Главная » Алфавитный каталог авторов » Ш » Мои земляки

Баграт Шинкуба

Мои земляки

Поэма (Отрывки)

* * *

Зима, нагрянув слишком рано,
На солнце совершив набег,
Дышала сыростью тумана
И землю облачила в снег.
Уйди скорей, шалунья злая,
Из южного родного края:
Уже февраль принес тепло
И солнце, ласково играя,
Над сединой хребта взошло.
Размякнув, с веток снег свалился,
Блестя и тая на лету.
Земли почуяв теплоту,
Цветок фиалки появился,
И алыча уже в цвету.
Но марта кто поймет природу?
Готовясь в прошлый раз к уходу,
Грозился он, войдя в азарт:
Не любит улыбаться март!
Остаться? Силы нету боле,
А не уйдет по доброй воле!
Измучив и людей и скот,
Он пропадет на целый год,
Оставив снежный след на поле.
Друзья, мне по сердцу весна,
Когда вот так придет она,
Среди зимы повеет лаской,
Сияя над землей абхазской,
Когда я, бурку сбросив с плеч,
В день отдыха, в одном бешмете,
Брожу вдоль моря на рассвете
И слышу трепетную речь
Волны, бегущей на просторе,
Зовущей выкупаться в море.

Февраль проснулся на заре,
И люди принялись за дело.
— Начнем! — сказали в Амзаре.
Везде работа закипела,
Везде поля оживлены,
Пора настала посевная,
И трактор, землю разрезая,
Шумит — и это шум весны.
Вон там заборы ставят ровно,
Подпорки чинят у столбов.
Другие запрягли быков
И повезли большие бревна.

Опять вступает мой народ
В кипучий урожайный год,
Трудом и миром озаренный.
Вновь созиданья шум зеленый
Над родиной моей плывет...
Вам, совершившим подвиг бранный,
Вам, вставшим в строй плечом к плечу,
Чтоб заживить отчизны раны, —
Я здравицу сказать хочу.
Я вижу вас, семью родную,
Я жизни слышу новизну,
Я слышу мирных дней весну,
Что к нам приблизилась вплотную.
Я посылаю вам привет,
Амзарцы из колхоза «Свет»:
Сзывает вас его сверканье
На необычное собранье.

Куда среди холмов, полян
Спешат и молодежь и старцы?
Сегодня утвердят амзарцы
Колхозный пятилетний план.
И лица их, и путь грядущий
Он в этот вечер осветит,
В сад плодоносный и цветущий
Всю Амзару он превратит.

Над горным полукругом вечер
Безоблачный сошел давно,
И дует из ущелий ветер,
Пьяня, как свежее вино.
В лесу тревогу поднял птичью,
Лисицу заприметив, дрозд,
А та, задрав мохнатый хвост,
Вдруг замерла, следя добычу.
Из-за горы, средь первых звезд,
Сиянье месяц льет двурогий.
Под ветром, на большой дороге,
Весенняя застыла грязь,
Сходна с шагреневою кожей,
Трещит, когда идет прохожий.
И, ярко в сумерках светясь,
Вдали виднеется правленье.
Давно абхазское селенье
Таких не знало вечеров!
Пристроив кур, пригнав коров,
Покончив с ужином до срока,
И молодежь и старики
Идут и шумно и широко
С обоих берегов реки
Сюда, в колхозное правленье.
Одни — пешком, а те — верхом,
Фуражка рядышком с платком.
У всех — единое стремленье,
Единый путь,— он вам знаком.
И мастера по сбору чая,
Пахучих листьев знатоки,
Проходят берегом реки,
Дела колхоза обсуждая.

Остановился над рекой
Сын Гваки, инженер Арсана.
Дзиква несется день-деньской,
Дробясь о скалы непрестанно,
И в зеркале холодных вод
Блистает звездный небосвод.
«Волнуйся,— думает Арсана,—
Теки, свободна и сильна,
Воинственна и первозданна.
Пусть мчится за волной волна,
А завтра мы не опоздаем,
В урочный час к тебе придем,
И запряжем, и обуздаем,
И покорим своим трудом».

Волна взметнулась, и блеснула
В ней отраженная звезда.
Он думал: «Долгие года
Несутся Бзыбь, Кодор, Маркула,
Без пользы катится вода.
Течет в республике Абхазской
Так много быстрых, бурных рек...
Друзья, теките, но с опаской:
Вас приневолит человек!»

Дорога по ущелыо вьется.
Идет, бранит ее Кастей:
«Дыра дорогою зовется!
Пройдет арба — и разобьется,
Седок не соберет костей.
Дорога, ливнем ты размыта,
Дорога, ветром ты разрыта,
Ты не в почете у людей.
Мы сделаем тебя прямою,
Направо — сад, налево — сад,
Вокруг деревья зашумят
Своей зеленою листвою.
Шум этой рощи на ветру
Напомнит музыку чонгури,
И полетят быстрее бури
Автомашины поутру.
Свой план обдумал я заране!»

