Глава 3. СВЯТИЛИЩА БЗЫБСКОЙ АБХАЗИИ
Деятельность традиционных святилищ дает богатый и разносторонний материал о многообразной, устойчивой и глубоко архаичной ритуальной практике абхазов. Ее значение выходит далеко за рамки собственно абхазоведения и кавказоведения: она представляет первостепенный интерес для восстановления религиозного состояния человечества на начальных этапах его развития, для анализа закономерностей и путей развития мировых религий.
В данной главе подробно описываются Дыдрыпш-ныха, Лдзаа-ныха и Лых-ныха, которые расположены в Бзыбской Абхазии и, наряду с четырьмя другими святилищами, составляют совокупность семи главных оберегающих страну святилищ (быжныха), а также Аергъ-Лапыр-ныха, не входящее в это число. На примере их истории и ритуальной практики можно составить наглядное представление о том, как функционировали абхазские святилища в прошлом и как они функционируют сейчас, о той важной роли, которую играет традиционная религия в жизни современных абхазов.
Изложенные в данной главе сведения об абхазских жрецах дают представление о том, какое место в социальной жизни общества занимает данное сословие, показать то влияние, которое оказали особенности биографии того или иного жреца на религиозные представления и современную ритуальную практику.
Здесь же будет рассказано о расположенном близ Пицунды осетинском святилище Ирон дзуар, действующем на территории Абхазии с 1972 г. и наглядно свидетельствующем о той большой роли, которую продолжает играть традиционная религия в жизни разных народов Кавказа.
§1. Дыдрыпш-ныха
Невысокая заросшая лесом гора Дыдрыпш-ныха расположена рядом с селом Ачандара Гудаутского района, через нее проходит древняя скотопрогонная тропа, ведущая к высокогорным пастбищам и перевалам Большого Кавказского хребта. Внешне она мало чем отличается от соседних гор, но почитается местным населением с глубокой древности. Благодаря записям, оставленным проезжими учеными, священниками и путешественниками, можно судить о том, что представляло собой святилище в конце ХIХ и начале ХХ вв. и как оно тогда функционировало.
На вершине горы Дыдрыпш находились развалины древнего христианского храма[1]. Туда, после совершения жертвоприношения у подножия горы, для принесения присяги поднимались в сопровождении жреца люди, обвиненные в преступлении и желавшие доказать собственную невиновность. Жрецами святилища были представители местной крестьянской фамилии Чичба.
Православный абхазский священник Н. Ладария, побывавший в Ачандаре в 1913 г., сообщает следующие сведения о бытовавшей тогда в святилище ритуальной практике: “к присяге приводит непременно кто-нибудь из Чичбовых, которых называют по должности “Аныха паау”[2] (прислужник у иконы)[3]: получает он за это 60 копеек с каждого присягающего лица. Для присяги назначены два дня в неделю среда и пятница, по этим дням Чичбовы должны по очереди дежурить на священном месте. Получаемые деньги за привод к присяге делятся поровну по числу дворов Чичбовых, доход получаемый от приносящих присягу достигает 600-700 рублей в год. Поэтому понятно, насколько важно для Чичбовых облекать это место как можно большею таинственностью, чтобы не уменьшилось его значение в глазах абхазцев” (155).
Описания святилища были весьма похожи: у подножия горы небольшая поляна с несколькими считавшимися священными грабовыми деревьями, вокруг одного из них каменная ограда, внутри которой (у корней дерева) лежала плита со считавшимися неприкосновенными предметами на ней. Этнограф Г.Ф. Чурсин, побывавший здесь в 1925 г., так описал находившиеся в святилище предметы: “медный котелок, церковная медная чаша, похожая на полоскательницу, медная крышка сосуда, другая крышка с мелкими отверстиями. У самого дерева лежал обломок стрелы раздвоенного типа; на земле под опавшими листьями лежал сплющенный железный шлем с следами ударов шашки; тут же лежала заржавленная ручная железная пила (ножовка) с деревянной ручкой” (226, с.40).
Из описания Г.Ф. Чурсина можно сделать вывод о том, что в отличие от обрядовой практики, зафиксированной в XIX в., в 1920-х гг. люди уже перестали подниматься к расположенным на вершине горы развалинам, жертвоприношение и принесение присяги начало проводиться в одном месте - в святилище у ее подножия.
Вскоре после посещения Г.Ф. Чурсиным Ачандары, тема традиционной религии и святилищ абхазов стала в науке крайне непопулярной и даже опасной. Связано это было как с развернувшейся борьбой против религии и “реакционных пережитков” (одним из которых было объявлено святилище Дыдрыпш), так и с происходившими политическими событиями.
Как уже говорилось во второй главе, абхазские крестьяне категорически не принимали политики коллективизации сельского хозяйства и в феврале 1931 г. массовый сход принес клятву в святилище Дыдрыпш в том, что ни один из присутствующих или членов их семей никогда не вступит в колхоз. Через несколько лет начался период массовых репрессий и восстанавливать происходившие события можно в основном по воспоминаниям очевидцев и их потомков, а не по письменным источникам.
Само расположенное у подножия Кавказских гор село Ачандара по праву считается одним из красивейших мест Абхазии. Окружающая местность в течение многих веков представляла собой политический и культурный центр для всех абхазов: именно здесь в селе Лыхны располагался дворец владетельных князей Чачба (Шервашидзе), рядом с которым, на Лыхненской поляне, на протяжение многих веков на массовых сходах решались наиболее важные общественные проблемы. Жители этой северо-западной - Бзыбской части Абхазии считают, что именно они, затронутые грузинским (точнее, мегрельским) влиянием в наименьшей степени, сохранили подлинные абхазские традиции, обычаи и язык в их первозданной чистоте.
Даже на фоне соседних старинных абхазских сел, Ачандара выделяется своей патриархальностью. Сохранилась когда-то традиционная для Абхазии структура хуторского расселения, в селе не услышишь ругани и ссор, нет драк, воровства, на дверях многих домов нет ни замков, ни щеколд. По данным местного сельсовета, сейчас в Ачандаре проживает около полутора тысяч человек (344 хозяйства). В основном это люди среднего и старшего возраста, так как для получивших современное образование молодых повседневный крестьянский труд не слишком привлекателен и они предпочитают жить в городах. Глубокий кризис местного товарного сельскохозяйственного производства после распада СССР привел к тому, что село постепенно возвращается к натуральному хозяйству и дедовским методам обработки земли.
Близость почитаемого с древности святилища накладывает свой отпечаток на все стороны жизни села Ачандара. В нем проживает большинство представителей фамилии Чичба, которые с незапамятных времен исполняют жреческие функции в святилище Дыдрыпш. Когда-то эта крестьянская фамилия была весьма многочисленной: согласно современной устной традиции, в середине ХIХ в. только в селе Ачандара им принадлежало более восьмидесяти дворов.
В трагические времена махаджирства в конце XIX в. большинство чичбовцев было вынуждено покинуть родину. По-видимому, переселявшиеся чичбовцы перенесли на свое новое место жительства часть местного святилища, благодаря чему, как сообщает Г.Ф. Чурсин, “в Турции абхазы-переселенцы нашли себе свой Дыдрыпш в виде какой-то горы, молятся ему и, по их мнению, получают от него поддержку” (226, с.42).
К настоящему времени в Ачандаре сохранилось только девять дворов чичбовцев, они встречаются также в Гудауте, Пицунде, Сухуме и других населенных пунктах Абхазии. В фамилии несколько семей считаются христианскими, остальные относят себя к мусульманам, однако в повседневной жизни людей это никак не проявляется и в действительности не существует практически никакой разницы между чичбовцами-христианами и чичбовцами-мусульманами.
Сегодня в Абхазии вместе с теми потомками махаджиров, которые возвратились на родину после грузино-абхазской войны, проживает около двухсот представителей фамилии Чичба (примерно пятьдесят семей). Внутри нее сохранилось деление на несколько абипар, названия которых восходят к имени общего родового предка - Антон, Ахмед, Батал, Гоч, Хаул и Хуссейн.
Согласно сведениям русской путешественницы графини П.С. Уваровой и абхазского просветителя Н.С. Джанашиа, по отдельности посетивших Ачандару в конце ХIХ в., в то время жрецом святилища Дыдрыпш назначали самого старшего по возрасту мужчину из фамилии Чичба (80, с.111-119, 210, с.158). Теперь же при назначении жреца чичбовцы в первую очередь руководствуются моральными качествами претендента, а не его возрастом, который утратил свое определяющее значение. Родовая принадлежность также не играет никакой роли в выборе жреца. Нынешний жрец Заур Чичба - энергичный худощавый мужчина лет шестидесяти: он не самый старший в фамилии и принадлежит к абипаре Хуссейн, а его предшественники были из других родов фамилии Чичба.
Заур стал жрецом в 1992 г., после того, как его предшественник Володя Чичба (именно так, а не Владимиром называли его все собеседники) умер от сердечного приступа вскоре после начала грузино-абхазской войны. По воспоминаниям Заура, до Володи примерно пятьдесят лет жрецом был Конач, доживший до 108 лет, а до Конача - его отец Халил.
Согласно Н.С. Джанашиа, который оставил довольно подробное описание святилища Дыдрыпш в конце XIX в., отцом Халила был Коблух Чичба. По его сведениям, подтвержденным позднее Н. Ладария (155) в то время в святилище было несколько жрецов. Можно предположить, что именно при Халиле по каким-то причинам (скорее всего связанным с политическими событиями конца 1910-х - начала 1920-х гг.) произошло изменение существовавшего прежде порядка. Видимо этим и объясняется, что в современной устной традиции перечисление жрецов начинается с Халила, так как именно он, скорее всего, стал первым в фамилии Чичба единственным жрецом, совершавшим все церемонии и обряды, в то время как прежде по крайней мере некоторые из них (очистительные присяги и т.п.) могли проводиться другими представителями жреческой фамилии, дежурившими у святилища по очереди.
Согласно существующему ныне порядку, жрецом может быть назначен только тот из чичбовцев, кто отличается “кристальной чистотой”: честностью, достойным поведением. Несмотря на то, что предыдущий жрец, имел трех сыновей, его преемником стал Заур, принадлежащий к другому роду фамилии Чичба. За фамильным сходом чичбовцев сохраняется право сместить жреца, если он в дальнейшем в чем-то провинится. В далекой истории такие прецеденты бывали, но за давностью лет никто из наших ачандарских собеседников не смог вспомнить ни одного конкретного примера смещения жреца. Дело в том, что фамильный сход очень подробно обсуждает кандидатуру будущего жреца: живущие по соседству родственники знают друг о друге практически все и, как правило, не ошибаются в своем выборе.
Судя по записанным в разное время абхазским преданиям, которые подтверждаются и современной устной традицией, в древности жрецами святилища были представители княжеского сословия. Вот одно из таких преданий, записанных в начале ХХ в. со слов ачандарцев абхазским священником Н. Ладария, православное мировоззрение которого не могло не сказаться на трактовке сообщаемых ему сведений.
Согласно этому автору, на рубеже ХIХ и ХХ вв. гора Дыдрыпш одновременно почиталась как православными абхазами, так и мусульманами. Последние утверждали, что “вершина этой горы есть место пребывания какого-то магометанского святого”. Однако Н. Ладария категорически отвергал возможность какой-то связи святилища Дыдрыпш с исламом: на основании употреблявшегося в то время абхазского названия горы “Ан-пс-ныха-тып” (переведенного им как “место иконы Успения Богоматери”) он делает категорический вывод о христианском происхождении данного святилища (155).
В отношении действующих в святилище жрецов данный автор сообщает, что первоначальные жрецы из фамилии Садзба были казнены за свое “нерадение”, из-за которого произошло похищение находившейся на вершине горы чудотворной иконы. После этого жрецами становятся князья Ачба, которые постоянно спорили между собой за обладание этой почетной должностью. Чтобы прекратить раздоры в среде князей Ачба, хранителем священного места был назначен местный житель Палашв Чичба. Тот “горячо принялся было разыскивать во чтобы то ни стало похищенную икону” и хотя, как отмечает этот явно радеющий за дело православия автор, “все его старания оказались безуспешны”, святилище “по сие время остается под хранением фамилии Чичба” (155).
В 1925 г. Г.Ф. Чурсин записал рассказ жреца Халила Чичба о том, что святыня Дыдрыпш “была поручена его предкам народом, как людям высокой честности и справедливости” (226, с.39) Им же еще раз было записано предание об обстоятельствах назначения Чичба жрецами, в целом совпадавшее с записанным Н. Ладария и отличавшееся от него лишь некоторыми деталями (226, с.39-40).
Возможно, у абхазов изначально существовали разные предания о том, каким образом фамилия Чичба стала жрецами святилища Дыдрыпш. К тому же такие предания имеют свойство меняться с течением времени. Поэтому не удивительно, что версия, рассказанная автору Зауром Чичба летом 1996 г. имела мало общего с записанными за несколько десятилетий до этого преданиями.
По его рассказу, в незапамятные времена Ачба были одновременно местными князьями и жрецами. Однажды случилось так, что в плену одновременно оказались сын князя и сын крестьянина Чичба. Когда Чичба приехал выкупать из плена своего сына, то он увидел вместе с ним юного Ачба, заплатил за него все имевшиеся деньги, привез к отцу и тут же начал собираться обратно - за своим сыном. Князь, пораженный поведением крестьянина, созвал жителей Ачандары и сказал им, что единственным способом достойно отблагодарить Чичба за проявленное великодушие будет передача ему и его фамилии жреческих функций в святилище Дыдрыпш.
С тех пор, по словам Заура, княжеская фамилия Ачба и крестьянская фамилия Чичба жили “как братья”, но жрецами святилища могли быть только представители фамилии Чичба. Лишь сами чичбовцы могут передать жречество представителям другой фамилии, однако если они сделают это без внутреннего убеждения в пользе такого шага, из каких-либо конъюнктурных соображений, то их фамилия может понести жестокое наказание со стороны божественных сил.
Сохраненная устной традицией память о былых тесных отношениях между князьями Ачба и жрецами Чичба, скорее всего стала причиной заблуждения С.И. Бахиа, которая рассматривала Ачба и Чичба как представителей одной и той же фамилии и считала, что в Ачандаре “жили представители следующих фамилий: Чичба (Ачба), Хагба, Чамагуа, Агрба, Гунба, Царгуш и др.” (50, с.25).
Несмотря на имеющиеся различия в версиях обстоятельств назначения Чичба жрецами, все они едины в том, что в древности абхазские князья были одновременно и жрецами святилища Дыдрыпш. Однако в настоящее время, и Заур Чичба особенно подчеркнул это обстоятельство, жрецами всех абхазских святилищ являются представители сословия свободных крестьян анхаю. Объяснил он это тем, что князья и дворяне (подобно современным политикам) как люди, чья деятельность была связана с политикой, интригами, притворством и властью над людьми, не могли быть “кристально чистыми”, а значит, не подходили для роли жрецов.
Тем более не подходящими для этой роли считаются представители сословий ахоуйю и ахашалов, находившиеся в прошлом в зависимом положении от своих господ, которое, по мнению жреца, также совершенно несовместимо с принципом “моральной чистоты”. Даже отдаленные потомки ахоуйю и ахашалов не могут стать достаточно “чистыми” для служения в святилище, так как они не могли получить “достойного” воспитания в своих семьях. Поэтому в настоящее время жрецы абхазских святилищ принадлежат только к сословию свободных крестьян анхаю. (Но есть и одно исключение: жрецами святилища Лых-ныха в селе Лыхны являются представители фамилии Шакрыл, относящиеся к сословию ашнакума, занимавшего промежуточное положение между крестьянами и дворянами).
Большинство абхазов говорит по-русски совершенно свободно и без акцента, он остается для них вторым родным языком, которым многие владеют намного лучше, чем абхазским. У Заура Чичба русский язык вызывал большие проблемы: при довольно правильном построении фраз ему часто не хватало словарного запаса. Он опасался быть неправильно понятым собеседником и того, что говоря по-русски, он невольно исказит какие-то важные сведения и представления о высших силах. Так что во время наших многочисленных бесед мы чаще всего были вынуждены прибегать к помощи переводчиков. Причина крылась в особенностях абхазской истории 1930 - 1940-х гг., на которые пришлось детство и юношество сверстников жреца.
В 1937 г. отца Заура обвинили в троцкизме, он погиб в сталинских застенках, а оставшиеся без кормильца и почти всего имущества вдова и шестеро детей несколько лет жестоко голодали. С раннего детства Заур работал пастухом и одновременно учился в местной школе. Когда он учился в пятом классе, большинство прежних учителей было репрессировано, в школу прислали учителей-грузин и обучение было переведено на грузинский язык - совершенно не понятный местным жителям.
Несколько лет продолжалось переучивание на грузинском, но вскоре после смерти И.В. Сталина, по единодушному требованию абхазов преподавание вновь было переведено на абхазский и русский языки. Заур опять пошел в пятый класс, а из восьмого его мобилизовали на службу в советскую армию. После демобилизации он работал в колхозе, одновременно с трудом закончил десять классов вечерней школы, но мечты о продолжении образования в техникуме пришлось оставить ввиду явной скудности полученных знаний и недостаточного знания русского языка.
В фамилии Чичба, как и в других абхазских фамилиях, все представления о Дыдрыпше, о правилах общения с высшими силами и порядке совершаемых при этом обрядов передаются из поколения в поколение при помощи устной традиции. Абхазские дети (не только из чичбовцев, но и из других семей), регулярно присутствуют на различных молениях и церемониях и, таким образом, “впитывают в себя” правила общения с высшими силами с самого раннего возраста.
По словам Заура, в незапамятные времена апаимбар Дыдрыпш жил на Земле как обычный человек и выделялся только своей красотой, манерой говорить, праведным образом жизни. В то же время в нем сочетались человеческое и божественное начала. Как человек Дыдрыпш был подвержен болезням, о чем свидетельствует местная легенда о появлении родника рядом с Малым Дыдрыпшем - нижней молельной поляной у подножия горы. Согласно этой легенде, однажды Дыдрыпш заболел и настолько обессилел, что не мог дойти до источника и уже погибал от мучительной жажды. Тогда он обратился в Всевышнему с мольбой о помощи, и после этого из земли забил источник с чистой и вкусной водой.
Божественная природа Дыдрыпша позволяла ему точно предсказывать судьбы, лечить больных, и поэтому люди в конце концов поняли, что он не простой человек, а - ангел. После этого несовершенные по своей природе люди стали беззастенчиво злоупотреблять временем и терпением Дыдрыпша. Тот, видимо совершенно замученный мелочными людскими просьбами и человеческой вздорностью, пришел к Богу и спросил, что ему делать? Бог решил сделать Дыдрыпша невидимым, как и он сам, и с тех пор невидимый Дыдрыпш, передвигающийся на крылатом коне по имени Араш, присутствует повсюду.
Хотя ангел присутствует повсюду, местом его постоянного обитания считается гора Дыдрыпш-ныха, у подножия которой находится святилище. Название горы состоит из двух частей - имени Дыдрыпш и слова “аныха”, означающего по-абхазски “священное место, святилище”, и в целом было переведено Зауром Чичба как “священное место обитания ангела Дыдрыпш”. Однако некоторые ученые дают другой перевод этого названия. По мнению Л.Х. Акаба, например, наименование “Дыдрыпш” означает “удел громов” (29, с.33).
Многие авторы полагали, что абхазы почитают священную гору Дыдрыпш и находили в этом параллели с культами в других частях света. Г.Ф. Чурсин, например, писал, что “почитание гор почти в таких же формах распространено, как известно, по всему миру” и в качестве иллюстрации приводил обожествление гор сахалинскими гиляками, алтайскими тюрками, монголами, камчадалами и другими народами (226, с.44).
По словам Заура Чичба, мнение о том, что абхазы почитают “священную гору” является совершенно безосновательным. На самом деле они почитают Дыдрыпша - ангела, представляющего Бога, а гора рассматривается как священная лишь в качестве места его обитания.
Видимо учитывая первоначальную историю взаимоотношений Дыдрыпша с людьми, до сих пор считается, что апаимбара нельзя беспокоить по мелочам: это может только разгневать его. Обращаться к нему за помощью разрешается лишь в тех случаях, когда абхазскому народу угрожает реальная опасность, либо когда люди сами не в состоянии выяснить истину и решить важные для них проблемы. В то же время, жрец, к примеру, не может попросить Дыдрыпша помочь бездетной женщине, спасти умирающего человека, вылечить больного или в других подобных случаях, так как судьбы людей “предопределены Богом и тут ничего нельзя изменить”.
В тех вопросах, которые не касаются предопределенной Богом судьбы, при посредничестве жреца можно попросить помощи у Дыдрыпша. Он может исправить грешников и “сделать плохих людей хорошими”. Многие местные жители совершенно уверены, что после обращения человека к ангелу, его обидчики непременно понесут наказание, преступники, почувствовав гнев Дыдрыпша, и под угрозой гибели всего рода или фамилии, раскаются, а судьба просителя непременно изменится к лучшему. Мои собеседники приводили примеры, когда после принесения ложной клятвы человек тут же погибал на месте, либо по разным причинам начинали умирать родственники клятвопреступника и он был вынужден признаться в своей вине.
Если люди просят Дыдрыпша о чем-то, что не может быть исполнено сразу (например, указать на преступника), жертвоприношение совершается только после исполнения их просьбы. При этом все расходы ложатся не на тех людей, которые пострадали, а на преступника и его род, которые для того чтобы снять с себя наказание высших сил вынуждены проводить очистительное моление и нести все связанные с ним большие материальные расходы.
Нарушение данной в святилище клятвы считается величайшим грехом, кара за который падает на весь род нарушителя. Показательно, что потомки участников событий 1931 г., проживающие во всех концах Абхазии, продолжают просить о прощении за вынужденное нарушение данной когда-то клятвы не вступать в колхозы и проводить очистительные моления вплоть до настоящего времени. На одной такой церемонии нам удалось побывать в августе 1998 г. и о ней будет рассказано ниже.
Люди могут подниматься к святилищу только в сопровождении жреца, выступающего посредником при общении Дыдрыпша и человека. Даже представители двух семей, живущих совсем рядом со святилищем (но они не чичбовцы), не имеют права подниматься туда без жреца и, тем более, служить проводниками для людей, из любопытства желающих подняться на гору.
Святилище составляет единое целое, но оно состоит из двух частей, называемых по-абхазски “Дыдрыпш-Ду” (Большой Дыдрыпш) и “Дыдрыпш Хучы” (Малый Дыдрыпш). Все церемонии (очистительные клятвы, проклятия и т.п.) проводятся в расположенном у подножия горы Малом Дыдрыпше. К расположенному выше него Большому Дыдрыпшу разрешается подниматься только нескольким избранным представителям жреческой фамилии. Это положено делать раз в год, когда в воскресный день (чаще всего летом или в начале осени) чичбовцы поднимаются в святилище, “проводят уборку Большого и Малого Дыдрыпша”, совершают там обряд жертвоприношения и молят Бога и Дыдрыпша даровать мир и благоденствие собственной фамилии и всей Абхазии. В настоящее время, однако, ежегодное моление чичбовцев может быть проведено в доме жреца или одного из проживающих в Ачандаре представителей фамилии. К Большому Дыдрыпшу чичбовцы поднимаются с просьбой о заступничестве в трагические для Абхазии времена (война, угроза истребления абхазов и т.п.).
По описанию Заура Чичба, Большой Дыдрыпш представляет собой поляну, на которой стоят “несколько сотворенных природой каменных сидений”. Ш.Д. Инал-ипа, поднимавшийся на гору Дыдрыпш в 1964 г., дает краткое описание этих “каменных сидений”. Он пишет, что на пастушеской дороге чередуются уступы и площадки, причем “на каждой из этих, некогда искусственно выровненных площадок совершенно отчетливо обнаруживаются сложенные из больших и малых прямоугольной формы камней квадратные или прямоугольные в плане “алтари”, более или менее пострадавшие от времени. На второй (от тропы к вершине) площадке[4] большие плиты (90 см х 60 см х 35 см) сложены в виде “стола” (на две несколько отстоящие друг от друга плиты положена сверху третья), на котором, по словам нашего проводника, 70-летнего Дигуа Османовича Джения, в не столь еще давнее время производились жертвоприношения” (99, с.530).
Малый Дыдрыпш, куда мы не раз приходили с Зауром Чичба в 1998 г., располагается ниже Большого, в небольшой роще очень старых грабов у подножия горы, рядом с источником ключевой воды. Рубить грабы запрещено и ствол одного давно засохшего и лишенного своих веток дерева продолжает стоять на своем месте в полной неприкосновенности.
Под расположенным рядом с источником грабовым деревом находится небольшой, прямоугольный, обитый сверху кровельным железом (частью оно совершенно проржавело от старости) стол, который используется при проведении различных церемоний, а также во время ежегодной ацу-ныхи жителей ближайшего из составляющих Ачандару поселков, в которой, наряду с чичбовцами, принимают участие и представители соседних абхазских фамилий.
На Малом Дыдрыпше проводится церемония очистительной клятвы людьми, стремящимися доказать свою невиновность в тяжком преступлении - убийстве, грабеже, краже, грехе кровосмешения. По словам жреца, нарушение невестой невинности приравнивается к убийству или крупному грабежу, поэтому и в этом случае подозреваемая должна принести в святилище клятву в своей невиновности. Сюда же приходят те люди, которые когда-то были прокляты, но считают себя невиновными в том, что им приписывают и готовы подтвердить это клятвой.
Церемония произнесения очистительной клятвы происходит несколько выше родника и того места, где проклинают: у старого граба, огороженного круглой невысокой оградой из необработанных камней, уложенных методом сухой кладки. Это дерево настолько мощное, что его ствол разрушил часть ограды и теперь как бы заменяет ее собой.
Перед произнесением очистительной присяги жрец дает пришедшему грабовую веточку, сорванную им с одного из растущих в святилище деревьев. Подозреваемый в умышленном убийстве, стоя у каменной ограды с веточкой в руке, вслед за жрецом произносит клятву: “Я убил его случайно, если же я сказал неправду и убил его преднамеренно - пусть я не уйду отсюда”. Если подозреваемый стремится доказать свою полную непричастность к какому-либо преступлению, то он говорит: “я не виновен, я не знаю, кто совершил преступление и если это не так - пусть я не сойду с этого места”. Затем пришедший бросает веточку внутрь ограды, после чего стоящие здесь же соприсягатели из числа друзей и родственников подозреваемого присоединяются к его клятве.
Судя по описаниям данного места авторами второй половины ХIХ - начала ХХ вв., внутри огораживающей старый граб ограды всегда находилось довольно много различных предметов. Последним об этом писал Ш.Д. Инал-ипа, посещавший это место в 1964 г.: “Здесь под одним большим грабом простой кладкой сложен молитвенный алтарь (аныхырта) до 1 м. высотой, внутри него две жерди, приставленные как лестницы, к дереву, а на них и в алтаре находятся различные старые металлические предметы, а также тряпки и пр.” (99, с.530).
Согласно полученному нами от Заура Чичба объяснению, предметы, находящиеся внутри ограды, не являются культовыми. Они принадлежат тем людям, которые совершили, или подозреваются в совершении какого-либо преступления и кого проклинают приходящие в святилище (при Володе Чичба сюда даже был принесен тяжелый автомобильный домкрат). Если пострадавший точно знает своего обидчика, либо просто подозревает кого-то, то он стремится получить принадлежащую тому вещь и принести ее в святилище. Со словами “пусть проклятие будет действовать до тех пор, пока он не придет сюда и не заберет это” (т.е. принадлежащую преступнику вещь) предмет вешается на дерево или опускается внутрь ограды.
Считается, что в том случае, если подозреваемый невиновен, проклятие на него не подействует и принадлежащая ему вещь долгое время продолжает оставаться на месте. Чтобы не захламлять святилища, жрец “с подобающими случаю словами” регулярно очищает от предметов находящееся внутри ограды место и складывает их неподалеку. При этом предметы не выносятся за пределы территории Малого Дыдрыпша, так что произнесенные по отношению к преступникам проклятия не утрачивают своей силы.
Собранные нами данные о происходящих в облике святилища изменениях подтвердили объяснения жреца. В 1997 г. в ствол огороженного граба были вбиты полоска железа, напоминающая монтировку автослесаря, и большой гвоздь, на которых висели вилы без древка и несколько мелких железных предметов крестьянского инвентаря. Внутри ограды - на земле стояла полускрытая сухими веточками небольшая медная чаша.
