседями и если соседи идут с жалобой, то правитель забирает то лицо, на которое поступила жалоба, и продает его иностранным купцам, приезжающим для покупки рабов; это делается с целью увода этих лиц из страны, так как эти люди хотят вести спокойную жизнь.

Знатные по целым дням ничего не делают, а только сидят и разговаривают, да и то очень мало. Иногда вечером они выезжают верхом, назначая друг другу свидание, и, собравшись в количестве 3040 человек, совершают набеги, как в своей стране, так и в соседних областях и возвращаются со скотом и рабами. Что же касается знатных женщин и их дочерей, то они проводят время за вышиванием, работами иглой и другими пустяками.

В этой стране совсем не пьют вина и не употребляют ни табака, ни кофе. Все крестьяне являются рабами правителя той местности, где они живут. Они обрабатывают землю и ру­бят дрова, которые употребляют в большом количестве, так как, будучи не очень хорошо одетыми, им приходится поддерживать огонь в течение всей ночи в том помещении, где они спят. Вот все те замечания об этой стране.

64

НИКОЛАС ВИТСЕН

СЕВЕРНАЯ И ВОСТОЧНАЯ ТАТАРИЯ

Сенатор и бургомистр Амстердама Николас Витсен (16411717) в 1664 году в составе голландского посольства побывал в Москве, где собрал много материалов о России, ее провинциях и соседних государствах. Позднее он дополнил эти материалы сведениями из европейских литературных источников и в 1692 году опубликовал в Амстердаме книгу «Северная и восточная Татария». Книга переиздавалась в 1705 и 1785 годах.

Перевел с голландского Е. С. Зевакин
--------------------------------------------

Черкесия

Страна черкесов лежит у самого Каспийского моря. Ее северные соседи астраханские ногаи, на юге дагестанские и тарковские татары, на западе абазы и мингрельские племена.

Земля черкесов живописна, хороша и очень приятна; в ней есть долины, поля и леса, а также прекрасные источники; свободно растут цветы, тюльпаны красивые, дикие; встречаются также породы красивых кустарников с короткими стеблями, вишневые деревья, яблони, груши, орехи и т. д. Земля очень плодородная; у них нет садов, только поля. Богатство жителей составляет скот, лошади и в особенности прекрасная шерсть, которую дают им овцы. Там водятся хорошие грубошерстные овцы, куры и другая птица. Часто встречаются довольно большие озера.

Черкесы никогда не сеют два раза подряд на одном и том же месте. Они так смелы на коне, так быстро скачут на лошадях, что нельзя не сдаться им.

Из ячменя они делают крепкий, как вино, напиток.

У черкесов, живущих около Каспийского моря, нет ни городов, ни укреплений, и они жи­вут в деревнях в открытых местах. Их религия, как утверждает Тавернье, состоит из одних суеверий. Они живут свободно, говорит он, и управляются особыми вождями. Старейший рода в данной деревне считается старшиной. Они добры от природы.

Главный праздник у них бывает осенью. Тогда трое старейших в деревне совершают об­ряды: они закалывают козла или барана, произнося при этом особые молитвы; мясо готовят и кладут на столе под открытым небом, так, чтобы вся деревня могла прийти поесть. Затем делят мясо и едят его, сопровождая еду многочисленными жестами и словами. Господину деревни подносят часть мяса со многими глупыми языческими церемониями. Он ест стоя, а в это время совершаются еще другие разные обряды.

Весной в каждом доме закалывают козла, барана или ягненка, по большей части козла; иногда это делают несколько семей вместе. Одно из этих животных выносят потом за деревню,

65

насаживают растянутую шкуру, голову и ноги на палку и со­вершают перед ними самые отвратительные обряды. Мясо съедают. Господин деревни или старшина отделяет себе лучшую часть. Затем целый день пьют напиток, называемый буза, и справляют праздник, танцуя, играя на свирелях и прыгая. После этого праздника начинают обрабатывать землю.

Кроме описанного праздника у них ежегодно бывает еще одна церемония в домах: глава семьи ставит деревянный крест, к которому каждый домочадец прикрепляет зажженную свечу. Судя по тому, гаснут свечи или горят, они предсказывают, что этот человек будет долго жить или умрет, его обкрадут или он счастливо избежит засады и т. д. Одна деревня обкрады­вает другую, щадят только вождей, детей и знатных людей.

Когда гремит гром, они радуются, выбегают из домов наружу, пляшут; считают счастливыми тех, в чей дом ударит молния, и они в радости проводят весь год; если молния ударит в человека, его считают святым. Когда ударит гром в деревне, отыскивают белого козла и воздают ему почести: падают перед ним на колени, водят его со свечой на шее.

У них есть одна книга, которая хранится у одного из старейшин, больше никто не должен видеть ее. Когда старшина умрет, выбирают другого для хранения книги; что в ней написано мне неизвестно, но достоверно то, что они черпают из нее свои многочисленные суеверия и думают, что с этой книгой можно излечивать больных.

Их женщины видают себя за знахарок и целительниц. У них есть обычай на Ильин день высоко подбрасывать вверх коз; ту, которая упадет на ноги, сильно ощипывают и почитают целый год.

Черкесы у Каспийского моря когда женятся покупают себе невесту у старейшины или у друзей за муку, скот или что-нибудь другое, а самые знатные дарят подарок, справляют свадьбу танцами и прыжками, потом кладут молодоженов спать, и таким образом брак за­ключен. Если детей нет, муж берет другую жену, Если муж поссорится с женой и докажет ее неправоту, вождь деревни продает ее. Женщины трудолюбивы и много работают, очень хорошо вышивают платья, седла, колчаны и т. п.

Если соседи враждуют и ссорятся, спор улаживается вождем деревни или князем, которых там собирается несколько, если это важное дело. Виновного продают, чтобы удалить его из страны во избежание беды.

Самые знатные среди них не обрабатывают землю, но стараются набрать небольшую группу людей и ночью грабят, угоняют скот и похищают людей, как у друзей, так и у врагов, ибо воровство врожденное свойство этого народа.

Виноград в этой стране не растет, и вино здесь совсем не употребляется, табак не курят. Бедные люди по сравнению с богатыми все равно что рабы. Хотя там довольно холодно, они одеваются легко, ночью и днем разводят костры. Они редко ведут войну с другими странами.

66

Пятигорские черкесы редко приходят в долину, так как это горное племя, и они называются черкесами пяти гор. Если за ними бывает погоня, они отступают в неприступные горы, где дороги очень узки, так что они могут перебить врагов, поднимающихся к ним наверх. Пяти­горские женщины очень целомудрены, но падки на воровство.

По образу жизни черкесы очень похожи на ногаев, живущих около Астрахани, только чер­кесы живут в лесах и на возвышенностях, а ногаи в открытых местах.

Среди черкесов некоторые исповедуют магометанство, однако в таком искаженном виде, что они почти что впали в язычество подобно настоящим язычникам. У них нет обнародо­ванных писаных законов.

Считают, что среди них можно встретить красивейших людей в мире. Они очень госте­приимны, разумны и приветливы. Живут в лесных чащах и загораживают ветвями дороги к своим домам, чтобы татары, совершающие набеги всюду, не нашли их; татар привлекают красивые люди в качестве добычи.

Черкесы хорошие наездники, употребляют луки и стрелы, а также копья и дротики. Во­ровство у них не наказывается или очень мало и редко, а если воруют ловко, то это даже хвалят.

Для питья они употребляют вместо стаканов коровьи рога. Пить не любят; обычный их на­питок вода с медом.

У них есть священные места, где на деревьях висят луки, стрелы и другие предметы, при­несенные сюда после совершения определенных обрядов; эти места почитаются так, что даже разбойники не смеют трогать повешенные там предметы.

Когда хоронят кого-нибудь, то сопровождающие покойника громко кричат, царапают себе лицо и горюют очень долго, пока рана не заживет. Жрец произносит несколько слов над могилой, потом там же едят и пьют. Если человек умирает в доме, то его друзья поднимают неистовый шум, подобно язычникам. Рабы из этого народа очень ценятся.

Земля черкесов лежит у самых гор. С правой стороны находится Черное море, где живут абаса, абхазы или абассы, страна которых находится под властью двух государей. Там нет городов, но много селений на очень высоких горах. По случайности, их внешность и образ жизни те же, что и у черкесов, но они большей частью едят сырое мясо. Там растет виноград. Говорят особым языком. Ни писаных законов, ни письменности у них нет. Они христиане по названию, но почти не соблюдают христианских обрядов. Большие воры и обманщики. В этой стране можно встретить много воткнутых в землю крестов. Леса их крепость. Они смелые мореплаватели и иногда из-за них бывает опасно мореплавание из Каффы в Константинополь. Денег там нет, они ведут меновую торговлю рабами, воском и мехами. Продают своих земляков туркам. На Черном море у них есть хорошая гавань Эшизумуни. Воюют иногда с

67

черкесами и мингрелами. Кроме лука и стрел употребляют огнестрельное оружие. Одеваются как черкесы, только иначе подстригают себе волосы. На подбородке волосы у них выбриты, а усы длинные. Очень ленивы: не ловят рыбу, хотя в море она водится в изобилии.

По нижнему течению реки Борисфен (Днепр) в Украине живут племена, также называемые черкесами. Они греко-православного вероисповедания, ныне находятся под властью велико­го турецкого султана. По-моему, неумение отличить этот народ от черкесов у Каспийского моря является причиной того, что одни говорят, будто все черкесы язычники, а другие что они все христиане.

Некий анонимный английский писатель, сочинение которого опубликовано в Париже в 1679 году на французском языке, пишет про черкесов, что знает таких, которые живут у Меотийского моря и по течению Борисфена, что их женщины очень любят выпить, что они истребили у себя крупную и мелкую знать и теперь управляются начальниками или вождями, которые живут в полном согласии с общиной.

Свои жилища они строят из дубовых стволов, переплетаемых ветками, обмазывают их белой глиной так, что издали жилище похоже на камень. Сверху дома плоские и покрыты землей. Очаг находится в центре жилища, а у тех, кто живет ближе к морю в углу. Так сообщил английский писатель.

Река Быстрая отделяет дагестанских или горных татар от черкесов, живущих у Каспийского
моря.

Самого главного нынешнего черкесского князя, резиденция которого находится в городе Терки, зовут Казбулат Мусалович; он собственноручно убил двоих своих братьев; одного из них звали Каракашлы, и его сын жив до сих пор и зовут его Михайло Яковлевич. Эти братья были князьями у черкесских племен, называемых охоцкие и кабардинские, которые теперь после братоубийства попали под власть вышеназванного Казбулата Мусаловича. Он очень жаден относительно земли, как и весь его народ.

Кабарда это небольшая черкесская область.

Минерва у древних римлян имеет прозвище Кабардия, по-видимому, именно в этой мест­ности; в древности также говорили «Минерва Кабардинская», как это можно прочитать на подписи.

В черкесских горах недалеко от Каспийского моря встречается много развалин башен, зам­ков, городов и т. п., построенных во времена Александра Великого, как рассказывают в этих местах. На развалинах видны письмена и древние надписи, вырезанные на камне, которые теперь нельзя разобрать.

У Альхасена, описавшего жизнь великого Тамерлана, мы читаем, что когда Тамерлан отпра­вился против Баязида, чтобы защитить Константинополь и помочь христианскому царству,

68

он прошел через земли черкесов и грузин, которые отдались под его власть. Дальше автор говорит, что они христиане и всегда были данниками греческого царства с тех пор, как их по­корил Помпей. А раньше они были под властью Митридата, побежденного Помпеем. Альхасен пишет, что они красивы и хорошо сложены, хорошие воины; они скрываются в горах и там защищаются. Отправляясь на войну, они сжигают свои хижины и разоряют страну. Многие из них вступили в войско Тамерлана и пошли против Баязида. Однако, сопоставляя то, что Альхасен говорит, будто они христиане, с тем, что мы находим у современных черкесов у Каспийского моря, большей частью неверующих, можно сказать, что горные черкесы ближе к Менгрелии и теперь исповедуют христианство, а черкесы у Каспийского моря язычники. Тогда эти племена делились на многие княжества и, как мне кажется, те самые, которые тогда были христианами, теперь частью приняли закон Магомета или язычество под влиянием соседей или наоборот. Рождество и Пасха празднуются у этих людей, по-видимому, потому, что они некогда были христианами.

Мне кажется, что я видел черкесского посла в Москве. Он был одет в косматую войлочную одежду и овчину мехом наружу, с белой и черной блестящей, как шелк, красиво завитой шерстью, так что не уступит бархату; на голове такая же шапка без полей; люди его свиты, как и он сам, были стройны и красивы.

Главным городом черкесов у Каспийского моря прежде были Терки, но черкесы этой области
теперь подвластны московитам. Все их прежние крепости заняты русскими воинами, а сами они живут в неукрепленных селениях, хотя у них есть собственные вожди и управители, однако все они подданные их царских величеств. Говорят, что они платят приблизительно столько дани, что ее хватает на содержание солдат. Для обсуждения важных дел они за­седают с русскими воеводами. Они крепкого сложения, несколько широки лицом, хотя не так, как ногайцы, с черными волосами, которые стригут, оставляя их с дюйм длиной, а на макушке сзади висит небольшая коса. Языком и одеждой они похожи на дагестанцев, только не носят четырехугольные шапки.

Женщины белы лицом, с румяными щеками. Свои черные волосы они выпускают двумя локонами на плечи. Летом ходят в полотняных рубашках красного, зеленого или желтого цветов, открытых до пупка.

И мужчины, и женщины приветливы, доброго нрава и целомудрены. Мужчины находятся большей частью в полях со скотом, который составляет их главное занятие. Женщины за­нимаются домашним хозяйством. Черкесы могут брать больше одной жены, но делают это редко.

Если человек умирает бездетным, и у него есть брат, последний продолжает его род, как у евреев. Многие из них делают себе обрезание и верят в единого бога; церквей у них нет. Если умирает знатный человек, приносят в жертву козла, шкуру его вешают и кланяются ей один за другим, и в это же время хорошенько напиваются водкой или каким-нибудь другим крепким

69

напитком. Чтобы узнать, приятна ли жертва богу, они отрезают у козла детородный орган и бросают его об стену; если он приклеится, значит жертва угодна, если нет закалывают другого козла. Покойников хоронят с почестями. Над трупами более знатных строят домики. Жилища у них плохие и маленькие.

Черкесы, особенно пятигорские, не хотят, чтобы их считали за татар, живущих в большом количестве вокруг них. И по внешности они выглядят не так, как татары.

