Абхазская интернет-библиотека Apsnyteka

Давид Канделаки

Об авторе

Канделаки Давид Автандилович
(род. 5 октября 1974, г. Гагра, Абхазская АССР)
Младший научный сотрудник отдела истории Абхазского института гуманитарных исследований Академии Наук Абхазии. В 1981 по 1991 годы учился в Гагрской средней школе № 2 им. Дважды героя Советского Союза В. И. Попкова. В 1991 году поступает на биолого-географический факультет Абхазского государственного университета, но безуспешно, сказалось слабое знание математики. В том же году он поступает на подготовительные курсы историко-юридического факультета АГУ, где судьба связывает его с преподавателем, кандидатом исторических наук, специалистом по армянским письменным источникам Бутба В. Ф. В 1992 году успешно сдает вступительные экзамены на историко-юридический факультет АГУ по специальности история, в чем немалая заслуга самого Бутба В. Ф. После войны он пытается восстановиться, но безуспешно. Д. А. Канделаки с 1995 по 1998 годы учился на юридическом факультете Гагрского гуманитарного техникума по специальности "Правоведение" с присвоением квалификации "Юрист". Через некоторое время благодаря ходатайству и поддержке известных ученных Лакоба С. З. и Бгажба О. Х. он вновь поступает в университет. С 1997 по 2003 годы учился на историко-юридическом факультете Абхазского государственного университета по специальности "История", с присвоением квалификации "Историк, преподаватель". Тема дипломной работы: "Проблемы этногенеза и автохтонности абхазов" (науч. рук. - доктор исторических наук Российской Академии наук, профессор Абхазского государственного университета, академик Академии наук Абхазии Бгажба Олег Хухутович). С 1999 года - лаборант отдела истории АбИГИ АНА. С 2000 по 2011 гг. - ведущий специалист Управления охраны историко-культурного наследия Республики Абхазия, директор Гагрского государственного историко-архитектурного музея-заповедника "АБААТА". С 2004 года младший научный сотрудник отдела истории АбИГИ АНА. (заведующий отделом доктор исторических наук профессор член корреспондент АНА Бгажба Олег Хухутович). С 2004 года осуществляет соискательство ученой степени кандидата исторических наук в отделе Этноэкологических исследований (междисциплинарных исследований) Института этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая Российской Академии наук по специальности "Палеоантропология". Тема кандидатской: "Формирование населения и система его расселения на территории Абхазии в эпоху камня (палеолит, мезолит и неолит)". Руководитель: доктор исторических наук, профессор антрополог Дубова Надежда Анатольевна. Однако из-за отсутствия материальных возможностей оставил соискательство в Москве. По этой же причине ему не удалось осуществить обучение в ИИМКе СПб, где он в 2009 году пытался заняться палеолитоведением под руководством проф. Любина В. П. C 2000 года - ведущий специалист Управления охраны наследия Республики Абхазия, директор Гагрского государственного историко-архитектурного музея-заповедника "АБААТА" и Гагрского историко-краеведческого музея "АБААТА". С 2005 по 2007 гг. был организатором возрождения музейного дела в Гагре, где им был организован небольшой краеведческий музей в крепости "АБААТА". Научные интересы: происхождение абхазского народа; ранние этапы этногенеза и этнической истории населения Кавказского Причерноморья; история древних обществ на территории Абхазии эпохи камня и раннего металла; палеоантропология Абхазии; краеведение и охрана памятников историко-культурного наследия.
Директор НИЦ «PONTO-CAUCASICA» и ШКОЛЫ ПОДГОТОВКИ ЭКСКУСРОВОДОВ,
http://ponto-caucasica.org/.

Д. А. Канделаки

Cтатьи и интервью:

 

Древнее население Абхазии в каменном веке: экологическая адаптация; ранний антропологический и этнокультурный облик

Вторая Абхазская Международная археологическая конференция, посвященная памяти М.М. Трапша «Проблемы древней и средневековой археологии Кавказа» 8–12 ноября. Академия наук Абхазии, Абхазский институт гуманитарных исследований им. Д. И. Гулиа. Сухум, 2008.

По данным палеоантропологии и археологии каменного века уже следует говорить о самом раннем проникновении в Причерноморье, включая сюда и Абхазию, гоминид, относящихся к эволюционным видам Homo ergaster. В территории самой Абхазии пока отсутствуют находки этих древнейших представителей. Но мы можем судить об этом на основе данных о памятниках раннего палеолита - ашеля, широко представленных в нашем крае. А так же более ранних сравнительно недавно открытых памятников из соседних областей. Об этом, свидетельствует революционное открытие, самых древних костных останков человека из стоянки Дманиси (Восточная Грузия). Датируемая 1,75 мл. лет и сопровождающаяся виллафранкской фауной она может считаться древнейшей в Африке и Евразии, и приурочена к концу плиоцена и раннему плейстоцену. По ряду морфологических особенностей «дманисский человек» сходен с эректоидными формами типа Homo ergaster и даже формами типа Homo habilis и Homo rudolfensis. Определенные морфологические особенности дманисского человека позволили антропологам придать ей даже таксономический статус Homo georgicus. С территории Южного Приазовья, в пунктах Богатыри и Синяя Балка, имеются материалы относящиеся к олдувайскому этапу развития техники и имеющие эоплейстоценовый возраст, то есть 1,6 мл. л. По всей вероятности они оставлены человеком типа Homo georgicus / ergaster. Эти находки указывают на продвижения групп древних гоминид и по территории Абхазского побережья, хотя на самой территории Абхазии столь ранних памятников пока не обнаружено. Многие ученные считают, что древнейшие представители рода Homo в лице Homo ergaster, видимо, не имели здесь эволюционного продолжения, что весомо подтверждаются данными археологии эпохи раннего палеолита. Возможно их появление, связано с эпизодом временного проникновения Восточноафриканских групп древнейших представителей человеческого рода следовавших за стадами животных. Другие ученные напротив предполагают, что их появление связано с эпизодом, так называемой первой глобальной миграции древнейших гоминид и их кавказских представителей следует считать первыми людьми на евразийском континенте, что подтверждается находкой в ашельском слое пещеры Кударо I (миндель-рисс), зуба, который может относиться к архантропам типа Homo erectus или неандертальскому таксону, однако находка больше относиться к эректоидным формам. Homo erectus считается представителем евразийской ветви древних гоминид продолжающих линию древних Homo ergaster. Следующая волна гоминид вида Homo haidelbergensis уже прочно осваивает Кавказ и Абхазию. Палеоантропологических свидетельств, несравненно, меньше, и они происходят в основном из соседних областей Закавказья. Имеется правда одна единственная пока находка так называемого «азыхантропа», которые представлены фрагментами нижней челюсти из пещеры Азых (Азербайджан). Найденные останки человека, сближают то с архантропами (Homo erectus), то с пренеандертальцами или гейдельбержцами. (Homo haidelbergensis). Ашельские памятники Абхазии можно целиком связать с представителями эволюционной линии Homo erectus и Homo haidelbergensis. В эпоху среднего палеолита в Абхазию проникают первые неандертальцы. По данным археологии палеолита считается установленным, что имело место примерно два миграционных потока гоминид уровня Homo neanderthalensis. Первая волна относится ко времени примерно 250 т. л. назад, когда сюда пришли так называемые прогрессивные или атипичные формы неандертальцев и вторая - примерно на 75-60 тт. лет назад, которая была представлена так называемой классической формой. Палеоантропологические материалы несколько многочисленнее, но в целом остаются фрагментарными. Так, в пещере Сакажия с орудиями типа леваллуа-мустье в мустьерском уровне 3d обнаружены обломки верхней челюсти с четырьмя зубами, в других пунктах той же пещеры Сакажия еще несколько зубов и фрагментов черепа. Ряд признаков свидетельствуют, о принадлежности этих останков неандертальцу схожему с палестинскими формами и даже сближается с сапиентными. Возможно, речь идет даже о метисной форме. В пещере Джручула обнаружен первый верхний постоянный моляр в мустьерском слое II, который является неандертальским. По ряду признаков он близок к находкам из Сакажия. В Бронзовой пещере найден верхний левый первый моляр неандертальца относящийся то к раннему, то к позднему мустье. Зуб палеоантропа найден также в пещере Ортвала в слое 3а на левом берегу реки Цхалцители. Останки зубов человека предположительно неандертальского типа обнаружены и в пещере Цуцхвати. Есть веские основания считать и находки отдельных зубов, как принадлежащие неандертальскому таксону в мустьерских слоях пещер Мачагуа в Абхазии, однако отсутствие данных об их морфологии пока не дают возможности для определения их точного таксономического статуса. Довольно таки многочисленные палеоантропологические (в том числе и палеогенетические) и в неменьшей степени археологические данные со смежных областей Ближнего Востока и пока что единичные палеоантропологические данные с территории самого Кавказа и исторической Абхазии, допускают появление на позднем этапе среднего палеолита первых Homo sapiens (sapiens). Самая ранняя находка человека анатомически современного вида зафиксирована в ашельских слоях реки Раздан в Армении. Однако отсутствие точных данных геологических условий залегания останков, препятствует признанию этой находки древнейшей, так как останки Homo sapiens в столь раннее время в Евразии пока неизвестны. В пещере Кударо I обнаружен постоянный резец, который имеет современный тип строения. Из ориньякского слоя пещеры Девис-Хврели происходит нижняя челюсть молодой женщины сапиентного типа. Останки человека обнаружены и на территории Кавказского Причерноморья. Среди них особый интерес представляют находки останков человека современного анатомического вида, правда и несущие некоторые архаичные черты из мустьерских слоев 3а и 3 Ахштырской пещеры. Останки человека Homo sapiens sapiens, найдены и в верхнепалеолитических слоях пещеры Окум I в Абхазии. Из предположительно позднепалеолитического или раннемезолитического слоев пещеры Куаб-Чара в Абхазии происходят две нижние челюсти Homo sapiens sapiens с рядом архаичных так называемых пресапиенских черт, то есть относящихся к позднему архаическому сапиенсу, но все же относящиеся скорее к анатомически современному человеку. Таким образом, материалы археологии и палеоантропологии указывают на отсутствие жесткой ареально-хронологической зависимости между собственно временем проникновения и эволюционным уровнем различных форм гоминид на территории Абхазии. Тем самым, примерно 45-35 тт. лет назад, на территории Абхазии уже наряду с прогрессивными и классическими формами неандертальцев, обитали и люди современного анатомического вида. Сложнее решается вопрос о расово-морфологической характеристике первых Homo sapiens sapiens. Судя по имеющимся пока единичным материалам из Абхазии, а также прилегающих соседних территорий можно представить предположительный облик первых людей современного вида. Так есть указания на находку черепа человека из Западной Грузии, который по ряду морфологических особенностей несет на себе протоавстралоидные черты, правда нет конкретного указания на хронологию памятника. Есть сведения о находке черепа анатомически современного человека в Навалишенской пещере ущелья реки Хоста, который по ряду морфологических признаков характеризуются евро-африканскими чертами. Представляют интерес находки останков людей (в основном скопления черепов) из Холодного грота (грот Хупынипшахуа) в Абхазии. Всего найдено восемь черепов, в том числе два черепа подростков. По заключению антропологов, черепа несут черты еще не дифференцированного протоавстралоидного типа. Таким образом, для первых Homo sapiens sapiens следует говорить о еще не дифференцированных в антропологическом плане типах - евроафриканском или протоавстралоидном. Подобная закономерность прослеживается на многих верхнепалеолитических памятниках Западной Европы, Средиземноморья и Передней Азии, где подобные особенности сохраняются вплоть до мезолита и раннего неолита, к примеру, на памятниках Натуфийской культуры в Палестине и Чатал-Гююка в Малой Азии. Палеоантропологи считают, что географические области, где фиксируются так называемые евро-африканские и протоавстралоидные черты, следует относить к зоне сложения, так называемого азиатско-африканского расогенетического очага. Учитывая древность сложения современного человека или, во всяком случае, его проникновения на Ближний Восток ко времени не позже 150-100 т. л., то время формирования этого очага следует хронологически приурочить к эпохе мустье. Территориальная близость Абхазии к переднеазиатским областям, говорит о полном ее включении в этот очаг. Уже для эпохи переходной от мезолита к раннему неолиту следует говорить о широко распространенных южноевропеоидных антропологических типах, которые с некоторой модификацией именуются как индосредиземноморская или просто средиземноморская раса. Она является подразделением большой Европеоидной расы. Вопрос о времени ее формирования пока не решен однозначно, так как на краниологическом материале, пока окончательно не выработаны критерии, дифференцирующие южные и северные популяции внутри большой Европеоидной расы. Однако появляется вероятность такой возможности для одонтологии, которая подтверждает факт ярко выраженной микродонтии именно у южноевропеоидных популяций. Все-таки большинство специалистов считает, что именно средиземноморская раса, аналогии которой мы встречаем по всей территории Ближнего Востока, Западного и Восточного Средиземноморья является древнейшей формацией европеоидной расы, а значит, следует допускать ее древность вплоть до начала эпохи мезолита. В дальнейшем происходит формирование различных отдельных подразделений этой расы, но в чистом виде она представлена в западносредиземноморских областях. Частично аналогии этого локального подразделения мы встречаем и в областях Восточного Средиземноморья. В отдельных научных работах западнокавказские народы и представляются носителями собственно средиземноморского типа. Для интересующей нас территории Абхазии, да и Закавказья в целом мы пока лишены палеоантропологического материала для эпохи конца мезолита и начала неолита. Но, исходя из косвенных данных по современному населению, существует мнение, что группы Западных районов Кавказа следует включать в зону переходную от западносредиземноморской к другой локальной расе - Балкано-Кавказской, или Средземно-Балканской. Одна из разновидностей Балкано-Кавказской расы Понтийская являлась, по-видимому, доминирующей на территории Кавказского Причерноморья. Однако для эпохи неолита мы лишены палеоантропологического материала и потому, судить о времени ее формирования сложно. Судя по немногочисленным пока данным палеоантропологии очаг формирования Балкано-Кавказской расы следует приурочить к областям вокруг Черного моря, но все-таки, такой областью в большей степени следует считать районы Малой Азии. Возможно, в эпоху раннего неолита происходила миграция населения носителей Западносредиземноморских, Балкано-Кавказских и Понтийских типов из очагов своего первичного сложения в областях Эгеиды, Южных Балкан и Западных частей Малой Азии. Возможно, именно эти группы принесли сюда, в Причерноморье, в том числе и навыки производящей неолитической экономики. Но не следует забывать, что, исходя, из данных расовоморфологического анализа, в современном населении Абхазии и прилегающих областей Западного Закавказья отчетливо фиксируются и следы другого антропологического типа - Переднеазиатского, который имеет достаточно большую древность не только на Ближнем Востоке, но и на Кавказе. Это подтверждается и многочисленными палеоантропологическими материалами эпохи энеолита и ранней бронзы. По-видимому, все эти вышеперечисленные факты свидетельствуют, о том, что в эпоху неолита, на территории Абхазии, шла активная инвазия отдельных Ближневосточных, Восточносредиземноморских и Балканских групп населения. Вопрос о том, какова древность того или иного типа остается пока открытым, но, однако не исключено, что Балкано-Кавказские и Понтийские группы популяций следует считать более ранними по отношению к Переднеазиатским.
Касательно проблем экологической адаптации, говоря о самых ранних периодах каменного века в частности для эпохи нижнего палеолита, следует предполагать, что, по-видимому, представители видов Homo ergaster и Homo haidelbergensis уже занимались охотой, причем коллективной. Таким образом, древнейшие гоминиды характеризовались как охотники, сохранявшие традиции более южных Переднеазиатских и Африканских областей. Однако у нас в распоряжении очень мало данных, и они носят скорее предварительный характер и опираются преимущественно на косвенные данные из других областей. В эпоху мустье, основным объектом охотничьего промысла неандертальцев, становятся крупные млекопитающие нашего края. Среди них преимущественно представлены копытные формы – дикие бараны, благородные олени, горные туры, кабаны. Особое место занимают, конечно же, и ряд форм медвежьих и в первую очередь пещерные медведи. Многочисленные останки этого вида медвежьих, которые часто встречаются в фаунистических комплексах пещер, говорят, по-видимому, о высокоспециализированной охоте на этого животного. У нас на территории Причерноморья жил отдельный вид пещерного медведя, который именуется Кударский пещерный медведь. Следует считать, что в верхнем палеолите эти традиции сохраняются и с приходом человека разумного эта специализация усиливается. Главной причиной этого является в первую очередь единство и стабильность географической среды и фаунистического комплекса, на протяжении всего позднего плейстоцена, и даже начала голоцена не смотря на характерные для того периода чередования оледенений и межледниковий. Анализ пищевой и охотничьей стратегии указывает, на то, что основные особенности системы жизнеобеспечения, базировались на коллективной забойной системе охоты на крупных млекопитающих. Это дает право считать, что здесь на территории Абхазии как и на остальной части Западного Закавказья существовал локальный хозяйственно-культурный тип ”охотников на пещерного медведя”. Правда, не все специалисты признают правомочность выделения подобного хозяйственно-культурного типа. На позднем этапе верхнего палеолита эти традиции интенсифицируются, а такой феномен как охота на пещерного медведя сохраняется даже для позднего мезолита, в то время как подобный промысел в связи с исчезновения этого животного во многих местах Европы, прекратил свое существование. Еще один специфический вид охоты - это так называемая рыбная охота. Активная рыбная охота видимо была известна как речная, придельтовая и отчасти прибрежная. Уже для того времени следует говорить о наличии специализированного собирательства, причем очень дифференцированного (сбор ягод, корнеплодов, диких фруктовых плодов и т. д.). Это отразилось и на дельнейшей специализации общества. И уже в эпоху раннего неолита характерно сложение специфического очага производящей экономики, как наследие прошлых форм ведения собирательства, рыболовства и охоты. Это отразилось и на самой специфике становления производящей экономики, для которой был характерен свой набор культурных растений и домашних животных. Так рыбоохота трансформировалась с одной стороны, в охоту на морского зверя (речь идет о дельфиньем промысле, истоки которого мы считаем, находятся в раннем неолите), а с другой в рыболовство, что приближало развитие неолитического населения Абхазии, в том числе и к типу обществ с высокоразвитым рыболоведческим хозяйством. Высокоспециализированное собирательство, в конечном счете, выразилось в изобретении первых садов, то есть окультуриванию первых фруктовых деревьев по принципу лесосадов и окультуриванию проса и ряда других культурных растений, к примеру, ржи. Охота привела к одомашниванию в первую очередь дикой свиньи, козы и возможно оленя. Неолит Абхазии специфичен и не находит прямых аналогий и тождеств в южных культурах и развивается на своей местной базе, во всяком случае это относится к самому механизму осуществления перехода к производящим формам экономики. Вопрос о привнесении неолитических традиций не только в обработке орудий труда, но и навыков ведения новых форм хозяйства, следует считать маловероятной. Во всяком случае, вопрос смены аборигенного охотничьего населения на более развитых пришельцев земледельцев и скотоводов не может быть обосновано данными археологии. Касаясь системы поселений, то для эпохи среднего и верхнего палеолита следует говорить преимущественно о пещерных памятниках, (для Абхазии вообще характерно стойкое переживание пещерных поселений вплоть до эпохи бронзы), не исключая, разумеется, и отдельных поселений вне пещер о которых нам известно значительно меньше информации. То же следует сказать и следующей мезолитической и неолитической эпох. Для анализа расселения можно говорить, что, по-видимому, уже в то отдаленное время, во всяком случае, с верхнего палеолита, были достаточно плотно обжиты собственно горно-долинная (ущельная), предгорная и, разумеется, прибрежная зоны. Касательно вековых колебаний стратегии расселения с учетом изменения береговых линий, мезолит можно считать временем последнего эпизода стабилизации так называемых ”вековых” вертикальных миграций, когда береговая линия приняла примерно современные очертания. Таким образом, в системе расселения, имели место миграции, как вдоль береговой линии и линии предгорий, так и вертикальные, то есть с чередованием от предгорий к низинам и возможно наоборот. Пока остается открытым вопрос о демографических показателях. Исходя из, расчета площади Абхазии, учитывая среднюю величину возможной заселенности территории за счет вычета отдельных ландшафтных элементов среды, а так же с учетом численности примерно 1 человек на 10 кв. км., мы получаем оптимальную величину численности населения в верхнем палеолите в 400 человек. С учетом еще не открытых верхнепалеолитических и мезолитических поселений вне пещер эта величина может достигнуть примерно 1000-1500 человек. При всей кажущейся не правдоподобности таких величин они видимо отражают истинное положение дел в демографической составляющей населения нашего региона. Таким образом, число поселений эпохи верхнего палеолита составляло примерно 20 с уклонением 15 - 25 поселений. При среднем пересчете количества людей на отдельно взятое поселение, величина численности отдельных коллективов составляло примерно от 15 до 20 человек, максимум 40 человек. Существует правда возможность учета численности населения с применением анализа числа захоронений оставленных в могильниках. Но для Абхазии периода палеолита, мезолита и даже неолита мы не располагаем нужным количеством соответствующего вида археологических памятников. Неолитическая эпоха характеризуется, еще большей интенсификацией хозяйства, переходом к полной оседлости и увеличением численности населения Абхазии. Данные археологии дают пока меньше информации, так как у нас нет достаточно хорошо изученных поселений пригодных для подобной оценки. Среди них, пожалуй, единственным хорошо стратифицированным объектом, следует считать Кистрикское поселение. Неоднократно, правда, специалистами высказывались сомнения об истинном масштабе этого поселения. Предполагают, что его площадь отражает застроенность поселения не на какой-то данный отрезок времени, а за время всего существования памятника. Даже с учетом этой погрешности поселение все равно остается одним из крупнейших не только на Кавказе, но и приближается к гигантским неолитическим поселениям переднеазиатского и балканского типов. Исходя из всего выше изложенного и предварительной оценки масштаба этого поселения, следует считать, что численность неолитического поселения Кистрик насчитывала не мене 2000 человек. Что хорошо коррелируется с данными о большой плотности и численности рыболоведческих поселений, обусловленное высокопродуктивностью рыбного хозяйства вообще. Подобное следует допустить и для ряда других аналогично Кистрикскому неолитических поселений Абхазии, к примеру, пока малоизученных поселений на территории Гагрского и других районов Абхазии, приуроченных к так называемым прибрежным дюнным зонам. А также поселениям предгорной и горно-долинной зон. Однако более точный подсчет всей численности неолитического населения пока затруднен, хотя и очевидно, что оно может составлять по самой грубой оценке более двух десятков тысяч человек. Характер расселения, а также уклад населения, при имеющем место незначительном отличии в хозяйстве в целом может считаться сравнительно однородным как это и указывалось выше. Все это, во всяком случае, дает косвенное право считать территорию Абхазии более плотно заселенной областью, нежели остальные части Кавказа. Последнее, в том числе и влияло на дальнейшее этническое и языковое оформление облика местного аборигенного населения, этногенетического формирование которого целиком было обусловлено всем ходом предшествующего его развития. В неолите увеличение плотности населения способствует формированию крупных насчитывающих нередко несколько сотен, а то и тысяч человек поселений, в которых формируются и складываются те этнографические и языковые черты, в конечном счете, способствующие сложению крупных племенных подразделений. Уже с того времени видимо следует считать что местное население в конечном счете, приобретает черты способствовавшие складыванию и формированию древнеабхазских этносов.
Указанные выше демографические подсчеты возможно уже позволяют говорить о начале собственно этногенетического оформления общества на территории Абхазии. Так цифра в примерно от 400 до 1000-1500 человек в эпоху верхнего палеолита, и численность отдельного коллектива, которая могла колебаться от 20 до 40 и более человек в частности, были достаточны для существования стабильного информационного языкового поля как в синхронном (между живущими на данный момент членами группы), так и в диахронном (межпоколеный) срезах. Более того, так называемое стабильное информационное поле, могло распространяться и на группу относительно географически близких поселений. Тем самым осуществлялся важный пусковой механизм - этногенетический. Таким образом, уже верхнепалеолитические коллективы в отдельно взятом поселении и даже целые их группы следует считать отдельными этногенетическими ячейками. Какова же реальная картина ранних этапов этногенеза каменного века, ответить сложно. Следует считать, что пришедшие сюда в Абхазию и смежные области Западного Закавказья на рубеже мустье и раннего верхнего палеолита, общины первобытных охотников Homo sapiens (sapiens), уже говорило на вполне сформированных языках. Однако об этнолингвистической природе этих языков, исходя из современного уровня науки, сказать что-либо пока не возможно, чего не скажешь о так называемом языковом пространственном ландшафте. Здесь приемлемы две модели. Так с одной стороны, исходя из некоторых пока что единичных данных археологии, для территории Абхазии и сопредельных областей, эпохи верхнего палеолита, допускают существование отдельных общин говоривших на изолированных и возможно генетически не связанных между собой языках. Тем самым отдельные популяции Homo sapiens sapiens обитавших на территории Абхазии могли иметь различные этногенетические истоки своего происхождения, которые следует искать в областях к югу от Закавказья - в Передней Азии, Малой Азии и Восточном Средиземноморье. Но, однако, с другой стороны, наличие более обширных связей допускает существование и крупных этнолингвистических группировок. Так, к примеру, пространственное наложение и картографирование памятников каменного века показывает существование подобной общности. Речь идет о симптоматических и весьма явных связях по линии Загрос - Кавказ и возможно определяемые как синно-кавказские или, во всяком случае, протопалеокавказские. Другой вопрос, какова связь этих древних этнолингвистических группировок с современными аналогичными общностями. Не исключено, что, с одной стороны в эпоху верхнего палеолита, если допустить первую модель, в процессе контактов первобытных коллективов, а они, несомненно, имели место, учитывая некоторые сходные модели индустрий и следы обмена, со временем складывался облик языков, в которых уже отдаленно следует усматривать, возможно, будущие общности, к примеру, кавказскую или даже абхазо-адыгскую. То есть сложение этих общностей является продуктом языкового скрещения между близкими популяциями, носителями неродственных языков, которые территориально располагались отдельными локальными группами. Такие очаги намечаются географически, к примеру, в районе Сочи - Адлер, Гагра, Сухума - Кодора, Очамчира – Гал, и далее, например имеретинская и аджарская группа памятников. Локальные очаги интенсивной связи отдельных популяций в географическом масштабе могли иметь расстояние примерно от 100 до 200 км и имели как вертикальный, так и вдоль побережья и т. д. векторы. Сюда могут включаться и как охота, так и культурный обмен как прямой, так и опосредованный, а так же, что немаловажно брачные контакты. Таким образом, можно допустить существование языковых союзов или в лучшем случае очагов сложения отдельных языков в рамках этих контактов. А значит, праязыковые состояния современных языковых семей есть результат языковых конвергенций не только родственных языков, но и языков совершенно не дошедших до нас с эпохи среднего и верхнего палеолита. Причем языки эти могли быть не родственными не, только между собой. По-видимому, были и такие языки, которым нельзя найти аналогии и с современными языковыми семьями. Данное положение можно отчасти считать аналогией, в частности из области палеоантропологии. Так по представлению палеоантропологов есть веские основания считать, что для эпохи верхнего палеолита пока нельзя вести речь о сложении рас, в том виде, в котором они существуют сейчас. Нечто подобное было видимо и с языками. Если вести речь о второй модели, то она более простая, так как можно говорить о языковой первобытной непрерывности с последующей ареально-хронологической (пространственно-временной) дифференциацией или дивергенцией отдельных этноязыковых сгустков или общностей как по вертикальному вектору от гор до побережья, так и по горизонтальному, то есть параллельно берегу. Для автора статьи приемлемы эти две независимые модели. И они, как ни когда согласуется с моделью относительно автохтонного развития этнокультурных и этнолингвистических общностей на территории Абхазии и ряда соседних областей. Сложнее решается вопрос об аналогичных общностях для эпохи неолита непосредственно предшествующих современным группировкам. Здесь мы вступаем уже в область косвенного и даже прямого историко-сравнительного анализов, с их последующим контролем данными истории и археологии. Так анализ культурной лексики кавказской общности представляющая нам ее с высокоразвитым переднеазиатским и средиземноморским типом производящей неолитической экономики как будто не находит аналогий в Кавказском Причерноморье, что создает повод для существования миграционных концепций о пришлости кавказцев на Кавказе а значит и абхазо-адыгов. Большинство миграционных концепций связывают приход абхазо-адыгов с Передней и Малой Азии. Правда, ближайшие аналогии хозяйства, представленного в пракавказской общности по данным историко-сравнительного языкознания, как не странно, мы находим скорее не в Переднеазиатских и Восточносредиземноморских, а в Балканских неолитических комплексах. Это, находит подтверждения и пока что единичными языковыми и палеотопонимическим данными, определяющими Балканы, Эгеиду и даже Карпато-Дунайскую области в эпоху неолита, как аналогии прасеверокавказским. Последнее обосновывается и данными археологии каменного века Европы, исходя из которых, считается, что создателями ранненеолитических культур Западной, а затем Восточной Европы были, по-видимому, мигрировавшие из Малой Азии носители западноевразийского ответвления сино-кавказской общности, то есть собственно прасевернокавказцы. Этот тезис как будто бы находит подтверждение и данными палеоантропологии. Выше уже указывалось о первичной локализации понтийской и балкано-кавказской рас в областях Балканского полуострова и западных регионов Малой Азии и миграции их носителей, в том числе на восток, в частности на Кавказ. Их же и определяют как носителей неолитических комплексов, путь которых пролегал по Малой Азии вдоль южного Причерноморья и собственно на Кавказ. Не исключено их передвижение и вдоль Северного Причерноморья. Однако от признания таких, весьма смелых гипотез следует пока остерегаться из-за отсутствия большого числа фактов. Миграционные концепции, однако, нередко создают всякого рода, порой недостаточно аргументированные ни данными археологии, ни данными даже сравнительно-исторического языкознания представлениями о существовании докавказского субстрата в частности доабхазо-адыгского на территории Причерноморья. Среди которых преимущественно превалируют гипотезы и теории о возможном нахождении здесь пракартвельского или, к примеру, праиндоарийского субстратов. Гипотезы эти при немалом количестве фактов предоставляемых их сторонниками все-таки наталкиваются на ряд существенных недостатков, которые не могут быть достаточно строго истолкованы и аргументированы данными археологии, в том числе и каменного века, антропологии, и топонимики. Это же подтверждается еще одним весомым доводом автора статьи, который в ряде своих работ обосновывает автохтонность абхазо-адыгов и по данным палеоэкологии края. Главный его вывод, несомненно, насельниками этого района, были носители именно той части палеокавказской общности, которая впоследствии обособилась в качестве ее западного ответвления, и позже оформилась и эволюционировала в абхазо-адыгскую. Это подразделение палеокавказской общности не пришла от куда-то извне в готовой форме, и ей не предшествовал какой-либо субстрат, к примеру, пракартвельский или праиндоарийский как это следовало бы из миграционных концепций, а сформировалась на месте. Ее отдаленные аналогии в других районах циркумпонтийского и циркумсредиземноморского очагов отражают этногенетические процессы еще доностратической и доиндоевропейской эпох, Европы, Передней Азии, Кавказа и Средиземноморья, когда существовал единый непрерывный очаг этногенетического и этнолингвистического формирования этой общности. С чем точно соглашается автор - неолит является временем обособления уже собственно абхазо-адыгской общности. Для него вопрос об автохтонности приемлем с так называемым частичным миграционизмом. То есть таким миграционным потоком и/или миграционными потоками, (если таковые имели место) который мало повлияли на этнолингвистический облик аборигенов, но частично, все же передавший ряд материальных элементов культуры.

Литература

1. Алексеев В. П. География человеческих рас. М., 1974.
2. Бгажба О. Х., Лакоба С. З. История Абхазии. С древнейших времен до наших дней. Сухум, 2007.
3. Бжания В. В. Кавказ. Неолит Северной Евразии. М., 1996.
4. Зубов А. А. Палеоантропологическая родословная человечества. М., 2004.
5. Любин В. П., Беляева Е. В. Ранняя преистория Кавказа. СПб., 2006.
6. Массон В. П. Палеолитическое общество Восточной Европы (вопросы палеоэкономики, культурогенеза и социогенеза). СПб., 1996.
7. Мезолит СССР. М., 1989.
8. Палеолит СССР. М., 1984.
9. Формозов А. А. Проблемы этнокультурной истории каменного века на территории европейской части СССР. М., 1977.
10. Хварцкия М. Х., Полякова Н. Е., Очередной А. К. Мачагуа - памятник среднего каменного века Абхазии. СПб., 2005.
______________________________


Палеоантропологический материал из грота Юпсы (Абхазия)

Абхазоведение: История; Археология; Этнология. Сухум, 2007., вып. IV.

С 1999 по 2000 гг., в ходе экспедиции, Управления охраны историко-культурного наследия Республики Абхазия под руководством В.В. Бжания, и сотрудников З.Г. Хондзия, А.С.Агумаа; сотрудника отдела археологии АбИГИ АНА Д.С. Бжания и старшего научного сотрудника доцента Географического факультета МГУ А.В. Поротова (сбор пыльцы), на средства Экологического фонда, были проведены поисковые работы по, фиксации и археологическим раскопкам пещерных памятников в ущелье реки Бзыбь, в частности Калдахварской пещеры, навеса у Голубого озера и грота Юпсы. В результате этих работ были получены ценные данные, проливающие свет на характер, чередование и взаимоотношение древних культур распространявшихся на Кавказском Причерноморье в IV-II тт.до н.э. Особый интерес в этой связи представили находки в гроте Юпсы двух погребений, столь ранних представленных эпохой бронзы костных останков на территории Абхазии нет. Материал был непосредственно собран и подвергнут тщательной первичной обработке в полевых условиях сотрудником АбИГИ канд. биол. наук антропологом П.К.Квициния. Обряд захоронения вторичный. Касаясь самого памятника, то он изучен пока не достаточно подробно, предварительно он может быть датирован концом III началом II тт. до н. э. Однако, несомненно, сам памятник является типичным для своего времени и для данной территории.

В этой связи, следует вкратце остановиться на некоторых вопросах древней истории Абхазии, в частности речь идет о погребальной практике, распространявшейся на данной территории. Одним из характерных признаков культуры Абхазии эпохи и бронзы является распространение двух основных форм погребального обряда: трупоположения (ингумация) и вторичного захоронения. Оба обряда сосуществовали на территории Абхазии синхронно на протяжении длительного исторического времени, порядка 3 тысяч лет. Они в различных своих формах, не образуют, какие либо компактные скопления, и чаще всего в одном отдельно взятом, к примеру, могильнике располагаются вперемежку, не образуя разграничения ни по половому, ни по возрастному, ни по социально- имущественному критериям. Не меньший интерес представляет, и вопрос о времени появления того или иного обряда. Самые ранние погребальные памятники на территории Абхазии фиксируются с ранней бронзы, где уже присутствуют оба обряда, и потому у специалистов нет однозначного мнения по этому вопросу. (Бжания,1966, Трапш,1970, Шамба,1984, Бжания, Бжания,1991, Дбар,2004.).

Особый интерес в этой связи представляет обряд вторичного захоронения, который некоторыми авторами считается этническим признаком абхазов. (Трапш,1970.). Последний распространяется наиболее широко и встречается в дольменах, кромлехах, погребальных урнах (оссуариях), в разного рода скальных навесах, гротах, небольших скальных нишах и пещерах. Об этом свидетельствуют ведущие археологические памятники на территории Абхазии, в частности: пещерные захоронения в урнах и без них эпохи ранней бронзы Гагрском, Калдахварском, Каманском, Лавинном гротах, Воронцовской и Михайловской пещеры; захоронения в урнах на береговом валу села Псоу и Гагрского могильника эпохи средней и поздней бронзы; вторичные урновые захоронения из села Нижняя Эшера (XV- XIII вв. до н.э.); погребения в селах Приморское, Мерхеули, Красный Маяк поздней бронзы; захоронения III в. до н.э. в селе Нижняя Эшера. Вторичные погребения с частичной кремацией фиксируются в селах Палури на реке Ингури), могильник функционировал со второй половины II до середины I тыс. до н.э.), Мухури и Нигвизиани, урновые захоронения IV-III вв. до н.э. в селе Накалакеви. Таким образом этот обряд функционировал на протяжении длительного исторического времени, а в кромлехах встречается даже на рубеже нашей эры. (Воронов,1969,Инал-ипа,1971,1976).

Обряд вторичного захоронения, по-видимому, продолжал функционировать и в более позднее время. Речь идет о зафиксированном многими авторами с IV в. до н.э. по XVIII век обряда воздушного погребения, среди которых: Нимфадор Сиракузский (нач. III в. до н.э.); Аполоний Родосский (II в до н.э.); Николай Дамасский (I в. до н.э.); Клавдий Элиан (III в.н.э.); Ж. Лукка, Эвли Челеби (XVIII в.); Арканджело Ламберти (XVII в.); Царевич Вахушти (XVIII в.). Обычай воздушного погребения связан с культом божества молнии Афы, в котором явно проявляются черты бога воителя, и наиболее поздний случай обряда воздушного погребения был зафиксирован в 60 гг. XIX века. (Инал-ипа,1971,1976).