Идут амзарцы на собранье
Со всех сторон, из всех домов,
Со всех долин, со всех холмов.
Так мчатся горные потоки,
Рождаясь там, где облака,
И вот уже стремит река
Свой бег могучий и широкий,
И вот уже спешит народ,
Спешит, опережая сроки,
Отчизне сердце отдает.
И в эту ночь сольются разом
И мощь его, и ясный разум,
И вдохновения полет.

***

Дзиква как бешеная мчится
Меж двух крутых высоких скал,
Она и днем и ночью злится,
Угрюмый поднимая вал.
Там, где выходит на равнину,
Лежит селенье Амзара.
На севере видна гора,
И даже в летние утра
Снег серебрит ее вершину.
А если взглянешь ты на юг,
Блеснет в тумане даль морская,
И, слух привычный напрягая,
Ты звук волны услышишь вдруг.

Обыкновенное селенье;
Приносит воздух исцеленье,
Здесь людям дышится легко.
Оно лежит не слишком низко,
Да и не слишком высоко,
И от шоссе не слишком близко,
Да и не слишком далеко.

Совсем другою стала ныне,
Преобразилась Амзара...
Веками длилась жизнь в долине.
Ее история стара.
Одеты в плющ, видны руины —
Бойницы, башни, храм старинный,
Растет чудесный виноград,
Легенду старики хранят:
Однажды сбросил нарт с вершины
Кувшин, большой кувшин из глины,
И винограда семена
Тогда рассыпались в селенье
Амзарцам всем на удивленье,—
И в мире нет вкусней вина.

Во тьме, в тоске тянулись годы.
И пахари и скотоводы
Здесь гнули спины издавна.
Пастух и три барана тощих
По скалам или в горных рощах
С утра бродили дотемна.

Ничтожный свой надел царапал
Крестьянин древнею сохой.
Соленый пот на землю капал
И в почве пропадал сухой.
— Когда ж,— твердили земледельцы,—
Ты нас вознаградишь, земля?
Держали все в руках владельцы,
Ни с кем богатства не деля,
Век доживали бесполезный
Пресыщенные господа.
Рождались дети, как всегда,
И умирали от болезней.
По временам обильный пот,
Вскипая, превращался в волны,
И, гнева праведпого полный,
В бой за свободу шел народ.
Здесь, красным флагом осененный,
Он создал боевой «Кераз» (1)
И, Красной Армией спасенный,
Добыл он волю в грозный час.

***

Освещена терраса ярко.
Сидит на солнышке Татей.
Ну, слава богу, лучше ей!
Она платок снимает — жарко!
Лицо осунулось: она
Три месяца была больна.
Спасибо людям: как родные,
Татей соседи помогли,
Ее для жизни сберегли.
Сегодня наконец впервые
Из дома вывели ее.
Соседка Хавида хлопочет,
В порядок приводя жилье.
Устала, но уйти не хочет...
На солнце сушится белье.

Во двор, минуя палисадник,
На полукровке въехал всадник.
— Татей, соседка дорогая,
Вот новость, да еще какая!
Давай подарок, если есть:
Счастливую привез я весть!
— Ты весть привез? Да что случилось,
Скажи нам толком, сделай милость!
— Подарок подавай скорей:
К нам возвращается Дамей!

Татей застыла, как немая,
Дрожащих губ не разнимая.
— Эй! Чоу!—спешился седок,
Фуражку сняв, он к ней подходит.
Она глядит, слов не находит.
— Ты правду говоришь сынок?
Своими видел ты глазами?
— Да, да, прочел я в телеграмме:
Приедет поездом Дамей,—
Терпенье, матушка, имей.
Ту телеграмму в полшестого
Вручил Дзикуру почтальон.
— А где Дзикур?
Уехал он,
Чтоб встретить друга дорогого,
Он взял запасного коня.
Узнала новость от меня?
Скажи, достоин я подарка?
Где, Хавида, большая чарка?
Ну что там — водка иль вино?
Признаться, мне-то все равно!

* * *

Куда-то вся усталость делась,
Как только сел Дамей в седло.
Скакать, скакать ему хотелось.
Земля родная так нагрелась,
Вбирая летнее тепло!
Мух отгонявшие хвостами,
Степенно буйволы паслись,
Большими влажными глазами
Из-за оград они впились
В густые стебли кукурузы.
Жара! — несносней нет обузы.

Приятно ехать в час жары
По зеленеющим оврагам...
Шагают кони мерным шагом
На полпути от Амзары.
Уже раскалена дорога,
Ручей беседует с травой.
— Здесь кони отдохнут немного,
Воды напьемся ключевой,—
Сошли под липой вековой,
Там, где скала вздымалась строго,
И привязали лошадей.
Потом, надетую на палку,
Снял, подойдя к ключу, Дамей
Из тыквы легкую черпалку,
И долго не сводил он глаз,
Смотрел на воду ключевую,
Как будто видел в первый раз
Ее струю, струю живую.
Из-под скалы вода ключа
Бежала, весело журча,
И, корни липы омывая,
Терялась в зарослях кустов.
Дамей, казалось, был готов
Ту воду пить, не уставая...

