Главная » Алфавитный каталог авторов » Г » Стихи из сборника "Поэты Абхазии" (1941)

Дмитрий Гулиа

Стихи из сборника "Поэты Абхазии" (1941)

КАКОЕ МИЛОЕ СУЩЕСТВО!

На коне красуется, ест и пьет он даром,
Лгать же удивительным обладает даром;
Чванится нарядами более вceгo...
Есть ли столь же милое на свете существо?

Строен, полон ловкости и хорош собою...
Что за красноречие, быстрое, живое!
Как умело слиты в нем лесть и хвастовство!
Ну, скажи: не славное ли это существо?

Не дает опомниться - такова натура!
Заглушает истину звоном ачонгура*,
Валит он вину свою на друга своего...
Таково бессовестное это существо!

Неуча надменного лишь корысть тревожит,
Попросить - стыдится он, но присвоить - может
Ненавистен труд ему, милее - воровство...
Хитрое и низкое, тупое существо!

Сироте - отчаянье, а ему - злорадство;
Презирая бедного, он не знает братства;
Вечно - надувательство, вечно - озорство...
Что за ненавистное и злое существо!

Поступить по совести - кажется противным.
Глупым притворяется, чудаком, наивным;
Украдет - не ведает, как и отчего ...
Как ни глянь - бессовестно такое существо!

Он работой брезгует и живет обманом,
Преспокойно шарит он по чужим карманам;
Продает хозяину, выкрав у того...
Лживое, коварное, пустое существо!

С голоду становится ласковым он тоже,
Если в чем нуждается - лезет вон из кожи,
Но едва насытится - снова хвастовство...
Ах, не говорите мне про это существо!

Вслух - он льстец отчаянный, за глаза - доносчик,
Возле тучных вертится, избегает тощих;
Другом его делает только торжество...
Мерзкое, лукавое и злое существо!

Льстит, лукавит, путает, лжет он без умолку,
Смехом собеседников он сбивает с толку;
Многих обморочило это шутовство...
Сгинь же, ненавистное и злое существо!

1907

* Ачонгура (чонгури) - народный музыкальный
инструмент.

Перевод с абх. Б. Брика.


ГУЛЯКА

Не в силах он жить без поминок и свадьбы:
Все хлопать в ладоши ему да плясать бы!
Ищите хоть месяц - сыскать не удастся
Второго такого лентяя-абхазца.

Слоняться без дела легко ли однако?
Способен на то лишь беспутный гуляка!

Азар и амерту*  поет, где придется;
Схватив атарчей**, горячит иноходца.
Ушиб ничего для безумца не значит:
С рукою подвязанной снова он скачет.

Слоняться без д,ела легко ли однако?
Способен на то лишь отпетый гуляка!

С седла он слезает, лишь лошадь измаяв;
Пока не прогонят - гостит у хозяев.
Как спутник - несносен, как гость - презираем,
Без пользы родным он скитается краем.

Слоняться без дела легко ли однако?
Способен на то лишь ленивый гуляка!

Работа, он думает, признак уродства, -
И хочет гульбой доказать благородство.
Краснеют за друга друзья тунеядца,
Враги же смеются над ним и глумятся.

Слоняться без дела легко ли однако?
Способен на то лишь спесивый гуляка!

Поездкой без цели сменяя поездку,
Загнал скакуна он, порвал он черкеску;
Противно беспутство его и нахальство,
Полвека потратил он на зубоскальство.

Слоняться без дела легко ли однако?
Способен на то лишь беспутный гуляка!

1909.

* Азар и амерта - абхазские песни.
** Атарчей - предмет, который наездники стремятся
отнять друг у друга в скачке.

Перевод с абх. Б. Брика.