По видимому обряд воздушного погребения представляет собой часть обряда вторичного погребения, когда умершего человека подвешивали на специальной доске к священному дереву, а затем уже по истечению определенного времени его останки погребали (погребальная яма, урна, дольмен и т. д.) в форме кучи костей без определенной анатомической последовательности и прикрывали черепом. Однако существовала различная модификация, к примеру, чаще погребался один череп, за редким исключением хоронился весь посткраниальный скелет, а череп отсутствовал, это могло быть одиночное погребение, парное, или даже несколько индивидуумов. Столь особое отношение к черепу свидетельствует о бытовании среди древних жителей Абхазии культа черепа. О широком практиковании обряда вторичного погребения (в том числе и его части, т.е. обряда воздушного погребения) и о бытовании культа черепа свидетельствуют этнографические данные, и даже некоторые данные топонимики. Так, к примеру, у абхазов бытовал обычай снятия с доски (агукухра), т. е, когда друг покойного спрашивает разрешения у родственников умершего принять все заботы о похоронах. В другом случае когда выносят покойного из дому ,то этот момент обряда именуется «Апсылгара», т.е. уводить мертвого как можно далеко ( видимо отражает тот этап погребальной практики, когда мертвого уносили в отведенное для подвешивания место, обычно находившееся в священных специальных рощах). Далее, сам процесс погребения мертвого в современном абхазском языке так и переводится буквально «Кости его предали земле». Существует, к примеру, проклятие в форме «Азахуа ухартцааит», что буквально означает «Чтобы накинули на тебя лиану». Когда абхазы говорят «Клянусь нашим предком» то буквально это звучит так «Клянусь нашим черепом». У абхазов вообще старейшина или старший человек обозначается как «Айхабы», т.е. большая голова, дословно большой череп или даже большая головная кость, наша большая головная кость. Среди топонимов достаточно указать местность в селе Куланурхва - Апсцва рыннахарта, буквально место подвешивания покойника (покойников) или Апсы ихы ахаку ацы, т.е. дуб на котором покоится голова (череп) покойника. (Инал-ипа,1971,1976). Таким образом можно утверждать что широко практиковавшийся обряд вторичного захоронения на прямую связан с непосредственными предками абхазов и существовал на протяжении длительного времени с эпохи энеолита и ранней бронзы и вплоть до позднего средневековья в течении почти свыше четырех тысяч лет, на территории исторической Абхазии.

В связи с этим, изучение палеоантропологического материала из этого грота Юпсы представляет для нас особую научную значимость.

Общая характеристика костных останков.

Погребение № 1 представлено следующими костями: череп с нижней челюстью хорошей сохранности. Среди костей посткраниального скелета представлены: первый и второй шейный позвонки; трудноопределимые фрагменты ребер; правая ключица; правая и левая тазовые (безымянные) кости; правая бедренная кость; правая и левая надколенные чашечки (надколенники); левая большая берцовая кость и кости правой и левой стопы в каждой из которых представлена: таранная; пяточная; ладьевидная; медиальная клиновидная; кубовидная и плюсневые (метатарзальные)кости (I-V).

Погребение № 2, представлено хорошей сохранностью костей черепа с нижней челюстью. Посткраниальный скелет, также характеризуется хорошей сохранностью и представлен: первым , вторым, третьим, четвертым, пятым, шестым шейным позвонками; третьим и четвертым поясничным позвонками; крестцовой костью; правой и левой лопатками; правой и левой ключицами; левой плечевой костью; левой локтевой костью; левой лучевой костью; правой и левой тазовыми (безымянными) костями; правой и левой бедренными костями; правой малой берцовой костью. Кости правой и левой стопы представлены в каждой: таранная; пяточная; ладьевидная; левая медиальная клиновидная; кубовидная и плюсневыми (метатарзальными) кости (I-V), на правой стопе отсутствует V метатарзальная кость.

Погребение № 1.
Череп.

Череп хорошей сохранности с нижней челюстью, однако, на верхней челюсти и скуловой кости отмечается значительное истончение костной ткани. Швы на черепе представлены отчетливо, заметен их сложный рисунок особенно ламбдовидного и сагиттального швов. Отмечается полное зарастание клиновидно-лобного, клиновидно-теменного и чешуйчато-сосцевидных швов. В тоже время клиновидно-чешуйчатый, чешуйчатый и теменно-сосцевидный швы открыты.


Фото № 1. Женский череп из грота Юпсы. Фронтальная сторона.


Фото № 2. Женский череп из грота Юпсы. Латеральная сторона.

При рассмотрении мозговой коробки сверху отмечается форма пентагоноида а со стороны затылка- коническая. С латеральной стороны отмечается резкий переход свода черепа от лобной к теменным костям, теменные кости резко преломлены, затылок выступает резко но преломлен слабо. При определении абсолютных размеров черепной коробки отмечаются большие величины продольного диаметра (от глабеллы 185,3; от офриона 183,5), поперечный диаметр подпадает в пределы вариаций средних величин (137,5), черепной указатель свидетельствует о ярко выраженной долихокрании (74,2). Высотный диаметр находится на границе больших и очень больших величин (от базиона 135,5; ушная высота 113,5. Высотно-продольный указатель от базиона 73,1 (ортокрания), от пориона 61,3 (ортокрания). Высотно-поперечный указатель от базиона 98,5 (акрокраный), от порионов 82,5.

Лоб наклонный, бугры выражены не сильно, переход к глабелле выражен не ярко, глабелла уплощенная, надпереносье выражено средне (3 балла), надбровные дуги просматриваются до середины орбиты (2 балла), выступают средне. Абсолютные размеры лба попадают в пределы вариаций больших и очень больших величин (наименьшая ширина лба 102,5; наибольшая 117,0 и соответственно лобный указатель 87,6). Отмечается незначительная выпуклость лба, т.е. указатель изгиба (кривизны) лба попадает в средние величины и равен 87,9

Выйные линии затылка выражены слабо. Между нижней и верхней выйной линией , поперек затылочного гребня заметно углубление идущее сторонами по направлению к ламбдовидным швам, в связи с чем затылок принимает своеобразные очертания: в верхней части он округлый, затылочный бугор при этом по своим размерам мал (3 балла), но достаточно выступает в связи с общим выступанием верхней части затылка. Рельеф затылка выражен средне. Ширина затылка 107,5 на границе больших и очень больших величин, затылочно-поперечный указатель 78,2, а затылочно-продольный 57,4.

Теменные бугры выражены отчетливо, височные линии слабо, указатель изгиба темени 87,8.

Височная кость имеет округлые очертания, рельеф почти не выражен, сосцевидные отростки малы (1 балл), рельефны, вершины их закругленные.

При рассмотрении лицевого скелета отмечаются следующие особенности. В первую очередь обращают на себя внимание малые величины вертикальных диаметров ( полная высота лица 104,0; верхняя высота лица 57,0). Широтные размеры лица находятся на границе средних и больших величин, но наблюдается (средняя ширина лица 93,5; скуловой диаметр 127,5). Общий и верхний лицевой указатели малые: 81,6 (эурипрозоп); 44,7 (эурен). Таким образом, лицевой скелет может характеризоваться как относительно низкий. Поперечный фацио- церебральный указатель- 92,7 (средний) а вертикальный-42,1 (очень малый), лобно-скуловой 80,4 (очень большой). Лицо ортогнатное, указатель выступания лица по Флоуэру 89,3 (очень малый), общий лицевой угол 101,5 (очень большой). Отмечается также значительная уплощенность верхней и средней части лица- зигомаксилярный угол 125,0 а назомалярный 130,0.

Форма орбит квадратная, края их закругленные. Заметно набухание орбитного края надглазничного треугольника, особенно левой орбиты. Широтные размеры очень большие: от максилло- фронтале 45,2; от дакриона 43,5 а высота орбиты 34,3 (средний). Орбитный указатель очень малый: максилло- фронтальный 75,9; дакриальный 78.9, т.е. орбиты низкие (хаменоконхия). отмечается большое межорбитное расстояние.

При рассмотрении носовых костей заметна ассиметрия в строении грушевидного отверстия: левая ее часть более узкая и лежит гораздо ниже правой. Нижний край грушевидного отверстия антропинный. Нос среднеширокий (носовой указатель 48,0- мезориния), дакриальный и симотический указатели свидетельствуют о больших их величинах (58,1 и 45,3 соответственно) т.е нос сильно выступающий.

Скуловая кость несколько уплощенная, клыковая ямка слабо различима, глубина ее 2,8. Верхняя челюсть крайне истончена и отмечается полная облитерация ее альвеолярного отростка. Форма верхней челюсти- эллипсоидная. Челюстно-альвеолярный указатель 89,8 небный -86,7 (мезостафилия).

На нижней челюсти сохранились левые первый и второй премоляры (стертость 2 балла).В остальной части отмечена полная облитерация альвеолярного отростка нижней челюсти. В остальном выступание подбородка выражено сильно, угол ветви тупой.

Незначительное развитие рельефа лобной кости, в частности слабое выступание глабеллы, ее уплощенность, слабое развитие надпереносья (3 балла), высокий лоб, плавный переход от глабеллярной части к носовым костям, слабо выраженные выйные линии, средний рельеф затылка, относительно малых размеров затылочное отверстие, сильное выступание теменных бугров, слабая выраженность височных линий, незначительное развитие сосцевидных отростков (1 балл), свидетельствует о слабой степени развития рельефа черепа. Все выше изложенное дает основание определить данный череп как женский.

При определении возраста обращает на себя внимание, указанная выше полная облитерация альвеолярных отростков верхней и нижней челюсти. При рассмотрении швов с внутренней стороны мозговой коробки отмечается практически полное закрытие височной части венечного шва, полная облитерация клиновидно-лобного и клиновидно-теменного, чешуйчато-сосцевидного, всех глазничных, скуло- верхнечелюстного, височно- скулового, лобно- скулового швов. Сагиттальный, чешуйчатый, клиновидно- чешуйчатый, ламбдовидный, затылочно-сосцевидный, теменно-сосцевидный швы облитерированы незначительно. На основании выше изложенного был определен возраст 50-60 лет (Senilis).

Посткраниальный скелет.

Ключица изогнута слабо, заметна ее некоторая сплющеность в плечевой части. Наибольшая длина ключицы 127,0мм, окружность 40,0 мм, указатель прочности 31,5.

Кости таза сильно поврежденные, особенно левая безымянная кость на которой отмечено разрушение большей части подвздошного гребня и седалищной кости. На правой безымянной кости заметно значительное истончение подвздошной ямы с образованием отверстия. Высота таза (правый 155,4мм, левой 195,0мм), ширина подвздошной кости (157,0мм, 153,5мм.), высота седалищной кости (77,0мм, 75,0мм.), указатель высоты седалищной кости (48,3мм, 38,5мм.).

Запирательное отверстие имеет вид треугольника обращенного вершиной вперед, правая и левая вертлужные впадины 48,5.

Правая бедренная кость отличается слабой изогнутостью. Заметно разрушение костной ткани головки, большого вертела и медиального мыщелка с обнажением губчатой основы. Наибольшая длина 404,0 мм, длина в естественном положении 403,0 мм, сагиттальный диаметр 24,5мм, окружность середины диафиза 83,5мм, верхний сагиттальный диаметр 22,0мм, указатель массивности 20,7, указатель пиллястрии 96,1, указатель платимерии 77,2 (платимерия). Шероховатая линия развита очень сильно и отчетливо выражены ее медиальная и латеральная губы (4 балла), форма поперечного сечения верхней части диафиза (2 балла), малый и большой вертелы развиты средне а ягодичная шероховатость развита очень сильно.

Надколенники имеют сердцевидную форму с заостренной верхушкой, суставная поверхность имеет две половины- медиальную и латеральную. Основания расширены, характерно сильное развитие рельефа передней поверхности (гребни идущие от верхушки к основанию и на концах сильно изогнутые. Наибольшая высота правого надколенника 40,5мм, левого 40,5 мм, наибольшая ширина (45,5мм, 46,0мм.), высотно-широтный указатель (89,0, 88,0).

Большая берцовая кость хорошей сохранности. Общая длина 321,5мм, наибольшая длина 323,5мм, сагиттальный диаметр середины диаметра 23,5мм, поперечный диаметр середины диафиза19,0мм, указатели поперечного сечения середины диафиза 80,9, платикнемии 74,6 (эурикнемия), массивности 24,4, прочности 22,6, ширины верхнего эпифиза 22,2. по Форма поперечного сечения 2 балла, наклон латерального мыщелка 3 балла (конур сагиттального сечения образует ровную линию в передней части и закругляется в задней). Заметно слабое наличие задней суставной площадки, бугристость, а края сторон кости выражены резко но не образуют какого либо рельефа.

Для определения возраста была рассмотрена бедренная кость. На большом и малом вертелах заметны значительные костные выступы, сами вертелы имеют резкие очертания, увеличен рельеф и на межвертельной поверхности. Отмечается образование большого количества крупных отверстий на шейке бедренной кости, особенно на ее верхней ближе к головке поверхности. Возраст определен приблизительно 50 лет.

Поврежденность костей таза затруднило определение пола, и было использовано не значительное число признаков. Форма запирательного отверстия, малый размер вертлужных впадин таза; слабая изогнутость диафиза, малые абсолютные размеры и слабая рельефность бедренной кости и слабая изогнутость ключицы указывают на женский пол.

Среди основных пропорций удалось определить берцово- бедренный указатель (1 (T):2 (F)), который равен 79,2.

Для определения длины тела были взяты правая бедренная кость и левая большая берцовая кости, и использованы несколько формулы Ролле, Мануврие, Пирсона и Ли, Теллькя, Дюпертюи и Хэддена, Троттера и Глезера, Бунака и Дебеца. Отсутсвие большей части посткраниального скелета не дало возможности учитывать пропорции и разграничить правые и левые кости.

Кость

 

Автор

Бедренная кость (правая)

Большая берцовая кость (левая)

Автор

Бедренная кость (правая)

Большая берцовая кость (левая)

Ролле

151,1см

150,0см

Дюпертюи и Хэдден

155,0см

154,1см

 

Мануврие

154,4см

153,0см

Троттер и Глезер

154,0см

155,0см

Пирсон и Ли

151,4см

151,0см

Оливье

160,0см

156,0см

Теллькя

154,0см

155,0см

Бунак

153,1см

Дебец

155,0см

 

Погребение № 2.
Череп.

Мозговая и лицевая часть черепа, имеется нижняя челюсть, но отсутствуют кости основания черепа (затылочного отверстия, средней черепной ямы, левой височной ямы). На лицевом скелете повреждена левая скуловая кость и кости внутреннего свода глазницы. Заметна асимметрия черепа особенно в затылочной части. Рельеф выражен средне.

При рассмотрении черепа сверху отмечается овоидная форма, со стороны затылка- сводчатая. С латеральной стороны заметен резкий переход от лобной к теменным костям а затылок выступающий но слабо преломленный.


Фото № 3. Мужской череп из грота Юпсы. Фронтальная сторона.


Фото № 4. Мужской череп из грота Юпсы. Латеральная сторона.

Отмечаются большие величины абсолютных размеров черепной коробки. Продольный диаметр от глабеллы 195,5 , от офриона 194,5. Поперечный диаметр находится на границе средних и больших величин (143,0). Черепной указатель очень малый (73,1), что свидетельствует о ярко выраженной долихокрании. Высотный диаметр от порионов находится на границе больших и очень больших величин и равен121,0. Высотно-продольный указатель ( от пориона)на границе малых и средних величин (61,9), т.е он ортокранный, высотно-поперечный указатель большой 84,6 (тапейнокрания).

На лобной кости с трудом просматриваются облитерированные следы метопического шва. Форма глабеллы уплощенная, лобные бугры не выражены, надпереносье 3 балла. Надбровные дуги очень мощные, протяженность их большая (2 балла), выступание надбровья значительно превышает выступание глабеллы, наклон лба вертикальный, в целом лоб может характеризоваться как сильно рельефный и выглядит высокой и широкой. Отмечаются большие величины широтных размеров: наибольшая и наименьшая ширина лба попадает в очень большие величины137,0;104,0. соответственно. Лобный указатель малый 75,9 а указатель изгиба лба очень малый 82,6.

Заметна асимметрия затылочной кости, левая ее часть значительно уплощена, правая напротив более выступающая, костная ткань шероховатая. Выйные линии просматриваются хорошо. Затылочная кость рельефна, выступание затылочного бугра 3 балла. Ширина затылка большая113,0, затылочно-поперечный и затылочно-продольный указатели подпадают под большие величины 79,0; 51,4. соответственно.

Теменные бугры выражены слабо, заметно их неравномерное развитие, височные линии развиты слабо. Изгиб темени большой 92,1.

Височная кость в своих границах имеет округлые очертания. Сосцевидные отростки выражены средне (2 балла), рельефны, концы их закругленные, имеются следы сосцевидного шва.

При рассмотрении лицевого скелета, обращают на себя внимание малые величины вертикальных диаметров: полная высота лица находтся очень малая 95,2, высота верхней части лица находится на границе малых и средних величин 64,5. Скуловой диаметр большой 138,0, средняя ширина лица малая 93,0. Лицевой скелет низкий: общий лицевой указатель очень малый 69,0 (гиперэурипрозопный), верхний лицевой очень малый 46,7 (эуренный), умеренно ортогнатный: общий лицевой угол очень большой 89,5. т.е ортогнатный и умеренно уплощенный: назомалярный угол большой147,0; зигомасилярный средней133,0.

Форма орбит квадратная, края их притуплены и закруглены. Широтные размеры большие: от дакриона 40,8, от максилло-фронтале 43,0. Высота орбиты 31,5. Орбитный указатель очень малый: максилло-фронтальный и дакриальный указатели очень малые 73,3; 77,2. соответственно (хаменоконхия, орбиты сидят низко).Заметно большое межорбитное расстояние.

Форма грушевидного отверстия антропинная. Носовой указатель средний 50,0 (мезориния),т.е нос среднеширокий. Симотический указатель большой 51,8; дакриальный средний 51,7.т.е. нос выступает средне.

Скуловые кости уплощенные, протяженность скуловых дуг болшая, рельеф выражен сильно, глубина клыковой ямки на границе оченьмалых и малых величин 3,0.

На верхней челюсти ярко выраженная атрофия альвеолярного отростка, сохранился правый первый премоляр стертость 4 балла. Форма челюсти эллипсоидная. Отмечаются малые величины размеров: длина и ширина альвеолярной дуги очень малая 48,0; 51,0. соответственно, длина неба малая 42,5; ширина очень малая 31,5; челюстно-альвеолярный указатель малый 106,3; небный очень малый 74,1.

На нижней челюсти отмечена полная облитерация альвеолярного отростка, рельефна, ветви широкие и мощные.

На основании выше перечисленных описательных и измерительных признаков в частности выраженность рельефа надбровных дуг и тд., череп следует отнести к мужскому полу.

Определение возраста затрудняется из-за имеющего место патологического процесса отмеченного на лобной кости и возможно повлиявшего на скорость зарастания швов. Отмечается полная облитерация швов мозговой коробки: сагиттального; венечного; ламбдовидного и чешуйчатого, а также глазничных швов. Таким образом был установлен возраст 50-55 лет (Senilis- старость).

Посткраниальный скелет.

На задней поверхности крестцовой кости отмечается разрушение костной ткани с обнажением губчатого вещества. Со стороны тазовой поверхности, ближе к вершине также заметна деградация кости. Передняя высота 116,0, верхняя ширина 116,0. Крестцовая кость гипобазальная, широтно-продольный указатель 100,0, т.е находится на границе долихохерии и субплатихерии.

Ость правой и левой лопаток имеет 1 категорию, форма плечевого отростка трапециевидная а суставная впадина имеет грушевидную форму. Морфологическая высота правой лопатки 153,0, левой 151,0, морфологическая ширина 107,0, 109,0 соответственно, указатель морфологической ширины 69,6, 72,2.

Ключицы массивные, сильно изогнутые с большими абсолютными размерами. Наибольшая длина правой ключицы 152,0, левой 148,0, окружность 43,5, 47,0, указатель прочности 28,6, 31,8.

Заметно сильное истончение локтевого отростка плечевой кости, с образованием множества отверстий. Над мыщелковый край не просматривается. Дельтовидная шероховатость (бугристость) выражена слабо. Заметно сильное развитие малого бугорка (3 балла), межбугорковая борозда лежит очень глубоко (3 балла) а латеральный надмыщелковый гребень (край) выражен ярко и сильно уплощен (3 балла). На латеральной передней поверхности мыщелка отмечается деградация костной ткани с обнажением губчатого вещества. Наибольшая длина 335,0, общая (физиологическая) длина 329,0 наибольшая ширина середины диафиза 20,0, наименьшая ширина середины диафиза 16,0, наименьшая окружность диафиза 67,1, окружность середины диафиза 70,0 указатель поперечного сечения диафиза 80,0,указатель прочности20,0.

Локтевая кость сильно рельефна в проксимальной части (3 балла), межкостный край вытянут сильно и площадь его большая (3 балла), дистальный латеральный край выражен сильно (3 балла), гребень супинатора просматривается отчетливо (2 балла). Наибольшая длина268,0, физиологическая длина 265,0, сагиттальный диаметр диафиза12,0, ширина диафиза10,0, верхняя ширина диафиза18,0, верхний сагиттальный диаметр диафиза 15,0 указатель прочности 15,8, указатель поперечного сечения диафиза 120,0, указатель платолении 120,0, т.е характерна гиперэуроления.

Лучевая кость, также характеризуется достаточно сильной рельефностью. Борозды и бугорки дистальной части задней поверхности выражены сильно (3 балла). Наибольшая длина 252,0, физиологическая длина 241,0, наименьшая окружность диафиза 45,0, указатель прочности18,7.

Бедренные кости больших размеров и очень рельефны. Шероховатая линия выражена отчетливо на обеих костях (2 балла на правой и 3 на левой), сильно развита ягодичная бугристость ( по 2 балла на обеих костях), тоже относится к малому и большому вертелу, третий вертел отсутствует, а форма поперечного сечения диафиза 1 балл. Для левой кости характерна эуримерия а для правой платимерия. Отмечается худшая сохранность левой кости, в проксимальном и дистальном отделах заметны изломы с обнажением губчатой основы. Наибольшая длина правой кости 452,0, левой 458,0, общая длина в естественном положении 455,0, 460,0, сагиттальный диаметр на уровне наибольшего развития шероховатой линии 30,0, 28,5, окружность середины диафиза 95,0, 92,0, верхняя ширина диафиза31,0, 29,0, верхний сагиттальный диаметр24,5, 26,5, указатель массивности 20,9, 19,9, указатель пилястрии117,6, 121,3, указатель платимерии 79,0 (платимерия), 89,8 (эуримерия).

Отмечается полное отсутствие лобковых костей, на остальной части костная ткань сильно истончена, особенно на правой безымянной кости в области подвздошной ямы. Заметна значительная асимметрия таза, левая часть лежит значительно ниже правой. Высота правой безымянной кости 280,0 (?), левой 240,0 (?), наибольшая длина таза 285,0, высота правой седалищной кости 91,0, левой 81,0. Общий вид таза узкий и высокий, крылья подвздошных костей посажены вертикально, крестец узкий и длинный, запирательное отверстие овальной формы. Вертлужные впадины достаточно большие, диаметр их равен на правой стороне 54,0, на левой 53,0. Суставные поверхности крестцово-подвздошного сочленения распространяется на третий позвонок крестца. Вход в малый таз имеет сердцевидную форму.

Малая берцовая кость достаточно рельефна, ее наибольшая длина 365,0.

Основные описательные и измерительные характеристики позволяют определить пол данного индивида как мужской а возраст 50-55 лет.

Среди пропорций были определены луче- плечевой (хумерорадиальный) указатель 75,2 , что свидетельствует о ярко выраженной мезатикеркии, и плече- бедренный (феморохумеральный) указатель 72,5.

Для определения длины тела, нами как и в предыдущем случае были использованы формулы Ролле, Мануврие, Пирсона и Ли, Теллькя, Дюпертюи и Хэддена, Троттера и Глезера, Оливье. Были использованы левые плечевая, локтевая, лучевая кости, правая и левая бедренные кости и правая малая берцовая берцовая кость.

Кость

 

 

Автор

Плечевая кость левая

Локтевая кость левая

Лучевая кость левая

Бедренная кость правая

Бедренная кость левая

Малая берцовая кость правая

Ролле

172.0см

175,3см

177,3см

167,0см

166,0см

169,0см

Мануврие

169,0см

169,7см

171,0см

168,0см

168,6см

167,2см

Пирсон и Ли

168,0см

_

168,4см

166,3см

167,4см

_

Теллькя

171,0см

182,0см

178,0см

169,0см

170,0см

170,5см

Дюпертюи и Хэдден

173,0см

_

172,4см

170,0см

172,0см

_

Троттер и Глезер

175,0см

177,0см

175,0см

171,0см

172,0см

170,1см

Оливье

170,0см

172,3см

172,3см

172,0см

170,0см

169,0см

Сравнительная характеристика черепов из грота Юпсы.

Кавказский регион, включая сюда непосредственно и территорию Абхазии, входил в зону сложения производящей экономики, о чем свидетельствуют такие памятники, как ранние неолитические поселения Кистрик, Нижняя Шиловка и Воронцовская пещера. (Соловьев, 1958). Тем самым, Абхазия испытала на себе непосредственное влияние культур Передней Азии, что возможно свидетельствует и о продвижении определенных групп населения на территорию Восточного Причерноморья. О проникновении сюда нового неолитического населения свидетельствуют возникновение здесь традиции двусторонней обработки геометрических орудий, а так же возможно навыки скотоводства, плоскодонная керамика, пращи вместо луков и стрел, каменных мотыжек Сочи - Адлерского типа, которые встречаются и в долине реки Риони. Все эти материалы, датируемые V-IV тт. до н.э. характерны и для ряда культур Передней и Малой Азии (Хассуна, Сиалк, Сузы, Джемдет-Наср и тд.). Все эти находки тянутся узкой полосой по восточному побережью Черного моря и расходятся далее по Предкавказью. (Формозов,1964,1965, Соловьев,1972.). Подобные связи продолжали осуществляться и в более позднее время энеолита и ранней бронзы, однако в это время отмечается и их своеобразное развитие, что заметно и во время сложения среднебронзовых дольменной и очамчирской культур и позднебронзовой колхидской культуры. Однако, несмотря на это наблюдается и четкая преемственность культур на территории Абхазии в диахронном срезе, что свидетельствует не о какой-то резкой смене населения, а о медленном просачивании отдельных групп населения, возможно этнически родственных местным аборигенам на протяжении длительного промежутка времени, и о взаимодействии местных культурных традиций с пришлыми. (Иессен,1947, Крупнов,1960, Кушнарева, Чубинишвили,1970, Мунчаев, 1975, Инал - Ипа,1976, Джапаридзе,1989.).

Все выше изложенное позволяет очертить тот географический круг областей, население которых могло прямо или косвенно иметь контакты с территорией Абхазии, хронологические рамки взяты в пределах энеолита и бронзы.

Нами были использованы краниологические серии из Передней Азии, в частности: Тепе Гиссар 2-3, Сиалк1-2, Эль-Убейд, Киш А, Ур 2 Депе. Все они приурочены к эпохе энеолита и бронзы. (Абдушелишвили,1954, Алексеев,1980, Алексеев и др.,1984.).

Сравнительная таблица измерительной характеристики мужского черепа из грота Юпсы с краниологическими сериями из Передней Азии.

№ по Мартину

Юпсы

Тепе-Гиссар 2

Теп-Гиссар 3

Киш А

Сиалк 1

Сиалк 2

Аль-Убейда

Ур2Депе

1

195,5

188,8

188,9

189,5

196,0

180,9

193,0

194,0

8

143,0

132,0

134,3

137,4

153,3

148,7

141,0

135,0

8:1

73,1

69,9

71,1

71,5

69,0

82,3

73,0

70,0

9

104,0

94,2

95,6

94,7

 

 

 

 

32

87,5

 

 

 

 

 

 

 

45

138,0

125,3

128,3

125,3

134,0

138,6

128,0

132,0

48

64,5

70,3

70,2

75,3

75,0

73,0

 

 

48:45

46,5

56,1

54,7

63,0

56,0

53,0

 

 

51

43,0

41,0

41,5

41,5

 

 

 

 

52

31,5

31,6

32,1

34,0

 

 

 

 

52:51

73,3

77,1

77,3

81,6

82,0

81,5

 

 

54:55

50,0

50,0

50,0

40,6

48,2

49,1

48,5

49,0

DS:DC

51,7

54,3

59,1

61,0

 

 

 

 

SS:SC

51,8

51,1

47,8

45,0

 

 

 

 

72

89,5

85,9

86,2

 

85,7

88,9

 

 

77

147,0

133,3

135,3

137,3

 

 

 

 

ZM

133,0

126,7

124,3

127,0

 

 

 

 

Сравнительная таблица измерительной характеристики женского черепа из грота Юпсы с краниологическими сериями из Передней Азии.

№ по Мартину

Юпсы

Тепе-Гиссар 2

Тепе-Гиссар 3

Киш А

Сиалк1

Сиалк2

1

185,3

178,3

181,2

178,3

179,3

169,3

8

137,5

132,1

132,0

131,8

133,8

141,7

8:1

74,2

74,1

72,8

74,2

74,8

84,3

9

102,5

91,7

92,9

92,3

 

 

32

83,0

 

 

 

 

 

45

127,5

116,2

121,8

110,0

126,0

130,0

48

57,0

69,0

66,8

62,0

69,5

66,7

48:45

44,7

59,4

54,8

56,4

55,2

51,3

51

45,2

38,7

40,1

37,0

 

 

52

34,3

30,7

31,7

34,4

 

 

52:51

75,9

79,3

79,1

93,0

82,0

82,2

54:55

48,0

49,1

50,5

61,6

25,1

49,8

DS:DC

58,1

59,6

60,3

64,0

 

 

SS:SC

45,3

42,0

44,0

47,0

 

 

72

101,5

87,0

86,0

 

81,0

87,4

77

130,0

135,2

136,0

137,0

 

 

ZM

125,0

121,7

124,1

121,5

 

 

Кавказские краниологические серии также приурочены к эпохе энеолита и бронзы, среди которых серии из Джарарта, Шенгавита, Беркабера, Гинчи, Самтавро, Лчашена, Севана, суммарной серии из могильников кобанской культуры и суммарной серии из различных районов Северного Кавказа. (Алексеев,1974, Алексеев, Гохман,1984.).

Сравнительная таблица измерительной характеристики мужского черепа из грота Юпсы с мужскими краниологическими сериями Кавказа.

№ по Мартину

Юпсы

Джара-рат

Шенга-вит

Берка-бер

Гинчи

Самтавро

Лча-шен

Севан

Сев.

Кавк

Коб.к-ра.

1

195,5

181,0

196,2

191,0

189,4

189,3

189,4

194,8

184,9

190,8

8

143,0

142,0

142,2

140,3

137,0

137,1

140,8

143,3

130,0

141,6

8:1

73,1

78,5

72,5

74,0

71,1

72,2

74,6

73,6

77,4

74,4

9

104,0

92,5

101,2

100,0

97,8

97,3

100,5

98,7

96,6

101,1

32

87,5

84,2

83,7

83,0

81,5

80,7

80,7

79,8

86,5

81,5

45

138,0

131,0

134,0

135,3

132,5

128,3

133,2

135,8

130,1

123,6

48

64,5

70,0

75,0

71,0

71,9

76,7

73,4

75,7

67,9

75,5

48:45

46,7

53,4

56,1

53,0

55,3

56,8

55,0

56,1

51,4

53,8

51

43,0

41,6

45,0

45,0

41,0

42,0

43,5

43,3

41,3

40,9

52

31,5

30,5

34,2

32,0

33,4

35,0

33,4

33,8

31,5

34,4

52:51

73,3

73,8

76,1

71,0

81,6

83,5

76,9

78,2

77,0

84,4

54:55

50,0

46,3

46,3

41,0

46,0

44,9

47,8

45,1

47,3

44,8

DS:DC

51,7

56,2

58,5

58,2

63,3

76,9

67,0

73,8

62,7

75,3

SS:SC

51,8

55,1

57,3

50,4

70,8

62,3

60,3

60,5

51,9

54,7

72

89,5

82,0

82,0

87,0

86,7

84,8

84,2

83,5

85,8

86,0

77

147,0

143,0

140,8

142,0

135,4

133,7

136,1

137,8

137,9

138,5

ZM

133,0

125,0

127,7

127,5

122,3

122,3

121,3

120,2

123,8

125,5

Сравнительная таблица измерительной характеристики женского черепа из грота Юпсы с женскими краниологическими сериями Кавказа.

№ по Мартину

Юпсы

Джарарат

Беркабер

Гинчи

Самтав-ро

Лчашен

Сев.Кавк.

Коб.к-ра.

1

185,3

180,0

182,0

173,3

180,1

180,2

185,0

182,8

8

137,5

130,0

135,3

141,0

136,5

136,6

134,5

140,2

8:1

74,2

73,9

74,4

81,3

75,9

79,8

74,8

76,7

9

102,5

96,5

97,3

100,0

96,0

95,1

90,5

95,3

32

83,0

87,5

83,0

89,2

87,5

82,3

85,5

85,0

45

127,5

122,0

124,3

127,0

122,5

123,7

127,0

125,0

48

57,0

65,5

68,0

67,5

69,5

70,0

66,8

67,5

48:45

44,7

53,6

54,0

52,9

53,4

56,5

52,9

52,4

51

45,2

40,5

41,0

42,0

39,3

41,9

40,4

40,1

52

34,3

34,3

30,0

33,3

32,1

33,7

31,1

32,4

52:51

75,9

82,7

86,1

76,0

82,3

80,4

77,1

80,9

54:51

48,0

45,7

47,2

53,0

48,4

47,3

50,2

49,2

DS:DC

58,1

61,7

 

54,8

56,3

60,9

61,7

58,3

SS:SC

45,3

48,1

 

57,8

51,0

51,7

63,2

42,5

72

101,5

83,5

88,0

86,0

87,2

86,0

85,3

83,2

77

130,0

133,5

138,0

138,5

137,7

137,9

134,2

133,8

ZM

125,0

124,0

132,0

120,0

122,2

120,1

124,5

127,0

Для сравнительной характеристики были взяты также краниологические серии из Абхазии, в частности незначительная серия из склепового могильника «Уатейчаа» из окрестностей города Ткварчала, представленная 5 черепами (3 мужских и 2 женских) эпохи средневековья (точная датировка пока не установлена), а так же материалы с территории самой Абхазии, в частности материалы из Ткварчала (2 мужских черепа) предположительно эпохи средневековья (точная хронология пока не установлена) и современная абхазская краниологическая серия (серия Чернявского из могильника Яшу - Аху (Яштух) XIX в.).

Сравнительная таблица измерительной характеристики мужского и женского черепов из грота Юпсы с мужскими и женскими краниологическими сериями из склепового могильника «Уатейчаа» и современных абхазов.

Муж.

Жен.

№ по Мартину

Юпсы

Ткварчал

Абхазы

№ по Мартину

Юпсы

Ткварчал

Абхазы

1

195,5

176,0

174,4

1

185,3

168,0

166,3

8

143,0

151,2

144,6

8

137,5

141,0

140,0

8:1

73,1

87,0

83,1

8:1

74,2

84,1

84,2

9

104,0

99,0

96,9

9

102,5

99,3

94,4

32

87,5

91,0

83,9

32

83,0

94,0

88,2

45

138,0

136,5

132,8

45

127,5

 

123,7

48

64,5

67,3

70,2

48

57,0

65,0

66,0

48:45

46,5

47,6

53,0

48:45

44,7

 

53,7

51

43,0

42,3

42,5

51

45,2

46,0

40,3

52

31,5

32,3

33,5

52

34,3

35,0

33,6

52:51

73,3

76,2

79,0

52:51

75,9

83,0

83,6

54:55

50,0

51,0

46,5

54:55

48,0

49,0

47,1

DS:DC

51,7

76,0

66,1

DS:DC

58,1

65,0

58,2

SS:SC

51.8

62,5

58,8

SS:SC

45,3

64,0

48,6

72

89,5

93,0

87,3

72

101,5

97,0

89,3

77

147,0

142,0

137,6

77

130,0

 

137,6

ZM

133,0

 

124,1

ZM

125,0

136,8

124,1

Для сравнительной характеристики были взяты наиболее важные на наш взгляд измерительные признаки на черепе такие, как: продольный и поперечный диаметры; наименьшая ширина лба; скуловой диаметр; верхняя высота лица; ширина орбиты; высота орбиты; ширина носа; высота носа; черепной, верхний лицевой, орбитный, носовой , дакриальный, симотический указатели; угол лба; общий угол профиля лица; назо- малярный и зиго- максиллярный углы.

Сравнительная характеристика выявила следующую картину. Так, черепа из грота Юпсы, превосходят, правда незначительно, по величинам абсолютных размеров мозговой коробки серии из Передней Азии, то же относится и к черепному указателю, т.е. переднеазиатские серии еще более долихокранны. В остальном они также сильно отличаются от черепов из Юпсы, на фоне которых они более высоколицы, лоб еще более узок, размеры скулового диаметра свидетельствуют о его малых размерах, т.е. узколицы, с сильно выступающим носом и достаточно резко профилированным лицом. ( см. табл.)