* * *

Дамей, живой и невредимый,
Вернулся с фронта в дом родимый:
Он снова на своем дворе,
Среди соседей, в Амзаре,
Ровесники, старухи, старцы
К нему приходят без конца,
К нему приходят все амзарцы,
Но между ними нет отца.
Пред ним отцовская черкеска,
Хотя и без былого блеска,
Из белой кости газыри,
И всеми красками зари
Кинжал играет знаменитый,
Сверкает серебром кушак,
И посох, знавший каждый шаг,
Стоит, хозяином забытый.
Нет, не возьмет его отец!
Солдат вернулся наконец,
Он снова с матерью, он дома;
Хоть дом и стар, но стол хорош,
Знакомый ты иль незнакомый —
Без угощенья не уйдешь.
Смотри, Татей помолодела,
Нет радости ее предела.
Казалось, прождала все сроки.
Но вот он, сын, пришел, солдат!
Надела лучший свой наряд,
Как бы собравшись в путь далекий,
Надела белый свой платок,
От радости не чует ног!
— Ах, горе, навсегда исчезни!
Мой мальчик, все твои болезни
Возьму на голову свою!
Не осрамил ты нас в бою! —
Глядит на грудь — не оторвется
От боевых его наград.
Как в молодости, сердце бьется,
Горяч, как в молодости, взгляд.

* * *

Бросает взгляд вокруг Дамей —
Он не был здесь четыре года —
И думает: «Щедра природа,
Когда ты властвуешь над ней!»
На всем его хозяйский взгляд.
Все дальше углубляясь в сад,
До южного дошел он края.

Подобно зеркалу сверкая,
Жила, дышала гладь морская,
Волна бежала за волной,
Играя пеной кружевной.
Какой чудесный кругозор!
Там горы блещут белизною,
А море здесь — голубизною,
Меж ними зыблется ковер —
Зеленоглавый сад высокий.
Пахучих цитрусов приют.
Вот виден круглый холм широкий,
В двенадцать ярусов цветут
На нем рядами мандарины,
И кипарисы-сторожа
Темнеют посреди вершины,
Доверьем сада дорожа.
Чуть ниже рослые лимоны,
Образовав лесок зеленый,
Как юноши, бегут к реке,
И апельсины вдалеке
Навстречу им крутой тропою
Стремятся дружною толпою.
Когда пылающий закат
Становится еще безмерней,
Когда лучи зари вечерней
Траву, деревья золотят, —
Сверкает цитрусовый сад
Неисчислимыми плодами,
Как будто яркими звездами,
Что в зелени густой горят.
Тогда благоуханьем сада
Полна вечерняя прохлада,
Тогда седого моря грудь
И чаще и сильнее дышит,
Чтоб сладкий запах тот вдохнуть.
Листочка ветер не колышет.
И воздух, напоен теплом,
Прозрачным кажется стеклом.
Дамей глядит не наглядится,
Но почему, но отчего
Тревога смутная гнездится
В душе сегодня у него?

Погладил ветку мандарина.
Вдруг подошла к нему Ерына,
Участья женского полна,
Сказала Бакуры жена:

— О девушке задумался, Дамей?
А есть такая, что взглянуть не смей:

Когда на эту девушку ты взглянешь,
То о других и думать перестанешь.

— Но кто она? Начни, начни рассказ!
— Да ты умрешь от этих синих глаз,

От кос, — а ими бы коня стреножить!..
Нет, право, для чего тебя тревожить!

— Но, тетушка, твой драгоценный клад
Искать я не могу же наугад!

— Поверь, Дамей: не девушка, а чудо,
В глаз попадет — не извлечешь оттуда!

Ей даже старцы воздают почет,
Поклонникам ее потерян счет.

— Потише, Бакура бы не услышал,
Из цветника, мне кажется, он вышел.

Но кто ж она? Ты намекни слегка!
— Она издалека-издалека...

Да нет, шучу, не так трудна задачка:
Амзарская она, твоя землячка.
 
Пожалуй, видел ты ее не раз,
Но только не такою, как сейчас.

— А сколько лет ей, знать бы мне хотелось!
— Ты знаешь эту юность, эту зрелость:

Вчера — всего лишь месяц молодой,
Сейчас — луна, что блещет красотой,

Для одного лишь блещет, мой племянник!
— Но кто же тот счастливец, тот избранник?

— Сказать? Он тоже, брат, издалека...
Амзарец в нем узнает земляка!

Из армии вернулся он со славой,
Людьми обласкан, награжден державой.
 
Они друг друга любят с давних лет,
Но думают, что это их секрет,

Того не знают те простые души,
Что даже лес — и тог имеет уши!
 