ЛОМА И БУСКА

Лома и Буска, два буйвала старых,
тяжеловесных, слоноподобных,
Помнят всю жизнь о жестоких ударах,
Скрипу колес не внимая аробных.
Грубым ярмом как натерты их шеи!
Видит хозяин в них только скотину.
С кладью влачиться одно лишь умея,
Тупо покорны они господину.
В ссадинах кожа и сбиты копыта,
Стерлись рога или вовсе сломались.
Всем обделенные, вечно забыты,
Воли они до сих пор не дождались.
В зимнюю стужу дрожат от озноба,
В жаркое лето томятся от зноя,
Тщетно мечтают об отдыхе оба
И никогда не имеют покоя.
Доброго в жизни для них ничего нет,
Ни уважения к ним, ни почета,
Вечно вперед хворостиною гонят;
Дешево ценится эта работа.
Бедный, трудами замученный, Лома!
Буска, на свете знававший лишь горе!
Празднасть отрадная вам незнакома;
На живодерню отправитесь вскоре!
Вас временами вдвоем запрягают,
Груз вы влачите в зеленых Дарчалах.
К дворику Бурдгва прутом вас гоняют,
Тяжко трудиться принудив усталых.
Лома и Буска! Условившись, смело
Лягте в болото, могучие дети,
Уговоритесь с задумчивым Челой
И обсудите, как жить вам на свете!
Наделены вы невиданной силой;
Что ж примирились вы с долей постылой?

1909

Перевод с абх. Б. Брика.

ХОДЖАН-ДУ

Право, мил мне Ходжан-ду!
Ну не славный ли хозяин?
Урожай в его саду
И надел его - бескраен.

Не исчислить крупный скот,
Скот же мелкий - и подавно.
Пьют, гуляют круглый год...
Вообще, живется славно!

Бедных вдов он обобрал,
А мужчин лишил покоя.
Так одних он запугал,
А других пустил с сумою.

Без стыда односельчан
Натравил он друг на друга,
Всех провел и ввел в обман,
А потом пришлось им туго!

В их раздорах вечно прав,
На поминках их пируя;
Жатву первую собрав,
Норовит собрать вторую.

У злодея семь сынов,
И в отца пошли все дети,
И любой из них готов
Обездолить всех на свете.

Коней метит их тавро;
И закон в руках, и нравы.
Ненавистно им добро,
И деянья их кровавы.

Таковы его сыны,
Сам же он еще гнуснее.
Но врагу родной страны-
Ходжан-ду - не сладить с нею!

Что ж случилось с Ходжан-ду?
Двор зарос, исчезла сила.
Лебеда в его саду,
И зараза скот скосила.

Право, жаль мне Ходжан-ду!
Знал лишь прибыли он цену,
Но и он узнал беду:
Ввергнул бог его в геенну!

1910

Перевод с абх. Б. Брика.

ПИСТОЛЕТ ЭШСОУ

Много жило прежде в Далах и Цабалах
Поселян радушных, воинов удалых,
Много было празднеств меж зеленых гор,
Но немало было и кровавых ссор.

Не было проходу ни волкам, ни сернам,
Тем, что укрывались в сумраке пещерном.
Быстры были кони всадников лихих,
Лишь орел порою улетал от них.

Сыновья Дариква - Баталбей с Эшсоу -
Были оба чести преданы душою,
И хвалил их дружбу край зеленых гор
До тех пор, как братьев не развел раздор.

Полонили братьев очи гордой Чачба*,
И у тех была бы сожжена усадьба,
Кто бы взоры поднял на Эсма-ханым**
Иль дорогу с милой преградил бы им.

Оба похвалиться мужеством могли бы,
И задумал каждый сватать дочь Халиба,
Сделавшую славным до заморских стран
Грозного владыку пышных Адиан.

Лань - походкой плавной, и чинара - cтaнoм!
Слух о ней катился по морям и странам.
Не было на свете кос ее длинней,
И вздыхал в Стамбуле сам султан о ней.

Равной под луною девы не нашлось бы!
Оба к несравненной обращали просьбы,
Оба тосковали по Эсма-ханым,
И слепая ревность кровь мутила им.

Как-то раз далёко, с верными войсками,
Проходили братья чуждыми горами:
Впереди - веселый, смелый Баталбей,
Позади - Эшсоу, осени мрачней.