В сравнении с материалами Кавказа, черепа из грота Юпсы незначительно превосходят их по абсолютным размерам мозговой коробки (продольный и поперечный диаметры), и черепному указателю. По скуловому диаметру черепа из Юпсы немного превосходят серии Лчашена и Гинчи, но уступают более узколицым черепам Кобана и Самтавро. Черепа из Юпсы низколицы и резко отличаются от высоколицых серий Кавказа. По высоте носа черепам из Юпсы уступают все серии, но по ширине носа превосходят, за исключением серии черепов из Лчашена. Таким образом, кавказские серии выступают более высоко- и узконосыми. Дакриальный и симотический указатели свидетельствуют о значительном выступании носа в кавказских сериях по сравнению с черепами из Юпсы. К тому же черепа из Юпсы и значительно более ортогнатны и уплощены по сравнению с кавказскими сериями. (см. табл.).

При сравнении черепов из грота Юпсы с современной серией абхазов и черепами из Ткварчели, так же отмечается ряд существенных расхождений по ряду основных признаков. Так, черепа из грота Юпсы значительно превосходят их по размеру продольного диаметра, а поперечный диаметр, например серии современных абхазов, практически совпадает с Юпсы. В то же время черепной указатель свидтельствует о брахикрании современных абхазов по сравнению с черепами из грота Юпсы, а черепа из Ткварчала даже отличаются гипербрахикранией. Скуловой диаметр черепов из Юпсы больше, черепа из Ткварчала и современных абхазов напротив узколицы. Лицевой скелет абхазов и ткварчели высокий, по сравнению с низколицыми черепами из Юпсы. Интересно и то, что основные размеры орбит, носа (ширина, высота, выступание носа) практически совпадают с таковыми на черепах из Юпсы. То же относится и к ортогнатности, но черепа из грота Юпсы значительно уплощеннее чем серия из Ткварчели, и современной абхазской серией. (см. табл.).

Более детальное сравнение выше указанных серий, позволит уточнить сравнительную характеристику, однако для этого должны быть многочисленные серии с территории Абхазии различных периодов.

Литература.

1. Абдушелишвили М. Г. Антропология древнего и современного населения Грузии. Тбилиси, 1964.
2. Алексеев В. П. Остеометрия. Методика антропологических исследований. М., 1966.
3. Алексеев В. П. Происхождение народов Кавказа. Краниологическое исследование. М., 1974.
4. Алексеев В. П., Дебец Г. Ф. Краниометрия. Методика антропологических исследований. М., 1964.
5. Бжания В. В. Древнейшая культура Абхазии (эпоха энеолита и ранней бронзы). М., 1966.
6. Бжания В. В. Отчет об исследованиях памятников природы и культуры Бзыбского ущелья. Сухуми, 1999.
7. Бжания В. В., Бжания Д. С. Древний могильник в Гаграх. Сухуми, 1991.
8. Бунак В. В., Нестурх М. Ф., Рогинский Я. Я. Антропология. Краткий курс. М., 1941.
9. Воронов Ю. Н. Археологическая карта Абхазии. Сухуми, 1969.
10. Дбар С. М. Исторические формы захоронения у абхазов. Кавказ: история; культура; традиция; языки. Сухуми, 2004.
11. Джапаридзе О. М. На заре этнокультурной истории Кавказа. Тбилиси, 1989.
12. Добряк В. И. Судебномедицинская экспертиза скелетированного трупа. Киев, 1960.
13. Иессен А. А. Прикубанский очаг металлообработки во второй половине II и начале I тт. до н. э. КСИИМК., вып. XVII, 1947.
14. Инал - ипа Ш. Д. Страницы исторической этнографии абхазов. Сухуми, 1971.
15. Инал - ипа Ш. Д. Вопросы этнокультурной истории абхазов. Сухуми, 1976.
16. Крупнов Е. И. Древняя история Северного Кавказа. М., 1960.
17. Кушнарева К. Х., Чубинишвили Т. Н. Древние культуры Южного Кавказа (V- III тт. до н. э. ). Л., 1970.
18. Историческая экология человека. Методика биологических исследований. М., 1998.
19. Лебединская Г. В. Реконструкция лица по черепу (методическое руководство). М., 1998.
20. Морфология человека. / Под ред. Б. А. Никитюка, В. П. Чтецова. - М., 1990.
21. Мунчаев Р. М. Кавказ на заре бронзового века. Неолит, энеолит, ранняя бронза. М., 1975.
22. Рогинский Я. Я., Левин М. Г. Антропология. М., 1963.
23. Синельников Р. Д. Атлас анатомии человека. В 3 томах. Том 1. Учение о костях, суставах, связках и мышцах. М., 1972.
24. Соловьев Л. Н. Новый памятник культурных связей Кавказского Причерноморья в эпоху неолита и бронзы- стоянки Воронцовской пещеры. Тр. АбИЯЛИ., Т. XXIX., Сухуми, 1958.
25. Соловьев Л. Н. Мотыгообразные орудия Сочи - Адлерского типа. Изв. АбИЯЛИ., Т. 1., Тбилиси, 1972.
26. Трапш М. М. Труды. Т. 1. Сухуми, 1970.
27. Шамба Г. К. Раскопки древних памятников Абхазии. Сухуми, 1984.
28. Фениш Ханц (при участии В. Даубера). Карманный атлас анатомии человека на основе Международной номенклатуры. Минск, 2002.
29. Формозов А. А. Неолит и энеолит Северо - Западного Кавказа в свете последних исследований. СА., 1964, № 3.
30. Формозов А. А. Каменный век и энеолит Прикубанья. М., 1965.


Погребение № 1.
Таблица № 1.

Череп. Мозговая коробка.

Углы.

№

по Мартину

Наименование признака

Размер

Категория размера

32

Профиля лба от назиона

83,0

Средний

 

Профиля лба от глабеллы

100,5

Очень большой

33 (1)

Верхней части затылка к горизонтали

85,0

 

33 (2)

Нижней части затылка к горизонтали

34,0

 

33 (4)

Перегиба затылка

119,0

На границе очень малых и малых величин

34

Затылочного отверстия

-1

Очень малый

 

№

по Мартину

Наименование признака

Размер

Категория размера

38

Вместимость

1380,8

Большой

23а

Горизонтальная окружность через офрион

513,5

Очень большой

24

Поперечная дуга

332,0

Очень большой

25

Сагиттальная дуга

375,0

На границе больших и очень больших величин

1

Продольный диаметр

185,3

Очень большой

1в

Продольный диаметр от офриона

183,5

Очень большой

5

Длина основания черепа

103,0

На границе больших и очень больших величин

8

Поперечная диаметр

137,5

Средний

9

Наименьшая ширина лба

102,5

Большой

10

Наибольшая ширина лба

117,0

Большой

11

Ширина основания черепа

119,0

Средний

12

Ширина затылка

107,5

На границе средних и больших величин

17

Высотный диаметр (от базиона)

135,5

На границе больших и очень больших величин

20

Ушная высота

113,5

Большой

26

Лобная дуга

126,0

Большой

27

Теменная дуга

127,5

Большой

28

Затылочная дуга

123,0

Очень большой

29

Лобная хорда

110,7

Большой

30

Теменная хорда

111,9

Большой

31

Затылочная хорда

106,4

Очень большой

 

Высота изгиба лба

25,8

Средний

7

Длина затылочного отверстия

35,5

Средний

16

Ширина затылочного отверстия

28,0

Средний

Абсолютные размеры
Углы
Указатели

№

по Мартину

 

Наименование признака

Размер

Категория размера

Градация по Мартину

8:1

Поперечно-продольный

74,2

Малый

Долихокрания

17:1

Высотно-продольный (от базиона)

73,1

Средний

Ортокрания

17:8

Высотно-поперечный (от базиона)

98,5

Большой

Акрокрания

20:1

Высотно-поперечный (от пориона)

61,3

Малый

Ортокрания

20:8

Высотно-поперечный (от пориона)

82,5

Большой

Акрокрания

1:25

Продольно-сагиттальный

49,4

Большой

 

(29+30+31):1

Суммы трех хорд

177,5

Средний

 

5:1

Базилярно-продольный

55,6

Средний

 

5:25

Базилярно-сагиттальный

27,5

Средний

 

5:30

Базилярно-теменной

92,0

Большой

 

11:8

Аурикулярно-поперечный

86,5

Средний

 

12:9

Затылочно-лобный

104,9

Малый

 

12:10

Затылочно-корональный

91,9

Средний

 

27:26

Дуговой теменно-лобный

101,2

Средний

 

28:26

Дуговой затылочно-лобный

97,6

Большой

 

28:27

Дуговой затылочно-теменной

96,5

Средний

 

 

Выпуклости лба

23,3

Большой

 

29:26

Изгиба лба

87,9

Средний

 

29:1

Лобно-продольный

59,7

Малый

 

9:8

Лобно-поперечный

74,5

Очень большой

Мегазем

10:8

Коронально-поперечный

85,1

Большой

 

9:10

Широтный лобный

87,6

Очень большой

 

10:29

Лобный широтно-продольный

105,7

Средний

 

30:27

Изгиба темени

87,8

Малый

 

30:1

Теменно-продольный

60,4

Малый

 

12:30

Теменной широтно-продольный

96,1

Средний

 

31:28

Изгиба затылка

86,5

Большой

 

31:1

Затылочно-продольный

57,4

Большой

 

12:8

Затылочно-поперечный

78,2

Средний

 

12:31

Затылочный широтно-продольный

101,0

Очень малый

 

16:7

Затылочного отверстия

78,9

Малый

 

Описательные признаки

Наименование признака

Балл, форма или тип признака

Форма черепа сверху

Пентагоноид

Надпереносье

3

Надбрвные дуги

2

Наружный затылочный бугор

3

Сосцевидный отросток

1

Нижний край грушевидного отверстия

Anthropina

Лицевой скелет.

Абсолютные размеры.

№ по Мартину

Наименование признака

Размер

Категория размера

40

Длина основания лица

92,0

На границе малых и средних величин

45

Скуловой диаметр

127,5

На границе средних и больших величин

46

Средняя ширина лица

93,5

Средний

43

Верхняя ширина лица

108,5

Очень большой

47

Полная высота лица

104,0

Малый

48

Верхняя высота лица

57,0

Очень малый

55

Высота носа

50,0

На границе средних и боьших величин

54

Ширина носа

24,0

Средний

DC (49a)

Дакриальная ширина

21,0

Средний

DS

Дакриальная высота

12,2

Очень большой

SC (57)

Симотическая ширина

9,5

На границе средних и больших величин

SS

Симотическая высота

4,3

Очень большой

51

Ширина орбиты (максилло-фронтальная)

45,2

Очень большой

51а

Ширина орбиты (дакриальная)

43,5

Очень большой

52

Высота орбиты

34,3

Средний

60

Длина альвеолярной дуги

49,0

Малый

61

Ширина альвеолярной дуги

44,0

Очень малый

62

Длина неба

45,0

Средний

63

Ширина неба

39,0

Средний

FC

Глубина клыковой ямки

2,8

Малый

Нижняя челюсть.

№ по Мартину

Наименование признака

Размер

Категория размера

68 (1)

Длина от мыщелков

97,0

На границе малых и средних величин

65

Мыщелковая ширина

114,0

Средний

66

Угловая ширина

96,6

Средний

67

Передняя ширина

41,0

Малый

69

Высота симфиза

27,0

Малый

70

Высота ветви

48,2

На границе очень малых и малых величин

71а

Наименьшая ширина ветви

29,2

Малый

69 (1)

Высота тела

31,5

Большой

69 (3)

Толщина тела

12,0

Средний

Углы.

№ по Мартину

Наименование признака

Размер

Категория размера

Градация по Мартину

72

Общий лицевой угол

101,5

Очень большой

Гиперортогнатный

73

Средний лицевой

92,5

Очень большой

 

77

Назо-малярный

130,0

Очень малый

 

ZM

Зиго-максиллярный

125,0

Малый

 

Указатели.

№ по Мартину

Наименование признака

Размер

Категория размера

Градация по Мартину

45:8

Поперечный фацио-церебральный

92,7

Средний

 

48:17

Вертикальный фацио-церебральный

42,1

Очень малый

 

9:45

Лобно-скуловой

80,4

Очень большой

 

10:45

Коронально-скуловой

91,8

Средний

 

66:9

Челюстно-лобный

94,2

Малый

 

9:45

Фронто-малярный

80,4

Очень малый

 

40:5

Выступания лица (по Флоуэру)

89,3

Очень малый

Ортогнатный

47:45

Общий лицевой

81,6

Малый

Эурипрозоп (низкий лицевой скелет)

48:45

Верхний лицевой

44,7

Очень малый

 

48:46

Верхний среднелицевой

70,0

Средний

 

66:45

Челюстно-скуловой

75,8

Средний

 

54:55

Носовой

48,0

Средний

Мезориния

DS:DC

Дакриальный

58,1

Большой

 

SS:SC

Симотический

45,3

Большой

 

52:51

Орбитный максилло-фронтальный

75,9

Очень малый

Хамеконхия

52:51а

Орбитный дакриальный

78,9

Очень малый

Хамеконхия

63:62

Небный до стафиллиона

86,7

Средний

Мезостафиллин

61:60

Челюстно-альвеолярный

89,8

Очень малый

 

66:65

Нижнечелюстной широтный

84,7

Большой

 

71а:70

Ветви нижней челюсти

60,6

Большой

 

69 (3):69 (1)

Толщины нижней челюсти

38,1

Малый

 

Посткраниальный скелет.

Ключица (правая).

№

Наименование признака

Размер

1

Наибольшая длина

127,0

6

Окружность

40,0

6:1

Указатель прочности

31,5

Тазовая кость. Правая.

№

Наименование признака

Размер

1

Высота таза

155,4

12

Ширина подвздошной кости

157,0

15

Высота седалищной кости

77,0

15:1

Указатель высоты седалищной кости

48,3

Левая.

№

Наименование признака

Размер

1

Высота таза

195,0

12

Ширина подвздошной кости

153,5

15

Высота седалищной кости

75,0

15:1

Указатель высоты седалищной кости

38,5

Бедренная кость (правая).

№

Наименование признака

Размер

Категория размера

Градация

1

Наибольшая длина

404,0

 

 

2

Общая длина в естественном положении

403,0

 

 

6

Сагиттальный диаметр диафиза на уровне наибольшего развития шероховатой линии

24,5

 

 

7а

Ширина середины диафиза

25,5

 

 

8

Окружность середины диафиза

83,5

 

 

9

Верхняя ширина диафиза

28,5

 

 

10

Верхний сагиттальный диаметр диафиза

22,0

 

 

18

Высота головки

41,5

 

 

19

Ширина головки

42,5

 

 

21

Ширина нижнего эпифиза

75,5

 

 

8:2

Указатель массивности

20,7

 

 

6:7а

Указатель поперечного сечения середины диафиза (указатель пиллястрии)

96,1

 

 

10:9

Указатель платимерии

77,2

 

Платимерия

(18+19):2

Указатель массивности головки

20,8

 

 

Описательные признаки.

Наименование признака

Балл

Шероховатая линия

4

Форма поперечного сечения верхней части диафиза

2

Наличие третьего вертела

-

Ягодичная бугристость

3

Малый вертел

2

Большой вертел

2

Надколенная чашечка. Правая

№

Наименование признака

Размер

1

Наибольшая высота

40,5

2

Наибольшая ширина

45,5

1:2

Высотно-широтный указатель

89,0

Левая.

№

Наименование признака

Размер

1

Наибольшая высота

40,5

2

Наибольшая ширина

46,0

1:2

Высотно-широтный указатель

88,0

Большая берцовая кость (левая).

№

Наименование признака

Размер

Категория размера

Градация

1

Общая длина

321,5

 

 

1а

Наибольшая длина

323,5

 

 

3

Ширина верхнего эпифиза

71,5

 

 

6

Ширина нижнего эпифиза

51,5

 

 

8

Наибольший сагиттальный диаметр середины эпифиза

23,5

 

 

8а

Сагиттальный диаметр диафиза на уровне питательного отверстия

31,5

 

 

9

Ширина середины диафиза

19,0

 

 

9а

Ширина диафиза на уровне питательного отверстия

23,5

 

 

10

Окружность середины диафиза

78,5

 

 

10b

Наименьшая окружность диафиза

72,5

 

 

9:8

Указатель поперечного сечения середины диафиза

80,9

 

 

9а:8а

Указатель платикнемии

74,6

 

Эурикнемия

10:1

Указатель массивности

24,4

 

 

10b:1

Указатель прочности

22,6

 

 

3:1

Указатель ширины верхнего эпифиза

22,2

 

 

Описательные признаки.

Наименование признака

Балл

Форма поперечного сечения

2-3

Наклон латерального мыщелка

3

Наличие дополнительной суставной площадки

+

Бугристость

1


Таблица № 2.
Погребение № 2.

Череп. Мозговая коробка.

Абсолютные размеры.

№

Наименование признака

Размер

Категория размера

38

Вместимость

1594,0

Очень большой

23а

Горизонтальная окружность через офрион

546,0

Очень большой

24

Поперечная дуга

332,0

Очень большой

25

Сагиттальная дуга

305,0

Малый

1

Продольный диаметр

195,5

Очень большой

 

Продольный диаметр от офриона

194,5

Очень большой

8

Поперечный диаметр

143,0

На границе средних и больших величин

9

Наименьшая ширина лба

104,0

Очень большой

10

Наибольшая ширина лба

137,0

Очень большой

11

Ширина основания черепа

119,3

Малый

12

Ширина затылка

113,0

Большой

20

Ушная высота

121,0

На границе больших и очень больших величин

26

Лобная дуга

144,0

Очень большой

27

Теменная дуга

126,0

Средний

28

Затылочная дуга

124,0

Большой

29

Лобная хорда

119,0

На границе больших и очень больших величин

30

Теменная хорда

116,0

На границе средних и больших величин

31

Затылочная хорда

100,5

Большой

Углы.

№

Наименование признака

Размер

Категория размера

32

Угол профиля лба от назиона

87,5

На границе больших и очень больших величин

GM/FH

Угол профиля лба от глабеллы

93,5

Очень большой

33 (1)

Угол верхней части затылка к горизонтали

90,5

 

33 (2)

Угол нижней части затылка к горизонтали

26,0

 

33 (4)

Угол перегиба затылка

116,5

Малый

Указатели.

№

Наименование признака

Размер

Категория размера

Градация по Мартину

8:1

Поперечно-продольный

73,1

Очень малый

Долихокрания

20:1

Высотно-продольный (от пориона)

61,9

На границе малых и средних величин

Ортокрания

20:8

Высотно-поперечный (от пориона)

84,6

Большой

Тапейнокрания

1:25

Продольно-сагиттальный

49,5

Средний

 

(29+30+31):1

Суммы трех хорд

171,4

Малый

 

11:8

Аурикулярно-поперечный

83,4

Очень малый

 

12:9

Затылочно-лобный

108,7

Малый

 

12:10

Затылочно-корональный

82,5

Очень малый

 

27:26

Дуговой теменно-лобный

87,5

На границе очень малых и малых величин

 

28:26

Дуговой затылочно-лобный

86,1

Средний

 

28:27

Дуговой затылочно-теменной

98,4

Большой

 

29:26

Изгиба лба

82,6

Очень малый

 

29:1

Лобно-продольный

60,9

Средний

 

9:8

Лобно-поперечный

72,7

Большой

Мегазем

10:8

Коронально-поперечный

95,8

Очень большой

 

9:10

Широтный лобный

75,9

Малый

 

10:29

Лобный широтно-продольный

115,1

Очень большой

 

30:27

Изгиба темени

92,1

Большой

 

30:1

Теменно-продольный

59,3

Малый

 

12:30

Теменной широтно-продольный

97,4

Средний

 

31:28

Изгиба затылка

81,0

Малый

 

31:1

Затылочно-продольный

51,4

Большой

 

12:8

Затылочно-поперечный

79,0

Большой

 

12:31

Затылочный широтно-продольный

112,4

Средний

 

Описательные признаки

Наименование признака

Балл, форма или тип признака

Форма черепа сверху

Пентагоноид

Надпереносье

4

Надбровные дуги

3

Наружный затылочный бугор

3

Сосцевидный отросток

2

Нижний край грушевидного отверстия

Anthropina

Лицевой скелет.

Абсолютные размеры.

№

Наименование признака

Размер

Категория размера.

45

Скуловой диаметр

138,0

Большой

46

Средняя ширина лица

93,0

Малый

43

Верхняя ширина лица

112,0

Очень большой

47

Полная высота лица

95,2

Очень малый

48

Верхняя высота лица

64,5

На границе очень малыхи малых величин

55

Высота носа

50,0

На границе малых и средних величин

54

Ширина носа

25,0

Средний

DC (49а)

Дакриальная ширина

25,9

Очень большой

DS

Дакриальная высота

13,4

Очень большой

SC (57)

Симотическая ширина

11,0

Большой

SS

Симотическая высота

5,7

Очень большой

51

Ширина орбиты (максилло-фронтальная)

43,0

Большой

51а

Ширина орбиты (дакриальная)

40,8

Большой

52

Высота орбиты

31,5

Малый

60

Длина альвеолярной дуги

48,0

Очень малый

61

Ширина альвеолярной дуги

51,0

Очень малый

62

Длина неба (до стафилиона)

42,5

Малый

63

Ширина неба

31,5

Очень малый

FC

Глубина клыковой ямки

3,0

На границе очень малых и малых величин

Нижняя челюсть.

№

Наименование признака

Размер

Категория размера.

68 (1)

Длина от мыщелков

100,3

Малый

65

Мыщелковая ширина

117,0

Средний

66

Угловая ширина

102,0

Средней

67

Передняя ширина

44,0

Малый

70

Высота ветви

66,0

Средний

71а

Наименьшая ширина ветви

35,2

На границе средних и больших величин

69

Высота симфиза

27,0

Очень малый

69 (1)

Высота тела

19,0

Очень малый

69 (3)

Толщина тела

11,9

Средний

Углы.

№

Наименование признака

Размер

Категория размера

Градация по Мартину

72

Общий лицевой угол

89,5

Очень большой

Отогнатный

73

Средний лицевой угол

90,0

Очень большой

 

77

Назо-малярный

147,0

Большой

 

ZM

Зиго-максиллярный

133,0

Средний

 

Указатели.

№

Наименование признака

Размер

Категория размера

Градация по Мартину.

45:8

Поперечный фациоцеребра льный

96,5

Большой

 

9:45

Лобно-скуловой

75,4

Большой

 

10:45

Коронально-скуловой

99,3

Очень большой

 

66:9

Челюстно-лобный

98,1

Малый

 

9:43

Фронто-малярный

92,9

Малый

 

47:45

Общий лицевой

69,0

Очень малый

Гиперэурипрозоп (низкий лицевой скелет)

48:45

Верхний лицевой

46,7

Очень малый

Эурен (верхний отдел лица низкий)

48:46

Верхний среднелицевой

69,4

Малый

 

54:55

Носовой

50,0

Средний

Мезоррин (среднеширокий)

DS:DC

Дакриальный

51,7

Средний

 

SS:SC

Симотический

51,8

Большой

 

52:51

Орбитный максиллофрон тальный

73,3

Очень малый

Хамеконх (низкая орбита)

52:51а

Орбитный дакриальный

77,2

Очень малый

Хамеконх

63:62

Небный до стафилиона

74,1

Очень малый

 

61:60

Челюстно-альвеолярный

106,3

Малый

 

66:65

Нижнечелюстной широтный

87,2

Большой

 

71а:70

Ветви нижней челюсти

53,3

Средний

 

69 (3):69 (1)

Толщины нижней челюсти

62,2

Очень большой

 

Посткраниальный скелет.

Крестцовая кость.

№

Наименование признака

Размер

Градация

2

Передняя высота (длина)

116,0

 

5

Верхняя ширина

116,0

 

5:2

Широтно-высотный указатель

100,0

На границе долихохерии и субплатихерии

Описательные признаки

Наименование признака

Форма

Направление боковых частей

Гипобазальный

Ключица
Правая.

№

Наименование признака

Размер

1

Наибольшая длина

152,0

6

Окружность

43,5

6:1

Указатель прочности

28,6

Левая.

№

Наименование признака

Размер

1

Наибольшая длина

148,0

6

Окружность

47,0

6:1

Указатель прочности

31,8

Лопатка.
Правая.

№

Наименование признака

Размер

1

Морфологическая высота

153,0

2

Морфологическая ширина

107,0

2:1

Указатель морфологической ширины

69,6

Описательные признаки.

Наименование признака

Форма и т.д.

Форма лопаточной ости

1 категория

Форма плечевого отростка

Трапецивидная

Форма суставной впадины

2 грушевидная

Левая.

№

Наименование признака

Размер

1

Морфологическая высота

151,0

2

Морфологическая ширина

109,0

2:1

Указатель морфологической ширины

72,2

Описательные признаки.

Наименование признака

Форма и т.д.

Форма лопаточной ости

1 категория

Форма плечевого отростка

Трапецивидная

Форма суставной впадины

2 грушевидная

Плечевая кость. Левая.

№

Наименование признака

Размер

1

Наибольшая длина

335,0

2

Общая (физиологическая) длина

329,0

5

Наибольшая ширина середины диафиза

20,0

6

Наименьшая ширина середины диафиза

16,0

7

Наименьшая окружность диафиза

67,1

7а

Окружность середины диафиза

70,0

8

Окружность головки

140,0

10

Вертикальный диаметр головки

45,0

7:1

Указатель прочности

20,0

6:5

Указатель поперечного сечения диафиза

80,0

Описательные признаки.

Наименование признака

Балл

Наличие межмыщелкового отверстия

1 балл (слабое)

Наличие надмыщелкового отростка

Отсутствует

Дельтовидная шероховатость

1 балл (слабое)

Малый бугорок

3 балла

Межбугорковая борозда

3 балла

Латеральный надмыщелковый край

3 балла

Локтевая. Левая.

№

Наименование признака

Размер

Градация

1

Наибольшая длина

268,0

 

2

Физиологическая длина

265,0

 

3

Наименьшая окружность диафиза

42,0

 

11

Сагиттальный диаметр диафиза

12,0

 

12

Ширина диафиза

10,0

 

13

Верхняя ширина диафиза

18,0

 

14

Верхний сагиттальный диаметр диафиза

15,0

 

3:2

Указатель прочности

15,8

 

1:2

Указатель наибольшей длины I

101,1

 

11:12

Указатель поперечного сечения диафиза

120,0

 

13:14

Указатель платолении

120,0

Гиперэуроления

Описательные признаки.

Наименование признака

Балл

Рельеф проксимальной части

3 балла

Межкостный край

3 балла

Дистальный латеральный край

3 балла

Гребень супинатора

2 балла

Лучевая кость. Левая.

№

Наименование признака

Размер

1

Наибольшая длина

252,0

2

Физиологическая длина

241,0

3

Наименьшая окружность диафиза

45,0

3:2

Указатель прочности

18,7

Описательные признаки.

Наименование признака

Балл

Борозды и бугорки дистальной части задней поверхности

3 балла

Таз.

№

Наименование признака

Размер

1

Высота правой безымяной кости

280,0

1

Высота левой безымяной кости

240,0

2

Наибольшая длина

285,0

15

Высота правой седалищной кости

91,0

15

Высота левой седалищной кости

81,0

 

№

Наименование признака

Размер

Градация

1

Наибольшая длина

452,0

 

2

Общая длина в естественном положении I

455,0

 

6

Сагиттальный диаметр на уровне наибольшего развития шероховатой линии

30,0

 

7а

Ширина середины диафиза

25,5

 

8

Окружность середины диафиза

95,0

 

9

Верхняя ширина диафиза

31,0

 

10

Верхний сагиттальный диаметр

24,5

 

18

Высота головки

47,5

 

19

Ширина головки

48,0

 

21

Ширина нижнего эпифиза

82,0

 

8:2

Указатель массивности

20,9

 

6:7а

Указатель пилястрии

117,6

 

7а:21

Указатель ширины середины диафиза

31,1

 

10:9

Указатель платимерии

79,0

Платимерии

(18+19):2

Указатель массивности головки

21,0

 

Бедренная кость. Правая.

Описательные признаки.

Наименование признака

Балл

Шероховатая линия

2 балла

Форма сечения верхней части диафиза

2 балла (овальная форма)

Третий вертел

Отсутствует

Ягодичная бугристость

2 балла

Малый вертел

3 балла

Большой вертел

3 балла

Бедренная кость. Левая.

№

Наименование признака

Размер

Градация

1

Наибольшая длина

458,0

 

2

Общая длина в естественном положении I

460,0

 

6

Сагиттальный диаметр диафиза на уровне наибольшего развития шероховатой линии

28,5

 

7а

Ширина середины диафиза

23,5

 

8

Окружность середины диафиза

92,0

 

9

Верхняя ширина диафиза

29,0

 

10

Верхний сагиттальный диаметр

26,5

 

18

Высота головки

47,5

 

19

Ширина головки

48,0

 

21

Ширина нижнего эпифиза

83,0

 

8:2

Указатель массивности

19,9

 

6:7а

Указатель пилястрии

121,3

 

7а:21

Указатель ширины середины диафиза

28,3

 

10:9

Указатель платимерии

89,8

Эуримерия

(18+19):2

Указатель массивности головки

20,7

 

Описательные признаки.

Наименование признака

Балл

Шероховатая линия

3 балла

Форма поперечного сечения диафиза

1 балл (чуть сплющенный круг)

Третий вертел

Отсутствует

Ягодичная бугристость

2 балла

Малый вертел

3 балла

Большой вертел

3 балла

Малая берцовая кость.

№

Наименование признака

Размер

1

Наибольшая длина

365,0

_________________________________


Ранние этапы этногенеза абхазо-адыгов и географическая среда их обитания (к постановке проблемы)

Абхазоведение: История; Археология; Этнология. Сухум, 2011., вып. V-VI.

