Введение в топонимику Черноморского побережья Кавказа
Большинство местных жителей, не говоря уже о миллионах людей, ежегодно приезжающих на отдых и лечение, встречаясь с местными географическими названиями, и даже привыкая к ним, практически не имеют никакого представления об их смысловом содержании, если не считать поверхностных и порой недостоверных сведений, получаемых от экскурсоводов или первых встречных «знатоков», преподносящих так называемые «народные» этимологии. Так, при упоминании названия Магри рассказывается романс — легенда о влюбленных Маше и Грише; Сочи многие считают грузинским названием и переводят как "пихта" и т.п.
Каждое географическое название (топоним) имеет свою историю, изучением которой и, в конечном итоге, расшифровкой (переводом) занимается наука топонимика (по греч. — топос «место», онома «имя».
Географическое название всегда обусловлено исторически и отражает то или иное историческое событие, нарицательные и собственные имена, наименования проживавших здесь в прошлом племен или их подразделений (обществ, родов, семей). Большую ценность представляют свидетельства топонимики для определения расселения и миграции племен и народов. Топонимика является труднейшим разделом исторической географии. Лишь немногие топонимы (в основном позднего происхождения) могут быть раскрыты одной-двумя фразами.
5
Большинство же из них требуют кропотливых исследований и понимание их невозможно без больших и сложных объяснений.
Топонимические исследования — это бесконечный кроссворд (в переводе с английского «крестословица»). Это занятие во много раз сложнее и интереснее, чем простой кроссворд.
Топонимику часто называют «языком земли». Этот «язык» дает часто больше, чем произведения древних и средневековых авторов. «Язык земли» не поддается фальсификации. Здесь ничего не придумаешь, ничего не сочинишь. Он сохраняет грядущим поколениям память о том народе, который давно сошел с арены истории, но вписал свое имя в историю грядущих поколений (Э.М. Мурзаев, География в названиях. М. 1979, с. 44).
География, история, языкознание (лингвистика) — непременные отрасли знания, без которых расшифровка топонимов не будет иметь успеха. При этом изучаемое название не может быть достоверно объяснено в отрыве от других названий, закономерно образующих характерные топонимические (семантические) ряды или группы. Только на основе сравнительного анализа большого числа названий можно аргументированно объяснить тот или иной топоним.
В топонимическом отношении Черноморское побережье Кавказа представляет нам необыкновенно сложную и пеструю картину, где местные названия образовывались, изменялись, наслаивались в течение многих столетий под воздействием различных языков. Большинство местных топонимов содержат корни слов адыгейского, убыхского, абазинского и абхазского языков, иногда в тесных разноязычных сочетаниях и зачастую сильно изменены в русской транскрипции. Разбор таких топонимов не возможен без тщательного изучения истории, этнографии, исторической географии и лингвистических исследований языков аборигенного населения. Эта задача в конкретных условиях Черноморского побережья Кавказа, тем более трудная, что при возможности расшифровки адыгейских, абазинских и абхазских топонимов на основе соответствую-
6
щих современных языков, мы вряд ли сможем узнать значение целого ряда убыхских топонимов или даже отделить их от адыгейских и абазинских (или абхазских) из-за слабого значения языка убыхов, занимавших в середине прошлого столетия значительную часть Большого Сочи в междуречье Шахе-Хоста, а в предыдущие эпохи, вероятно, и большую территорию.
Убыхи полностью выселились в Турцию, где быстро ассимилировались. Убыхский язык исчез, но на территории былого проживания этого народа осталось много характерных топонимов, несомненно основанных на убыхском языке. При расшифровке таких топонимов большую ценность представляют сведения по исторической географии периода Кавказской войны, когда убыхи и абазины (садзы-джигеты) еще проживали на сочинском побережье и многие топонимы основывались на убыхском и абазинском языках. Источником таких сведений служат русские военные документы первой половины XIX в., а также печатные материалы ДЮБУА де МОНПЕРЕ, БЕЛЛЯ, ЛЮЛЬЕ, ХАН-ГИРЕЯ, ТОРНАУ и ряд других источников. После окончания Кавказской войны и полного выселения убыхов и джигетов в Турцию, при проведении топографических съемок и выяснении названий рек, гор, урочищ и т.п., русские военные топографы пользовались преимущественно сведениями оставшихся на побережье шапсугов, которые либо передавали только адыгейский вариант местных топонимов, либо произносили убыхские и абазинские названия с шапсугской интерпретацией, в соответствии с правилами диалекта адыгейского языка. Все это требует особо тщательного и осторожного подхода к первому этапу топонимических исследований, когда необходимо разделение топонимов по их происхождению на основе адыгейского, убыхского, абазинского или абхазского языков.
Многочисленные адыгейские, убыхские и абазинские географические названия продолжают сохраняться на Черноморском побережье Кавказа (как и на всем Западном Кавказе), хотя аборигенное население уже больше столетия не проживает на большей части этой территории.
С течением времени аборигенные топонимы в иноязычном произношении приобретают иное звучание и расшиф-
7
ровка их становится все более трудной или может оказаться вообще невозможной.
Трудность достоверной расшифровки многих топонимов Черноморского побережья Кавказа усугубляется тем, что они могли происходить от племенных языков и диалектов, изобиловавших на побережье до XIX века и затем исчезнувших при формировании народностей и массовой эмиграции по окончании Кавказской войны (1864 г.).
Некоторые топонимы северо-западной части побережья и зоны водораздельного и Главного Кавказского хребтов относятся и к другим древним топонимическим слоям, основанным на греческом, иранских, тюркских и других языках. Это обусловлено особенностями исторического развития этого региона. Через Северо-Западный Кавказ и Таманский полуостров шли миграционные потоки этнических масс в периоды малых и великих переселений народов как в историческое время (скифы, сарматы, аланы, готы — древние германцы, анты — древние славяне, гунно-болгары, половцы, татаро-монголы и др.), так и в более ранние периоды, не освещенные историческими источниками (понтийские народы, арийские племена, последней волной которых, возможно, были киммерийцы).
Адыгейский эпос и данные топонимики свидетельствуют и о неизвестных истории миграциях (или контактах?) из Индии (см. Индюк, Идокопас), Сирии (см. Жемси), Египта (см. Мюссера).
Для лучшего понимания предлагаемого топонимического материала ниже приводится историко-этнографическая справка (с элементами лингвистики) с охватом, в основном, промежутка времени от раннего средневековья (IV— VI вв.) до второй половины XIX в., с отдельными экскурсами в более древнюю историю района.
Греческие элементы в топонимах Северо-Западного Кавказа, относящиеся к античному времени, по сравнению с соседним Крымом выражены весьма незначительно и тяготеют, в основном, к Таманскому полуострову. Прежде всего это названия древнегреческих городов Боспорского царства (см. Боспор), а также топонимы Панагия, Пенай и, возможно, Агрия, Мандрия, Папай. Эти топонимы, как и античное название Фанагория, оформлены характерным
8
древнегреческим термином — ай (-ия), идущим от -айя в значении «Святой», «священный».
Топоним Шесхарис (мыс в районе Цемесской бухты) может быть введен в известный семантический ряд греческих названий Крыма: Симеиз, Кикенеиз, Кореиз, Лемнеиз, Олеиз и др., в которых формант из (ис) означает «место» (Белецкий, с. 203).
Незначительный киммерийский топонимический слой характерен, в основном, для Таманского полуострова (см.Киммерикон). Киммерийцы — наиболее древний, известный истории ираноязычный народ Северо-Западного Кавказа, остатки которого были засвидетельствованы первыми древнегреческими колонистами на берегах Боспора Киммерийского (Керченского пролива). В VIII-VII вв. до н.э. киммерийцы были вытеснены или ассимилированы скифскими племенами.