Застрелить замыслил низкий Баталбея,
Чтобы дочь Халиба называть своею,
И уже нацелил тайно пистолет...
Только звук осечки услыхал в ответ!

Баталбей героем был рожден недаром:
Не ответил брату сабельным ударом.
Все поняв, ни слова не промолвил он,
И судьбой за это был вознагражден.

Лишь остановилось войско в час заката,
Он оборотился и окликнул брата.
Подошел коварный, чтоб держать ответ,
И по знаку брата отдал пистолет.

Пистолет метнувши в волны горной речки,
Баталбей промолвил: «Впредь не знай осечки,
Но зарядом только родине служи!» -
И Эшсоу подал свой, не знавший лжи.

С той поры Эшсоу отошел от Чачба...
Весело шумела Баталбея свадьба,
Был гостеприимен дома их порог,
И твердили люди: «Сочетал их рок!»

1910

* Чачба - фамилия абхазских феодалов.
** Эсма-ханым - имя девушки.

Перевод с абх. Б. Брика.

В СТАРИНУ

Муж именитый, врагами гоним,
Сына воспитывать отдал родным.

Сын возмужал под опекой родных
И воевать отпросился у них.

Он не страшился в горал никого.
Все за отвагу хвалили его.

Ранен смертельно и раной томим,
Он умирать воротился к родным.

Родичи храброго к дому отца
С черною вестью послали гонца.

Сын же, проведав, что выехал князь,
С ложа поднялся, к стене прислонясь.

Пороховницу надев и ружье,
Родичам молвил он слово свое:

«Сын да склоняется перед отцом:
Не подобает лежать мне при нем!»

В опочивальню родитель спешит,
Видит: стоит, неподвижен, джигит.

«Жив бы остался - так вышел бы толк!» -
Родичам молвил отец и умолк;

И поспешил воротиться он вспять,
Чтоб не заставить героя стоять.

Только дождавшись ухода, без сил
Рухнул отважный - и дух испустил.

Это случилось в былые года,
Но не бывало с тех пор никогда.

1910

Перевод с абх. Б. Брика.

АБРАСКИЛ

Близ Кодора есть Чилоу. Давний слух в народе был*,
Будто там одна пещера стала кровом тайных сил,
Будто в недрах той пещеры был прикован Абраскил,
С ним и конь его, - чтоб вечно он, питаясь сталью, жил.

с давних пор в народе нашем разнеслась молва такая:
Шли отважные в пещеру, на песке следы читая,
Громко звали Абраскила, но молчала тьма глухая,
Лишь невнятно отзывалось из глубин подобье лая.

Молвят, некогда из мрака раздалась такая речь:
«Бросьте поиски, бегите, коль хотите жизнь сберечь!
Возвращайтесь-ка обратно, не туша зажженных свеч,
И отставших уносите, не щадя широких плеч!

Но отвeтьте, и да будет ваша искренность сугуба:
Есть в Абхазии и нынче люди с именем Коцуба?
Лозы стелятся, как прежде, терн гнездится возле дуба?» -
«Да!» - и цепи зазвенели из пещерного раструба.

«Значит, истинного блага нет в Абхазии родной,
Значит, нет еще покоя человеку под луной.
Значит, жизнь еще бесплодна и бесславен труд любой!»
С тем умолкнула пещера - и века была немой.

Наши древние преданья помнят имя Абраскила.
Слыл он добрым исполином, хоть в крови бродила сила.
Враждовал с лозой колючей, что дороги оцепила,
Да еще семья Коцуба век была ему постыла.

Все шипы, колючки, терни он рубил, угрюм и строг,
Перекинутые лозы убирал с людских дорог:
Нет, под ними проползая, пригибаться он не мог!
Нe заставил бы склониться Абраскила даже бог!

Но враги к столбу в пещере Абраскила приковали.
Тот подземный столб железный опрокинет он едва ли!
С ним и конь его прикован, верный спутник в дни печали,
Есть и пища у обоих: груда закаленной стали.

Дни и ночи из пещеры раздаются лязг и звон:
Абраскил, свой столб шатая, видит воли сладкий сон.
Вот сейчас он столб обрушит - и уйдет, освобожден!
Вдруг неведомую птичку со столба сгоняет он.