В мае 2000 г. на дереве уже не висело никаких металлических предметов. По словам жреца, они принадлежали людям, которые подозревались в совершении преступлений и были принесены на это место пострадавшими для того, чтобы Дыдрыпш показал, виновны ли они на самом деле. Когда эти люди (действительно оказавшиеся виновными) ощутили на себе гнев божественных сил, то они покаялись, возместили пострадавшим ущерб и получили их прощение. Были проведены очистительные моления и жрец попросил Дыдрыпша больше не наказывать виновных и их родственников, а висевшие на дереве предметы были возвращены раскаявшимся.
У подножия дерева до сих пор продолжает оставаться лишь медная чаша, известная нам по всем прежним описаниям святилища. Как пояснил жрец, в данном случае преступники не раскаялись, их фамилия исчезла и теперь некому просить в святилище о прощении грехов своих предков. Опираясь на сделанные XIX в. описания святилища, можно заключить, что связанная с данным местом ритуальная практика практически не изменилась.
Мои собеседники-ачандарцы неоднократно утверждали, что в случае принесения ложной клятвы в святилище преступник часто тут же падал замертво, причем после этого его не могли поднять несколько сильных мужчин, так как “земля не отдавала его тело”. В этом случае, чтобы забрать тело для погребения, родственники погибшего должны были принести в жертву белого козленка или барашка, после чего жрец просил Дыдрыпша: “отдай нам его кости, ты уже показал правду, теперь разреши нам забрать его”. По свидетельству собеседников, после такого жертвоприношения два человека без какого-либо труда поднимали и уносили тело клятвопреступника.
Аналогичным образом проводится присяга человека, который подозревается в совершении тяжкого преступления, например в убийстве, но доказать его вину другими способами не представляется возможным. По свидетельству ачандарцев, большинство обвиняемых, которые действительно совершили те преступления, в которых их обвиняют, боятся подниматься к святилищу для принесения очистительной клятвы и, чтобы избежать этого, были вынуждены признавать свою вину.
По утверждению Заура Чичба, сверхъестественные силы святилища Дыдрыпш довольно часто используют работники прокуратуры и суда в тех случаях, когда современное правосудие не с состоянии разобраться в деле и доказать вину подозреваемого. В этом случае правоохранительные органы имеют возможность послать подозреваемого к жрецу для принесения очистительной присяги в святилище Дыдрыпш.
Как утверждает жрец, часто он по лицу подозреваемого видит, виновен ли человек в приписываемом ему преступлении, даже если на словах тот отрицает свою вину. Если подозреваемый поклянется в своей невиновности, то это считается достаточным основанием для прекращения дела: либо все обвинения действительно были безосновательными, либо, в случае принесения ложной клятвы, преступник непременно будет жестоко наказан божественными силами.
Отношение высших сил к тому или иному делу во многом зависит от личности самого просителя. Если пострадавший человек чист и не виновен в каких-то неблаговидных поступках, то когда он становится объектом преступления, считается: “он пострадал ни за что”. Так что когда такой человек просит Дыдрыпша о помощи, тот с готовностью помогает ему и быстро наказывает преступника. По словам жреца, он сам иногда удивляется тому, насколько быстро Бог и апаимбар показывают истину и наказывают виновных, вынужденных приходить и просить об освобождении от своего греха. Однако подобного не происходит, если и сам пострадавший грешен: тогда исполнение его просьбы может задержаться и очень надолго.
Жрец не проклинает преступников сразу: пострадавшие должны заранее оповестить живущих с ними по соседству людей, особенно тех, кого они подозревают в совершении преступления, о назначенной дате обряда проклятия в святилище. В случае, если до назначенного срока церемонии виновный не придет к пострадавшим или к жрецу и не покается в совершенном, в святилище совершается обряд проклятия.
Однако, по словам жреца, чаще всего виновные настолько боятся проклятия, что приходят и признаются в преступлении. Тогда, если они возмещают принесенный потерпевшим ущерб (например, возвращают в двойном размере украденное) и получают их прощение, проклятие не произносится. В результате, как с нескрываемой гордостью и удовлетворением подчеркнул в нашей беседе Заур Чичба, “даже если в Ачандаре положить на улице мешок с деньгами - его никто не возьмет”.
Вместе с тем, как отмечает жрец, в постсоветской Абхазии появились преступления, которых не было раньше: “сейчас начали красть людей - мужчин, женщин, детей, за которых требуют выкуп. Если не приносят денег - похищенного убивают. Такого раньше не было. Если у семьи нет денег для выкупа и они не знают - кто украл, то родственники встают на колени и просят наказать виновного. Бог такого греха не прощает и рано или поздно преступники приходят каяться и все рассказывают о своих преступлениях”.
В настоящее время жрец чаще всего совершает очистительные моления, которые проводятся на участке у его дома: считается, что в этом случае (в отличие от церемоний проклятия, очистительной клятвы и т.п.) подниматься к святилищу не обязательно, так как “Дыдрыпш - повсюду”. Совершив жертву жрец может к нему обратиться откуда угодно, по словам Заура Чичба, “даже из России”.
Жрец выступает как бы поручителем перед Богом и апаимбаром в том, что проситель излагает все обстоятельства дела точно и без обмана. Так что вначале проситель должен заранее прийти к жрецу в один из приемных дней и подробно рассказать о своем деле. Если обстоятельства дела неясны, то жрец стремится их выяснить путем опроса тех людей, которые что-либо о нем знают.
По понедельникам и четвергам жрец занимается “следственными делами”: в эти дни в святилище совершаются церемонии очистительных клятв, проклинаются преступники и т.п. (по сведениям Н. Ладария в начале ХХ в. это делалось по средам и пятницам). По вторникам и воскресеньям проводятся очистительные моления: приходят те, кто когда-то произнес ложную клятву и впоследствии раскаялся в этом, кто желает очиститься от своего греха, снять наложенное кем-то проклятие и т.п.
После своего назначения жрецом, Заур Чичба записывает в имеющуюся у него толстую общую тетрадь всех тех, кто обращался за помощью к Дыдрыпшу, а также обстоятельства дела, вынудившие человека пойти на этот шаг (кто проклинает, за что и т.п.). По словам жреца, под влиянием постигших его несчастий “преступник рано или поздно приходит чтобы снять проклятие”. Если он отказывается признавать за собой или своими родственниками какую-либо вину и утверждает, что не знает чье проклятие его настигло, жрец открывает свою тетрадь, перечисляет фамилии людей, приходивших к святилищу, и задает вопрос: “Ты кого-нибудь из этих людей обидел? Ты совершил данное преступление? Или родители?” и т.п. Так как, по словам жреца, в Абхазии “все знают всё и обо всём”, преступник вынужден признавать свою вину, либо вину своих родственников даже в тех преступлениях, которые были совершены в далеком прошлом.
После полученного признания жрец отправляет желающего снять проклятие к тем, кто его наложил. Проклятие может быть снято только в том случае, если пострадавшие удовлетворятся предлагаемым размером и формой возмещения понесенного ими ущерба (такое возмещение может намного превышать стоимость похищенного: вместо одной украденной коровы - две и т.п.) и простят виновного. Последний должен также привезти пострадавших на церемонию снятия проклятия и (в отличие от того, если бы он покаялся еще до произнесения в святилище проклятия) оплатить все, весьма значительные по размерам, расходы по ее проведению: жертвенное животное, продукты, вино и т.п. Зачастую на самой церемонии виновный в знак своей благодарности преподносит подарок человеку, согласившемуся снять с него проклятие (деньги, кусок материи и т.п.).
Оплаты действий жреца и тех чичбовцев, которые принимают участие в церемонии (режут жертвенное животное, разделывают его тушу, готовят пищу, накрывают на стол, подают, убирают, моют посуду и т.п.) не предусматривается. Все исполняемые чичбовцами весьма хлопотные и отнимающие много времени и сил обязанности, рассматриваются как их долг и обязанность перед Богом, Дыдрыпшем и людьми. Однако те, с кого снимается проклятие, во время моления по собственной инициативе могут передать деньги для жреца и всех чичбовцев. Жрец соглашается принимать деньги с явной неохотой (это дает повод для слухов о “легких заработках чичбовцев” и т.п. вздорных пересудов, воспринимаемых щепетильно совестливым Зауром Чичба особенно болезненно) и только для того “чтобы не обидеть выражающего таким образом свою благодарность человека”, для которого отказ означал бы тяжкое публичное унижение. Позднее вся полученная сумма делится между всеми чичбовцами.
В отличие от практики ХIX - начала ХХ вв., когда чичбовцы по очереди дежурили у святилища, в настоящее время жрец принимает посетителей у себя дома. Если он посчитает проблему действительно важной и требующей вмешательства Бога и апаимбара, то с просителем обговаривается дата и время церемонии, а также все необходимое для ее проведения. Это нужно в том числе потому, что перед молением жрец должен “очиститься” - то есть на какое-то время воздерживаться от близости со своей женой. В остальном же для него и других участников церемонии нет никаких ограничений.
Если судить по тем церемониям, на которых нам удалось побывать в 1998 - 2000 гг., чаще всего Заур Чичба совершает моления в обычной, тщательно отутюженной одежде (темные рубашка и брюки, начищенные ботинки). По особо торжественным случаям (например во время ежегодного моления чичбовцев, общеабхазских молений и т.п.) он надевает сценический костюм, в котором он выступал много лет назад в местном фольклорном ансамбле. Костюм этот светло коричневого цвета, выцветший от времени, состоит из френча старого абхазского образца, подпоясанного узким кавказским поясом, галифе и сапог. Просители, как и жрец, должны быть одеты чисто и нарядно, так как “общение с Дыдрыпшем - для людей праздник”.
Обращаться с просьбами к Дыдрыпшу могут не только абхазы, но и представители других народов. По словам Заура Чичба, раньше к святилищу по различным поводам довольно часто приходили местные армяне, грузины и русские. Летом 1998 г. нам удалось стать свидетелями одного из подобных случаев, когда проживающая в окрестностях Сухума армянская семья обратилась за помощью к абхазскому святилищу.
Для женщин не существует никаких особых ограничений (разумеется при строгом соблюдении установленных порядков) в посещении святилища. Дети же могут туда подниматься только в дни больших праздников (ацу-ныха, фамильное моление Чичба), когда “люди всем миром благодарят Дыдрыпша”. Запрет существует лишь в отношении людей, носящих траур, а также беременных женщин и их мужей, ибо “они находятся в большом волнении”. Не исключено, что запрет на посещение святилища беременными женщинами был вызван случаями их гибели из-за начавшихся по дороге в гору преждевременных родов, устойчивая память о которых сохраняется в современной абхазской устной традиции (не только в Ачандаре, но и многих других селах).
Почти все посещавшие Ачандару ученые и путешественники отмечали, что местные жители искренне убеждены во всемогуществе и всевидении Дыдрыпша и в подтверждение этого были готовы привести множество примеров. Чаще всего чудеса описывались с чужых слов, но некоторые собеседники утверждали, что сами были свидетелями различных сверхъестественных явлений. Многие абхазы, и не только преклонного возраста, полагают, что есть прямая связь между происходившими в прошлом историческими событиями и сверхъестественной силой Дыдрыпша. При этом они, как бы предвидя скептическое отношение своего собеседника к предлагаемой трактовке событий, заранее предупреждали, что не настаивают на ней, а лишь излагают факты, по которым любой человек сам сможет оценить произошедшие события и судить о степени могущества Дыдрыпша.
Одна из основных функций Дыдрыпша, по их мнению, состоит в защите абхазского народа, что совершенно явно прослеживается в устной традиции. Теперь уже ни один из собеседников не вспомнил записанных авторами ХIХ в. легенд о многочисленных примерах заступничества Дыдрыпша и чудесном избавлении Абхазии от набегов воинственных северокавказских горцев и соседних садзов. Одно из таких преданий было записано со слов “старика Чичба” и опубликовано Я. Пасхаловым в 1874 г.: “В старое время нас часто беспокоили враги, иноплеменные черкесы и другие народы, живущие за этой горой. Они появлялись тут большим полчищем, с целью перейти гору, завладеть нашей землей и заполонить нас самих, но святая гора не допускала их далее своей вершины. На Дудрипше начиналась перестрелка без войска, т.е. без войска с нашей стороны, и враги каждый раз отступали, отраженные невидимой рукой. Иногда вершина покрывалась страшной темнотой, что служило признаком появления врагов. Однажды, когда враги собрались на вершине и отдыхали там под тенью одного большого дерева, то дерево это на другой день высохло совсем с корнем...” (цит. по: 30, с.92).
Былые предания, свидетельствовавшие об особом покровительстве Бога и Дыдрыпша по отношению к абхазам, к настоящему времени оказались забытыми устной традицией. Ныне они вытеснены более поздними по времени событиями, однако логика рассуждений осталась прежней. Это ясно видно, к примеру, в изложении событий второй мировой войны, которую ачандарцы вспоминали следующим образом: “Тогда немцы прошли горные перевалы и подошли к Ачандаре (это было в конце 1942 г. - А.К.), а в селе совсем не осталось мужчин, которые могли бы его защитить - все они еще раньше ушли на фронт. К жрецу пришли люди и попросили, чтобы он обратился к Дыдрыпшу с просьбой заступиться за Абхазию. Жрец Конач Чичба с женщинами и детьми (среди них был и маленький пастушонок Заур Чичба) поднялся на гору и произнес молитву: “Кто упал на нас - верни его обратно на свою землю”. Через месяц после этого немцы были разгромлены под Сталинградом, в войне произошел перелом и она закончилась поражением Германии”.
По словам ачандарцев, в 1949 г. абхазам вновь понадобилась помощь Дыдрыпша: всесильный тогда Лаврентий Берия приказал выселить абхазов (как и греков) и на железнодорожных путях уже стояли предназначенные для этого эшелоны. Людям было объявлено, что в течение 24 часов они должны собрать вещи, после чего будут выселены. Жрец Конач Чичба с женщинами и детьми поднялся на гору и попросил у Дыдрыпша заступничества. После этого эшелоны ушли без абхазов (греки же, как известно, действительно были выселены поголовно).
Ачандарцы и многие из опрошенных нами жителей других абхазских сел считают, что и сегодня - после распада СССР и во время грузино-абхазской войны Дыдрыпш вновь помог абхазскому народу. Произошло это следующим образом. В 1989 г., после первых массовых столкновений между абхазами и грузинами, в Ачандару приехали “разные уважаемые люди из всех районов Абхазии”, обеспокоенные складывавшейся ситуацией. Жрец Володя Чичба обратился к Дыдрыпшу: “Ты знаешь, что это наша земля - не завоеванная нами, а данная тобой, ты обрати внимание на него[5] (и если это его земля - отдай, а если наша - оставь”. Закономерным результатом этой молитвы, по мнению ачандарцев, стали произошедший через несколько лет переворот в Тбилиси, свержение и гибель первого президента постсоветской Грузии Звиада Гамсахурдиа.
Во время грузино-абхазской войны, в ноябре 1992 г., когда обстановка на фронте для абхазов была критической, Заур Чичба в присутствии съехавшихся со всей Абхазии людей вновь обратился к Дыдрыпшу: “Мы эту землю не захватывали, Бог сам дал нам эту землю и если она наша на самом деле - то оставь ее нам, если земля их - отдай им и нас больше не мучай. Если ты исполнишь наше пожелание в скором времени и очистишь нашу землю от грузин - мы на этом месте зарежем быков и отблагодарим тебя”.
Как сказал Заур Чичба, когда он произносит молитву в святилище, то “чувствует божество”, у него “внутри все дрожит” и слова произносятся “под влиянием вроде бы самого Дыдрыпша”. Часто это совсем не те слова, с которыми он думал обратиться к Дыдрыпшу накануне. Возможно этим объясняются большие текстовые расхождения в разных версиях данной молитвы, причем ее вторая версия, сообщенная автору тем же Зауром Чичба, звучала так: “О Великий Дыдрыпш, мы тебя очень часто беспокоим своими просьбами. Мы не хотим этого, но ты посмотри: нас мало, нас убивают, и если эта земля дана нам тобой, если можно, поскорее рассуди и не дай истребить нас. Если сочтешь возможным, оставь нас хозяевами нашей земли. Если придет время, когда мы будем хозяевами своей земли, мы обязуемся приносить тебе жертвенных животных и каждый год будем резать быка”. Еще один из текстов данной молитвы записан автором со слов В. Гунба - одного из участников церемонии в 1995 г. (см.: 137, с.195).
Сожалея о большом количестве погибших во время грузино-абхазской войны, Заур Чичба рассматривает ее и последовавшее вслед за ней бегство грузинского населения из Абхазии как нечто, предопределенное свыше. По его словам, “Дыдрыпш разрешил грузинам поселиться в Абхазии в то время, когда ее земля опустела”. Однако после этого грузины вели себя “недостойно и наносили вред Абхазии”, за что Дыдрыпш “прогнал туда, откуда они пришли”. Гнев апаимбара был настолько сильным, что погибли многие совершенно невинные люди.
Местные жители утверждают, что в досоветский период не было гонений на жрецов святилища: “при царе русские ничем не притесняли Дыдрыпш, уважали его и турецкие муллы”. В советский период в результате воинствующего атеизма властей местное население, включая абхазских партийных и государственных чиновников, “было вынуждено скрывать свое истинное отношение к святилищу и о нем можно было говорить только в кругу семьи”.
Ачандарцы связывают пропаганду атеизма в советские времена с поселившимися в соседних селах (Лыхны, Дурипш и другие) “при Берия” (то есть в 1930-х - 1940-х гг.) грузинами. “Тогда грузины были на всех постах, наказывали жрецов, вели пропаганду, что Дыдрыпш, апаимбар - это обман. Молодежь в этих селах начала терять веру и обвинять старших в отсталости. В Ачандаре же молодые сохранили уважение к старшим и к Дыдрыпшу” (М. Кварчелия, село Ачандара).
В утрате молодежью веры во всемогущество Дыдрыпша ачандарцы видели одну из основных причин роста преступности в среде абхазов в постсоветский период. При этом спокойная обстановка в Ачандаре действительно сильно отличается от ситуации в других, даже соседних селах, где эта проблема стоит очень остро. Местные жители объясняют отличие положения в Ачандаре от других сел изначальным благотворным влиянием Дыдрыпша. Передаваемые с тех времен, когда апаимбар жил в селе как обычный простой человек, из поколения в поколение строгие правила поведения в семье и обществе (например, считается непозволительным даже словами обидеть своего собеседника) способствовали тому, что “между ачандарскими фамилиями никогда не было вражды”.
Впрочем, подобная идиллическая картина и отсутствие преступности в самом селе совсем не означает, что местная молодежь сильно отличается от своих сверстников из других сел. В послевоенный период значительная часть абхазской молодежи оказалась криминализированной и ачандарцы не являются исключением. Об этом, в частности свидетельствуют разделы уголовной хроники в местных газетах, в которых упоминания о выходцах из Ачандары, совершивших различные преступления, встречаются довольно часто. Однако при этом ачандарцы крайне редко совершают преступления в родном селе: видимо, сказывается боязнь перед возможной карой Дыдрыпша, да и сознание невозможности того, что удастся сохранить совершенное в тайне от своих родственников и односельчан.
Различные моления, на которых нам удалось побывать в 1998 - 2000 гг., позволяют составить представление степени влияния традиционной религии в постсоветской Абхазии, о сохранившейся ритуальной практике и выраженных в ней религиозных представлениях. Первая из посещенных нами церемоний в святилище состоялась в начале августа 1998 г., когда к абхазскому святилищу обратилась армянская семья и произошло это следующим образом.
В воскресный день 19 июля 1998 г. мы в очередной раз приехали в Ачандару к Зауру Чичба для того, чтобы выяснить дату какой-либо из намеченных в святилище церемоний. О том, что мы будем допущены на подобную церемонию и получим возможность ее зафиксировать жрец нам обещал до этого много раз, однако, несмотря на это, сделать это в предыдущие годы по разным причинам никак не удавалось.
Во время нашей очередной неспешной застольной беседы к дому жреца на стареньком красном “Запорожце” приехало несколько проживающих в пригороде Сухума армян. Когда жрец увидел подъехавшую к воротам его усадьбы машину, переполненную людьми, он сразу подошел к ним чтобы узнать цель приезда. Как рассказала средних лет армянка, она узнала о святилище от своей приятельницы-абхазки, сказавшей, что в Ачандаре есть “сухое дерево, которое творит чудеса” и которое может помочь в ее беде. После этого она решила обратиться к Зауру Чичба в последней надежде найти правду и заступничество в своем несчастии. Жрец попросил подробно рассказать о деле и со слов женщины ее история заключалась в следующем.
Больше года назад ее муж поссорился с соседом-уголовником, абхазом по национальности. Вскоре после этой ссоры, когда они с мужем стояли на улице, кто-то бросил в них гранату. Женщина получила легкое ранение, а ее муж был тяжело ранен в живот, долго лечился и перенес несколько мучительных операций.
Подозреваемый в преступлении сосед был арестован, но через несколько дней отпущен на свободу. Как утверждал уголовник, ему якобы пришлось заплатить за свое освобождение пять миллионов рублей (тогда это составляло около тысячи долларов) и он потребовал от пострадавших возместить этот “понесенный им ущерб”. Когда же муж женщины ответил, что у него нет таких денег, сосед потребовал отдать людям, у которых он взял деньги в долг, машину потерпевшего (после начала грузино-абхазской войны она находилась в России у его родственников).
Вскоре после данного уголовнику категорического отказа “возмещать ущерб”, в дом армянской семьи была брошена граната. Муж женщины был убит, а несколько ворвавшихся в дом грабителей в масках “вынесли все вплоть до ношенного нижнего белья”. Естественно, что вдова погибшего обвинила в преступлении своего соседа, однако правоохранительные органы (по ее убеждению - подкупленные) оказались не с состоянии раскрыть преступление и его вина осталась недоказанной.
После того, как жрец выслушал потерпевшую, он спросил ее, знает ли она точно тех, кто совершил преступление? Женщина ответила, что их лица были скрыты масками и поэтому она не может назвать имена грабителей. Однако на основании предшествовавших убийству событий она подозревает в совершении преступления своего соседа-уголовника.
Жрец согласился помочь потерпевшей, назначил церемонию на среду, 5 августа 1998 г. и рассказал о том, что ей необходимо привезти с собой: по отваренному петушку, бутылке водки или чачи, пирогу с сыром и церковной свечке от самой женщины и каждого из остальных проклинающих. Жрец также сказал женщине, что она каким-то образом должна известить подозреваемых в преступлении о месте и дате намеченного проклятия.
Приезд армянской семьи оказался как нельзя кстати для наших целей и жрец пригласил нас принять участие в намеченной церемонии. В два часа дня, в назначенное жрецом время, мы вновь встретились с приехавшими армянами в центре Ачандары и поехали к святилищу. Вскоре машины пришлось оставить: большой участок дороги к святилищу был размыт и нам пришлось продолжить свой путь в гору пешком.
Наконец мы добрались до святилища Малый Дыдрыпш. Все напились из ручья, умыли руки и лицо. Женщина выложила на расположенный у источника стол принесенную пищу и бутылку чачи. После этого жрец взял в руку стаканчик чачи и по-абхазски обратился к Богу и Дыдрыпшу с просьбой выслушать пришедших и “показать истину в их деле”, затем выпил чачу и сказал женщине, что теперь она сама может обратиться к высшим силам со своей просьбой.
Стоя с горящей свечой в левой руке и стаканчиком чачи в правой, женщина на русском языке коротко рассказала о своей беде, попросила у высших сил справедливости и прокляла убийц. Она выпила чачу и вместе с жрецом поднялась немного вверх - к большому “определенному прежними жрецами” старому грабу, у корней которого лежала небольшая куча камней. Там она поставила свечу на верхний камень и прислонила ее к закопченному в этом месте стволу дерева.
После этого жрец пригласил к столу мать потерпевшей. Та выложила на стол принесенную ею еду и бутылку чачи, затем вслед за дочерью с горящей свечой и стаканчиком чачи в руках прокляла убийц. Сделала она это по-армянски, так как плохо знала русский язык. По словам жреца это вполне допустимо, так как Дыдрыпш “услышит пришедшего на любом языке (хотя, по его мнению, в общении с апаимбаром предпочтительнее все же абхазский). После произнесенной очень эмоциональной речи старушка вместе с жрецом подошла к дереву и поставила свою горящую свечу рядом со свечой ее дочери.
Вернувшись к столу, Заур Чичба вновь налил чачу в свой стакан и по-русски обратился к Богу и Дыдрыпшу с просьбой показать виновных в убийстве и грабеже: “чтобы они пришли на это место отмаливать свой грех”. Вслед за жрецом об этом же попросили молодые армяне - сын убитого, а также его друг, которому принадлежал “Запорожец”. За ними об этом же попросили остальные присутствовавшие на церемонии, которые подходили к столу, выпивали чачу и отведывали по кусочку куриного мяса и пирога с сыром.
После этого Заур Чичба произнес еще несколько тостов. Своими словами и поведением жрец явно стремился оказать моральную поддержку пострадавшим и убедить их в том, что кара рано или поздно непременно настигнет всех виновных в преступлении. Вслед за жрецом его тосты с различными вариациями повторялись всеми присутствующими, что также служило большой моральной поддержкой для пострадавшей семьи. Один из присутствовавших поблагодарил жреца за его трудную, требующую много времени и сил деятельность, пожелал ему долголетия и всяческих благ. Этот тост также поддержали все собравшиеся.
Когда все положенные случаю слова были произнесены и догорели свечи, церемония в святилище закончилась. Оставшаяся пища и спиртное были оставлены на столе и мы отправились к оставленным машинам. На обратном пути женщины, следуя указанию жреца, на мосту через речушку разломали на части оставшиеся неиспользованными свечи и бросили их в воду. В центре села армяне очень сердечно распрощались с жрецом, который выразил надежду, что мы снова встретимся для того, чтобы отблагодарить Дыдрыпша за справедливость и наказание убийц.
Позднее Заур Чичба посетовал на то, что в данном случае из жалости к вдове ему пришлось несколько отойти от соблюдаемых в святилище правил. Подозреваемый в убийстве не знал о намеченном проклятии, так как армянки побоялись, что если уголовник узнает о нем, то тут же их убьет. Поэтому они рассказали о дате проклятия только своим близким родственникам. К тому же, они позабыли о другом требовании жреца - привезти с собой сердце и печень предназначенных для обряда петушков. О том, насколько важную роль в обряде имеют именно печень и сердце жертвенных животных будет ясно видно на примере описания других молений.
Подобные описанной церемонии проклятия в святилище Дыдрыпш совершаются довольно редко. Как показывают наши наблюдения, чаще всего сама угроза проведения подобной церемонии вынуждает преступников сознаваться в содеянном. Вот некоторые из примеров подобного рода.
Житель Дурипша из фамилии Тарба был вынужден заночевать в машине по дороге к родному селу из-за того, что у него закончился бензин. Вооруженные грабители ночью избили его и угнали машину. Отец потерпевшего, В. Тарба, приехал в Ачандару и обратился за помощью к жрецу Зауру Чичба. Тот согласился совершить церемонию проклятия и назначил ее на среду 25 августа 1999 г., но предварительно потерпевшие должны были известить о дате церемонии жителей всех окрестных сел. В результате накануне назначенной даты церемонии проклятия преступники признались в содеянном и с извинениями возвратили похищенную машину. После этого В. Тарба вновь приехал к жрецу чтобы известить о случившемся, поблагодарить и отменить назначенную церемонию.
Следующая церемония проклятия, назначенная на среду 1 сентября 1999 г., также не состоялась. В этом случае армянская семья Казарянов, проживающая в одном из сел близ Сухума, была ограблена: грабители в масках ночью ворвались в их дом, связали и избили родителей и детей-подростков, отобрали у них золото, деньги и ценные вещи, угнали породистую корову.
В селе большинство жителей составляют абхазы и пострадавшие, решив, что именно они совершили грабеж, решили обратиться за помощью к абхазскому святилищу. Когда они рассказали своим односельчанам о назначенной церемонии проклятия, то преступники возвратили им все похищенное и возместили стоимость зарезанной к тому времени коровы. При этом, к изумлению пострадавших, преступниками оказались находившиеся вне всяких подозрений их соседи-армяне, на которых угроза проклятия в абхазском святилище подействовала в данном случае столь же эффективно, как и на абхазов.
Намеченные на сентябрь 1999 г. церемонии проклятия в святилище Дыдрыпш также не состоялись из-за того, что преступники предпочли не искушать судьбу и сознаться в содеянном. Естественно, к большой радости пострадавших, которые получили возмещение за нанесенный им ущерб. В случае отказа от проведения церемонии виновным не требуется приезжать к жрецу. Пострадавшие сами определяют размер понесенного ущерба и соглашаются отказаться от проведения церемонии лишь в том случае, если их требования были полностью удовлетворены.