Один англичанин пишет о них следующее: черкесов много разных племен, так, горские означает люди с гор, большая часть которых язычники; бассащенки означает «бритые голо­вы», так как они бреют волосы на голове, оставляя их на макушке. Они имеют обыкновение приветствовать людей, обнажая голову, вопреки магометанскому обычаю. Бассащенки достойны подражания и знамениты своим гостеприимством. Они готовы рисковать за вас своей жизнью, если вы их отблагодарите; они будут стараться для своих братьев или зем­ляков, провинившись перед ними в нарушении клятвы или верности, каковую они обычно обещают чужим людям. Если кто-нибудь хотел бы устроить засаду против чужого гостя или можно опасаться еще чего-нибудь в этом роде, то соседи объединяются для поддержки чужестранца; так мы поняли от тех людей, которые сами там побывали.

О пятигорских черкесах у меня есть следующие достоверные сведения, присланные мне из Польши немцем из Верхней Германии, а именно: пятигорские черкесы, граничащие с крым­скими татарами, живут в горах. У меня нет никакого доказательства, что они татары. Они белы лицом и телом, и это свидетельствует о том, что это люди другой расы. По-видимому, они никогда не страдали от нашествия татар благодаря природе той страны, где они живут, потому что она неприступна для любого врага. Подъемы и дороги там так узки, что двоим вместе нельзя по ним пройти, и дорога в виде глубокого оврага с горами по обеим сторонам, откуда несколько человек легко могут перебить камнями и бревнами целое войско. Одного из этих людей царь Михаил Федорович сделал своим главным советчиком, звали его Зоил Московский, а за свои прекрасные советы он был назван князем Иваном Борисовичем. Он отличался такой скромностью, что принял бы прошение, поданное на улице ребенком. Один из его племянников, князь Яков Куденетович, недавно умерший, был очень любим царем и всем народом.

Они язычники, или, если так можно сказать, выродившиеся христиане, так как у них можно встретить еще такой остаток христианства, как празднование Пасхи, а в остальном они языч­ники. У них есть обычай в июле подбрасывать кверху козлят; те, которые упадут на ноги и останутся на ногах, те для них божество, и они целый год будут предметом почитания. Так сказано далее в этом сообщении.

Один очевидец рассказывал мне, как Булат, князь черкесов, живущих у Каспийского моря, когда пировал за столом со своей компанией, вместо того, чтобы разрезать еду на тарелке

70

для других, как это делается у нас, велел подавать куски мяса или баранью ногу или бычью, и сначала один, потом другой кусок хозяин хватал и, держа ногу или кусок мяса в руке, от­кусывал несколько раз, сколько хотел, а потом передавал тот же кусок своему ближайшему соседу, который ел тем же способом, передавая его дальше, и таким образом кусок ходил вокруг стола до тех пор, пока не бывал съеден; затем подавалась новая нога. Они едят колбасу из конины, а также ремни, вырезанные из лошадиной кожи, в четыре пальца шириной; их бросают в огонь, где они перекручиваются один с другим и так жарятся; потом их вынимают и скоблят с обеих сторон, а во время обеда каждый берет по куску и ест, отдирая одну по­лосу от другой зубами.

Приветствие у черкесов обычно сопровождается вопросом о здоровье скота.

Многие черкесы, живущие у Меотийского моря, переменили христианство на магометанство. Говорят, что в древности от этого племени произошли египетские мамлюки.

Черкесские женщины носят на голове сзади надутый бычий пузырь, круглый, как голова, так что кажется, что у них две головы; это имеет у них особое значение. Девушки ходят с распущенными волосами, спереди подстриженными, и носят большие шапки.

Около города Терки живет черкесский князь по имени Мусса, подвластный их царским ве­личествам или признающий их, но все же правящий собственной властью. Его подданные живут как свободные граждане, хорошо одеваются, украшают стены своих домов коврами, луками, стрелами и т. п.

Черкесы много забавляются танцами и умеют очень красиво танцевать. В 1697 году, когда я был приглашен в Амстердаме к столу его величества Петра Алексеевича и удостоился царской чести по случаю большой победы его царского величества над турками и татарами около устья Дона, тогда я видел, как танцевали двое из этих людей почти полтора часа. Не­возможно описать прыжки и быстрые изгибы тела, которые они делали...

71

ЯН СТРЕЙС

ТРИ ПУТЕШЕСТВИЯ

Голландец Ян Стрейс (1630-1694) в 1647 году бежал из родительского дома и странствовал в течение 25 лет. За это время он побывал во многих областях Европы и Азии. В 1668-1670 годах путешествовал по России и прикаспийским областям; в 1675 году вторично побывал в России в составе голландского посольства, возглавляемого К. фан-Кленком. Книга Стрейса, имевшая большой успех в Голландии, неоднократно переиздавалась, переведена на многие европейские языки, в том числе и на русский.

Перевела с голландского Э. Бородина
---------------------------------------------

...Терки лежит близ реки Тимянки, называемой русскими Терки. 18 июня рано утром мы вновь вышли под парусом и направились к гористой местности, куда прибыли после полудня, пристали к высокому берегу, находясь теперь уже не во владениях его царского величества, которые отделяет река Тимянка от черкесов.

Черкесская область собственно начинается у реки Тимянки и отделяется степью от Ногаи, а с другой стороны рекой Быстрой от дагестанских татар, и живут [черкесы] на плодородной земле, покрытой различными плодами, нивами и лугами. Мужчины крепкого сложения, с широкими лицами, но не такими четырехугольными, как у калмыцких или крымских татар. Кожа их большей частью желто-черного цвета, и они стригутся на чужеземный лад. Они выбривают полосу через всю голову и оставляют косу на затылке. Длинные и черные как смоль волосы висят по обеим сторонам лица, иногда распущенные, а иногда завязанные или заплетенные. Их одежда состоит из серого верхнего платья, поверх которого надевается бурка косматой грубой шерстью наружу. Она завязывается или застегивается на пуговицу у шеи, чтобы ее можно было поворачивать в любую сторону от дождя, пыли и ветра. Шапки у них из лоскута сукна, сложенного вчетверо, так что они выглядят наполовину иезуитами. Они не добры и не приветливы, но с ними легче войти в сношения, чем с другими татарами. От почти все время сидят на лошадях, которыми прекрасно управляют. Их оружие составляют лук и стрелы, у некоторых есть и ружья, из которых они стреляют с чрезвычайной легкостью.

У женщин, чему весьма удивляешься, белоснежная кожа и красные, как бы накрашенные щеки, приветливые, красивые и милые лица, так что можно в них влюбиться. Они большей частью хорошо сложены. Их брови и волосы черны, как уголь; они заплетают их в семь или восемь косичек вокруг головы. Они ходят с непокрытыми лицами, на голове носят красивые черные двойные шапочки, обшитые крашеным полотном или шелковой тканью; поверх надевают еще чепчик из черного бархата, что весьма к ним идет, почему они и стараются надеть его как можно лучше.

72

Вдовы привешивают к затылку бычий пузырь, украшенный разноцветными платками или кусочками сукна, и издали ка­жется, что у них две головы. Зимой они носят шубы, а летом ходят в одних рубахах желтых, красных, синих или зеленых, открытых до пупка, и так можно видеть все от шеи до пупка. Те, которые хотят показать, что они не из простого народа, носят узкие штаны, доходящие до икр или до косточки, поверх надевают две одежды без рукавов (как одежда наших детей), плотно обтягивающие тело. Они гордятся убранством и укра­шением своих грудей, как английские и французские дамы, хотя я не думаю, что они их красят. Они весьма общительны и приветливы и с большой охотой позволяют, чтобы их цело­вали и любезничали с ними, не считаясь с тем, чужой ли это человек, черный или белый, и даже тут же присутствующий муж не выражает недовольства. Мне они часто кивали и про­являли особый интерес к моим платьям, усиленно стараясь пощупать то или другое. Они обвешиваются цепочками, браслетами и ожерельями из агата, рогов, пестрых камушков, оловянных и серебряных колечек и содержат себя в чистоте и порядке; мужчины, в противоположность им, не говоря уже об их некрасивых лицах, ленивы, грязны, воняют и походят на последних нищих. Я видел много женщин, но нигде не видел таких приветливых, любезных и услужливых в отношении чужеземцев, как здесь. Некоторые из наших принялись играть и шутить с ними, а иногда и вступать с ними в более близкие отношения, что они охотно допускали, но тот, кто хотел до­биться большого, должен был отступить.

Мужчины, хотя им и разрешено по алькорану иметь сразу несколько жен, обычно обходятся одной, чтобы не входить в большие расходы и не возиться со множеством детей. Они считают себя мухаммеданами, хотя на самом деле не более, чем язычники. Они, правда, говорят, что верят в единого бога, но служат вместе с тем и черту, и идолам, уделяя последним больше внимания, чем служению и познанию истинного бога. У них нет ни церквей, ни священников, ни писания, но приносят жертву в установленное время. Между прочим наибольшим предпочтением пользуется Ильин день. Как раз в то время, когда мы пристали к берегу, чтобы купить съестных припасов, я видел все издали, ибо татары запретили мне подойти ближе, но я мог с достоверностью заключить, что это жертвопри­ношение, какое они приносят после смерти благородного человека. Мужчины и женщины сходятся в открытом поле, приводят с собой козла, у которого, чтобы удостовериться в его пригодности, отрезают яички и бросают их о плетень или о стену; если они приклеятся или повиснут там, то козел отменный, а если нет, то нужно привести другого. Затем с него сни­мают шкуру, расправляют ее и вешают на высокий кол, варят и жарят мясо и затем совместно съедают. После этого подходят мужчины один за другим и читают молитвы перед шкурой. Женщины тотчас уходят домой, а мужчины остаются на том же месте, долгое время едят и пьют водку, чем и кончают эту церемонию. Они предают с почетом своих мертвецов земле и оставляют известные памятные знаки. Они оплакивают и печалятся о них долгое время, терзают и царапают свои груди, так что кровь каплями падает на землю.

73

11 апреля (1671) привезли в Шемаху видного казачьего начальника. Он был отправлен вместе с тремя другими послами к принцу Булату, князю черкесских татар, чтобы склонить его притти с войском на помощь их господину Степану Разину, за что тот не только пощадит его самого и страну, но и вознаградит богатыми подарками. Принц почел себя настолько оскорбленным таким посольством и предложением, что тотчас же обезглавил троих послов и выбросил их тела воронам. Головы их он велел набальзамировать и положить в мешок и принудил оставшегося в живых четвертого положить мешок на коня и отвезти шаху.

11 июля 1671 года в Шемахе был большой невольничий рынок, и на базар вывели более 500 человек мужчин, женщин, детей, христиан и язычников, поляков, русских, грузин и черкесов... Торговля рабами и краденым ведет к тому, что Шемаха и Дербент процветают, развиваются и притягивают к себе множество различных купцов.

74

ФЕРРАН

ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ КРЫМА В ЧЕРКЕСИЮ ЧЕРЕЗ ЗЕМЛИ НОГАЙСКИХ ТАТАР В 1709 ГОДУ

Француз Ферран личный врач крымского хана; написанные им записки в начале ХVIII века неоднократно издавались во Франции.

Перевел П. Хицунов
----------------------------------

В 1702 году хан Гаджи Селим-Гирей, глава дома ханов, послал калгу воевать в Черкесию против одного из своих сыновей, который ушел туда после трехлетнего господства над татарами, узнав, что вместо него султаном вновь назначен его отец Селим. Хан Селим весьма прославился в последнюю кампанию, разбив поляков, немцев и московитов. Султан калга победил, взял в плен своего брата, и отец радостно принял своего сына. Из любопытства и я сопровождал калгу в этом походе. Мы выступили в составе 40 000 человек и после 20-дневного пути через ногайские страны достигли Черкесии, которую татары называют Адда.

Черкесская земля граничит с севера с ногайцами, с юга с Черным морем, с востока с Грузией, с запада с Киммерийским Босфором и с заливом, отделяющим ее от Крыма. В этом заливе есть пристань Тамань, ведущая значительную торговлю кожами, икрой, медью, воском, медом и прочим. Половина пошлины идет султану, половина хану. Этот город защищен ветхой башней и окружен полуразвалившейся стеной, остатком укреплений генуэзцев, не­когда владевших этим берегом. В 10 лье к северу находится Темрюк, маленький городок, где живут армяне, греки и жиды, платящие хану «харач». Недалеко от Темрюка виден древний замок, называемый по имени страны «Адда», здесь есть 6 артиллерийских орудий. Замок этот построен для предохранения от казачьих набегов и московских вторжений. Через него проходят все невольники, идущие из Черкесии. Здесь живет кади, у которого нужно брать билет, называемый «пендик», в котором записаны возраст и приметы невольников, законно купленных или пленных, для удобной поимки в случае бегства. Без такого пендика владелец невольника может быть во всяком месте признан вором, а при перепродаже невольника пендик передается новому покупателю.

Область Адда простирается до Кара-Кубани, служащей границей; она населена ногайскими татарами, чрезмерно безобразными, которых поэтому ногайцы и называют черными. Можно догадаться, приятны ли такие соседи черкесам.

Сторона Черкесии, которую мы проходили, заключает в себе высокие горы и глубокие доли­ны, осеняемые множеством

75

огромных деревьев. Главное место здесь - округ Кабарда. Отсюда крымский хан приобретает великое количество невольников. Здешние жители необыкновенной красоты. Ни на ком здесь не заметно лица, обезображенного оспой, по причине особой осторожности при воспитании детей. Всей областью управляет бей, зависящий от хана и имеющий под своей властью многих владельцев; они обязаны ежегодно платить хану дань, состоя­щую из 300 невольников, 200 молодых девушек и 100 юношей не старше 20 лет. Часто беи для поощрения отцов и матерей отдают хану своих собственных детей.

Когда между черкесскими беями возникает вражда, они просят хана прислать какого-нибудь агу, а часто и принца, для разби­рательства ссоры. Такие комиссары никогда не возвращаются с пустыми руками, их одаряют всегда лучшими подарками. Вообще в Черкесии торгуют мужчинами и женщинами как обычным товаром.

У черкесских татар пища гораздо лучше, чем у ногайцев. Они всегда едят говядину, баранину, птиц, и почти никогда не упо­требляют конины. Впрочем, хлеб у них не лучше ногайского, он состоит из лепешек пшенной муки, замешанных на воде и полуиспеченных в золе, которые они едят почти горячие.

Черкесская страна прекрасна, изобилует плодоносными деревьями, орошается прекрасными водами, но совсем не возделана, воздух здесь чистый и здоровый. Полагаю, что от этого и происходит цветущая красота черкесов, которой нет у других татар.

Народы черкесские весьма уважают христиан, почитая себя по­томками генуэзцев, и у них еще видно много остатков городов, построенных генуэзцами.

