Главная » Алфавитный каталог авторов » Е » Стихи, проза

Евгений Евтушенко

• Стихи
• Проза

Стихи

ЛЮБИМАЯ, СПИ!

Соленые брызги блестят на заборе.
Калитка уже на запоре.
                      И море,
дымясь, и вздымаясь, и дамбы долбя,
соленое солнце всосало в себя.
Любимая, спи...
            Мою душу не мучай,
Уже засыпают и горы, и степь,
И пес наш хромучий,
                 лохмато-дремучий,
Ложится и лижет соленую цепь.
И море - всем топотом,
                    и ветви - всем ропотом,
И всем своим опытом -
                      пес на цепи,
а я тебе - шёпотом,
                  потом - полушёпотом,
Потом - уже молча:
                   "Любимая, спи..."
Любимая, спи...
               Позабудь, что мы в ссоре.
Представь:
         просыпаемся.
                     Свежесть во всем.
Мы в сене.
          Мы сони.
                  И дышит мацони
откуда-то снизу,
                из погреба,-
                            в сон.
О, как мне заставить
                    все это представить
тебя, недоверу?
               Любимая, спи...
Во сне улыбайся.
                (все слезы отставить!),
цветы собирай
             и гадай, где поставить,
и множество платьев красивых купи.
Бормочется?
           Видно, устала ворочаться?
Ты в сон завернись
                  и окутайся им.
Во сне можно делать все то,
                           что захочется,
все то,
       что бормочется,
                      если не спим.
Не спать безрассудно,
                     и даже подсудно,-
ведь все,
         что подспудно,
                       кричит в глубине.
Глазам твоим трудно.
                    В них так многолюдно.
Под веками легче им будет во сне.
Любимая, спи...
               Что причина бессоницы?
Ревущее море?
             Деревьев мольба?
Дурные предчувствия?
                    Чья-то бессовестность?
А может, не чья-то,
                   а просто моя?
Любимая, спи...
               Ничего не попишешь,
но знай,
        что невинен я в этой вине.
Прости меня - слышишь?-
                       люби меня - слышишь?-
хотя бы во сне,
               хотя бы во сне!
Любимая, спи...
               Мы - на шаре земном,
свирепо летящем,
               грозящем взорваться,-
и надо обняться,
               чтоб вниз не сорваться,
а если сорваться -
                  сорваться вдвоем.
Любимая, спи...
               Ты обид не копи.
Пусть соники тихо в глаза заселяются,
Так тяжко на шаре земном засыпается,
и все-таки -
             слышишь, любимая?-
                                спи...
И море - всем топотом,
                    и ветви - всем ропотом,
И всем своим опытом -
                      пес на цепи,
а я тебе - шёпотом,
                  потом - полушёпотом,
Потом - уже молча:
                   "Любимая, спи..."

1964


МОРЕ

"Москва - Сухуми"
          мчался через горы.
Уже о море
         были разговоры.
Уже в купе соседнем практиканты
оставили
       и шахматы
              и карты.

Курортники толпились в коридоре,
смотрели в окна:
         "Вскоре будет море!"
Одни,
   схватив товарищей за плечи,
свои припоминали
           с морем встречи.
А для меня
       в музеях и квартирах
оно висело в рамках под стеклом.
Его я видел только на картинах
и только лишь по книгам знал о нем.

И вновь соседей трогал я рукою,
и был в своих вопросах
                 я упрям:
"Скажите,- скоро?..
                А оно - какое?"
"Да погоди,
        сейчас увидишь сам..."
И вот - рывок,
            и поезд - на просторе,
и сразу в мире нету ничего:
исчезло все вокруг -
            и только море,
затихло все,
          и только шум его...
Вдруг вспомнил я:
              со мною так же было.
Да, это же вот чувство,
                но сильней,
когда любовь уже звала,
                    знобила,
а я по книгам только знал о ней.

Любовь за невниманье упрекая,
я приставал с расспросами к друзьям:
"Скажите,- скоро?...
        А она - какая?"
"Да погоди,
        еще узнаешь сам..."

И так же, как сейчас,
            в минуты эти,
когда от моря стало так сине,
исчезло все -
            и лишь она на свете,
затихло все -
        и лишь слова ее...

1952 

КРАДЕНЫЕ ЯБЛОКИ

Кренились от шторма заборы,
И крались мы в тенях озяблых
Счастливые, будто-бы воры,
С рубахами полными яблок.
 
Тяжёлые яблоки были,
И есть было страшно- престрашно,
Но мы друг друга любили,
И это было прекрасно.
 