В случае подобного счастливого исхода дела жрец иногда получает в знак благодарности деньги, рубашку и т.п. Однако это совсем не обязательно: благодарность может выражаться лишь словами. Более того, жрец сам может понести определенные расходы. Так, приехавшая к жрецу в радостным известием упомянутая армянская семья Казарянов побоялась возвращаться домой на ночь глядя, была оставлена в доме жреца, который не преминул отметить счастливое завершение их дела щедрым застольем.
Проведенная в ходе полевых работ в Абхазии видеосъемка совершавшихся по разным поводам традиционных молений позволяет с максимально возможной точностью описать ритуальную практику жреческой фамилии Чичба.
Снятие произнесенного в святилище проклятья
Данная церемония описывается на примере моления фамилии Апба, которое состоялось в воскресенье 16 августа 1998 г. О его дате и времени мы узнали от жреца заранее и когда приехали в назначенное время - все уже собрались за столом с чачей и легкой закуской (куски вареной курицы, сыр, соленые огурцы, пироги с сыром). Считается, что с высшими силами нельзя общаться уставшим от дороги и голодным людям, поэтому подобное непродолжительное застолье часто предшествует самой церемонии.
Жрец подвел нас к столу и представил присутствующим. Затем он попросил у Зины Боджгуа, снимавшей проклятие с фамилии Апба, разрешения на наше присутствие и проведение аудио и видеосъемки церемонии. Зина Боджгуа, женщина лет шестидесяти, всем своим видом олицетворяла достоинство и торжество справедливости, и без колебаний согласилась на это. Затем жрец обратился с той же просьбой к Лёсику Апба, с фамилии которого снималось проклятие. По всему чувствовалось, что жизнь этого человека (по возрасту ровесника Зины Боджгуа) полна проблем, что его гнетет чувство тревоги и неуверенности. Он также не возражал и нас тут же усадили за общий стол.
Жрец произнес несколько поддержанных всеми собравшимися тостов: за Бога, за апаимбара Дыдрыпша, за успех намеченной церемонии. После окончания краткого застолья началась церемония жертвоприношения. Все прошли к ограждающей участок жреца с севера проволочной ограде - в место, наиболее близко расположенное к горе Дыдрыпш (оттуда ее прекрасно видно). Привели жертвенного бычка и сняли с его шеи веревку. Жрец встал лицом к горе, за ним собрались все апбовцы - человек пятнадцать, в основном молодых людей, среди которых выделялась симпатичная светловолосая и сильно хромавшая девушка.
Немного правее от них встала Зина Боджгуа, остальные расположились метрах в десяти-пятнадцати от основных участников церемонии и наблюдали за ней оттуда. Один из стариков Чичба встал рядом с жрецом, который придерживал бычка за надетый на шею ошейник таким образом, чтобы он не двигался и стоял мордой к горе. Все присутствовавшие также встали лицом к горе, жрец взялся руками за рога животного и обратился к высшим силам[6]:
Великий Бог, обрати на нас свой взор,
сейчас я расскажу историю пришедших,
но даже если я не смогу рассказать о ней подробно,
ты все равно поймешь о чем идет речь.
В прошлом произошли события,
в результате которых мы оказались сегодня здесь с человеком,
согласившимся на проведение данной церемонии.
Посмотри на нас: мы постарались ничего не упустить
и принесли с собой все, что нужно по такому случаю.
Со своей стороны, мы просим:
посмотри на это и сделай все возможное
чтобы после сегодняшней церемонии
все произошло так, как мы того просим.
Собравшиеся поддержали просьбу жреца и произнесли слово "аминь". Один из чичбовцев накинул бычку на рога веревку и повел к месту заклания, расположенному тут же поблизости. Там несколько мужчин-чичбовцев повалили бычка на землю, связали ему ноги веревкой и натянули ее к вверху, чтобы он не мог двигаться.
Один из них запрокинул голову бычка назад и перерезал горло, затем резким движением сломал животному шею. Пока животное билось в конвульсиях один из стариков-чичбовцев прижег рану спичками, затем в нее была положена горящая головешка, принесенная от разведенного поблизости костра. Жрец руководил всеми действиями чичбовцев и когда считал нужным - помогал им (придерживал связывавшую ноги бычка веревку и т.п.).
Пока старшие совершали заклание, более молодые чичбовцы развели два костра: для приготовления мяса и абысты. После того как животное затихло, началась разделка туши. Вначале бычку перерезали сухожилия на ногах и отрезали гениталии, которые, к большой радости внимательно наблюдавших за происходящим окрестных собак, были выброшены в растущие вдоль забора кусты. Один из мужчин вырезал грудной хрящ и прилепил его к стволу ближайшего дерева. Затем с животного сняли шкуру и вынули внутренности. Мясо было разделано на куски и вместе с сердцем, печенью и легкими варилось в большом котле (почки, селезенка и желудок бросаются в тот же котел, но уже после того, как оттуда достают первую партию готового мяса).
После того, как мясо оказалось в котле, старики отошли и начали чинную беседу, молодые же чичбовцы из назначенной "обслуги" церемонии продолжали хлопотать: они готовили мясо и абысту, принесли длинный стол, разлили вино из бочек и больших алюминиевых канистр по графинам и т.п. Тем временем женщины (как считается им не полагается видеть того, как режут животное) в специальном помещении (длинном узком сарае слева от дома жреца) готовили используемый при молении ритуальный хлеб.
Женщины фамилии (помощницы) под руководством жены жреца (в данном случае она называется “месящая тесто”), готовят ритуальный хлеб (“хлеб, испеченный в очаге” - “ахуштаара чащь”). Жертвенный хлеб бывает двух видов: “ачащь” (“пирог с сыром”) и “амгял” (“хлеб” - простой, без начинки). Обычно простой хлеб выпекается из теста, оставшегося неиспользованным при приготовлении пирога с сыром.
Для приготовления ритуального хлеба используется специальный расположенный на земле очаг, выложенный красными кирпичами. На его поверхности заранее разводится огонь и пока кирпич нагревается, женщины готовят тесто и начинку из сыра. Затем они убирают угли и сметают золу. На очищенный раскаленный очаг кладется густо смазанная маслом толстая бумага, а на нее - пирог. Сверху пирог укрывается другим слоем пропитанной маслом бумаги, которая равномерно покрывается слоем золы и угля. В этом же помещении женщины (иногда и сам жрец) делают большую толстую свечу из принесенного пришедшими воска.
Готовый пирог прямоугольной формы кладется на повторяющий его форму деревянный поднос. На нем пирог относится на место моления и кладется там на специальный круглый деревянный столик, который приносится на место перед началом церемонии. Туда же приносятся кувшины с вином, которые ставятся на землю у столика. Когда для церемонии все готово, жрец просит собравшихся встать таким же образом, которым они стояли во время его первого обращения к высшим силам. Затем он берет зажженную свечу в левую руку, небольшую ореховую рогатинку с нанизанными на нее печенью и сердцем жертвенного бычка - в правую, и начинает говорить:
Великий Бог, обрати на нас свой взор.
Ты наш Великий Бог, который владеет всем и повсюду.
Ты соединяешь небо и землю во всем мире.
У тебя есть друзья - они тоже боги (уртгы нцвакуоуп).
Вы говорите об одном и том же,
и делаете одно и то же.
В Абхазии есть семь апаимбаров,
сегодня из семи святилищ
мы выбрали и пришли к тебе, Большой Дыдрыпш.
К тебе пришли Апба Лёсик и Боджгуа Зина.
В прошлом случилась история,
которая повлекла за собой много неприятностей.
Сегодняшнее посещение они подготовили так,
как они знали и могли.
Они принесли с собой все, что необходимо.
Даже если я сегодня не смогу подробно и дословно
передать все обстоятельства этого дела -
оно тебе хорошо известно
и ты посвящен во все его тонкости.
Когда-то произошел спор
между бабушкой Лёсика Апба и бабушкой Зины Боджгуа.
У бабушки Лёсика Апба вырвалось
неосторожное оскорбительное слово
в адрес дочери бабушки Боджгуа Зины.
Позднее в святилище она не подтвердила своих слов
и сказала, что они у нее вырвались в пылу гнева.
Она сказала в святилище,
что не знает за ней ничего такого,
о чем говорила до этого, что она так не думает
и отказывается от своих слов.
За нее поручились ее племянники и зять[7],
которые сегодня здесь присутствуют.
Со стороны обиженных Зинина бабушка прокляла ту,
которая незаслуженно оговорила ее дочку.
Сегодня обе стороны пришли.
Здесь Зина Боджгуа, согласившаяся снять проклятие со своих соседей.
Они давно живут вместе и делят все хорошее и плохое.
Между ними не должно лежать проклятие.
Мы благодарим ее за согласие,
желаем здоровья, счастья, всего хорошего.
Она сама со стаканом в руке обратится к Богу
и расскажет о своем отношении к делу.
Дорогой мой[8], ты сюда пришел сегодня.
Ты держишь ответ за то,
что было сделано не тобой, а твоими предками.
Пусть на том свете все это им как-то отзовется,
пусть они спят спокойно.
Сегодня ты все делаешь от души и несешь большие расходы.
Ты обращаешься к апаимбару для очищения своей души.
Желаю здоровья всем, кто пришел с Лёсиком Апба,
и тем из его рода, кто здесь отсутствует.
Если кто-то из них болен - пусть выздоровеет.
Пусть после посещения этого святого места
все они почувствуют облегчение.
Возможно, что кроме этого дела,
о котором они знают и ради которого
они пришли к тебе сегодня,
их ушедшие предки когда-то имели отношение к тебе,
что они произносили какие-то клятвы,
которые могут вредить этому роду.
Все мы просим чтобы Бог,
который все это знает,
посмотрел на них и снял те проклятия,
которые, возможно, имеются на их роду
и о которых не знают жрец и стоящие здесь люди.
Пошли благословение всему этому роду,
где бы они ни жили.
Возможно, раньше земля,
на которой они теперь живут,
принадлежала кому-то другому.
Даже та земля, на которой мы сейчас стоим,
и я считаю ее своей,
возможно, раньше принадлежала кому-то еще.
Дай Бог чтобы земля несла с собой только добро,
пусть никто из тех,
кому раньше принадлежала земля,
не завидует и не насылает на них порчи.
Дай Бог, чтобы в ближайшее время род их разросся,
чтобы их потомки жили и множились,
чтобы у них возникла проблема где прикупить земли,
чтобы они расширяли свои земельные владения,
чтобы все это происходило
под твоим началом и вниманием.
Сегодня здесь находятся и те,
кто не имеет отношения к сегодняшнему молению.
Желаем им всего хорошего и доброго,
чтобы у них все получалось,
чтобы в будущем, когда они будут поднимать тосты
и обращаться к Богу и Дыдрыпшу с сердцем и печенью,
они делали это по праздничным и радостным причинам,
а не по сегодняшнему печальному случаю.|
Сегодня Абхазия находится в тяжелом положении.
Ты, если захочешь, можешь решить эти проблемы.
В дальнейшем прошу тебя посмотреть:
пусть будет достаточно тех несчастий и горя,
которые Абхазия уже перенесла.
Пусть в дальнейшем в Абхазии будет мир и процветание,
мы все тебя об этом просим.
Я не произнес много других добрых слов и благословений.
Пусть все, что я не сказал,
но что можно было бы сказать
вдобавок ко всему сказанному -
пойдет всем вам во благо,
пусть все это будет иметь
отношение к вашей жизни.
Я еще относительно молод и это дело поручено мне недавно.
Тем не менее, я много раз вот так же
представлял людей и молил тебя о прощении
и снятии с них каких-то неприятностей.
Было очень много случаев, когда после этого
люди приходили с благодарностью и говорили:
"Заур, все произошло так, как ты сказал".
Пусть сегодняшнее дело будет иметь
такое же счастливое продолжение,
чтобы через некоторое время мы могли сказать,
что все произнесенные слова дошли до Бога
и он посмотрел на нас и все у нас пошло хорошо.
После этого жрец пошел к растущему у ограды дереву, к стволу которого были прикреплены обвязанные стальной проволокой ореховые рогатинки, использованные при предыдущих молениях. Их было около тридцати, что соответствовало числу молений, совершенных примерно за полгода (именно тогда, по словам жреца, упало старое дерево, к которому прежде прикреплялись свеча и рогатинки). Жрец прикрепил к дереву горящую свечу, вернулся к столу, вырезал кусочек из центра пирога, положил на него по маленькому кусочку печени и сердца жертвенного бычка, посыпал солью, побрызгал на все вином и сказал:
Пока я не накрою обильного стола
и не накормлю этим всех Ачба-Чачба,
пусть все, кто пришел снимать проклятие
и те, кто пришел просить о снятии проклятия,
будут счастливы и не знают горя и дурного пота[9],
пусть у них все будет хорошо и жизнь их будет радостной.
Смысл данной формулы состоит в том, чтобы “ваши беды никогда не наступили”: Ачба и Чачба были правителями Абхазии, славились в народе своими обильными застольями. Она применяется практически на всех молениях. По данным Ш.Д. Инал-ипа, похожие по форме и смыслу выражения употреблялись прежде при молении Афы - богу грома и при молении в кузне (99, с.533, 535).
После этих слов жрец полил кусочки пирога, печени и сердца вином и отнес их к молодому деревцу у ограды и спрятал там в листве. Затем он вернулся к столику, взял стакан с вином, повернулся лицом к горе Дыдрыпш и сказал:
Этим тостом я уже не буду
обращаться к Великому Дыдрыпшу (Дыдрыпш-Ду)
и опять повторять историю,
которую я уже поведал.
Я прошу, чтобы после этой церемонии
вы могли сказать,
что ваша жизнь повернулась к лучшему,
что все у вас нормализовалось
и жизнь стала хорошей и благополучной.
Жрец выпил стакан до дна, отведал по кусочку пирога, печени и сердца и обратился к Зине Боджгуа.
А теперь покажи, что ты согласна.
Хотя я знаю, что ты пришла сюда
с открытой душой,
об этом всем надо сказать.
Возьми стакан с вином,
обратись к Богу и произнести свое слово.
Смущенная общим вниманием Зина Боджгуа начала быстро говорить о том, что она пришла сюда с открытой душой, с желанием помочь близким ей людям, но жрец ее остановил. Он дал женщине стакан с вином и сказал, что она должна все это сказать не ему, а Дыдрыпшу.
Зина повернулась лицом к горе и вновь начала говорить:
Я пришла сюда с открытой душой
ради тех, кто мне как братья.
У меня нет своего брата
и эти ребята мне его заменяют.
Они мне как родные.
Я все сейчас делаю от души.
Даже когда моя бабушка умирала, она сказала,
что если вдруг этим людям понадобится помощь,
то она поручает мне помочь им во всем,
что потребуется.
Я Апба Лёсика уважаю и согласна со всем,
что здесь совершается,
со всеми словами, которые здесь произнесены.
Я желаю ему и всем его детям счастья и благополучия.
У меня самой есть дети,
я хочу чтобы и у меня все было благополучно.
Не хочется такую историю держать в своей семье.\
Я тоже хочу очиститься,
чтобы никто не смотрел на меня
и не говорил, что, мол, “на нас они порчу навели”.
И я в семье, со своими детьми хочу быть чистой,
того же самого желаю Лёсику и всей его семье.
Если все что я тут сказала,
я произнесла не от всей души,
и если я что-то утаиваю,
пусть я и мои дети будем прокляты.
На этих словах жрец прервал Зину и сказал что в данных обстоятельствах ей нельзя произносить таких слов, сейчас можно только говорить слова: “благослови”, “прости” и т.п. После этого Зина продолжила:
Я отношусь к ним по-доброму и с открытой душой.
Если что-то до нас произошло,
и мы имеем к этому отношение,
то все, что от меня зависит я делаю,
все что я сказала я сказала от души.
Я им всем желаю всяческого добра
и больше мне добавить нечего.
Жрец, вполне удовлетворенный произнесенной женщиной речью, сказал, что она произнесла все, что требовалось, что больше ей говорить ничего и не надо. Женщина выпила свой стакан и отведала по кусочку пирога, печени и сердца жертвенного бычка. После этого Лёсик попросил Зину Боджгуа принять в подарок отрез материи. Жрец сказал женщине, что она не должна отказываться от подарка и принять его в знак того, что она “с открытой душой относится” к Лёсику Апба и всему его роду. Тем не менее, женщина отказалась принять подарок тут же и из рук Лёсика. Однако это не означало отказа: она попросила, чтобы отрез положили на стол, откуда она заберет его уже после окончания общего застолья.
После этого жрец дал стакан с вином Лёсику Апба и тот начал говорить:
О Всевышний и Всемогущий,
ты все видишь.
Сегодня мы пришли по конкретному поводу.
Хотя эта история очень давняя,
нам пришлось прийти сегодня
и просить тебя.
Мы сами недавно узнали об этой истории,
ей более ста лет.
Раньше надо было это дело решить
и мы благодарны Зине Боджгуа за то,
что она согласилась помочь нам в этом деле
и прийти с нами сюда сегодня.
Я желаю ей благополучия,
чтобы она радовалась успехам своих детей,
чтобы мы общались между собой
только по хорошим делам.
Мы благодарны всем тем,
кто сочувственно отнесся к этому делу,
пришел и вместе с нами стоит здесь
и поддерживает нас.
Желаю всем присутствующим счастья и всего прекрасного,
чтобы они были защищены от несчастных случаев.
Еще раз благодарю Зину,
желаю ей благополучия и счастья.
Просим прощения у Заура за доставленное беспокойство.
Мы сегодня пришли сюда и
привезли все что было нужно,
все, что нам сказали привезти.
Безо всяких задних мыслей просим прощения,
дай Бог, чтобы нам это обернулось благополучием.
Спасибо Зауру за добрые слова, обращенные к Дыдрыпшу,
Спасибо всем, кто присутствует
и поднимает стаканы.
Закончив говорить, Лёсик Апба выпил свой стакан и отведал по кусочку печени, сердца и пирога. Затем жрец обратился ко всем пришедшим с Лёсиком членам фамилии Апба, которые вслед за главой своего рода произнесли положенные случаю слова, выпили вина и отведали по кусочку печени, сердца и пирога с большого подноса, которым обносила всех присутствующих одна из женщин фамилии Чичба.
Жрец обратился ко всем остальным участникам церемонии, попросил их подойти и “сказать добрые слова” по отношению к ее главным участникам. Несколько стариков громко произнесли свои тосты первыми, за ними то же, но гораздо короче и тише, сделали более молодые. После того, как каждый из присутствовавших мужчин произносил слова с добрыми пожеланиями фамилии Апба, Зине Боджгуа, жрецу святилища и всем присутствующим, он выпивал стакан вина и отведывал по кусочку пирога, печени и сердца жертвенного бычка. Затем жрец пригласил мужчин пройти к длинному общему столу, накрытому ритуальными блюдами: вареными кусками мяса жертвенного бычка и абыстой. Кроме этого на столе стояло множество графинов с “чистым” вином, в солонках лежала аджика и соль.
Обычно ритуальное застолье в подобных случаях проводится без женщин, для которых накрывается отдельный небольшой стол поближе к кухне. В данном случае, учитывая, что проклятие снимала женщина, ей был оказан большой почет. Зину Боджгуа, а также (как нам пояснил один из присутствовавших, “чтобы она не смущалась за мужским столом”) жену Лесика Апба, усадили рядом с жрецом - на самое почетное место во главе стола.
Застолье началось тостами жреца за Бога и апаимбара Дыдрыпша. Затем жрец передал бразды управления застольем одному из уважаемых стариков из числа своих соседей. Произнесенный тем третий тост был посвящен жрецу. После этого тамада разделил общий стол на части и назначил для каждой из них своего помощника, который должен был наблюдать за порядком и произносить необходимые случаю тосты.
Для составлявших “обслугу” церемонии молодых чичбовцев невдалеке от общего застолья был накрыл небольшой стол, за который вместе с ними были посажены и мальчики-подростки из их фамилии. В течение всего застолья “обслуга” внимательно наблюдала за его проведением и, по мере необходимости, подносила к столу новую пищу и вино.
К вечеру обильное застолье закончилось. К тому времени, как жрец прощался с последними из гостей, “обслуга” уже провела уборку, женщины помыли использованную посуду, а плотная коричневая бумага, застилавшая столы[10], была сожжена. К вечеру мало что напоминало о проведенной днем церемонии, участок жреца был, как обычно, аккуратен и чист.
Моление о прощении за нарушение принесенной в святилище клятвы
Данная церемония описывается на примере моления фамилии Ампар, которое состоялось в воскресенье 23 августа 1998 г. Инициатором проведения данного моления был Шлатр Ампар, занимавший видные хозяйственные и партийные посты в руководстве автономной республики в советский период. После того, как жрец представил нас и мы получили от старейшин ампаровцев разрешение на проведение съемок, Шлатр Ампар подробно рассказал о тех обстоятельствах, которые убедили его в необходимости проведения данного моления.
По словам этого крепкого коренастого старика, некоторое время назад его стали преследовать кошмарные сны, в которых его дом “провали-вался сквозь землю”, что предвещало всяческие беды для всей семьи. Позднее фамилию действительно стали преследовать несчастья и несколько ампаровцев трагически погибли. Стремясь преодолеть злой рок, по совету гадалки Шлатр Ампар принес жертву в святилище Лдзаа. Позднее, по совету жреца этого святилища Ф. Гочуа, еще одно жертвоприношение было совершено Шлатром в своем доме.
Однако и после совершенных жертвоприношений стариков фамилии не покидало беспокойство и они решили провести еще одно моление - на этот раз в святилище Дыдрыпш. Накануне моления подорвался на мине еще один из ампаровцев. По словам Шлатра, он долго убеждал погибшего отложить намеченную поездку в Гальский район и отправиться туда уже после проведения моления. Тот не послушал старика, поехал в назначенную ему смену и своей трагической гибелью еще раз убедил его в необходимости совершить очистительное моление в святилище Дыдрыпш. Старейшины фамилии решили, что ампаровцы должны отмолить нарушение данной их предками в 1931 г. в святилище Дыдрыпш клятвы о том, что ни один из членов фамилии никогда не вступит в колхозы.
Фамилия Ампар весьма многочисленна и хорошо известна в Абхазии. К назначенному времени на церемонию приехало несколько десятков празднично одетых ампаровцев, многие привезли с собой маленьких детей. Моление проходило на участке жреца Заура Чичба - в его левом, наиболее близком к горе Дыдрыпш углу, где ныне проводится большинство подобных церемоний.
Жрец попросил ампаровцев встать у него за спиной, а остальных отойти немного в сторонку. К нему подвели жертвенного бычка и сняли веревку с его шеи. Один из стариков-чичбовцев успокаивающе похлопывал бычка по бокам и придерживал его таким образом, чтобы он стоял мордой по направлению к горе. Жрец, также придерживавший животное за рога, встал лицом к горе и начал говорить:
Великий Бог, благослови нас.
Не оставь нас без своего внимания,
держи нас постоянно в поле своего зрения.
Ты всемогущий, ты соединяешь небо и землю.
По твоему желанию у тебя есть апаимбары,
для нас они также являются богами.
Сегодня к тебе пришли ампаровцы,
и маленькие, и большие - все кто смог прийти.
Кто-то не смог здесь присутствовать сегодня.
Прошу, чтобы все сказанное и сделанное мною сегодня
обратилось и на тех, кого тут сегодня нет.
Те, кто сегодня присутствует здесь,
пришли со всем, что необходимо:
с жертвенным бычком, хлебом и солью.
Они ничего не упустили и ничего не пожалели.
Они пришли по такому делу.
В то время, когда создавались колхозы,
кто-то поклялся, что не вступит в колхоз.
Кто-то сказал другое.
Потом в колхоз пришлось вступать,
а сегодня уже нет и самих колхозов.
Все происходит благодаря тебе:
и то что были созданы колхозы,
и то, что сегодня их нет.
В свое время ампаровцы,
как и многие другие фамилии,
поднялись к тебе и дали клятву в том,
что никто из их рода не вступит в колхоз.
Пришедшие поклялись и за себя, и за тех,
кто не пришел с ними из боязни,
что в колхозы все таки придется вступать.
Просим тебя, чтобы после этого жертвоприношения
ампаровцы вернулись домой и могли сказать:
“у нас все получилось, все те клятвы и проклятия,
которые были произнесены в прошлом, сняты,
они нам больше не мешают,
у нас все идет благополучно,
наши дети растут и развиваются”.
Сегодня кто-то из них, как и тогда,
не смог приехать.
Если кто-то из них болен -
пусть поправится после этого жертвоприношения.
Пусть у них будет такое хорошее настроение,
чтобы они могли сказать:
“если бы у нас были крылья -
мы могли бы взлететь”.
Сейчас я подробно не буду распространяться об их деле.
Единственно прошу тебя о том,
чтобы после жертвоприношения,
когда я буду с жертвенным сердцем и печенью просить тебя,
ты напомнил мне другие добрые слова,
которые я буду произносить в адрес всех тех,
кто здесь присутствует.
Чтобы все, что я скажу,
через тебя для них обернулось добром.
Сегодня мы все находимся в тяжелом положении.
Блокада закрыла границы слева и справа.
Дай Бог, чтобы после таких жертвоприношений
мы могли сказать, что у нас в стране все хорошо,
что мы окончательно освободились
и чувствуем себя спокойно и свободно,
чтобы большие народы могли
ставить нас в пример и говорили:
“мы тоже хотим жить
так же хорошо и благополучно,
как живут там, в Абхазии”.
Чтобы люди, живущие в Абхазии,
в будущем могли сказать:
“мы полноправные хозяева своей страны,
мы ни от кого не зависим
и ничего никому не должны”.
Все собравшиеся внимательно слушали жреца и присоединялись к его просьбам словом “аминь”. Когда жрец закончил говорить, один из чичбовцев обвязал веревкой рога бычка и повел его к месту заклания. Люди отошли к дому жреца, мужчины-чичбовцы начали церемонию жертвоприношения. Один из чичбовцев перерезал бычку горло. Жрец, видя, что это было сделано не совсем правильно и животное продолжает биться и хрипеть, взял у него нож и сам завершил начатое. Мужчины-чичбовцы прижгли огнем кровоточащую рану и когда животное затихло, начали разделку туши.
После того, как были сварены жертвенное мясо и абыста, а женщины приготовили пирог с сыром, все возвратились к месту моления. Жрец, а за ним все присутствующие, ополоснули лицо и руки водой. Один из мужчин-чичбовцев наблюдал, чтобы свеча, которую держал жрец, постоянно горела и зажигал ее вновь, если она гасла от порывов ветра. Жрец, с горящей свечой в левой руке и ореховой рогатинкой с нанизанными на нее печенью и сердцем жертвенного животного в правой, начал основную молитву:
О Всевышний, благослови нас,
дай нам теплоту своей души.
У тебя есть помощники-друзья,
которые тоже управляют миром.
К одному из них обращается род ампаровцев.
Сегодня они пришли из-за того,
что в то время, когда создавались колхозы,
весь род ампаровцев пришел к тебе, Дыдрыпш,
с клятвой о том, что никто из рода ампаровцев не вступит в колхоз.
Когда ампаровцы поднимались к тебе, Дыдрыпш,
не все ампаровцы там присутствовали.
Одни не смогли, другие не захотели.
Однако те, кто поднялся, принесли клятву
и за тех, кто был там, и за тех , кого там не было,
в том, что в колхоз не вступит никто из рода ампаровцев.
Вскоре они поняли, что клятва ими нарушена.
Они хотели прийти к тебе
и попросить о снятии условий клятвы,
но не смогли этого сделать сразу,
дело тянулось до сегодняшнего дня.
Сегодня наступил тот день,
когда они пришли с просьбой о том,
чтобы ты снял с них эту клятву,
послал им здоровье и благополучие.
Сегодня, как и в тот раз,
не все ампаровцы здесь присутствуют.
Кто-то болеет, кто-то работает,
кто-то учится, кто-то сидит в тюрьме.
Кто бы и где бы ни были те,
кто имеет отношение к роду ампаровцев - за всех прошу.
Обращаясь к тебе, буду просить за всех -
кто здесь и кого здесь нет.
Сегодня эти люди пришли сюда в сложное время.
Пролилась кровь, молодежь была вынуждена
встать на защиту родины и пролить свою кровь.
Дай Бог, чтобы это была последняя необходимость
защищать свой дом таким образом.
Большинство людей и представителей других народов
все таки желает добра и благополучия Абхазии,
желает, чтобы абхазы в Абхазии всегда были вместе.
Доброжелательных людей по отношению к Абхазии больше,
чем ее недоброжелателей.
Прошу для своей страны, для Абхазии,
спокойствия, мира и благополучия.
Сегодня в Абхазии тяжелое время,
у каждого человека сложная жизнь.
Просим тебя, чтобы у каждого из людей
жизнь стала более благополучной
и он почувствовал облегчение.