По приказанию хана я всегда носил французское платье и парик. Когда я явился в Кабарде в таком наряде, все сбега­лись посмотреть на меня как на необыкновенного человека. Почтение ко мне усилилось, когда они узнали, что я первый медик при хане. Но чтобы еще более возвыситься перед ними, я назвался природным генуэзцем. Расположение их я старался поддержать важной и суровой осанкой, хотя мне было тогда не более 30 лет. Довольный моим благоразумием и происхождением, черкесский хан предложил мне в супруги свою племянницу, за которой в при­даное давал 30 рабов, только с условием дальше Крыма никуда не уезжать, в чем я должен был поклясться в присутствии хана. Нелегко было мне уклониться от таких настойчивых и усердных предложений.

Бей и семейство его были из лучших людей. Очень мне хотелось окрестить их, но так как нужно было объяснить им догматы веры, а татарского языка я не знал, а через мусульманского переводчика объясняться не хотел, то я отложил свое намерение до другого раза.

Кроме коренных жителей в Черкесии живут еще 4 народа: татары, считающиеся господствующим народом; греки и армяне, заезжающие по торговым делам, и евреи, поселившиеся здесь.

76

ДМИТРИЙ КАНТЕМИР

ИСТОРИЯ РОСТА И УПАДКА ОТТОМАНСКОЙ ИМПЕРИИ

Дмитрий Константинович Кантемир (1673-1723) известный государственный деятель Молдавии и России, друг и соратник императора Петра I, отец знаменитого поэта Антиоха Кантемира. В 1722 1723 годах в составе армии Петра I во время Персидского похода побывал на Северном Кавказе. Книгу свою написал в 17141716 годы, когда жил в Турции. Очерк о черкесах переведен на немецкий язык и издан Вакербартом в Дрездене в 1798 году под названием «Черкесы».

Перевел с французского В. Аталиков
---------------------------------------------

...Черкесы обладали самыми высокими должностями при Оттоманском дворе, но ни один человек из их нации до сих пор не продвинулся до звания Великого визиря.

...Абазы живут на побережье Черного моря, по языку и обычаям не отличаются от черкесов.

Солдаты в египетскую армию набирались со всего света; особенно много в ней было черкесов, нации очень воинственной...

Черкесы.

Это самые благородные из скифских народов, проживающих в горах и холмистых местностях между Каспийским и Черным морями. Русские называют их черкесы-пятигоричи и этим отличают от черкесов-казаков. Все украинские казаки по-русски называются черка­сами, но главным образом те, которые населяют берега реки Донец и живут в слободах и колониях. Но у тех черкасов, которые разделены на колонии, имеются пять провинций, главными городами в которых являются Изюм, Харковия, Охтырка, Рыбинск и Сумы. К ним следует добавить самый древний русский город Чугуев, бывший некогда крепостью русской империи против татар, когда империя была заключена в более узкие границы. Он расположен на реке Донец.

Пятигорские черкесы не имеют ни бога, ни богослужения, ни религии. У них есть густая роща, расположенная в долине, опоясанной высокими горами. Она хорошо орошается водой и имеет большой ров, окружающий ее. Вся нация собирается здесь в конце августа и осуществляет торговлю посредством обмена товаров.

Собравшись, согласно традиции, происхождение которой неизвестно даже им самим, они освящают и вешают на некоторые деревья в этой роще самое лучшее свое оружие. Здесь они очищаются до своего возвращения сюда в следующем году, и, поцеловав оружие, кладут его на прежнее место. Это оружие остается здесь без всякой охраны до тех пор, пока оно не будет уничтожено ржавчиной или временем. Многие историки, писавшие об этом народе, оставили сведения, что

77

они были обращены в христианство генуэзцами, затем правителями Каффы, но после захвата Крыма турками были лишены своих священников и вернулись к прежнему невежеству, презрев просвещение, В доказательство этой точки зрения ссылаются на то, что до того, как кабардинцы были заражены мусульманством, имя некоего Петра было высоко почитаемо среди них, и что им разрешалось есть свинину, от употребления которой многие в наши дни воздерживаются. Они не повинуются никакому закону и не имеют судей, убежденные, что угрызения совести провинившегося есть полное и достойное наказание. Прежде они не имели никакой грамоты, но с тех недавних пор, как они приняли ислам, они начали знакомиться с арабской литерату­рой. Остальные придерживаются своего древнего язычества, сохраняя до наших дней свои первобытные манеры.

Вся область разделена на три княжества, главным из которых является Кабарда. Они ежегодно отсылают крымскому хану 200 девушек и 100 юношей в качестве дани. Невольники от­бираются не по желанию, а по жребию.

Даже те из них, которые родились среди татар, не имеют ни облика, ни характера этого народа, и, если бы кто-либо назвал их прекраснейшим из всех восточных народов, он не слишком отклонился бы от истины. Они всегда изобретают что-нибудь новое в своих манерах или оружии, в которых татары подража­ют им так пылко, что черкесы могут быть названы французами в отношении татар.

Их страна является школой для татар, из которых каждый мужчина, который не обучался военному делу или хорошим манерам в этой школе, считается «тентеком», то есть нестоя­щим, ничтожным человеком.

Сыновья крымских ханов в тот момент, когда они увидели свет, отсылаются к черкесам на воспитание и обучение. Когда ребенок доставлен в Черкесию, тот, кто находит ему кормили­цу, называется ата, или воспитатель султана, и он надолго со всем своим народом освобождается от податей, потому что он как бы состоит в родстве с султаном. В этом заключается причина того, что все черкесы серьезно относятся к этому делу, зная, что если жена или сестра хотя бы раз дадут грудь ханскому сыну, то они получат таким образом освобождение от уплаты подати.

В подобных случаях нередко применяется насилие. Более сильный мужчина тайно или силой врывается в дом, где нянчат молодого султана, и, схватив его, немедленно относит к своей сестре или жене, чтобы они дали ему грудь. Два года вскармливания ребенка дают не намного больше привилегий, чем одноразовое кормление. Когда принц подрастет, его заботливо обучают езде верхом, стрельбе из лука, ношению оружия, военной науке, и затем отправляют его домой.

Достоинство, которое здесь ценят в женщинах, заключается в изящных пальцах и коротких ступнях. Корпулентная девушка с большими ногами или пальцами, будь она самого блиста­

78

тельного происхождения, рискует навсегда остаться в девах, если ей не улыбнется фортуна. По этой самой причине девочку 7 лет заковывают в стальную обойму шириной в 4 5 пальцев; ее пальцы стискиваются деревянной обувью, которую она обречена носить до тех пор, пока не станет взрослой. Таким образом, то, чего добиваются француженки с помощью китового уса и других хитростей без малейшей боли, здесь приобретается без малейшего волнения о нежном возрасте, и затем спокойно наслаждаются достигнутым всю свою жизнь.

Ни мальчики, ни девочки никогда не лежат в кровати, но всегда на досках или на полу, покрытом сеном или соломой, чтобы предохранить себя от ожирения или изнеженности, которая, как они ошибочно полагают, ведет к слабости и малодушию.

Эти люди настолько храбрые, что, по уверению самих татар, насколько 10 крымцев сильнее 15 буджакан, настолько 5 черкесов сильнее 10 крымцев.

Я предлагаю моему читателю только один пример, свидетельствующий об их храбрости, который случился около 6 лет назад, и не так невероятен, насколько невероятны подвиги, прославленные древними греками.

Когда Селим-Гирею (впоследствии крымскому хану, личности большой мудрости и доблести, старому солдату) не была уплачена ежегодная дань, он послал в следующем году своего сына Шахбаз-Гирей-Султана, чтобы он потребовал невольников за два года. Последний был при­нят с почетом, поскольку пришел без грозной свиты, и князья, как положено, немедленно выдали ему положенную дань.

Но случайно он увидел прекрасную дочь одного черкеса, которая не была внесена в список невольников, и тем не менее, она была насильно захвачена, против обычая, и вынесена из дома. Ее братья, двое храбрых юношей, сначала притворились, что не огорчены происшед­шим, успокоили отца и смягчили его горе, приукрасив ее будущее тем, что она будет иметь честь взойти на ложе султана. Выждав же благоприятный момент, они неожиданно напали на принца, когда он спокойно пребывал наедине с похищенной девушкой, а стража была отпущена и уже успела напиться, ранили его и сестру и перебили охрану этого человека.

Отец султана, услышав о случившемся, сдерживает свое негодование и объявляет, что чер­кесы поступили справедливо, наказав человека, который таким образом пытался обесчестить девушку, похищенную против правил.

Когда султан умер, ему наследовал его старший сын Девлет-Гирей, немного позже свергнутый с трона Великим синьором и отправленный в ссылку. Но Каплан-Гирей, его младший брат и преемник, с разрешения турецкого правительства отправился против черкесов во главе 80 000 татар, угрожая им разрушительным вторжением. Когда он переправился через Танаис, к нему присоединились 15 000 кубанцев.

79

Князь Кабарда, получив эту новость от своей разведки, с 7000 пеших солдат и 300 лошадей ушел к вершине высокой горы, украшенной руинами большого старого города, и укрепил расселины и стены деревьями и земляными валами. Каплан-Гирей, предвидя трудность штурма этой горы, к которой не было никаких подступов, отправляет к князю доверенного посла, чтобы тот сказал, что султан предпринял поход против узбеков и приглашает с со­бой 3000 черкесов. Кроме того, он желает лично встретиться с князем, поэтому просит его спуститься с горы.

Кабарда, разгадав ложь врага, отвечает послу, что сейчас он не имеет возможности спуститься, так как скован сильным приступом подагры, но через три дня посетит султана, спустившись на лошади или на носилках.

Когда посол ушел, Кабарда созвал черкесов и обратился к ним со следующими словами: «Каково ваше мнение, друзья и соотечественники, о нынешнем состоянии наших дел? Что, по вашему мнению, лучше для нас: заковать самих себя в цепи султана, быть перерезанными им и допустить, чтобы наши жены и дети были уведены в вечное рабство, или как мы, побе­дили или погибли? Если погибнем, то мы избегнем отвратительного зрелища издевательства тирана над нами; если победим, одним ударом освободимся от нестерпимой жестокости татар». Ответ был единодушный, что лучше умереть, чем предать себя в руки врага. Тогда он требует, чтобы они, согласно обычаю, принесли клятву мечами и оружием.

После того, как дело было решено таким образом, Кабарда послал вечером одного человека сказать хану, что его подагра полегчала и что он мог бы прийти к нему в качестве просителя вместе с командирами своей армии. Это известие привело Каплан-Гирея в восторг; он при­казал отправить своих лошадей на пастбище и принял решение посвятить всю ночь отдыху. Черкесы, узнав об этом, проникли в татарские орды, связали древесную кору в небольшие хорошо просмоленные связки и, привязав их к хвостам нескольких лошадей, погнали их (лошадей) вниз в величайшем молчании к кошу или палаткам татар, и там подожгли связки. Лошади, испуганные сразу и пламенем, и болью, помчались со всей возможной скоростью и в темноте ночи бросились, как молния, в гущу татарских лошадей, которые также пере­пугались, оборвали путы и с неистовым шумом понеслись в разные стороны.

Татары проснулись от этого шума, но не слыша и не видя ничего кроме пламени, носящегося по долине (в темноте страх возрастал от того, что лошадей не было видно), и, думая, что огонь ниспослан с небес, они обезумели и побежали в беспорядке. Увидев это, черкесы бросили
все свое оружие, кроме мечей, и стали убивать каждого, кто попадался им, и только к утру обнаружилось, что это была скорее бойня, чем бой. Когда наступил день, черкесы собрали почти 10 000 лошадей противника, потеряв едва 5 человек, и вернулись назад с триумфом.

80

Кубанские татары напали на разбежавшихся татар и предавали их мечу в течение двух по­следующих дней. (Они жили с черкесами в тесной дружбе до той поры, пока не стали на сторону султана по его принуждению.) Каплан-Гирей убежал с горстью своих людей в Крым, бросив позади себя 40 000 убитыми и остальных рассеянными. Обвиненный правительством Константинополя в опрометчивости и неблагоразумии, он был лишен своего звания и отправ­лен в ссылку в Янополис, город в Мизии. Ему наследовал Девлет-Гирей, который находился до этого времени в ссылке на Хиосе; он командовал в последнем сражении с московитами.

Турки более всего ценят в черкесах красоту; невольники из этой нации ценятся дороже всех других. Их девушки прекраснее всех прочих и сложены очень пропорционально; они обладают наивысшими духовными качествами, будучи умеренными в потребностях и способ­ными к просвещению; эти юные существа имеют репутацию очень живых духом и никому не уступают в сноровке и искусстве рукоделия.

В Египте черкесы и абазы стоят в два раза дороже, так как только они имеют привилегию наследовать права и имущество своих господ, которые получают по их смерти, имея пред­почтение перед законными детьми. Этот обычай противоречит заветам Корана и в то же время он разрешен, вследствие одного странного мнения, точнее сказать, пережитка: Иосиф, находившийся некоторое время в рабстве в Египте, просил бога позволить, чтобы эта нация никогда не покорялась рабам, и эта просьба претворена в действительность по тайному определению Бога.

81

АНОНИМ

НРАВЫ И ОБЫЧАИ КАБАРДИНЦЕВ, ИЛИ ЧЕРКЕСОВ

Данное сочинение на французском языке выявлено В. Аталиковым в библиотечных фондах Института этнографии АН СССР

Перевел В. Аталиков
----------------------------------

Кавказ, известный в мифологии муками Прометея, это гора, которую древние считали самой высокой горой в мире. Эта цепь гор, которая всегда была известна под названием Кавказ и тянется от Каспийского до Черного моря, находясь между Персией и Россией и являя собой крайне плодородную землю, является также театром внезапных решительных общественных перемен. Сегодня здесь господствуют татары, смешавшиеся с покоренными ими народами. Это различие народов, укрывшихся от произвола и насилия в этой стране, а именно греки и генуэзцы, моравские братья и персы, делает Кавказ подобием Вавилонского столпотворения, где царит чрезвычайное смешение языков, а также гражданских и религиозных обычаев, разных по происхождению народов, едва понимающих друг друга и в то же время живущих рядом друг с другом. Со временем установилось господство татар над духом этих народов, за исключением жителей Грузии и обеих Кабард.

Кабардинцы более известны европейцам под названием «черкесы». Они занимают северные склоны Кавказа и распространяются до реки Кубань. В ХVI веке русский царь подчинил их свое­му скипетру под предлогом обращения в христианство, но через некоторое время крымский хан подчинил их себе и наложил на них дань, состоявшую из 1 лошади, 1 панциря, 1 девушки по выбору посланника, которого посылал хан туда один раз в год. Посланник злоупотребил своей властью в Кабарде в такой степени, что возмутил весь народ, и был убит в 1708 году. Это стало причиной вооруженного нападения татар на кабардинцев, но кабардинцы добились покровительства Оттоманской Порты, оставаясь независимыми от нее.