Она — Астанда, он... Ай, ай, Дамей,
Да что с тобою, парень, не красней,

Дай мне взглянуть в твои глаза большие!
Удачи я желаю вам, родные.

Соседям, значит, будет пир горой,
А юным — праздник с песней да игрой!

Дамей смеется, глаз поднять не смея,
Но те слова отрадны для Дамея...

***

Он возвращается назад.
«Как ты хорош бываешь, сад, —
Он думает, — когда живая
Приходит осень поутру
В наряде ярком урожая...»

Речной поток переплывая,
Вступает осень в Амзару.
Погладит яблоки в волненье,
Чтоб налились они сполна,
Посмотрит вверх, где в отдаленье
И туры скачут и олени,
Костер дымится чабана.
Сухой, шершавый ворох листьев
В цветистый соберет ковер
И, у реки себя почистив,
С селеньем вступит в разговор.
Шагает осень с песней рядом,
Несет корзины с виноградом,
И насладиться ей дано, —
Услышать птичье славословье
И крикнуть: «Пейте на здоровье
Слегка шипучее вино!»

Как ты прекрасен, день колхозный,
Когда плоды в саду висят,
Как ты богат, осенний сад,
Мой золотой, золотоносный!
Как быстро мчатся поезда,
В Москву, в Москву спешат вагоны,
Везут Москве плоды труда —
И мандарины и лимоны,
Чтоб золото моей земли
Вблизи сверкало и вдали.
Прими, великая столица,
Все то, чем край мой наделен.
Пусть в каждом доме золотится
Моей Абхазии лимон!
Пусть наших цитрусов корзины
Твои украсят магазины
И привлекают москвичей
Настоем солнечных лучей.
Москва! Я вижу издалёка,
Как ты раскинулась широко,
Хрустит на тротуарах снег,
Звенит на тротуарах смех.
Москва родная, трудовая,
Твои пожатья горячи,
Так пусть воскликнут москвичи,
Из ваз хрустальных доставая
Плоды труда, плоды добра:
«Ты молодчина, Амзара!»

* * *

Дамея дома ждал Арсана.
— Здорово, друг мой долгожданный! --
Они по-братски обнялись
И по-мужски поцеловались.
Стояли долго, любовались
Один другим... И полились
Слова беседы торопливой,
Беседы жаркой и счастливой:

— Ты сединою стал богат,
Как видно, испытал немало.
— Что ж, я уже не мальчик, брат,
Да и болезнь меня помяла,
Бороться трудно с ней, поверь.
— Как чувствуешь себя теперь?
— Мне лучше. Кашлять стал я реже,
Помог, наверно, воздух свежий.
— Я рад — лечись, да побыстрей.

На друга посмотрел Дамей:
У инженера впали щеки —
Точил его недуг жестокий.
— Арсапа, слышал я молву:
Решил ты усмирить Дзикву?

— Хочу переупрямить реку,
Чтоб не металась на скаку
И покорилась человеку,
Как конь — лихому седоку.
Сравненье нужно поточнее:
Хотя накинуть тяжело
На буйного коня седло, —
Природу укротить труднее.
Еще труднее, друг Дамей,
Привычки изменить людей.
Немало предрассудков темных,
Обычаев пустых, никчемных
Ушло с мотыгой и сохой.
Но в каждом — и во мне, не скрою —
Привычки старины глухой
Живут и властвуют порою
И делу общему вредят.
Мне, например, осточертели
Пиры, что длятся две недели,
Ненужный древний их обряд!

* * *

Соседи собрались у Гваки:
Сегодпя ждут они гостей.
Двор переполнен. В полумраке
Готовят блюда повкусней.
Легко ль управиться с делами?
Одни поддерживают пламя:
Костер пылает под котлом.
Другие под орехом старым
Склонились над густым наваром.
Снимают пену. Третьи с жаром
В подвале занялись вином
И разливают по кувшинам,
И как не испытать мужчинам,
Что здесь покрепче, похмельней?
Вдруг топот слышится коней:
То прискакали верховые.
— К нам едут гости дорогие,
Давайте свет сюда скорей!
И отступила молодежь,
Дорогу дав гостям почтенным.
Кого в толпе ты узнаешь?
Дочь Гваки, в кителе военном,
Так молода, и так хрупка,
И ростом так невысока;
А муж проходит позади,
Гордясь нашивкой на груди.
Он ранен был у Калача,
Влюбился в хрупкого врача.

Расселись гости чинным кругом,
Старик сидит со стариком,
Кто незнаком — теперь знаком,
Вступает друг в беседу с другом:
— Какие новости у вас?
Растут ли дети в добрый час? —
Про всех расспросят для порядка
И о делах заговорят...

Кто наши гости? Скажем кратко —
Мзиурцы. Их колхоз богат,
Давно слывет миллионером,
В районе служит он примером,
И о делах его не прочь
Амзарцы слушать день и ночь.