Чтобы с сегодняшнего дня каждый из присутствующих здесь,
и каждый из жителей Абхазии,
мог сказать, что жизнь пошла на поправку,
стала лучше, спокойнее и обеспеченнее.
Сегодня я еще и о другом хочу сказать.
Мне неудобно просить об этом
и я прошу прощения за такую просьбу.
Не всегда земля получает дождь, когда нужно,
и солнце, когда нужно.
Сейчас положение такое, что хочу попросить,
и еще раз прошу за это прощения,
чтобы ты посмотрел и на эту проблему.
Чтобы мы получали дождь, когда нужно,
и солнце, когда нужно,
чтобы земледельцы не страдали так,
как это происходит сегодня[11].
Сегодня просим чтобы
наши руководители долго правили страной,
а когда придет время и им надо будет уходить,
чтобы нашлась достойная им замена,
чтобы молодежь дружно встала, заменила их,
и жизнь продолжалась дальше.
Желаю благополучия всем здесь присутствующим -
большим и маленьким.
Чтобы когда бы вы ни обращались к Богу и апаимбару,
у вас всегда были добрые вести и добрые слова,
чтобы как можно меньше приходилось обращаться
по каким-то делам, подобным сегодняшнему.
Чтобы вы всегда обращались к Богу
с доброй душой и хорошими делами.
Все, что сегодня будет произнесено,
пусть пойдет во благо ампаровцам,
ибо именно они пришли к тебе сегодня
с жертвой и просьбой о помощи.
Я об этом молю и прошу тебя.
Я долго занимаюсь этим делом
и за это время было много случаев,
когда после таких жертвоприношений
и моего обращения к Богу,
люди приходили и благодарили за то,
что все получилось так, как надо.
Дай Бог, чтобы и после нашего жертвоприношения,
вы могли бы прийти ко мне и сказать:
“спасибо Заур, все произошло именно так, как ты сказал”.
Но нас тоже поймите правильно:
мы не профессора, мы лечим словом,
мы обращаемся к Богу, просим о помощи,
и он помогает нам всем, и вам в том числе.
В течение длинной речи собравшиеся поддерживали просьбы жреца словом “аминь” и вновь повторили его, когда он закончил говорить. Жрец прикрепил свечу к предназначенному для этого дереву и возвратился к столику, на котором лежали ритуальные пирог с сыром, печень и сердце. Один из мужчин-чичбовцев вырезал из центра пирога небольшой кусочек, отрезал по кусочку от печени и сердца жертвенного бычка. Жрец положил на кусок пирога отрезанные кусочки печени и сердца, посыпал их солью, окропил вином и сказал:
Пока этим Ачба-Чачба не накормлю досыта,
чтобы на вашу голову не пришло
никакого дурного пота и болезней,
чтобы у вас все было хорошо.
Обрати на нас свой взор
и дай нам теплоту своей души.
Все сказанные слова я произнес от души,
пусть они будут вам во благо.
Дополнительно посвящаю вам те слова,
которые я здесь не произнес,
но которые имеют отношение к такому обряду.
Пусть после этого у вас
все получится и все будет хорошо.
Спрятав предназначенные Ачба и Чачба кусочки в листве ближайшего дерева, жрец обратился к ампаровцам и предложил им подойти, поднять стаканы с вином, произнести “подобающие тосты и добрые слова” и отведать жертвенного мяса и хлеба. Старший из ампаровцев с многочисленными советскими орденами и медалями на груди, поблагодарил Всевышнего, жреца и всех пришедших за внимание к их роду. Он вновь повторил историю нарушения данной в святилище Дыдрыпш в 1931 г. клятвы, обратился к присутствующим с просьбой поднять стаканы, поддержать просьбу ампаровцев снять с них наказание и последними словами выразил надежду, что “все то, что вы отведаете, пойдет нам во благо и на пользу”.
Примерно о том же говорили все остальные ампаровцы, каждый из которых выпивал свой стакан вина и отведывал по кусочку пирога, печени и сердца. После них представители других фамилий также подняли по стакану вина, пожелали ампаровцам благополучия, исполнения их обращенной к высшим силам просьбы и съели по кусочку пирога, печени и сердца. После этого началось общее застолье.
Ежегодное моление жреческой фамилии Чичба
Такое моление может проводиться на территории святилища Дыдрыпш или, как и большинство совершаемых ныне молений, на участке жреца. Однако учитывая, что в конце лета 1998 г. в семье Заура Чичба был траур (незадолго до церемонии умер один из его родственников), ее было решено проводить в доме прежнего жреца. Этот дом находится на соседнем с Зауром Чичба участке, в нем ныне живет вдова В. Чичба и один из его сыновей со своей семьей.
Рано утром воскресного дня 6 сентября 1998 г. чичбовцы принесли в жертву первого бычка. Его мясо (наряду с абыстой, сыром, вином и чачей) было использовано для предварительного застолья тех из чичбовцев, которые взяли на себя все хлопоты по проведению церемонии. Второго бычка, более крупного, чем первый, принесли в жертву позднее - ближе ко времени основного моления.
Несколько женщин стояли у распахнутых настежь ворот и встречали приезжавших на церемонию со всей Абхазии со своими детьми чичбовцев. Два длинных, отдельных для мужчин и женщин стола, были установлены под брезентовым навесом (накануне начали собираться тучи и, по объяснению жреца, из-за этого было решено не проводить церемонии в самом святилище). Отдельный, небольшой по размерам стол, предназначался для подростков.
На церемонию приехало около сотни людей. Столик с ритуальным угощением был установлен в центре двора. Когда все собрались, жрец, одетый в национальную одежду, снял с себя пояс и расстегнул воротник френча (возможно, это символизирует обезоруженность и максимальную открытость жреца перед Богом). Он попросил членов фамилии Чичба встать лицом к горе Дыдрыпш у себя за спиной, а их родственников - рядом с ними. Затем взял горящую свечу в левую руку и рогатинку с печенью и сердцем жертвенного бычка - в правую и, глядя на гору Дыдрыпш, произнес слова ежегодного моления фамилии Чичба:
Великий Бог (Анцэа Дудза),
обрати на нас свой взор и теплоту души своей.
Пусть нам помогают и все твои семь помощников-апаимбаров,
которых ты создал и которые почти такие же как ты.
Сегодня чичбовцы со своим жертвенным животным,
со своим хлебом-солью пришли в этот двор и хотят просить тебя.
Не потому, что они где-то согрешили, или прокляты,
или чувствуют на себе какую-то порчу,
а потому, что так ведется испокон веков.
Все наши отцы, деды и прадеды собирались вот так
и просили тебя о том, чтобы весь их род,
где бы они ни находились, старшие и младшие,
все те, кто имеет отношение к роду чичбовцев,
не были обделены твоим вниманием.
Нет уголка земли и такого овражка, куда ты не заглядываешь.
Ты все видишь и поэтому род Чичба просит тебя,
чтобы ты не пропустил никого,
и собрал всех чичбовцев под свой взор.
Мы просим, чтобы ты постоянно наблюдал
за всеми представителями Чичба.
Сегодня не все из них присутствуют здесь:
кто-то болен, кто-то учится,
кто-то по каким-то другим причинам.
Кто бы они ни были, и чем бы они ни занимались,
все те, кто имеет отношение к роду Чичба,
мы просим, чтобы ты не оставил нас без внимания,
постоянно заботился и оберегал нас.
Мы просим тебя об этом сегодня,
и в дальнейшем мы тоже будем просить,
чтобы ты не оставил нас без внимания.
Когда бы мы ни просили,
в какой бы обстановке это ни происходило,
мы всегда просим, чтобы ты относился к нам одинаково,
с добротой и пониманием,
чтобы ты оберегал нас во всем.
Также я прошу не оставлять без внимания всех гостей,
которые сегодня присутствуют здесь помимо чичбовцев,
кто бы они ни были,
и к какой бы национальности ни принадлежали,
всех, кто защищал Абхазию:
и тех, кто тут находится, и тех, кого тут нет.
Где бы все они ни были -
пусть у них все будет благополучно.
Распространи на них свою доброту
и возьми под свою защиту.
Царство небесное тем,
кто отдал жизнь за свободу Абхазии,
пусть душа их увидит, что они это сделали не зря.
Правительство чтобы долго руководило,
и чтобы кроме них не было правителей в Абхазии.
Много других добрых слов еще долго можно говорить.
Все, что я сказал, и не сказал - Бог знает.
Пусть все это идет во благо всем,
кто присутствует здесь сегодня.
Пусть все, кто после меня подойдет,
будь то чичбовцы, гости, зятья,
поднимет тост и скажет добрые слова,
пусть каждый из них почувствует,
что все свершилось, как они сказали,
чтобы они это увидели в ближайшее время.
После этих слов жрец положил рогатинку на столик, пошел по направлению к горе Дыдрыпш и прикрепил горящую свечу к проволочной ограде участка (ни одного дерева поблизости не было). Затем он вырезал из центра пирога с сыром кусочек, положил на него по кусочку сердца и печени жертвенного бычка, посыпал их солью и произнес:
Вот это Ачба-Чачба пока я не раздам,
и не накормлю их всех,
пусть на вашу голову
не падет проклятие и порча,
пусть у вас все будет благополучно.
После этих слов жрец полил кусочки вином, отошел и прикрепил их к проволочной ограде, немного дальше, чем горящая свеча. Вернувшись к столу, он взял стакан с вином и вновь начал говорить:
Всевышний Бог, я вспомнил о том,
что я не сказал во время своего моления.
Если вдруг кто-то из тех,
кто должен был внести свою частичку
в приготовление всего этого жертвенного,
по состоянию своему не смог сегодня,
в этом году, внести свою лепту,
дай Бог, чтобы у него пошли дела в будущем году.
Чтобы в будущем году он это восполнил
и чтобы в будущем году он смог бы внести свою долю.
Несмотря на то, что сейчас он не внес свою долю,
пусть все добрые слова и благословения
распространятся и на таких, если они имеются.
Жрец выпил вино и попросил присутствующих подходить, отведать ритуального угощения и произнести подобающие случаю слова. Затем все были приглашены к столу, на котором, наряду с обычными ритуальными блюдами, были и разнообразные торты и выпечка, привезенные с собой приехавшими на церемонию женщинами.
По своей атмосфере, составу участников и блюдам ритуального застолья ежегодное моление жреческой фамилии Чичба весьма отличалась от других обращенных к Дыдрыпшу молений. Внешне оно походило на поселковое моление ацу-ныха: с тою лишь разницей, что в нем принимали участие только однофамильцы и их “зятья” (но не невестки: в нежелательности их присутствия на данной церемонии, скорее всего, проявляется влияние былого запрета женщинам на посещение традиционных молений). Тем не менее, по своему внутреннему содержанию это моление продолжает оставаться фамильным.
Снятие греха кровосмешения и ложной клятвы
Данная церемония состоялась в воскресный день 13 сентября 1998 г. События, за которыми последовало данное моление (грех кровосмешения и данная впоследствии ложная очистительная клятва в святилище) считаются в абхазском обществе особенно позорными и это наложило свой отпечаток на всю церемонию. К ее началу приехало лишь несколько мужчин, принадлежавших к многочисленной абхазской фамилии Г. (которая мною не будет указываться полностью по вполне очевидным причинам). Когда на обычное теперь место моления на участке Заура Чичба привели жертвенного бычка, все они встали за спиной жреца, который, с помощью одного из стариков-чичбовцев повернул животное мордой к горе Дыдрыпш и начал говорить:
О Всевышний, не оставляй нас без своего внимания.
Управляй нами на радость народу.
Ты, всесильный, соединяешь небо с землей.
У тебя семь помощников-друзей,
с помощью которых ты управляешь своими делами.
Вы делаете одно дело, все вы для нас боги.
Вы уже не раз показывали свое могущество.
Сегодня посетили тебя потомки Г.Ч.
все, кто пошел от этого человека здесь находятся.
Если кто-то из них не смог прийти и отсутствует,
то все равно в своих молитвах
мы просим и за них тоже.
Сегодня они пришли
со своим жертвенным животным, хлебом и солью,
ничего не пожалели и сделали все,
как полагается и как им сказали.
Они пришли просить по такому поводу.
Дочь и сын двух братьев совершили большой грех
и пришли некоторое время назад к тебе и дали клятву.
Но сегодня они снова пришли к тебе и просят прощения,
чтобы ты посмотрел на них и помог им.
Здесь очень много можно говорить и долго,
но я этого не буду делать.
Ты сам знаешь эту историю и все, что тут происходило
и по какому поводу они здесь находятся сегодня.
Прошу чтобы ты посмотрел и решил справедливо,
учитывая то, что люди раскаялись
и пришли к тебе вторично просить об этом.
Ты всемогущий и всесильный,
я уже несколько лет прихожу как жрец и молю тебя.
Было много случаев, когда я приходил к тебе и просил за людей.
После этого многие из них на себе это ощутили,
приходили и говорили: “все как ты сказал случилось” и благодарили.
Я прошу, чтобы и сегодняшняя моя просьба
была услышана и ты поступил так же, как и раньше.
Люди, которые сегодня пришли -
это уважаемые и хорошие люди.
Они хотят добра для себя и других людей.
Среди нас и другие люди,
которые хорошо относятся к Абхазии,
много гостей: уже прибывших и тех,
которые еще должны подойти.
Я прошу, чтобы ты свое благо распространил на них всех,
чтобы все, что я буду говорить по этому поводу, свершилось.
Пусть на вас всех распространится
доброта и теплота души Бога
и вы будете благословенны.
После этих слов чичбовцы повели бычка к месту заклания. Ко времени начала основной молитвы количество присутствовавших на церемонии членов отмаливающей грех фамилии, приехало несколько женщин с детьми. Однако их общее число так и не превысило двадцати: большинство приехать постыдилось. Когда все было готово к основной части моления, жрец, со свечой в левой руке и рогатинкой с жертвенными печенью и сердцем в правой, начал говорить:
Всевышний, не оставляй нас вне поля своего зрения.
Дай нам тепло души своей.
Обрати свой взор на радость всем нам.
Ты могучий, всесильный, объединяешь небо и землю.
По твоему желанию у тебя семь апаимбаров:
помощников-друзей, которые также помогают тебе.
Ты, Дыдрыпш, среди них, семи помощников-аных,
самый главный и руководишь ими всеми.
Вот сегодня к тебе пришли дети К.Г.
Эти люди сегодня посетили тебя
с хлебом, солью, жертвенным животным.
Они пришли по поводу того,
что в недавнем прошлом,
когда Володя Чичба был жрецом,
приходили к тебе Г.Ш. и Г.Ж.
Жора, царство ему небесное, покинул нас недавно.
Кроме него, умершего, все, кто к тебе тогда приходил, здесь.
Они приходили тогда из-за того,
что дети Г.Ш. и Г.Ж. - братьев, согрешили и пришли к тебе.
После этого между братьями
встала аныха - ложная клятва.
Но это родные и близкие люди,
которые должны общаться, поддерживать друг друга,
и не справедливо, что между ними встала аныха.
Поэтому мы тебя просим сегодня.
Здесь присутствует парень,
а девушка виновная в этом деле находится дома.
Все, кто тут присутствует, просят тебя:
если есть такая возможность -
сними с нас это проклятие,
чтобы мы в дальнейшем
как близкие родственники общались.
Просим за всех живых - маленьких и старших.
Пусть после этого моления
весь род очистится и почувствует,
что с него снято это проклятие
и аныха уже не мешает в дальнейшей жизни.
Чтобы потомство разрасталось
и люди больше не чувствовали
дурного влияния этого проклятия.
Здесь много слов которых я не произнес,
да я и не в состоянии, хоть я и жрец, твой слуга,
все это преподнести так, как ты этого достоин.
Несмотря на это, ты сам знаешь эту историю,
ты сам знаешь какие слова нужно произносить,
ты знаешь как поступить после того,
как я, твой слуга, произнесу свои слова.
Сегодня также здесь много наших гостей,
людей которые любят Абхазию, занимаются наукой
и от души поддерживают все, что тут происходит.
Я прошу, чтобы ты обратил свой взор и на них тоже.
Пусть это будут соседи или просто случайные люди,
все, кто сегодня здесь, и попробует твой хлеб-соль,
пусть почувствуют твое благосклонное отношение.
Я все говорю сегодня от души.
Дай Бог, чтобы через некоторое время люди,
ради которых тут все это делается,
пришли и сказали: “спасибо, вышло все так, как ты сказал”.
Пусть на всех присутствующих
распространится благословение ангелов-апаимбаров
и пусть все, что тут будет сказано,
благотворно скажется на всех тех,
кто сложился и принес сюда жертвенные хлеб-соль.
Всем желаю благополучия, чтобы у вас все было хорошо.
Когда жрец говорил последние слова, один из стариков пришедшей совершить очистительное моление фамилии жестом спросил у его помощника о том, пора ли доставать деньги? В ответ тот показал рукой в сторону столика с ритуальным угощением и старик молча положил деньги на краешек пирога с сыром. Тем временем жрец закончил говорить и прикрепил свечу к предназначенному для этого дереву. Затем он вырезал из середины жертвенного пирога небольшой кусочек, положил на него только кусочек печени жертвенного животного (вопреки бытующей практике он не отрезал кусочек сердца), посыпал солью и сказал:
Это Ачба-Чачба пока я не распространю,
и не размножу между всеми,
пусть все люди, которые здесь собрались сегодня,
не знают горя, несчастий и дурного пота,
пусть живут в благополучии.
Я прошу тебя, чтобы все это свершилось.
После этих слов жрец полил кусочки жертвенного пирога и печени вином, отнес их к молодому деревцу и спрятал там в густой листве. Затем он выпил свой стакан вина и пригласил отмаливающую грех фамилию произнести подобающие случаю слова и отведать ритуальной пищи и вина. Жрец дал стакан с вином старшему из стариков, понуро стоявших за спиной жреца в течение всего моления. Тот начал говорить:
Благослови нас и не оставь без внимания.
Все Г., что тут собрались, просят тебя.
Дай Бог, чтобы у всех вас было
здоровье, успех и благополучие,
чтобы дети ваши не болели,
и чтобы много их было у каждого,
чтобы все, что тут было сказано, свершилось.
Чтобы все, к кому относились
произнесенные тут слова, могли сказать,
что все вышло так, как мы хотели.
Спасибо Зауру за все сказанные слова,
дай Бог тебе здоровья.
Сегодня мы пришли по неприятному делу.
Это был двор, где всегда веселились и пели.
После этого случая там все изменилось.
Сейчас там захлопнуты двери, не чувствуется жизни.
Дай Бог, чтобы после сегодняшнего очищения,
прежняя радость вернулась в этот дом.
Дай Бог, чтобы такого никогда, нигде,
ни в каком доме не случалось.
Спасибо Зауру за теплые слова,
дай Бог, чтобы его слова обернулись добром всем,
к кому они относятся.
Благодарю всех, кто присутствует
и сочувствует тому, что здесь происходит.
После того, как все присутствовавшие произнесли подобающие случаю слова и отведали ритуальной пищи и вина, началось общее застолье. Мужчины сели за один стол. Другой, расположенный рядом, был накрыт для приехавших проводить видеосъемку моления групп американского и абхазского телевидения (на этот раз туда же посадили женщин и детей). Присутствие на церемонии американских и абхазских тележурналистов (на котором настояли сопровождавшие их абхазские чиновники) было весьма некстати: в данном случае любая огласка дела была для отмаливавшей свой грех фамилии особенно нежелательной.
Присутствие многих посторонних людей болезненно воспринималось пришедшими просить о снятии греха стариками. Жрец, также не желавший излишней огласки данного дела, говорил о нем весьма туманно и таким образом, чтобы не раскрывать его сути посторонним. Скорее всего именно нервная атмосфера данной церемонии привела к определенным ритуальным неточностям, которые были допущены жрецом в тот день.
Снятие нескольких грехов и проклятий
Данная церемония описывается на примере моления рода Джантамыр фамилии Хагба, которое состоялось в воскресенье 22 августа 1999 г. Это моление имело свою предысторию, которая наглядно показывает роль разного рода гаданий в системе религиозных представлений современных абхазов. Ранее уже отмечалось, что многие участники очистительных молений (ампаровцы и другие) указывали, что побудительным мотивом для проведения церемонии стали повторявшиеся у них вещие сны, либо постоянные беды и семейные неурядицы, за объяснением которых люди обращались к различным гадалкам. Представляется целесообразным на примере моления одного из родов фамилии Хагба прояснить данную тему. Мое давнее знакомство с семьей Хагба и многими людьми, принимавшими участие в излагаемых ниже событиях, значительно облегчило эту задачу.
Об истории гадания, предшествовавшего очистительному молению, нам рассказала уроженка села Ачандара Марина Хагба - ныне проживающая в Москве и занимающаяся мелкой торговлей. По ее словам, причиной поездки к гадалке стала смерть нескольких ее близких родственников, а также то, что “в жизни не было ничего хорошего, одни беды и несчастья”. Под влиянием преследовавших семью бед Марина Хагба, ее старшая сестра и брат Динарик в 1996 г. решили поехать к проживающей в Сухумском районе известной гадалке.
Гадалка оказалась довольно молодой абхазкой, матерью нескольких маленьких детей. По словам М. Хагба, за какое-то время до описываемых событий эта женщина “заболела божьей болезнью: лежала не вставая и как бы спала три месяца, общаясь все это время с Богом”, а после своего выздоровления она обрела дар лечить и делать предсказания.
Гадалка посадила старшую сестру Марины за стол, на котором стояли иконы и лежали карты, зажгла свечу, стала смотреть сквозь пламя на сидящую напротив женщину и задавать ей вопросы. Затем она закрыла глаза и “как будто начала разговаривать с Богом”. После этого гадалка вновь посмотрела на женщину сквозь пламя свечи и сама стала рассказывать историю семьи Хагба так, “как будто давно ее знала”.
На вопрос о причине постигших хагбовцев несчастий гадалка ответила вопросом: проклинались ли в прошлом их род и фамилия? Действительно, как вспомнил тогда Д. Хагба, подобное проклятие имело место в далеком прошлом, но его обстоятельства были пришедшим неизвестны. На это гадалка ответила, что в таком случае ей требуется “дополнительно посмотреть, спросить, пообщаться с Ним и Он покажет, что вам нужно сделать”. Она еще какое-то время смотрела на лежащие на столе предметы, шептала что-то на “непонятном языке” как бы снимая проклятие с пришедших. Затем попросила принести кукурузную муку, полотенце и иголку, произнесла над ними снимающие проклятие заклинания и приказала выбросить все в реку.
По словам гадалки, проделанный ею очистительный обряд лишь временно поможет пришедшим и будет действовать в течение ограниченного времени - не более года. Чтобы проклятие было снято окончательно, тот род фамилии Хагба, над которым оно тяготеет, должен “порезать животное и кровь пролить на аныхе в своем селе”. Гадалка настоятельно советовала пришедшим обратиться к жрецу святилища Дыдрыпш и рассказать ему о своем деле: “скажите ему, что вы не знаете об обстоятельствах проклятия: он знает, что нужно сказать в таком случае и что требуется сделать”.
Об оплате своих услуг гадалка ничего не говорила, но обычно пришедшие к ней люди “сами дают ей столько, сколько могут”. В тот раз Д. Хагба дал ей 50 рублей, принять которые женщина поначалу отказывалась и взяла лишь после уговоров.
Занятые повседневными заботами хагбовцы не последовали совету гадалки, не обратились к жрецу. Примерно через два года после гадания трагически погиб Динарик, лишь после этого хагбовцы пришли к жрецу. Жрец и старики фамилии путем расспросов родственников и односельчан стали выяснять обстоятельства давнего проклятия. В результате они узнали, что над хагбовцами тяготеет не одно, а несколько проклятий за грехи их предков.
Первое проклятие считалось посланным высшими силами в наказание за то, что примерно в 1920-х гг. (“когда жрецом был Конач Чичба”), один из хагбовцев из рода Джантамыр разбил закопанный в землю кувшин для вина - ахапщщьа, имеющий по представлениям абхазов важное ритуальное значение. Об этом случае Заур Чичба знал с детства по рассказам своих родителей: его отец также был тогда среди молодых шалопаев, разбивших кувшин (в нем не оказалось вина, на которое они так рассчитывали). В то время подгулявшие юноши смотрели на кувшин лишь как на тару для вина, теперь же их поступок стал рассматриваться как святотатство.
Обстоятельства второго проклятия были следующими. Примерно семьдесят лет назад (по подсчетам Артема Хагба - ныне одного из старейшин рода) юноша из фамилии Гунба похитил девушку Хагба, но ее родственники, не желавшие этого неравного по их мнению брака (они считали свою фамилию более высокой, к тому же жених имел репутацию пьяницы, гуляки и дебошира), в тот же день вернули ее обратно в родительский дом. Однако жених вновь повторил свое похищение. Хагбовцы посчитали себя опозоренными и во время вспыхнувшей ссоры похититель был убит одним из мужчин фамилии, принадлежавшим к роду Джантамыр. В ходе последовавшей вслед за этим кровной мести были убитые и раненые с обеих сторон.
Среди убитых оказался и брат похищенной девушки (не из рода Джантамыр). Вдова убитого прокляла тех, кто стал виновником его смерти в святилище Дыдрыпш. Теперь старики посчитали, что то проклятие легло не на гунбовцев, а на род Джантамыр, так как его члены совершили первое убийство, которое и стало причиной всех последующих смертей. Хагбовцы из рода Джантамыр в свое время не придали никакого значения данному проклятию, а после смерти самой вдовы и вовсе о нем позабыли.
Третье проклятие было связано с кражей, произошедшей в магазине, который принадлежал одному из хагбовцев. Хозяин обвинил в краже одного из рабочих магазина по фамилии Чичба и проклял его. Чтобы доказать свою невиновность подозреваемый принес очистительную присягу в святилище Дыдрыпш, в которой попросил Бога и апаимбара “показать истину”. Теперь в наказании хагбовцев старики увидели кару за давнее несправедливое обвинение.
Когда хагбовцы из рода Джантамыр собирали деньги на проведение очистительного моления, они сами определили размер вознаграждения жрецу (500 рублей, что составляло тогда примерно 20 долларов) и готовившим ритуальный пирог с сыром женщинам (по 50 рублей). Кроме того, они купили отрез ткани для старушки, которая снимала одно из проклятий. Ей же они решили дать ей еще 200 рублей “за то, что она с доброй душой снимет проклятие”.
В связи с летней жарой и повторившейся в 1999 г. засухой обряд жертвоприношения был проведен рано утром. Хотя в нем участвовало лишь несколько человек, он полностью повторял ту церемонию, которая уже описывалась на примере других аналогичных молений. Позднее, когда собрались все участники церемонии, началась ее основная часть. Она также повторяла аналогичные моления, однако в связи с тем, что одновременно отмаливались сразу три греха, молитва жреца состояла как бы из трех частей. Она гласила[12]:
Великий Боже, обрати на нас
тепло своих очей и теплоту своего сердца.
Ты соединяешь собой землю с небом.
Ты держишь под своим крылом семь апаимбаров,
которые смотрят за Абхазией.
Вы идете одним путем,
то, что вы говорите едино,
и то что вы думаете едино.
Сегодня вы, семь апаимбаров,
охраняющие Абхазию с древнейших времен,
идете единым путем.
Просим вас благословить нас
теплотой своего сердца и теплом своей души.
Великий Дыдрыпш (Дыдрыпш Ду), ты старше всех.
Сегодня тебя посещают хагбовцы
со своими детьми и потомками.
Род Алеши Хагба, сына Аббаса, посещает тебя.
Здесь и Каня Хагба, она сегодня старше всех нас,
тут собравшихся.
Сегодня они просят тебя о следующем.
Вначале, когда они попросили меня
вместе с ними прийти к тебе,
я спросил из-за чего они хотят тебя посетить?
Вот первое, что они сказали.
Аббас Хагба, Ардзинба Кута и мой отец дружили.
Они были ровесниками, вместе гуляли, ели и пили.
Однажды они сидели у нас дома
и летом открыли кувшин.
В этом нет проклятия и мать мне
о том случае рассказывала.
Тут нет проклятия,
но если что-то было и есть с этой стороны:
может быть от них, или от нас
со стороны моего отца,
я прошу, чтобы ты снял это проклятие.
Одни говорят, что камень бросили в кувшин,
другие говорят, что в кувшин стреляли.
Точно уже никто не знает.
Если что-то есть с этой стороны,
я прошу, чтобы ты открыл им дорогу.
Я и от имени отца прошу,
чтобы благодаря твоей силе эти люди могли сказать:
“более у нас нет боли и горя по этой части”.
Когда-то давно Аббас был старшиной села
и имел в доме магазин на первом этаже.