Черкешенки ведут самую благополучную жизнь по сравнению с женщинами других областей Кавказа. С ними обращаются очень бережно, и возможно, этому они обязаны своей красотой и умеренным нравом. Их естественная красота и грация сопровождаются их утонченностью, что принесло им заслуженную славу. Гаремы восточных поклонников женской красоты не могут обойтись без них; их покупают, несмотря на разорительные цены. Их волосы всегда окрашены не так, как

82

у других. Неблондинки прилагают большие усилия, чтобы устранить этот недостаток; они мажут свое лицо помадой и посыпают красным порошком. Кабардинки не только красавицы: одаренные природой, они обычно прилагают все свое искусство, чтобы усовершенствовать свою красоту. Живость, мягкость и легкость характеризуют их походку. Все их существование посвящено тому, чтобы произвести впечатление, и применяют тысячи способов, чтобы понравиться, следуя при этом мягкости природы, и побуждаются темпера­ментом следовать во всем природе.

Из всех жителей Кавказа только кабардинцы имеют самые лучшие жилища, самые изящные и самые опрятные. Это прочные и удобные жилища, поддерживаемые в хорошем состоянии постоянным уходом. В деревнях насчитывается от 20 до 50 жилищ, в центре который воз­вышается башня для укрытия женщин и детей в случае нападения на них. Дома знати по
большей части построены из дерева, так же, как и хижины простых жителей, но больше размерами и прочнее.

У них менее беспокойный характер, чем у окружающих их со­седей, и более склонны к мирной жизни. Мало привязанные к своим господам или покровителям, они свободно переходят под власть более сильного. Это, возможно, более разумное решение, поскольку более искреннее. Десятая часть доходов в натуральной форме есть единственный налог, который они уплачивают своему господину, который иногда бывает недо­волен этим и требует четверти доходов.

Правосудие у них отправляется по суду, как у турков, и рас­следование преступления не всегда предшествует наказа­нию, чаще всего произвольному. Чрезвычайная быстрота в проведении судебного процесса всегда более губительна, чем чрезвычайная медлительность.

Они обычно занимаются сельским хозяйством и уходом за ста­дами скота. Они также выращивают лошадей, которые стоят не дешевле арабских, и столь послушны, что становятся на колени, когда всадник хочет сесть на нее или спешиться.

Торговлю они ведут меновую, и состоит она в произведениях их земли. Они изготавливают кинжалы, известные своей за­калкой и угловатой формой, которую они считают наиболее смертоносной; они отливают мышьяковистую сталь, рана от которой смертельна.

У них есть общественный рынок, где юные черкешенки вы­ставляются на продажу в наиболее привлекательном для по­купателей виде, и здесь они переходят из рук родителей в руки армян, которые перепродают их в серали. Юная и красивая черкешенка, особенно рыжая, приносит своему продавцу до 7000 пиастров в турецкой монете (около 17 000 франков). Ро­дительская любовь не может устоять против названной суммы, особенно в стране, где существует обычай покупать тех, кого выдают замуж. Считается справедливым, когда муж платит за свою жену большую цену, возмещая издержки продажей за еще большую сумму ее детей. Сообщения путешественников в этом отношении подтверждаются наблюдениями философов в этих краях.

83

Кабардинцы - многоженцы. Однако они делают различия между первой женой и другими, последующими, которые должны рассматриваться только как сожительницы, чтобы уго­дить их меркантильным взглядам. Как и в других краях, мужья называют приданым сумму, которую они уплачивают при помолвке. Торг длится долго; оговоренная сумма фиксируется с величайшей точностью и уточняется время ее уплаты. Это настоящий банк, и восточные люди такие же биржевые игроки, как и западные. Но бывает и так, что бедные кабардинцы и грузины возмещают себе убытки, проявляя свою ловкость в похищении силой или хи­тростью добычи, которую они не могут купить. Похищение скота и молоденьких девушек наиболее распространено в этих странах; неумелость в этом деле влечет за собой бесчестие. Похититель в случае успеха приобретает великую славу, но он всегда должен быть готов подвергнуться возмездию.

Как видим, это не патриархальные нравы, которые некогда процветали в прекрасных странах Азии. Деспотизм все развратил.

С того момента, когда удачливые разбойники получат всю плату, их невольники, чтобы выжить, должны все продать. Все зависит от цены. Наиболее редкие по природе дары отделяются от обычных в презренной торговле; богатый человек не рассматривается как бедняк, и первому предлагают пищу по более высокой цене.

Религия кабардинцев не состоит в педантично точной практике; она представляет собой смесь язычества, ислама и христианства. Они называют бога именем Даила, так же, как татары называют бога именем Алла[х]. Среди них живет чистый муж, нечто вроде отшельника, ко­торый живет в каменной башне. Он пребывает в безбрачии, пользуется большим уважением в народе и не показывается никому. (Все эти сведения о религии относятся к ингушам).

Кабардинец хорошо одет, носит тонкое белье, широкое сверху донизу; сафьяновые сапоги; длинную верхнюю одежду, перехваченную в поясе кушаком и изготовленную из шелковой ткани; длинную нижнюю одежду из шелка или тонкого сукна, с рукавами, открытыми и завернутыми на спине. Они отращивают большие усы и бреют голову, которую покрывают богато отделанной шапкой.

Кабардинец редко выходит из дома без оружия; он носит саблю и кинжал на поясе. Когда он при оружии, он носит кольчугу, лук, алебарду, ружье.

Костюм черкешенки немного отличается от европейского; он состоит из сорочки, коротких штанов, платья, плаща с рукавами или без рукавов. Зимой кабардинцы укрывают себя шубой, которая опускается до ступней. Они носят сережки в ушах и колье, но особенно татарскую вуаль, которая опускается на лицо, когда они выходят на публику. В остальном в Черкесии, как и в других местах, первенство в жизни делает много различий и в одежде. Но любовь к дамским украшениям существует во всех странах.

84

ОБРИ ДЕ ЛА МОТРЭ

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ЕВРОПЕ, АЗИИ И АФРИКЕ

Французский дворянин, путешественник и дипломат Обри де ла Мотрэ (1674–1743) состоял на дипломатической службе в Швеции, Голландии, Англии. На Северном Кавказе побывал в 1711 году. В 1724 году издал свою книгу на английском языке, в 1727 году - на французском языке.

Перевел с французского Е. С. Зевакин
----------------------------------------------

Так как я на следующий день с удивлением заметил мирзе*, что он, имея столько слуг и ра­бов, давал своему сыну такие же распоряжения, как и им, то это не особенно понравилось ему; он мне ответил: надо, чтобы молодые люди, какого бы происхождения они ни были, привыкали ко всякого рода черным и трудным работам, как будто бы они сами должны в один прекрасный день сделаться слугами или рабами; ведь это может случиться с ними или вследствие нищеты, или в результате неудачного набега; сам султан Галга привыкал к этому и в походе жил не лучше последнего татарина. Говоривший мне это был сам сын мирзы; его отец не оставил ему и всем его братьям столько имущества, чтобы хотя бы один из них мог жить в почете; все, что у него было, он добыл своей саблей и стрелами во время набегов, точно так же поступили его другие братья; у него два сына, которые должны сделать то же самое, старший из них скоро должен отправиться в Черкесию, с которой велась война, с тех пор, как она отказалась от ежегодной дани рабами и лошадьми, которую прежде давали хану, чтобы поддерживать мирные отношения с татарами и обеспечить себя от их набегов; последний татарский хан, брат царствующего, был низложен и изгнан около десяти лет тому назад за то, что он имел несчастье потерять свыше 40 000 татар, которые были раз­биты вследствие военной хитрости черкесов. Он добавил, что с тех пор черкесские рабы и лошади были в дорогой цене и он собирался отправить в Черкесию одного из своих воль­ноотпущенников той же национальности для их покупки. Я спросил у него, сможет ли он сделать это без риска, он мне ответил, что сможет, и указал, что торговля рабами и лошадьми совершается там так же безопасно, как и во время глубочайшего мира; эта народность осо­бенно уважает купцов; его черкес сойдет за такового; он честный человек; кроме того, он живет в довольстве, имеет дом, жену и детей
----------------------

* 5 декабря 1711 года де ла Мотрэ, путешествуя по Крыму, отправился в Бахчисарае к одному татарскому мирзе, к которому у него было рекомендательное письмо. Де ла Мотрэ остановился в доме этого мирзы.

85

в Крыму; маловероятно, что он их покинет; черкесы, живущие как в Тамани, так и в Темрюке и его окрестностях, ведут эту торговлю, так как турки не осмеливаются идти дальше приморских пристаней Босфора Киммерийского и ожидают там вышеупомянутых черкесов, которые отправлялись их (т. е. рабов и лошадей) покупать и привозили вместе с другими товарами, которые получаются из Черкесии, вроде меда, кож, шкур ягнят и других мехов, сабель, ножей и т. д.

Этот рассказ породил у меня желание проехать из ногайской Татарии, куда я направлялся, вплоть до Черкесии. Я поделился с мирзой своим планом, и он не оспаривал его; но он посо­ветовал только мне сказаться купцом из Каффы в случае, если меня спросят, кто я такой; не говоря ни о татарском хане, ни о своем паспорте, особенно будучи среди горных черкесов, если бы я дошел до них. Он сказал, что в общем я мог бы проехать до равнинных черкесов в сопровождении его человека, или, если я не хотел бы идти прямым путем, а проехать через землю ногайцев, этот человек обеспечил бы меня проводником из жителей той страны, в Еникале или Тамани. Сверх того, он вручил мне рекомендательное письмо к паше Еникале, которое обязывало это лицо отвечать за меня или же дать мне одного из своих людей. Я принял эти любезные предложения и решился осуществить мое намерение.

Он позвал своего черкеса, которому дал распоряжение в моем присутствии, и поручил ему оказывать мне всякие мелкие услуги, которые тот будет в состоянии сделать. Последний дал обещание и сдержал свое слово, пока я был вместе с ним, как я расскажу об этом ниже. Мы наметили день нашего отъезда на 14 декабря, т. е. два дня спустя. Я поблагодарил моего хозяина за его любезности; он дал мне обещанное письмо к паше вместе с одной из своих лошадей для того, чтобы отвез меня до Карасу, города, находящегося в двух милях. Мы направились по дороге к Каффе, где черкесский торговец должен был сделать, как он говорил, покупки товаров, годных для обмена; он посоветовал и мне сделать то же самое. Это было совершенно необходимо, особенно если бы я захотел проехать к горным черкесам, ко­торые в большей своей части не знали никаких денег. Я сказал ему, что не хотел бы обременять себя и удовлетворился бы по­купкой наиболее легких предметов или самых незначительных размеров; я не собирался ничего ни продавать, ни покупать, ни в стране ногайцев, ни в Черкесии, но желал посмотреть страну и народ; я ограничился бы поднесением небольших подарков из числа тех, что я повезу, за оказанные мне услуги, которые я не в состоянии был бы оплатить деньгами: я попро­сил бы выбрать для меня в Каффе то, что он счел бы наиболее подходящим для этой цели. Мы направились переночевать в Карасу, довольно большой город...

В Каффе [де ла Мотрэ] дал своему спутнику-черкесу денег для покупки платков из крашеного полотна, муслина и различных безделушек, вроде ожерельев из жемчуга, лент, ножниц и даже иголок и ниток, которые, по его словам, были пригодны для намеченных целей. У меня имелись маленькие английские зрительные трубы, которые мне в Бендерах

86

посоветовали взять как весьма приятный и полезный подарок для татарских мирз... А так как с этими безделушками я очень плохо выглядел бы в качестве бродячего купца, то я предпочел этому званию звание врача, по совету одного армянина из Каффы, который был 15 раз в Черкесии. Он сказал, что с этим званием я буду в таком же почете, как и купец, и даже еще в большей степени, тем более, что я не хотел производить никакой торговли. Я купил ревень,
александрийский лист и некоторые другие невинные снадобья. У меня был также бальзам из Мекки, без которого я никогда не путешествовал по Турции и который является после бани универсальным лекарством у турок. Невежество стран, которые я отправлялся смотреть, по­зволяло мне надеяться прослыть с тем небольшим запасом знаний по медицине, которым я обладал, за довольно искусного в этой профессии; и мои надежды не обманули меня.

Этот армянин, с которым я завел знакомство, чтобы услышать о его путешествиях в Черкесию и задать ему некоторые вопросы о дороге и относительно обычаев жителей, сообщил, что он был в той стране, когда татары потерпели поражение. Он рассказал мне об этом поражении. Я сообщу здесь то, что узнал от него и от других лиц, когда был в Черкесии, что оказалось в основном одним и тем же. Это повествование показалось мне тем более правдоподобным, что оно было рассказано различными лицами, которые не знали друг друга и жили в равных местах. Вот оно.