Предполагается, что в основе ряда географических названий северо-западной части побережья лежат корни слов иранского происхождения, поскольку, согласно античным источникам, к северо-западу от Геленджика проживали племена, названия которых свидетельствуют об их иранском (скифском) происхождении: тореты, марды, керкеты, синды, меоты (иранский суффикс ты (ды) — показатель множественности; иранское происхождение таких топонимов может быть завуалировано адыгейской транскрипцией (см.Тамань, Темрюк, Маркотх, Папай).
Ирано-язычные аланы — ассы, предки современных осетин, пришедшие на смену скифам, в течение первого тысячелетия обитали в пределах Северного Кавказа. На карте С.А. Плетневой (см. «Исчезнувшие народы». Хазары. «Природа», 1980, № 1, с. 61) расселение алан в раннем средневековье показано вплоть до Тамани и даже в Крыму.
Места былого пребывания алан-ассов отмечены целым рядом топонимов, например, характерным термином дон, (дан, тен, тан) обозначающим «воду», «реку» (см. Оштен, Уруштен и др.). Сам этноним ассы также, вероятно, запечатлен в ряде географических названий (см. Азовское море, Ассара).
Со второй половины III в. началась готская экспансия на Северо-Западный Кавказ. Захватив боспорский флот,
9
готы разграбили приморские города по всему северо-восточному берегу Черного моря и более ста лет господствовали здесь, пока не были разбиты гунно-болгарами в 372 г. В V в. из Крыма на Таманский полуостров переселилась часть готов-тетракситов. В адыгейских сказаниях сохранилось название могущественного готского племени уард (варда). В VI веке в борьбе с готами погиб адыгейский народный герой Баксан. Названия собственно готов (гутов) и готов — уардов (вардов) могли сохраниться до середины XIX в. в этнонимах некоторых адыгейских и абазинских племен (гои, гуайя, ардона), а через них закрепиться и в ряде соответствующих топонимов (см. Годлик, Агой, Гойтх, Гоекотх, Гуайя, Вардане, Хотецай).
В середине IV в. н.э. на Европу обрушилось гуннское нашествие. В 370 г. гунны, вышедшие из монгольских степей и приведшие с собой многие тюркские и угорские народы, разбили алан на Дону и в 372 г. опустошили Приазовье и Причерноморье, уничтожив процветавшие портовые города-колонии восточно-римской империи, в том числе Боспорское царство, включавшее и Таманский полуостров. После спада гуннского нашествия в восточноевропейских степях остались пришедшие с ними из Азии кочевые, в основном, тюркские племена. И если в восточной части Северного Кавказа к V в. были сконцентрированы племена хазар, в центральной и, частично, восточной частях — савир, то в Западном Предкавказье, т.е. в пределах нынешнего Краснодарского края, потеснив в горы протоадыгов и алан, расселились болгарские племена, носившие названия собственно болгары (или булгары), а также оногуры, утригуры (утигуры) и ряд других. Начиная со второй половины VI в. хазары, савиры и болгары входили в состав Тюркского каганата, непрочного государственного объединения, развалившегося в результате междуусобиц. Вождь и правитель болгарских племен Кубрат в 635 г. освободился из-под власти Тюркского каганата и создал самостоятельное государство — Великую Болгарию. Кубрат восстановил черноморские и азовские порты, разрушенные во время гуннского нашествия. Столицей Великой Болгарии стала Фанагория, основанная греками еще в VI в. до н.э. Фанагория просуществовала до начала IX в., когда была
10
полностью разрушена печенегами, и больше не возрождались (см. Фанагория).
Другой болгарский порт Таматарха располагался на южном берегу Таманского залива, на месте современной станции Тамань (см. Тамань). Таматарха отстраивалась на месте античной Гермонассы. Этот город-порт в Х-ХII вв. стал столицей русского княжества, получившего название Тмутаракань (см.Тмутаракань). Часть болгарских племен в начале VII в. мигрировала в Среднее Поволжье, их потомками являются современные чуваши (от названия гунно-бол- гарского племени сувар). В 70-е годы VII в. под напором хазар болгарские племена Тамани и Приазовья во главе с талантливым ханом Аспарухом (р. ок. 646 г. — ум. ок. 700 г.), третьим сыном Кубрата, перекочевала на Дунай, где после ожесточенных сражений с Византией Асиарух организовал новое государство Дунайскую Болгарию (681 г). Другой сын Кубрата, Батбай, с оставшимися на Северном Кавказе болгарами покорился хазарскому кагану («Великий хан» — по-тюркски). Языковая и этническая близость хазар и болгар (оба народа тюркского происхождения) привела к быстрому слиянию этих племен в единый союз.
Таманские болгары (уже под именем хазар) проживали здесь и в период расцвета Тмутараканского русского княжества. Хазарское (болгарское) население, исповедовавшее иудаизм (караимская секта), было сосредоточено в городах. В XI в. хазары упоминаются в русской летописи в качестве участников заговора против князя Олега Тмутараканского. Это последнее упоминание о них в европейских источниках. В целом тюрки — болгары проживали на Таманском полуострове около 700-800 лет, с IV по XI вв. Столь долгое пребывание на Кубани болгар и родственных им племен (савир, оногуров, утригуров) не могло не отразиться в топонимике этого региона.
Часть болгар, оставшихся на Северном Кавказе, вероятно, явилась первоосновой карачаево-балкарской народности. Другие племена болгар и савир были ассимилированы протоадыгами, но их этнические названия запечатлелись в местных топонимах. Подробно см. Анапа, Собер-Баш, Утриш, возможны и другие.
11
И в последующий период средневековья адыгский этнический массив Западного Кавказа испытывал влияние миграционных потоков тюркских народов — аваров, печенегов, половцев, татаро-монголов, а в более позднее время крымских татар, турок, ногайцев, что нашло отражение как в языке адыгов, так и в топонимике региона.
Однако основная масса географических названий Северо-Западного Кавказа связана преимущественно с адыгским и, в меньшей степени, абхазо-абазинским этносом и, соответственно, языковым субстратом.