Для решения многих проблем этнической истории, особенно его ранних этапах, большое значение должно придаваться реконструкции географической среды и экологической обстановки, в рамках которых то или иное общество развивалось, и которое в целом определяло его облик. Сюда могут быть включены: климат; рельеф; гидрография (моря и внутренние водные бассейны); флора и фауна; почвы, т.е. то, что в своем единстве и многообразии систем связей каждого из компонента, образует неповторимый экологический облик, природно-ландшафтные особенности каждой из отдельно взятой естественно-исторической географической области. Последнее обстоятельство имеет большое значение, так как в целом определяет характер, специфику и степень приспособления общества к этой среде, ее хозяйственно-культурный и историко-культурный облик. Все это находит отражение во многих источниках материальной и духовной культуры, что может сыграть важную роль в изучении проблем происхождения народов, этнической истории и этногенеза.
Несомненно, исследование проблем этногенеза и этнической истории с использованием данных естественно-исторического характера охватывает большой диапазон проблем и выходит за рамки нашей работы. Однако среди них большое значение имеют такие периоды и такие хронологические рубежи в истории человечества, которые имели кардинальное значение в его развитии и определившие его дальнейшие судьбы, сопровождавшиеся, в том числе напрямую и с изменениями природной среды имевшие место на протяжении геологической истории Земли. Среди таких рубежей следует считать становление производящих форм экономики, которые, на фоне предшествующего этапа, поставили человека на путь относительно более самостоятельного развития и неизмеримо меньшей зависимости от природы. Какие данные могут нам освятить эти рубежи. В первую очередь это те явления культуры (как материальной, так и духовной), которые относятся к их хозяйственной деятельности, то есть источники как исторические: археология, этнография, письменные источники, язык (в смысле отражения им информации об окружающей среде: климате; рельефе; флоре; фауне; названий культурных растений и домашних животных и т.д.) характера, так и вне исторического плана, включая сюда географию и биологию. Тем самым сюда включается широкий круг информации историко-сравнительного языкознания, истории, археологии, этнографии, палеозоологии, палеоботаники и палеогеографии, наконец. А отсюда и разработка проблем: времени формирования общностей; их ареалов; реконструкции их хозяйственного и культурного облика и, наконец, палеогеографическая реконструкция природной среды в которой она развивалась. Но при этом не следует забывать и о том, что каждый из источников имеет свою определенную специфику, что требует взаимной коррекции между данными различного характера.
Все выше изложенное относится и к проблеме сложения абхазо-адыгской общности, ее времени формирования, географического ареала, в природных рамках которого она развивалась, история последующего развития ее отдельных групп.
Переход к производящим формам экономики, был в целом обусловлен резкими изменениями климата на земле, связанного с глобальным потеплением на рубеже плейстоцена и голоцена, приведшего к активному таянию ледникового покрова. Кардинальные изменения климата привели к коренной ломке всех экосистем, изменению и сдвиганию многих природно-ландшафтных зон, флористических и фаунистических комплексов. Все это заставило постпалеолитического человека уже в начале мезолита, вести поиск к изменению стратегии ведения хозяйства. По сути дела, на фоне этих природных трансформаций, переход к новым формам хозяйствования и был конкретной реакцией общества на экологические изменения окружающей среды. Но следует помнить и другое важное обстоятельство, дело в том, что переход к производящим формам экономики и изменения природной среды не всегда имели строгую корреляцию. Видимо между сложением мезолита - как стадии исторического процесса и изменениями климата, а вместе с тем и геологических эпох, в данном случае переход от плейстоцена к голоцену не имели жесткой ареальной и хронологической зависимости и находились в сложной пространственно - временной динамике. К примеру, в Передней Азии, на протяжении конца плейстоцена и начала голоцена происходил процесс колебания климата. Если в конце плейстоцена произошло потепление, а затем новый резкий рецидив похолодания, то уже на рубеже неолита он вновь сменился потеплением и увлажнением. Для областей к северу от Передней Азии, например в Восточной Европе, резкое таяние льдов, в свою очередь способствовало увеличению объема внутренних водоемов (возникновению озер ледникового происхождения, увеличение речной сети.). Само собой разумеется, последствия эти, для отдельно взятых регионов были различными, и стимулировали общество к поиску тех новых форм хозяйствования, которые были объективно реальны для каждой из отдельно означенной областей. Все выше изложенное должно учитываться и для территории Кавказа. Кавказ в строго географическом смысле не является гомогенным и представлен в нем большим разнообразием природно-ландшафтных зон и естественноисторических областей. Климатические условия Кавказа достаточно разнообразны, но для нас в первую очередь имеет большое значение область Западного Закавказья, откуда на наш взгляд происходило заселение остальной части Северо - Западного Кавказа. В современную эпоху климат этой области является типично влажно-субтропическим, ближайшие аналогии которому на Кавказе можно считать побережье Каспия в районе Ленкорани. Однако на фоне имевшего место глобального потепления климата, влияние его на эту территорию, включая сюда и Абхазию было в меньшей степени. Изменения на рубеже палеолита и мезолита, ознаменовавшиеся резким потеплением, привел к резким и существенным трансформациям ландшафтов внетропических широт. Изменения происходили и в Закавказье, но они не имели здесь столь резких последствий. Фауна (в том числе ихтиофауна) и флора практически не изменились. Можно даже говорить о сохранении ее природных компонентов на означенной территории не только на протяжении всего четвертичного периода, но и даже практически с третичного времени. Природные комплексы аналогичные вышеуказанному в прошлом (третичный период), существовали и в других областях к северу от Кавказа. Но под влиянием начавшихся процессов оледенения на рубеже третичного и четвертичного периодов уничтожил этот покров, а остальная часть нашла убежище в Закавказье и в частности в Абхазии. Определяющее значение в сохранении стабильности флоры, и в меньшей степени фауны, следует отдавать консервации последних в связи с барьеро - образующими факторами Кавказского хребта и терморегулятивной функцией и ролью крупнейшей водной акватории региона - Черного моря. Именно с этого времени формируется типичный комплекс абхазской флоры, входящий в состав Кавказского филиала Понтийской флоры. Отсюда можно сделать важный вывод - несмотря на имевшие место серьезные природные изменения, территория Западного Закавказья, включая сюда и Абхазию, мало подверглась им, и в целом ее природные комплексы были относительно стабильны на протяжении практически всего плейстоцена. (Куфтырева и др., 1961, Бгажба, 1964, Джанелидзе, 1980).
Для того чтобы понять, как отразились специфические особенности географической среды Западного Закавказья на развитии местного общество, следует обратиться к данным исторической науки. Какими данными располагает современная наука, в частности археология, касающаяся памятников интересующей нас эпох мезолита и неолита на территории Западного Закавказья. На Черноморском побережье Кавказа встречаются памятники переходные от позднего палеолита к мезолиту и мезолитические памятники, среди которых Ацинская пещера, Холодный грот, Медовая пещера II, Квачара (Куабчара) (II-IV слои), Яштух, Джампал, Энцери, Дарквети. Эти культуры складывались на базе верхнего палеолита и здесь не заметно каких-либо перерывов развития, они входят в так называемую Закавказскую мезолитическую культуру.
Говоря о неолите Западного Закавказья, то основной материал относится к поселениям Кистрика и Одиши, Нижнешиловское, Мимисцихе, Анасеули и Самеле-Клде. Ряд исследователей считает не доказанным раннеземледельческий характер неолита Западного Закавказья. Однако в ряде объектов встречаются некоторые прообразы жатвенных орудий, зернотерки, но все это, скорее всего, свидетельствует не о кардинальных изменениях не о "неолитической революции" в подлинном смысле, которую мы наблюдаем в Передней Азии, а лишь о первых шагах в этом направлении. Таким образом, на территории Западного Закавказья мы как будто бы видим некоторое запаздывание в складывании неолитического комплекса, его несравненно более поздние по отношению к южным переднеазиатским и восточно-средиземноморским областям хронологические рубежи (Формозов, 1964, Мунчаев, 1975, Формозов, 1977, Джанелидзе, 1980.)
Чем могло быть обусловлено подобное обстоятельство? Происходил ли процесс становления производящих форм экономики на этой территории на базе внешних влияний, а если да то уяснить пути и очаги этих влияний, этническую основу тех пришлых групп, которые несли с собой эти традиции, характер их взаимоотношения с местными аборигенами? Если напротив, имел местные корни, то уяснить причины (экологическая среда, демографические факторы и т.д.) столь медленного процесса его развития, конкретные механизмы и модель становления производящих форм экономики? Сам, выше указанный перечень вопросов показывает широту проблем, которые могут встать при их решении. Для чего потребуются достаточно широкий спектр источников, которые необходимо будет использовать при их решении.
Для должного понимания проблем, которые поднимаются в работе, большое значение имеют данные естественнонаучного характера и в первую очередь, могло ли Западное Закавказье со своими специфическими особенностями климата и ландшафта способствовать зарождению производящего хозяйства. Здесь в плотную следует подойти к обзору фаунистических, флористических и палеонтологических находок, с тем, чтобы провести приблизительные палеогеографические реконструкции среды Западного Закавказья в означенное время. Число встречаемых на территории Западного Закавказья палеонтологических находок неравномерно, достаточно большое их количество мы находим в верхнем палеолите, что дает нам возможность представить состав фауны, в этих стоянках. Для интересующего нас региона встречаются следующие находки: пещерный медведь; медведь близкий к бурому; волк; лисица; пещерный лев; мелкие кошачьи; курица; ласка; барсук; дикий кабан; благородный олень; лось; косуля; первобытный зубр и тур; дикий баран близкий к закавказскому; дикий баран близкий к аргали образному; дикий козел; много мелкой птицы и т.д. Уже один этот список указывает, что в период верхнего палеолита, т.е. на рубеже близкого к рассматриваемой теме, преобладает фауна характерная для экологических группировок лесных массивов, влажных и теплоумеренных, встречаются и горные формы. Таким образом, Западное Закавказье было заселено теплолюбивыми формами, т. е. здесь сформировалась фауна в условиях умеренно теплого и влажного климата, близкая к современному средиземноморскому. ( Громова, 1940, 1948, Бурчак - Абрамович, Любин, 1972, 1974, 1981, Джанелидзе, 1980, Векуа и др., 1981.). Палинологический анализ (Сакажия, Джурчула, Цона, Кударо, Цуцхвати) свидетельствует о широком развитии лесных формаций широколиственных мезофильных пород, таких как: бук; грабинник; дуб; каштан и ряд других на территории низменной части Западного Закавказья и вечнозеленых хвойных (сосна и пихта) в предгорных и горных ее областях. Среди остатков превалируют древесные и кустарниковые формы травянистыми и споровыми. Все это свидетельствует о развитии лесных формаций Колхиды и как было указано выше о ее стабильности на протяжении всего плейстоцена. (Куфтырева и др., 1961, Бгажба, 1964, Джанелидзе, 1980.).
Однако уже на рубеже верхнего палеолита и начало мезолита, стали отмечаться существенные изменения в составе фауны. В Западном Закавказье вымерли лось, бобр и росомаха, значительно сократилась численность пещерного медведя, вымер пещерный лев и т.д. Сократили свои ареалы и мигрировали на юг бараны. (Громова, 1948). Все эти изменения были в большей степени связаны с охотничьей деятельностью человека, что и привело к значительному сокращению охотничьей фауны. В последующую эпоху неолита на его начальных этапах экономика все еще остается присваивающей, охота еще продолжает играть значительную роль. Но здесь уже наметились, начиная с позднего мезолита изменения состава охотничьей фауны, среди которых стали преобладать мелко копытные, в частности дикий кабан. Таким образом, и здесь также наметился кризис охоты.
Из состава фауны видно, что большинство видов представленных среди охотничьих остатков, не могло быть связано с будущими видами доместицированных животных. Самые ранние их находки наблюдаются в ранненеолитических слоях Дарквети, где обнаружены кости крупного и мелкого рогатого скота, свиньи и собак, при этом свиньи преобладали. Но их нет в аналогичных хронологических слоях других стоянок. Все без исключения виды, которые могли бы быть предками домашних животных, приурочены преимущественно к южным переднеазиатским и средиземноморским областям. Среди ближайших к Западному Закавказью лишь с натяжкой могут быть отнесены области Южного Закавказья - это тур, муфлонообразные бараны, безоаровые козы. На этом фоне Причерноморье Кавказа со своим влажным субтропическим климатом как будто бы не способствовало доместикации животных. (Формозов, 1964, Шнирельман, 1989.). То же относится и к культурным растениям, массовые палеоботанические находки которых относятся лишь к эпохе энеолита, о чем более подробно будет сказано ниже. ( Шнирельман, 1989.).
Все это свидетельствует о том, что основные очаги в целом находились к югу от Кавказа.
Видимо в зонах обитания диких предков домашних животных и следует ожидать самые ранние следы их доместикации. Но здесь следует заметить, что данные палеозоологии, в частности остеологический материал из самых ранних поселений не всегда дает возможность отличить дикие формы от ранних одомашненных. Начнем с областей наиболее близких к Кавказу - Передней Азии и Восточного Средиземноморья. Следует отметить и тот факт, что одомашнивание животных не был одновременным процессом. Наиболее ранними, из продуктивных животных были видимо, одомашнены овцы. Но в Передней Азии нет достоверных данных одомашнения овцы раннее VI т. до н.э., и видимо Передняя Азия была древнейшим очагом сложения овцеводства. Козоводство также относится к раннему периоду и даже к VIII т. до н. э. (Асьяб), и очагом его сложения видимо также становится Передняя Азия. Изменчивость диких коз допускает и наличие ранних очагов их одомашнения возможно Малую Азию и побережье Средиземного моря. Предполагается, что доместикация крупного рогатого скота происходило позже, лишь к IV т. до н. э. (Формозов, 1964, Шнирельман,1989.).
Переходя к остеологическим материалам собственно Кавказа, то здесь мы также видим несколько поздние свидетельства доместикации животных. Все виды диких их предков как выше указывалось, концентрировались у самых южных границ и задевали Кавказ лишь периферийно. ( Шнирельман, 1989.). Как ни парадоксально, Восточное Закавказье в меньшей степени представлено неолитическими памятниками, большинство их концентрируется в Западном Закавказье, где известно свыше 50 неолитических памятников. Но ни один из них не имеет никаких следов доместикации животных (за исключением указанного выше Дарквети). ( Формозов, 1964, Шнирельман, 1989.). Все это свидетельствует о главном - Кавказ не может быть связан с большинством видов доместицированных животных, не говоря уже о Западном Закавказье. ( Формозов,1964, Шнирельман, 1989.). Одной из причин подобного явления следует видеть в особенностях экологической среды обитания.
Современными исследованиями установлено, что процесс доместикации животных происходил весьма неравномерно, причины которого крылись и не только в многообразии условий каждого из отдельно взятых очагов, но и с развитием земледельческой культуры, стимулировавшее оседлость и создавая определенную кормовую базу для начальных стадий животноводства. (Шнирельман, 1989.). Само собой разумеется, что развитие земледелия имеет более длительный этап в своем становлении. Предшествовавшее ему собирательство имеет такое же универсальное значение, как и охота на самых ранних этапах развития человечества. И еще одно обстоятельство, правда, вполне естественное, растения легче подвергаются доместикации, у них, разумеется, как у специфического биологического объекта нет поведенческого аспекта. Вполне естественно представить, что в приручении животных как этапа предшествовавшему собственно одомашниванию, намного сложнее, чем собирательство и окультуривание растений. Стада животных и их ареалы имеют большую текучесть, у них сложное поведение, они в целом могут быть опасны для жизни человека. Растения такими свойствами не обладают, правда существуют много ядовитых форм, но, разумеется, знание о них у человека были высокими, их ареалы более стабильны, правда не следует забывать о зависимости растений от определенных климатических колебаний и особенностей почвы и рельефа. Однако несмотря даже на это растительные ресурсы представляли большее поле для деятельности человека.
Уже само наличие лесных массивов Западного Закавказья, как будто бы способствует развитию земледелия. Однако для этого региона в большей степени характерны плодово-древесные формы, и отсутствие основных объектов доместикации - злаковых. ( Бгажба, 1964.). Последние в диком виде встречаются преимущественно в открытых лесостепных зонах предгорий на высоте от 600- до 2000 метров. Одна особенность, которая отличает культурные ранние злаки - это их огромная селекционная пластичность. Большинству их предшествовал не один вид, а несколько диких форм на основе гибридизации, которых они и возникли. И потому для должного понимания очагов доместикации растений следует рассмотреть очаги произрастания диких форм, позже вошедших в состав домашних и среди в первую очередь злаковые.
Самые ранние злаковые фиксируются в областях так называемого первичного переднеазиатского очага доместикации растений, среди конкретных областей сюда входят Малая Азия, Ирак (Загрос) и восточное побережье Средиземного моря. Интересно то, что Месопотамия, в силу своих природных особенностей (обширные низменные болота) не входила в этот очаг и полностью базировалась на интродуцированных позднее культурных растениях.
Из всего выше изложенного следует, что основные очаги как диких, так и доместицированных видов, встречающихся в ранних культурных слоях мезолита и неолита видов зерновых, приурочены к южным областям - Передней Азии и Восточному Средиземноморью. Однако они приурочены к лесостепным формациям гор и предгорий, которые встречаются лишь на окраинах Южного Кавказа. Здесь периферийно заходят ареалы ряда диких злаковых форм. Дикая пшеница- однозернянка встречается в Закавказье (южные районы Армении и Азербайджана, в Грузии в посевах культурной пшеницы), дикий эммер встречается только на юге Армении и Азербайджане, где представлен особым видом араратской полбы. Подавляющее большинство культурной пшеницы, происходит от обыкновенного дикого эммера, ареал которого сейчас лежит далеко от границ. Среди культурных памятников, где встречаются его остатки можно назвать: Чох (пшеница- однозернянка и эммер) в VI т. до н. э., в Арухло I (V т. до н. э. однозернянка, эммер, твердая, мягкая, карликовая, спельта, маха и колхидская полба), в Тойре - Тепе и Чалангатепе пшеницу - тургидум. Дикий ячмень также обнаружен в Азербайджане и Дагестане, а культурные формы в тех же выше указанных памятниках, причем среди ячменей присутствует двурядные, многорядные, пленчатые и голозерные формы. Однако в целом Закавказье остается более поздним очагом их возникновения по отношению к южным областям. ( Лисицына, 1970, Шнирельман, 1989, Формозов, 1964, 1977, Мунчаев, 1975.).
Выше указанный подробный анализ палеогеографии, палеоботаники, палеозоологии и палеонтологии Кавказа и соседних областей показывает, что первый в целом не был центром происхождения многих основных видов доместицированных растений и животных, в особенности это касается Западного Закавказья. В большинстве случаев археологические материалы мезолита и неолита показывают их несравненно позднее происхождение. Однако не зависимо от этого не меньший интерес возникает о том, что, какие процессы происходили на Кавказе, до проявления здесь доместицированных растений и животных, по какому пути шло общество здесь, в чем причины своеобразия его пути.
Для освещения подобной проблемы, важно уяснить, какие процессы происходили на территории Западного Закавказья. Можно ли утверждать, что процессы, связанные со становлением производящей экономики в южных регионах, в частности Передней Азии и Восточного Средиземноморья не происходили на территории Западного Закавказья, и она получила на своей территории уже готовые формы неолитической производящей экономики. Для этого следует вновь обратиться к данным археологии мезолита и неолита.
Большинство памятников мезолита Западного Закавказья представлен следующими стоянками: Квачара (II- IV слои); Холодный грот (верхний слой); Яштух; Джампал; Энцери; Дарквети (нижний слой) и др. К ним до некоторой степени близко стоят материалы из Цонской пещеры и Кударо I Восточной Грузии. Мезолитические памятники Закавказья обнаруживают определенную близость с материалами Ирана (Загроса) и в меньшей степени Палестины и Сирии. (Формозов,1964, 1977, Мунчаев,1975.).
Говоря в строго археологическом смысле, неолит Западного Закавказья непосредственно входит в зону восточно-средиземноморской неолитической культуры, которая является частью переднеазиатской цивилизации новокаменного века. Большинство их фиксируется как на открытых поселениях и, так и в навесах. Встречаются и многослойные поселения с хорошей стратиграфией. Ранненеолитическую ступень характеризуют Холодный грот I, Анасеули I, Дарквети IV, Апианча I, Мелоури, Лемса, Хорши и ряд других. Большинство памятников характеризуются еще присваивающим хозяйством. Но здесь уже намечается ряд важных изменений. Одно из основных все возрастающая роль сланца и обсидиана, который постепенно начинают замещать кремневые орудия. Это может быть обусловлено, лишь наметившимся изменением хозяйственной деятельности, связанного с активизацией роли собирательства и охоты (изменения объекта). В последующие этапы характерна активная деградация кремневого инвентаря и дифференциация орудий труда из сланца. Появляется большое количество новых орудий: подшлифованные каменные топоры и долота, прообразы зернотерок и терочников, сланцевые и костяные мотыги. Все это свидетельствуют об активном изменении форм ведения хозяйства. На фоне этого видны многочисленные следы рыболовства. Помимо этого в ранненеолитических слоях ряда памятников, таких как Дарквети IV, Анасеули I, Холодный грот, встречаются многочисленные вкладыши жатвенных орудий. ( Соловьев, 1967, 1972, Хотелашвили, 1970.).
Все эти материалы свидетельствуют о том, что Западное Закавказье, несомненно, проходило этапы становления производящего хозяйства. Но его особенности крылись в специфике природной среды окружавшей население того времени. Мы видим, что материалы эпохи мезолита, ряда памятников Западного Закавказья не идентичны типично охотничьим мезолитическим стоянкам более северных областей. Все это свидетельствует о начавшемся процессе поиска новых форм хозяйства. Ряд обстоятельств определило специфику этого процесса. Ландшафтные особенности и географическая среда, а именно сочетание лесных субтропических массивов побережья и горно-лесных хвойных формаций. На фоне этого обильное увлажнение региона с богатой гидрографической сетью и наличием огромной водной акватории - Черного моря, вот те основные экологические составляющие адаптации населения этих областей, на фоне, хотя и не столь сильно выраженного, но имевшего место кризиса палеофауны. Мезолитическое и ранненеолитическое общество реагировало на эти общие глобальные кризисы, переходные от плейстоцена к голоцену эпоху, соответственно тем природным составляющим, которое их окружало. И среди них активное собирательство, так как этот регион место обильного произрастания диких древесно-плодовых форм, а с другой стороны недостаток белковой пищи стимулировало активное рыболовство. Видимо основной реакцией на экологический кризис плейстоцен - голоценового времени и был активный переход к рыболовству. Таким образом, и переход к рыболовству (вернее его активизация) в Западном Закавказье и переход к доместикации растений и животных в Восточном Средиземноморье и Передней Азии процессы идентичные в смысле адекватной реакции на выше указанный экологический кризис. Только в каждом конкретном регионе он был жестко детерминирован с конкретной климатической и природно-ландшафтной обстановкой. Нельзя забывать и еще одного важного обстоятельства. Появление большого числа новых специфических орудий труда на рубеже позднего мезолита и неолита, свидетельствующих об активном собирательстве, все это, несомненно, не могло не стимулировать начальные этапы зарождение земледелия. В связи с этим встает вопрос, является ли обязательным наличие указанных выше предков классических представителей всего современного многообразия доместицированных растений и животных, реальным признаком наличия хотя бы зачатков производящего хозяйства. В этой связи любопытно, что у многих народов мира имело место приручение животных, да и вообще представителей фауны для различных, в том числе вспомогательных целей (тягловые, вьючные, охотничьи, почтовые, спасательные и т.д.). Так у ряда народностей Юго-восточного Китая традиционно для рыбной ловли использовались домашние цапли и пеликаны, которые ловили рыбакам речную рыбу. Подобным, правда, отдаленным примером можно считать искусственное выращивание морских моллюсков у ряда народов Юго-Восточной Азии, Океании и Австралии. Для Абхазии требует проверки предположение попытки приручения в частности оленей, что отражено в фольклорных, сказочных, мифологических мотивах (Джамхух-олененок и т.д.). Подобное фиксируется и на фресках древнего Египта (сюжет приручения оленей). Не означает ли это, то, что в отдельно взятых регионах, относительно близких к ранним очагам доместикации (в данном случае Передней Азии), могли зарождаться зачатки самостоятельных очагов, своего рода микроочагов, для которых был свойственен свой специфический набор раннекультивируемых растений и доместицированных животных. Видимо да, и в этом смысле Кавказ может считаться таким микроочагом, возможно Западное Закавказье могло быть и его неким локальным вариантом. Его локальность могла заключаться не только в специфическом наборе доместицированных растений и животных, но и в самой специфике всего хода зарождения производящего хозяйства, его взаимоотношениях с соседними локальными вариантами и микроочагами, его дальнейшей судьбой, наконец. И возможно завоевание планеты так сказать классическими видами одомашненных животных и растений на ранних этапах развития человеческого общества, было связано с какими- то иными причинами (возможно миграции иноэтнических групп). Таким образом, Западно-кавказский локальный вариант- это исторически сложившийся район, где происходил процесс сложения производящих форм экономики, но базировавшейся на своей собственной природно-экологической базе. Среди самых ранних растений можно считать просо, чуть позже появляются рож, овес, чумиза и ряд бобовых. Среди ранних доместицированных животных по всей вероятности можно назвать свинью, в меньшей степени козу. (Шнирельман, 1989.). Наличие орудий труда типа прообразов топоров, долот и мотыг (на ранних этапах), свидетельствует о развитии уже зачатков мотыжного земледелия и элементов подсечно-огневого земледелия. (Соловьев, 1967, 1972, Хотелашвили, 1970.). В тоже время обширные альпийские пастбища на этапах переходных от позднего мезолита и начала неолита видимо еще не могли быть освоены. Но на начальных этапах многие орудия не могли служить для истинного земледелия даже в самых зачаточных его формах, и возможно больше предназначались для обработки и переработки пока еще диких растений. (Шнирельман, 1978, 1989, 1989.). Однако ряд условий, в первую очередь природных не способствовали быстрому переходу к истинному земледелию и скотоводству. Обществу приходилось длительное время вести борьбу с лесными массивами, а вдобавок отсутствие, сколько ни будь обширных обезлесенных участков, усугубляло ситуацию. Большую роль в этом процессе играл и рельеф - лесистые горные массивы с одной стороны, обширные заболоченные районы прибрежных долин, стимулировали освоение более легкой предгорной части. Как и на Ближнем Востоке, спускавшимся предгорным земледельцам осваивавших речные и приморские равнины, так и в Западном Закавказье происходило и с местным населением. С другой стороны это стимулировало рыболовство, которое благодаря своей высокой продуктивности, если не тормозило, то, во всяком случае, консервировало и до некоторой степени само стимулировало замедленность темпов развития земледелия и скотоводства. Возможно, этим и объясняется и тот факт, что на ряду с самым ранним появлением следов производящей экономики на рубеже мезолита- неолита в Западном Закавказье по сравнению с Южным и Восточным Закавказьем, в интересующем нас регионе отмечается по данным археологии некий процесс запаздывания по отношению к другим областям Закавказья, особенно четко наметившимся в энеолите и даже ранней бронзе с их блестящими культурными комплексами Шулавери - Шомутепе и Куро - Аракса. Видимо шел определенный процесс консервации культурных традиций в особых экологических условиях Западного Закавказья. Но это не означает, что не было каких- либо миграций населения, они имели место практически постоянно. Однако важно другое обстоятельство - кто были обитателями Западного Закавказья означенной эпохи. С кем могли контактировать пришельцы, и кто были сами мигранты. Имели ли место в интересующей нас проблематике миграции вообще, а если были, то какова их роль в процессе сложения производящей экономики и в становлении этнического облика Западного Закавказья в эпоху мезолита и неолита.
Какие источники пригодны для освещения этнической истории столь отдаленного периода. Сюда может войти широкий спектр наук, среди которых этнография, археология, антропология (палеоантропология), историко-сравнительное языкознание и др. Среди них наибольший интерес могут представить данные историко-сравнительного языкознания. В этой связи большой интерес представляет рассмотрение языкового материала некоторых аборигенных народов Кавказа и в первую очередь абхазо-адыгских народов, как Западного Кавказа. Что может дать языковой материал для решения вышеозначенной проблемы. Для этого следует коснуться некоторых методических моментов.
Во- первых: интерес в этой связи представляют вопросы хронологии, т.е. время формирования абхазо- адыгской общности, его распада;
Во- вторых: ареал его развития, становления, где на какой территории происходил распад этой общности, миграции в дальнейшем его основных звеньев.
И еще одно важное обстоятельство. Какова пространственная модель сложения той или иной языковой праобщности. Следует понять, было ли изначально ее становление в узком очаге с последующим растеканием населения и образованием диалектов и позже самостоятельных языков, которые и унаследовали основной фонд культурной лексики в момент распада праобщности. Или, наоборот, само сложение праобщности происходило путем интеграции близких наречий на более обширной территории уже с зачатками ряда диалектов - будущих языков. Для нас более логична вторая модель потому, что она заполняет вакуум при анализе пространственной локализации праобщностей.
В этой связи есть возможность освятить ряд важных моментов. Видимо локализуемая уже в конце верхнего палеолита культурная область, объединяющая Кавказ, Восточную Анатолию и ряд северных областей Передней Азии (Загрос), отражает реальную таксономически высокую этнолингвистическую общность - Пракавказскую, а ее локальные варианты, изначальное диалектное деление последней на ряд общностей более низкого таксономического ранга. Так к западу включая Западное Закавказье, Северную, Центральную и Северо - Восточную Анатолию, Северо - Западный Кавказ уже возможно складываются элементы праабхазо - адыго - хаттской общности, а Центральный, Северо - Восточный, Южный и Юго - Восточный Кавказ и прилегающие к югу области пранахско - дагестано - хурри - урартская общность. Видимо в этих рамках осуществлялись контакты с иными таксономически равными общностями. К западу, это могли быть ранние праиндоевропейцы, которые уже к концу неолита и началу энеолита вышли к северному Причерноморью, и ассимилировали какие то прасеверокавказские субстраты этого региона. К югу это могли быть ранние праафразийцы, к востоку эламо - дравиды и т.д. Другой немало важный момент. Возможно, ранний этнолингвистический покров допускал наличие и каких- то иных незафиксированных или слабо зафиксированных общностей, которые возможно прошли свой путь развития и которые не зафиксировались не в письменных источниках ни в субстратных слоях поздних суперстратов или зафиксировались чрезвычайно слабо, как, например протомессопотамские субстраты (прототигридский (банановый) и протоевфратский). Возможно, таких общностей было больше, и они не дали развитию своих вариантов современного многообразия языковых ландшафтов. Так же шел процесс культурных и языковых корреспонденций внутри каждой отдельной общности так и между общностями.
Решение подобных вопросов опирается на решение ряда сложных проблем как чисто лингвистического, так и экстралингвистического характера. Самое важное обстоятельство - никогда, не при каких условиях языковой материал даже при высоком уровне его исследований, не сможет дать серьезной информации касающейся исторического развития той или иной общности, если он не будет выверен данными смежных источников, характер которых должен быть обусловлен конкретными целями и задачами исследования. ( Шнирельман, 1989, Пейрос, 1989, Милитарев и др., 1988.).
В этой связи большой интерес представляют возможности сопоставления данных языка с данными палеогеографии и экологии интересующего нас периода и территории. Каковы возможности языкового материала, каким арсеналом он обладает для решения поставленных задач.
Языковой материал при сопоставлении его с данными археологии и палеогеографии на наш взгляд способен решить многие вопросы палеоэкологических реконструкций, т.е. установить ареалы сложения этнолингвистических общностей, а вместе с тем и хронологические рамки их бытования на означенной территории, т.е. в целом выявляет ареально-хронологическую (пространственно-временную) динамику их развития, и описывает этнокультурный и хозяйственно- культурный облик, их специфику генезиса в определенных эколого-природных зонах.
Однако важно иметь в виду и другие обстоятельства трудноопределимые при анализе языка. Основным источником подобной информации является лексика и на ее основе этимологический анализ. Она изучается в различных аспектах: в реконструкции праязыковых состояний и в реконструкции аспектов межъязыковых связей разных по своему происхождению языковых групп, семей и макро семей. На основании этого огромную роль играют те данные лексики, которые отражают особенности элементов материальной культуры, отчасти духовной, хозяйственной деятельности (земледелие, скотоводство, собирательство, рыболовство, домостроительство, ткачество, гончарство, металлургия и металлообработка и т.д.), и в не меньшей степени и данные по дикой флоре и фауне, ландшафтно-природных компонентов, климата, рельефа и т.д. Однако все это имеет неравнозначное значение на определенных этапах развития той или иной этнолингвистической общности, ибо для нас особый интерес представляют данные лексики именно праязыковой общности.
Но при реконструкции праязыкового состояния используют материалы языков потомков и возможно фиксируют состояние праобщностей лишь на кануне его распада, в тоже время важно судить о его самых начальных этапах и его дальнейшем процессе развития. Праязыковая лексика дает определенную информацию о палеогеографической среде, но не дает ее исчерпывающе, т.е. языковая память фиксирует, возможно, родовое наименование флоры и фауны, а не видовое. Нельзя не учитывать и другого обстоятельства, реконструкция среды обитания праобщности затрудняется, если ее потомки со временем мигрировали в иную экологическую нишу, или наоборот, если те или иные группы субстратные происходили от других областей. Не легче обстоит дело с доместикационной лексикой. Последняя намного устойчивей чисто экологической, так как доместикаты нередко переносились мигрантами. Однако специфика растений (ограниченный ареал на начальных этапах) требовало вводить новые сорта растений на новых территориях, так как прежние могли вымереть, менять агротехнику, это могло отразиться на лексике (могли вводиться новые термины, которые переносились на новые виды растений, либо вводились новые, а старые забывались). В этом смысле термины домашних животных более надежны. И еще одно обстоятельство, доместикаты на ранних этапах своего становления могли мало отличаться от своих предковых форм, что также может затруднить анализ. Не мало важно и, то, что процесс становления производящего хозяйства проходил много этапов, и потому "протоземледельческая" и "протоскотоводческая" лексика могла возникнуть раньше, чем их истинные формы. ( Шнирельман, 1989, Пейрос, 1989, Милитарев и др., 1988, Шнирельман, 2003.).
Все выше изложенное относится и к абхазо-адыгской общности. Так по данным реконструированной лексики в протоабхазо - адыгском зафиксированы термины, имеющие неравнозначное значение. Из культурных растений здесь представлено просо и элемент земледельческого процесса "сеять", а также домашняя груша. А среди названий животных представлены такие виды, которые сложно идентифицировать как домашние или как дикие. К дикой флоре, несомненно, относятся пихта (ель) и сосна, и производное от последней лес. Среди собственно географических терминов ни один не может дать четкой ареальной привязки и слишком обобщенные - низменная местность вдоль берега реки, холод, вода. Что нам рисует подобная информация. Возможно, они были знакомы с земледелием, сеяли просо и возможно знали культурную грушу. Скотоводство еще не было развито в должной мере, но видимо уже присутствовала в хозяйстве доместицированная свинья. Их окружала обстановка, где среди флоры преобладали пихта, ель и сосна, т.е. лесные формации, а среди дикой фауны присутствовали шакал, медведь, лиса и змеи. В целом количество и специфика терминов как будто бы не дает возможности представить праабхазо - адыгов с развитым комплексом производящей экономики, а касательно географической среды то в целом это комплекс лесных формаций с присутствием фауны и флоры теплоумеренных широт, ближайшим аналогом которым, разумеется, является, территория Западного Закавказья. Судя по этим же терминам ее сложно хронологически связать с поздними энеолитическими и раннебронзовыми археологическими комплексами. Насколько реально языковой материал отражает хронологические и ареальные рамки этой общности, ее хозяйственно- культурный облик и географические рамки ее формирования. Для этого нужно определить ее нижние рубежи формирования. Таким рубежом может быть реконструкция общности более высокого таксономического ранга, а именно так называемой Северокавказской языковой семьи, в состав которой входит абхазо-адыгская (Западно-Кавказская) языковая группа, наряду с нахско-дагестанской, хаттской и хуррито-урартской языковых групп, причем две последние представлены ныне мертвыми языками и представляют ее древних членов. Сами термины как Северокавказская, так и Иберийско-Кавказская языковые семьи хорошо известные в литературе по нашему мнению весьма неудачны и условны, так как с одной стороны они отражает лишь современный этап расселения ее представителей. В прошлом она занимала обширные области, как Кавказа, так и вне его и была представлена большим числом своих членов. С другой стороны причисление к Северо-Кавказской языковой семье собственно картвельской общности весьма сомнительно в свете современных лингвистических, исторических и археологических данных. Картвельская общность рассматривается, как самостоятельная языковая семья таксономически и хронологически равноценная Северокавказской и видимо не родственная ей. Для нас более приемлем термин Кавказская Языковая Семья.
Пракавказская лексика напротив показывает, что минимум на кануне своего распада эта общность предстает с богатой земледельческо-скотоводческим хозяйственно- культурным комплексом. Это минимум хорошо развитый неолитический комплекс, а наличие ряда терминов отражающих металл (медь, серебро, золото, свинец, ковать, металл вообще) даже отодвигает его к более позднему времени к энеолиту и даже ранней бронзе. В действительности в неолитическую эпоху на Кавказе подобной культуры нет, подобный типичный комплекс мог бы развиться лишь в энеолите. На Кавказе подобной общности в энеолите нет, но это не означает, что Кавказская общность сформировалась вне ее. (Инал - Ипа, 1976, Старостин, 1985.). Видимо лексика отражает праязыковое состояние кавказской общности на кануне ее распада, когда земледельческо-скотоводческий комплекс достаточно ярко уже был выражен, во всяком случае, в начале энеолита. Другое важное обстоятельство- отношение нижней границы формирования одной из частей Кавказской общности, т.е. абхазо-адыгской. Получается так, что она выглядит, несомненно, более бедной в наборе культурной лексики, нежели ее предок.
Этому факту можно дать два объяснения: во- первых, методически видимо лингвистикой пока установлен не весь набор пралексики абхазо-адыгов; во- вторых, возможно определенная часть пракавказской общности, локализуемой в западном ее ареале не обладала этим комплексом изначально в силу специфических природно- экологических условий.
Из всего выше изложенного следует, что абхазо-адыгская общность, на начальных этапах своего существования, локализовалась преимущественно в районах Западного Закавказья, что соответствует естественно - исторической области Западного Закавказья, южными пределами распространения этой общности можно считать аналогичные природные комплексы Восточно-Понтийского Причерноморья, где представлены схожие природно-климатические и фауно - флористические условия. Ее сложение вряд ли происходило раннее рубежей мезолита и начала неолита и не могло протекать в иных географических районах. Возможно, большая архаичность абхазо-адыгской культурной лексики по сравнению с пракавказской свидетельствует о том, что она оставалась дольше других ее членов на уровне языка основы пракавказского, но последнее положение пока не может быть строго аргументировано. В этой связи следует подробно остановиться на проблеме миграций, которые возможно имели место в означенную эпоху.
Важное обстоятельство, которое надо учитывать - это часто превалируемые в научной среде концепции, которые объясняют большинство инноваций в сфере культуры и производства факторам миграций. Не является исключением в данном случае и территория Западного Закавказья в означенное время. Но для понимания этой проблемы важно другое. Здесь нужно уяснить во - первых причины побуждавшие мигрантов переселяться на новые места, а второе, какие последствия они имели. Первая проблема более или менее ясна, здесь могут быть причины и чисто экологические на его ранних этапах, демографического, а так же истощение производственных ресурсов в связи с примитивной агротехникой и т.д. Второе сложнее, последствий могло быть множество, в зависимости от конкретной обстановки. Новая этническая, культурная, хозяйственная среда, а в еще большей степени природная и экологическая обстановка, все это ставило пришельцев в тяжелые условия выживания. Здесь следует учесть и другое, если в эпоху присваивающего хозяйства охота была пригодна в любых условиях среды, то при производящей экономике, более сложной по своей сути, требовалось большей затраты сил. К примеру, горный рельеф и предгорья в сочетании с болотами могли погубить многие злаки, принесенные пришельцами, ряд орудий труда могли оказаться мало пригодными для хозяйственной деятельности в новых условиях среды. С другой стороны новая среда требовала иных форм аграрной культуры. Для Западного Закавказья не могло быть и речи о развитии, к примеру, поливного и ирригационного земледелия и т.д. При переселении на новую территорию, это способствовало к выбору мигрантами условий среды аналогичных прежним местам их обитания. Наконец само аборигенное общество, находясь, на более высоком уровне развития не уступавшее пришельцам, могла их поглотить (военные столкновения не обязательны) (Мерперт, 1978, Черносвитов, 1985.). Этим и объясняется более быстрое освоение пришельцами Восточного Кавказа, где условия среды были аналогичны Переднеазиатским (Мунчаев, 1975.). В тоже время Западное Закавказье могло манить ближневосточных пришельцев в меньшей степени, условия, среды которой не позволяли бы развернуть здесь свою деятельность. Единственное появление здесь скотоводов (животные экологически более пластичны) в раннем неолите Дарквети и даже Каменомостской, и то, возможно, эти группы не могли сильно повлиять на процесс этнокультурного развития. В большей степени на этнический облик Западного Кавказа могли влиять импульсы с аналогичных областей (Понтийское побережье) (Федоров, 1973.). Потому появление, к примеру, мотыжек сочи - адлерского типа из переднеазиатского региона, если и было связано с миграциями оттуда, то они не имели этнических последствий. Мигранты растворились в этнокультурной аборигенной среде Западного Кавказа и не повлияли на его этнический облик. Тем самым миграции имели место, но диагностика ее последствий следующая. Если та или иная инновация происходит с областей с иной природной обстановкой то есть вероятность, что мигранты растворились в аборигенной среде и не повлияли на этнический облик данной территории, но возможно оставило после себя культурные достижения. И, напротив, с приходом мигрантов на новую территорию с аналогичными условиями среды, есть вероятность влияния на этнический облик данной территории. Для Западного Закавказья превалирует преимущественно первая модель. Таким образом, миграции в эпоху мезолита и раннего неолита скорее отсутствовали, а если и были, то не имели серьезных этнических последствий. Причина этого кроется в том, что условия среды не могли способствовать переселению инородных этнокультурных групп в столь раннее время из-за слабого для того времени уровня агротехники, в меньшей степени это может касаться домашних животных, которые мало отличались от своих диких предшественников, не отличались, разумеется, высокой продуктивностью и потому были в меньшей степени подвержены экологическим изменениям среды. Так, что не исключено их раннее появление на территории Западного Закавказья, уже в раннем неолите. Не меньшую роль в данном случае надо отводить и самому характеру этого влияния, для этого следует понять, что мигранты столкнулись бы здесь не с пустыми и редко заселенными территориями, а с густонаселенной областью. Местное население также подверженное изменениям мезолита и неолита (природно-климатическим), аналогично своим южным соседям вела аналогичный поиск новых форм хозяйствования. Здесь складывался свой отдельный микроочаг производящей экономики. Но в силу особенностей природно-климатических и ландшафтных условий имел свои специфические черты. Они выразились в развитии мощного комплекса рыболовства, чему способствовали вышеуказанные гидрографические условия. Болота прибрежных и приречных зон не способствовали в этих условиях широкому культивированию злаковых, очаги которого находились в не этой области. Однако и здесь происходил процесс доместикации в первую очередь проса и ржи, что компенсировалось, возможно, и с ранней доместикацией ряда плодовых (фрукты). На начальном этапе здесь могло складываться раннее культивирование лишь в предгорных зонах, т.к. побережье было сплошь усеяно болотами, о чем свидетельствуют и орудия труда. Их анализ показывает о самом раннем развитии подсечно-огневого земледелия.
Тем самым абхазо-адыгская общность и территория ее расселения не подвергалась миграциям. А если таковые и были, то они не имели никаких этнолингвистических последствий, т. к. инородные этнические группы сталкивались с высокоразвитыми обществами на этой территории уже готовые к восприятию новых достижений, которые сами приспосабливали культурные инновации к своим условиям, а небольшие инородные группы быстро растворялись в более многочисленной аборигенной среде. Таким образом, те или иные инновации, которые и имели свое место, носили преимущественно характер культурного обмена. Касаясь очагов этих влияний можно допустить до некоторой степени Анатолию и Юго - Восточное Закавказье. Об этническом облике этих пришельцев, что- либо сказать очень сложно, для Анатолии допустимы близкородственные группы, в меньшей степени это допустимо для областей Юга - Восточного Закавказья и Загра. Лишь к концу энеолита, поступательное развитие общества на территории Западного Закавказья, привело к демографическому росту населения, что подготовило почву для его массового проникновения на склоны Севера - Западного Кавказа, где началось складывание новой - Майкопской культуры. Ее этнокультурные истоки, несомненно, могли находиться именно в области Западного Закавказья, о чем свидетельствуют археологические и историко - лингвистические данные. В это же время, по-видимому, уже должен наметиться и распад абхазо-адыгского единства.