Надо сказать, что черкесы платили прежде ежегодную дань в размере приблизительно 6000 рабов и столько же лошадей хану и нурэддин султану, князю ногайцев, чтобы быть обеспеченными как от татарских набегов из Аккермана и Крыма, так и от ногайцев. Однако нурэддин султан не поддерживал в достаточном порядке дела ногайцев, среди которых жило много людей других народностей, и не заботился о том, чтобы они не собирались так часто и не совершали набеги до самого центра Черкесии, грабя и отбирая все, что могли добыть. Между тем черкесы думали не только о том, чтобы предупредить эти разбои, но отказались даже от уплаты ежегодной дани, которую давали раньше, с того времени, как они почувствовали себя достаточно сильными, чтобы подкрепить свой отказ силой оружия, противопоставляя набеги набегам, и будучи по крайней мере такими же ловкими в стрельбе из лука, как и татары, и более ловкими в обращении с холодным оружием, в изготовлении которого их ремесленники преуспевали. Что же касается огнестрельного оружия, которым владеют первые, то они научились подражать ему, если уже не превзошли то огнестрельное оружие, которое купцы привозили к ним из Константинополя, и даже научились изготов­лять порох и пользоваться им по мере надобности. Хан, видя черкесов в таких намерениях, представил Порте последствия такого отказа и способы, которые он считал возможным применить для принуждения черкесов стать на такое же положение, на котором они нахо­дились раньше, и даже наложить на них более жесткие условия. Порта дала свое согласие на эти мероприятия, и великий государь (т. е. султан) подарил хану 600 кошельков, наряду с шапкой, султаном и саблей, украшенной бриллиантами, как это практикуется в то время,

87

когда он предпринимает какие-нибудь большие походы. После этого крымский хан, собрав армию в числе более 100 000 всякого рода татар, о которых я упомянул выше, двинулся на Черкесию. Это выступление послужило для черкесов сигналом быть наготове и соединить их разум с силой их тела следующим образом. Татары, пройдя через границу, остановились у подножья высокой горы, раскинув в продолговатой равнине нечто вроде лагеря, наиболее
опасные подступы которого были защищены шестью орудиями, которые обычно зовутся полевыми орудиями. Хан, нурэддин и двое других султанов, сыновья хана, палатки которых были раскинуты прямо против горы, думали только о том, чтобы обогатиться, посылая туда и сюда отдельные отряды, которые захватывали добычу и все, что могли найти, доставляли в лагерь, как в главный склад. Словом, воевали лишь частично; в то время черкесы, делая вид, что испугались этой армии, разгласили повсюду, что хотят мира, и убедили в своем предпо­лагаемом расположении к миру некоторых ногайских пленных, которых они захватили при различных обстоятельствах и употребляли для самых трудных работ, вроде обработки земли, ношения тяжестей, рытья колодцев, чистки стойл и т. д., и чтобы не оставить у них никакого повода к сомнению, они освободили их от этого положения, тем более печального, что они были мало приучены к нему, и, предоставив им свободу, черкесы отправили их к хану с пись­мами, полными изъявления покорности и подписанными главными черкесскими мирзами, в которых они заявляли, что не хотят больше ничего, как жить в добром согласии с татарским народом, и что они готовы были исправить свои прежние ошибки полным удовлетворением требований хана. Другие рабы, также отпущенные на свободу и которым внушили то же, что и предыдущим, были посланы к нему (т. е. хану) с подарками, состоявшими из лошадей и продовольствия; они все более и более способствовали убеждению хана в том, что их на­мерения заключались в достижении мира какой бы то ни было ценой. Полагая, что их подарки и подношения являются следствием панического страха, хан захотел воспользоваться этим обстоятельством и предъявил запросы, соответствовавшие тому положению, в котором они по его мнению находились. Требования хана были приняты после некоторых возражений, сделанных со стороны черкесов ради проформы. Пришли к соглашению относительно числа рабов и лошадей, которых должны были ему дать. Черкесы, желая сделать ему еще более приятное, заявили, что хотят его удовлетворить не только в отношении количества, но и качества; поэтому они предложили дать ему вначале молодых людей, выбор которых был менее затруднительным и менее сложным, чем выбор девушек, которые должны были быть из самых красивых и которых они обещали ему дать позднее.

Десять дней было назначено для передачи молодых людей и лошадей и 20 дней для передачи молодых девушек. На 19-й день, когда хан со своим братом и сыновьями, мирзами и другими начальниками, желавшими лишь извлечь из этого мира наиболее выгодные плоды, чем те, которые они могли ожидать от войны, и пока большая часть татар разбрелась, чтобы пасти своих лошадей на соседних полях, случилось, что некоторое число черкесов,

88

проскользнув к вечеру на вершину горы, начали скатывать оттуда тяжелые камни, осыпая камнями и стрелами палатки, раскинутые внизу; и вместо рабов, которых ожидали хан и начальники его армии, на них обрушились хорошо вооруженные всадники, не дав им времени опомниться и схватиться за оружие для защиты, или же сесть на лошадей, чтобы удрать. Луна, которую некоторые черкесы обожают и поклоняются, открыла им их врагов, и они изрубили на куски такое большое число людей, что успели спастись лишь те, кто быстрее всех вскочили на
лошадей и достигли степи, очистив черкесам поле битвы. Хан, который находился во главе бежавших, оставил своего брата, одного сына, свои полевые орудия, палатки и багаж. По своем возвращении он был низложен и отправлен в ссылку на Родос.

Удовлетворив свое любопытство по этому вопросу и сделав, как мне посоветовали, маленькие закупки товаров, наиболее подходящих для ногайцев и черкес, я нанял лошадь в Каллати и выехал ранним утром 21 числа в сопровождении черкеса и человека, которому принад­лежала лошадь...

Тамань хотя и небольшой, но очень населенный город. Его можно было бы назвать колонией армян, грузин, мингрелов и черкесов, так как они составляют большую часть его населения, что наблюдается также в Темрюке, в деревнях Адды, нечто вроде острова, обнимающего область Тамани, Темрюка и т. д.

Замок Тамань был, кажется, построен или починен генуэзцами; по крайней мере, некоторые остатки оружия их консулов свидетельствуют об этом, как и в Каффе. Замок незначителен: рвы не глубокие, гарнизон состоит лишь из группы янычар. Чарбаджи вызвал меня к себе, узнав о моем путешествии, о котором мой покровитель уже распространил слух по городу. За это я его пожурил, так как хотел по возможности проехать инкогнито. Ради этого я даже оделся приблизительно так, как одевается местное население страны, с колчаном, луком, саблей и япанджи (т. е. буркой), чтобы защититься от снега, который обильно падал в тот день, так же как и несколько дней до того. Чарбаджи задал мне ряд вопросов относительно этого путешествия, а я дал соответствующие ответы...

Мы переночевали в этом местечке и отправились 25 декабря в 5 часов утра по направлению к Темрюку. Между Таманью и Темрюком я не заметил ничего, кроме развалин, еще довольно значительных, но которые изо дня в день становились все меньше из-за жителей этих двух городов, которые время от времени разбивали различные части этих зданий для постройки новых домов и т. д.

Местоположение этих развалин показалось мне совпадающим с древней Фанагорией, пред­полагая, что последняя не была расположена в местности, где стоит Тамань. Я не нашел никаких надписей и ничего, что бы пополнило мои сведения. Недалеко отсюда на дороге, вблизи колодца, имеется род длинного и широкого каменного ящика, который сошел бы за мраморный и был

89

без крышки. Он приблизительно походил на могилу Лампсако и служит пойлом для лошадей путешественников. Ящик был наполнен водой заботами жителей окрестных селений, где поселены колонии так же, как и в Тамани. Дома этих селений такие же, как и в Крыму, т. е. сделаны они из веток, сплетенных со сваями, и обмазаны коровьим пометом и грязью... В два часа пополудни мы прибыли в Темрюк, удаленный приблизительно на10 миль от Тамани...

В северной части этого города находится старый замок с отрядом янычар и 6 пушками для его защиты. Этот замок называется Ада, или остров.

Черкес покинул нас здесь, договорившись о встрече в Кальбате, главном городе равнинной Черкесии...

Темрюк, подобно Тамани, известен только своей икрой, образующейся в большом количестве в устьях рек, впадающих в Меотийское море; известен он также медом, рабами, черкесскими лошадьми, кожей и другими предметами; таможенная пошлина выплачивается в размере 2,5 % султану и 1,5 % татарскому хану. Подсчитывали, что эта таможенная пошлина вместе с податью, уплачиваемой вышеупомянутыми колониями в размере 2/3 первому и 1/3 второму, составляла в общем 35 000 экю в год для султана и от 7000 до 8000 для хана. Местность, на­зываемая Ада, занимает большое пространство по направлению с юга на север, но с запада на восток, куда мы должны были отправиться, она тянется всего на102030 миль, достигая только в некоторых местах40 миль. Там имеются постоянные деревни или селения, где дома, по правде сказать, настолько же плохи, как и в некоторых местах Крыма; жители имеют коров, быков, овец и других животных; они обрабатывают землю, засеивают ее, воз­делывают хлеба и т. д.

...Черкес Сеферза Мирза направлялся к северо-западу, в то время как мы шли на север. Он как следует отрекомендовал меня проводнику, прежде чем мы расстались, и назначил нам свидание у одного знакомого ему армянина в Кальбате, столице равнинной Черкесии, через которую я обещал ему проехать на обратном пути, после того, как увижу Астрахань. 26-го мы выехали из Темрюка на великолепных лошадях, которых мы наняли и которые довезли нас менее, чем в 24 часа до первого или, вернее, последнего селения этой страны; здесь мы взяли других лошадей, которые довезли нас в такой же короткий срок до первого ногай­ского кедди.

Между прочим, я должен сказать, что нигде нельзя путешествовать так дешево, как в Татарии, так как я думаю, что тратил вместе со своим проводником не более 25 су в день, включая в эту сумму даже подарки, наше питание и корм двух лошадей во время моего путешествия, потому что здесь не оплачивают почтовых лошадей, так как их уводят обратно.

Гостеприимство настолько велико, даже среди татар и черкесов, считающихся наиболее дикими, что путешественники не оплачивают не только то, что поедают у них, но даже и фураж лошадей.

90

Они получают табак и другие безделушки вроде тех, которые я имел с собой, только в виде добровольных подарков и почестей со стороны тех, которые подносят их; иногда они дают другие подарки, хотя и очень незначительные...

В одном из ногайских станов мы застали всех лежащими и спящими, кроме находящихся
в одной из палаток, вне стана, где стояла стража; так как они производят частые набеги на азовских казаков и на черкесов, у которых они зачастую отнимают целые селения, т. е. молодых девушек, женщин, мальчиков и девочек, чтобы продать их вместе с другими, под­ходящими для перевозки вещами; черкесы принимают в отношении их ответные репрессии, часто захватывают их врасплох ночью и угоняют у них скот со всей его охраной, так же как и их захватывают самих...

Эти ногайцы держат себя как мальтийцы в отношении турок; хотя они и не клянутся вести вечную войну против московитов или черкесов, тем не менее они не перестают вести таковую и не верят, чтобы какой-нибудь мирный договор, заключенный их правителями с врагами, мог бы отнять у них право войны, которое они считают полученным от неба ради их существования...

Я должен отдать справедливость этим татарам, так же как и вообще всем другим, в том числе и черкесам, что я никогда не терпел от них ни малейшего ущерба в течение моего проезда через их землю. Однако я не могу отрицать, что среди них воровство имеет место. Гостеприимство, которое делает почти общим их имущество, по крайней мере их жилища и пропитание, побуждает иногда татарина брать без спроса у других татар то, что им не дали бы, если бы у них спросили, как, например, лошадь...

Между тем мой проводник, которого я отправил менять лошадей, вернулся сообщить мне, что мы находились в 3 или 4 днях пути от Черкесии и что мы будем редко встречать кедди; если я хочу идти прямо, то хорошо бы сделал, если купил лошадей. Он добавил, что в кедди имелись великолепные, свежие и неутомимые лошади для продажи; они находились на пастбище и отдыхали с начала сентября; и между прочим там имелось 2 или 3 черкесские лошади, которые были не хуже других.

Я сказал своему проводнику, что решил путешествовать днем и ночью, не останавливаясь ни в каких кедди, если даже и встретим несколько из них, и я приказал ему наполнить дорожные сумки тем, что могло увеличить нашу провизию, состоящую из талькана, чтобы продолжить наше путешествие и как можно быстрее и раньше вступить в Черкесию. Он сделал то, что я ему велел, и, раздав несколько маленьких подарков жителям кедди, мы сели верхом и ехали всю ночь. Мы остановились лишь на следующий день в 11 часов, чтобы покушать и попасти наших лошадей около одной довольно большой речки, которая могла быть Кара-Кубанью, но которую мой проводник назвал, подобно другим, большой рекой.

91

К вечеру мы приехали к подножью длинного хребта гор, тянущихся от востока к западу; мой проводник назвал их черкесскими горами. Мы проехали среди этих гор и находили повсюду ровные пространства, или маленькие долины, которые, вероятно, были очень красивы весной, пока же их покрывал снег. Кстати, приходилось так часто поворачивать направо и налево, чтобы отыскивать проходы среди этого хаоса гор, что я воображал себя в настоящем лабиринте, из которого, я думал, мы никогда не выберемся. Я поделился своим опасением с проводником, который ответил, что я должен отдыхать, находясь наверху; клянясь головой и бородой, он обещал провести меня в целости и сохранности через Черкесию и заявил, что он часто ходил туда и обратно, ни разу не заблудившись. Он сообщил мне, что среди этих гор, немного западнее, останавливался лагерем хан в то время, как он потерпел поражение со своим войском от черкесов, которые приняли такие меры к овладению большей частью проходов, что после разгрома татар остались лишь немногие проходы для беглецов; большая часть татар бросилась вниз и сломала себе шею вместе с лошадьми; проводник был из числа менее несчастливых; он был покинут вследствие гибели того, кого он сопровождал, и оставил остальных, которых он не мог вести всех вместе, так как они были принуждены искать спасе­ния в бегстве и были преследуемы победителями до земли ногайцев и вплоть до поселений мусульманских черкесов, послушных хану, которых звали равнинными черкесами.

Около 10 часов вечера мы остановились в одной из этих долин, вблизи прозрачного ис­точника, чтобы покушать и отдохнуть, так же как мы делали предыдущие ночи. 9-го в 4 часа пополудни мы обнаружили... большое селение, которое проводник называл «городом», если только можно назвать городом скопление 300 или 400 хижин, сделанных из ветвей деревьев, закрученных кругом кольев, вбитых в землю, обмазанных коровьим навозом и грязью и не имеющих в качестве труб ничего, кроме большого отверстия посередине для выхода дыма, наподобие переносных юрт ногайцев; так что надо было иметь глаза Дон Кихота, чтобы счесть все это за город. Впрочем, необходимо исключить отсюда несколько построек богатых людей, в особенности жилище мирзы, бывшего как бы его правителем, так как черкесы, так же как и татары, имеют своих начальников, которых они называют тем же именем с той лишь разницей, что их мирзы имеют над ними больше власти и являются как бы их государями. Эти жилища были сделаны из толстых и длинных стволов деревьев, положенных друг на друга, скрещенных на концах и обмазанных как изнутри, так и снаружи чем-то вроде глины, как, например, жилище мирзы. В середине каждой постройки имеется каменная печь. Она отличается от ногайских только тем, что имеет четырехугольную форму. Этот так называемый город был обнесен плетнем, который служил стеной. На языке данной страны город именуется Хеллипса... название, которое очень мягко произносится, не имея «ч», насколько я мог расслышать. Они заимствовали несколько терминов у московитов, татар и персов; ногайцы обычно понимают черкесский язык, по крайней мере пограничные жители; мой проводник был среди них, я хочу сказать в числе тех, которые понимали его, хотя он жил очень далеко от них, как можно судить на основании того, что я сказал.

92

Мы не успели еще войти, как я увидел себя окруженным довольно большой толпой жителей обоего пола; одни разглядывали меня, другие толкали друг друга и почти дрались за право поселить меня у себя, так как гостеприимство наиболее соблюдаемая статья их религии или, вернее, их религий, потому что у них имеется их несколько.