Но опять садится птичка - и, отчаяньем объятый,
Мечет молот он в то место, где уселся гость пернатый.
Птички нет, но в пол пещеры снова загнан столб проклятый:
Долгий труд за гнев минутный снова узнику расплатой.

Cнова трудится несчастный - ночь за ночью, день за днем,
Снова, столб свой расшатавши, видит птичку он на нем,
Снова молотом тяжелым метит в птичку он потом,
Снова столб вгоняет в землю он в отчаяньи своем.

Молвят, будто и доныне Абраскил, по воле рока,
Околдованный в пещере, ждет назначенного срока.
Обойдет потом всю землю - от заката до востока, -
Добрых друг, защитник слабых, победитель без упрека.

И иные по-иному повествуют иногда:
«Абраскил ушел на волю, не разыщешь и следа ...»
Но, отвыкшего от света, стерегла его беда:
Абраскил ослеп - и в горы удалился навсегда.

1910

* По старинному преданию абхазского народа, в пещере Чилоу был
некогда прикован герой Абраскил. Миф об Абраскиле в основном
соответствует античному мифу о Прометее и грузинскому мифу об
Амиране.

Перевод с абх. А. Кочеткова.


* * *

День рожденья встретить песней - радостный завет.
Этот день сияньем ясным для людей одет,
В высь взлетают без усилья, хоть и крыльев нет,
Хоть гитары нет - все пляшут; горя канул след.
Бодры, веселы; как светоч, ,всем даруют свет.

Вы полны высоким счастьем - это знаю я.
Так пляшите, счастье мчит вас в светлые края.
Ваше счастье с вами дружит, - пойте же, друзья!

21 февраля 1911 г.

Перевод с абх. К. Липскерова.

ВЕСЕННИЙ ДОЖДЬ

Ярко-красный луч
Показался рано,
Но ползет из туч
Пелена тумана.

Огненной грозой,
Молнией летучей,
Радугой кривой
Озарились тучи.

Порождая гром,
Искры сея с неба,
Пролились дождем
На колосья хлеба.

Друг садов и рощ,
Жизнью для растений
Льется теплый дождь,
Льется дождь весенний,-

Утешитель стад,
Вестник урожая,
Льется, мокрый сад
В зелень наряжая.

1912

Перевод с абх. Б. Брика.

* * *

Если б мог добро я напевом слов
Приманить!
Об одном благом для людей готов
Я твердить:
Чтоб, сроднясь в труде, мог бы дружный люд
Ладно жить,
Чтоб с познаньем он мог бы жаркий труд
Дружно слить.
Если б зависть мне да незнанья зло
Удалить,
Чтобы время всем навсегда пришло
Не тужить!

1919

Перевод с абх. К. Липскерова.

РОДИНА

Отчего накинула
Облачную шаль,
Что ты плачешь, родина,
И о чем печаль?

Об уплывших за море,
Об ушедших в даль?
Отчего ты в трауре
И о чем печаль?

Стыдно ли невежества,
Иль погибших жаль?
Что ж грустишь ты, родина,
И о чем печаль?

1920

Перевод с абх. Б. Брика.

УТРЕННЕЙ ЗВЕЗДЕ

Где ты была, молодая звезда,
Что пред зарею сияешь всегда

И небосвод освещаешь ночной,
Словно омыта прозрачной росой?

Или, явившись в предутренний час,
Опередить ты пытаешься нас?

С нами тягаться? Но в этой борьбе
Знай: суждено пораженье тебе!

Землю с небесных высот осмотри:
Вышли мы в поле еще до зари,

Пашут колхозники, песни поют.
Время ли думать об отдыхе тут?

Поле засеяли мы до звезды;
Зелены наши бахчи и сады;

Нам не помеха ни грозы, ни мpaк.
Глянь-ка: прополот и ранний табак.

Что же! Давай состязаться, звезда:
Кто из нас встанет быстрей для труда.

Знаем: колхоз не отстанет; его
В соревновании ждет торжество.