Это наиболее древнее аборигенное население региона, история которого уходит в глубь тысячелетий. Предки этих народов были засвидетельствованы в самых ранних античных источниках, начиная с VI в. до н.э., когда первые греческие колонисты появились на восточном берегу Черного моря. В раннеантичное время (до I в. н.э.) различные авторы (Скилак, Псевдо-Скилак, Плиний) упоминают на побережье (в направлении с северо-запада на юго-восток) меотов (на берегах Азовского моря), синдов на Тамани (до Анапы), торетов (от Анапы до Новороссийска), керкетов (от Новороссийска до Геленджика), далее к югу ахеян и гениохов. Авторами I—II вв. н.э. (Плиний Старший, Иосиф Флавий, Дионисий, Страбон, Флавий Арриан и др.) ахеяны (ахеи, ахейцы) территориально указываются примерно в пределах от Геленджика до Сочи, а далее к югу размещаются гениохи; Плиний (I в. н.э.) между керкетами и ахейцами упоминают мардов (см. Маркотх). В названии керкеты многие исследователи видят прототермин будущего названия западно-кавказских племен — черкесов. В этнониме ахеи Н.Г. Волкова (Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа. М, 1979, с. 34) усматривает корень адыгейского названия моря хы с добавлением абхазо-абазинского суффикса «а» и греческого окончания ои (ей), что служит одним из аргументов в пользу присутствия, по крайней мере с VI в. до н.э., на Черноморском побережье Кавказа населения, говорившего на языках адыго-абхазо-абазинской группы народов. Арриан (II в. н.э.) упоминает два античных топонима Старую Ахею (к северу от Туапсе) и Ахеунт ( в устье Шахе), в которых явно виден этноним ахеи. В этой связи невольно напрашиваются следующие сопоставления. В 10 км
12
к северо-западу от Туапсе находится река Агой и одноименный поселок, а в середине XIX в. здесь располагалось одно из подразделений шапсугов агуйа (см. Агой). В тот же период в междуречье Псезуапсе — Шахе проживало другое подразделение шапсугов, носившее название гоайе или гои, а в долине р. Псезуапсе, на месте современного села Алексеевка находился аул Гуайе (см. Алексеевка и Гуайе). В позднеантичных источниках (начиная со II в.н.э.) мы встречаем уже новые названия племен. Так, Арриан (134 г.) вместо ахеян называет зихов, а вместо гениохов — санигов, размещая южнее абазгов и апсилов. Саниги, вероятно, выделившиеся из гениохских племен, во II в. н.э. занимали побережье от Шахе до Гагр (или Сухуми), но уже в V в. по свидетельству Псево-Арриана, территория их обитания сузилась и ограничивалась междуречьем Шахе - Псоу. Еще в конце прошлого века Лопатинский (Заметки о народе адыге вообще и кабардинцах в частности. СММПК, вып. XII, 1891) вывел самоназвание черкесских племен «адыге» через «адзыхе» к этнониму зихи, господствовавшему в начале первого тысячелетия. Черкесы у абхазов и сейчас известны под именем «азаху». Инал-Ипа (1960, с. 36) название саниги сопоставляет с этническим наименованием цандов, чандов (шандов по-шапсугски), или садзов, проживавших в окрестностях Адлера до 1864 г. Садзы носили также параллельные названия джигетов или джихов (идущие опять же от зихов), которые присвоили им грузины, а адыги и сейчас называют абхазов азыгуа. Подробно см. варианты этимологии Анапа, Цандрипш.
В период византийского влияния (с VI до VIII вв.) на Черноморском побережье Кавказа к северу от Шахе — Псезуапсе происходит консолидация аборигенных зихских племен с формированием адыгской (черкесской) народности, а к югу — объединение санигов, абазгов и апсилов с формированием абхазско-абазинской группы племен, послуживших этнической основой усилившегося молодого Абхазского царства.
К X веку северо-западная граница Абхазского царства достигала района Геленджика, при этом абхазская экспансия происходила большей частью мирным путем, когда,
13
при относительно слабом перемещении этнических элементов, аборигенное население переходило на язык более сильного и влиятельного соседа. С X в. до середины XIII в. на Абхазское влияние накладывается культурное воздействие усилившегося Грузинского царства.
После походов Батыя (1236-1240 гг.) и нашествия Тимура (1395 г.) на Северный Кавказ наблюдается активизация адыгейской (черкесской) экспансии на юго-восток. Если до этого предки адыгов теснились в северо-западной части Кавказа, то после спада татаро-монгольских нашествий происходило их интенсивное расселение к юго-востоку, до современных Кабарды и Осетии, а по берегу моря к югу от Геленджика. При этом наблюдалось несколько волн черкесской экспансии к югу вдоль побережья, а также переселения в обратном направлении (например расселение шапсугов из долины Псезуапсе к северу вплоть до Геленджика, или передвижение бжедухов из района Хоста-Сочи до Туапсе и далее, а затем на северный склон).
В результате черкесской экспансии к началу XVII в. абазинский (абхазский) язык отступает уже к району Туапсе, а к концу XVIII в. эта граница отходит к югу от Сочи. В это время усиливается влияние горных убыхских племен и они расширяют границы своих территорий. Так, последний крупный абазинский аул Мутыхуа, располагавшийся в долине Сочи в 12-15 км от ее устья (на месте современного села Пластунка), был захвачен убыхами в первом десятилетии XIX в., а в тридцатые годы XIX в. жители устьевой части долины р. Сочи говорили одновременно на адыгейском, убыхском и абазинском языках. Вся горная часть южного склона Западного Кавказа в междуречье Хоста-Шахе, начиная, по крайней мере, с раннего средневековья, была заселена убыхоязычным населением и расшифровка большинства местных топонимов невозможна без использования словарного запаса убыхского языка, заметно отличавшегося как от адыгейских диалектов, так и от абхазского и абазинского языков. Ш.Д. Инал-Ипа (1972, с. 267) подчеркивает этнолингвистическое разнообразие и пестроту на убыхской земле и прилегающих территориях, на стыке двух сравнительно больших языковых групп — абхазской и адыгейской, между
14
которыми «вырос» родственный им, но самостоятельный убыхский язык. (Инал-Ипа, 1971г., с. 267).
В противовес тенденции перевода топонимов Большого Сочи преимущественно на основе абхазского языка, основываясь на имеющихся историко-этнографических и лингвистических данных, следует подчеркнуть, что на участке Черноморского побережья Кавказа от Сочи-Хоста до Гагринского массива до 1864 года проживали родовые общины садзов-джигетов, говоривших на абазинских диалектах с большими заимствованиями из языка убыхов и, в меньшей степени, из языка адыгов. Диалекты садзов-джигетов и горных абазин — медозюев, проживавших в верховьях Мзымты и Псоу, ввиду их полного выселения в Турцию по окончании Кавказской войны и быстрой там ассимиляции, оказались еще менее изученными, чем язык убыхов. Несомненна лишь связь языка садзов с бзыбским диалектом абхазского языка.
Родство языков убыхов и садзов-джигетов было доказано еще в двадцатые годы столетия талантливым советским лингвистом А.Н. Генко, использовавшим в своих исследованиях этнографические и лингвистические материалы, оставленные турецким путешественником Эвлия Челеби, побывавшим на Черноморском побережье Кавказа в 1641 году. Согласно исследованиям А.Н. Генко, территория распространения садша-убыхского языка в середине XVII века охватывала, помимо междуречья Шахе - Хоста, и бассейны Хосты, Кудепсты, Мзымты, а возможно, и верховья Псоу и Бзыби. Поэтому все дальнейшие топонимические исследования на территории Большого Сочи к юго-востоку от Шахе с игнорированием убыхского языка следует считать необоснованными.
Для всей северо-западной части Черноморского побережья Кавказа, начиная от Шахе, а в прибрежной полосе и к югу до Сочи, сохранившиеся топонимы формировались преимущественно на основе шапсугско-натухайских диалектов адыгейского языка. Абазинские топонимы, несомненно преобладавшие в береговой зоне в период абхазского влияния в раннем средневековье (VI-XI вв.), в последующие столетия периода черкесской экспансии (XIII-XVIII вв.) были вытеснены черкесскими (адыгейскими) или значи-
15
тельно трансформировались под влиянием черкесского (адыгейского) языка.
Былое пребывание абазин на значительной части Черноморского побережья Кавказа (вплоть до Геленджика — Новороссийска) запечатлелось в соответствующих характерных топонимах. Число абазинских топонимов закономерно уменьшается в северо-западном направлении в соответствии с давностью проживания абазин в различных пунктах побережья.
Л.И. Лавров пришел к выводу, что «географическая номенклатура Адлерского, Лазаревского и Туапсинского районов Краснодарского края носит абазинские следы, причем при параллельном существовании одинаковых терминов среди северокавказских абазин и в упомянутых районах побережья, более древними оказываются вторые. Данные топонимики подтверждают, как и исторические предания, что северокавказские абазины некогда жили на Черноморском побережье северо-западнее Абхазии... предки шкаравцев обитали примерно от Гагр до Адлера или Мацесты, а далее на северо-запад обитали предки тапан- товцев». (Л.И. Лавров. «Обезы» русских летописей. «Советская этнография», № 4, 1946, с. 163-164).