Напев чонгури, как вода,
В соседней комнате струится.
Так хорошо поет певица —
Не замолкала б никогда!

Подсел к Дамею гость знакомый:
— Кто эта девушка, Дамей?
Такой не видели давно мы!
— Какая? Говори точней.
— Вон та, что стала у дверей.
Чьи косы туфель достигают.
Глаза как звезды обжигают.
— Астанда.
— Вот как? Я о ней
Слыхал, слыхал! Она по праву,
Я вижу, заслужила славу. —
Волненье силясь побороть,
Добавил, глядя виновато:
— Ужели, упаси господь,
Ее уж кто-нибудь засватал?
А впрочем, женихи навряд
Оставят девушку такую.
И понапрасну я толкую! —
Дамей сказал: — Не знаю, брат, —
И разговор прервал с досады.

О скакуне о знаменитом
Поодаль гости говорят:
Он был как ветер под джигитом.
Оп брал призы пять раз подряд,
Его не стало, вот досада!
Дзикур вмешался: — Нага гнедой
С любым поспорит быстротой.
Конечно, подготовить надо,
А приз возьмет, держу пари!
Его ты видел подо мною,
Дамей, не прав я? Говори!

Самодовольной болтовнею
Рассержен, с места встал Дамей: —
Лишь тот, кто дышит новизною,
Живет для родины своей.
Лишь тот, кто трудится достойно,
Кто движется всегда вперед, —
Тот настоящий приз возьмет.

Так другу он сказал спокойно
И вышел. Звезд блестящий рой
Пылал над спящей Амзарой,

А в доме и едят и пьот,
Смеются, пляшут и поют,
Заздравные не молкнут речи.
Друзья мои, такой же встречи
Желаю вам от всей души!
Воскликнул Бакура: — Скажи,
Что ты притих, почтенный Гвака?
Не моего ли ждешь ты знака?
Тебе ломаться не к лицу,
Возьми-ка в руки апхярцу!
И вышел тот на середину,
Настроил инструмент старинный,
Подхвачен всеми был напев,
Знакомый с детства, с детства милый.
И песня Гваки, зазвенев,
Исполнилась могучей силы.
Вдохнул он душу в апхярцу.
Арсана подпевал отцу.

То гордой бури грохотанье,
То затаенное дыханье —
Звеня, волнует апхярца
Простые добрые сердца.
Не песнь, а счастья трепетанье,
И нет ей, кажется, конца...

А в это время на веранде
Стоят два чистых существа.
И говорит Дамей Астанде
Свои заветные слова.
Все, чем душа сейчас жива, --
И небо в крупных ярких звездах,
И ночи ароматный воздух,
И песня братьев и сестер
С ее свободным, стройным ладом,
И дальние уступы гор,
И этот — здесь, так близко, рядом
Сияющий Астанды взор,
И сердце, что так часто бьется, —
Все это счастием зовется.

* * *

Весь день до сумерек вечерних
Пот проливала Амзара.
Но вот, как золото на черни,
Сверкнули звезды. До утра
Село заснуло сном глубоким.
И в небе месяц одиноким
Плывет корабликом. Листва
На ветках шелестит едва.
Одна Дзиква лишь, не смолкая,
То в лунном свете, то в тени
Бежит по камням, напевая:
«Шиш-наани, шиш-наани» (2).
Сверкают на хребтах снега,
Росой покрытые луга
Полны безмолвья. Мирный сон
Явился к труженику: он
Спит безмятежно. Но когда
Погаснет дальняя звезда
И луч зари вершин коснется,
С улыбкой труженик проснется
И, песней сердце веселя,
Пойдет в сады, пойдет в поля.
И вновь отчизне посвятит
Свой труд, которым знаменит.

* * *

Путь Млечный будет до yтpa
Лежать на темном небосводе.
В зените месяц. На исходе
Июньской полночи пора.
Петух спросонок пропоет —
И вновь ни звука. Тучный скот
Расположился на покой.
Посеребренною листвой
Блестит табак. И юный сад,
Что белым был в начале мая,
Спокойно дремлет, разливая
Медовых яблок аромат.

Спит Амзара. И лишь одно
В селенье светится окно.
Чей это дом? Кто в поздний час
Усталых не смыкает глаз?
Чей ум не ведает покоя?
Да это Тодуа Симон,
Облокотись на стол рукою,
Сидит, в раздумье погружен.
Пред ним налево — книжек горка,
Направо — лампа. В тишине
Он мыслит о грядущем дне,
Как перед боем. У парторга
Полно забот. Куда с утра
Направить основные силы?
Как сделать, чтоб не иссушила
Лист чайный злобная жара?
Как все предусмотреть ошибки,
Ведь дни работы горячи!
И ум парторга, ясный, гибкий,
Упрямо бодрствует в ночи.
Симон твердит себе, не пряча
Тревожных дум: «Трудна задача
Спасти в жару табак и чай,
Но мы решим ее. Иначе
Погибнет добрый урожай.
Беда, что председатель наш,
Имея опыт, силу, стаж,
В делах лишился кругозора,
Живет без прежнего задора,
Без вдохновенья, без огня,
Взвалив заботы на меня».
Людей приблизил из родни,
Поют хвалу ему они.
И вновь в блокноте цифры, строки
Бегут из-под карандаша.
«А кукуруза хороша, —
Подумал Тодуа, — мы в сроки
Прополем всю, а там — снимай!»
Дымится трубка. Нa востоке
Чуть розовеет неба край.
Парторг поднялся. Поскорее
Прошла бы ночь! В поля пора.
И снова вспомнил он Дамея,
С которым встретился вчера...