Литература

1. Бгажба М. Т. Растительные ресурсы Абхазии и их использование. Сухуми, 1964.
2. Боголюбский С. Н. Происхождение и эволюция домашних животных. М., 1940.
3. Бурчак - Абрамович И. И., Любин В. П. Орнитофауна пещеры Кударо I (Закавказье). СА., 1972., № 2.
4. Бурчак - Абрамович И. И., Лакербая Л. Б. Ископаемые птицы Абхазии и смежных местностей Черноморского побережья. Тр. АГМ., вып. 4., Сухуми, 1974.
5. Бурчак - Абрамович И. И. Ископаемые позвоночные верхнепалеолитической стоянки пещеры Окуми в южной Абхазии. Статья первая. Пещеры Грузии. 9., Тбилиси, 1981.
6. Векуа А. К., Габелая Ц. Д., Мусхелишвили А. Т. Палеолитическая фауна позвоночных из пещер Западной Грузии. Пещеры Грузии. 9., Тбилиси, 1981.
7. Громова В. Об ископаемых остатках козы и других домашних животных в СССР (материалы к истории древнейших домашних животных). Проблемы происхождения, эволюции и породообразования домашних животных. Том I. М. - Л., 1940.
8. Громова В. К истории фауны млекопитающих Кавказа. Изв. Акад. Наук СССР. Сер. биолог., 1948., № 5.
9. Джанелидзе Ч. П. Палеогеография Грузии в голоцене. Тбилиси, 1980.
10. Иванов В. В. Об отношении хаттского к северозападнокавказским. Древняя Анатолия. М., 1985.
11. Инал - Ипа Ш. Д. Абхазы (историко-этнографические очерки). Сухуми, 1965.
12. Инал - Ипа Ш. Д. Вопросы этнокультурной истории абхазов. Сухуми, 1976.
13. История Абхазии. Учеб. пособ. Гудаута, 1993.
14. Куфтырева Н. С., Лашхия Ш. В., Мгеладзе К. Г. Природа Абхазии. Сухуми, 1961.
15. Лисицына Г. Н. Культурные растения Ближнего Востока и юга Средней Азии в VIII V т. т. до н. э. СА., 1970., № 3.
16. Мезолит СССР. М., 1989.
17. Мерперт Н. Я. Миграции в эпоху неолита и энеолита. СА., 1978., № 3.
18. Милитарев А. Ю., Пейрос И. И., Шнирельман В. А. Методические проблемы лингво - археологических реконструкций этногенеза. СЭ., 1988., № 4.
19. Мунчаев Р. М. Кавказ на заре бронзового века. Неолит, энеолит, ранняя бронза. М., 1975.
20. Николаев С. Л. Северокавказские заимствования в хеттском и древнегреческом. Древняя Анатолия. М., 1985.
21. Очерки истории Грузии (в восьми томах). Том I. Грузия с древнейших времен до IV в. н. э. Тбилиси, 1989.
22. Пейрос И. И. О соотношении археологии и лингвистики при изучении производящего хозяйства. ВДИ., 1989., № 1.
23. Старостин С. А. Культурная лексика в общесеверокавказском словарном фонде. Древняя Анатолия. М., 1985.
24. Соловьев Л. Н. Неолитические поселения Черноморского побережья Кавказа: Нижнешиловское и Кистрик. Материалы по археологии Абхазии. Тбилиси, 1967.
25. Соловьев Л. Н. Мотыгообразные орудия Сочи - Адлерского типа. Изв. АбНИИ., 1972.
26. Титов В. С. Древнейшие земледельцы в Европе. Археология Старого и Нового света. М., 1966.
27. Федоров Я. А. Этнокультурные связи Восточной Анатолии и Западного Кавказа в позднем неолите. ВМГУ. Сер. истор., 1973., № 5.
28. Формозов А. А. Из истории передвижений групп первобытного человека в эпоху мезолита. СЭ., 1953., № 1.
29. Формозов А. А. Неолит и энеолит Северо - Западного Кавказа в свете последних исследований. СА., 1964., № 3.
30. Формозов А. А. Проблемы этнокультурной истории каменного века на территории европейской части СССР. М., 1977.
31. Хотелашвили М. К. О древнейших земледельческих орудиях Абхазии. Сб. ст. препод. и аспир. Сух. Гос. пед. ин - та. Сухуми, 1970.
32. Черносвитов П. Ю. Демографические и экологические процессы как факторы изменения археологических культур. СА., 1985., № 3.
33. Шакрыл К. С. Очерки по абхазо-адыгским языкам. Сухуми, 1971.
34. Шнирельман В. А. Современные концепции происхождения производящего хозяйства (проблема механизма). СА., 1978., № 3.
35. Шнирельман В. А. Происхождение скотоводства. М., 1980.
36. Шнирельман В. А. У истоков доместикации. ВИ., 1985., № 8.
37. Шнирельман В. А. Основные очаги древнейшего производящего хозяйства в свете достижения современной науки. ВДИ., 1989., № 1.
38. Шнирельман В. А. Возникновение производящего хозяйства. М., 1989.
39. Шнирельман В. А. Археология и лингвистика: проблемы корреляции в контексте этногенетических исследований. Горизонты антропологии. М., 2003.
___________________________________


Создатели древнейшей земледельческо-скотоводческой экономики Абхазии

Вторая международная Абхазская конференция посвящ. памяти Ю. Н. Воронова. Сухум, 2011.

На территории Абхазии памятники эпохи неолита, представлены преимущественно открытыми поселениями, расположенными в предгорной зоне, а так же на побережье. Правда, на самом берегу таких неолитических поселений выявлено пока немного. (Бжания, 1990.). Как правило, в Абхазии хорошо стратифицированных неолитических памятников мало. Подобная ситуация скорее отражает не до конца полную изученность неолитического периода нашего края. Среди памятников эпохи неолита выявлены Кистрик, поселение у Нового Афона (Анакопия), поселение Яштух и Верхняя Лемса, а среди пещерных памятников Холодный грот (грот Хупынипшахва) и пещера Апианча. (Воронов, 1969., Бгажба, Лакоба, 2007.). Учитывая территориальную, а так же историко-культурную близость соседнего Сочинского сектора то памятники и этого района следует целиком причислять к неолиту Абхазии. К примеру, такие как Ацинская пещера и поселение Нижняя Шиловка.
Сегодня сложно судить о хозяйственной деятельности неолитического населения Абхазии, и в первую очередь было ли оно уже земледельческо-скотоводческим, так как достоверных следов остатков культурных растений в неолите Абхазии нет. Данные, на которые мы опираемся это преимущественно каменный инвентарь. Последний изучен только в типологическом плане, в то время как столь важный для оценки хозяйственной деятельности функциональный анализ для материалов неолита Абхазии большая редкость и практически не производился. В целом инвентарь этих стоянок не рисует нам картины развитого неолитического хозяйства, так как представлены орудия бытового производства, которые сложно связать с земледелием, и могут по справедливому замечанию ряда специалистов служить и для первичной обработки еще диких растений. (Формозов, 1964, 1977.). И только на позднем этапе неолита, представлены орудия, которые могут на прямую быть непосредственно связаны с земледелием, речь идет о так называемых мотыгах «Сочи-Адлерского» и «Сухумского» типов. (Формозов, 1964, 1977.). Правда, археологи фиксировали находки больших кремневых ножей, а также трапеций, которые относились к вкладышевым орудиям типа серпов. Отсутствие самих серпов скорее связано, по их мнению, особенностями почв и влажного климата из-за чего такой материал как дерево и отчасти кости просто не сохранились. Последние, как известно в редких случаях встречаются в Кистрике и в ранненеолитических слоях грота Хупынипшахва и некоторых других местах. Как известно жатвенные ножи или серпы служат очень важным индикатором и классическими образцами раннего неолитического хозяйства, и характерны для ближневосточных неолитических цивилизаций. Не менее сложен вопрос о скотоводстве. У нас в Абхазии нет достоверных следов становления скотоводства, так как нет находок останков домашних животных. Возможно, все это обусловлено пока не полной изученностью неолита Абхазии, или как указывалось выше особенностями климата. Время сложение неолита Абхазии связанного со всем комплексом производящих земледельческо-скотоводческих форм ведения хозяйства - задача пока до конца не решенная. Отсутствие опорных радиоуглеродных датировок достоверно неолитических комплексов не дают нам возможности определить конкретные хронологические рубежи сложения неолитического комплекса на нашей территории. Во всяком случае, данные археологии рисуют нам картину плавного перехода к новым формам ведения хозяйства уже в недрах предшествующей мезолитической эпохи. (Соловьев, 1961.). Это хорошо прослеживается на таких памятниках, как Холодный грот (грот Хупынипшахва) и пещеры Апианча, а так же ряда соседних, территориально близких памятников Западной Грузии, к примеру, Анасеули I и Дарквети. Однако мы пока лишены данных о конкретных механизмах сложения неолитического производящего хозяйства Абхазии.
Автором этих строк неоднократно высказывались веские доводы в пользу специфического пути становления производящей земледельческо-скотоводческой неолитической экономики с учетом экологических условий среды, диктовавших своеобразные адаптивные механизмы перехода к новым формам хозяйствования. Хотя высказывания подобного рода в литературе имелись и раньше. Что отразилось в отличном для неолита Абхазии наборе орудий труда, культурных растений и домашних животных, по сравнению с классическими неолитическими комплексами передовых южных Переднеазиатских и Восточносредиземноморских центров становления производящей неолитической экономики. Все это отражалось и в специфике этнокультурных контактов. Главный тезис автора. Неолит Абхазии хронологически формируется одновременно с переднеазиатскими и восточносредиземноморскими центрами, специфичен и не находит прямых аналогий в культурах более южных областей, в той части что касается самих механизмов перехода от присваивающего мезолитического хозяйства к производящему неолитическому, если можно так сказать «самой идеи» перехода, при этом не исключая культурных контактов и экономических связей с передовыми южными центрами. (Канделаки, 2006, 2007, 2010, 2011.). В связи с этим постулируемая среди специалистов идея прямой культурно-технической инвазии с передовых южных центров требует, по мнению автора, очень осторожной оценки.
Сегодня сложно представить и конкретные границы неолитической культуры Абхазии. Более или менее точно очерчивается приблизительная граница культурных контактов неолитического населения Абхазии, которое вместе с соседними районами входит в Западно-Закавказскую культуру, объединяющую Восточное Причерноморье. В северных своих границах эта неолитическая культура доходит до района примерно Туапсе, а на юге заходит на территорию Северо-восточной Анатолии до города Трапезунда включительно. Очевидная состоятельность этих границ находит подтверждение и в физико-географических условиях среды, целиком совпадая с западно-закавказской фауна-флористической и климатической естественно - исторической областью. (Канделаки, 2006, 2007, 2010, 2011.).
Нам сложно на данном этапе судить о более отдаленных связях Западнозакавказской культуры, и собственно неолита Абхазии. Большинство специалистов относят её к единой цивилизации новокаменного века Ближнего Востока, и считают, что генезис и основные навыки производящей земледельческо-скотоводческой неолитической экономики были принесены сюда группами населения из Передней Азии. На основе чего и решаются вопросы о возможных путях проникновения этих передовых идей. Не следует, конечно, отрицать подобного влияния, разумеется, оно имело место. Важнее другое, каков их характер? Ограничивался ли он лишь опосредованными культурными связями, обменом технических достижений и непосредственно напрямую торговлей? Или напротив связан с мощным миграционным потоком населения, в ходе которого происходило проникновение на новые территории инородных групп. Вопрос, который не может на сегодняшнем уровне развития науки быть решен. Правда, к этой проблеме всегда обращались при изучении неолита Абхазии. Однако работ, специально посвященных этой проблемы автору неизвестны. Для решения задачи связанной с проблемой культурных связей неолитического населения Абхазии, с аналогичными культурами соседних регионов нет пока, сколько нибудь доступных данных. Учитывая сложность всего комплекса поставленной задачи важно понимать, что критериев для определения связей очень много. Единственно доступным материалом следует пока считать каменный инвентарь и правда в меньшей степени керамику. Однако остаются еще и другие, культурные индикаторы, к примеру, не менее важным из которых является погребальный обряд. Последний в силу особенностей географической среды для неолита Абхазии почти не известен, пока, во всяком случае. Более или менее точно мы знаем погребальный обряд уже для следующей энеолитической эпохи. Традиционно археологами фиксируется для данного периода два четко выделяемых обряда – это вторичные захоронения и трупоположения. (Инал-Ипа, 1971.). Оба эти обряда имеют значительные отдельные локальные вариации. Но даже в энеолите они редки. Конечно, можно сопоставить эти погребальные обряды с аналогичными обрядами соседних Переднеазиатских областей, откуда специалисты усматривают истоки неолита Абхазии. Однако эти обряды очень сложны и не могут быть строго идеинтичны обрядам вышеуказанных областей. Допустим, к примеру, было бы заманчиво связать обряд вторичного захоронения и трупоположения с некоторыми отдаленно его напоминающими обрядами Натуфа или Чатал-Гуюка. Но там они могли формироваться на базе иных религиозных концепций и мировоззрения. Другая проблема - оба этих обряда, сосуществуют и фиксируются одновременно, и потому вопрос о том, какой из них является первичным в Абхазии, на современном уровне наших исследований в области археологии пока остается открытым. Если более или менее точно археологи и этнографы могут считать неким этноиндикатором абхазов и их предков именно обряд вторичного захоронения, то нельзя подобное положение переносить на все даже хотя бы отдалённо напоминающие обряды. Таким образом, на сегодняшнем этапе наших знаний, использовать погребальный обряд в качестве такого хроно-этно-культурного индикатора, во всяком случае, для эпохи неолита, пока не представляется возможным. Было бы не плохо использовать в этом качестве архитектуру, на что обращали внимание специалисты при изучению культур Восточного Закавказья. Но для территории Абхазии, к сожалению не характерна глинобитная архитектура. С учетом климатических особенностей среды, а так же повсеместного использования дерева у нас нет возможности дать анализ архитектурных форм и проследить строительную традицию. По данным истории и этнографии у абхазов известна как круглоплановая, так и прямоугольная архитектура. (Инал-Ипа, 1965, 1971.). Для периода неолита археология не имеет полного представления об архитектурных формах домостроительства, так как материал этот фрагментарный. В единичных случаях удается зафиксировать следы столбов от построек, которые археологи сопоставляют предположительно с традиционной архитектурой известной в Абхазии из этнографических данных. Похожее фиксируется и на территории Западной Грузии. Но дать ответ на вопрос о том, откуда пришла эта традиция, откуда шел импульс этой технологии, сложно. Может и их можно сопоставить с аналогичными постройками Ближнего Востока? Может эта технология, отражает симбиоз южных домостроительных традиций в Абхазии? Но мы не можем считать что круглоплановая и прямоугольная архитектура Абхазии продукт переднеазиатских влияний. Например, в Восточном Закавказье приход нового населения с Ближнего Востока сопровождался столь сильной домостроительной традицией, что в качестве строительного материала продолжалось использоваться глина, не смотря на огромное наличие камня и древесины. (Джапаридзе, 1976, 1989, 1991.). Тоже следовало бы ожидать и в случае подобной ближневосточной инвазии в Абхазию, а этого нет. Не следует забывать и того, что домостроительная архитектура имела, несомненно, свои местные корни, доказательством этого, к примеру, служат ацангуары имеющую различную конфигурацию, как круглоплановую, так и прямоугольную, и даже сложные архитектурные ансамбли. Информации об архитектуре более ранних эпох - палеолита и мезолита мы лишены. Наличие поселений вне пещер для этих эпох, несомненно, но их остатки скрыты от нас за счет геологических изменений береговых линий Черного моря, и эти поселения попросту находятся под толщами морской воды. Причем не следует забывать очень стойкое переживание для Абхазии использования пещерных памятников. Таким образом, и архитектура так же пока мало пригодна для подобных реконструкций. Другим важным критерием могла бы оказаться и керамика. Например, форма самых ранних керамических изделий из неолита Абхазии, четко определяемая как плоскодонная имеет ряд аналогий в южных Переднеазиатских и Восточносредиземноморских центрах, и резко отлична от круглодонных форм керамики, например ряда культур на территории Украины. То же следует коснуться и орнамента, который нередко считается у специалистов важным этноиндикатором. Ряд специалистов допускала аналогии этих художественных керамических традиций, как в форме, так и в росписи в культурах Передней Азии и даже конкретно указывались такие культуры как Хассуна или Халаф. Но, несомненно, становлению керамического производства предшествовало плетение корзин, и оно возникло на месте. Таким образом, и керамика пока может считаться малопригодной для целей реконструкции культурных связей. Единственным пригодным материалом для подобных реконструкций естественно остается только каменный инвентарь, техника и приемы изготовления орудий труда из камня, формы этих орудий. Наличие типологических параллелей в технике обработки камня, по мнению специалистов симптоматично указывает на Ближневосточные традиции. Речь идет, к примеру, о появление неизвестных дотоле в раннем неолите местному населению Восточного Причерноморья и Северо-Западного Кавказа, двусторонне обработанных каменных орудий. В то время как для культур предшествующего этапа, включая мезолит и даже верхний палеолит, была характерна односторонняя обработка орудий труда. Считают, что именно двусторонняя обработка орудий является важным индикатором появления здесь возможно и нового населения, которое и принесло эту традицию. На основании чего и делается попытка поиска ближайших регионов, откуда эта традиция могла сюда проникнуть. Среди которых предполагают Восточное Средиземноморье, где в то время процветала еще натуфийская культура позднего мезолита раннего неолита (бескерамического неолита), далее следует видимо загросский центр с культурой типа Джармо, и третий по видимому логично Малая Азия. Однако не исключено что появления традиции двусторонней обработки орудий труда есть продукт местной эволюции производства каменного инвентаря, обусловленное какими то новыми хозяйственными нуждами. Нередко еще одним аргументом в пользу инвазии неолитических экономических традиций допускают каменные мотыги, столь поразительно схожие с аналогичными мотыгами из ближневосточных центров. Но и в данном случае это не обязательно свидетельствует об инвазии населения, которое принесло сюда в Абхазию каменные мотыги. Они могли возникнуть совершенно самостоятельно конвергентно, если можно так сказать. Нередко отсутствие в неолите каменных наконечников стрел, и наличие пращевых камней, так же считают возможным связать с ближневосточной инвазией. Но и они могли возникнуть конвергентно. К тому же в качестве наконечников стрел могли использовать и некоторые сорта дерева. (Соловьев, 1967.).
Все выше перечисленное очень важно и для решение задачи реконструкции разносторонних контактов и в том числе этногенетических. Если такой вопросы как были ли навыки производящей экономики привнесены к нам в Абхазию или наоборот являются продуктом местного развития, могут быть более или менее как то освещены данными материальной культуры, то этнические проблемы задача намного сложнее. Кто были создатели неолитической земледельческо-скотоводческой экономики в Абхазии, на каких языках говорили? К какой из этнолингвистических семей древности и современности можно их отнести? Решение подобной проблемы задача сложная тем более касающаяся столь отдаленного периода. Для этого времени мы имеем очень суженный потенциал источников. Осложняется она и тем что не решены окончательно вопросы и о направлении культурных и экономических связей, которые очень важны в этногенетических реконструкциях того периода. Другая проблема это вопрос о том, являются ли следы культурных контактов отраженные в археологическом материале реальным доказательством перемещения и миграции населения. Здесь конечно большую роль играют данные палеоантропологии, которые четко могут фиксировать смену антропологических типов, то есть физическое проникновение нового населения. Но для неолита Абхазии и ряда соседних территорий мы лишены пока такого материала. Косвенно мы можем судить об антропологическом покрове населения того времени лишь теоретически экстраполируя данные по антропологическому составу современного населения, оценка которого у антропологов неоднозначна. (Квициния, 2000., Абдушелишвили, 2003.). Так на территории Причерноморья фиксируются два антропологического типа понтийский и переднеазиатский. Первый тип характерен преимущественно для Северо-западного Кавказа, а второй для территории Западной Грузии. На территории Абхазии имеются следы обоих типов, и сами абхазы остаются по современным расово-морфологическим признакам гетерогенными. И потому установление того исходного типичного первичного расового компонента в его составе задача пока не разрешимая. Этому мешает одно обстоятельство, в Абхазии нет палеоантропологических находок, и мы не можем проследить динамику изменения физических признаков во времени, и тем более решить вопрос о смене расовых типов на ее территории, если они имели место. Большинство работ по вопросу о генезисе населения Восточного Причерноморья пока в целом строятся на вероятных теоретических построениях и в основном решаются в контексте систематического положения того или иного типа внутри балканоквкавкзской расы. Если сравнивать более отдаленные области то и там мы имеем ситуацию, мало проясняющую нам эту проблему. Так для Передней Азии преимущественно фиксируется средиземноморская раса. (Алексеев, 1977.). Но носителями этой расы порой оказываются по данным лингвистики и археологии племена и народы носители разной этнолингвистической природы. Вполне очевидно, что эта ситуация отражает в реальности сложные процессы этногенеза населения вышеназванной территории когда в этнолингвистическом отношении нередко незначительная группа новых поселенцев просто смешивалась и физически растворялась в аборигенном населении. Не исключено что подобные процессы происходили в Восточном Причерноморье. К примеру, сегодня сложно осветить генезис населения нашего района. Мнение отдельных специалистов по поводу первичности понтийского или переднеазиатского типов на Кавказе разнятся. Тоже касается и вопроса их формирования. Одни специалисты, к примеру, считают, что понтийский тип сформировался путем трансформации древнего массивного еще верхнепалеолитического населения, наследием которого, является кавкасионский тип. (Алексеев, 1974.). Но в последнее время появляется все большее количество фактов в пользу того что к примеру кавкасионский тип сравнительно молодое позднее образование по отношению к понтийскому типу. (Герасимова, 1997.). Другие специалисты предполагают, что генезис понтийского типа связан с миграцией племен по территории южного анатолийского Причерноморья. И что якобы они и являются носителями производящей земледельческо-скотоводческой неолитической экономики, в конечном счете, и принесшие сюда на Кавказ в Причерноморье эти навыки. (Бунак, 1953.). Многие специалисты считают, что подобный тип и очаг его формирования находился где-то в Западной Азии и прилегающей части Балкан. Однако это сложно пока доказать. Наличие третьего переднеазиатского компонента тоже можно справедливо связать с подобным импульсом. Но как указывалось выше самое важное остается пока не установленным – время их появления. Безусловно, нельзя данные палеоантропологии и вообще антропологии сбрасывать со счетов, ибо пространственный покров этих типов отражают реальные направления биологических контактов, например брачных с соответствующими социокультурными и языковыми последствиями. То есть задают, если так можно этногенетический вектор этих связей. Разумеется, связи эти в границах того или иного из указанных типов были более интенсивны именно внутри границ этих антропологических типов. Что очень важно для решения проблем этногенетических связей и этнолингвистического определения носителей неолитического населения Абхазии. Большое значение следует придавать пониманию природы этнических, языковых и этнокультурных ландшафтов древности, в условиях какой реальности они формировывались. Вопрос о том каков был этногенетический покров населения того времени в Абхазии очень сложен. Ряд специалистов, учитывая данные по современной ойкумене считает, что специфика неолитического общества и социальных и хозяйственных отношений в нем диктовало несколько иную модель сложения этнолингвистических группировок. Так как в эпоху неолита, сам характер экономики и хозяйства приводил к оседлости, со складыванием крупных поселений ранних земледельцев и скотоводов, это способствовало увеличению плотности населения и его постепенной концентрации от периферии к центру. В связи с чем, неолит рисует нам картину постепенного растекания населения при освоении новых территорий, больше характеризующихся не какой-то одномоментной миграцией, а скорее его диффузией. (Долуханов, 2003.). При этом нередко формировались крупные поселения в которых концентрировалось значительное для того времени население. Что и способствовало складыванию отдельных этнолингвистических изолятов. Подобная картина могла со всей очевидностью иметь место в Абхазии и прилегающих к ней районов. Скорее всего, сама западнозакавказская культура и отражает такую подобную общность. Была ли она, эта общность продуктом автохтонного развития от предшествующей мезолитической эпохи или нет, пока сказать сложно. Во всяком случае, данные археологии не дают нам права отрицать подобного. Что хорошо прослеживается по предшествующему периоду. Но если неолит считать продуктом этнокультурной инвазии проблема несколько осложняется. Другая не менее сложная задача это-то, к какой из современных общностей следует отнести неолитическое населения Абхазии. Мы не должны забывать и того что для Восточного Причерноморья столь отдалённого периода как эпоха неолита следовало бы ожидать наличия языков и племен пока еще неизвестной науке этнолингвистической природы. То есть наличия таких этнолингвистических групп, которые нельзя сопоставить с современными этническими общностями Кавказа, и которые не оставили нам этнолингвистического наследия в современных языках и народах. Несомненно, одно - неолит Абхазии не развивался изолированно и несет на себе следы культурных влияний. Что наверняка находило отражение в этногенетических процессах. Однако каковы конкретные механизмы их, где искать каждый из компонентов которой оставил свой след в этногенезе неолитического населения задача очень сложная.
К сожалению, сложно на сегодняшнем уровне нашего знания говорить о языковом и этническом облике древнего неолитического населения. Нередко многие специалисты отрицают саму возможность определения этнической принадлежности неолитического населения Кавказа. Отрицается сама даже возможность этнической атрибуции археологических культур для периода каменного века. (Николаева, 2007.). Вряд ли уместна попытка чрезмерного удревнение генезиса современных народов, когда их этническую историю специалисты стремятся удревнить чуть ли не с эпохи палеолита. Но не следует при этом забывать и то, что все современное население, так или иначе, является прямым физическим потомком древнего населения. Но это ни в коем случае не означает прямой языковой или этнической преемственности. Вопрос принадлежности неолитического населения в этой связи, ставит важной решение задачи принадлежности современных народов Кавказа к этому населению. На современном уровне нашего знания единственными претендентами на эту роль действительно и выступают современные народы Кавказа. Но какой из них, какая из современных семей представленная на Кавказе, может явиться этим претендентом. Есть большая вероятность, что нахождение современных ареалов проживания этих народов и их языков, пока не означает, что они, несомненно, занимали это место и в древности. В целом данных о наличие, в неолите Северо-Западного Кавказа и Западного Закавказья, к примеру, древних представителей абхазо-адыгской этноязыковой группы или в целом представителей кавказской этноязыковой семьи пока еще не может быть с достаточной точностью установлено. Тоже с одинаковой очевидностью можно сказать и о языковых общностях современного населения Кавказа, например картвельской. К примеру, реконструкция культурной лексики прасеверокавказской общности, если верить работам лингвистов, нередко отводит хронологическую границу ее формирования или, во всяком случае, существования до периодов несколько более поздних, чем неолит даже до эпохи ранней бронзы. (Старостин, 1985.). Нисколько не проясняют ситуацию и попытки реконструкции локализации более высокой таксономической структуры этой общности на уровне прасинокавказской общности. Набор культурной лексики этой общности нередко не сопоставим с экологической и культурной реалией неолитического общества не только Причерноморья, а порой всего Кавказа. Включение в эту общность такого подразделения как на-дене одной из семей языков индейцев Северной Америки вносит и некоторые коррективы в локализацию древнейшей прародины синнокавказской общности. Правда большинство специалистов в основном лингвистов всё-таки считают допустимым не только по данным лингвистики, но и по общим соображениям историко-археологического плана локализовать прасинокавказцев в Передней Азии. Исходя из того тезиса что для ряда неолитических культур Китая есть веские основания допускать их переднеазиатские параллели, а значит и миграции части синокавказцев на восток в Центральную Азию. Некоторые специалисты даже высказывают смелую гипотезу и на что есть действительно реальные основания и солидная доказательная база, что первые навыки и переход к производящим формам экономики на Ближнем Востоке было осуществлено с одной стороны натуфийцами праафразийцами в Восточном Средиземноморье, а с другой загроссцами прасинокавкзацами в горах Загросса и остальной части плодородного полумесяца. При этом ностратическая общность на пралексическом уровне включает в себя праформы, явно дающие негативный результат и включающие в основном термины до земледельческо-скотоводческого характера. И что праностратическая общность была несколько в стороне от процессов неолитизации в Передней Азии. (Дыбо, Терентьев, 1984.).
Если это так, то смело можно было бы допустить, следующее. Действительно в эпоху раннего неолита на огромных пространствах Передней Азии, Восточного Средиземноморья и Южного Кавказа, включая сюда и Восточное Причерноморье, шло длительное формирования целой цепочки производящих центров, которые ареально соответствовали складывавшимся родственным диалектам единой прасино-кавказской макросемьи. Которые позже сформировывались в отдельные этнолингвистические общности, к примеру, впоследствии в пракавказскую и прасино-тибетскую. Подобное могло происходить, к примеру, и с праафразийской макросемьей и возможно другими аналогичными им макросемьям. Так видимо очаг включающий Кавказ и Загрос и прилегающие области Малой Азии к периоду IX т. до н. э., относился к зоне сложения прасинокавказской общности, где очень рано возможно в VII-VI тт. до н. э. если не раньше, наметилось отделение собственно прасевернокавказцев преимущественно локализовавшихся в Восточном Причерноморье и частью в Малой Азии. Не исключая некоторой инвазии культурных неолитических технических элементов из Натуфа, что возможно отражено в контактной лексике собственно праафразийцев и пракавказцев. Правда ряд специалистов, контакты между праафразийской и прасеверокавказской общностями относят к несколько более позднему времени, даже ко времени хетто-египетских противоречий конца II тыс. до н. э. (Миллитарев, Старостин, 1984.). Отражением этих связей могут быть, следовательно, и данные палеоантропологии и антропологии современного населения, так как очаги сложения антропологических типов в данном случае балкано-кавказской расы отражают, наверное, древние направления и брачные контакты внутри ареалов интенсивных этнокультурных и этнолингвистических связей. Наличие очага этого типа в пределах западной Анатолии и Балкан, как раз таки и совпадает с этой зоной сложения прасеверокавказской общности.
Однако исследования ряда специалистов вносят некоторые коррективы в возможность локализации прасинокавказской общности в Передней Азии. Речь идет о лексике как пракавказского, так и прасиннокавказского уровня, касающихся некоторых видов культурных растений, к примеру, проса. По мнению некоторых специалистов, на Кавказе и Ближнем Востоке нет места очагам сложения проса, правда, в Абхазии он все таки встречается, например, в гроте Хупынипшахва. (Соловьев, 1967.). Однако всё равно древнейшие очаги доместикации проса, находятся ближе к другому центру производящей экономики, а именно к Юго-Восточной Азии, где расположен центр древнейшего просоводства и рисоводства. Ряд специалистов из пространственно-географических и хронологических соображений пытаются увязать центр сложения прасинокавказцев именно с Азией как Центральной, так и Юго-Восточной. (Романчук, 2007.). Это подтверждается и нахождением большинства ее поздних членов именно в азиатском регионе. К такому же выводу пытаются прийти и генетики в основном сторонники сибиро-европейской гипотезы происхождения и локализации очага европеоидной расы. По мнению, которых европеоиды, монголоиды и америнды являются в расовом отношении более близкими между собою, чем по отношению к экваториальным расам, и единый очаг становления евро-монголоидной и америндской рас находился в Центральной Азии. (Назарова, 1999.). Следы фиксации монголоидного компонента как будто бы уже начинают вырисовываться в палеоантропологическом материале Грузии. (Асланишвили, 2001.). Учитывая, что и сегодня большинство современных представителей сино-кавказской макросемьи относятся к монголоидной расе, сложно сказать, является ли этот древний монголоидный компонент в Грузии отражением миграции монголоидов с востока на запад. Возможно, даже какой-то группы населения скажем, к примеру, западноевразийской ветви сино-кавказской макросемьи, в лице прасеверокавказской общности, которые несли в себе изначально монголоидный расовый компонент, затем эти черты потерявшие. И перешло ли первоначальное европеоидное население Кавказа и сопредельных областей Передней и Малой Азии на прасевернокавказскую речь, с одной стороны, а прасевернокавказцы потеряли свои монголоидные черты в процессе контактов с европеоидами вышеназванных областей ответить сложно. Во всяком случае, подобные гипотезы имеют право на существование. Наличие в прасинокавказском компоненте еще одного слоя, в частности индейцев общности на-дене дает основание в ряде случаев допускать такую модель. Ряд специалистов, справедливо признавая древность дене-кавказской макросемьи, относят ее распад к несколько более раннему периоду. По-видимому, дивергенция на-дене от сино-кавказской общности произошла за много раньше неолитической революции и следует относить скорее к эпохе раннего верхнего палеолита. Понимая при этом всю сложность отождествления верхнепалеолитических археологических культур эквивалентов этой дивергенции. Вышеуказанная проблема вносит, и коррективы в определении места, где этот распад мог произойти. Скорее всего, очевидно этим местом может быть зона промежуточная, между ареалами современного нахождения этих семей. Ряд специалистов локализуют эту древнейшую прародину прасино-кавказской общности в зоне древней Берингии и Дальнего Востока, правда время этого распада несколько омолаживается вплоть до IX т. до н. э. включительно. (Иванов, 1983.).
В любом случае решение проблемы реконструкции прародины самого высоко таксономического ранга, к примеру, прасинокавказской макросемьи, могло бы отчасти решить задачу приблизительной локализации этой общности, а вместе с тем и определения этноязыкового эквивалента неолитической культуры Абхазии, да и в целом Западно-закавказской неолитической культуры. Однако этого недостаточно, так как для целей дальнейшего реконструирования необходимо привлечения и данных по другим общностям более низкого таксономического ранга, к примеру, прасеверокавказской. Однако первоначальная пространственно-временная локализация этой общности, а так же отдельных ее звеньев задача пока неразрешимая. Так как она зависит от всего комплекса реконструкции прародины самой прасинокавказской общности от чего напрямую зависит судьба позже дифференцированных ее звеньев и особенно прасеверокавказской общности. Который, пока является, скорее единственным претендентом на роль эквивалента неолитической культуры Восточного Причерноморья как бы этот тезис не звучал абстрактно. Если исходить из той реалии, которую нам рисует археология неолита Абхазии и соседних регионов, в смысле взаимоотношения этих культур, то и в данном случае нам сложно дать оценку этноязыкового характера неолита Абхазии. Так или иначе, лингвистика не имеет возможности, дать конкретный ответ на вопрос о том какая общность или общности в эпоху неолита существовали на Ближнем Востоке. Если исходить из тезиса об этнической атрибуции и оформленности культур уже в неолите. То возникает ситуация когда на огромных пространствах Древнего Востока существовали как выше указывалось отдельные крупные этнолингвистические изоляты, хотя и контактировавшие между собою. Если некоторые из этих культур специалисты более или менее пытаются сопоставить с предками некоторых современных этнолингвистических общностей, то и это лишь отчасти редкое исключение. Так, например, есть веское основание считать Натуфийскую культуру при всей дискуссионности этой проблемы связанной с праафразийской общностью. (Миллитарев, Шнирельман, 1984.). Тоже относится к культурам Западного Ирана и Джейтунской культурой Туркмении явные связи, между которыми в неолите, по мнению специалистов напрямую дают возможность сопоставить их с дифференциацией, к примеру, эламо-дравидской общности. То же следует допускать для культуры Убайда, которая неоспоримо является протошумерской, хотя правда и относящейся к более позднему времени к энеолиту. (История Древнего Востока, 1983.). Но лингвистика уже просматривает под мощными слоями, к примеру, шумерского языка и слои неизвестной лингвистической природы, например прототигридский (банановый) и протоевфратский субстраты, которые со всей очевидностью могут сопоставляться с культурами неолита. А значит, в неолите, скорее всего, могли обитать на Ближнем Востоке и общности неизвестной этнолингвистической природы. А такое как указывалось выше, допустимо и для неолита Причерноморья Кавказа и других его областей. Прототигридский и протоевфратский субстраты пока не находят языковых аналогий с современными этнолингвистическими общностями. В некоторых работах есть вскользь упоминание о возможном допущении их праиндоевропейской природы, но оно лишь априори. (Шапошников, 2005.).
Одно известно точно эти субстраты единодушно специалисты связывают с населением, оставившее нам памятники типа Халафа и Хассуны. (История Древнего Востока, 1983.). Что дает нам этот экскурс на фоне проблемы взаимоотношения неолитических культур. Если исходить из тезиса, культурной инвазии ближневосточного населения, то, следовательно, можно было бы считать, что в становлении неолита Кавказа определенную роль сыграли именно эти племена праафразийцев, прототигридцев и протоевфратцев. Не исключено и такое положение вещей. Например, наличие такого пласта взаимных корреспонденций между прасеверакавказцев и праафразийцев как будто бы и находит в данном случае подтверждение. Более того связи эти фиксируются и для отдельных членов обеих этих общностей. Однако практически нет подобных соотношений между прасеверокавказской и ее членов с протомессопотамскими общностями. Сюда следует правда отнести и Малую Азию, которая традиционно являясь наиболее близким регионом, откуда и поступали эти культурные достижения, что, так же следовало бы считать важнейшим очагом этнолингвистического влияния. У нас, правда пока нет точных и неоспоримых данных об этнолингвистической природе населения древней Анатолии, но симптоматично источники скорее указывают на ее прасевернокавказскую природу, во всяком случае, для эпохи ранней бронзы самый ранний пласт считается хаттский и хурритский в широком смысле этого понятия, прямых членов прасеверокавказской общности. (История Древнего Востока, 1988.). Во всяком случае, предполагают, что уже после окончательного обособления собственно прасеверокавказской общности, она локализовалась в областях северной части полуострова Малой Азии (Анатолия), вернее анатолийского Причерноморья. По данным климатологии, в VI-V тт. до н. э., и даже раньше, вероятно имел место процесс аридизации климата Малой Азии, что способствовало, по мнению некоторых специалистов, миграции пракавказской общности с Анатолии двумя путями на запад - Балканы и на восток северо-восток – Кавказ, Переднеазиатское нагорье, Северную Месопотамию. И даже что они являются создателями неолитической экономики Европы и Причерноморья. Вопрос этот конечно сложен, но очевидно имели место подобные передвижения. (Сафронов, 1989., Сафронов, Николаева, 2003.).
Исходя из культурной лексики прасеверокавказской общности, она уже представлена хорошо развитым неолитическим комплексом. Время распада этой общности скорее падает по единодушному мнению специалистов именно серединой неолита, то есть примерно к концу VII- нач. VI тт. до н. э. Однако место распада этой общности пока не может быть точно установлена. Если исходить из точки зрения локализации прасинокавказской общности в пределах Ближнего Востока то и место ее локализации может находиться неподалеку, скажем на Кавказе или, к примеру, в Малой Азии. Если локализовать прасинокавказцев в Центральной Азии или на Дальнем Востоке или в Юго-восточной Азии, то при всей смелости подобных локализаций следовало бы допустить, миграцию прасевернокавказцев скажем так в «готовом виде» с востока на запад. Откуда они принесли в Абхазию и Восточное Причерноморье в целом, и навыки, например просоводства, а по пути следования по индийскому субконтиненту одомашнили древних кур, учитывая, что очаг одомашнивания куриных находиться как раз таки в этом месте. (Романчук, 2007.). Данные топонимики, а так же преданий позволяют уже прорисовываться ряду топонимов, к примеру, Приаралья и Средней Азии как хурритским, например известная историческая область Хорезм смело связывается с этнонимом хурриты. (Иванов, 1983.). Если допустить смелую гипотезу об имевшей в далекой древности локализации хурритов, а скорее в целом прасевернокавказцев в этих областях, то легко можно объяснить и имевшие в древности генетические и видимо ареальные контакты и вырисовать очаг древнейших контактов отдельных членов прасинокавказцев, к примеру, праенисейцев и буришей, как раз таки и локализуемых в этих местах. И где бы западноевразийское подразделение синнокавказской общности в лице прасевернокавказцев оставило единичные редчайшие топонимы в местах своей древней прародины в Средней Азии по пути следования из Юго-Восточной Азии, или Центральной Азии или Дальнего Востока, например. И потому сбрасывать со счетов подобный восточный путь миграции прасевернокавказцев не стоит. Но на это нет пока строго данных. Справедливости ради следует, однако отметить и то, что процесс этот происходил скорее на рубеже мезолита и неолита и, следовательно, основная масса носителей прасевернокавказцев уже очень рано обитало на Кавказе. Проблема, однако, заключается в том, что тезис о восточной локализации прасинокавказской и конкретно прасеверокавказской общности наталкиваются на непреодолимые трудности историко-культурного плана - слишком большие расстояния и наличия большого числа неолитических культур, с различным генезисом и различными историческими судьбами ее носителей. Иначе культурно-пространственная картина неолитической эпохи для регионов, где предполагается наличие прасинокавказских слоев рисовала бы нам картину относительно однородного культурно-исторического континуума, а этого не наблюдается. С другой стороны если представить непрерывную модель языкового ландшафта, то вряд ли следовало бы допускать языковую непрерывность на столь огромных расстояниях от Кавказа до Дальнего Востока или в лучшем случае Средней или Центральной Азии. Не следует при этом забывать, что нередко в литературе превалирует тезис о несомненном кавказском атрибуте ряда неолитических культур Европы. Во всяком случае, большинство ученых единодушны в признании тезиса о доиндоевропейской атрибуции большинства культур Средиземноморья и Балкан раннего неолита и даже энеолита. (Титов, 1970., Мерперт, 1984., История Европы, 1988.). Конечно, было бы не корректно все доиндоевропейские культуры и доиндоевропейские топонимы считать, несомненно, прасеверокавказскими, но было бы некорректно и полностью отрицать таковое, и, несомненно, часть из них видимо действительно могла включать прасеверокавказской пласт. Возможно, определенная их часть и действительно была прасеверокавказской природы. Скорее можно допустить, что в эпоху неолита на всем огромном переднеазиатско-средиземноморском регионе уже шло складывание прасеверокавказской общности. Она и оставила нам ранние культуры бескерамического неолита Европы и раннего неолита Кавказа. Очаг первоначального продвижения пракавказской общности следовало бы локализовать скорее в Анатолии, как это указывалось выше, и прилегающей части Балкан. Что по времени и совпадет с началом миграции основных звеньев этой общности как в северном кавказском, так и в западном в Европу направлениях. По пути следования на запад она оставляет нам, какие то пока не зафиксированные кавказские общности Карпат, Балкан и Подунавья, а в Анатолии и далее на Кавказе прабхазоадыгов и прахаттов и прахурритов. Иначе сложно объяснить наличие таких древних членов прасеверокавказской, а также прасинокавказской общности как басков и этрусков (правда, последние переселились уже в историческое время.). Здесь же следует отметить, что известные уже достоверные корреспонденции, к примеру, праафразийцев ее ливио-гуанчской группы с абхазо-адыгами, к примеру, на прямую, следовательно, указывают и дают возможность связывать ареал этих контактов именно со средиземноморскими и даже конкретно с западносредиземноморскими областями. Где соприкасались бы эти группы. Так, к примеру, для некоторых языковых и топонимических пластов Иберийского полуострова допускают прахамитскию основу именно береберо-гуанчскую, к примеру, для протоиберийской письменности. (История Европы, 1988.). Возможно, и на этом отрезке осуществлялись контакты а-а с ливио-гуанчской группой. Не исключая морские миграции несколько более позднего времени.