И нас, как сообщница, пряча
От мира, где грязные волны,
Шептала монахиня дача:
«Не бойтесь любить: вы не воры…»
 
Бал дачи хозяин гуманный,-
Футбольный на пенсии витязь,
И фото, мерцая туманно,
Шептали: «Не бойтесь…прорвитесь»…
 
И мы прорывались к воротам
В любовь, как в штрафную площадку
Делали финт с поворотом
И яблоками  - в девятку.
 
И крошечно - снились нам будто,-
Игрушками – игрунками
Качались футбольные бутсы
На ниточке тонкой над нами.
   
«Играйте, - шептали как гномы,
Играйте и не понарошке»
И били по шару земному,
Такому же, в сущности, крошке.
 
И мы играли и били
Игра была, может, напрасна,
Но мы друг друга любили
И это было прекрасно.
 
А море лютея от рыка
Предупреждало о чём-то,
Но, как золотая рыбка
Плескалась на лбу твоя чёлка.
 
И было не боязно думать,
Что в мире штормами размытом,
За жадность мою и за дурость
Останусь с разбитым корытом.
 
Пусть буду я сплетнями загнан,
Я знаю: любовь не для слабых,
И запах любви – это запах
Не купленных – краденных яблок.
 
Что крик сторожей иступлённых,
Когда я, под брызгами моря,
Лежал головой на солёных
Двух яблоках, краденных мною.

(1968)

(Опубликовано в: Е. Евтушенко. Краденые яблоки. М., Панорама, 1999 г.)

*  *  *
И. Тарбе

Я груши грыз,
          шатался,
               вольничал,
купался в море поутру,
в рубашке пестрой,
               в шляпе войлочной
пил на базаре хванчкару.
Я ездил с женщиною маленькой,
ей летний отдых разрушал,
под олеандрами и мальвами
ее собою раздражал.

Брели художники с палитрами,
орал мацонщик на заре,
и скрипки вечером пиликали
в том ресторане на горе.

Потом дорога билась,
               прядала,
скрипела галькой невпопад,
взвивалась,
     дыбилась
          и падала
с гудящих гор,
          как водопад.

И в тихом утреннем селении,
оставив сена вороха,
нам открывал старик серебряный
играющие ворота.

Потом нас за руки цепляли там,
и все ходило ходуном,
лоснясь хрустящими цыплятами,
мерцая сумрачным вином.

Я брал светящиеся персики
и рог пустой на стол бросал
и с непонятными мне песнями
по-русски плакал и плясал.

И, с чуть дрожащей ниткой жемчуга,
пугливо голову склоня,
смотрела маленькая женщина
на незнакомого меня.

Потом мы снова,
          снова ехали
среди платанов и плюща,
треща зелеными орехами
и море взглядами ища.

Сжимал я губы побелевшие.
Щемило,
     плакало в груди,
и наступало побережие,
и море было впереди.

1956

(Опубликовано в: Е. Евтушенко. Мое самое-самое. М., АО "ХГС", 1995.)

НА СМЕРТЬ АБХАЗСКОГО ДРУГА

Мы выпендривались планетарно,
А распались на племена,
И с ума сошёл Ваня Тарба,
Только раньше, чем он, – страна.
Все виновные – нету правых,
Местью месть лишь на время поправ,
В племенных первобытных расправах
Ибо нет справедливых расправ.
И он брёл через линию мести,
Словно дервиш, в колючках и вшах,
С Руставели и Гулиа вместе
В оглушённых войною ушах.
Сумасшедшим он только казался,
Потому что такой был один -
Обнимал и убитых абхазцев,
Обнимал и убитых грузин.
Как двух станов рехнувшихся пленный,
Трупы тёплые в лбы целовал,
Будто разум искал, искал убиенный
Из "калашникова" наповал.
И связали его санитары,
И в Москву из абхазской земли
Умирающее тело Тарбы,
Но не душу его привезли.
В этом кажущемся безумьи,
Вдоль забрызганных кровью красот
Она бродит в Гульрипше, в Сухуми
И к взаимопрощенью зовёт.
И заржали в Абхазии кони,
Когда умер он, так одинок,
Суеверно сжимая в ладони
Окровавленный пляжный песок.
И я верую, как в спасенье,
В горсть надежды, зажатой в руке,
И в прощённое воскресенье,
Где все равные во грехе.
Жестяная пивная тара
Завалила людей и страну.
Прижимается Ваня Тарба
К переделкинскому окну.

(1995)

(Перепечатывается с сайта: http://www.narodna.pravda.com.ua.)