...Как речки высохшее русло,
Тропинка белая вилась.
С Дамеем полем кукурузным
По ней он шел, не торопясь.

Потом стояли на пригорке,
Любуясь морем табака.
Был ворот летней гимнастерки
Распахнут у фронтовика.

Вдали, на склонах, зеленея,
Лес поднимался в небеса.
И у плечистого Дамея
Сияли радостью глаза.
«Как хорошо, что он приехал, —
Подумал про него Симон, —
Такой в делах — душа успеха,
Не то что Сакун-пустозвон».

Бледнел на синем небосклоне
Звезд полупочный караул.
Усталый Тодуа ладонью
Окно бесшумно распахнул.

На пламя лампочки настольной
Слетаться стали мотыльки.
Пропел петух свой номер сольный,
Прохладой веяло с реки.
Ночь еле слышно уходила,
Легко на цыпочки привстав,
Так мать от колыбели милой
Уходит, сына укачав.
Принять дневное очертанье
Спешила сонная листва,
Зажжен светильник мирозданья,
Вступил рассвет в свои права.
Умывшись, Тодуа Симон
Сначала вышел на балкон,
Затем услышал сад ветвистый
Его хозяйские шаги,
И след на мураве росистой
Запечатлели сапоги.

В поля вела его дорога.
Проснулись черные грачи.
И вновь небесного чертога
Коснулись первые лучи.
Рулады соловьиной трели
Уже неслись над Амзарой.
Держали эвкалипты строй,
И вдруг пад ним зашелестели
Листвой серебряной они,
Казалось, молвили: «Взгляни,
Мы за ночь подросли чуть-чуть,
Твой светлый украшая путь».

Знал Тодуа: над горным склоном,
Жар-птицей юною горя,
Сейчас поднимется заря,
И вспыхнут золотом лимоны.

***

Был день спланирован заране.
Работа спорилась с утра.
Удач вам, мира и добра,
Трудолюбивые крестьяне!
Над головой отарой белой
Плывут на запад облака,
Под песню сборщицы умело
Ломают листья табака.
Когда наполнятся корзины,
К арбе их отнесут мужчины.
Затем ишак меланхоличный
(Дорога здесь недалека)
Корзины доставляет лично
В сарай для низки табака.
Там дело знают: каждый быстрой
Иглой владеет серебристой.
С листвой нанизанной шнуры
Ложатся струнами на рамы
И выезжают к солнцу прямо
Под синий купол Амзары.

Деревья, поле и река,
Цветы под ветерком крылатым
Должны особым ароматом
Снабдить гирлянды табака.
Знакомый голос людям слышен:
— Шнуры натягивай повыше!
Да надо будет приглядеть,
Чтоб лист не сразу стал желтеть.
— Не беспокойся, друг Симон,
Работать точно — наш закон...

И вот, подсушенный удачно,
Разрядом, сортом знаменит,
Оставшись мягким, лист табачный
Янтарным кажется на вид.
Его на крепость проверяют
Табаководы-знатоки
И по листочку собирают
В большие ровные тюки.
Сегодня урожай богат.
Тюки слегка сжимают прессом
И тут же рядом под навесом
Кладут их друг на друга в ряд.
Затем на бирках тушью красной
Выводят гордо, четко, ясно
Простые, скромные слова:
«Сдала бригада номер два».
Скрипят по гравию колеса,
Шум, говор, смех над большаком
То в город движутся обозы
С новорожденным табаком.
И хоть табак душист на диво,
На складах, строгость не тая,
Весь день приемщики ревниво
Следят за качеством сырья.
Порой шнуры перебирают,
Склонившись к новому тюку,
И снова трубки набивают,
Чтоб дать оценку табаку.

К дверям амзарцы подъезжают.
И вот приемщики читают
На бирках четкие слова:
«Сдала бригада номер два».

И вопрошают знатоки,
Окинув ровные тюки:
— Эй, молодцы! Кто славно так
Умеет тюковать табак?!

***

Летит на крыльях наше время
Седому беркуту под стать,
От жизни может тот отстать,
Кто хоть на час покинет стремя,
Чей шаг не так широк в пути,
Чтоб в ногу с будущим идти.