Литература.

1. Алексеев В. П. Происхождение народов Кавказа. Краниологическое исследование. М., 1974.
2. Алексеев В. П. География человеческих рас. М., 1974.
3. Асланишвили В. О. Население бассейна реки Арагви от неолита до современности. Теория антропологии и ее методы, истоки и развитие. К 110 летию В. В. Бунака. V Бунаковские чтения. Тезисы докладов. Часть II. М., 2001.
4. Абдушелишвили М. Г. Антропология древнего и современного населения Кавказа. Горизонты антропологии. Труды международной научной конференции памяти академика В. П. Алексеева. М., 2003.
5. Бунак В. В. Черепа из склепов горного Кавказа в сравнительно-антропологическом освещении. Сборник музея антропологии и этнографии АН СССР., Т. XIV. М. -Л., 1953.
6. Бжания В. В. Кавказ. Неолит Северной Евразии. М., 1990.
7. Бгажба О. Х., Лакоба С. З. История Абхазии. С древнейших времен до наших дней. Сухум, 2007.
8. Воронов Ю. Н. Археологическая карта Абхазии. Сухуми, 1969.
9. Герасимова М. М. О генеалогических взаимоотношениях кавкасионской и понтийской рас (на краниологическом материале). Единство и многообразие человеческого рода. Часть 2. М., 1997.
10. Дыбо В. А., Терентьев В. А. Ностратическая макросемья и проблема ее временной локализации. Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока. М., 1984.
11. Джапаридзе О. М. На заре этнокультурной истории Кавказа. Тбилиси, 1989.
12. Джапаридзе О. М. К этнической истории грузинских племен (по данным археологии). Тб., 1976. (на груз яз., резюм. на русск. яз. ).
13. Джапаридзе О. М. Археология Грузии (каменный век и эпоха бронзы). Тб., 1991.
14. Долуханов П. М. Неолитизация Европы: хронология и модели. Неолит - энеолит юга и неолит севера Восточной Европы. (новые материалы, исследования, проблемы неолитизации регионов). СПб., 2003.
15. Инал-Ипа Ш. Д. Абхазы (историко-этнографический очерк). Сухуми, 1965.
16. Инал-Ипа Ш. Д. Страницы исторической этнографии абхазов (материалы и исследования). Сухуми, 1971.
17. Иванов В. В. История славянских и балканских названий металлов. М., 1983.
18. История древнего Востока. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. Часть I. Месопотамия. М., 1983.
19. История древнего Востока. Зарождение дренвейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. Часть II. Передняя Азия. Египет. М., 1988.
20. История Европы. Т. I., М., 1988.
21. Квициния П. К. Вопросы антропологии абхазов. Сухум, 2000. (на абх. яз. резюм. на русск. яз. ).
22. Канделаки Д. А. Ранние этапы этногенеза абхазо-адыгов и географическая среда их обитания. 50-ая итоговая научная сессия (25-27 апреля). Тезисы докладов. - Сухум: АбИГИ, 2006.
23. Канделаки Д. А. Географическая среда на ранних этапах истории абхазов и адыгов. Археология, этнология и фольклористика Кавказа: Материалы Международной научной конференции «Новейшие археологические и этнографические исследования на Кавказе». Махачкала, 2007.
24. Канделаки Д. А. Становление производящей экономики на территории Абхазии. Человек: его биологическая и социальная история. Труды Международной конференции, посвященной 80-летию академика РАН В. П. Алексеева (Четвертые Алексеевские чтения). М., 2010.
25. Канделаки Д. А. Ранние этапы этапы этногенеза абхазо-адыгов и географическая среда их обитания (к постановке проблемы). Абхазоведение: Археология; История; Этнология. Сухум, 2011., вып. V-VI.
26. Миллитарев А. Ю., Шнирельман В. А. К проблеме локализации древнейших афразийцев (опыт лингво-археологической реконструкции). Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока. М., 1984.
27. Миллитарев А. Ю., Старостин С. А. Общая афразийско-севернокавказская культурная лексика. Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока. М., 1984.
28. Мерперт Н. Я. Этнокультурные изменения на Балканах на рубеже энеолита и раннего бронзового века. Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. Лингвистика, история и археология. М., 1984.
29. Назарова А. Ф. Генетические данные к проблеме дифференциации северных монголоидов и америндов на территории Евразии. Вестник Антропологии. Альманах. Вып. 6., М., 1999.
30. Николаева Н. А. Индоарии на Северном Кавказе (III тыс. ). Вестник Московского государственного областного университета. Серия «Истории и политические науки». № 1., М., 2007.
31. Романчук А. Прародина сино-кавказской языковой общности: проблема локализации. «Четвертые Торчиновские чтения. Философия, религия и культура стран Востока: Материалы научной конференции». СПб., 2007.
32. Соловьев Л. Н. Об итогах археологических раскопок в гроте Хупынипшахва в 1960 г. Тр. АБНИИЯЛИ., 1961., XXXII.
33. Соловьев Л. Н. Неолитические поселения Черноморского побережья Кавказа: Нижне-шиловское и Кистрик. Материалы по археологии Абхазии. Тбилиси, 1967.
34. Старостин С. А. Культурная лексика в общесеверокавказском словарном фонде. Древняя Анатолия. М., 1985.
35. Сафронов В. А. Индоевропейские прародины. Горький, 1989.
36. Сафронов В. А., Николаева Н. А. История Древнего Востока в Ветхом Завете. М., 2003.
37. Титов В. С. К вопросу о соотношении этно-лингвистических слоев и культурно-исторических общностей на юге Балканского полуострова. КСИА., 1970., 123.
38. Формозов А. А. Проблемы этнокультурной истории каменного века на территории европейской части СССР. М., 1977.
39. Шапошников А. К. Indoarica в Северном Причерноморье. ВЯ., 2005., № 5.


Карта № 1. Памятники эпохи неолита Абхазии и сопредельных территорий.


Карта № 2. Крупнейшие неолитические памятники Кавказа, граница западно-закавказской неолитической культуры и направления культурных влияний.


Карта № 3. Гипотетические очаги прародины и вероятные пути расселения прасинокавказской макросемьи.


Карта № 4. Основные предполагаемые очаги локализации макросемей накануне раннего неолита.


Карта № 5. Локализация основных звеньев Синнокавказской общности в Евразии и пути их расселения на рубеже мезолита и неолита.
____________________________________


Становление производящей экономики на территории Абхазии

Человек: его биологическая и социальная история. Труды Международной конференции, посвященной 80-летию академика РАН В. П. Алексеева (Четвертые Алексеевские чтения). М., 2010.

В современной исторической науке особый интерес представляет изучение переломных этапов в истории человечества, среди которых, наверное, процесс становления производящей экономики занимает особое положение. Переход этот, был в целом обусловлен резкими изменениями климата на земле, связанного с глобальным потеплением на рубеже плейстоцена и голоцена, и приведших к коренной ломке всех экосистем. Однако в каждом регионе природные изменения имели свои особенности, не является исключением в этом смысле и территория Абхазии входящую в Западно-Закавказскую естественноисторическую область. На современном этапе этот регион относится к зоне влажного субтропического климата средиземноморского типа формирование, которого падает еще на третичный период, и оставался таковым на протяжении всего плейстоцена. Таким образом, Абхазию, можно считать большим рефугиумом, в котором на протяжении ледниковых периодов находили убежища представители флоры и фауны. (Куфтырева и др., 1961, Бгажба, 1964.). Близость Абхазии и в целом Кавказского Причерноморья к древнейшим очагам становление производящей экономики вызывает в этой связи особый интерес. Это наглядно подтверждается существованием в этой области большого количества мезолитических и неолитических памятников.
Для того чтобы понять, как отразились специфические особенности изменения географической среды Западного Закавказья на развитии местного общества, следует обратиться к данным исторической науки. В Западном Закавказье, включая сюда и Абхазию, широко представлены памятники интересующей нас эпохи, переходных от верхнего палеолита к мезолиту, а так же собственно неолитические памятники. Они охватывают большой промежуток времени, однако вопросы периодизации вышеуказанных памятников осложняется отсутствием точных абсолютных датировок. О времени сложения мезолита на территории Абхазии мы можем ориентировочно судить по самой верхней колонке слоев верхнего палеолита грота Апианча падающий на 17300 лет, и слою с единичными находками конца верхнего палеолита Воронцовской пещеры 14100 лет. Не менее сложно определить границу между мезолитом и неолитом, их хронологический диапазон определяется от 9 до 6 т. л. Проще дать верхнюю границу переходную от неолита к энеолиту, который в целом падает на период не раннее конца V т. до н. э. Таким образом, все памятники интересующей нас эпохи хронологически падают на время от 17 до 5 тысяч лет. Среди них Ацинская пещера, Холодный грот, Медовая пещера II, Квачара (Куабчара) (II-IV слои), Яштух, Джампал, Энцери, Дарквети. Большинство памятников мезолита Западного Закавказья представлен следующими стоянками: Квачара (II- IV слои); Холодный грот (верхний слой); Яштух; Джампал; Энцери; Дарквети (нижний слой) и др. К ним до некоторой степени близко стоят материалы из Цонской пещеры и Кударо I. Мезолитические памятники Закавказья обнаруживают определенную близость с материалами Ирана (Загроса) и в меньшей степени Палестины и Сирии. (Формозов,1964, Мунчаев,1975.). Мезолитические памятники Западного Закавказья, складывались на базе верхнего палеолита и здесь не заметно каких-либо перерывов развития, они входят в так называемую Закавказскую мезолитическую культуру. Для многих мезолитических памятников характерно наличие не только кремневых орудий труда, но и дифференциация орудий труда из сланца. Появляется большое количество новых орудий: подшлифованные каменные топоры и долота, прообразы зернотерок и терочников, сланцевые и костяные мотыги. Все это свидетельствуют об активном изменении форм ведения хозяйства. На фоне этого видны многочисленные следы рыболовства. Помимо этого в переходных от позднего мезолита к раннему неолиту памятниках, таких как Дарквети IV, Анасеули I, Холодный грот, встречаются многочисленные вкладыши жатвенных орудий. (Соловьев, 1967, 1972, Хотелашвили, 1970.). Все это говорит о том, что местное общество постепенно переходило к новым формам хозяйствования, в частности связанного в первую очередь с трансформацией роли собирательства.
Говоря о неолите Западного Закавказья, то основной материал относится к поселениям Кистрика и Одиши, Нижнешиловское, Мимисцихе, Анасеули и Самеле-Клде. Неолит Западного Закавказья непосредственно входит в зону восточно-средиземноморской неолитической культуры, которая является частью переднеазиатской цивилизации новокаменного века. Большинство их фиксируется как на открытых поселениях, так и в навесах. Встречаются и многослойные поселения с хорошей стратиграфией. Ранненеолитическую ступень характеризуют Холодный грот I, Анасеули I, Дарквети IV, Апианча I, Мелоури, Лемса, Хорши и ряд других. Большинство памятников характеризуются еще присваивающим хозяйством. Но здесь уже намечается ряд важных изменений. На ряде памятников заметна все возрастающая роль сланца и обсидиана, который постепенно начинают замещать кремневые орудия. Скорее всего, это свидетельствует не о кардинальных изменениях не о «неолитической революции» в подлинном смысле, которую мы наблюдаем в Передней Азии, а лишь о первых шагах в этом направлении. Таким образом, на территории Западного Закавказья мы как будто бы видим некоторое запаздывание в складывании неолитического комплекса, его несравненно более поздние по отношению к южным переднеазиатским и восточно-средиземноморским областям хронологические рубежи (Формозов, 1964, Мунчаев, 1975.). Причину этого следует видеть в первую очередь в особенностях природной среды не способствовавших быстрому переходу к истинному земледелию и скотоводству. Таковыми следует считать отсутствие, сколько ни будь обширных обезлесенных участков и борьба с лесными массивами. Большую роль в этом процессе играл и рельеф - лесные горные массивы с одной стороны, заболоченные районы приустьевых прибрежных долин рек, стимулировали освоение более легкой предгорной зоны. С другой стороны высокопродуктивное рыболовство (оно возможно и на побережье и в предгорной зоне) консервировало и до некоторой степени само стимулировало замедленность темпов развития земледелия и скотоводства. Возможно, этим и объясняется тот факт, что наряду с самым ранним появлением в Западном Закавказье следов производящей экономики в интересующем нас регионе отмечается некий процесс ее запаздывания. Видимо шел определенный процесс консервации культурных традиций в особых экологических условиях Западного Закавказья. На начальных этапах неолитическая экономика как будто бы все еще остается присваивающей, охота еще продолжает играть значительную роль. Остеологический и палеоботанический материал, происходящий с ранних неолитических памятников, не имеет никаких следов доместикации растений и животных (Формозов, 1964, Шнирельман, 1989.). Ряд специалистов не считают доказанным земледельческий характер ранненеолитического общества на этой территории. Одной из причин подобного явления следует видеть в особенностях экологической среды обитания. Не смотря на благоприятные условия среды, влажные субтропики Западного Закавказья, не были связаны с большинством видов доместицированных животных и растений (Формозов,1964, Шнирельман, 1989.). Основные очаги доместицированных видов растений и животных и их диких предков, встречаются в ранних слоях памятников мезолита и неолита, приуроченных к южным областям - Передней Азии и Восточному Средиземноморью. В тоже время в Западном Закавказье с его влажным субтропическим климатом в большей степени характерны плодово-древесные формы, и отсутствие основных объектов доместикации - злаковых экологические группировки которых приурочены к сухим степным зонам Ближнего Востока. ( Бгажба, 1964.). Западное Закавказье и Абхазия в частности, в целом не были центрами происхождения многих основных видов доместицированных растений и животных. Все это подтверждается в большинстве случаев археологическими материалами.

Следы развитой производящей экономики мы наблюдаем на более позднем этапе, относящимся лишь к концу неолита и начало энеолита. Примером может служить памятник Дарквети, где уже присутствуют остатки домашнего скота, в том числе и крупного. Но здесь нет следов его эволюции, эти формы как будто бы привнесены уже в готовом виде, к тому же нет следов скотоводства в синхронных с Дарквети соседними памятниками. К тому же на этом памятнике нет следов культурных растений. Однако возникает вопрос, по какому пути шло общество здесь, в чем причины своеобразия его пути.

Несомненно, появления большого числа специфических орудий труда в мезолите и неолите Абхазии и Западного Закавказья, свидетельствуют о наличии высокопродуктивного собирательства в этом регионе, что не может не отражать начальные этапы зарождения земледелия. Таким образом, местное общество, несомненно, проходило этапы становления производящего хозяйства. Но его особенности крылись в специфике природной среды окружавшей население того времени. Все это свидетельствует о начавшемся процессе поиска новых форм хозяйства. Ряд обстоятельств определило специфику этого процесса. Ландшафтные особенности и географическая среда, а именно сочетание лесных субтропических массивов побережья и горно-лесных хвойных формаций. На фоне этого обильное увлажнение региона с богатой гидрографической сетью и наличием огромной водной акватории - Черного моря. Разумеется, мезолитическое и ранненеолитическое общество, в переходную от плейстоцена к голоцену эпоху, адаптировалось соответственно той природной обстановке, которое их окружало. Она выразилось в еще большей активизации собирательства, первое место в котором отводилось диким древесно-плодовым растениям. Не меньшую роль следует отдать рыболовству. Видимо в этом районе зарождались зачатки самостоятельного очага производящей экономики, для которого был свойственен свой специфический набор раннекультивируемых растений и доместицированных животных. Его локальность могла заключаться не только в специфическом наборе доместицированных растений и животных, но и в самой специфике всего хода зарождения производящего хозяйства, его взаимоотношениях с соседними локальными вариантами и микроочагами, его дальнейшей судьбой, наконец. Для Абхазии и Западного Закавказья самыми ранними культурными растениями (правда прямых указаний на их находки в мезолите и неолите у нас нет) можно считать просо, чуть позже появляются рож, овес, чумиза и ряд бобовых. Не исключено что местное население является изобретателем и древнейшего садоводства. Среди ранних доместицированных животных (прямых находок в памятниках нет, но мы исходим из вероятности наличия ареалов их диких предков) можно назвать свинью, в меньшей степени козу. (Шнирельман, 1989.). Для Абхазии требует проверки факт попытки приручения оленей, что широко диагностируется фольклорно-мифологическими данными. Но на начальных этапах многие орудия труда не могли служить для истинного земледелия даже в самых зачаточных его формах, и возможно больше предназначались для обработки и переработки пока еще диких растений. ( Шнирельман, 1989.). Однако их наличие уже может свидетельствовать о развитии зачатков элементов подсечно-огневого мотыжного земледелия. (Соловьев, 1967, 1972, Хотелашвили, 1970.). Видимо для влажносубтропической зоны средиземноморского типа Западного Закавказья и Абхазии уже следует говорить о начальном этапе сложения в этом регионе нового хозяйственно-культурного типа, характеризовавшегося элементами подсечно-огневого мотыжного земледелия, рыболовства, чему способствовали вышеуказанные гидрографические условия, раннего садоводства, зачатков скотоводства. Не исключено что в неолите, уже можно говорить об охоте на морского зверя (дельфиний промысел). Болота прибрежных и приречных зон не способствовали широкому культивированию злаковых, очаги которого находились в не этой области. Однако и здесь происходил процесс доместикации в первую очередь проса чуть позже ржи, ряда плодовых (фрукты). Основные очаги, как земледелия, так и скотоводства располагались в предгорной зоне. Однако горно-долинная зона и побережье (представление о побережье как о непригодном для хозяйственной деятельности отчасти неверен, болотистые зоны побережья в основном приурочены к приустьевым зонам рек, что связаны с их гидродинамикой) так же являлись очагами активного земледелия и скотоводства. (Куфтырева и др., 1961.). Учитывая высокую степень увлажнения региона, следует считать, что рыболовство было развито во всех выше перечисленных зонах.
Важно понять другое, было ли окончательное сложение производящих форм экономики в конце неолита и начале энеолита связано с притоком нового населения, то есть миграциями или мы можем говорить лишь о культурных связях с передовыми земледельческо-скотоводческими центрами Передней Азии и Восточного Средиземноморья. Разумеется, миграции населения в эпоху мезолита и неолита имели место практически постоянно, но они не имели серьезных этнических последствий. Причина этого кроется в том, что условия среды не могли способствовать переселению инородных этнокультурных групп в столь раннее время из-за слабого для того времени уровня развития земледелия и скотоводства. Новая этническая, культурная, хозяйственная среда, а в еще большей степени природная и экологическая обстановка, все это ставило пришельцев в тяжелые условия выживания. При переселении на новую территорию, это способствовало к выбору мигрантами условий среды аналогичных прежним местам их обитания. Не меньшую роль в данном случае надо отводить и самому характеру взаимовлияния. Мигранты столкнулись бы здесь не с пустыми и редко заселенными территориями, а с густонаселенной областью. Местное население также подверженное изменениям мезолита и неолита (природно-климатическим), аналогично своим южным соседям вела поиск новых форм хозяйствования. Здесь, как указывалось выше, уже складывается отдельный микроочаг производящей экономики который в силу особенностей природно-климатических и ландшафтных условий имел свои специфические черты. В связи с чем, мигранты не могли полностью реализовать в этих условиях свои навыки ведения хозяйства (агрикультуру и т.д.). В этой связи, ближневосточных пришельцев, Западное Закавказье могло манить в меньшей степени, условия, среды которой не позволяли бы развернуть здесь свою деятельность. Аборигенное общество, которого, находилось, на высоком уровне развития возможно не уступавшее пришельцам, могло их поглотить и мигранты, не влияя на их этнический облик, растворялись в этнокультурной аборигенной среде Западного Кавказа (Мерперт, 1978.).
В заключение следовало бы коснуться и проблемы влияния экологической обстановки того периода, особенностей природной среды и ландшафта на систему расселения древних земледельце и скотоводов Абхазии да и всего Закавказского Причерноморья. Уже беглый обзор географической локализации памятников археологии, показывает, что оптимальными для обитания человека начиная с эпохи мезолита и даже верхнего палеолита, были три зоны: прибрежная; предгорная и горно-долинная. Однако между ними не следует проводить большой разницы. Нередко бытующее в современной исторической литературе, в частности для Абхазии, мнение об имеющем место исторически очень раннем хозяйственно-культурном размежевании населения на горную охотничье-скотоводческую и более развитую экономически, культурно и социально прибрежную земледельческую группы не имеют никаких серьезных оснований. Для территории Абхазии оно неприемлемо с точки зрения естественно географического характера, ибо эти территории являются едиными в природно-ландшафтном отношении субтропическими зонами. Не приемлемо это и с точки зрения пространственных масштабов. Расстояния не были столь большими, что бы создавались условия для культурного и экономического размежевания населения. Все это подтверждается в первую очередь данными археологии. Все памятники интересующих периодов, да и периодов близких к современности, находятся, в местах расселения современного населения и нет каких либо оснований предполагать какие, либо иные формы расселения и пространственной организации поселений на территории Абхазии с древних времен.

Литература

1. Бгажба М. Т. Растительные ресурсы Абхазии и их использование. Сухуми, 1964.
2. Бжания В. В. Кавказ. Неолит Северной Евразии. М, 1991. С. 73-86.
3. Бурчак - Абрамович Н. И. Фауна пещерных стоянок Южной Абхазии. Сб. : Пещеры Грузии. Т. 3., Тб., 1965. С. 74-89.
4. Бурчак - Абрамович Н. И. Ископаемые позвоночные верхнепалеолитической стоянки пещеры Окуми в южной Абхазии. Статья первая. Пещеры Грузии. 9., Тбилиси, 1981. С. 123-135.
5. Векуа А. К., Габелая Ц. Д., Мусхелишвили А. Т. Палеолитическая фауна позвоночных из пещер Западной Грузии. Пещеры Грузии. 9., Тбилиси, 1981. С. 38-51.
6. Габуния М. К., Церетели Л. Д. Мезолит Грузии. КСИА., 1977., в. 149. С. 34-41.
7. Громова Вера. К истории фауны млекопитающих Кавказа. Изв. АН СССР., № 5., Сер. биолог., 1948.
8. Куфтырева Н. С., Лашхия Ш. В., Мгеладзе К. Г. Природа Абхазии. Сухуми, 1961.
9. Лисицына Г. Н. Культурные растения Ближнего Востока и юга Средней Азии в VIII-V тт. до н. э. СА., 1970., № 3. С. 53-66.
10. Лисицына Г. Н., Прищепенко Л. В. Плеоэтноботанические находки Кавказа и Ближнего Востока. М., 1977.
11. Массон В. М. Первые земледельцы Месопотамии (К проблеме сложения). ВДИ., 1971., № 3. С. 3-15.
12. Мерперт Н. Я. Миграции в эпоху неолита и энеолита. СА., 1978., № 3. С. 9-28.
13. Мунчаев Р. М. Кавказ на заре бронзового века. Неолит, энеолит, ранняя бронза. М., 1975.
14. Соловьев Л. Н. Новый памятник культурных связей Кавказского Причерноморья в эпоху неолита и бронзы- стоянки Воронцовской пещеры. Тр. АбНИИЯЛИ., Сухуми, 1958, 29. С. 135-176.
15. Соловьев Л. Н. Об итогах археологических раскопок в гроте Хупынипшахва в 1960. Тр. АбНИИ., 32., 1961. С. 191-195.
16. Соловьев Л. Н. Неолитические поселения Черноморского побережья Кавказа: Нижнешиловское и Кистрик. Материалы по археологии Абхазии. Тбилиси, 1967. С. 3-30.
17. Соловьев Л. Н. Мотыгообразные орудия Сочи - адлерского типа. Изв. АбНИИ., Тб., 1972., 1. С. 81-91.
18. Федоров Я. А. Этнокультурные связи Восточной Анатолии и Западного Закавказья в позднем неолите. ВМГУ. Сер. истор., 1973., № 5. С. 52-63.
19. Формозов А. А. Обзор исследований мезолитических стоянок на Кавказе. СА., 1963., № 4.
20. Формозов А. А. Неолит и энеолит Северо - Западного Кавказа в свете последних исследований. СА., 1964., № 3. С. 8-20.
21. Хотелашвили М. К. О древнейших змледельческих орудиях Абхазии. Сб. ст. препод. и аспир. Сух. Гос. пед. ин - та. Сухуми, 1970.
22. Шнирельман В. А. Возникновение производящего хозяйства. М., 1989.
_________________________________


Гагра: страницы истории

Опубликовано: газета "Гагрский Вестник", №№ 37-42.

Самый северо-западный предел Республики Абхазия, граничащий непосредственно с территорией Российской Федерации входит в состав Гагрского района, частично расположенный в исторической области Садзен - одной из семи исторических областей Абхазии. Называемая коренным населением абхазами Цьгьыта представляет собой известную в исторических источниках область Малой Абхазии или Джигетской (Садзской) Малой Абхазии. Сама историческая область Садзен, территория исконного проживания абхазов частично лежит за пределами Абхазии и располагается на территории Сочи-Адлера.

На современном этапе археологической и исторической наукой накоплен колоссальный исследовательский материал по истории Восточного Причерноморья, Абхазии включая сюда и территорию Гагрского района.

Самые ранние следы обитания человека на нашей территории отмечено еще периодом древнего шелля и ашелля и датируемые возрастом примерно в 500-400 т. л. назад. Об этом свидетельствуют остатки каменных орудий в одних из самых известных эталонных памятниках раннего палеолита в районе сел Цандрипша, Гячрипша, Ачмарда и Псахара являющиеся одними из древнейших на территории бывшего СССР. Они оставлены древним представителем вида человека Homo haidelbergensis, то есть гейдельбергским человеком.

Примерно 150 т. л. назад, наступает эпоха среднего палеолита, и на нашу территорию приходит уже новый вид Homo neanderthalensis, то есть неандертальский человек. Следы его деятельности находятся в тех же местах, что говорит о длительной оседлости этих людей. Это пункты Лапста, Псоу, Ачмарда. В финале среднего палеолита в наш край приходит совершенно другой вид, человек разумный или Homo sapiens, sapiens. Который сосуществовал несколько тысячелетий с неандертальским человеком. Человек разумный, нес другую более совершенную технологию изготовления каменных орудий, и потому время его прихода совпала в целом с новым этапом, который именуется поздним или верхним палеолитом, который падает примерно на период 40-35 т. л. назад. Любопытно, что уже для периода верхнего палеолита мы обладаем некоторой информацией о внешнем облике древнего человека современного вида. Так по находкам из памятников Сочинского Причерноморья и грота Хупынипшахуа в Абхазии, известно, что человек того времени нес черты древнего евроафриканского или протоавстралоидного типа. Это лишний раз подтверждает, что исход предков всего человечества произошел из Африки, а так же то, что Кавказ, а значит и территория Абхазии, были одним из очагов сложения европеоидной расы. На территории нашего района следы человека разумного найдены в районе села Микельрипш, у реки Мехадыр, в бассейне реки Хашупсе в районе села Ачмарда. Более того, следы человека разумного, найдены, в том числе и в черте самого города Гагра. Так 28-30 т.л. назад человек современного вида уже жил в одной из пещер в ущелье реки Цихерва, и который оставил нам орудия труда верхнепалеолитического облика.

Примерно 15-12 т. л. назад на Земле наступило глобальное потепление, началось повсеместное отступление ледника, а с ним началось и глобальное потепление. Наступила эпоха мезолита или среднего каменного века. На территории Абхазии не было столь глобальных изменений климата, однако и здесь как повсеместно во всем мире начался поиск ведения новых форм хозяйства. Что выразилось в активизации рыболовства и собирательства, что, в конечном счете, способствовало переходу к новым радикальным формам ведения хозяйства. А уже к VII-VI тт. до н. э. здесь население полностью переходит к ведению земледельческого и скотоводческого хозяйства, что отразилось и на эволюции изготовлений каменных орудий. Наступила эпоха неолита-нового каменного века, а преобразования в хозяйстве древних обществ того времени, в частности становление производящей экономики, получило в науке название «неолитической революции». Однако, учитывая природную специфику Абхазии и Гагр в частности, «неолитическая революция» имела определенные особенности. Так впервые среди зерновых культур здесь стали выращивать просо, а чуть позже появляется пшеница, рож и ячмень. Населения нашего края не исключено что являются и изобретателями древнего садоводства. Уже тогда были одомашнены дикие свиньи и козы, затем овцы и чуть позже крупный рогатый скот. Здесь же происходила попытка приручения и одомашнивания оленя. Наличие множества рек и такой большой водной акватории как Черное море способствовала дальнейшему развитию рыболовства, и даже начала охоты на морского зверя - дельфина. Именно в это время начался регулярный выход в море на лодках. Складывается типичный хозяйственно-культурный тип подсечно-огневого земледелия. На территории Гагр отмечена серия поселений эпохи неолита, причем расположены они как в прибрежной части вдоль речных аллювиальных долин так в горных долинах рек Псоу и Хашупсе. Все они располагаются широкой полосой вдоль побережья села Цандрипш, среди них известны поселения у реки Псоу и Лабста. Неолитические поселения в селе Псоу, а так же Белая пещера поселение в бассейне реки Пхиста, и соседний на правом берегу реки Псоу памятник эпохи неолита - Нижняя Шиловка. Уже тогда намечаются отдаленные культурные контакты населения, с памятниками более южных ближневосточных районов. Развитие земледельческо-скотоводческой производящей экономики способствовало прочной оседлости населения, увеличению его численности, усилению контактов с соседними поселениями. Все это не могло не иметь положительных последствий. Уже с того времени видимо следует говорить о сложении крупных племенных подразделений, и видимо тогда население все более приобретает этнографические и языковые черты, в конце концов, способствовавшие формированию древнеабхазских племен.

В эпоху энеолита, то есть медно-каменного века (IV - нач. III тт. до н. э.) получили дальнейшее развитие навыки земледельческо-скотоводческой экономики, но самое главное люди научились добывать металл, первым из которых была медь. В это время усиливаются контакты с различными областями Ближнего Востока и Малой Азии, причем связи эти двусторонние. Свидетельством этих контактов являются находки известных каменных орудий труда, которые получили в науке условное название мотыжки Сочи-адлерского типа. Подобные мотыжки встречаются и на многих памятниках Передней Азии, в том числе и знаменитой Хассунской культуры. Само наименование подобных мотыжек, разумеется, говорит о том, что и в Гагрском районе они имели широкое применение в древнем земледельческом хозяйстве. Встречаются они повсеместно во многих пунктах Абхазии. Следы энеолитических поселений раскинулись по территории Гагрского района у реки Псоу и Лабста, энеолитическое поселение, по-видимому, располагалось в селе Псоу, в бассейне реки Хашупсе в частности в селе Ачмарда, у реки Анакуапсы и т.д. Видимо уже в эпоху энеолита следует говорить о начале развития отгонно-пастбищного скотоводческого хозяйства, с которым связаны уникальные высокогорные памятники Гагрского района, также повсеместно встречающиеся и в других частях Абхазии, а так же Сочи - Адларескаго района. Речь идет о ацангуарах, каменных постройках встречающихся почти во многих местах на Гагрском хребте, в частности на хребте Ахача, между горами Мамдзышха и Дзыхча, на склонах горы Рихуа, на горе Псаю, в урочище Бамбей Яшта. У нас недалеко от города Гагра в ущелье реки Гагрипш так же располагается ацангуар. Этот ацангуар единственный случай расположения подобных построек так близко от моря, остальные характерны для высокогорных альпийских районов. До сих пор в науке не решен окончательно вопрос о назначении этих поистине загадочных построек. С ними же связан цикл фольклерно-мифологических произведений устного творчесвтва абхазов-миф об ацанах, который по предположению современных специалистов отражает, видимо и реальные исторические события, являя собой на ряду с этногенетическими преданиями (предания о происхождении народа) одну из разновидностей антропогенетических преданий (предания о формировании физического облика или смены различных антропологических типов).