Совместное проживание адыгов, абазин и убыхов в юго-восточной части побережья в течение многих столетий, несомненно, сблизило их языки, что сказалось во взаимном обогащении словарного запаса. Поэтому скорее всего на территории Большого Сочи, кроме адыгейских, убыхских и абазинских топонимов мы часто имеем дело и со смешанными названиями.
К абазинским (или убыхо-абазинским) топонимам на Черноморском побережье Кавказа относятся названия Аше и Лoo. Достоверный перевод этих названий неизвестен. Но, например, из исторических описаний Ногмова мы знаем, что во времена могущественного предводителя кабардинцев Инала (XVI в.) одним из его вассалов на Черноморском побережье Кавказа, пользовавшимся особой милостью Инала, был абазинский князь Ашев, владения которого простирались к югу от Туапсе.
Название реки Лоо и одноименного крупного населенного пункта в Лазаревском районе г. Сочи также имеет древнее абазинское происхождение.
16
До XV в. эта местность была заселена абазинским подразделением во главе с княжеской фамилией Лоовых. Эта фамилия известна и у современных северокавказских абазин-тапантовцев (см. Лоо).
Если во времена турецкого путешественника Эвлия Челеби (1641 г.), оставившего нам богатые этнографические сведения по побережью, под названием Садша подразумевалось все убыхское население, занимавшее в то время обширную территорию к северо-западу от устья Мзымты (вероятно вплоть до Псезуапсе), то в первой половине XIX в. при общем сокращении территории с убыхоязычным населением в пределах междуречья Шахе-Хоста, наименование Садша-Саша относилось уже только к прибрежному смешанному убыхо-абазинскому населению междуречья Сочи-Хоста, т.е. в пределах современного Центрального и Хостинского районов г. Сочи. Наименование племени Садша (Саше, Сшаче, Саче, по-видимому, запечатлелось и а названии наиболее крупной реки этого района и современного города Сочи (см. этимологию Сочи). Значительная абазинская этническая прослойка этого племени определила и ряд местных названий. Так, современная гора Батарейка носила характерное название «Аублаанырхта», т.е. «место святыни рода Аубла», на которой находилась священная роща с крестами и родовое кладбище влиятельной убыхо-абазинской фамилии Аубла (Облагу).
В устье Псоу до середины прошлого века проживало абазинское племя Кечь (Гечь). Упоминание о племени Кечиляр мы находим и у Эвлия Челеби. Но и в долине р. Шахе имеется несколько местечек и аулов с названием Кичмай или Кечмай. Первый от устья крупный правый приток р. Шахе также называется Кичмай.
Ряд топонимов в юго-восточной части Черноморского побережья Кавказа также может иметь смешанное убыхо-абазинское происхождение.
Прежде всего это относится к известному топониму Агура (река Агура, Агурское ущелье, Агурские водопады). Этимологию этого географического названия, по-видимому, следует выводить из древне-абазинского акэа (акуа, аква), в основе которого Г.З. Шакирбай усматривает значение «тухлый», пахнущий серой (источник)» и, как при-
17
мер, приводит древнее, но сохранившееся название Сухуми-Акэа (Акуа), на месте которого в прошлом имелись сероводородные источники. (Г.З. Шакирбай. Значение основы кэа в топонимии Абхазии. В кн. «Этнография имен». М. 1971 г.). Характерно, что в процессе исторического развития абхазское акуа (аква) и соответственно убыхо-абазинское агуа (агва) приобрело смысл «ущелье, овраг», а с собирательным суффиксом ра акуара (агуара) уже стало означать «река, ручей, источник». Вероятно этот смысл имеет и современный гидроним Агура. Между прочим, в Агурском ущелье, у подножия Орлиных скал, и сейчас имеются сероводородные источники. Аналогично: в долине Хашупсе до середины XIX в. проживало подразделение Цан (Цандрипш), а правобережный приток реки Мацесты носит наименование Цанык (Цаник) — возможно здесь также проживала какая-то группа абазин из рода Цанов. Из приведенных примеров видно, что часто одноименные названия (по крайней мере, корневые их части) характерны для разных частей побережья. Это лишний раз свидетельствует о постепенном вытеснении абазинского населения (или скорее абазинского языка) в направлении с северо-запада на юго-восток в результате усиления влияния черкесского языка.
При расшифровке ряда топонимов юго-восточной части Черноморского побережья Кавказа и Западной Абхазии следует учитывать наличие в их составе характерного абхазско-абазинского аффикса множественности — «ра» в окаменелой форме: Агура, Дзыхра, Лаура, Авадхара, Юпшара, Мцара, Цкуара, Жоэквара, Ажара, Агудзара и др. Но в этот ряд не следует включать топоним Гагра, так как он, по утверждению З.В. Анчабадзе, является производным от Гагрипш (Гаг-ри-пш), где Гаг — собственное имя (а может быть этноним?), ри - суффикс принадлежности, последний в сочетании с пш — «вода», означает «община», «селение».
Часто встречаются в абхазских топонимах такие термины как ага «побережье», апста «ущелье», аху «холм», «гора», адзы «вода», «река» и куара (квара) в том же значении (Ах-Аг, Кудепста, Ахун, Алахадзы, Жоэквара и др.).
Определенная часть современных топонимов Большого Сочи, имеющих абхазское звучание, была обусловлена, по
18
всей видимости, рядом субъективных исторических факторов, когда местные географические названия попадали на карты через информаторов — абхазов.
Так, владетель Абхазии Михаил Шервашидзе (Чачба) в 1838 г., имея звание полковника лейб-гвардии Преображенского полка, сопровождал русскую военную эскадру при высадке десантов (в частности, в устье Псезуапсе) и, вероятно, давал русским военным картографам местные названия в абхазских вариантах. Первым приставом Джигетии (территория побережья от Сочи до Гагр) 1839-41 гг. был С.Т. Званба, позже ставший известным абхазским этнографом. (см. «Зимние походы убыхов на Абхазию», Сухуми. 1955 г.) Многим этнографическим сведениям об yбыxax мы обязаны ему. Этот первый период колонизации Россией сочинского побережья шел со стороны Грузии, непосредственно со смежной территории Абхазии. Джигетское приставство было включено в состав Абхазии и новая местная администрация состояла, в основном, из знатных абхазских и садзских (джигетских) феодалов.
В этот же период русские военные топографы составляли первые топографические карты района. И естественно, что многие местные названия — топонимы могли претерпеть трансформацию через абхазский язык. Так, первые сведения о топографии района мы встречаем в докладных записках русского военного разведчика барона Ф.Ф. Торнау. В «Описании части восточного берега Черного моря» от р. Бзыби до р. Саше» от 25 ноября 1835 г. Торнау приводит много местных названий, на части которых сказалось абхазское влияние: Эсхорипш, Аредба, Цандрипш и др. (Дзидзария, с.с. 99-119). Большая часть сведений, изложенных Торнау в докладных записках этого периода, была получена от абхазских князей Шервашидзе и Анчоу (Инал-Ипа), а также от прапорщика Черноморского линейного 5-го батальона Эмина (Николая Шакрыла), постоянно находившегося при Торнау в качестве переводчика и проводника (Шакрыл владел абхазским, русским, черкесским и турецким языками).