Когда-то давно я слышал, как говорят одним ухом,
что в то время там работал Чичба:
то ли Конач, то ли кто другой.
Однажды он закрыл магазин и ушел, а магазин ограбили.
После ограбления они произнесли проклятие.
Чичба пошли к аныхе.
Я уж не знаю, знал Аббас об этом человеке[13] до ограбления
или узнал о нем после.
Теперь нам все не очень понятно,
но после того, как Чичба сказал “аныха” -
многое прояснилось.
И по этому делу я прошу тебя,
чтобы ты остановил действие этого проклятия.
Я думал, и они думали об этих двух случаях,
когда решили устроить сегодня моление.
До сегодняшнего дня я у многих спрашивал.
Многие сказали: “жалко этих людей”.
И Кварчелия Милтон[14] сказал,
чтобы мы все сделали, чтобы помочь этой семье.
Мы пошли в семью Агрба.
За давностью лет им было трудно вспомнить,
но они с большим уважением отнеслись к тому,
что мы пришли, и они сказали.
Это было очень давно и теперь уже нет свидетелей
и мало кто о том деле помнит.
Дочь Хагба Кадыра умыкнули гунбовцы.
За ней пошли чтобы вернуть Бас, Габриэл и Час Хагба.
Но те не хотели возвращать и произошла перестрелка,
был застрелен один из гунбовцев.
В отместку гунбовцы собрались
и в погоне за Басом Хагба[15] они убили Часа Хагба.
Родичи Часа из-за его гибели прокляли на аныхе тех,
кто стал причиной его гибели.
Поэтому тут присутствует Каня Хагба -
старшая в этой семье,
чтобы дать добро на снятие этого проклятия.
Если по всему сказанному что-то и было сделано,
Дыдрыпш, мы просим тебя помочь этим людям.
Ты понимаешь, что не просто прийти к тебе
с детьми и внуками, с хлебом и солью.
Ты должен понять это и помочь этим людям.
Если еще есть что-то, о чем они не знают,
После того как они, поставив впереди себя жреца,
поведали тебе о своей боли,
то все наше желание -
чтобы ты благословил нас на путь к тебе.
Пусть после того, как они посетили тебя,
они смогут сказать,
что к ним вернулось здоровье и благоденствие,
что они встали на путь истинный,
что ты нас всех наставил на путь истинный.
Здесь стоит Артем Хагба, он болеет.
Во имя него сегодня совершается это моление,
пусть к нему вернется здоровье,
здоровым же добавь здоровья.
Все, кто тут стоят - происходят из рода Аббаса.
Где бы они ни находились - здесь ли, в России,
в армии или в другом месте -
пусть твой взор всегда сопровождает их в пути.
Все те, кто стоит здесь,
вы очень много перенесли в жизни.
Пусть он окинет вас добром своих глаз
и добротой своего сердца.
Пусть он покажет вам истинный путь.
Здоровья всем тем, кто пришел сюда вместе с Каней Хагба,
всем, кого она воспитала и воспитывает.
Пусть повысится рождаемость и род ваш возродится.
Хагба Каня, ты пришла сюда сегодня для того,
чтобы снять проклятие со всех оставшихся в роду.
Будь здорова со всеми теми,
кого ты воспитала и будешь воспитывать.
Я прошу тебя, и после меня ты будешь просить.
Пусть ты сможешь сказать о себе: “я счастливая была”.
Пусть ты сможешь сказать обо мне:
“ты с доброй ногой нас сюда привел”.
Все те, кто сегодня присутствует на молении,
будь то сосед, гость или кто бы он ни был,
пусть он сможет сказать:
“после посещения Великого Дыдрыпша (Дыдрыпш Ду)
все самое доброе и хорошее,
что можно получить от жизни, я получил”.
Пусть после того,
как мы показали печень[16] Великому Дыдрыпшу,
мы могли сказать,
что в Абхазии наступило благоденствие,
что кончились наши беды.
Пусть не будет засухи,
пусть пойдет дождь
и настанут хорошие времена,
пусть все другие народы скажут,
что именно в Абхазии находится рай.
Когда жрец закончил свою речь, он, в отличие от зафиксированной в предыдущем году практики, прикрепил горящую свечу не к дереву (оно в прошлом нередко загоралось от ее огня), а к новому деревянному столбику ограды. В верхушку этого столбика был забит специальный железный штырек для насаживания свечи, однако когда ветрено, то она крепится сбоку: для того, чтобы пламя не гасло. Жрец вновь обратился к присутствующим:
Великий Бог, окинь нас теплом своих очей
и теплотой своего сердца.
Благослови нас.
Если я что-то забыл - вы сами просите,
и те, кого вы пригласили -
тоже попросят для вас благоденствия.
Однако в это время один из чичбовцев подошел к нему и тихонько подсказал, что еще рано передавать слово другим. После этого жрец произнес: “Я неправильно делаю, прости меня Господи, прости”. Он отставил свой стакан, вырезал из центра пирога кусочек, положил на него по кусочку печени и сердца жертвенного животного, окропил все вином и произнес:
Пока я эти кусочки пирога, печени и сердца
не разделю между Ачба и Чачба,
пусть на вашем лбу не выступает дурной пот,
пусть только добро побеждает в ваших помыслах.
После этого обряд продолжался согласно заведенному порядку. С пожеланием добра всем присутствующим жрец выпил свой стакан вина и попросил Каню Хагба сказать свое слово. Каня, худенькая старушка с седой головой, поддерживаемая одной из более молодых женщин, сказала тихим голосом:
Я открыта перед вами и перед Господом.
Как открыт мой ремень,
так открыто и мое сердце.
Все, что нужно было сказать,
уже сказал Заур Чичба.
Мне нечего добавить.
Каня пригубила вино, отведала ритуального угощения и после этого женщины сразу ее увели: старушке трудно было стоять. После нее говорил старейшина рода Джантамыр Хычкур Хагба:
Сегодняшнее дело - это дело не наших годов, оно было до нас.
Когда два рода сказали, что нужно прийти - мы пришли.
Дай Бог, чтобы все, что сказал Заур Чичба, сбылось.
Мы со времен наших дедов и отцов друг друга любили и уважали.
Пусть с сегодняшнего дня это продолжится.
Затем тот из старейшин рода, которому это было поручено заранее, в своей речи поблагодарил Заура Чичба и положил предназначенные жрецу завернутые в бумагу 500 рублей на столик с ритуальным угощением. Затем он преподнес Кане Хагба отрез ткани и деньги, а также положил на столик деньги, предназначенные для женщин, которые готовили ритуальный пирог с сыром. Все присутствующие выразили надежду, что после моления отношения между двумя родами фамилии Хагба “станут еще лучше” и все сказанное жрецом сбудется.
Ранее уже говорилось, что некоторые из абхазских стариков продолжают считать имя Аллах одним из наименований Бога-Творца. Видимо, в прошлом подобная практика была весьма распространенной, теперь же она становится редкостью. Данью этой ныне исчезающей традиции были слова одной из пожилых женщин фамилии Хагба:
О Боже (Анцэа), если есть грех,
прошу Господи, чтобы с твоей помощью
и с помощью Заура Чичба он был снят.
О Аллах, прошу тебя чтобы он был снят.
После того, как все присутствующие отведали ритуального угощения и произнесли подобающие случаю слова, началось общее застолье, завершившее собой моление рода Джантамыр фамилии Хагба.
Общеабхазское моление
Наряду с молениями отдельных ажвла и абипар, в святилище Дыдрыпш проводятся моления общеабхазского масштаба. Таковыми были упоминавшиеся ранее моления абхазов с просьбой к Богу и апаимбарам о заступничестве в 1989 и 1992 гг. Спустя год после победы над грузинской армией в проведенном Зауром Чичба благодарственном молении приняло участие практически все государственное руководство Абхазии, включая ее президента В.Г. Ардзинба. С тех пор ни одно из проводимых в святилище молений общеабхазского масштаба (в благодарность за защиту Абхазии и т.п.) не обходится без участия представителей правительства Абхазии.
Благодарственное моление Богу и Дыдрыпшу может проводиться и за пределами села Ачандара. В июле 1998 г. оно было проведено в столичном Сухуме, где Заур Чичба совершил жертвоприношение и, в присутствии всего абхазского руководства во главе с президентом, поблагодарил Бога и Дыдрыпша “за быструю и счастливую победу” в майских боях 1998 года с грузинскими войсками в Гальском районе.
Общеабхазское моление в святилище Дыдрыпш, на котором нам удалось побывать 15 мая 2000 г., имело целью обращение к Богу и семи апаимбарам с просьбой, чтобы они образумили криминализованную часть молодежи и обеспечили благополучие и мир всей стране.
Моление проводилось в святилище Малый Дыдрыпш. Ко времени его проведения последствия оползня на дороге уже были ликвидированы и машины президента и других знатных гостей, хотя и не без трудностей, смогли подняться в гору. С дороги все приехавшие пешком спустились к святилищу. Там уже стояло несколько застеленных бумагой длинных столов, ниже которых были привязаны оседланные лошади, на которых к месту церемонии приехали некоторые из жителей окрестных мест. Еще ниже на кострах готовились абыста и мясо.
Жрец и обслуживавшие церемонию чичбовцы, а также другие жители Ачандары (в основном члены местной администрации) подчеркнуто тепло здоровались со всеми спускавшимися сверху людьми. Среди многочисленных приехавших на моление гостей были члены правительства и парламента Абхазии, представители всех районов страны, а также главы православной церкви и мусульманской общины Абхазии. Состав гостей был определен по указанию президента, который, согласно местным традициям, имел на это право, так как все расходы по проведению церемонии оплатило абхазское правительство. Кроме того, Заур Чичба, уже от своего имени, пригласил на данное моление жрецов тех входящих в число быжныха абхазских святилищ, которые к настоящему времени возобновили свою деятельность.
Глава нынешней абхазской православной церкви отец Виссарион спустился в святилище одним из последних. Одетый в длинную черную рясу священник нес перед собой большую икону современного письма, написанную по византийскому канону. На ней Богоматерь с младенцем была изображена на золотом фоне и икона ярко сияла в лучах южного солнца. Православный священник, подобно своим далеким предшественникам, осенял всех собравшихся в святилище сияющей иконой Богоматери.
Моление началось согласно обычному порядку. Жрец ополоснул водой руки, лицо и рот, снял пояс, расстегнул ворот рубахи и попросил собравшихся отойти в сторону и не загораживать от него гору. Затем он встал рядом со столиком с ритуальной пищей, взял в левую руку горящую свечу, в правую – рогатинку с печенью и сердцем жертвенного животного, повернулся лицом к горе и начал говорить[17]:
Великий Бог, обрати на нас свой взор.
Ты, всемогущий, владеешь небом и землей.
У тебя есть семь апаимбаров,
то, что вы делаете – едино.
Просим вас: оберегайте нас.
Многие спрашивали: о чем мы пойдем просить сегодня?
Мы пришли к великому Богу, великому Дыдрыпшу
и всем семерым апаимбарам потому,
что после войны многие начали погибать,
многие ребята кривую дорогу выбрали.
Мы очень страдаем из-за этого.
Вам под силу все, что вы захотите.
Нет ничего такого, чего вы не можете сделать.
Поэтому мы просим вас:
покажите прямую, светлую дорогу тем,
кто выбрал кривую дорогу.
Пусть они окажутся вместе с достойными людьми нашей земли.
Оберегайте пострадавших, пусть они больше не понесут урона.
Пусть будет благополучие и процветание
у других национальностей, живущих в Абхазии,
и желающих абхазам и абхазской земле добра.
Пусть будет процветание у всех людей с северного Кавказа,
у всех тех стран и народов,
которые желают абхазам процветания в Абхазии.
Пусть мы будем встречаться в мирной, спокойной обстановке.
В Абхазии пролилось много крови,
горестный груз лежит на наших плечах.
Поэтому мы вместе с нашим президентом пришли просить вас.
После войны мы вместе с президентом приходили
поблагодарить вас за то,
что вы оставили нас на своей земле, в Абхазии.
Сегодня мы пришли по просьбе нашего правительства.
Отныне оно будет каждый год выделять из бюджета деньги на то, чтобы мы приходили к ногам всех семи апаимбаров
и просили о благополучии и о том,
чтобы больше не было горя и проблем.
И пусть у нас не будет других забот,
кроме как приходить к вашим ногам и просить вас.
В этом году мы пришли к тебе, Дыдрыпш.
Позже мы, жрецы, встретимся и определим
порядок и очередность проведения таких праздников.
Благодаря правительству Абхазии деньги на это будут выделяться.
Тем, кто восстановил этот обычай, я желаю,
чтобы у них всегда было благополучие, легкое сердце и здоровье.
Пусть у них будет больше сил, чем требует их работа,
пусть они всегда стоят со своим народом.
Президент, я желаю тебе благополучия,
чтобы ты и Абхазия были едины,
чтобы ты был с Абхазией всегда.
Сегодня мы находимся в святилище Дыдрыпш.
Великий Дыдрыпш, долгие годы крестьяне тайно приходили сюда
чтобы просить тебя.
Когда была советская власть,
чтобы не лишиться партбилетов,
даже маленькие чиновники сюда боялись прийти.
Сегодня наш великий человек со своими друзьями
наяву организовали все это.
Я желаю, чтобы вы на своей земле жили столетиями.
Пусть на эти столетия у вас будут силы, благополучие и удача.
Пусть то, что вы победили[18] –
принесет в будущем хороший результат.
Люди, сегодняшний праздник совпал
с днем рождения Владислава Григорьевича[19].
Несмотря на это, он не остался
праздновать свой день рождения, а пришел сюда.
Он посчитал, что прийти к Дыдрыпшу –
важнее его дня рождения и повседневной работы.
Выше чем Дыдрыпш что еще может быть? - посчитал он.
И пришел сюда со своим народом
чтобы просить благословения Дыдрыпша.
Пусть он благословит тебя
и даст благополучие и удачу.
Великий Бог, он[20] всегда со своим народом, он имеет ум.
Так как у него все есть, Дыдрыпш, мы просим:
дай ему долголетие.
Люди, я желаю вам благополучия и радости.
То, что случилось – пусть остается в прошлом,
пусть в дальнейшем наши проблемы будут житейскими.
Тем, кто погиб - пусть земля будет пухом, царство им небесное.
Великий Дыдрыпш, я уже давно прихожу и стою перед тобой.
Пусть мы сможем сказать: Заур, все что ты сказал – сбылось.
Пусть Бог благословит нас и все свершится.
Свои последние слова жрец произнес полуобернувшись к собравшимся людям и они присоединились к его просьбам словом аминь. После этого Заур Чичба положил на жертвенный пирог рогатинку с нанизанными на нее печенью и сердцем жертвенного животного, поднялся к старому грабу и установил горящую свечу на кучку небольших камней у подножия его ствола (это же дерево используется при обряде проклятия). Затем он вырезал центральный кусок жертвенного пирога с лежавшей там солью, положил сверху по кусочку печени и сердца, поднял правой рукой стакан вином и сказал:
Пока я не раздам это всем Ачба и Чачба,
пусть у вас не будет болезней и дурного пота,
а будет здоровье и долголетие.
Пусть рождается много детей,
пусть ваши дети получат прекрасное образование.
Все вновь произнесли слово аминь. Жрец полил кусочки жертвенной пищи вином и положил их в расщелину ствола старого граба, у которого стояла горящая свеча. В это время чичбовцы быстро разрезали на кусочки жертвенное угощение и разлили в стаканы вино. Жрец вновь поднял свой стакан, пожелал благополучия и радости всем присутствующим и передал слово президенту. По правилам традиционного абхазского воспитания, в присутствии своего отца и многих старших по возрасту людей, тот держался подчеркнуто скромно, тихим голосом попросил Бога благословить всех и чуть пригубил свой стакан.
Согласно существующему порядку, после жреца говорят наиболее почетные из присутствующих. Вслед за президентом к Богу и апаимбарам обратились отец президента В.Г. Ардзинба и жрецы святилищ Лашкендар-ныха и Ылыр-ныха, высказавшие пожелания, чтобы все, о чем говорил Заур Чичба, исполнилось. О том же должны были кратко (чтобы не затягивать церемонии) сказать другие жрецы абхазских святилищ и наиболее почетные гости. Но неожиданно ход церемонии был нарушен: вперед выступил мулла.
В отличие от православного священника, мулла не отличался от остальных своей одеждой. Согласно требованиям ислама, мулла отказался от вина. Вместо стакана он держал в правой руке кусочки жертвенной пищи, и, явно воодушевленный многочисленными камерами местного телевидения, начал говорить:
Я тоже хочу сказать Богом данное знание.
Вот эта аныха …
В это время один из чичбовцев подсказал мулле, что надо обращаться не к телекамерам, а к Дыдрыпшу – то есть нужно повернуться лицом к горе. Мулла поблагодарил его, повернулся и продолжил:
Мы абхазы говорим “аныха”.
Как я знаю, это - пайгамбар и шахид.
Это те, кто отдал свою жизнь за Абхазию,
это те, кто имеет уважение у Бога.
Там, где мы живем, в Турции[21], нас зовут турками.
Но летом мы тоже проводим такие праздники
и просим у Бога благословения.
Когда в Абхазии началась война,
мы обратились к Богу и сделали жертвоприношение.
В это время Заур Чичба подошел к мулле с просьбой не говорить долго и не затягивать церемонии. Однако мулла продолжил:
Я так говорю для того, чтобы между нами не было расхождений.
Мы делаем такие же обряды.
Пусть Бог поможет правительству и народу,
покажет дорогу к благополучию и взаимопониманию,
Мы находимся у Бога на руках,
и апаимбары тоже у него на руках.
Пусть ради людей с чистой душой, тех, кто попал в рай,
Бог благословит и спасет Абхазию,
пусть больше не будет такого кровопролития.
Благополучия и радости правительству Абхазии,
старшим и младшим.
Тем, кто делает неправильные поступки, я хочу сказать.
Один старый обеспокоенный человек мне сказал:
“Когда у молодого возникают проблемы,
то он может взять веревку, пойти в лес и повеситься”.
Для абхазов нет большего греха и позора.
Такой человек не имеет ни религии, ни Бога.
Бог дал ему жизнь и он сам не имеет права ее отнимать.
Несмотря на просьбы жреца, мулла явно не собирался заканчивать свою эмоциональную речь и церемония грозила сильно затянуться. Лишь после того, как человек из охраны президента подошел и тихо сказал несколько слов на ухо, мулла был вынужден прерваться и произнести заключительные слова:
Если на том свете есть жизнь –
пусть мы попадем в рай.
После того, как мулла закончил говорить, церемония вернулась к прежнему порядку. Жрецы и несколько старейшин произнесли подобающие случаю слова, все отведали жертвенного угощения и уселись за столы.
По тому, каким образом во время застолий рассаживают людей, в Абхазии можно судить о многом. Так было и в этом случае. Во главе самого почетного стола сели жрецы, президент, его отец, затем члены правительства и наиболее почетные гости. Сюда же удалось сесть отцу Виссариону (он с иконой в руках с заметным трудом втиснулся между двумя сидевшими). Мулла же оказался за самым отдаленным столом (обычно он предназначен для молодежи или людей, обслуживающих церемонию). Чтобы не обидеть служителя ислама, туда же сел и один из местных старейшин, составивший достойному потомку махаджиров подходящую его возрасту компанию на время застолья, которое прошло своим обычным чередом.
Данное моление весьма показательно во многих отношениях. Оно оказалось интересным не столько своей обрядовой стороной (в этом плане оно практически не отличалось от других молений), сколько с точки зрения состава его участников, их поведения и произнесенных слов.
Бесспорно, что на поведении глав православной и мусульманской общин сказались особенности их биографии. Уроженец села Лыхны отец Виссарион прекрасно знает правила поведения людей во время традиционных молений и многолюдных застолий. Как и все присутствовавшие, он вел себя подобающим случаю образом: негромко попросил Божьего благословения, с явным удовольствием отведал жертвенной пищи и пил чистое вино. Вместе с тем, одежда и принесенная икона Богоматери подчеркивали его принадлежность к православию. Во время застолья священник преподнес икону президенту, что также имело символическое значение.
В отличие от священника, ограничившегося лишь сугубо внешней демонстрацией своего православного мировоззрения, мулла попытался использовать удобный случай, чтобы “донести до людей Богом данное знание”. При этом мулла обращался не только к собравшимся, но и ко всем абхазам (явно рассчитывая на показ его речи по абхазскому телевидению).
Упоминая Бога, мулла ни разу не произнес имени Аллах и использовал исключительно имя Анцэа. Он подчеркнул, что хотя потомков махаджиров в Турции называют турками, они продолжают сохранять религию своих предков и совершают такие же обряды, как в Абхазии. По сути, его речь содержала не столько пропаганду ислама, сколько подчеркивала мысль об общности абхазов и проживающих в Турции потомков махаджиров. Традиционная религия осмысливалась муллой в доступных ему терминах: путем полного отождествления абхазского понятия “аныха” и исламских “пайгамбар” (одно из имен пророка Мохаммеда) и “шахид” (святые, угодные Аллаху люди, которые наделяются им сверхестественной силой и возможностью творить чудеса).
По своей сути, речь муллы не содержала в себе ничего, что могло бы вызвать протест и раздражение со стороны собравшихся. Однако они продемонстрировали мулле свое откровенное неодобрение: вначале жрецы отошли от него и встали поодаль, затем почти все отвернулись, сосредоточились на вине и жертвенном угощении, встали группами, начали громко разговаривать и т.п.
Причиной такого поведения стали не слова муллы, а его поведение, продиктованное тем, что всю свою жизнь он прожил в Турции. Недостаточное знание местных обычаев привело к тому, что мулла говорил не тогда, когда ему было положено, не то, что полагается в данном случае, не так – то есть слишком долго и т.д. и т.п. Подобные вызванные незнанием абхазского этикета ошибки людей на различных общественных мероприятиях и застольях, хотя и удивляют местных жителей, но легко прощаются представителям других народов. Однако если их совершает претендующий на общественное уважение абхаз преклонных лет (даже если при этом он говорит самые правильные слова) – это совсем другое дело, что и проявилось в данном случае самым наглядным образом.
Как бы там ни было, само по себе приглашение на моление в святилище (и на юбилей В.Г. Ардзинба) глав православной и мусульманской общин Абхазии показывает, что традиционная религия, православие и ислам имеют в глазах властей куда более важное значение, чем остальные имеющиеся в стране конфессии. Скорее всего, традиционная религия рассматривается нынешними руководителями Абхазии как основа абхазской национальной сущности, православие – символизирует дружбу с русским народом и подчеркивает пророссийскую внешнеполитическую ориентацию (и независимость страны от Грузинской церкви и Грузии), а ислам призван продемонстрировать неразрывную связь абхазов с абхазо-адыгской диаспорой в мусульманских странах.
Устная традиция сохранила память о проведении общеабхазских молений в далеком прошлом. В день моления жрецы договорились, что подобные моления будут проводиться по очереди в каждом из действующих ныне пяти святилищ, входящих в число быжныха. Кроме того, они попросили содействия властей в деле возобновления деятельности святилищ Инал-куба и Бытха (при соблюдении определенных церемоний последнее можно перенести на территорию Абхазии). Решение правительства о финансировании ежегодных общеабхазских молений за счет государственного бюджета наглядно свидетельствует о том, что в настоящее время абхазская традиционная религия все более обретает политическое значение и характер государственной религии.
§ 2. Лдзаа-ныха
В одном из христианских источников, повествующих о деяниях апостолов, содержится упоминание об этом абхазском святилище: “Народные абхазские предания о проповеди Апостола Андрея в Пицунде говорят следующее. Была там башня, в которой бесовским действом были страхования и совершались прорицания; никто не смел в нее войти, но все чтили ее, как святую. Апостол Андрей, с позволения старшин, вошел в нее, поставил там икону Богоматери; прорицания и страхования, совершавшиеся в таинственной башне, с тех пор прекратились и абхазцы уверовали в Христа и стали почитать Его Пречистую Матерь. То же предание передается в других местах в другой форме: было дуплистое дерево, где также жили бесы и делались прорицания, посему оно чтилось абхазцами с суеверным страхом. Св. Апостол Андрей в знак своего божественного посольства, ударил по нему своим маленьким топориком; огромное дерево повалилось, прорицания и страхования прекратились: абхазцы уверовали христианской проповеди Андрея” (20, с.78).
Как видно из этой цитаты, ее автор описывает абхазское святилище Лдзаа, причем в том виде, в котором оно существовало во второй половине ХIХ в.: “стояли пять огромных развесистых дубов, считавшихся священными у абхазов, что и заставило духовенство построить деревянную часовню во имя богородицы” (99, с.537). В 1965 г. Ш.Д. Инал-ипа описал это святилище следующим образом: “Его всегдашнее местопребывание - несколько священных дубов, которые исстари были окружены ореолом святости и недоступности. Божество это абхазы представляли не имеющим определенного вида, как божество “наподобие облака”. По их рассказам, оно показывалось иногда в виде огненного блестящего шара, с головой и хвостом, отбрасывающего большие искры при полетах, которые якобы оно совершало, общаясь с Аныпс-ных. Оба эти божества составляли нечто вроде одной семьи, причем Анан-Лдзаа-ных являлась богиней, а Аныпс-ных - богом. Еще в 1915 г. святилище имело в Лдзаа небольшое деревянное помещение. Ключ от него находился у особого жреца. Там проходили все празднества в честь Анан-Лдзаа-ных, которая считалась ближайшей покровительницей части западной Абхазии. Особенно близкой себе эту святыню считали жители самого Лдзаа” (99, с.527-528).
Согласно современной устной традиции, представители абхазской фамилии Гочуа были жрецами святилища Лдзаа с незапамятных времен. Никто из них не помнит, когда этот род поселился в окрестных местах, но таких, “исконных” фамилий в окрестных местах к настоящему времени осталось совсем мало. Нынешний жрец Федя Гочуа (несмотря на его преклонный восьмидесятилетний возраст, именно так, а не Федором, называют его люди) происходит из семьи крестьян анхаю.
Как нам рассказал Ф. Гочуа, по традиции в святилище служит только один жрец, после смерти которого его обязанности переходят к старшему сыну. Если у жреца нет сына - сход фамилии назначает из своей среды нового по принципу старшинства. Если же жрец умирает, а его сын - совсем маленький, то он все равно становится жрецом: родственники и соседи подскажут ему, что нужно делать, но сами никогда не будут служить в святилище.
Сейчас фамилия Гочуа в Абхазии - немногочисленна. В ней не более тридцати семей: род сильно сократили махаджирство, а затем сталинские репрессии. В семье Ф. Гочуа издавна празднуются и христианские и мусульманские праздники. Поэтому нынешний жрец не смог в соответствии с распространенной ныне практикой отнести себя к одной из этих общин, так как не знал, кем считались его предки. Судя по данному им описанию прежнего убранства святилища Лдзаа, а также по семейному погребальному обряду, согласно которому покойника хоронили в гробу с крышкой (у абхазов-“мусульман” крышку гроба предварительно разламывают на части), скорее всего в прошлом фамилия Гочуа относила себя к христианам.
Все Гочуа происходят от общего предка по имени Тухь. Родоначальником же нынешней династии жрецов и их отдельной абипары внутри фамилии Гочуа является прапрапрадед Ф. Гочуа - Ибуг. Жрецами были его прапрадед - Тыжь и прадед - Хмышь. Семья последнего была многодетной, в ней было “восемнадцать душ под одной крышей”. Старшим сыном являлся дед Ф. Гочуа - Сылта (Саид). После смерти жреца Сылта, уже в советское время, жрецом Лдзаа-ныхи становится его сын Иосиф Гочуа (отец нынешнего жреца), судьба которого сложилась трагически.
В настоящее время семья жреца мало чем отличается от своих соседей. Как и прежде, считается грехом назначать какую-либо оплату за жреческую деятельность и семья живет повседневным крестьянским трудом. Отец нынешнего жреца, как и его предки, занимался скотоводством и в летнее время пас свое стадо на высокогорных пастбищах. Хотя большедвадцати голов скота в семье И. Гочуа не держали, хозяйство было крепким и он пользовался большим уважением у своих односельчан не только как жрец, но и как труженик.
В начале 1930-х гг. началась коллективизация и И. Гочуа, как и большинство анхаю, не скрывал своего крайне отрицательного к ней отношения. В 1931 г. его арестовали как противника колхозного строительства, но через год он был освобожден и вернулся в родное село. В 1937 г. Иосиф был вновь арестован, одновременно с ним были арестованы все взрослые мужчины фамилии Гочуа.