Помним всегда и повторим везде:
Честь, и геройство, и слава - в труде!

Слыша ту речь, онемела звезда,
И покраснела она oт стыда.

«Соревноваться мне с вами невмочь:
Ваша работа идет день и ночь.

Полюбоваться могу лишь на вас
И посветить вам в предутренний час!"

1939

Перевод с абх. Б. Брика.

ПЕСНЯ О СТАЛИНЕ

Над горами снеговыми
Бродят облаков стада.
Нам твое сияет имя,
Мы душой с тобой всегда.
Счастье, радость заблистали
Над советскою землей.
За тебя, великий Сталин,
Жизнь готов отдать любой.
Радость вытеснила горе,
Ачонгуры пой струна!
Песня та звучней, чем море,
В песне славится страна.
День колхозный тепел, ярок,
Славится колхозов рост.
Лучший конь - тебе в подарок,
За тебя - наш первый тост!
Если ж грянет гром над нами,
Злобный враг зажжет войну,
Мы железными рядами
Защитим свою страну.
Славься, Сталин наш любимый,
Наша крепость и оплот,
Край наш радуя, родимый,
Слово пусть твое цветет.
Счастье, радость заблистали
Над советскою землей.
За тебя, великий Сталин,
Жизнь готов отдать любой!

1938

Перевод с абх. С. Спасского.

ДЖАМБУЛ

Хоть белеет борода,
Хоть и стар ты и сутул,
Но не властны и года
Над тобою, о Джамбул!

Сладок звук твоих речей,
Голос твой - как горный гул.
Ни отрадней, ни звончей
Я не слыхивал, Джамбул!

Стих твой льется, как родник,
И народ к нему прильнул.
Ты бессмертен и велик,
Как страна твоя, Джамбул!

Мед даешь твоим сынам.
Стих друзей не обманул.
В нем и ненависть к врагам
И любовь к стране, Джамбул!

Словно весь родной народ
Эту песню затянул, -
Столько сил она дает,
Так влечет она, Джамбул!

Пусть пойдет орда врагов
На кишлак и на аул,
В битву ринуться готов,
Словно юноша, Джамбул!

1938

Перевод Б. Брика.

ПАМЯТНИК РУСТАВЕЛИ В СУХУМИ

Жизнь сравню я Руставели с беспредельностью морскою,
Доброта его и храбрость схожи с моря глубиною,
Бурная судьба поэта - это море под грозою,
Морю тихому подобен он своею добротою.

Неприступны наши горы - Руставели выше их.
Горд он славой, как Эрцаху* блеском высей снеговых.
Горы затмевают горы, но навеки светел стих.
Рухнут горы - стих бессмертен до конца времен земных.

Солнце зимами слабеет - Руставели нет преграды.
Солнце всходит и заходит, но ему чужды закаты,
Солнца зной бывает тяжек - полон легкой он услады,
Солнца мы подчас боимся - Руставели ж вечно рады.

Этот памятник, стоящий близко к пенистым волнам,
Он вершинам горным виден, что стоят и смотрят там,
Он открыт лучам горячим, гордым солнечным лучам,
Пусть о славной жизни Шота он рассказывает нам.

1938

* Эрцаху - самая высокая снеговая гора в Абхазии.

Перевод с абх. С. Спасского.

РОДНИК

Изогнувшись над высокой, мхами затканной скалой,
Благодатно ниспадает ключ журчаще-ледяной.
Головой склонясь покорно, чертит путь уклонный свой,
Всей долине возвещая, как смиренен он душой.

В дни осеннего ненастья - ливней мутная вода
Тот источник маловодный поглощала без следа.
Но, чудесно сохраненный, оживал родник всегда,
И была над ним бессильна знойных полдней череда.

Раз прославленный охотник, неустанен и ретив,
Преклонил над ним колено, руки в воду погрузив.
С наслажденьем утолял он жажды пламенный порыв,
Чтоб стремиться вновь в погоню, сердце влагой оживив.