Проза

ГОРЫ ИСПОВЕДУЮТСЯ
(Слово об авторе этой книги*)

* (Иван Тарба. Глаза моей матери)

После Октябрьской революции родилось новое энциклопедическое определение: "советская литература". Западные "советологи" толкуют его весьма иронически, как нечто искусственное, временное и даже оскорбительное для каждой нации отдельно. Но сама действительность, сама история, а не терминологическая прихоть литературоведов создали это понятие. То, что в него входят и до мозга костей русский Есенин и пронзительно грузинский Галактион Табидзе, по-армянски грустно-мудрый Исаакян и по-абхазски лукаво-величавый Дмитрий Гулиа, — создает причудливую мозаику, каждая часть которой глубоко национальна и неповторима. Вместе с тем эта мозаика складывается в единое интернациональное целое. Не только послереволюционные, но и дореволюционные традиции классики сливаются и взаимообогащаются внутри этой мозаики. Так, например, в повести "Прощай, Гульсары!" Айтматова мы слышим отголоски и чеховского великого рассказа «Тоска» и стихотворения Маяковского «Хорошее отношение к лошадям».
Абхазская литература в ее письменном виде кажется молодой, но это лишь кажущаяся молодость, ибо нельзя литературу оторвать от фольклорных традиций и нет ни одного народа, чья литература не пила бы из дописьменного чистейшего источника народной мудрости,
Дмитрий Гулиа со своим просветительским упорством лишь обложил каменной кладкой литературной формы этот уже давным-давно искрометно бивший из сердца гор ручей. Родоначальники абхазской интеллигенции — это крестьяне, неведомые Гомеры зеленых пастбищ, на которых паслись рядом кони и облака. По этим пастбищам ступали босые ноги будущих абхазских ученых, врачей, инженеров, артистов и писателей. С таких пастбищ когда-то шагнул в литературу и Иван Тарба.   
Почти все крупные абхазские писатели начинали как поэты, — наверно, потому, что родиться литературным талантом на такой поэтической земле и, обойдя поэзию, прямо перейти к прозе почти невозможно. Но в то же время горам, склонным к лирической исповеди, свойственно эпическое мышление, — ведь столько тайн и нерассказанных историй скрыто в каждом ущелье, в каждом лесу. Думаю, что будь жив безвременно ушедший замечательный поэт Алексей Лacypиa, и он перешел бы от лирических исповедей к прозе, способной более, чем поэзия, передать загадочность и бездонность мира. Горы, белоснежно возвышающиеся над темно-зелеными валами моря, светлячки, наполняющие вечерний темнеющий воздух, напоенный запахом магнолий и виноградников, шоколадные бабочки, пьющие сок на алом, изломе полопавшихся от сладости инжирин, — все это прекрасно, все это поэзия, но за всем этим еще есть и эпос истории, кровавой и великой, эпос человеческих судеб.
Иван Тарба оказался верным сыном абхазской земли и потому, что он стал поэтом, и потому, что он стал прозаиком.
Смолоду получилось так, что его — за энергию и душевную широту, помогающую подниматься над групповыми интересами, — выдвигали на большие общественные должности. Иногда, чего греха таить, это портит писателей, прививает им зазнайство. Частые поездки за границу как бы отучают от ощущения собственной земли, ее болей, ее забот. Начинается искусственная жизнь, подменяющая подлинное присутствие в литературе присутствием в президиумах. Но Иван Тарба оказался не таков, и это еще одно из доказательств его неслучайности в литературе. Иван Тарба очень много сделал для молодой абхазской литературы, с его ладони в небо поэзии взлетело немало талантливых людей. Как бы ни возносила его судьба и как бы ни ударяла, он всегда возвращался к письменному столу, как к честному пастбищу своих мыслей, своих надежд. В этом сказалась его здоровая горная натура абхазца, привыкшего дышать воздухом, в котором слиты воедино два дыхания — моря и заснеженных вершин. Его поэзию и прозу объединяет глубокая человечность и привязанность всеми корнями к родной почве. Но в этом нет ограниченности — это гордое сыновнее ощущение Абхазии как полноправной неотъемлемой части Советской страны и земного шара, расколотого глобальными противоречиями, но с надеждой тянущегося к миру и братству.
А теперь — слово самому Ивану Тарба, роман которого гораздо лучше расскажет об Абхазии, чем предисловие об этом романе.
Послушаем, как исповедуются горы...

(Опубликовано: Роман-газета. № 3, 1984 г.)

(OCR - Абхазская интернет-библиотека.)