Наличие значительного абхазского (в широком смысле) слоя в топонимике страны убыхов Инал-Ипа (1971, с. 291)
19
объясняет или завоеванием и ассимиляцией убыхами абхазских аборигенов (что однако еще следует доказать), или продолжительной и интенсивной инфильтрацией какой-то части абхазского этноса (джигетов, абазин и др.) на убыхскую территорию, или, наконец, особой этнокультурной и языковой близостью абхазов и убыхов, которая заслуживает большего внимания и дальнейшего специального исследования.
Убыхский язык, развивавшийся под воздействием адыгейского и абхазского языков, сам в свою очередь также оказывал на них влияние, особенно на садзский (джигетский) диалект абхазского языка, так как именно с носителями этого диалекта убыхи находились в ближайшем родстве и теснейших взаимосвязях в течение долгих веков. Так, по свидетельству анонимного автора серьезной статьи «Абхазцы (Азега)», все селения, прилегающие к реке Бзыбь, в том числе Гагрипш у Гагрского укрепления, говорили «испорченным абхазским языком, в котором чрезвычайно много встречалось слов убыхского и джигетского языков» (Инал-Ипа, 1971, с. 273).
Лавров (с. 44) считает, что в прошлом убыхский язык был распространен шире той территории, на которой его застал XIX в., причем им некогда пользовались причерно¬морские абазины. И, возможно, убыхский язык являлся языком древних абазгов.
Лавров (с.с. 45, 46), в качестве гипотезы, предполагает, что начало вытеснению древнего языка абазгов (протоубыхского) и распространению среди них абхазских диалектов положило образование Абхазского царства в VIII в. Однако южная ориентация политики Леона II и его преемников привела к превращению Абхазского царства в Грузинское и к политической независимости абазин, т.е. собственно абазгов. В это же время возросло адыгейское влияние на абазин, многие из которых стали переходить на адыгейский и кабардинский языки.
Словарный запас по убыхскому языку, в основном материалы исследований немецкого лингвиста А. Дирра (А. Дирр. «Язык убыхов». Лейпциг, 1928, на нем. яз.), позволяет расшифровать некоторые убыхские топонимы юго-восточной части Черноморского побережья Кавказа.
20
Так, типично убыхский корень бзи, означающий «вода», «река», характерен для целого ряда гидронимов Черноморского побережья Кавказа: Бзыч, Бзогу, Бзныч, Бзугу, Хобза и др. (подробно см. Убыхия).
Наиболее достоверно происхождение от убыхского языка топонимов среднего и верхнего течения долины реки Шаxe. Такая предпосылка гарантируется тем фактом, что при устройстве в апреле 1864 г. Убыхской кордонной линии военные топографы, продвигавшиеся в горную Убыхию через долину Дагомыса в сторону Солох-Аула с передовой частью Даховского отряда, встречали проживающих еще здесь убыхов и все местные названия наносили на карты с их слов.
По вопросу расшифровки адыгейских топонимов Черноморсксго побережья Кавказа имеется большой и разнообразный архивный и опубликованный материал. Однако достоверность некоторых переводов вызывает сомнения. Такие переводы делаются часто по слишком упрощенной схеме, без учета трансформации топонима во времени под действием различных языков и передачи их произношения и написания информаторами различных национальностей. В других случаях переводы топонимов Черноморского побрежья Кавказа производятся на основе адыгейского языка, но с большей натянутостью, а порой и с непонятным смысловым значением, с игнорированием элементарных законов топонимической семантики. Часто на основе адыгейского языка, получившего распространение в юго-восточной части побережья лишь в период развитого и позднего средневековья, делаются попытки расшифровки древних абазинских, убыхских и абхазских топонимов (Аше, Шахе, Лоо, Сочи, Бзугу, Мзымта, Мацеста и др.).
Обширные исследования по топонимике Западного Кавказа (включая Черноморское побережье) выполнены Дж.Н. Коковым (Коков, 1960, 1964, 1966, 1974). Последняя рабата Дж.Н. Кокова (1974г.) «Адыгская (черкесская) топонимия» носит фундаментальный характер и является исходным материалом для всех дальнейших топонимических исследований в этом регионе. Закономерности формирования адыгейских топонимов (в связи и сравнении с кабардинскими и черкесскими) детально рассмотрены в ввод-
21
ных статьях этой монографии. Поэтому ограничимся лишь перечислением наиболее часто встречающихся топонимических терминов и формантов, образующих семантические ряды, отсылая по детальной семантике к работе Кокова (1974). Так, топонимическими терминами (ключевыми словами), формирующими наиболее распространенные на побережье (и на Западном Кавказе) семантические ряды адыгейских топонимов, являются: ко(ку) «долина», «балка»; псы (псе) «вода», «река»; куладж (кулядж) «русло», «долина», «река»; кушх (кошх) «гора», «горное пастбище»; мез (мезы) «лес»; псыхо (псахо) «река», «долина»; тыку «угол», «кут»; шхе «верх», «верховье» и др. Значительную роль в адыгейской семантике играют также топо-форманты: п (пе) «нос», «начало», «устье», «низина»; пе (пи.,п) «место»; ж (жи) «старый», «древний» или «большой», «огромный»; х (хе) «низ», «море», «идти вниз (к морю)» и др.
Нельзя не упомянуть об опыте топонимических исследований сочинского краеведа С.А. Загайного. В его статье «Происхождение названий некоторых населенных пунктов Краснодарского края (см. «доклады сочинского отдела географического общества СССР, вып. 1, Ленинград, 1968, с. 190-196) была дана классификация географических названий и приведены переводы некоторых из них.
Значительный вклад в изучение топонимов юго-восточной части Черноморского побережья Кавказа внес сочинский краевед В.М. Валуйский.
К сожалению, результаты его исследований сохранились лишь в рукописном (машинописном) варианте (1966 г.), материалы хранятся в архиве Сочинского отдела русского географического общества.
Заслуживает также внимания рукопись М.К. Тешева «Некоторые адыгейские географические названия Причерноморья и их этимология» (1970 г.)
В 1981 г. Адыгейским отделением Краснодарского книжного издательства выпущен «Адыгейский словарь» К.Х. Меретукова, охватывающий около 1200 адыгейских географических названий Западного Кавказа (в пределах Краснодарского края). Словарь содержит большой фактический материал по адыгейской топонимике; по ряду то-
22
понимов приводятся исторические справки, сведения из легенд. Значительный объем информации при расшифровке адыгейских топонимов Черноморского побережья Кавказа заимствован (см. ссылки) из работ Кокова (1974 ) и Меретукова (1981).
С периодом турецкой экспансии (XVI-XVIII вв.) связывается ряд топонимов с тюркской корневой основой (Шуюк, Уч-Дере, Кучук-Дере, Суджук-Кале и др.).
Многие географические названия Российского Черноморья появились на картах в тот характерный период истории, начиная со второй четверти XIX века и до последнего года Кавказской войны (1864 г.), который был насыщен бурными событиями и многочисленными военными столкновениями между русскими войсками и причерноморскими горцами-натухайцами, шапсугами, убыхами, джигетами.
Начиная с 1836 г., в прибрежноморской полосе путем высадки десантов русских войск с моря занимались плацдармы и возводились русские крепости, именовавшиеся фортами или укреплениями: Кабардинское и Геленджикское в 1836; Новотроицкое в устье Пшады, Михайловское в устье Булана (ныне Архино-Осиповка), Святого Духа в устье Мзымты (ныне Адлер) — в 1837 г.; Новороссийское в Цемесской бухте, Тенгинское в устье Шапсухо, Вельями- новское в устье Туапсе и Навагинское в устье Сочи — в 1838 г.; Лазаревское в устье Псезуапсе и Головинское в устье Шахе — в 1839 г.