* * *

Дела амзарцев отмечая,
Вы б не заметить не могли,
Что так подходит море чая
К лицу их солнечной земли.
Ряды кустов по дальним склонам,
Подобные волнам зеленым,
Текут в долины между гор.
Окинуть их не может взор.
Дождей живительная влага
Им высшее приносит благо.
И щедро солнце с высоты
Ласкает чайные кусты.
Шумит лесов большое племя.
Синь неба, как настой, густа.
Люблю, когда приходит время
Для сбора чайного листа!
Вот девушки в абхазских селах
Проснулись раньше птиц веселых,
Прохладен воздух и душист.
Плывут между рядов корзины,
И быстро-быстро руки Тины,
Иль юной Арды, или Нины
Созревший собирают лист.
И звонкий смех, и скрип арбы,
И песня — спутница судьбы,
И шум листвы под небом лета
Слились в симфонию рассвета.

* * *

Уже четвертую неделю
День каждый раскален жарой,
Как будто солнце в самом деле
Сошло с ума над Амзарой.

Пылят, потрескавшись, дороги,
Поля горят, земля в беде.
И, глядя на небо в тревоге,
Мечтают люди о дожде.
К полудню солнце гонит в тень
Изнемогающее стадо,
И куры лезут под плетень,
Где чуть заметная прохлада.
Журчащий высох ручеек,
Оставив след — сырой песок,
На нем, сверкая серебром,
Рыбешка воздух ловит ртом.
Сады богатые в истоме
Ждут не дождутся щедрых туч,
И вновь живую ветку ломит
На лезвие похожий луч.
Как будто пред горячим горном,
Поникли травы на лугу,
И жарко даже высям горным
Стоять в заоблачном снегу.

О ты, живительная влага,
Верни полям земное благо,
Ведь на широком рубеже
Грубеет чайный лист уже.
Вся кукуруза пожелтела,
Она как будто заболела
И на ногах стоит едва,
Свернулась в трубочку листва.
Присыпать стебли бы землею,
Войдя с мотыгами в поля,
Да, стала мачехою злою,
Да, стала жаркою золою
Дождем забытая земля!

И в час, когда заката краски
Померкли, тронув ледники,
Амзарцы воду из реки
Возить решили на участки.

* * *

Туда, где вечные снега
Лежат над речкой бесноватой,
Вновь на альпийские луга
Перегоняют скот рогатый.
Пастух, чабан высокогорный,
В папахе серой, в бурке черной,
С ружьем двуствольным на груди,
Шагает Гвака впереди.

При нем самшитовая кружка —
Его старинная подружка.
Немало лет он дружит с ней.
«Ррет ррей! Ррет ррей!» (3) —
В пути порою крикнет дед.

«Ррет ррей», — доносится в ответ.
Был дан приказ: на бивуаке
Ночь провести в Куабчара.
И вспыхнуло по воле Гваки
Во мраке полымя костра.
И на заре раздался выстрел,
И, где клубились облака,
Сорвался тур с тропы кремнистой,
Сраженный пулей старика.

***

Встает заря. И небосклон
Сверкает, словно грудь фазана.
Стоит над озером Арсана,
А рядом с ним парторг Симон.
Зачем пришли сюда они?

Арсана говорит: — Взгляни,
Вот здесь плотину мы поставим
И, в камне выдолбив проток,
К ней через озеро направим
Дзиквы стремительный поток,
И я клянусь тебе, Симон,
Не даст скучать турбине он.

— Хоть разбираюсь еле-еле
Я в гидротехнике, мой брат,
Но эта местность в самом деле
Для станции колхозной — клад.
На стройку явится любой,
Когда о ней объявим людям.
Мы завтра вечером обсудим
Проект, представленный тобой.

* * *

В просторной комнате правленья
Собрался под вечер народ.
Взволнован инженер. Идет
Его проекта обсужденье.
Порою переходит в спор
Горячий, долгий разговор,
В котором, как закон, точна,
Родиться истина должна.
Дымятся трубки, папиросы.
Арсане задают вопросы,
Приводят факты для примера,
Поправки вносят, слово взяв,
И поздравляют инженера,
Удачным труд его признав.
Тетрадку положив на стол,
Ведет Астанда протокол.
— Соседей надо нам привлечь, —
Сказал Симон, кончая речь, —
Мы цель преследуем одну;
Они с охотой нам помогут,
И на Дзикве турбины рокот
Нарушит вскоре тишину...

* * *

Водоподъемника детали
Для монтажа пришли чуть свет.
— Ура! — мальчишки закричали,
Летя полуторкам вослед.
— Глядите: вроде барабана
Здесь есть штуковина одна... —
С утра находится Арсана
На берегу реки. Она,
Как дикий зверь, готовясь к схватке,
Покрылась пеной седины.
Но пусть бушует: учтены
Ее коварные повадки.
Друзья, чтоб не было беды,
Предусмотрели без сомненья
И смену скорости теченья,
И смену уровня воды.