Те, которые живут ближе к московитам, придерживаются грeческой религии; соседи татар и персов магометане, а те, которые живут посредине страны язычники, или, чтобы быть более точным, они все таковы, так как первые только смешивают некоторые черты московитской или магометанской веры со своими языческими обрядами, причем у них отмечается очень мало заимствованных обрядов и почти полное отсутствие веры.

Тем временем, пробегая взорами по окружавшей меня толпе, я был поражен, увидев их на­столько красивыми, насколько я нашел безобразными ногайцев, так как среди нескольких сот, которые вышли из своих хижин посмотреть на меня, не было ни одного мужчины или женщины, которых можно было бы назвать некрасивыми. Их стан один из самых лучших великолепно соответствует красоте лица.

Два молодых человека держали мою лошадь под уздцы, а двое других лошадь моего про­водника; они спорили друг с другом, чтобы отвести нас переночевать к себе. Но когда я им сказал, что мы должны помещаться обязательно вместе, так как я не могу обойтись без проводника, ввиду незнания их языка, разве только они будут говорить по-турецки или по-гречески, они согласились отпустить его туда, куда отводил меня самый сильный из моих двух проводников, обещав им сначала, что я буду поочередно помещаться у каждого из них. Я остановился у первого из них, человека в возрасте около 50 лет, который был моим хозяином и проводником. После того, как подали нам руку, которую поднесли затем ко лбу в знак дружбы и приветствия, они позаботились о наших лошадях. При нашем появлении в хижине хозяйка и две дочери поступили так же. Их мужское одеяние было похоже на «d», а женское на «е», «f» и «g» моей таблицы «С», с той только разницей, что первые шили шубы из шкур белых баранов, а вторые из черных ягнят. Шерсть тех и других была красивая и тонкая. Головной убор этих женщин, так же, как и других, которые они носят дома, вроде изображенных на рисунке «F», состоял из чепчика или саlоttе из материи. Мужчины летом носят подобные же, с той только разницей, что женщины покрывают головной убор куском полотна или хлопчатобумажной материи в виде тюрбана и оставляют висеть концы; волосы же, обычно черного цвета, висят в виде двух кос. Глаза их такого же цвета, красивого разреза и блестящие, как звезды на небе в ту пору, когда ясно и сильно морозит. Их стан не стеснен корсетами, как у наших женщин-христианок, но он свободен и изящен, как у прекрасных статуй Венеры, оставленных нам древними, или некоторых других красавиц, существовавших в действительности.

Две дочери, младшей из которых могло быть лет 11 и которая являлась совершенством красоты, старались наперебой услужить мне. Одна взяла мою саблю, другая колчан, чтобы повесить его на крючок в углу палатки. Их мать была красивой, хотя ей было около 50 лет, но она могла это не скрывать. Она посадила меня у огня, и самая старшая из ее дочерей

93

принялась снимать с меня обувь. Вначале я противился, рассматривая этот поступок ниже ее достоинства и считая неудобным его допустить, но мой татарин дал мне понять, что не сделать того, что она делает, противоречило бы обязанностям гостеприимства, и что это вынуждена была бы сделать сама хозяйка, если бы у нее не было дочерей. Я подчинился обычаю; моя обувь была не только снята, но она разула меня целиком, а ее сестра, поливая теплую воду в умывальник, род деревянного корыта, поместила в него мои ноги и вымыла. Затем мать зарезала курицу, или вернее, домашнего фазана, судя по величине ее глаз, за тем исключением, что они были черноваты. Она ощипала ее и разрезала па куски, предваритель­но выпотрошив. Дочери сняли шкуру с кролика, которого их брат убил накануне из лука; они также разрезали его и положили все куски курицы и кролика в горшок, наполовину наполненный водой и стоящий на огне. Этот горшок поразил меня особенностями своего материала: он был сделан из серого камня с красными жилами, менее твердого, но такого же тяжелого, как и мрамор. Я спросил, где находится этот камень; мне сообщили, что его добывают из одной горы, через которую мы проехали, и что он вначале был мягкий, так что его обрабатывали и обделывали без труда с целью сделать из него горшок или другую посуду, причем камень сопротивлялся огню, который укреплял его, не расплавляя. В конце концов хозяйка показала мне много мисок из того же камня.

После того, как мясо простояло добрых полчаса на огне и прокипело столько же времени, в котел положили сливы и сухие вишни и каменную соль, обычные в стране; скипятив это еще полчаса, прибавили молока. Пока все это происходило, хозяйка приготовила нечто вроде пирога с тмином, который она испекла на горячей золе. Когда ужин был готов (я говорю ужин, так как было около шести часов, когда все это было сварено), его подали в большой чаше (из того же камня, что и горшок) вместе с лепешками. Как бы это блюдо ни казалось странным, поскольку я только что описал его приправы, пустота, которую голод оставил в моем желудке, заставила меня съесть его достаточное количество, чтобы позволить сказать, что я считал его прекрасным. Что же касается моего проводника, он съел его с таким же большим аппетитом, как лучшую конину.

Хозяин был единственным в семье, который обедал вместе с нами. Хозяйка и ее дочери по­дали нам, кроме того, очень хорошие яблоки, самый чистый мед, род малины, сваренной в сахаре, и бузу или кисловатое коровье молоко, смотря по тому, что спросили бы мы. По­следнее подали в кожаных мешках, подобно тому, как у ногайцев подают кобылье молоко. Одним словом, мы были очень хорошо приняты по черкесскому обычаю.

По окончании этого обеда хозяин задал ряд вопросов мне, или вернее моему проводнику, относительно моего путешествия, как, например, был ли я купцом и не хочу ли я обменивать некоторые вещи, так как деньги настолько мало известны или так редки в этой стране, что торговля совершается путем обмена. Едва я успел ему ответить, что являюсь врачом из Каффы, как вдруг один черкес, войдя вместе с одним из молодых людей, который взял

94

наших лошадей под уздцы, чтобы отвести к ним на квартиру, сказал мне, что одна из лошадей принадлежала ему и была у него украдена; он обвинил моего проводника в воровстве. Но
последний поклялся своей головой, бородой, женой и своими детьми, что он был так же невинен в этом деянии, как и ребенок, собиравшийся родиться на свет, и он указал на меня, как на свидетеля его невиновности. Но так как я мог засвидетельствовать лишь то, что он сам говорил, а это не удовлетворило истца, то мы отправились к мирзе, который является главным судьей и одновременно правителем. Он принял меня очень учтиво, но бросил несколько недоброжелательных взглядов на обвиняемого, которые давали понять, что он считал его виновным; однако он выслушал его объяснения. Так как мирза немного понимал по-турецки, я сказал ему, что купил обе лошади у одного ногайского татарина, более чем в150 миляхот того места, где мой проводник имел свою орду. Он, казалось, был убежден; но черкес во что бы то ни стало хотел иметь лошадь и клялся, что она ему принадлежала. Я не нашел других способов, как предложить вторично купить ее, если он захочет уступить ее мне за умеренную цену. Мирза нашел мое предложение справедливым и предполагаемый хозяин лошади согласился вначале на него. Он спросил меня, нет ли у меня что-нибудь в обмен, на что я ответил, чтобы он последовал за мной в дом, где я покажу ему все, что имею. Мирза приказал ему вести себя разумно и просил меня вернуться на следующий день отобедать вместе с ним. Обещав это, мы направились прямо к моему жилищу, где я устроил выставку моих маленьких подарков. Немного табака с турецкой трубкой, которую он пожелал иметь и приблизительно два экю в копейках, которые я ему дал, завершили нашу торговлю.

Необходимо заметить, что черкесы, в особенности жители гор, ведущие торговлю с помощью обмена, не знают ни цены, ни употребления серебра; они пользуются им только для плавки и выделки украшений на рукояти своих ножен или сабель, что превосходно им удается.

Этот черкес тем более охотно удовольствовался моими копейками, что был ножовщик. Я купил у него три ножа среди нескольких, которые он пошел принести после заключения нашей сделки.

Я был настолько доволен, что легко выпутался из этого затруднения, что вернулся к мирзе в тот же вечер, чтобы поблагодарить его, и отнес ему маленькую подзорную трубу. Я по­дарил ее мирзе; он принял ее весьма благожелательно. Он повторил свое приглашение на следующий день, после чего я, пожелав ему доброго вечера, вернулся в свое помещение, где нашел приготовленную для меня постель; это была единственная постель, которую я видел или которую можно было назвать таковой со времени моего отъезда из Крыма.

Постель состояла из различных бараньих шкур, сшитых вместе и разложенных на земле одна на другой; одни из них служили матрацами, а другие покрывалами. Подушка была из хлопчатобумажного полотна, набитая шерстью, с небольшим квадратным куском белого по­лотна, нашитого сверху в том месте, куда я должен был положить голову. Сбоку от постели на небольшую скамейку поставили миску, наполненную молоком, против чего я не возражал, рассматривая это, как обычаи страны.

95

Я спал хорошо и едва успел встать, как постель уже разобрали и шкуры развесили на нечто
вроде палисадника у красильщиков. Эта чистота и общая практика черкесов ежедневно проветривать свои кровати такова, что после их вставания не видно ни одной разостланной постели. Звание врача, которым снабдил меня мой проводник, согласно нашему уговору, при­влекло ко мне множество посетителей, в том числе двух молодых мальчиков с лихорадкой, трех женщин и одной молодой девушки, которую очень беспокоил насморк. Я дал первым немного манны и египетского кассля, приказав всыпать их в сок сушеной сливы в течение 24 часов и выпить. Другим я дал несколько капель меккского бальзама, чтобы заставить их пропотеть. Я отослал их таким образом одного за другим восвояси, посоветовав сидеть дома и соблюдать хорошую диету. Мой хозяин хотел, чтобы я был не только врачом, но и купцом, с тех пор как он видел меня договаривающимся с черкесом об украденной лошади. В общем он спросил меня, не хочу ли я купить несколько молодых девушек. Я ответил, что нет, так как не могу оставаться слишком долго в дороге, чтобы иметь время так далеко водить их с собой, и так как я решил приложить все старания к тому, чтобы вернуться в Каффу, пользуясь морозом, как только соберу некоторое количество целебных трав, растущих в Черкесии. Он отвечал, что в этом сезоне все растения высохли или покрыты снегом. Я возразил ему, что хотя это правда, но имеются и такие растения, стебель которых так высок, что виднеется над снегом, и они не теряют своих качеств от сухости, не говоря уже о том, что эти свойства заключались главным образом в корне.

К этому мой проводник добавил от себя «О! Он пользуется топором, чтобы откапывать их», так как, видимо, он вбил себе в голову, что когда он видел меня с топором, роющимся в развалинах Еsку Тihehira, то это было сделано в целях поисков и выкапывания растений. Он сказал мне потом, что мотив, побудивший моего хозяина поставить первый вопрос, заключался в том, чтобы предложить мне одну из своих дочерей, в случае если бы я был расположен купить рабынь, как это делали каффские купцы.

Необходимо отметить, что на Кавказе очень обычным явлением для отцов, матерей, дядей, тетей и т. д. является обмен или продажа детей, племянников и племянниц и т. д. Жизнь научила их, что кроме выгоды, получаемой ими самими от этой продажи, их дети, и в осо­бенности девушки, получают таковую еще в большей степени, так как этим способом они проникают в гаремы богатых турок и даже часто во дворец самого великого султана, становясь государынями, одеваясь, как принцессы и великолепно питаясь. Является ли это результатом полученного воспитания или предубеждения, но девушки, отданные в обмен или проданные своими родителями, покидают их без сожаления и слез, в то время как эти последние желают им со своей стороны удачи и приятного путешествия. Поэтому не отвращение к рабству за­ставило черкесов отказаться от уплаты хану ежегодной дани, ...а только тот факт, что они не получают ничего взамен. Их беи и мирзы получают полагающуюся им дань отчасти молодыми и красивыми рабынями, отчасти лошадьми. Эта дань отдается им беспрекословно и тем охотнее,

96

чем она им более помогла освободиться от второй дани и защищала их от набегов ногайцев. Эти мирзы продают своих рабынь и лошадей, полученных в виде дани, купцам из Темрюка, Тамани, Каффы, Персии или всем тем, кто захочет за них заплатить.

Я отправился обедать к черкесскому мирзе, который подал мне два хороших блюда, приготов­ленных по обычаю страны. Первое блюдо было такое же, которое я имел у своего хозяина, с той лишь разницей, что вместо кролика подали барана, разрезанного на куски, а вместо слив сварили сухой виноград. Это дало мне повод спросить, откуда они получают виноград; мне ответили, что из Астрахани и различных других мест, где лозы растут среди кустов и деревьев. Второе блюдо состояло из некоторого количества жареной лани, которою, по словам мирзы, он убил выстрелом из лука. Но это блюдо было слишком сухим, потому что его не готовили на масле, как у нас. Эти два блюда были такие обильные, что они оказались достаточными на десять человек гостей и еще осталось даже около половины. Стол был совершенно порожний, т. е. без скатерти, но хорошо вымытый и очень опрятный. Он служит тарелкой для всех гостей, так как каждый резал на нем мясо, которое он брал пригоршнями, с блюда. Наши сиденья были сделаны большей частью из стволов деревьев, распиленных по длине в вышину табурета. Вследствие простоты их быта оказывается, что столярное ремесло и скульптура не в ходу в Черкесии. Многие из компании, сидевшей за столом, были чужестранцы, которые пришли сесть за стол без приглашения и не будучи даже знакомы с мирзой; это происходит вследствие обычая гостеприимства, так же как у турок и татар. После обеда они ушли, даже не поблагодарив. Другие из участвовавших в обеде принадлежали к числу наиболее уважаемых вассалов хозяина. Немного спустя лакей принес ему турецкую трубку, сделанную из одного куска, и он спросил меня, курю ли я, предложив мне принести другую трубку. Я ответил, что да, но что у меня в кармане есть своя трубка, состоящая из нескольких частей, которые я соединяю вместе. В то же время я достал ее и набил своим табаком, который хранился у меня в маленьком сатиновом мешочке. По образцу турок тот же лакей принес мне огня. Я зажег трубку и курил в компании с мирзой. Когда он выкурил свою трубку, я предложил ему мой табак, который он принял и нашел лучше своего. Я поднес ему небольшое количество табака вместе с новым кисетом, похожим на мой, но более богатым, так как он был выткан маленькими цветами из золота и шелка. Он принял его с видом, давшим мне понять, что подарок был ему весьма приятен, и выразил свою благодарность следующим образом. Он задал мне различные вопросы о цели моего путешествия и задавал наводящие вопросы относительно покупки молодых девушек. Я ему ответил по этому поводу так же, как и моему хозяину. Он весьма великодушно предупредил моего проводника, что тот очень рискует сделаться рабом в Черкесии, так как ногайцы, а также равнинные черкесы и татары, зависящие от хана, рассматриваются со времени их поражения, как враги. Он добавил, что у него уже требовали его ареста и задержания как раба, чтобы использовать для распахивания садовой земли и других тяжелых работ, про-

97

тивных его настоящей профессии, как это имело уже место в отношении одного из его сородичей, захваченного во время проезда по земле черкесов, но мирза охотно желает его помиловать; поэтому, если он будет продолжать меня сопровождать, то следует выдавать его за раба, проданного мне мирзой. Он добавил еще, что один из его слуг уже давно просил у него разрешения увидеться со своими родными, жившими по дороге, через которую я хотел следовать для возвращения на Кальбату; он дает на это согласие при условии, что тот не покинет нас до тех пор, пока мы не достигнем границы. Можно себе представить, какое впечатление оказали на ногайца слова мирзы. Он бросился к его ногам, поцеловал их и умолял дать нам возможность пройти горами, что являлось кратчайшим и самым верным путем. Мирза ответил ему, что мне следует быть до­вольным. Будучи спрошен, я сказал: так как мирза оказал нам любезность и снабдил таким хорошим средством для нашей безопасности в лице слуги, мне будет очень легко доехать до Астрахани и проехать оттуда обратно до берегов Меотиды. Согласно принятому мною плану возвращения, я предложил даже купить лошадь для слуги. Мирза возразил, что у него есть лошадь лучше чем у нас, и что черкесы так же хорошо обеспечены ими, как и татары и по такой же дешевой цене. Он прибавил также, что их женщины были такими же хорошими всадниками, как и они; подобно им женщины ходили на охоту и не менее ловко стреляли из лука, что татарки не в состоянии были делать. Этот рассказ, казалось мне, достаточно подтверждал истинную или ложную историю амазонок, которых некоторые писатели по­мещали в этой стране; действительно, я в дальнейшем видел множество всадниц с колчаном за плечами и с луком в руке или с хищными птицами на руке, которые мчались галопом, сидя верхом, как мужчины.