Последующий этап в истории нашего общества, связан с началом производства орудий труда и оружия из бронзы. Абхазия стала очагом мощной металлургического производства, что дает право выделять этот район в особую бронзовую металлургическую провинцию. В исторической и археологической литературе указывается на существование таких мощных культур, условно разделенных на периоды ранней, средней и поздней бронзы, среди которых дольменная, очамчирская и колхидская культуры. Следы влияния культур бронзы в Абхазии прослеживаются как на Северном Кавказе и далее в Восточной Европе, так и в Передней и Малой Азии. Контакты и развитие общества в Абхазии был еще более усилен на фоне сложения соседних Майкопской на Северном Кавказе и Куро-араксской в Закавказье культур эпохи ранней бронзы. Эпоха бронзы это период, который дает нам возможность ознакомиться не только с хозяйственной жизнью, но и с некоторыми идеологическими представлениями местных обществ. Учеными открыты как поселения, так и могильники, и другие культовые и погребальные сооружения. В Гагрском районе известны многочисленные памятники эпохи бронзы. Среди них огромный интерес представляют в основном погребальные памятники. Так большой интерес представляет найденные в городе Гагра напротив приморского парка в пещере оссуарных (кувшинных) захоронений, которые датируются концом энеолита и началом ранней бронзы. Материал настолько древний что черепа, которые были уложены в кувшинах, были покрыты веками, натекавшими сталактитовыми образованиями. Другой эталонный памятник всего Причерноморья расположенный в черте города известный Гагрский могильник. Этот уникальный памятник классический пример, в котором представлен не безезызвестный обряд вторичного захоронения. Но еще более интересно то, что в нем представлен обряд ингумации, то есть трупоположения. Существование такого крупного могильника предполагает, и наличие крупного поселения в черте города которое находилась, как предполагают специалисты примерно в черте современного района ущелья реки Адзхыда у и окрестных холмов расположенных в черте города. Гагрский могильник датируется по-разному некоторые относили его то к III т. до н. э., то есть эпохой ранней бронзы, другие несколько более поздним временем примерно IX- перв. пол. VIII вв. до н. э., то есть периодом переходным от средней к поздней бронзе. На основании материала этого могильника мы имеем и некоторые представления о хозяйстве древних Гагрцев. Они занимались уже видимо пашенным земледелием, отгонным пастбищным скотоводством, садоводством, выходили в море на многочисленных лодках для ловли рыбы и охоты на дельфина. Таким образом, это было хозяйство типичных подсечно-огневых, пашенных земледельцев, скотоводов которые разводили крупный и мелкий рогатый скот, как и в наши дни, древние гагрцы перегоняли скот на летние пастбища окрестных гор Гагрского хребта, посещали урочища, а так же занимались рыболовством. В границах поселения были раскинуты великолепные сады фруктовых деревьев и винограда. Подобные крупные поселения существовали, разумеется, и других районах Гагры, открытие их, дело будущего. Говоря о контактах населения Гагр, и его окрестностей, говорят и многочисленные материал изделия из бронзы. Они прослеживаются во многих памятниках, как самой Абхазии, так и за ее пределами включая сюда Черноморское побережье, Центральный и Северо-восточный Кавказ, западное Закавказье. Здесь нет необходимости детально подробно останавливаться на этой проблеме. Древние гагрцы того времени достигли высокого мастерства бронзолитейного производства, изготовления, орудий труда и ювелирных украшений. Так найденные многочисленные клады бронзовых вещей, представлены знаменитыми колхидскими топорами, существует так называемый термин топоры «пиленковского» типа, по месту обнаружения их в селе Пиленко, исторически восстановленного как село Цандрипш потому можно говорить и о топорах «Цандрипшского» типа. Подобные клады помимо села Цандрипш найдены и в других местах Гагрского района. В черте нашего города подобные клады обнаружены в Старой Гагре, и в Новой Гагре. Другой подобный клад обнаружен в селе Псахара (Колхида). Клады бронзовых топоров обнаружен так же в Пицунде. Следует упомянуть и интересную фрагментированную находку маленького кувшинчика на границе Старой и Новой Гагры в ущелье реки Цихерва, датируемой средней бронзой. Среди украшений большой интерес представляют бронзовые изделия, которые несут явно сакральную, религиозную функцию, к примеру, так называемые умбоновидные или конусовидные украшения, в большом количестве найденные в Гагрском могильнике. Не менее интересны и находки керамических сосудов с текстильным орнаментом, которую именуют текстильной керамикой. Эти сосуды изготовлялись особым способом налепа глины на ткань, после обжига которой, ткань сгорала и оставляла характерный орнамент. Такой способ был связан с широким использованием этих сосудов для цели выпаривания морской соли, которая шла как на внутренние нужды, так и для экспорта. Ученые обнаружили в большом количестве подобные сосуды. По-видимому, это была отдельная специализация хозяйства, что предполагает даже существования целых поселений солеваров, располагавшихся на побережье. Такая случайная находка текстильной керамики была сделана и в черте города Гагра у крепости «Абаата». Наш район связан еще с одной группой уникальных памятников эпохи бронзы - дольменами. В Гаграх дольменные памятники встречаются во многих пунктах, среди которых плиточные дольмены села Ачмарда, корытообразные дольмены села Мкельрипш и бассейна реки Пхиста и т. д. Дольменные памятники одна из загадок истории, до сих пор в литературе идет спор об их назначении. Но в целом это памятники погребального характера, а также культового поклонения предкам. Загадочно и само появление дольменов на Кавказе и время их строительства. Подобные мегалитические сооружения встречаются по всему Средиземноморью, а так же в Малой и Передней Азии. В науке есть предположение, что распространение идеи строительства дольменов на прямую связано с началом кораблестроения и активных морских плаваний, носивших поначалу каботажный (вдоль берега) характер. Возможно, их компактное распространение в Средиземноморье связано с распространением какой-то мировой религиозной концепции, получившей живительную почву в местах со схожим уровнем социально-экономического и культурного развития, а так же не исключено и этнической близости. Вопрос о конкретной связи дольменов с Абхазией выдвигались разные предположение от морских миграции носителей дольменотворческой идеи, до путешествия представителей самих причерноморских обществ в места строительства дольменов в средиземноморье. В целом все эти концепции имеют право на существование. Есть, к примеру, прямые свидетельства знакомства древнего населения Абхазии с кораблестроением и навыками морского плавания. Доказательством этому служат нередко встречаемые бронзовые изделия с изображением кораблей, а так же богатая морская лексика абхазов наиболее архаичные пласты, которого восходят, несомненно, к эпохе бронзы. Возможно, интенсивные торговые связи населения Абхазии и способствовали распространению идеи дольменостроительства. Вопрос о том, была ли дольменная культура привнесена извне в процессе миграции из Средиземноморья или напротив, сами местные народы заимствовали идеи строительства дольменов, путешествуя по средиземноморским странам, пока остается открытым. Однако не исключено так сказать конвергентное развитие идеи дольменостроительства. В этой связи уместно вспомнить о гипотезе существования у народов северо-западного Кавказа и кавказского Причерноморья древней письменности. Хронологически сопоставимого с эпохой бронзы и расцвета дольменной культуры. Якобы, получившее развитие в далекой Финикии, где существовала колония людей из древнего Майкопа, и приведшее к становлению древнего финикийского алфавитного письма. Следы этой письменности найдены на территории Гагрского района в селе Цандрипш. Это так называемые сосуды с клеймами гагрских гончаров, где изображены подобные знаки-фрагменты письменности. Несмотря на попытку прочитать эти знаки, на основе строя абхазо-адыгских языков, она не получила пока поддержку в научной среде, несмотря на защиту этой идеи некоторыми отечественными и зарубежными специалистами. Главная причина фрагментарность материала. Однако это не случайно и симптоматично указывает на далекие контакты и морские торговые и экономические связи населения Причерноморья с Ближним Востоком и Средиземноморьем. Говоря о датировке дольменной культуры то она в целом хронологически совпадает с периодом переходной от ранней к средней бронзе, то есть вторая половина III т. до н. э. - II т. до н. э. включительно. Но следует напомнить, что в свете последних исследований существует попытка удревнения памятников дольменой эпохи на полтора и даже две тысячи лет. Причем специальные исследования дольменных памятников всегда подтверждали древность абхазской ее группы по отношению к аналогичным памятникам остальной части Кавказа. В вопросе об этнической принадлежности создателей дольменов, уже твердо установлено, что строителями дольменов в целом были именно абхазо-адыги. Доказательством этому служат этнографические, археологические и лингвистические данные, а так же письменные источники, касающиеся религиозных воззрений и погребальных обрядов. Одним из характерных признаков культуры Абхазии эпохи и бронзы является распространение двух основных форм погребального обряда: трупоположения (ингумация) и вторичного захоронения. Оба обряда сосуществовали на территории Абхазии синхронно на протяжении длительного исторического времени, порядка трех тысяч лет. Они в различных своих формах, не образуют, какие либо компактные скопления, и чаще всего в одном отдельно взятом, к примеру, могильнике располагаются вперемежку, не образуя разграничения ни по половому, ни по возрастному, ни по социально- имущественному критериям. Не меньший интерес представляет, и вопрос о времени появления того или иного обряда. Самые ранние погребальные памятники на территории Абхазии фиксируются с ранней бронзы, где уже присутствуют оба обряда, и потому у специалистов нет однозначного мнения по этому вопросу.

Особый интерес в этой связи представляет обряд вторичного захоронения, который некоторыми авторами считается этническим признаком абхазов. Последний распространяется наиболее широко и встречается в дольменах, кромлехах, погребальных урнах (оссуариях), в разного рода скальных навесах, гротах, небольших скальных нишах и пещерах. Об этом свидетельствуют ведущие археологические памятники на территории Абхазии, в частности: пещерные захоронения в урнах и без них эпохи ранней бронзы Гагрском, Калдахварском, Каманском, Лавинном гротах, Воронцовской и Михайловской пещеры; захоронения в урнах на береговом валу села Псоу и Гагрского могильника эпохи средней и поздней бронзы; вторичные урновые захоронения из села Нижняя Эшера (XV-XIII вв. до н.э.); погребения в селах Приморское, Мерхеули, Красный Маяк поздней бронзы; захоронения III в. до н.э. в селе Нижняя Эшера. Вторичные погребения с частичной кремацией фиксируются в селах Палури на реке Ингури), могильник функционировал со второй половины II до середины I тыс. до н.э.), Мухури и Нигвизиани, урновые захоронения IV-III вв. до н.э. в селе Накалакеви. Таким образом, этот обряд функционировал на протяжении длительного исторического времени, а в кромлехах встречается даже на рубеже нашей эры.

Обряд вторичного захоронения, по-видимому, продолжал функционировать и в более позднее время. Речь идет о зафиксированном многими авторами с IV в. до н.э. по XVIII век обряда воздушного погребения, среди которых: Нимфадор Сиракузский (нач. III в. до н.э.); Аполоний Родосский (II в до н.э.); Николай Дамасский (I в. до н.э.); Клавдий Элиан (III в.н.э.); Ж. Лукка, Эвли Челеби (XVIII в.); Арканджело Ламберти (XVII в.); Царевич Вахушти (XVIII в.). Обычай воздушного погребения связан с культом божества молнии Афы, в котором явно проявляются черты бога воителя, и наиболее поздний случай обряда воздушного погребения был зафиксирован в 60 гг. XIX века.

По видимому обряд воздушного погребения представляет собой часть обряда вторичного погребения, когда умершего человека подвешивали на специальной доске к священному дереву, а затем уже по истечению определенного времени его останки погребали (погребальная яма, урна, дольмен и т. д.) в форме кучи костей без определенной анатомической последовательности и прикрывали черепом. Однако существовала различная модификация, к примеру, чаще погребался один череп, за редким исключением хоронился весь посткраниальный скелет, а череп отсутствовал, это могло быть одиночное погребение, парное, или даже несколько индивидуумов. Столь особое отношение к черепу свидетельствует о бытовании среди древних жителей Абхазии культа черепа. О широком практиковании обряда вторичного погребения (в том числе и его части, т.е. обряда воздушного погребения) и о бытовании культа черепа свидетельствуют этнографические данные, и даже некоторые данные топонимики. Так, к примеру, у абхазов бытовал обычай снятия с доски (агукухра), т. е, когда друг покойного спрашивает разрешения у родственников умершего принять все заботы о похоронах. В другом случае, когда выносят покойного из дому, то этот момент обряда именуется «Апсылгара», т.е. уводить мертвого как можно далеко (видимо отражает тот этап погребальной практики, когда мертвого уносили в отведенное для подвешивания место, обычно находившееся в священных специальных рощах). Далее, сам процесс погребения мертвого в современном абхазском языке так и переводится буквально «Кости его предали земле». Существует, к примеру, проклятие в форме «Азахуа ухартцааит», что буквально означает «Чтобы накинули на тебя лиану». Когда абхазы говорят «Клянусь нашим предком» то буквально это звучит так «Клянусь нашим черепом». Среди топонимов достаточно указать местность в селе Куланурхва - Апсцва рыннахарта, буквально место подвешивания покойника (покойников) или Апсы ихы ахаку ацы, т.е. дуб на котором покоится голова (череп) покойника. Таким образом, можно утверждать, что широко практиковавшийся обряд вторичного захоронения на прямую связан с непосредственными предками абхазов и существовал на протяжении длительного времени с эпохи энеолита и ранней бронзы и вплоть до позднего средневековья в течение почти свыше четырех тысяч лет, на территории исторической Абхазии. И потому дольмены как погребальные памятники, предназначенные для обряда вторичного захоронения, несомненно, были построены нашими прямыми предками.

Уже на кануне завершающего этапа эпохи бронзы стали заметно проступать контуры новых социальных и экономических отношений, занималась заря нового этапа развития региона становление раннеклассовых обществ и протогородских цивилизаций. Это время совпало почти с началом широкого освоения металлургии железа, в конце VIII нач. VII вв. до н. э., а чуть позже с появлением здесь первых греческих колоний в начале VI в. до н. э.

Началом появления протогородского центра, по-видимому, следует относить к этому периоду, то есть к еще к VIII в. до н. э., то есть к началу железного века. Именно наличие протогородских центров на побережье Абхазии могло способствовать появление здесь первых греческих колоний-апойкий. Разумеется, греки - милетцы основатели этих колоний на побережье и руководствовались этим принципом, расселяясь в местах активной торговой деятельности местного населения. Так античная историческая традиция связывает с этим местом существование колонии Триглит или Триглиф. Пока сам город не найден археологами но его существование не исключено в районе междуречья Жоеквары Гагрыпша. Возникла эта колония рядом с древннееабхазскими поселениями уже городского типа Абаата и Гагрыпша.

На рубеже ранней и поздней античности Гагра оказывается в фокусе бурных военно-политических событий, связанных со стремлением римлян утвердить свое господство в восточном Причерноморье. Первое проникновение римлян здесь следует отнести ко времени митридатовых воин, в последней компании Митридат VI Евпатор Понтийский, после зимовки в Диоскурии отступая под натиском римлян, пытался проникнуть через Гагрский проход в сторону своих боспорских владений. Однако более прочное утверждение римлян происходит только в конце I - начале II вв. н. э. Тогда же начинается и организация системы римских оборонительных рубежей известных как Понтийский лимес. Гагра оказалось важнейшим пунктом римских владений в этом районе. Где они, по-видимому, на месте более старой крепости отстроили новую крепость кастеллу Нитику. Об этом упоминает в своей инспекционной поездке во II в. н. э. легат Каппадокии Флавий Арриан. Доказательством существования римской крепости в Гагра свидетельствуют и ряд фортификационных элементов крепостной стены Абаата, особенно наиболее древняя ее часть восточная стена.

Разумеется, опытные в военном деле римские стратеги высоко оценили место расположения крепости «Абаата», самих Гагр и района Жоеквары. Оказавшись в орбите римской империи местное население, втягивается в общую экономическую, политическую и культурную жизнь империи. Примером богатство населения может считаться многочисленные поселения поздней античности, которыми оставлены могильники, в том числе и могильник Ачмарда, где найдены богатые захоронения датируемые III в. н. э. Одним из проявлений высокого уровня развития общества становиться и развитие технологии и производства дамасской стали. Общий внешнеполитический и экономический кризис Римской империи отразился и на местном обществе, наш район нередко становится объектом вторжения варваром, так, к примеру, в 252 г н. э. ими был взят штурмом Питиунт крупнейшая с большим воинским гарнизоном римская крепость в регионе. Не избежала, видимо этой участи и Гагрская крепость Абаата. Римские гарнизоны просуществовали в крепостях Абхазии до второй половины IV веков, примерно до 380 год. Однако интерес к нашему региону у римской администрации естественно не пропал и здесь в Гагрском районе в Питиунте через некоторое время вновь были расквартированы римские легионеры. Так в V в. здесь была расквартирована «Первая счастливая когорта Феодосия», состоявшая из 500 легионеров. И с последующим ослаблением римской империи покинули эти места.
_________________________________


Специфика краеведческой работы в Гагрском районе (Абхазия)

Российское общество, государство и право: история и современность. Материалы международной научно-практической конференции 18-20 октября 2012 г.: сборник статей. Ростов н/Д.: Профпресс, 2013. 328 с.

Традиционно краеведение всегда являлась наукой комплексной формировавшейся на стыке географических и исторических наук. Сюда следует относить не только изучение событий исторического прошлого, памятников человеческой деятельности, но и изучение природы будь то климат, география, фауна, флора и вплоть до изучения геологического прошлого района, а также проблемы социально-экономического плана включая сюда проблемы народонаселения, этнографии и демографии населения края его хозяйства и экономики. Еще одна сторона в деле изучения района или края это ее неразрывная связь с самими людьми энтузиастами подлинными любителями и ценителями своего района. И в этом смысле краеведение является своего рода мостом, который объединят академическую науку с образование и общественной деятельностью. Тем самым служит мощным инструментом пропаганды сохранения культурного наследия и природного богатства. Отсюда очевидна и связь понятия «охрана памятников» и «сохранение памяти».

Гагрский район, несомненно, один из важнейших центров средоточия памятников историко-культурного наследия и уникальных памятников природы не только Абхазии, но и всего Кавказско-Черноморского региона. Здесь представлены памятники, начиная с самых древнейших периодов и вплоть до новейшей истории. Гагра с его прекрасным ландшафтом, климатическими особенностями, несомненно,свидетельствует о благоприятных условиях природной среды способствовавшей освоению этого района человеком на протяжении длительной его истории. Отдельно стоит остановиться и на памятниках природы - это и самые живописные ущелья рек и богатства флоры и фауны, уникальное сочетание морского побережья и горного рельефа. Здесь рядом соседствуют и самая маленькая река мира Репроа и самая глубокая пещера мира Воронья-Крубера и таких подобных примеров немало. Все это предопределило повышенный интерес ученыхи путешественников в деле научного изучении города Гагра и его окрестностей, среди которых геологи, ботаники, географы, инженеры, архитекторы, археологи и др. Гагра вдохновляла писателей, поэтов, а ее красоты остались запечатленными в зарисовках и картинах многих художников с мировой славой.

На данном этапе наших знаний сложно конечно найти точку отсчета начало научного изучения нашего района. Несомненно, этому предшествовал длительный период накопления информации о Гаграх. Некой предтечей этому можно назвать известие турецкого путешественника Эвлия Челеби, который оставил нам первые подробные сведения о социальной структуре местного населения и о его этнотерриториальных особенностях.(1) Спустя некоторое время уже другой путешественник Шарден высказал мнение, что в окрестности Гагр есть во множестве пещеры некоторые, из которых наверняка обживались человеком и потому их изучения важная задача.(2) Уже с начала освоения Черноморского побережья Кавказа Российской империей, Гагра оказывается в сфере пристального внимания российских военных и государственных чиновников. В это время начинаются и активные исследования Гагр в основном военными специалистами, составляются подробнейшие на то время карты Гагр и его окрестностей. Большинство этих работ,несомненно, высокого профессионального уровня, носят военный характер и представляют собою в конечном итоге разведывательные донесения о населении, его расселении, численности обычаях, социальной и имущественной структуры и т.д.(3) С окончательным утверждением русских в Гаграх, наш район становиться объектом пристального внимания многих ученных России. Которые дают подробные сведения о населении, природе и истории Гагр. Так свои заметки о Гаграх сделал большой любитель древностей и старины Сафонов С. В., сделанные им во время поездки к восточным берегам Черного моря в 1836 году на корвете «Ифигения». С ним же поездку совершал известный русский художник Н. Г. Чернецов. Кстати картина Гагрской крепости и зарисовки, отдельных ее элементов представляет неоценимый источник научной и исторической информации, так как на них запечатлены отдельные элементы фортификации которые, к сожалению, не сохранились до наших дней.(4) Здесь работал служивший в 1837 году в Цебельде, польский офицер Ф. И. Лисовский, который провел рекогносцировку местности Гагра и ее окрестностей.(5)

Большой вклад в деле изучения Гагр внес известный французский путешественник Дюбуа де Монпере. Он обследовал множество памятников старины, и был первым, кто предвосхитил своей гениальной догадкой, что известный храм Аббатапамятник VI века, расположенный в черте города Гагра, являет собою образец ранневизантийской христианской храмовой архитектуры.(6)

В кон. 80 гг. район Гагр постелила Карла Серена, от французского журнала географического общества Парижа «LeTourduMond» (Всемирный путешественник). За это путешествие она получила награду в 1882 году. Она написала заметки в 1881 году под названием «Путешествие по Самурзакану и Абхазии», которые были опубликованы ею в четырех номерах журнала.(7)

Уже к концу XIX века, начинается новый этап в истории изучения Гагр. Интерес к Гаграм проявился в связи с поиском на территории России мест для строительства курортов, которые могли бы конкурировать с известными курортами Европы. С этой целью в 1898 году была учреждена правительственная комиссия, члены которой были отправлены царем в Абхазию с научной экспедицией, для поиска лучших земель под строительство курорта.(8) А. И. Воейков который был руководителем этой экспедициисразу обратил внимание на местечко Гагр, и был убежден, что при наличии всех природных климатических условий Гагра может стать подлинно Русской Ниццей.(9) Таким образом, результаты этой экспедиции показали, что наиболее благоприятным и здоровым районом является местечко Гагры в районе старой крепости. Отчеты ее участников стали основой для начала организации и строительства Гагрской Климатической / Климатолечебной и Морской Станции.

Уже с момента начала организации в Гаграх великосветского климатического курорта наш район становиться объектом пристального внимания многих политических и общественных деятелей России. Все чаще Гагра попадает на полосы Российских газет и прочих периодических изданий. Появляется большое количество рекламных проспектов и буклетов, разного рода путеводителей.(10)

В это же время Гагра становиться центром начала и спелеологического изучения Гагрского хребта. Так в 1903 году здесь побывал известный французский путешественник и спелеолог Эдвард Мартель, побывавший и в крепости Абаата.Ему показывали и некоторые археологические артефакты, например античную скульптурку и небольшой греческий барельеф «умирающего Сократа», золотые серьги и многое другое.(11)

Примерно в это же время Гагры посещает С. Иловайский, известный основатель Горного Крымского клуба. Он был очевидцем официального открытия климатического курорта Гагра. Благодаря ему в Гаграх был открыт Гагрский спелеологический клуб, который был назван «Гагрского отделение Крымско-кавказского горного клуба». Открытие этого клуба и можно считать точкой отсчета начала научного спелеологического изучения карста Гагрского хребта. Для организации этого клуба по приказу Принца А. П. Ольденбургского основателя курорта Гагра, было выделено помещение в здании «Временной гостиницы», строительство которой вместе с рестораном при ней (ныне ресторан Гагрипш) было специально приурочено ко дню официального открытия климатической станции Гагра в 1903 году.(12) Здесь же при гостинице располагалась и самая первая в Гаграх библиотека, где была представлена художественная и научная литература на русском и иностранных языках. Несколько позже Гагру посещает известный спелеолог и карстовед Крубер А. А., который провел первые научные исследования ледниковых карстовых образований на Гагрском хребте в частности на массиве Арабика.(13)

С начала организации в Гаграх климатического курорта, у принца А. П. Ольденбургского возникла идея создания при курорте целой сети учебных заведений. Эта идея у него возникла еще со времени своего первого посещения Черноморского побережья Кавказа в октябре 1899 году. Принц решил устроить в Гагре учебное заведение длявоспитанников со слабым здоровьем из петербургских приютов, которые могли бы в благоприятном климате Абхазии и поправить здоровье, и продолжать свои учебные занятия.(14)

Отделение приюта принца П.Г. Ольденбургского открыли в 1903 году. Для этих целей было возведено «здание начального училища» во дворе крепости Абаата. Несколько позже в Гаграх была открыта первая женская гимназия, которая располагалась на даче госпожи Р. Р. Федюшиной. Это здание сохранилась до сегодняшнего дня и располагается выше нынешнего ресторана Гагрипш. А в 1906 году было построеноздание Реального училища, сейчас здесь находится Гагрская средняя школа №2. В 1912 году было отстроено новое капитальное здание для реального училища и приюта во дворе крепости. В советское время в этом здании располагался «Клуб медиков и кинотеатр». Сейчас это здание разрушено и просматривается одноэтажное сооружение с восточной стороны храма. В 1913 году принц, в своем имении «Отрадное» построил еще одну начальную школу, которая стала отделением приюта принца П. Г. Ольденбургского. Большое значение принц придавал и изучению разного рода древностей Гагр. Существует кстати и местная легенда, по которой у принца был в служении некий пожилой человек, который только тем и занимался, что обходил окрестности города все, что было возможно интересным для принца, толи находил, толи выменивал у местных жителей. Между прочим, этот же старик упоминается и далеко за пределами Гагр в другом известном дворце Ольденбургских в Рамони, что находиться в окрестностях города Воронежа.(15) После строительства основного дворца, которое осуществлялось на протяжении с 1901 по 1904 гг., принц организовал в нем и первый в истории нашего города музей, а так же картинную галерею. В музее и галерее находились и тот самый барельеф умирающего Сократа, и много других археологических артефактов, картины российских и местных художников, и копии некоторых зарубежных полотен. Дворец, по утверждению самого принца он собирался превратить своего рода местную Кунсткамеру - средоточие научной и просветительской жизни города и района для всех местных и приезжих любителей старины и краеведов.

С момента создания климатической станции,Гаграстановиться центром активной туристической и экскурсионной деятельности. И краеведческая деятельность была направленна на популяризацию объектов туризма.Гагра становиться своего рода полигоном и экспериментальной базой для проведения различного рода научных исследований в области курортологии, климатологии, ботаники и т.д. Помимо собственно рекламы буклетов и путеводителей, страноведческих работ выходят много научных трудов по медицине, курортологии, географии, ботанике и геологии. Так, к примеру, почти с самого начала создания здесь курорта выходит известный капитальный труд А. А. Дьячкова-Тарасова, который суммировал и обобщил все известные к тому времени материалы и источники как по истории Гагр так и по его природе. Этот труд имеет,конечно, большое значение и внес немалый вклад в деле краеведческого изучения Гагр.(16) Несколько позже выходит работа К. Д. Мачавариани.(17) Примерно в это же время район Гагр посещает известный этнограф А. А. Миллер, который является и открывателемизвестного в научных кругах Гагрского могильника.(18)

С момента основания курорта город Гагра становится крупным центром туристической деятельности. Разрабатываются новые экскурсионные маршруты, и прокладываются новые дороги и тропы, например дорога на Альпийскую Гагру, тропы в окрестные ущелья и высокогорья. К этой работе нередко привлекаются и учащиеся местных реальных училищ и приютов. Осуществляются пешеходные экскурсии, а также экскурсии на фаэтонах, а с 1905 года были запущены трамвай, который использовали, в том числе для экскурсий по городу для иностранных туристов. Трамвай проходил по проложенной трамвайной конки, которая шла от южных ворот крепости до здания реального училища. Это был своего рода прообраз современной экскурсии «Вечерние Гагры», входе которых туристы знакомились с местной достопримечательностью: Глазной источник; Приморский парк; Дворец принца А. П. Ольденбургского; Здание купален; Шелководческая фабрика и многое другое. Предлагались экскурсии и к древним памятникам старины, к примеру, к старой крепости Абаата, к башне Бестужева-Марлинского, развалинам храма Цандрипш, в сторону Пицунды, Алахадзы, Бзыбь и отдельно в Имение принца Ольденбургского в селе Отрадное, своего рода сельскохозяйственную житницу климатической станции. Предлагались экскурсии по окрестным ущельямЖоекварскому, Цихервскому, Гагрипшскому, к реке Репроа, и на альпийские Гагры, где в программу входила ночевка в Охотничьем домике (Альпийская или Горная гостиница 1912 года постройки) и охота в сопровождении опытныхлесничих, егерей или охотников.В перспективе принц хотел осуществить строительство системы канатных дорог, которые соединили бы нижнюю часть города и Альпийские Гагры вплоть до горы Мамдзышха, которые также должны были быть использованы в экскурсионной деятельности станции.(19)

Большое подспорье в деле развития краеведческого просвещения имела издательская деятельность климатической станции. Так еще с 1910 года здесь издавалась газета «Черноморский край», которая печаталась неполных 2 года-до февраля 1912 года. В 1913 году ее сменила ежедневная «Гагринская газета» она печаталась с 1913-1914 гг., которая печаталась уже в самой крепости во вновь организованной типографии, которая разместилась в здание «Душевой для рабочих» и в здании «Складов» оба здания 1906 года постройки расположены во дворе крепости Абаата.(20)

С началом революционных событий 1917 года и в последующее время происходит некоторый спад краеведческой работы в районе.Которая начинает осуществляться лишь через некоторое время после установления советской власти. Одним из важных мероприятий уже советских властей в Гаграх было активизация работы Общества пролетарского туризма и экскурсий (ОПТЭ), которое стало обращать внимание на развитие туризма в Гагра. При содействии ОПТЭ создаются ряд туристических баз, а так же систематически устраиваются экскурсии по историческим и наиболее живописным местам Гагра и ее окрестностям, в частности, по ущельям рек Гагрипш, Цихерва и Жоэквара. Большим событием было создание в сентябре 1925 года Гагрское отделение АбНО (Абхазского научного общества), которое состояло из 39 человек. Представители отделения приняли участие в Батумском краеведческом съезде и в различных экспедициях, проводимых АбНО на территории Гагрского района. Гагрское отделение АбНО проделало некоторую работу по выявлению и фиксации наземных исторических памятников. Оно также занималось этнографическим изучением быта абхазцев этого района.(21) Тем самым Гагра вовлекается в активную научную работу. Приводятся археологические экспедиции, а Гагрские материалы получают солидный научный и академический оборот. Исследуются памятники древности и средневековья. Последующие годы в развитии изучении исторического прошлого и уникальной природы вносят местные краеведы. В 30 и 40 гг. здесь работал Арцыбашев Д. Д., с именем которого связано создание им в городе Гагра, специализированного ботанического сада по акклиматизации и интродукции тропических растений.(22) В школах разворачивается активная пропаганда краеведческой работы, особенно связанная с деятельностью Н. И. Гумилевского. Им были проведены большие работы в географических и исторических кружках школ Цандрипша и Адлера (село Веселое).(23) Гагра становиться часто упоминаемой в солидных научных работах. Большой вклад в развитие знаний о городе внесли, в том числе В. П. Пачулия, организатора и популяризатора истории и природы нашего края. С его же именем связано, и создание уникального в своем роде в масштабе даже бывшего СССР научного центра НИИ Туризма и экскурсий.24Под его руководством в качестве председателя Абхазского отделения грузинского общества охраны памятников была проведена огромная работа в деле сохранения культурного наследия. Кстати одно время Гагрское отделение общества охраны располагалось в санатории Чайка, то есть в здании уже бывшего дворца принца А. П. Ольденбургского. В разное время в развитие изучения прошлого Гагр, а также в пропаганде краеведческой работы внесли Адзинба И. Е., Воронов Ю. Н., Бгажба О. Х., Соловьев Л. Н., Хрушкова Л. Г. и многие другие. А среди специалистов естественников Адзинба З. И., Турчинская Т. Н. и др. Во многих школах создаются краеведческие музеи, как, к примеру, в Гагрской СШ № 2, где расположен Музей Боевой Славы, знаменитая Хейванская школа в котором был организован музей древности все тем же Н. И. Гумилевским.Музей древностей есть и в Абхазской Гагрской Средней школе № 1., здесь же издается местная школьная газета, которая,несомненно, вносит не малую лепту в краеведение района, привлекая учащихся познанию прошлого своего народа, и изучению неповторимой природы Гагр. Все эти школьные музеи функционируют и поныне.Часто во многих научных трудах в основном по истории и археологии можно встретить приложения с подробной инструкцией при обнаружении, какого либо интересного объекта, для краеведов и любителей старины.(25)

Важное событие в жизни города Гагра происходит, когда здесь в 1958 году в храме Абаата был создан музей абхазского оружия. В дальнейшем предполагалось расширить музейную экспозицию путем создания в северо-западной угловой башне диорамы. С 1980 г. работу в этом музее возглавлял талантливый организатор и защитник родины Анатолий Лагвилава, погибший в войне 19912-1993 гг. В 1991 году не без его инициативе и участия был создан Гагрский государственный историко-архитектурный музей-заповедник Абаата.Грузино-абхазская война нанесла большой ущерб развитию исторического прошлого. Печальная участь постигла и Гагрский музей. С 2000 года почти после 10 лет перерыва заповедник возобновил свою работу, что дает надежды на возрождение музейной и научно-исследовательской и краеведческой деятельности в районе. С этого времени в Гагру постепенно возвращается наука, активно проводятся археологические исследования, которые осуществляются научными учреждениями Абхазии Абхазским институтом гуманитарных исследований и Управлением охраны наследия. Проведены много работ и выявлены еще ряд интересных памятников старины.(26)

Литература:

Абхазия и абхазы в российской периодике (XIX- нач.XX вв.). Книга I. Сухум, 2005.
Адзинба И. Е. Архитектурные памятники Абхазии. Сухуми, 1958.
Арцыбашев Д. Д. Акклиматизация растений в Гаграх. Советские субтропики, 1935., №8.
Анненкова Э., Голиков Ю. Гагра - Черноморская Ницца. История основания. Гагра-СПб., 2006.
Андреев Н. Иллюстрированный путеводитель по Кавказу. С видами местностей и достопримечательностей. М., 1912.
Бебиа Е. Г. Периодическая печать Абхазии (1904-1917 гг.). СПб., 1997.
Бжания В. В., Агумаа А. С., Бжания Д. С., Хондзия З. Г., Сакания С. М., Гунба Б. В., Бжания Д. В., Бирюков Ю. Б., Канделаки Д. А. Экспедиция по горным селам Абхазии. Археологические открытия. М., 2005.
Бжания В. В., Агумаа А. С., Бжания Д. С., Хондзия З. Г., Сакания С. М., Канделаки Д. А. Остатки храма в селе Микельрипш. 50-ая итоговая научная сессия (25-27 апреля). Тезисы докладов. - Сухум: АбИГИ, 2006-64.
Бжания В. В., Виноградов А. Ю., Агумаа А. С., Бжания Д. С., Хондзия З. Г., Канделаки Д. А. Работы в Гагрском районе Абхазии. XXIV «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа: тезисы докладов конференции. Нальчик, 2006.
Бжания В. В., Бжания Д. С. Древний могильник в Гагре. Сухуми, 1991.
Бжания Д. С. Погребальный обряд финальных этапов эпохи бронзы Северо-Восточного Причерноморья (на примере Гагрского могильника). Международный Евразийский Археологический Конгресс. Измир, 2007.
Бжания Д. С. Погребальный обряд Северо-Западного Кавказа в эпоху поздней бронзы (на примере Гагрского могильника). Проблемы хронологии и периодизации археологических памятников и культур Северного Кавказа. XXVI «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. Магас, 2010.
Братья Суворины. Путеводитель. 1914.
Воейков А. И., Пастернацкий Ф. Н. и др. Черноморское побережье. СПб., 1899.
Воронов Ю. Н. Археологическая карта Абхазии. Сухуми, 1969.
Воронов Ю. Н. В мире архитектурных памятников Абхазии. М., 1977.
Воронов В. В., Бгажба О. Х. В. П. Пачулиа (1929-1988). Краткий очерк жизни и творчества. Сухум, 1999.
Гагры: климатическая станция: сезон круглый год. СПб., 1905.
Гагра климатическая станция на Черноморском побережье. СПб., 1905.
Гумилевский Н. И., Коробков И. И. Местонахождение памятников каменного век у села Хейвани. КСИА., 1967., в. 111.
Дьячков-Тарасов Гагры и его окрестности. Тифлис, 1903.
Дзидзария Г. А. Декабристы в Абхазии. Сухуми, 1970.
Иловайский С. Три дня в Гаграх или странички из «Тысяча и одной ночи». «Записки крымского горного клуба», 1902., 6.
Карла Серена. Путешествие по Абхазии. М., 1999.
Крубер А. А. Из наблюдений над карстом в окрестностях Гагр и на Карабияйле. «Землеведение», Т.19., кн. 1- 2., 1912.
К семидесятилетию открытия Гагр 1902-1972 гг. написаны П. И. Борисовым в сентябре 1971 года. Записки П. И. Борисова.
Материалы по истории Абхазии XIX века (1803-1839). Сборник документальных материалов. Т. I. Сухум, 2008.
Материалы по истории Абхазии XVIII-XIX века (1762-1859). Сборник документальных материалов. Т. 2., Сухум, 2011.
Материалы по истории Абхазии XIX века (1863-1874). Сборник документальных материалов. Т. 3. Сухум, 2012.
Москвич Г. Иллюстрированный практический путеводитель по Кавказу. Петроград, 1916.,: 10 карт, 12 планов, 3 чертежа, 55 иллюстраций.
Мартель Э. Кавказская Ривьера. По югу России и по Абхазии. М., 2004.
Мачавариани К. Д. Описательный путеводитель по городу Сухуму и Сухумскому округу. С историко-этнографическим очерком Абхазии. Сухум., 1913.
Миллер А. А. Из поездки в Абхазию в 1907. Матер.по этнографии России. Т. 1.
Пачулиа В. П. Гагра Историко-культурный очерк. Сухуми, 1971.
Пачулия В. П. Гагра. История города и курорта. Сухуми, 1978.Путешествие Шардена по Закавказью в 1672-1673 гг. Тифлис, 1902.
Сафонов С. В. Поездка к восточным берегам Черного моря на корвете «Ифигения» в 1836 году. Одесса, 1837.
Фредерик Дюбуа де Монпере. Путешествие вокруг Кавказа. Сухуми, 1937.
Эвлия Челеби. Книга путешествия (1640-1641 гг.). Извлечения из путешествия турецкого путешественника. Выпуск 3. Земли Закавказья и сопредельных областей Малой Азии и Ирана. Сост. А.Д. Желтяков. М., 1983.