На этот раз причиной ареста послужила принадлежность Гочуа к жреческому сословию: власти обвинили Иосифа в том, что он “является жрецом аныха-паю, имеет доступ к святилищу Лдзаа и хранит от него ключ” (то есть в “религиозном мракобесии”). На этот раз властям при помощи сведений, полученных от жителей села (в том числе и от родственников арестованных Гочуа), удалось собрать обширный компрометирующий материал на жреца и стариков фамилии: “стучали не чужие - свои, родственники” (Ф. Гочуа, село Лдзаа).
Хотя часть обвинений была откровенной выдумкой, из арестованных в 1937 г. представителей фамилии Гочуа домой не вернулся никто. Скорее всего они, как и многие тысячи абхазов, были расстреляны вскоре после ареста в одном из местных застенков НКВД. Казалось, что власти хотят стереть саму память об этой фамилии: семейное кладбище Гочуа было снесено, могилы перепаханы, на их месте построены дома и разбиты огороды.
Ф. Гочуа пришлось жениться вскоре после ареста отца: хотя власти конфисковали бóльшую часть фамильного имущества, рабочих рук в доме явно не хватало и “хозяйство пропадало”. Юному жениху было семнадцать лет, невесте из местной крестьянской фамилии Жиба - пятнадцать и, хотя причины брака могут показаться прозаически приземленными, он был счастливым: супруги прожили вместе почти 45 лет. После смерти жены лет пятнадцать назад Ф. Гочуа уже не помышлял о новом браке и сейчас живет в окружении своих детей, внуков и правнуков.
Арест жреца И. Гочуа и стариков фамилии привел к прекращению молений в святилище Лдзаа. Чтобы избежать преследований Ф. Гочуа был вынужден скрывать, что он вообще что-либо знает о существовании святилища. Он стал простым колхозником, а в 1941 г. ушел на фронт. Провоевал всю Великую Отечественную, был контужен, получил несколько тяжелых ранений и полтора года пролежал в госпитале. Он оказался в числе немногих вернувшихся в родное село мужчин (почти все они были инвалидами).
К тому времени в селе Лдзаа[22] произошли большие перемены: вся местная колхозная верхушка от председателя до кладовщика к концу войны состояла из приезжих грузин (массовое переселение грузинского населения в Абхазию продолжалось все военные годы). Их поведение воспринималось возвратившимися фронтовиками как откровенное издевательство: грузины подчеркнуто презирали местное население и, хотя знали русский, демонстративно говорили со всеми только на своем родном языке, который был совершенно не понятен абхазам.
Особую ненависть местных жителей вызывал председатель колхоза и откровенный самодур Ермилий Бокурадзе. За время войны окруженный своими родственниками и приспешниками Е. Бокурадзе привык к полной безнаказанности: его любимым занятием было высматривать с окрестных холмов дымы над крестьянскими домами. Хозяйке, посмевшей в дневное время развести огонь в очаге чтобы приготовить пищу своим домашним, устраивался форменный разнос: председатель объявлял ее прогульщицей и заставлял многократно отрабатывать свою “провинность”.
Постоянные оскорбления председателем человеческого достоинства и национальных чувств абхазов вызывали негодование у местного населения, особенно у возвратившихся в родное село абхазских фронтовиков. Председатель был убит: Ф. Гочуа со своим родственником В. Джакония застрелили его из охотничьего ружья. Они не скрывались после совершенного убийства, были арестованы и отправлены в Тбилиси. Во время допросов обвиняемые сразу признали свою вину и не скрывали того, за что убили председателя. Однако в ответ на ежедневные вопросы о своем отце Ф. Гочуа твердил, что тот был простым крестьянином (видимо, следователи не исключали связи преступления с принадлежностью одного из обвиняемых к семье “врага народа”).
Убийц председателя Е. Бокурадзе приговорили к расстрелу, однако затем вышел указ об их помиловании. Вряд ли в этом сыграли роль боевое прошлое осужденных или малопривлекательная личность убитого. Скорее пережившей массовые репрессии и потери во второй мировой войне стране настолько не хватало рабочих рук, что власти были вынуждены бережнее, чем раньше относиться к “человеческому материалу”. В итоге Ф. Гочуа получил восемь лет лагерей (он до сих пор уверен, что если бы судьи знали о его происхождении из семьи жрецов, то ему дали бы гораздо больше), а его сообщник, нажавший на спусковой крючок - пятнадцать. После отбывания всего срока наказания в Норильских лагерях Ф. Гочуа вернулся в родное село, работал лесником и одновременно в колхозе, на выращивании табака.
В начале ХХ в. на месте святилища Лдзаа стояла деревянная часовня, которую местные жители называли башней. Никто не помнил, когда она была построена: старики Гочуа говорили, что при их дедах и прадедах башня уже давно стояла. С самого детства нынешний жрец помнит ее, построенную из толстых каштановых досок, почерневшую от старости, с острой крышей и крестом на верхушке. Внутри находились деревянные иконы без каких-либо украшений и металлических окладов. Их было штук шесть, некоторые - очень большого размера, другие - поменьше. На каждой иконе было изображено только по одному мужскому или женскому персонажу, имен которых Ф. Гочуа не знает, но, по его представлению, мужчина изображал Бога-Творца Анцэа.
Внутри, на деревянных полках, находились старые книги, которые детям не разрешалось трогать и они относились к ним с суеверным ужасом. Дверь в часовню закрывалась на простую вертушку. Старики фамилии не позволяли детям играть или просто находиться внутри нее без какой-либо надобности.
Участок в полгектара, на котором стояла часовня, был огорожен, люди заходили туда через единственные ворота. Вокруг росли стоявшие по отдельности старые, когда-то “специально посаженные стариками” деревья определенных “хороших” пород, дававшие людям тень и прохладу даже в самые жаркие дни. На участке не было грабов: “старики считали, что Бог не любит эту породу деревьев, так как граб - враг молнии и в него она никогда не попадает” (Ф. Гочуа, село Лдзаа).
Во время моления люди ставили горящие свечи на большой деревянный подсвечник. Несмотря на христианский характер убранства часовни, по утверждению нынешнего жреца, в ней никогда не служили священники или монахи. В святилище проводились церемонии очистительных клятв, снятие проклятий и т.п. Раз в году, весной или в начале лета, в нем совершалось моление, во время которого Гочуа просили мира и благоденствия для своей фамилии и “всех людей”. Кроме того, по словам Ф. Гочуа, у женщин фамилии в прошлом имелось собственное святилище, где они совершали отдельные от мужчин моления. Однако это было настолько давно, что уже никто даже не помнит, где оно располагалось.
В 1940-х - 1950-х гг., когда мужская половина жреческой фамилии была уничтожена, а Ф. Гочуа находился в заключении, святилище не функционировало. Тем не менее, в определенное традицией время жертвоприношения продолжали совершаться. Женщины фамилии не имели возможности провести обряд сами: это было бы нарушением существующего порядка, так как женщины не могут даже присутствовать при заклании. Поэтому женщины подготавливали все необходимое для церемонии и в последнюю минуту передавали нож старшему мальчику фамилии. После этого они же произносили нужные слова, которые затем повторялась их сыновьями-подростками и таким образом, “жертва через руки маленьких мужчин проходила к божеству” (Ф. Гочуа, село Лдзаа).
После ареста Ф. Гочуа в 1947 г. власти снесли часовню и сожгли находившиеся в ней книги и иконы. Тогда же был сожжен “пенек под крышей” - алтарь, где совершались жертвоприношения. Громадные деревья были вырублены на дрова под предлогом того, что в колхозе “нечем пережарить навоз”. На месте святилища было разбито несколько участков под застройку для грузинских переселенцев.
По убеждению Ф. Гочуа, все человеческие беды происходят от того, что “люди не знают законов природы и нарушают их”. Человеку нельзя жить на месте святилища и в судьбе сванов-переселенцев (и сменивших их позднее мегрелов) местные жители теперь видят наглядное тому подтверждение. По их утверждениям, переселенцы жили очень плохо, посаженные ими деревья засыхали, люди постоянно болели, несколько человек сошли с ума и т.п.
Чаще всего новые жители могли прожить на месте святилища не больше нескольких лет. Однако после их отъезда колхозные власти вновь селили сюда грузинских переселенцев и все повторялось. Примечательно, что ни один из абхазов так и не нарушил запрета и не поселился на месте святилища. Так продолжалось больше четырех десятилетий - до тех пор, пока не началась грузино-абхазская война.
После бегства во время войны окрестного грузинского населения местные жители решили возродить святилище. Были снесены построенные на его территории дома и хозяйственные постройки, вырублены больные и засохшие плодовые деревья. Позднее участок был огорожен, на него были завезены стройматериалы, из которых планируется соорудить небольшую церковь: наподобие тех, что стоят на месте абхазских святилищ Лых-ныха и Ылыр-ныха (с подобными планами согласны далеко не все местные жители и, вполне возможно, они так и не будут воплощены в жизнь).
В настоящее время святилище Лдзаа вновь используется как место принесения очистительной присяги. Здесь можно поклясться в собственной невиновности в преступлении, при помощи присяги решить имущественные и другие споры. По утверждению жреца, довольно часто ему даже не требовалось проводить обряда: “было много случаев, когда сельсовет решал направить спорящих не в суд, а в святилище, но нечестные на это не соглашались, чем и выяснялась истина”.
Если же стороны продолжают настаивать на своем, они приходят в святилище, зажигают свечи и клянутся собственной правоте или невиновности. Через какое-то время высшие силы начинают наказывать виновных и они вынуждены приходить и каяться в совершенном клятвопреступлении. Как пример всевидения высших сил и неотвратимого возмездия за клятвопреступление, жрец привел случай, произошедший в абхазском селе Отхара, расположенном на значительном расстоянии от Лдзаа (причем произошедшие там события были хорошо известны и другим присутствовавшим при нашем разговоре абхазам, которые дополняли рассказ старика в тех местах, где он кое-что подзабыл).
Дело заключалось в следующем: за несколько лет до начала второй мировой войны (еще до ареста жреца И. Гочуа), мальчишка по фамилии Папцава украл ружье у соседа Айба и спрятал его в другом конце Абхазии - у своих родственников в селе Члоу. Когда пропажа обнаружилась, жители села Отхара, в том числе и Папцава, поклялись в святилище Лдзаа в том, что они невиновны в краже, и этого было достаточно для того, чтобы все решили, что “село чистое” и преступление совершил кто-то чужой.
Вскоре после того, как принесший ложную клятву Папцава вернулся с фронта, его полностью парализовало. Много лет врачи были бессильны помочь больному и в конце концов его сестра решила обратиться за помощью к жрецу. Ф. Гочуа посоветовал ей сказать брату, что она была у него и теперь знает причину болезни. Сестра так и сделала, после чего больной признался в своем давнем клятвопреступлении.
Для снятия настигшего клятвопреступника наказания высших сил Ф. Гочуа в присутствии всех соседей-мужчин совершил очистительное моление на участке перед домом виновного. Лежавший на носилках больной признался всем собравшимся односельчанам в своем грехе. После этого жрец нанизал на нож печень и сердце жертвенного животного, посыпал солью кусок хлеба, взял чашу с чистым вином, и, обратившись лицом на восток, попросил Бога простить раскаявшегося и снять с него и его рода наказание.
Каждый из собравшихся по очереди повторил просьбу жреца и сказал “аминь”. Вместе со всеми просьбу о прощении виновного повторил и пострадавший Айба, которому предварительно возместили понесенный ущерб: вместо украденного много лет назад ружья, которого уже не смогли разыскать, ему было преподнесено новое и он посчитал себя полностью удовлетворенным.
В тот день Ф. Гочуа заночевал у своих родственников в Отхаре. Когда он на следующее утро зашел в дом больного, то убедился, что высшие силы простили раскаявшегося грешника: полностью парализованный в течении многих лет Папцава был уже на ногах и сам открыл ему дверь.
Как и в святилище Дыдрыпш, на церемонии проклятия в святилище Лдзаа не требуется совершать жертвоприношение: достаточно поставить свечу и обратиться к Богу с просьбой покарать виновного. О силе подобного проклятия в святилище, несомненной в глазах местных жителей, можно судить по случаю, произошедшему с самим жрецом и получившем большую известность в округе: “когда у Феди Гочуа украли козу, он в святилище проклял воров. Вскоре они, не зная чью козу украли, пришли к нему, чтобы он спас их от проклятия” (З. Цымцба, село Бармыш).
Жрец святилища Лдзаа проклинать не любит: жалеет неразумных преступников, а еще больше - их близких. Например, летом 1997 г. он несколько раз отказывал женщине, приезжавшей проклясть своих обидчиков. Женщина была издалека - из Очамчиры, где у нее украли машину, которую затем пообещали вернуть за выкуп. После того, как она отдала деньги, ей пригнали другую - старую, совершенно разукомплектованную машину и предложили за столь неравноценный обмен мизерную денежную компенсацию. Пострадавшая была настолько возмущена подобным вероломством, что твердо решила проклясть мошенников.
Вначале жрец попросил ее приехать вместе со своими обидчиками, но те отказались это сделать. Женщина приезжала несколько раз, но Ф. Гочуа все время под тем или иным предлогом отказывался выполнить ее просьбу. В конце концов к жрецу пришли старейшины фамилии и сказали, что пострадавшая потратила много времени и денег на свои поездки и нужно, наконец, выполнить ее просьбу. Затягивать дело дальше было нельзя и женщина прокляла своих обидчиков в святилище Лдзаа.
Ежегодное моление жреческой фамилии Гочуа
В прошлом это ежегодное моление совершалось весной или в начале лета - “когда созревали плоды шелковицы”. Теперь оно проводится в ближайшее к 12 июня воскресенье. В день моления жрец встает рано утром, моется, надевает чистую одежду. В прежние времена вся она была белой с обязательным башлыком (ахтырпа) на голове, полы которого не завязывались, как обычно, а опускались вниз свободно. Теперь правила упростились и Ф. Гочуа совершает моления без головного убора, в обычной белой рубашке.
В 1998 г. церемония ежегодного моления была первоначально назначена на 14 июня. Однако незадолго до этой даты в Гальском районе Абхазии погибло несколько представителей местной администрации. Доводы жреца о том, что церемонию переносить не нужно, так как это не простое застолье и там будет к месту помянуть недавно погибших, остались не услышанными. В знак траура моление откладывалось несколько раз и состоялось лишь 26 августа - в последнее воскресенье месяца. Переносить моление на еще более поздний срок, как того добивались члены местной администрации, жрец категорически отказался: “август - это месяц сбора урожая, потом уже будет поздно просить Бога даровать людям хороший урожай”.
Ныне в селе Лдзаа проживает около тысячи человек (примерно 500 хозяйств). Село состоит из четырех поселков, однако в ежегодном молении Гочуа, которое рассматривается местными жителями как ацу-ныха, принимают участие лишь три из них. Жители же четвертого поселка (как и жители других окрестных населенных пунктов) проводят собственную ежегодную церемонию ацу-ныха в ее поселковом варианте, с участием женщин и детей, разнообразным угощением и т.п.
Несмотря на то, что большинство из опрошенных нами присутствовавших людей было уверено, что проводится ацу-ныха, жрец святилища Лдзаа был с этим не согласен: “У нас ацу-ныха не делается. Делают соседи. Разница в том, что на ацу-ныхе оставшуюся после пира пищу можно доесть завтра и послезавтра. У нас же надо все съесть в день моления и оставшаяся еда оставляется на месте”. Однако отличия между ацу-ныхой и ежегодным молением жреческой фамилии не сводятся лишь к подобным незначительным различиям: главное, безусловно, в том, что они имеют разное смысловое содержание. Ацу-ныха связана с культом плодородия и имеет целью добиться хорошего урожая для определенной поселковой общины. Ежегодное же моление жреческой фамилии в первую очередь призвано обеспечить защиту и благоденствие ее членов.
Как показывает пример святилища Дыдрыпш, объединение ежегодного моления жреческой фамилии и поселковой ацу-ныхи в принципе возможно, но проводится оно довольно редко и для этого должны быть веские причины. В святилище Лдзаа, под влиянием особенностей его истории, неосознанное объединение ежегодного моления жреческой фамилии и поселковой ацу-ныхи фактически стало постоянной практикой, что наложило свой отпечаток на весь ход церемонии. Она проводится теперь не на территории самого святилища Лдзаа, где вырублены старые деревья, а в окрестном лесу: в разгар летней жары для людей затруднительно долгое время находиться на солнцепеке (планы вновь посадить там деревья пока лишь только обсуждаются).
Утром назначенного для моления дня на место первыми приехали представители различных фамилий, которые были назначены ответственными за проведение церемонии. Они привезли с собой все, что было необходимо: жертвенного бычка, котлы для варки мяса и абысты (в прежние времена тяжелые котлы хранились на месте, однако теперь, из опасения, что они будут украдены, их привозят лишь утром назначенного для моления дня), длинные столы, посуду и т.п. Когда все было готово для начала церемонии жертвоприношения, жрец, а за ним все присутствовавшие, помыли руки и лицо.
Жрец подошел к жертвенному бычку, с шеи которого сняли веревку, положил на него руки и повернулся лицом в сторону гор. Затем он обратился к Богу с просьбой принять жертву и дать свое благословение, защиту и покровительство всем присутствующим.
Бычка положили на землю и связали ему веревкой ноги. Жрец опять обратился к Богу и пожелал, чтобы всем людям, которые сегодня попробуют священное мясо, это пошло на пользу. Он сам сделал первый надрез на шее жертвенного бычка, а его помощники из семьи Гочуа быстро завершили начатое (причем отрезали голову целиком) и прижгли рану горящей головешкой от костра.
Как и в других святилищах, разделка туши происходит по определенным правилам. Вначале жертвенному животному отрезают и выбрасывают гениталии, затем жрец вырезает центральную кость грудинки и шлепает ее об дерево. Она прилипает к коре, остается там и засыхает. На сердце и легких бычка делаются специальные надрезы чтобы выпустить кровь, затем очень аккуратно вырезается желчный пузырь (чтобы не испортить мясо горечью), отрезается и вынимается печень, затем - сердце с легкими (которые только после этого отделяются друг от друга).
В прошлом в святилище Лдзаа тушу жертвенного животного разделывали на расстеленных на земле листьях, теперь это делается на специально принесенных разделочных столах, покрытых бумагой. Пока старшие заняты разделкой туши, те, кто помоложе, разводят огонь и ставят на него котлы для приготовления ритуальной пищи. Вначале в котел кладется печень и сердце жертвенного бычка, затем мясо и позднее - голова и оставшиеся внутренности (селезенка, почки, легкие, желудок).
Пока готовилась ритуальная пища, собрались все участники церемонии: около двухсот нарядно одетых мужчин, женщин и детей (в прежние времена допускались только мужчины и мальчики-подростки), среди которых были как жители села Лдзаа, так и гости, приехавшие из разных районов Абхазии (однако государственное руководство в данном случае было представлено лишь выходцами из села). В отличие от рядовой ацу-ныхи, проведение которой оплачивают все участвующие в ней фамилии, в данном случае все расходы на церемонию берут на себя Гочуа, которые от своей фамилии накрывают стол и предоставляют одно или несколько жертвенных животных. Остальные жители села могут принести с собой “чистое”, то есть приготовленное без сахара, вино.
Когда мясо сварилось, жрец нанизал на нож сердце и печень жертвенного животного и посыпал их солью. Затем он повернулся лицом в сторону гор, взял нож в правую руку, в левую - старую деревянную чашу, наполненную “чистым” вином (она - последнее, что сохранилось от прежнего убранства святилища) и обратился к Богу.
Во время основной молитвы жрец благодарит Бога за урожай прошлого года, просит чтобы нынешний был не хуже, чтобы страна процветала, люди встречались в этом месте только по радостным поводам и Господь не оставлял их своим покровительством и благословением. Стоящие вокруг жреца люди присоединяются к его пожеланиям словом “аминь”. Затем жрец отрезает по кусочку от ритуального пирога, печени и сердца, посыпает их солью, окропляет вином, и вновь обращается к Богу со словами: “пока я не накормлю досыта этими кусочками ачбовцев и чачбовцев, пусть будет благополучие и мир”.
Положив предназначенное Ачба и Чачба в укромное место, жрец первым выпивает чашу “чистого” вина, съедает по кусочку пирога, печени и сердца жертвенного животного. После него то же делают по очереди наиболее уважаемые старики и гости, которые также просят Бога о благополучии и мире. Почетные старики пьют из деревянной чаши, которая наполняется много раз, младшие же и женщины пьют из стаканов. Затем пришедшие рассаживаются за столы (их несколько и они устанавливаются на довольно большом расстоянии друг от друга) и начинается ритуальное застолье, на которое подается определенная пища: мясо жертвенного животного, абыста, соль и “чистое” вино (на этот раз по словам присутствующих в знак траура по погибшим в Гальском районе стол был накрыт гораздо беднее обычного).
В отличие от святилища Дыдрыпш, во время моления жрец Лдзаа-ныхи использовал только два имени единого Бога - Анцэа и Хазшаз (Творец). Само святилище и его название Лдзаа он никак не связывал с именем божественного ангела-апаимбара. Как объяснил Ф. Гочуа, оно происходит от слова Дзаа, означающего “священное, жертвенное место”, куда приходили люди за советом или для освящения животного, которое затем могло быть принесено в жертву в другом месте для снятия проклятия, порчи и т.п. Однако иногда на его памяти местные старики использовали для обозначения святилища выражение “апаимбар тыпуп”, переведенное ныне Ф. Гочуа как “место, где жили чистые старейшие”.
Почти одновременная гибель всех стариков и взрослых мужчин жреческой фамилии Гочуа в период массовых репрессий в конце 1930-х гг. и длительный перерыв в работе святилища Лдзаа не могли не наложить свой отпечаток на то, как оно функционирует сегодня. Были утрачены многие религиозные представления. После фактически произошедшего объединения ежегодного моления жреческой фамилии Гочуа и поселковой ацу-ныхи произошло значительное изменение ритуальной практики. Поэтому закономерно, что большинство участников церемонии считает ее обычной поселковой ацу-ныхой, от которой она отличается лишь в некоторых деталях (постоянный жрец, а не выборный молельщик, роль жреческой фамилии Гочуа в организации моления и т.п.).
Использование Ф. Гочуа ножа для нанизывания на него печени и сердца жертвенного животного порождены особенностями его биографии: так иногда делают охотники в горах. Об этом, в частности, пишет Л.Х. Акаба, по сведениям которой старший из охотников, держа в руке нанизанные на вертел или нож сердце и печень убитого зверя, обращался с молитвой к покровителю охоты (29, с.30).
На всех остальных посещенных нами молениях для этого использовались заостренные ореховые рогатинка или трезубец. Таким же образом поступали прежние жрецы в святилище Лдзаа в начале ХХ в.: “когда все было готово и народ собирался, жрец открывал указанное выше помещение, входил туда, имея в руках трезубец с печенью и сердцем жертвенного животного, зажигал свечи, покупавшиеся в Пицундском монастыре и произносил молитву” (99, с.528). Несмотря на то, что многие люди советуют Ф. Гочуа сменить нож на общепринятую ореховую рогатинку, он упорно отказывается сделать это. Однако вряд ли подобная практика получит распространение и будет сохраняться долго.
Нынешний жрец святилища Лдзаа очень доволен тем, что в стране возрождается традиционная религия абхазов: “долгое время многие люди не интересовались святилищами. Теперь происходит их возрождение, уже и дети верят, моления показывают по абхазскому телевидению. В семьях раньше просто справляли Новый Год, сейчас стали поминать покойников. Старый Новый Год справляется на ажире, режут курицу или петуха на каждого члена семьи”.
Вместе с тем, сам Ф. Гочуа как бы олицетворяет собой прошедшую эпоху и противоречивость современной постсоветской Абхазии. Будучи жрецом и выразителем абхазских традиций, он продолжает считать себя советским человеком и сожалеет о нынешнем развале местного колхоза. К немалому удивлению людей он пришел на ежегодное моление в совершенно не подобающих случаю легкомысленных по местным понятиям сандалиях и широкополой соломенной шляпе, которую снял с себя лишь перед началом церемонии.
В деле возрождения святилища Лдзаа жрец не рассчитывает на помощь правительства и считает, что местные жители все восстановят своими силами. В том числе путем проведения в святилище субботников, являвшихся еще совсем недавно олицетворением свободного коммунистического труда. Сын жреца (сейчас ему около шестидесяти) получил от своего отца имя Жора. Однако назвать внука и правнука “нормальными советскими именами” старцу не позволили родители детей и теперь они носят абхазские имена Зата и Айяс, чем нынешний жрец святилища Лдзаа явно недоволен до сих пор.
§ 3. Лых-ныха
Долгое время село Лыхны было местом резиденции абхазских владетельных князей. Рядом с развалинами их дворца находится построенная в Х в. небольшая церковь византийской архитектуры[23]. Огороженное каменной оградой место, на котором стоит церковь, называется Лых-ныха (Лых-ных) и входит в число семи главных абхазских святилищ.
Согласно устной традиции, святилище существовало задолго до постройки храма: “там находилось древнее здание, почитавшееся местными жителями как святое. Оно служило местом молений, принесения клятв и снятия порчи” (С. Шакрыл, село Лыхны). По словам местных жителей, при строительстве церкви Успения Пресвятой Богородицы в Х в., часть оставшейся от древнего здания стены была сохранена и продолжала играть важную роль в ритуальной практике (была местом очистительных клятв, проклятий и т.п.). Кусок этой старой стены, расположенный слева и перпендикулярно входу, до сих пор уходит внутрь церковного здания.
После возведения на месте святилища Лых-ныха храма Пресвятой Богородицы в Х в. (а может быть и несколько ранее, так как вполне возможно, что ему предшествовала более ранняя христианская постройка) оно играет роль традиционного абхазского святилища и христианского храма одновременно.
Жрецами святилища Лых-ныха являются представители фамилии Шакрыл, которая проживает в селе Лыхны с незапамятных времен. По словам нынешнего жреца Кучки Шакрыла, “шакрыловцы всегда жили в селе Лыхны и только они были жрецами. Последними жрецами святилища Лых-ныха были Кякса, Тамшуг и Раста”.
Фамилия Шакрыл принадлежит к сословию ашнакума, многие из ее представителей состояли в личной охране владетельного князя, находились в гуще событий и оставили свой след в истории. Например, Хасан Шакрыл в 1770-х гг. убил Бежа Чачба, который был племянником владетельного князя Зураба, но напал на его резиденцию (82, с.17). О поручике Николае (Эмине) Шакрыле с большой теплотой писал выдающийся русский исследователь Кавказа Ф.Ф. Торнау, подробно описавший его гибель и похороны (207, с.68-72). Символическая могила Н. Шакрыла (его тело, унесенное в море бурной рекой Бзыбь, не было найдено) до сих пор бережно сохраняется его потомками.
В середине 1930-х гг. власти запретили проводить моления в святилище Лых-ныха, местные абхазские комсомольцы разбили закопанный в землю внутри церковной ограды ахапщщьа - ритуальный двадцативедерный кувшин. Раста Шакрыл - последний жрец святилища, был вынужден отказаться от молений, так как шакрыловцы не имели возможности проводить их тайно в отдаленном глухом месте (как это делали чичбовцы): святилище находилось на виду у местных органов советской власти, чьи административные здания располагались здесь же, на Лыхненской поляне. Раста Шакрыл не был арестован и умер от старости в своем доме (однако несколько представителей этой фамилии в 1938 г. были обвинены в троцкизме и уничтожены, их детей выгнали из школы, а жен - с работы).
Борьба с религией и постоянные антирелигиозные кампании властей не привели к закрытию расположенной на месте святилища местной церкви: службы в ней продолжались без перерыва в течение всего советского периода. Однако, по воспоминаниям местных жителей, ходили в церковь лишь совсем немногие из числа нетрудоспособных стариков и старух. Вряд ли такое положение объяснялось только страхом перед возможными репрессиями. В прошлом, как и сейчас, основная причина скромного числа прихожан в Лыхненской церкви кроется в приверженности абхазов собственной традиционной религии.
Сейчас фамилия Шакрыл насчитывает около 120 человек, большинство из которых продолжает проживать в селе Лыхны. В прошлом по крайней мере часть фамилии считалась по своей религиозной принадлежности мусульманами (207, с.37). Теперь же все шакрыловцы считают себя (и всех своих предков без исключения) христианами. Однако даже те из них, кто в детстве был окрещен, на богослужения в местную церковь не приходят и никаких христианских обрядов не совершают (за исключением, разве что, подачи на пасхальный стол некоторых блюд: окрашенных яиц, куличей и т.п) .