В общем, я видел, что мое любопытство служит препятствием к возвращению в Крым, которое пламенно желал мой опасающийся проводник, но мирза уверил его, что он может спокойно продолжать путешествие, принимая меры, которые он ему предложил. Я выразил ему тысячу благодарностей и поговорил с ногайцем таким же образом; кроме того, я обнадежил его обещанием, которое дал ему, сделать богатый подарок, чему он, казалось, обрадовался.

На следующий день вместо того, чтобы оставаться в этом месте или переменить хозяина, я, как обещал проводнику, в целях избавления от тех, которые хотели затащить нас к себе, решил продолжать путь, поблагодарив моего хозяина и его семью; они выразили недо­вольство, что я покидаю их так рано. Я дал им несколько небольших подарков и выехал из Хеллипса со слугой мирзы и моим проводником, превратившимся в моего раба. Последний был весьма задумчив и очень обеспокоен. Наконец он мне объяснил по-турецки (язык, который тот не понимал) предмет его беспокойства, а именно: «что этот слуга, увидя нас, углубившихся в стране, мог продать нас обоих в качестве рабов своего господина или как своих личных, или обеспечить для наших лошадей новых хозяев, которые, может быть, не будут так рассудительны, как первые, а ему известно, кроме того, что черкесы более строги к воровству, чем ногайцы».

98

Я наилучшим образом уверил его, сказав, что не думаю, чтобы этот слуга способен был сделать то, чего он опасается; в общем из боязни встречи с новым хозяином наших лошадей мы будем останавливаться в городах или селениях лишь для по­полнения нашего багажа съестными припасами для нас и ячменя для лошадей. Он, казалось, немного успокоился этим.

В течение всего этого дня мы не видели по дороге ничего, кроме приятной смены полей, лугов и лесов, перерезанных несколькими невысокими горами, среди которых то здесь, то там появлялись мужчины и женщины верхом на лошадях.

Некоторые из последних имели сокола на руке, другие колчан за спиной и лук в руке, вроде Диан, одним словом, в том виде, как представил мне мирза. В полночь мы остановились у подножья небольшой возвышенности, сплошь покрытой лесом, чтобы освежить наших лошадей, покушать и отдохнуть. Мой ногаец собрал сухого хвороста, пока черкес задавал ячменя лошадям, потер огниво и зажег хороший огонь. Мы съели холодное жаркое с гале­тами из тмина, которые наша хозяйка из Хеллипса положила в софа, и мы все отдохнули до 5 часов утра; мои оба спутника на войлоках, помещавшихся под седлами наших лошадей, а я на своем ковре. После этого мы продолжали наше путешествие до полудня, пока не остановились около ручейка, сбегавшего с одной из соседних гор; быстрота обеспечила его от замерзания; он катил свои светлые воды по галькам с приятным журчанием. После того как наши лошади насытились ячменем и некоторыми травами, которые они нашли под снегом, скребя ее ногами, как татарские кони, мы зажгли, как и раньше, огонь и наш черкес приступил к обязанностям повара следующим образом. Он срезал две раздвоенные палки, воткнул их перед огнем и прицепил к другой заостренной палке, длиной приблизительно в одну пядь кусок лани, которую он имел у себя в софе; он положил оба конца этой палки или деревянного вертела на раздвоенные концы двух других и оставил мясо висеть таким образом над огнем, не трогая его, пока оно не было почти что изжарено с одной стороны, посыпая только от времени до времени немного солью вместе с мукой из тмина. Затем он повернул его на другую сторону и оставил, как и раньше, над огнем, пока мясо не было со­вершенно изжарено.

Пообедав, мы сели опять верхом и двинулись в путь, не встретив в течение дня ничего такого, что существенно отличалось от виденного раньше, если не считать большого числа гор и маленькую речку, которую черкес назвал Хипнео.

Вечером мы проехали через селение, состоящее приблизительно из 150 больших хижин, построенных так же, как и в Хеллипсе.

Обитатели, по крайней мере те, которых я видел, были не менее красивы, не менее вежливы и не менее гостеприимны. Один из них употребил все усилия, чтобы заставить нас переночевать у него; мой новый проводник был весьма обрадован, но ногаец отвечал, что я тороплюсь к берегам Меотиды, чтобы избежать оттепели, и решил останавливаться лишь

99

для еды и отдыхать три или четыре часа, что мы и делали ежедневно с тех пор, как он был со мной, или в лесу, или на берегу источника. Однако мы зашли на час в хижину, где хозяин нас угостил бузой и кисловатым коровьим молоком. Было также подано кобылье мясо, которое черкесы, как и татары, хранят для путешествий, хотя и менее часто. Так как слуга мирзы имел боль­шую медную бутылку, привешенную к седлу его лошади, которую мы опорожнили на месте
нашей стоянки, то он наполнил ее коровьим молоком как наиболее здоровым напитком, по его словам, и наиболее утоляющим жажду. Он хотел заставить приготовить нам обед свою жену, которая была еще молода и красива, как и все из ее народности, но мы извинились, заявив, что недавно пообедали. Он имел лишь одного молодого сына, приблизительно в возрасте пяти лет.

Хотя мы имели в софе дикого неощипанного гуся вместе с хлебом из тмина, я приказал моему ногайцу спросить у этого человека, имеет ли он мяса для продажи. Он ответил, что у него есть лишь хороший кусок сырой лани. Я предложил ему табак или копейки; человек выбрал первое, и ногаец дал ему две маленьких пригоршни из своего кисета, но так как я подумал, что это слишком мало, то хотел дать ему еще столько же из своего кисета; ногаец сказал мне, чтобы я этого не делал. Поскольку он был более чем доволен, я не преминул дать ему хорошую пригоршню, несмотря на это замечание.

Почти невозможно поверить тому огромному количеству диких животных и дичи, которое встречается в этой стране, несмотря на то, что их убивают здесь в большом количестве, так как все население, как мужчины, так и женщины, являются охотниками и охота здесь на­столько же дозволена, насколько и обильна.

Помимо этого здесь разводят много домашних животных, среди них большие и очень красивые бараны, из длинной и тонкой шерсти которых можно делать, по моему мнению, прекрасное сукно, если бы только жители обладали этим уменьем. Они же, однако, делают из нее только грубо сотканную серую материю, представляющую из себя смесь этой шерсти с шерстью верблюдов или дромадеров: из нее делаются их япунджи, то, что им наиболее удается. Калмыки и ногайцы, живущие ближе всего, а также некоторые казаки, населяющие местность, расположенную между Танаисом и Волгой, употребляют в большинстве случаев эту ткань для одежды. Вообще все эти народы носят обычно зимой шубы из бараньей шкуры без суконного верха и мехом наружу, как лапландцы.

После того, как мой ногаец убрал кусок дичи вместе с гусем, мы продолжали наш путь при­близительно до трех часов утра. Мы остановились между двух маленьких гор, где наш черкес стал опять поварничать с нашим гусем, хотя способом, несколько отличавшимся от первого. Он разрезал его на куски толщиной с детскую руку и насадил их, как турки делают со своим кебабом, на маленький прут, который он привязал к палке немного толще, чем трость, заостренной с одного конца. Как только огонь, который развел мой ногаец, достаточно от­

100

таял землю, он воткнул ее в землю, не воспользовавшись, однако, как раньше, деревянным вилообразным таганом. Он оставил его висеть, пока мясо не изжарилось с одной стороны. Затем он поворачивал его на другую сторону, соля, как он это делал с куском лани, пока гусь не был изжарен со всех сторон. Кажется, сама природа научила этот народ так легко при­готовлять мясо, так же как у лапландцев, что я видел позже на Крайнем Севере, где жарили мясо приблизительно таким же образом...

Мы соблюдали вплоть до Каспийского моря этот способ путешествия, останавливаясь лишь на короткое время в селениях, не отличавшихся вовсе (или по крайней мере очень мало) от других, которые мы проехали, и где опасения моего ногайца заставили его замечать, что некоторые черкесы бросали на него недоброжелательные взгляды, казавшиеся ему плохим предзнаменованием. Мы остановились, между прочим, в одном селении, состоящем более чем из двухсот хижин, у одного оружейника, где я купил саблю и где нас хорошо приняли к обеду. Этот оружейник выразил удивление моему ногайцу, что он рискнул появиться в Черкесии, но когда мой взгляд сказал ему, что он был моим рабом, оружейник стал смотреть на него благожелательнее. Когда я случайно вынул свои часы, чтобы посмотреть, который час, то жена и дочь этого оружейника вместе с тремя его сыновьями и некоторыми соседями, которые пришли к нему, привлеченные простым любопытством увидеть нас, приблизились ко мне и стали рассматривать с удивлением часы, так как они никогда не видели подобного механизма, казавшегося им одушевленным и говорящим, вследствие шума, который он про­изводил. Несколько недель тому назад при одном из таких обстоятельств я был окружен целой ордой ногайцев, которые, слыша тиканье часов, спрашивали меня, на каком языке они говорят. Мой проводник тоже беспрерывно задавал мне вопросы, свидетельствовавшие, что он был совершенно невежественным. Так, например, он мне задал такой вопрос во время одной ясной ночи, когда мы путешествовали при свете луны: есть ли таковая луна в моей стране и имеем ли мы солнце? Он твердо верил, что в моих часах находилось несколько до­мовых, которые двигали колесики и производили шум. Я тщетно пытался дать понять ему, так же как и другим, что здесь нет ничего сверхъестественного и что это есть результат человеческого искусства. В общем, я старался не вытаскивать часы при этих людях, чтобы избежать неудобства от их вопросов.

Проехав таким образом в три или четыре дня значительную часть страны, прорезанною ле­сами, горами, полями (настолько плодородными, что они приносят урожай, как мне сказали, почти не требуя обработки) и лугами, где засохшая трава поднималась в нескольких местах выше снега, покрывшего ее на фут, мы встретили несколько селении (одни постоянные, другие передвижные, вроде ногайских кедди), которые, казалось, были населены Адониса­ми, Венерами и лошадьми, прекраснее когда-либо виденных до сих пор после арабских, и, наконец, проехав множество озер и рек, мы достигли северной части Дагестана...

101

14-го утром мы приехали на западный берег Каспийского моря, я хочу сказать, к его северо-западу, между самым северным устьем реки Штрели и самым южным рукавом Волги, без других приключений, кроме недоброжелательных взглядов, бросаемых на моего ногайца некоторыми черкесами, которых мы встречали от времени до времени; они не причинили ему никакого вреда, поскольку слуга мирзы отвечал тем, которые задавали ему некоторые вопросы по поводу него, то, что он принадлежал ему, что он был моим рабом и что я купил его у его хозяина...

Разочаровавшись увидеть Азов, я сказал моим проводникам, что целиком положусь на их руководство в моем возвращении, лишь бы увидеть Кальбату столицу равнинной Черкесии и чтобы я достиг затем берегов Меотиды кратчайшим путем. Мы все единогласно решили удаляться от соседства калмыков насколько это будет возможным, а мой ногаец, постоянно беспокойный и боязливый, увещевал меня, в частности, что необходимо избегать останав­ливаться в черкесских селениях, через которые мы должны были проходить, так же, как мы делали это раньше. Я согласился с его предложением, и мы решили, что не следует ни в чем проявлять недоверия в отношении нашего черкеса, чтобы это не заставило его при­задуматься над тем, о чем он может быть даже не думал, и чтобы он не использовал свое преимущество. Мы направились с таким решением в сторону юго-запада...

Мы продолжали наше путешествие днем и ночью, останавливаясь лишь у некоторых источ­ников, рек, прудов и лесов, чтобы покушать то, что мы покупали, проезжая через селения, и задать ячменя нашим лошадям; это мы сделали в трех или четырех селениях, начиная от Астрахани до Кальбаты, и это совершалось по причинам, о которых я скажу дальше.

Первое из селений находилось в семи днях пути от устья реки, насколько я мог заключить из направления, по которому мы следовали или из того, как мы отклонялись от дороги. Мы остановились в этом селении на ночь из-за развалин, которые показались мне остатками древнего значительного города, расположенного недалеко оттуда. Эти развалины состоят из двух груд камней, сваленных среди терновника и различных частей хорошо сцементи­рованной стены, которые не могли разрушить время или непогоды. Среди главнейших материалов имелись различные твердые камни, разнообразных форм и величины; большей частью квадратные, цвета золы...