Эти укрепления, находясь в постоянной осаде со стороны горцев, просуществовали до начала Крымской войны и большей часть были ликвидированы в 1854 г, ввиду ожидавшейся высадки десантов англо-французских и турецких войск. На завершающем этапе Кавказской войны, в 1861-1864 гг. на месте разрушенных укреплений были организованы русские военные посты, вокруг которых в последующем формировались населенные пункты.
По стечению обстоятельств в военных действиях 1836 — 1839 гг. при высадке русских десантов на Кавказских берегах и основании и строительстве укреплений принимали участие многие видные прогрессивные деятели того периода. Большинство десантных операций подготавливалось и
23
осуществлялось под руководством первооткрывателя Антарктиды и энтузиаста реконструкции Черноморского флота адмирала М.П. Лазарева и начальника Черноморской береговой линии сына известного героя Отечественной войны 1812 г. Н.Н. Раевского. В боевых действиях при десантных операциях принимали участие сосланные на Кавказ декабристы: А.А. Бестужев-Марлинский, А.И. Одоевский, Н.И. Лорер, М.М. Нарышкин, Н.А. Загорецкий, Ф. Ордынский и др. (Бестужев и Ордынский погибли в боях, Одоевский умер от малярии).
Подразделениями морских десантов командовали тогда еще молодые флотоводцы В.А. Корнилов, П.С. Нахимов и А.Н. Панфилов. Друг А.С. Пушкина и секундант на его дуэли К.К. Данзас участвовал в штурме Субаши (Головинка) в 1839 г. и защите Навагинского укрепления (Сочи) во время восстания убыхов в 1840 г. и в обоих случаях был особо отмечен за героические подвиги Н.Н. Раевским. На службе в штабе Н.Н. Раевского состоял брат А.С. Пушкина — Лев Сергеевич — один из образованнейших людей своего времени. По свидетельству Г.И. Филипсона — начальника штаба Н.Н. Раевского, многие военные документы (использованные автором) вышли из-под пера Л.С. Пушкина. По приглашению М.П. Лазарева и Н.Н. Раевского в военных десантах 1837-1839 гг. принял участие тогда еще молодой, но уже известный художник И.К. Айвазовский, запечатлевший ряд батальных сцен при штурмах черноморских берегов русскими войсками. Имена лишь некоторых из перечисленных деятелей запечатлены на картах и сохранились до наших дней в топонимах: пос. Лазаревское, станица Раевская, ул. Одоевская в пос. Лазаревском, Бестужевский парк и улица Бестужева в Адлере. А вот название пос. Морлинского в районе Адлера утеряно. И на месте гибели (в долине р. Агуры на территории «Спутника») декабриста Феликса Ордынского (профессора Варшавского университета) нет даже мемориальной доски.
После неудачи в Крымской войне (1853-1856 гг.) Россия на несколько лет теряет права и возможности для завершения покорения Западного Кавказа. Лишь после окончания военных операций на Восточном Кавказе, в Дагес-
24
тане и Чечне, пленения Шамиля в 1859 г., и в результате высвобождения действовавшей там 200-тысячной русской армии, в начале шестидесятых годов в завершающих военных столкновениях решается судьба западно-кавказских горцев, в том числе и причерноморских племен: натухаевцев, шапсугов, убыхов, джигетов. Жестокость царизма в последний период Кавказской войны (1861-1864 гг.) без серьезных оснований проявилась в крайних ультимативных мерах, вынудивших большинство Черноморских горцев переселиться в Турцию и, частично, на Кубанскую равнину.
Покинутая горцами огромная территория южного склона Западного Кавказа, на которой сохранились лишь несколько шапсугских аулов, в течение пяти лет оставалась почти пустынной. Лишь в береговой полосе на месте бывших фортов-укреплений и в долинах крупных рек существовали военные посты и кордоны — основа будущих населенных пунктов.
В 1869 г. по специальному указу правительства, как начало колонизации покоренного края, было организовано 12 селений: Аибга, Ахштырь, Александровское (ныне Красноалександровское), Божьи Воды (ныне Марьино), Елизаветпольское (ныне Шаумян), Красное, Лесное (верховья Кудепсты), Навагинское (Сочи), Перевальное, Пластунское, Садовое, Хамышки («Сто лет со времени основания 12 Черноморских селений». Календарь знаменательных и памятных дат по Краснодарскому краю на 1969 год. Краснодар, 1969).
К этому времени уже существовали (с 1865 г.) Ахштырское и Пластунское поселения. Первыми поселенцами здесь были отставные солдаты, матросы, казаки Шапсугского пешего берегового батальона и переселенцы с Кубанской равнины. В этих первых 12 поселениях насчитывалось до 500 семейств. В приморских поселениях обязательно располагались по нескольку семейств матросов Черноморского флота, так как ввиду отсутствия сухопутных путей сообщения предполагалось интенсивное развитие прибрежного судоходства.
В этот же период (1869-1871 гг.) часть причерноморских шапсугов, выселенных в 1864 г. на левобережье Куба-
25
ни, была возвращена на побережье современного Лазаревского района Большого Сочи и расселена в нескольких существующих и поныне аулах: Наджиго (в долине Макопсе), Шхафит, I и II Красноалександровские и Малый Псеушко в долине Аше, им. Кирова (Тхагепш — «Божьи воды») в среднем течении Псезуапсе, Большой Кичмай и Нижнее Шахе в долине Шахе. В ауле Большой Кичмай были поселены и шапсуги — хакучи, ранее обитавшие в верховьях Псезуапсе. В аулы долины р. Шахе вернулись из Турции несколько десятков семей местных шапсугов, эмигрировавших в 1864 г. В нескольких километрах к северу от Туапсе в долине р. Агой, сохранился один из наиболее крупных шапсугских аулов Черноморского побережья Кавказа — это аул Куйбышева (раньше Карповка). Село Навагинское (или Колонки) было основано на левобережье долины р. Сочи в четырех километрах от ее устья. Первыми колонистами (отсюда Колонки) были немцы (22 семейства) и русские (20 семейств). Тогда же (1869 г.) образованное село Пластунское (в 12 км от устья Сочи) было первоначально заселено казаками-пластунами — участниками Кавказской войны.
В период с 1881 по 1886 гг. в с. Пластунском поселилось 57 семейств грузин и имеретин и в последующий период с 1886 по 1894 гг. еще 23 семьи. В это же время грузино-имеретинские поселения были образованы в долинах Псахе (Грузинская Мамайка) и левого притока р. Сочи — Хлудовского ручья (в районе современного кинотеатра «Юбилейный»).
В с. Лазаревское в период с 1869 по 1873 гг. были поселены 43 семьи малоазийских греков. В районе Красной Поляны, остававшейся необитаемой в течение 14 лет после окончания Кавказской войны, в конце 70-х годов XIX в. поселились 36 семей греков, ранее проживавших в Ставропольской губернии. В те же годы малоазийские греки расселились в Кабардинке, Геленджике, Прасковеевке (долина р. Джанхот), Пшаде, Текосе и в ряде других пунктов побережья. Чешские переселенцы образовали с. Варваровка (к югу от Анапы, в долине р. Шингары). Первые партии армян-беженцев прибыли из Турции в Сочинский округ в 1883 г. В последующие годы было еще не-
26
сколько потоков армянских переселенцев из Турции и Сирии, бежавших от преследований фанатичных турецких мусульман. Армяне составляли большинство христианского населения Малой Азии и одну пятую часть жителей всей азиатской Турции. Их насчитывалось до 2 миллионов человек. Турецким правительством почти официально пропагандировалось очищение страны от немусульманского населения, вплоть до его физического уничтожения. Бегство армянского населения в Россию спасло эту нацию от полного истребления. Значительная часть армян-беженцев расселилась на Черноморском побережье Кавказа. В большинстве случаев армянские поселения организовались на месте старых убыхских, шапсугских, абазинских и натухаевских аулов. Произошло своего рода взаимное переливание людских масс: мусульмане — горцы переселились в пределы Турецкой империи, а из Турции на их место заселились христиане — армяне, греки, казаки-некрасовцы. Армянские беженцы оказались наиболее приспособленными из всех переселенцев к жизни на низкогорном расчлененном рельефе Кавказского Черноморья, так как уже имели навыки горного земледелия и смогли быстро наладить свои хозяйства. Молдаване, выходцы из Кишиневской губернии, расселились в районе Адлера, основав селения Молдовка (48 семей), Веселое (98 семей) и Пиленково (78 семей).