В 1991 г. на фамильном сходе шакрыловцы приняли решение о возобновлении ежегодных молений в святилище и избрали жрецом Ивана Шакрыла из соседнего села Дурипш как “старшего и кристально чистого во всех отношениях человека” (который, к тому же был сыном Махты, брата Тамшуга - то есть племянником предпоследнего жреца святилища). Однако, по объяснениям шакрыловцев, он не был самым старшим по возрасту: для того, чтобы быть жрецом и выполнять налагаемые этой должностью нагрузки, вдобавок к обязательной “кристальной чистоте” необходимо иметь и достаточно крепкое здоровье.
Примерно в это же время потомки тех воинственных абхазских комсомольцев, которые осквернили святилище в 1930-х гг., в знак раскаяния и искупления семейного греха закопали на его месте новый кувшин. Узнавшие об этом шакрыловцы его выкопали и заменили собственным, освященным должным образом шестнадцативедерным (около 150 литров) ахапщщьа (видимо, сказалось опасение, что в противном случае определенные права на доступ к святилищу могут получить и другие фамилии - “собственники кувшина”). Во избежание каких-либо обид, во время одного из молений жрец Иван Шакрыл особо подчеркнул, что потомки не отвечают за грехи своих предков и помолился за тех людей, которые, желая загладить вину своих предков, закопали свой кувшин в святилище.
В 1992-1997 гг. жрецом возобновленного святилища был Иван Шакрыл. По его настоянию шакрыловцы решили проводить в нем только ежегодное моление и отказаться на какое-то время от других церемоний. По убеждению жреца, с которым тогда согласились старейшины рода, принесение очистительных клятв, совершение обрядов проклятий и т.п. церемонии в святилище Лых-ныха могли “осложнить и без того напряженную ситуацию и усугубить беды людей” (С. Шакрыл, село Лыхны).
Как нам рассказал нынешний жрец святилища, “Ваня запретил накладывать проклятия, он убеждал приходивших к нему с этим людей в том, чтобы они не горячились, не проклинали ни здесь, ни в других святилищах, в том, что нужно решать конфликты как-то по другому, так, чтобы порча не портила жизни людям” (К. Шакрыл, село Куланурхуа).
После смерти Ивана на фамильном сходе новым жрецом был избран Кучка Шакрыл, проживающий в селе Куланурхуа. Спустя несколько лет после войны, когда страсти изрядно поутихли, новый жрец посчитал возможным вернуться к традициям предков и возобновить все проводившиеся прежде в святилище Лых-ныха церемонии без каких-либо ограничений.
Ежегодное моление жреческой фамилии Шакрыл
Первое возобновленное моление в святилище Лых-ныха было проведено в апреле 1992 г. Когда шакрыловцы приняли решение возобновить моление, то они договорились о следующем порядке организации и проведения церемонии. Они заранее определяют человека из своей фамилии, который назначается ответственным за ее проведение. Каждая из семей шакрыловцев заранее сдает деньги для покупки необходимой провизии.
Если в церемонии используется вино, принадлежащее назначенному ответственным шакрыловцу, то его родственники возмещают его затраты. Если же в его доме нет необходимого количества вина, то оно покупается. При покупке вина и крупного, упитанного козла для жертвоприношения, продавцу объясняют, что все это предназначается именно для моления в святилище и должно быть “чистым”: вино без сахара, черным (шакрыловцы считают, что приготовить белое или розовое вино без сахара невозможно, так как оно скиснет), а козел - холощеным в раннем возрасте. Ответственный указывает продавцу, что если тот совершит обман и его вино и жертвенное животное не будут “чистыми”, то он “возьмет на себя все грехи” и его дальнейшая судьба будет незавидной.
В прежние времена шакрыловцы заливали в кувшин виноградный сок осенью, после сбора урожая (аналогичные обряды осеннего ритуального “запечатывания” сосудов и их весеннего “открытия” были повсеместными в древней Малой Азии. См.: 43, с.25-26). К весне в кувшине было готовое вино. Тогда никому не приходило в голову посягнуть на содержимое ахапщщьа. Теперь же, из опасения, что вино будет украдено, его заливают в воскресенье ровно за неделю до моления, совершаемого в день христианской Пасхи.
Из уважения к христианским канонам и для того, чтобы не мешать людям, пришедшим на пасхальное богослужение, обряд жертвоприношения совершается не в самом святилище, а в доме ответственного за проведение застолья. Там же мужчины-шакрыловцы варят жертвенное мясо и абысту, а женщины из семьи ответственного и из других, определенных ему в помощь семей, готовят большой жертвенный пирог с сыром.
Внутри церковной ограды устанавливается длинный брезентовый навес (“палатка”), под которым располагаются длинные узкие столы, накрытые бумагой. Лишь в 1993 г., когда во время моления шел дождь, стол накрыли в притворе церкви с западной стороны (302, 18.06.1997). Во время застолья должны подаваться только строго определенные блюда (мясо, абыста, соль и вино), однако в случае, если врачи запрещают кому-то пить вино, то он может употреблять чачу.
В течение нескольких лет сроки наших полевых работ в Абхазии не совпали с данным молением, и первоначально мне пришлось ограничиться описанием церемонии со слов нынешнего жреца и других, опрошенных нами в селе Лыхны представителей фамилии Шакрыл (см.: 147, с.207-214). 30 апреля 2000 г. нам, наконец, удалось зафиксировать ежегодное моление шакрыловцев, что позволило уточнить многие полученные ранее сведения.
Выяснилось, что его первоначальная, записанная со слов очевидцев и участников церемонии версия, содержала многие неточности. Они объяснялись тем обстоятельством, что наши собеседники описывали не реальную практику, а стремились изложить свое представление о том, каким образом должно проходить данное моление, предлагали его “идеальный”, по их мнению, вариант и тем самым невольно искажали действительную картину. Не подтвердились и многие сведения, которые содержались в специальной посвященной данному святилищу статье на абхазском языке (228).
Сравнение первоначальной версии моления в святилище Лых-ныха и самой церемонии, состоявшейся 30 апреля 2000 г., со всей очевидностью показывает, что описание традиционных молений со слов их участников непременно требует дальнейшего сопоставления с реальной практикой. К примеру, по словам шакрыловцев, “пасхальное богослужение продолжается в Лыхненской церкви всю ночь, наряду с другими прихожанами в нем участвуют и шакрыловцы. Утром, после ее окончания, женщины расходятся по домам, а мужчины остаются для проведения ежегодного моления в святилище Лых-ныха” (147, с. 210).
Если подобная практика и имела место в прошлом, то в настоящее время картина была совершенно иной: ни один из опрошенных нами шакрыловцев не приходил на пасхальное богослужение в Лыхненскую церковь, да она сама была совершенно пуста задолго до начала моления в святилище Лых-ныха.
Как рассказывали старики, в прежние времена на лыхненской поляне с утра собиралась молодежь, там проводились конные скачки, борьба, различные игры и гуляние. Шакрыловцы на рассвете стрельбой извещали односельчан о том, что они сегодня “открывают кувшин”, который был по размерам куда больше нынешнего, так что его содержимого хватало для многих сотен пирующих. Теперь никакого предшествующего молению веселья и гуляний молодежи не проводится. Этим проявляется траур по погибшим в грузино-абхазской войне, однако наши собеседники были уверены, что в будущем эта традиция будет возобновлена.
Утром пасхального дня 30 апреля 2000 г. шакрыловцы, их гости, в числе которых были президент и практически все абхазское руководство, а также глава местного православного духовенства отец Виссарион (о нем неоднократно упоминалось ранее), собрались у закопанного рядом с церковью ритуального кувшина ахапщщьа.
Жрец попросил гостей встать отдельно от шакрыловцев, снял папаху и пояс, расстегнул воротник своей рубашки. Один из шакрыловцев поднял крышку кувшина, жрец при помощи веточки с маленькими колючими листиками очистил поверхность находившегося вровень с землей черного вина от попавших туда сухих травинок. При помощи специальной, сделанной из тыквы черпалки, вино было налито в стакан жреца.
В настоящее время в ходе церемонии жрец использует только одну свечу. Однако, как указывается в опубликованной на абхазском языке статье о данном святилище, в прошлом во время моления жрец держал в левой руке пучок скрученных вместе свечей, по одной от каждого мужчины в роду (228, с.116-119). Сходный обычай был зафиксирован нами в 1998 г. в осетинском святилище Ирон дзуар и в 2000 г. во время моления у ритуального кувшина ахапщщьа фамилии Барганджия в селе Тамыш. В святилище Лых-ныха теперь от этого отказались: согласно объяснению нынешнего жреца, каждый, кто хочет поставить свою собственную свечу, может сделать это в церкви.
Общая от всей фамилии Шакрыл большая горящая свеча была установлена на землю рядом с кувшином, жрец взял в левую руку ореховую рогатинку с нанизанными на нее печенью и сердцем жертвенного животного, в правую - стакан с вином и начал моление. Стоя рядом с кувшином и обратившись лицом к церкви и стоявшим перед ним гостям, жрец начал говорить:
Великая аныха, обрати к нам
теплоту своих очей и теплоту своего сердца.
Не забывай и оберегай нас и наших детей.
Пусть будет мир, радость и здоровье в домах тех людей,
которые обслуживают это святилище.
Большое спасибо всем, кто приехал к нам сегодня
и Вячеславу Григорьевичу[24],
которому сегодня весь народ говорит спасибо и желает,
чтобы вместе с ним вся страна процветала.
Живи вечно со своей семьей и народом.
Мы все однофамильцы вас благодарим.
Спасибо всем, кто пришел сюда сегодня.
Можно еще говорить долго и красиво.
Но мне это не под силу.
Сегодня я говорю:
пусть великий Бог, великий апаимбар и великая аныха
благословят Вас,
пусть у вас всех будут радость и благополучие,
пусть будет достаточно тех бед и несчастий,
которые произошли у нас в Абхазии.
Тем, кто воевал и остался жив
я желаю здоровья, счастья и радости.
Слава Богу, эта земля осталась абхазцам,
чтобы мы смогли жить на ней достойно и процветать.
Пусть другие народы скажут:
вот молодцы абхазцы, они достойно живут на этой земле.
Пусть народы, живущие с нами, скажут:
спасибо вам за мир и благополучие на этой земле.
Пусть все ваше горе, боль и неприятности
Перейдут ко мне, мои соседи, родственники и наши гости.
Может быть, я сказал лишь сотую часть
из того, что необходимо.
Благодарю вас за то, что выслушали меня[25].
Спасибо вам, мои родичи,
За то, что вы обслуживаете аныху.
Пусть Бог благословит вас,
Чтобы вы всегда радовались,
никогда не болели, а умирая - не мучались.
Надеюсь, что вы простите меня,
если я что-то не так сказал.
А если осудите, то я приму это[26].
Шакрыловцы и гости присоединились к высказанным жрецом пожеланиям и произнесли “аминь”. Жрец передал рогатинку с печенью и сердцем одному из шакрыловцев, взял в левую руку вырезанный из центра большого жертвенного пирога с сыром кусочек, положил на него по кусочку печени и сердца жертвенного животного, посыпал все солью, поднял правой рукой стакан с вином и, вновь повернувшись лицом к церкви, горам и гостям произнес:
Наши родители тоже говорили так:
пока я это не раздам всем Ачба и Чачба
и всему абхазскому народу,
пусть у вас не болит голова и сердце,
пусть вас минуют все беды.
Жрец полил вином и спрятал предназначенные для Ачба и Чачба кусочки в расщелину ствола растущего у церковной ограды старого дерева. В его стакан было долито немного вина и он вновь начал благодарить президента и его окружение за их приход, желать им всего наилучшего не только от себя, но и от всего абхазского народа.
Тем временем шакрыловцы быстро наполнили вином стаканы, разрезали на мелкие кусочки жертвенные пирог, печень и сердце. Жрец выпил свой стакан и отведал по кусочку жертвенной пищи. После него то же должны были сделать все шакрыловцы, но из уважения к своему правительству, ход церемонии был нарушен.
После того, как один из старейшин фамилии попросил у аныхи благословения для щакрыловцев и всех присутствующих, слово было передано президенту страны. В произнесенных В.Г. Ардзинба словах наглядно отражалась позиция властей по отношению к традиционной религии абхазов, а также другим существующим в стране религиям:
С древних времен здесь находится святилище.
Оно называется Лых-ныха, его жрецами являются шакрыловцы.
С древних времен Лых-ныха – это то,
что защищало и оберегало абхазский народ.
И сегодня Лых-ныха оберегает Абхазию и мы это чувствуем.
В древности тут же была построена церковь.
Церковь вместе с аныхой защищает абхазский народ.
Уже давно этот обычай проводится на Лыхненской поляне.
Я хочу всем пожелать, чтобы ваше сердце не болело.
Вам, лыхненцы, я от всего сердца желаю всего наилучшего,
И вам, шакрыловцы, я желаю того же.
Пусть через ту аныху, которую вы, шакрыловцы, обслуживаете,
Всегда приходит благословение Бога всему абхазскому народу.
Пусть горя будет совсем мало, а радости много,
Пусть наши братья и сыновья больше не погибают.
Вам всем желаю благополучия и чтобы через год
все вновь радостно встретились на этом месте.
В нарушение обряда не шакрыловцы, а почетные гости первыми выпили вино, отведали по кусочку жертвенной пищи. Уже после них то же сделали шакрыловцы, а затем – все остальные участники церемонии. Пока почетные гости смотрели на организованные для них скачки, шакрыловцы завершали хлопоты, связанные с проведением ритуального застолья. Когда же все было готово, жрец пригласил всех к столу, на котором помимо ритуальных блюд были и другие: выпечка, овощи, зелень и т.п., поданные для того, чтобы “почетные гости не подумали, что шакрыловцы накрыли им “бедный” стол”.
Первый тост ритуального застолья всегда произносится жрецом и обращен к Богу. Затем произносится тост за апаимбара Лых-ных. Как нам пояснил жрец, “когда я обращаюсь к Лых-ныхе, то имею ввиду все семь святилищ”. Однако некоторые из шакрыловцев, видимо связывая церковь и святилище в единое целое, считали, что Лых-ныха - это Богоматерь или дева Мария. В этом плане показательно, что шакрыловцы могут обращаться к Лых-ныхе и в мужском и в женском роде (хотя последнее делается гораздо реже). Третий тост произносится за тамаду из числа шакрыловцев (либо из другой, обычно проживающей по соседству фамилии). Тамадой назначается кто-либо из уважаемых и физически здоровых мужчин, с которым заранее договариваются о том, что он будет руководить общим застольем.
По убеждению шакрыловцев, абхазские святилища общаются между собой. Как нам рассказал К. Шакрыл, одно из мест, где проходило сопровождавшееся атмосферными явлениями общение между Лых-ныхой и Лдзаа-ныхой, находится в окрестностях села Лыхны. Хотя на этом месте не проводится никаких церемоний, оно считается священным, огорожено и приходить туда запрещается.
§ 4. Аергъ-Лапыр-ныха
Расположенное в окрестностях села Блабурхуа Гудаутского района святилище Аергъ-Лапыр-ныха (чаще его называют просто Лапыр-ныха) не входит в число “быжныха” - семи главных аных Абхазии. Однако оно издавна было широко известно и почитаемо проживающими в этой части страны абхазами. В отличие от аныхырта (рядовых мест для моления), в Аергъ-Лапыр-ныхе жреческие функции закреплены за представителями одной фамилии - Цымцба. Ныне эта фамилия очень немногочисленна и насчитывает лишь 18 дворов, большинство которых сосредоточено в селе Бармыш.
Жрецом святилища Аергъ-Лапыр-ныха может быть назначен только самый старший по возрасту мужчина в фамилии Цымцба. Его моральные качества предварительно не обсуждаются, так как считается, что “среди цымцбовцев нет недостойных”. Жрец и нескольких других старейшин фамилии Цымцба рассказали нам предание о появлении святилища Аергъ-Лапыр-ныха.
Когда-то в прошлом два охотника Цымцба и Бения из рода Кяхир-ипа пошли за добычей в горы. Когда они оказались у одинокой сосны наступило нечто наподобие затмения и они оба “ослепли”. Цымцба был старшим по возрасту, он обратился к Богу с просьбой о помощи, обещал каждый год на этом месте приносить жертву и совершать моление. После этого тучи рассеялись и охотники прозрели.
Возвратившись в свое село охотники рассказали эту историю родственникам. Старейшины фамилий Цымцба и Бения решили, что место, в котором произошло чудо, является священным (аныхой) и решили совершать там ежегодное моление, которое с тех пор проводится по словам жреца “вот уже лет семьсот”. В прежние времена все поднимались в горы к священному месту у сосны. За день до церемонии туда приводили жертвенного барашка и оставляли со спутанными стеблями травы и гибкими прутьями ногами. За ночь барашек освобождался, но далеко не уходил и утром его легко находили. Пришедшие на церемонию люди приносили барашка в жертву и благодарили Бога за покровительство, причем в церемонии наряду с мужчинами принимали участие женщины и подростки.
Со временем цымцбовцы перестали подниматься далеко в горы для совершения своего ежегодного моления. Произошло это после того, как во время восхождения к святилищу у одной из женщин начались преждевременные роды, в результате которых погибли и она сама, и родившийся ребенок. С тех пор моление перенесли на новое место в окрестности села Блабурхуа и назвали его Напра-ныха. Наряду с цымцбовцами в ежегодном молении стали принимать участие представители других проживавших по соседству с ними фамилий. Кстати, скорее всего именно это место было той пихтовой поляной, которая расположена над селом Блабурхуа и о которой сообщает Ш.Д. Инал-ипа, кратко упомянувший об Аергъ-Лапыр-ныхе и рассматривавший это святилище как интересный пример родового культа, когда одному богу-покровителю поклонялось сразу несколько фамилий (99, с.549-551).
Позднее цымцбовцы переехали в село Бармыш и Напра-ныха оказалась на территории, где проживают другие фамилии. В течение какого-то времени Цымцба продолжали проводить свое ежегодное моление в Напра-ныхе, но позднее отказались от этого. Сейчас это объясняется тем, что однажды к ритуальному застолью были приглашены два проходивших мимо путника, которые, видимо изрядно перепив, поссорились и на глазах у всех присутствующих “перестреляли друг друга”.
Существует и другая легенда, согласно которой цымцбовцы перестали совершать моления в Напра-ныхе после того, как в день одного из таких молений произошло похищение женихом девушки Цымцба. Это считалось для фамилии большим позором, так как было совершено в день, когда все помыслы людей должны быть “чистыми”.
Сейчас уже трудно выяснить, когда цымцбовцы отказались от молений в Напра-ныхе и какая из фамильных легенд ближе к истине. Как бы там ни было, цымцбовцы решили отказаться не только от места, но и от общей церемонии, на которой ежегодно присутствуют все представители их фамилии. Уже в течение длительного времени они проводят свое ежегодное моление по отдельности в доме каждой из входящих в фамилию семей.
Определенной даты моления не существует. Оно проводится в конце лета в течение двух дней. Первая часть моления проводится четверг - ближайший к дню предков (Нан-хуа), который ныне совпадает с православным праздником Успения Пресвятой Богородицы (14 августа). Вторая часть моления совершается в субботу на той же неделе.
Другие проживающие в округе фамилии, также считающие Аергъ-Лапыр-ныха и Напра-ныха своими покровителями, проводят моления в субботу - через неделю после цымцбовцев, подчеркивая тем самым, что жреческими функциями в данных святилищах могут обладать только представители фамилии Цымцба.
Каждый год старейшины фамилии Цымцба собираются заранее и назначают точную дату проведения церемонии, о которой сообщается всем членам фамилии. Только после этого начинается заготовка дров и закупка необходимых продуктов, так как использование имевшихся до того в доме припасов, даже соли, строго воспрещается. Особое внимание уделяется тому, чтобы все необходимое для церемонии было “чистым”: например, для изготовления свечей нельзя использовать воск, полученный от пчел, которые прикармливались сахаром и т.п.
Другим обязательным условием является то, что все жертвенная пища должна быть приготовлена в очаге, находящемся в фамилии Цымцба. Женщины, которые вышли замуж и уехали из родного дома, не могут приготовить жертвенный пирог заранее. Они приносят необходимые продукты, из которых в очаге их родителей, или, если те умерли, их брата, племянника и т.п., хозяйкой дома и одной из невесток (то есть только теми женщинами, которые живут в данном доме) готовится пирог с сыром.
Хотя для застолья цымцбовцы могут зарезать барашка или овцу (иногда они просто покупают немного мяса, либо в трудные времена обходятся без него вовсе), в церемонии отсутствует обряд жертвоприношения: ритуальный характер имеют лишь пироги с сыром, “чистое” вино и свечи. Мясо и абыста готовятся мужчинами, все остальное - женщинами той семьи, в доме которой проводится моление.
Ежегодное моление жреческой фамилии Цымцба
В день моления, которое состоялось в четверг 19 августа 1999 г., в каждом доме Цымцба с раннего утра был разведен огонь в очаге. Этот очаг, сделанный из кирпичей, которые плотно подогнаны друг к другу, находится внутри небольшого хозяйственного помещения с земляным полом, недалеко от жилого дома. Во дворе нынешнего жреца этот очаг был гораздо больших размеров, чем в других посещенных нами домах Цымцба.
Женщины с утра начинают месить тесто и готовить начинку из сыра для первого пирога. Раскаленный очаг выкладывается свежими виноградными листьями, на них кладется пирог, который сверху также накрывается листьями винограда в несколько слоев. На эти листья равномерным слоем насыпаются зола и угли. Когда пирог готов - женщины обмывают его водой и относят на деревянном подносе к специальному накрытому праздничной скатертью прямоугольному столику. Жрец кладет на очаг новую партию дров и направляется к столику. Пирог занимает почти всю его поверхность, рядом с ним ставятся стаканы и графин с вином.
В связи с тем, что нам удалось добраться до дома жреца уже после того, как была произнесена первая молитва, посвященная всем мужчинам семьи, удалось зафиксировать церемонию лишь с того момента, как началась та ее часть, которая была посвящена женщинам. Впрочем, первая молитва, в которой жрец просит у Аергъ-Лапыр-ныха защиты и благословения для всех мужчин своей семьи, по своей форме и содержанию полностью совпадает со всеми последующими. Вторая произносимая во время церемонии молитва посвящается старшей в семье женщине - в данном случае ею была тетя жреца.
Подойдя к столику с ритуальным угощением жрец взял в правую руку стакан с вином, в левую - небольшую не зажженную свечу и показав в сторону гор обратился к своей тете: “смотри туда, откуда смотрит аныха”. Он попросил женщину повернуться лицом к горам и расположенному там святилищу Аергъ-Лапыр-ныха. Стоящая рядом со столиком женщина преклонила одно колено, все остальные встали немного в отдалении. Жрец начал говорить[27]:
Я преклоняюсь перед тобой,
Лапыр-ныха, от головы до пят.
Лапыр-ныха - это аныха,
перед которой преклоняются Цымцба.
Я прошу тебя, Лапыр-ныха,
взгляни на эту женщину.
Это моя тетя, она сестра моего отца.
Куда бы она ни пошла -
следи за ее жизнью, за всеми ее детьми.
Недавно она перенесла много горя.
Сделай так, чтобы она забыла его
не новым горем, а только радостью.
Она сегодня молится за себя и свою семью.
Спасибо всем, кто пришел сюда сегодня
по случаю моления этой женщины,
кто переступил порог нашего дома
и пришел вместе с нею помолиться.
Дай Бог, чтобы вы и впредь приходили
по таким хорошим делам.
Некоторые из присутствовавших поддержали просьбу жреца словом “аминь”. Жрец поставил стакан с вином на столик и пошел со свечой к дому. Там он зажег ее и, встав лицом к выходу из помещения, прикрепил к дверному косяку в его левом верхнем (если смотреть из дома) углу. Там же позднее он прикреплял остальные использованные при молении свечи. В другом посещенном нами доме Цымцба свеча крепилась к дверному проему специально привезенной обрешетки из бруса, к которой когда-то крепились легкие стены помещения в доме предков.
Женщина встала с колена, возвратившийся к столику жрец вырезал из середины пирога небольшой кусочек, окропил его вином и произнес:
Так делали наши предки:
мои прадеды, деды и отцы.
В Бармыше говорили,
что пока мы не накормим
пригнанное со стойбища стадо вот этим -
дай Бог, чтобы нас не коснулась
никакая беда и проклятие.
Мы гордимся тобой, наш апаимбар,
направь нас на путь истинный
и благослови нас.
После этих слов жрец положил кусочек пирога на растущую рядом виноградную лозу, вернулся к столу, выпил стакан вина до дна и начал разрезать пирог на прямоугольные куски. Затем он отложил нож и одна из женщин (невестка, которая помогала готовить пироги) закончила разрезать пирог. Тем временем жрец наполнил следующий стакан вином и произнес:
Наш апаимбар, мы гордимся тобой.
Где бы мы ни были,
мы преклоняемся пред тобой.
Я молюсь и с головы до ног
преклоняюсь пред тобой,
наш апаимбар, ниспошли нам
свое благоденствие.
Жрец передал стакан с вином своей тете, она взяла его и начала говорить:
Великий Аергъ (Аергъ-Ду), взгляни на нас
своим добрым взглядом, охраняй нас.
Где бы мы ни были,
отведи от нас все беды и проклятия.
Мы очень надеемся на тебя,
не оставляй нас без своего взгляда,
не делай нам больно и дай нам всем здоровья.
После этих слов женщина пригубила вино и хотела этим ограничиться, но жрец выразительно настоял на том, чтобы она допила свой стакан до дна. Затем она взяла кусочек из центральной части пирога с вырезанной серединой и пояснила, что он “посвящен ей” и только она сама может его съесть. Тем временем жрец пригласил всех присутствующих подойти и отведать ритуального угощения. Большинство подошедших, включая подростков, ограничилось краткими пожеланиями того, чтобы Бог и Аергъ-Лапыр-ныха послали женщине свое благословение, здоровье и благополучие, после чего выпивали вино и съедали по кусочку ритуального пирога. Однако одна из старушек этим не ограничилась и произнесла более содержательную речь:
Во имя добра пусть озаряет тебя Лапыр-ныха.
Пусть добротой своих очей и сердца
Тебя и всю твою семью охраняет Творец (Хазшаз).
Пусть трагически не прольется
ни капли крови твоей и твоих близких.
Пусть тебя не настигнет болезненный пот,
чтобы в будущем году ты в здравии встретила этот день,
чтобы все присутствующие тут сегодня
пришли сюда и в будущем году.
После того, как все высказались, выпили по стакану вина и отведали свою часть ритуального пирога, жрец налил себе еще один стакан и произнес небольшую речь, которая не была составной частью моления, а предназначалась гостям и молодым членам фамилии. В ней он рассказал, что в советские времена “когда в силе были партия, комсомол и пионерия” проведение обрядов “типа ажира, ацу-ныха” и т.п. было запрещено, но цымцбовцы всегда проводили свой праздник. Более того, “сами руководители приходили, чтобы вместе с нами отметить этот праздник и всегда говорили при этом: “пусть вам озаряет путь своим добрым взглядом и добрым сердцем Аергъ-Лапыр-ныха”. Так пусть он вас тоже всегда благословляет”, - заключил свою речь жрец.
Хлопоты по подготовке к следующей части моления возобновились. Дрова на очаге прогорели, жрец смел веником золу и угли, началось приготовление еще одного, посвященного старшей дочери жреца, пирога. Когда он был готов - все вновь собрались у столика и церемония возобновилась. Дочь жреца обратила свое лицо к горам и преклонила колено, ее отец с не зажженной свечой в левой руке и стаканом вина в правой начал говорить:
Пусть тебе всегда сопутствует
добрый взгляд и доброе сердце
Аергъ-Лапыр-ныха.
Где бы ты ни была:
в пути пешком или в машине -
пусть тебе всегда
сопутствует его благословение.
Пусть и на следующий год
в здравии ты приедешь сюда сама,
со своей семьей и детьми.
На этот раз жрец не пошел со свечой к дому, а вначале положил ее на столик, поставил стакан, вырезал кусочек из середины пирога, окропил их вином и сказал:
Это делается как “Ачба-Чачба”.
Пусть как через семь времен,
через семь расстояний,
тебя всегда минуют беды и несчастья.
После этого он положил кусочек пирога на виноградную лозу (положенный там прежде уже был либо поклеван птицами. либо, что вероятнее, стал добычей одной из вездесущих местных собак). Затем жрец прикрепил зажженную свечу к дверному косяку, вырезал центральный кусок из пирога, передал его своей старшей дочери, взял стакан с вином и вновь начал говорить:
Благослови теплотой своих очей
и теплом своего сердца
эту семью и ту,
за которую мы помолились.
Дай здоровья ей, ее семье
и всем окружающим,
в том числе народу и всей Абхазии,
чтобы до следующего года
все беды и несчастия
миновали и эту семью
и весь народ Абхазии.