1 Эвлия Челеби. Книга путешествия (1640-1641 гг.). Извлечения из путешествия турецкого путешественника. Выпуск 3. Земли Закавказья и сопредельных областей Малой Азии и Ирана. Сост. А.Д. Желтяков. М., 1983.
2 Путешествие Шардена по Закавказью в 1672-1673 гг. Тифлис, 1902.
3 Абхазия и абхазы в российской периодике (XIX - нач.XX вв.). Книга I. Сухум, 2005.; Материалы по истории Абхазии XIX века (1803-1839). Сборник документальных материалов. Т. I. Сухум, 2008.; Материалы по истории Абхазии XVIII-XIX века (1762-1859). Сборник документальных материалов. Т. 2., Сухум, 2011.; Материалы по истории Абхазии XIX века (1863-1874). Сборник документальных материалов. Т. 3. Сухум, 2012.
4 Сафонов С. В. Поездка к восточным берегам Черного моря на корвете «Ифигения» в 1836 году. Одесса, 1837.
5 Дзидзария Г. А. Декабристы в Абхазии. Сухуми, 1970.; Пачулиа В. П. Гагра Историко-культурный очерк. Сухуми, 1971.
6 Фредерик Дюбуа де Монпере. Путешествие вокруг Кавказа. Сухуми, 1937.
7 Карла Серена. Путешествие по Абхазии. М., 1999.
8 Анненкова Э., Голиков Ю. Гагра - Черноморская Ницца. История основания. Гагра-СПб., 2006.Воейков А. И., Пастернацкий Ф. Н. и др. Черноморское побережье. СПб., 1899.
9 Воейков А. И., Пастернацкий Ф. Н. и др. Черноморское побережье. СПб., 1899.
10 Андреев Н. Иллюстрированный путеводитель по Кавказу. С видами местностей и достопримечательностей. М., 1912.;Братья Суворины. Путеводитель. 1914.; Москвич Г. Иллюстрированный практический путеводитель по Кавказу. Петроград, 1916.,: 10 карт, 12 планов, 3 чертежа, 55 иллюстраций.; Гагры: климатическая станция: сезон круглый год. СПб., 1905.; Гагра климатическая станция на Черноморском побережье. СПб., 1905.
11 Мартель Э. Кавказская Ривьера. По югу России и по Абхазии. М., 2004.
12 Иловайский С. Три дня в Гаграх или странички из «Тысяча и одной ночи». «Записки крымского горного клуба», 1902., 6.
13 Крубер А. А. Из наблюдений над карстом в окрестностях Гагр и на Карабияйле. «Землеведение», Т.19., кн. 1- 2., 1912.
14 Анненкова Э., Голиков Ю. Гагра - Черноморская Ницца. История основания. Гагра-СПб., 2006.
15 К семидесятилетию открытия Гагр 1902-1972 гг. написаны П. И. Борисовым в сентябре 1971 года. Записки П. И. Борисова.
16 Дьячков-Тарасов А. А. Гагры и его окрестности. Тифлис, 1903.
17 Мачавариани К. Д. Описательный путеводитель по городу Сухуму и Сухумскому округу. С историко-этнографическим очерком Абхазии. Сухум., 1913
18 Миллер А. А. Из поездки в Абхазию в 1907. Матер. по этнографии России. Т. 1.; Бжания В. В., Бжания Д. С. Древний могильник в Гагре. Сухуми, 1991.
19 Пачулия В. П. Гагра. История города и курорта. Сухуми, 1978.
20 Бебиа Е. Г. Периодическая печать Абхазии (1904-1917 гг.). СПб., 1997.
21 Пачулиа В. П. Гагра Историко-культурный очерк. Сухуми, 1971.
22 Арцыбашев Д. Д. Акклиматизация растений в Гаграх. Советские субтропики, 1935., №8.
23 Гумилевский Н. И., Коробков И. И. Местонахождение памятников каменного век у села Хейвани. КСИА., 1967., в. 111.
24 Воронов В. В., Бгажба О. Х. В. П. Пачулиа (1929-1988). Краткий очерк жизни и творчества. Сухум, 1999.
25 Воронов Ю. Н. Археологическая карта Абхазии. Сухуми, 1969.
26 Бжания В. В., Агумаа А. С., Бжания Д. С., Хондзия З. Г., Сакания С. М., Гунба Б. В., Бжания Д. В., Бирюков Ю. Б., Канделаки Д. А. Экспедиция по горным селам Абхазии. Археологические открытия. М., 2005.; Бжания В. В., Агумаа А. С., Бжания Д. С., Хондзия З. Г., Сакания С. М., Канделаки Д. А. Остатки храма в селе Микельрипш. 50-ая итоговая научная сессия (25-27 апреля). Тезисы докладов. - Сухум: АбИГИ, 2006-64.; Бжания В. В., Виноградов А. Ю., Агумаа А. С., Бжания Д. С., Хондзия З. Г., Канделаки Д. А. Работы в Гагрском районе Абхазии. XXIV «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа: тезисы докладов конференции. Нальчик, 2006.; Бжания Д. С. Погребальный обряд финальных этапов эпохи бронзы Северо-Восточного Причерноморья (на примере Гагрского могильника). Международный Евразийский Археологический Конгресс. Измир, 2007.; Бжания Д. С. Погребальный обряд Северо-Западного Кавказа в эпоху поздней бронзы (на примере Гагрского могильника). Проблемы хронологии и периодизации археологических памятников и культур Северного Кавказа. XXVI «Крупновские чтения» по археологии Сев. Кавказа. Магас, 2010.
_________________________________


У истоков этногенеза абхазо-адыгов: данные различных источников (взгляд историка)

Тезисы доклада. IV Абхазская м/н конференция пам. Л. Н. Соловьева. Сухум, 2013.

1. Автором рассматриваются важные вопросы раннего этапа этногенеза и этнической истории представителей абхазо-адыгской (западнокавказской) группы, которая в древности включала в себя хаттов, касков и абэшла.

2. Время, обособление западнокавказской общности от прасеверокавказской семьи по данным глоттохронологии, а так же по данным культурно-исторического характера, происходит в 4000 г. до н. э. с заходом в 5000 г. до н. э. Примерно с 45-46 вв. до н. э. до 30 в. до н э. она существует в виде единой празападнокавказской общности, а ее распад на абхазскую, адыгскую и убыхскую ветви происходит уже на рубеже ранней бронзы.

3. Лингвистические данные по абхазо-адыгским языкам, говорят в пользу того, что самые ранние этапы этногенеза празападнокавказцев должны были протекать в тех же экологических зонах, в которых расселены и ее современные представители.

4. На протяжении самых ранних этапов этногенетической истории празападнокавказская общность осуществляла контакты с соседними аналогичными ей этногенетическими образованиями. В частности на южной периферии (Малая Азия) своего расселения имели место хатто-анатолийские контакты (кон. III нач. II до н. э.), а на северной (Северный Кавказ) абхазо-адыго-индоарийские (III тыс. до н. э.). Другая группа контактов, в частности с ливио-гуанчской семьей афразийской макросемьи, вероятно осуществлялась в эпоху начала активных морских плаваний и эти связи могли иметь место в областях Эгейского моря и Восточного Средиземноморья уже в кон. IV нач. III тт. до н. э.

5. Картвельская семья не находит точек соприкосновения с празападнокавказской общностью, что может свидетельствовать о том, что движение пракартвелов осуществлялось с севера после распада ностратической макросемьи и их появление на Кавказе падает скорее на рубеж раннего железа когда они постепенно начинают ассимилировать древнее докартвельское абхазо-адыгское населения Восточного Причерноморья. Именно эти докартвельские абхазо-адыгские реликты, очевидно, успевают зафиксироваться раннеантичными источниками в области древней Колхиды.
_________________________________


Об этногенезе абхазов. Некоторые проблемы источниковедения и историографииОб этногенезе абхазов. Некоторые проблемы источниковедения и историографии

Статья. Опубликована в: Абхазоведение. Выпуск VIII-IX. Сухум, АбИГИ, 2013. С. 218-243.
Скачать в формате PDF (9,39 Мб)


Об этногенезе абхазов. Некоторые проблемы историографии

Доклад на итоговую сессию АбИГИ АНА. Сухум, 2012.

Исследование этногенеза абхазов как комплексной проблемы, проводилось специалистами различных научных дисциплин: филологами; археологами; этнологами; фольклористами; историками и антропологами. Следовательно, истоки становления различных теорий и гипотез о происхождении абхазов, несомненно, связано с самим началом изучения истории, культуры и языка абхазов. И потому, сегодня едва ли можно сказать точно, или найти точку отсчета в том, какому из научных направлений, принадлежат лавры первенства в деле изучения проблем этногенеза абхазов. Так как параллельно, с изучением истории культуры и языка абхазов шло и становление учения об их происхождении.
Осмысление истоков происхождения того или иного народа уходит своими корнями в глубокую древность, и так сказать родилось с самим человеком. Являясь универсальным творением человеческой мысли как части мировой сокровищницы культуры, оно сохранилось у всех народов мира как ныне живущих так и канувших в лета. Это своего рода зов генетической памяти народа, донесший из глубины веков до нас современников отголоски былых реальных исторических событий, которые были превращены временем в легенды, мифы и предания. И потому, изучение этногенетических и более древних антропогенетических преданий абхазов, при особо тщательном научном подходе, представляют собой важнейший, а тем самым и неоценимый источник этногенетической информации и этногенетической истории абхазов, изучение, которого еще ждет свое будущее.
С вовлечением древнего общества Абхазии в общецивилазиционное и культурное пространство народов Передней Азии и Средиземноморья, намного расширило его контакты с культурным миром того времени. Однако нам не известны какие-либо труды мыслителей Древнего Востока о происхождении народов нашего региона, или регионов непосредственно к нам примыкающих. Вероятно, если такие труды и существовали, то они просто недошли до нас и утеряны во мгле веков. Возможно, некоторые элементы этногенетических преданий мы отдаленно можем усмотреть в «эпосе о сотворении мира» древних шумеров, где мифологические персонажи имеют «ярко бросающиеся в глаза» сходства с некоторыми антропонимами, этнонимами и топонимами из абхазо-адыгских языков. Но оставим эти проблемы специалистам лингвистам и историкам востоковедам.
С формированием античных и эллинистических цивилизаций, уже появляются и первые пока разрозненные сведения о населении Абхазии и Восточного Причерноморья. Эти сведения носят пока весьма поверхностный характер, лишены потому какой либо стройной теории и скорее представляют собою некую предтечу, прелюдию к конкретно научному осмыслению проблем этногенеза нашего населения. Однако со всей справедливостью можно сказать, что уже в это время мы находим первые зачатки осмысления античными авторами некоторых этногенетических проблем происхождения населения Абхазии. Но в то же время большинство взглядов античных авторов на проблему генезиса населения древней Абхазии в основном связываются с миграциями, и всех их роднит идея о приходе предков того или иного народа с какой-либо далекой прародины. Обычно такой прародиной выступают известные тогдашнему миру очаги передовых цивилизации Древней Передней Азии и Египта. А само же происхождение связывали с рядом высокоразвитых народов древности, к примеру, египтян, персов, вавилонян, шумеров и т.д. В нередких случаях подобным предком выступал, какой нибудь полумифический персонаж из «мифологической героики». У нас нет необходимости в рамках доклада вдаваться в подробный историографический и источниковедческий анализ произведений античных авторов достаточно их перечислить. Так среди них следует назвать Геродота, Апполония Родосского, Дионисия Периегета, Аппиана, Плиния Старшего. Следует отметить, что помимо собственно миграционных идей, в античных трудах мы нередко уже встречаем и попытку некоего анализа проблемы родства отдельных этнических групп, и акцент на различиях в языке и культуре древних аборигенов края. Таким образом, осуществляется и попытка классификации народов и их отождествления с каким-либо отдельным этнокультурным пространством. Как, например у Страбона, Псевдо-Арриана, Гесихия Александрийского и Стефана Византийского.
Таким образом, следует сказать, что уже в греко-римской античной литературной и научной традиции мы встречаем первые отголоски этногенетической мысли. Автором не исключается и то, что в отдельных случаях античными авторами могли быть использованы несохранившиеся для науки письменные источники, а также устные традиции тех народов, с которыми античные народы соприкасались.
С началом господства христианской религии, основное содержание исследований о народах и их происхождении напрямую связывается с библейскими персонажами и идеями о божественном  сотворении народов и языков. Здесь достаточно вспомнить о таких понятиях как, к примеру «Вавилонская Башня». Большинство исторических концепций связывают традиции происхождения народов Кавказа к примеру с коленами Израелевыми, с потомками Сима, Хама и Яфета. В этой связи, кстати, имя Яфета особенно прочно закрепилось в научной терминологии, назвав именем этого персонажа целое научное направление яфетическое языкознание, а сейчас набирающее свою силу вновь так называемое неояфетическое языкознание. От него же происходят и словосочетания яфетический язык, яфетические языки, яфетические народы, яфетическая семья. Большинство произведений средневековых авторов писавших о населении Абхазии и его происхождении в частности повторяют в своей основе пока что мнения античных авторов. Правда в отдельных случаях есть указания на этническую принадлежность населения и его связь с теми или иными этническими группами, но в целом они конечно далеки от  истины. Такую оценку мы находим у Иоанна Цеца и у Евстафия Солунского (Фессалоникийского). В этот же период Абхазия уже освещается и в трудах средневековых армянских и древнегрузинских письменных и литературных произведений. В этом отношении любопытно, что в «Ашхарацуйце» есть первое упоминание термина «псин». На мой взгляд, это единственный своего рода случай, когда источником зафиксирован процесс уже начавшего сложения общеабхазского самосознания в недрах отдельных древнеабхазских племен, что вероятнее всего выразилось и в формировании самоназвания «Апсуа».
Для позднего средневековья мы обладаем значительно меньшей информацией о населении нашего района, в той части, что касается этногенетических проблем и нам фактически не известны какие либо высказывания по этому поводу. В некоторой степени исключением является высказывание турецкого путешественника Эвли Челеби, который в описании своего путешествия уделяет некоторое внимание проблеме происхождения абхазов. Однако его высказывания имеют ярко выраженный религиозный оттенок, и он так или иначе пытается связать происхождение абхазов с арабским миром. Есть веские основания считать, что с распространением здесь турецкого влияния, исламское духовенство, а также представители турецких властей пытались интерпретировать этногенетические проблемы с позиции ислама, в какой-то степени повторяя за христианским духовенством. Возможно, они как-то пытались донести подобное и до рядового населения. И потому не исключено что к этому периоду относятся и видимо поздние пласты абхазских устных этногенетических преданий, в которых прародиной нередко выступает Аравия, колыбель ислама. Европейские же путешественники в основном повторяют высказывания античных авторов. В какой-то мере предтечей начала научного осмысления проблем происхождения абхазов мы можем считать работу Гюльденштедта, который, вплотную подошел и к проблемам языковой классификации народов абхазо-адыгской группы и собственно положение абхазов в ней.
К началу XIX века, можно сказать, происходит коренной перелом в этногенетической мысли. Появляются первые обобщающие труды по истории, естествознанию, лингвистике и антропологии, и этнографии. К этому периоду мы относим и начало формирования первых автохтонных теорий и гипотез. Самым ранним кто высказал подобную идею, следует считать Бларанберга. В то же время для XIX века становятся характерными несколько новых миграционных моделей в  этногенезе абхазов. Когда с одной стороны абхазо-адыгов считают пришедшими с юга в доисторическое время, а потом допуская приход или возвращение ее части уже в лице абхазов на Черноморское побережье Кавказа лишь на рубежах античности или даже средневековья. К таким специалистам следует отнести Дьячкова-Тарасова и Глейе. На фоне этого продолжают свое развитие и классические миграционные гипотезы о происхождении абхазов с юга как, например у Услара, который, по сути, опираясь на работы античных писателей, продолжал развивать идею о связи абхазов с египетско-эфиопским культурным миром. Таким образом, в XIX веке намечается окончательное сложение нескольких основных так сказать базовых гипотез и теорий в этногенезе абхазов:

  1. Миграционная модель, самая ранняя имеющая античные еще корни о южном происхождении древнего населения Абхазии или абхазов вообще. Миграционная модель в свою очередь распадается на представления о непосредственном приходе предков абхазо-адыгов и собственно абхазов с юга. По этой модели исходными областями, откуда осуществлялись миграции, предстают Египет, Эгеида и несколько позже Малая Азия. По другой модификации  после их прихода с юга происходит некий возврат части населения из Северо-западного Кавказа в лице абхазов уже в ранней античности или даже средневековье на Черноморское побережье.
  2. Автохтонная модель, сформировавшаяся лишь в XIX веке, по которой аборигенное население Абхазии является исконным на данной территории.

Для XX века в основном характерна корректировка уже существующих теорий и гипотез, с учетом достижений в ряде наук включая сюда лингвистику, археологию, этнографию, антропологию и историю. С первой половине XX века, продолжают свое развитие миграционные теорий и гипотезы, в частности в работах Гулиа Д. И., в его так называемой «эфиопско-египетской» теории происхождения абхазов. В трудах грузинских ученных, например Меликишвили и Джавахишвили, имеет хождение идея о приходе абхазов с севера в эпоху античности и раннего средневековья получившее наиболее гипертрофированную форму в исследованиях Ингороква П. Аналогичные взгляды наблюдаются в работах Гиоргадзе, Сафронова и Николаевой. Примерно со второй половины XX столетия формируются уже новые взгляды на проблему происхождения абхазов. Речь в частности идет об идее «двукомпонентности» в этногенезе абхазов в частности и абхазо-адыгов вообще. По этой модели в их этногенезе принимали участие как местные племена, обитавшие на Кавказе, так и пришлые с малоазийских областей племена кашко-абэшла. При этом оба эти компонента были родственными массивами. Это направление именуется сейчас как автохтонно-миграционная модель. Подобной модели придерживались Анчабадзе, Соловьев, Бетрозов и Шакрыл. В какой-то степени эти элементы прослеживаются в работах Инал-ипа, сторонника автохтонной модели происхождения абхазов. По сей день эта гипотеза, и модель остается наиболее популярной в среде и абхазоведов в том числе. Сейчас автохтонные модели продолжают свое развитие в некоторой новой модификации. Например, продолжают свое развитие  и этногенез абхазов с позиции экологической среды обитания, первые основы такого подхода мы связываем с работами Воронова, сейчас они отчетливо выражены в работах Бгажба. Экологический подход пытается применить в своих работах и автор этих строк, им же отрабатывается возможность применения новой автохтонной модели происхождения абхазского народа, которая именуется им «сверхглубокий автохтонизм».
Таким образом, уже к концу XX началу XXI веков сложилось несколько основных направлений теорий и гипотез о происхождении абхазского народа.

  1. Миграционная модель. Самая ранняя и сохранившаяся по сей день. Она же делиться на северную миграционную и южную миграционную теории и гипотезы.
  2. Автохтонно-миграционная или компромиссная модель в основе, которой лежит мнение о возможном слиянии родственных этноязыковых массивов Кавказа и Анатолии.
  3. Автохтонная модель, которая в свою очередь имеет ряд отдельных подразделений. Классическая модель, которая основанная на непрерывности эволюции материальной и духовной культуры местного населения, экологическую модель и модель сверхглубокого автохтонизма, которая предлагает непрерывное развитие сходного этнокультурного массива в огромном ареале с последующим уменьшением этого ареала.

Литература.

1. Ашхацава С. М. Пути развития абхазской истории. Сухум, 1925.
2. Анчабадзе З. В. История и культура древней Абхазии. М., 1964.
3. Ардзинба В. Г. Заметки к текстам хеттских ритуалов. ВДИ., 1977., №3.
4. Ардзинба В. Г. К истории культа железа и кузнечного ремесла (почитание кузницы у абхазов). Древний Восток: этнокультурные связи. М., 1988.
5. Ардзинба В. Г. Ритуалы и мифы Древней Анатолии. М., 1982.
6. Ардзинба В. Г. Некоторые сходные структурные признаки хаттского и абхазо-адыгских языков. Переднеазиатский сборник III. История и филология стран Древнего Востока. М., 1979.
7. Ардзинба В. Г., Чирикба В. А. Введение. Происхождение абхазского народа. История Абхазии. Учебное пособие. Гудаута, 1993.
8. Ардзинба В. Г. в соавторстве с И. М. Дьяконовым и Н. Б. Янковской. Глава II. Хеттское царство и Эгейский мир. В кн.: Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. Часть вторая. Передняя Азия и Египет. М., 1988.
9. Арутюнов С. А. Глоттогенез и этногенез на Кавказе. Народы Кавказа. Антропология, лингвистика, хозяйство. М., 1994.
10. Арутюнов С. А. О баранах и быках в жертвоприношениях. Доклад на годичном собрании Отделения арменоведения и общественных наук НАН РА. 2009.
11. Бгажба О. Х., Лакоба С. З. История Абхазии с древнейших времен до наших дней. Сухум, 2007.
12. Бгажба О. Х. Ранние этапы этнической истории абхазов. Археология, этнология и фольклористика Кавказа: Материалы научной конференции «Новейшие археологические и этнографические исследования на Кавказе»/Сост. Док. и. н. О. М. Давудов. Махачкала, 2007.
13. Бгажба О. Х. Ранние этапы этнической истории абхазов. В кн.: Абхазы. М., 2009.
14. Бызов И. О майкопской культуре, минойской цивилизации и этногенезе вайнахов. Вестник Российской Академии ДНК-генеалогии. Том 4, № 3., 2011.
15. Бларамберг И. Историческое топографическое статистическое этнографическое и военное описание Кавказа. Нальчик, 1999.
16. Бганба В. М. К вопросу о происхождении и этноязыковой принадлежности некоторых этнонимов древнего Восточного Причерноморья. Абхазоведение. Вып. 1., 2000.
17. Воронов Ю. Н. Белая книга Абхазии. М., 1993.
18. Гулиа Д. И. История Абхазии. Том 1. Тбилиси, 1925.
19. Гесихия Александрийский. Лексикон. Великая степь в античных и византийских источниках. Сборник материалов. Алматы, 2005.
20. Гиоргадзе Г. Неиндоевропейские этнические группы (хатты, каски) в Древней Анатолии по хеттским клинописным текстам. К разысканию истории Абхазии /Грузия/. Тбилиси, 1999.
21. Григорьев С. А. Мегалиты Урала в свете индоевропейской проблемы. Индоевропейская история в свете новых исследований. (Сборник трудов конференции памяти профессора В.А. Сафронова). Москва, 2010.
22. Гаджиев М. Г. Этнокультурные процессы в древнем Дагестане. Горизонты антропологии: Труды международной научной конференции памяти академика В. П. Алексеева. М., 2003. С. 274.
23. Дибирова Х. Д. Роль географической подразделенности и лингвистического родства в формировании генетического разнообразия населения Кавказа. Дисс. к. б. н. Москва, 2011.
24. Джавахишвили И. А. Введение в историю грузинского народа. Книга первая. Историко-этнологические проблемы Грузии, Кавказа и Ближнего Востока. Тбилиси, 1950.
25. Джапаридзе О. М. К этнической истории грузинских племен (по данным археологии). Тбилиси, 1976, (на груз. яз. с русс. резюм.).
26. Джапаридзе О. М. На заре этнокультурной истории Кавказа. Тбилиси, 1989.
27. Джапаридзе О. М. К этнокультурной ситуации Северо-Западного Закавказья в эпоху камня и раннего металла. К разысканию истории Абхазии/ Грузи/. Тбилиси, 1999.
28. Дьячков-Тарасов Гагры и его окрестности. Тифлис, 1903.
29. Дьяконов И. М. Языковые контакты на Кавказе и Ближнем Востоке. Кавказ и цивилизации Древнего Востока (материалы всесоюзной научной конференции). Орджоникидзе, 1989.
30. Дионисий Периегет. Описание населенной земли. Великая степь в античных и византийских источниках. Сборник материалов. Алматы, 2005.
31. Дыбо В. А. Язык-этнос-археологическая культура. (Несколько мыслей по поводу индоевропейской проблемы). Глобализация-этнизация. Этнокультурные и этноязыковые процессы. Кн. 1. М., 2006.
32. Джонуа Б. Г. INDOARICA в Абхазии. Абхазоведение. Вып.1. 2000.
33. Джонуа Б. Г. Заимствованная лексика в абхазском языке. Сухум, 2002.
34. Евстафий Солунский. Комментарии к «Описанию населенной земли» Дионисия Периегета. Великая степь в античных и византийских источниках. Сборник материалов. Алматы, 2005.
35. Инал-Ипа Ш. Д. Об этногенезе древнеабхазских племен. VII Международный конгресс антропологических и этнографических наук. М., 1964.
36. Инал-ипа Ш. Д. Абхазы. Историка - этнографические очерки. Сухуми, 1965.
37. Инал-ипа Ш. Д. Исторические корни древней культурной общности кавказских народов (опыт сравнительного изучения нартского эпоса). Сказание о нартах - эпос народов Кавказа. М., 1969.
38. Инал-ипа Ш. Д. Страницы исторической этнографии абхазов. Сухуми, 1971.
39. Инал-ипа Ш. Д. К вопросу о древних этнокультурных связях Западного Кавказа и Малой Азии. Доклад 9 МКАЭН., М., 1973.
40. Инал-ипа Ш. Д. Вопросы этнокультурной истории абхазов. Сухуми, 1976.
41. Инал-Ипа Ш. Д. Что рассказывают абхазы о древнейшем населении Абхазии и своем происхождении (материалы с комментариями). Абхазоведение: Язык. Фольклор. Литература. Сухум, 2006.
42. Инал-ипа Ш. Д. Вопросы этнокультурной истории абхазов. Второе, переработанное и дополненное издание. Том III. Сухум, 2011.
43. Иоганн Антон Гильденштедт. Путешествие по Кавказу.
44. Иоанн Цец. Объяснение к «Кассандре» Ликофрона. Великая степь в античных и византийских источниках. Сборник материалов. Алматы, 2005.
45. Куфтин Л. И. Материалы к археологии Колхиды. Т. 1., Тбилиси, 1949.
46. Климов Г. А. Введение в кавказское языкознание. М., 1986.
47. Крупнов Е. И. Древнейшая культура Кавказа и кавказская этническая общность (К проблеме происхождения коренных народов Кавказа). Советская археология, 1964, №1.
48. Крупнов Е. И. Кавказ в древнейшей истории нашей страны. Вопросы истории, 1966., №5.
49. Кавтарадзе Г. Л. К вопросу о взаимоотношении раннебронзовых культур центральной Анатолии и Северного Кавказа. Тез. докл. Тбилиси, 1975.
50. Литвинов С. С. Изучение генетической структуры народов Западного Кавказа по данным о полиморфизме Y-хромосомы, митохондриальной ДНК и ALU-инсерций. Автореф. на соиск. уч. степени канд. биол. наук. Уфа-2010.
51. Лавров Л. И. О происхождении народов северо-западного Кавказа. «Сборник материалов по истории Кабарды». Нальчик, 1954.
52. Ломоури Н. Абхазия в античную и раннесредневековую эпохи. Тбилиси, 1997.
53. Марковин В. И. Дольменная культура и вопросы раннего этногенеза абхазо-адыгов. Нальчик, 1974.
54. Мещанинов И. И. Египет и Кавказ. Баку, 1927.
55. Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии. Тб. 1959.
56. Милитарев А. Ю., Старостин С. А. Общая афразийско-севернокавказская культурная лексика. Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока. М., 1984.
57. Николаев С. Л., Старостин С. А. Севернокавказские языки и их место среди других языковых семей Передней Азии. Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока. М., 1984.
58. Псевдо Арриан. Объезд Евксинского Понта. Великая степь в античных и византийских источниках. Сборник материалов. Алматы, 2005.
59. Почешхова Э. А. Геногеографическое изучение народов Западного Кавказа. Автореф. Дисс. на соискание уч. степени д. м. н. М., 2008.
60. Сафронов В. А. Индоевропейские прародины. Горький, 1989.
61. Сафронов В. А. Николаева Н. А. История Древнего Востока в Ветхом Завете. М., 2003.
62. Старостин С. Н. Проблема генетического родства и классификации кавказских языков с точки зрения базисной лексики. Труды по языкознанию. «Языки славянских культур». М., 2007.
63. Старостин С. А. Индоевропейско-севернокавказские изоглоссы. Древний Восток этнокультурные связи. М., 1988.
64. Старостин С. А. Культурная лексика в общесеверокавказском словарном фонде. Древний Восток: этнокультурные связи. М., 1988.
65. Страбон. География. В кн.: Великая степь в античных и византийских источниках. Сборник материалов. Алматы, 2005.
66. Стефан Византийский. Этника или описание племен. Великая степь в античных и византийских источниках. Сборник материалов. Алматы, 2005.
67. Трапш М. М. Труды в Четырех томах. Том I. Памятники эпохи бронзы и раннего железа в Абхазии. Сухуми, 1970.
68. Услар П. К. Абхазский язык. Тифлис, 1887.
69. Федоров Я. А. Этнокультурные связи Западного Кавказа и Передней Азии в эпоху позднего неолита. Вестник МГУ., 1973., №5.
70. Федоров Я. А. О дольменной культуре Западного Кавказа и ее носителях (В порядке постановки вопроса). Вестник МГУ., 1974., №4.
71. Фадеев А. В. К вопросу о генезисе кобанской культуры. ТАИЯЛИ. Т.2., 1934.
72. Чарая П. Об отношении абхазского языка к яфетическим. Материалы по яфетическому языкознанию. IV. СПб., 1912.
73. Шакрыл К. С. К вопросу об этногенезе абхазо-адыгских народов «Ученые записки АдНИИЯЛИ». Т. IV. Краснодар, 1965.
74. Шапошников А. К. INDOARICA в Северном Причерноморье. Вопросы языкознания. 2005., №5.
75. Эвлия Челеби. Книга путешествий. М., 1983.
_____________________________________________


Черепа из грота Юпсы

XVIX итоговая научная сессия (3-5 мая). Тезисы докладов. - Сухум: АБИГИ, 2005.


_________________________________


Остатки храма в селе Микельрипш

50-ая итоговая научная сессия (25-27 апреля). Тезисы докладов. - Сухум: АБИГИ, 2006.


_________________________________


Ранние этапы этногенеза абхазо-адыгов и географическая среда их обитания

50-ая итоговая научная сессия (25-27 апреля). Тезисы докладов. - Сухум: АБИГИ, 2006.


_________________________________


Работы в Гагрском районе Абхазии

XXIV "Крупновские чтения" по археологии Северного Кавказа. Тезисы докладов. - Нальчик, 2006.


_________________________________


Географическая среда на ранних этапах истории адыгов и абхазов

Археология, этнография и фольклористика Кавказа. Материалы Международной научной конференции. - Махачкала, 2007.


_________________________________


Охранные исследования в Гагрском районе

Археологические открытия 2005 года. - Москва: Наука, 2007.


_________________________________


Исследования управления охраны историко-культурного наследия

Археологические открытия 2006 года. - Москва: Наука, 2009.


_________________________________


Музей АБААТА восстановлен

"Гагрский вестник". 2007, 25 сентября, № 35-36 (234-236)


_________________________________


Находка в крепости АБААТА

"Гагрский вестник". 2007., 25 декабря (249-250)


_________________________________


Неделя выставки в Гаграх

"Гагрский вестник". 2006, 4 мая, № 7 (182)


_________________________________


Открытие выставки

"Гагрский вестник". 2007., 8 ноября, № 42 (242)


_________________________________


Проходит еще один год

"Гагрский вестник". 2007., 20 декабря, № 47. (247)


_________________________________


Раскопки возобновились

"Гагрский вестник". 2009., 7 августа, № 34 (335)


_________________________________


Уникальная находка в крепости АБААТА

"Гагрский вестник". 2006., 4 декабря, № 26 (201)


_________________________________


Неужели Гагре не нужен музей, рассказывающий о нашей боевой славе?

"Республика Абхазия". 2001, 4-5 декабря, № 137 (1352)


_________________________________


Новая находка древнего захоронения

"Гагрский Вестник". 2014, № 44-45 (603-604)


_________________________________


(Материалы предоставлены автором.)

EOT; = <<< EOT EOT; = <<< EOT

Давид Канделаки

Об авторе

Канделаки Давид Автандилович
(род. 5 октября 1974, г. Гагра, Абхазская АССР)
Младший научный сотрудник отдела истории Абхазского института гуманитарных исследований Академии Наук Абхазии. В 1981 по 1991 годы учился в Гагрской средней школе № 2 им. Дважды героя Советского Союза В. И. Попкова. В 1991 году поступает на биолого-географический факультет Абхазского государственного университета, но безуспешно, сказалось слабое знание математики. В том же году он поступает на подготовительные курсы историко-юридического факультета АГУ, где судьба связывает его с преподавателем, кандидатом исторических наук, специалистом по армянским письменным источникам Бутба В. Ф. В 1992 году успешно сдает вступительные экзамены на историко-юридический факультет АГУ по специальности история, в чем немалая заслуга самого Бутба В. Ф. После войны он пытается восстановиться, но безуспешно. Д. А. Канделаки с 1995 по 1998 годы учился на юридическом факультете Гагрского гуманитарного техникума по специальности "Правоведение" с присвоением квалификации "Юрист". Через некоторое время благодаря ходатайству и поддержке известных ученных Лакоба С. З. и Бгажба О. Х. он вновь поступает в университет. С 1997 по 2003 годы учился на историко-юридическом факультете Абхазского государственного университета по специальности "История", с присвоением квалификации "Историк, преподаватель". Тема дипломной работы: "Проблемы этногенеза и автохтонности абхазов" (науч. рук. - доктор исторических наук Российской Академии наук, профессор Абхазского государственного университета, академик Академии наук Абхазии Бгажба Олег Хухутович). С 1999 года - лаборант отдела истории АбИГИ АНА. С 2000 по 2011 гг. - ведущий специалист Управления охраны историко-культурного наследия Республики Абхазия, директор Гагрского государственного историко-архитектурного музея-заповедника "АБААТА". С 2004 года младший научный сотрудник отдела истории АбИГИ АНА. (заведующий отделом доктор исторических наук профессор член корреспондент АНА Бгажба Олег Хухутович). С 2004 года осуществляет соискательство ученой степени кандидата исторических наук в отделе Этноэкологических исследований (междисциплинарных исследований) Института этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая Российской Академии наук по специальности "Палеоантропология". Тема кандидатской: "Формирование населения и система его расселения на территории Абхазии в эпоху камня (палеолит, мезолит и неолит)". Руководитель: доктор исторических наук, профессор антрополог Дубова Надежда Анатольевна. Однако из-за отсутствия материальных возможностей оставил соискательство в Москве. По этой же причине ему не удалось осуществить обучение в ИИМКе СПб, где он в 2009 году пытался заняться палеолитоведением под руководством проф. Любина В. П. C 2000 года - ведущий специалист Управления охраны наследия Республики Абхазия, директор Гагрского государственного историко-архитектурного музея-заповедника "АБААТА" и Гагрского историко-краеведческого музея "АБААТА". С 2005 по 2007 гг. был организатором возрождения музейного дела в Гагре, где им был организован небольшой краеведческий музей в крепости "АБААТА". Научные интересы: происхождение абхазского народа; ранние этапы этногенеза и этнической истории населения Кавказского Причерноморья; история древних обществ на территории Абхазии эпохи камня и раннего металла; палеоантропология Абхазии; краеведение и охрана памятников историко-культурного наследия.

Некоммерческое распространение материалов приветствуется; при перепечатке и цитировании текстов указывайте, пожалуйста, источник:
Абхазская интернет-библиотека, с гиперссылкой.

© Дизайн и оформление сайта – Алексей&Галина (Apsnyteka)

Яндекс.Метрика