Эстонские переселенцы образовали два селения:
Эстонку (возле Адлера) и Эсто-Садок вблизи Красной Поляны.
Третье эстонское селение Сальме возникло в 1885- 1886 гг. в бассейне р. Псоу, на ее левом берегу, уже в пределах современной Абхазии. В 1911 г. из Турции в Сочинский округ переселились 160 семей некрасовцев, потомков донских казаков — старообрядцев, участников Булавинского восстания, бежавших в начале XVIII в. в Турцию от преследований. Некрасовцы образовали в Сочинском округе селение Игнатьевку, вблизи устья Шахе, и Морлинский, вблизи Адлера.
В 1872 г. из Каменец-Подольской губернии прибыли поляки, расселившиеся на территории нынешнего Раздольненского сельсовета. Здесь же в семидесятых годах обо-
27
сновались белорусы, выходцы из Киевской и Каменец-Подольской губерний.
В 1897 г. в Кудепсте, в Верхней и Нижней Николаевке, поселились русские, украинцы, белорусы.
В 1886 г., через 22 года после начала колонизаторской деятельности, на Черноморском побережье Кавказа было образовано 56 поселений с 10 тыс. жителей. В пределах Сочинского округа в 1886 г. было устроено 20 новых поселений; из них 17 были «инородческими», часто со смешанным населением различных национальностей: армян, греков, молдаван, эстонцев, немцев, имеретин, чехов, поляков, турок, адыгов-шапсугов и др. и только три селения состояли из русских поселений (Доброхотов, Черноморское побережье Кавказа. 1916, с. 20).
В приложении к Этнографической карте Черноморской губернии, составленной в 1900 г. Е. Кондратенко, приводится следующий национальный состав и численность населения Черноморского побережья Кавказа: русские — 20265, греки — 5583, черкесы — 2052, армяне — 1305, молдаване — 1038, имеретины — 975, чехи — 826, поляки — 333, турки — 254, эстонцы — 175, грузины — 52, французы — 19.
Таким образом, к началу XX века население южного склона Западного Кавказа, до 1864 г. достигавшее 300000 человек, составляло всего лишь 33000 человек и имело очень пестрый национальный состав. При этом большинство населенных пунктов располагалось в узкой прибрежно-морской полосе. Огромные территории низко- и средне-горья, ранее густо населенные адыгами, убыхами, садза- ми-джигетами и абазинами-медозюями, оставались пустынными.
С окончанием строительства шоссейной дороги Новороссийск — Сухуми (1891-1895 гг.) приток поселенцев на Кавказское Черноморье значительно усилился, в основном за счет выходцев с Кубани, Дона и из центральных губерний России. Поэтому, помимо древних аборигенных топонимов, среди новых наименований преобладают русские. Лишь изредка встречаются новые топонимы, отражающие национальность поселенцев: Эсто-Садок, Верхне-Армянская Хобза, Грузинская Мамайка, Молдовка и ряд
28
других. Несмотря на большой процент армянского населения, армянские топонимы на побережье единичны: Нор-Луйс «Новый Свет», Гай-Кодзор «Армянское ущелье». Древние этнонимы Черноморского побережья Кавказа нашли своеобразное отражение на геологических картах и названиях геологических свит. Пока не ясно, кто первым ввел в стратиграфию горных пород Западного Кавказа целый ряд древних этнонимов. Возможно это был французский энциклопедист-естествоиспытатель и путешественник Фредерик Дюбуа де Монпере, первый оставивший нам ценные сведения о геологическом строении района, его истории и этнографии. Античные и средневековые этнонимы запечатлены в названиях Киммерийского яруса, Ахеянской, Гениохской, Натухаевской, Медовеевской свит, Керкетского горизонта.
По первоначальному замыслу топонимический материал подбирался лишь по территории Большого Сочи, т.е. для юго-восточной части Черноморского побережья Кавказа между Туапсе и Адлером, так как формировался на основе подготовленных автором ранее «Материалов по истории и этнографии большого Сочи» (хранятся в архивах Сочинского историко-краеведческого музея и Сочинского отдела русского географического общества).
В процессе работы выявилась возможность расшифровки и значительной части топонимов остальной части Черноморского побережья Кавказа вплоть до Таманского полуострова, а также некоторых абхазо-абазинских топонимов северо-западной Абхазии (от Псоу до Гагр), традиционно тяготеющей к Большому Сочи.
В результате рассмотрены топонимы всего южного склона Западного Кавказа в пределах Черноморской губернии, занимавшей территорию Черноморского побережья Кавказа от Анапы до Гагр, а также древние и современные топонимы Таманского полуострова, включены и наиболее крупные (региональные) географические названия (Кавказ, Кубань, Черное море, Азовское море).
Материал изложен в виде топонимического словаря с обширным введением, являющимся кратким историко-этнографическим очерком с элементами лингвистики. В словаре содержатся географические сведения об объекте
29
(населенном пункте, реке, горе, хребте и др.) и объяснение смысла (семантики) топонима, его этимологии, истории возникновения и эволюции.
Во многих случаях приводится несколько этимологий, когда нет одной вполне достоверной и, как правило, простой.
Сведения, изложенные в топонимическом словаре, могут быть полезны педагогам, краеведам, экскурсоводам и просто любознательным людям, для которых автор попытался оживить, наполнить смыслом эти многочисленные, непонятные, сложные в произношении и не всегда благозвучные названия рек, гор, населенных пунктов, урочищ. И многие из них осветились в донесенных до нас историей, легендами и древним эпосом сведениями о народах, племенах, родах, семьях и отдельных людях, проживавших в этих местах и оставивших свой след в топонимах. Расшифровка топонимов помогает глубже и шире представить богатое историческое прошлое Черноморского побережья Кавказа — ведущего курортного района России.
Топонимические сведения могут явиться существенным дополнением к комплексу курортного сервиса, будут способствовать воспитанию чувства уважения к культурному наследию ушедших поколений.
Уместно вспомнить высказывание большого знатока горного Черноморья и энтузиаста распространения историко-географических знаний Юрия Константиновича Ефремова: «Сначала я изучал пространство Западного Кавказа. Теперь он предстал передо мной еще в одном измерении во времени и стал еще ближе, понятнее. Разве не более дорогими становятся все эти лучезарные пляжи Черноморья, все кручи, леса, реки, когда знаешь его прошлое? Не только для меня. И другие посетители этого края, познав минувшее, будут лишь сильнее ценить и любить эту землю» (Ефремов, с. 101).
Удивительная по содержанию, необычно увлекательная и информативная книга Ю.К. Ефремова «Тропами горного Черноморья», вышедшая из печати в 1963 г., давно ставшая библиографической редкостью и несомненно нуждающаяся в переиздании, явилась первым серьезным импульсом для автора настоящей работы к историко-географическим и топонимическим исследованиям.