Аергъ-Лапыр-ныха,
охраняй нас где бы мы ни были.
Пусть добрым будет путь наш,
огради нас от бед и несчастий.
Мы очень на тебя надеемся,
охраняй нас своим великим взором.
Пусть у нас не будет большей беды,
чем прикосновение к твоей ноге.
Пусть у нас не будет другой заботы,
как преклоняться перед тобой
и молить тебя о заботе.
Жрец налил вино, его дочь взяла стакан и произнесла несколько слов настолько тихо, что ничего нельзя было разобрать. Затем она пригубила стакан и отведала предназначенный для нее кусок пирога. После нее с подобающими случаю словами ритуальное вино и пищу отведали все присутствующие. Причем в высказанном одним из мужчин пожелании о том, чтобы дочь жреца была “истинной абхазской опорой в той семье, куда она попала” легко было увидеть, что многие родственники считают ее брак не слишком удачным.
После этого все были приглашены к большому общему столу с обильным угощением из многочисленных, в основном национальных абхазских блюд и обильным количеством вина и чачи. В застолье принимали участие только мужчины и мальчики-подростки из фамилии Цымцба, а также присутствующие на церемонии родственники и гости, тоже мужчины. Женщины же тем временем занимались приготовлением очередного пирога и хлопотали вокруг стола.
Жрец начал общее застолье словами:
Благослови нас Бог,
и всех тех, кто присутствует тут
на нашем разговоре и общении
с Аергъ-Лапыр-ныха.
Дай Бог вам всем всего того,
о чем мы просили сегодня для себя.
Пусть с вами всегда будет
благословение Аергъ-Лапыр-ныха.
Затем по предложению хозяина был избран тамада, в ведение которого перешло проведение застолья и произнесение многочисленных полагающихся случаю тостов. Показательно, что в одном из своих тостов тамада, не принадлежавший к фамилии Цымцба и проживающий довольно далеко от села Бармыш, сознавая, что данное моление весьма сильно отличается от подобных церемоний, высказал пожелание, чтобы, если в данном случае цымцбовцы “по незнанию, либо из-за неточности передачи обряда от дедов и отцов к внукам, допустили какие-то ошибки, Бог простил и не наказывал их за это”.
Пока тамада вел общее застолье, жрец вышел из-за стола и наблюдал за действиями хлопотавших женщин. Когда очередной пирог был готов, то он продолжил церемонию, в которой принимали участие женщины (мужчины продолжали оставаться за столом). На этот раз жрец стоял у столика с ритуальным угощением один: та дочь, которой была посвящена молитва не смогла на этот раз приехать в дом своих родителей. Со стаканом вина и не зажженной свечой в руках жрец повернулся к горам и произнес:
Эта божественная пища посвящена Азе.
Она не смогла присутствовать
на сегодняшнем празднике.
Где бы она ни была,
в поезде, в самолете или в машине,
пусть Аергъ-Лапыр-ныха благословит ее.
В следующем году,
когда мы будем праздновать этот день,
пусть она в добром здравии сможет приехать
и сама попросить Аергъ-Лапыр-ныха
о благословении и своем благоденствии.
Жрец вырезал кусочек из центра пирога и со словами “это для Ачба и Чачба” положил его у виноградной лозы, прикрепил горящую свечу к дверному косяку, после чего со стаканом в руке вновь попросил благословения Бога-Творца для своей дочери и повторил пожелание чтобы она присутствовала на молении в следующем году. Выпив вино, жрец вырезал кусок из центра пирога и передал его своей жене. Та, со стаканом вина и этим кусочком пирога в руке произнесла положенные слова с просьбой к Аергъ-Лапыр-ныха о благословении и защите для своей отсутствующей дочери и ее семьи.
Тем временем общее застолье закончилось, мужчины вышли из-за стола, а женщины начали убирать посуду. Все ждали пока будет готов новый пирог. Он был в этот день последним и посвящался всей семье жреца. Когда пирог был установлен на столике, вся семья - мужчины, женщины и дети, повернулись к горам и преклонили одно колено. Взяв стакан вина и не зажженную свечу жрец повернулся туда же и начал говорить:
Аергъ-Лапыр-ныха,
дай нам теплоту своих очей и своего сердца.
Озаряй и иди за нами где бы мы ни были.
Я припадаю к твоим стопам,
мы все преклоняем перед тобой свои колени.
Пусть у нас не будет другой заботы,
как готовиться к встрече и общению с тобой.
Пусть Аергъ-Лапыр-ныха
благословит всех гостей,
которые посетили наш дом сегодня.
После этих слов жрец вырезал кусочек из центра пирога, окропил его вином и молча положил на виноградную лозу. Все встали, жрец прикрепил горящую свечу к дверному косяку, вырезал кусок из центра пирога и произнес:
Я благословляю всех
и пью за вас и за нас[28]
Пусть во время празднования
Аергъ-Лапыр-ныха в будущем году
мы вновь встретимся
в добром здравии и согласии.
После этих завершающих церемонию слов жрец выпил свой стакан и отведал центральный кусок пирога, который, на этот раз, предназначался ему самому. Собравшиеся присоединились к пожеланию жреца и в последний раз отведали вина и ритуального пирога. В завершении гости тепло попрощались с хозяевами и разъехались. На этом хлопоты в доме закончились, женщины получили возможность отведать приготовленных ими блюд и обсудить все произошедшие за день события.
Данное моление особенно наглядно свидетельствует о том, что оно воспринимается всеми присутствующими как совместная трапеза со своим апаимбаром (ангелом-хранителем). Об этом со всей очевидностью говорят слова прощального тоста, произнесенные одной из старших женщин фамилии:
Мы с радостью встретили тебя.
Мы с радостью накрыли тебе стол.
Благослови нас добротой своих очей и сердца,
Аергъ-Лапыр-ныха.
Пусть мы сами и те наши родичи,
которые встретили тебя
с чем бы там ни было,
даже с репой или сахарной свеклой[29],
к следующему празднику
встретят тебя со всем добром,
которого только пожелают.
Пусть подобные праздники
для всех людей и всей Абхазии
будут на благо.
Характер данного моления как совместной трапезы со своим небесным покровителем подтверждают объяснения жреца и опрошенных нами старейшин. По их словам, первая часть ежегодного моления Цымцба, проводящаяся в четверг, имеет значение встречи этой фамилии с Аергъ-Лапыр-ныха. Во время второй части моления, которая совершается в субботу на той же неделе, цымцбовцы прощаются с Аергъ-Лапыр-ныха. При этом церемония в целом повторяет описанную с тою лишь разницей, что от всей семьи, включая тех ее членов, которые не проживают в родительском доме, готовится только один пирог и ставится только одна свеча.
В своей прощальной субботней молитве цымцбовцы просят Аерг-Лапыр-ныха вновь посетить их в будущем году, дать защиту, даровать счастье, богатый урожай, чтобы их фамилия стала более многочисленной и т.п. Повторяя субботний ритуал цымцбовцев другие почитающие Аергъ-Лапыр-ныха фамилии также ограничиваются приготовлением только одного ритуального пирога и используют во время своих молений только одну свечу.
§ 5. Осетинское святилище Ирон дзуар
Кавказ продолжает оставаться регионом, в котором сохраняется сильное влияние древних религий и культов. Не составляют исключения и осетины, населяющие центральный Кавказ. Между абхазами и осетинами издавна поддерживались тесные контакты, которые затрагивали и религиозную жизнь этих народов. Как отмечает Л.А. Чибиров, сходство религиозных представлений между осетинами и народами Западного Кавказа было вызвано не только одинаковыми природно-географическими условиями, но и сходством исторических судеб, общественного строя и образа мышления народов Центрального и Западного Кавказа (224, с.128). Однако, учитывая удаленность географического ареала расселения осетин от Абхазии и особенности советского периода исторического развития, открытие действующего осетинского святилища близ Пицунды во время полевых исследований летом 1998 г. неожиданным.
Появление здесь осетинского святилища было связано со строительным бумом в Абхазии 1960-1970-х гг. Тогда бурно развивавшаяся “всесоюзная здравница” остро нуждалась в рабочей силе и сюда из разных районов приехало немало осетин. Они принадлежали к разным этнографическим группам своего народа - иронцам, дигорцам, кударцам, туальцам и чисанцам. Большинство осетинских переселенцев были мужчинами, которые быстро пускали корни в Абхазии. Женились преимущественно на русских девушках - местных, или таких же переселенках, как они сами. Дети от смешанных браков считали себя осетинами: они по несколько месяцев в году проживали в отцовских селах, где говорили по-осетински и впитывали в себя местные нравы и традиции.
К началу 1970-х гг. в северо-западной части Абхазии образовалась осетинская община, члены которой, несмотря на имевшиеся между ними определенные языковые и культурные различия, поддерживали тесные связи друг с другом. У многих из них в родных селах имелись дзуары - святилища (это слово означает также покровитель, дух, небожитель. См.: 197, с.397), в которых проводились ежегодные церемонии и моления.
Наши переехавшие в Абхазию осетинские собеседники назвали в качестве почитаемых на их родине святилищ Хытыгдзуар - “святилище, посвященное осетинскому богу Хытыгу” и Лтыдзуар - “святилище мужчин, в которое женщин допускали только после совершения церемонии”. Последнее расположено близ города Владикавказа и считается настолько почитаемым, что туда “съезжаются осетины со всей северной Осетии” (Л. Челохсаева, поселок Пицунда).
Многие из поселившихся в Абхазии осетин продолжали участвовать в ежегодных молениях в родных селах, но с годами семейные и бытовые проблемы делали такие поездки все более редкими. Инициатором создания в Абхазии осетинского святилища стал Шалико Плиев, принадлежащий к южноосетинской группе кударцев. Родом он из Боржомского района Грузии, в котором компактно располагались 12 осетинских сел. Жители этих сел имели общее святилище, в котором ежегодно проводилась церемония “Хуцау мады бон” - “праздник Богоматери”.
Святилище называлось “Хуцау мады дзуар” - “святилище Богоматери”, оно представляло собой место на равнине, где росла старая груша, у корней которой лежала куча камней. Сюда каждый год 21 сентября приходили жители окрестных осетинских сел и совершали жертвоприношение (по барашку от одной или нескольких семей). После этого местный учитель, довольно молодой, но “наиболее чистый и грамотный человек”, обращался к Богу с просьбой даровать благополучие всем собравшимся.
Мужчины с горящими свечами в руках присоединялись к его молитве. После этого каждый из мужчин (женщины и дети стояли поодаль) подходил к дереву, учитель просил Бога даровать благоденствие и мир его семье и прикреплял горящие свечи к лежавшим у корней дерева камням. После этого начинался ритуальный пир, к которому с большим удовольствием присоединялись окрестные армяне и грузины.
В начале 1970-х гг. большинство проживавших в Пицунде осетин согласилось с идеей Ш. Плиева о создании в Абхазии осетинского святилища, в котором живущие здесь осетины могли бы проводить ежегодное общее моление. Было найдено подходящее для святилища место: оно представляло собой лесную поляну у подножия холмов близ Пицунды. После этого Ш. Плиев поехал в свое родное село Гуджарети и обратился к односельчанам с просьбой об отделении части местного святилища для переноса в Абхазию.
Некоторые из местных стариков утверждали, что этого делать нельзя, но большинство с ними не согласилось и решило, что перенос святилища в Абхазию “будет угоден высшим силам и полезен людям”. После этого Ш. Плиев перед своим отъездом в Абхазию приехал к святилищу, где насыпал в корзину землю из-под груши и взял один из камней, лежавших у ее корней (после полученного от односельчан разрешения для этого не понадобилось проводить каких-либо дополнительных обрядов или церемоний). Камень и корзина с землей были погружены в багажник машины и привезены в Абхазию.
Вскоре земля была высыпана у корней высокого дуба на выбранной поляне в окрестностях Пицунды, там же был положен привезенный камень и 21 сентября 1972 г. состоялось первое моление осетин в новом святилище. С тех пор оно совершалось каждый год и только в том случае, если на дворе был проливной дождь, церемония переносилась в дом кого-нибудь из местных осетин. Жрецом святилища стал Ш. Плиев, однако местные осетины называют его не дзуарылаг” (жрец), а словом “хыйштер” (или хиштар) - в переводе “старший, старейшина”.
По поводу названия нового святилища у осетин, опрошенных нами в 1998 г., не было единого мнения. С. Хуриев, к примеру, назвал его именем святилища, расположенного в его родном селе Цинагара в Южной Осетии: “Дзуар” - “священное место”, а проводимую там церемонию “Дзуар бон” - “День (праздник) священного места”. З. Казаева, которая родом из того же села Гуджарети, что и Ш. Плиев, считает, что новое святилище имеет то же название, что и старое - “Хуцау мады дзуар”, и проводимая тут церемония называется “Хуцау мады бон”. Ш. Плиев наряду с “Хуцау мады дзуар” называл святилище и другим названием - “Борзон дзуар”, что переводилось им как “праздник и святилище Богоматери” (но большинство опрошенных с такой трактовкой не согласилось).
Видимо, имеющиеся внутри осетинской общины Абхазии культурные и определенные религиозные различия (не имевшие принципиального характера и возникшие в силу почитания различных дзуаров), сказались при проведении работ по обустройству святилища, проведенных в 1983 г. Тогда площадка под дубом со священной землей была забетонирована и огорожена высоким забором из металлической сетки. Под деревом была установлена небольшая квадратная ниша из прямоугольных камней черного цвета, основанием которой стал привезенный со старого святилища камень. Крышку ниши украшают сделанные из того же материала треугольный фронтон и прямоугольная плита, прикрепленная к задней стенке у ствола дерева. На плите сверху выбит крест, под ним надпись по-осетински: “Ирон дзуар” - “осетинское святилище” (видимо такое общее название устроило всех местных осетин) и внизу дата установки ниши - 1983.
По воспоминаниям местных осетин, в 1970-1980-х гг. число собиравшихся у святилища могло переваливать за сотню. Но затем распад СССР и грузино-абхазская война сильно сократили численность общины: в настоящее время в Пицунде осталось лишь 12 осетинских семей (около 40 человек).
Война не помешала проведению церемоний в святилище. Осенью 1992 г., когда линия фронта проходила совсем рядом - по реке Бзыбь, сюда пришли мужчины, оставившие женщин и детей дома. В святилище никто не может приходить с оружием, так что перед молением осетины долго наблюдали за окрестным лесом и горами: они опасались, что там скрываются вооруженные грузины, которые могли без труда уничтожить безоружных людей. Лишь убедившись в своей безопасности, мужчины провели в святилище церемонию со скромным угощением и тогда их главной просьбой к Богу было вернуть мир на землю Абхазии.
Ежегодное осетинское моление в святилище Ирон дзуар
21 сентября 1998 г. нам удалось побывать на проводимой в святилище церемонии. Первыми на поляне собрались мужчины: считается, что женщинам не следует видеть картину жертвоприношения и проливаемой крови. Молодые принесли воду и котел, набрали дров и развели огонь. После этого с шеи жертвенного бычка сняли веревку и дали ему поесть соли. Затем хыйштер Ш. Плиев взял стакан с вином в правую руку и горящую свечу в левую, повернулся лицом к дубу и обратился к Богу (Хуцау)[30]:
Бог, мы пришли к тебе и ты знаешь зачем.
Помоги нам - тем, кто придет сегодня
со своими семьями и детьми.
Сделай так, чтобы в их семьях было счастье,
чтобы к их полному очагу приходили хорошие люди.
Сегодня мы делаем тебе жертвоприношение,
так всегда оберегай нас и наших близких,
держи нас под своим правым крылом.
Оберегай и помоги нам.
После этих слов жрец поднес горящую свечу ко лбу жертвенного животного, а свой стакан с вином передал старшему из присутствующих. Тот в нескольких словах присоединился к обращенным к Богу просьбам жреца, выпил вино и поставил переданную ему горящую свечу в нишу у дуба. Жрецу вновь налили вина, он повторил свою просьбу к Богу принять жертву и даровать благополучие всем пришедшим и их семьям, выпил стакан до дна. После него то же сделали все присутствующие и началась церемония жертвоприношения.
Жрец перерезал горло бычку и отрезал голову, после чего мужчины быстро разделали еще трепетавшую тушу. Внутренние органы - сердце, печень, легкие и селезенку, а также лучшие куски мяса, были использованы для приготовления шашлыка, остальное мясо - варилось в котле. Пока готовилось мясо подошли женщины с посудой и едой - отварными курами, круглыми осетинскими пирогами, с начинкой из сыра, перемешанного с вареной картошкой (по три от каждой семьи), лепешками, тортами, разнообразными соусами и т.п. После того, как был накрыт стол, началось общее моление.
Люди подошли к дубу. Жрец собрал в пучок все принесенные свечи (по три от каждой семьи, независимо от ее численности) и зажег их. Стоя с ярко пылающими свечами в левой руке и стаканом вина в правой, он произнес основную молитву:
Бог, где ты, помоги нам,
покажи нам свое доброе отношение.
Сегодня большой день для осетинских мужчин.
В твою честь будет произнесено много тостов.
Тем, кто не смог прийти и произносит тосты
в твою честь дома - помоги тоже.
Может быть, я не смогу говорить красиво,
но пусть будет так,
что мы как бы окажемся рядом с тем,
кто произносит тосты красиво.
Помоги детям пришедших сюда людей,
которые здесь стоят и как зайцы
слушают тебя с оттопыренными ушами,
и детям тех, кто не смог прийти.
Пусть у нас всех будет полный очаг.
Мы живем не там, где родились, на чужой земле,
но и здесь, на чужбине, мы почитаем тебя.
Оберегай нас.
Пусть все наши беды будут в домах тех,
кто прогнал нас с родины.
Мы будем тебя помнить, почитать
и отмечать все праздники.
Помоги нам Бог.
Этот праздник бывает раз в году
и мы пришли к тебе на священное место.
Сделай так, чтобы все наши дела шли хорошо,
даруй богатый урожай, дай нам здоровья -
чтобы мы смогли этот урожай собрать.
Осетины, живите в дружбе.
Если мы восславим Бога как положено
и произнесем тосты -
он будет благосклонен
и сделает нам только хорошее.
Пусть мы будем рядом с теми,
кому ты помог.
Во время молитвы окружающие несколько раз поддерживали обращения жреца к Богу словам “аминь”. Закончив говорить, жрец поставил свечи в нишу - в находившийся там для этого специальный стакан, выпил вино и отведал по кусочку шашлыка и пирога. Затем каждый из присутствующих по старшинству обратился к Богу, после чего мужчины пили вино или водку до дна, а женщины - только вино, причем девушки и молодые женщины лишь слегка пригубливали свой стакан. Каждый отведал по кусочку шашлыка и пирога, после чего клал деньги (российскую монетку мелкого достоинства) в нишу с горящими свечами и шел к столу. Несколько мужчин задержалось и выпило за недавно умершего А. Гояева - долгие годы бывшего организатором ритуальных застолий и за его присутствовавших тут же сыновей.
Все уселись за стол: мужчины во главе, женщины и дети - за ними. Осетинское ритуальное застолье сильно отличалось от регламентированного и чинного абхазского, куда женщины не допускаются, либо сидят за отдельным столом. Несмотря на то, что многие русские жены прожили с мужьями-осетинами не один десяток лет, они остались далекими от восприятия норм женского поведения, принятых на Кавказе. Они громко и непрерывно разговаривали, чем мешали сидевшему во главе стола жрецу проводить застолье и произносить подобающие случаю тосты. В ответ на призывы к порядку наиболее боевые из женщин (среди которых самой активной была русская жена самого жреца) потребовали “не затыкать им рот и не думать, что только мужчины могут говорить умные вещи, а все женщины - глупые”. Спор между русскими поборницами эмансипации и их осетинскими мужьями закончился тем, что самая шумная часть изрядно подвыпивших старушек отошла в сторонку, уселась на траве и затянула песню “Подмосковные вечера”.
Во время застолья был определен ответственный за “проведение стола” в будущем году. В его обязанности входит покупка жертвенного животного и необходимых для застолья продуктов, организация доставки к святилищу посуды и котла, сбора дров и т.п. При этом сделанные ответственным затраты после проведения церемонии возмещаются ему всеми присутствующими членами осетинской общины.
По правилам в святилище можно находиться лишь до тех пор, пока светит солнце. К вечеру застолье прекратилось: была собрана посуда и оставшаяся еда, длинный узкий стол без ножек был вертикально поставлен внутрь ограды у дуба. Люди разошлись по домам, где некоторые продолжали пировать до самого утра.
Традиционная религия и обряды, не имеющие зафиксированного письменно регламента и канона, постоянно изменяются, но демонстрируют поразительную востребованность и живучесть на протяжении тысячелетий. Действующее в Абхазии осетинское святилище Ирон дзуар, порядок и форма проводимого там ежегодного моления, позволяют сделать вывод о том, что здесь сохраняются, пусть в сильно упрощенной форме, архаические ритуалы и представления.
В соответствии с древней традицией осетин, в Абхазии у них сохранился обряд прижигания шерсти на лбу жертвенного животного и угощения его солью перед закланием (хотя обряд обмывания молоком уже утрачен). В молении сохраняется четко регламентированный порядок использования различных частей жертвенного животного. Внутренности, являющиеся по древним воззрениям вместилищем души, служат для приготовления ритуального шашлыка, который используется во время моления.
Архаичной является использованная форма просьбы к Богу о покровительстве и защите членов общины: “держи нас под своим правым крылом”. У предков осетин существовало представление о том, что правое крыло является крылом бдения, а левое – сонным крылом. Сходная формула была зафиксирована у дигорцев Северной Осетии (село Лесгор), где участники церемонии просили Бога и святых взять жителей селения под свое “золотое крыло” (49, с.141). Можно предположить, что данное выражение восходит к древней традиции почитания местных божеств-покровителей определенной общины.
Во время ежегодного осетинского моления в святилище Ирон дзуар числу три придается особое значение: от каждой семьи (даже от одного живущего отдельно взрослого мужчины, который тоже рассматривается как “семья”) приносится три пирога, три свечи и т.п. По словам опрошенных нами осетин, так делалось всегда, но о том, какое смысловое значение имеет этот обычай они не знали. В этом плане интересно мнение А.Б. Зубова, отмечавшего, что почитание числа три имело место уже у кроманьонцев: “Число три практически во всех религиозных традициях имеет особое, священное значение, ассоциируясь обычно с жизнью, явлением Абсолюта в акте творения (преодоление единичной замкнутости и двойственности), продолжением рода - от союза мужчины (единица) с женщиной (двоица) рождается ребенок (триада). Трехчастность свидетельствует о том, что кроманьонцы воспринимали род не только устремленным в будущее, но и выходящим из глубин прошлого. Они сознавали его единство и верили, что смерть, осложняя, тем не менее не прекращает полностью общения с родоначальниками, которые живы и ждут часа своего воскресения” (94, с.69).
Предложенная А.Б. Зубовым трактовка значения числа три в доисторических религиях вполне соответствует содержанию ежегодного осетинского моления в святилище Ирон дзуар: оно призвано дать благополучие осетинским мужчинам и их семьям, посредством чего обеспечивается и продолжение всего осетинского рода. Вместе с тем, представляется вполне вероятным, что на восходящие к доисторическим временам представления о сакральном значении числа три в данном случае могли наслоиться и более поздние по времени догмы и воззрения.
Осетины сохранили архаичный обычай оставлять в святилище символическую плату за покровительство - в данном случае металлическую мелочь. В молении присутствуют и отдельные христианские элементы. Все местные осетины были окрещены в церкви еще в детстве и, хотя считают себя христианами, в большинстве не посещают церковь, либо делают это крайне редко и без соблюдения соответствующих обрядов (поста, причастия и т.п.). Данью христианству является выбитый крест на установленной в святилище нише и использование купленных в церкви свечей во время проведения обряда.
Дата проведения моления, также не случайна: по убеждению жреца и многих местных осетин она совпадает с “одним из самых почитаемых на Руси праздников Богородицы”. Действительно, Русская Православная Церковь празднует Рождество Пресвятой Богородицы 21 сентября, однако делается это по старому стилю, что соответствует 8 сентября по новому, но это обстоятельство осталось совершенно не замеченным для участников церемонии. Хотя жрец и многие из присутствовавших считали, что церемония является “праздником Богородицы”, ее имя не было произнесено ни разу: все молитвы были обращены к Хуцау, который рассматривался как Бог-Творец и источник всего сущего.
По воспоминаниям участников церемонии, в прежние времена в их родных селах (как и в упоминавшемся селении Лесгор в Северной Осетии), на подобные церемонии женщины и дети не допускались. И в данном случае, несмотря на их присутствие, полноправными участниками церемонии остаются мужчины. Праздник считается “мужским”, от имени мужчин -глав семей, жрец обращается к Богу с просьбой о благополучии для всех ее членов. Своим чересчур раскованным поведением на ритуальном пире некоторые из женщин еще раз убедили мужчин в том, что следует более строго следовать древним традициям, запрещавшим женщинам посещать святилище и присутствовать на молениях.
История отделения и переноса традиционного святилища к новому месту жительства осетин может свидетельствовать о том, как проводилась подобная церемония в далеком прошлом. Существование осетинского святилища Ирон дзуар в Абхазии становится тем более интересным с научной точки зрения потому, что старого больше не существует и это делает невозможным его изучение. По сообщению проживающих в Абхазии уроженцев осетинских сел Боржомского района, все они были разорены после начала войны в Южной Осетии (конец 1980-х - начало 1990-х гг.), а их уцелевшие жители были вынуждены бежать из родных мест.
Наличие у современных осетин большого количества святилищ, подобных функционирующему в Абхазии, регулярно совершаемые в них моления и ритуалы свидетельствуют о сохранении этим народом своей традиционной религии. Хотя осетины считаются одним из первых народов Кавказа, принявших христианство, влияние на них этой религии (как и ислама позднее) осталось весьма поверхностным и проявилось лишь в отдельных элементах (подобно тому, как это имеет место у абхазов).
[1] План его руин был сделан художником В.С. Орелкиным в 1964 г. См.: 99, с.529.
[2] Во всех цитатах сохранена лексика оригинала.
[3] На самом деле “аныха паю” переводится как “сыновья святилища”, так называют не только жрецов, но и абхазских старейшин.
[4] Хотя автор не упоминает названия Дыдрыпш-Ду, нет никаких оснований сомневаться, что в данном случае речь идет именно о нем.
[5] Имелся в виду лидер грузинской оппозиции З. Гамсахурдиа - сторонник лозунга “Грузия - для грузин” и отделения Грузии от СССР.
[6] Здесь и далее дословный перевод с абхазского Р.М. Барцыц.
[7] В данном случае имелся в виду муж сестры Зины Боджгуа.
[8] С этими словами жрец обратился к Лёсику Апба.
[10] Подобная бумага (крафт), используемая во время застолий и при выпечке ритуального пирога с сыром широко применяется для хозяйственных целей (упаковка посылок и бандеролей на почте и т.п.).
[11] В 1998 г. большая часть урожая в Абхазии была погублена длительной засухой.
[12] Здесь и далее перевод с абхазского Б.Н. Кур-оглы.
[13] Имеется в виду человек, совершивший воровство.
[14] Один из наиболее уважаемых старейшин Ачандары, часто присутствующий на различных молениях.
[15] Он совершил убийство Гунба.
[16] Имеется в виду печень жертвенного животного.
[17] Здесь и далее перевод М.А. Авидзба.
[18] Имеется в виду победа в грузино-абхазской войне.
[19] То есть президента Абхазии В.Г.Ардзинба. По словам З.Чичба, совпадение даты моления с днем рождения президента было совершенно случайным.
[20] Имеется в виду президент.
[21] Мулла из абхазской фамилии Габния, принадлежит к недавно возвратившимся на свою историческую родину потомкам махаджиров.
[22] К тому времени бóльшая часть населенных пунктов Абхазии была переименована на грузинский лад и село называлось Лидзава.
[23] Как нам рассказал местный краевед С. Шакрыл, в ходе некогда проведенной грузинскими специалистами реставрации этой церкви, древние предметы церковного убранства были вывезены в Тбилиси, а греческие надписи на стенах храма (в том числе о комете 1066 г.) были стерты и заменены грузинскими.
[24] Имеется в виду президент Абхазии В.Г.Ардзинба.
[25] Эти слова были обращены к президенту и его окружению.
[26] Этими ловами жрец обращался к шакрыловцам, у которых он просил прощения за допущенные отступления от правил проведения моления, допущенные им из-за присутствия президента и его окружения.
[27] Здесь и далее перевод Б.Н. Кур-оглы.
[28] Имеются в виду гости и хозяева.
[29] То есть со скудным угощением.
[30] Здесь и далее перевод с осетинского Л. Челохсаевой.