На берегу полно людей.
Слышны команды боевые.
За все работы земляные
Несет ответственность Дамей.
Он с измерительным прибором
То там появится, то тут.
— Эй, Гаутей! — его зовут
То эти, то другие хором.
И в грунт врезаются лопаты,
«Хев-сев» — знакомый слышен звук.
Раздался топот конский вдруг,
И ловко осадил коня
Наездник, смуглый и чубатый.
— Где председатель? У меня
К нему есть дело. Где же он?
— Я за него, — сказал Симон.

***

Была на парне гимнастерка,
Светился орден боевой.
Джигит приветствовал парторга,
Как офицера — рядовой.
— Я из соседнего хозяйства, —
Сказал он, сидя на коне, —
Мы ценим дружбу без зазнайства.
Поручено колхозом мне
Вам передать, что две бригады
Приедут через час сюда.
— Спасибо, друг. И мы всегда
Помочь вам также будем рады.
— Что взять с собой? — Кирки, лопаты.
— Понятно. Мы прибудем в срок!
И всадник, смуглый и чубатый,
Вновь лихо взял под козырек
И поскакал. Вот молодчина,
Как бросил скакуна в намет!
— Парторг, да это же Гвачина —
Соседей наших чаевод.
На скачках Сакуна умело
Он нынче в мае обошел.
Не парень — истинный орел,
Дисциплинированный, смелый, —
Заметил Бакура. А рядом,
Гвачину провожая взглядом,
Промолвил Сакун: — Вот хитры!
К победной славе Амзары
Хотят примазаться скорее.
А этот тип хитрей Дамея... —
Но крикнул Гвака в тот же миг:
— А ну-ка, прикуси язык!

***

— Ура! Ура! Вода идет! —
Раздались возгласы над кручей.
И около Дзиквы ревучей
Взлетали шапки в небосвод.
А Гвака, сняв с плеча централку,
Ружейный произвел салют.
Профессор, опершись на палку,
Смотрел, как радуется люд.
Здесь и Дзикур, — невмочь ему
Сидеть сегодня одному.
Казалось, что Дзиква смирилась,
И победителям на милость
Сдалась отныне навсегда
Ее гремучая вода.
Слетела песня с женских губ
И полетела над полями.
А над вершиной Старый Дуб
Пылало взвившееся знамя.

* * *

Кипит работа за Дзиквой,
Кипит, как бы не замечая,
Что день окончен трудовой,
Что полосою огневой
Горит заря вечеровая.
Бежит поток воды живой,
Бежит, звеня, бежит, сверкая,
К плантациям широким чая
И делится на рукава;
Трепещет яркая листва,
Долина знойная, сухая,
Зажмурясь, воду жадно пьет.
Над нею молодость поет.
— Сюда направь! Сюда! Сюда!
Шумят амзарцы, листья чая
Как будто ливнем орошая.
И песня льется, как вода,
Стремительная, молодая.
Я вижу пред собой поток.
Он так прозрачен и глубок,
Он создан силою народной,
Не замутится, полноводный,
И не иссякнет никогда.
Не про него ли песнь звучала,
Не на вершинах ли труда
Поток берет свое начало?
Из-за горы плывет луна,
Глядит на землю с удивленьем.
Каким невиданным явленьем
Ты, светлая, удивлена?
Не тем ли, что в воде впервые
Твой лик на поле засверкал
И отражения живые
Ты ловишь в тысяче зеркал?
Не тем ли, что ветвей сплетенье
В ночной застыло синеве.
Что обозначились две тени
У эвкалиптов на траве?
Ты слышишь задушевный голос —
Не правда ль, он тебе знаком?
— Дамей, когда страна боролась,
Когда сражались мы с врагом,
Ты знаешь ли, о чем, бывало,
Я здесь, у дерева, мечтала?
Что ты вернешься невредим,
Что судьбы мы соединим, —
Не смейся надо мною, право!
Что мы с тобой построим дом
В тени шелковицы кудрявой,
Где бьет родник из-под земли.
И что ж? Те дни ко мне пришли,
Но как теперь мне мало, мало
Того, о чем я так мечтала!
— Моя Астанда, ты права:
Все наше — небо, и трава,
И даль отчизны ненаглядной,
И дом, что нам народ воздвиг,
Родник прозрачный и прохладный,
И языка отцов отрадный
Неиссякаемый родник.

===================

1 Кераз — название революционного крестьянского отряда, действовавшего в Абхазии в 1917— 1921 годах.
2 Шиш-наани — припев в абхазской колыбельной песне.
3 Ррет ррей — оклик по-абхазски.

===================

1947—1958

Перевод С. Липкина и Я. Козловского

(Воспроизводится по изданию: Б. Шинкуба. Избранное. М., 1976. С. 358-393.)

(Сканирование, вычитка текста - Абхазская интернет-библиотека.)