Ключ проклятый, ключ коварный, был так сладок голос твой,
Так пленительно журчал ты, изгибаясь над скалой!
Кто б сказал, что ты тлетворен, что коварен ты душой,
Что недоброе таишь ты, что убийца ты прямой?

Из глубоких жил подземных, яд убийственный тая,
На поверхность выползала смертоносная струя.
И едва успел охотник омочить усов края,
Та струя его убила, отравила, кaк змея.

Тотчас звери над убитым собрались со всех сторон:
На охотника-убийцу каждый зверь был обозлен.
В утоленье давней мести, был истерзан в клочья он,
Каждый недруга отведал, как велит лесной закон.

Но охотник умерщвленный стал зверям еще страшней,
Месть жестокую свершил он, сам не ведая о ней.
Звери тешились недолго тризной мстительной своей:
Яд, охотника убивший, уничтожил и зверей.

А родник, средь скал журчащий - в потаенной тьме лесной,
Ниспадает и поныне влагой сладко-ледяной.
Головой склонясь к долине, чертит путь уклонный свой
Ключ манящий и разящий, всех губящий в летний зной.

1939

Перевод с абх. А. Кочеткова

CЛOBO В КРУГУ ДРУЗЕЙ

Это было давно. Наш сосед палачом
Был в родимом Сухуми повешен тогда.
Я был мал и на буйволах ездил верхом,
Птиц ловил да на палке скакал в те года.

Видя горесть отца, я спросил наконец:
«В чем виновен он был и за что был казнен?»
И, глубоко вздохнув, мне ответил отец:
«Попросить мамалыги осмелился он.

Он о детях напомнить посмел сгоряча,
Кроме пищи для них - не просил ничего,
Но и в том отказали друзья богача
И бродягою дерзким назвали его.

«Слишком многого, Смел*, ты от нас захотел!» -
Так сказали они, и схватил он ружье.
Был за это повешен измученный Смел,
И осталась семья горе мыкать свое...»

«Всю пещеру Чилоу проехать насквозь
Иль коня раздобыть - вот желанная цель!
Мамалыгу же счастьем считать? - не пришлось
О подобном слыхать мне ни разу досель!»

«Дад**, - ответил отец, - несмышлен еще ты.
Ведь мечтает о том весь абхазский народ!
Злые люди карают за эти мечты,
И так будет, пока славный вождь не придет.

Словно пуля, любого врага находя,
Как герой Абраскил, будет вождь этот смел,
Как народ - будет мудрым, и стрелы вождя
Будут метче и яростней нартовских*** стрел!»

И, оставив тогда и лошадку и лук,
Целый день я волненья не мог побороть
И все думал о том, сколько горя и мук
Человеку принес мамалыги ломоть ...

А сегодня сижу с побратимами я,
Мамалыгу и сыр нам хозяйка несет,
И минувшие дни я припомнил, друзья,
И былой произвол, угнетавший народ.

Пусть же каждый возьмет, чтоб почтить торжество,
Свой изогнутый рог, где сверкает вино,
И подымет его в честь героя того,
Чьей могучей рукою нам счастье дано!

Он сильнее, чем нарт, и не счесть его дел.
Как народ - он сторук, как народ - он стоглаз,
И хотелось бы мне, чтоб замученный Смел
И покойный отец нынче видели нас;

Чтоб они, не знававшие в жизни утех,
С нами сели за стол, не знакомы с нуждой,
Искрометным вином запивали орех
И за Сталина рог поднимали бы свой!

Встал бы в нашем кругу даже дряхлый старик,
Светом вечной весны навсегда озарен,
И, впервые счастливо вздохнув в этот миг,
До рассвета бы пил с громкой песнею он.

1940

* Смел - имя казненного бедняка-абхазца.
** Дад - сын (ласковое обращение).
*** Нарты - богатыри, герои народного эпоса Абхазии
и народов Северного Кавказа.

Перевод с абх. Б. Брика.

===================

(Опубликовано: Поэты Абхазии. Редакция В. Гольцева. - М., 1941 г. Стр. 11-34.)

(OСR - Абхазская интернет-библиотека.)