Селение было самое обыкновенное и его обитатели, не уступавшие по красоте и гостеприим­ству тем селениям, которые я уже посетил, приняли меня так хорошо, что заставили провести одну ночь и хотели поссориться за право пустить нас ночевать... Молодой человек, его брат, снял с меня сапоги, а молодая девушка, его сестра, вместе с матерью, вымыли мне ноги, как в Хеллипсе. Пока его отец заботился о наших лошадях, они приготовили нам на ужин моло­дого вепря с четвертью козленка, которых они зажарили; первого наподобие того, как наш черкес приготовил куски лани, а второго сварили, как в тех местах поступили в отношении

102

кролика и дичи. Так как мои два проводника были магометане, они не тронули вепря, но принялись с большим аппетитом за остальное. По этому поводу я спросил нашего хозяина, который не ел ни первого, ни второго, к какой религии он принадлежит. Он мне ответил, что он придерживается религии горных черкесов, то есть той, которую ему оставили его предки. Мой черкес, который также принадлежал к ней, дал мне объяснение через моего ногайца, хотя путанно и очень смутно; другие, более осведомленные, чем он, дали мне потом более ясное представление об этой религии.

Горные черкесы, насколько я мог узнать из рассказов, являются чем-то вроде друидов, покло­няющихся старым дубам и другим деревьям, где, как им кажется, живут какие-то невидимые божества, способные исполнить их мирские просьбы, так как о желаниях духовного добра и вечной жизни, испрашиваемых у неба и обычных для тех, кто верит в бессмертие души, независимо от того, к какой религии они принадлежат, у них нет никакого представления. Собираясь в определенные месяцы и дни, они образуют процессии с зажженными факела­ми вокруг этих деревьев, посвященных их божеству, у подножья которых они приносят в жертву различных животных, как, например, быков, овец, ягнят и коз. Их маги, или жрецы, выбранные из числа старейшин, раздают присутствующим мясо и относят его больным и бедным, которые в тот день отсутствуют. Насколько меня уверяли армяне и греки, жившие среди них и присутствовавшие на этих обрядах, эти жрецы не умеют ни читать, ни писать. Они ограничиваются тем, что повторяют несколько молитвенных формул, которые они передают своим преемникам в том виде, как они сами получили от своих предшественников. Множество деревьев, замеченных мною то тут, то там проезжая через их страну, носили на стволе и крупных ветвях потемневшие следы от дыма и пепла подтверждали существование этих обычаев и суеверных церемоний. В общем нет ничего более сложного, чем черкесская религия в целом, так как она представляет из себя смесь с другими, как я об этом уже упоминал. Те, кто живет ближе к персам и татарам, становятся обрезанцами и смешивают язычество со многими магометанскими обычаями. Те же, кто имеет больше всего торговых сношений с московитами, армянами и грузинами, заимствуют у них многое из их обрядов. Мой хозяин был отщепенцем, не будучи собственно ни магометанином, ни евреем. По крайней мере он ел без угрызений совести свинину, запрещаемую кораном и мусульманским законом.

Может быть, мой черкес был не лучшим магометанином и съел бы также вепря, если бы не был принужден к этому примером ногайца. Кроме того ни тот, ни другой не утруждали себя в отношении омовения и частых молитв, так как я не видел их делающими ни то, ни другое. У хозяина мне сделали те же предложения, которые мне делали в других местах касательно покупки нескольких девушек, но я отделался тем же способом. Я находил черкесов все более красивыми, по мере того как мы продвигались между гор. Так как я не встречал никого, отмеченных оспой, я пришел к мысли спросить их, нет ли каких-либо се-

103

кретов, чтобы гарантировать себя от опустошений, который этот враг красоты производил среди стольких народов. Они мне ответили утвердительно и сообщили, что это средство заключается в том, чтобы привить ее или передать тем, кого надо этим предохранить, взяв гной зараженного и смешав с кровью путем уколов, которые им делали. Я решил поэтому посмотреть операцию, если это возможно, и с этой целью я осведомлялся во всех селениях, через которые мы проходили, имелись ли там лица, над которыми это проделали. Скоро я нашел случай ознакомиться с оспопрививанием у черкесов в одном селении Деглиад, где я узнал, что когда мы проходили,
там производили прививку маленькой девочке четырех или пяти лет. Сначала, как мне со­общили, ей дали немного слабительного. Я попросил, чтобы мне его показали, так как мой ногаец не смог бы объяснить, и мне показали сухие листья воловьего языка, которые они варили, как мне сообщили, с кореньями и медом. Девочку отнесли к маленькому мальчику трех лет, который был болен этой болезнью и у которого оспинки и прыщики начинали гноиться. Старая женщина произвела операцию, так как наиболее пожилые представители этого пола имеют репутацию самых разумных и знающих и они практикуют медицину по­добно тому, как самые старые другого пола практикуют священство. Эта женщина взяла три иголки, связанных вместе, которыми она, во-первых, сделав укол под ложечку маленькой девочке, во-вторых в левую грудь против сердца, в третьих, в пупок, в-четвертых, в правую ладонь, в-пятых, в лодыжку левой ноги, пока не пошла кровь, с которой она смешала гной, извлеченный из оспинок больного. Затем она приложила к уколотым и кровоточащим местам сухие листья коровника, привязав сверху две кожи новорожденных ягнят, после чего мать завернула ее в одно из кожаных покрывал, из которых состоит, как уже говорил выше, постель черкесов, и таким образом завернутую она унесла ее к себе. Мне сказали, что ее должны были держать в тепле, кормить лишь кашей, сделанной из тминной муки, с двумя третями воды и одной третью овечьего молока, ей не давали пить ничего, кроме про­хладительного отвара, сделанного из воловьего языка, немного лакрицы и коровника, трех вещей, весьма обычных в стране. Меня уверили, что с такими предосторожностями и при хорошем уходе оспа не преминет благополучно уйти небольшими количествами на седьмой день или позднее, чаще всего 5-й или 6-й и даже раньше; по этому вопросу я ссылаюсь на слова старухи, не имея любопытства ожидать результатов. Они сказали мне относительно другой меры предосторожности, которую они принимают против опасных последствий оспы, а именно рассматривать всех маленьких детей, хотя и мало предрасположенных к этой болезни, еще до заражения ею, как неизбежно долженствующих заболеть, раз необходимо, чтобы кто-нибудь имел ее в действительности для передачи другим.

Как бы то ни было, среди нескольких тысяч, с которыми я встретился проездом по Черкесии, я не видел никого обезображенного оспой; возможно, что это результат хорошего климата. Другой, более естественный способ передачи оспы, как мне передавали, заключался в том, чтобы класть в постель вместе с больным этой болезнью того, кому хотят ее привить, пред­варительно дав ему слабительного; это делается до того, как оспинки созреют. Родители так

104

озабочены красотой своих детей, что они их часто относят на расстояние одного дня и более от своего жилья, в селения, где узнают, что кто-нибудь там заболел оспой. После коровника, воловьего языка и солодкового корня, который они зовут на своем языке, первое Albahel, второе Fehinne и третье Allida петуший гребешок (амарант), именуемый ими Hellenheit, и стоголовник, называемый Heldeit, занимают у них первое место. Они кипятят вместе не­большое количество листьев и кореньев каждого из этих сортов трав и приготовляют род гизана (охладительного отвара), который они пьют вволю безразлично при каких бы то ни было обстоятельствах*.

Пищей, чаще всего употребляемой черкесами, является баранина, говядина, птица, как до­машняя, так и дикая, и прочая дичь. Горцы, имеющие в небольшом количестве оба первых вида пищи, охотно едят конину, отдавая ей предпочтение, подобно крымским татарам и ногайцам, и нас угощали ею повсюду.

Мой ногаец не забыл наполнить наш сундук преимущественно дичью, которая изобилует в их горах.

Их хлеб, как и в Хеллипсе, представляет из себя тминную лепешку, поджаренную на углях. Жители равнин подчиняются хану и доставляют ему в случае нужды 25 000 и более человек

Их свадьба является лишь гражданским актом. Их старейшины служат им судьями, так же как и священниками. В общем, хотя я говорил, что отцы и матери охотно уступают своих до­черей для продажи, однако они им предписывают сохранять девственность, потеря которой влечет уменьшение их цены вдвое. Мужчина, который изнасиловал какую-нибудь девушку, считается нарушившим закон гостеприимства и его принудили бы купить ее у родителей, которые одни имеют право располагать ею, за ту цену, как если бы она была еще девствен­ницей. Но после покупки он может располагать ею как ему заблагорассудится, сделать из нее наложницу или продать.

Их правосудие и наказание почти не отличаются от обычаев ногайцев и крымских татар. Род наказания преступника и его выполнение представляются на выбор обиженного лица, которое может, если захочет, поразить кинжалом того, кто убил его родственника, сына или друга. Вор, не могущий возвратить то, что он украл, осуждается на рабство к тому, кому он нанес ущерб и который может или пользоваться его трудом столько времени, во сколько оценивается украденная вещь, или продать его, уплатив излишек, если он стоит дороже тем, кому он принадлежит по праву. Но если он возвращает украденное, то считается в расчете, после определенного количества ударов кнутом по голым плечам.

В трех днях пути от последних развалин мы встретили другие, менее значительные, но лучше расположенные на склоне одной возвышенности. Эти руины окружены самыми красивыми
-------------------------------------

* "Как многим мы обязаны той легкомысленной черкешенке, которая первая решилась привить себе оспу! Сколько детей оспопрививание вырвало из когтей смерти! Может быть, нет ни одной основательницы монашеского ордена, которая сказала бы миру столь же великое благодеяние и тем самым заслужила бы его благодарность" (К. А. Гельвеций).

105

в мире равнинами, благодаря своему простору; на юго-западе вид ограничен густым лесом. Материал этих развалин состоит лишь из стен и различных куч из камешков, перемешанных с меньшим количеством других твердых камней. Остались только эти стены, некоторые части простенков, которые, кажется, принадлежали некоторым сооружениям; на основании их можно судить, что здесь стояло нечто большее, чем простое селение. Некоторые остатки мостовой с камнями красноватого оттенка, цвета и формы дороги Эмилия или Аппия наи­более достойны внимания. Сначала я и их принял за глину или кирпич, рассмотрев вблизи, я нашел, что они были естественные и имели лишь искусственную квадратную форму, с той разницей, что некоторые оставались такими, какими их создала природа, а именно в виде различных фигур круглых, треугольных или, другими словами, не обделанные или полированные. Самые большие могли иметь до 3-х футов в диаметре.

После того как мы остановились на этом месте столько времени, сколько необходимо было увидеть то, что я передаю, мы продолжили наш путь в решении переночевать в первом селении, чтобы получить еще некоторые сведения. Встретив несколько женщин верхами с колчаном на плече, мы осведомились у них, сколько оставалось еще пути, чтобы доехать дo места; они ответили нам 5 или 6 часов. Так как я помнил то, что читал и видел на карте относительно местоположения, которое древние географы приписывали тому, что они называли колоннами Александра, я подумал, что они могли быть именно в этом месте или на месте предыдущих развалин, где высота полюса была та же, в некотором расстоянии от последних.

Мы переехали вплавь на наших лошадях маленькую речку, текущую с севера на юг, как мы делали со всеми реками, на которых мы не встречали моста или которые не замерзли, по­скольку как черкесские, тaк и татарские лошади весьма привыкли к этому.

Селение, в котором мы остановились, состояло приблизительно из 50 хижин. Нас приняли с обычными церемониями гостеприимства. Я не пролил больше света на эти развалины, чем я имел сведений о предыдущих руинах в Деглиаде. Проведя там ночь, наполнив нашу софу съестными припасами и ячменем для наших лошадей, мы проехали в другое селение, находившееся лишь в 1/4 лье; оно было более обширным и имело почти на треть хижин больше. Я не получил здесь новых сведений и решил не останавливаться.

Так как мы были недалеко от равнинных черкесов, наши опасения уменьшались и, казалось, росла боязнь у нашего черкеса. Он сообщил мне, что становится бесполезным для нас, раз ногаец был в состоянии отвезти меня один, так как, по его словам, мы находились в 1 или 2 днях пути от Кальбаты, куда он не собирался въезжать. Его соображения, которые он не скрыл от нас, заключались в том, что жители равнинной Черкесии и калмыки, с которыми мы встретимся на севере, были послушны хану, в то время как он не считал его за суверена. Больше того, он был из числа тех, которые разбили его брата в 1708 году. Он добавил, что

106

имел родственника, жившего не особенно далеко отсюда, и хотел его навестить. После этого я дал ему различные мелкие подарки, вроде табака и других безделушек (которые он, однако, не считал за таковые), вместe с несколькими экю и копейками, чему он, казалось, очень обрадовался. Затем мы расстались. Я и мой ногаец продолжали наше путешествие, не останавливаясь, однако, ни в каком другом селении, разве только для закупки провианта, и мы продолжали проявлять столько проворства, что прибыли в Кальбату 24-го числа без всякого приключения.

Кальбата заслуживает названия города, благодаря своей величине, но не благодаря своей красоте, хотя она и является столицей равнинной Черкесии. Ее дома плохо построены, в большинстве случаев это стволы сосен или других деревьев, сложенные четырехугольником
друг на друга и покрытые дерном; иногда же это просто хижины, сделанные из различных плетенок, соединенных вместе, или из сплетенных ветвей деревьев, покрытых грязью и навозом коров, смешанными с нарезанной соломой и зеленым дерном, как в Перекопе. Эти дома имеют только один этаж, так что они чрезвычайно низкие, за исключением неболь­шого количества домов, имеющих нечто вроде фундамента и каменных стен величиною в рост человека, на которые кладут стволы деревьев или плетенки. Жителями этого города являются черкесы и ногайцы, смешанные с белыми калмыками, евреями, греками и армянами, одним словом со всеми народами, о которых я упоминал после Бендер, за исключением черных калмыков.

Черкес Сеферза Мирза, который назначил мне свидание в этом месте (Кальбате) у одного своего знакомого работорговца по имени Давуд, окончив свои дела и, предполагая из факта моего промедления, что я переменил принятое решение проехать через этот город и вернусь другим путем, уехал, как мне сказали, десять дней тому назад. Этот купец имел у себя среди пяти красивых черкешенок, предназначенных для продажи, одну белую калмычку. Ее цвет лица действительно был похож по белизне на снег...

Мы покинули Кальбату 26-го и достигли восточного берега Меотиды 31-го, проехав через несколько ногайских орд, которые были немного менее безобразны, чем первые; там и сям находились оседлые селения черкесов, грузин и мингрел, которые, как я сказал, образовали колонии под протекторатом хана.

107

Некоммерческое распространение материалов приветствуется; при перепечатке и цитировании текстов указывайте, пожалуйста, источник:
Абхазская интернет-библиотека, с гиперссылкой.

© Дизайн и оформление сайта – Алексей&Галина (Apsnyteka)

Яндекс.Метрика