30
Старые географические названия являются свидетелями и своеобразными памятниками истории и их необходимо охранять так же, как памятники археологические и исторические. Представляется необходимым поставить вопрос о реставрации и исправлении некоторых названий. Например, название реки Псезуапсе в пос. Лазаревском является искаженным от шапсугского Псишу (или Псишо) «добрая река». Улица Джигитская в Сочи (микрорайон «Светлана») должна быть переименована в Джигетскую, так как это название напоминает нам о проживавшем к югу от Сочи до 1864 г. абхазо-абазинском племени садзов- джигетов.
Совсем недавно (1987 г.), благодаря материалам из личного архива сочинского краеведа В.М. Валуйского, автору удалось восстановить аборигенные названия ряда речек и урочищ в самом центре Сочи. Эти отдающие ароматом старины, сочно звучащие старочеркесские (в основном убыхские) названия донесли до нашего времени былой колорит центра старой Убыхии. Хочется надеяться, что хотя бы часть из них вернется к жизни, например, в наименованиях вновь строящихся микрорайонов, санаториев, пансионатом, или даже гостиниц, ресторанов, кафе. Так, Бочаров ручей, впадающий в море к югу от р. Псахе (Мамайка), носил убыхекое название Мидаобза «непослушная (своенравная) река»; Хлудовский ручей (взят в канал вдоль улицы Донской) назывался Шлабистага «долина (рода) Шлаб (Шелеб)», а река Верещагинка, разделяющая Центральный и Хостинский районы г. Сочи и впадающая в море у гостиницы Жемчужина», — Хокоча «долина (рода) Хоко (Хуако)». Безымянный ныне ручей, протекающий в западной части «Дендрария», носил нерасшифрованное пока название Гуис; ручей Малый или Гнилушка, ограничивающий "Дендрарий" с востока, назывался Сочена или Сочапа «место (рода) Соче (Соча)». Возможно, что последний топоним апляется первичным по отношению к современному названию реки и города Сочи и заслуживает особого внимания при разборе этимологии последнего. А разве оставит равнодушным звучание таких старинных аборигенных названий как Арлана, Чизма, Фагуа, Суджа, Титла, Эбжноу и многих других.
31
В середине прошлого века гора Виноградная в Сочи (в районе сан. им. Кирова) называлась Шангерейпацуареху (или Шхангерелпацвареху), что значит «гора (рода) Шахан-Гирей-Ипа».
И разве не покоряет своим стихотворно-песенным звучанием это необычно длинное для старой Убыхии название, хотя первое прочтение его вызывает определенные затруднения (как видим по переводу — название абхазское, привнесенное в период вхождения этого района в середине XIX века в Джигетское приставство, возглавлявшееся абхазскими феодалами, одному из которых, по-видимому, и принадлежала эта территория).
В местной печати, в выступлениях краеведов, в отдельных и коллективных письмах адыгов-шапсугов все чаще высказывается мнение о восстановлении исторической справедливости. Ведь запечатлелись же на картах имена таких недоброй памяти русских генералов периода Кавказской войны как Засс (станица Зассовская) и Головин (пос. Головинка). Не осталась без внимания и царская фамилия. Об имени царя Александра II напоминает название аула Красноалек- сандровского; Александрия — первое название русской крепости в устье р. Сочи — в честь жены царя; с. Анастасиевка — в честь дочери Великого князя Михаила Александровича; Константиновский (форт, поселок, мыс) — второе после Святого Духа название совр. Адлера (до наших дней сохранилось название мыс Константиновский) — в честь Великого князя Константина, как ныне выявляется бывшего в 60-е годы XIX века инициатором прогрессивных реформ, назревших в России в период упадка (застоя) 50-х годов, сказавшегося в поражении в Крымской войне и приведшего к необходимости отмены крепостного права. Поселок Ольгинка в долине р. Ту назван был в честь супруги Великого князя Михаила Александровича. И даже церковь св. Михаила Архангела в Сочи названа в честь самого Великого КНЯЗЯ Михаила Александровича — наместника царя на Кавказе и одновременно главнокомандующего русских войск (церковь была заложена на территории Навагинского форта, где 2 апреля 1864 г. Великим князем Михаилом была проведена церемония принятия представителей всех покоренных причерноморских племен, решивших переселиться в Турцию).
32
И почему бы в плане восстановления исторической справедливости не попытаться воскресить и сохранить в местных географических названиях (хотя бы в микротопонимах, например, в названиях улиц) хранящиеся в памяти адыгов и в исторических источниках имена видных представителей западнокавказских горцев, боровшихся за свою независимость. Это вождь натухаевцев Зеноко Карабатыр; предводитель шапсугов — гоев долины Псишу (Псезуапсе) Тузурук Заурбек Гоев. Звучное название знаменитого в середине XIX века на всем Западном Кавказе рода Берзеков могло бы украсить одну из улиц села Пластунка, где располагалась родовая вотчина Берзеков аул Мутыхуасуа (или Пex) — центр горной Убыхии. Ведь сохранилось же имя предводителя горных убыхов верховьев р. Шахе Хаджи Берзека Бабукова в названии Бабук-Аула, также как название Дагомыс, запечатлело, вероятно, имя предводителя сочинских убыхов Хаджи Берзека Дагомукова (аул Дагомуков находился на левом берегу р. Пседаго (ныне Дагомыс Восточный), в 3,5 км от берега моря.
Учитывая возможность использования настоящего словаря специалистами различных профилей, а также вероятность дальнейшего более широкого и глубокого изучения топонимики ЧПК, все исходные названия географических объектов и их привязки даны с максимально возможной точностью, за исключением небольшой группы старых названий и урочищ, для которых известно лишь предположительное их местоположение. Местоположение наиболее известных топонимов отражено на прилагаемых карто-схемах (рис. №№ 1—5).
Для удобства пользования и облегчения издания словаря все топонимы и их исходные составные элементы, основанные на национальных языках, написаны только в русской транскрипции в наиболее вероятных вариациях с максимальным приближением к первоначальному звучанию.
Настоящая работа ни в коем случае не претендует на полноту и завершенность топонимических исследований в данном регионе. Лишь 600 географических названий Российского Черноморья охвачены топонимическим словарем.
Некоторые предпосылки по расшифровке топонимов побережья могут быть спорными, но основаны они на со-
33
временных знаниях истории и этнографии района, которые сами по себе представляют сложную и до конца не выявленную картину, продолжающую вызывать научные дискуссии.
Многие топонимы на современном уровне знаний не могут быть объяснены без привлечения сведений о древних и древнейших языках и народах, обитавших в прошлом на Западном Кавказе в тот или иной период истории. Такие древние топонимические слои могут быть достоверно выявлены только после сравнительного анализа огромного фактического материала не по каждому из территориально-административных или национальных районов в современных границах, а по всему Северному Кавказу и в связи с Закавказьем и другими регионами Евро-Азии, откуда на Северный Кавказ мигрировали этнические массы. При этом может быть выявлен и более древний (доисторический) Кавказский языковый субстрат, сведения о котором весьма ограничены.
Единственное, что мы знаем — это были носители Кобанской культуры, уничтоженной нашествием с севера, вероятно, арийских племен, последней волной которых, по-видимому, были уже известные истории киммерийцы.
Большую помощь в работе над топонимическим словарем оказал неутомимый энтузиаст западнокавказского краеведения Павел Моисеевич Голубев. Публикации топонимического словаря способствовала ученый секретарь Сочинского отделения Русского Географического общества Надежда Диденко.
39
